Проснувшись, Глеб обнаружил, что лежит в постели один. Выглянув за дверь, он увидел, что полностью одетая Вероника сидела за столом с чашкой кофе и глядела в окно. Она даже не обернулась на звук его шагов.
Разговор за завтраком превратился в череду пауз и междометий – одна сплошная неловкость. Глеб тщетно силился понять, что же происходит, ведь накануне они оба определенно хотели, чтобы случилось то, что случилось.
Перестав считать ворон за окном, Вероника наконец повернулась к нему лицом:
– Ну что, будем считать, что обоюдное любопытство удовлетворено?
– Хочешь сказать, что этой ночью тобою двигало исключительно любопытство?
– Честно говоря, не знаю, о чем я только думала, когда…
– Так ты жалеешь?
– А ты?
– Ничуть.
Вероника попробовала улыбнуться.
– Еще бы. Помнится, я тебе ни в чем не отказала.
– Хм, знаешь, мне сегодняшнее утро виделось совсем другим.
– Каким же?
– Счастливым. Или как минимум радостным.
Вероника снова помрачнела.
– Нам не нужно было…
– Господи! Да что тебя гложет-то? Чувство вины? Перед кем?
– О, это длинная история. Давай лучше замнем. В конце концов, ты и я получили, что хотели. А теперь умаляю, давай забудем это маленькое приключение и притворимся, что ничего не произошло.
Понимая, что решение уже принято и оспаривать его бесполезно, Глеб с отрешенным видом отвернулся к окну.
– Как скажешь.
Пытаясь прийти в себя, он какое-то время рассеянно наблюдал за жизнью местных пернатых, словно древнеримский авгур, читающий судьбу по птичьему полету. Так и не найдя в небе добрых предзнаменований, Глеб уныло поплелся в душ.
* * *
Вопреки воле шефа инспектор Рохас все-таки дал баллистикам задание еще раз сравнить хранящиеся в национальном архиве данные по револьверу Чавес с пулями, извлеченными из тела Дуарте, и теперь не находил себе места в ожидании результата. Вообще-то архив уже был проверен на предмет возможного совпадения, но чем черт не шутит.
Наконец зазвонил телефон. Револьвер Сусанны Чавес оказался ни при чем. А вскоре прояснилась и история с получением лицензии на ношение оружия в целях самообороны. Оказалось, что три года назад заместитель директора Провинциального реестра прав собственности Сусанна Чавес вскрыла громкую аферу с недвижимостью, в ходе которой продажные делопроизводители подменяли оригинальные страницы реестра фальшивыми. Переоформив ценную недвижимость на подставное имя, жулики тут же продавали ее без ведома истинного хозяина. Разоблачив аферистов, Чавес нажила себе немало врагов.
Однажды поздно вечером, когда Чавес после работы шла на парковку, на нее напали подосланные недоброжелателями громилы. По чистой случайности Чавес тогда отделалась переломом руки и легким испугом – налетчиков спугнул проезжавший мимо полицейский автомобиль. После этого случая старший комиссар лично ходатайствовал о том, чтобы ей разрешили вооружиться. Рохас, не так давно обосновавшийся в Толедо, об этой истории, разумеется, не знал. Значит, он снова шел по ложному пути?
* * *
Вся первая половина дня прошла в тягостном молчании. Глеб пытался прочувствовать прелесть Лорки в оригинале, а Вероника остервенело драила плиту. Они старались держаться друг от друга подальше, но всякий раз, когда им все же доводилось сближаться, напряжение достигало такой силы, что в воздухе, казалось, можно было расслышать легкое потрескивание электрических разрядов.
Стукнуло почти двенадцать, когда, не выдержав обоюдной пытки, они будто по команде повернулись друг к другу и в унисон произнесли:
– Послушай!
Оба рассмеялись, правда, Глебу смех Вероники показался каким-то натужным.
– Послушай, – еще раз повторила она. – Этой ночью мне было очень хорошо. Мне с тобой всегда было хорошо. Как, я понимаю, и тебе со мной тоже? – Глеб уже открыл рот, чтобы ответить, но Вероника зажала его губы своими пальцами. – Тс! Дай мне сказать. Я же видела, какими глазами ты на меня смотришь, как дрожишь при случайном прикосновении. Не скрою, было чертовски приятно, будто я перенеслась на восемнадцать лет назад в тот день, когда мы впервые поцеловались.
– Так не забыла? – промычал Глеб сквозь пальцы Вероники, стискивающие его губы.
– Стольцев, не ерунди, ты был моей первой большой любовью, такое захочешь – не забудешь, но я о другом. Признаюсь, я сама запрыгнула к тебе в постель, но, знаешь, ты тоже хорош – сначала набросился на меня как очумелый и чуть не задушил в объятиях, а потом взял и отпустил. Вот мне и вскружило голову. Давай не будем торопить события. Давай не будем отвлекаться от главной задачи – восстановить доброе имя Йоськиного отца. И, пожалуйста, дай мне время разобраться в самой себе – я немного запуталась. – Вероника убрала ладонь со рта Глеба. – Уговор?
– Уговор.
Вероника выдохнула с явным облегчением и чмокнула его в щеку. Странно, но и на душе у Глеба тоже стало на удивление легко и спокойно. А может, эта ночь для того и случилась, чтобы они оба смогли убедиться в том, что призрак былых чувств это всего лишь призрак? Не зря же мы уже третье тысячелетие подряд повторяем за древними неизбывную мудрость: Abiens abi! [28]Уходя, уходи! (лат.)
* * *
Едва Глеб успел включить ноутбук, как послышался рингтон «Скайпа».
Изображения не было, но голос Лучко ни с каким другим спутать невозможно.
– Здорово, ясновидец! Какие новости? Что-нибудь нашли?
– Пока нет. Но есть стойкое ощущение, что ищем не мы одни.
– Вот как? Только дров там не наломайте. Имейте в виду, я отсюда помочь не смогу.
– Да, мы все понимаем, – присоединилась к разговору Вероника. – Обещаем не лезть на рожон. А что нового у вас?
– Скорее не у меня, а у Расторгуева. Он совершенно случайно обнаружил нечто, очень похожее на твои рисунки.
– Серьезно?
– Вы не поверите, эксперт считает, что мы, предположительно, имеем дело с египетскими иероглифами.
– Да ладно! – не поверил Глеб.
– Я же сказал: предположительно. У меня все. Бывайте.
Лучко отключился, а Глеб так и остался сидеть с открытым ртом. Из ступора его вывела Вероника:
– Помнишь, Мария Дуарте говорила, что ее муж был египтологом?
– Думаешь, это совпадение не случайно?
– Не знаю. А почему бы нам не посоветоваться с отцом Бальбоа?
* * *
Священник предложил пополдничать в небольшой кондитерской в центре города. Придя по указанному адресу и оглядев окрестности, Глеб не смог сдержать улыбку. Место для встречи падре выбрал явно не случайно – всего в нескольких метрах серела громада францисканского монастыря Святого Иоанна, улица, на которой располагалось заведение, носила имя Святого Фомы, тут же поблизости возвышалась одноименная церковь, да и название заведения – «Кафе монашек» – тоже никоим образом не нарушало концептуальной целостности.
Они заняли свободный столик, заказали кофе и по куску бисквитного торта. Попробовав торт, Глеб пожалел, что с ними нет Лучко – тот бы наверняка оценил все достоинства рецепта. Единственным минусом восхитительного блюда была его цена.
Вскоре появился и падре. С удовлетворением оглядев тарелки, он дал знак официантке принести ему то же самое.
– Браво, отличный выбор. Это лучший из здешних десертов. Ну-с, расскажите-ка мне, что у вас нового?
Вероника вкратце пересказала священнику разговор со вдовой Дуарте.
Оказалось, что Бальбоа был в курсе последних слов погибшего – инспектор Рохас уже успел его проинформировать.
– Падре, это еще не все.
С этими словами Вероника выложила на стол лист бумаги, на котором Глеб по памяти зарисовал эмблему из своего видения.
– Что это?
– Мы и сами хотим понять.
Затем Вероника сообщила священнику о звонке из Москвы.
– Иероглифы? Дом с калиткой? Но как вы его нашли? – спросил изумленный Бальбоа.
– О, эта целая история, – запнувшись, ответила Вероника и переглянулась с Глебом. Тот едва заметно покачал головой.
– Не думаю, что падре будет интересно…
Бальбоа жестом оборвал его на полуслове и, улыбнувшись, картинно приставил растопыренные ладони к ушам.
– Я весь внимание.
После секундного раздумья Глеб неохотно кивнул. Вероника, тщательно подбирая слова, рассказала о паранормальных способностях Глеба и его видениях. Несмотря на некоторые опасения Глеба, Бальбоа воспринял рассказ весьма спокойно. Дослушав до конца, он на минуту задумался, а потом принялся рассуждать как бы сам с собой:
– Если Господь дает нам нечто, то делает это неспроста. Значит, так надо. Так склоним же головы наши перед Промыслом Божьим. И вспомним слова Саула, из Книги Царств, что были обращены к ясновидице: «И сказал ей царь: не бойся; что ты видишь?»
После этого импровизированного благословения разговор снова вернулся к таинственным знакам на калитке.
– Падре, что вы думаете об изображении? Оно вам знакомо? Вам доводилось видеть что-то подобное в Толедо? – спросила Вероника.
– Нет, похожей калитки я не встречал, но если это и в самом деле иероглифы, то я знаю того, кто может нам помочь. Как вы смотрите на то, чтобы прокатиться в Мадрид?
* * *
Отложив очки, Командор принялся тереть веки. Ну что за странный человек был этот Дуарте! Все люди как люди, уже давно пользуются принтерами или на худой конец пишущими машинками, а этот чудак до самой смерти все писал от руки. И теперь приходится страница за страницей до рези в глазах всматриваться в его каракули – вдруг встретится хоть какое-то упоминание о том, где могут быть спрятаны святыни.
Этот хитрый черт Хави в общих чертах рассказал, как выглядит карта, но так и не признался, где он ее прячет. Когда люди Командора проникли в квартиру ученого и по его приказу завладели рукописью, казалось, что цель уже совсем близко, но не тут-то было. Никакой карты или иной информации о кладе в книге не оказалось и в помине – сплошные фантазии о том, что тамплиеры де владели тайными знаниями египетских жрецов. Кому это интересно?
Оставалась надежда на то, что карта отыщется в России, но и она не оправдалась. Вспомнив о том, что случилось в Москве, Командор сложил ладони у груди и, склонив голову, принялся молиться, убаюкивая свою совесть цитатой из святого Бернара о том, что если тамплиер убивает злочинца, то становится не человекоубийцей, а уничтожителем зла.
Несмотря на то что записки Дуарте уже были зачитаны им до дыр, Командор в какой-то маниакальной надежде на чудо день за днем снова и снова пересматривал рукопись. Может, он упустил какой-то потаенный смысл? Или не уловил скрытый намек на то, где спрятана эта проклятая карта?