После того как архиепископ попросил его вывести на чистую воду врагов Церкви, инспектор Рохас еще в начале расследования начертил для собственного удобства небольшую таблицу, куда аккуратно свел все, что знал об убийствах священников. Таблица так и осталась практически пустой, ведь не могло быть и речи о том, чтобы достоверно установить алиби сегодняшних фигурантов по делу Дуарте относительно событий трех-, пяти-, а то и семилетней давности.

С кислым видом перечитав дело и убедившись, что расследование окончательно застопорилось, инспектор оторвал взгляд от бумаг и перевел его на окно, за которым сияло ослепительно-голубое небо. Эх, насколько было бы проще, если бы Бальбоа мог по знакомству организовать ему помощь «свыше». В конце концов, Церковь больше всех заинтересована в удачном исходе дела, не так ли? Впрочем, Церковь, это одно, а небо – совсем другое.

Будто в опровержение этих умозаключений в ту же минуту неожиданно затрещал телефон. Звонил хозяин бара в Талавере, где Гонсалес поджидал Дуарте в день убийства. Бармен сообщил, что на днях, обсуждая с гостями заведения то печальное происшествие, он узнал кое-что интересное.

По словам одной из посетительниц, сидевшей в тот вечер на террасе своего дома, что по соседству с домом Дуарте, ее внимание привлек хозяин одного из автомобилей. Свидетельница вспомнила, что водитель серебристого пикапа, прежде чем выехать со стоянки, пару раз так громко хлопнул дверью, что женщина, вздрогнув от неожиданности, пролила на себя рюмку хереса. Похоже, хозяин автомашины был чем-то чрезвычайно расстроен или рассержен. Минутой позже, направляясь в сторону скоростного шоссе, водитель несколько раз столь резво надавил на газ, что послышался визг прокручивающихся покрышек.

К сожалению, человека за рулем женщина не разглядела и точного времени, когда произошел этот небольшой инцидент, не знает. Но она совершенно точно помнит, что это было до того, как она отправилась на встречу с подругой и увидела, как к бару подъехал симпатичный мужчина, которого позже, по слухам, обвинили в убийстве Хавьера Дуарте. И что интересно, упомянутый господин приехал на точно таком же серебристом пикапе, какой был у того сумасшедшего гонщика.

Повесив трубку, Рохас задумался. Вообще-то пикап – машина популярная, особенно в сельской местности, можно сказать, у каждого второго фермера в гараже стоит. Оно и понятно, ведь нет ничего удобнее для перевозки урожая на рынок. И все же любопытно, кто этот разгневанный господин, о котором рассказала посетительница бара.

Конечно, какой-то парень мог поссориться со своей девчонкой, а потом захотел поехать проветриться. Но что, если кто-то опередил Гонсалеса, и все то время, что тот безуспешно пытался достучаться до Дуарте, бедняга уже лежал на полу собственной гостиной, истекая кровью? Тогда рассказ свидетельницы заставляет взглянуть на события другими глазами.

Рохас знал, что в доме Дуарте определенно что-то искали, и хотя преступник делал это с превеликой осторожностью, следы обыска скрыть не удалось. Предположим, злодей не обнаружил того, что искал и понял, что зря убил человека. Это веский повод прийти в ярость, не так ли?

Услышанное натолкнуло Рохаса еще на одну мысль. Он вспомнил, что Гонсалес приехал в Талаверу на служебной машине. А у фонда, кстати, таких машин было две. Хм, интересная картина получается. В любом случае эту зацепку стоит незамедлительно проверить. Надо будет послать Маноло в дорожную полицию – пусть посмотрит, не засветился ли автомобиль где-нибудь по дороге. Если водитель был на нервах, такое вполне могло случиться.

* * *

Сообщив Веронике, что нашел нечто очень важное, Бальбоа попросил разрешения ранним вечером проведать их с Глебом. При этом голос священника звучал так, будто ему только что удалось решить все загадки мироздания сразу.

Заинтригованные Глеб и Вероника до самого прихода Бальбоа не находили себе места.

* * *

Лучко не вошел – влетел в кабинет Деда без стука.

– У нас появился след!

– И куда он ведет? – спросил генерал, уныло глядя на свежеприготовленный стакан лимонно-перичного снадобья от Наоми Кэмпбелл.

– В прошлое, точнее, в 1997 год. Рэкетиры поджарили хозяина универмага. Утюгом, как Гонсалеса.

– А рассечения на лице?

– Один в один. Жертву били тем же манером – локтем. Тогда по подозрению в убийстве проходил некто Александр Хиляев. Вину так и не доказали – свидетель погиб.

– Погиб? При каких обстоятельствах?

– Убили. Зарезали в собственном подъезде.

– Ну и где теперь этот Хиляев?

– В нашей базе по нему ничего нет.

– Значит, если я тебя понял, мы теперь ищем не глухонемого испанца, а русского бандюка, так?

– Никак нет. Испанец Хиль и гражданин Хиляев – одно и то же лицо.

Исполинская челюсть генерала стала опускаться вниз, грозя добраться до стола.

– Не понял.

– Я пока тоже.

– Ну так разберись, етить твою!

– Есть разобраться.

– Слушай, Лучко, а кто вел то дело в девяносто седьмом?

– Смирнов.

– Анатолий Василия? Отличный был следак. Жалко, теперь на пенсии. А знаешь что? Поезжай-ка к нему. Расспроси, что да как. Может, он чего и вспомнит. Ну все, можешь идти. – Дед с кислой миной отпил желтой жидкости из стакана. – Постой. А как там «Диета альпинистов»? Помогает?

– Так точно.

– А так с виду и не скажешь. Ладно, если что, я еще одну присмотрел – «шоколадную», специально для тебя. Съедаешь плитку в день и порядок – больше никакой пищи. – Поморщившись, Дед снова отпил из стакана. – Короче, заходи за подробностями – просвещу.

* * *

Раздался стук в дверь. Раскрасневшийся от быстрой ходьбы священник первым делом попросил стакан воды. Утолив жажду и устроившись в кресле, он наконец смог приступить к рассказу:

– Знаете ли вы, что в епископском архиве существует специальное хранилище для документов, представляющих особую важность для Церкви? Примерно раз в пятьдесят лет, а иногда и реже, часть документов по специальному распоряжению Ватикана переводят в открытый доступ. Именно таким образом пару лет назад была рассекречена одна очень любопытная переписка. Речь идет о послании епископа Тулузы кардиналу Толедо. В этом письме подробно пересказываются показания, которые инквизиторы под пытками вырвали у некоего тамплиера на допросе в Тулузе. А знаете, как звали того беднягу?

– Де Безье? – хором откликнулись Глеб с Вероникой.

На лице священника появилось выражение, какое можно видеть у ребенка, когда взрослые отбирают у него любимую игрушку перед тем, как отправить ко сну.

– Боже праведный! Вас трудно удивить. Но как вы догадались?

– Вас так распирало от радости, вот я и подумала, – рассмеявшись, сказала Вероника и повернулась к Глебу.

– Признаться, ход моих мыслей был немного другим, – сказал тот, – но теперь это уже не важно. Лучше скажите, как вы догадались поискать де Безье в епископском архиве?

– Думаю, что когда-то, листая аннотацию документов, поступивших в открытый доступ, я, должно быть, наткнулся на его имя, но оно тогда не отложилось у меня в памяти. Осталось лишь смутное ощущение, что я где-то его встречал. Слава богу, я догадался расспросить нашего архивариуса, и он сразу же направил меня по верному следу.

– А кстати, о каком времени мы говорим? – уточнил Глеб.

– Письмо датировано 1308 годом.

– Выходит, через год после разгрома ордена инквизицией. Очень интересно. Так о чем же рассказал в своих показаниях этот де Безье?

Вместо ответа священник взял паузу и опять попросил воды, явно стараясь вернуть рассказу желаемый драматизм, так некстати разбившийся о прозорливость Глеба и Вероники.

– О, это захватывающая история. Де Безье, представьте себе, пытали на предмет карты, якобы указывающей на место, где хранились спрятанные тамплиерами сокровища. Ну как, хотите продолжения?

Глеб и Вероника дружно закивали.

– Шевалье под пыткой подтвердил, что сокровища действительно существуют, но в детали вдаваться отказался. Только сказал, что клад спрятан в пещере.

– А поточнее? – попросил Глеб.

– Если быть точным, то в письме кардинала сказано, что узник в результате истязаний начал бредить. Его речь превратилась в бессвязную мешанину французского, испанского и латыни. На заданный много раз вопрос, где находится клад, он в какой-то момент дословно ответил: «In spelunca urbis Toleti…»

– В пещере города Толедо? – переспросил Глеб. – Но в какой?

– В том-то и проблема. Городские недра испещрены пещерами. Некоторые из них так велики, что, по слухам, простираются далеко за городские пределы. И это не считая подземных ходов, о которых я вам, помнится, уже рассказывал.

– Де Безье сообщил что-нибудь еще?

– Да, инквизиторам удалось разобрать еще одну фразу, якобы сказанную по-испански: «Свети сбоку…»

– И что могла бы означать эта бессмыслица?

Священник задумался.

– Не знаю. Возможно, дознаватели неважно владели испанским, а возможно, сознание шевалье к этому моменту уже полностью затуманилось.

– Хм, теперь несостоявшийся разговор Рамона и Дуарте выглядит совсем в другом свете, – задумчиво произнесла Вероника.

– Но откуда сведения о толедском кладе стали известны французскому рыцарю? – спросил Глеб.

– А что, если де Безье бывал или даже служил в толедском командорстве ордена? – предположила Вероника. – Это объяснило бы и тот факт, что шевалье бредил по-испански – значит, он прекрасно им владел.

– Есть еще одна любопытная деталь, – продолжил Бальбоа. – Отказавшись назвать точное место расположения клада, шевалье лишь туманно намекнул, на сей раз по-французски: «Бафомет укажет…».

– Бафомет? Кто это? – спросила священника Вероника.

Тот кивнул на Стольцева:

– Думаю, ваш друг объяснит лучше меня.

Глеб не заставил просить себя дважды.

– Речь идет о сатанинском божестве, которому якобы поклонялись тамплиеры. Во всяком случае, это было одним из самых серьезных пунктов обвинения на процессе.

– А как этот Бафомет выглядит?

– Обычно его представляют в виде дьявола с козлиной головой, рогами и бородой.

– Все поняла. Падре, можете продолжать.

– К сожалению, «Бафомет укажет…» были последними словами де Безье перед мученической смертью. Святой трибунал так и не понял, считать ли последние слова рыцаря признанием или насмешкой.

Вероника в задумчивости теребила непослушный локон, не желающий оставаться за ухом.

– Странная история, – сказала она. – Нос какой целью кардинал рассказал все это в письме к епископу?

– Кардинал Тулузы просил проверить достоверность показаний заключенного тамплиера. Однако, как явствует из дальнейшей переписки, никакого клада обнаружить не удалось.

– Думаете, де Безье все это выдумал под пыткой?

– Этого мы не знаем, – ответил Бальбоа. – Знаем только, что письмо французского епископа неоднократно перечитывал частый гость архива – Хавьер Дуарте.

– Вот это новость! – воскликнул Глеб.

Лицо священника снова приобрело загадочное выражение.

– Это еще не все, мои дорогие. Знаете, кто последним ознакомился с текстом письма?

Уже уставшая чему-либо удивляться Вероника безучастно спросила:

– И кто же?

Прежде чем ответить, падре посмотрел на нее долгим внимательным взглядом.

– Ваш муж. Причем уже после событий в Талавере.

Вероника раскрыла рот, но так и не смогла ничего сказать. Ситуацию подытожил Глеб:

– Выходит, что и Дуарте, и Гонсалес оба знали о некоем сокровище, якобы спрятанном в одном из подземелий Толедо. Представим, что Дуарте, возможно, продвинулся дальше нас и узнал точное местоположение клада.

– Уж не думаешь ли ты, что пергамент, который мы нашли в Москве, тоже имеет к этому какое-то отношение? – спросила пришедшая в себя Вероника.

– Вот вам и повод для убийства, – с волнением принялся рассуждать Бальбоа.

– Но кто мог желать смерти Рамону и Дуарте? – спросила его Вероника.

– Не исключено, что о секрете узнал кто-то еще. Может быть, даже от самого Дуарте. Учитывая, что в письме кардинала говорится о пещере, можно предположить, что речь идет о том самом месте, в котором фонд только что начал вести раскопки.

– Это соответствует и рассказу моего мужа на заседании совета о том, что он собирался встретиться с Дуарте именно по этому поводу. И кстати, я больше чем уверена, в этом деле замешан кто-то из совета фонда.

– Скорее всего, вы правы. Поэтому-то мы сейчас самым внимательным образом присматриваемся ко всем этим людям.

– Мы? Кого вы имеете в виду?

– Э-э… церковь, – коротко ответил священник и поспешил сменить тему: – Чем собираетесь заняться теперь?

Глеб ответил за двоих:

– Похоже, пришло время снова повидаться с вдовой Дуарте. Нам есть что ей рассказать. Вы присоединитесь?

– Нет, спасибо. У меня кое-какие дела в Саламанке, – ответил Бальбоа. Он уже было засобирался домой, но прежде попросил Глеба: – А вы не покажете мне еще раз копию найденного в Москве пергамента?

Глеб выложил листок на стол:

– Вот, пожалуйста. На карту, сказать по правде, совсем не похоже.

Внимательно повертев листок и так и сяк, священник спросил:

– Помните последние слова де Безье?

– Что-то насчет того, что точное место клада укажет Бафомет?

– Ага.

Глеб снова взглянул на листок.

– Честное слово, я пытаюсь напрячь все свое воображение, но никакого черта не вижу и в помине. А ты, Вероника?

Та помотала головой:

– Я тоже.

Лукаво улыбнувшись, отец Бальбоа эффектным жестом заправского иллюзиониста перевернул изображение вверх ногами.

– Ну а теперь?

Вероника и Глеб дружно ахнули. И было от чего. В перевернутом виде пятиконечная звезда, ассиметрично вытянутая вдоль своей продольной оси, и впрямь поразительно напоминала голову рогатого существа с козлиной бородкой.

* * *

Самым неприятным последствием химиотерапии были приступы головокружения, столь ужасные, что стоило немалых трудов не валиться тут же на пол, а из последних сил ковылять до ближайшей опоры. И, конечно, этот проклятый привкус рвоты, который было совершенно невозможно заглушить ни вином, ни едой. Впрочем, сегодня Командор чувствовал себя вполне сносно и решил разобрать почту, скопившуюся за несколько дней.

В утренней газете обнаружилась короткая заметка о ходе расследования убийства Хавьера Дуарте. Газетчики сообщали, что никаких подвижек в деле пока нет. Командор раздраженно отшвырнул газету на пол. Черт побери, Хавьер, ты был так нужен мне живым!

Командор вспомнил об обстоятельствах их знакомства. Нет, они, конечно, встречались и раньше, но никогда не заговаривали друг с другом. А тут столкнулись перед кабинетом онколога. Окидывая товарища по несчастью понимающим взглядом и пытаясь прикинуть на глаз, сколько времени ему отмеряно, двое совершенно чужих людей внезапно почувствовали себя ближайшими родственниками.

Тот день оказался по истине судьбоносным. К сожалению, их пути вскоре разошлись. Дуарте был полон тщеславия и хотел, чтобы о его открытии узнал весь мир, а не горстка посвященных. В этом вопросе их взгляды оказались строго противоположными. Командор сделал все, чтобы заткнуть ученому рот и избежать огласки, однако убивать Дуарте он не собирался. Тем не менее кто-то это сделал. Но кто?

Покопавшись в памяти, Командор припомнил, что в день произошедшего между ними разрыва Дуарте пообещал, что передаст свой секрет только в самые надежные руки. Похоже, эти-то «надежные руки» его и прихлопнули.

* * *

Пройдясь по супермаркетам и закупив всякой вкуснятины, Глеб с довольным видом раскладывал еду по полкам холодильника, мысленно планируя кулинарные изыски на ближайшую неделю.

Задумавшись над тем, каким будет сегодняшний ужин – мясо или рыба, он решил узнать, чего хочет Вероника. Глеб набрал ее номер и о, чудо, сразу же услышал знакомый голос, томно напевающий Besame mucho. Звук, правда, был очень слабым. Прислушавшись, Глеб понял, что звонок доносится из-за стены, за которой располагались апартаменты Луиса Ригаля. Он едва сдержал острое желание треснуть по этой стене чем-нибудь тяжелым.

Глеб с горечью вспомнил, как наутро после совместно проведенной ночи Вероника сказала, что ей надо «разобраться в самой себе». Судя по всему, именно этим она сейчас и занималась. На свой собственный манер.

Успокоившись, Глеб дал себе слово не впадать в истерику, а посвятить время исключительно тем, зачем, собственно, приехал, тем более что они с Вероникой заключили уговор.

Разве не так? А кроме того, Луис сегодня объявил, что уедет из города на несколько дней. Вот и славно. Одной головной болью меньше.

* * *

Сев в поезд, священник все продолжал размышлять над письмом кардинала Тулузы. Теперь прояснялись многие вещи, раньше казавшиеся ему странными. Например, тот факт, что в 1375 году архиепископ Педро Тенорьо, едва заняв свое место, первым делом повелел прочесать подземелья города в районе, прилегавшем к бывшим владениям тамплиеров. Несколько мумифицированных тел и пара не особо ценных безделушек – вот и все, что удалось тогда найти.

В 1546 году другой архиепископ Толедо – кардинал Хуан Мартинес Силисео – вновь приказывает тщательно осмотреть каждую пядь подземных ходов, что использовали тамплиеры. И снова безрезультатно. И если раньше все ломали головы, зачем это было сделано, то теперь становилось понятно, что оба епископа, очевидно, имели доступ к секретной переписке и показаниям де Безье. У них были все основания верить, что недра Толедо до сих пор хранят в себе несметные клады. Но о каком именно сокровище все же шла речь? За размышлениями священник и не заметил, как добрался до места назначения.

Идея поездки в Саламанку состояла в том, чтобы порыться в прошлом де ла Фуэнте-старшего. И в этом смысле священник очень рассчитывал на Главный архив испанской гражданской войны. И хотя архив был создан еще при Франко и потому в нем преобладали личные дела репрессированных республиканцев, а материалов о фалангистах было гораздо меньше, Бальбоа все же надеялся что-нибудь найти. В любом случае другого сравнимого по масштабу источника информации о том времени попросту не существовало.

Кроме того, эта поездка была прекрасным предлогом проведать и свое собственное прошлое, пройтись по Alma Mater, вдохнуть ни с чем не сравнимый воздух лучшего студенческого кампуса в мире. Собственно, с этого-то Бальбоа и начал.

Шагая по знакомым университетским коридорам, падре почувствовал острую ностальгию по бурным восьмидесятым, когда обитатели кампуса жили по двум параллельным расписаниям: одно касалось лекций и не считалось тогдашними студентами обязательным к исполнению, а другое – куда более важное – заключалось в том, чтобы ни на шаг не отстать от местной движухи, вошедшей тогда во всеобщий лексикон под названием movida. Само словечко и связанную с ним тусовку позаимствовали у мадридцев, которые первыми сообразили создать новый тренд, сплавив воедино в общем-то видавшие виды ингредиенты: музыку, алкоголь, секс, легкие наркотики и хорошее чтиво. Получившаяся смесь, как ни странно, оказалась освежающей. Ну, если не перебарщивать с дозировкой, конечно. Не зря же десятилетия спустя в Испании появилась поговорка: «Если ты жил в восьмидесятые и все помнишь, значит, ты тогда не жил».

Впрочем, юный Бальбоа палку никогда не перегибал. Ну разве что с литературой – читал он тогда запоем и все без разбору. С годами, правда, даже эта страсть порядком поутихла, не говоря уже об остальных. Хотя само слово «страсть» применительно к служителю Господа звучало как-то двусмысленно.

Архив расположился в старинном здании, в разные времена служившем то пресвитерианским коллежем, то сиротским приютом. Бальбоа это показалось символичным. В конце концов, документальные свидетельства жизни давно умерших людей – те же сироты, которых почти никогда и никто не приходит навещать, разве что престарелые республиканцы, желающие подтвердить статус репрессированных, заглядывают сюда, с тем чтобы претендовать на скромную прибавку к пенсии.

Все интересующие священника документы были заказаны им заранее, так что ждать не пришлось, и можно было сразу углубиться в чтение.

Для начала Бальбоа отобрал только материалы, касающиеся тех членов семейства де ла Фуэнте, что приняли сторону республиканцев. Надо сказать, таких оказалось совсем немного. Тем не менее хитрость сработала, и таким образом священнику удалось выйти на след Игнасио де ла Фуэнте, который в 1936 году просил за одного из своих родственников, входивших в некую масонскую ложу. С точки зрения франкистов, грех еще тот, почище, чем записаться в коммунисты. Так или иначе, а в досье были пунктуально указаны тогдашние должность просителя и место его работы. Ознакомившись с этой информацией, Бальбоа неожиданно для самого себя замурлыкал под нос припев прилипчивой песенки, которую с назойливым постоянством заводила малолетняя дочка одной из прихожанок.

Теперь священник точно знал, что искать нужно совсем в другом месте.