– Привет, Серёга! – слышу я сквозь голос Юры Паратино голос… Сержа Джамаля. Выхожу из чтения, и ловлю себя на мысли, что никуда я не вышел, а вот он, Юра Паратино, по имени Серж Джамаль. И поразительнее всего, что портрет, натура, характер Джамаля, практически ничем не отличается от натуры и характера Юры Паратино.

– Привет, Серж, – говорю я, ещё находясь под впечатлением этой мысли.

– А мне уже «рыбацкий телеграф» сообщил, что Серж Пират задрал ноги выше палубы, и почитывает книжку, вместо того, чтобы дизелёк чинить… Я смотрю, не врут люди…

– Было б лучше, если б врали, – говорю я.

– А что? Случилось чего? Кстати, как отдохнул на «Орле?»

– Да отдохнул-то отлично, спасибо, Серж. (Я рассказал Сержу про дельфинёнка, а за одно, поведал о своих «дизельных» страданиях.)

– Видишь трещину? – Я показал Сержу головку цилиндров.

– И самое «приятное», что твой «SABB» один на всю Балаклаву. И не заваришь…

Серж опять поражает меня быстротой ума, и фотографической точностью анализа ситуации.

– И не заваришь, и не купишь новую…

Серж помолчал.

– А мы уж всей свитой навострились на ставридку с тобой.

– Кому ставридка, а кому и головка? – поддеваю я Сержа.

Оставив без комментариев мою «подколку», Серж задумался.

– Да, дела… А впереди шторма!

– Отожь! – говорю я. И шторма, и ветра, и холодная водица! И до Севастополя часов шесть ходу с моей скоростёнкой!

– Варианты? – Серж как всегда краток.

– Да был тут, лет пять назад, в Ласпи такой движок. Да разве он ещё там? Да и отдадут ли? И весу в нём килограммов триста! Тут задумаешься…

– В Ласпи, говоришь? А где там?

– Да прямо на местной станции, у берега…

– Ладно, полетел я. У тебя какие планы? – Серж мысленно, был где то далеко…

– Какие могут быть планы? Страдать… – В шутку говорю я Сержу… Домой поеду. Надо что-то думать… Из за какой то железки…

– Ну, ладно, бывай! – Крепкое рукопожатие. И Сержа как и не бывало. Читать было уже, как то не с руки. Я решил подобрать все хвосты, что накопились за последнее время… Так, или иначе, а провозился я до вечера. А затем, тупо, без каких либо идей, почапал домой, в Севастополь.

Ещё было светло. Вечернее солнце окрасило весь Севастополь в предзакатное алое марево. А это никак не могло обрадовать: «Если солнце село в тучи, жди моряк большие бучи…»

С этими мыслями я добрался до дома. Вошёл в ворота внешнего дворика, уже открыл калитку, как вдруг знакомый звук мотора привлёк моё внимание.

«Неужели Серж? Джамаль»?

Да, это был Серж.

– Только идёшь? – Услышал я голос прямо из машины.

– Вроде как… – Отвечаю с улыбкой.

– У меня к тебе будет просьба, кэп!

– Хоть пять, – отвечаю.

– Побудь, пожалуйста, здесь пять минут. Никуда не уходи. Сейчас к тебе приедут четыре молодца, примешь груз.

– Какой груз? – Уже кричу вдогон.

В ответ только пыль из под колёс.

Действительно, прошло пять минут. Подъехал джип, и четверо незнакомых мне парней вышли из машины.

– Ты Серёга – Пират? – спрашивает старший.

– Ну, я, – отвечаю.

– Открывай ворота, – и не очень-то вдаваясь в разговоры, выволакивают разобранный на четыре блока, что бы вы думали? Ну, конечно же! Дизель SABB, тот самый, из Ласпи!

Да! Это был культурный шок. Дар речи, временно мной утерянный, медленно возвращался ко мне. Семейство моё никак не могло добиться от меня – что это и откуда? И где я взял такие колоссальные деньги на дизель? И как довёз? И как сгрузил? А я только мычал что-то нечленораздельное о Джамале, а сам пытался вспомнить, когда, и как я познакомился с Сержем? И, наконец, вспомнил…

…Ну, да! Это Люда Вертяева подарила мне Сержа! Та самая Люда, что яркой звездой прошла по небосклону Тавриды. Прошла, а для нас всё ярче разгорается свечение её удивительной, таинственной, и такой светлой души. Её неповторимый голос всё ещё звучит в телеэфире, в «Ветре странствий» И, кажется, он навсегда растворился в туманных отрогах Чатыр – Дага, в горах, степях, и реках Крыма. В прозрачной, кристально чистой голубизне таврийских волн…

Люда очень любила дарить подарки друзьям своим. И она точно знала, кого и с кем можно и нужно знакомить. И делала это, как художник, рисующий красками по холсту. Скромно, неприметно, и точно. А может ли быть для человека дороже подарка, чем дружба с родственной душой? Чем восторг от мысли, что ты не один на земле, что есть ещё нормальные люди, для которых дорого то, что драгоценно для тебя. А главное, что есть на свете человек, который всё это понял, и сделал то, что должно. Не каждому дан этот талант. Талант понять человека. Именно такой и была Людмила Вертяева.

…В тот день, Люда делала свою очередную передачу. Мы шли вдоль Фиолента на «Гикии» Наши севастопольские барды пели «Каравеллу» и это так было уместно среди парусов, солнца и бриза, что все невольно затихли.

– Вот, рекомендую, – тихо сказала вдруг Люда, – Сергей Джамаль. Вам есть о чём поговорить…

Так мы познакомились. Мне сразу бросилась в глаза его древнегреческая внешность. Кто знает, может именно так и выглядел знаменитый Одиссей Лаэртид? И надо же! Мысли наши совпали. Гикия как раз выходила из Балаклавской бухты. И огибала тот самый мысок, где Одиссей спрятал свой корабль. Единственный, кстати, из уцелевших в бухте Листригонов.

– А листригоны-то не дураки…, – с лукавой усмешкой выдал вдруг Джамаль. Он как бы приглашал меня к диалогу. – А кто они вообще, эти листригоны, были? Просветите, нас, капитан?

Все взоры, в том числе Людмилы, устремились на меня. Тут уж опростоволоситься было никак нельзя. Публика была просто сиятельная…

Вообще-то я не очень испугался. Люда предупредила меня, что Серж-любитель проверить всё «на зубок». В том числе и людей…

– Листригоны? – Я хотел процитировать соответствующее место из «Гомера», но не успел.

– Ну, да, листригоны, – испытывающее посмотрел на меня Серж с улыбкой. – Только не надо цитировать Гомера. Мы всё это знаем… Что говорит наука?

Я тогда ещё не привык к шокирующему, сократовскому стилю Сержа. И ещё не знал, что он умеет читать мысли собеседника без посредства слов. Поэтому дал некоторую паузу…

Все с любопытством устремили взор на меня. А кроме бардов, на судне была и «Джамальская свита», его друзья. Это становилось интересно. Серж стал разыгрывать свой любимый спектакль под названием «Проверка на зубок».

Пришлось напрячься.

– Прежде всего, и это, несомненно, – я попытался придать разговору наукообразность, – листригоны, это, конечно же, тавры. Те самые тавры, именем которых и названа Таврида. Как гласит античная традиция, они были жестокие, кровожадные и дикие люди… Греки их очень не любили…

– А тавры? – Серж пристально обвёл взглядом публику.

– А что тавры? – не понял я вопрос.

– А тавры любили греков, тех самых архаичных, хитроумных греков тринадцатого века до нашей эры?

– Источники об этом умалчивают… – был мой ответ.

– Вот видишь, опять односторонний подход. – Серж оживился, – а между тем, давайте посмотрим на факты.

Публика вся сгрудилась вокруг нас. Всем было интересно, чем же закончится этот «турнир».

– Давайте, – согласился я.

– Итак, хотя источник и довольно одинок, и кое кем вообще подвержен сомнению, давайте повнимательнее вглядимся в бессмертную гомеровскую «Одиссею» И что же? Было ли за что так сильно любить Одиссея и его компанию? Так ли уж, наши любимые древние греки были добры и цивилизованы? Уж не помню дословно, но суть такова: группа кораблей Одиссея возвращается из троянского похода, и вот Одиссей вспоминает с умилением: «Ветер от стен Илиона принёс нас ко граду Киконов Исмару. Град мы разрушили, жителей всех истребили, жён сохранивши, и всяких сокровищ награбили много…»

Серж с лукавой улыбкой, вдумчиво обвёл взглядом публику, и вновь сосредоточился на мне.

– Вам не кажется, друзья, что Одиссей был немножечко головорезом? В том числе и его гоп – компания? И я не думаю, что люди «культурного» царя Итаки, чем-то сильно отличались от остальных древних греков…

Так может быть наши то, родные, листригоны, и не были «жестокие и кровожадные тавры», а просто были не дураки? И были, думаю, наслышаны о Троянской войне, о благородных манерах армии, осаждающей Трою… А?

– Право, не знаю, – неожиданный подход к трактовке Гомера, признаться, по началу, выбил меня из колеи.

– Вообще-то греки были на гораздо более высокой стадии развития, – попытался я отстоять общепринятую версию истории, – они оставили нам столько памятников культуры, архитектуры, литературы, да и знали ли бы мы о тех же листригонах, если бы не Гомер, тоже древний грек, между прочим…

– Но это же не значит, что тавры, то бишь листригоны, или проще говоря Балаклавцы, обязательно должны были быть дураками? Кстати, вся Таврида была «оккупирована» греками. Но не Балаклава. Она так и осталась таврской. Не от того ли, что ещё во времена Одиссея, тавры дали по соплям дружкам одиссеевым? Да так дали, что из сорока его кораблей, остался только один, мудро спрятанный Одиссеем за скалу?

Не удивительно, что во всей последующей литературе, тавры «жестокие и кровожадные» и «дикие» и тому подобное.

Да не так же всё было. Они были просто – напросто умные. Чем и явили, нам, современным балаклавцам, пример мужества и ума!

– Так что ж, Серж, – усмехнулась одна из девчонок-бардесс, – нам теперь так же гостей встречать?

Серж усмехнулся.

– Новые времена, новые подходы. Нет, конечно. Наоборот, чем больше отдыхающих, тем полноценнее экономика. Теперь надо побеждать приезжих вежливостью, культурой, сервисом, да и просто нормальной душой человеческой.

– Да, нам только с западом и конкурировать. Выкинулись из перестройки – на руках часы, есть ещё трусы, да трудовая книжка с тридцатилетним стажем под мышкой. – Это подал голос молчаливый юноша. – У них все бабки, и они же кричат про свободу конкуренции. Конкурировал слон и моська…

– А почему мы так все себя в моськи записали? – Улыбка слетела с уст Сержа, и он стал похож на боксёра. – Лично я не моська. И вообще-то, что пережили мы, мало какой народ пережил. А, значит, мы стали умнее, хитрее, ухватистее. А значит, мы выдержим и эту борьбу за существование. – Серж посмотрел на юношу и добавил, – или ты забыл, что сказал Рузвельт о Севастопольцах?

– Ну, допустим, и не знал… – был ответ.

– А он сказал, мой юный друг, следующее: «Если бы мои ноги могли ходить, я пошёл бы к этим людям пешком, чтобы встать на колени в знак признания величия подвига Севастопольцев, остановивших фашистов у ворот города!» Так-то дружок! А это признание нашей силы и мужества дорогого стоит. А иначе и быть не может. Выживать должны сильнейшие. Это условие выживания людей вообще.

– Но мы-то не люди «вообще». Мы конкретные, ещё вчера, получальщики зарплаты… причём совдепического типа… – ответил юноша.

– А вот нам и исторический шанс не быть рабами! – Засмеялся Серж. Я тоже начал с продажи собственного дома… И не жалею. Хотя, признаться, не раз по лезвию ножа шёл…

– Если людям негде жить, негде лечиться, негде учить детей, это по вашему, нормально? Тем более что всё это у нас было ещё вчера… Кто вас уполномочил с помоями выплескивать и младенцев? – Юноша явно обозлился на Сержа.

Наступила неловкая пауза. Получалось, что Серж, тот самый капиталист, против которых у нас уже была ужасающая гражданская война… и совсем недавно.

Все устремили взор на Сержа.

– Ты, знаешь, друг, – Серж не знал имени юноши, – ты, наверное, решил, что я и есть тот самый капиталист, что за 200 процентов продаст родную маму? И ты думаешь, я не понимаю, чем чревато расслоение людей на сверхбогатых, и нищих?

– А отчего, же вы так рьяно ратуете за власть сильных? Они почти всегда аморальны. Загляните в Интернет… Они уже показали себя… и не раз…

Серж глубоко задумался… Все тоже замолчали. Тишина воцарилась на судне.

Только вода слегка шумела о борт, да ветер начал петь едва уловимую песню свою в снастях. Небо нахмурилось. И ветер сменил направление. Пришлось убрать и грот. Мы пошли только на стакселе.

До конца прогулки Серж не проронил больше ни слова…