Счастливее Тифиса не было человека во всей вселенной. Так он думал сам, так ему говорили все.

Подумать только: не прошел и половину пути — удача. Покорил целую страну, и какую! Немногим меньше, чем его родная Халкидика. Только обнажил меч — и вот он уже герой Белькарнаса. И ведет он все корабли в Олинф, и в трюмах их живой товар, которому нет цены. А самое приятное — Агнесса. Молодая, красивая, сильная,, рожденная от бога. Приданое — все сокровища Фермоскиры! Ветер попутный, нет рядом докучливого Диомеда., Теперь у Тифиса кормчий Лигистрат — бражник, весельчак, ничего на свете не боится.

Не успели корабли войти в море, а Лигистрат уже запел старую песню паросских мореходов:

А вина в трюмах—сколько хочешь! И в кадях, и в амфорах, и в кратерах, а то и просто в мехах. Об этом позаботилась Атосса. Все винные склады, что были поблизости от города, она велела перенести на триеры.

Тифис прошел по верхней палубе триеры — на судне все как обычно. Поют под упругим ветром паруса, бьют о борта своими упрямыми лбами барашки морских волн, скрипят снасти. Опасный Фермодонт со своими отмелями и топляками позади, перед Тифисом беспредельный простор моря. Он подошел к Лигистрату на корме, спросил:

— Надолго ли попутный ветер?

— Если к вечеру не утихнет — на всю ночь.

— Заклинь кормило, пойдем ко мне.

Лигистрат посадил около кормила своего помощника, проходя мимо люка, позвал Гелиодора. Клевест поднялся над палубой по пояс, спросил недовольно:

— Что надо?

— Ключи от цепей у тебя?

— У меня.

— Смотри не проспи.

— Сам знаю, — голова клевеста скрылась в трюме.

Лигистрат вошел в каюту кибернета. Агнесса лежала на мягких шкурах, набросанных на рундук. Ее мать расставляла на столе вино, посуду и закуски. Тифис сидел за столом.

— Давай будем ужинать, Лигистрат! — кибернет днем несколько раз прикладывался к кувшину с вином и был сильно навеселе.

Атосса разлила вино по ритонам, и все выпили за начало удачного пути. Атосса еще раз наполнила ритоны.

— Давай выпьем, мой друг кормчий, — язык Тифиса слегка заплетался,: —за мужественных и прекрасных амазонок. Вот они — перед тобой. — Тифис осушил ритон, поставил его вверх дном на стол. —Иди сюда, Агнесса, дай я обниму тебя. А–а, не хочешь, ты стыдишься Лигистрата, ты обнажена... Тогда давайте выпьем еще.

— Ты выпей, царь Олинфа, — сказал Лигистрат, — а я воздержусь. Мы в море, сейчас ночь, голова кормчего должна быть светлой.

— Ну, хорошо, хорошо. Ступай к своему кормилу и веди нашу армаду в Олинф... А с кем я буду пить?

— Позови клевеста, сын мой, — тихо предложила Атосса. — Ты к нему все время был несправедлив.

— Она права! Пошли сюда Гелиодора.

Когда кормчий вышел, Тифис глянул на Атоссу и засмеялся:

— Те–те–те! Ты третий раз напоминаешь мне про клевеста. Он тебе пришелся по душе? Так позови его в свою каморку!

— Если ты этого хочешь...

— А почему бы и нет? Лигистрат для тебя молод, а Гелиодор...

— Хорошо. Он будет моим гостем сегодня.

— А вот и Гелиодор. Налей ему вина. Как там наши пленницы, клевест?

— Воют как волчицы. Я уж и не рад, что попутный ветер. Хоть бы скорее засадить их за весла, было бы не до стонов. — Гелиодор одним махом выпил ритон, вытер ладонью омоченную в вине бороду. Атосса налила ему еще и сказала:

— Да ты присядь, благородный Гелиодор.

— Ему нечего тут рассиживаться, — грубо возразил Тифис. — Я хочу спать. Веди его к себе.

— Я желаю тебе спокойной ночи, царь Олинфа, — Атосса подняла амфору и вышла. Клевест пожал плечами и молча шагнул за ней к двери второго отсека.

— Царь не очень учтив с тобой, — сказала Атосса, когда они сели друг против друга. — Победы вскружили ему голову.

— Он и раньше... — клевест махнул рукой. — Спесив, как все цари,

— Не люблю пить из ритонов, — сказала Атосса, выставляя на стол чаши и наполняя их вином.

— Я тоже. Их все время надо держать в руке.

— Ты позволишь, если я выпью с тобой?

— Ты тут хозяйка.

— Ошибаешься, благородный клевест. Я такая же пленница, как и те, что в трюме.

— Не говори так. Тифис любит твою дочь...

— Он мне чужой. Я не могу пить с ним вместе.

— Я тебе тоже чужой.

— Все в воле богов. Если захочешь, можешь стать самым близким.

— Я никому не верю...

— И в этом мы равны с тобой. Я тоже не верю никому. Даже своей дочери. Пей.

Вино было прекрасным. Его запасала сама Атосса.

Оно не туманило разум, оно разливалось по жилам, будоражило кровь, согревало тело.

Атосса тоже выпила чашу до дна и снова взяла в руки амфору:

— Здесь очень душно. Я не привыкла.

— Может, открыть дверь?

— Не надо. Лучше расстегни пряжку моего хитона.

Клевест подошел к Атоссе и надавил пальцами на пряжку. Хитон легко соскользнул с плеч Священной.

... Гудят наполненные ветром паруса. Безмятежно спят на овчинах утомленные ласками Тифис и Агнесса. Дремлют стражи у двери царского отсека. Клюет носом кормчий Лигистрат, кормило заклинено в одном положении, корабль идет по ветру и не требует маневров. Утихли, прикованные амазонки. Сон свалил и их, они спят сидя, склонившись на весла.

И только в отсеке Атоссы горит, мерцая маленьким язычком пламени, светильник и слышны тихие голоса. Атосса и Гелиодор лежат рядом под покрывалом.

— Боги несправедливы ко мне, — говорит клевест, продолжая давно начатый разговор. — Мой отец был знатен и богат, но море отняло у него и то, и другое. Погибли в пучине наши корабли с товарами, и теперь мы не можем выбиться из нужды. Если бы мой отец не был беден, я давно бы стал кибернетом. Я знаю море, я с детских лет на кораблях, но дальше клевеста мне не пойти. Разве я знаю и умею меньше любого из кибернетов? Но Тифис взял меня только в трюм, потому что мой отец ничего не мог вложить в этот поход. Когда на корабле был Диомед, я постоянно подменял его. И никто не был лучше меня в маневре. И все же кормчим поставлен другой...

— Может, к тебе несправедлив Тифис, а не боги?

— Он тоже не любит меня. Я больше не пойду с ним в море.

— А ты бы мог стать царем, Гелиодор. (Клевест усмехнулся). Но только для этого надо быть смелее.

— Мне не занимать смелости.

— Надо уметь рисковать, мой милый. Жалко, что ты никому не веришь.

— С этой ночи я твой раб. Но чем ты можешь помочь мне?

— Тем, что я умею рисковать. Быть у власти — это вечный риск. Судьба всей Фермоскиры поставлена на карту.

— Я не понимаю тебя. Фермоскира погибла.

— Риск не всегда приводит к удаче, ты прав. Но запомни одно: царица, если она повержена, все равно остается царицей. Я была властительницей Фермоскиры, я ею и хочу умереть. Тебе, видно, такого не дано.

— Что я могу сделать один?

— С тобой теперь я.

— Но ты тоже одна. Даже дочери, ты сказала, не веришь.

— Нет, я не одна, — Атосса приподнялась на локте, — со мной мои воительницы. Пусть они в цепях, но люди накладывают цепи — люди их и снимают.

— Ты что?то задумала?

— И ты ведь тоже не один, — не отвечая на вопрос, продолжала Атосса. — Разве клевесты на других кораблях...

— Они все мои друзья. И не только клевесты — все воины знают меня. По пути сюда они сидели на веслах, а я всегда был добр к ним.

— Вот видишь. У тебя и сейчас силы больше, чем у Тифиса. За него кибернеты, может быть, кормчие, а ты...

— Я понял тебя, но ты не знаешь того, что знаю я. Можно договориться с друзьями, можно убрать Тифиса и кибернетов, но как мы вернемся домой? Нам вырвут ноги и руки и бросят на съедение псам. Вернуться в Фермоскиру тоже нельзя...

— Зачем тебе ехать домой? Что ты там оставил? Нужду и нищего отца? Разве мало вокруг понта земель? Поверь, мой милый: каждая амазонка стоит двух ваших воинов, наше оружие в трюмах, мы высадимся на любой берег, раздвинем границы завоеванных земель от востока до заката солнца. И ты, ты будешь на этих землях царить, а я буду тебе помогать. Верных твоих друзей мы женим на самых красивых амазонках, дадим им власть, богатство, землю. Мы построим город. И все сокровища Фермоскиры — на этом корабле.

— Вспомни, что ты сказала раньше. Мы равны с тобой только в том, что никому не верим. Почему ты поверила мне? А вдруг я пойду к Тифису и все расскажу?

— Иди. Я привыкла рисковать. Тифис меня убьет, но зато я умру спокойно, зная, что испробовала единственную и последнюю возможность снова встать на ноги. Но тебя Тифис, поверь мне, не сделает за это не только царем или кибернетом, но и кормчим. Снова в трюм. Запомни, цари не терпят около себя тех, кто возвел их на царство. Их убирают, чтобы не быть всегда им обязанным.

— Это я знаю. Но почему я должен верить тебе? Ты убьешь меня, как только мы подавим Тифиса. По этой же причине.

Атосса привлекла клевеста к себе, разгладила бороду и поцеловала в губы.

— Я люблю тебя! И еще знай: мои амазонки впервые в жизни увидели паруса. Мы не можем управлять кораблями, мы не знаем, куда плыть. Мы пропадем без тебя и твоих друзей.

— Поклянись подземными водами Стикса.

— Клянусь, что я не оставлю тебя. Ты мой царь!

Гелиодор поверил Атоссе. Он прожил достаточно, и не знал эллина, который нарушил бы эту клятву. О верности клятве амазонок он тоже слышал много раз.

— Я пойду с тобой. Когда начнем?

— Сейчас.

— Рано. Подождем, когда упадет ветер. Иначе другие триеры, как только поймут в чем дело, сразу уйдут от нас, и мы не догоним их.

— Ты не прав, Гелиодор. Нам нужно захватить корабль в эту ночь. Тогда мы можем спокойно ждать безветрия.

— Значит, сейчас. Да помогут нам боги. Ты жди здесь, я выйду и все осмотрю.

Клевест оделся, вышел на палубу. Лигистрата около кормила не было, он, видимо, ушел спать, оставив вместо себя помощника. В трюме было тихо, пятеро часовых ходили по ярусам, присматривая за пленницами. Гелиодор велел им идти на отдых, сказав, что он сам останется в трюме до утра. Убедившись, что стражи ушли, он поднялся в отсек Атоссы.

— Можно начинать. — И бросил Атоссе связку ключей. Та бесшумно вышла и незаметно и быстро спустилась в трюм.

Тифису снился смешной сон, будто бы он вышел на палубу погулять, освежить свою хмельную голову морским ветром. Но палуба вдруг исчезла, и он очутился не то на поляне, не то на кладбище. Могил не было, но кругом росли кипарисы, деревья были темно–синими. Между деревьями сновали какие?то тени, и когда Тифис подошел ближе, он увидел, что это бегают, кого?то ищут обнаженные женщины. Сначала Тифис подумал, что это амазонки, но женщины были почему?то голубыми и просвечивались насквозь. В каком?то бесконечном нелепом хороводе они кружились около Тифиса.

Когда он проснулся, Агнессы рядом не было. На палубе слышался шум и топот ног. Тифис вскочил с лежанки, рванул дверь на себя, запнулся за тело лежавшего поперек пути воина, упал на руки. Мелькнула мысль: «Напился, скотина!», но почувствовал под ладонями густую, липкую жидкость и понял: кровь.

По палубе носились женщины, освещенные лунным светом, многие были обнажены, и Тифису показалось, что он все еще не проснулся. В руках женщин копья и мечи. Он никак не мог сообразить, что ему предпринять. В голове гудел не то хмель, не то шум моря.

Амазонки заметили Тифиса и ринулись к нему со всех сторон. Так же, как во сне, — молча. Острия копий вошли в его тело, страшная боль сдавила сердце, и дикий вой разнесся над волнами. Амазонки подняли опавшее тело на копья и бросили за борт.

Так расстался с жизнью беспечный и веселый Тифис Дарданид, царь Олинфа, торнеец, кибернет, победитель Фермоскиры.

— Боги сопутствуют нам! —воскликнул Гелиодор, вбегая в отсек Атосеы. — Ветер стихает. К утру будет полный покой.

— А это, думаешь, к лучшему? — спросила Атосса, не понимая клевеста. — Корабль в наших руках, что будем делать дальше?

— Где кормчий Лигистрат?

— Там же, где и Тифис. Ты единственный мужчина на триере.

— Будем ждать рассвета...

— А дальше?

— Твои амазонки способны драться? Сразу, как рассветет?

— Амазонки способны драться всегда.

— Готовь их к бою.

Тон приказа покоробил Атоссу, но она промолчала и, кивнув головой в знак согласия, вышла. Ссориться с единственным человеком, способным помочь ей на море, не следовало. Она спустилась в трюм, чтобы распределить амазонок по группам, вооружить их.

Над морем забрезжил рассвет. Обвисли паруса на триере, судно остановилось, покачиваясь с борта на борт. Упругий ветер, дувший с полуночи, сменился полным штилем. Улеглись волны, из пучины на горизонте поднимался багряный шар солнца. Корабли потеряли строй и теперь расползлись по сторонам, как рыбацкие шаланды при ловле кильки. Две следующие за флагманским кораблем триеры подошли совсем близко. Слышался стук весел об уключины, это клевесты готовились к движению без парусов. Соседняя триера пыталась подойти к флагману, ей это не удалось — амазонки справиться с веслами не сумели. Кибернет Халкид, увидев на палубе Гелиодора, крикнул:

— Где Тифис? Почему не переходим на весла, Гелиодор?

— Царь приказал лечь в дрейф. Передай на все остальные корабли: пусть стоят на месте. Тифис будет подходить к каждому из вас. Восславим богов соком виноградной лозы!

— Самая пора, клянусь Дионисом! — ответил Халкид. — А то у нас кончились запасы вина. У меня тоже голова трещит, как бочка.

Атосса поняла замысел Гелиодора. Она снова спустилась в трюм, половину женщин посадила за весла, другую половину вывела на палубу и положила около бортов. Гелиодору сказала:

— Здесь мы сделаем все, что надо. Ты иди в трюм, покажи, как нужно грести.

Клевест спустился в трюм, и скоро весла левого борта поднялись и нестройно ударили по воде. Триера медленно начала поворачиваться по направлению к кораблю Халкида. Здесь уже ждали гостей. Выдвинутые было весла снова втянулись в люки, и триеры коснулись друг друга бортами.

Атосса подняла руку, махнула резко вниз, и амазонки, словно кошки, перемахнули через борта. Изумленный Халкид не успел крикнуть, как был поражен стрелой, тут же очутился в воде. Пока амазонки расправлялись с мужчинами на палубе, Агнесса с ключами спрыгнула в трюм и начала отмыкать кандальные замки. Из люка, яростные и грязные, выскакивали амазонки, и в течение нескольких минут корабль был очищен от торнейцев.

Атосса готовилась к захвату следующей триеры, благо она находилась совсем рядом со второй и, не ожидая подвоха, ждала в гости Тифиса. Здесь в трюме находилась царица Годейра, и когда в люке появилась Агнесса со связкой ключей, она поняла, что пришло наконец освобождение.

Женщины выскакивали из чрева триеры, расхватывали оружие, одевали доспехи и бросались на торнейцев, как рыси.

Четыре корабля удалось захватить почти без шума, теперь на помощь Атоссе и Агнессе пришла еще и Годейра.

Первым о мятеже узнал кибернет Арист. Он тотчас же сообщил об этом на другие корабли, а сам приказал уничтожить запертых в трюме амазонок. Но прислуге судна и пятерым воинам сделать это было не по силам, тем более, что четыре мятежные триеры, выбрав по кораблю, подходили на помощь. Амазонки не ждали, когда борта коснутся триер, они бросались в воду, кто на доске, кто на обломке весла, подплывали к кораблям, словно муравьи забирались по спущенным веслам, канатам на палубу, и скоро участь триеры Ариста и еще трех судов была решена.

Опьяненные боем амазонки, захватив корабль и уничтожив всех мужчин, садились за весла и вели его к соседней триере. Они сбивали обитым медью килем кормовые рули; трещали сломанные весла, рвались снасти.

Торнейцы сражались за свою жизнь отчаянно, но силы были неравны, и к полудню все триеры были в руках амазонок. Напрасно Гелиодор, Атосса и Годейра приказывали не убивать моряков, а только брать в плен — их приказы не успевали дойти до воительниц. Все мужчины эскадры были перебиты.

Отныне безвестный клевест Гелиодор стал главным кибернетом первой и единственной в мире женской армады. Ему бы надо радоваться, ведь он так этого желал, а Гелиодор был почему?то мрачен. Клевест, как и все недалекие люди, думал, что быть высокопоставленным лицом— это только повелевать, пользоваться почтением и жить в роскоши. Теперь он начал понимать, что большая власть— это огромная забота, требующая ума и ответственности. Особенно в таком положении, в какое он попал сейчас. Зная нрав морской стихии, он чувствовал, что резкий спад ветра всегда предвещает шторм, за штилем почти всегда следует буря. Во время урагана вести корабли трудно, даже если на них опытные команды моряков. А Гелиодор был единственным человеком, который знал законы маневра, мог ставить паруса или стоять у кормила. Амазонки же впервые на кораблях, и научить их хоть чему?нибудь малому из морского дела за короткий срок нельзя. Гелиодор хорошо понимал это и не знал, что же ему сейчас предпринять.

Атосса тоже чувствовала приближение беды. Она не знала моря и боялась его. Следуя привычке, она ушла в свой отсек, укрылась шкурами. Ее и в самом деле сильно знобило.

— Болеть не время, —с упреком сказал ей вошедший Гелиодор. —Если мы все ляжем, то не пройдет и суток, как превратимся в корм для рыб. Надо что?то делать. Ночью может быть шторм.

— Ты главный кибернет...

— Главный? Над кем?

— Позови Годейру. У меня раскалывается голова.

Гелиодор разыскал Агнессу, велел ей садиться в лодку и привезти Годейру.

Спустя час, на главной триере собрались царица, Беата, Гелона и Агнесса. Гелиодор рассказал им о положении эскадры. Годейра не хуже главного кибернета понимала, какая беда к ним приближается, и взяла все заботы о дальнейшем. Опасности снова соединили царицу и Агнессу.

— Времени у нас немного, —сказала она. —И мы на море. Поэтому не будем медлить. Агнесса, Беата, Гелона и я—кибернеты. Сейчас же едем на триеры и будем выбирать лучших, чтобы поставить их клевестами, кормчими и кибернетами.

— Позволь спросить, царица?

— Здесь нет цариц, нет жриц, нет храмовых и царских. Здесь есть главный кибернет Гелиодор. Его слово свято для всех для нас. Гелиодор покажет нам, как ставить паруса, как управляться с веслами и кормилом. Потом мы снова разъедемся по триерам и будем в меру своих сил делать на кораблях все, чтобы не погибнуть. Скажи нам, Гелиодор: долго ли продлится затишье?

— Я думаю, не более суток. Если ураган не придет в эту ночь...

— Все равно. Через час мы должны быть снова здесь с кормчими и клевестами. В лодку! А где Атосса? Почему я не вижу ее?

— Она больна, —ответил Гелиодор.

— Скажи ей, что нам дорог каждый человек. И если она не встанет, мы выбросим ее в море.

Амазонки на кораблях и сами понимали, что медлить нельзя. Из тысячных и сотенных были выбраны кибернеты, клевесты и кормчие. Через час они пристали к главной триере. На судах принялись чинить поломанные кормовые рули, сочленять весла, вязать снасти. Гелиодор начал учить женщин, как ставить паруса.

Все горячо принялись за дело. Ушла, как будто испарилась под жгучим солнцем, рознь, совсем недавно разъединявшая их. Смертельная опасность шторма снова спаяла воедино и храмовых, и царских амазонок. Боги, видно, и впрямь сопутствовали им. Затишье стояло весь остаток времени, ветер не поднялся и ночью, безоблачное небо предвещало покой и на следующий день. Гелиодор успел показать амазонкам все, что умел делать сам. Полные сутки он не прилег ни на минуту. Перед тем как отправить свою необычную команду на корабли, по совету Атоссы, была вознесена молитва богу моря Посейдону.

Воспрянула духом и Атосса. Взяв все дела на главной триере на себя, она посоветовала кибернету пойти отдохнуть.

Подкрепившись вином, Гелиодор прилег на рундук. Сейчас с предельной ясностью он понял, что звание главного кибернета, о котором он так много мечтал, ему не по плечу. Он мог по звездам в ночи определить направление корабля, мог управлять парусами для любого маневра, мог мастерски командовать гребцами в безветрии, но как спасти армаду от урагана, он не знал.

Всеми делами по управлению триерами ведал Диомед, а он остался в Фермоскире. Он?то бы сейчас, наверно, определил, куда лучше вести корабли, чтобы обойти ураган. Знали это и старые многоопытные кибернеты Аркадос, Арист, Халкид, но они сейчас нашли покой на дне моря.

Куда вести эскадру? —вот о чем думал сейчас Гелиодор. Вдруг приведешь триеры в самое пекло бури и погубишь себя и всех. Может, лучше стоять на месте и надеяться, что ураган пройдет мимо?

... Пурпурное пламя, вечернего заката все шире и шире разливается по тревожному небу. На море еще тихо, но в высоте уже царит ветер. Он несет облака с востока на запад — они взлохмаченными полосами летят к горизонту и, словно в раскаленной печи, исчезают за багряной кромкой моря.

Из трюма слышатся монотонные голоса, это молятся амазонки. Молятся всем богам сразу, от потрясателя небес Зевса до владыки морей и океанов Посейдона. Гелиодор уснул на короткое время, но предчувствие опасности разбудило его. Он вышел на палубу и почувствовал запах Дыма. Огляделся. На широкой площадке у кормы Атосса разводила жертвенный костер. Где?то раскопала железную решетку, угли и дрова. Видимо, предусмотрительная жрица запасла это все заранее. «Еще спалит корабль, — недовольно подумал про себя Гелиодор, но помешать Атоссе не решился. — Кто знает, может, боги, вняв молитвам, пошлют им спасение».

А небо темнеет все больше и больше. Откуда?то пришли густые черные тучи, они спускаются все ниже и ниже, нагнетая духоту и тревогу.

С темнотой пришло волнение на море. Гелиодор подошел к борту, глянул вниз. Исчезла синева, вода потемнела и кажется враждебной и холодной. О борта триеры хлещут белые гребни высоких валов, дыхание близкой грозы чувствуется и в воздухе. Ветер мечет космы пламени жертвенного костра, мечет над водой искры и пепел. Около костра стоит Атосса и с нею несколько жриц. Они чего?то бросают в огонь, произносят молитвы, вздымают к небесам руки.

Кибернет прошел мимо жертвенника к кормилу — там стоят две амазонки. У обеих в глазах тревога и испуг. Гелиодор бросил им конец веревки, сказал коротко:

— Привяжитесь.

Проходя по левому борту к носу, Гелиодор осмотрел снасти. Все, вроде бы, в порядке. Растянуты канаты мачт, закреплены свернутые вокруг рей паруса, с палубы убрано все лишнее.

Свистит в снастях ветер, глубоко и протяжно ревет море. Валы поднимаются все выше и выше, собранные вокруг корабли снова расползлись по сторонам, и темнеют их силуэты все дальше и дальше. «Догадались кибернеты разойтись сами или разметало корабли ветром? — подумал Гелиодор. —Так или иначе, но все равно это к лучшему, если во время урагана триеры будут дальше друг от друга».

Задуло и сорвало с кормы жертвенный костер, жрицы попрятались в трюм. Валы поднимаются высоко, они возносят корабль на свои могучие гребни и швыряют вниз, в разверзнувшуюся пучину. Кибернет перебегает от снасти к снасти, хватается за канаты. Над бортами поднимаются стены воды, кажется, что волна сейчас накроет корабль и похоронит его навеки в холодной пропасти вод.

Волны с грохотом проносятся по палубе, сметая на своем пути все, что плохо закреплено; судно, снова задрав высоко нос, выносится на гребень, чтобы еще и еще раз упасть в черный провал.

Вымокший до нитки, Гелиодор возвратился на корму и сам встал у руля. Двигать рычаг кормила ему помогают женщины. Много раз их захлестывали волны, и только веревки спасали жизнь.

Сколько времени провел Гелиодор на корме, трудно сказать. Может, час, может быть, больше. Измученный до предела, он решил, что дальше сопротивляться бесполезно. Корабль не слушался руля и был всецело во власти волн. Море бросало триеры из стороны в сторону, Гелиодор сначала опасался соседних судов, которые то и дело появлялись из мрака, готовые разбить себя и головную триеру в щепки. Но потом понял, что ему не совладать со стихией, и, вверив свою судьбу богам, заклинил кормило и отослал амазонок в трюм.

Трудно было понять, куда влечет их разбушевавшееся море, сколько кораблей удерживается на поверхности, в какие стороны разметал их ветер.

Около полуночи ураган усилился, находиться на палубе стало опасно, и кибернет последним сошел в трюм. В нос ему ударила смрадная духота. Закрытые люки не пропускали сюда ни одной свежей струи. Отовсюду слышались стоны и мольбы. Женщин кидает из стороны в сторону, ударяет об обшивку судна, о перекладины и балки, они избиты и измучены.

Гелиодор понимает, что если ураган не стихнет, к утру многие сойдут с ума, задохнутся в испарениях и зловонии, умрут от ударов и падений.

— Открой люк, Гелиодор! —крикнула Атосса, лежавшая на полу. —Мы задыхаемся.

Кибернет снова поднялся по лесенке, откинул створки люка. В отверстие хлынула вода, брызги разметались по всему трюму. Амазонки бросились к источнику свежего воздуха, сгрудились около люка, жадно хватают ртами живительные струи, подставляют потные, измученные тела под прохладные брызги.

Створки надо держать. Волны, прокатываясь по палубе, захлопывают их. Гелиодор пытается привязать их к канату, за который держится сам.

Вдруг черное небо распахнулось, яркая вспышка молнии змеисто распорола густые облака, осветила на мгновение палубу. Раската грома Гелиодор не услышал, его заглушил рев моря. Скорее от радости, чем от страха, он спрыгнул в трюм и крикнул:

— Слава богам! Крепитесь, женщины! Теперь ураган пойдет на убыль.

Еще раз сверкнула молния, резкий шквал ветра ринулся на судно, сорвал привязанный к мачте сверток большого паруса. Он покатился по палубе, ударился о борт и задержался около балки. Еще один порыв ветра, еще одна волна—и его смоет в море. Гелиодор заметил это, выскочил на палубу и кинулся к парусу. Могучая волна накрыла его, бросила на пол, затем ударила о мачту и легко, как соринку, швырнула за борт.

И не стало на корабле главного кибернета Гелиодора. Всего двое суток носил он это столь желанное для него звание.

А море кипело и металось во мраке до рассвета, и только утром ветер ушел ввысь, волны улеглись, усталые и умиротворенные, а на востоке поднялось над водами солнце.

Атосса первая вышла на палубу. Силы совсем оставили ее, и она растянулась на теплых, высыхающих досках палубы. За ней выползали изможденные амазонки, молча падали на палубу и тут же засыпали, истерзанные страшной ночью...

... Очнулась Атосса от зноя. Солнце стояло в зените и жгло немилосердно. Во рту пересохло, мучительно хотелось пить. Шатаясь, она прошла в свой отсек, выбила пробку из бочонка с водой, приникла к отверстию и стала жадно, большими глотками пить воду. Напившись, снова вышла на палубу и, перешагивая через распластанные тела, принялась искать Гелиодора. Предчувствие не обмануло ее—главного кибернета на корабле не было. И Атосса поняла: шторм кончился, но не кончились их беды. Дрожь прошла по всему телу жрицы, начался озноб — предвестник тяжелых приступов лихорадки.