От Фермоскиры на север, разделяя государство наездниц надвое, течет священная река Фермодонт. Около города она невелика, но чем дальше к морю, тем шире раздвигаются ее берега. В устье разливается она на десятки рукавов, образуя сотни островов. Здесь глубоко и рыбно. По берегам, на островах, живут рабыни-рыбачки – это они кормят Фермоскиру рыбой.

Чокея среди рыбачек живет не так давно – всего два года. Она привыкла к уделу рабыни, привыкла к новому имени. Раньше она была дочерью фарнакского царя, но в один из зимних дней на город фарнаков налетели полчища амазонок, разгромили дворец, убили старого царя, а его дочь увели в плен. Она была не из тех царских дочек, которые жили в неге, роскоши и безделье. Царь был человеком крутого нрава, он воспитал дочь в труде, в строгости. Царевна часто бывала среди рыбаков, среди воинов, умела делать всякую работу. И потому рыбачки-рабыни впустили ее не только в свои хижины, но и в свои души. Сотенная, пленившая ее, представила пленницу Антогоре отдельно. Она думала, что владелица рыбацкого устья учтет это при дележе добычи.

– Это дочь царя фарнаков, достославная Антогора. Ты посмотри, какая она. Ее зовут…

– Она наша рабыня теперь! А у рабынь своих имен быть не может. Она отныне Чокея.

Так и пошло.

Сначала Чокее показалось, что отсюда не так уж трудно бежать. Границы государства почти не охранялись. Но старые рабыни огорчили ее – сила амазонок в лошадях, в подвижности. Им можно охранять свои границы кое-как, потому что все соседи знают: стоит внедриться на землю амазонок чужим людям, как тут же. появляются наездницы и жестоко истребляют всех, кто посягнул на границу. Рабынь, конечно, охраняют строго, но в кандалы не куют. Зато два раза в сутки, утром и. вечером, проверка. И если хоть одной недостает – посылаются конные разъезды в погоню, беглянку догоняют, убивают, привозят и бросают тело на виду у рабынь. Старые рыбачки помнят несколько побегов, но ни один из них не удался.

– Ну, а если поднять всех рабынь? – спросила Чокея.

– А где оружие? А кто поднимет? Сидим по своим норам…

Чокея много думала над этими словами. Но решила, что свободу обрести все-таки можно…

Спустя время в городе стало известно, что рыбачки острова, на котором появилась родовитая пленница, стали ловить много рыбы. Гораздо больше, чем раньше. Антогора велела поощрить рабынь, выдавать им в пищу больше рыбы.

– А ты подумала, почему увеличились уловы вдвое? – спросила Атосса.

– Не вдвое, а вчетверо. Я полагаю, что эта Чокея – волшебница.

– А может, оттого, что она дочь царя фарнаков? Я слышала, что фарнаки лучшие рыбаки на всем побережье понта. Она знает тайны рыболовства и передала их рыбачкам.

– И ты думаешь…

– Я думаю, что ей надо дать свободу.

– Отпустить?!

– Зачем же. Пусть ездит по всем рыбачьим поселкам и учит, как лучше ловить рыбу. Мы сами этим никогда не занимались.

– Не убежит?

– Поймаем, если что…

– А если она начнет учить рабынь не рыбной ловле, а бунту?

– Гоплитки твои на что? Пусть следят.

– Не верю я ей.

За эти два года Чокея побывала во всех рыбацких селениях, да и не только в рыбацких. Ей дали коня, лодку, и она могла посещать любое место, где есть рабыни. Чокея стала думать, что ей поверили. За нею не следили, часто отпускали одну без охраны в дальние поездки. Настало время вершить задуманное. Она начала с того, что в каждом селении нашла верную женщину, через которую можно было узнавать все, что там происходит…

…В один из осенних вечеров царица Годейра встретила Антогору во время моления. Она отвела ее в левый притвор храма, сказала:

– Я слышала, у тебя есть рабыня, которая прибрала к своим рукам все устье, а тебя завалила рыбой?

– Рыбачки и должны ловить рыбу.

– Но она не ловит рыбу, а ездит по всему устью и учит…

– Твоя правда. Шляется она повсюду, бездельничает. Возомнила, что выше хозяйки. Думаю послать ее на каменоломни.

– А мои рыбачки кормят меня рыбой скудно. Может, она моих научит? Продай ее мне. Я не поскуплюсь.

– Бери хоть завтра же.

После моленья Антогора зашла к сестре.

– Я была права тогда. С устья доносят, что Чокея мутит рыбачек.

– Так убей ее. Она свое дело сделала.

– А может, продать царице? Она просила.

– Продай. Пусть у басилевсы прибавится хлопот.

На новом месте жизнь Чокеи не изменилась. Она так же ходила с рыбачками на лов, ездила по всем селениям рабынь – их жизнь во владениях царицы была не легче. Однажды гоплитка ударила Чокею по лицу плеткой. Багряный шрам увидела приехавшая в селение Годейра, Она велела наказать гоплитку, а охране сказала:

– Передайте всем: Чокея, несмотря на то, что в плену, – дочь царя. Всегда помните это.

А через месяц Чокею посадили в крытую повозку и повезли. Ночью, тайно, чтоб к утру привезти обратно.

Распростерла над Фермоскирой свои влажные крылья зимняя ночь. Пустынны улицы города, третьи сутки моросит дождь. Укрылась под сводами ворот стража крепостных стен, по берегам Фермодонта медленно движутся редкие конные разъезды. Темны окна домов, и только изредка тишину улиц нарушают мерные шаги сторожевых гоплиток.

Но вот показалась – на площади крытая повозка, прогрохотала по камням мостовой, свернула в одну из улиц. Объехала кругом дворец царицы Годейры, остановилась у калитки сада.

Служанка ввела Чокею в калитку дворцового сада, с предосторожностями они пробрались в комнату при конюшне. Здесь Чокея осталась одна. Встречи с царицей она ждала с волнением. Трудно было предугадать, зачем ее привели сюда. «Может быть, царица узнала о заговоре и решила убрать смутьянку с побережья? Но для этого не нужно было делать ее гоплиткой и звать во дворец. Можно просто убить. Видимо, она для чего-то нужна Царице. Но для чего?»

Наконец, Чокею повели. Темным коридором, почти на ощупь, они прошли к башне, долго поднимались по винтовой лестнице. Чокея представляла себе царицу величественной и суровой. Служанка открыла дверь и ввела Чокею в круглую комнату с бойницами. Царица Годейра сидела в черном дубовом кресле и выглядела совсем молодой и обыкновенной. Густые черные волосы рассыпаны на голые плечи, голубой хитон скреплен на плече застежкой так, что закрывает только правую часть груди, оставляя обнаженной обе руки. Глаза у царицы большие и красивые, брови вразлет, губы сжаты. У ног Годейры, перед жаровней, склонилась служанка. Она подкладывает на бронзовую решетку угли. Огонь разгорается с легким шумом, освещая лицо царицы снизу. Легкий дымок вьется над жаровней и уходит в узкие щели бойниц.

Годейра долго молча разглядывала Чокею, потом махнула рукой, чтобы служанка вышла.

– Ты знаешь, зачем я позвала тебя сюда?

– Не знаю, Великая.

– Отныне ты будешь служить мне. Завтра тебя переведут в дом Лоты, и ты будешь ее возчицей.

– Все в твоей воле, Великая. Но я не знаю, чем я заслужила…

– Боги подсказали мне это решение. Дочь вождя племени фарнаков не должна быть рабыней.

– Я всю жизнь буду благодарить богов, внушивших тебе эту веру. Но смогу ли я…

– Сможешь. Говорят, что рыбачки плохо слушают моих наместниц. Это правда?

– Море приучило рыбачек быть смелыми.

– Но тебя они слушают беспрекословно. Почему?

– Я всегда желала им добра. Теперь, мне кажется, они перестанут верить…

– Передай им: теперь я вместе с тобой буду заботиться о них. Я уважаю этих смелых женщин. Пусть они знают: в трудный час я буду надеяться на их помощь. Ты расскажешь Лоте, чем можно облегчить их участь, и она сделает все возможное.

– Благодарю тебя, Великая.

Чокея думала, что завтра ее переведут на новое место. Но проходили дни за днями, а за ней никто не приходил. Потом появилась Тикета и повела ее на ипподром.

Здесь ждала их легкая царская колесница, запряженная четверкой коней. Возничая, пожилая, угрюмая амазонка, встретила Чокею неприветливо. Она подошла к ней, пощупала мускулы правой руки, сказала:

– Сдержишь.

Чокея, хоть никогда и не управляла колесницей, поняла, что сдерживать лошадей нужна сила, и сила эта у нее есть.

Возничая произнесла еще одно слово: «Смотри», вскочила на колесницу и тронула вожжи. Грациозно и красиво кони рысью пошли по кругу. Затем возничая перевела их в галоп, а около Чокеи резко осадила – дышло колесницы дернулось вверх, затрещали постромки. Возничая кивком головы позвала Чокею к себе, поставила на колесницу, в правую руку дала ей вожжи, распределила их между пальцами. На левую руку, чуть повыше локтя, надела щит, сунула копье и показала, как нужно держать его – наконечником вниз. Левую ногу велела отставить назад, правую, согнув в колене, поставить на облучок колесницы.

– Делай.

Чокея дернула вожжи, кони послушно тронулись с места и рысью прошли один круг.

– Галоп! – приказала возничая, и Чокея сильнее дернула вожжи. Кони тряхнули гривами, рванулись в галоп. Засвистел в ушах ветер, колесницу заносило на поворотах, но возничая крикнула, и кони убыстрили бег. Казалось, еще миг, и кони обретут крылья, понесутся по воздуху, как птицы. В этот момент возничая крикнула:

– Стой!

Чокея натянула – вожжи, но кони шли в разбеге и не могли остановиться.

– Сильнее! – крикнула возничая, и Чокея что есть силы рванула вожжи на себя. Лошади, задрав головы, вздыбились, остановились, колесница начала подниматься, чтобы рухнуть на спины коней. Чокея не растерялась – воткнула копье в землю впереди облучка. Толстое кизиловое древко выгнулось, но Чокея удержала его, и колесница, ударившись колесами о гравий, встала на место.

Возничая впервые: улыбнулась, хлопнула ладонью по плечу Чокеи:

– Теперь я верю, что ты царская дочь!

Первый урок закончился.

Потянулись дни трудной учебы. Чокея знала, что возничая в бою не только управляет лошадьми – она защищает своей грудью и щитом основную воительницу, стоявшую за ее спиной, от стрел, дротиков и копий. Она кормит, купает и чистит лошадей и спит рядом с ними в конюшне. Чокею поразила любовь, с какой амазонка относится к коню. Она сначала накормит лошадь, потом питается сама. Тикета рассказала ей, что были случаи, когда амазонки попадали в осаду. Многие там умирали от голода, но ни у одной не возникло мысли убить лошадь, чтобы сварить ее мясо. Это приравнивалось бы к людоедству. На поверку в сотне амазонка может встать не умытой и не причесанной – за это ее никто не осудит, но ее конь всегда будет вымыт, грива и хвост расчесаны, подчищены копыта, до блеска начищена сбруя.

Спустя месяц Чокею перевели из сотенной конюшни в конюшню царицы, где она приняла четверку коней Лоты. Учеба кончилась, и ее новая хозяйка разрешила в свободные часы выходить в город.