Они подошли к дому. Как и у всех херсонеситов на клерах, это была маленькая крепость. Новая башня, сложенная из огромных валунов, возвышалась над всей округой. Она была чуть выдвинута относительно стен усадьбы. Высокая и монолитная, она казалась совершенно неприступной. Верх башни был прорезан узкими бойницами для стрельбы из лука. Как все это хорошо было знакомо Сириску! И четыре почти глухие стены самой усадьбы, и узкий вход, и крепкие черепичные крыши. Как и в усадьбе Сириска, внутри была устроена коновязь со столбами, за которыми располагалась конюшня.

— Эй, кто там! — крикнул Нур, и тут же появились женщины. — А ну-ка, Хрисанта, накорми гостей и обогрей! Видишь, как они промокли!

Переодевшись в сухое, мужчины расположились у огня. Хрисанта принесла большой кратер с подогретым вином. Все по очереди выпили, начиная с гостей. Хозяева молчали. И Сириск заметил какое-то напряжение, словно Нур чего-то боялся, но не хотел об этом говорить.

— Ты знаешь, Сириск, — сказал наконец Нур. — Все мне понятно… И то, что ты посол, и то, что ты едешь по своим делам. Только прости уж, непонятно, почему вы подъехали со стороны моря? Ведь не вплавь же вы перебрались через бухту вместе с лошадьми? И еще… Почему у этого мальчика скифская одежда? Что-то не похож он на посла.

Все четверо мужчин серьезно посмотрели на Сириска. Он молчал. И пауза эта всем показалась слишком длинной.

— Что же ты молчишь, Сириск? — спросил за всех старший брат.

— А что у посла не может быть тайных дел? — Сириск решил не защищаться, а нападать.

— Еще ни один скиф не ушел отсюда живым! — это произнес тоже старший брат, и остальные с ненавистью уставились на Скилура.

— Что это за волчонок? — Нур встал и подошел ближе к мальчику. — Ответь нам, Сириск!

— Этот юноша — выкуп.

Сириск сказал это спокойно, почти безразлично, словно речь шла о баране или о десятке драхм, которыми выкупают бедных пленных.

— За кого же выкуп?

— За Пифострата. Говорят, он жив и находится в плену у скифов, — Сириск дружески улыбнулся, глядя прямо в глаза Нура. — А бдительность ваша похвальна, я обязательно передам Евфрону какие вы молодцы!

Напряженность вроде бы спала.

— Будешь тут бдительным! — вновь заговорил старший брат. — Уже третий раз восстанавливаем усадьбу после нападения скифов. Будь они прокляты! Бездельники и шакалы! Пока будет жив хоть один скиф, не будет у нас жизни.

Во время всего этого разговора Скилур не проронил ни слова. Он даже перестал есть. И изредка, исподлобья, поглядывал на Сириска.

— Ну что ж, гости, — поднялся наконец Нур, — вот тут ваши лежанки, ложитесь спать поближе к жаровне.

Остальные тоже встали, и вскоре в комнате не было никого, кроме Сириска, Диафа и Скилура. Женщины быстро убрали со стола и постелили им постель на невысоких лежанках, расположенных вокруг жаровни. Красноватый, теплый свет струился сквозь отверстия жаровен. Уставшие за последние дни, трое беглецов, казалось, мгновенно заснули. Небольшой светильник слегка мерцал в углу. Дождь ослаб, но все же временами еще стучал по крыше.

«Не спать… не спать… не спать…» — Сириск твердил про себя эти слова, понимая, сколь опасна была ситуация, в которую они попали.

— Ты не спишь, хозяин? — Диаф тоже не сомкнул глаз.

— Нет, — также тихо ответил Сириск.

— Ты слышал стук копыт?

— Нет, — Сириск напряженно вслушался в ночь.

— Один из этих братьев куда-то уехал. Я думаю, надо уходить.

Сириск легким толчком разбудил мальчика.

— Тихо. — Он приложил палец к губам. Скилур все понял. Беглецы беззвучно привстали, но тут какой-то шум за дверью заставил их мгновенно лечь. Дверь тихонько отворилась.

— Спят, голуби! — это был голос Нура.

— Надо бы оружие у них забрать, — ответил другой голос.

— Это невозможно. Видишь, мечи они так и не сняли, а луки и стрелы под овчиной в головах. Ладно, пусть себе спят. Утром все будет ясно.

— Будь моя воля, этого скифского ублюдка я бы хоть сейчас…

— Не торопись! — хозяева тихо вышли. Дверь осталась чуть приоткрыта.

Путники довольно долго лежали молча. В доме все стихло. И только дружный храп все громче доносился из соседней комнаты.

— Пора, — прошептал наконец Диаф.

Они беззвучно встали. Искать свою одежду было некогда. Да и та, что дали им женщины, была вполне сносной. Сириск снял меч и передал его Скилуру. Мальчик удивленно посмотрел на грека и тут же с радостью прикрепил меч себе на пояс. Беглецы извлекли луки и гориты со стрелами из-под овчины и тихо подошли к двери. Храп все также дружно доносился из соседней комнаты. Сириск тронул было дверь, но она так пискнула ржавыми петлями, что нечего было думать открыть ее без шума. Диаф мгновенно все понял. Он тут же взял ночной светильник и накапал оливковое масло на лезвие меча. Острием он прикоснулся к петлям. Разогретое масло тут же растеклось по металлу. Одно-два осторожных движения, и дверь бесшумно отворилась. Тенями прошли беглецы мимо спящих.

Кони мирно стояли у коновязей, отдохнувшие и сытые.

— Может быть, возьмем их коней? — предложил Скилур и наткнулся на ответный, суровый взгляд.

— А как же насчет города-порта? — с едва заметной иронией сказал Сириск. — Свой будешь строить или Херсонес будешь воевать? А, царь Скилур?

Краска стыда бросилась в лицо мальчику. Явно смущенный, он вскочил на вороного, и вскоре все тихонько, подбадривая лошадей пятками, выехали из усадьбы. И тут они увидели человека. Это был явно раб. Видимо, он охранял отару, что была загнана в небольшую пещеру под скалой.

Они молча проехали мимо. Раб, ничего не поняв, проводил их долгим взглядом. Собаки же, приняв их за своих, не лаяли. Когда усадьба скрылась за лесом, беглецы пустили коней в галоп и вскоре растворились в предутреннем тумане. Ветра уже не было. Только сырость и холод напоминали о вчерашней непогоде. Долго скакали путники по оврагам, огибая перелески, пересекая пологие ковыльные холмы. Когда уже совсем рассвело и потеплело, усталость навалилась на всех. Но они ехали, опасаясь погони. Диаф ехал впереди, Скилур — за ним. И замыкал, как всегда, Сириск. В полдень мальчик слегка придержал лошадь и поравнялся с греком.

— Я вижу, ты что-то хочешь сказать, Скилур?

— Да, — мальчик слегка был смущен. — Я хотел сказать, я теперь не считаю, что все греки… что их всех надо убивать… я…

— Хорошо, Скилур… — Сириск видел, как нелегко было мальчику говорить. — Я ведь это без слов понял, еще там, у коновязи. И ты знаешь, у нас, у греков, совестливость и скромность — это высшая добродетель для юношей. Я рад за тебя, Скилур!

Потом они долго ехали молча. И наконец Скилур сказал:

— Ты доверил мне меч, но я хочу вернуть его.

— Я по-прежнему верю тебе, Скилур.

— Нет, я не об этом. Если случится какая-нибудь беда по пути, он для меня тяжеловат. А вот лук со стрелами — в самый раз. И стреляю я неплохо.

— Что ж, — Сириск снял горит и передал его Скилуру. Юноша вернул греку меч.

А день разгорался все ярче. Он был ясным, и солнце пригревало все сильнее.

— Отдохнуть бы, — предложил Скилур. — Надо выспаться.

— Пора, — согласился Сириск.

Они спешились. Буйная трава, прогретая солнцем, приняла их в свои объятия. И лишь Диаф бормотал что-то об опасности, о возможной погоне. Но сладкий божок Гипнос, этот коварный шутник, свали их в буйные травы, и беглецы заснули, убаюканные легким ветерком и ароматом буйных трав.

…Еще сквозь сон Сириск понял: случилась беда. Диаф тряс его за плечо. А страшный сон никак не исчезал. Ему чудилось, что Сострат, принявший облик змеи, все жалил и жалил его, а он отбивался руками. И тут наконец Сириск проснулся.

— Скилур исчез! — эти слова Диафа вмиг отбросили сон.

— И я, старый болван, хорош. Ведь говорил же, говорил же, говорил!..

— Ты думаешь, сам ушел? — Сириск посмотрел на место, где спал мальчик.

— Нет… Украден… Вот, смотри, хозяин.

Они спустились в низинку. И там, на свежем песке, что намыл дождь, увидели ясно отпечатавшиеся следы лошадей. Судя по ним, тут что-то произошло, ибо спокойные кони не перетоптали бы все вокруг.

— Нур! — покачав головой, сказал Диаф.

— Нур, — согласился Сириск. — О, боги! Да они же убьют его!

Молнией Сириск вскочил на коня и, уверенный, что Диаф не отстанет, ринулся вниз по оврагу, туда, куда вели следы лошадей. Вороного, что облюбовал себе Скилур, тоже не было.

Оба неслись во весь опор, не жалея лошадей, хотя понимали, как это опасно. Следы были видны хорошо, ибо Нур и туда и обратно шел одной дорогой. Сумерки незаметно сгущались. И следы все хуже и хуже просматривались на пути.

— Можем сбиться, хозяин… — Диаф не договорил. Вдали, среди соснового леса, мелькнул огонек.

— Они! — Сириск привычно поднял левую руку, чтобы выхватить лук и стрелу, но… Он вспомнил, что горит остался у Скилура. Он так и лег с ним спать.

— Возьми мой, господин, — Диаф протянул Сириску лук.

— Нет, Диаф, — Сириск медленно вытащил из ножен меч. — Это твое оружие.

Они подъехали ближе и спешились. Сириск рванулся было вперед, но через мгновение скиф остановил его.

— Стой, хозяин!

— Что?

— У меня уже так было, хозяин. Разве ты не знаешь ночной прием «бабочка»? Они ждут нас отсюда.

— А если опоздаем? Вспомни Нура, вспомни старшего брата.

— Если они увидят нас первыми, мы погибли.

Слова Диафа были настолько справедливы, что Сириск согласился. Они вернулись к лошадям и вскоре уже неслись по окружной дороге вокруг пылающего среди сосен костра. Они продирались сквозь заросли, карабкались по склону, вихрем спускались в овраги. По расчетам, они должны были вот-вот выйти к костру с южной стороны. Из-за косогора, они еще не видели огня, но крик мальчика и хохот озверевших греков указывали им направление. Оба мигом слетели с коней и тенями, от дерева к дереву, кинулись к костру.

От того, что они увидели, бросило в жар даже видавшего виды Диафа. Мальчик, привязанный за одну ногу, раскачивался на длинной веревке, перекинутой через толстую ветку дерева. Под ним пылал костер. Нур стоял сбоку и подталкивал Скилура, когда колебания затухали, и мальчик начинал кричать от страшной боли, причиненной огнем. А трое сыновей Нура стреляли по мальчику из луков. Одна стрела уже пронзила ему ногу. Колебания веревки вновь замедлились, и Скилур закричал от нестерпимой боли.

— Скифу жарко! — крикнул Нур.

Он улучил момент и ударом ноги качнул тело в сторону. Он хотел ударить еще раз, но стрела, выпущенная Диафом, пронзила насквозь его горло. Нур схватился руками за древко, дико захрипел и упал навзничь. Сириск и Диаф, заранее договорившись, показались перед братьями и тут же скрылись за деревьями. Три стрелы одновременно свистнули в листве. Диаф в свою очередь, прикрывая Сириска, выступил из-за дерева и метнул стрелу. Младший из братьев не успел увернуться, и стрела вошла ему прямо в бок. Сириск в три прыжка достал братьев. Но тот, что был ближе, успел выстрелить. Стрела вонзилась греку в шею. Страшная боль пронзила все его существо. Но он понял — рана неопасная. С диким криком Сириск переломил стрелу и бросился на старшего брата. Тот не успел выхватить меч, Сириск пронзил противника своим клинком, и оба рухнули на землю. Последний из уцелевших братьев остолбенел. Он уже натянул тетиву, но стрелять было невозможно. Сцепившиеся в последнем зверином объятии, греки катались по земле, и страшное их рычание сливалось с ужасным криком Скилура. И тут последний из уцелевших братьев вдруг выронил лук и бросился бежать.

А Скилур все кричал нечеловеческим голосом, ибо уже висел прямо над костром. Тело врага наконец обмякло, и только тут Сириск увидел, что Диафа нет рядом. Обессиленный, он попытался крикнуть, но из горла вырвалось только сдавленное хрипение.

— Диаф! Скилур…

Верный слуга и друг лежал там же, где его оставил Сириск. Он прижался к сосне и держался руками за стрелу, которая торчала у него из груди.

Сириск кинулся к Скилуру. Он оттянул тело от костра, рассек мечом веревку и осторожно отпустил мальчика на траву. Все волосы, ресницы, кожа на лице юного скифа были обожжены. Скилура почти нельзя было узнать. Стрела пронзила ему ногу ниже бедра. Мальчик стонал и выл, видимо полностью обезумевший от страха.

Сириск подбежал к Диафу. Тот уже сидел, прислонившись к сосне.

— Видно, мальчишка стрелял, — сказал Диаф спокойно. — Неглубоко вошла. И все же мне конец, хозяин. С шипом наконечник, вперед не протолкнешь и назад не вырвешь.

Ни слова не говоря, Сириск осторожно уложил Диафа на спину. Обжег над костром острый как бритва нож. И, помочившись на рану, рассек плоть ножом. Наконечник застрял между ребер. Сириск, безжалостно углубил разрез, осторожно извлек стрелу. Диаф только рычал от боли, плотно стиснув зубы. Кровь залила всю его грудь, пропитала одежду. Но страшное было уже позади. Приложив к ране несколько свежих листьев подорожника. Сириск туго перетянул грудь скифа куском хитона.

Почти то же он проделал и со Скилуром. Проще было со стрелой: Сириск лишь переломил древко, прежде чем ее вытащить. О собственной ране грек даже не думал.

Была ночь. Трое убитых без движения лежали вокруг костра. Скилур стонал, весь обожженный и израненный. Диафу стало чуть легче, и он попытался помочь Сириску. И тут они услышали: за деревьями кто-то скулил, точно обезумевшая собака. Сириск пошел на звук. Это был средний из братьев. Он лежал на земле и как сумасшедший выл не переставая. Говорить с ним было бесполезно. Тогда Сириск молча вернулся к лошадям Нура. Он связал их цугом, одну за другой, и взвалил все трупы на спины коней. К этому времени средний брат уже сидел на коленях и продолжал выть, раскачиваясь из стороны в сторону.

— Как тебя зовут? — спросил Сириск.

Грек не ответил.

— Ну что ж, ты все видел. Поезжай к своим и расскажи все честно.

Сириск поднял парня на ноги и подвел к первой лошади. Вложил ему в руки уздечку и молча указал тропу.

Юноша, сгорбленный, еле передвигая ногами, повел лошадей вниз по тропе. Он ни разу не оглянулся.

Сириск подошел к Скилуру, помог ему вскарабкаться на лошадь.

— Усидишь?

Мальчик молча подобрал уздечку. Умный конь сам двинулся вперед. Диаф и Сириск тронулись вслед за ним по ночному лесу. Никто не разговаривал. Так они и двигались: тихо, молча, медленно.

В предрассветной мгле Сириск вдруг заметил на земле сотни свежих конских следов. Переглянулся с Диафом.

— Скифы, — шепотом произнес тот.

Путники двинулись дальше, спускаясь в низины, одолевая высокие холмы. И вот, наконец, поднявшись на очередной холм, в лучах утреннего солнца они явственно разглядели на горизонте зубцы башен.

— Неаполь! — выдохнул Скилур.

Выронив узду, он соскользнул к ногам лошади. Силы оставили его.

* * *

Прошло пять дней, а Гелика ничего не ела, кроме зеленых листьев барбариса и остатков хлеба Гилары. Четыре дня подряд охота была неудачной. Муфлоны и косули куда-то исчезли. А дикие вепри были столь опасны, что Гелика сама избегала встречи с ними. С каждым днем силы оставляли ее, а охота была все так же неудачной.

На седьмой день приехала Гилара. Ни слова не говоря, она воткнула в землю стрелу.

Уже привыкнув к молчанию Гилары, Гелика также молча подняла лук, прицелилась. Стрела ее даже не зацепила оперение, торчащей в земле стрелы.

Без слов Гилара опустила глаза на свои ножи, оставленные в предыдущий приезд. Гелика взяла их в две руки, метнула. Один нож криво, но все же вонзился в ствол дерева. Второй с треском отлетел в сторону.

Тенью вскочила Гилара на коня и канула в лесной глуши. Тихо стало вокруг. Точно и не было тут Гилары. И Гелика поняла: еще одна такая неделя, и она погибла. Девушка прислонила лук к дереву, взяла в руки клинки. И до поздней ночи, слышны были удары стали о ствол стоявшего поодаль бука.

Гелика остановилась лишь тогда, когда увидела внизу в распадке десяток всадниц. Их было трудно разглядеть на таком большом расстоянии. И все же она их заметила. Каждый вечер Гелика засыпала с мыслями о тех, кто был там, внизу, в разъезде. Неожиданно она поняла, что теперь, когда большая часть ойорпат на войне, можно попытаться отбить мальчика. И она с остервенением каждый день метала ножи и пускала в цель стрелы.