Внизу, у моря, еще осень, а здесь, в горах, на Доросе, уже почти зима. Холодный ветер свистит в окнах жилищ. Уже собран виноград, упрятан в дальние пещеры хлеб на зиму. Уже давно готовы ойропаты к войне. Но тихо на Таврике. Точно замерло все перед бурей.

Ранним утром месяца пианепсиона вышла из царских покоев девушка. Одета она была в теплый хитон и шерстяной пеплос. Лицо ее было закрыто от холодного ветра. Мало кто узнал бы в ней Гелику. Она окрепла и уже могла ходить. Она подошла к небольшому жилищу. Это была хижина, вырубленная прямо в скале. Стукнула в дверь. Дверь почти сразу же отворилась.

— Я уже готова, Гелика! — Гилара только взяла небольшой узелок, и подруги быстро пошли по направлению к плато.

— Хорошо, что туман, — сказала Гилара. — Наверное, пройдем незамеченными.

— И тогда был туман, — задумчиво сказала Гелика. — Помнишь?

— Много было туманов, Гелика. Когда это?

Гелика промолчала. Они шли по тропе, высокая трава с замершими каплями вчерашнего дождя холодила ноги. Но Гелика ничего не замечала.

— Ты не туда идешь, Гелика. Эта тропа короче… — Гилара взяла подругу за руку и хотела перетянуть по развилке троп влево.

— Нет, Гилара. — Гелика внимательно вгляделась в чащу леса. — Мы идем правильно.

Она пошла быстрее. Гилара еле поспевала за ней. И вдруг Гелика остановилась.

— Здесь, — тихо сказала она, и слезы сами собой покатились из ее счастливых глаз. Она внимательно осмотрела траву, примятые, уже засохшие цветы. — Вот он, — сказала она совсем тихо и подняла нож. Он уже не сверкал, как тогда, весной, но был так же изящен и красив, как все, что выходило из рук мастериц Фермоскиры и Дороса.

— Да… — Гилара тоже узнала. — Это то самое место.

Дальше они шли молча. Гелика шаг за шагом вспоминала все, что было здесь в месяце фаргелионе. И Гилара понимала — ей не надо мешать. Они миновали дубняк, заросли кизила и барбариса. Пересекли безлесное плато. Трава была высокая и сухая. Кое-где лежал снег.

— А вот и она. — Гелика подошла к тому месту, где, еле приметная, спускалась с обрыва тропа.

— Ты взяла веревку? — Гилара только теперь вспомнила об этом опасном спуске.

— Взяла. — Гелика достала из котомки веревку, приготовленную ею еще весной, когда она, едва придя в себя, хотела бежать, искать Сириска.

Она привязала веревку к камню в трех местах.

— Не сорвется! — удовлетворенно сказала Гилара. — Смотри же, будь осторожна. Ты теперь не одна…

Гелика улыбнулась:

— Мы с ним уже во второй раз здесь.

Она привычно взяла веревку и довольно быстро спустилась вниз по каменным выступам. Гилара, как горная лань, спустилась быстрее.

— Ты точно знаешь дорогу? — Гелика вот уже который раз спросила об этом Гилару.

— Отия мне показала, когда мы ходили в Херсонес.

Они долго шли по лесу. Когда показалось озеро, Гилара спросила:

— Поплывем на лодке?

Гелика вздрогнула. Она инстинктивно опустила руки на живот, как орлица, защищая своего птенца.

— Нет, — только и сказала она.

К полудню, пройдя два горных хребта, они подошли к третьей скальной гряде. Еще издали в отвесной скале были видны прорезанные окна.

— Вот обиталище пифии…

Когда они подошли ближе и были уже под скалой, им навстречу выбежали две огромные собаки. Но, как ни странно; они не лаяли. А только обнюхали их и побежали обратно.

Внизу, в скале, была пробита дверь. Они вошли в нее и по ступеням поднялись вверх.

На одном из поворотов лестницы неожиданно они услышали голос сзади.

— Что привело сюда гордых ойропат?

Девушки повернулись и тут же, на площадке, упали на колени.

— Я… — Гелика хотела сказать кто она, но пифия остановила ее:

— Знаю, ты дочь Агнессы, Гелика.

— О! — И Гелика, и Гилара от растерянности потеряли дар речи.

— Чего ты хочешь? — Пифия подошла ближе.

Гелика все еще не могла вымолвить ни слова.

— Ты хочешь знать, когда дитя родится? И будет ли это девочка или мальчик?

— О, да, богиня… — Гелика от страха опустила глаза и боялась взглянуть на великолепную, в белом шерстяном одеянии, пифию.

— Смотри мне в глаза, — сказала та. Гелика с трудом подняла очи. И сразу словно утонула в огромных, необыкновенно притягательных глазах волшебницы.

— К весне, когда еще снежинки будут на цветах миндальных, ты мальчика прекрасного, подаришь миру… — Коро направила ладони в сторону Дороса и продолжила: — Красивая и гордая царица его захочет тут же умертвить…

Гелика вскочила на ноги, рванулась, но слова пифии ее остановили.

— Но боги Ипполита и Арей его спасут, и женщина во храме укажет путь к спасению царя…

— Царя? — Гелика и Гилара выдохнули чуть слышно это слово, но в пещере оно отозвалось громким эхом «царя… царя… царя…»

— Царя бесстрашных и жестоких амазонок…

— Но у нас нет царей, великая богиня…

Гелика прошептала эти слова, но Коро, точно не замечая, добавила:

— И много слез прольют родные… Отец и мать… Я вижу кровь и битву за мальчика, как за алмаз бесценный, звенят мечи и стрелы срываются с тугих тетив повсюду… А дальше… я не вижу… уходите.

Девушки встали. Гелика, точно в тумане, сняла с шеи бусы, украшенные золотыми сердечками, и положила на ступени.

Всю дорогу назад Гелика молчала. Гилара, прикоснувшаяся к волшебству, тоже чувствовала неуместность слов. Они пришли в Дорос под вечер. Их отсутствие, казалось, никто не заметил. Лишь когда они шли мимо храма Арея, кто-то проводил их долгим взглядом. Но в темноте нельзя было разобрать, кто это.

Быстро переодевшись, Гелика побежала в храм. Он был пуст. У изваяния Арея горели лампады. Напротив — крылатая богиня Ипполита. Мраморные крылья, кажется, вот-вот поднимут ее над грешной землей. А копье в руках в любой миг готово поразить врага и грешника.

Гелика упала на колени, положила на постамент золотое колечко. Устремила взор в глаза Ипполиты:

— Молю тебя, богиня Ипполита, пусть сбудутся слова Великой Коро… Но как понять ее слова о том, что женщина из храма спасет мне сына?

Гелика с мольбой смотрела на лик Ипполиты и не заметила, как тихо подошла Мелета и встала рядом с ней на колени.

— И я молю тебя. Великая богиня, пусть сбудутся предначертания судьбы…

Гелика, не веря ушам своим, боялась даже взглянуть на Верховную жрицу. Она также стояла на коленях, и губы ее шептали мольбы.

Долго они так молились, и боги точно соединяли их сердца.

— Пусть будет жить мой мальчик, — шептали губы Гелики.

— Да поможет нам в этом Ипполита и Арей, — шептала Мелета.

— Пусть боги сберегут отца сына моего и мужа моего, — чуть слышно говорила Гелика. — Пусть люди — женщины, мужчины, греки, скифы, тавры перестанут лить кровь на земле Таврики.

Гелика, точно во сне, встала и пошла по плитам храма к выходу. Мелета шла рядом. У двери обе остановились.

— Ты, милая, наверное, удивилась моим мольбам? — Мелета нежно обняла девушку.

— Да, о Верховная… ведь ты же с детства нас учила, что только смерти достойны трутни…

— Да, это так, но вот недавно… было чудо — ко мне в покои бог спустился — это был Арей и вслед за ним слетела Ипполита. И богиня сказала мне: «Весною будет буря, и тогда все ваши тайны узнает Таврика…» Когда я ее спросила — как нам жить? — она ответила: «Вам нужен царь, и жить должны вы, как живет Амага. Иначе все погибнете до одной». Арей ничего не сказал, а только кивнул головой в знак согласия. И они исчезли.

— Тогда и я признаюсь тебе, — Гелика доверчиво обняла Мелету, — я была у Коро. Волшебница сказала, что у меня родится мальчик, и будет он царем. Но Агнесса, Агриппа, они убьют его!..

— Доверься мне, — Мелета по-матерински обняла Гелику. — Еще до родов мы спрячем тебя у Коро. А там… жди, я дам тебе знать.

Гелика, счастливая, еще не веря перемене в Верховной жрице, шла домой. «О, Арей! О, Ипполита! О, Мелета! — шептали ее губы. — О, великие боги! Я благодарна вам всем сердцем. Пусть будет так!»

Не откладывая, Гелика написала письмо своему любимому.

«Сириску Гелика шлет привет.
Твоя Гелика».

Милый муж мой, послание твое, что принесли мне Отия и Гилара, согрело мою душу, остывшую здесь, в одиночестве и всеобщем презрении. Если бы не Отия и Гилара, я, наверное, не смогла бы жить — так всем здесь я ненавистна. Первое время, когда я была совсем одна и думала, что, может быть, ты покинул эту землю, я не хотела жить. Порой я чувствовала, что не замечаю красоты, и все реже слышу ту прекрасную музыку агапевессы. Уже не тянуло меня за горы, за голубые туманные леса, туда, где синеет море и за горизонтом скрыто что-то неведомое и прекрасное. Мне казалось, что нет вокруг благоухающих роз и фиалок, душа моя потухла, и я не хотела видеть никого… И казалось, мое солнце зашло навсегда за горизонт жизни, И все больше меня посещала мысль Сафо о том, что „восходит только то солнце, к которому мы готовы“. И никто не виноват, если все складывается так невыносимо жестоко и грустно. Боги управляют всем. Я почти не видела вокруг людей, которые могли бы, как ты, коснуться тех прекрасных струн, что есть в нас… Чтобы эти струны запели нам песни вечного стремления к звездам… Да-да, Сириск! До тебя я только смутно догадывалась, а теперь знаю точно: наша родина там, среди звезд… И ты помог мне это понять… Ты, наверное, не видел богиню Ипполиту у нас в храме Арея? Она и Арей готовы спасти нас! Если бы ты знал, Сириск, насколько мне было плохо и тяжело раньше, настолько я счастлива теперь. Я не могу написать всего. Скажу лишь — боги обещали спасти нашего мальчика. И я им верю! Я прямо перед глазами вижу ее, крылатую Ипполиту, и понимаю, как прекрасны были эти люди, которые изваяли из мрамора нашу богиню. Они так же, как и мы с тобой, Сириск, сквозь тупость времени и дикость людей рвались к звездам. И с ними было то же, что сейчас происходит с нами. И они победили, коль смогли создать это чудо — богиню, сотканную из мрамора и частиц человеческого сердца.

Я молю бога, чтобы ты вернулся живой и здоровый из земли сарматов и скифов. Я благодарна тебе, что ты нашел время и оставил мне письмо. Но прошу тебя — берегись — война висит в воздухе. Боюсь, что скифы задумали какое-то коварство. Боги обещали спасти нашего Лагорина, и это главное. На этом завершаю свое письмо.

Было уже за полночь. Гелика, как всегда, свернула папирус трубочкой и так заснула, спрятав письмо от посторонних глаз.

Наутро Отия и Гилара опять вызвались на охоту. И их с радостью отпустила Агнесса — вдвоем они всегда приносили больше дичи.