ВЫСТУПЛЕНИЕ НА X СЪЕЗДЕ ПАРТИИ
Товарищи, внешкольная работа в Советской России с самого начала носила политический характер; по крайней мере Наркомпрос старался придать ей этот характер. Но только этим летом удалось нащупать верную почву, когда мы связали нашу работу с работой экономических комиссариатов, связали ее со злобами дня, когда поставили весь наш аппарат внешкольного образования на службу партии, и тогда только товарищи на местах почувствовали, что внешкольная работа заслуживает внимания партии. И к этой осени мы уже имели целый ряд предложений с мест. Ряд городов (Нижний Новгород и некоторые другие) уже представил проекты того, как надо объединить работу и всю ее повести по единому плану. Этот единый план явился тем новым, что было внесено во внешкольную работу. И сразу стало ясно, что проведение этого единого плана тесно связано с партией и требует напряжения всех сил; параллелизм же в дальнейшей работе недопустим.
Польский фронт и продовольственная кампания сопровождались агитацией Наркомпроса, и на местах опыт проведения этих кампаний показал, что путь нащупан верно. И если мы проводим кампании, необходимо координировать работу, нужно, чтобы в одну точку били и Союз молодежи, и профессиональные союзы, и ПУР, и внешкольный отдел Наркомпроса. Параллелизм работы, который ощущался болезненно на местах, ощутился еще более резко в последнее время. Поэтому еще в сентябре был выдвинут вопрос об объединении всей политико-просветительной работы в Главполитпросвете. Предложение об объединении исходило с низов. Товарищи с мест выдвинули этот вопрос, и на сессии ВЦИК принято было постановление создать единый орган — Главполитпросвет. Постановление это было проведено через Совнарком, и ЦК всячески поддерживал его, дав в Главполитпросвет людей. Политпросветы на местах могли развернуть успешную деятельность только при самом энергичном содействии партии; и там, где партия осознала необходимость этой работы, где вся эта работа слилась и развернулась, там она пошла иным темпом.
Всю эту зиму пришлось употребить на организационную работу на местах и в центре. Был создан комитет Главполитпросвета с представительством от Центрального Комитета. Работа комитета за эту зиму была главным образом организационная. Товарищи с мест знают, как иногда эта работа затруднительна. Дело в том, что хотя мы и партийные люди, но не лишены чисто ведомственных пристрастий, поэтому нам кажется, что если ПУР передает часть своей работы, то вся работа погибает. То же кажется и профсоюзам.
Главная наша задача — это ввести всю работу в общее русло. Эта работа организационная, хотя и с большими затруднениями, близится уже более или менее к концу, и даже намечается известная форма объединения не только с Союзом молодежи, с профессиональными союзами, но также и с Пролеткультом, и мы можем надеяться, что скоро вся эта работа будет едина. Но партия не может не рассматривать органы Главполитпросвета как свои органы. Это в былое время буржуазия скрывала, лицемерила и говорила, что она проводит просвещение беспартийное. Пролетариату не к чему лицемерить, он может открыто говорить, что его органы просвещения должны стать органами коммунистическими. Работой Политпросвета мы можем оказать большую услугу партии.
В нашем Главполитпросвете в начале этой осени был очень высокий процент товарищей коммунистов, но потом, поскольку влились и другие организации, состав несколько разрядился, но мы все же стремимся всю работу вести по директивам партии. Мы надеемся, что таким образом нам удастся оказать партии ту помощь, которая ей так необходима. У партии своего просветительного аппарата нет, и часто приходится видеть, что губкомы устраивают свои библиотеки и на это тратят много сил, потому что нет для этого другого соответствующего аппарата. Должен быть единый аппарат, который вел бы и эту работу так, чтобы губкомы в этом отношении не тратили своих сил на организацию сети библиотек и клубов. И часть этой работы можно поручить Главполитпросвету…
Когда Главполитпросвет пропитается коммунистическим духом, тогда будет поставлен вопрос, может ли он превратиться в орган партии, ' но сейчас этот вопрос ставить еще рано. Так как политпросветы являются подготовительной ступенью и так как их работа проходит главным образом среди беспартийных масс, то на них приходится обращать как можно больше внимания. То же самое и с профсоюзами, с которыми на местах существуют чрезвычайно большие трения. Они не дают своих ответственных работников в просветительные секции, которые входят в Главполитпросвет. Они считают, что эта работа должна ими вестись непосредственно и самостоятельно. Между тем у профсоюзов и у партии в этом отношении одни и те же цели, и поэтому необходимо всю их работу направить по общей линии. Профсоюзы не могут пропитать эту просветительную работу до основания коммунистическим духом, если они отрываются от общей работы и желают работать самостоятельно и независимо. Как мы не можем говорить о независимости профсоюзов, так мы не можем также и говорить о независимости просветительной работы в профсоюзах. Работа профессиональных союзов ведется среди пролетариата, и ее необходимо влить в работу Главполитпросвета.
Что мы видим теперь? Мы видим, что просветительные отделы стремятся сохранить свою самостоятельность, между тем как во главе их часто стоят люди, чуждые нашей партии, и работа политико-просветительная, которая граничит с партийной работой, которая должна помогать партийной работе, часто находится в чужих руках. Поэтому мне кажется, что партийные товарищи в профессиональных союзах должны вести такую линию, чтобы профессиональные союзы давали своих представителей в просветительные секции, и что они должны вести эту работу рука об руку с Главполитпросветом.
То же самое с Союзом молодежи. Многие считают, что он должен быть совершенно независим и самостоятельно вести свою работу. Товарищи говорят: «Вы ведь не подчиняете партию Главполитпросвету, как же вы хотите подчинить Союз молодежи?» Здесь идет вопрос не о подчинении, а только о целесообразности, чтобы координировать силы, ибо самостоятельно, Союз молодежи не может справиться с работой, потому что ряды пролетарской и крестьянской молодежи чрезвычайно обширны, и сама молодежь с этой работой не справится. Тут стоит вопрос о целесообразности, об объединении сил и с Союзом молодежи.
Что касается военных организаций, то этот вопрос до сих пор не разрешен окончательно. Относительно организации ПУРа и других его органов окончательно решения не принято, и это очень тормозит работу. Товарищи из военных организаций очень боятся, чтобы их работа не свелась на нет. Все организации уже ожидают, что их соединят с Политпросветом, и поэтому многие работники под разными предлогами переходят в другие военные части, благодаря чему организации очень слабеют, и, в конце концов, они окажутся настолько слабыми, что не смогут передать главных сил Главполитпросвету. Оттуда уходят на работу в другие области, и поэтому необходимо провести это объединение как можно скорее, тем более, что переход на мирное положение заставляет вести работу военных организаций по той же линии, по которой ее ведет Главполитпросвет. Необходимо поднять эту работу на более высокую ступень, чтобы результаты ее были более плодотворны.
Со стороны же партии мы просим поддержки и просим направления как можно большего количества старых партийных работников в Политпросвет, чтобы можно было эту работу поставить на должную высоту… Работа эта чрезвычайно важная, на которую необходимо обратить самое большое внимание.
1921 г.
СПИСОК КНИГ О РЕЛИГИИ ДЛЯ ПОЛИТПРОСВЕТРАБОТНИКОВ
И. Степанов. О правой и неправой вере, об истинных и ложных богах. М., Госиздат, 1921, 16 стр. Брошюра очень популярна. Сначала в ней рассказывается о том, как верили два с половиной тысячелетия тому назад греки и как отстаивали свою веру. Потом рассказывается, как верили и отстаивали свою веру первые христиане.
Потом — как отстаивали свою веру русские княжества, ставшие христианскими, и как каждое считало свою веру правой. А потом — как война уравняла все веры. «Нет веры неправой и правой. Нет истинных и ложных богов. Все веры неправые, все были выдуманные, созданные человеком. Нет чудес, совершаемых божественной силой. Есть чудеса, творимые трудом и умом человека)", — делает вывод автор.
Брошюра годна для массового распространения.
И. Степанов. О таинстве святого причащения. М., Госиздат, 1921, 32 стр. Брошюра очень популярна. В ней проводится параллель между таинством святого причащения и кровавыми жертвоприношениями перуанцев-язычников. Затем выясняется, что первые христиане и смотрели на таинство святого причащения как на человеческое жертвоприношение. Рассказывается, как у дикарей: возникла мысль о необходимости жертвоприношений. Религии, в которых и вместо которых развивалось христианство: римская, еврейская, карфагенская, египетская, персидская, вавилонская — уже «возвысились» над такими «грубыми», «дикарскими» воззрениями. Но многое сохранилось от этих воззрений и осталось в богослужениях этих религий и потом вошло в христианство.
Брошюра годна для массового распространения.
Н. Мещеряков. Поповские обманы. (Факты и документы). М., Госиздат, 1919, 46 стр. мелкого шрифта. Приведем заголовки отдельных глав этой книжки, чтобы показать, о чем в ней идет речь. Вот они: I. Что попы прячут в церквах, а монахи в монастырях; II. «Нетленные мощи»; III. Глаза народа раскрываются; IV. Кающиеся попы.
В брошюре приведены в подтверждение каждой мысли автора факты и документы, и потому она достаточно убедительна. Может быть, начинающих только сомневаться будет отталкивать заглавие брошюры. Но это, впрочем, частность. По существу же дела брошюра очень полезна.
С. К. Минин. Религия и коммунизм. М., Госиздат, 1919, 51 стр. С. Минин не только писатель, он агитатор, его брошюра проработана на ряде лекций, на которых присутствовали рабочие, крестьяне, красноармейцы, задавали ему вопросы, возражали. Это имеет и свои положительные и свои отрицательные стороны. Положительная сторона заключается в том, что затрагиваются те именно вопросы, которые наиболее интересуют массу; отрицательная — в том, что, приспосабливаясь к массе, автор чересчур упрощает вопросы, вульгаризирует их, гоняется за острым словцом…
Перечислю прежде всего заглавия отдельных глав: 1. Вопрос о религии очень важен и должен быть решен беспристрастно. 2. Коммунизм — это борьба пролетариата за полное освобождение трудящихся. 3. Религия — это вера в божество. 4. Коммунизм не стесняет свободы религиозной совести, но и не поддерживает никакой религии. 5. Коммунизм за подлинную науку и потому освобождает школу от религии. 6. Как возникло и как изменялось первоначальное христианство. 7. Когда возникло это учение, при каких условиях. 8. Христианство последних дней: слепая вера в бога и в его невероятные способности. 9. Свирепое наказание и бесполезное искупление. 10. «Всеобщее воскресение» и небесный «Шемякин суд». И. Черная магия современных дикарей («таинства и обряды»). 12. Чудеса-фокусы и чудеса-небылицы. 13. «Нетленные мощи» или подлый обман? 14. Пара слов о библии. 15. Признания и отречения «пастырей». 16. Окончательный ответ на поставленный вопрос.
Из заглавий мы уже видим, что книжка С. Минина не отвлеченная от действительности лекция: она касается самых больных вопросов. Факты приводит автор убедительные, освещает вопросы правильно, но форма изложения весьма «свободная», если не сказать больше.
Возьмем пару примеров. Для понятности Понтий Пилат называется генерал-губернатором (стр. 17). Или «после беседы с ним (Иисусом) самаритянка обращается в страстную агитаторшу и устраивает массовку…» (стр. 19). «Но мы, товарищи, должны понять, что христианство — это не было революционное учение, это не был коммунизм, это не был социализм, — это были зачатки кооперативного движения «комитетов бедноты», не освещенные научной теорией пролетарского классового сознания» (стр. 21–22). Христа автор обвиняет в шовинизме и национализме (стр. 19).
Или вот как описывается воскрешение мертвых.
«Представим себе, что все члены местной коммунистической партии попадут в рай. Мы, конечно, будем очень обрадованы, что попали в такое привилегированное положение, но, конечно, заинтересуемся прежде всего классовым составом современного райского общества. Там есть апостол Петр с ключами, он поведет нас и будет говорить: «Смотрите, какая музыка чудесная, какое божественное пение…» А мы скажем: «Подожди, товарищ, это после, а вот ты нам скажи, как бы нам Карла Маркса увидеть» и т. д. Все в этом духе.
Конечно, отчего раз-другой не пошутить, но излагать все в таком духе не годится.
Тот, кто всерьез заинтересуется религиозными вопросами, должен взять и почитать еще и другие книжки, где затрагиваемые вопросы освещаются более основательно. Книжка годна лишь для того, чтобы дать толчок мысли, заставить задуматься.
Э. Даенсон. О боге и черте. Перевод с франц. И. А. Шпицберга, со статьей этого последнего «Религиозная язва». Пг., 1919. Вот что пишет о памфлете Э. Даенсона П. Красиков в № 1 журнала «Революция и церковь», 1919.
«Даенсон обнаруживает огромную эрудицию. История церкви, писание, католические догматы, вся апокрифическая литература знакома ему, как свои пять пальцев, все дает ему богатейший, исторически верный материал для сокрушительной иронии, для бесподобной, подчас тяжеловесной сатиры, для юмористического разоблачения с точки зрения простого здравого смысла всех мистерий, которыми так долго околдовывало себя человечество».
«Как в кривом зеркале, в чрезвычайно забавном и смешном виде проходят перед читателем все эти бесчисленные попы, святые, угодники, монахи и монашенки и сам Саваоф, изумленный всеми безобразиями мира, которые для него являются как будто даже неожиданными и с которыми впервые знакомит его дьявол под видом святого Люцифера».
Статью Шпицберга «Религиозная язва» надо считать неудачной. Автор считает все религии, их основателей и служителей либо сумасшедшими, либо просто мошенниками. Например, о Христе он пишет: «С точки зрения антропологии, всех привходящих в нее отраслей знания, Иисус Христос был только физический и умственный выродок, а проповедь его — лишь систематический бред религиозно-мистического характера». Цитата говорит сама за себя.
Одно только говорит за то, что небесполезно просмотреть статью Шпицберга, несмотря на все ее благоглупости: в ней есть интересный материал об отношении в 1917–1918 гг. церкви к помещикам, Советской власти и пр. Жаль, что этот материал не использован для популярной брошюры и потому мало известен.
Приведу этот материал. В сентябре 1917 г. вышел интересный документ — распоряжение Временного правительства: «Во изменение и дополнение надлежащих узаконений постановить: предоставить святейшему синоду всероссийской православной церкви право награждать лиц высшей иерархии церковной — саном митрополита, архиепископа — бриллиантовым крестом на клобук, митрою и наперсным крестом с украшениями. Подписали: министр-председатель А. Ф. Керенский. Министр исповеданий А. Карташев».
Временное правительство отпустило миллион (с марта по октябрь 1917 г.) на созыв Московского собора. Состоялся он 5 ноября 1917 г. На нем был выбран патриархом Тихон. Патриарх Тихон на Московском соборе объявил опубликование Советской властью грабительских международных договоров, заключенных династиею Романовых, «предательством России и верных союзников».
Н. М. Никольский. Иисус и первые христианские общины. М., изд-во «Денница», 1918, 116 стр. По отзыву И. Степанова, Н. М. Никольский не сумел освободиться от влияния германской' либеральной теологии, стремящейся лишь «объяснить» чудеса и противоречия новозаветной литературы, причем это случилось с ним по отношению не только к христианству, но, хотя не в такой вопиющей степени, и к древнеизраильской религии (см. И. Степанов. Очерк развития религиозных верований, стр. 3).
В. И. Невский. Праздники христианские и рабоче-крестьянские. М., Госиздат, 1920, 16 стр. Это брошюра агитационная, написана очень простым языком, но дает очень мало. Собственно говоря, христианским праздникам посвящено всего 9 страничек, из них три толкуют о том, какие христианские праздники бывают, две — вопросу, как эти праздники несоответственно празднуются, и только 4 странички посвящены вопросу о происхождении праздников. Говорится о каждом празднике особо и очень вскользь, так что вся брошюра производит впечатление малоубедительное, и хоть вреда от нее нет, но и пользы мало.
Проф. Р. Ю. Виппер. Возникновение христианства. М., изд-во «Фарос», 1918, 118 стр. Автор отмечает крайнюю скудость исторических свидетельств о раннем христианстве, несостоятельность построения «жизни Иисуса» на данных евангелий и вообще неправильное обращение с книгами Нового завета как с документами подлинной жизни основателей христианства. Далее выясняется историческая обстановка, «в которой возникла христианская церковь, ее корни в греческом и иудейском религиозном быту, затем строй римского самодержавия и его отражение в жизни общества, наконец, значение для религиозного сознания иудейской революции 66–73 гг., и ее повторения в 132–137 гг.». После этого автор намечает «главные моменты возникновения новозаветной литературы: каким образом в среде провинциальных греко-иудейских общин, потрясенных катастрофой иерусалимской церкви, под влиянием эмиграции начинают собирать рассказы о национальном горе и как в результате перемены настроений появляются новые исследования о совершившемся и новые толкования предстоящих событий». Наконец, «сделана попытка изобразить социальный облик раннехристианских кружков и общин, обширный союз которых представляет наследие иудейской церкви» (см. предисловие, стр. 8–9).
Изложение ясное, вопрос интересный, метод исследования правильный.
Бросается только в глаза неправильное представление автора о материализме. «Современный нам материализм, напротив, объявил, что идеи бессильны что-либо творить в жизни; идеи — только показатели наклона интересов, они, в свою очередь, созданы жизненными отношениями. Идеи — не что иное, как оправдания, которые слагает человек для оправдания своих поступков, но вовсе не направители его действий» (стр. 85). И далее: «Но человек вовсе не такая несложная машина, как представляют себе материалисты, идеи — вовсе не прямой непосредственный результат данной материальной среды». Р. Ю. Виппер ломится в открытую дверь. «Современные материалисты» вовсе не утверждают того, что приписывает им Виппер, они никогда не утверждали, что идеи не направляют действий человека. Если бы они так думали, то не занимались бы так усердно агитацией и пропагандой, как это делают, например, коммунисты, стоящие на точке зрения диалектического материализма.
В своих тезисах Маркс прямо говорит (тезис 3-й): «… обстоятельства изменяются именно людьми…» и в другом месте (тезис 11-й): «Философы лишь различным образом объясняли мир, но дело заключается в том. чтобы изменить его».
И насчет механического возникновения идей автор клевещет на современный материализм. В «Людвиге Фейербахе» Энгельс пишет: «… раз возникнув, всякая идеология развивается в связи со всей совокупностью существующих представлений и подвергает их дальнейшей переработке. Иначе она не была бы идеологией, т. е. не имела бы дела с мыслями, как с независимыми сущностями, которые самостоятельно развиваются из самих себя и подчиняются своим собственным законам». И выходит, что Виппер просто неясно представляет себе современный материализм.
Ф. Энгельс. К. истории первоначального христианства. Госиздат, 1921, 27 стр. В первой главе проводится параллель между христианством и современным рабочим движением, указываются точки соприкосновения между ними. Во второй главе характеризуются два направления в критике библии. Представителем тюбингенской теологической школы является Д.-Ф. Штраус. Того же метода держится и Ренан. Эта школа вычеркивает из исторического рассказа все чудеса и противоречия. И только. Представителем другого направления является Бруно Бауэр. Бауэр разрушил легенду о христианстве, сразу и в готовом виде возникшем из иудейства и победившем мир своей догматикой и этикой, установленной в главных чертах в Палестине. Он подверг также сомнению правильность момента возникновения христианства и отнес его на полстолетия позже, вырвав тем самым историческую почву у рассказов о Иисусе и его учениках. Энгельс полагает, что Б. Бауэр зашел слишком далеко, и надеется, что истину помогут установить новые данные этнографии, исследование исторических памятников Востока.
Затем Энгельс подробно останавливается на разборе «Откровения Иоанна» — единственной книги в Новом завете, время составления которой может быть точно установлено: она написана между июнем 67 и январем или апрелем 68 года.
Разбор «Откровения Иоанна» является, с одной стороны, очерком христианства той эпохи, с другой — дает метод подхода к оценке такого исторического документа, как «Откровение Иоанна».
Книжка Ф. Энгельса, несмотря на то что она написана в 1882 г., нисколько не утратила своего значения и дает очень много.
И. Степанов. Происхождение нашего бога. (По Г. Кунову). М., Госиздат, 1919, 124 стр. Книжка «Происхождение нашего бога» представляет собой переделку работы Кунова «Теологическая или этнологическая история религии». И. Степанов выбросил из нее полемику с Мауренбрехером, разбор книги которого в сущности и составляет вышеупомянутая работа Кунова.
Основная задача Кунова в «Теологической или этнологической истории религии» — изучение высших форм религии, примером которых служила для него иудейская. «Научное исследование иудейской религии, — пишет в предисловии И. Степанов, — с самого начала наталкивается на большие затруднения, которые долго тормозили изучение не только этой религии, но и религиозной истории вообще. Открывая в религиозных обрядах и воззрениях дикарей и полукультурных народов многочисленные сходства с израильской религией, исследователи робко отмежевывались от того вывода, что иудейская религия развивалась так же, как и другие религии. Она долгое время оставалась, а для многих и теперь еще остается предметом веры, а не научного исследования. И это тем более, что бога израильского народа христианские народы признают и своим богом». Нечего и говорить, что Кунов подошел к специальной цели своей работы совершенно так же, как он подошел бы к изучению религий индусов, арабов, австралийцев, кафров и т. д. Он дал действительно научное исследование «происхождения нашего бога, т. е. бога не только евреев, но и христианских народов» (стр. 3–4).
Н. М. Лукин (Н. Антонов). Церковь и государство. М. — Пг., «Коммунист», 1918, 39 стр. мелкого шрифта. Брошюра написана простым, понятным языком. В ней рассказывается, как христианство стало религией богатых и власть имущих; рассказывается о том, что на Руси православная вера с самого начала была религией государственной, и объясняется, что это значило; описывается, каково было положение православной церкви при самодержавных российских императорах: царь был главой церкви, духовенство — его чиновниками; церковь была опорой самодержавия в борьбе с революцией, опорой всего существующего строя; как церковь и князья и цари награждали землей, как Екатерина II отняла у духовенства земли; какое привилегированное положение занимала при самодержавии православная церковь, служившая ему верой и правдой; как преследовались еретики и притеснялись религии «второго сорта». Затем автор разъясняет, что такое отделение церкви от государства, отмечает недостаточность реформы 1905 г. в религиозном отношении, описывает, как ладили Временное правительство и православная церковь, какую роль играла церковь во время революции 1917 г., кого поддерживала и как отнеслась к декрету об отделении церкви от государства.
Брошюра очень хороша.
И. Степанов. Очерк развития религиозных верований. (Пособие для преподавателей партийных и советских школ). М., Госиздат, 1921, 40 стр. Автор называет свой очерк «канвой для курсов и лекций».
Ценность книжки заключается в том, что она дает подробные указания относительно литературы.
К сожалению, книжка касается преимущественно начальных стадий религиозных верований, иудейство и христианство затрагиваются лишь в связи с первоначальными верованиями. Относительно модернизированных религий в книжке вовсе не упоминается.
Гуго Винклер, проф. Берлинского университета. Вавилонская культура в ее отношении к культурному развитию человечества, пер. А. И. Певзнера под ред. Н. М. Никольского. М., изд-во «Фарос», 1913, 170 стр. Вот что пишет. об этой книжке в предисловии редактор ее перевода Н. М. Никольский: Гуго Винклер является представителем «того направления в области изучения вавилонской культуры, которое было окрещено сейчас же после его появления «панвавилонизмом»… Вопрос о всемирном значении вавилонской культуры, о ее влиянии на культуру соседних азиатских народностей и народов древней средиземноморской области Винклер, а вслед за ним и ученики его школы расширили до крайних пределов, превратив его, в сущности, в совершенно иной вопрос — о зависимости культуры всех народов земного шара от вавилонской культуры». «… Древневавилонское мировоззрение Винклер считает астральным, т. е. основанным на астральной науке, науке о звездах… мировоззрение всех древних народов Винклер также считает астральным и притом заимствованным (entlehnt) у вавилонян…» К этому надо прибавить, «что Винклер является по своему методу идеалистом чистой воды». Точка зрения Винклера встречает самые резкие нападки. «Тем не менее, панвавилонизм заслуживает внимания не только как научный курьез или как забава ученого ума, не знающего предела своей фантазии… некоторые положения панвавилонизма надо считать доказанными, хотя и нельзя придавать им такого всеобъемлющего значения. Прежде всего неоспоримо, что наука о звездах получила свое начало в Двуречье и что уже сумеры успели двинуть ее значительно вперед; начавшись с самой грубой астрологии, смешивавшей астрономические и атмосферические явления, она прошла, как и вся вавилонская культура, длинный путь развития, и тот ее вид, в каком изображает ее Винклер, относится к поздней ассирийской эпохе… От вавилонян их астрологическая «мудрость» и астрономические познания перешли к грекам, а затем к арабам; европейская средневековая астрология, таким образом, действительно восходит к вавилонской астральной науке, хотя ушла далеко вперед от нее. Далее, бесспорно влияние вавилонской легенды и мифа на легенду и миф соседних народностей, в том числе израильтян и народов средиземной области. Можно с достаточной точностью проследить отражение различных мифов и легенд и в библии, и в финикийских сказаниях, и в греческом эпосе, имея в виду, однако, что вавилонские мифы и легенды далеко не все носили астральный характер и что вавилонское влияние постоянно перекрещивается с не менее сильным египетским влиянием. Наконец, что касается частных вопросов, то некоторые важные проблемы по истории вавилонского календаря и по хронологии разрешены Винклером блестяще…»
Так оценивает работу Винклера Н. М. Никольский. К этому следует прибавить, что в «Вавилонской культуре» Винклер дает очень живое представление о завоеваниях новейшей этнологии, о клинообразных надписях. Точно также из книжки Винклера можно получить картину тех непрерывных смен народностей, которые происходили в Передней Азии под влиянием переселения народов. Это та внешняя рамка, которая необходима, чтобы изучающий древневосточную культуру мог в ней разобраться.
Поль Лафарг. Миф о непорочном зачатии. Пг., изд-во Петросовета, 1918, 14 стр. Автор указывает на то, что миф о непорочном зачатии существовал и в языческих религиях, что он возник в то время, когда мужчина хотел завладеть имуществом женщины и господствовать над нею в матриархальной семье; когда он с этой целью пытался отрицать важную роль женщины при акте рождения; женщина в ответ на это утверждала, что она может зачать без участия мужчины. Миф о непорочном зачатии возродился в тот момент, когда поколебались основы древнего обществаи патриархальная семья стала разлагаться.
Брошюра написана непопулярно, малоподготовленному читателю трудно разобраться во всей этой массе имен, но самое главное — все выходит как-то малодоказательно. Может, все это и так, но из брошюры этого не видно.
Кальвер. Социал-демократия и христианство. М., изд-во ВЦИК, 1918, 16 стр. Автор старается доказать, что задача социал-демократии вполне соответствует принципам христианства и что социал-демократия не ведет борьбы с религией. «Религия, — по его мнению, — должна остаться религией и не должна служить государству для проведения его планов» (стр. 16).
В брошюре масса натяжек, неверных утверждений. Например, стараясь объяснить, почему социал-демократия не становится на почву христианства, автор говорит: «Главная причина в том, что мы ни на кого не хотим оказывать давления в вопросах веры». Или, говоря о том, что социал-демократия должна в борьбе завоевать свои идеалы, Кальвер пишет: «Но не следует думать, будто эта борьба должна вестись при помощи настоящего оружия, что при этом должна обильно пролиться кровь» и т. д. На брошюре лежит печать неискренности, переводить эту брошюру не было никакой надобности, нет надобности и читать ее.
А. Бебель. Христианство и социализм. (Переписка между священником Гогофом и социал-демократом Августом Бебелем). М., изд-во ВЦИК, 1918, 24 стр., пер. с немецкого, написана в 1874 г. Бебель в 1873 г. выпустил брошюру «Парламентская деятельность германского рейхстага и ландтагов и социал-демократии». Священник Гогоф поместил открытое письмо к Бебелю, в котором пишет: «Вы делаете ответственной церковь за ошибки, а религию — за недостатки и грехи ее последователей». Бебель ответил Гогофу целой брошюрой. Он указывал на то, что если расценивать религию с точки зрения того, какая религия вызвала больший энтузиазм, больше всего породила людей, готовых на самопожертвование, то на первом месте должен стоять буддизм. Далее Бебель подробно останавливается на вопросе о происхождении библии и происхождении христианства.
Написана брошюра популярно и должна быть прочитана в числе первых книг по антирелигиозному вопросу.
Точно так же автор с достаточной силой освещает вопрос о том, что религией пользовались как средством обманывать массы. Так, на стр. 20 он говорит: «Епископ Синезий в 410 г. по р. х. говорил: «Народ положительно требует, чтобы его обманывали, иначе с ним никак невозможно иметь дело. Что касается меня, то я всегда буду философом только для себя, для народа же только священником», а это значит обманщиком. Приблизительно то же писал Григорий Богослов Иерониму: «Надо побольше небылиц, чтобы производить впечатление на толпу. Чем меньше она понимает, тем больше она восхищается. Наши отцы и учители не всегда говорили то, что думали, а то, что влагали в их уста обстоятельства и потребности».
«В царствование папы Юлия II (1475–1513) при римском дворе господствовала жизнь, которая превосходила все возможное в распутстве, разврате и богохульстве. Когда из благочестивой Германии приходили большие денежные пожертвования, папа говорил одному из своих кардиналов достопамятную фразу: «Смотри-ка, брат, а ведь басня-то об Иисусе Христе штука доходная».
К. Каутский. Происхождение первобытной библейской истории. М., изд-во ВЦИК, 1918, 16 стр. Брошюра, несмотря на свой небольшой объем, чрезвычайно полезна. Она показывает, что библия почти дословно повторяет мифы и легенды, существовавшие раньше в языческих религиях ассириян и вавилонян. Автор вскрывает перед читателем процесс составления библии и тем в корне подрывает веру в божественное откровение.
Генрих Кунов. Возникновение религии и веры в бога. Перевод и предисловие И. Степанова. М. — Пг., «Коммунист», 1919, 162 стр. Очень важно и хорошо предисловие Степанова, в котором он дает примеры того, как церковь у нас в России во время революции стояла на стороне помещиков, указывает на необходимость преодоления религии (а не только ее обезврежения), на противоречия религиозного воззрения с достижениями современной науки, на необходимость воочию показать это.
Нельзя согласиться с утверждением переводчика, что книга «Возникновение религии и веры в бога» написана популярно. Она не популярна ни по языку, ни по содержанию, ибо по содержанию направлена главным образом на доказательство одной мысли: что религия первобытных народов не представляла собою культа природы, а лишь культ духов и предков, и лишь на высшей ступени переходит в культ сил природы. Для подтверждения своей мысли автор приводит не только описания тех или иных религиозных обрядов и пр., но и целый ряд филологических соображений; читатель малоподготовленный не в силах оценить этих соображений, и они для большинства нефилологов не могут приниматься иначе, как на веру.
Разбирая книгу Кунова по существу, надо сказать, что основная мысль Кунова — о зарождении культа природы лишь на более высокой стадии культурного развития — остается недоказанной. То, что книга доказывает, — это что культ духов и предков зародился очень рано, ранее обоготворения сил природы, но нисколько не доказывает, что одновременно с существованием культа духов и предков не существовал анимизм по отношению к отдельным предметам и явлениям природы. До обобщения, каковым является поклонение «силам» природы, конечно, первобытные народы додумались не сразу, но сомнительно, чтобы они не реагировали никак на отдельные явления природы.
Наиболее ценной у Кунова является 1-я глава, где он дает оценку философским идеям Аристотеля, Юма, Канта, Гердера, Гегеля, Фейербаха, Маркса и Энгельса в области религиозного вопроса. С этой главой необходимо хорошо ознакомиться тем, кто обращается с антирелигиозной пропагандой к интеллигентским слоям, говорящим: «Ну кто же верит теперь тем сказкам, которые проповедуются церковью, — это идолопоклонство, но выдающиеся умы, выдающиеся ученые, вроде Канта, тоже не отрицали ведь идею божества».
Сжатые и содержательные формулировки Кунова очень помогут читателю разобраться в этом вопросе.
К. Каутский. Социал-демократия и католическая церковь (в сборнике: Карл Каутский. Очередные проблемы международного социализма. М. — Пг., «Коммунист», 1918). Эта статья Каутского была написана еще до 1905 г. Ценное в этой статье — указание на зависимость развития церковных организаций и их характера от экономических условий, на тесную связь интересов современной буржуазии с интересами духовенства, на половинчатость борьбы либеральной буржуазии с церковью.
Это ценно. Но большую часть статьи составляет обоснование тактики немецкой социал-демократии в религиозном вопросе. И тут мы находим перлы оппортунизма. Например:
«Пролетариат, как самый низший из всех классов, питает инстинктивное отвращение ко всякому насилию»; «социал-демократия отнюдь не хочет и не может теснить церкви».
«Противоположность между церковью и социал-демократией отнюдь не говорит, чтобы невозможно было быть в одно и то же время верующим христианином и социал-демократом.
… Понятие «христианин» стало в высшей степени неопределенным, и под него так же, как и под понятие «религии», подводятся самые различные представления. Следовательно, его можно понимать и в таком смысле, в каком оно отвечает социалистическим задачам».
«Христианское учение евангелия соединимо с нашими целями»; «социал-демократия уважает каждое религиозное убеждение».
Это не личное мнение Каутского, это мнение всей немецкой социал-демократии.
«Социал-демократия в Германии высказалась против всякого ограничения свободы союзов, также и церковных».
Эту тактику социал-демократии Каутский обосновывает так: «Кто дает государственной власти в руки оружие, чтобы ограничить свободу одного из имущих слоев населения, тот должен быть также готов к тому, что то же самое оружие завтра, и притом с гораздо большей силой, обратится против пролетариата», — так может рассуждать лишь человек, погрязший совершенно в предрассудках парламентаризма. Точно классовое государство, при любой тактике социал-демократии, не направляет ежечасно своего оружия против своих классовых врагов — в той или иной форме.
Общая оппортунистическая позиция германской социал-демократии сказалась и в том, что Фольмар и Бебель высказались против посылки агитаторов в избирательные округа центра для борьбы с религиозными предрассудками и влиянием церкви. Они находили, что бороться с центром надо, но не на религиозной почве, а на социально-политической.
Жорес обвинял Каутского за вышеупомянутую статью, говоря, что Каутский чужд революционным традициям французского пролетариата, не позволяющего парализовать себя «педантическими формулами». В своем ответе Жоресу Каутский переходит в контратаку, правильно обвиняя в безмерном оппортунизме французский министериализм, но по существу вопроса его аргументация крайне слаба.
Все же статья Каутского «Социал-демократия и католическая церковь» может быть прочитана не без пользы, тем более, что война и революция совершенно застраховали российский пролетариат от боязливого оппортунизма Каутского.
Поль Лафарг. Происхождение религиозных верований. Пг., изд-во Петросовета, 1918, 35 стр. Брошюра Лафарга «Происхождение религиозных верований» носит архиагитационный характер. Основная мысль автора та, что христианство является религией буржуазии, современный же пролетариат относится глубоко индифферентно к религии. Несмотря на то что брошюра агитационная, т. е. рассчитана на то, что ее будут читать массы, она написана непопулярно. Автор затрагивает массу очень сложных вопросов, не останавливаясь сколько-нибудь основательно ни на одном из них. Тут описывается и борьба свободомыслящей буржуазии с католицизмом, и французская революция, говорится о Шатобриане, Лапласе, Анаксагоре, «Армии спасения», генерале Бутсе, о дикарях, Вико и Грент-Алене, философском детерминизме, Адаме Смите и Рикардо, Мегаре, Ксенофонте, Мечникове и Сесиле Родсе, о деизме Фарадея и Кювье, об агностиках, Брайте и т. д. и т. п.
Этот калейдоскоп имен, фактов, событий делает брошюру совершенно неудобочитаемой для малоподготовленного читателя.
Многое автором не доказывается, не обосновывается, а просто утверждается, что также значительно обесценивает брошюру, а жаль: отдельные факты, которые в ней приводятся, очень ярки. Например, сообщается, что Рокфеллер, знаменитый американский «делатель трестов», создал специальный трест для издания библии «для народа», из которой удалены все жалобы на несправедливость богачей и все завистливые возгласы негодования против их возмутительного счастья. Хорошо также объясняется религиозный индифферентизм рабочих.
Агитатор, во всяком случае, должен познакомиться с этой брошюрой.
1922 г.
ИЗБЫ-ЧИТАЛЬНИ
На примере изб-читален ярче всего отразился тот факт, что массовые политико-просветительные учреждения не пустили корней в массы, что они с массой не срослись.
В 1920–1921 гг. числилось до 100000 изб-читален. Стоило только снять их с государственного снабжения, как они почти повсеместно закрылись. Между тем, согласно положению, работа изб-читален преимущественно массовая, избы-читальни должны были организовываться в первую очередь там, где в этом отношении проявляется местная инициатива. Для пробуждения населения к самодеятельности при каждой избе-читальне должен быть организован совет избы. Очевидно, на эту сторону было обращено очень мало внимания; и в результате, когда избы-читальни были сняты с государственного снабжения, население их не поддержало и они начали стихийно закрываться. И это совпало с тем грозным моментом, когда в связи с нэпом для деревни вырисовалась опасность быть захлестнутой поднимающейся волной мелкобуржуазной стихии. Деревня оказалась лишенной опорного пункта и даже самого примитивного политического воздействия; при большом проценте неграмотности и почти поголовной малограмотности даже наличие волостной библиотеки при отсутствии избы-читальни мало помогало делу.
XI съезд партии учел эту опасность — в резолюции по вопросу о печати и пропаганде мы читаем: «Съезд считает одной из главнейших задач нынешнего периода поднять на должную высоту политико-просветительную работу в деревне». Здесь же было зафиксировано, что очагом этой работы должна быть изба-читальня. «Констатируя, — говорит дальше резолюция, — что в связи с новой экономической политикой избы-читальни почти повсеместно упразднены, съезд считает необходимым возрождение изб-читален, которые должны быть поставлены в центре всей политико-просветительной работы в деревне. Избы-читальни необходимо сделать центром правильной и регулярной информации широких масс крестьянства о политической жизни страны (правильная доставка газет, устное чтение их, беседа и т. д.). Съезд считает необходимым финансирование изб-читален из местных средств губисполкомов и привлечение к их субсидированию кооперативов, при непременном условии сохранения руководящей роли за партией и политпросветами».
В развитие этой резолюции ЦК в конце мая разослал по обкомам, губкомам и политпросветам циркуляр с предложением срочно принять меры к восстановлению сети изб-читален как опорных пунктов коммунистической и сельскохозяйственной пропаганды. Циркуляр имел свое действие: даже по тем скудным отчетам, которые получил Главполитпросвет после рассылки циркуляра, ясно, что понемногу сеть изб-читален восстанавливается и организуется их снабжение из местных средств. Так, в Екатеринбургской губернии всем уполитпросветам предложено наметить, сеть изб-читален при учреждениях губсоюза, губселькустсоюза, губземотдела или всеработземлеса. В Екатеринбургском уезде намечена сеть в количестве 94 изб-читален. В Тамбовской губернии проведено прикрепление изб-читален к колхозам, совхозам и кооперативам.
В Гомельской губернии в июле на содержании политпросветов было 180 изб-читален, снабжение газетами которых возлагалось на губсоюз. В производственном плане на сентябрь — декабрь очередными задачами в области работы в деревне считаются: 1) прикрепление имеющихся изб-читален и создание их там, где их нет, 2) откомандирование, партшкольцев для работы в избах-читальнях, 3) укрепление материальной базы изб-читален.
Витебская губерния принимает меры к организации изб-читален по одной на волость. По производственному плану на сентябрь — декабрь Рязанского губполитпросвета оставлено на губернию 60 изб-читален. Из Тулы сообщают, что стараниями губкома из местных источников получены денежные, продовольственные и прочие средства для обеспечения минимальной сети изб-читален. Постановлено в каждой волости иметь одну образцовую волостную избу и сельскую, находящуюся на местном снабжении.
Одним словом, эти данные говорят, что сдвиг с мертвой точки в этой области сделан: в одних местах быстрее, в других медленнее сеть изб-читален восстанавливается; принимаются меры и к упрочению материальной базы. Политпросветы не должны ослаблять своей энергии в этой области, они должны при посредстве парткомов развернуть сеть до предела — не менее одной избы на волость — и поставить прочно финансирование их из местных средств.
Но не менее важна и другая сторона работы: надо учесть ошибки прошлого и стараться их не повторять; избы-читальни надо восстановить не только для того, чтобы они значились на бумаге и поглощали бы местные средства, — работу там надо серьезно поставить. Необходимо неуклонно следить за снабжением газетами, передвижками, надо уметь использовать поездку в волость каждого партийного работника, будь то продовольственник, кооператор, партийный агитатор и т. п., надо руководить избами-читальнями в проведении агиткампаний, и в первую очередь сельскохозяйственной. Надо избам-читальням давать определенные задания и контролировать их исполнение. Ясно, чтобы всю эту работу поставить, необходимо иметь при каждой избе одного постоянного работника-коммуниста минимум, о чем говорит и циркуляр ЦКРКП(б). Так как опыта в работе еще нет, то политпросвету необходимо, особенно первое время, чаще созывать совещания работников изб-читален, совместно вырабатывать план и намечать способы его проведения.
Учитывая ошибки прошлой практики, не следует упускать из виду и другое, а именно связь населения с избой-читальней, втягивание населения в самый процесс работы, пробуждение его активности и инициативы. Здесь необходимо поставить вполне определенную задачу: надо стараться сделать избу-читальню настолько необходимой для местного населения, чтобы оно взяло ее целиком на собственные средства и неуклонно стремилось бы к расширению рамок ее работы.
Главполитпросвету предстоит срочно разрешить задачу по созданию методических руководств по работе в избах-читальнях; местам нужно упрочить сеть, крепко связать ее с населением и организовать работу согласно указаниям центра.
1922 г.
КАК ДОЛЖНА ВЕСТИ ИЗБА-ЧИТАЛЬНЯ ПРОПАГАНДУ СЕЛЬСКОХОЗЯЙСТВЕННЫХ ЗНАНИЙ
Прежде всего избе-читальне надо позаботиться о выписке «Бедноты», популярной газеты, посвященной вопросам сельскохозяйственной жизни. Для этого нужно купить в ближайшем почтовом отделении переводный бланк, написать редакции свой адрес, сдать деньги по стоимости газеты в месяц, и через некоторое время газету тут же можно получать.
Конечно, нельзя рассчитывать, чтобы газета получалась регулярно, каждый день. На это могут рассчитывать лишь избы-читальни, расположенные вблизи городов и железнодорожных станций.
Пришедшие газеты должны быть занесены в особую книгу, где отмечается, как каждый номер был использован.
Если приходит сразу несколько газет, то заведующий должен просмотреть их и выбрать из них наиболее популярно и интересно написанную статью или две-три статьи на одну и ту же тему для чтения вслух и собеседования на тему о прочитанном. О пришедших газетах (то же надо сделать, когда приходят и новые брошюры или книги) и об имеющем быть чтении надо вывесить на улице на доске объявление, написанное крупными буквами.
Хорошо иметь при избе-читальне группу сорганизованной молодежи — лучше всего из комсомола, — которая берет на себя оповещение жителей; надо прежде всего оповестить учителя или учительницу, которые через учеников оповестят родителей их о том, что приобретены такие-то книги, тогда-то будет беседа-чтение. Затем надо оповестить сельский Совет и там на видном месте вывесить объявление. Наконец, молодежь проходит по улице, оповещая домохозяев, разделив между собой деревню на участки. Иногда надо оповестить соседние деревни.
Оповещение — дело очень важное, от него много зависит. Для комсомола это хорошая воспитательная работа.
Заведующий избой-читальней должен подготовиться к чтению. Внимательно прочесть статью; подчитать на затрагиваемую тему, если возможно что достать; поговорить с местным учителем, агрономом, если таковые имеются, вообще со сведущим человеком. Если заведующий сам затрудняется провести беседу-чтение, то он должен просить кого-нибудь, знающего дело.
Заведующий избой-читальней должен обдумать, какой лозунг вытекает из статьи, заготовить, опять-таки при помощи молодежи, этот лозунг, вывесить его перед началом чтения. Например: «Не поите коров ледяной водой», «Теплите хлева» и т. д. (Надо выбирать такие статьи для чтения, из которых вытекает именно какой-нибудь такой практический лозунг. Затем надо обдумать, по поводу каких пунктов статьи разгорятся, вероятно, прения и как их надо вести, обдумать, на что в статье надо обратить особое внимание, и т. д.)
Чрезвычайно полезно, чтобы из каждого чтения вытекало какое-нибудь практическое действие. Возьмем пример. Прочитана статья, что надо, чтобы хлева были теплые, чтобы в них были вентиляторы, чтобы скотину поить не ледяной водой, а тепловатой. Будет от этого сбережение корма и увеличение молока. И вот будет иметь чрезвычайно большое значение, если совет избы-читальни (где изба-читальня по месту расположения близко находится от участкового агронома) с местным агрономом предпримет такой опыт. Выберет два-три двора из участвующих в беседах, где таких условий не соблюдается. Две недели коров хозяева содержат в обычных условиях, но при строгом учете стравливаемого корма и удоев, чтобы расход и приход был ясен. Затем, через короткую передышку, тех же коров содержат две недели в тех же хлевах, но только утепленных и приспособленных к основным правилам ухода за животным. Ведется опять строгий учет расхода и прихода, который производится хозяевами коров. Итоги этих двухнедельников сравнивают, и разница бывает разительная.
После такого опыта необходимо результаты сообщать всему населению через сходы и убеждать крестьян ввести это новшество в свое хозяйство. Кто не в силах провести что-нибудь один — собираются группами, а маломощным помогают при помощи субботников.
По прочтении газета не выбрасывается. Прочитанная статья либо переписывается группой содействия в особую книгу, если газета пересылается в другую деревню, или в книгу наклеивается вырезка из газеты. Затем записывается, что было предпринято по прочтении статьи и какие дало результаты.
Иногда прочитанная статья глубоко заинтересует слушателей, и им захочется получить какие-нибудь добавочные сведения по тому же вопросу. Тогда надо написать в волостную библиотеку, чтобы выдали соответствующую книжку, послать письмо с оказией (попутчиком) и пославшему дать доверенность на получение из волостной библиотеки книги. С волостной библиотекой надо поддерживать постоянную связь, узнавать, не пришли ли какие новые книжки или брошюры по сельскому хозяйству, и раздобывать их. Самое лучшее было бы, если бы можно было наладить получение в избу-читальню передвижки по сельскому хозяйству, хотя бы из пяти-десяти книг или брошюр.
Наряду с чтением газеты надо организовать и чтение брошюр и книг. Небольшие и очень нужные брошюры просто можно читать вслух, как это делается с газетой, тоже широко оповещая о чтении. Что касается более толстых книг, то тут надо организовать дело так. При избе-читальне надо организовать кружок по чтению книг по сельскому хозяйству. Хорошо было бы, если бы такой кружок был даже не один, а было их два: один для более сильных, привыкших много читать, хорошо разбирающихся в читаемом; другой — из публики менее сильной. Впрочем, подбор кружка зависит от желания лиц. Иногда бывает полезен и смешанный кружок, где более сильные помогают более слабым.
Когда получается новая книжка, она сдается прежде всего в сельскохозяйственный кружок, а на доске вывешивается объявление, что такая-то книжка получена и сдана кружку для проработки.
Кружок должен книжку прочесть и потом сделать доклад на общем собрании. Изложить содержание книжки, рассказать, что в ней самое интересное, может быть, прочесть самые интересные места, отметить, что в книжке по мнению кружка приложимо к крестьянскому хозяйству.
Такие доклады на общих собраниях очень полезны для членов кружка и могут быть также интересны и для слушателей.
Если какая-нибудь книга очень заинтересовала слушателей и они пожелают ее иметь в избе-читальне, составляется постановление об ее приобретении и она покупается из фонда избы-читальни, если он у нее есть. А если нет, необходимо сделать складчину.
Когда изба-читальня завоюет себе симпатии населения и станет центром сельскохозяйственной пропаганды, полезно организовать такой фонд. Он может образовываться или из добровольных взносов, или от дохода с какого-нибудь кооперативного коллективного предприятия, например коллективно обрабатываемого огорода, поля и пр. На него покупаются книги, из него оплачиваются лекции, на него устраиваются выставки и пр.
Каждый расход должен вноситься в приходо-расходную книгу.
Книги надо стараться раздобыть и другими путями: например, доставать у местного агронома, в ближнем совхозе, в земотделе, в сельскохозяйственном техникуме, где таковой поблизости имеется, и т. п. Конечно, давать книги будут только тогда, если они будут возвращаться в сохранности. Поэтому получаемые книги должны тотчас же обертываться в бумагу и в них вкладываться карточки с правилами обращения с книгами. Такие карточки может заготовить кружок или члены комсомола. Эти же правила обращения с книгой должны висеть и в читальне.
Очень важно, чтобы при избе-читальне были всякие справочники: атлас, словарь иностранных слов, какая-нибудь «азбука сельского хозяйства», энциклопедия сельского хозяйства, журнал «Новая деревня» и другие пособия и справочники. Список пособий надо проработать и позаботиться об их доставлении в избы-читальни.
В уездном земотделе надо навести справки, какие в данном уезде или губернии имеются сельскохозяйственные опытные станции или хорошо поставленные совхозы, где есть что посмотреть и чему поучиться. Надо также узнать, есть ли в уездном городе, в губернском или вообще где поблизости сельскохозяйственный музей, сельскохозяйственная выставка, а также естественноисторический музей; собрать об опытных станциях, опытных полях, образцовых совхозах, музеях, сельскохозяйственных выставках подробные сведения, достать точные адреса; если есть, то какие-нибудь доклады об их работе. О всех этих учреждениях сделать доклад в избе-читальне, адреса вывесить на видном месте, доклады выложить на стол для чтения и советовать каждому, кто бывает поблизости этих учреждений, заходить туда, все осматривать внимательно и потом рассказать в избе-читальне о том, что удалось интересного увидеть. Надо завести переписку со всеми этими учреждениями, и, может быть, можно будет организовать в праздники или перерыв в работе экскурсии на опытное поле, в опытное хозяйство, на выставку; надо только вперед сговориться, чтобы там было лицо, которое может все объяснить как следует.
Такие экскурсии имеют большое значение. Ничто так не убеждает, как чужой пример, опыт. Увидев, как то или другое новшество проводится в жизнь, крестьянин и сам захочет сделать у себя то же самое.
При избе-читальне следует стараться устроить и свой музей и выставку. Для этого надо подробно обсудить план устройства, поделить между собой работу, выбрать ответственное лицо или выставочный комитет. Устройство такой выставки имеет громадное значение, и в процессе ее устройства посетителями избы-читальни приобретен был бы ряд очень ценных знаний. Можно учесть для такой выставки хозяйство местных крестьян, для чего произвести, может быть, статистическое обследование. Описать, может быть, лучше поставленное хозяйство. Выставить образцы лекарственных растений данной местности, вредителей, описать борьбу с ними и т. д. Но все это надо сначала подробно обсудить. Важно, чтобы не взяться за непосильную задачу и не бросать ее на полдороге. Тогда лучше не начинать, не браться за дело. При устройстве выставки полезно втянуть в это дело и школу — дети могут оказать большую помощь. Нужна помощь детей, нужна помощь учителя. Часто учитель является заведующим избой-читальней, и тогда на него ложится большая ответственная работа, которую он может выполнить, лишь все время учась сам. Или же учитель не является заведующим, заведующий другой, но и тогда надо учителя постараться вовлечь в работу избы-читальни, в которой он может быть очень полезен. Между избой-читальней и школой должен быть самый тесный союз.
Итак, чтение газеты «Беднота», чтение журналов и брошюр по сельскому хозяйству, чтение книг на ту же тему, доклады о прочитанном, ознакомление с работой ближайших опытных полей и станций, посещение их, посещение совхозов, сельскохозяйственных музеев и выставок, устройство своей выставки — вот та работа, которая ведется в избе-читальне в целях сельскохозяйственной пропаганды.
Следует также стараться 'наладить при избе-читальне лекции по сельскому хозяйству, недельные или двухнедельные сельскохозяйственные курсы, киносеанс с фильмами по сельскому хозяйству.
Лекции должны быть хорошо использованы. Надо заранее получить от лектора конспект лекции и предварительно подготовить посетителей к слушанию ее, провести беседу на эту тему, кое-что прочитать вслух — одним словом, пробудить внимание к вопросу, пробудить интерес, заставить работать в этом направлении мысль. Тогда лекция будет заслушана совсем иначе. О лекции слушателями должен быть потом составлен и записан отчет. То же надо проделать и с курсами, чтобы плодами их могла воспользоваться вся деревня. Кинематографические демонстрации желательно сопровождать объяснениями.
Для оживления работы можно иногда инсценировать «суды», например «суд» над крестьянином, не желающим вводить у себя никаких новшеств и работающим по старинке, не желающим теплить хлев, пахать под зябь и пр.
Хорошо поставить какую-нибудь агитпьесу, если таковая будет. Конечно, самое лучшее было бы, если бы такая пьеса была составлена кем-либо из посетителей избы-читальни и коллективно проработана. Но на это вряд ли можно рассчитывать. Если бы эту работу проделал литературный кружок, это было бы очень большое достижение.
Легче составить какой-нибудь диалог и инсценировать его.
Следует также пробовать составить сообща какую-нибудь корреспонденцию или статейку по какому-нибудь сельскохозяйственному вопросу и послать в местную газету или в «Бедноту».
Так можно вести работу по сельскохозяйственной пропаганде в избе-читальне. Мы далеко не исчерпали всех форм работы, указав только на главное. Остальное дополнит местная инициатива.
Если бы удалось таким образом поставить работу, изба-читальня стала бы любимым детищем деревни. Тогда бы уж население, конечно, позаботилось и об отоплении и об освещении, нашло бы денег, чтобы выписать ту или иную книжку, оплатить лектора, путевые расходы ему и пр.
Самое важное, конечно, и при проведении сельскохозяйственной пропаганды соблюдать те методы подхода к делу, которые необходимо практиковать при любой работе, ведущейся в избе-читальне.
Необходимо прежде всего будить самодеятельность посетителей избы-читальни, вызывать их на беседу, на выступления, на доклады, на сообщения, рассказы, замечания, на участие в опытах, в практическом проведении того или иного предприятия в жизнь. Важно, чтобы никто не оставался пассивным свидетелем происходящего, чтобы каждый участвовал в общей работе, чтобы он сознал, что в общую работу и он внес свою долю, что тут и его капля меду есть. Это необходимое условие для того, чтобы изба-читальня посещалась. На первый раз для привлечения крестьян инициативной группе не следует останавливаться перед тем, чтобы беседы выносить на сборища у дворов.
Мы указали выше на несколько примеров такой самодеятельности посетителей: доклады о прочитанных книгах, рассказы о виденном, писание корреспонденции, статеек, устройство «судов», собирание материалов, оповещение, изготовление закладок, произведение опытов и т. д. и т. д. Надо, чтобы каждому находилась работа в меру его сил, работа по душе, работа добровольная, вызываемая интересом к делу. Без этого активного участия в работе всякая изба-читальня, всякий клуб будет мертвым делом.
Мы имеем много клубов, на которые была затрачена масса денег и которые по существу дела являются мертвыми учреждениями, каким-то проходным двором для их посетителей. Душа клубов, душа избы-читальни — это организация активной деятельности их посетителей, это дружная коллективная работа. Конечно, организовать такую работу не так-то легко. Тут надо уметь сначала расшевелить каждого, выявить его интерес, потом дать ему посильную работу, объединив с теми, у кого преобладает тот же интерес, но при этом дать не только инициативу, а предоставить ему самому наметить работу и выбрать товарищей. Самое важное, чтобы не приходилось никому делать работы, навязанной, неинтересной ему.
Как в промышленном предприятии суть дела заключается в том, чтобы правильно организовать труд: каждого поставить на соответствующее место, каждому дать посильную работу, с каждого получить максимум того, что он может дать, — так и перед организатором работы в избе-читальне стоит та же задача: правильно оценить силы каждого, каждому дать посильную работу, от каждого получить максимум того, что он может дать. Разница только та, что организация труда в промышленном предприятии зиждется — и долгое время еще будет зиждиться — на принуждении (выражающемся хотя бы в институте заработной платы, которая выдается лишь при условии выполнения известной работы), а организация труда в избе-читальне, в клубе должна строиться на особом выборе посетителей этих учреждений.
Конечно, кроме всего прочего, нужно со стороны организатора и знание самого дела, около которого он создает организацию. В данном случае от него требуется знание сельского хозяйства. Значит, заведующий избой-читальней должен иметь некоторые агрономические познания.
Строить себе иллюзии в этом отношении не приходится. Достаточно будет и того, если заведующий избой-читальней сам будет интересоваться этим делом и иметь представление, как надо этому делу учиться, и будет учиться вместе с теми, кого обслуживает изба-читальня.
Ему нужна помощь в этом деле. Откуда он ее может получить? Он может получить ее из центра в виде газеты, брошюры, книги, плаката, списка книг, инструкции, программы сельскохозяйственного кружка, кинематографа, картинки, модели и т. п.
Он может позаботиться о том, чтобы всемерно использовать полученное.
Он должен позаботиться о том, чтобы получить помощь от практиков, знающих сельское хозяйство. Поэтому одной из главнейших его обязанностей будет поддерживать постоянную связь с местным органом, с ближайшим союзом, с опытным полем или станцией, с уездным земотделом, с сельскохозяйственными школами и техникумами, с сельскохозяйственными музеями, с образцовыми хозяйствами в целях пропаганды, самой важной пропаганды — пропаганды делом.
Конечно, работа заведующего избой-читальней будет нелегка: «Беднота» будет доходить изредка, брошюры и книги трудно будет доставать, тем более лекторов, пособия, кинематографы; агрономы перегружены работой и потому будут невнимательны к запросам; некоторые совхозы, может быть, будут неохотно пускать осматривать свои хозяйства; то же — опытные поля и станции, которые не привыкли у нас в России заботиться о популяризации своей работы, достигнутых ими результатов, о втягивании в свою работу населения; сельскохозяйственные учебные заведения будут неохотно выходить из своей замкнутости; земотделы будут заняты организационной работой и будут мало интересоваться пропагандой сельскохозяйственных знаний, музеи бывают часто закрыты и убийственно мертвы…
Все так. Но надо поставить цель и к ней идти. Это, с одной стороны, с другой — надо развить сельскохозяйственную пропаганду по всей линии, втянуть в нее и агрономов, и опытные станции, и совхозы, надо оживить музеи, сорганизовать выставки и т. д. Все это должна уметь использовать изба-читальня, если она хочет занять почетное место в деле поднятия сельскохозяйственной культуры.
1922 г.
НАШИ ЗАДАЧИ
Создание библиотечной сети. — Улучшение книжного состава библиотек. — 'Работа с читателем
Недавно состоявшийся съезд по ликвидации неграмотности постановил ликвидировать безграмотность среди населения РСФСР в возрасте от 18 до 35 лет к октябрю 1927 г., к Х-летию Октябрьской революции. Чтобы достигнуть этой цели, надо работать не покладая рук.
Новые миллионы читателей создадутся в процессе этой работы, многие миллионы мужчин и женщин, вооружившись знанием грамоты, жадно потянутся к книге…
Параллельно с ликвидацией безграмотности должна не менее энергично вестись другая работа — работа по расширению каналов, по которым должна доходить книга до массового читателя. Без этого три четверти работы по ликвидации безграмотности будет проделано впустую, добытое колоссальным трудом знание грамоты не откроет массам дверей знания, не приобщит их к сокровищнице человеческого опыта, грамота не даст им того, что могла бы дать.
Знание грамоты можно сравнить с ложкой. Ложкой удобно хлебать щи, но если щей нет, то, пожалуй, не к чему обзаводиться и ложкой.
Дело библиотеки поставлять миску со щами — сокровищницу знаний — владельцам ложек, людям, владеющим техникой чтения.
И ясное дело, такое ясное, как дважды два — четыре, — что надо, чтобы были библиотеки в каждой глухой деревушке, надо, чтобы книга была доступна каждому грамотному.
И если в области ликвидации безграмотности поставлена цель — к X годовщине Октябрьской революции ликвидировать безграмотность в стране, то в области библиотечного дела надо поставить себе целью создать кровеносную систему — библиотечную сеть, по артериям которой разносились бы кровяные шарики — книги — по всему организму, по всей стране.
Как. построить с наименьшей затратой сил и средств такую сеть, как заставить ее регулярно, систематически работать, — это надо тщательно обдумать.
Не раз отмечалось, что советский строй является самым демократическим строем, что Советская власть ближе к массам, чем какая бы то ни было другая власть в мире. Она — кость от кости и плоть от плоти этих масс. И потому, конечно, ни одна власть не заинтересована в такой степени в том, чтобы открыть массам доступ к знанию, к книге, как власть Советская. Дворянство, буржуазия не нуждались в общественных библиотеках, они заводили свои собственные библиотеки. Трудящиеся не могут закупать себе в собственность необходимые им книги, это им не по карману. Библиотека — общественное пользование книгой — для пролетария, для крестьянина во сто раз больше нужна, чем для дворянина либо буржуа; у рабочего и крестьянина тяга к знанию громадная, гораздо большая, чем была у помещиков и капиталистов. Необходимо создать мощную библиотечную сеть.
Однако это лишь часть задачи в области библиотечного дела. Щи щам — рознь. Надо варить их не из сена и трухи, а из достаточно питательных веществ, надо сделать варево удобоусвояемым, вкусным. Важно не просто расставить по полкам книги, надо расставить наилучшие, самые ценные, самые нужные книги, самые доступные, наиболее отвечающие на запросы читателя. Это — вторая задача. Надо создать не только достаточное количество правильно функционирующих библиотек, но библиотек соответствующего качественного состава. Эта задача не менее важная, хотя и менее поддающаяся учету, чем сторона количественная. Тут надо еще установить признаки того, что такое хорошая библиотека такого-то или такого-то типа. Эти признаки важно точно зафиксировать, так как они определят ясно цель, к которой надо стремиться в деле качественного повышения библиотеки.
Третья задача — это помочь читателю извлекать из книг все то, что они могут дать, научить читателя пользоваться книгой. Собственно говоря, это вовсе не задача библиотекаря. Научить читать — это дело школы. Школа должна научить ребенка пользоваться библиотекой, выбирать книги, составлять конспекты, делать выписки, наводить справки. Но у нас до сих пор школа этому учила плохо, очень плохо, даже вовсе не учила, — и дело школы падает на библиотеку. Библиотека должна учить читателя читать. Дело это нелегкое, "Требует большой квалификации со стороны библиотекаря. Но если библиотека хочет иметь читателя, она должна взять на себя и эту работу, работу трудную, к которой большинство библиотекарей не подготовлено совершенно. Где-нибудь в Швейцарии, где библиотечное дело поставлено блестяще (в любой глухой горной деревушке можно получить книгу из любой швейцарской библиотеки, получить бесплатно — пересылка библиотечных книг в Швейцарии бесплатна — и притом очень быстро), может быть, и можно библиотекарю не быть внешкольником, но в СССР в силу общей культурной отсталости страны на библиотекаря ложится самая разнообразная культурная работа с читателем и населением вообще. Поэтому наш библиотекарь должен быть и политически подготовленным, и широко образованным человеком, и опытным внешкольником, тогда только он окажется на высоте задачи. Перед подготовленным библиотекарем открывается безграничное поле деятельности; влияние на читателей он может получить самое широкое.
Вопросы о подготовке библиотекарей и о распределении книжных богатств — вопросы самые актуальные, злободневные.
1923 г.
ПОСЛАНЧЕСТВО
Я получила письмо и материалы от К. Ю. Геруца, организатора «института деревенских заграничников». В деле поднятия сельского хозяйства он, по его словам, является с 1905 г. проповедником посланческого (командировочного) метода и практически проводит его с 1908 г. Суть проповедуемого К. Ю. Геруцем метода заключается в том, что молодежь (крестьяне и крестьянки) командируются «на заграничную заработную трудовую практику», на практике изучают культурные способы ведения сельского хозяйства и сельских промыслов. Все дело строится на самоокупаемости. В Данию и Чехословакию посылка практически разрешена, с Америкой, Германией и другими странами ведутся переговоры. К. Ю. Геруц думает будущей весной двинуть за границу — в Чехию, Данию и (для наших мусульманок) в Боснию — несколько тысяч крестьянок.
Идея «посланчества» может иметь громадное будущее, она очень ценна.
Крестьянин, особенно наш российский, мыслит образами, он практик, а не теоретик, не умеет, не привык пользоваться книжкой для улучшения хозяйства, и потому, конечно, наглядное практическое знакомство с культурным хозяйством имеет для него громадное значение.
Всякий понимает пользу наглядности. Потому и имела, например, такое большое значение происходящая сельскохозяйственная выставка. Но опять-таки одно дело посмотреть со стороны культурное хозяйство, а другое дело поработать в нем. Трудовой метод — самый плодотворный, самый производительный.
Однако, чтобы посылка на работу в заграничные культурные хозяйства достигла цели, необходима тщательная организация всего дела. Должны быть внимательно намечены пункты посылки, выбраны хозяйства, в которых действительно можно многому научиться, хозяйства, по условиям своим ближе стоящие к нашему крестьянскому хозяйству. Должны быть тщательно выработаны и условия работы. Нужно, чтобы посылаемые на места были поставлены в такие условия, чтобы они в процессе труда действительно могли чему-нибудь научиться, нужно вести предварительные беседы с едущими на работу, указать им, что им надо смотреть, чему учиться. Дать план наблюдений. Нужно производить тщательный отбор посылаемых и оградить их от эксплуатации. Предъявлять к ним требования грамотности и известной политической подготовки. Это необходимо для того, чтобы сделать поездки производительными и застраховать едущих от фашистской агитации. Посылать поэтому следует лишь через Союзы молодежи, через женотделы, через союз работников земли и леса.
По приезде необходимо устраивать подытоживающие конференции и обмен опытом.
При правильной постановке дела из посылок на работу за границу может выйти большое и важное дело.
«Метод посланчества» будет, несомненно, натыкаться на большие препятствия. Это — безработица и избыток рабочих рук в капиталистических государствах. Это во-первых. Во-вторых, мешать этому делу будет боязнь советской пропаганды.
Но если «метод посланчества» в применении к посылке на работу за границу пока и не сможет в силу вышеназванных причин получить должного размаха, метод этот должен быть широко применен внутри страны.
Если характер тех хозяйств, куда предполагается посылать желающих за границу, может определяться лишь приблизительно, поскольку, посылая сейчас за границу, мы будем «покупать кота в мешке», то, поскольку мы имеем возможность самым точным образом учесть физиономию наших культурных сельских хозяйств, опытные станции, лучшие премированные совхозы, колхозы должны стать тем, чем в свое время было имение Энгельгардта в Смоленской губернии. Только туда шла на летнюю работу передовая интеллигенция. Теперь в культурные хозяйства должна Идти Крестьянская молодежь по преимуществу. Организуемые школы крестьянской молодежи должны будут содействовать развитию посланчества в культурные сельскохозяйственные центры крестьянской молодежи, проводить подготовку к таковой посылке и использование результатов ее.
Всероссийская сельскохозяйственная выставка способствовала в колоссальной, мере учету того, что делается у нас ценного в области сельского хозяйства. Теперь вопрос идет о том, чтобы использовать это ценное для подъема уровня сельскохозяйственных знаний среди крестьянской молодежи.
Конечно, тут нужны общий план и энергичная работа Наркомзема, РКСМ, женотделов, союза работников земли и леса, Наркомпроса.
Дело нужное, его надо провести в жизнь.
1923 г.
К ВОПРОСУ О РАЗВИТИИ КОЛЛЕКТИВНОГО ПОЛЬЗОВАНИЯ КНИГОЙ
Последнее время очень много говорили о быте, о его преобразовании. Чем культурнее будет становиться жизнь, чем глубже будет проникать коммунистический дух в рабочую массу, тем распространеннее, разработаннее будут формы коллективного пользования вещами. Библиотека является одной из форм такого коллективного пользования — коллективным пользованием книгой.
Надо сказать прямо: пользование библиотекой в рабочей массе не стало еще бытовым явлением, читают единицы, но не масса. Рабочую массу надо еще завоевывать для библиотеки, надо еще приблизить библиотеку к массе. В деле окультуривания страны приближение библиотеки к массе имеет чрезвычайно большое значение.
Сделать пользование библиотекой, коллективное пользование книгой бытовым явлением — одна из чрезвычайно важных задач.
Над этой задачей должны работать все культурные силы страны: партия, профсоюзы, печать, школа, клубы и т. д. и т. п. Ввести в быт пользование библиотекой — это большая, серьезная задача. Она не под силу одному библиотекарю. От библиотекаря очень много зависит, но тут нужна коллективная работа всех, нужно, чтобы каждая балка прочно подпирала другую, тогда только выйдет толк, получится надлежащий результат.
Партия не может не понимать, какое громадное значение имеет умение коллективного пользования книгой. И вот необходимо, чтобы партия взяла на себя пропаганду библиотечного дела, вела бы эту работу систематически. Женотдел, комсомол должны бить в ту же точку. Каждый раз, как партийная, женотдельская, комсомольская ячейка подводит итог своей деятельности, она должна отдавать себе отчет в том, что сделано ею для пропаганды, для налаживания библиотечного дела, сколько новых подписчиков привлечено ею для библиотеки, что сделано для облегчения рабочей массе доступа к книге и т. д. Каждый член комсомола, каждая участница делегатских собраний, каждый партиец должны работать в этом направлении, должны смотреть на помощь развитию библиотечного пользования книгой как на свою партийную обязанность.
Прямая задача профсоюзов — поднимать степень сознательности своих членов, их культурный уровень. Спросите членов правления какого-нибудь союза, что сделано ими для приближения книги к союзной массе, — получите ответ: «Мы завели библиотеки». Очень хорошо. Но интересуются ли члены правления тем, как посещаются эти библиотеки, как они обслуживают рабочую массу, как через них книга проникает в массы? Не знаю. Боюсь, что большинство совершенно не интересуется этим вопросом. Завели библиотеку — ну и ладно.
Наша партийная и советская пресса — что делает она для пропаганды и улучшения библиотечного дела? Обсуждаются ли на ее страницах вопросы, как приблизить книгу к массе, публикуются ли адреса библиотек в местных газетах, списки вновь поступивших книг, даются ли отчеты о работе библиотеки, библиотечных кружков содействия и т. д.? Что-то мало видать.
Клуб должен, как в узле, связывать в себе все виды политпросветработы, благодаря чему каждый вид работы, опираясь на другие, может быть поставлен особенно углубленно и интересно.
В клубе библиотечная работа может расцвести особо пышным цветом, если она будет связана со всей работой клуба, если к прочитанной в клубе лекции будет своевременно подбираться литература, если будут организовываться коллективные чтения ее, если экскурсия, празднование, работа кружков, дискуссии на злободневные темы — все будет подкрепляться работой библиотеки, если чтение газеты будет исходным пунктом для чтения книг.
Задача клуба — разбудить интерес к известным вопросам, к известным сторонам жизни. Клубная библиотека имеет возможность идти, так сказать, по горячим следам, не давать затухнуть вспыхнувшему интересу и разжигать, поддерживать его. Правильно поставленная клубная библиотека может играть в жизни клуба крупную роль, может чрезвычайно углубить работу клуба.
Мы стремимся вынести влияние клуба за стены клуба, связать клуб с рабочей массой, облепить его массой клубных ячеек всякого рода, стремимся к тому, чтобы не только рабочий шел в клуб, но чтобы клуб шел к рабочему — на фабрику, в общежитие, в низы. И книга через клуб должна проникать в массу. Клуб, правильно работающий, должен обрасти передвижками, работающими через членов клуба, проникающими в мастерские, в дома рабочих и т. п. Через членов клуба особенно удобно собирать сведения о впечатлении, произведенном той или иной книгой, особенно удобно вести пропаганду коллективных чтений.
В каждом клубе должна быть Красная доска, куда записываются члены клуба, проявившие особую активность в деле развития работы библиотеки.
В клубе библиотекарь работает уже не изолированно, работа над постановкой библиотечного дела превращается в коллективную работу.
Важно, однако, чтобы пропаганда библиотеки ставилась не только как пропаганда данной библиотеки, а как пропаганда библиотеки вообще, пропаганда умения и привычки пользоваться библиотекой.
Клубная библиотека должна также работать не изолированно, а в тесном контакте с другими библиотеками района. Только таким путем она будет способствовать наилучшим образом превращению пользования библиотекой в бытовое явление.
Мы ужасно привыкли работать кустарно, вразброд.
Возьмем работу школ взрослых. Разве делают школы взрослых все, что надо, чтобы привить учащимся навыки пользования библиотекой? А между тем задача школ грамоты и школ малограмотных, не говоря уже о школах повышенного типа, — дать учащимся не только умение читать, но и научить его, где и как доставать книги. «Книга недоступна, не доходит до масс», — раздаются со всех сторон вопли. Это правда, но надо помнить, что единственный путь проникновения книги в массу — это библиотека.
Сделать каждого ученика школы посетителем библиотеки, сделать его пропагандистом библиотеки — одна из насущнейших задач школы вообще и школы взрослых в частности.
В Америке обращается чрезвычайно большое внимание на выработку умения самостоятельно, рационально читать и пользоваться библиотекой.
У нас эта работа почти что не начиналась. А она крайне нужна. Каждый политпросветчик, каждый учитель, каждый сознательный рабочий должен стать пропагандистом библиотечного дела. Где нет библиотеки, должны образовываться зачаточные формы библиотек — кружки коллективного использования книг, коллективной закупки и сбережения книг. Такие кружки, развиваясь, могут превращаться в опорные пункты передвижек или развиваться в самостоятельные библиотеки, на известной стадии своего развития включаемые в общую библиотечную сеть.
Надо выработать меры, способствующие развитию таких зародышевых библиотек: предоставление им книг со скидкой в 50 %, выдача субсидий при наличии известного числа членов такого библиотечного кружка и т. д. Нужно создать побольше рекомендательных каталогов для таких библиотек; такие издания, как «Книгоноша», надо всячески пропагандировать, они могут очень много способствовать рациональному выбору книг; надо создать элементарные руководства для таких кружков коллективного пользования книгой; надо начать пропаганду таких кружков.
Естественно, выросшая сеть таких кружков могла бы поставить на прочные ноги библиотечное дело в Советской республике, могла бы придать ему необходимую глубину и гибкость.
1924 г.
«ОГРЕХИ» ГЛАВПОЛИТПРОСВЕТА
Библиотечный отдел Главполитпросвета проделывает, как известно, громадную работу. Но «кто не пашет, у того и огрехов нет». За последний год было два «огреха».
Один «огрех» был весной прошлого года. Мной был подписан циркуляр об изъятии из библиотек ненужных и вредных книг. Мы знаем, как формировались библиотеки, и особенно «народные», до революции. Нравоучительные беседы, божественные книжки архичерносотенного характера, вроде антисемитского «Хождения богородицы по мукам», монархический вздор и т. п. Эта бросовая литература до сих пор во многих местах не изъята из библиотек. Затем на полках многих провинциальных библиотек по сю пору красуется «патриотическая» литература времен войны, агитационная литература, написанная на злобу дня 17-го года — о пользе Учредительного собрания, и т. п. Не меньше агитационной литературы с разъяснениями декретов и законов, давно отживших свой век, но способных еще запутать малосведущего читателя. Циркуляр и говорил о необходимости изъятия этой литературы из библиотек, предназначенных для массового читателя. Это простая охрана его интересов. В циркуляре никакой промашки, никакого «огреха» нет. Но «огрех» все же был. К циркуляру приложили чрезвычайно неудачный список книг, составленный комиссией по просмотру литературы, который был приложен к подписанному мной циркуляру без моего ведома, и, как только я увидала этот список, он тотчас же был аннулирован.
Почему список был неудачен? Во-первых, он бил мимо цели. В нем говорилось, что из массовых библиотек надо изъять Платона, Канта, Маха — вообще идеалистов. Философы-идеалисты — народ вредный, что говорить. Но наличие их в библиотеке для крестьянина или рабочего-массовика нисколько не вредно, оно безразлично: массовик читать Канта не станет. Таким образом, «список» фактически ни в чем не изменял дела. Гораздо хуже было то, что список изымаемых книг из отдела «Религия» был крайне ограничен.
Недопустимо было запрещение некоторых произведений Л. Толстого и Кропоткина. Конечно, мировоззрение Л. Толстого с его верой в бога, верой в провидение и т. п. не принадлежит к числу тех, которые надо делать распространенными. Замыкание в себя, сосредоточение всех сил на личном совершенствовании, непротивление злу, призыв не бороться с ним — все это диаметрально противоположно тому, к чему зовут массы коммунисты. И эти призывы Л. Толстого особенно вредны именно в силу его совершенно исключительного таланта. Однако современный массовый читатель уже достаточно пропитан коллективистической психологией, слишком много боролся, и потому проповедь Л. Толстого нестрашна, она будет лишь толкать мысль. Нестрашны и анархические тенденции Кропоткина. Жизнь показывает на каждом шагу, какая громадная сила — организация. Жизнь сделала учения Л. Толстого и Кропоткина нежизненными, бессильными, а потому запрещать их книжки не имеет смысла. Одиозный список, о котором прокричала вся эмигрантщина и сочувствующая ей иностранная пресса (например, «Vorwarts»), был задержан и отменен тотчас по выходе.
Другой «огрех» заключается в том, что библиотечный отдел в выпуске III сборника статей по библиотечной работе в очень интересной и важной методической работе А. А. Покровского проглядел фразу, которую действительно нельзя было печатать.
В последнем абзаце тезисов А. А. Покровского говорится, что «религия, которая вполне свободна от суеверий насчет вмешательства высших сил в дела нашего мира, которая не ставит нигде преград или капканов для науки, которая признает принципиально весь реальный, мир познаваемым, если не «до конца», то «до бесконечности», такая религия (если можно ее назвать религией) действительно для нас не враг, и борьба с ней не есть задача наших библиотек». Тут А. А. Покровский жестоко ошибается. Такая религия не менее опасна, чем всякая другая: она так же затемняет сознание людей, как и всякая другая религия, так же, как и всякая другая, отвлекает их от борьбы за новую жизнь, от строительства реального братства людей на земле. А то, что эта новая религия рядится в мантию науки, действует прикрыто, проводит бога контрабандой, лучше втирает очки, то, что она действует более тонким и отточенным орудием, — это делает ее еще опасней.
А. А. Покровский, как это видно из всех его тезисов, ставит целью библиотечной работы «окончательное утверждение в голове человека решительного атеизма», пропаганду «продуманного, последовательного материалистического мировоззрения». И он говорит о том, как надо эту пропаганду вести. В его тезисах очень много чрезвычайно ценных замечаний, которые надо проводить библиотекарю для того, чтобы попадать в надлежащую дверь. У А. А. Покровского громадный опыт, громадная любовь к делу, он давно уже дружно, нога в ногу, работает с коммунистами; мы, коммунисты, очень многому от него научились и привыкли его ценить. А. А. Покровский считает, что при нашем общем низком культурном уровне утонченная религия не может принести нам особенного вреда и что вообще надо «клин клином вышибать».
Это его ошибка. Подсчитать вред утонченной религии, конечно, труднее, чем что бы то ни было, но это не изменяет дела. И Главполитпросвет не мог, не должен был пропустить фразу А. А. Покровского без примечания. Это, однако, нисколько не меняет нашего отношения к этому ценному работнику. Надо научиться проводить в жизнь лозунг Владимира Ильича: «Надо уметь строить коммунизм некоммунистическими руками». Пускать тезис о безвредности утонченной религии без всякого даже примечания, — значит, этого лозунга не понимать. Но таким же непониманием этого лозунга было бы неумение ценить такого работника, как А. А. Покровский.
1924 г.
КАКАЯ КНИГА НУЖНА ДЕРЕВНЕ
В своих воспоминаниях о Владимире Ильиче кто-то рассказал, как после его выступления в порту один рабочий сказал: «Самое главное, он говорит с нами всурьез». «Всурьез», т. е. о важном, о том, что для него самого имеет серьезное значение, что его самого волнует. То, что Владимир Ильич всегда говорил с рабочими не для препровождения времени, а «всурьез», особенно ценили рабочие. Этого же хочет и деревня.
То, что мы должны дать деревне, должно быть и с нашей точки зрения важно, полно содержания.
Обычно наши издательства, все — одни больше, другие меньше, — издавая книги для деревни, начинают гадать, что доступно деревенскому читателю. И знаете, мы совсем не так далеко ушли от дореволюционных «идейных» издательств, даже отстали от них. Даем о пчеловодстве и клевере, о том, как узнавать лошадь по зубам, с одной стороны, «О Спирьке-дезертире», «Как бабы самогон одолели» и «Живые мощи», «От нее все качества», «Песни Кольцова» — с другой.
Мы должны, обязаны дать деревне все то, что мы для себя считаем нужным знать, то, что считаем имеющим для всякого глубокое значение. Этого вправе требовать от нас деревня.
Это с точки зрения содержания.
Теперь с точки зрения формы. Форма должна быть такова, чтобы книжка была доступна крестьянину. Прежде всего она должна быть написана просто, т. е. без иностранных слов, с возможно меньшим количеством придаточных предложений, причастий и деепричастий. Язык должен быть как можно ярче и образнее. Но необходимо, чтобы язык был образен не вообще, а был пропитан образами, близкими читателю. «Как иссохшая земля жаждет воды, так жаждет народ знания», — пишет Л. Толстой. Этот образ близок крестьянину. Ленин сравнивает в «Что делать?» партию с машиной, а отдельных ее членов — с винтиками и колесиками этой машины. Работать машина может только тогда, когда каждый винтик на своем месте, и с точки зрения успешности работы машины одинаково ценна и работа махового колеса и самомалейшего винтика. Этот образ моментально впитывается рабочими и мало говорит крестьянину.
Чтобы понять, какая образность близка крестьянину, Владимир Ильич, между прочим, особенно внимательно читал и изучал словарь Даля, настаивал на его скорейшем переиздании.
Но этого мало. Есть целые научные исследования (например, Отто Каммерера), которые выяснили, что характер мышления у рабочего человека (тем более у крестьянина) иной, чем у интеллигента. Рабочий и крестьянин мыслят гораздо более образами, чем логическими рассуждениями. Так мыслит также художник. Это не низший тип мышления, как некоторые полагают, это просто другой тип. Поэтому в книгах, которые пишутся для деревни, необходимо как можно больше конкретности. Но, чтобы писать конкретно, надо знать хорошо современную действительность, конкретную крестьянскую жизнь. И тут-то обычно мы и наталкиваемся на главную трудность. У нас ведь такие вещи бывают. Пришлось мне читать одну биографию Ленина, написанную для крестьян. Биография была написана с прибауточками, в ней очень много говорилось о спорах по первому пункту Устава на II партсъезде, но ничего не говорилось об отношении Ленина к земле. Это, конечно, уж слишком грубая ошибка, над которой каждый рад посмеяться. Но разве мы не делаем на каждом шагу такого рода ошибок потому, что не знаем деревни, не знаем, куда устремлен ее интерес.
Надо изучать интерес деревни. Чем интересуется сейчас деревня? В «Известиях» промелькнула заметка. От крестьян за последние месяцы поступили тысячи требований на историю РКП(б), на книги по социальному воспитанию и по сельскому хозяйству. Вероятно, для многих покажется крайне неожиданным и даже неправдоподобным этот интерес к такому вопросу, как «социальное воспитание». Интеллигенция им очень мало интересуется. А крестьяне интересуются. Ездил Владимир Ильич в Волоколамский уезд. Крестьяне говорили ему: «Школа плоха. Мои ребята три года уже ходят в школу, а чтобы умней стали — не видать». Выступал Владимир Ильич в Горках. Опять крестьяне о школе: «Школа плоха». Выступал Ильич раньше еще на конференции крестьянской бедноты — и опять о школе. Это, несомненно, обостряло и интерес Владимира Ильича к вопросам народного образования. А теперь на крестьянских конференциях еще больше говорится о школе. Что надо давать детям вместо религии, чтобы знали, что хорошо, что плохо; хорошо ли, что в школе не бьют, делу ли там учат (т. е. хороши ли программы) — вот вопросы, которые теперь обсуждаются крестьянством. А мы даем в деревенские библиотеки лишь брошюрку «Что такое ясли» за 10 копеек.
У нас есть богатейшие «лаборатории», которые могут определенно и довольно точно выявить требования, предъявляемые различными слоями крестьянства к книге, и направление их интереса, надо только уметь ими пользоваться. Такими лабораториями являются редакции крестьянских газет и журналов («Беднота», «Крестьянская газета», «Новая деревня», «Крестьянка»), наши политпросветучреждения в деревне, в первую очередь избы-читальни. Крайне ценной лабораторией является Красная Армия. Надо только уметь читать, уметь видеть, уметь наблюдать. Письма, посылаемые в редакции, — неистощимый кладезь для учета интересов деревни, для учета ценности для нее той или другой книжки.
Еще несколько слов об учете. Не следует увлекаться учетом при помощи анкет. Анкета слишком много навязывает и предрешает. И потом в анкете спрашивается о вещах, на которые неизвестно, что отвечать. Вопросы обычно слишком общи. Спрашивается, например, что вам больше нравится: о любви, о приключениях, о вере, о сельском хозяйстве, стихи и пр. (спрашивают обычно еще мудренее). Ответить на этот вопрос может только тот, кто много читал. Затем выбирать очень трудно: интересы почти у каждого человека многогранны. Хочется знать и о любви, и о пчелах, и о вере. И к тому же, чем менее развит человек, тем менее дифференцирован у него интерес к знанию. Он хочет знать вообще обо всем — «о жизни», а к нему пристают: ты путешествия читать хочешь или историю? Это зависит часто от того, какая книжка попадется. Хорошо хорошую книжку и по истории прочесть, и путешествия интересно. Ответы на анкеты случайны, а их усердно разрабатывают, тратят на это силы, время, деньги. Может быть, иногда анкеты и не бесполезны, но они должны быть очень кратки, обдуманны, преследовать определенную узкую цель.
Самое главное — учиться понимать современного деревенского читателя, понимать окружающие его условия, изучать его не с птичьего полета, а живя бок о бок с ним.
Деревня жаждет книги; и хоть трудно, но необходимо дать ей именно ту книгу, которая ей нужна, и над этим надо серьезно и много работать.
Примечание. Говоря о том, какая книга нужна деревне, я хочу напомнить план Владимира Ильича — создать советскую хрестоматию по злободневным вопросам, которая была бы принята как общепризнанная и утверждена для чтения вслух во всех избах-читальнях, на сходках — всюду, где собираются крестьяне. Эта хрестоматия должна состоять из коротеньких деловых статеек по самым важным для страны и крестьянства вопросам, из соответствующей беллетристики, должна включать в себя объяснения наиболее важных декретов и т. п. Для этой целив период VIII партийного съезда у нас на квартире собиралась созванная Владимиром Ильичей комиссия из литераторов, наиболее приспособленных для писания для деревни. Были там, помнится, И. Степанов, Карпинский и др. Поговорили, пообсуждали. Названные товарищи написали немало хороших брошюрок, но советской хрестоматии, которую хотел создать Владимир Ильич и для которой он хотел сам писать, и по сию пору нет. Эту мысль Владимира Ильича надо теперь, наконец, осуществить, дав для этой работы лучшие литературные силы. Важно написать хрестоматию и не менее важно ее утвердить в каком-то особом порядке, а затем подумать, какие силы в деревне мобилизовать для чтения ее вслух. И еще другую хрестоматию надо дать деревне — хрестоматию по Ильичу. Сейчас деревня не имеет совершенно никаких ни речей, ни статей Ильича. Надо же об этом подумать. И эта хрестоматия, как и биография Ильича для деревни, должна быть утверждена также в особом порядке особенно ответственными товарищами,
1924 г.
ОДИН ИЗ ЗАВЕТОВ ВЛАДИМИРА ИЛЬИЧА
В № 4–5 «Красного библиотекаря» (за 1924 г.), органа библиотечного отдела Главполитпросвета, помещена статья А. Покровского «Директивы Ленина». В этой статье автор собрал воедино все, что говорил Владимир Ильич по библиотечному делу.
Автор прав. Владимир Ильич уделял много внимания этому вопросу. И как могло быть иначе.
Книга — могучее орудие общения, труда, борьбы. Она вооружает человека опытом жизни и борьбы человечества, раздвигает его горизонт, дает ему знания, при помощи которых он может заставить служить себе силы природы. Книга — орудие труда. Но не только. Она приобщает людей к жизни и борьбе других людей, дает возможность понимать их переживания, их мысли, их стремления; она дает возможность сравнивать, разбираться в окружающем и преобразовывать его. Нельзя думать, что возможен социализм в стране, где люди не умеют читать, не умеют пользоваться книгой. Социализм означает ведь не только переход орудий производства в общественную собственность, социализм означает умение коллективно работать, коллективно творить, предполагает глубочайшие коллективные переживания. Речь при этом идет не о десятке человек, а о массах, о миллионах. Разве все это возможно при неумении пользоваться книгой?
Вот почему в своей последней статье «О кооперации» Владимир Ильич писал о необходимости культурной революции:
«Нам наши противники не раз говорили, что мы предпринимаем безрассудное дело насаждения социализма в недостаточно культурной стране. Но они ошиблись в том, что мы начали не с того конца, как полагалось по теории (всяких педантов), и что у нас политический и социальный переворот оказался предшественником тому культурному перевороту, той культурной революции, перед лицом которой мы, все-таки, теперь стоим».
Что же мы, коммунисты, будем в этом случае в нетях, не будем принимать участия в этой культурной революции или будем и этой революции так же страстно служить, как служили революции политической? Или оценка Владимира Ильича неверна, и мы перед лицом культурной революции не стоим? А если стоим, то должны ее разжечь и сделать все, чтобы дать рабочему и крестьянину в руки нужную книгу, научить их пользоваться ею.
Да, но мы бедны, мы должны экономить, мы экономим на деле народного образования очень широко, даже собираемся 65 центральных губернских библиотек, имеющих громадные, заботливо собранные книжные богатства (пермская имеет 300 000 томов, пензенская — 150 000, вятская — 120 000, самарская — 132 000 и т. д.), обслуживающих своими фондами губернии и непосредственно работающих по заданиям Главполитпросвета, разрушить одним взмахом пера, переведя их с государственного бюджета на местный.
Мы бедны, и именно поэтому мы должны давать побольше средств на библиотечное дело. Ибо библиотека — самый экономный, самый целесообразный способ приближения книги к массе. Библиотека — это коллективная форма пользования книгой. Вот почему, если мы понимаем, что стоим перед лицом культурной революции, мы должны сделать все возможное, чтобы поддержать коллективную форму пользования книгой.
Владимир Ильич с самого начала обращал сугубое внимание на библиотечное дело. Приводим выписку из статьи А. Покровского: «Постановление Совета Народных Комиссаров от 14 января 1919 г. вновь ставит на вид Наркомпросу недостаточность его забот о правильной постановке библиотечного дела в России» (слово «вновь» показывает, что и раньше, в 1918 г., уже были напоминания Наркомпросу о важности библиотечного дела). И, что характерно для Ленина, постановление Совнаркома не ограничивается общим замечанием, а дает и более конкретные указания: о централизации библиотечной сети, о «швейцарско-американской» системе. Февралем 1919 г. помечено письмо председателя Совнаркома отделу внешкольного образования НКП специально о библиотечной отчетности. В 1920 г. Ленин редактирует декрет о централизации библиотечного дела. В 1921 г. даются «Директивы ЦК коммунистам — работникам Наркомпроса» с требованием коренной реорганизации снабжения библиотек литературой. Комментарием к этим директивам является статья Ленина в «Правде» «О работе Наркомпроса»; в ней опять очень конкретные замечания, касающиеся работы библиотек, — о системе передвижек, о способах расклейки газет и др. И еще несколько раз, по разным поводам, иногда довольно неожиданным, Ленин касается библиотек не только в речах на разных съездах и совещаниях по народному образованию, но и в директивах для Рабоче-крестьянской инспекции, в предисловии к книге по электрификации, в наказе экономическим совещаниям и пр.
То, что писал Владимир Ильич по библиотечному делу, служит постоянной директивой библиотечным работникам. Они употребляли все усилия, чтобы провести эти директивы в жизнь. Мы видим, например, как, несмотря на самые свирепые сокращения средств на библиотечное дело, общее число передвижек, которым Владимир Ильич придавал такое значение потому, что они несут книгу в массы, неуклонно растет за последние годы.
На 1 октября 1922 г. их было по РСФСР — 1453
« 1 апреля 1923 г.»»»» — 3595
« 1 октября 1923 г.»»»» — 4652
« 1 июля 1924 г.»»»» — 7877
Но разве 7877 передвижек надо, чтобы обслужить многомиллионные массы трудящихся книгой? Это ведь капля в море.
XIII партсъезд постановил, что необходимо оплачивать из местного бюджета одного волостного библиотекаря на неукрупненную волость. Это сделано потому, что волостная изба-читальня, которая, согласно постановлению этого съезда, является центром всей культурной работы в волости, может развернуть свою работу, лишь опираясь на работу волостной библиотеки с ее передвижками, обслуживающими каждый красный уголок соседних сел и деревень.
Но волостные библиотеки не смогут существовать, если не будут укреплены библиотеки уездные и губернские, снабжающие и инструктирующие их. Централизация библиотечного дела, о которой так заботился Владимир Ильич, именно и имела в виду такую плановую библиотечную работу, организацию инструктажа и снабжения.
Всероссийский библиотечный съезд будет обсуждать, как наилучшим образом провести в жизнь директивы Владимира Ильича.
Этому съезду товарищи коммунисты должны уделить максимум внимания. Этот съезд — укрепление одного из форпостов культурной революции.
ВЦИК и Совнарком помогут, несомненно, осуществить дело укрепления и снабжения библиотечной сети.
1924 г.
О РАБОТЕ ИЗБЫ-ЧИТАЛЬНИ
За последнее время общее благосостояние деревни стало подыматься. Однако одновременно с этим заметно усилилось расслоение деревни: с одной стороны, стали забирать силу кулаки, с другой — стали разоряться бедняки. В деревне усилилась классовая борьба. На одной стороне стоят кулаки, на другой — бедняки и середняки. Бедняки и середняки объединяются против кулака. Чтобы им одержать победу в этой борьбе, чтобы хозяйственно подняться и пойти по пути кооперирования, надо, чтобы борьба их была как можно сознательнее, надо вооружиться им силой знания.
Вот почему только что кончившийся XIII съезд РКП(б) уделил так много внимания вопросу о поднятии культработы в деревне. Съезд постановил, что сосредоточием, центром всей работы в деревне должна стать изба-читальня. К ней надо подтягивать все другие существующие в деревне политпросветучреждения (библиотеки, культпросветы, ликпункты, кружки и пр.). Важно, конечно, делать это так, чтобы никоим образом не стеснить самодеятельности граждан и не прибегать никоим образом к закрытию уже существующих учреждений, имеющих известную опору в населении. Каждым учреждением надо дорожить, но надо вести линию на объединение, надо стараться, чтобы уже существующее учреждение превратить в зародыш избы-читальни и около него развернуть работу. Цель наша — чтобы в каждой деревне была изба-читальня, и только начинаем мы с того, чтобы уж наверняка была изба-читальня в каждой волости. Одновременно с устройством такой избы-читальни в волости надо растить зародыши избы-читальни повсюду.
XIII съезд РКП(б) постановил, что, ввиду того что так мало сил в деревне, их нельзя дробить. Нельзя, чтобы ячейка РКСМ вела отдельно кружки, чтобы школа работала обособленно, чтобы шефы заводили особые культпросветы. Всю работу надо увязывать, тогда только можно чего-либо добиться.
Одна из самых важных задач избача — это суметь сорганизовать около избы все имеющиеся на селе культурные силы. Надо привлечь к работе учительство. Как это сделать? Надо давать учителям посильную и интересную для них работу, но в то же время постараться, чтобы изба-читальня и им помогала в их работе. Надо позаботиться, чтобы в избе-читальне были книжки, нужные для учителей, чтобы всеми другими путями изба-читальня помогала учителям, ставила иногда беседы с населением о школе, о том, чем должна быть советская школа, и т. д. С другой стороны, через школьников можно оповещать население о том, что делается в избе-читальне. Нужна самая тесная смычка между избой-читальней и школой. Не менее важна смычка избы-читальни с агропунктом, привлечение к работе агронома, постановка им при избе-читальне опытов, демонстраций, агрономических экскурсий. Врачу изба-читальня должна служить для санитарного просвещения, сельсовету — для разъяснения декретов, советских законов и т. д.
Культурная помощь шефов должна также быть направлена на поддержку, на усиление, углубление работы избы-читальни. Особенно важна помощь избе-читальне со стороны ячеек РКП(б) и РКСМ. Они при вдумчивом отношении к делу могут много помочь.
Сейчас работа избы-читальни должна ставиться как можно глубже. Необходимо, чтобы она шла навстречу запросам деревни. Избач должен внимательно следить за жизнью деревни, за ее запросами, использовать окружающую жизнь для постановки работы. Темы чтений вслух, темы докладов надо связывать с злободневными вопросами. Особенно обстоятельно останавливаться на вопросах, злободневных для деревни, волнующих ее. Должна быть самая тесная увязка между жизнью деревни и работой избы. Очень сильно может помочь этой увязке стенная газета. Она внесет гласность в деревню. Такая стенная газета при умелом ее ведении может сыграть крупную роль в жизни деревни. Около нее хорошо организовать группу селькоров (сельских корреспондентов), которых на стенной газете можно хорошо научить смотреть, научить понимать, о чем именно важно писать. Корреспондирование в газету важно в том отношении, что поднимает интерес к газете вообще. А цель избы-читальни — сделать чтение газеты живо ощущаемой потребностью для каждого бедняка и середняка. Надо, чтобы его тянуло к газете, как пьяницу к вину. Если изба-читальня сумеет это сделать, она сделает, большое дело. Потребность в газете, потребность в книге заставит бедняка и середняка потянуться и к грамоте. Изба-читальня должна поставить в число своих задач и борьбу с безграмотностью. Она должна помочь осуществить выставленный лозунг: к Х-летию Великой Октябрьской революции уничтожить в стране безграмотность. Изба-читальня может помочь осуществлению этой цели, неустанно будя самодеятельность в этом направлении.
XIII съезд РКП(б) поставил избе-читальне все эти задачи. Теперь надо работать над их осуществлением.
1924 г.
БИБЛИОТЕЧНАЯ РАБОТА В ДЕРЕВНЕ
(ДОКЛАД НА 1 СЪЕЗДЕ БИБЛИОТЕЧНЫХ РАБОТНИКОВ РСФСР)
Товарищи, в последние месяцы особенно много говорят о работе в деревне. Мы видим, например, что этой весной молодежь, едущая в отпуска, готовится к летней работе в деревне с громадным жаром. Из одной Москвы выехало около 12 тысяч человек молодежи, вооруженной книжками, газетами и горячим желанием культурно прийти на помощь деревне.
Эта молодежь, приезжая в деревню, развертывает там сразу большую работу. Мне недавно рассказывали, как в Псковской губернии группа студентов, приехав на практику в совхоз в 10 часов утра, в 5 часов дня уже открыла избу-читальню и успела так оповестить население, что изба-читальня собрала видимо-невидимо народу. Я не знаю, хватит ли у этой молодежи выдержки, чтобы в таком темпе проработать все лето, но несомненно, что рабоче-крестьянская молодежь, едущая на лето в деревню, привезет с собой большие запасы новых идей, большой энтузиазм. И, конечно, не одна молодежь. Мы знаем, что в деревню поехали воодушевленные тем же энтузиазмом красноармейцы. Мы знаем, что в целом ряде других областей идет та же работа, что все работники, имеющие соприкосновение с деревней, думают о том, как помочь деревне подняться. Мы видим, как по фабрикам и заводам идут собрания, где обсуждается, что надо будет делать в деревне тем рабочим, которые туда приедут. Таким образом, вопрос о работе в деревне, о культурной работе, о политпросветительной работе, поставлен во всей широте. И, конечно, библиотекарям надо поставить этот вопрос, надо внимательно присмотреться к тому, как ведется в настоящее время работа в деревне и как ее надо ставить. Этот вопрос не такой простой, как вы сами прекрасно знаете, в особенности те из вас, кто работает в деревне. Вы прекрасно знаете все те трудности, которые стоят перед библиотекарями, работающими в деревне. Партийный съезд дал некоторые директивы относительно работы в деревне.
Одна из этих директив была та, что надо постараться связать всю культурную и политико-просветительную работу в деревне в один узел. В настоящее время мы действительно видим очень пеструю картину работы в деревне. Кое-где есть культпросветы, кое-где есть библиотеки, в других местах — избы-читальни, в третьих некоторая работа ведется отдельными школами — словом, существуют самые различные формы работы, причем бывает так, что в одном селе работа ведется несколькими организациями совершенно разрозненно. Шефы, приезжая в деревню, не ориентируются на тех работников, которые уже работают в деревне, а начинают устраивать свою работу. Комсомольская ячейка работает отдельно, партийная ячейка работает тоже отдельно. Конечно, надо сказать, что в большинстве местностей мы не видим такой плохой картины, но не видим ее просто потому, что там вообще никакой работы не ведется.
Начиная с 1921 г. наши политпросветучреждения стали быстро исчезать с горизонта, они падали, как карточные домики. Настоящих корней в населении у них не было. Конечно, не давали средств, но вопрос о средствах — не единственный вопрос, который имеет здесь значение. Если бы те учреждения, которые в такой массе в первые годы революции были созданы в деревне, имели корни в населении, то, несмотря ни на какое сокращение средств, эти учреждения продержались бы; может быть, они работали бы с меньшей интенсивностью, но мы не видели бы того, что наблюдаем сейчас, когда от некоторых учреждений не осталось решительно никакого следа.
Сейчас, когда говорится о работе в деревне, имеется в виду подход к этой работе таким образом, чтобы каждая культурная сила могла быть в деревне использована максимально, подход к этой работе с наименьшей затратой сил — чтобы не было в деревне толкотни и сумятицы и чтобы все работающие вели работу не разрозненно, а по общему плану. Вот почему партийный съезд принял резолюцию, что в деревне должен быть один политико-просветительный центр — волостная изба-читальня.
Что это значит? Значит ли это, что никакой другой работы, никаких других учреждений не должно быть? Надо сказать, что на местах кое-где так и понимают. Мне пришлось встретиться с таким толкованием, что в волости должна быть только изба-читальня, на нее должны затрачиваться все средства, остального же ничего не должно быть. Конечно, такое понимание резолюции является недопустимым пониманием. Что имеет в виду эта резолюция съезда? То, что должен быть единый политпросветительный центр в деревне. Это значит, что изба-читальня должна быть самым тесным образом связана со всеми просветительными учреждениями, имеющимися в деревне. Если там имеется ликпункт, то она должна быть тесно связана с этим ликпунктом, всячески помогать ему в его работе. Если в деревне есть волостная библиотека, то эта волостная библиотека должна быть тесно связана с избой-читальней. Это не значит, что надо ликпункт переселить в помещение избы-читальни и что занятия должны происходить только в избе-читальне. Это не значит, что книги волостной библиотеки должны быть непременно перенесены в помещение избы-читальни и что ликпункт или волостная библиотека должны прекратить свое самостоятельное существование. Конечно, не в этом смысл принятой резолюции.
Резолюция, принятая на съезде, означает, что и волостная библиотека, и ликпункт, и все те политпросветучреждения, которые могут быть в данном селе, должны тесно и органически связаться с работой избы-читальни. Конечно, если найдется такое помещение, в котором могут поместиться и волостная библиотека и школа грамоты, то в этом помещении можно объединить все существующие учреждения, но это не является обязательным. Надо таким образом делать, чтобы за основу брать то учреждение, которое имеет наиболее прочные корни в населении, и около этого учреждения устраивать избу-читальню.
Точно также необходимо, чтобы была тесная связь между работой школы и работой избы-читальни. Но это вовсе не значит, что не должно быть учителей, что не должна вестись работа со взрослыми, что не должно быть разговоров со взрослыми, что не должна вестись работа с родителями и т. д.
Эта работа должна вестись, но она должна быть тесно связана с работой избы-читальни.
Тесная связь всех культучреждений, намечаемая партийным съездом, имеет в виду точно также, что все организации, желающие помогать деревне, должны работать не вразброд, а направлять все усилия на то, чтобы поддержать работу избы-читальни, связывая с ней все вновь устраиваемые культурные учреждения.
Конечно, такая увязка работы нисколько не умаляет значения волостных библиотек. Напротив, она ставит волостных библиотекарей в гораздо более выгодное положение.
У нас в России существует хорошая традиция с давних пор: всякий библиотекарь знает, что он должен быть не только простым выдавателем книжек, но и общественным работником. Помню, как я, будучи во Франции, поразилась, когда увидала, что в рабочей библиотеке библиотекарь выдает молча книги, которые рабочие и работницы берут по записи. Тут же стоял жандарм — не знаю, для того ли, чтобы наблюдать, будут ли вестись какие-нибудь разговоры, или же для охраны библиотеки от покушений рабочих, но картина библиотеки была весьма печальна.
Конечно, у нас в России традиции совершенно иные. Мы стоим на той точке зрения, что необходимо увязать работу библиотек с широкой общественной работой. Но надо сказать, что если на селе одна только волостная библиотека и нет никаких других учреждений, ведущих общественную работу, то тогда библиотекарь является культурным одиночкой, которому приходится чрезвычайно много уделять времени на чисто организационную работу. Конечно, он не может существовать без той общественной атмосферы, которую необходимо создать около библиотеки, но создание этой общественной атмосферы, поскольку он работает в одиночку, чрезвычайно нелегкая вещь. Гораздо лучше, если волостная библиотека будет даже при избе-читальне, что нисколько не избавляет, конечно, библиотекаря от необходимости разбираться в общественных вопросах и особенно в тех из них, которые имеют в данный момент особое значение для деревни.
Организационная же, мелкая работа, которая отнимает чрезвычайно много времени, может быть снята с библиотекаря, если работа волостной библиотеки будет тесно увязана с работой избы-читальни, ликпункта, с работой школы. Ведь задача избы-читальни — это в первую очередь задача организационная: привлечь как можно больше народу в избу-читальню с тем, чтобы втянуть в общественную работу посетителей читальни, при помощи чтения газет и. книг заинтересовать население общественной работой, организовать ее около избы-читальни. Это задача избы-читальни; и если будет тесная смычка между библиотекой и избой-читальней, то библиотекарь получит то, что ему необходимо, — получит ту массу, с которой он будет работать. Но будет работать он уже не один, а вместе с избачом, со всеми теми культурными работниками, которые должны сосредоточиться в избе-читальне.
Такая постановка дела в значительной степени облегчит работу библиотекаря и позволит ему сосредоточиться на его основной работе — на работе с населением при помощи книг. Эта работа для нас в данный момент является работой колоссальной важности. Агитационная работа как-никак ведется, но для того, чтобы эта работа могла быть углублена, чтобы деревня могла через книгу изменить свою жизнь, чтобы она могла через книгу приобщиться к той интенсивной общественной жизни, которая теперь идет в стране, чтобы деревня могла через книгу выйти из своей оторванности, — для этого, конечно, библиотекарю надо сосредоточить массу внимания- на работе с книгой.
У библиотекаря, так сказать, своя специальность. Задача библиотекаря — связать всю работу с избой-читальней. Скажем, изба-читальня поставила себе целью вести агропропаганду. Удалось прикрепить к избе-читальне агронома, который читает там лекции и ведет показательную работу. Какова же здесь задача библиотекаря? Может ли волостной библиотекарь остаться в стороне от этой работы, или, может быть, он в тот момент, когда изба-читальня ведет агропропаганду, будет заниматься антирелигиозной пропагандой? Этого, конечно, не должно быть; в тот момент, когда читается лекция по агрономии, когда агроном показывает опыты, когда ведется работа в этом направлении, задача волостного библиотекаря — подобрать все, что есть по этому вопросу, постараться самому познакомиться с этими книгами, выставить их, организовать чтение, организовать, может быть, сельскохозяйственный кружок — одним словом, вести параллельную работу, которая углубляла бы работу лектора, которая давала бы возможность серьезно и глубоко проработать то, что получили слушатели-крестьяне во время лекции.
Такая работа с книгой чрезвычайно плодотворна. И тут вся тяжесть работы не целиком падает на библиотекаря. Ряд работников ведет эту работу, но у библиотекаря своя большая работа.
Точно так же, если изба-читальня ведет работу по санитарному просвещению, параллельно должна быть организована работа с книгой. Углубление лекторской работы — это чрезвычайно важная задача, но у библиотекаря есть другая задача: надо учить читателя пользоваться книгой как орудием труда, понять, что книга есть орудие учения, орудие труда, орудие борьбы. Вот если волостной библиотекарь сумеет сделать это, он усилит культурную работу в деревне до чрезвычайности.
Владимир Ильич в одной из своих последних статей, в статье «О кооперации», говорил о том, что мы начали с политической революции, с социальной революции, подошли теперь к революции культурной, перед которой мы стоим. Надо отдать себе отчет, правильно ли это? Стоим ли мы перед культурной революцией? Мне кажется, что да. Когда приходится бывать на фабриках и заводах, то видишь, как подросла за последние годы рабочая масса, видишь, как выступают не только молодежь и пионеры, как выступают и работницы, и рядовые рабочие, которые научились говорить и которым есть что сказать. По этим выступлениям, по тому, что рабочая публика сейчас страстно стремится к знанию, видно, что в рабочей массе совершается эта культурная революция. По крайней мере, в рабочей массе есть в данный момент предпосылки этой культурной революции.
Эта жажда к знанию, конечно, есть и в крестьянских массах. На какой почве выросли все эти разговоры о деревне, стремления помогать деревне? Они выросли на почве роста самодеятельности крестьянской массы. Бедняцкие и середняцкие слои за последнее время, может быть благодаря обострению классовой борьбы в деревне, проявляют чрезвычайную тягу к организации. Те обследования деревни, о которых говорилось на данном съезде и которые в известной степени показывают ее культурное лицо, — эти. обследования рисуют довольно мрачную картину. В деревне ничего нет. Избы-читальни являются редкостью, библиотеки — тоже редкость. Школы развалены. Одним словом, надо глядеть правде в глаза и отдать себе отчет в том, что у нас культурное положение деревни чрезвычайно тяжелое. Но надо сказать, что рядом с этим тяжелым культурным положением в деревне мы видим, что и в деревне есть громадная тяга к знанию. Мы видим, что теперешний крестьянин совершенно не тот, каким он был до войны. Конечно, за годы войны и революции он пережил и продумал чрезвычайно много. У него масса новых запросов.
Предпосылки для культурной работы в деревне есть. Теперь надо работать и работать. В этом отношении перед библиотекарем, работающим в деревне, стоят чрезвычайно большие задачи.
Нужно отдать себе отчет также в том, что нам необходимо деревенские библиотеки обновить, потому что тот книжный состав, который есть в этих библиотеках, чрезвычайно устарел. Не потому, что там особенно много контрреволюционных книг, хотя, конечно, необходимо библиотеки очистить от религиозной и всякой черносотенной литературы. Суть вопроса в том, чтобы сейчас дать деревне ту литературу, которая нужна деревне. В настоящее время ведется большая работа над книгой. Сейчас, например, в Красной Армии ведется большая работа по выяснению запаса слов, запаса понятий, которые есть у красноармейцев, только что пришедших из деревни. В некотором отношении эти наблюдения дают очень интересные результаты. Затем ведется большая работа по переоценке книг. Так, например, при Институте Тимирязева группа биологов ведет работу по пересмотру популярных книг по биологии. Ведется еще работа по пересмотру книг популярных и беллетристических, которые предназначались для деревни и которые по традиции считаются полезными для библиотек. Необходимо, однако, чтобы эта работа по пересмотру книжного богатства производилась не только на основании простых предположений, что такая-то книга теперешнему крестьянину непонятна, неинтересна и т. д., а надо, чтобы был произведен массовый опыт, массовая проверка литературы. Сейчас деревня нуждается в целом ряде книг, которые ей нужны, чтобы пересмотреть свою жизнь. Она нуждается в книгах по землеустройству, в книгах, которые объясняли бы смысл Советской Конституции, смысл советского законодательства. Вот т. Яковлев в своей брошюре которая является результатом обследования волости, рассказывает, как идет работа в народных судах, рассказывает, как крестьянки знают все те законы, которые написаны для того, чтобы поставить их в независимое положение от мужа. Необходимо иметь литературу, которая углубляла бы все вопросы, интересующие крестьянина и крестьянку, те вопросы, которые ставятся жизнью. Надо, чтобы эти вопросы увязывались с общими вопросами и увязывались бы с политикой Советской власти и со всей идеологией пролетариата. Они не должны быть оторваны от тех больших вопросов, которые стоят перед страной и перед всем миром в настоящее время. Такую литературу необходимо создавать. Та литература, которая пишется сейчас, в большинстве своем пишется неумелыми руками. Если мы будем рассматривать книги по кооперативному вопросу, по этому животрепещущему вопросу, то мы увидим, что таких брошюр, которые правильно подходят к вопросу о кооперировании крестьянского населения и которые дают практические указания крестьянину, слишком мало.
Перед нами сейчас огромная задача — это работа над книгой. Это та работа, которую можно произвести, только опираясь на волостного библиотекаря и избу-читальню. Надо на опыте в массовом масштабе проверить, насколько та или другая книга захватывает крестьянина и насколько она ему нужна. Работа волостного библиотекаря заключается в данный момент не только в том, чтобы выдавать книги, а заключается в работе над книгой, т. е. в том, чтобы принимать участие в этой огромной коллективной работе, которую надо проделать для создания новой книги, необходимой крестьянину. Работу эту приходится проводить центру обязательно с участием местных работников. В этой работе волостные библиотекари должны занять одно из первых мест.
Мы говорим о работе волостных библиотекарей и о работе изб-читален. Задача изб-читален и волостных библиотек заключается не только в обслуживании определенного села книгой, но и в агитации за книгу. Практика уже показала, что некоторые волостные избы-читальни имеют в соседних деревнях красные уголки, которые носят различные названия. В некоторых местах они называются крестьянскими клубами, в других — «мягкими избами-читальнями». Суть дела здесь в том, что в деревне образуются такие ячейки читателей, которые берут на свой счет освещение и которые несут расходы по приобретению газет и книг. Это уж является зачаточным типом изб-читален в деревнях. Но если избы-читальни будут тесно связаны с волостными библиотеками, то волостные библиотеки будут опираться на красные уголки в своей работе с передвижками. XIII съезд постановил, что по четыре работника на волость должно быть брошено на эту работу, а именно: избач, волостной библиотекарь, ликвидатор безграмотности и волостной организатор. На волостного организатора падает задача организовать по всей волости зачаточные избы-читальни. Если будут такие организации по всем деревням и если они будут тесно связаны с избами-читальнями, то тем самым в значительной степени облегчится работа передвижек.
Надо обратить сугубое внимание на правильный состав этих передвижек. Надо, чтобы в этих передвижках были книги для разного типа читателей. Передвижка может быть дешевой формой, которая в настоящее время будет обслуживать всю волость.
Конечно, в будущем мы будем иметь более усовершенствованную сеть политпросветительных учреждений в деревне, но в настоящее время надо поставить минимум, к которому мы должны стремиться и который должен быть следующим: избы-читальни, органически связанные с волостными библиотеками, с ликпунктами, со школой, которые могут группировать около себя всю культурную работу в деревне, — эти избы-читальни будут поддерживать и профсоюзы, и различные шефы, и комсомол, и партийные ячейки, все будут стараться поднять политпросветительную работу на более высокую ступень. Это относительно волостей. А о деревнях надо сказать, что зачаточными формами изб-читален являются передвижки и ликпункты.
Конечно, эта задача не так проста и не так легка. Если мы ее выполним надлежащим образом, если мы сумеем развить работу во всех этих учреждениях, поставить работу достаточно глубоко, если мы сумеем ее сделать нужной для деревни, то мы сделаем большое дело в направлении развития той культурной революции, о которой писал Владимир Ильич.
И я думаю, что библиотекарь так же воодушевлен всей этой работой, как и все работники, которые сейчас едут в деревню. Я думаю, что совместными усилиями центра и мест удастся поставить эту работу на ту высоту, которая требуется переживаемым моментом.
192 4 г.
ВЫСТУПЛЕНИЕ НА ПЕРВОМ СЪЕЗДЕ КЛУБНЫХ РАБОТНИКОВ
Товарищи, последние месяцы последнего полугодия особенно характеризуются каким-то прямо стихийным ростом советской общественности. Страшно подымается самодеятельность и в рабочем классе и в крестьянской среде. Если теперь вы приходите на фабрику, то вы чувствуете, как что-то переменилось там. Кажется, никакого внешнего изменения нет, а в то же время чувствуется, как масса за последнее время выросла и как она стремится себя проявить. Вот этот рост советской общественности, рост самодеятельности масс, ставит перед нами в области клубной работы совершенно новые задачи.
В первое время существования Советской власти большинство работников смотрело на клуб как на место разумных развлечений. Это не всегда так формулировалось, но сущность дела была такова. Клуб — это место разумного отдыха, место разумных развлечений. Может быть, в первый период существования Советской власти такой подход к делу был закономерен. В первое время рабочие хотели утвердить свое право на отдых, свое право на наслаждение искусством, свое право на целесообразные и разумные развлечения, на разумное препровождение времени. Этот первый период характеризуется засильем всевозможного рода театральных постановок — театр преобладал и составлял главное содержание клубной работы. Не очень обращалось внимание вначале даже на то, какие именно пьесы ставились. Мне помнится, как приехал из Нижегородской губернии с судостроительных верфей парень и с большим азартом рассказывал, что у них такое большое завоевание — свой клуб есть и спектакли ставят; а когда я его спросила, что ставят, он ответил: «Это неважно. «Свадьбу Дуньки» ставим, но важно не это, а то, что свой клуб у нас есть». Самым важным было то, что есть свой клуб, что можно ставить спектакли и проводить там время как хочется — такое отношение было очень характерно в первый период существования наших клубов. Затем в следующий период, когда страна переживала гражданскую войну, клуб стал использоваться как агитационное место для проведения тех или иных кампаний, и этот взгляд на клуб как на очаг пропаганды и агитации, главным образом и в первую очередь как на очаг агитации, сохранился и до сих пор.
Сейчас мы наблюдаем ростки новых форм клубной жизни. Мы видим, что клуб начинает строиться снизу и создаются совершенно новые формы клубной работы, формы, где закрепляется новый быт, где выковывается общественное мнение, где как-то личная жизнь увязывается с общественной жизнью. Сейчас вы зайдете в клуб и увидите там и октябрины, и юных пионеров, и подношения этими юными пионерами символической матери какого-то сделанного ими самими покрывала, и всякого рода полуинсценировки, которые имеют громадное значение для изменения всего старого быта. Я как-то была у молодежи на смычке клубов. Они устроили около своего Рогожско-Симоновского клуба сад, собственными руками насадили цветы, устроили читалку в саду, на дорожках выложили белыми камешками: «Читай газету, читай журнал». — устроили сцену, вышили занавес звездами; на смычку клубов приглашены были ребята из других районов, а когда началось заседание, то подростки, почти уже взрослые, рассказывали, почему и как они вступили в клуб, и освещали всю свою жизнь; и видно было, как в этих общих клубных заседаниях и этих собраниях растет и укрепляется новая жизнь.
Может быть, сейчас в клубах обсуждается другой круг вопросов, чем обсуждался в 1917 г., может быть, эти вопросы меньше по размаху, но они близки к жизни и, главным образом, связывают повседневную жизнь членов клуба с общими большими задачами, стоящими перед Советской властью и рабочим движением.
Отражение новой жизни в клубной жизни, тесная связь клуба с жизнью его членов и являются, по-моему, тем новым, чего раньше в наших клубах не было. Раньше правление клуба сверху что-то строило. Правление клуба устраивало спектакли, правление клуба одно было очень активно, а массовые члены более или менее пассивно относились к тому, что делали: одобряли или не одобряли, но не они определяли характер клубной работы, смотрели на работу клуба как-то со стороны, и очень часто клуб превращался просто в театр, в место развлечения. Теперь кипит самодеятельность, замечается рост новых форм клуба; они требуют особенно бережного отношения к себе — необходимо дать возможность этому новому клубу развиться и укрепиться.
На руководителей клуба падает задача не столько самим придумывать разные формы работы, сколько внимательно наблюдать за тем, куда направляются интересы масс, помогать массе самой ставить работу, давать возможность ей развернуться, не идти наперерез ее устремлениям, навязывая ей старые формы, уметь ориентироваться на то, чего сама масса хочет. Повышение сейчас советской общественности, советской самодеятельности требует иного отношения, гораздо более внимательного отношения к массам, гораздо более умелого подхода к ним, умения вслушиваться, всматриваться в то, чего эта масса хочет, не столько вести массу, сколько идти с массой. Это одна сторона дела.
Другая сторона дела — это опять-таки растет само собой — заключается в том, что клуб (я говорю о рабочем клубе при фабрике, при предприятии) превращается в такое место, где формируется общественное мнение рабочих. Сейчас, в последнее время, особенно стали развиваться стенные газеты, и такая стенная газета отражает жизнь завода. Она высмеивает мастеров грубых, неподходящих, высмеивает халатно работающих рабочих — одним словом, в стенной газете отражается жизнь завода. В том подходе, который дается стенной газетой, дается определенное отношение ко всему происходящему. Таким путем выковывается общественное мнение, и чем более умело ведется такая стенная газета, тем более она отражает жизнь завода, тем удачнее она освещает больные места; чем глубже умеет она подходить к вопросам, развивает около того ил и иного факта, около того или иного происшествия агитацию (важно часто охарактеризовать факт одной меткой фразой, которая ярко вонзается в память), тем большее значение имеет стенная газета. Важно, чтобы стенная газета факты окружающей жизни умела правильно осветить и увязать с основными вопросами рабочего движения и советского строительства. Стенные газеты, которые стали за последнее время так быстро распространяться, являются большим завоеванием для рабочего клуба. Пока это были единичные явления, они такого значения не имели, но, поскольку они делаются массовыми явлениями, они приобретают громадное значение, ибо способствуют превращению клуба в место, где формируется общественное мнение рабочих данного завода.
Затем дальнейшее, еще одна сторона дела, которая уже нащупана, — это чтение газет; стремление к чтению газет довольно широко теперь в рабочей массе. Работа с газетой имеет чрезвычайно большое значение. Чем глубже она будет поставлена, тем лучше будет спаяна жизнь данного района с жизнью всего рабочего класса, с жизнью и международной борьбой пролетариата. Работа с газетой, всесторонняя работа, умело поставленная, должна быть поставлена на такую же высоту, на какую поставлена работа со стенной газетой. Работа с общеполитической газетой несколько, конечно, иная, чем работа со стенной газетой, но стенная газета подготовляет рабкоров и для газеты общеполитической, которая, конечно, имеет громадное значение для воспитания рабочих данного района в духе коммунизма, в духе идеологии пролетариата.
Вот это те задачи, которые главным образом стоят перед местным клубом, находящимся при предприятии, при каком-нибудь заводе.
В профессиональных клубах к этим основным задачам, которые остаются теми же самыми задачами, прибавляется еще та задача, которую особенно подчеркивал Владимир Ильич. Эта задача — производственная пропаганда.
У нас вопрос о производственной пропаганде заброшен теперь профсоюзами — совершенно не в том размере она ведется, не в том масштабе, в котором следовало бы ее вести. В свое время Главполитпросвет начал эту работу — работу по производственной пропаганде. Но, конечно, Главполитпросвет не находится непосредственно на производстве, и это выходило несколько искусственно. Главполитпросвет не мог вести той производственной пропаганды, которую может вести профсоюз, который прекрасно знает потребности своего производства, отдельные процессы своего производства.
Целесообразная производственная пропаганда может вестись только на заводе, и Владимир Ильич считал, что производственную пропаганду нужно передать в профсоюзы. Так это и было сделано, но, очевидно, благодаря тому, что массы были в тот момент еще пассивны и в тот момент союзы еще не сознавали всей важности производственной пропаганды, они не сумели найти надлежащие формы ее, повели ее путем плакатов, путем лекций и т. д. Между тем, производственная пропаганда должна ставиться на самом производстве. Нельзя, однако, отказаться от производственной пропаганды. Нужно поставить ее теперь, в других условиях, сначала в клубе, объединяя ее с НОТом, а затем и на заводе.
Другая задача профсоюзов — одна из важнейших задач — это задача втягивания всех масс в профдвижение. Профдвижение мыслится как школа коммунизма, и надо, чтобы это не на словах была школа коммунизма, а на деле; и поэтому и клубная работа должна точно так же ставить вопросы профдвижения на первом месте, обсуждать все вопросы профдвижения и путем обсуждения подготовлять общественное мнение для того, чтобы потом уже в определенном профсоюзном порядке эти вопросы могли бы разрешаться; подготовлять в клубах общественное мнение, выкристаллизовывать его — это одна из задач профессиональных клубов.
Затем еще одна задача есть у профсоюзных клубов. Масса рабочая тесно еще связана у нас с деревней — это исторически сложившаяся вещь. Самый характер возникновения у нас фабрик и заводов, период крепостничества, когда приписывались целые деревни к той или иной фабрике, укреплял эту связь. Владелец фабрики — помещик — перебрасывал своих рабочих на лето в свою деревню, где они работали на земле, а зимой они работали на заводе. Потом, в позднейшие времена, когда уже не было крепостного права, такой политики держались фабриканты. Они старались закрепить связь рабочих своей фабрики с деревней для того, чтобы отделить рабочего от общей борьбы рабочего класса, от общих задач, которые стоят перед рабочим классом. Теперь осталась связь с деревней, но она изменила совершенно свою физиономию. Эта связь современного рабочего с деревней может быть порукой тому, что смычка между рабочим классом в целом и между крестьянством, его бедняцкими и середняцкими слоями, может быть проведена достаточно широко, но формы этой смычки еще только начинают нащупываться. Кроме такой естественной связи, которая выражается поездкой в деревню, необходима организационная связь, необходимо не только, чтобы рабочий имел связь со своими родственниками, но важно, чтобы рабочая организация была связана с организацией, находящейся в деревне, с комитетом взаимопомощи, с кооперацией, с избой-читальней, с теми организациями, которые уже есть в деревне и которые тоже растут и развиваются. Вот эта смычка между рабочим классом и деревней является общей задачей рабочего класса.
Если мы не хотим впадать в синдикализм, мы должны учитывать роль рабочего класса как вождя всех трудящихся, мы должны подходить ко всем вопросам не с узкопрофессиональной точки зрения, а с точки зрения всего движения в целом. Вот почему мы должны иметь всегда задачу работы в деревне перед глазами. И сейчас, когда растет самодеятельность не только в рабочих слоях, но и в бедняцких и середняцких слоях деревни, настал чрезвычайно благоприятный момент для развертывания работы в деревне. Сейчас чрезвычайно важно, чтобы профсоюзы в своих клубах имели определенный крестьянский отдел, куда бы обращались рабочие данного производства за справками, касающимися деревни, чтобы рабочего, приехавшего из деревни, могли бы направить прямо в этот отдел, к товарищу, который заведует этим делом и который мог бы ему дать необходимые справки.
У нас очень часто профсоюзы сосредоточивали свое внимание лишь на улучшении положения рабочих, лишь на их чисто профессиональных интересах, и это разъединяет рабочих с крестьянами, а нам важно, чтобы по всем линиям нашей работы шла смычка, в том числе и в клубной работе. У нас есть целый ряд производств, где рабочие очень сильно связаны с деревней. Например, текстили, железнодорожники, сахарники и т. д. — они все непосредственно связаны с деревней, и необходимо, чтобы в клубах этих союзов велась работа, обслуживающая не только рабочих, но также обслуживающая и деревню.
Надо, чтобы эта культурная помощь деревне шла по правильному руслу.
Перейду теперь к вопросу о районных клубах. Мне кажется, что районные клубы теперь. опираясь на клубы местные, могут получить исключительно важное значение. Конечно, районный клуб должен иметь в виду работу своего района в целом. Надо думать, что сейчас уже отживает та боязнь расширения клубной работы, которая чувствовалась в прежнее время. Например, боялись клубов при домовых комитетах. Мне кажется, что необходимо сейчас, чтобы каждый районный клуб ставил себе целью развить клубную деятельность до самых широких размеров во всем своем районе. Мне кажется, что сейчас районный клуб должен быть ответствен за постановку всех местных клубов, за количество этих клубов и за то, как работа в этих местных клубах ставится.
При больших фабриках и заводах есть клубы, но и при более мелких производственных единицах могут быть свои уголки — зачатки клубов. Должны быть также ячейки, где бы велась работа по закреплению нового быта, по выявлению общественного мнения, по связи данного предприятия или небольшой производственной ячейки со всей работой рабочего класса. Нам нужно стремиться, чтобы таких клубов создать как можно больше. Такой клуб может быть даже без руководителей; клуб домового комитета или какой-нибудь мастерской сумеет сам сорганизоваться и собственными усилиями вести работу: чтение газет, создание стенгазеты и т. д. Может быть. такой клуб будет очень бедно обставлен, но он будет делать большую, очень нужную теперь работу. И самое важное — взять этот клуб в поле своего влияния и влить его работу в общее русло. Конечно, это можно сделать не путем официального надзора, а путем такой постановки работы центрального клуба, чтобы возможен стал учет местных клубов. Одной из форм работы центрального клуба может стать коллективный учет работы местных клубов, чтобы каждый клуб мог сделать отчет о своей работе; тогда всякая новая работа, всякая местная инициатива обсуждалась бы членами клубов и устанавливались бы наиболее желательные формы работы. Если бы удалось поставить такую форму учета, тогда не было бы страшно создание отдельных клубов, куда нельзя дать руководителя; тогда вся работа клубов была бы на виду и центральный клуб опирался бы на местные клубы, которые бы развивали свою работу, конечно, ориентируясь на местные условия и на те условия, которые для данной мастерской, жилтоварищества или чего другого являлись бы более актуальными и становились бы центром их внимания. Каждый клуб, конечно, имел бы свою физиономию и свою индивидуальность.
Чем больше будет развиваться самодеятельность масс, тем более будет индивидуальный отпечаток носить каждый клуб. Клубы, которые устраиваются из центра, можно устраивать по одному образцу, но те, которые покоятся на самодеятельности масс, будут многообразны, и та или иная физиономия клуба будет зависеть от того, какие рабочие являются его членами, рабочие какого производства, какой фабрики и т. д. Вот это разнообразие в облике клубов, по-моему, не является чем-то нежелательным; напротив, оно есть показатель самодеятельности масс и поэтому является чем-то чрезвычайно желательным. Нужно только уметь собрать работу всех клубов, учесть ее и связать в один общий узел.
Затем мне представляется таким образом, что работа районного клуба совершенно не должна походить на работу местных клубов. Если в местном клубе стенная газета отражает жизнь данного предприятия, данной мастерской и т. д., то в районном клубе стенная газета, конечно, может отражать и должна была бы отражать не эти частные и мелкие, имеющие значение для отдельных клубов факты, а должна отражать большого политического значения факты, какие-нибудь события, имеющие значение для всего данного района, для всей страны, для всего рабочего движения, а не для отдельной фабрики. Кроме того, этот районный клуб должен уметь собрать около себя всех работников данного района, суметь использовать каждого с той стороны, с какой его можно использовать. Такой районный клуб сможет укреплять работу отдельных местных клубов. Положим, местный клуб ведет работу с газетой у себя на фабрике. Рабочих интересует, скажем, вопрос финансовый; руководитель в меру сил своих объясняет эти вопросы, но, для того чтобы углубить эту работу отдельных клубов, районный клуб может организовать лекции по финансовым вопросам, которые, как он знает, интересуют рабочих.
Мне кажется, что задача районного клуба и состоит в том, чтобы помочь подвести базу под работу в местных клубах, и районный клуб должен на себя брать те задачи, которые не могут выполнить отдельные местные клубы. Кроме того, мне кажется, что у районного клуба (или центрального клуба) должны быть и определенные местные отделения, в виде местных клубов, которые бы удовлетворяли потребности неорганизованной массы. Одна из задач клуба — это втянуть не только организованные, но и неорганизованные массы в клубную работу, чтобы через клуб подвести массы к организации, пробудить интерес к целому ряду вопросов, в том числе и к вопросам политическим. И поэтому отталкивать совершенно неорганизованные массы было бы неправильно.
В заключение отмечу, что те формы клубной работы, которые сейчас растут снизу, впитали в себя кое-что от преобладавших раньше. Например, от первого периода осталась театральность: пионеры умеют достаточно театрально пройти с барабанным боем, октябрины обставлены целой импровизированной обрядностью и т. д. Это какая-то широкая театральность, но иная по содержанию, чем старая театральность, и имеющая большое значение, потому что она воздействует на эмоциональную сторону и увязывает личную жизнь с общественной и, что чрезвычайно важно, помогает тому, чтобы коммунизм вошел в плоть и в кровь, чтобы он был не только теорией, а чтобы был кусочком жизни. Сейчас задача так и стоит, что нужно спаять жизнь с коммунизмом, пропитать ее всю коммунизмом, и мне кажется, что в этом отношении клуб может сыграть большую роль.
Период агитации тоже оставил на клубе свои следы: агитация придала клубу характер злободневности. В первом периоде развития этой злободневности не было. Элементы злободневности были внесены в тот период, когда клуб был превращен в своего рода агитпункт. Эта злободневность осталась: с злободневностью связана газета, политические отчеты, связано кино — вся эта злободневность входит в работу клуба. Конечно, и театральность, и злободневность — ориентация на современность, на текущий момент — остались и в современных, складывающихся в новые, формах клубной работы.
Мне кажется, что съезду надо особенно внимательно отнестись ко всему росту новых форм клубной работы, нужно наметить план работы в этом направлении, внимательнее отнестись к этой стороне дела, чтобы не заглушить ростки, а создать такую атмосферу, где бы они могли полностью развернуться. Эта задача большая, она гораздо сложнее, чем просто дать спектакль в клубе или провести какую-нибудь агитационную кампанию. Она требует от руководителей умения жить с массой, умения наблюдать массу, прислушиваться к ее интересам, видеть, на что направляется центр внимания массы. Все эти стороны дела чрезвычайно важны для новой формы работы. Я думаю, что одна из самых насущнейших задач этого съезда — подойти ко всем этим вопросам. Позвольте пожелать съезду успеха в его работе.
1924 г.
К ВОПРОСУ ОБ АНТИРЕЛИГИОЗНОЙ ПРОПАГАНДЕ
Как наиболее целесообразно вести антирелигиозную пропаганду?
Чтобы правильно ответить на этот вопрос, надо посмотреть, в чем кроются корни религиозности.
ОДНА ИЗ КОРЕННЫХ ПРИЧИН РЕЛИГИОЗНОСТИ — В БЕЗЗАЩИТНОСТИ ЧЕЛОВЕКА ПЕРЕД ЛИЦОМ ПРИРОДЫ
Чем больше прямая зависимость человека от природы, тем больше у него потребность найти где-то какую-то защиту от грозных и гибельных для него явлений природы.
Вспомним стихотворение Некрасова:
Известен факт, что крестьяне более религиозны, чем рабочие. Будет хороший урожай или нет — зависит от того, пойдет ли вовремя дождь, будет ли достаточно тепло и т. д. Крестьяне, даже те, которые прекрасно знают, что такое гроза и пр., склонны все же объяснять своевременность дождя и т. д. волей, божией. «Все под богом ходим», — говорят они. Рабочие, часто знающие о явлениях природы не больше, чем крестьяне, гораздо менее религиозны: они чувствуют не столько свою зависимость от бога, сколько свою зависимость от мастера, от директора фабрики. Очень религиозны моряки.
Надо объяснить причину явлений природы. Это необходимо. Но самое главное — это учить крестьян овладевать силами природы, регулировать эти силы, использовать их, заставлять служить себе. В этом гвоздь. Надо научить крестьянина, как бороться с засухой, как ухаживать за скотом, как провести у себя в деревне электричество и т. д. Необходимо антирелигиозную пропаганду тесно связывать с производственной пропагандой. Надо не только рассказывать, но и показывать, как можно заставлять служить себе силы природы.
Чем больше становится власть человека над природой, чем человек становится независимее от нее, тем менее религиозен он становится.
Вывод: 1) надо объяснить явления природы и тесно связать эти объяснения с показом того, как заставлять себе служить силы природы; 2) надо объяснить, что защиты у бога человек ищет в силу своей беспомощности.
НЕОРГАНИЗОВАННОСТЬ, БЕСПОМОЩНОСТЬ ПЕРЕД СИЛАМИ ОБЩЕСТВЕННОГО РАЗВИТИЯ
Но не только перед природой чувствует себя беззащитным человек. Он беззащитен и перед лицом неведомых ему общественных сил. Почему один богат, а другой беден? Одному «везет в жизни», а на другого «все шишки валятся»? Не иначе, как бог… Так рассуждают обычно темные и забитые люди. Объяснять хитрую механику общественного строя, ход его развития так же важно, как и объяснять, отчего гроза.
В капиталистическом обществе человек человеку враг. Идет борьба между крупными капиталистами, идет глухая борьба среди мелкой буржуазии. Люди-собственники одиноки. А одинокий человек страшно беспомощен. Он перестает быть беспомощным, когда объединяется с другими. Женщина, прикованная к дому, обычно гораздо более одинока, чем мужчина, бывающий чаще на людях. Может, потому женщины так религиозны. Объединение трудящихся, их совместная борьба уничтожают одиночество людей. «Пролетарии всех стран, объединяйтесь!» — это величайший антирелигиозный лозунг, вырывающий корни религиозности.
Вывод: 1) надо объяснять строение современного общества, освещать происходящую борьбу, показывать, куда идет общественное развитие; 2) надо указывать, что уходить от одиночества надо не в церковь, а в союз, на митинг, в организацию. «В единении — сила».
РЕЛИГИЯ ДЕЙСТВУЕТ НА ЧУВСТВО
И еще потому крепко держится религиозность, что хождение в церковь, исполнение обрядов удовлетворяет потребность в общении: люди сходятся вместе, объединяются хоть на время в общем чувстве. Богослужение воздействует на чувства, дает яркие эмоциональные переживания.
Наиболее влиятельная религия — католическая — особенно заботится о воздействии на чувства: церковное благолепие, цветы, украшения, хоровое пение, музыка — все направлено на то, чтобы связать религию с возбуждением чувств. Тот же смысл имеет украшение православных церквей, благостное церковное пение, колокольный звон и т. д.
Вывод: необходимо массе дать что-либо взамен — клуб, кино, театр и т. п.
НАУКА О ВСЕЛЕННОЙ
Подойдем теперь к тому, что представляет из себя религия по существу. С одной стороны, в религии отражается известное миропонимание, с другой — она дает правила поведения, «кодекс морали».
В каждой религии отражается обычно тот взгляд на мир, который существовал в то время, когда возникла данная религия. Ведь было время, когда даже самые ученые люди думали, что Земля плоская, что небо — это что-то вроде стеклянного купола, совершенно не знали, что такое луна и звезды и т. д. И в религиях древнего происхождения отражается именно такой взгляд на природу. С тех пор наука далеко ушла вперед, и давнишнее представление о мире мало кем уж берется всерьез. Даже в народных школах объясняют, какую форму имеет Земля, что такое небесный свод, как велико Солнце и т. д. и т. п. Но рабочие глухих мест, и особенно крестьяне, часто совершенно не знакомы с достижениями современной науки и принимают представление о Вселенной, о Земле и небе, высказываемое в религиозных книгах, за истинное, благодаря тому что они не знают, как узнали, что старое воззрение неправильно, и как дошли до современного научного миропонимания.
Вывод: надо объяснять, что и почему неправильно в религиозном мировоззрении и как узнали, что старое мировоззрение неверно.
ВСКРЫВАТЬ СУЩНОСТЬ РЕЛИГИОЗНОЙ МОРАЛИ
Но взгляд на природу — старое миропонимание — составляет только как бы рамку, в которую вставлена самая сущность религии — это мораль, известный ряд правил поведения. Религиозная мораль — вот где основа нашего враждебного отношения к религии.
Если мы будем рассматривать религиозную мораль с точки зрения пролетариата, мы увидим, что в наличных религиях эта религиозная мораль служит на пользу богатым, господствующим. Например, христианская мораль учит смирению, непротивлению злу. Буржуазии, помещикам, царской власти, которые являлись угнетателями, которые притесняли неимущих, очень выгодна была проповедь смирения народным массам: им было очень выгодно, чтобы эти массы думали о царстве небесном, а не думали о том, чтобы тут, на земле, устроиться так, чтобы было всем хорошо, и о том, как сбросить притеснителей. Вот почему царская власть так охотно поддерживала православие, вот почему царские министры, всякая знать, не верившая ни в бога, ни в черта, ходили в церковь. Надо было показывать пример народу, чтобы спокойно править, надо было одурманивать народ. Религиозной морали, согласно которой человек отвечает за свои поступки лишь перед господом богом, согласно которой он руководится лишь желанием заполучить тепленькое местечко в царстве небесном, должна прийти на смену коммунистическая мораль. Согласно коммунистической морали каждый человек должен руководиться в своих поступках не своими интересами, а интересами общими.
Он должен жить и работать на общую пользу. Коммунистическая мораль учит, что в этой работе на общую пользу лежит высшее человеческое счастье.
Слить свою работу, свою борьбу, свою жизнь с работой, борьбой, жизнью трудящихся масс — в этом заключается коммунистическая мораль. Надо это делать не потому, что так велит какой-то господь бог, а потому, что это дает человеку такую радость, такое счастье, как ничто другое, — жизнь его становится ярче, красочнее, сила его растет, потому что опирается на силу масс, каждое переживание становится глубже…
Новая, коммунистическая мораль, выросшая из среды организованного пролетариата, станет со временем моралью всех трудящихся и с корнем вырвет всякую религию, всякую веру в мифического бога.
Вывод: при ведении антирелигиозной пропаганды надо вскрывать сущность религиозной морали, вскрывать ее непролетарский характер и противопоставлять ей новую, коммунистическую мораль.
1924 г.
ИЗБА-ЧИТАЛЬНЯ И КРАСНЫЕ УГОЛКИ
Мы стремимся к тому, чтобы всю Россию покрыть сетью изб-читален. Ближайшей своей задачей ставим, чтобы в каждой неукрупненной волости иметь избу-читальню. Однако мы должны строить эти избы-читальни так, чтобы не разрушать зародышей политпросветработы, возникающих в окрестных деревнях, а, напротив, бережно растить их. Волостная изба-читальня должна помочь соседним деревням завести у себя красные уголки, которые при благоприятных условиях могут вырасти в местные избы-читальни. Эти красные уголки могут возникать при различных учреждениях: при школах, кооперативных чайных, при железнодорожных станциях, при сельсовете, а то и просто в избе какого-нибудь крестьянина, который согласится, чтобы у него в избе собирались граждане для совместного чтения и обсуждения газет и брошюр.
Волостная изба-читальня должна не только помочь крестьянам соседних деревень заводить красные уголки, но и держать с ними крепкую связь — наладить постоянное обслуживание их газетами и книжками, справками и указаниями. Если есть в деревне какое-нибудь культ-учреждение, кружки, культпросвет и т. п., надо с ними связаться и использовать активность их членов для организации избы-читальни, куда они и войдут организованным ядром. Важно ведь, чтобы всюду шла работа, чтобы повсюду были политпросветские ячейки, естественно вырастающие и имеющие корни в населении. Пусть у каждой из таких ячеек будет своя физиономия, важно, чтобы они были, были связаны с избой-читальней, ею обслуживались, находились под ее влиянием.
Может и так быть, что село, где находится изба-читальня, очень велико и изба не вмещает всех желающих, тогда не беда, если, кроме избы, возникнут два-три уголка, надо их только связать с избой.
1924 г.
ЧЕМ ДОЛЖНЫ БЫТЬ УГОЛКИ имени В. И. ЛЕНИНА
(ОТВЕТ НА АНКЕТУ ТЕХНИЧЕСКОГО БЮРО ГАЗЕТЫ «ЭКОНОМИЧЕСКАЯ ЖИЗНЬ»)
В ответ на анкету, полученную мной от техбюро «Экономической жизни», скажу следующее.
В своей книжке, написанной в 1894 г., «Что такое «друзья народа» и как они воюют против социал-демократов?» Владимир Ильич в первой же главе сочувственно приводит стихотворение, взятое Каутским к своей книжке об экономическом учении Карла Маркса: «Мы хотим, чтобы нас меньше почитали, но зато прилежнее читали!»
Шумное прославление, чрезмерное почитание какого-нибудь революционного деятеля вызывало у Владимира Ильича всегда замечание: «Ну, превращают его в икону». В «Заметках публициста» в 1920 г. Владимир Ильич писал: «… мы не допустим превращения лозунга «диктатура пролетариата» в икону…», «… на икону надо помолиться, перед иконой можно перекреститься, иконе надо поклониться, но икона нисколько не меняет практической жизни, практической политики».
В своей книжке «Государство и революция» Владимир Ильич пишет о великих революционерах, что «после их смерти делаются попытки превратить их в безвредные иконы…»
Я думаю, что приведенные цитаты рисуют ясно, чем должны быть уголки имени В. И. Ленина: они должны быть направлены не на прославление его имени, а на ознакомление масс с его взглядами.
При уголках непременно должны быть библиотечки, куда должно входить как можно больше сочинений Владимира Ильича в таких изданиях, которые особо удобны для распространения: статьи и речи, подобранные по отдельным вопросам, — а также сочинения других авторов, дающие сводку взглядов Владимира Ильича по тем или другим вопросам, служащие как бы рекомендательной инструкцией к чтению статей Владимира Ильича.
Библиотечка должна давать одну-две биографии из наиболее деловых, где поменьше всяких фантастических рассказов из жизни Владимира Ильича, обычно извращающих его личность, и больше данных о его деятельности. Надо также дать материал об отношении Владимира Ильича к массам и масс — рабочих, крестьян, угнетенных национальностей — к нему. Необходима история РКП(б): по истории партии вообще надо дать как можно больше.
В уголке непременно должны быть развешены списки статей и речей Владимира Ильича по отдельным вопросам — если возможно, с кратким изложением их основных мыслей, с цитатами. Списки можно помещать на плакатах с рисунками. Что касается лозунгов, то их надо брать по преимуществу из произведений Ильича, относящихся к последним годам, брать наиболее жизненные, имеющие практическое значение и для данного момента: о печати, о культуре, о кооперации, о крестьянстве, о революции, о госаппарате, о работе среди женщин, о задачах молодежи и т. д. Лучше бы всего поручить выбор лозунгов ленинским кружкам, которые надо связывать с уголками.
Из портретов Владимира Ильича лучше всего брать те, которые изображают его в действии: сидящим над «Правдой», говорящим речь, делающим запись, слушающим оратора.
Скульптуры все очень безобразны — их лучше не помещать. Хороша только маска, снятая с Ильича в первую ночь после смерти.
Картин, вроде нелепой картины «Ильич, играющий в шахматы» или «Эсерка, стреляющая в Ильича», никоим образом помещать в уголках не следует.
Хорошо иметь граммофон с пластинками речей Ильича.
1924 г.
ДОКЛАД О РАБОТЕ В ДЕРЕВНЕ НА СОВЕЩАНИИ НАРКОМОВ ПРОСВЕЩЕНИЯ О МЕТОДАХ ДЕРЕВЕНСКОЙ РАБОТЫ
У нас имеется отдел по работе в деревне, который имеет целью помочь этой работе в области организации изб-читален и всех видов политпросветительной работы, наладить эту работу и направить ее в правильное русло. Если мы рассмотрим методы работы и содержание ее, то мы увидим, что в смысле содержания работа эта требует еще очень многого, потому что мы склонны те методы работы, которые мы применяем в наших городских условиях и которые вполне приемлемы при постоянной работе с рабочими, переносить и в деревню.
Затем сплошь и рядом выдвигаются вопросы, в направлении которых важно пробудить самодеятельность населения, — скажем, Доброхим, Добролет, МОПР; эти вопросы выдвигаются и в партийном порядке, проводятся путем кампании в деревне. Летом 1924 г. мне пришлось наблюдать, как в Ростове-на-Дону, в местности, охваченной недородом, где у крестьян центром внимания был вопрос о том, как прожить зиму, студенты университета, отправляясь на летнюю практику, поставили своей задачей пропаганду МОПРа и Доброхима. Тот, кто знает деревню, может себе представить, какая картина получается: все внимание крестьян сосредоточено на вопросе о том, как просуществовать, а тут к нему идут с агитацией МОПРа и Доброхима. Смысл и содержание такой революционной агитации совершенно пропадают, потому что крестьянину в данную минуту не до этого. Применение тех методов, которыми мы работаем в городе, в деревне требует пересмотра. Необходимо гораздо более внимательно ориентироваться на деревню и на ее потребности.
НУЖНО ДИФФЕРЕНЦИРОВАТЬ РАБОТУ В ДЕРЕВНЕ
Вопрос изучения деревни, ее хозяйства, быта и т. д. должен проводиться не по шаблону; изучение деревни должно быть дифференцировано. Скажем, в Башкирской республике одни условия хозяйства, на Украине — другие, в РСФСР — третьи и т. д. Если мы хотим, чтобы наша агитация и пропаганда нашей работы в деревне задевали крестьянство и просвещали его, то нам необходимо действительно изучить особенности каждого района. Если мы будем работать по шаблону, то постоянно будем попадать впросак. Я думаю, что товарищи из других республик поделятся с нами своим опытом в этом направлении.
Например, вопрос о литературе в деревне. Мы не можем еще нащупать необходимый для крестьянина тип популярной литературы, приемлемой для деревни. Точно также книжки по сельскому хозяйству. Сплошь и рядом эти книжки совершенно не ориентированы на деревню. Эта литература не учитывает тех условий, в которых существует деревня. Часто бывает, что какой-нибудь метод работы, вполне приемлемый в совхозе или крупном хозяйстве, является совершенно непригодным для крестьянского хозяйства; крестьянин находит его в популярной книжке и не знает, что с этим делать. Он начинает смотреть на сельскохозяйственную литературу как на литературу, в которой говорится что-то, совершенно не имеющее никакого отношения ни к его жизни, ни к его хозяйству. Затем среди популярных книжек почти совершенно отсутствуют книжки по животрепещущим вопросам в деревне: вопросам землеустройства, комитетов крестьянской взаимопомощи и т. д.
Я думаю, что содержание работы в различных республиках должно быть несколько различно в зависимости от быта республик, от особенностей экономических условий и т. д.
Если мы возьмем работу в избах-читальнях (а эта работа — вопрос чрезвычайной важности), то мы увидим, что пока в большинстве изб-читален существуют только довольно сильные драматические кружки, но не кружки, которые бы занимались обслуживанием самых животрепещущих вопросов деревенской жизни. Хорошо, если есть кружок по сельскому хозяйству, но если он и есть, то обычно он ведет работу без определенного плана; а между тем вся работа избы-читальни должна врастать в самые важные деревенские вопросы, тем более что до сих пор у крестьян есть такой взгляд на избу-читальню, что там занимаются не совсем деловыми вопросами: туда можно пойти только иногда посмотреть веселый спектакль.
СТЕННАЯ ГАЗЕТА В ДЕРЕВНЕ
У нас нет руководства по проведению стенных газет, а между тем стенная газета в деревне имеет колоссальнейшее значение: она вносит гласность — если, конечно, она правильно поставлена, — а это очень важно для жизни деревни, ибо когда появляется какое-нибудь животрепещущее сообщение в стенной газете в деревне, то все население этим очень интересуется. Поэтому можно сказать, что эта часть работы избы-читальни чрезвычайно важна. Важно поставить стенную газету так, чтобы она отражала интересы деревни.
Около стенной газеты могут, конечно, вырабатываться и селькоры, которые будут писать и на места и в центр. Отсюда совершенно ясна необходимость вложить более серьезное содержание в работу нашей избы-читальни в смысле обслуживания ее книгами в виде передвижек…
Таким образом, вокруг избы-читальни мы можем сосредоточить большую культурную работу, если мы включим туда и работу врача, и работу агронома, и вообще работу всех интеллигентных сил и будем с каждого брать то, что он может дать. Такую деловую, серьезную работу для крестьян мы можем организовать; и если бы мы захотели оценить деятельность избы-читальни, то мы прежде всего должны были бы обратить внимание, насколько в работу вовлечены все интеллигентные силы деревни и насколько вся эта работа объединена…
ВАЖНА НЕ ФОРМА, А СОДЕРЖАНИЕ
У нас вообще существует довольно первобытный подход в этом отношении. Например, XIII съезд партии постановил, что в каждой волости должна быть изба-читальня. Некоторые сделали из этого такой вывод: нужна изба-читальня, а все другое надо закрыть. Из Тамбовской губернии приезжал сюда селькор и рассказывал, что у них закрывают культпросвет потому, что в соседнем селе устраивается изба-читальня. Культпросвет, о котором говорил селькор, проделал большую работу по вовлечению массового крестьянства в кооператив, и закрывать его ни в каком случае нельзя. Мы сговорились с этим селькором, что важно устроить так, чтобы культпросвет связался с избой-читальней: поставил бы спектакль, выручку от которого отдал бы на организацию избы-читальни, а дальше повести дело так, чтобы постепенно изба-читальня возлагала на этот культпросвет ту или иную работу. Нужно сказать, что втискивать в одни и те же формы работу, ведущуюся в разных местах, невозможно. В каждой местности формы могут быть различны; важна не форма, важно, чтобы содержание, которое она заключает, было такое, которое нам нужно; нужно стремиться к объединению работы, к уничтожению организационной оторванности. Одна из основных задач — как можно шире раскинуть влияние изб-читален наряду с развитием и других организаций…
ПРОФСОЮЗЫ И РАБОТА В ДЕРЕВНЕ
Надо сказать, что профсоюзы недооценивают той роли, которую они могут сыграть в деле своего влияния на деревню. Верхушки профсоюзов этой работой мало интересуются, и в большинстве случаев квалифицированные рабочие мало на это откликаются. Но низы профсоюзов в целом ряде отраслей, специальностей чрезвычайно интересуются вопросами, касающимися деревни, — железнодорожники, сахарники, Всеработземлес, горняки, торфяники, текстильщики, нарпит; целый ряд работников по профессиональной линии принадлежит к числу тех рабочих, которые еще сохранили связь с деревней. Нужно сказать, что эта связь рабочего с деревней составляет особенность РСФСР. У нас рабочие еще сохранили связь с деревней и потому чувствуют большой интерес к деревне. Это, конечно, нужно было бы чрезвычайно широко использовать, но профсоюзы халатно относятся к этому.
Недавно в партийном порядке обсуждался вопрос о необходимости послать в деревню побольше коммунистов. Если посылать их в обычном порядке мобилизации, то это не дает положительных результатов. Если в деревню приезжает человек, будь он сам нарком, но если он деревню не знает, то на него будут смотреть как на чужого. Но организация партийцев-рабочих, которые едут в деревню как свои, организация, выраженная в форме землячества или в каких-либо других формах, — такая организация чрезвычайно важна, так как через нее мы можем иметь смычку с крестьянством.
Мне хотелось бы заслушать от товарищей из других республик их взгляд на эту работу. Интересно было бы узнать, как у них эта работа идет: стоит ли она также в центре внимания и какие явления ей сопутствуют.
1924 г.
ИМЕЮТ ЛИ ПРАВО КРЕСТЬЯНЕ ЧИТАТЬ МАРКСИСТСКУЮ ЛИТЕРАТУРУ?
Марксизм — научная теория, помогающая вскрывать и осмысливать окружающую действительность, теория, помогающая понимать, куда идет общественное развитие. «Учение Маркса всесильно, потому что оно верно», — писал Владимир Ильич в статье «Три источника и три составных части марксизма». Учение Маркса ближе и понятнее всего рабочему классу. Однако выходцы из любого класса могут признавать верность учения Маркса и стать революционными марксистами, последовательными учениками Маркса. Наглядным доказательством тому является сам т. Ленин, не рабочий по происхождению. И именно потому, что учение Маркса верно, оно в период переходный от капитализма к социализму будет становиться все более и более общепризнанным. Все большее и большее число людей, и рабочих и не рабочих, будет читать Маркса, изучать его, становиться благодаря этому сознательнее.
Наша страна — Союз Советских Социалистических Республик, мы переживаем переходную эпоху от капитализма к социализму, поэтому ничего нет удивительного, если все большее число граждан захочет изучать марксизм. Коммунистическая партия должна всячески помогать им.
«Ну, конечно. Какое же может быть сомнение? В чем дело?» — спросит удивленный читатель.
Я бы не стала об этом писать, если бы не пришлось наблюдать, как то, что нужно знать всем вообще, например, биографию Владимира Ильича, разрешают слушать не всей фабрике, а лишь партячейке.
А вот истинное происшествие, имевшее место в Саратовской губернии Балашовском уезде Пугачевской волости. В Наркомпрос РСФСР поступила копия бумаги, посланной саратовскому губернскому прокурору:
«Мая 7-го дня 1925 года Гривско-Красавским сельполитпросветкомом было возбуждено ходатайство о высылке марксистской литературы по изучению родословного дерева современного коммунизма указанным сельполитпросветкомом, так как деревне таковая необходима, в особенности для политпросветработников, что Наркомпрос удовлетворил, выслал литературу согласно накладной, присланной сельполитпросвету, за № 828/6 в количестве 149 штук, отпущено согласно приказу № 1825, каковые и поступили в Макаровское почтовое отделение по адресу сельполитпросветкома со ст. Гривок, но таковое, не имея никаких законных прав, и без документов, выдало книги ответственному секретарю Пугачевского волостного комитета партии т. Пожарскому, что по закону РСФСР строго воспрещается, т. е. отправлять почту не по адресу, а посему просим упомянутое расследовать и виновных предать суду по существующим законоположениям, так как Советское государство уделяет все внимание на воспитание крестьянства, не жалея никаких средств, а подобное явление в корне тормозит.
Предполитпросветком, он же и ответственный секретарь ячейки РКП(б) — Дякин».
Это заявление написано 15 июля 1925 г., после того как секретарь Пугачевского волкома т. Пожарский на предложение вернуть книги ответил: «Так как книги являются марксистского характера и совершенно не подходят для села, то книги вернуты не будут, о чем сообщаю в Главполитпросвет нашим отношением. 13 июля. Пожарский».
Выходит, что крестьяне не имеют права, читать марксистскую литературу, подобранную Главполитпросветом.
Хорошо, что секретарь партийной ячейки умеет протестовать и требовать соблюдения революционной законности, — а если бы это было не так?
Такой произвол — пережиток старых времен. Но есть уже и признаки того, что такому самодурству будет скоро положен конец. Доказательство тому — протест т. Дякина.
1925 г.
О КЛУБЕ
С развитием промышленности естественно возрастает и активность рабочих, их стремление разобраться до конца в целом ряде основных вопросов, понять, осознать жизненные связи во всей их сложности. Смешно думать, что курсы политграмоты могут заменить ту глубокую работу мысли, которая идет и будет все шириться с каждым годом в недрах рабочего класса. Курсы политграмоты, при условии, что они составлены не доктринерски, в лучшем случае могут помочь лишь той самостоятельной работе мысли, без которой не может быть настоящей убежденности. Партия сильна не внешней дисциплиной, а дисциплиной внутренней, которая дается только убежденностью. Можно кончить партшколы всех ступеней, ответить по всем вопросам «на ять» и все же остаться внутренне чуждым партии человеком.
Для того чтобы разобраться в основных вопросах общественной жизни, людям надо иметь возможность потолковать между собой, поделиться своими соображениями, услышать на них товарищеский, внимательный ответ, поспорить, сообща подумать.
Где может сделать это рабочий? На заводе жизнь становится все более размеренной, регламентированной, работа — напряженнее. Надо найти какое-то другое место для бесед, для товарищеского разговора. Таким местом может стать клуб.
Но в современном клубе слишком много опеки, регламентации: синяя блуза, вечера самодеятельности, кружки, концерты, кино, физкультура… Шумно время убить можно с успехом, а ни отдыха, ни удовлетворения не получается никакого.
Сейчас наблюдается такое явление. Великолепно оборудованный клуб с библиотекой, оркестром, сценой, шахматами, радио. Завод в несколько тысяч человек, в клуб заходит человек пятнадцать. А рядом, в казарме, — свой живой клуб. Сидят на полу, говорят громко, не боясь никаких председателей и инструкторов, говорят открыто о том, что лежит на душе. Заливается гармоника в тон настроению — и куда ближе кажется она собравшимся, чем оркестры, устраиваемые в клубах для «разумного развлечения рабочих».
Рабочие — не хозяева в большинстве клубов, не они определяют, что в клубе надо делать, не они подбирают руководителей. Дискуссия о клубах уперлась в вопрос о внутриклубной демократии. Надо нащупать живые пути осуществления этой внутриклубной демократии, могущей наиболее тесно спаять клубную работу с трудом и бытом рабочих.
Сейчас известные слои заводских рабочих развертывают большую общественную работу. Эта работа, однако, распылена и не освещается должным образом перед всей массой. Клуб должен стать своеобразным центром, где вся эта работа собиралась бы воедино, обслуживалась, где бы она пропитывалась социалистическим духом. Если бы это удалось, клуб стал бы для профсоюзных масс могучей «школой коммунизма». Вот почему коммунисты, члены профсоюзов, должны принимать в клубной работе самое активное участие.
Одно из средств оздоровления клубов — это перенесение будничной клубной работы в обстановку, близкую рабочим. Необходимо перенесение этой работы в красные уголки в цехах и общежитиях. Нужны индивидуализация и углубление этой работы. В цехе и стенная газета, и производственная пропаганда, и санитария, и всякая другая работа приобретают сразу иной характер. Надо давать побольше инициативы, наглядных разъяснений и проявлять в этой работе как можно меньше опеки.
Общий клуб должен как-то учитывать работу отдельных красных уголков, выявлять ее, устраивать совместные обсуждения этой работы, должен ее объединять, помогать ей, дополнять ее.
И не надо работу красных уголков и клубов шаблонизировать, подгонять под общий ранжир, надо только создавать благоприятные условия для развития различных видов клубной работы, как можно меньше навязывая, как можно меньше регламентируя, оставляя простор творческой работе самих рабочих и работниц.
Многим покажется, что это отказ от партийного и профсоюзного руководства. Как раз напротив. Партийная пропаганда должна будет выйти за стены политкружков, она должна пропитать собой всю работу клуба и работу кино, инсценировки, читки, лекции и пр. Это ни в коей мере не значит, что вся работа должна превратиться в какую-то шаблонную, трескучую агитку, но это значит, что в кино будут изображать не жадные руки, ищущие голого тела, не быт кафе-шантанов, а доподлинную жизнь масс с ее борьбой, победами и поражениями. Конечно, если начать использовать кино для грубой тенденциозной агитки, его перестанут смотреть, но если научиться глядеть на жизнь через микроскоп марксизма, увидишь такие чудеса, отображение которых способно будет захватить каждого зрителя и воспитать его не хуже, чем воспитывает любая школа политграмоты. А радио? Надо ли его использовать? Еще бы, но как? Послушайте, и вы услышите, как наше радио сплошь и рядом льет воду совсем не на мельницу Советской власти.
Летом 1925 г. один немецкий коммунист рассказывал мне (в чем, между прочим, не могло быть сомнения), как немецкая буржуазия искусно использует радио и кино в своих целях, каким прямо могучим средством обмана народных масс они служат. В свое время Владимир Ильич писал и говорил о том, как важно концентрировать пропаганду. Когда послушаешь иной раз, какую чепушинку несут неопытные пропагандисты, какие мелкобуржуазные идейки преподносят они, например, деревенскому комсомолу, жуть берет. Радио и кино могут играть у нас, в Советской стране, через клубы и избы-читальни колоссальнейшую воспитывающую роль. В то время как мы тут только-только раскачиваемся, буржуазия не дремлет.
И вся работа в клубах должна быть пропитана духом марксизма-ленинизма. Не в том этот дух должен выражаться, чтобы развесить повсюду портреты Маркса и Ленина, а в том, чтобы выяснить их подход к вопросам.
Заведующий клубом, руководитель, должен быть хорошим марксистом; пусть в клубах будет в десять раз меньше опекунов — от этого будет только польза, но те руководители, которые останутся, должны быть уже на высоте задачи.
Во всех мелочах ведь сказывается. понимает ли руководитель что к чему или нет. Возьмем вопрос о физкультуре. Физкультура может быть могучим средством оздоровления населения, но в руках буржуазии физкультура и спорт всегда служили и служат. очень действенным средством для отвлечения рабочих от рабочего движения, от классовой борьбы.
Подведем итоги сказанному.
Какие лозунги в отношении клубной работы диктует нам жизнь?
Во-первых, клуб должен принадлежать рабочим, они должны быть хозяевами в клубе, в клубе должна развертываться их самодеятельность.
Как можно меньше опеки над рабочими в клубе.
Во-вторых, необходимо марксистское углубление работы, пропитывание всех отраслей клубной работы духом марксизма-ленинизма.
Углубленное марксистское руководство.
В-третьих, необходимо превращение клуба в коллектор (собиратель) рабочей самодеятельности.
1925 г.
УВЯЗКА РАБОТЫ ИЗБЫ-ЧИТАЛЬНИ С ДЕРЕВЕНСКОЙ ОБЩЕСТВЕННОСТЬЮ
(РЕЧЬ НА КУРСАХ ПО ПЕРЕПОДГОТОВКЕ ИЗБАЧЕЙ И ВОЛОСТНЫХ ОРГАНИЗАТОРОВ)
Если мы подойдем к вопросу о том, какую роль может сыграть изба-читальня в повышении культурного уровня населения, то первое, что следует отметить, — это то, что изба-читальня не просто учреждение, которое в такие-то часы открывает свои двери и в такие-то часы закрывает. Прежде всего необходимо подчеркнуть, что изба-читальня — это культурный центр, работа которого не может происходить только в четырех стенах. Это культурный центр, к которому должны тяготеть все культурные силы деревни, и притом такой центр, которому не безразлично, что в- деревне делается. Конечно, и теперь можно найти избу-читальню, которая смотрит на дело не так. Но таких изб-читален не так много. В большинстве случаев желание поднять культурный уровень населения в целом имеется. Конечно, в одних местах это делается более умело, в других — менее умело. Что изба-читальня — культурный центр деревни, необходимо особо твердо подчеркнуть. Да сама жизнь диктует такой подход к избе-читальне.
Что же изба-читальня может сделать?
Первая задача — повышение уровня технической грамотности. Мы и сейчас наблюдаем между избой-читальней и школой самую тесную связь. Изба-читальня часто даже ютится в школе, а если она работает врозь со школой, то необходимо увязать работу избы-читальни с работой школы. Часто бывает и так, что изба-читальня в деревне есть, а школы нет. Та изба-читальня, которая добивается того, чтобы школа была, завоевывает себе авторитет у населения.
Бывает и так: школа переполнена комсомолом и подростками, сидит восьмилетний мальчуган и рядом — тринадцатилетний парень. В таких случаях лучше всего создать одногодичную школу для подростков или ликпункт. И в этом деле изба-читальня не должна быть в стороне.
Подрастающий молодняк — это строители новой жизни, и их отваживать от избы-читальни, от культурного центра, никак нельзя. Из них нужно готовить помощников избе-читальне, организовывать, учить.
Создать ликпункт подле избы-читальни очень полезно. Необходимо, чтобы в избе-читальне и учитель и ликвидатор неграмотности бывали, чтобы они отчеты о своей работе там делали так, чтобы население видело, что изба-читальня интересуется этим делом. И если важно, чтобы крестьянин научился грамоте, то не менее важно еще, чтобы было что читать. Техническая грамота приобретается, но за неупотреблением она забывается. И вот надо, чтобы одна балка крепила другую, надо, чтобы техническая грамотность связывалась с материалом для чтения. Газета — могучее средство для этого. И она стала проникать теперь в деревню. Стенная же газета, если в ней обсуждаются вопросы, не очень захватывающие население, — мертвое дело. Но вот в одной избе-читальне в стенгазете за что-то финансового агента пробрали, и все население двинулось, чтобы прочитать статейку.
Конечно, неизвестно, за дело ли пробрали этого финансового агента, был ли он виноват на самом деле, но если в стенгазете сообщается факт, который волнует население, интерес к чтению растет. Когда крестьянин видит, что грамотность врывается в его жизнь, вклинивается в нее, интерес к чтению у него, конечно, увеличивается.
Не с общей агитацией за ликвидацию неграмотности нужно выступать, а принимать целый ряд конкретных мер. На учительском съезде говорили о том, что в некоторых местах школьники распределены по избам, в которых есть неграмотные. Этот подход небесполезно практиковать и в избе-читальне, она всегда может сорганизовать группку ребят, которая взяла бы на себя эту обязанность.
Принести в избу, где есть неграмотные, газетку и книжку — обязанность школьника. В таком случае газета попадает к тем, кто не пойдет в избу-читальню. Все это — элементарные вещи, но я думаю, что, если мы хотим из нашей избы-читальни сделать культурный центр, надо уделять побольше внимания мелочам.
Теперь вернемся к газете. Она имеет громадное значение, она врывается куском новой жизни, которая откуда-то в деревню приходит. Правда, в газетах часто пишут таким языком, что не всякий крестьянин ее поймет, пишут для людей, окончивших средние учебные заведения и вузы, и пишут часто о вещах, которые крестьянину не нужны. Но все же газета все более и более приноравливается к требованиям читателей.
Сейчас в любой газете есть материал, который доступен даже безграмотному. Иногда надо сказать только два-три поясняющих вводных слова — и статья будет понятна. Но нам надо еще много работать, чтобы создать популярную, доступную книжку или газету. В Главполитпросвете с будущего года будет организован практикум, где общественники, естественники будут работать над тем, как писать для малограмотного населения популярно и доступно. У нас уже имеются такие книжки, которые написаны без иностранных слов, кратко, без придаточных предложений, но и этого мало. Надо еще уметь и «зацепить читателя». Вы все должны наблюдать, как на читателе отражается та или иная книжка или статья в газете, и сообщать нам об этом.
Избачи пишут нередко: пришлите книжку поосновательнее. Просят: пришлите Бердникова и Светлова, а то просят и «Анти-Дюринг». Значит, есть уже стремление к более основательной книжке, но мы все же таких писем получаем очень мало.
Работа с газетой очень важна, но надо учить, как читать газету, что из газеты брать, надо пользоваться иностранным словарем, надо, чтобы была увязка с жизнью, надо брать из газеты то, что, быть может, имеет отношение к жизни именно данного села. Важна увязка жизни с газетой.
Избачи пишут, что агитируют за выписку газет. Дело это необходимо усилить. Надо, чтобы читали газету в красных уголках, это будет приближением газеты к читателю.
Теперь о книжке. У нас в коллекторе имеются готовые наборы для разных родов читателя: и для ребят, и для сельского хозяина, для женщин, для кооператоров. Всякие вопросы, которые перед деревней стоят, освещены там.
Эти книжки еще нужно усовершенствовать. Давайте нам ваши отзывы о них.
Хочу остановиться еще на следующем. У нас часто изба-читальня в Орловской губернии, например, похожа на такую же в Сибири, а сибирская изба-читальня похожа на самарскую. Все по одному образцу, по одному шаблону работают, а между тем в каждой местности каждая изба-читальня должна работать по-разному, в зависимости от того, чем население занимается. Например, возьмем сельскохозяйственные кружки. И в Сибири и в Астрахани они должны быть, но по содержанию они должны быть разными. В большинстве наших клубов нет тех кружков, которых требует жизнь, а есть исключительно такие, которые ориентируются на молодежь. Боюсь, что это не только в клубах, боюсь, что и в деревне так. Скажем, вот село, которое собирается переходить на новое землеустройство. Естественно, что тут должен быть кружок, который захватил бы всю деревню, — кружок землемерный. Таких не бывает, а ведь именно этим волнуется деревня. Кооперативных кружков в селе мало, а ведь это для нас особенно важно сейчас. Точно так же обстоит дело с вопросами техническими.
В письмах, отчетах, которые мы получаем от изб-читален, нет указаний на технические кружки. И также нет указаний на кружки кооперативные. На углубленную кружковую работу надо обратить больше внимания.
Теперь дальше. Сказать-то все легко, как по картам все разложили, но проводить на деле-то трудно. Часто избач становится в затруднение, как без оборудования и людей все это проводить в жизнь. Но еще Владимир Ильич говорил, что мы не умеем пользоваться тем немногим, что у нас есть. Наш инспектор, обследовавший Тверскую губернию, рассказывал, что одна избачка там сумела привлечь к работе всех в деревне — даже учителя, который был совсем старого закала, и того привлекла. Учитель этот оказался опытным садоводом, любящим, знающим садоводство. Организовала избачка кружок по садоводству, человек тридцать пришло. Начали работу, получился большой результат. В деревне есть либо агроном, либо кто-нибудь из медицинского персонала. Всегда есть люди, у которых есть специальные знания, их-то и надо привлекать. Если избач думает, что можно все собственными руками и ногами сделать, это большая ошибка. Молодежь, стоящая в гуще жизни, должна понимать, что собственными ногами и руками многого не сделаешь. Все дело в организации. Избы-читальни должны научиться не только привлекать, но и заинтересовывать человека, чтобы он принял участие в жизни избы-читальни; надо добиться от специалиста, чтобы он показал, рассказал, как делать. Скажем, речь идет о совхозе: там есть агроном, он не желает принимать участия в работе избы-читальни. Но, может быть, можно организовать молодежь для посадки в совхозе яблонь и т. п. и таким путем привлечь на свою сторону агронома. Тоже и со школьниками: выпишите ради привлечения их и учителя педагогический журнал, вы учителя расположите на свою сторону. Теперь уже редки такие учителя, которых ничем не заинтересуешь.
Сейчас в деревне уже есть организационные ячейки; есть партийные ячейки, есть комсомол. С ними можно связаться; можно оказать кооперации целый ряд мелких услуг по вывешиванию плакатов и пр. Важно, чтобы кооперация видела, что изба-читальня заинтересована ее работой; если она поможет, например, организовать лавочные комиссии, она окажет кооперации чрезвычайно большую услугу. Тоже и комитетам взаимопомощи в этом отношении изба-читальня чрезвычайно много поможет сделать.
Работа избы-читальни должна быть тесно связана с работой сельсовета, целый ряд услуг изба-читальня может оказать сельсовету: выписки делать для него и т. д. Идут, например, перевыборы, важно, чтобы изба-читальня этот вопрос осветила и дала бы возможность гражданам провести этот вопрос серьезно. Точно также и в вопросе с женщиной. Она идет на общественную работу, но не видит в окружающих поддержки себе, она часто плохо разбирается во многих вопросах. Нужно и женщине помочь.
Далее, возьмем пионеров. Это ведь могучее движение. А надо сказать, что ребята у нас очень часто заброшены. часто их силенок не хватает, чтобы самим идти по правильному пути, и комсомол не всегда может помощь оказать. На одном барабанном бое, на одном показном далеко ведь не уйдешь. Ребята часто не знают, с какого конца надо начинать, надо им в этом помочь.
Если мы говорим, что изба-читальня — культурный центр, то нужно и можно через нее поднимать и всю культурную работу.
В заключение остановлюсь еще на одном вопросе. В письмах нам пишут, какое огромное впечатление производит кино. На Северном Кавказе показывали кино — в первый раз оно там было, — на экране был Владимир Ильич, впечатление получилось огромное, думали, что живой к ним Владимир Ильич явился. Кино — чрезвычайно могучее средство агитации, рабочий человек мыслит образами, и кино его особенно волнует, кино расширяет горизонт, кино вас и в недра земли переносит, и в воздухе вы летаете, и к Северному полюсу, и к тропикам. Кино чрезвычайно расширяет горизонт и дает очень глубокие переживания. Говорят, что, когда в кино показывают «Броненосец «Потемкин», все зрители всем сердцем переживают то, что на экране. И вот, когда видишь, как зритель воспринимает картину, понимаешь, какую громадную воспитательную роль играет кино. И буржуазия это прекрасно понимает и использует кино в своих интересах. В Европе кино направлено на то, чтобы рабочих разъединять, а не объединять, оно создает преклонение перед богатством, национальную ненависть, «квасной патриотизм». Мы подходим теперь к тому, чтобы ставить свое кино, и, если удастся поднять работу на нужную высоту, в наших руках будет могучее средство, чтобы поднять массы. Если мы их поднимем, мы поднимем и тот революционный дух, который воспитан всеми событиями последних лет. Чтобы дух этот не умер, важно, чтобы он продолжал жить в образах. В избе-читальне необходимо использовать кино. Но дать надо такое кино, которое крепило бы строительство социализма, а не разрушало его; важно, очень важно заботиться о том, чтобы кино проникало в деревню.
Другое могучее средство агитации — это радио. Буржуазия западноевропейских стран и Америки очень умело использует и его. У нас только-только создается радио, еще надо подбирать материал для деревни, у нас только начинается контроль за ним, за всем тем, что передается в деревню по радио. Конечно, если радио попадет в деревню, оно будет помощью избачу.
Кино и радио чрезвычайно могучие рычаги для обслуживания масс. Надо стараться, чтобы кино и радио проникли в деревню, пришли бы на помощь избачу.
1926 г.
НАМ НУЖНО УСПЕТЬ ЦИВИЛИЗОВАТЬСЯ
Деревню надо цивилизовать. — Радио и кино — одно из лучших орудий в этом деле. Однако мы им пользуемся лишь в малой степени. — — Необходимо ему уделить больше внимания и средств
Деревня не согласна больше жить по-старому. Она не хочет быть оторванной так, как прежде, от всего мира. Война империалистическая, революция, гражданская война, советский строй, растущая товарность крестьянского хозяйства привели к тому, что теперь крестьянин все желает знать «до точности»: и то, как живут люди в нашем Союзе по селам и городам, и о том, как живут люди в других странах, к чему они стремятся, чего и как добиваются. Крестьянин желает знать и о чудесах подземного мира и о том, что делается на дне морском, что делается за облаками. Он хочет овладеть тайнами прошлого и заглянуть в будущее. Он хочет впитать в себя весь опыт человечества, овладеть наукой, изучить наилучшую постановку сельского хозяйства и приемы нужной ему до крайности техники. Он понимает, что знание — сила. Раньше знание приобреталось лишь годами долгой учебы и, по сути дела, могло быть доступно сравнительно лишь небольшому слою. Теперь благодаря радио и кино знание демократизируется, делается доступным массе. Самая глухая деревушка может получить возможность слушать самых талантливых ораторов, слушать лучших светил науки. Самая глухая деревушка может воочию увидать то, что происходит во всех концах мира. Мы плохо еще учитываем все значение возможности централизации пропаганды и агитации через кино и радио, плохо учитываем то колоссальное влияние, которое этим путем можно оказывать на широчайшие массы. Мы мало думаем о том, что от того, насколько широко мы сумеем радиофицировать и кинофицировать наш Союз, зависит то, насколько быстро мы успеем цивилизоваться, насколько глубоко проникнут в массы идеи коммунизма. Мы забываем, что темп жизни становится сейчас совершенно иным, что мы живем не одни на земле, что мы живем в буржуазном окружении и что никогда нельзя преуменьшать силу врага. Буржуазия борется за свое существование отчаянно, и она умеет прекрасно использовать радио и кино в целях идейного порабощения масс, в целях развращения их, одурачивания их. А мы живем так, точно над нами не каплет. О радио- и кинобоях мы мало думаем. Мы смотрим на радио и кино больше как на средства развлечения, а не как на орудие борьбы с мировой буржуазией. Орудие борьбы, конечно, должно быть тоже современным, нельзя радио превращать в простую агитку и распространяться по радио на поучительные темы, что Болдуин — это балда, или набивать кино одними агитками против самогона и бабок-повитух. Надо отточить как можно лучше радио- и кинооружие.
Совершенно исключительное значение имеет кино. Есть два типа мышления: отвлеченное (абстрактное) и образное (конкретное). Абстрактное мышление свойственно, например, философам, известной части математиков, юристам; конкретное — инженерам, изобретателям, агрономам и пр. Конкретный тип мышления не ниже абстрактного, это только иной тип; человек мыслит не логическими рассуждениями, а живыми образами. Рабочие и крестьяне, постоянно имеющие дело с вещами, чаще всего обладают конкретным мышлением. Вот почему «показ» для рабочего человека убедительнее «рассказа», вот почему кино для него имеет совершенно особое значение, вот почему наши рабфаковцы так страдают и болеют от словесных методов обучения, вот почему они так часто обесцвечиваются. На этом вопросе Главпрофобру нужно бы остановиться поосновательнее. Этот вопрос не входит в предмет нашей статьи, однако. Я хотела только подчеркнуть особое значение кино для широких масс трудящихся.
В заключение остановлюсь еще на том, какое громадное значение имеет кинофикация деревни. Мы живем в эпоху переходную от капитализма к социализму. В эту эпоху должно быть изжито разделение общества на классы. В частности, нам, СССР, в этот период надо будет изжить деление трудящихся на рабочий класс и крестьянство. Экономической базой, которая сделает возможным слияние этих классов, будет индустриализация деревни, приближение обработки продуктов добывающей промышленности к источникам сырья. Параллельно будет идти процесс идейной смычки между этими двумя классами, процесс, который уже начался, но должен быть углублен чрезвычайно. Одним из способов углубления должно быть расширение горизонта крестьянина, разбитие оков деревенской ограниченности, изолированности. Тут кино сыграет совершенно незаменимую роль.
У нас существует «Селькино». Оно только-только еще начало свою работу, но собрало уже немало материала об отношении крестьян к кино, о тех требованиях, которые предъявляют крестьяне к нему. «Селькино» с энтузиазмом взялось за свою работу, но у него часто не бывает под рукой даже нужной сотни рублей. Так дело не пойдет. Нужно как можно больше внимания и помощи работе «Селькино». Эта помощь необходима, без нее будет кустарничество, а тут нужен размах, который на деле помог бы нашей деревне цивилизоваться.
1926 г.
ОБЩЕСТВО «ДОЛОЙ НЕГРАМОТНОСТЬ» (ОДН) И ЗАДАЧИ ИЗБЫ-ЧИТАЛЬНИ
Тов. Ленин не раз повторял, что построить новую, светлую жизнь в стране безграмотной нельзя. Где безграмотность, там темнота и невежество. Человек безграмотный — вроде того, как полудикий. «Безграмотный человек стоит вне политики, его сначала надо научить азбуке. Без этого не может быть политики, без этого есть только слухи, сплетни, сказки, предрассудки, но не политика».
«Мало того, — говорил Ильич на II Всероссийском съезде политпросветов, — недостаточно безграмотность ликвидировать, но нужно еще строить советское хозяйство, а при этом на одной грамотности далеко не уедешь. Нам нужно громадное повышение культуры. Надо, чтобы человек на деле пользовался уменьем читать и писать, чтобы он имел что читать, чтобы он имел газеты и пропагандистские брошюры, чтобы они правильно распределялись и доходили до народа… Нужно научиться пользоваться тем скудным, что у нас есть… Надо добиться, чтобы уменье читать и писать служило к повышению культуры, чтобы крестьянин получил возможность применить это уменье читать и писать к улучшению своего хозяйства и своего государства».
От времен царизма у нас осталось море безграмотности. По одной РСФСР неграмотных в возрасте до 35 лет еще имеется 12 миллионов человек. Яснее ясного, что, если мы пойдем обычным путем, путем административным, дело затянется на десятки лет, а из безграмотности, темноты, нищеты, убогости нам нужно вылезать как можно скорее. Где же путь? На том же самом съезде политпросветов Ильич указал его: дело можно завершить только, если сама народная масса помогает.
Ту же мысль Ильич высказал и на III съезде Союза молодежи: «Все говорят о ликвидации безграмотности… Недостаточно того, чтобы Советская власть приказала, или чтобы партия дала определенный лозунг, или чтобы бросить известную часть лучших работников на это дело. Для этого нужно, чтобы само молодое поколение взялось за это дело».
И вот надо, чтобы все население РСФСР вошло в состав общества «Долой неграмотность», т. е. чтобы оно вплотную взялось за это дело. Тогда справимся так скоро, как и не ожидали.
Надо только, чтобы каждый член ОДН не ограничивался тем, что вносил им самим определяемый взнос в ОДН (взносы необходимы: нужно снабжать желающих учиться букварями и письменными принадлежностями). Надо, чтобы каждый член ОДН проникся до конца важностью задачи по поднятию культуры страны, чтобы он поставил себе целью помогать всеми силами безграмотным обучаться: иногда надо человека убедить, иногда дать в руки ему букварь, иногда помочь ему освободиться на пару вечеров в неделю, иногда подыскать учителя, иногда самому показать безграмотному, как подойти к делу, иногда завербовать новую силу для борьбы с безграмотностью — нового члена ОДН. О грамотности ребят и подростков надо заботиться не меньше, чем о грамотности взрослых.
А дело нашей ВЧК л/б, наших грамчека, всех политпросветучреждений помогать этой народной инициативе, народной самодеятельности, помогать инструкциями, указаниями, советами.
Каждая изба-читальня также должна стать опорным пунктом по борьбе с безграмотностью: вербовать новых членов ОДН, выяснять им их задачи, организовывать их, помогать их самодеятельности, возбуждать среди них соревнование. Нажимом, принуждением можно испортить все дело, но убеждать и убедить мы должны научиться во что бы то ни стало.
Товарищи, беритесь за дело покрепче. Наладить жизнь сытую, здоровую, просвещенную, светлую в стране безграмотной нельзя. Станем все членами ОДН!
1926 г.
КРАЕВЕДЕНИЕ И БИБЛИОТЕКА
(ДОКЛАД И ЗАКЛЮЧИТЕЛЬНОЕ СЛОВО НА ЭКСКУРСИИ-КОНФЕРЕНЦИИ ЗАВЕДУЮЩИХ УЕЗДНЫМИ ЦЕНТРАЛЬНЫМИ БИБЛИОТЕКАМИ)
Товарищи! Я сегодня хотела с вами поговорить на ту тему, которая в последнее время особенно волнует и захватывает нас, всех политпросветчиков, и которая. также имеет прямое отношение и к библиотекарям. Я говорю о вопросе краеведения. Вопрос этот, конечно, не новый. О краеведении говорится давно. О необходимости налаживать работу и школьную и политпросветскую таким образом, чтобы она соответствовала потребностям данной губернии, разговор шел давно. Но если мы посмотрим наши политпросветские журналы, наши книжки, то увидим, что у нас очень много говорится о методах работ, о разных отдельных очень целесообразных и очень полезных приемах работы. Указывается на отдельные неправильные подходы, а самое большое место занимают вопросы методические. И это по всем видам работ. Я скажу, что это имеет место не только в отношении работы политпросветов, но и в другой работе. Например, в работе соцвосовской также больше всего говорится о методах работы, о подходах, но сравнительно очень мало говорится о краеведении. Мне приходится знакомиться с местными журналами. И вот, например, Уральская область — область чрезвычайно характерная, своеобразная, непохожая на другие области, а берем местный журнал — там об этих особенностях ничего не говорится (я говорю в разрезе Соцвоса), а говорится о всяких общих вопросах. Мало говорится о том, чем живет, чем дышит эта Уральская область в смысле производственном, каковы перспективы ее развития.
Ваша конференция представляет собой конференцию библиотечных работников двух больших экономических районов, вернее, двух с половиной: Центрально-Черноземного, Средне-Волжского и отчасти, поскольку тут есть представители Сталинградской и Саратовской губерний, Нижне-Волжского района. Это чрезвычайно типичные районы, и, может быть, позднее я остановлюсь подробнее на их характеристике.
У нас организуется сейчас кабинет политпросветработы. Когда пришлось осматривать этот кабинет политпросветработы в старом его виде, то бросалось в глаза, что там также нет отражения особенностей мест, а между тем надо обратить сугубое внимание на те особенности, которыми отличается каждый район, каждая губерния, каждый уезд. Без этого мы не сможем правильно развернуть дело, найти те силы, которые помогли бы поднять работу на должную высоту и развернуть ее в том масштабе, какой требуется. В настоящее время у трудящегося населения чрезвычайно велика тяга к просвещению, а то, что мы даем ему, находится гораздо ниже уровня тех потребностей, которые у трудящихся имеются. В этой области нужна очень напряженная работа. Мы говорим о том, что у нас должна развиваться индустриализация страны, что мы должны сельское хозяйство поднять совершенно на другой уровень, чем оно находится в настоящее время. Без этого страна не сможет развиваться дальше. Но надо отдать себе отчет в том, что мы не сможем это сделать, если культурный уровень населения будет оставаться таким, каков он в настоящее время. Мне как педагогу приходилось знакомиться с историей народного просвещения на Западе. В начале XIX в., когда стали развиваться особенно интенсивно фабрики и заводы во Франции и Англии, правительства этих стран, хотя они и были буржуазными и хотя они меньше всего были заинтересованы в том, чтобы поднять сознательность рабочих, тем не менее употребляли колоссальные усилия для того, чтобы насадить грамотность среди рабочих. Мы, например, знаем о том, что в начале XIX в. широко распространялись так называемые ланкастерские школы. Не было учителей, не было никаких зданий. Устраивались громадные школы на 600, на 1000 человек, где один учитель занимался с такой громадной массой учащихся. Дело было организовано на манер заводского распределения работы. Это были так называемые школы взаимного обучения, где знающий пять букв обучал того, кто знал три буквы, знающий три буквы обучал того, кто не знал ни одной. Конечно, эти школы давали минимум знания, но надо иметь в виду, что в то время никаких других школ не было. Вот таким образом шаг за шагом проводился целый ряд мер в области народного просвещения.
К чему, ради чего старалась так буржуазия? Конечно, не ради прекрасных глаз пролетариата, а потому, что развитие промышленности, индустриализация страны требовали более высокого уровня развития, требовали грамотности, знаний, хотя бы элементарной арифметики и т. д. И конечно, сопоставляя этот факт с тем, что нам приходится сейчас иметь, мы должны сказать, что мы можем развить производительные силы страны только при условии поднятия культурного уровня страны. Мы много об этом говорили в связи с развитием ликвидации безграмотности и гораздо меньше, к сожалению, говорили в связи с развитием библиотечного дела. Но для того, чтобы эту работу произвести, надо покрыть страну достаточным количеством учреждений, необходимых для подъема культуры: библиотек, школ грамотности, школ более высокого типа и т. д. Надо учесть все местные особенности. За стержень, за основу надо принять экономическую жизнь района. В этом отношении дает чрезвычайно много так называемое госплановское районирование, которое сгруппировало губернии и автономные области в зависимости от типа того хозяйства, которое ведется. Мы имеем область Центрально-Промышленную с весьма характерными особенностями, имеем область Центрально-Черноземную, очень сильно отличающуюся от Центрально-Промышленной. Имеем области: Северо-Восточную, Северо-Западную, Западную, Средне-Волжскую, Вятско-Ветлужскую, Уральскую, Нижне-Волжскую, — и каждая из этих областей носит особый характер.
Очень интересную работу проделал Госплан по составлению так называемых экономических профилей. Это значит вот что: высчитывали средние цифры по всей РСФСР по отношению к некоторым сторонам экономической жизни. Например, берется число рабочих. Число рабочих является показателем развития крупной промышленности — высчитывается среднее по РСФСР. Затем берутся кустарные промыслы, и опять-таки высчитываются средние. Затем берутся сельское хозяйство, развитие железных дорог, плотность населения, количество леса, величина экспорта, величина городского населения. Кроме средних по РСФСР, высчитываются средние по госплановским районам. Сравнение их с средними по РСФСР дает чрезвычайно интересную картину. Например, мы видим, что в Центрально-Промышленном районе надо особое внимание обратить и на работу среди рабочих и на смычку рабочих с деревней. Затем другое: мы видим, ' например, как невелико в Центрально-Промышленном районе сельское хозяйство (в два раза меньше среднего). Это указывает. что в Центрально-Промышленном районе сельское хозяйство является лишь подсобным хозяйством. Другую картину мы видим в Центрально-Черноземном районе, где число фабричных рабочих невелико, невелико развитие кустарной промышленности, а гораздо выше развитие сельского хозяйства.
Каждый район имеет свою определенную физиономию. Возьмем, например, Вятско-Ветлужский район. Если мы его сравним с Центрально-Промышленным, то увидим, что особенностью Вятско-Ветлужского района является то, что там очень слабо развиты железные дороги, слабо развита крупная промышленность, а кустарная промышленность развита очень сильно. Это показывает на особенности кустарной промышленности Вятско-Ветлужского района, на ее особый характер: она главным образом имеет целью обслуживать местный рынок, т. е. удовлетворить потребности, которые в других местах удовлетворяет крупная промышленность. Между тем, кустарная промышленность в Центрально-Промышленном районе тесно связана с крупной промышленностью, является подсобной и т. д. и т. п.
Если мы подойдем с точки зрения этих экономических профилей, то мы увидим, что народное образование нельзя по одному и тому же типу строить всюду и везде. Каждый производственный район имеет свое лицо, свою особенность, с которой приходится считаться. Возьмем, например, Рязанскую губернию — Скопинский уезд. С ним связан Главполитпросвет. Мы видим, что в Скопинском уезде развивается очень слабо кооперация. Виним избача. Избач виноват — плохо развертывает работу по кооперации. Может ли, однако, его работа, его агитация за кооперацию иметь успех в Скопинском уезде? Надо посмотреть, к какому району относится Рязанская губерния. Южные уезды, и Скопинский в том числе, примыкают гораздо больше к Центрально-Промышленному району. Мы видим страшное перенаселение этого района. Центрально-Промышленный и Центрально-Черноземный районы очень перенаселены, так что на душу местного деревенского населения приходится очень небольшой надел для сельского хозяйства, что заставляет население искать посторонний заработок. Такое перенаселение мы видим в Центрально-Черноземном районе. Рязанская губерния — одна из самых перенаселенных, а в Рязанской губернии Скопинский уезд тоже один из самых перенаселенных. Мы там видим громадный избыток населения. Какое там сельское хозяйство? Распаханной земли 85 %, леса незначительное количество, лугов тоже незначительное количество — это нам дает сразу картину состояния сельского хозяйства: земля там должна быть выпахана, а если мы к этому узнаем, что там трехполье до сих пор еще существует, в некоторых местах работают сохой, то мы получим картину довольно первобытного состояния хозяйства, которое торговать хлебом не дает возможности, а дает возможность только-только прокормиться, да и то чрезвычайно плохо. И население вынуждено идти на заработки, на торфяные работы. Из Скопинского уезда уходит на торфяные работы, кажется, около 30 тысяч челе век. В некоторых местах Скопинского уезда имеются залежи каменного угля, например в Побединском районе. По Скопинскому уезду промыслов никаких нет из-за неимения сырья, которое бы можно было обработать. Поэтому там существуют только кружевницы. Есть глина, идет изготовление кирпича, черепиц. Вот и все. Торфяники закупают все необходимое летом там, где работают, где это сделать всего удобнее. Таким образом, мы видим, что в Скопинском уезде нет условий для развития кооперации: промыслов нет, сельское хозяйство отстало, закупать нечего, сбывать нечего. Сколько бы наши избачи ни развертывали свои агитационные таланты, очень трудно тут что-нибудь сделать. Можно сделать, если будет принят ряд экономических мер, которые толкнут вперед дело кооперации.
Я подробно остановилась на одном уезде, чтобы показать, какой отпечаток кладут на работу не только губернии, но и уезда своеобразные особенности экономического развития. Сейчас я брала вопрос о кооперативной пропаганде, но, конечно, не только этого нужно касаться. Особенность каждого района должна влиять, например, на подбор книг. Подбор книг, скажем, по агрономической пропаганде должен быть поставлен и в Центрально-Промышленном, и в Средне-Волжском, и в Нижне-Волжском районах, но в каждой губернии по-особому. Нельзя, например, взять Сталинградскую или Саратовскую губернии и там вести такую же пропаганду в области животноводства, какую надо вести в Рязанской губернии. В Скопинском уезде одной из очень привившихся отраслей животноводства является свиноводство. И понятно, потому что там нет лугов, а эта отрасль может развиваться и так. А если туда в библиотеку мы напихаем книг относительно овцеводства или какой-нибудь такой области животноводства, которая требует больших пастбищ для этого скота, то мы увидим, что читаться эти книжки не будут, а о свиноводстве наверное книги будут читаться. Поэтому при подборе книг в библиотеки чрезвычайно важно знать особенности края.
Перед тем как идти на конференцию, я постаралась разыскать педагогические журналы тех губерний, библиотекари которых собрались на эту конференцию, и нашла три журнала: «За работу» — сталинградский, пензенский — «Просвещение» и «Самарский бюллетень». В пензенском «Просвещении» я нашла чрезвычайно интересную вещь. Там печатается материал, взятый из пензенской «Трудовой правды», где указываются краеведные статьи, помещенные в этой газете. Это, конечно, чрезвычайно ценно, потому что по местным органам очень хорошо можно следить за экономическим развитием данной губернии, установить ее особенности и на эти особенности ориентировать библиотеку, подбирать соответствующим образом книги. Понятно, как важно знать экономику края. Но не одна экономическая сторона важна. Важно и прошлое края. И точно так же всякому политпросветчику и библиотекарю это прошлое края надо знать.
Если мы возьмем Центрально-Черноземный район, то мы знаем, что в этом районе, где в громадной степени было развито помещичье хозяйство, как раз передача земли из помещичьих рук в общее пользование населения имела особо важное значение. В прежние времена крепостное право в этом районе носило особо тяжелые для крестьян формы, особо тяжело чувствовалась кабала помещика и в пореформенное время, и мы знаем, что население и до сих пор помнит, как оно в старое время было в лапах помещика. Поэтому вся литература, которая касается прошлого, касается помещичьего землевладения, касается этой стороны Октябрьского переворота — уничтожения помещичьей собственности на землю, — будет иметь особый успех. На эту сторону надо обратить особое внимание, если вы хотите, чтобы библиотека была созвучна с интересами населения. Возьмем район Нижне-Волжский. В Саратовской губернии, например, в 1917 г. помещичья земля составляла 8 % всей земли, зато там процветало крупное крестьянское хозяйство. Поэтому вопрос о том, что Октябрьская революция уничтожила помещичье землевладение, менее интересует крестьян Саратовской губернии, но их интересует отношение Советской власти к расслоению крестьян, к коммунам, к машинизации. Подбирать библиотеки надо в зависимости от местных особенностей.
Я бы хотела остановиться на следующем. В последнее время совершенно правильно библиотечные работники обращают внимание на изучение интересов читателей, но надо сказать, что к изучению интересов читателей надо подходить, уже вооружившись определенными методами подхода к этому. Нельзя просто так сказать: «Мы изучаем интересы читателя». Нельзя себе представить, что одинаково будет изучение интересов читателей, скажем, в Саратовской губернии и в губернии, например, Орловской. Подходы будут совершенно разные. Тут важно знать, с каким слоем населения имеешь дело. Например, в 80-е годы прошлого столетия у нас процветало изучение интересов читателя «вообще». Алчевская и Рубакин подходили к изучению читательских интересов именно «вообще» — они изучали читательские интересы «народа вообще». Сейчас мы должны встать на классовую точку зрения и хорошо знать ту аудиторию, интересы которой мы изучаем.
Если вы возьмете крестьянство, крестьянскую аудиторию, вообще не расчлененную аудиторию, то можете услышать самые разноречивые мнения. А если вы попробуете ту же аудиторию разгруппировать, прочитать отдельно одну и ту же книгу среди бедноты, среди зажиточного крестьянства, то вы увидите совершенно разные подходы. Точно так же, говоря об изучении интересов читателя городского, нельзя говорить о городском читателе вообще. Надо посмотреть, какая это группа городского населения, что она собой представляет, если она представляет промышленных рабочих, то какого производства. Ясно, например, что текстильщик предъявляет другие требования к книжке, чем металлист, у которого совсем другой характер работы на фабрике, другие интересы и другой уровень развития. Затем если это кустарь, то он отнесется совершенно иначе ко всем этим вопросам, чем заводский рабочий, а если это какой-нибудь мелкий торговец, он отнесется еще по-другому. К сожалению, у нас очень мало имеется работ — правда, я могу этого просто не знать, потому что неспециалист в этой области, — даже вообще не знаю, есть ли такая работа, которая выявляла бы, как одна и та же книжка среди разных слоев населения получает разную оценку.
Мне пришлось недавно наблюдать, как зажиточная крестьянка Тамбовской губернии, рабфаковка, человек очень интересный, с колоссальной энергией, ее жизнь представляет чрезвычайно яркую картину борьбы крестьянки за свои человеческие права, за право учиться, — как эта крестьянка, благодаря тому что она принадлежит к зажиточному слою, расценивает книжки. Она взяла популярную брошюрку, и ее оценка этой книжки очень характерна для зажиточной крестьянки. Первое, что она сказала: «Есть три слова, от которых вся беда. Эти слова — кулак, середняк и бедняк. От этих трех слов все зло». Вот эта характеристика сразу определяет, к какому слою крестьянства принадлежит эта рабфаковка. По такой оценке книги мы не можем, конечно, сказать, что все крестьянство так смотрит. Мы можем сказать, что так смотрит определенный, зажиточный слой крестьянства.
Классовый подход к изучению читательских интересов, мне кажется, совершенно необходим, иначе нам очень мало даст изучение читательских интересов. Это не только в отношении изучения читателей, но, скажем, и в изучении зрителей. Теперь часто ведется изучение зрителя. Проводится наблюдение над зрителем, когда он смотрит пьесу, даже разработаны особые способы. Например, составляются кривые, показывающие, что вот в этом месте аудитория зевала, в этом месте аудитория смеялась и т. д. Это кривая того впечатления, которое пьеса производит на аудиторию. Этот прием может дать прекрасные результаты, если у нас аудитория определенного состава. Мы можем по этим кривым определить, как относится к пьесе, например, аудитория рабочая или аудитория обывательская, какие места пьесы интересуют, вызывают сочувствие одних и какие места пьесы привлекают внимание других. Одно время у нас изучали аудиторию таким образом: например, едут на завод и там в заводской аудитории проводят оценку пьесы. Такая оценка пьесы давала очень много. Нельзя отрицать, что вышеуказанные кривые дают некоторые указания того, как смотрят пьесу: зевая, равнодушно или волнуясь. Но этого мало. Можно было бы поставить в двух разных по социальному составу аудиториях одну и ту же пьесу и увидеть, как на разные места пьесы различно реагируют разные аудитории. Это очень характерно. Например, приходилось в прежние времена наблюдать, когда мы жили в Париже, как на одну и ту же пьесу реагирует публика, живущая в центре города, и как реагирует рабочая окраина. Гораздо горячее реагирует рабочая публика. Помню одну пьесу, где изображалась жизнь рабочих. Там изображено было, между прочим, как хозяин делает девушке-работнице предложение сойтись с ним и обещает за это не выселять ее из квартиры. Тут интересно, как вся аудитория не сдерживается и кричит: «Ах ты, мерзавец!» и т. д. Видно, что такие факты глубоко возмущают аудиторию. Та же пьеса весьма малый успех имела в центре Парижа.
Социальный состав читателей поможет правильно подойти к изучению читательских интересов. При изучении края — а без этого изучения не определишь интересов читателя — надо за стержень взять экономику, и, конечно, не одну экономику — ее надо связать с изучением природных условий. Затем при изучении края громадное значение имеет изучение прошлого края и изучение национального состава. Последнее имеет, например, особое значение при изучении Средне-Волжской области. Конечно, ' Пензенская губерния и губерния Самарская нуждаются в этом больше, чем, скажем, Тамбовская или Орловская губерния. Вообще, национальный состав везде надо изучать, но в Средне-Волжской области важно на эту сторону обратить особое внимание. Затем имеет громадное значение культурный уровень населения. Когда мы подошли к вопросу о том, что надо изучать губернии в связи с производственными районами, то тогда мы попробовали проделать такую работу: те статистические данные, которые у нас были относительно политпросветской работы, разгруппировать по районам, — и получилась такая картина. Брали ликвидацию безграмотности среди населения от 11 до 35 лет и получили, что Центрально-Промышленный район имеет только 5 % безграмотных, Центрально-Черноземный — в среднем 20 % безграмотных этого же возраста, а Воронежская губерния имеет 29 % безграмотных. Если мы возьмем Средне-Волжский район — это район тоже непромышленный, — то увидим, что там безграмотность очень высока: 23 % с лишком. Мы видим, что грамотность населения стоит в полном соответствии с экономическим уровнем района.
Мы попробовали проделать ту же самую работу относительно изб-читален. Надо сказать, что цифры взяты из статистического сборника. Они очень приблизительны, в них надо ввести очень существенные, очень большие поправки, но общую картину они дают. Мы видим относительно изб-читален, что, например, в Центрально-Черноземном районе на 7, 5 тысяч населения приходится лишь одна изба-читальня, а по отдельным губерниям этого района картина еще тяжелее: в Орловской губернии одна изба-читальня — на 13 тысяч, в Тамбовской губернии одна изба-читальня — на 13, 5 тысячи, в Курской — на 10 тысяч. В Центрально-Промышленном районе картина другая: там одна изба-читальня приходится на 4 тысячи населения. По отдельным губерниям положение еще лучше: в Московской губернии одна изба приходится на 2, 5 тысячи жителей, а в Иваново-Вознесенской даже на 2 тысячи. Картина получается совершенно созвучная с той, которую мы получили по ликвидации безграмотности.
Затем относительно книжек в библиотеках. Мы сложили книжки, имеющиеся в сельских библиотеках и избах-читальнях, и потом посмотрели, сколько библиотечных книг приходится на человека. И опять-таки получилась картина чрезвычайно показательная: в деревне Центрально-Промышленного района одна книга приходится на четыре человека, а для Центрально-Черноземного района одна книга приходится на десять человек. Картина культурного уровня получается крайне показательная.
Бесконечно много и напряженно надо работать, для того чтобы поднять культурный уровень страны. Недаром Владимир Ильич бил в эту точку, столько говорил о необходимости поднятия культурного уровня страны и в этом видел один из самых центральных вопросов. Но и в пределах одной и той же губернии культурный уровень различных слоев населения очень различен. Если вы возьмете население рабочее — один культурный уровень будет в пределах одной и той же губернии; если вы возьмете население глухих деревень, находящихся не около железных дорог, культурный уровень будет совершенно другой.
Для организации передвижной сети учреждений также важно изучение края. Возьмем Урал, где страшно плохие дороги: там передвижные формы вообще весьма слабо могут развиваться из-за плохих проезжих дорог, — и возьмем, например, большое село Центрально-Черноземного района: тут передвижную работу важно развивать в пределе одного села. Важно, чтобы библиотека стала доступна жителям самых глухих уголков. Гораздо легче в пределах одного большого села организовать эту передвижную работу. Когда село от села разбросаны на громадном расстоянии, тогда совершенно невозможно передвижную работу организовать так, чтобы из одного села перекидывать ее в другое: чрезвычайно большое напряжение сил требуется и затрата средств для этого.
Я думаю, что подход с точки зрения краеведения, как мы его теперь понимаем, — не в старом смысле, когда центр внимания краеведной работы был направлен только на археологию, фольклор, памятники старины и т. д., а в новом его понимании, когда в понятие краеведения входит в первую очередь изучение экономики, общественной жизни, недавнего прошлого и т. д., — что такой подход даст возможность лучше организовать удовлетворение потребностей населения. В это мы упираемся всюду.
Как вы знаете, 25-го числа этого месяца будет библиографический съезд, и крайне характерно, что на этом библиографическом съезде также поставлен вопрос краеведения, и очень важно, чтобы на этом съезде было отмечено, что краеведение мы должны понимать не в старом смысле — не в смысле только археологии, или фольклора, или изучения памятников старины, — а должны понимать как изучение всей суммы экономических и политических факторов. Правильно поставить учет краеведческой литературы очень важно потому, что это даст возможность прийти на помощь читателям в изучении края.
Другой вопрос, который имеет тоже очень большое значение, который будет стоять на этом библиографическом съезде, — это вопрос о рекомендательной библиографии. И тут надо сказать следующее. Необходимо в каждой библиотеке забронировать большой отдел пропагандистского характера. Владимир Ильич говорил как-то о том, что задача, которая стоит перед нами, — это неуклонное воспитание масс к революционному миросозерцанию и к революционному действию. Библиотекарь должен сделать все, чтобы помочь тому, чтобы в широких массах складывалось это революционное миросозерцание. Поэтому важно, чтобы в каждой библиотеке был особо хорошо поставлен отдел по естествознанию, по технике, по труду, формам труда и организации труда, по освещению общественной жизни края, его истории. Все это составляет так называемую пропагандистскую литературу. Пропагандистскую и агитационную не в узком смысле этого слова, а в широком — литературу, которая помогла бы выработке революционного миросозерцания, которая показывала бы, как надо строить сейчас жизнь, которая побуждала бы население, массы к преобразованию своего хозяйства, к преобразованию своей жизни, к превращению ее в разумную, светлую, просвещенную жизнь. Этот отдел библиотеки должен быть обслужен особо внимательно. И чрезвычайно важно, чтобы у этого отдела библиотеки был свой каталог, написанный так, чтобы каждый желающий, даже малоподготовленный читатель, мог разобраться в этом каталоге.
Говорят о каталогах, о классификации и т. д., но важно, чтобы каталог был снабжен рецензиями и чтобы рецензии были написаны как можно популярнее — так, чтобы были понятны каждому, чтобы каждый желающий мог найти в этом каталоге книжку, которая его интересует. Этот каталог позволит читателю выбрать книгу, которая соответствует его интересам. Работа эта должна идти параллельно с работой по изучению читателя, потому что эта работа даст возможность читателю самоопределиться. Думается, что на библиографическом съезде надо подойти и к освещению этого вопроса и поставить вплотную вопрос о создании такого популярного каталога.
Сейчас во всех областях политпросветработы замечается определенное оживление. Уже одно то, что, например, получается масса требований на кабинеты политпросветработы, где бы была представлена вся литература, было показано, что из литературы самое ценное, где бы отражалась местная работа, был бы учет этой местной работы, — уже одно это показывает рост интереса к политпросветработе. Я думаю, что и в области библиотечной мы переживаем момент, когда необходимо оживить эту работу и пошире развернуть ее. Этого требует развитие страны, этого требуют интересы масс, этого требуют интересы политпросветработы. Нельзя развивать отдельно школьное дело или область самообразования, если не связывать этого дела с библиотечной работой. Я хотела бы указать на то, что нельзя библиотеку рассматривать как что-то самодовлеющее, как нечто существующее вне зависимости от развития других областей политпросветработы. Библиотекарю надо теснейшим образом связываться с учреждениями всех видов работы: и со школьными, и с секциями горсоветов, с секциями культотделов — со всеми теми областями работы, которые заинтересованы в развитии культурной работы. Тогда мы только можем надеяться, что библиотечное дело займет то место, которое оно должно занимать и которое оно, к сожалению, еще не занимает в нашей стране.
________
ЗАКЛЮЧИТЕЛЬНОЕ СЛОВО
В деле увязки библиотечной работы с изучением края — два основных пути:
а) изучение края через книжку;
б) установление связи с местными советскими и общественными организациями.
Теперь часто приходится слышать От молодежи, что местный край надо изучать «не через книжонки, а путем обследования». Это в корне неверно. Это совершенно первобытная точка зрения, что то изучение только хорошо, которое провел сам. Книга дает чрезвычайно много: собирает, освещает материал. У нас страшно злоупотребляют обследованиями. Часто проводят обследование, не подготовив его, а между тем обследование берет массу времени.
Помимо книг, надо использовать местные газеты и журналы, отчеты губисполкомов, хозяйственных и общественных организаций.
Кроме того, для всестороннего изучения края необходима тесная связь с местным населением, советскими организациями и научными обществами.
Здесь возникает вопрос, как использовать различные учреждения.
Статистическое бюро не в состоянии удовлетворить нужды всех школьных, библиотечных и других работников, если они будут каждый в отдельности обращаться непосредственно к нему. Эту задачу связи с учреждениями в целях собирания краеведческого материала должны взять на себя отделы народного образования и сконцентрировать у себя необходимый материал.
О местных краеведческих обществах. Местные краеведческие общества часто увлекаются специальными вопросами. Все же есть в этих обществах много ценного материала. В Тверской губернии, например, есть музей, который довольно полно отражает экономику и историю края; влияние музея видно на детях, горизонт которых благодаря музею расширяется. Подобные музеи имеют огромное значение в деле распространения краеведческих естественнонаучных знаний.
Книжное изучение местного края необходимо дополнять общением с низовыми работниками по политпросветской линии (избачи и т. д.), используя имеющийся у них материал.
Перейду к другому вопросу — вопросу об организации читательского актива, кадра добровольных работников. Необходимо в этом отношении использовать существующие организации. В деревне — целый ряд организаций: комитет крестьянской взаимопомощи, комсомол, пионеротряды, школы. Библиотека должна с ними увязаться; важно, чтобы библиотека умела комсомол использовать; его задача работать не только над своей комсомольской учебой, но и над просвещением всей молодежи. Точно также важна связь с женотделом, педтехникумами, профшколами и т. д. Если здесь есть воронежские делегаты, хоте лось бы слышать, связана ли, например, их библиотека с вузом, находящимся в Воронеже. Важно быть связанными с передовыми отрядами молодежи вузов. Нужно побороть старую привычку работать в одиночку, надо группировать общественные силы вокруг библиотеки.
В каждой организации необходимо создание актива, делающего его работу жизнеспособной.
Некоторые товарищи указывают на безобразное отношение к книге.
Надо еще со школьной скамьи развивать навык пользования книгой в библиотеке. Книга — источник знаний; к ней должно быть внимательное и бережное отношение; библиотека должна войти в систему народного образования наряду со школой. Пропаганда книги является одной из самых важных форм пропаганды. Коллективное пользование книгой — тот путь, по которому мы должны идти, проталкивать эту идею через организации по самообразованию.
Меня просят сказать о детской книжке.. Библиотеки бедны детской литературой. Беда в том, что на рынке очень мало подходящей детской литературы, ее надо создать еще. Школы стремятся иметь свои библиотеки, но книг в школьных библиотеках так мало, что это не удовлетворяет тягу детей к книге. Надо политпросветским библиотекам обратить особое внимание на обслуживание ребят. При существующей бедности надо не распылять детскую литературу, а объединить ее в библиотеке.
1926 г.
ПРИВЕТСТВИЕ II ВСЕРОССИЙСКОМУ БИБЛИОГРАФИЧЕСКОМУ СЪЕЗДУ
Товарищи, мне очень захотелось приветствовать ваш съезд, потому что вопросы библиографии тесно связаны с вопросами политико-просветительной работы. Конечно, в специально библиографических вопросах я недостаточно осведомлена, но все эти вопросы теснейшим образом связаны с теми, которые для нас, политпросветчиков, имеют колоссальное значение. Само понятие «библиография» в переводе на язык политпросветчиков, по существу дела, есть не что иное, как учет — учет того громадного книжного рынка, который растет с каждым годом и будет все более и более расти по мере того, как широкие массы населения будут ближе подходить к библиотеке и будут шире пользоваться книгой. Несомненно, что тогда вопросы учета будут получать еще большее значение, но и сейчас они имеют колоссальное значение. Чрезвычайно важно именно с точки зрения учета, чтобы те книжные богатства, которые постоянно выкладываются на книжный рынок, были учтены возможно скорее, с наибольшей экономией сил, с устранением всякого ненужного параллелизма и давали возможность всякому научному работнику, всякому нуждающемуся в этом быстро ориентироваться в вопросах того, что уже есть на книжном рынке. Только такой учет книжных богатств на рынке даст возможность поставить правильно и контроль над продукцией.
Далее. Библиография чисто учетного характера перерастает, естественно, в учет содержания книг; последнее учитывается определенным образом рекомендательной библиографией. Раскрытие содержания книг помогает правильной их классификации, что для библиотечного дела, для политпросветработы имеет, конечно, тоже чрезвычайно большое значение. Сейчас, когда с каждым днем растет читательская масса, вопросы учета содержания книг приобретают все большее и большее значение. Важно установить относительно книг степень их научности, степень их доступности. Особенно важны для нас вопросы оценки популярной книжки. Тут надо иметь не случайный критерий, а научно продуманный критерий того, как подходить к оценке популярной книги.
Затем для нас, политпросветчиков, стоит такой вопрос. Нам необходимо иметь сейчас каталоги, которые были бы доступны не только специалистам, но и широкой массе. Вопрос каталога в широких массовых библиотеках — вопрос чрезвычайной важности. Надо создать условия, "при которых руководство чтением ложилось бы не только на библиотекаря; важно, чтобы сам читатель мог ориентироваться в каталоге и выбирать ту книжку, которая ему нужна. Поэтому необходимо, считаясь с уровнем подготовки широких масс, чтобы каталоги давали отзывы, написанные популярным языком, чтобы эти каталоги носили такой характер, который позволил бы человеку, даже не очень привычному к книге, быстро ориентироваться и находить то, что ему надо. Все эти вопросы — вопросы чрезвычайной важности, они стоят на вашем съезде. Мне думается, что библиографический съезд этим вопросам может дать разрешение и подойти вплотную к ним.
Затем один вопрос, который в последнее время в области народного просвещения получил особое значение, — это вопрос краеведения. Как раз на вашем библиографическом съезде вопросам краеведения, библиографии краеведческих материалов и книг уделяется большое внимание. Мне кажется, что это как раз то, что нужно, потому что сейчас мы подошли вплотную к вопросу о необходимости тесно увязывать мероприятия по народному образованию с госплановскими хозяйственными районами.
Типы народного хозяйства тесно связаны и с уровнем развития населения и с потребностью в народном образовании. В последнее время в этом направлении в Наркомпросе ведется работа. Группируются губернии по госплановским районам, и те статистические и- всякие другие материалы, которые имеются относительно народного образования, группируются точно таким же образом. Получается очень показательная картина, даже несколько неожиданная. Мы перегруппировали материалы по вопросам ликвидации безграмотности по госплановским районам и увидели, что Центрально-Промышленный район, например, где больше всего развита крупная промышленность, имеет наименьшее число безграмотных — безграмотных от 11 до 35 лет в этом районе «казалось только 5 %. Тогда как, если возьмем соседний район, земледельческий — Центрально-Черноземный, — там безграмотных от 11 до 35 лет уже 20 %. В Средне-Волжском районе почти столько же. В зависимости от экономического уклада стоит и степень грамотности. Затем мы высчитывали, сколько человек в губернии приходится на одну книгу, и увидели, что число человек, приходящихся на одну библиотечную книгу, а также на одну книгу в избах-читальнях, изменяется по районам в том же направлении. Мы много говорили об этом с учителями, с библиотекарями и с другими работниками.
В настоящее время интерес в рядах просвещенцев к вопросам краеведения поднялся до чрезвычайности — к краеведению не в старом смысле, а в новом, когда учитывается и экономическая сторона дела, и культурный уровень, и национальные особенности. На последней конференции, которая у нас была по библиотекам Центрально-Черноземного и Средне-Волжского районов, пришлось заслушать сообщения и рассказы библиотекарей о том, как приходится им ходить по губпланам и статистическим бюро, всюду собирая сведения об экономическом положении. Одна из библиотекарш рассказывала, как статбюро у них взвыло: что сделалось такое — все учителя и библиотекари приходят и требуют цифр? Конечно, если каждый учитель или библиотекарь будет ходить самостоятельно за цифрами, то организации взвоют. Необходимо, чтобы дело было централизовано, чтобы издавались определенные сборники, которые давали бы материалы. И вот мне кажется, что сейчас весьма своевременна постановка вопроса о библиографии чисто краеведческих материалов. Это нужно просвещенцам и всякому вообще работнику, который желает и должен ориентироваться на местные условия. Во всяком случае, эти вопросы имеют колоссальное значение.
Таким образом, мы, политпросветчики, очень заинтересованы в результатах вашего съезда. Нам чрезвычайно важно будет то, что вы дадите в этом отношении — в смысле книжных богатств, в отношении учета популярной книги, облегчения для читателей возможности найти эту книгу. Нас чрезвычайно интересуют результаты вашего съезда и в отношении библиографии краеведческой. Поэтому позвольте пожелать съезду всякого успеха и выразить надежду, что мы, политпросветчики, сможем полностью использовать его результаты.
1926 г.
ВЫСТУПЛЕНИЕ НА I ВСЕСОЮЗНОМ СОВЕЩАНИИ (КОНФЕРЕНЦИИ) ПО КУЛЬТУРНО-ПРОСВЕТИТЕЛЬНОЙ РАБОТЕ СРЕДИ ДЕРЕВЕНСКОЙ МОЛОДЕЖИ
Позвольте, товарищи, считать Всесоюзную конференцию по культработе в деревне открытой.
Прежде всего мне хотелось бы вспомнить с вами т. Красина, весть о смерти которого пришла вчера. Мне пришлось знать т. Красина с самого начала его работы. В начале 90-х годов в Питере немного тогда было марксистов, мало их знали, но имя Леонида Борисовича Красина было чрезвычайно популярным среди молодежи, а также среди передовых рабочих. В те времена революционеры, и марксисты в том числе, работали подпольно, к Красину на квартиру приходили рабочие, знали его по фамилии.
Потом мне приходилось знать Красина по его подпольной работе. В те времена, когда партия могла обращаться к рабочим только через нелегальные газеты, только через нелегальные брошюры, Леонид Борисович сделал чрезвычайно много для того, чтобы поставить как следует, в широком масштабе нелегальное издательство. Будучи в Баку, он организовал с участием целого ряда товарищей, самоотверженно работавших там, нелегальную типографию. В те времена в России существование нелегальной типографии продолжалось обыкновенно очень короткий срок. Но эта типография в Баку была чрезвычайно крепкой, она была хорошо конспиративно организована. У нас кличка была этой типографии «лошадиная» типография. Эта «лошадиная» типография снабжала всю Россию нелегальной литературой. Душой этого дела был Л. Б. Красин. Его особенностью было то, что он умел сорганизовать работников, зажечь их огнем, энтузиазмом.
Помню я и другой период — это 1905 год. В этом году большевики выдвинули лозунг вооруженного восстания. Чтобы этот лозунг осуществить, провести в жизнь, требовалось, чтобы была соответствующая боевая организация. И эта организация боевиков имела чрезвычайно крупное значение. Рассчитывать на успех вооруженного восстания можно было только тогда, когда хоть передовой слой рабочих был бы вооружен. Об этом говорил и писал Владимир Ильич, об этом говорили все большевики — о необходимости вооруженного восстания и необходимости вооружения рабочих. Красин был тем практиком, который неустанно, рискуя каждую минуту попасть на виселицу, вел работу по вооружению, по доставке снаряжения, динамита и т. д., и целый ряд работников, самоотверженно-работавших на этом деле, целый ряд боевиков ожидали его указаний и организационной помощи. Все боевики готовы были в огонь и в воду идти с Красиным. Красин пользовался с их стороны бесконечным доверием. И он это доверие оправдал, он сделал в 1905 г. для партии чрезвычайно много.
Красин, пользуясь своими связями, своим влиянием, умел доставить для партии средства. Теперь, когда партия материально прекрасно обеспечена, конечно, это странно звучит, но тогда раздобывание денег было важное дело, от него зависела возможность дальнейшего существования наших нелегальных типографий, дальнейшего существования тех нелегальных групп, которые со страшной опасностью работали, создавая основу, на которой потом могла развернуться широкая деятельность партии.
Еще надо сказать о т. Красине, что он был глубоким, образованным марксистом. Он мало выступал с речами и только тогда, когда это было безусловно необходимо, но сразу было видно, что это человек, который много думал и продумывал все наше движение с точки зрения углубленного изучения марксизма. Владимир Ильич к Красину относился очень хорошо, он любил разговаривать с ним, любил вместе с ним говорить о будущем нашей Советской страны, видел в нем человека с широким революционным размахом.
Партия очень многим обязана Красину. Я не буду говорить о последующей его деятельности уже при Советской власти, она описана достаточно подробно, ее ближе всего знают товарищи. Скажу только, что в этой работе
Престиж партии, интересы партии были для Леонида Борисовича самым дорогим. Поэтому-то весть о его смерти была тяжела всем, но особенно тяжела она старым большевикам, которые знали его по его подпольной работе.
Я предлагаю почтить память Леонида Борисовича вставанием.
* * *
Товарищи, собравшаяся здесь конференция должна обсудить чрезвычайно важный вопрос — вопрос о постановке политпросветработы в деревне, о вовлечении в эту работу молодежи. Я бы хотела прежде всего вот на чем остановиться.
Вы, конечно, знаете, что говорил Владимир Ильич по вопросу о связи с массами. Весь марксизм-ленинизм основан на ориентации на широкие массы. Немыслимо было бы строить работу в марксистском духе, если бы не было контакта и поддержки широких масс, связь с которыми является для нас основой.
Владимир Ильич не раз указывал, что для того, чтобы вести за собой массу, надо прежде всего опираться на авангард рабочего класса, на передовой его слой, который, в свою очередь, должен опираться на весь рабочий класс в целом, а рабочий класс, в свою очередь, должен быть теснейшим образом связан со всей массой трудящихся. Эта мысль о том, что надо, опираясь на актив, все шире и шире охватывать широкую массу трудящихся, — эта мысль повторялась Владимиром Ильичей не однажды. Он говорил: у нас широкая масса, которую ведет за собой пролетариат, — это крестьянство. В других странах нет такой крестьянской массы, но там есть другая масса трудящихся, которую ведет за собой рабочий класс. И вот обслуживание этих широчайших слоев, организация их являются одной из основных задач строительства социализма. К этому вопросу нам и приходится подходить все более и более вплотную.
Комсомол является авангардом трудящейся молодежи. По своим настроениям он ближе всего к партии, он впитывает в себя революционный опыт партии, учится на этом опыте, как в данную минуту и в дальнейшем нужно будет строить новую жизнь, новые порядки, как надо будет строить социализм. Но было бы большой ошибкой думать, что комсомол должен как-то замкнуться и отделиться от всей массы молодежи. Как раз через комсомол и возможно влияние партии на всю широкую массу молодежи. И поэтому на эту сторону дела надо обратить внимание. Очень часто приходится получать письма, в которых приводятся такие факты, что некоторые ячейки мало принимают участия в работе среди всей молодежи, что они ставят себя в какое-то привилегированное положение, что они комсомол противопоставляют всей молодежи. Я знаю, что в целом у комсомола нет таких взглядов, это некомсомольский взгляд. Комсомол понимает необходимость связи с широкими массами трудящейся молодежи, но среди отдельных комсомольцев такие взгляды иногда наблюдаются.
И вот, когда мы подходим к вопросу политпросветработы, мы должны тут различать две задачи. Первая задача, которая стоит перед комсомолом, — это работать над своим самообразованием, работать над выработкой у себя революционного миросозерцания, над выработкой умения связать свою практическую повседневную работу с большими принципиальными вопросами. Это с одной стороны. А другая задача, стоящая перед комсомолом, — это передача своих взглядов, убеждения, энтузиазма. своих знаний и умений остальной молодежи — и не только путем одной агитации, а также и путем сплачивания и организации всей рабочей и крестьянской молодежи вокруг комсомола. Все эти вопросы имеют прямое отношение к вопросу политпросветработы.
У нас, в нашей стране, культурный уровень так низок вообще, комсомол в этом отношении не составляет исключения, что надо комсомолу чрезвычайно много работать над собой, над своим самообразованием. Я напомню вам одно указание Владимира Ильича, что перед нами стоит задача неуклонно работать над воспитанием революционного миросозерцания масс и над воспитанием массы к революционному действию. И вот эта задача стоит и перед комсомолом.
Революционное миросозерцание комсомол должен себе выработать. Он не только должен знать политграмоту, т. е. сумму фактов из революционного движения, но он должен знать и понимать, как эти факты укладываются, как они связаны с окружающей жизнью, понять всю перспективу, всю взаимную связь, все соотношения, должен выработать у себя революционное миросозерцание. Конечно, эта задача многим может показаться непосильной, трудной, но она должна быть разрешена. Тут нужна дружная работа. Необходимо, чтобы среди комсомола развивалась привычка взаимопомощи. Когда стала на Западе в начале прошлого века быстро развиваться промышленность, французская и английская буржуазия поняла, что промышленности нужны грамотные, обладающие известными общеобразовательными знаниями рабочие, что без этого промышленность развиваться не может, она стала принимать все меры для проведения всеобщего обучения. Не было школ, не было учителей. Тогда буржуазия стала строить так называемые школы ланкастерского взаимного обучения. Это были примитивы. На одного учителя приходилось часто по тысяче учеников, пособий никаких не было. В этих школах все основывалось на взаимопомощи: тот, кто знал десяток букв, учил того, кто знал только пять букв, тот, кто знал пять букв, учил того, кто знал три буквы. Это были, понятно, жалкие крохи, они переплетались с изучением и пением молитв и тому подобными вещами. Важно тут было то, что буржуазия сумела в своих целях в каждой школе организовать взаимопомощь. Всеобщее обучение в Европе прошло путем громадного напряжения сил.
Я думаю, что сейчас в наших условиях, когда у нас еще народное образование стоит на такой ступени, что в некоторых районах одна изба-читальня приходится на 15 тысяч населения, а то и больше, — тут без взаимопомощи, без самой напряженной помощи более сильных более слабым не обойтись. На эту сторону дела, на сторону взаимопомощи, надо обратить внимание. Но, конечно, не одни комсомольцы должны браться за эту работу: надо, чтобы политпросвет приходил им на помощь в той работе по взаимопомощи, которую они разовьют, чтобы приходила на помощь партия, потому что сейчас вопрос просвещения является коренным вопросом. Всюду и везде мы упираемся в то, что нужно поднять производительность труда, провести индустриализацию страны, и всего этого мы не можем делать без знания. Поэтому мы говорим, что на этом фронте необходимо чрезвычайно большое напряжение сил.
Другой вопрос — это вопрос об охвате широких слоев. Здесь надо иметь в виду важность опоры на актив. Важно не только вести агитацию среди молодежи беспартийной. Надо суметь ее сорганизовать, надо в деревне определить, какие именно группы молодежи в деревне чем интересуются, какие у них интересы, с какой стороны можно подойти к каждой группе беспартийной молодежи. Надо уметь выделить наиболее активную часть, которой сейчас же дать практическую работу. Надо, чтобы на этой практической работе она росла, развивалась, помогала комсомолу вовлекать остальную молодежь.
Я кончаю. Я хотела сделать только небольшое введение, в котором имела целью подчеркнуть вот эти все основные задачи: с одной стороны — поднятие организации работы над собственным самообразованием, над воспитанием у себя революционного миросозерцания, над умением практические задачи связывать с большими принципиальными вопросами и второе — я хотела подчеркнуть необходимость вовлечения в строительство, в сплачивание вокруг комсомола всей рабочей и крестьянской молодежи.
В прениях вы коснетесь и того и другого вопроса, а теперь позвольте перейти к деловой части.
1926 г.
О КИНО
Зрительные образы чрезвычайно властны над нами. Поэтому кино является могучим средством влияния на самые широкие массы, в том числе и на подрастающее поколение. Современная техника кинопостановок дает возможность до чрезвычайности расширять поле наблюдения зрителя. Он может «собственными глазами» увидеть дно морское, недра земли, подняться за облака, попасть в тропический лес, к Северному полюсу и т. п. Он может повидать все чудеса современной техники, любые фабрики и заводы, быт, жизнь различных слоев населения.
Современное кино вырывает жителя глухого городишка, заброшенной деревушки из его изолированности, приобщая его к жизни всего человечества.
Мы в совершенно недостаточной мере оцениваем обычно это колоссальное значение кино.
Но кино не только расширяет горизонты, — оно источник глубочайших переживаний.
Теперь вот ставится, например, фильм «Броненосец «Потемкин»; надо видеть толпу, тот громадный подъем, который ее охватывает, чтобы понять, какие необъятные, прямо воспитательные возможности заложены в кино.
Но… кино не только отображает действительность — оно может искажать ее; оно не только воспитывает революционный дух, чувство братской солидарности — оно может искажать действительность, туманить голову, опутывать человека пошлостью, воспитывать жестокость, ненависть, себялюбивый эгоизм и пр. и т. п.
Буржуазия прекрасно знает, что может кино, и она использует кино, чтобы сеять в массах зерна мистицизма, национальной вражды, преклонения перед богатством и властью, чтобы разъединять ряды трудящихся, опутывать их предрассудками.
Мы должны широко использовать видовые и научные фильмы европейского и американского кино в неизмеримо большей степени, чем мы делаем это сейчас, но мы должны создать свои фильмы революционного содержания, фильмы, воспитывающие дух коллективизма, братской солидарности, дух великого порыва к строительству светлой жизни.
Фильм — такое же, только гораздо более могучее орудие строительства социализма, как и книга. Мы должны им овладеть. Мы должны при помощи кино сделать великие идеи Ленина достоянием масс.
1927 г.
О ДЕТСКОЙ БИБЛИОТЕКЕ И ДЕТСКОЙ КНИГЕ
(ДОКЛАД И ЗАКЛЮЧИТЕЛЬНОЕ СЛОВО НА КОНФЕРЕНЦИИ РАБОТНИКОВ ДЕТСКИХ БИБЛИОТЕК)
Как бы ни была хороша школьная программа, она не может никогда дать всего того, что надо знать молодежи, что надо будет знать человеку в дальнейшей жизни. Все знания, которые получаются в школе, постоянно пополняются самообразованием. Постоянно приходится обращаться к книге и из книги знакомиться с целым рядом областей знания.
У нас, в Советской России, вопрос о самообразовании стоит еще острее, чем в других странах, потому что у нас масса в лучшем случае может посылать своих ребят только в четырехлетку, только четырехлетка является массовой школой. Но если мы посмотрим на деревню и даже на некоторые города, то увидим, что большей частью ребята проходят только двухлетку. Даже в Москве имеется такое явление. Часто ребята научаются в школе кое-как читать и писать.
Необходимо, чтобы детвора как можно раньше привыкла пользоваться книгой, научилась из книги черпать необходимые ей знания. Тот, кто помнит свое детство, тот знает, какую громадную роль для ребенка может сыграть книга. Нельзя ждать от самой лучшей школы, что она даст ребенку все, что ему нужно. Как бы ни были хороши программы, они дают только крохи. Надо, чтобы ребенок пополнил чтением те знания, которые дает ему школа. Необходимо создать богатую детскую литературу, из которой ребята могли бы черпать как можно больше знаний. Такие страны, как Америка, давно оценили громадное значение детского чтения, и Америка по детским библиотекам стоит впереди всех. Мы как-то легкомысленно относимся к этому, недооценивая значения детского чтения.
Мы говорим о навыках в чтении, — но разве может идти речь о навыке в чтении, если ребята не увлекаются содержанием книг, если книга их не захватывает? Книга, кроме того, имеет и то значение, что она организует эмоциональные переживания ребенка. Конечно, книга может принести в этом отношении и вред, и потому особенно важно дать ребенку хорошую книгу. Когда в ГУС пришли из РКИ и спросили, что мы делаем, то я, отвечая на вопрос, сказала: «Самое больное место у нас — это детская книга, потому что ребята требуют книги, а ее у нас нет».
Перед нами стоит задача создания детской книги. Надо создать такие книги, которые давали бы ребятам то, что им необходимо. Подходя к этому вопросу, надо обратиться и к старой детской литературе. Старая литература давала детям очень многое, над этой литературой они многое переживали, она расширяла их горизонт, пробуждала новые интересы. Из своего детства помнишь, как, например, читали Жюля Верна — целый новый мир открывался. Можно по-разному относиться к Жюлю Верну, но он дает ребенку понятие о технике, дает так называемую романтику техники. И не только Жюль Берн, но и многие старые книги давали ребенку новые знания, будили новые интересы. В старых книгах наряду с увлекающим ребят содержанием много чуждой идеологии, совершенно для нас неприемлемой. Сплошь и рядом, когда тебе напоминают какую-нибудь книгу, то вспоминаешь, что над этой книжкой было пережито, и думаешь: «Ах, какая хорошая книжка». Но когда ее берешь, то видишь, что она совершенно неприемлема. Не всякую увлекательную книжку можно дать детям. Мне кажется, что старая литература должна быть пересмотрена и из нее должно быть взято то, что можно использовать для нас, а некоторые места можно выбросить. Старую книжку надо переделать, надо ее «осоветить», и мне думается, что на это мало обращено внимания, а между тем это надо сделать, потому что талантливые люди, которые умеют хорошо писать для детей, не родятся каждый день и при всем желании мы нового немного можем дать. Если мы просмотрим детских писателей, то мы увидим, что таких писателей, которые дали бы ребенку что-нибудь интересное, очень немного. И поэтому надо использовать и старые книги, переделать их так, чтобы они наравне с увлекательным материалом дали и ту идеологию, которую мы должны и хотим дать.
Просматривая детские книги, я только диву далась, чем мы отравляем ребят. Я просмотрела книги не всех издательств, а только госиздатовские по каталогу, который издан в. 1927 г., и скажу прямо о впечатлении, которое я вынесла. Там 300 книжек для детей от 10 до 13 лет, 100 для дошкольного возраста и 75 для детей от 7 до 10 лет.
Я не была предубеждена против Госиздата, но я внимательно прочитала книжки, отмеченные в каталоге, и скажу: то, что дается для детей от 7 до 10 лет, — большинства этих книжек мы не должны давать. Мы ратуем против сказок, но в госиздатовских книгах есть нечто худшее. Я прочитала, например, книжку Коваленского «Лось и мальчик». Шел мальчик по лесу, заблудился, встретился ему лось, посмотрел на него понимающими глазами, вывел мальчика на опушку леса и на прощание махнул ему рогами. Ведь это мистика, ведь лучше дать ребенку книжку про волшебницу, о которой никто из ребят не подумает, что она действительно существует, а говорить о таинственном, все понимающем лосе — это чистая мистика. Брала я еще книжки Киплинга — там тоже говорится, например, о ките, который проглотил мальчика вместе с подтяжками. Что даст эта книжка ребенку 7 — 10 лет, ребенку, для которого жизнь — еще книга за семью печатями и который хочет ее познать. Просматривала я и книжки из деревенской жизни. Многие из них изложены очень увлекательно, но видно, что многие писатели — люди, которые деревни не знают, и я представляю, как посмотрит на эти книжки ребенок, который живет в деревне. У Л. Н. Толстого, в его педагогических сочинениях, отмечается где-то, что ребята требуют точности в мелочах, и когда учитель вместо слова «воз» скажет «телега», ребенок не может решить задачу, потому что он все время думает не над задачей, а над тем, почему учитель назвал воз телегой. И в детской книжке, когда ребенок видит неправильные детали о деревне, подучится то же самое — ему вся книжка не нравится. Книжки для детей от 10 до 13 лет также очень малосодержательны. Вот, например, книжка Заяицкого «Африканский гость». Эта книжка о слоненке. Когда говорят о слоненке, то надо бы говорить о его жизни, о тех условиях, в которых слоненок живет. А в этой книжке только рассказано о том, как слоненок убежал из вагона, когда его везли в Москву. Стоит ли эту книжку читать? Когда мы пишем программу, мы переоцениваем силы ребят, а когда мы пишем детские книжки, мы совершенно недооцениваем, чем ребенок живет и чем он дышит. Мне кажется, это неверно, что ребятам можно и надо рассказывать только о детях. Даже в сказках есть старики и старухи, и ловкие люди, и хитрые люди, и люди сильные, смелые, добрые и злые — вообще даются взрослые, даются яркие картины быта. А в наших детских книжках дается только искусственное описание какого-то быта детей, а взрослых совершенно нет. Вообще, прочитав все двести книжек, ребенок очень мало обогатится знаниями. А, кроме того, в смысле эмоциональном что тут есть для ребенка? Ничему ребенок не порадовался, никого не пожалел. Только две-три пионерские книжечки отображают пионерскую жизнь, дают пионерские радости, а в остальных ничего нет, и потому они не могут захватить ребенка. Для старшего возраста книжки несколько лучше. Я не хочу сказать, что все двести книжек негодны, есть отдельные хорошие книжки.
Кроме того, может быть, я слишком строгие требования предъявляю, но все-таки, когда посмотришь на эти книжки, то увидишь, что современному ребенку не «накормиться» ими. Поэтому я и говорю, что наряду с новыми книжками надо использовать и старую литературу, выбросив из нее все идеологически чуждое. Нам необходимо позаботиться о библиотечном ядре, потому что книжка влияет на ребенка, на его жизнь.
Часто говорят, что необходимо, чтобы детские библиотечки были при школе. Я боюсь, как бы тут не перехватили через край. Конечно, там, где нет библиотечки, нет избы-читальни, там это необходимо, но, где есть библиотека с детским отделением, там неправильно заводить еще специальные школьные библиотеки. Важно, чтобы ребенок с самых ранних лет учился пользоваться общественной библиотекой, брать из нее книжки. Кроме того, нельзя требовать от учителя, чтобы он учил ребят и руководил их чтением, — это слишком большая работа. Кроме того, нам важно, чтобы ребята, которые не попали почему-либо в школу, а выучились читать самоучкой, чтобы и они получили книжку, а если учитель будет всех ребят обслуживать, то он будет очень загружен, а у нас и так уже жалуются на перегрузку учителя. Поэтому там, где нет библиотеки, пусть книжка будет в школе, а где есть библиотеки, избы-читальни, надо, чтобы в них были детские отделения. Мне представляется, что между библиотекой и школой должна обязательно быть тесная связь, потому что библиотекарь не следит за ребенком, он знает ребенка только как читателя. С другой стороны, книжки пробуждают в ребенке новые интересы, их должен учитывать учитель. Самая тесная увязка между школой и библиотекой во всяком случае должна быть.
В последнее время приходится иногда слышать мнение, что ребенок должен читать только о том, о чем говорится в школьной программе: вот это надо читать в первый год, это — во второй, это — в третий и т. д. Я думаю, что это неправильно. У разных ребят в одном и том же возрасте бывают разные интересы. Каждый ребенок по-своему развивается, и стеснять его чересчур в выборе книг было бы неправильно. Можно и нужно подобрать в детской библиотеке лучшие книжки, но надо дать ребенку право выбора. Важно даже ребенка первой ступени приучить самостоятельно выбирать книжки, важно, чтобы не постоянно помогал ему в выборе учитель или библиотекарь, а чтобы он научился разбираться в каталоге, потому что иначе он не сможет пользоваться книжкой и в дальнейшем. Тут очень важна постановка справочного отдела в детской библиотеке.
У нас очень много говорят о детской энциклопедии, но только говорят — не знаю, идет ли работа в этом направлении.
Очень важны детские справочники, особенно нужен детский рекомендательный каталог, написанный самими ребятами. Прочел ребенок книжку, увлекся ею, понравилась она ему — он записывает отзыв о ней в каталог. Вот такие небольшие рекомендательные каталоги, где рекомендуют книгу сами ребята, были бы очень важны. Конечно, тут нельзя совершенно оставить ребят без помощи, но надо пробудить самодеятельность, собирать наиболее яркие отзывы ребят и вписывать их в детские каталоги. Ребенок часто рекомендует книжку другому ребенку: прочитай такое-то путешествие — и даже подчеркивает то место, которое и его и другого ребенка наиболее заинтересует. Взрослый посмотрит на ту же книжку совершенно иначе, а ребенок обратит внимание именно на то, что интересует и других ребят.
Часто ребят привлекают в качестве друзей книги, друзей библиотеки, и та общественная работа, которую делают ребята по подклейке, раздаче книг и т. д., очень важна, но, мне кажется, надо обращать внимание и на другую сторону. Надо, чтобы ребенок явился пропагандистом книги, чтобы, прочитав книгу, он шел к другим ребятам, рассказывал о прочитанном, пробуждая в них интерес к чтению, желание записываться в библиотеку и т. д. Такая пропаганда очень важна, и в нее надо было бы вовлекать побольше ребят.
Затем очень важен с нашей точки зрения вопрос о рассказывании. У ребят, которые сообща слушают рассказ, создаются общие переживания, они ближе знакомятся друг с другом, на почве совместного слушания ребята могут сорганизоваться в кружки на основе однородных интересов.
Кружки, которые создаются на основе интереса, могут иметь большое значение. Например, одни ребята интересуются самолетом — сорганизуется небольшой кружок из трех ребят, которые будут об этом читать. Вносить такие кружки в статистику, может быть, не стоит, потому что они то создаются, то распадаются, но все-таки они могут иметь громадное значение. Там, где есть детские клубы, это имеет еще большее значение. Ребята не удовлетворяются тем, что прочитали в книжках: ребенку хочется сделать то, о чем в книжке говорится, или изобразить прочитанное, — и тут клуб может сделать очень многое. Например, прочли ребята о растениях, заинтересовались ими — клуб поможет им сделать гербарий; увлеклись дети животными, устройством праздников — и тут опять-таки клуб может помочь детям, дать выход той энергии, которая накопляется у ребят во время чтения. Конечно, говорить об этом легче, чем сделать. Много ли у нас детских клубов?
По-моему, детские объединения, детские звенья часто не знают, что им делать, но если они будут заниматься чтением, то для них работа найдется. Наиболее важная наша задача, конечно, — пробудить интерес к книге, любовь к книге, пробудить интерес к чтению, потому что это поможет ребенку в дальнейшем стать строителем новой жизни.
______________
ЗАКЛЮЧИТЕЛЬНОЕ СЛОВО
Я, конечно, товарищи, когда говорила о новой и старой книге, меньше всего хотела сказать, что все старые книги хороши и все новые плохи. Дело в том, что в старых книгах есть очень много неприемлемого для нас, и я подчеркивала, что есть целый ряд старых книг, которые нельзя пускать в обращение. Относительно же переделки, то искони целый ряд книг переделывался. Например, если мы возьмем известную книжку «Робинзон Крузо», то ведь детские «Робинзоны Крузо» — это переделка большой книги «Робинзон Крузо». Так переделывалось очень много книг. Если взять, например, Жюля Верна, то из него можно выбросить ряд мест, проникнутых архибуржуазной психологией. Тут мне подали записки — как быть с классиками. Я думаю, что если Толстого будет переделывать человек, не умеющий писать, то из этого не будет толку, но я думаю, что не всегда надо переделывать книги, очень важен умелый выбор; из Л. Толстого можно выбрать целый ряд мест, очень интересных и доступных для детей (конечно, не «Бог правду видит, да не скоро скажет»), и не только такие места, где говорится о детях, но и такие, где пишут о взрослых. Но надо обязательно выбрать. Часто бывает, что из-за двух страниц нельзя дать целую книжку, но, конечно, я не думаю, что надо старые книжки обязательно класть на полку; такие книжки, которые захватывают детей, например «Робинзон Крузо», надо детям дать, посмотрев, что можно здесь переделать и, может быть, переделать самым существенным образом. Из классиков, по-моему, надо только выбирать, но не переделывать. Я, например, не представляю себе, чтобы в Тургенева и Толстого кто-нибудь вписывал свои страницы или переделывал их (у нас бывали примеры таких переделок; так, например, в какой-то хрестоматии ухитрились переделать «Школьника» Некрасова и вместо «по своей и божьей воле» написали «по своей мужицкой воле стал разумен и велик»).
Теперь о новой книге. Я тут нарочно заострила вопрос и, может быть, к новой книге предъявила большие требования, но это потому, что в новой книжке хотелось бы видеть действительно нечто ценное для детей. Не всякую книжку, которая выпущена после 1917 г., можно считать действительно новой книжкой. Таких книг, которые по духу были бы новыми, которые научили бы ребят по-новому подходить к жизни, научили бы их понимать жизнь, — таких книг почти нет, и я должна сказать, что книги, которые пишутся, например, о Ленине для ребят, в большинстве своем лучше не писались бы. Вот, например, книжка «Миллионный Ленин». Она написана в новом стиле, в стихах, в ней много болтовни, трескотни, но о Ленине в ней ничего ценного нет. Громкие фразы. Очень много детских книг, изображающих Ленина каким-то патриархом, который постоянно с детьми беседовал, поучал их, говорил им, например, «чисти зубы». Конечно, таких книжек не надо издавать. Если я говорила о книжках, выпущенных Госиздатом, и очень нападала на них, то это потому, что хотелось бы, чтобы Госиздат выпустил действительно интересные, захватывающие ребят, увлекающие их книжки, — над этим надо работать.
Сейчас Главсоцвос, Главполитпросвет производят пересмотр имеющихся на книжном рынке книг; будет издан общий рекомендательный каталог детских книг. Собираются все отзывы, сверяются, подытоживаются. Думается, в результате получится ценная работа. Работа в значительной мере подходит к концу.
Теперь о другом. Тут товарищи указывали, что необходимо, чтобы оценки текущей детской литературы были бы где-нибудь сосредоточены, чтобы они не были распылены. Комиссия по книге при ГУСе, куда входят работники Главсоцвоса и Главполитпросвета, пришла к тому, что необходимо издавать бюллетень по детской книжке. Он будет иметь не только то значение, что там будут помещаться все рецензии о детских книгах, он также будет являться организующим центром. Но теперь очень трудно издавать новые журналы, их нужно проводить через Отдел печати ЦК; журналов теперь расплодилось выше всякой меры, и потому Отдел печати очень осторожно подходит к изданию новых журналов, и очень трудно добиться разрешения на них. Но мы решили защищать необходимость издания бюллетеня, потому что бюллетень может иметь громадное значение
Тут поступили две записки, где пишут, что я ничего не сказала о книжке для ребят-нацменов. Это моя большая промашка, потому что ребята нацменовские еще больше, чем ребята ненацменовские, нуждаются в книжке, и тут хорошая переводная книжка или издание своей книжки — дело очень важное. Вообще мне кажется, что работе над местной нацменовской книжкой должно быть уделено большое внимание в бюллетене. Хотелось бы, чтобы все присутствующие в той или иной форме приняли участие в издании бюллетеня. Важно писать, как ребята реагируют на ту или иную книжку, какую дают ей оценку. Тут мнение библиотекарей имеет громадное значение. Также важно нам, чтобы писали те, кто ведет рассказывание. Каждый рассказывает по-своему, часто рассказчик чувствует ребенка, изменяет некоторые места книжки, но надо, чтобы это делалось не бессознательно, не чисто инстинктивно.
Когда писатель пишет, он не видит ребенка и не чувствует его, а когда мы рассказываем живому ребенку, то ближе подходим к нему и больше его чувствуем, и вот тут-то нам очень важны замечания библиотекарей-рассказчиков.
Теперь вопрос о том, где быть библиотеке. Конечно, если бы мы были очень богаты, мы могли бы при каждой школе создать хорошую библиотеку, но товарищи знают, как обстоит дело с нашими богатствами. Может быть, в Ленинграде дело обстоит лучше, но в деревне очень плохо. И если мы пойдем по пути распыления средств, это будет не очень хорошо. Конечно, при школе должны быть книги, необходимые для работы.
Я боюсь излишней опеки со стороны учителя. Ему легко сбиться на нее. Положим, проходится материал о зиме, и часто бывает, что учитель хочет, чтобы школьник читал о зиме, а тому хочется об аэроплане читать. Когда-то Бокль писал, что ребенку надо позволять читать все, что он хочет, — он воспримет все хорошее, а все вредное откинет. Я не ручаюсь за точность цитаты, но я думаю, что в этой мысли есть доля истины. Надо ребенку дать больше самостоятельности, — мало ли какие у ребят интересы, которые их захватывают и ответы на которые они находят в книжках? Если мы все чтение разделим по комплексам и скажем: «Теперь читай вот это, а потом вот то-то, а затем вот то», — то я думаю, что мы отобьем у ребят интерес к чтению и помешаем их развитию.
Я думаю, что библиотекарь также не должен перебарщивать с руководством детским чтением.
Надо давать хорошо подобранные книжки, и из этой суммы книг выбирай, что хочешь. Когда я слушаю педагогов, то я чувствую, что они хотят превратить книжку в подсобный учебник, а ведь читать надо не только по программе. Что библиотекарю и учителю надо работать вместе в самом тесном контакте, — это безусловно. У нас и сейчас еще есть большой разрыв между школой и библиотекой, и этот разрыв надо изжить. Надо общими силами найти путь, как наилучше обслужить ребят. Мне кажется, что сейчас вопрос о детской книге все больше и больше привлекает к себе внимание, и это служит порукой тому, что дело это пойдет, и библиотекарю совместно с теми, кто пишет и работает над детской книжкой, удастся детскую книжку создать.
1927 г.
К СЪЕЗДУ ИЗБАЧЕЙ
В понедельник 21 марта открывается съезд избачей. Со всех концов, из самых глухих углов съедутся низовые политпросветработники — избачи. Это их первый съезд.
IV съезд политпросветов, состоявшийся весной прошлого года, подвел итоги тому, что было проделано в области политпросветработы за три с половиной года, протекшие с III съезда политпросветов. После IV съезда сразу почувствовалось, что работа пошла планомернее, что она нашла свое русло и все глубже его прорывает.
Прошел год. За этот год мы многому научились. Линия политпросветов определялась общими задачами строительства социализма. Укрепление работы Советов, индустриализация страны, кооперирование населения, повышение боеспособности страны, поднятие культурного уровня бедняцких и середняцких слоев — все это пропитывало собой работу политпросветов.
Но приходилось наблюдать, что эта работа часто натыкалась на ряд трудностей, которые искажали правильно взятую линию. Необходимо было учиться лучше учитывать эти трудности, учитывать все местные условия. Работа Госплана дает нам картину хозяйственных особенностей различных районов. Культурный уровень населения этих районов находится в прямой зависимости от экономических, исторических и национальных особенностей края.
Нельзя строить повсюду политпросветработу по одному шаблону, надо уметь приспособлять ее к местным особенностям. Нельзя, например, вести одинаково политпросветработу и в Центрально-Промышленном районе и в Нижне-Волжском… От умения учитывать в политпросветработе местные условия зависит ее успешность.
Политпросветработу надо ставить более углубленно, увязывая ее с учебой, школьной и самообразовательной работой. Этого требует население.
Но сейчас идет вопрос не только об углублении работы, — вопрос идет о том расширении ее, которого требует жизнь. Надо, чтобы политпросветработа обслуживала не только актив, надо, чтобы она обслуживала все бедняцкие и середняцкие слои в целом. Надо ближе подойти к тем, кто сам еще недостаточно активен. Нужно лучшее обслуживание базаров, чайных, посиделок, всяких мест сборищ, нужна подомовая агитация и культработа и т. д. и т. п.
Надо продолжать будить самодеятельность населения, и не только будить эту самодеятельность, но и организовывать ее. Мы видим, как растут добровольные общества, но видим также, что работа их обычно очень плохо организована. Надо прийти им на помощь, теснее увязать их работу с работой политпросветских учреждений.
Увеличение размаха политпросветработы, развертывание ее вширь должно идти рука об руку с охватом ею всех сторон жизни населения. Нельзя ограничиваться лишь политической и производственной пропагандой и учебой, необходима работа над окультуриванием всего быта.
Все эти вопросы будут обсуждены на съезде избачей. Избачи — это слой политпросветработников, ежедневно соприкасающийся с крестьянской массой, это работники, которые по характеру своей работы постоянно обсуждают с крестьянством его повседневные нужды, обсуждают с ним все текущие события, помогают крестьянской массе культурно подниматься, помогают ей учиться. Их опыт, их мнение чрезвычайно важны.
Внимание к политпросветработе ни на минуту не может ослабевать. Нельзя говорить: средств у нас мало, давайте сосредоточим все внимание на обучении и воспитании ребят. Мы видим, что во всех областях жизни решающей группой являются взрослые. Это мы должны помнить.
Первый съезд избачей — мы в этом не сомневаемся — чрезвычайно поможет дальнейшему развертыванию и улучшению политпросветработы.
1927 г.
РЕЧЬ НА I ВСЕРОССИЙСКОМ СЪЕЗДЕ ИЗБАЧЕЙ
Прежде всего, товарищи, позвольте вас приветствовать. Ведь это у нас первый съезд избачей. Политпросветчики, вообще говоря, постоянно устраивают всякого рода конференции и курсы, но избачи съезжаются на такой большой съезд первый раз.
Избач — работник, которому по ходу своей работы приходится иметь с населением самое непосредственное общение, поэтому избач очень живо чувствует все настроение деревни, вместе с ней переживает очень много. Вот почему нам до чрезвычайности важно все те вопросы, над которыми мы работали, которые мы обсуждали вместе с губернскими и уездными политпросветчиками на разных конференциях, еще раз проработать по всей линии с избачами.
Мы ждем от этого съезда очень многого, надеемся, что все будут высказываться и говорить о том, как идет работа, какие трудности встречаются в работе.
Я думаю, что нам не столько придется говорить о линии, которую надо проводить избачам, сколько о том, как надо проводить в жизнь те или иные директивы партии, директивы Советской власти. Дело в том, что линия работы определяется директивами партии, постановлениями Советской власти. У нас особой своей какой-нибудь линии нет. Каждый из вас знает, что ему надо свою линию в работе увязывать с постановлениями партии, с постановлениями Советской власти, с решениями всесоюзных, всероссийских и местных съездов. Все эти постановления, решения ему надо знать и проводить как можно лучше в жизнь. Так что о том, что проводить, об этом, пожалуй, меньше придется говорить. Больше придется говорить о том, как проводить.
Недавно инспекторами Наркомпроса было проведено обследование ряда губерний. Когда подряд читаешь одно за другим эти обследования Самарской, Тамбовской, Смоленской, Вятской, Северо-Двинской и т. д. губерний, то получается довольно яркая картина, дающая общий облик работы, показывающая, какие стороны работы у нас сильны, какие слабы. Впечатление получилось такое, что наиболее сильные места — это агрономическая пропаганда, справочная работа, проведение предвыборной кампании. Судя по большинству обследованных губерний, работа обстоит более или менее благополучно. Но почти везде слабо стоит кооперативная пропаганда. Делаются шаги в этом направлении везде, пробуют организовывать кружки, но дело продвигается в этом отношении в большинстве губерний слабо. Исключение как будто представляет Вятская губерния.
Кое-где начинает проводиться в жизнь директива о том, чтобы шире захватывать под влияние политпросветработы все с» юны жизни. Обращается внимание не только на учебу, агитацию и пропаганду, но и на досуг крестьянства. Из целого ряда мест сообщают, что там, где избачи сумели взять под свое влияние вечеринки, курилки и т. д., там сразу эта работа пошла очень оживленно.
Так рисуют отчеты сильные и слабые места работы изб-читален. Конечно, это только общее впечатление от чтения материалов обследований; после ваших докладов, после ваших рассказов картина будет гораздо более полная, гораздо более яркая.
Теперь я хотела вот на чем остановиться. Если мы посмотрим, то увидим, что местам необходимо политпросвет-работу сделать гораздо более гибкой. Часто эта работа ведется по шаблону, и только в некоторых местах сумели подойти к ней более углубленно.
Политпросветработа должна быть тесно увязана с местными условиями, но эта увязка не везде наблюдается. Вот почему — особенно после IV съезда политпросветов —. Главполитпросвет обращает внимание на то, чтобы лучше поставить изучение местных условий.
Как вы знаете, Госплан разделил РСФСР на ряд экономических хозяйственных районов. В каждом районе свой особый уклад хозяйственной жизни. Так, Центрально-Промышленный район, где развита крупная промышленность, резко отличается от районов земледельческих, например от Центрально-Черноземного района. Каждый район имеет свою хозяйственную физиономию, имеет свой облик.
А каждому экономическому укладу соответствует и определенный культурный уровень. Посмотрите, что выходит по ликвидации безграмотности. В Центрально-Промышленном районе, где сильно развита промышленность, где сильно влияние города на деревню, там безграмотных в возрасте от 11 до 35 лет только 5 %. А рядом, в Центрально-Черноземном районе, где главное, основное занятие — сельское хозяйство, и притом сельское хозяйство довольно отсталое, мы видим, что процент безграмотных от 11 до 35 лет доходит до 20.
Если мы сравним эти губернии в отношении книг, то увидим, что число человек в Центрально-Промышленном районе, приходящихся на одну книжку общественного пользования, гораздо больше, чем в Центрально-Черноземном районе.
То же самое в других отраслях политпросветработы. Каждый хозяйственный район имеет и свою определенную культурную физиономию. Соответственно этому надо ставить в нем культурную работу.
Возьмем Ярославскую губернию. В ней почти нет совсем безграмотных. Ясное дело, что там надо обращать внимание уже на развитие школ взрослых, на что имеется громадный спрос, тогда как в Центрально-Черноземном районе, например, ликвидация неграмотности остается еще ударной задачей.
Не только, конечно, экономические факторы влияют на культурный уровень. Чрезвычайно важное значение имеет прошлое районов. Было ли, например, в том или другом районе раньше сильно развито помещичье землевладение. Если сравним Саратовскую губернию с губернией Орловской или какой-нибудь другой, где сильно было развито помещичье землевладение, то мы увидим, что в Саратовской губернии перед революцией было только 8 % помещичьей земли. Какой вывод придется сделать из этого? Там Октябрьская революция переживалась совсем иначе, чем в тех районах, где крестьяне были в кабале у помещиков и где Октябрьская революция от этой закабаленности их освободила. Поэтому совсем по-разному надо подходить в этих губерниях к вопросам агитации и пропаганды, с разного начинать, подробно останавливаться на разных сторонах.
Учитываем ли мы так запросы населения? От этого ведь зависит, насколько наша работа даст благотворные результаты. Например, идет в деревне передел земли, проводится землеустройство. Конечно, все внимание крестьян сосредоточено на этом вопросе. Даже ребята, как отмечают учителя, делаются в такие моменты чрезвычайно нервными, чрезвычайно недисциплинированными. И вся деревня волнуется вопросами землеустройства. О землеустройстве надо говорить и в избе-читальне. Если в это время начать говорить о каком-нибудь другом вопросе, например об антирелигиозной пропаганде, то наперед обеспечен ее провал.
Необходимо как можно больше ориентироваться на то, чем живет население в данную минуту, чем оно интересуется. Но правильно определить наиболее существенные вопросы, правильно учесть эти интересы и правильно подойти к их разрешению можно лишь тогда, когда хорошо знаешь свой край и его особенности. Этот вопрос надо проработать на съезде.
Надо вообще углубить гораздо более всю нашу работу. Сейчас население не удовлетворяется простой агиткой. Оно хочет, как мне писал один комсомолец, все вопросы знать «поосновнее», т. е. поосновательнее, знать из книжек, как освещается тот или иной вопрос. И мы потому наблюдаем сейчас такую картину: чрезвычайный спрос на книжки, с одной стороны, с другой — на школы взрослых. Сильно также выявляются запросы на технические знания. Поскольку у нас проводится индустриализация страны, это отражается и на населении. Возьмем примером Курскую губернию. Из Курской губернии я получила пять писем от крестьянок на тему о механической прялке. Они хотят ввести машинную обработку льна. В Сергиевском уезде Московской губернии крестьяне обложили себя трешницей, чтобы для молодежи устроить технические курсы, хотя бы самые элементарные, но которые дадут известные знания.
Все это показывает, что надо всю работу поднять на высшую ступень, больше пропитать ее учебой, поглубже ее ставить. Надо развить шире всякого рода кружки, всякого рода школы и курсы, надо налечь на самообразование. Правда, эта последняя работа находится в самом зачатке. Местами к ней даже не приступали. Кроме того, самообразовательная работа может развиваться только тогда, когда человек умеет обращаться с книгой, когда у него есть умение с этой книжкой работать. Но у нас уже есть обширные слои, которые можно обслуживать правильно поставленной самообразовательной работой.
Однако приходится говорить не только об углублении работы. Из отчетов инспекторов выступает следующая картина: у нас есть волостные избы-читальни, в них ведется очень большая и очень важная работа, которая всеми признается. Но такие избы-читальни охватывают своей работой сравнительно небольшой район, небольшую часть населения. Например, в Самарской губернии, в Мелекесском уезде, хорошо работает изба-читальня, но рядом есть села, в которых пять-шесть тысяч населения и в которых нет никакой политико-просветительной работы. Такая картина имеет место не только в Самарской губернии. Довольно часто можно натолкнуться на тот факт, что работа сосредоточивается в одном, сравнительно небольшом районе, близком к избе-читальне, а в волости в целом никакой политико-просветительной работы не ведется.
Что работа избы-читальни получает общее признание, это видно из отчетов инспекторов. Например, председатель волисполкома указывает на то, что избачи не принимали участия в посевной кампании, а принимают участие только агрономы, и потому из кампании мало что вышло. Затем, указывают постоянно на переход населения под влиянием политпросветработы к многополью.
Правильно писал один избач, что политпросветработа тем хороша, что провел работу, сделал — сейчас и результаты видишь. Например, о перевыборной кампании, проходившей опять в той же Самарской губернии, рассказывает инспектор Наркомпроса: «Где изба-читальня принимала участие — провели в большинстве случаев намеченных кандидатов, а где изба-читальня участия не принимала, там прошли нежелательные элементы — кулаки; из намеченных кандидатов прошло лишь около 5 %». Тут сразу видно, что роль избы-читальни очень велика.
В этом году Главполитпросвет особо заострил вопрос на том, что в деревне надо вести не только учебу, пропаганду и агитацию всех видов, но захватывать всю жизнь деревни. В ряде губерний отмечается следующее: где имеется изба-читальня, падают хулиганство и драки, особенно усиливавшиеся во время церковных праздников. И здесь сразу виден результат работы избача. Конечно, прав тот избач, который писал: «Весело работать: провел работу, сделал — и сразу видны результаты». Необходимо только шире развернуть политпросветработу. Нельзя ограничиться тем, что охвачено население, находящееся поблизости от избы-читальни, и надо охватывать всю волость в целом влиянием политпросветработы.
Нужно развивать передвижные формы работы. Передвижные формы изба-читальня, однако, может развить в очень незначительной мере, потому что обыкновенно она очень бедна, даже книг у нее мало или если они есть, то не те, которые надо иметь: или они устарели, или просто не интересны крестьянству.
Бедность изб-читален сказывается во всем. Возьмем помещение. Теснота ужасающая. О Северо-Двинской губернии рассказывают, что изба-читальня там переходит, как пастух, из дома в дом, из одного учреждения в другое: то она работает при сельсовете, то перейдет куда-нибудь в другое место. Положение политпросветработы и избача в целом ряде губерний очень тяжелое — и в отношении оплаты, и в отношении постоянных перебросок.
С одной стороны, видно очень сильное влияние политпросветработы на весь быт и жизнь деревни, с другой стороны, в резком противоречии стоит материальная необеспеченность. Из этого положения надо вылезать. Общее тяжелое материальное положение политпросветработы не дает ей возможности развернуться так широко, как этого требовал бы текущий момент. Но, независимо от этого, надо гораздо шире, чем это есть на самом деле, поддерживать самодеятельность масс населения. На эту сторону дела меньше обращают внимания, чем должны обращать. Отчет с мест показывает следующее: там, где есть политпросветорганизатор, дело обстоит в этом отношении благополучно, а где места решили его сократить для того, чтобы «навести режим экономии», там поддержка самодеятельности населения слаба до чрезвычайности.
Мы видим у населения инициативу, но ей ни с какой стороны помощь не оказывается. Нельзя сказать, чтобы эта инициатива была слаба. В некоторых местах мы видим, что инициатива прямо прет, но настоящей поддержки она не получает.
Иногда эта инициатива выражается в организации добровольных обществ. Но мы наблюдаем такую картину: образуются добровольные общества, но их работа плохо увязана с работой Советов, с работой политпросветов. И добровольные общества хиреют, не ведут той работы, которую должны бы вести. Весь гвоздь в организации их работы — надо ее увязать и с работой избача. Особо важно, чтобы был использован актив добровольных обществ. Я отмечу, что часто избач загружен по горло, сам и книги выдает, и справки дает, и кружки ведет, но никакой помощи не имеет и никого не привлекает. Там, где удается привлечь актив добровольных обществ, актив комсомольский, актив делегаток, актив крестьянских комитетов взаимопомощи и пр., там получается другая картина, там обслуживание самодеятельности населения идет гораздо шире и результаты получаются гораздо более положительные. В этом отношении надо поставить задачу — помогать организации этих обществ и не только для того, чтобы сплотить их, но и наметить план их дальнейшей работы, помочь его проводить и приходить им на помощь в этой работе. В этом отношении избачам нужно провести большую работу.
Затем приходится наблюдать, что не везде вовлечены те работники, которых можно привлекать к этому делу. По-видимому, в недостаточной степени привлекаются учителя, хоть этот вопрос по-разному стоит в разных губерниях. Агрономы везде, как правило, привлекаются. Как правило, обыкновенно привлекаются и медицинские работники. Есть еще работники, которые до сих пор не привлекались к работе, — я имею в виду краеведов. На одном из собраний, на котором мне пришлось присутствовать, краеведы жаловались, что вот учителя обращают внимание на их работу, а политпросветчики ею не интересуются. Я думаю, что это правильно, так как действительно до сих пор в большинстве случаев на работу краеведов, на работу краеведных обществ политпросветчики обращали недостаточное внимание. Затем, как это ни странно, мало вовлекаются в работу изб-читален женщины; только в некоторых избах отмечаются случаи, что для женщин устраиваются кружки кройки и шитья. Избы-читальни должны разъяснить, что такое детские сады, какой должен быть подход к ребятам, должны иметь соответствующую литературу, должны также использовать в этих целях посиделки; если это будет проводиться, то женщины будут принимать гораздо большее участие в общей работе избы-читальни.
Вот то, что я хотела отметить для начала. Надеюсь, что вы будете делиться своим опытом, своим практическим знанием жизни, что даст возможность еще более углубленно подойти ко всем вопросам. Позвольте выразить желание, чтобы съезд дал как можно больше практических результатов.
1927 г.
ДНЕВНИК ДЕРЕВЕНСКОГО БИБЛИОТЕКАРЯ
Недавно в Главполитпросвет был передан дневник одного из волостных библиотекарей Подольского уезда Московской губернии. Скромный дневник без подписи. Дневник этот охватывает период от 28 ноября 1924 г. по 18 января 1926 г. Его оставил переведенный партией на кооперативную работу волостной библиотекарь своему преемнику, чтобы легче тому было продолжать начатое им дело. Изо дня в день бесхитростно записывает волостной библиотекарь из местных крестьян свою работу. Он ведет не только работу библиотекаря, он ведет колоссальную общественную работу. Это тот политпросветчик, работе которого Ильич придавал такое значение, политпросветчик, который не отгорожен от жизни каменной стеной, не замыкается в своей узкой специальности, которому дело до всего.
В дневнике отсутствуют громкие фразы; во всем дневнике, кажется, не упоминается ни разу слово «социализм», но несомненно, что описанная работа есть доподлинное строительство социализма, а сам волостной библиотекарь — новый человек, у которого личная жизнь до конца сливается с общественной работой. Это живой человек, которому ничто человеческое не чуждо. Громадное впечатление производит описание поджога дома библиотекаря. Поджигает дом крестьянин, служивший в кооперативе, пропивший кооперативные деньги и исключенный по настоянию библиотекаря из членов кооператива. Все описание пожара реально до чрезвычайности: «Совершилось то, что я все время ожидал. В 9 часов вечера, после выдачи книг, раздался набатный звон, и мне закричали: «Колька, выходи, твой дом горит!». Весь народ, находившийся в избе-читальне, бросился к дверям. Я же ушел последний, погасив лампы и заперев дверь. Я не мог бежать из-за какой-то слабости, внезапно напавшей на меня». Волостной библиотекарь — человек, у него подкашиваются ноги, на него нападает слабость, когда он узнает, что его дом горит, но это новый человек — он уходит из избы последний, погасив лампы и заперев дверь. «Дом остался цел, но погорел весь корм скота, и я не знаю, как быть. Отец и мать плачут и упрекают меня с братом в слишком энергичной работе…»
Говоря о своих врагах, автор дневника пишет: «Что мне делать, каким путем бороться с ними, я не знаю. Лучше бы было, если бы они преследовали меня лично, стреляли бы что ли из-за углов! Для меня было бы легче, но они избрали самый жестокий прием мести и, наверное, пустят по миру всю семью. Что мне делать! Но отступать не буду». И на другой день он опять на посту, выдает книги, проводит читку в избе-читальне.
Но и попасть на расправу в руки бандитов тоже не весело. И автор, проведший большую кампанию по перевыборам, откровенно пишет: «Сегодня я должен был пойти в деревню Ащерино, но меня заменил товарищ из уезда с представителями контрольной комиссии от губкома, чему я очень обрадовался, так как должен сознаться, что боюсь ащеринских бандитов, которых я отстранил от выборов. Им же, кстати, было по пути, так как они направлялись в Подольск».
Охват работы у волостного библиотекаря громадный: он выдает книги, собирает мужиков на всякие доклады и лекции, помогает лектору, иногда заменяет его, устраивает читки, раздобывает газеты и книги, подбирает передвижки, иногда по колено в снегу тащит на себе чуть не пудовой груз — книги из соседней библиотечки, регистрирует книги, инструктирует соседних библиотекарей, помогает устройству красных уголков, пишет заявления, дает указания, преподает в школе-передвижке, воздействует на шефа, чинит трубы в читальне, добывает средства для избы-читальни, составляет диаграммы, вступает в диспуты с попом, помогает ставить спектакли, суфлирует, гримирует, выступает с докладами, председательствует на собраниях, раздобывает радиовещатель, кинопередвижку, помогает ликбезу, раздобывает для него пособия и т. д. и т. п. Ходит иногда пешком в Москву, ходит в дождь, зимнюю пургу из села в село. Он тесно связывает свою работу с работой вол исполкома и сельсовета, помогает их работе, он тесно связан с нарсудом, земотделом, здравотделом, кооперацией, крестьянским комитетом взаимопомощи, с пожарной дружиной, разными добровольными обществами, работает с комсомолом, с крестьянками, с детьми, с учителями, везде работает, всюду вносит порядок, честное отношение к делу, всюду проводит партийную линию. Он не брезгует никакой работой, надо — выступает в спектакле в ролях без речей, надо — сидит до утра над домовыми книгами, борется с пьянством, матерщиной, хулиганством.
Волостной библиотекарь работает не один. Рядом с ним работает избач, председатель сельсовета, кооператор, учитель, агроном, врач, женорганизатор, ячейка комсомола. Автор дневника бьется над тем, чтобы увязать всю эту работу, воюет за то, чтобы работа велась дружно, согласованно, по общему плану.
Читаешь этот дневник и чувствуешь — вот где идет подлинное строительство социализма, вот где претворяются в жизнь великие лозунги. Волостной библиотекарь бьется над разрешением самых будничных вопросов, но эти будничные вопросы неразрывно связаны с разрешением основной проблемы — проблемы строительства новых порядков, порядков социалистических. Невольно вспоминаются слова Ильича: «Мы перешли к самой сердцевине будничных вопросов, и в этом состоит громадное завоевание. Социализм уже теперь не есть вопрос отдаленного будущего, или какой-либо отвлеченной картины, или какой-либо иконы. Насчет икон мы остались мнения старого, весьма плохого. Мы социализм протащили в повседневную жизнь и тут должны разобраться. Вот что составляет задачу нашего дня, вот что составляет задачу нашей эпохи».
И еще другие слова Ильича вспоминаешь. Вспоминаешь, как он говорил, что гвоздь строительства социализма в организации.
В области организации, писал Ильич, начинается для нас социалистическое строительство. «Путь организации — путь длинный, и задачи социалистического строительства требуют упорной продолжительной работы…» Вот почему, по словам Владимира Ильича, «нужно, чтобы все, что проснулось в народе и способно к творчеству, вливалось в наши организации, которые имеются и будут строиться в дальнейшем трудящимися массами». Вот почему Ильич писал: «Мы пойдем себе своей дорогой, стараясь как можно осторожнее и терпеливее испытывать и распознавать настоящих организаторов, людей с трезвым умом и с практической сметкой, людей, соединяющих преданность социализму с уменьем без шума(и вопреки суматохе и шуму) налаживать крепкую и дружную совместную работу большого количества людей в рамках советской организации».
Таких безвестных строителей социализма, как подольский волостной библиотекарь, немало по СССР, их работа часто проходит незамеченной, их героизм мы не замечаем сплошь и рядом, а между тем в том, что такие строители есть и что их становится день ото дня больше, в этом порука успеха начатого дела, строительства социализма.
Дневник без прикрас рисует нам быт деревни, не замалчивает ее темноты, невежества, пьянства, но тут же на деле показывает, как надо организованно, самоотверженно перестраивать эту жизнь. Много еще у нас темноты и нищеты. Но лицо нашей деревни стало уже другое: на фоне общей темноты ярко выступают движущие организованные силы социалистического строительства. И сомнения нет — они победят.
1927 г.
ККОВ И ПОЛИТПРОСВЕТРАБОТА
Нищета и темнота — родные сестры И того и другого осталось от старого строя предостаточно. И хоть десять лет прошло с тех пор, как существует Советская власть, и немало сделано, чтобы помочь массам избавиться от нищеты и темноты, но надо сказать правду: старое еще не изжито до конца, хоть и виден путь, как его изжить.
Одна из больших бед — это та, что тот, кто рос в нищете, не имея обычно времени и возможности обучиться грамоте, книжек не читает, газет не читает и часто не знает своих прав, не знает даже мероприятий Советской власти по помощи бедноте. Он не знает, что делается на свете, не знает, как организуются рабочие и крестьяне, как начинают строить новые порядки. И сидит бедняк со своим горем и кажется ему, что один он на свете, что никому до него дела нет.
Комитеты крестьянской общественной взаимопомощи приходят на помощь бедноте материально, но нужна не только материальная помощь. Теперь безграмотному человеку очень трудно. И ККОВ не может равнодушно проходить мимо того, что остаются люди безграмотными. ККОВ должен тесно быть связан с избой-читальней, помогать ей в учете безграмотных и в обучении их. А если нет на деревне ни избы-читальни, ни ликпункта, надо помочь наладить хоть какую-нибудь работу, хоть индивидуально-групповое обучение, хоть совместные читки газеты. Надо связаться с ближайшим ОДН и добиваться у него помощи.
Безграмотному человеку трудно из нищеты выбиться. Но мало одной грамотности. Нужно, чтобы эта грамота помогала понять пути советского строительства и свои права и обязанности. Очень важно поэтому привлекать малограмотных крестьян и крестьянок в избы-читальни, а там, где нет их, организовывать красные уголки. Слушая чтение газет, их обсуждение, слушая доклады, получая разъяснения от товарищей по интересующим вопросам, крестьянин-бедняк или крестьянка-беднячка перестают себя чувствовать такими одинокими, заброшенными. Совместное пение, участие в политсудах и т. п. как-то сближают с другими.
В избах-читальнях обычно ведется разъяснительная кампания по важнейшим вопросам, как то: по кооперации, по снижению цен, по перевыборам и пр. Обычно при избах-читальнях ставится справочная работа, которая помогает узнавать о законах Советской власти, об ее мероприятиях. Человек, посещающий избу-читальню, перестает себя чувствовать таким беспомощным.
ККОВ заинтересован в работе избы-читальни, эта работа тесно смыкается с его работой. Нужна самая тесная смычка между ККОВ и избой-читальней. Иногда изба-читальня сможет повести агитацию за трудовую помощь ККОВ, иногда ККОВ может чем-либо помочь избе-читальне: в выписке какой-нибудь нужной для поднятия благосостояния деревни книжки (по куроводству, кролиководству, кооперации и т. п.) или войти в долю по устройству библиотеки-передвижки на лесопилке, мельнице или другом каком учреждении комитета крестьянской общественной взаимопомощи. Библиотеками-передвижками надо также обслуживать артели. Надо помогать учебе малограмотных слоев. Например, начинает развиваться теперь сеть крестьянских курсов. Иногда необходимо помочь тому или иному бедняку в той или иной форме, чтобы он мог учиться. Надо иногда помочь кружку, изучающему сельское хозяйство или какой-нибудь другой вопрос, приобрести книжки. Жизнь покажет, где и чем надо помочь.
В отчетах о работе ККОВ приходится часто читать, что ККОВ содержит на свои деньги столько-то изб-читален. Это, конечно, очень хорошо. Но в отчетах обычно говорится о поддержке изб-читален как о статье расходов. Не видать, что же эти избы-читальни, которые содержатся ККОВ, близко ли связаны с ККОВ, чем им помогают, чем помогают бедноте. Не видать, с другой стороны, вовлекают ли ККОВ как-нибудь бедноту в культурную работу, ведут ли какой-нибудь учет, насколько культурно обслуживается беднота, или считают, что этот вопрос не входит в круг их забот. Нужна тесная смычка между ККОВ и учреждениями политпросветов.
Важна и работа активных членов ККОВ над повышением своей квалификации. Мы знаем, что другие работники не мало работают в этой области. Например, очень большую работу по поднятию своей квалификации ведут учителя. Надо повышать свою квалификацию и активным работникам ККОВ. Надо только, чтобы был составлен план работы кружка, подобраны книжки, которые надо прочесть, собраны те декреты, которые нужно знать работнику ККОВ, подобраны примерные отчеты, организованы взаимные посещения ККОВ и т. д.
В этой учебе им могут помочь техникумы, школы II ступени, совпартшколы и пр. Можно организовать и заочную консультацию.
Весь СССР учится. Надо учиться и активу, сплачивающемуся около ККОВ.
1927 г.
КРАЕВЕДЕНИЕ И НАРОДНОЕ ПРОСВЕЩЕНИЕ
(РЕЧЬ НА III ВСЕРОССИЙСКОЙ КОНФЕРЕНЦИИ ПО КРАЕВЕДЕНИЮ)
Товарищи, последнее время мне как работнику просвещения приходится на каждом шагу особенно убеждаться в том, какое громадное значение для дела народного образования имеет краеведение. Поэтому я напросилась на вашу конференцию, чтобы приветствовать собравшихся работников.
Товарищи, вопрос краеведения сейчас для страны имеет громаднейшее значение, потому что, какую бы область строительства мы ни взяли, мы постоянно наталкиваемся на тот вопрос, что наиболее плодотворно хозяйственное и культурное строительство может идти лишь в том случае, когда оно учитывает все особенности края, все движущие силы, которые в данном районе имеются…
Конечно, по хозяйственному строительству это очевидно, но и по вопросу культурного строительства мы видим ту же картину Если мы разгруппируем губернии по районам, то мы увидим в каждом районе свое определенное культурное лицо. Возьмем вопрос о ликвидации безграмотности. Когда те цифры, которые имелись по ликвидации безграмотности, мы перегруппировали по губерниям, соответственным районам, то получилось, что губернии, принадлежащие к определенному району, имеют и соответствующий культурный уровень, известный процент грамотности Отклонение есть в том случае, если в одной из губерний, входящих в район, имеется какая-нибудь особенность, например пестрый национальный состав. Потом мы пробовали то же сделать с учетом числа книг. Конечно, пробовать учесть число книг общественного пользования, приходящихся на губернию, — вопрос весьма трудный. Берет сомнение, насколько точны эти данные — они, конечно, чрезвычайно приблизительны, — но все же после подсчета по группам губерний, по районам опять получилась такая картина, что каждой губернии того или иного района соответствует известное число книг общественного пользования. Таким образом, каждому хозяйственному району соответствует определенный культурный уровень. Конечно, тут не одни хозяйственные условия: исторические условия, национальный состав — все вместе взятое представляет собой нечто целое, определенную величину. И в данный момент, когда страна охвачена такой жаждой строительства, краеведение, конечно, приобретает особенно большое значение.
Мне пришлось быть на заводе в Брянске, и что мне особенно бросилось в глаза — это влюбленность рабочих в строительство. Каждый с особой любовью показывает свой цех, свой станок, говорит об одном усовершенствовании, о другом усовершенствовании, и особенно это как-то сказывается на рабочих. Если приедешь в деревню, то там тоже с необыкновенной любовью показывают свои достижения: построили то-то, переделали конюшню на народный дом и т. д. Как-то одна московская работница, выступавшая на конференции, выразилась таким образом: «Мы строим жизнь с великоторжественным аппетитом». Конечно, выражение не очень обычное, но оно чрезвычайно верно передает то увлечение, с которым сейчас рабочие массы строят жизнь. Я думаю, что и краеведа не может не заражать это настроение, и краевед также чувствует, что, продвигая свою научно-исследовательскую работу, влияя на лучшее познание края, он вместе с тем принимает участие в этом строительстве.
Мне тут вспоминаются слова Ленина, который на III съезде Советов говорил, что «раньше весь человеческий ум, весь его гений творил только для того, чтобы дать одним все блага техники и культуры, а других лишить самого необходимого — просвещения и развития. Теперь же все чудеса техники, все завоевания культуры станут общенародным достоянием, и отныне никогда человеческий ум и гений не будут обращены в средства насилия, в средства эксплуатации». Эту мысль о целевой установке нашей культуры Владимир Ильич повторял не раз. Такая установка воодушевляет.
Не случайно широкое развитие краеведной работы, которое мы видим, например, в Сибири, на Северном Кавказе и в ряде других мест. Сознание того, что исследовательская работа помогает осуществлению правильной постановки хозяйственной, культурной работы, поднимает энергию. Я не хотела бы, чтобы мои слова были поняты так, что в краеведении ценно только то, что дает непосредственные результаты, это было бы неверно. Мы знаем, как достигаются наукой открытия, — как приходится годы и годы часто наблюдать, проделывать, может быть, тысячу наблюдений, тысячу опытов для того, чтобы достигнуть действительных научных результатов, которые имеют и могут иметь громадное значение. Это было бы снижение работы, если бы мы думали, что надо делать только то, что сейчас имеет непосредственный результат. Это было бы неправильно. Но общая целевая установка на социалистическое строительство захватывает, увлекает научных работников.
Я еще на другом вопросе хотела бы остановиться. Краеведение возникло во времена царской власти. В то время естественно, что работа пошла главным образом по линии наименьшего сопротивления, по линии изучения природных условий и быта. Вопросы хозяйственных условий, условий политических не затрагивались краеведами. Область краеведения искусственно суживалась. Теперь же жизнь требует расширения круга тех вопросов, которые изучает краевед.
Бегло просмотрев программу вашей конференции, я вижу, что по отдельным секциям ставятся такие вопросы, как изучение кустарных промыслов, как историческое изучение края и т. д. Явно, что круг изучения краеведения делается шире под давлением жизни, под давлением снизу. Я думаю, что это, конечно, только принесет пользу; это не значит, что каждый должен непременно всем заниматься, это наивно было бы так говорить — каждый занимается той областью, которая его наиболее интересует, но в общей сумме краеведение будет охватывать все более и более широкий круг, всю сумму факторов, из которых складывается, так сказать, познание края. Это вполне естественное расширение этого круга.
Еще другое. Все больше и больше начинают массы интересоваться работой краеведов. Тут в Москве недавно была конференция. На конференции присутствовали избачи, и один избач воскликнул: «Как это вы нам не рассказали до сих пор: живем мы бок о бок с краеведами и не знаем, какую полезную работу они делают».
Я не знаю, виноват ли тут Политпросвет или краеведы, но когда избач почувствовал, что ему необходимо это знать, обида уже зазвучала у него. Растет большая важная работа, которая ему может помочь в работе и которой он может помочь; а он. стоит в стороне, ничего о ней не знает.
Сейчас мы имеем очень большой культурный рост масс. Особенно я обратила внимание на Всесоюзной конференции работниц и крестьянок на то, как изменился их язык, запас слов и понятий. Люди говорят о бюджете, о продуктивности работы, у них целый ряд новых понятий, выражений, которые раньше не входили в словарь не только работниц и крестьянок, но даже интеллигенции, говорят правильным языком, по существу дела. Тут влияние не школы, а всей обстановки. Мне приходится довольно много получать писем; такое видно страстное желание учиться, такая тяга к знанию, что начинаешь чувствовать громадный сдвиг. Масса начинает интересоваться также и вопросами краеведения все больше и больше; только мало им объясняют. что такое краеведение, какая тут работа происходит. Конечно, желательно, чтобы широкие крестьянские массы в эту работу были втянуты; есть целая отрасль знаний по изучению края, которые могут быть поставлены настоящим образом только тогда, когда эта работа опирается на массу. Этот интерес массы к краеведению также может увлечь краеведа.
В работе Главполитпросвета мы на каждом шагу убеждаемся в том, что для правильной постановки работы нужна ее индивидуализация. В каждом районе надо находить особенный подход. Вот, например, история края: если взять период времени с шестьдесят первого года, возьмем хотя бы Саратовскую губернию и Орловскую губернию, что они из себя представляют? Одинаково ли была пережита краем революция 1905 г., Октябрьская революция? Разный характер помещичьего землевладения заставляет совершенно по-иному подходить к крестьянам в объяснении всяких земельных вопросов и даже в освещении Октябрьской революции. Подходить к пониманию Октябрьской революции приходится с разных концов. Разве можно ставить агрономическую пропаганду, не опираясь на краеведение?
Если мы возьмем другой отдел культурной работы — школьную работу, всеобщее обучение, — ясно, что нельзя построить правильной сети школ, нельзя правильно учесть, где какая школа нужна, если не знать всех особенностей края. Я наткнулась в одной из статей по всеобщему обучению на такую вещь: определяется радиус в две с половиной версты, а в жизни оказывается, что тут овраг и пройти по радиусу в теории очень просто, а на деле надо идти восемь верст кругом. Без учета местных условий реальной сети не построить. Таких примеров очень много. Возьмем, например, индустриализацию страны. Мы выработали программу, в программе говорится, что надо давать ребятам конкретный материал, а где же черпать этот материал, как не в краеведении? Вот на каждом шагу ощущаешь необходимость того, чтобы всю нашу работу пропитало всестороннее знакомство с краем. Имея все это в виду, я и напросилась на то, чтобы приветствовать ваш съезд и пожелать ему плодотворной работы.
1927 г.
О НОВОМ БЫТЕ
(ДОКЛАД НА ЭКСКУРСИИ-КОНФЕРЕНЦИИ РУКОВОДИТЕЛЕЙ КРУЖКОВ ДОМОВОДСТВА, АНТИРЕЛИГИОЗНИКОВ И БИБЛИОТЕКАРЕЙ-ПЕРЕДВИЖНИКОВ)
Десятая годовщина Октября и XV партсъезд показали, что мы теперь вплотную подошли к настоящему строительству социализма и что сейчас мы для этого лучше вооружены, лучше подготовлены, чем это было десять лет тому назад. Десять лет назад рабочий класс и значительная часть передового крестьянства хотели изменить существующий строй, были недовольны им. Особенно мировая война показала, как безобразен старый порядок. Но ясного представления, как новую жизнь строить, еще не было. Говорили о том, что надо жизнь строить по-новому, что необходим социализм, а как подойти к этому строительству, как его осуществить в жизни, как сделать, чтобы социализм проникал во всю нашу жизнь, во весь наш быт — этот вопрос был в те годы совершенно неясен.
Знали одно: долой эксплуатацию, долой помещиков и капиталистов, которые создают рабство, долой тех, которые мешают развиваться и идти вперед. Одно это было ясно, и первые годы после революции ушли на ломку старого. Надо было порвать все путы, которые связывали по рукам и ногам рабочие и крестьянские массы. Надо было со старым покончить, старое смести, расчистить почву для нового. Многие предрассудки были уничтожены, многое совсем по-новому начало выглядеть после этой ломки, много старого было уничтожено. Я работала в области школы, в области народного просвещения и тоже знаю, как старая школа, привилегированная школа, школа, которую ненавидели рабочие массы, которым не было доступа в нее, — как эта школа была сломана. Я помню, когда только организовался Комиссариат народного просвещения (тогда не было разделения на военное просвещение, профсоюзное и т. д., вся просветительная работа велась в Комиссариате просвещения), пришел молодой поручик и рассказал, как они во время войны стояли на посту в какой-то школе и солдаты всё ломали, уничтожали: разбили приборы физического кабинета, все инструменты и т. д. Это происходило потому, что старая школа, в которую старые министры старались не допустить «кухаркиных детей», вызывала ненависть рабочих и крестьян. Эта ненависть вызывала не всегда разумные поступки. Тут был порыв чувства.
Так глубоко ломалось старое.
Когда гражданская война стала подходить к концу, пришлось подойти к строительству жизни, пришлось подумать, как увязать нашу работу. Это был переход к нэпу — к новой экономической политике, когда все стало строиться на расчете. Раньше не было расчета, мы не знали даже, как считать — тысячами, миллионами и т. п. Тогда знали, например, что надо строить народный дом — и строили, а на какие средства его содержать будут — неизвестно. Тогда еще не было разбивки на местный и государственный бюджет. Мы с первого же года начали строить очень много культурных учреждений, а потом оказывалось, что содержать их некому. Тут пришлось отступить и начать почти все сначала, камушек за камушком закладывать. Теперь мы в культурном отношении подошли к тому, что было сделано в первые годы, но подошли уже по-иному. Теперь каждая школа, каждое культурное учреждение завоеваны массой, и их нельзя стереть, как губкой с доски, как это было раньше. Теперь это все поддерживается массой.
И вот теперь, когда к Х-летию Октябрьской революции каждый комиссариат, каждое учреждение, каждый город, каждый уезд подводили итоги проделанного, когда ознакомишься с этими материалами, ясно становится, что за последние годы сделан громадный шаг вперед и вся жизнь подводит нас к тому, что целый ряд вопросов мы можем ставить и ставим по-новому. Я была в Брянске, и там целый цех работниц задал мне такой вопрос: «Ребята наших рабочих получают пенсию, но мы находим, что несправедливо, что дети квалифицированных рабочих получают гораздо больше, чем дети неквалифицированных рабочих. Мы понимаем, что сейчас необходима разница между заработком квалифицированного и неквалифицированного рабочего.
Но вот наши ребята — они живут и будут жить в других условиях, так нельзя ли сделать так, чтобы ребята получали по потребностям, а не по тому, какие у них были родители, — заслуживали или не заслуживали этого». Эта постановка была не такая, как раньше: давайте поделим все, чтобы было поровну. Нет, это вполне продуманная постановка, которая показывает, куда мы идем. Это, конечно, только один из таких вопросов. Потом не случайно, что Х-летие Октября ознаменовалось таким документом, как манифест, где говорится, что мы будем переходить в ближайшее время к семичасовому рабочему дню. Это свидетельствует о том, что мы не связываем себя по рукам и ногам тем, что уже сделано, а будем намечать такие моменты, которые ведут нас по пути к новому устройству, к улучшению всей жизни. Если мы так посмотрим, то мы увидим, что является целый ряд вопросов, которые нам надо разрешить, и они ставятся уже по-новому, по-социалистически.
Но все, кто борются за социализм, понимают, что социализм — это не только значит хорошо устроенное, технически высоко стоящее плановое хозяйство, а понимают, что социализм — это новые отношения между людьми, это новый человек.
Если мы сейчас посмотрим на жизнь, мы увидим, что у нас старое с новым перепутано, и часто не разберешь, где старое и где новое. Наше законодательство защищает права более слабых, но мало того, чтоб существовал такой закон, надо, чтобы отношения между людьми стали иными, чтобы не только в судебных учреждениях слабый получал защиту своих прав, а чтобы вся жизнь так была поставлена, чтобы сильный слабого не притеснял, чтобы человек человеку не был волк, а чтобы были новые, товарищеские взаимоотношения, которые пропитывали бы всю нашу жизнь. Надо, чтобы эти новые, товарищеские отношения, взаимопомощь, взаимное уважение, — чтобы это пропитывало насквозь всю нашу жизнь. За это приходится и надо будет еще долгие годы бороться.
Я помню, как Владимир Ильич, выступая на конференции рабочих и красноармейцев Пресненского района, употребил выражение, которое мне часто приходится цитировать, часто вспоминать. Он говорил: «Мы начали великую войну, которую мы нескоро окончим: это — бескровная борьба трудовых армий против голода, холода и сыпняка, — за просвещенную, светлую, сытую и здоровую Россию…»Вот эта борьба и есть борьба за социализм. Эти слова Владимира Ильича наметили задачи по борьбе за новый порядок, за новые отношения между людьми, за отношения взаимного уважения, взаимопомощи.
Владимир Ильич говорил: «Борьба за жизнь сытую». Это, конечно, употреблено не в том смысле, что каждый должен норовить себе в карман, чтобы обеспечить себе сытую жизнь. Не в этом дело. Борьба за сытую жизнь, как это понимал Владимир Ильич, означает, во-первых, борьбу с силами природы. Если мы посмотрим в даль веков, вглядимся в путь, который прошло человечество, то мы увидим, что это была действительно борьба за сытую жизнь. Если мы посмотрим, как малокультурные народы жили, да и теперь живут, мы увидим, что они бессильны против природы. Если случится неурожай или болезнь, то они бессильны в борьбе с этим. Если случится наводнение или что-нибудь подобное, то человек беспомощен и гибнет. История человечества показывает, как вымирали целые народы. Мы это ощущали, когда во время гражданской войны начался голод. Способы борьбы с этим злом были ослаблены. Транспорт был разрушен, железные дороги бездействовали, не было возможности перебрасывать хлеб с одного места в другое, не было возможности бороться с неурожаем, и мы видели, каким несчастьем для нас был голод. Помощь не могла быть такой глубокой, чтобы устранить несчастье неурожая. Теперь, когда есть более или менее налаженная связь между разными частями государства, когда налажен подвоз и т. п., такой опасности нет. И вот борьба за сытую жизнь означает прежде всего борьбу со стихией, борьбу с природой, чтобы человек был хозяином природы, чтобы он мог богатства страны полностью использовать. Это одно.
Нищета, голодная жизнь являются результатом не только того, что не хватает умения бороться с природой. Мы знаем передовые капиталистические страны, где рядом существуют неимоверное богатство и неимоверная нищета. Мне во время эмиграции приходилось жить в Лондоне, и там особенно поражает существование «двух наций», как выразился один английский писатель. Там рядом роскошные дома и тут же подвалы с развешенным бельем, где сидит изможденный ребенок. А рядом — роскошная жизнь. Борьба за сытую жизнь означает борьбу со старыми порядками, когда рядом была роскошь и беспроглядная нищета.
Есть еще один вопрос — вопрос культурный и бытовой. Это вопрос об умении пользоваться тем, что у нас есть. В этом отношении в более грамотных странах, в более передовых в промышленном отношении странах, — там умение пользоваться тем, что есть, гораздо больше развито, чем у нас, и хотя мы никоим образом не хотим таких порядков, какие существуют в буржуазных странах, но это, конечно, не значит, что у буржуазных стран мы ничему не будем учиться. Мы учимся у них технике и будем учиться умению пользоваться тем, что добыто.
Возьмем вопрос о питании. Гораздо лучше, гораздо правильнее налажено питание в такой стране, как, например, Швейцария. Особенно это сказалось во время войны, когда эта налаженность чрезвычайно развилась и развернулась. Долго пришлось мне прожить за границей, и когда в 1917 г. я вернулась в Питер (Ленинград), то меня особенно поразила разница между тем, как умеет какая-нибудь немка, швейцарка, француженка использовать то, что имеется, и как этого у нас нет. Особенно это заметно в Швейцарии. Зайдешь в столовую — там хлеб нарезан мелкими кусочками, и каждый берет сколько хочет, но не портят ничего. То же и с супом —. каждому наливают немного, а потом добавляют, если он хочет. У нас же нарезано все громадными кусками: возьмет человек кусок, куснет и бросит на стол, где разлит суп, — и этот кусок уже не годится. Хлебнет супу ложку — больше никто уже не может его есть, и он идет в помойку. После швейцарской жизни видно было, как это нецелесообразно. Я работала в Выборгском районе (одном из наиболее передовых) и видела, как рабочий покупает сыр (это довольно дорогая вещь, и никакой немец не позволил бы себе купить сразу фунта полтора сыру), и ходит он и грызет этот сыр, а наесться не может. Конечно, не все так питаются, как этот молодой рабочий, о котором я рассказываю, но что все питаются нерационально — это бросается в глаза.
Когда-то давно я работала в другом районе, за Невской заставой (теперешний район Володарского). Там я работала в воскресной школе, и мне рассказывал рабочий, как они живут. Каждая семья ставит свой горшок с мясом и пр., готовит общая кухарка, которой платят по 2 рубля. Если ей не уплатишь, то она поставит твой горшок в сторонку и придется есть сырое мясо. Годы люди питались и не додумались до общего котла. Не знаю, как сейчас там питаются. Я слышала, что в Володарском районе организуются новые столовые, но эта любовь к своему горшку довольно широко распространена.
Конечно, такие моменты, как война, как голод, являются величайшим несчастьем, но в эти моменты невольно нащупываются новые формы быта. В деревне никогда не было общих столовых, а во время голода — плохо ли, хорошо ли — общие столовые появились. Во время войны общественные столовки распространились по городам. От общественных столовок к социализму еще далеко, они могут быть и при буржуазных порядках, но они меняют быт. Это раскрепощает женщину.
Мне приходится работать в совете Нарпита и приходится заслушивать отчеты. Женщин в рабочие столовки приходит очень мало, потому что, в общем, там выходит дорого, часы неудобные, долго ждать и т. д. Между тем, если взять ту же Швейцарию, то не только служащий, но и жена и дети ходят в столовку. По этой линии нужна борьба за общественное питание. Это разгружает женщину и создает новый быт. У вас, как у домоводок, на эту тему были разговоры, и мне приходится только мимоходом на этом останавливаться.
Вопросы питания, вопросы одежды очень важны. У нас вошло в обычай, что одежду шьют сами на дому. В этом отношении, если мы возьмем Швейцарию, Францию, Италию, мы увидим, что вопрос о шитье на дому совсем выходит из быта, потому что там магазины представляют большой выбор и каждую кофточку можно выбрать по своему вкусу. У нас, как только кто деньги имеет, обязательно портниху на дом возьмет, и она шьет специально для него. В этом отношении нам надо у других стран поучиться. «Как в лавке покупать — не так там сшито, как в столовку идти — там не вкусно будет». Тут много предрассудков, особенно у женщин.
Мы еще только подходим к этому, только еще домоводные курсы устроили, да и то в центре. Такие курсы должны быть при каждом городишке, а у нас, чтобы поучиться домоводству, приезжают с Урала, из Сибири и т. д. в Москву. Мы делаем только первые шаги. Чтобы подумать, как резонно устроить хозяйственную жизнь у себя, нам нужно из Сибири ехать в центр. Я помню, что за границей приходилось хозяйство вести и приходилось проходить такую школу. Как француженка быстро почистит овощи, как быстро сделает обед! Это еще не новый быт, но это предпосылки к новому быту. У нас еще бывает, что перегруженная работой мать ребенка съездит по голове ухватом или чем другим. Это кладет свой отпечаток.
Теперь вопрос о жилище — вопрос очень важный. Я не знаю, как новые жилища у нас строятся, но тут в буржуазных государствах есть чему поучиться. Живешь в маленькой квартирешке, тут тебе и шкафчик для книг, и для кастрюлек и т. п., вделанный в стену, — никакой мебели покупать не надо. Тут же газовка, и делается все очень быстро — в полчаса можно сделать обед. Это тоже нам необходимо, ибо без этого женщина не раскрепощена.
Дальше вопрос о борьбе за здоровье. Тут тоже об этом говорить на центральных курсах как будто зазорно, но говорить приходится. Посмотрите, как мы открываем столовку. Открываем торжественно, тут и представители партии, и Советской власти, и Нарпита. Пропели «Интернационал», все хорошо. А придешь туда через месяц — опять как в трактире. Ходит человек и смахивает все кости на пол, опять «классическая» грязь. Тут никакими резолюциями и постановлениями (хоть бы ЦК постановил) этого не изживешь, а нужно начать борьбу повседневную, борьбу за чистоту. Тов. Цеткин рассказывала, как Владимир Ильич показывал ей письмо ребят. Они писали: «Мы в школе руки моем, уши моем», — и еще в таком роде Владимир Ильич говорит Цеткин: «Неужели мы социализма не построим? Ведь вот ребята учатся новой жизни». В этом разговоре ярко выяснилось то, что Владимир Ильич представляет социализм не так, что торжественно кто-то приходите музыкой и вводит социализм, а что это длительный процесс, требующий упорной повседневной работы.
В Хамовническом районе есть клуб «Красная Роза». Меня туда позвали раз делать доклад. Так как выступала женщина, да еще старуха, то все старухи, которые никогда не ходили на собрания, пришли. После доклада я сижу на скамье, и вот начинают показываться кусочки быта. Бежит женщина с плачем: она пошла на собрание, а бывший ее муж, с которым она разведена, но на одной жилплощади живет, ее побил за это. Сидит со мной рядом рабочий, передовой, и рассказывает: «Я во всем помогаю жене, один день она, другой день я работаю. А вот сыну комсомольцу мы до холодной воды не даем дотронуться». Тут, с одной стороны, новый быт, взаимопомощь, а комсомолец или комсомолка пусть по-барски живут. Тут есть и от новой жизни, есть и от старого презрительного отношения к черной работе, которое долго еще не изживется. Тут дело самого комсомола не давать применять к себе такие мерки. Тут надо, чтобы были новые отношения по существу. Вот на таких домашних отношениях и сказывается, как трудно установить взаимную помощь в таких мелочах.
Я несколько отвлеклась, перейду к вопросу о борьбе за здоровье. В наших школах на борьбу за чистоту обращают большое внимание. Конечно, тут нельзя во всем следовать Швейцарии, там это вырождается в мещанство. Я помню, прихожу я домой, а хозяйка мне в ужасе говорит: «Была ваша знакомая, и я у ней на плече, на платье увидела волос. Я прямо со стыда вся покраснела, не зная куда деваться». Конечно, это показывает, что она так поглощена этими мелочами, что ни о чем другом думать не может. У нас тут должно быть нечто среднее. С одной стороны — умение работать и делать все разумно, а с другой стороны — не быть во власти этих мелочей. Когда живешь за границей, то поражаешься, как женщина во власти их. Она умирает, если кастрюлька не так вычищена, не так блестит или не так висит, как следует. Когда умение работать идет рядом с общественными интересами, то это правильно. Но там женщина никогда на собрание не пойдет, общественных интересов у ней никаких, и поскольку она поглощается мелкими заботами, то человек совершенно вырождается; она попадает во власть своих кастрюлек, вычищенных платьев и т. д. Получается необыкновенная пошлость и мещанство.
Это ведь страшная бедность содержания жизни. Нужно найти правильный подход.
Но если ребята еще учатся в школе чистоте, то надо сказать, что вообще у нас борьба за чистоту еще очень слаба. У нас теперь борьба за физкультуру. Бегают все, высуня язык, а дома форточка как была, так и остается заклеенной. Не увязывается у нас физкультура с бытом. Я считаю, что борьба за чистоту в нашей отсталой стране очень нужна. Это показали все тифы, холеры и другие повальные болезни, которые имеются только в отсталых странах. Ведь за границей хозяйка умерла бы, если бы у ней на стене показался клоп или блоха, а у нас это бытовое явление.
Вопрос о сне у нас никакого внимания не привлекает. Помню, приехала сюда американка. Она мне говорит: «Как у вас мало спят, как у вас дети мало спят». До этого мне и в голову не приходило это, а потом я обратила внимание. Действительно, у нас ребята сидят до 11–12 часов, как взрослые. Конечно, это отчасти жилищными условиями объясняется, а отчасти и потому, что не знают, что ребенку нужен сон. В основном наш отсталый быт основан на неизжитой еще у нас нищете.
Вчера на педологическом съезде мне пришлось заслушать доклад Блонского. В школе отстающий ребенок — это ребенок очень плохо оплачиваемого рабочего или городской бедноты, который живет в грязи и нищете. Он рассказывал, что когда этим отстающим ребятам предложили вопрос, на кого ты хочешь быть похожим, то неуспевающие ребята говорили — на Ленина, а успевающие говорили — на папу, на маму. Так говорят дети служащих и хорошо оплачиваемых рабочих, а беднота говорит — на Ленина. Эти дети живут в таких условиях, что они не хотят быть похожими на своих родителей. Наша беднота и неграмотность играют тут колоссальнейшую роль.
Мы очень много говорим, что надо изжить нашу темноту, а двигаемся мы черепашьими шагами. Особенно в отдельных областях. Если мы возьмем Центрально-Черноземную полосу, то мы увидим, что из ста человек только семь получают местные газеты. Это рисует культурный уровень. Надо себе отдать отчет в том, что с той степенью грамотности, которая у нас есть и которая тесно переплетена с бытом, нового быта не построишь, на данном культурном уровне новый быт очень трудно будет строить. Тут надо налегать всеми силами — и не только такими кружками домоводства. Это только первые шаги.
Я еще остановлюсь на одном вопросе — о труде. Вопрос этот особенно подчеркнут манифестом, который говорит о семичасовом рабочем дне. Я уже старый человек, и мне приходилось наблюдать еще старые порядки. В 90-х годах приходилось мне заниматься в воскресной школе, где перед глазами проходила масса рабочих, и приходилось наблюдать, как влияет излишний длительный механический труд на человека. В особенности остался в памяти один рабочий, которого я учила грамоте. У него было поразительное отсутствие инициативы. Все берут так перо, а он берет шиворот-навыворот, пока не скажешь ему. Скажешь — он поступит как надо и уже будет так делать. Пока не скажешь ему, что надо по линейкам писать, он не догадается. Все догадаются, а он нет. Никакой наблюдательности. Меня это поразило. Оказалось, что он с раннего детства работал долгие годы на фабрике, причем он там был придатком машины. Работал он в течение двенадцати-пятнадцати часов ежедневно. Вот что значит механическая работа. Нам надо помнить, что в промышленности преобладает механический труд. Сейчас мы идем к тому, чтобы этот механический труд возможно сократить. Но в домашнем хозяйстве у нас этот труд ничем не ограничен. В Центрально-Черноземном районе эта механическая работа, которая падает главным образом на девушек и женщин, чрезвычайно велика. На десятом году революции девочки, например, в Вятской губернии ходят в школу с прялками На перемене мальчики играют и бегают, а девочки сидят и прядут. (Тут, вероятно, есть вятичи, и они подтвердят мои слова.) Если говорить о быте, то надо сказать, что эту механическую работу женщин надо изжить.
Теперь вопрос об единоличном и об обобществленном труде. Раньше приходилось видеть, как крестьянка, если у ней мужа нет, пашет и валится в изнеможении, а помощи ей никто не оказывает. Недавно мне одна крестьянка рассказывала (она работница Ленинграда) о том, что когда рабочему трудно, то ему помогают все остальные, а в деревне каждый сам по себе. Она рассказывала, как она начала обрабатывать поле с десятилетним сыном. «Мы мучаемся, мучаемся, все кончат пахать, проходят мимо, хоть бы один помог». Вопрос о труде индивидуальном и труде общественном на основе взаимопомощи также очень важен. Если все будут думать, что каждый за себя, а бог за всех, то к новому быту мы не перейдем, и старый изжит не будет, какие бы хорошие законы мы ни писали. Конечно, из моих слов нельзя делать вывод, что я против тех законов, которые ограждают права женщины и ребенка. Конечно, я за это, но необходимо, чтобы в быту изживались старые формы труда и старые формы взаимоотношений. Только тогда можно будет продвинуться и в смысле бытовом вперед.
Я уже коснулась отчасти вопроса о переживаниях, о психологии человека, который привык думать только за себя. Если мы возьмем деревенскую бедноту, крестьянку, то такая психология у нее до сих пор есть. Крестьянка так прикреплена к дому, что другой раз не успевает побывать в соседней деревне. Я знаю пятнадцатилетнюю девочку, которая не была в деревне, отстоящей от них на три версты. Я ее спрашиваю: «Почему ты не ходила?» — «Да я вот с маменькой дома все». Вот этот мелкий собственнический инстинкт, когда каждый за себя, страшно действует на женщин и на ребят, обособляя их от всего остального и создавая у них ограниченное мировоззрение. Дальше своего хозяйства человек ничего не видит. Как отдых понимается? Посудачить с соседкой, перемыть у другой соседки все косточки — это отдых. Отдых, который поднимал бы человека и расширял бы его горизонт, — к этому мы только начинаем подходить. К общественной работе женщина также только начинает подходить.
Тут был съезд работниц и крестьянок. Там многому можно было поучиться. Там говорили о том, как новый быт проникает в деревню. Особенно интересно было высказывание крестьянок о том, как общественные отношения проникают в новый быт. Крестьянка Тамбовской губернии говорит: «Я ему говорю: дорогой товарищ муж, ты об этом деле как думаешь?» Не знаю, кто десять лет тому назад так говорил: «Дорогой товарищ муж, как ты об общественном деле думаешь?» Новый быт и общественная работа тесно связаны одно с другим. Новый быт означает постепенную замену единоличного труда коллективным трудом, означает втягивание женщины в работу. Сдвиг у нас очень большой, но думать, что это сделается само собой, не приходится. Съезд работниц и крестьянок заставил каждого очень много подумать. Рассказывают, что крестьянки участвуют в выборах, а сидевшая рядом со мной женщина говорит: «Пошла одна женщина на выборы, поторопилась печку закрыть раньше времени (а муж и дети на печке спят). Пришла, а все насмерть угорели». Это произвело большое впечатление на деревню, говорили, что вот пошла на собрание, а мужа и детей уморила. Конечно, это исключительное явление, но и тут старый быт с новым переплетается.
Новый быт неотделим от общественной жизни, и поскольку имеется общественная жизнь, постольку имеется новый быт. Надо только помнить, что нам еще много над этим придется поработать. Эти кружки домоводов — только первый шаг в этом направлении. Не надо думать, что наши домоводки все переймут от швейцарок, немок и пр. Но не это и наша цель. Наша цель — создать женщину-общественницу, помочь ей создавать новый быт, новые отношения, чтобы быт не удерживал новую растущую жизнь, чтобы мертвый не держал живого. Кружки домоводок — это тоже знамение новой общественности, которая создает нового человека. Позвольте вам пожелать успеха в работе вашего кружка, позвольте пожелать, чтобы вы более энергично боролись со старым и создавали новый быт, который поможет росту новых человеческих взаимоотношений.
* * *
Меня тут товарищи упрекали, что я об антирелигиозниках, о библиотекарях-передвижниках ничего не говорила, о молодежи не говорила. Я должна сказать, что я не говорила потому, что иначе мне еще два часа пришлось бы говорить. Скажу только, что это неразрывно связано со всем бытом, а говорить сегодня об этом подробно не могу.
Относительно религии скажу, что во время военного коммунизма было так, что насильно срывали иконы и чуть ли не хотели их расстрелять. Теперь это пошло иначе, и мы видим, что там, где быт, и женский быт в особенности, тяжел, там мы видим возрождение религиозных верований. Я хотела бы подчеркнуть такую вещь. Конечно, религия покоится на темноте, на неверном представлении об окружающем мире. Это приходилось и в прежние времена отмечать, когда приходилось иметь дело с рабочими. Тут вопросы о религии выступали очень резко. Помню, как один рабочий на уроке географии мне рассказал все о движении Земли и т. д. «Только, знаете, — говорит он, — это все господа выдумали, что Земля движется вокруг Солнца и т. д. Мы не за господами пойдем, а будем в бога верить». Тут сказалось недоверие к господствующим классам. О том, что духовенство правящим классам служит, это не все знали. Особенно не знали этого о сектантстве, которое часто против правительства боролось.
Мы должны учитывать то, что голой агитацией мы очень мало можем сделать. Когда приходилось в Галиции с крестьянками в горах разговаривать, приходилось слышать такие речи: «Всю неделю живешь в горах, а придешь в церковь — народ увидишь. Всю неделю думаешь о ребятах, телятах и т. д., а в церкви о другом подумаешь». Это то, чего они добиваются — чтобы не вечно о ребятах, телятах и горшках думать. Если мы возьмем религию католическую, то надо сказать, что она давала довольно много ярких переживаний. Например, музыкальные переживания. В оперу крестьяне в Польше не попадут, а в церкви они слышат оперных певцов. И наше духовенство идет теперь на это. Село Павлово приглашает оперных певцов из Москвы для пения в церкви. Религия также показывает и сценическое искусство, в особенности католическая религия. Все богослужения носят театральный характер. Таким образом религия удовлетворяет потребности в общении, в искусстве и в других переживаниях. Борьба наша должна быть такой, чтобы давать все это вне церкви, другим путем — через кино, через радио. Это могучее средство отвлечения от церкви, от религии. Я получила как-то письмо из Ленинградской губернии о том, что к финнам приезжают сектанты и устраивают радения в избах-читальнях. Писали, что надо это запретить. В ответ на это письмо я запросила, ставит ли изба-читальня лекции на финском языке, ставится ли кино и т. д. Оказалось, что нет. Потом пришлось побеседовать с антирелигиозниками. Они говорили, что в день, когда приезжали сектанты, они ставили кино и отвлекали от сектантов. Дать искусство, в котором потребность очень велика, — это тоже значит бороться с религией. Но не только слушать и видеть, надо дать возможность и самому участвовать во всем этом. Надо устраивать хоры, устраивать танцы и т. д. Конечно, если мы никак не ставим политпросветработу, если мы не ставим ни спектаклей, ни кино и т. д., мы не удовлетворяем естественных потребностей массы, и она ищет удовлетворения там, где привыкла раньше его искать. Чистой агитацией ничего не дашь. Потребность вырваться из ежедневной серости слишком велика. Если мы не пойдем на формы пропаганды, о которых я говорила, на формы, близкие массе, и особенно женской массе, то мы оттолкнем массу к религии.
По вопросу о передвижке я также скажу несколько слов. Мы знаем, что в деревне есть определенное расслоение и что в деревне более культурным является более зажиточный крестьянин. Такой крестьянин выписывает часто и «Правду» и книжку по агрономии купит и прочтет и т. д. У нас получается часто нового типа кулак. Не кулак, который рисуется на картинках с большим животом, всех грубейшим образом притесняющий. У нас есть уже новый тип — тип «культурного» кулака, который может использовать ситуацию, который может разжиться без таких грубых форм. Недавно мне рассказывали, что в Калужской губернии организовалась кооперация. Кулак, который получал прибыли на каждый платок по двадцать копеек, вдруг заявил, что он желает пожертвовать 3 тысячи рублей на кооперацию. Как же это? Крестьяне недоумевали. Но когда они спросили, на каких условиях он дает эти деньги, оказалось, что за 3000 рублей он хочет, чтоб за ним осталось исключительное право закупки пряжи в государственных учреждениях. Вот таким более тонким способом кулак новый вытесняет старый тип кулака. Конечно, это не везде в одинаковой степени, но почти везде наиболее культурным является кулак. Беднота, батраки еще очень отсталы. Трудно поверить, но у нас есть такие бедняцкие слои, до которых еще не докатились завоевания Октября. Я недавно получила письмо из тамбовской деревни; крестьянин пишет: «Уж так мы обижены, все праздновали Октябрь, а мы даже не знали, что такое Октябрь. Оказывается, что в октябре помещиков и капиталистов погнали. Уж мы бы попраздновали — помещик моему отцу шею свернул». Вообще письмо высказывает полную солидарность с Советской властью, но до них еще не докатился Октябрь. По поводу празднования Октября вообще очень много писали. Один избач удивительно описывал это: «У нас избу-читальню украсили и написали плакат «Да здравствует освобожденный труд!». У нас есть изба-читальня, крестьянские курсы, комитет взаимопомощи и т. д. Раньше на манифестацию мы ходили пятнадцать человек молодежи, а теперь все пошли — старики и старухи семидесятилетние. Как запели «Вперед, заре навстречу», то я подумал: да, теперь уже массы пошли. Выступила восьмидесятисемилетняя старуха, которая еще крепостное право помнит. Она говорит: «Где был бог, когда нас пороли? Бога нет и не надо». Народ прослезился и говорит, что до конца будет завоевания Октября отстаивать. Деревня была украшена где платком, где красной рубахой» и т. д. Вот эти своеобразные флаги, старики и старухи, поющие «Вперед, заре навстречу», выступающие восьмидесятисемилетние старухи — это новый быт, на который можно опереться. Надо передвижнику прийти с книжкой к таким, которые до сих пор не знают, что такое Октябрь (они в читальню не пойдут). Надо, чтобы избач к ним пошел. Одна рязанская женщина рассказывала: «Женщины не ходят на собрания. Я думала, как сделать. Пошла я по домам с книжками и стала читать их. Стали слушать и просят еще приходить. Ну, говорю, давайте собираться по десяткам, вы будете работать, а я читать. Так и сделали. Когда приехали из волости и было собрание, я всех позвала, и все крестьянки пришли на собрание». Эта крестьянка пошла по правильному пути — подомовой агитации. Этот путь имеет громадное значение для передвижника. Мы мало обращаем внимания на подомовую агитацию, а между тем передвижник, который принесет книжку бедноте, принесет ее тем, которые дальше своего хозяйства никуда не забирались, а это имеет громадное значение.
Позвольте вам пожелать вместе дружными рядами наступать на старый быт и строить новый, строить социалистические взаимоотношения.
1928 г.
БУДЕМ УЧИТЬСЯ У ИЛЬИЧА
Как-то однажды, когда мы хоронили близкого товарища, мне бросился в глаза плакат: «Вожди умирают, а дело их живет». Правда это.
Четыре года уже как не стало Ильича, а дело, которому он отдал всего себя без остатка, живет, ширится, растет.
За эти четыре года мысли Ильича, его слова и дела докатились до самых глухих углов нашего Союза, и стал он еще ближе и роднее массам.
Склонившись над книгой, вновь и вновь перечитывает Ильичевы статьи и речи партиец, в них ищет он ответа на волнующие его вопросы, ищет руководства для своей борьбы, для своей работы, ищет и находит.
Найдет у Ильича такое руководство и рабселькор.
Собственно говоря, сам Ильич был образцовым рабселькором. Он умел зорко вглядываться в жизнь, замечать то, мимо чего равнодушно проходили другие, расценивать все мелочи с точки зрения интересов рабочего, а потом в своих статьях он разбирал виденное им и слышанное, на этих мелочах выяснял большие принципиальные вопросы.
В 1895 г. питерские товарищи с Лениным во главе задумали издавать нелегальную газету «Рабочее дело». Тогда рабочее движение только-только еще начиналось. Многие рабочие еще не сознавали совсем, почему им плохо живется, не понимали, что им надо бороться с капиталистами, не понимали, что им надо бороться с царской властью. И вот газета «Рабочее дело» должна была осветить рабочему его жизнь, осмыслить все то, что он переживал, что кругом себя видел. Ильич заделался форменным рабочим корреспондентом. Он ходил к рабочим и подробно расспрашивал их обо всем. В своих воспоминаниях один рабочий писал об Ильиче: «Совсем засыплет, бывало, вопросами, до всех мелочей доберется, аж вспотеешь».
И не только сам Ильич обратился в рабочего корреспондента, он всех товарищей втянул в это дело. Часами толковали о полученных сведениях. Ильич всех увлекал этой работой, требовал от каждого точности в передаче фактов, проверки их. Приходилось не раз ходить за добавочными сведениями. Получилась своеобразная рабкоровская школа. И каждый из нас чувствовал, как под влиянием Ильича он рос на этой работе, научался точнее, внимательнее наблюдать. Много было разговору и о том, как писать. Поменьше фраз, общих рассуждений, побольше фактов.
Если в Питере Ильич был рабкором, в ссылке он стал селькором. Много ходило к нему, как к юристу, крестьян советоваться по судебным делам. И Ильич давал советы, а попутно подробно выспрашивал каждого пришедшего к нему крестьянина или крестьянку об условиях их жизни и труда. Собирал богатейший материал.
Живя за границей, таким же путем всматривался он в жизнь немецкого, английского, французского рабочего…
Недавно, в связи с десятилетней годовщиной Октября, я перечитывала речи и статьи Ильича 1917 г. — от апреля по момент взятия власти в Октябре. В них как-то особо ярко отразилось умение Ильича наблюдать. Через три недели после своего приезда в Россию он выступает на партийной конференции, и видать, как многое он уже узнал и из беседы с солдатами, и из бесед с рабочими, с углекопами, заметил то, что другие не замечали.
Пусть рабочие и сельские корреспонденты, изучая статьи и речи Ильича, обратят внимание на его рабселькоровскую деятельность. Они увидят его поразительное умение наблюдать, видеть ростки новой жизни, растущие силы, видеть силу и гнет старого.
Они увидят, что интерес к делу, изучение рабочего движения во всей его широте, знание теории марксизма научили Ильича так зорко смотреть и видеть.
Они увидят, что умение наблюдать сделало из Ильича человека, который трезво оценивал положение (вспомним хотя бы Брестский мир), никогда не увлекался звонкой фразой, который умел находить живые силы и организовывать их для борьбы, который умел, опираясь на виденное и слышанное, опираясь на свои наблюдения, сделать свои взгляды близкими и понятными массе.
Умение наблюдать — великая сила. Мы все должны учиться наблюдать у Ильича. Вооружившись этим умением, мы сможем лучше проводить в жизнь в новых условиях его идеи.
1928 г.
ВЫСТУПЛЕНИЕ НА I ВСЕСОЮЗНОМ ПАРТИЙНОМ СОВЕЩАНИИ- ПО КИНЕМАТОГРАФИИ
В этом году особенно привлекают к себе внимание вопросы воспитания, вопросы быта, вопросы человеческих взаимоотношений, чувствуется какой-то перелом, тогда как еще год тому назад на эти темы очень мало говорили, на эти темы очень мало думали. Мы видим, что в этом году и по линии пионерской, например, и по линии комсомольской, и по линии женотдельской — везде и всюду вопросы людских взаимоотношений становятся особенно остро, и поэтому мы сейчас обращаем внимание на такие вопросы, на которые, может быть, еще года два тому назад мы не обращали внимания, и поэтому замечаем сейчас то, чего мы раньше не замечали.
Если мы будем сравнивать наше кино с кино буржуазных стран, то мы увидим очень большую разницу; у нас, конечно, немыслима ни пропаганда царизма, ни пропаганда религии, ни пропаганда шовинизма, антисемитизма. Все это на нашем экране вещь совершенно невозможная и не только невозможная потому, что такова линия Совкино, но невозможная потому, что массы не допустили бы этого. Но сейчас мы предъявляем более глубокие требования, мы не можем спокойно смотреть на то, как на экране ведется проповедь чисто буржуазного характера и в области человеческих взаимоотношений.
Возьмем следующий пример: вся наша женотдельская работа так глубоко развернулась, так захватила массы, что видеть на экране постоянную проповедь отношений к женщине как к игрушке какой-то, воспевание мелкобуржуазных семейных отношений, разрисовывание публичных домов и т. д. становится чем-то уже совершенно непереносимым, противоречащим всей нашей повседневной работе. Воспевание рвачества, которое так срослось со всей буржуазной идеологией, уже немыслимо, непереносимо. Мы ведем политику борьбы против рвачества, а на экране оно воспевается вовсю.
Мы не можем спокойно относиться к проповеди буржуазных подходов ко всем вопросам. Ведь это все переплетается. Может быть, это долго было не так заметно, буржуазный подход к тем или иным явлениям повседневной жизни не является ярко выраженной антисоветской пропагандой, но ведь это идеология, идеология буржуазная насквозь.
И вот если мы посмотрим на этот факт с точки зрения той задачи, которую подчеркивал всегда т. Ленин, задачи, которая во время пролетарской диктатуры ложится на пролетарское государство, — перевоспитать, переучить все классы, заразить их идеологией пролетарской, то как обстоит дело в этом отношении в области кино? Понятно, что требовательность со стороны коммунистов в этом отношении большая. Нельзя оставаться спокойным, когда вместо того, чтобы при помощи кино распространять пролетарское влияние на мелкобуржуазные слои, через ввозимые в изобилии иностранные фильмы распространяется мелкобуржуазное влияние не только на слой мелкой буржуазии, но в известной мере и на пролетариат, распространяется на наше подрастающее поколение.
Ведь мы не замечаем, может быть, не учитываем всей той силы, которую имеет кино. Есть целый ряд работ по психологии, которые доказывают, что инженер, агроном, рабочий, крестьянин — все те, кто имеет дело с материальными вещами, с преобладанием их, — что для них гораздо убедительнее образы, чем логические убеждения. В этом сила кино, а мы пользуемся этой силой, чтобы распространять не наши влияния. Мы не учитываем значения всего этого.
Конечно, чрезвычайно трудно создавать фильмы такие, какие нам нужны. Если бы говорилось только об этих трудностях, то тут и спору не было бы, но когда т. Рафес начинает защищать такую линию, что мы и не можем давать на 100 % нашей идеологии, то приходится возражать. Тов. Криницкий совершенно правильно поставил этот вопрос. Он говорит о необходимости идеологической выдержанности. Он признает те трудности, которые мы здесь имеем. Трудности, конечно, отрицать не приходится, потому что приходится часто работать чужими руками, потому что нет кадров идеологически выдержанных коммунистов, которые могли бы разрешить этот вопрос. Понятно, что соскальзывание неизбежно, но когда это возводится в принцип, когда говорится, что мы не можем за этим гнаться, что мы должны приноравливаться к определенным наиболее зажиточным слоям, которые могут платить, и когда о приноравливании к их вкусам если не прямо говорится, то подразумевается как нечто само собой понятное, то, конечно, с этим приходится бороться. И то, что такие нотки проскальзывают, это вносит горячность во все споры. Тут говорят о перегибе палки. Конечно, перегибы палки бывают, они неизбежны во всякой борьбе, но вопрос не идет о том, чтобы определить процент отклонения от правильной линии, а речь идет о намечении этой линии. И совершенно недопустимо для нас сознательное допущение распространения мелкобуржуазной идеологии.
Относительно торговли. Это предрассудок, когда говорят, что «нужно ориентироваться или на идеологию, или на торговлю». Я приведу такой пример. У нас монополия внешней торговли. Тут и политика и торговля связываются в одно целое. Мне кажется, когда вопрос идет о торговле книгой, о торговле кино, тут должны быть связаны и торговля, и политика, и идеология в нечто целое. Делать противоположение между тем и другим совершенно недопустимо. Ленин не раз говорил: нельзя администрирование отрывать от политики, это же надо применить и к торговле. Нельзя торговлю противопоставлять политике. Что такое нэп? Старые формы взяты. Но для чего? Для того, чтобы при помощи привычных форм проводить свою, существенно иную линию. Мне кажется, что это надо ясно и отчетливо понять, что здесь никакого противопоставления нет. Во всякой торговле у нас, в Советском государстве, ориентация на что идет? Ориентация идет на широкие массы, и с точки зрения интересов этих масс мы подходим к оценке того, допустимо это или недопустимо.
Конечно, в смысле техники достижения в нашей кинематографии очень большие. Но я думаю, что мы и этой технике и некоторым подходам к зрителю еще серьезно должны учиться у буржуазии. Если не нужна ее идеология, то ее техника, ее опыт нам очень и очень нужны. Нам тут отставать нельзя. Тут в своем выступлении т. Мюнценберг указывал на то, как умело буржуазия использует в целях агитации кино. Конечно, немцы большие мастера по этой части. У них каждое хозяйственное дело пропитано агитацией. Например, едешь по дороге и видишь большой плакат, на котором написано: «Французы отняли у нас столько-то коров, повысим хорошей кормежкой удой оставшихся коров». Вопрос о повышении удоя коров связывается с шовинистской пропагандой, с пропагандой ненависти к французам. Они связывают в данном случае идеологию с хозяйством. Они это прекрасно умеют, и тут нам кое-чему поучиться надобно.
Можно поучиться у Запада и тому, как у них используются учебные фильмы. В Норвегии городские самоуправления вводят в своих школах во время преподавания биологии, географии, истории и ряда других предметов иллюстрирование при помощи учебных фильмов. Там произведен уже целый ряд обследований, которые показывают, насколько это повышает усвояемость, насколько эти фильмы заинтересовывают ребят. В этом отношении нам, конечно, есть чему поучиться. Ведь мы хотим воспитать наше молодое поколение для борьбы, хотим воспитать так, чтобы оно в культурном отношении было достаточно подковано, чтобы оно было вооружено в идеологическом отношении, и мы, конечно, должны стараться использовать тот опыт, который имеется в Западной Европе, и на учебные и на культурные фильмы приналечь, чтобы у нас не было так, как это было до сих пор: сегодня об аборте поговорим, завтра о физкультуре, там еще о чем-либо, и все это идет под названием культурного фильма. Тут, конечно, нужен план, нужна система. Это очень большая работа, и поэтому мы должны в этом отношении многому еще поучиться у немцев и у Америки.
Но, конечно, у нас против буржуазных фильмов есть большое преимущество, тут этого никто не отрицает. И мы хотим, чтобы все время не снижать темпа развития кинодела, а нашу идеологию при помощи кино шире и шире проводить. Я думаю, что горячность, с которой обсуждается здесь кинодело, — это показатель возросшей требовательности, которая не случайна. Тут напирают массы, напирают массы на всех, это невольно отражается в выступлениях. (Голос: Правильно!) Но мне кажется, тем больше даст результатов это совещание, если по дальнейшим докладам будут выдвигаться практические предложения. Каждый думал над тем, чего надо добиваться, как проводить, думал, наблюдал, смотрел, видел, и я думаю, что в этих практических предложениях теперь центр тяжести, потому что насчет идеологической линии тут, мне кажется, дело ясно. В докладе т. Криницкого была достаточно ясная установка в этом отношении. Я думаю, что теперь в дальнейшем вопрос уже должен стоять о практических предложениях.
1928 г.
КЛУБ — ОЧАГ СТРОИТЕЛЬСТВА СОЦИАЛИЗМА
(ДОКЛАД НА ВСЕСОЮЗНОЙ КОНФЕРЕНЦИИ КЛУБНЫХ РАБОТНИКОВ)
Вспоминая и обозревая те горячие споры о клубной работе, которые были в прошлом году, можно прийти к заключению: клуб должен занять какое-то другое место, чем то, которое он занимает сейчас. Он не должен быть чем-то случайным, куда можно прийти или не прийти, а должен играть крупную роль в цепи тех учреждений, тех организаций, которые участвуют в строительстве социализма. Клуб — это очаг строительства социализма, и это не только звучное словечко. Очаг строительства социализма — слово-то большое, конечно, но прошлый год, мне кажется, поставил перед нами во весь рост этот вопрос, вопрос о том, чем должен быть клуб и что клуб должен быть не просто какой-то чайной, не просто кино или театром или не просто каким-то местом, где можно собраться и потанцевать, как-нибудь убить время, а должен быть действительно тем местом, которое помогало бы строительству социализма. Весь вопрос заключается в том, как действительно сделать клуб очагом строительства социализма, каковы те конкретные пути, которые превратят клуб в этот очаг.
Когда дело касается экономических вопросов, то всякий, конечно, знает о необходимости плановости в хозяйственной жизни: знает об этом у нас каждый член Совета, каждый член фабзавкома и т. д. — все прекрасно понимают роль плановости. Но когда дело идет о культработе, то вопрос о плановости куда-то исчезает и отходит на задний план. Тут у нас все идет по-старому: старые традиции над нами чрезвычайно властны, и каждое наше учреждение (и политпросветское и культотдельское) начинает работать само за себя: «… а там ВЦСПС обо всем остальном позаботится!..»
А как всю эту работу спланировать, как найти место тому или иному учреждению, как сделать его звеном общей цепи, об этом мы очень мало думаем.
Возьмем школьное дело. У нас существуют всякого типа школы, школы взрослых и пр., а как это сомкнуто со всей работой, это освещено не в достаточной мере. Есть, скажем, рабочие университеты, такого-то типа школы, клубы, строятся теперь Дома культуры, достаточное количество всяких других учреждений, но все это между собой как-то очень мало связано и нет общей цепи, в которой каждое учреждение является звеном. Нет ясного плана работы, не знаем мы, где у нас движущая сила, на кого опереться; мы, вообще говоря, знаем, конечно, что рабочий класс — двигатель экономического, политического и культурного развития, но где в данном районе такие рабочие сгустки, такие рабочие узлы, которые влияли бы на весь район, явились бы очагами культуры, где у нас слабые места, как теперь говорят, «узкие места», очаги бескультурья, — мы не знаем. Если иногда это бывает известно в городе, районе или в волости, то только как исключение, а в общем, когда мы говорим о культурном уровне какого-нибудь района, какой-нибудь волости или города, мы говорим об этом чрезвычайно общо. Мне кажется, вопрос о том, какое же звено в общекультурной цепи составляет клуб, это один из важнейших вопросов.
У нас Советская власть. Мы все понимаем громаднейшее значение Советской власти. В Х-летие Октября мы учитывали результаты работы Советов, заслушивали интереснейшие доклады руководителей советской работы о том, как выросли за эти годы Советы. Сначала, в 1917–1918 гг., это были, конечно, Советы в отдельных городах, которые сначала имели целью только укрепление политической власти рабочего класса, и лишь постепенно Советы стали перерастать действительно в организации строительства новой жизни; правда, перерастать медленным темпом, не так, как надо было бы, но все же, если мы сравним то, что собой представляет организация Советов сейчас за десять лет Октября, с тем, что она собой представляла вначале, в 1917 г., то мы увидим громадный рост и укрепление Советов.
Дальше у нас встают все новые и новые вопросы. В последние годы, т. е. сравнительно не так давно, встал вопрос о секциях Советов, но вопрос этот до конца не доработан и до Конца не Доведен, и конкурс на лучшую секцию проводился как-то вяло. Часто здесь не было ни мерки, ни достаточного критерия для того, чтобы выявить, какая секция и как работает. Только в последние годы стали работать отдельно горсоветы, имеющие такое большое значение для организации дела народного просвещения в городе, где особенно сильно влияние пролетариата на другие примыкающие слои…
Мне приходилось в Твери в 1926 г. говорить один раз по этому поводу с секцией горсовета о том, что эта секция собой представляет, какова ее роль и какую роль она должна играть в строительстве. И характерно, что тогда представитель профсоюза с громадной фабрики, которая кладет печать на жизнь всего города Твери (с «Пролетарки»), сказал: «Это все насчет секций, а тут не будет ли со стороны секций какой-нибудь конкуренции с работой культотделов?» Этот вопрос очень характерен: в нем ярко выразилось непонимание соотношения между работой Советов и других организаций. Нельзя противопоставлять работу тех или иных организаций работе Совета и работе его секций. В нашем советском строе все наши организации — советские, профессиональные, добровольные — должны смыкаться около Советов, все должны бить в одну точку и работать по одному общему плану. Если мы действительно хотим, чтобы наша Советская власть росла и крепла дальше, чтобы Советы глубже и глубже выполняли ту роль, которую они должны выполнять, мы, конечно, не можем противопоставлять (и было бы смешно, если бы мы стали противопоставлять) работу политпросветов или культотделов работе Советов. К этому беглому замечанию представителя тверских профсоюзов мне приходилось постоянно возвращаться, ибо оно крайне типично, крайне показательно. Такое непонимание соотношения работы Советов и других организаций надо изжить.
Определяя место клуба в общей цепи строительства, надо сказать, что клуб не может представлять собой нечто оторванное от действительности Советов, т. е. от работы над основными вопросами строительства, а должен быть тесно, органически спаян с работой Советов. Тут мы упираемся в часто неправильное понимание того, что такое культура и культурное строительство. Есть ли культура нечто специфическое, создаваемое в стороне от кипящей жизни, творимое в лабораториях, где-то в четырех стенах, или это нечто, что пропитывает всю нашу жизнь, всю жизнь страны? Это вопрос, который у нас на протяжении десяти лет обсуждался главным образом под углом зрения Пролеткульта. Пролеткульт выступил с планом такой обособленной работы, замкнутой, отделенной от других: «только для пролетариата» и «только силами пролетариата». Пролетариат где-то в сторонке творит свою, пролетарскую культуру. Против этой идеи — обособленности, замкнутости пролетарской культуры, как ее представлял себе Пролеткульт, — постоянно спорил В.И. Ленин. Его основная мысль заключалась в том, что культура одного общественного слоя заражает собой культуру остальных слоев. У пролетариата не может быть своей обособленной культуры, на которую не оказывает влияние культура других слоев населения. С другой стороны, надо добиться того, чтобы на культуре всей страны лежала печать пролетарской мысли, пролетарской идеологии, психологии, чтобы пролетариат шел впереди и вел за собой все слои.
Мысль о связи между собой культуры разных слоев населения Ильич высказывал уже давно. Еще в 1913 г. он писал статью «Русские и негры». Эта статья первоначально не вошла в общее Собрание сочинений В. И. Ленина, а была помещена лишь в дополнительном, XX томе (часть I). В этой статье «Русские и негры» Владимир Ильич писал о грамотности, писал о том, как в Америке, в штатах, где было рабство негров, безграмотность негров заражала и белых, в рабовладельческих штатах грамотность и среди белых была много ниже, чем в других штатах, где рабства не было, и весь уровень культуры в рабовладельческих штатах был много ниже. В статье «Русские и негры» Ильич говорил о том, что у нас тоже всю культуру нашей страны заражает безграмотность; безграмотность в деревне заражает город, заражает пролетариат. В то время, конечно, это писалось подцензурным образом, еще при старом режиме, в 1913 г., так, что это можно было сказать только вполголоса, но в дальнейшем, когда Владимир Ильич возражал против Пролеткульта, он главным образом возражал тоже с этой точки зрения. Он и сам иногда употреблял выражение пролетарская культура, но в гораздо более широком смысле — в том смысле, что благодаря влиянию пролетариата на примыкающие слои вся культура будет носить особый характер, противоположный характеру буржуазной культуры; но он всегда возражал против замкнутой, обособленной культуры.
Говоря о роли клуба, мы тоже должны иметь в виду пролетарскую культуру не в специфическом смысле слова; клуб должен быть звеном в общей нашей работе по строительству социализма и по строительству пролетарской культуры в широком смысле этого слова.
Комсомол выдвинул вопрос о культурном походе, Бауманский райсовет Москвы примкнул к этой идее и объявил поход против безграмотности. Чрезвычайно ценно, что Советы считают себя уже сейчас обязанными серьезно браться за вопросы культуры, выявить культурное лицо района и помочь тому делу, которое начал комсомол. Обсуждался этот вопрос в Совете, и принята была резолюция. Но вот характер обсуждения показал, что развернуться этот вопрос в Совете не может во всю ширь; время-то ограниченное, а высказаться хотят члены Совета очень основательно, и им не дают слова; было поздно, и дали высказаться двоим. Эти двое выступавших были работницы, которые в сущности сказали о двух совершенно необходимых вещах. Одна работница говорила: «Вот агитируешь за то, чтобы поступали в ликпункты, а мне говорят: «Да убирайся ты к черту, мы «в хвостах» стоим, а ты тут толкуешь о безграмотности…» Это высказывание показало то, что надо нашу агитацию за грамотность не отрывать от общей борьбы за улучшение жизни, а связать ее с работой в кооперации, с работой по борьбе с очередями и пр. Другая работница говорила о том, как происходит это обучение безграмотных: «Мы, — говорит, — занимаемся на полу, никуда нас не пускают, в клуб нас не пускают; нет ни одной табуретки, мы сидим на полу… Трудно в таких условиях работать…» Опять-таки важнейший вопрос об увязке похода против неграмотности с работой клубов и других учреждений, имеющих помещения.
Если бы дальше эта дискуссия в Совете развернулась, то и стал бы во весь рост вопрос о том, что ликвидация безграмотности не есть что-то вырванное из общей борьбы за культуру, за улучшение всего жизненного уклада, но так и оборвался этот вопрос на полуслове… В порядке дня Совета, кроме вопроса о культурном походе, стояли и другие опросы. На обсуждении в Бауманском Совете стоял еще другой важный вопрос — о походе против хулиганства. Делал доклад т. Стельмахович, и опять-таки и по этому вопросу до конца не договорили. Прения оборвались. Между тем вопрос о тех преступлениях, о которых рассказывали выступавшие там милиционеры, — вопрос первостепенной важности. Где же эти вопросы будут доработаны? На фабриках? Да, но на фабриках будут дорабатываться, если там есть клубы. Ясно, что клубная работа должна как-то увязываться с планом работы Советов, должна углублять ее, давать ей пролетарскую основу. Надо часто многое подчитать, выяснить; клубная библиотека должна подбирать материал, нужны часто лекции по данным или соприкасающимся вопросам, экскурсии, беседы. Важно, чтобы в беседах многое было высказано до конца и сообща были найдены способы борьбы, которые потом в Совете должны быть уже членами клуба, рабочими и работницами, освещены глубоко и полностью.
Увязка между планом работы клуба и планом работы Советов наложит новую печать на всю работу. В клубе будут не просто обсуждаться вопросы. Обсуждение будет иметь четкую целевую установку — через Совет содействовать правильной постановке дела. Эта возможность немедленно направлять через Совет дело в правильное русло придаст работе клуба гораздо большую жизненность. Мне думается, что вопрос об увязке клуба с работой Советов, с работой горсоветов, с их планом работы — это один из злободневнейших вопросов.
Другой вопрос — это вопрос о влиянии клуба, выходящем далеко за стены клуба, вопрос о «распространительной» работе клуба. «Распространительная» работа культотдельских учреждений в последнее время выдвигается жизнью очень настоятельно. У нас этот вопрос выдвинут жизнью очень выпукло в отношении школ, их недостаточное количество. При наших условиях, когда мы имеем гроши на всю эту работу, наши учреждения не могут быть какими-то замкнутыми, а нужно, чтобы они выходили за свои стены и далеко забирались за пределы своего учреждения.
Клуб не должен быть каким-то замкнутым учреждением; он должен быть организацией, которая особенно гибко протягивает свои щупальцы повсюду. Он должен быть такой организацией, которая связана с самыми глухими уголками. Промеж себя агитировать мы уже устали… Необходимо забраться в такие места и такие уголки, где этот вопрос является вопросом особенно актуальным, особенно жизненным.
В прошлом году меня поражала такая вещь: в клубе выступают работницы, выступают рабочие, — и удивляешься их литературному языку, удивляешься деловой постановке вопроса и думаешь: «Как мы культурно выросли!» А на той же фабрике идешь потом в спальни, а в спальне разговор уже в совершенно других тонах. Тут уже те, которые выступали на общем собрании, как-то говорят по-иному, и начинают выявляться тяжелые детали быта, вся некультурность нашей жизни: отсутствие элементарных культурных навыков, старые, веками унаследованные семейные традиции, неуважение к человеку, привычка действовать вразброд.
Надо, чтобы клуб был живым организмом, надо, чтобы и с этими спальнями, со всякими глухими закоулками, где протекает повседневная жизнь рабочего, он был связан, чтобы у него был целый ряд опорных пунктов, для того чтобы на низах можно было повести действительную борьбу с бескультурьем, чтобы можно было захватить эти отсталые слои и заразить их более высокой культурой передовых слоев пролетариата. Я думаю, что это вопрос громаднейшей важности, это вопрос о связях, которыми обрастает каждый клуб.
И сейчас еще жалуются на то, что взрослого рабочего в клубе не увидишь, что в клубе много молодежи. Это неплохо, что в клубе много молодежи, а плохо, что взрослых рабочих и особенно работниц там нет; это одна из самых больших болезней клуба. И это не изменится, если не будет вестись предварительная работа, которая заключалась бы в том, что в глухих уголках ведется черновая работа, которая приведет в клуб отсталых рабочих и работниц, сделает его для них близким и нужным. Все вопросы религиозных устремлений, вопрос антисемитизма, вопрос алкоголизма, вопрос повышения квалификации и пр. — все они теснейшим образом связаны с нашим бескультурьем. И вот клуб, выявляя бытовую подоплеку вопросов, вскрывая перед массами больные вопросы, вырабатывая способы их разрешения, может помочь тому, чтобы Советы стали действительно до конца выразителями линий пролетариата в культурных вопросах. Клуб должен быть инициатором тех конкретных предложений, которые должны быть предварительно обсуждены в клубе самой широкой массой. Вопрос о связи клуба с широкими массами — этот второй важнейший вопрос — увязан с первым вопросом о плане работы клуба, об увязке этого плана с планом работы Совета.
Дальнейший вопрос — это вопрос об углублении всей работы. Каков бы ни был план работы, нужно, чтобы он не носил случайный характер, а чтобы все его части были увязаны между собой, чтобы между ними была внутренняя, органическая связь, чтобы она была ясна каждому клубному работнику.
Вот, например, строятся Дома культуры. Конечно, мы приветствуем и помогаем чем можем и даже чем не можем, но когда начинаешь разговаривать о плане этого Дома культуры, то товарищи обычно приходят в некоторое недоумение: «Да, — говорят, — детская комната у нас есть, а общего плана… нет». Что же в этом Доме культуры будет делаться, как он станет Домом культуры, какой там будет клуб, — это еще покрыто какой-то завесой и висит в воздухе… Эту завесу нужно поднять!
Надо, чтобы каждому члену клуба ясно было, почему нужны детская комната, столовая и чайная, «тихие комнаты», почему нужны физкультура, библиотека-читальня, те или иные кружки, те или иные формы углубленной работы. Надо, чтобы член клуба учился пользоваться методами клубной работы при обсуждении, при проработке каждого вопроса — будь то алкоголизм, антисемитизм, школьный вопрос, вопрос перевыборов Советов, кооперации и пр.
Надо, чтобы он знал, какую помощь в проработке газетного и книжного материала по этому вопросу ему окажут библиотека, экскурсия, выставка, лекция, коллективная работа в кружке, те или иные курсы. Надо, чтобы он во время этой работы не был голоден; чтобы перед чтением или лекцией он мог отдохнуть от сутолоки в «тихой комнате», уставши читать, мог бы расправить мускулы, занявшись физкультурой; чтобы работницу — члена клуба — не грызла забота о ребенке; чтобы можно было спокойно побеседовать с товарищами, использовать все преимущества коллективного обсуждения вопроса. Надо, чтобы член клуба ярко ощущал, как вся обстановка клуба, весь клубный уклад помогает его работе.
Но наряду с этим для него должна быть ясна увязка между отдельными вопросами повестки дня. Надо, чтобы в этих вопросах была внутренняя связь, чтобы у всех этих вопросов был единый стержень — углубление социалистического строительства, и тогда сглаживаться будет лоскутность плана, яснее выступит внутренняя логика этого плана.
Наши сведения о работе клубов довольно случайны. Надо шире использовать прессу в этом отношении. Мы очень мало знаем работу наших местных газет, то, как они освещают вопросы клубной работы. Надо внести больше системы, больше глубины в обсуждение клубной работы. Превратив клуб в место выковки коллективного мнения рабочей массы, надо тесно связать его с прессой. Не только отдельные рабселькоры, но весь клуб должен действительно помочь тому, чтобы газета отражала коллективное мнение пролетариата, в первую голову — по культурным и бытовым вопросам. Я думаю, что клуб должен внимательно следить за местной газетой, за тем, что и как из жизни клуба освещает местная газета, должен посылать туда коллективные корреспонденции и вообще помогать ей выражать выявляющееся в клубе мнение пролетариата и таким путем делать ее также орудием влияния пролетариата на примыкающие слои.
Тесная связь клуба с прессой необходима — и не такая связь, когда пишет только один корреспондент, поднимая тот или иной вопрос, а именно такая связь, когда выступает организованная масса как целое. Тут, по-моему, клуб может сыграть в этом деле большую роль.
Мне кажется, что вопрос о связи клубной работы с планом работы Советов и секций Советов, вопрос о плановости и связи клуба со всей массой, со всем районом и затем вопрос об углубленной работе, о более продуманной работе в целом, об отражении ее в прессе — вот те вопросы клубной работы, которые стоят на очереди, которые надо разрешить и которые мы сможем разрешить тогда, когда вся масса клубных работников примет в них активное участие и своей активностью заразит глубокие рабочие массы.
1928 г.
ЦЕХОВЩИНУ НАДО БРОСИТЬ!
В № 254 «Труда» (от 31 октября) в отделе «Библиография» я с большим недоумением прочла рецензию т. Бека на журналы «Красный библиотекарь» и «Книга и профсоюзы».
Перед предстоящим совещанием профсоюзных библиотекарей рецензия торопится всячески очернить «Красного библиотекаря» и восхвалить «Книгу и профсоюзы». Не очень это целесообразно. Состояние библиотечного дела у нас в РСФСР, не говоря уже о всем Союзе, совершенно не соответствует той громадной роли, которую надлежит сыграть книге в грядущей культурной революции. Библиотек у нас до смешного мало, запас книг в них и того меньше, качество книг из рук вон плохо, широкие массы и рабочих и крестьянства не знают, как пользоваться книгой, не знают, что такое библиотека. В области сельского хозяйства мы усиленно проповедуем колхозное строительство, стремимся его осуществить, а в области пользования книгой мы никакого внимания не обращаем на то, чтобы укреплять десятками лет сложившуюся форму коллективного пользования книгой — библиотеку.
В общей прессе мы толкуем о смычке рабочего класса и крестьянства, — а если в рабочий клуб или в рабочую библиотеку не в порядке шефства, а так просто зайдет крестьянин или полунищий кустарь, живущий поблизости, как чаще всего его встретят? Пусть на этот вопрос лучше ответят сами клубники и библиотекари профсоюзных библиотек.
Теперь у профсоюзов «свои» библиотекари, которых культотделы профсоюзов вывели из библиотечных объединений, где накопился за годы революции большой библиотечный опыт, ибо часто полагают, что классовая линия заключается в том, чтобы этим библиотекарям максимально обособиться. А между тем от того, что библиотекарь будет именоваться «профсоюзным», он не станет сразу культурнее. В том же номере «Труда» я прочла корреспонденцию из Ленинграда, как на фабрике «Рабочий» выброшена в мусорную яму «Библиотека ленинца» с № 1 по 52, совершенно новенькая и даже в чехлах, изданная «Московским рабочим». Массовому читателю недоступно часто Собрание сочинений Ленина, если оно и стоит даже на библиотечных полках, потому что нет у нас еще путеводителя по Собранию сочинений Ленина для массовика, потому что тип примечаний в Собрании сочинений Ленина рассчитан не на массовика. «Библиотека ленинца», изданная «Московским рабочим», — лучшая дешевая серия перепечаток статей и речей Владимира Ильича. «Но, — рассуждает профсоюзный библиотекарь, — бросим в кучу мусора дешевое издание работ Ленина: на что оно? Не беда, если благодаря этому массовик-рабочий не прочтет Ленина: не будем дешевкой портить библиотечные полки, наш рабочий может пользоваться Собранием сочинений Ленина». ""
На обслуживание кого должны держать курс профсоюзные библиотекари? На обслуживание только квалифицированных рабочих или и на обслуживание рабочего-массовика? Тов. Бек в заботе «Красного библиотекаря» о массовом читателе, о необходимости бросить книгу в массы, приблизить ее через передвижку к массовому читателю увидел вредный уклон. В этом он видит «принципиальное» различие между «Красным библиотекарем» и журналом «Книга и профсоюзы». Надо-де обращать внимание не на количество продвигаемых в массу книг, количество привлеченных читателей, количество библиотечных пунктов; «Книга и профсоюзы» на это внимания не обращает, зато обращает внимание на качество книги, на каковое якобы «Красный библиотекарь» плюет, даже не упомянув, что такой-то беллетрист — «попутчик»… Приходится защищать «Книгу и профсоюзы» от обвинения в том, что она обслуживает только рабочую аристократию, а до массового рабочего-читателя ей и дела нет. Это не так, в журнале есть и такие заметки, как «Учет количества читателей по цехам», и о передвижниках, и о книгоношах несколько статей имеется и т. д. В особенности много говорится об этом в корреспонденциях с мест. Плохо было бы, если бы дело обстояло иначе.
Я не стану подробно останавливаться на обвинении «Красного библиотекаря» в аполитичности. В «Красном библиотекаре» вы найдете и рекомендательные списки, и статьи по вопросам резолюций XV съезда, займа, Х-летия Красной Армии, кооперации, перевыборов Советов, о горсоветах, об антирелигиозной пропаганде и пр. Сказано зря.
У нас так мало еще библиотечного опыта, что нельзя давать воли цеховым настроениям, в данном случае надо использовать полностью довольно-таки солидный опыт «Красного библиотекаря». Не только о качестве книг, об изучении читателя, методах этого изучения можно найти там не мало ценного, но и о библиотечной работе среди рабочих масс, например о библиотечной работе с сезонниками, о работе с производственной книгой в рабочей библиотеке, о библиотеках на московских фабриках и заводах, на клинцовских текстильных предприятиях, о поездках с книгами на автомобиле на рабочую окраину, о том, что читает рабочая молодежь, о том, что говорит рабочий о профессиональной и производственной литературе и т. д.
Цеховщину надо бросить, больше учась друг у друга, совместно прорабатывая вопросы, выдвигаемые так настоятельно жизнью.
Многих вопросов, касающихся рабочих библиотек, еще совершенно не поставлено ни тем, ни другим журналом.
Например, недостаточно обсужден вопрос о комплектовании рабочих библиотек, о том, какое место должны в ней занимать книги о деревне, о коллективизации, об индустриализации сельского хозяйства, сельхозналоге, классовом расслоении деревни и пр., каков должен быть подбор политических книг — что надо давать из Ленина, из Маркса и Энгельса, из истории, из истории революционных движений и пр.
Не обсужден вопрос, на какие категории книг надо обращать особое внимание при комплектовании книг для рабочих разных профессий и даже разных категорий одной и той же профессии. Один и тот же состав или разные должны быть, например, для текстилей и горняков, для торфяников и шахтеров и т. д. и т. п.; какие «показатели» нужно принимать во внимание при комплектовании библиотек для рабочих разных профессий, разных производственных районов и т. д.
Затем мы много говорим об изучении интересов читателей, но как это изучение интересов отражается на комплектовании библиотек, на требованиях, предъявляемых Госиздату, на характере обслуживания книгой читателя, — это не выявлено еще.
Не освещена еще роль рекомендательных списков, каталогов, полок свободного пользования, освобождающих рабочего-читателя от слишком усердной опеки библиотекаря, стесняющего иногда свободный выбор им той книги, которая ему в данный момент интересна и нужна.
1928 г.
КАКИЕ КНИЖКИ НУЖНЫ ПО КООПЕРАЦИИ
Просматривая книжки по колхозному строительству, с удивлением видишь, что почти совершенно отсутствует книжка, необходимая для широкой пропаганды колхозного строительства в крестьянстве, отсутствует также и книжка, помогающая рядовому колхознику принимать активное участие в строительстве колхозной жизни.
Необходимо издать целый ряд популярных, однако избегающих всякого популярничанья книжек.
Необходимо прежде всего теоретически осветить вопрос о колхозах. Прежде всего надо издать сборник статей и речей Ленина по вопросу о кооперировании, с необходимыми справками и разъяснениями. Этим сейчас занят Институт Ленина.
Кроме того, нужна книжка, на примерах разъясняющая смысл слов Ленина о «действительном участии действительных масс» в кооперировании. Привести примеры кооперирования чисто внешнего и кооперирования по-ленински. Привести примеры, как некультурность мешает.
Затем необходима книжка, показывающая преимущества крупных хозяйств над мелкими, разъясняющая в то же время преимущества крупного кооперированного хозяйства (коммуны) над крупным частновладельческим хозяйством.
Нужно осветить вопрос о прежних формах кооперирования, когда выгодами его пользовался помещик или богатей; напомнить опыт «помочей», сопровождавшихся попойкой. Наряду с этим надо осветить и опыт монастырей, умевших организовать кооперативный труд, создать внутреннюю дисциплину и в то же время проповедовавших монахам и монахиням самоотречение от земных благ и тем самым предоставлявших использование преимуществ, результатов кооперированного труда настоятелю и вообще монастырским хозяевам. Тут богатый материал, вероятно, сумел бы дать союз безбожников.
Нужен ряд книжек, которые показывали бы преимущества кооперирования в различных отраслях хозяйства. Дать описания молочных, птицеводных, машинных и всяких других объединений. При этом надо избегать казенного оптимизма, чисто внешнего описания выгодности колхозов и коммун, а надо показать те трудности, которые надо преодолевать, те дефекты, которые надо изжить.
Надо дать специальную брошюру о формах кооперирования, улучшающих жизнь крестьянки: кооперирование в хлебопечении, кооперированные прачечные, пошивочные артели, кооперирование в огородном деле, в птицеводстве, молочном хозяйстве и пр. Ясли, детсады и пр.
Нужна книжка по быту, рисующая возможные перспективы организации жизни на новых началах — освобождение из лап нищеты, вечной заботы о куске хлеба, заботы о приискании работы, заботы о будущем своих детей, из лап болезней, одинокой старости.
Надо показать, как объединяет коммуна, какую товарищескую взаимопомощь она может дать. Надо показать, каким культурным очагом может стать коммуна, как может она разумно перестроить всю жизнь, сделать ее красочной. Тут не в том дело, чтобы слащаво расписать рай земной, а в том, чтобы собрать уже появившиеся зародыши нового быта и показать, как они могут развиться.
Нужно издать книжку, которая показала бы, какой движущей силой в преобразовании всей жизни деревни может стать коммуна. Надо показать, какое влияние может иметь коммуна на окружающее население, особенно на бедняцкие и батрацкие слои, какое значение имеет для населения «показ», как и что надо показывать, надо показать, что могут коммунары делать в сельсовете, в райисполкоме, какое влияние на них оказывать, как влиять на крестьянские комитеты взаимопомощи, как коммунам надо держать между собой связь.
И, наконец, надо издать ряд книжек с чисто практическими указаниями: как организовать все дело, куда записываться, откуда получать указания, как вести расчеты и пр. и т. д.
Эти последние книжки особо важно написать как можно яснее, как можно толковее, помещая в них лишь самое необходимое.
Важен также подбор библиотек для колхозов, куда бы вошли книжки по сельскому хозяйству, особо по применению машин, новых научных методов, новой стройки и пр. В библиотеку должны войти также описания опытных сельскохозяйственных станций, крестьянских филиалов рабочих, университетов, такие книжки, как «Обновленная земля» Гарвуда, и пр.
Кто должен писать книжки по колхозному строительству? Тот, кто хорошо знает колхозное строительство и понимает смысл и перспективы колхозного строительства. Хорошо писать книжки вдвоем, втроем, и необходимо проверять, посылая их на предварительное прочтение коммун, курсов по колхозному строительству, крестьян тех губерний, где есть уже некоторая тяга к организации колхозов и коммун. Особо важно использовать опыт сельхозкооперации.
Работа в вышеуказанном направлении крайне важна, это одно из самых настоятельных дел.
1928 г.
В ПОХОД ЗА БИБЛИОТЕКУ
Строятся все новые и новые фабрики и заводы. В первую очередь готовят они машины для нового оборудования всех фабрик, готовят они машины — плуги, тракторы, триеры и пр. для деревни. А по селам и деревням бросают люди старые обычаи, по-новому начинают обрабатывать землю, объединяясь в колхозы, коммуны. Новая какая-то струя влилась в жизнь деревни. Все чувствуют, что произошел какой-то сдвиг в жизни, и все тянутся к знанию.
Много у нас безграмотных, отрезаны они от того, что делается на белом свете, отрезаны от общественной жизни, от политики. Последние годы мало народу училось грамоте, но как перешли к новым способам обработки земли, стали объединяться в колхозы, в коммуны — потянулись люди к грамоте. За одну прошлую зиму обучилось около 2 миллионов человек взрослых. Но не для того учатся читать и писать безграмотные, чтобы вывески читать или подписывать фамилию. Хотят читать книгу, газету, журнал.
Страшно растет спрос на книгу. Заведующий Госиздатом на XIV Всероссийском съезде Советов говорил, что, несмотря на нашу экономическую и культурную отсталость, Советская страна в деле создания книги делает значительно больше, ведет гораздо более интенсивную культурную работу, чем большинство передовых капиталистических стран. За последний 1928 г. выпущено 209–219 миллионов экземпляров книг (это в два с половиной раза больше, чем выпускалось до революции). Если раньше книги залеживались на складах, то теперь это не так. «Уже в текущем 1928 г., — говорил т. Халатов, — мы вошли в такую полосу развития, когда выпускаемая нами книжная продукция расходится в более краткие сроки, чем мы предполагали: миллионные тиражи отдельных брошюр распространяются без остатка в течение самого краткого промежутка времени. Огромная тяга масс к знанию, культурный поход, расширение работы наших просветительных учреждений — все это приводит к тому, что наступает период недостатка книжной продукции.
Стремительный подъем спроса на советскую книгу идет не только в городе. Вслед за рабочими массами за книгой двинулась и наша деревня».
Спрос на книгу громадный, а книг на складах не хватает — нет бумаги. Надо быстрым темпом развивать бумажную промышленность. Другое — книга еще дорога, это признает и сам Госиздат. Бумага будет изготовлена; книга, что стоила скажем 1 руб. 20 коп., будет стоить 80 коп., которая стоила 60 коп., будет стоить 40 коп.
Но не в этом только дело. Если книга станет даже вдвое дешевле и можно будет ее изготовлять в любых тиражах, рабочий и рядовой крестьянин не смогут покупать ее. Можно купить изредка толстую книгу, можно покупать несколько брошюр в месяц, но теперь читающий человек не может удовлетвориться этим: жизнь требует от него много знаний, знаний разнообразных. Много есть книг, которые изданы несколько лет тому назад, их нет в продаже, а прочесть их надо. Покупать книги надо умеючи, чтобы выбрать подходящую человеку. Иначе рискуешь накупить всякого барахла. Как же быть? Расширять книжную торговлю? Не в этом дело.
Надо идти по пути коллективного пользования книгой, надо идти по пути развития библиотечного дела. В библиотеке человек имеет большой выбор книг, имеет рекомендательные списки, из которых он узнает, что ему надо прочесть. Он может, беря книжки из библиотеки, менять их хоть каждый день.
Единой библиотечной сети у нас на 1929 г. нет. Профсоюзы обособили свои библиотеки, сделали их закрытыми. Ими могут пользоваться члены соответствующих профсоюзов. Поговаривают о том, чтобы вырвать и детские библиотеки из общей сети. В 1921 г. Ильич говорил о 50 тысячах библиотек. Теперь их только 15 000, у них подписчиков немногим более 4 миллионов. Итак, сеть библиотек уменьшилась.
Они перестали не то что даром, а вообще регулярно снабжаться. Снабжение от этого ухудшилось чрезвычайно.
Многие библиотеки платные, берут залоги.
Книжные фонды в библиотеках очень бедны. Из старых фондов пришлось выбросить массу хлама. Новые книги зачитываются до дыр и очень быстро. Надо прямо сказать: на библиотечном фронте у нас полное неблагополучие. Как же мы можем учиться, если у грамотных нет книг для чтения?
Что же делать? Когда речь шла о ликвидации безграмотности, Ленин говорил, что ликвидировать безграмотность можно очень быстро, но при одном условии, если массы сами возьмутся за это дело. Все мы очень часто повторяли эти его слова, но проводилась ликвидация безграмотности до последней зимы в обычном ведомственном порядке, и год от года это дело глохло. Но последнюю зиму массы сами взялись за дело ликвидации безграмотности, первыми застрельщиками была молодежь, но примкнули и взрослые работницы, рабочие, крестьянки, крестьяне. Партия, городские и сельские Советы, политпросветы, ОДН поддержали массы, и в этом году мы видим, как благодаря культпоходу дело стало быстро продвигаться вперед.
Надо полностью использовать опыт культпохода. Надо организовать библиотечный поход, который, несомненно, поддержат партия, комсомол, женотделы, Советы, политпросветы, культотделы, профсоюзы и другие организации. Надо объединенными силами сдвинуть с мертвой точки библиотечное дело.
Как это ни странно, но у нас часто даже и не знают, что такое библиотека. Остановите на улице проходящую женщину, спросите, как пройти в районную библиотеку, она недоуменно посмотрит на вас. Спросите любого прохожего — получите ответ: «Библиотека?.. Не знаю. Спросите у милиционера». А надо, чтобы библиотеку знали, как знают, например, кооператив.
Спросите в рабочей казарме, все ли подписаны в библиотеке, все ли бывали в ней, окажется — и грамотные-то наполовину, если не больше, никогда не брали из заводской библиотеки ни одной книги. Читает в заводской библиотеке преимущественно молодежь, небольшой актив взрослых.
В селах знают, где библиотека, так как знают каждый дом, но многие ли ею пользуются?
Надо прежде всего популяризовать каждую библиотеку. Пусть каждый пионер, комсомолец, делегатка, партиец узнают, где в окружности имеются библиотеки, побывают там, пусть каждый читатель найдет человека, не бывавшего в библиотеке, сводит его в библиотеку, сделает подписчиком. Пусть каждая школа детей и взрослых устраивает экскурсии в библиотеки, большие и малые, пусть водят туда делегатки женщин, — пионеры школьников и т. д. Надо вербовать подписчиков. Имеющиеся библиотеки должны быть использованы на 100 %.
У библиотекарей всегда по горло работы, штаты библиотек прямо нищенские, поэтому надо организовывать в помощь библиотекарю бригады библиотечных помощников. Одна бригада переплетает книжки, другая помогает библиотекарю быстрее обслуживать читателей, третья помогает читателям найти нужную книгу, помогает и разбираться в каталогах, четвертая заботится о том, чтобы библиотека имела чистый, уютный вид, пятая составляет объяснения о новинках, составляет рекомендательные списки и т. д. Надо записываться в бригады библиотечных помощников.
Навербуем подписчиков, сделаем библиотеку уютной, быстроработающей, а книг не хватает. Библиотеки бесплатны. Они должны быть общедоступны. Но каждый читатель должен чувствовать, что библиотека не что-то чужое, а свое кровное. Если у него есть хорошая, но уже прочитанная и ненужная ему книга, пусть отдает ее в библиотеку, пусть достает книги у знакомых, у которых они валяются зря. Необходимо устраивать субботники по сбору книг и по включению их в библиотеки.
Члены кооперации всех видов, члены колхозов, члены профсоюзов, партийцы, делегатки, комсомольцы, пионеры, члены Советов, добровольных обществ должны добиваться у всех организаций внимания к библиотечному делу и не только внимания, но и серьезной, материальной поддержки библиотечного дела, отчислений на него. Особенно много в этом деле могут сделать члены Советов и профсоюзов.
Сеть библиотек общественного пользования до смешного мала. А между тем у нас много закрытых библиотек. Каждое учреждение, каждая школа, каждый отряд, каждая комсомольская ячейка ладят завести непременно свою, хотя бы плохонькую, библиотеку. Бывает так. Село. В нем есть изба-читальня, школа, детдом, комсомол, ячейка, союз строителей — у избы-читальни своя библиотека, у школы своя, у детдома своя, у ячейки комсомола своя, у союза строителей своя. На каждую библиотеку затрачиваются деньги, библиотеки плохонькие. Если бы объединиться, была бы одна хорошая, обслуживающая всех библиотека. Кооперирование нужно не только в хозяйстве, но не меньше, а еще, пожалуй, больше и в культурном деле. Нужны нам кооперативные, устраиваемые вскладчину библиотеки. Если организации будут складывать свои средства для развития библиотек, дело двинется.
Кроме того, у нас много ведомственных библиотек для своих служащих. Ими часто мало пользуются. Каждый местком, каждая партячейка должны добиваться, чтобы эти библиотеки сделать библиотеками общественного пользования. Ильич часто говорил: «Мы не умеем пользоваться тем немногим, что у нас есть». Надо учиться.
Каждая большая библиотека должна обрастать передвижками. Как бы мы широко ни пропагандировали библиотеку, мы знаем, что многие так заняты, что в библиотеку ходить не могут, если бы и хотели. Надо приблизить библиотечную книгу к массе. Передвижки составляются из разнообразных книг (при библиотеках выделяется для этой цели передвижной фонд) и посылаются с особым человеком в разные красные уголки. На фабриках передвижки приносятся в спальни, в столовки, в красные цеховые уголки, в рабочие жилтоварищества. Посылаются передвижки и в школы и в мастерские разные, к сезонникам. В деревне — по соседним селам и т. д. Передвижки имеют громадное значение. Их надо с каждым годом развивать все шире и шире. Через передвижки нам надо добиться того, чтобы библиотечная книга, что называется, сама лезла в руки каждому рабочему, каждой работнице, домашней хозяйке, каждому бедняку, беднячке, батраку, батрачке, каждому трудящемуся. Передвижки разносятся книгоношами, которые раздают и собирают книги передвижек, дают все нужные сведения.
Надо помогать всячески налаживать дело передвижек, заявлять в библиотеки, где нужно устраивать передвижки, иногда брать на себя роль книгонош, помогать в деле раздачи и возврата книг, помогать в деле организации громких читок особенно понравившихся книг, собирать отзывы о книгах. Книгоношам нужна помощь со стороны красных уголков.
Вся страна должна покрыться сетью красных уголков. В каждом жилтовариществе, в каждой мастерской, в каждом цехе, в каждой школе, в каждом месте сбора рабочих и работниц, в каждой деревне, при каждой мельнице, в каждом колхозе надо организовывать красные уголки. Красный уголок — место, — куда можно прийти почитать газету и книжку, послушать чтение вслух, поговорить о прочитанном. Хорошо, если в красном уголке есть ряд справочников, учебников, карта; хорошо, если у уголка уютный вид. Но самое главное, чтобы уголок был крепко связан с избой-читальней или библиотекой, систематически получая оттуда передвижки, чтобы была в красном уголке газета и был человек, который заботился бы о полученных в передвижке книгах, передавал в библиотеку запросы читателей, их пожелания. Каждый может сделать немало для развития красных уголков.
Необходимо, чтобы внимание самых широких слоев трудящихся было привлечено к библиотечному делу, чтобы это дело было поставлено под общественный контроль. Поэтому необходимо как можно шире освещать это дело в печати. Рабкоры и селькоры, пишите о библиотечном деле как можно больше. Библиотечные корреспонденты, «бибкоры», нужны сейчас до крайности. Пишите в стенгазеты, пишите в общую прессу. Надо ставить библиотечное дело под контроль масс.
Товарищи, ни на минуту не будем забывать вышеприведенных слов Ильича, что быстрое развитие сети изб-читален и библиотек поможет тому, что народ во сто раз сильнее, быстрее, успешнее потянется к грамоте, к свету, к знанию, поможет делу просвещения двинуться вперед семимильными шагами.
Наша отсталость на библиотечном фронте бьет нас так же сильно, как наша отсталость на фронте ликвидации безграмотности.
Пусть каждый отдаст себе отчет, что он и его организация могут сделать для подъема библиотечного дела, и сделает все, что в его силах.
1929 г.
БУДЕМ УЧИТЬСЯ У ИЛЬИЧА
У каждого класса есть свои идеологи, свои мыслители, выражающие интересы этого класса, указывающие, какими путями наилучшим образом можно удовлетворить эти интересы, обеспечить их. У дворянства были и есть свои мыслители, были они и есть у буржуазии, у отдельных ее слоев — у буржуазии крупной, средней и мелкой; есть свои мыслители и у рабочего класса.
Идеологи каждого класса бывают разной степени талантливости, разный у них бывает размах, разная глубина мысли, разная степень наблюдательности. Когда тот или иной класс крепнет и развивается, и мыслители его блещут широтой и смелостью мысли. Так было, например, с идеологами буржуазии в период, предшествовавший Великой французской революции, в период, когда буржуазия боролась за власть, боролась против дворянства. Когда класс начинает хиреть, терять свою власть и влияние, разлагаться, тогда и его мыслители, самые талантливые, начинают отличаться ограниченностью и узостью мысли.
Рабочий класс — это класс, который неустанно растет, развивается, организуется в борьбе, это класс, который ведет за собой все трудящиеся массы, это класс, не только существующий в настоящее время, это класс, имеющий громадное будущее, сливающееся с будущим всего человечества. И потому рабочий класс имеет мыслителей, отличающихся необыкновенной силой, глубиной и широтой мысли, глядящих далеко вперед, способных предвидеть очень далекое будущее.
Учение Маркса и Энгельса соответствует силе и значению рабочего класса, оно ярко освещает путь общественного развития вообще, путь роста и развития международного пролетариата в частности. Жизнь на каждом шагу подтверждает правильность их предвидения.
Ленин был последовательным учеником Маркса. Он тщательно изучал все, написанное Марксом и Энгельсом. В Институте Ленина хранится немало тетрадок с заметками Ленина, которые показывают, как внимательно- изучал он сочинения Маркса и Энгельса. Он вновь и вновь перечитывал их, делая из них выписки, отмечая то, что особенно поражало его. И часто в моменты самой острой политической борьбы можно было застать Ильича за перечитыванием Маркса. Он десятки раз проверял себя, правильно ли он понимает Маркса, не упустил ли чего из виду. Для него учение Маркса было руководством к действию, руководством к борьбе.
В сочинениях Ильича, в его статьях и речах читатель напрасно будет искать каких-либо новых открытий «Америк». Ленин не искал каких-либо «новых» путей: его предвидение совпадало с предвидением Маркса и Энгельса, — и не «новых» путей, отличных от путей, указанных Марксом, надо искать у Ильича.
Но Ильич учился не только у Маркса, он учился у жизни. Острым, внимательным взглядом всматривался он в жизнь, умел увязывать между собой все стороны окружающей жизни, осмысливать их учением Маркса. Ильич умел биение жизни освещать светом самой передовой теории — теории Маркса.
И вот мы видим, как на протяжении всей своей революционной деятельности Ленин руководится основными идеями, основными положениями учения Маркса. Но мы видим также, как на разных этапах рабочего движения к одной и той же основной идее Ильич подходит с разных сторон, берет ее в разных разрезах, в разных опосредствованиях.
Возьмем, например, вопрос о перестройке всего сельского хозяйства на основах коллективизации. В статье Энгельса от 1894 г. этот вопрос освещен так полно, что эта статья и сейчас, 35 лет спустя, является непосредственным руководством к действию и сейчас она имеет громадное значение.
Ильич знал, что по данному вопросу говорили Маркс и Энгельс. Но в первых произведениях эта идея у Ильича фигурирует лишь как часть защищаемой им теории марксизма. Она является руководством к действию лишь постольку, поскольку она является звеном теории, которая вся в целом должна быть принята как руководство к действию. Она высмеивает народников, которые вырывают это звено из общей цепи и пытаются осуществить колхозное строительство в условиях самодержавия.
В пятом году, когда борьба шла за демократическую республику, в годы реакции Ильич не говорит о колхозном строительстве, о коммунах. Не потому, чтобы он забыл об этом, отказался от этой мысли, перестал считать ее важной, а потому, что этот вопрос в то время не был злободневным, актуальным. Но после Февральской революции, вернувшись из-за границы, он ставит уже этот вопрос во весь рост.
Выступая в мае 1917 г. на I Всероссийском съезде крестьянских депутатов, он говорит уже о крупных образцовых хозяйствах, обрабатываемых сообща, новейшими способами, с применением машин, под руководством советов сельскохозяйственных рабочих, говорит о коллективной обработке земли. И с тех пор он вновь и вновь возвращается к этому вопросу, все более и более углубляя его, давая практические указания, как строить коллективные хозяйства так, чтобы они помогали переустройству всего земледелия на новых началах. Он говорит об этом в 1918–1920 гг., говорит при переходе к нэпу, говорит в статье, которую диктует в последний раз. И каждый раз он дает новые конкретные указания.
Теперь, когда колхозное строительство становится массовым, когда о коммунах уже начинает думать, мечтать рядовое крестьянство наиболее хлебородных областей, все эти указания Ильича имеют особую цену. Институт Ленина собирает все, что говорил Ленин о колхозном строительстве, и вскоре издаст эти его высказывания отдельной брошюрой.
И не только по колхозному строительству, но и по ряду других злободневных вопросов чрезвычайно важно осветить, как на различных ступенях развития рабочего движения подходил к этим вопросам Ильич, как неуклонно, последовательно проводил он в разной обстановке то или иное положение учения Маркса, как всегда имел он в виду цель движения, как ясно видел всегда, куда надо держать путь.
Вся партия, весь рабочий класс учились этому у Ильича, учились у него, как в труднейших условиях, преодолевая всевозможные препятствия, идти уверенным, твердым шагом, увлекая за собой все новые слои трудящихся, идти к великой цели, к осуществлению социализма. Будем учиться у него этому и дальше.
1929 г.
О БОРЬБЕ С СЕКТАНТСТВОМ
В 90-х годах, работая на Шлиссельбургском тракте, я ежедневно наблюдала такое явление. Довольно широкие слои рабочих смотрели на науку, как на барскую затею («господа выдумали»), а на религию, как на что-то свое: поп и на свадьбе у тебя погуляет, и поругаться с ним можно, и горе твое он по чину слушает. Девятое января подорвало веру не только в царя, но и в попа, и сейчас православная вера совсем потеряла свой престиж. Что такое поп? Всякий знает — прислужник царей, помещиков и капиталистов.
Но если потеряло престиж в массах православие, то не потеряло престиж сектантство. Царское правительство преследовало сектантство, и сектантство в прошлом было окружено известным ореолом мученичества. В прислужничестве царям оно не было повинно. И мы наблюдаем за последнее время наряду с полным равнодушием к православной религии местами довольно сильный рост сектантства.
В стародавнем гнезде всякого сектантства, в Нижегородской губернии, в деревушках, искони занимавшихся кустарными промыслами, которые теперь быстро падают, можно найти такую картину: в одной деревне семь сект — есть секта, которая еще по сю пору во гробах спит, — и все семь сект травят захудалого попика. За последнее время мы видим зарождение новых сект и приспособление старых к новым условиям.
Было бы неправильно все секты подводить под один ранжир. И в прежнее время были секты, обслуживающие разные слои населения. Было старообрядчество, обслуживавшее по преимуществу купечество. Старообрядцы имели свои церкви, скиты, свои кладбища; это — секта, наполовину признававшаяся царским правительством. В старообрядчестве дело было не столько в религии, сколько в своей особой классовой организации. Причем старообрядчество охватывало наиболее реакционную, особо эксплуататорскую часть кулачества. На селе старообрядческими вожаками являлись обычно «крепкие» крестьяне. Конечно, старообрядцы увлекали за собой и часть бессознательной массы. Характерной особенностью староверов была проповедь обособленности и невежества. Грамота — печать дьявола. Ведь только темные массы можно безгранично эксплуатировать. Сейчас ряды старообрядцев пополняются разоряющимися частниками и теми, кто находит около частника заработок.
По отношению к старообрядцам — необходимо как можно полнее разоблачать перед массами их классовую сущность, выводить на чистую воду их эксплуататорские устремления, организовывать массы, сплачивая их около Советов, организуя помощь бедноте. Поскольку вырвана экономическая база из-под данного общественного класса, постольку идеологическая надстройка этого класса — старообрядчество — обречена на гибель. Расширение кадров старообрядцев — явление временное. Лучшая форма борьбы — развитие могучего кооперативного движения, организация бедноты, особенно бедняков-кустарей, около Советов, около крестьянских комитетов взаимопомощи, причем надо особенно бороться с тем, чтобы в Советы, в крестьянские комитеты взаимопомощи не попадали скупщики, кулаки. Борьба с кулачеством, скупщичеством в то же время есть и самая лучшая борьба с старообрядчеством.
Но есть секты другого классового состава. Есть секты, где большинство является наиболее обездоленной, наименее организованной частью населения.
«Гвоздь и основа социализма — в организации», — не раз говорил Владимир Ильич. «Наша задача — видоизменение всеобщей организации». В Советах Ильич видел прежде всего их громадную организующую роль: «Автоматически, — писал он, — советская организация облегчает объединение всех трудящихся и эксплуатируемых вокруг их авангарда, пролетариата»
За время существования Советской власти трудящиеся далеко ушли в деле организации. Красная Армия, профсоюзы, кооперация, партия, комсомол, Советы — все это организации, объединяющие трудящихся. Шаг вперед в деле организации сделан громадный. Но все еще остались значительные слои трудящихся, с которыми не ведется никакой работы и которые не втянуты ни в какую организацию. Культпоход помог выявлению таких слоев. Как только формальный подход к учебе заменился внимательным отношением к обучающимся, как только неграмотные увидели заботу о себе, вся работа приняла другой размах; постоянно узнаешь из писем о большом сдвиге: то вдруг оказывается, что в Астрахани сели за букварь 30 тысяч, то какое-то село Уса на Урале учит 250 человек, то село Кошкино Барнаульского округа — 244 человека и т. д. и т. п.
Надо сказать, что жить по-старому никто уж не хочет, ищет новых путей, а надо прямо сказать, что наша пропаганда еще в самую глубь не везде проникла. Сказывается острый недостаток мировоззренческих книг, книг, ширящих горизонт, а новых популярных книжек в этой области мало, все больше агитки примитивного или студенческого типа. Да и не попадает нужная книжка в низы. Все это толкает необслуженные слои в объятия сектантства. Даже неорганизованная, даже темная масса выросла и не удовлетворяется больше агитационными примитивами. Она хочет, чтобы с ней говорили всерьез, чтобы к ней относились со вниманием.
И надо отдать справедливость сектантам: мировоззренческих вопросов, вопросов морали сектанты касаются основательно. Многих привлекает то, что сектанты не пьют, что у них чистота, грамотность, организованность, собрания, пения и пр. Привлекает внимание отношение к каждому «обращенному».
Несколько лет назад из Ленинградской губернии я получила письмо за подписями секретаря партячейки, председателя сельсовета, учителей, комсомола с жалобой на то, что баптисты пользуются громадным успехом у финнов, которые чуть не поголовно ходят на баптистские радения. Я знаю финнов, живущих в Ленинградской губернии. В свое время им отводились участки леса с тем, чтобы они расчищали их своими силами под поля. Убогие финские домишки рассеяны были по лесу. Целую неделю не видит такой финн-переселенец никого, кроме своей семьи, хочется ему в праздник людей повидать, попеть, поплясать с людьми. А изба-читальня в этом селе, откуда я получила письмо, не имела ни одной книжки, ни одной советской газеты на финском языке, финны не были привлечены ни к какой общественной работе, в сельсовете никто даже. не понимал по-фински, кино в избе-читальне не было, и некуда финнам было пойти, кроме как к баптистам. В результате нашей переписки были выписаны финские газеты, в избе организовали кинопередвижку, приезжал на село финский агитатор, потом мне рассказывали, что финны стали отходить от баптистов.
На VIII съезде партии Ильич говорил: «Прекрасная вещь революционное насилие и диктатура, если они применяются, когда следует и против кого следует. Но в области организации их применять нельзя. Этой задачи воспитания, перевоспитания и длительной организационной работы мы совершенно не решили и к этому мы должны систематически приступить».
Это писалось десять лет назад. Мы сейчас научились уже гораздо лучше втягивать массы в организацию, но темп работы у нас был недостаточен. Мы отстали в области культурной и организационной. Надо работать куда напористее. Надо развернуть работу именно в тех местах, где процветает сектантство, развернуть широко художественную работу — спектакли бесплатные для бедноты, кино бесплатное ставить. Поставить пошире хоровые кружки. Развить физкультуру. Но самое главное — втягивание в общественную работу, в работу Советов. Нужно шире развертывать культурную работу. Надо как можно внимательнее исследовать социальный состав и социальную сущность каждой секты, стремиться оторвать массы от вождей, от нетрудовых элементов, выводить на свежую воду тех, кому существование данной секты выгодно. Выяснение классовой сущности секты укажет, как пойти наперерез сектантскому движению.
Вглядываясь в современное сектантское движение, наблюдая его рост, приходишь к заключению, что, с одной стороны, этот рост — результат реконструкции всего народного хозяйства на новых началах, результат отмирания прежних хозяйственных форм, с другой — что этот рост — результат возросших потребностей в общении, в организации, в осмысливании окружающей жизни. Лишь трактор культурной революции и дальнейшая индустриализация страны окончательно положат конец всякому сектантству.
1929 г.
КУЛЬТУРНАЯ НИЩЕТА
Год назад я приводила в «Правде» данные, показывавшие, что безграмотность у нас стабилизировалась. Теперь это уже не так. Мы видим крупный сдвиг в этом деле в целом ряде районов. Каждый день приходят вести о новых сдвигах. Из городов перекинулась работа и в села.
Правда, все еще пренебрежительно относится к этому делу Ленинградская область, где весь актив уже грамотен, правда, все еще трудно сдвинуться наиболее отсталым, наиболее темным районам, где не хватает нужных на это средств, где лед безграмотности примерз еще к берегам нищей жизни. Но «середняцкие» в отношении грамотности районы, вроде Нижне-Волжского, уже пришли в движение, лед уже тронулся. Саратовский округ ликвидирует безграмотность у 40 тысяч, Астраханский — у 30 тысяч. Сдвинулся ряд сибирских округов — Новосибирский, Рубцовский, Иркутский, двинулись отдельные районы на Урале, в Иваново-Вознесенской губернии (Посадский район) и пр. и пр. Начавшийся сдвиг вряд ли уже приостановится: за дело взялись сами массы.
Но ликвидация безграмотности предполагает, что выучившиеся грамоте люди будут что-то читать. Ждать, что бывшие еще недавно неграмотными бедняцкие слои деревни будут покупать книги, — утопия. Материал для чтения должны поставлять библиотеки. Мы много говорим о коллективизации сельского хозяйства, но на коллективное пользование книгой, сложившееся уже с давних времен, на библиотечное дело мы не обращаем ровно никакого внимания.
Если мы возьмем данные ЦСУ, относящиеся к 1926 г., то увидим, что в деревне по сравнению с дореволюционным временем сеть библиотек у нас не увеличилась. В РСФСР на одну библиотеку в среднем приходится 9, 9 селений. Библиотеки расположены главным образом в крупных селениях, а две трети селений находится от библиотеки на расстоянии большем чем три километра. У бедняцких слоев нет ни одежды, ни времени, чтобы ходить так далеко за книгами.
Владимир Ильич придавал исключительное значение библиотечному делу, внимательно следил за работой Главполитпросвета в этом отношении, требовал данные от РКИ, Центропечати, Моно, читал все статьи и книжки, относящиеся к библиотечному делу. В статье, писанной в 1921 г., он говорит: «… стремление к образованию и к созданию библиотек могучее, «народное» в настоящем смысле слова». Он требовал бесплатного распределения газет и книг «по библиотекам и читальням, по сети их, правильно обслуживающей всю страну, всю массу рабочих, солдат, крестьян».
Прошло восемь лет. Стало ли стремление к образованию и созданию библиотек менее «народным» за эти восемь лет? Спросите политпросветчиков. Они расскажут вам, что делается на местах. Вот письмо библиотекаря из Шламского подрайона Кошкинского района Ульяновского округа Средне-Волжской области: «В нашем подрайоне населения больше 17 тысяч, колхозов и объединений, помимо сел, 37. В настоящее время проходит сплошное землеустройство, реорганизация хозяйств, принятие уставов в связи с контрактацией. Масса поднята вся целиком на перестройку общественной обработки земли в общем и переустройство нового хозяйства. Я вам хочу сказать как библиотекарь, что в нашем районе отсутствует культурная работа по колхозам, а в особенности обслуживание литературой, но масса этого требует, она мало знакома с устройством колхозов и как построить в нем свои порядки; агроном у нас один не в силах обслужить такой большой район».
Как снабжаются деревенские библиотеки? Тот же библиотекарь пишет: «Мною библиотека получена 2 марта 1929 г., книги из райбиблиотеки в количестве 180 штук, по их качеству наберем с трудом 20 %, но та литература, которая пришла, она у нас есть, она в большинстве старая по сельскому хозяйству — за 1923–1924 гг., а теперь уже другие мероприятия по сельскому хозяйству, нам таких книг не нужно, а то, понимаешь, выслали, что самим не нужно».
Надо в оправдание райбиблиотеки сказать, что она посылает то, что ей высылает Гиз. Это еще благодать, а то бывает и так, что села той же Средне-Волжской области снабжаются философскими книгами Канта.
Конечно, за время революции мы кое в чем продвинулись вперед: библиотеки, например, очищены от старой, черносотенной и религиозной литературы, которыми так насыщены были они до революции. Число книг, приходящихся на отдельную библиотеку, стало больше, а главное — развилась сеть передвижных библиотек, которая уже в 1926 г. включала в себя 25 579 библиотек, а в 1927 г. еще сильно увеличилась. В дореволюционное время эта сеть была совершенно ничтожна.
Но утешаться этим не приходится. Даже в наиболее насыщенных библиотечными книгами областях, например в Северо-Восточной области, на 100 человек пользуются библиотекой меньше пяти человек, в Центрально-Промышленной — меньше четырех. В таких же областях, как Сибирь, как Центрально-Черноземный район, из сотни жителей библиотекой пользуется лишь один человек.
Надо обратить особое внимание на такой факт. Если мы сравним по отдельным районам грамотность населения и число библиотечных книг, то увидим, что число книг и число грамотных находятся в несомненной связи, как-то взаимно влияют друг на друга.
Возьмем данные 1926 г.
Что причина, что следствие? Является ли безграмотность причиной малого количества книг или малое количество книг является причиной безграмотности?
Мы — марксисты и понимаем, что такая постановка вопроса была бы схоластической. Неграмотность уменьшает напор масс на библиотечное дело, отсутствие книг питает рецидив безграмотности.
Как никак, дело в таком положении дольше оставаться не может. Партия, Советская власть, профсоюзы, вся общественность должны уделять библиотечному делу не меньше внимания, чем делу ликвидации безграмотности. Требует книг взрослое население, требуют дети. А у нас в связи с районированием сокращают библиотечную сеть, сокращают суммы, отпускаемые на снабжение библиотек. Так дольше продолжаться не может.
Надо через широкую сеть библиотек, читален, красных уголков, через развертывание передвижных библиотек продвинуть книгу в массы, обслужить каждого грамотного, причем обслужить наилучшим образом, сделав для него доступным все самое ценное, что имеется среди книжных богатств.
Надо прежде всего расширить сеть читален, устраивать их где только можно — при жилтовариществах, в столовых, в приемных, при мельницах, на пароходах, на вокзалах и пр., необходимо, чтобы рабочий человек мог использовать каждую свободную минуту для чтения. Надо приблизить библиотеку к детской школе, к школе взрослых. Надо приблизить ее к массам.
Надо каждую учрежденческую, каждую замкнутую библиотеку сделать библиотекой общественного пользования. Надо покончить с цеховщиной, когда рабочему-химику не дадут ни за что книгу из библиотеки текстильщиков, когда дают книгу из библиотеки металлистов рабочему-металлисту, но не дают жене его и т. д. Надо каждую дельную книгу сделать книгой общественного пользования, раз навсегда покончить, с платностью библиотек, с залогами, надо сделать библиотеки не на словах, а на деле общедоступными.
Нужно (об этом уже поступают письма от крестьян), чтобы каждый наш агроном, техник, общественный деятель, живя в самой глухой деревне, мог бесплатно получить любую научную книгу, как это имеет место, например, в Швейцарии, в Северо-Американских Соединенных Штатах. У нас же, когда библиотечная конференция обратилась в Наркомпочтель с просьбой пойти навстречу этому делу и разрешить бесплатную пересылку библиотечных книг, она получила категорический отказ: это, мол, дело Наркомпроса, а не Наркомпочтеля. Между тем, конечно, нельзя ожидать, что это дело ляжет особой тяжестью на бюджет Наркомпочтеля, ибо читатели научных книг у нас, к сожалению, не миллионами насчитываются. Главполитпросвет, конечно, вновь и вновь будет ставить этот вопрос.
Как вылезать из нашего библиотечного бескультурья?
Надо пойти по тому пути, по которому пошли в деле ликвидации безграмотности, надо поднять на это общественность, начать в День печати своеобразный библиотечный поход — «бибпоход».
В этот день каждый красный уголок, каждая изба-читальня, каждая библиотека должны устроить у себя выставку лучших книг, составить к этому дню отчет о своей работе. Надо, чтобы в День печати кончающие ликпункты и школы взрослых устроили экскурсии в библиотеки, чтобы в этот день происходили сборы пожертвований книг в библиотеки, чтобы образовались кружки помощи библиотекам — «Помби», которые смогут положить начало добровольному обществу «Помби». «Помби» будет помогать собирать книги, ремонтировать их, переплетать, будет помогать книгоношеству, ставить инструктаж красных уголков, собирать отзывы о книжках, писать рецензии на них, организовывать читки книг и газет, библиотечные выставки, экскурсии, составлять для библиотек рекомендательные списки и т. д. и т. п.
Проповедь коллективного пользования советской книгой словом и делом — вот какова будет задача «Помби». «Техмасс» должен заботиться, как продвинуть через библиотеки в массу техническую книжку. «Друг детей» должен заботиться, как продвинуть в массу детскую книжку, и т. д. Кружки «Помби» должны втягивать в помощь библиотеке широкие кадры. Надо начать дело сейчас же, в День печати, чтобы к осени порядком уже продвинуться вперед, чтобы дать немедля серьезный толчок делу. Осенью надо будет провести смотр сделанного.
1929 г.
ЗНАЧЕНИЕ МАССОВОЙ КНИГИ В ЭПОХУ СОЦИАЛИСТИЧЕСКОГО СТРОИТЕЛЬСТВА
Эпоха социалистического строительства — это эпоха, когда в корне перестраивается все хозяйство страны, когда место отдельных хозяйств и предприятий, конкурирующих между собой, занимает единое плановое хозяйство, покоящееся на строжайшем учете всех сил и возможностей; экономически все более и более смыкаются между собой город и деревня; не конкурирующие друг с другом, а поддерживающие друг друга отрасли народного хозяйства постепенно создают единое мощное хозяйственное целое. Меняет облик промышленность — убогие мастерские заменяются заводами-гигантами. Меняет облик деревня — соломенные крыши избушек исчезают, их заменяют стройные здания колхозов. Тракторные колонны перепахивают все межи. Говорят и песни поют уже не о своей «полосыньке», а об общем, о «нашем» поле; весь уклад становится иным, отмирают классы, все лучшее, талантливое не за страх, а за совесть становится на сторону коммунизма, примыкает к общей стройке новой жизни; исчезает всякая эксплуатация, все работают, но не как наемные рабы, а как хозяева, как сознательные строители социализма. Меняется быт — общественные столовые, прачечные, ясли, детсады, школы, детские организации раскрепощают женщину; общественная работа, как и работа на предприятиях, вырабатывает навыки коллективного труда и коллективной жизни; жизнь делается гораздо содержательнее и красочнее.
Было время, когда социалисты думали, что социализм можно «ввести»; теперь мы знаем, что социализм не может быть введен, что он строится «по гаечке, по кирпичику», что это строительство требует колоссальной энергии, громадной сознательности масс, громадной сплоченности, что сельскохозяйственные коммуны, образцовый завод не построишь в один день, что без упорного труда, без упорной учебы социализма не построишь. В нашей стране, где новое перемешано еще со старым, отмирающим, первые шаги особо были трудны. Если сравнить старое с новым, то чувствуешь, как далеко мы ушли, а если посмотришь вперед, увидишь первые шаги только-только сделаны. Надо работать, надо учиться.
Учиться из жизни, из практики, на собраниях, в организациях, слушая доклады, лекции; радио, вглядываясь в кино, учиться из газет и еще больше из книжек.
Великая перестройка всего хозяйства, всего жизненного уклада невозможна без активнейшего участия самих масс, и надо дать массе знания, дать массе книгу. В Советском государстве больше, чем в какой-либо другой стране, нужна массовая книга.
Очень ошибается тот, кто думает, что массовая книга одна и та же должна быть во все времена и во всех странах. Нет, массовая книга, нужная массе, а не просто выкидываемая издательством в массу, меняется вместе с массой. Масса в 1895 г. была одна, масса в 1905 г. была другая, масса в 1917 г. отличается и от массы 1905 г. и от массы 1929 г. Разная обстановка, разный опыт, разный круг интересов, разные организационные навыки, разный запас понятий.
И смешно думать было бы, что массовая книга может одинаково писаться во все периоды.
Всякая массовая книга должна быть написана простым языком, без иностранных слов, без сложных запутанных предложений. Таких книг очень мало. к сожалению, но каким языком надо писать массовые книги, об этом спора нет. Язык должен быть образным, но образность эта должна быть различна. Если книжка пишется для металлиста, например, образы должны браться из окружающей заводской обстановки, если пишется книжка для крестьян, образы должны браться из знакомой крестьянину сельскохозяйственной обстановки.
Но не в одном языке дело. Важна форма изложения — простая, иллюстрированная примерами, четкая. План книжки должен быть ясен не только автору, но и читателю.
Но самое главное — содержание книжки, а оно должно неизбежно меняться. Нельзя по-одинаковому было трактовать восьмичасовой рабочий день в 1896, 1905, 1917, 1929 гг.
Сейчас круг интересов у массы гораздо шире, опыт у массы уже совершенно иной, иной подход к вопросам.
Сейчас та книжка, которая была интересна в 1905 г., уже звучит повторением давно пережитого. Массовая книжка должна быть современна. Конечно, это относится главным образом к книжкам по общественным вопросам, вопросы сельского хозяйства, техники, гигиены устаревают гораздо меньше, но и они меняются, поскольку меняются общественные условия, в которых проходит окружающая жизнь. Раньше, говоря о сельском хозяйстве, агроном имел в виду условия мелкого, отсталого единоличного хозяйства, теперь масса требует книжек о колхозах, коммунах. Раньше речь шла только об индивидуальной гигиене, сейчас центр внимания переносится на гигиену социальную. И во всем так.
И вот сейчас, надо прямо сказать, настоящей массовой книги, простой и доступной по форме, богатой современным содержанием, насыщенной им, еще кот наплакал. Необходимо всеми силами налечь на это дело.
Книга систематизирует знания, увязывает их, углубляет, ширит горизонт, будит мысль. Нельзя сейчас жить и работать без книги.
В этом году мы наблюдали культпоход против безграмотности, теперь к нему присоединяется другой культпоход, идущий под лозунгом «Книга в массы». Мы наблюдаем быстро растущую потребность в книге, тысячи жадных рук тянутся к ней, пустеют склады Госиздата, а спрос нарастает и нарастает. Нет бумаги, начинается форменный книжный голод.
Через пару лет мы его изживем, а пока будем упорно работать над созданием современной массовой книги, которая не создается с маху, по заказу, создадим ряд указателей, выудим из старого все ценное, доступное современной массе, — это поможет и делу создания новой книги.
Используем время бумажного кризиса для создания библиотечной сети, организующей коллективное пользование книгой, делающей книгу доступной самым бедняцким, самым отсталым массам. Коллективное пользование книгой имеет громадное значение. Без него не проникнет книга в самые глухие углы, не станет другом трудящегося.
Надо будет максимально использовать каждую книгу, нужную массе, надо продумать, осуществить ряд мер по линии увеличения доступности массовой книги для массы.
Усиленная работа издательства, усиленная работа по линии библиотечного дела помогут продвижению массовой книги. Изжитие бумажного кризиса вольет потоки новых ценных массовых книг в библиотечную кровеносную систему.
Надо нам поторапливаться: жизнь не ждет, строительство социализма не ждет, массы не ждут.
Нужна громадная идеологическая и организационная работа. Надо усилить ее темп.
1929 г.
ПРЕДИСЛОВИЕ К ПЕРВОМУ ИЗДАНИЮ БРОШЮРЫ «ЧТО ПИСАЛ И ГОВОРИЛ ЛЕНИН О БИБЛИОТЕКАХ»
Стройка новых фабрик и заводов, быстрое развитие колхозов и совхозов, успехи ликвидации безграмотности, рост развития городских и деревенских масс повысили до чрезвычайности тягу к знанию. В библиотеки хлынула масса читателей, а книг нет, сеть библиотек ничтожна. Вопрос о возможно скорейшем развитии библиотечного дела встал сейчас во весь рост. Это столь же важное дело, как и ликвидация безграмотности. Надо, чтобы и за это дело взялись сами массы, чтобы и это дело завоевало себе такое же внимание, какое завоевал культпоход делу ликвидации безграмотности.
Начиная библиотечный поход, необходимо ознакомиться с тем, что говорил и писал по этому поводу Ильич.
Библиотечное дело он принимал очень близко к сердцу. Занимаясь сам постоянно в библиотеках, он знал, видел, как страшно отстает наша страна на этом фронте. Он еще в 1913 г. мечтал о том, чтобы громадные библиотеки с сотнями тысяч и миллионами томов сделать доступными для массы, для толпы, для улицы.
После, когда власть была завоевана, Владимир Ильич уделял много времени на то, чтобы помочь всячески развитию библиотечной сети, возможно лучшему ее снабжению. Он постоянно требовал данных и от Наркомпроса, и от отдельных специалистов, и от РКИ. Он внимательно читал все, что выходило по библиотечному делу.
Характерен календарь работы Ленина за февраль 1921 г., опубликованный в «Записках Института Ленина», вып. III за 1928 г. Там описывается, как 5 февраля он во время заседания Политбюро читал статью Ф. Доблер «Современная библиотечная сеть», напечатанную в «Правде» от 4 февраля 1921 г. Читая, он делал заметки. Заглавие статьи он подчеркнул синим карандашом, отметив знаком NB, дальнейшие же пометки и подчеркивания, которыми испещрена вся статья, сделаны другим карандашом, химическим.
Об этой статье т. Доблер он упоминает в статье «О работе Наркомпроса». Прежде чем писать свою статью, Владимир Ильич внимательно прочел ряд материалов и специально затребовал из библиотечной секции Моно данные о количестве библиотек в Центральной России и их распределении и из Центропечати данные о количестве центральных газет по губерниям и областям; на полученных из Моно и Центропечати материалах произвел подсчет библиотек и агентств Центропечати. Делая этот подсчет и сверяя полученные им данные, Владимир Ильич, между прочим, обнаружил в подлиннике ошибку, которую тут же записал: «Сложили библиотеки с уездами! (и сделали ошибку в сложении)». Кроме знакомства с этими материалами, Владимир Ильич имел еще личную беседу с вызванным им специально для этой цели т. Модестовым. До приема Модестова он говорил с ним по телефону и просил его приехать для беседы в Кремль. Как видно из воспоминаний В. Модестова («Книгоноша» за 1924 г., № 4), Владимир Ильич говорил с Модестовым более часа, расспрашивал его: сколько библиотек и изб-читален не только числится на бумаге, но действительно работает, какая в них идет работа, какой состав книг и чем они пополняются, какие получаются газеты и как они используются, каков состав работников, кто идет на эту работу и как живет библиотекарь. Владимир Ильич высказал свой взгляд, что библиотека и изба-читальня долгое время будут служить главным источником и почти единственным учреждением, в особенности в деревне, для политического воспитания масс и работа в них весьма интересна и в то же время ответственна.
Мы, политпросветчики, хорошо знаем этот взгляд, хорошо знаем его статьи о библиотечном деле, хорошо знаем его колоссальное внимание и к библиотечному делу и к избам-читальням, но другие товарищи, тщательно изучая статьи и речи Ленина, обычно пропускают именно эти статьи, и местные работники сплошь и рядом безбожно режут каждую копейку на покупку книг, на содержание библиотеки и библиотекаря.
Поэтому, я думаю, теперь, когда массы присоединяют так громко свой голос к голосу Ильича, требуя развития библиотечного дела, правильного снабжения всех библиотек, своевременно перепечатать особой брошюрой все высказывания Ильича по этому вопросу.
Ничто, может быть; так не пострадало во время гражданской войны и разрухи, как библиотеки. Их жгли белые, их помещения занимали под госпитали. В календаре работы В. И. Ленина (см. «Записки Института Ленина», вып. I) говорится о том, что 27 января 1921 г. Владимир Ильич поручил предоставить Академии наук помещение, ранее принадлежавшее ее библиотеке, а в то время занятое полевым запасным госпиталем: «До сих пор ничего не сделано. Надо проверить, сделать и, пожалуй, назначить расследование о волоките».
Если нужно было вмешательство Ильича для того, чтобы очистить помещение библиотеки Академии наук, то можно себе представить, как жилось всяким обычным библиотекам. На библиотечном съезде в свое время т. Сейфуллина рассказывала, как в один прекрасный день местные власти распорядились перевести коллектор, где были тысячи книг, в маленькую комнатушку и очень удивились, когда узнали, что коллектор — это не комиссия, а книжный склад…
Библиотеки то открывали, то закрывали. Приходилось чистить библиотеки от черносотенных и религиозных книг, и оказывалось, что при этом полки старых библиотек почти опустошались. Помещичьи библиотеки часто просто разбирались по рукам, то же случилось и с библиотеками, которых лишили библиотекаря. Много было благих пожеланий и мало умения.
Например, мне пришлось наблюдать в 1919 г., как в Казани в одном из лучших особняков с зеркальными окнами решено было организовать Дворец книги. И что же сделали? Позакрывали библиотеки по всей губернии, книги из них взяли и свезли в Дворец книги, собрались их расклассифицировать по десятичной системе, а пока что они были свалены в кучу, громоздились друг на друге, и никто не знал, что с ними делать. В то же самое время в Румянцевской библиотеке (теперь библиотека им. Ленина) в Москве лежало около миллиона неразобранных книг. Об этом рассказывала Владимиру Ильичу т. Манучарьянц, а он говорил о том, что надо устраивать субботники, на что она замечала, что тут нужна квалифицированная публика, а то так разберут, что потом наплачешься.
Библиотекари в общем и целом проявили большую самоотверженность. Благодаря им главным образом удалось сохранить очень многое. Но годы гражданской войны и общей разрухи наложили свою печать на общее отношение к библиотечному делу. Ему не придают того значения, которое оно имеет.
Когда теперь перечитываешь высказывания Ильича по библиотечному делу, чувствуешь, как важно и жизненно то, что он говорил, и хоть прошли года, но статьи его, написанные по этому поводу, и сейчас, пожалуй, больше, чем когда-нибудь, служат руководством к действию.
1929 г.
В ПОМОЩЬ НОВЫМ РАБОЧИМ КАДРАМ
Широко развернувшаяся практика социалистического соревнования, кроме того, что дает материальные результаты, повышая общую производительность труда, имеет еще громадное значение в том отношении, что она ломает у рабочих масс психологию, воспитанную в них капиталистическим укладом. При капитализме пролетарий чувствовал себя наемным человеком. При социализме рабочий будет на 100 % ощущать себя коллективным хозяином производства. Такое сознание может воспитываться лишь в течение долгих лет. Одна из задач переходного периода от капитализма к социализму — воспитать в рабочих массах ощущение, что они, рабочие, не наемники, а коллективные хозяева производства. Предпосылка воспитания такого сознания — это переход собственности на фабрики и заводы из рук капиталистов в собственность рабоче-крестьянского государства. Этот переворот совершился в Октябре. Но изменение психологии рабочих масс, осознание ими, что фабрики и заводы — действительно их коллективная собственность, даются не сразу, выработка такого сознания — длительный процесс.
Производственные совещания, социалистическое соревнование воспитывают и укрепляют это сознание. В дальнейшем будут возникать еще другие пути укрепления этого сознания.
Индустриализация страны, идущая быстрыми шагами, натыкается на необходимость втягивать в производство широкие слои неквалифицированных рабочих.
Во вновь строящихся предприятиях, особенно в новых отраслях производства, кадры «потомственных» рабочих часто очень невелики. В предприятия вливаются окружающие крестьяне, с психологией мелких собственников, не пережившие всей той борьбы, которую пережили основные кадры рабочего класса нашей страны, они еще «чужаки» в рабочем классе и в производстве, у них нет той внутренней дисциплины, которая есть у основных кадров, меньше всего они ощущают производство как свое, меньше всего чувствуют себя коллективными собственниками его.
Профсоюзам надо работать и работать над воспитанием этих кадров.
Одним из способов воспитания в них сознания своей близости к производству, интереса к нему, желания поднять это производство на должную высоту, кроме соревнования, могла бы явиться организация вводных в производство курсов. Эти курсы должны состоять из ряда бесед, лекций, демонстраций, экскурсий, которые бы давали представление о всей отрасли производства в целом, заражали бы слушателей интересом к этой отрасли производства, увлекали бы его «романтикой» и т. д.
Возьмем, например, химию. Пусть рабочий занят мытьем бутылок, но важно, чтобы он получил представление, что такое химия, что она может дать сельскому хозяйству, промышленности, важно дать представление о том, что в этой области сделано за границей, что у нас, и пр.
Курс должен ставиться чрезвычайно популярно, иллюстрироваться опытами, диапозитивами, кино, экскурсиями. Меньше всего это должна быть сухая учеба.
Можно начать с постановки таких курсов в клубах, потом ставить их в цехах, а затем сделать их обязательными.
Такие курсы заставят каждого слушателя понять роль его предприятия во всей отрасли производства, почувствовать себя участником большого, важного и нужного дела — строительства социалистического хозяйства.
На базе «вводного в производство курса», имеющего особо важное значение для кадров неквалифицированных рабочих (конечно, для каждой отрасли производства надо строить свой курс: у химиков это будет один курс, у строителей — другой, у пищевиков — третий), должна строиться всякая иная производственная пропаганда.
Заботливо должна быть подобрана производственная библиотека, должны быть составлены к ней рекомендательные списки, рассчитанные на разный уровень подготовки, должны быть организованы совместные читки, занятия в лаборатории, подготовка к производственным совещаниям, учебные курсы разной длительности и т. д.
Провести это дело в жизнь могут и должны профсоюзы, но Наркомпрос (Главполитпросвет и Главпрофобр главным образом) может и готов тут многим помочь. Кое-что уж тут намечается. Главполитпросвет может помочь своим пропагандистским опытом, Главпрофобр может двинуть на помощь этому делу студенчество, аспирантуру и т. д.
Надо начинать. Если это дело провести как следует, оно сильно поможет и производственным совещаниям и соревнованию, оно поможет всю работу по строительству проводить, опираясь на массы.
В этом деле заинтересованы хозяйственники, профсоюзы, органы Наркомтруда, просвещенцы. Надо всем помогать этому делу.
1929 г.
ВЫСТУПЛЕНИЕ НА ВСЕСОЮЗНОМ СОВЕЩАНИИ ПО УЛУЧШЕНИЮ ТРУДА И БЫТА ЖЕНЩИН
Товарищи, я хочу сказать несколько слов по поводу быта работниц и крестьянок, какой приходится наблюдать у нас в РСФСР. Я хочу на этом вопросе остановиться потому, что мне кажется, что РСФСР в некоторых отношениях могла бы создать у себя условия, которые были бы показательными и тем самым помогли бы отсталым республикам изменить условия быта.
В этом году, когда стали строиться новые фабрики и заводы, когда в деревне быстрым темпом стала развертываться коллективизация, вопросы быта как-то особенно встали во весь рост. Правда, они никогда и не сходили с порядка дня, но обсуждались они последние годы менее горячо, чем сейчас. Сейчас, двенадцать лет спустя после Октября, особенно остро чувствуешь, как по части быта мы отстаем.
Я, пожалуй, начну с колхозного строительства. Летом мне пришлось, правда только мельком, видеть один большой совхоз, где строятся новые поселки. И директор этого совхоза, ленинградский рабочий, говорил: «Вот мы так строим, что тут у нас будут и столовка, и прачечная, и баня, такая прачечная, чтобы ни одна тряпка не стиралась дома, и дома будут строиться так, чтобы кухни не было в доме». Дальше говорил о детском доме, о яслях, которые здесь будут. Для этого будут сразу созданы постройки в поселке, и новый быт будет строиться сам собой, как-то приспосабливаясь ко всему этому. Это, конечно, вопрос чрезвычайной важности.
У меня недавно была делегация батраков и батрачек из Киева. Они приехали сюда к нам в Москву и ходили по разным комиссариатам, чтобы собрать сведения, как работают комиссариаты. Я, давая эти сведения, говорю: «Да ведь это у нас в РСФСР, а у вас на Украине иначе». Они говорят: «А нам важно иметь и ваши данные, чтобы сравнить вашу работу с работой нашего комиссариата». Подход совершенно правильный, они вдумываются глубже в работу комиссариата. И вот когда мы с ними беседовали, то касались и вопросов быта. Когда я рассказывала о своих летних впечатлениях и об этом поселке, который сразу строится таким образом, чтобы весь быт батрачки и крестьянки, которая работает в совхозе, сразу изменить, труд механизировать и коллективизировать, то надо сказать, что эта часть моего рассказа была заслушана с наибольшим интересом. Видно было, как эти киевские батрачки отзываются на этот вопрос, что надо быт перестроить. Чувствуется, как этот повседневный быт, который пока еще существует, — это домашнее хозяйство с его мелочами еще ложится всей тяжестью на батрачку и на крестьянку.
Пришлось мне видеть еще летом на Северном Кавказе одну очень интересную вещь. Около Сальска есть колхоз имени Артюхиной. Колхоз этот имеет трактор. Отведено там под огород приблизительно около 20 гектаров земли, там водокачка устроена и пр. Это учебный колхоз. Туда женщины со всего Северного Кавказа, крестьянки собрались, есть и из других областей, также и из Сибири одна там была, пришлось с ней разговаривать. Они намереваются в этом колхозе пробыть года два для того, чтобы научиться колхозному делу и научиться организовывать колхозное дело. Надо сказать, что сейчас в целом ряде областей тяга к колхозному строительству чрезвычайно велика. Мы, например, по Средней Волге знаем об этом. Мне как раз крестьянка рассказывала во время съезда Советов. Все, говорит, готовы идти в колхозы, только говорят: «Даешь организатора!», человека, который бы умел организовать дело, сумел бы подойти к тому, как организовать и оплату труда, как организовать быт работников и т. д. И вот цель этого колхоза имени Артюхиной заключается в том, чтобы из женщин подготовить этих организаторов.
Надо сказать, что в колхозах идет многое по-старому. Еще часто деревня целиком переносит свой быт в колхоз, в коммуну. У нас часто бывает так, что образовалась коммуна, мужская часть очень увлечена строительством, а женская часть, растерявшись, не знает, как тут быть. Ведь надо иметь в виду, что женщина больше страдала от старого быта, и в то же время старый быт больше спутывал ее цепями, чем мужчину. В деревенской жизни крестьянка, которая должна смотреть за детьми и вести работу по хозяйству, со скотом, в огороде, в поле, связана старым бытом по рукам и по ногам, и ей очень трудно оторваться от этого старого быта и начать жить как-то по-новому. Может быть, она скорее согласна идти на все другое, но когда дело касается повседневной жизни, тут чувствуешь, как она именно цепями прикована к старому быту.
Нужно сказать про коммуну и колхозы. Коммуна — это высшая ступень колхозного движения, она часто разваливается, потому что женщина хочет жить так, как она привыкла в деревне: она думает, что и в коммуне можно так жить. От этого коммуна часто разваливается, а если не разваливается, то происходит затяжка в развитии.
Но и мужчины смотрят по-старому на женщину. Поэтому чрезвычайно важно, чтобы женщина приходила в коммуну, уже освободясь от предрассудков, от старых привычек быта, и чтобы она явилась полезным членом — организатором коммуны. Это, конечно, имеет огромное значение. Учебный колхоз имени Артюхиной, который рассчитан на 200 человек, имеет огромное значение. Но пути этого колхоза чрезвычайно трудны. Дело в том, что они работают там, живя под открытым небом: они пристроились в другой половине сарая, где ссыпано зерно в закромах, а молодежь просто спит под открытым небом…
Приехала я в Москву, вижу: на синей бумаге прислана большая смета на те постройки, которые должны там производиться. Я прочитала смету — 300 000 рублей. Обращение в Главполитпросвет. В Главполитпросвете на такую постройку никаких денег нет. У нас нет строительного фонда в Главполитпросвете. У нас вообще смета такова, что приходится дорожить буквально каждой копейкой. Пошли в Колхозцентр. В Колхозцентре говорят, что это должно пойти за счет Главполитпросвета. А те 14 000 рублей, которые ассигнованы на постройку бани, столовой и т. д., можно получить на месте в кредит от такого-то банка, но сначала нужно произвести обследование. Я не знаю, кто мне прислал эту смету, она была без всякой сопроводительной бумажки. Конечно, местная власть прекрасно знает, что делается в коммуне, какое именно здание будет построено, как именно они поселят на зиму этих женщин, и они как-нибудь выбьются из этого положения. Сейчас у них есть трактор. И когда нам пришлось разговаривать с ними, они заявили: «Ты не думай, мы все трудности перенесем и научимся быть организаторами колхоза». Видна громадная энергия, громадная зарядка, но никто не заботится о том, чтобы прийти на помощь в смысле стройки.
Я думаю, что комиссии по улучшению быта должны обратить особенное внимание на то, чтобы помогать в этих колхозах и совхозах стройке, без которой нельзя перестроить быта. Когда смотришь, как эти новые домики построены, чувствуешь, что уже есть возможности развернуться новому быту. Если же нет ни столовых, ни прачечных, ничего этого нет, если все осталось по-старому, то каким же способом сломить этот быт? Когда перелистываешь журнал «Совхоз», то видишь, что там вопросам быта уделяется чрезвычайно мало внимания. Ноте две-три статейки в год, которые уделяют внимание этому вопросу, говорят о том, что необходимо механизировать быт. Это значит создать такие условия, — которые освобождали бы женщину от ее домашней работы и от зависимости от мужчины, которые создаются для крестьянки и для батрачки благодаря домашнему хозяйству.
Конечно, если удастся создать показательные совхозы, и не один какой-нибудь совхоз создать, а много показательных совхозов, где и хлебопекарня будет, где будут стиральные машины, прачечные, где будут прекрасно налаженные столовки, и если при этом будет указано, откуда можно получать на это средства, создать какой-нибудь специальный фонд для помощи этому делу, тогда дело пойдет. Конечно, показательные совхоз и колхоз будут играть очень большую роль. Мы знаем, что в 1919–1920 гг. были организованы отдельные коммуны и как-то первое время на них не обращали внимания. Они долго жили вне всякого внимания. Часто соседняя волость не знала, есть ли в тридцати верстах от нее коммуна или нет. А теперь мы видим, что эти коммуны, которые пережили тяжелые годы, теперь оказывают чрезвычайно большую помощь всему колхозному движению. Они за эти годы выработали у себя определенный быт. Смотришь — там и столовка есть, есть и хлебопекарня. И вот сейчас в этих коммунах прямо отбоя нет от посетителей. Конечно, главным образом посетители из крестьян и крестьянок, которые желают посмотреть, как люди по-новому строятся.
У коммунаров постепенно складываются иные отношения между мужчиной и женщиной. Мужчины перестают смотреть на женщин, как на своих служанок, которые обязаны и сварить и все сделать для них. Женщины из коммуны говорят: «Мы потому живем так хорошо, что мы — люди свободные, если бы мы не поладили, то разошлись, бы». Эти новые отношения складываются там, где есть детский дом, где есть школы, — ведь в коммунах заботы о ребятах гораздо больше, чем в обыкновенной деревне. Если крестьянка остается вдовой, она всегда думает: «Я вот умру или что-нибудь со мной случится, куда ребята денутся»? А тут коммуна заботится. Она и в школу отдаст, она и позаботится о том, чтобы был выход в жизнь для ребенка. Целый ряд коммун в этом отношении показателен. Нам крестьянки пишут: «Вступила я в коммуну — и старые заботы отпали».
Часто еще в колхозах держится старый деревенский быт, но в лучших колхозах, коммунах, этой высшей форме колхозов, там по части быта уже делается кое-что, и думается, что надо, чтобы эта сторона не в загоне была, а она часто в загоне. В девяти толстых номерах этого журнала «Совхоз», где обо всем на свете говорится, только три статейки есть, которые касаются быта колхозников, быта работниц крупных совхозов, а остальные номера очень мало освещают быт.
Если мы возьмем сейчас условия, в которых живут работницы на фабриках и заводах, то мы видим, что сейчас вопросы быта становятся чрезвычайно остро и тут вопрос о механизации быта, т. е. о механизации обслуживания домашней жизни, об устройстве столовых, об устройстве прачечных, об устройстве водопровода и всего этого, стоит до чрезвычайности остро. Особенно при той напряженной работе, которая наблюдается при переходе на семичасовой день, а теперь на непрерывную неделю, этот вопрос встает во всю ширь со всей остротой.
Вот в Ленинграде выходит очень интересная «Бытовая Газета», которая этим вопросам уделяет большое внимание. Она поддерживает (у вас об этом, вероятно, был разговор) предложение бакинцев о создании бытовых секций. Я не очень в курсе этого дела, товарищи лучше знают, создаются ли эти бытовые секции при Советах. Только начинают создаваться, кажется. Я знаю, что местами их еще нет, но вопрос этот горячо обсуждался и горячо продолжает обсуждаться, и надо, чтобы эти секции были созданы, и Важно, чтобы не только они были созданы, а были такие условия, чтобы работа эта могла развернуться. Материальная помощь, конечно, нужна, потому что мало одних благих пожеланий.
Я должна сказать, что переход на непрерывку дает в этом отношении известный толчок. Приходилось говорить с рабочими тех производств, которые уже перешли на непрерывку. На «Серпе и молоте» рассказывают так. Раньше по воскресеньям столовка не работала, перешли на непрерывную неделю, поголодали одно воскресенье, поднажали рабочие, стала работать столовка круглую неделю, а раньше этого не было. В будние дни муж в столовку ходит, а воскресенье дома. В воскресенье на заводе или фабрике нет работы у работницы, но зато она с утра до вечера должна возиться с хозяйством, с ребятами, с угощением гостей. Тут и выпить можно и посплетничать, придут родственники, как быть? И это известным образом женщину порабощало, потому что весь воскресный быт ложился тяжелым бременем на работницу.
Теперь на некоторых фабриках, которые перешли на непрерывную неделю, чувствуют себя немножко растерянными рабочие и работницы: как мы это будем жить по-новому? А как же гости, тетка, когда же она придет? Нельзя угостить, нельзя и пойти в гости. Как-то новый быт еще не создался, а старый ломается, по-старому нельзя. Но, несомненно, что этот быт заставил целый ряд вопросов культурных и особенно бытовых поставить с большой остротой. Например, ясли, детские сады переходят на непрерывку. Мы отстаиваем в Наркомпросе такой порядок вещей, чтобы мать в дни отдыха не обязана была брать ребенка из яслей на целый день. Мы для этого так и организуем дело, чтобы ей не приходилось тащить с собой ребенка или оставлять на старшего сынишку или дочку. Нужно, чтобы руки были развязаны, чтобы женщина могла не только отдохнуть, но и в школу пойти и т. д.
Вопрос перехода — вопрос трудный и вопрос не одного дня. Но тут культурно-бытовые организации как будто понимают всю остроту вопроса, и некоторый сдвиг в дошкольном походе делается в смысле обслуживания питанием ребят и т. д.
Теперь я хочу немного остановиться на вопросе о ребятах. Вы знаете, что в деревне происходит громадный переворот, изменение всех старых привычек. Коллективизация значится не только в программе партии, не только обсуждается на собраниях, но она протащена в жизнь. И вот сейчас в деревне идет ломка старого быта, старых воззрений. Сейчас, когда крестьянин видит какой-нибудь комбайн, за которым он гонится четыре часа на лошади, чтобы поглядеть, как он работает, в нем происходит целый переворот. Он привык жить, как его отцы жили, работать, как его деды работали, а тут комбайн «воткнулся» в жизнь, и пашет, и косит, молотит, зерно ссыпает в мешок, а потом мешок выбрасывает. Нужно посмотреть, с каким недоумением смотрит крестьянин на механизацию сельского хозяйства и какой переворот во всей его психике создается. То, что делается в деревне, создает перестройку стародавней, вековой жизни деревни, и все предрассудки, темнота комбайном, трактором разрушаются. Сейчас характерно то, что те вопросы, которые стояли в начале революции, после Октября, в конце 1917–1918 гг. и в начале 1919 г., все эти вопросы сейчас встают, но только встают на другой основе. Тогда никакого опыта не было. Подумайте, не было даже бюджета. Теперь же все знают, что без бюджета нельзя жить, без него ничего не сделаешь, а тогда жили без бюджета. Как до нэпа работал Наркомпрос? Строил избы-читальни, детские сады, но на что они должны были существовать — неизвестно. «Будут деньги — бумажки напечатают; мало напечатают — сделают больше». У нас было безрасчетное хозяйство, и те хорошие правильные мысли, которые тогда были, не удалось осуществить, потому что не было умелых рук: сразу из подполья, сразу от станка, от сохи трудно было устраивать новое государство по-новому. Конечно, надо было активу, передовым слоям научиться хозяйничать, нужен был учет, расчет.
А вот сейчас с чем мы подходим? Сейчас, когда в деревне так все зашевелилось, это отзывается и на городе; когда в городе быстрыми шагами идет индустриализация, сейчас опять встают те же самые вопросы, которые стояли в 1918 г., но мы уже лучше вооружены к их разрешению. Мы уже знаем, что для того, чтобы механизировать быт (то, о чем так хорошо писали в свое время Коллонтай, Самойлова, Инесса Арманд, все мы писали об этом в 1918–1919 гг., и это повисло тогда в воздухе), нужен ряд мероприятий, и это можно сейчас осуществить. Мы знаем, что нужен фонд, что надо бороться за то, чтобы этот фонд дали, надо, чтобы ЦИК помог, чтобы женщины, поселившиеся на голой земле для того, чтобы из себя воспитать организаторов колхозного движения, не остались одинокими, а чтобы государство пришло им на помощь. Теперь нам ясно, где и как надо добиваться. Есть комиссии по улучшению труда и быта, путь сейчас обозначен совершенно ясно; что делать и как делать теперь гораздо яснее. Многие вопросы ставятся вновь с той четкостью, с какой они ставились в 1918–1919 гг., но, кроме этой четкости, есть уже большие организационные навыки. Сейчас будут не только одни разговоры, или одни порывы, одни попытки, которые ни к чему не приводят; а все то, что проделано за эти годы, будет учтено, учтем то, что проделано, и пойдем дальше.
Вопрос о детских домах ставился и в 1918 и 1919 гг. Тов. Ленин и другие тогда очень много писали по этому вопросу: надо-де, чтобы все дети в детских домах воспитывались. А что вышло с детскими домами? Обслуживать мы их не умели, это оказалось трудно, затем все детские дома брать на государственный счет оказалось не под силу государству. Так что детские дома только для беспризорных ребят. А теперь? Теперь в совхозах, колхозах опять встает вопрос: нужны детские дома, но не такие детские дома. — куда сунут беспризорных ребят, а такие, в которых бы все дети получали общественное воспитание.
Общественное воспитание — сейчас не только название. Вот мы видели в Москве слет пионеров. Пионеры — как раз те ребята, которые получают общественное воспитание в своих организациях. На тех, кто видел слет этих пионеров, он произвел чрезвычайно сильное впечатление. Мы видели ребят, их приехало 8 тысяч, да еще московские ребята. Мы видели кадры нового поколения, которые уже на старое поколение непохожи. Когда открывался слет на стадионе «Динамо», где собралось 48 тысяч человек, где были рабочие от производства, больше 20 тысяч ребят, когда все видели организованность ребят, ребята были не только московские, но и из далеких республик, видели, как они организованно действуют, организованно выступают, и это на всех производило громадное впечатление. Рядом со мной сидел Горький. Так он от волнения не мог даже и говорить ничего, слезы у него на глазах были. Видел, как давнишняя мечта, что ребята наши вырастут организованными, вот теперь осуществляется. В парк культуры ходили, в парке культуры была устроена столовая для пионеров. Каждый день 8000 ребят утром кормились, обедали потом и с собой им давали еще пищу. Когда видишь, как ребята идут в столовую, быстро моют руки, как все это происходит организованно, чувствуешь, как растет новое поколение. Найдены уже пути общественного воспитания.
Потом эти пионеры ходили в наркоматы — и в наркоматах устраивали с ними собеседования. Даже четверо из ребят попали на заседание Совнаркома. И все глядели на наше новое поколение: как какая-нибудь девушка или какой-либо мальчонка разговаривает по поводу всяких вопросов, как трезво подходит ко всем вопросам, как знает жизнь, — и на всех это производило очень большое впечатление. Правда, ребята были отобраны наиболее сознательные, наиболее организованные, — но все же, подумать только, разве лет пятнадцать тому назад могло бы быть так, чтобы пришли в министерство ребята, приехавшие из каких-то глухих деревень, и стали бы говорить, какие школы надо поддерживать и т. д.? Ребята употребляли такие слова, как бюджет и смета. В Совнаркоме один парнишка говорил о том, что надо дать денег и на школы крестьянской молодежи, но это не из тех сумм, которые ассигнуются по линии народного образования, а Наркомфин должен изыскать другие источники. Слет тоже показал весь сдвиг нашей жизни и то, в каких условиях наши ребята растут, показал, как меняется у нас жизнь.
Рабочие разбирали ребят к себе по домам. Потом ребята рассказывали, как рабочие встретили их. И сами рабочие рассказывали, как им приятно было у себя иметь этих пионеров. И пионеры рассказывали: «Придем вечером поздно с барабанным боем в поселок; сейчас все выходят, малыши берут каждый своего пионера за руку и ведут домой — наш пионер». Все это, конечно, кусок совершенно нового быта.
Когда читаешь разные старые утопии, которые рисовали будущий строй, обыкновенно дети в этом будущем строе отсутствовали. А сейчас мы видим, что ребята уже в новом строе занимают не на словах, а на деле очень большое место. И вот сейчас встает вопрос о детских домах, не о приютах, а о детских домах, где широко развито пионердвижение, где это не закрытые детские дома, а детские дома в коммуне, где ребята на себя тоже берут какую-то посильную работу в строительстве. Это новые коммуны. Когда вопрос так ставится, тогда яснее понимаешь, куда мы идем и как идем. Вопрос о детях наиболее правильно может быть разрешен в коммунах. Вот, товарищи, то немногое, что я хотела сказать.
С бытом особо тяжело обстоит дело в национальных республиках, где население в силу исторических условий, в силу того, что оно в свое время было затоптано царской властью, где это население очень отсталое, там женщина еще в полном смысле слова раба мужчины. Но мы знаем, что индустриализация, коллективизация начинаются и в наиболее отсталых республиках, и важно, чтобы там, где это легче сделать, было бы показано, как механизировать быт, как воспитывать ребят в новых условиях, и эта помощь показом будет наибольшей помощью этим отсталым республикам. Не непременно надо проходить все ступени, из рабы делаться крепостной, из крепостной делаться более свободной, но все же зависимой, а важно, чтобы глубоко закрепощенный раб, закрепощенная женщина сразу могли бы порвать эти цепи и освободиться от тех условий быта, которые в наиболее отсталых культурно республиках особенно тяжело связывают женщину.
Позвольте пожелать комиссиям успеха в их дальнейшей работе.
1929 г.
ДОКЛАД НА КОНФЕРЕНЦИИ ПО БЫТОВОЙ ПРОПАГАНДЕ
Товарищи! В последнее время мы во всей нашей работе постоянно упираемся в быт. Какую бы работу мы ни начали — по политпросвету, по просвещению вообще, мы постоянно натыкаемся на быт. Сейчас выходит целый ряд книжек о коммунах среди молодёжи, в Ленинграде выходит очень интересная «Бытовая газета». В связи с непрерывкой вопрос о быте стал особенно ярко. Наконец, в деревне вопрос о коллективизации, о крупном хозяйстве тесно связан с вопросами быта. Между тем этим вопросам не уделяется достаточно внимания, и они не ставятся в той перспективе, в какой их надо ставить.
Иногда вопросы быта очень суживаются, сводятся к пьянке, к тому, что муж жену бьет, ребята не устроены и т. п., и этим ограничиваются. А между тем вопрос о быте — это кусок очень большого вопроса о переустройстве всей нашей жизни на социалистических началах. Этот вопрос с особой остротой стоял сразу после Октября. Если вы будете перелистывать литературу того времени, то вы увидите, что, например, по линии работы среди женщин уделялось очень много внимания прачечным, столовым, пошивочным мастерским и т. п. В специальных журналах по женской работе и во всех общих журналах и газетах этот вопрос всегда ставился со всей остротой. На собраниях, когда говорилось об этом вопросе, то говорилось всегда, что мы должны как-то по-новому, по-социалистически всю жизнь перестроить.
Потом благодаря гражданской войне бытовые вопросы были на время оттеснены на задний план. Затем началась борьба за сытую Россию, за то, чтобы голодовки у нас не было, чтобы по-новому было организовано производство, сельское хозяйство. Тут вспоминаются слова Энгельса, который говорил, что характер организации нашего распределения и потребления определяется тем количеством продуктов, которые у нас имеются. В одном из своих писем к Конраду Шмидту он это подчеркивает и указывает на неправильность понимания социалистического устройства общества, как чего-то стабильного, неизменного, неразвивающегося. Он говорит, что меняется количество благ, которыми общество располагает, и в зависимости от этого будет то или иное общественное устройство. Само собой, что известный минимум благосостояния необходим для того, чтобы можно было строить социализм. Для социализма нужны материальные предпосылки.
И вот нам пришлось бороться за то, чтобы не было голодовки, чтобы были хотя бы самые первые предпосылки для того, чтобы можно было обеспечить хотя бы ребят, стариков и т. д. Построение нашей крупной промышленности, переустройство нашего сельского хозяйства — все это в сущности есть борьба за сытую страну.
Сейчас, когда опять встают многие вопросы, стоявшие в 1918 г., с особой остротой встают и вопросы быта. Мы знаем, что теперь уже больше внимания сосредоточивается и на обслуживании стариков, и на организации детской жизни (дошкольный поход). Все эти вопросы привлекают особое внимание наших фабрик и заводов, где остро чувствуется необходимость устройства нашей жизни по-новому.
Если мы посмотрим на то житье, которое у нас имеется по отдельным квартиркам, комнатушкам, казармам, если мы посмотрим на наши столовки, на весь наш быт, то мы увидим, как мы страшно отстали на этом фронте. Это сейчас особенно бьет в глаза. Если раньше к этим вопросам относились равнодушно, то сейчас они вызывают особо острые переживания. Теперь, когда развита громадная пропаганда в области пятилетки, в области производства и т. п., невольно каждый наталкивается на вопрос, рационально или нерационально организован в соответствии с этим наш быт. Мы видим, что у нас надлежащего внимания к этому вопросу не было. У нас есть коммунальная секция Моссовета. Если о секциях культурной, хозяйственной и т. п. говорят достаточно много и вокруг них, особенно вокруг культурной секции, создана большая общественность, то пусть товарищи скажут, создана ли эта общественность и много ли говорят о коммунальной секции. У меня впечатление, что вокруг коммунальных секций очень слаба общественность и активность. Но мне кажется, что именно коммунальные секции должны вникать в вопросы быта и что это необходимо сделать.
Когда мы смотрим, как строятся наши новые дома, мы видим, что они строятся по старинке. Остаются условия, которые затрудняют перевод быта на новые рельсы, механизацию его.
Теперь стали создаваться коммуны молодежи. Тут уже идет речь не о предпосылках для реорганизации быта, а о том, как организовать новую жизнь, как организовать новые человеческие отношения, новые взаимоотношения между мужчиной и женщиной и т. п. Тут уже идет речь об общих кассах, откуда каждый может брать, записывая только, сколько взято, а не на какой предмет. Тут дело идет о перестройке всех человеческих взаимоотношений. Таким образом, мы видим, что вначале ставятся общие вопросы о перестройке жизненных условий (в частности, жилищных), о переустройстве быта и на основе этого — дальнейшая задача — изменение отношений между людьми.
Вопрос о бытовых условиях, об обобществлении быта — вопрос не новый. Он ставился еще в средние века. Если мы посмотрим на монастыри, то ведь это были, по сути дела, — потребительские коммуны, которые выросли на низкой технической основе. Монастыри представляли собой потребительские коммуны, члены которых всячески сокращали свое личное потребление, свои потребности, шел вопрос о постах и о том, чтобы не иметь детей, и т. д. Всё это имело целью сокращение потребления, хотя всему этому и придавался религиозный облик. Большинство монастырей в то же время было и производительными сельскохозяйственными коммунами: они и землю обрабатывали, и кое-какое хозяйство вели. Между производством и потреблением была связь. Это было в средние века. Но если мы посмотрим, например, на рабочий быт 90-х годов, то рабочие казармы тоже были своего рода зачатками коммуны.
Если мы возьмем квартирных хозяек, сдававших в наем комнаты, то мы знаем, что были многие, которые человек по двадцать кормили. Там было общее чаепитие, общая готовка. Были тогда и дома-общежития. Возьмем, например, знаменитую Лихачевку на Васильевском острове в Ленинграде, где жила по большей части учащаяся молодежь. В каждой комнате водопровод, можно получать кипяток, ходит булочник и кричит: «Булки, булки», — в доме была общественная столовка.
Теперь монастыри отжили свой век, немыслимы и не нужны они в наше время. В отношении нового устройства жизни кое-какой шаг вперед у нас имеется. Некоторые фабрики проводят очень большие и интересные начинания. Возьмем Ивановскую фабрику — ее столовую, интересные начинания в Тверской губернии и т. д. На отдельных предприятиях новые дома строятся очень интересно. Но все это частично. Наряду с этим зачастую дома строятся по старинке. В Харькове мне показывали новые дома для рабочих. Они построены в виде маленьких домиков (на английский манер). В Англии это очень хорошо, потому что все продукты доставляются на дом, а у нас, когда надо ходить и стоять за ними в очереди, они не годятся. Тов. Артюхина, которая ездила осматривать дома-общежития, рассказывала, что и там приходится видеть, как работница стоит, наклонившись, согнувшись в три погибели, и стирает белье. За этим не надо далеко ездить. На текстильных фабриках это и сейчас есть, но наряду с этим есть и новое. Зарождаются студенческие коммуны. Очень хорошая коммуна у молодежи в голодные годы была во Вхутемасе, куда мы с Владимиром Ильичей ездили. Там ребята очень мужественно переносили лишения. Помню, один парень говорил: «У нас нет хлеба, но зато есть крупа», — и чтобы угостить Владимира Ильича, они сварили кашу. Соли у них не было, но все это переносилось с бодростью и жизнерадостностью.
Имеются у нас и детские столовки и др., но все это в общем и целом только зачатки, всего этого мало. Нужен какой-то перелом, чтобы приковать к этому вопросу внимание и начать строить наш быт по-новому. Один товарищ прислал проект домовых предприятий и предлагает в тех домах, которые уже есть, все переделать. В них надо устроить общие столовки, общие прачечные, условиться, как сообща пищу готовить, и т. д. Конечно, надо приспособить и отдельные дома. Москву и другие крупные города, конечно, быстро не перестроишь, не повернешь по-новому. Важно нам, хотя бы молодежь по-новому повернуть, но, чтобы был сделан даже минимум, необходимо очень много поработать. Как перестроить, как создать предпосылки для нового быта? Это очень важный и сложный вопрос.
Я хочу еще несколько остановиться на коммунах молодежи. Очень интересная, например, коммуна 133, коммуна при Горной академии. В этих коммунах речь идет уже не только об общих хозяйствах, но и о более глубоких изменениях человеческих взаимоотношений. Но когда читаешь об этих коммунах, то видишь, что на быте этих коммун сказывается наша общая бытовая отсталость. Не хватает умелых рук, чтобы справляться с хозяйством, нет элементарных культурно-бытовых навыков. Надо создать какие-то предпосылки, чтобы хозяйственные мелочи не лежали тяжелым грузом на коммунах, и тогда легче будет осуществить и новые человеческие взаимоотношения.
Коммуна молодежи напоминает не только вхутемасовскую коммуну, но и ссыльные коммуны, эмигрантские коммуны. При редакции «Искры» в Лондоне была одно время коммуна, в нее входили Засулич, Мартов и Н. А. Алексеев. Туда мы направляли всех приезжих. И вот один день варит один, другой — другой, третий — третий. Получилось так, что один варил всё яйца, другой кормил только бараниной. Засулич несколько лучше всё это делала. Отличалась коммуна ужасной грязью. Я помню, что приехал к нам рабочий Бабушкин и мы его направили в эту коммуну. Он очень хорошо вошел в быт коммуны. Через несколько дней коммуна преобразилась: на столах газеты, всюду чистота. Оказывается, что Бабушкин был поражен грязью в коммуне, забрал все в свои руки и говорит: «Интеллигенция всегда так — или им десять человек прислуги нужно, или грязь разводят». Он своей рабочей рукой привел все в порядок. Теперешние коммуны молодежи напоминают ссыльные коммуны, эмигрантские коммуны.
Хотела бы я еще обратить внимание на то, что коммуны молодежи часто создаются только как потребительские коммуны, и поэтому они не удаются. Необходимо, чтобы такие коммуны, кроме потребления, имели еще какие-то общие цели. Если мы возьмем средние века, то монастыри имели религиозные цели, если мы возьмем коммуну при «Искре», то там людей объединяла работа в «Искре». Это служило прочной основой, и поэтому склоки никакой не было. Если создается коммуна молодежи, то важно, чтобы публика была там не с бору да с сосенки, а определенно подобранные ребята, поставившие себе целью социалистическое строительство. Тогда эта цель будет отражаться и на их бытовой. стороне и помогать быту налаживаться.
Мне кажется, что нам нужно изучить историю вопроса (монастырские коммуны, утопические — я забыла о них сказать — и др.). Монастырские коммуны говорили о сокращении потребностей, а утопические говорили о расширении потребностей, или — каждому по потребностям. То затирание личности, которое имело место в средние века, ушло уже в вечность. В этих коммунах личность затиралась, ею распоряжался коллектив. Это уже ушло. Маркс и Энгельс говорят очень много о положительной стороне капитализма, что он помогает развитию индивидуальности. Мы должны не задавливать эту индивидуальность, а сочетать ее развитие с коллективной работой. Теперешние условия, теперешний коллективизм отличается от средневекового именно тем, что тот сводил личность на нет, а мы ищем таких форм, которые обеспечивали бы всестороннее развитие личности и благодаря этому способствовали бы организации могучего коллектива.
Я хочу еще остановиться на вопросе, которому т. Ленин уделял большое внимание. После организации Советской власти среди английских социал-демократов (частью коммунистов) возникло течение, известное под названием «гильдейского социализма». Эти социалисты говорили, что в Советской России Советы по производственному признаку составлены, а это кажется американцам и англичанам неправильным. Им казалось, что все должны получить одинаковые права. Просматривая брошюрку о «гильдейском социализме», наталкиваешься на вещь, которую полезно поставить в поле нашего зрения. В общем и целом это, конечно, книжка никчемная, там есть и религиозный момент, и другие, но меня заинтересовала там трактовка потребителя. Они говорят: каждый рабочий не равен другому рабочему; среди рабочих есть определенная дифференциация — металлист не равнозначен текстильщику; текстильщик не похож на пищевика и т. д. Такая дифференциация есть и среди потребителей. Я думаю, что этот их взгляд нам надо принять во внимание, хотя мы и не становимся на эту точку зрения. «Гильдейский социализм» делит потребление на две части: потребление коллективное, которым можно пользоваться только коллективно, и домашнее, или личное, потребление, например изготовление пищи и т. п. Конечно, они называют это потребление кооперативным. Они находят необходимым развить большой опыт кооперативного потребления и провести такую работу, чтобы была увязка между интересами потребителя и производством. Надо сказать, что у нас, как я говорила о коммунальных секциях при Советах, вокруг этого вопроса очень слабо развита общественность. Хорошо развивается общественность вокруг кооперации, но слабо развивается вокруг вопросов жилищных и т. п. На все эти виды общественности надо обратить большое внимание. Если мы возьмем, например, просвещение, то у нас есть и общество «Долой неграмотность», и общество «Друг детей» и т. п., а если мы возьмем коммунальные вопросы или кооперативную работу, то тут общественность гораздо слабее организована.
Недавно я разговаривала с одним товарищем из Наркомздрава. У них есть исследовательский институт по быту. Наркомторг дал им задание произвести исчисление, какое количество продуктов потребуется для потребления в СССР. Это показывает, что у нас настоящей увязки между производством и потреблением еще нет и на эту сторону дела, на нормировку потребления, на увязку потребителя с производством, нам придется обратить особое внимание.
Я умышленно не останавливаюсь на некоторых вопросах, например на вопросах строительства (об этом скажет т. Зеленко), на вопросах домоводства, потому что над этим работает комиссия (т. Радченко, может быть, скажет об этом), но я хотела только поставить ряд вопросов, которые очень разнообразны и велики и которые сейчас надо обсудить. Мы должны поставить по этим вопросам большую пропагандистскую работу, обсудить на ряде собраний и в печати осветить, проделать большую исследовательскую работу по разным областям. Особенно важно освещение всех этих вопросов в литературе, в печати. В недалеком будущем предполагается съезд коммун молодежи. К этому времени надо вопросы эти поглубже разработать. Жизнь не стоит; надо, чтобы машина шла в ту сторону, куда мы хотим ее повернуть, а не в обратную, как это бывает при строительстве.
Не коснулась я еще вопросов деревенского строительства. Я должна сказать, что когда я осенью была в известном совхозе «Гигант», то директор этого совхоза обратил мое внимание на то, что там по-новому строится поселок. Он строится так, что ни одна тряпка не может стираться дома, никаких щей дома варить нельзя, все должно носиться в столовую, в баню, в прачечную. Коллективное хозяйство сейчас развивается чрезвычайно быстро. Мы тут у нас постоянно видим публику, которая приезжает за книжками или просто поговорить. Сегодня был товарищ из Ленинграда и рассказывал, как среди карелов коллективизация налаживается. Почти каждый день кто-нибудь приезжает и рассказывает о новых формах работы, о новой строящейся жизни. И вот тут особенно встает вопрос о быте. В статьях, которые по этим вопросам пишутся, очень мало говорится о коллективизации быта. На одном собрании по машинно-тракторным станциям при Главполитпросвете представители хозяйственных организаций заявили, что эти вопросы к ним не относятся, что вопросы культуры, быта сами собой вырастут и разрешатся. Пришлось по этому вопросу бить тревогу.
Организовался один женский колхоз. Около 200 крестьянок собралось, чтобы научиться быть организаторами колхозов. Поселились они на голой земле. Попросили они устроить их. Им устроили общий водопровод, дали трактор и т. д. Но когда стал вопрос о прачечной, то оказалось, что нет учреждения, которое могло бы это сделать. Трактороцентр может дать тракторы, может дать машины, другие организации могут помочь чем-нибудь другим, но на баню, прачечную никто денег не может дать.
Тут приезжала делегация из Киева, чтобы сравнить, как у нас тут, в Москве, организовано просвещение и как там. Стали спрашивать о ликвидации неграмотности и т. п. Я говорю: «Зачем вам это, ведь у вас все иначе», — а они мне отвечают, что именно вот это им и важно, что они хотят именно посмотреть разницу между их устройством и нашим. Среди этой делегации были женщины, которые стояли молча с каменными лицами. Но, когда я стала рассказывать, как предполагается строить в совхозе «Гигант» поселок так, чтобы ни одна тряпка дома не стиралась, чтобы готовить сообща, тут эти каменные лица оживились. Вот что их интересует. Очевидно, что эти вопросы интересны и для города и для деревни. Поэтому инициатива комсомола очень важна и своевременна. Надо, чтобы и женкомиссии и комсомол несколько расширили свою работу в этом направлении и привлекли особое внимание других организаций, в том числе и Главполитпросвета, к этим вопросам.
1929 г.
ВЫСТУПЛЕНИЕ НА РАСШИРЕННОМ ЗАСЕДАНИИ ГЛАВПОЛИТПРОСВЕТА
Тов. Ширямов и другие товарищи указывали, что на помощь колхозному движению приходят различные организации, но в культурной области наблюдается чрезвычайный параллелизм. Когда мы подходим к этому вопросу, мы в шутку говорим, что нам нужно «колхозное движение» на культурном фронте, а то каждый работает на себя, а объединения сил и средств нет. Если еще понемножку подходят к объединению средств, то об объединении сил говорится еще очень мало и еще меньше делается. Необходимо, чтобы вся работа шла по единому плану. По линии библиотечной Главполитпросвет уже проводит план объединения всей библиотечной работы в такой своеобразный «колхоз» в Орехово-Зуеве.
Первое, что нам необходимо в области строительства нашей культурной жизни, — добиться объединения сил. И не только объединения сил, работающих в области политпросветработы. Необходимо, чтобы привлекались силы из школ крестьянской молодежи, там, где они есть, силы техникумов, силы школ соцвоса и т. д. Нам важно максимально развернуть работу, потому что если мы теперь видим громаднейшую тягу к знанию со стороны населения районов сплошной коллективизации, то мы имеем чрезвычайно мало сил. Посылка бригад вызывается именно тем, что не хватает сил.
Конечно, нельзя думать, что бригады везде и всюду развернут целиком всю работу. Необходимо, чтобы все те, которые работают в бригадах, сознавали важность вклиниться в быт и в работу местных работников, учиться у них. С другой стороны, и местные работники должны принять во внимание, что нельзя всю работу свалить на бригаду и на этом успокоиться. Нужна длительная работа для того, чтобы бригады могли действительно принести всю ту пользу, которую они могут принести. Для этого необходимо, чтобы в городе шла серьезная работа с бригадами, чтобы был предварительно проработан тот опыт, который уже имеется, чтобы этот опыт был культармейцами усвоен.
Сейчас перед районами сплошной коллективизации стоит задача перевести каждый колхоз на высшую ступень. Вопросы организационные стоят на первом плане. Как лучше сорганизоваться, как сделать так, чтобы коммуна добилась лучших результатов и чтобы жизнь стала легче, чтобы каждый сознавал, что в колхозе, в коммуне гораздо лучше живется, — это наши главные организационные задачи.
Надо сказать, что у рабочих громадные организационные навыки. Годы революционной борьбы развили определенное умение, определенные навыки. Рабочие, может быть, не столько знают, но они внесут в колхозы свои организационные навыки и умение. Поэтому постановление о том, чтобы дать 25 тысяч рабочих в колхозы и совхозы, имеет огромное значение и поможет колхозному движению.
ЦК говорит о «производственном участке» — надо, чтобы он был и культурным участком. У нас довольно большое количество районов обслуживается посредством изб-читален и красных уголков, но есть и такие районы, где нет ни изб-читален, ни красных уголков. Важно, чтобы в районах сплошной коллективизации было и сплошное обслуживание населения.
Прав товарищ, который говорил, что самое важное — организовать актив, чтобы тогда, когда уезжает избач, кто-нибудь из актива мог его сейчас же сменить, чтобы избач работал не одними своими руками, а чтобы дружно работал целый коллектив. У нас имеются такие случаи, что работает избач неплохо, но работает только своими руками, а организовать работу коллектива, чтобы каждый имел свой определенный раздел, этого у нас не умеют.
Говорят, что нет у нас книг. Это верно: у нас книг не хватает. Тут мы перегрызлись с Гизом: мы требуем книжек по колхозному движению, а он посылает совсем не то, что нужно. Ругают нас, а мы — Гиз. Но Гиз не имеет тех книг, какие нужны. Нам надо максимально каждую книжку использовать. Все-таки есть десятки хороших книг. В селах надо организовать коллективную читку, обсуждение этих книг, тогда они пойдут гораздо шире и большую пользу принесут.
Теперь вопрос о совместных читках. Я хочу на этом вопросе особенно остановиться. В первые годы революции, когда почти не было никаких революционных книг, т. Ленин выдвигал вопрос о максимальном использовании газеты. Газету прочитают и скомкают, а делать вырезки, наклеивать их и т. д. — это у нас не практикуется. За последнее время мы стали слишком «богаты» и не занимаемся такой черновой работой. Но ведь молодежь, которая хочет получить возможно больше знаний, может получить таким образом сразу богатый материал для чтения. Если вы сорганизуете актив рабочих, можно такую читку устраивать.
Итак, я подчеркнула два момента — организация и объединение сил и средств и использование всех приезжающих в колхозы людей.
Тов. Ширямов уже говорил о культуполномоченных. Сейчас по Московской области происходит интересный опыт. Тут проходят выборы культуполномоченных. Выбирают так же, как в сельсоветы. Проводят большую кампанию, собирают бедняцкие и середняцкие собрания. На них обсуждаются кандидатуры культуполномоченных, чтобы они были людьми, понимающими крестьянские нужды. Культуполномоченные составят совет избы-читальни и у себя будут в селе докладывать, что делается по культурной линии. Это имеет то значение, что работники станут под контроль масс. Мы часто употребляем это выражение, но не знаем, как это сорганизовать. Если мы правильно подойдем к делу, то может получиться действительный контроль масс. Если мы будем так же организовывать и районы сплошной коллективизации, то результат получится хороший.
Тут выступал товарищ из Щигровского района, рассказывал, как там поставлена ликвидация неграмотности, как она совершенно меняет быт. А в Орловской губернии создалась новая форма работы — дошкольные избы. Жизнь — это не сухая формула, и тут постоянно есть что-то новое. Раньше говорили о летних площадках, а сейчас появились целые зимние избы. Затем посылаются бригады портных. Мы слышали о бригадах культработников, а об этом слышим в первый раз. Но эта вещь нужна. Те женщины, которые ликвидируют неграмотность, хотят научиться шить. Это отвечает запросам населения. Надо уметь новые, зарождающиеся формы работы подхватить, и тогда при небольших средствах можно развернуть большую работу. Надо суметь организовать самодеятельность, тогда можно получить громадный сдвиг.
Я еще хотела обратить внимание на то, что наши хозяйственные организации недостаточно раскачались. Сегодня Х-летие декрета по ликвидации неграмотности. В этом декрете, подписанном Лениным, есть пункт о том, что надо освобождать для ликвидации неграмотности на два часа. Многие в недоумении. Как же так: с одной стороны, напряженнейшая работа, а с другой — освобождение на два часа, — не можем мы этого сделать. Может быть, на два часа нельзя освобождать, но не в форме дело, мысль тут такая, что хозяйственники должны пойти на разные потери и убытки ради ликвидации неграмотности. Хозяйственники должны на это пойти. Два часа — это для них убыток, но в декрете сказано, чтобы убытка они не боялись.
Когда мы разговаривали с представителями машинно-тракторных станций, то товарищ даже удивился: «Как это, — говорит, — можно? Машинно-тракторные станции должны культурно помогать и какие-то средства на это уделять?» Только после конца собрания, когда начали коллективно на него нажимать, он согласился, что, пожалуй, это нужно, и даже спросил, сколько товарищей надо выделить.
Несмотря на постановление ЦК, хозяйственники не знают ничего о культурной помощи. В хозяйственных журналах о культурной работе ничего нет. Ничего не говорится о том, как культуру с бытом увязать. Мы натолкнулись на то, что за последнее время идут всякие бытовые собрания о том, как строить по-новому дома, и т. п. Это в городе, а как в районах сплошной коллективизации? Как там строить, как увязывать эту стройку со всей работой? Можно ли оставить так, как раньше было, чтобы каждая хозяйка себе сама месила хлеб, или нужно что-то новое? Нужно ли шить по-прежнему руками или нужна швейная машина? Должен ли каждый для себя готовить или нужна столовка?
Теперь о детях. Это всех касается — и избачей и других работников. Из всех писем от колхозов и коммун видно, насколько этот вопрос всех интересует. Одна коммуна совсем было распалась, а ребята явились пропагандистами коллективизации и сами организовали коллектив. Из соседних сел приходили ребята смотреть на них. Родители вначале им грозили, но они убегали. Я помню, как вначале избачи жаловались, что ребята осаждают избу-читальню, и один избач придумал способ — из ведра их окатывать, потому что они, как мухи, облепляли избу-читальню. Сейчас мы должны найти другие формы для организации детей. Надо организовать их активность.
Когда мы говорим о сплошном обслуживании, необходимо иметь особого вида работников: не избача, который на месте сидит, а актив и особых, может быть, платных инструкторов, которые переезжают с места на место. Эти инструкторы смогут указать, как организовать работу, какие газеты выписывать, как их использовать, как организовать кружок и т. д. Это — инструкторы разъездные, они уже стихийно создаются, и их надо оформить. Они будут иметь большое значение. Конечно, важно, чтобы кооперация сказала инструктору, что ей нужно, профсоюзы — что им нужно и т. д. Инструкторы должны быть общие. Сейчас это стоит на очереди дня. Это чрезвычайно важный вопрос. На возможности в настоящий момент жаловаться не приходится.
Там, где имеется радио, оно играет колоссальную организующую роль. Это такие возможности, которых в прошлое время не было. Бее их надо использовать и поставить на службу колхозному движению.
1929 г.
ПОЧВА ВСПАХАНА, НУЖНО ЗЕРНО
Советская деревня Переходит на коллективные формы Хозяйствования.
Вопросами коллективизации заняты все газеты, журналы.
Но общественное внимание приковывается пока что почти исключительно к хозяйственной стороне дела, а та коренная ломка всего традиционного крестьянского мировоззрения, всей привычной мелкособственнической психологии крестьянина, которая идет параллельно переходу масс на коллективное хозяйство, совершенно в недостаточной мере освещается в прессе и вообще не привлекает к себе того внимания, которое должно бы привлекать.
Этот перелом мировоззрения, перелом психологии очень слабо обслуживается, предоставляется воле судеб; муки родов массового коммунистического мировоззрения происходят где-то на задворках, и насчет помощи этому акту родов как-то мало думают. А помощь необходима.
Роды происходят в зараженной старыми предрассудками атмосфере, в темноте.
Надо широко распахнуть окно и впустить свет знания, надо так широко, как никогда, поставить пропаганду коммунизма, придать ей небывалый размах, нужен широкий весенний сев идей марксизма-ленинизма, почва вспахана уже — нужно зерно…
В этой обстановке посылка культбригад имеет совершенно исключительное значение. Именно сейчас культбригада может сделать неимоверно много.
Конечно, для этого надо, чтобы в культбригады вступали самые ценные работники.
Не «в чинах и орденах» тут дело, а в том, насколько люди вооружены идеями Маркса и Ленина, насколько горячо убеждены в их правоте. Важно не то, сколько лет просидел человек над изучением истмата, экономполитики, истории классовой борьбы — чем глубже он их изучил, тем лучше, конечно, — но самое важное для культбригадиров марксистская убежденность, знание основ марксизма-ленинизма, стремление передать свое знание, понимание массам.
Это необходимо для культбригадира.
И еще необходимо для культбригадира ясное понимание того, что он едет в колхоз не только учить, но и учиться.
Сила Ленина была в том, что он умел, как никто, учиться у масс. Он умел вслушиваться в вопросы, задаваемые ему рабочими, крестьянами, солдатами. Умел вслушиваться в мимоходом брошенные замечания. Он продумывал каждый заданный ему вопрос, каждое замечание, выяснял себе, что заставляет человека именно так, а не иначе, ставить вопрос.
В простых словах умел разбирать голос истории.
Мы не Ленин, и потому нам надо быть вдвое внимательнее к совершающемуся вокруг нас; нам надо быть начеку, чтобы не впадать в чванство горожанина перед жителем деревни, надо учиться по-товарищески подходить к потянувшемуся к идеям Маркса и Ленина колхознику.
Особенно надо быть начеку учащейся молодежи. Вступление в бригаду для нее должно превратиться в поступление на курсы живого марксизма-ленинизма.
Но, конечно, было бы большой ошибкой, если бы бригадиры отправлялись только изучать пробуждающуюся к новой жизни деревню. Деревня ждет от культбригад реальной помощи. И каждый бригадир, едущий в деревню, должен все силы употребить на то, чтобы передать деревне свои знания, свой организационный опыт.
Пожелаем ему успеха в этом деле.
1930 г.
ВЫСТУПЛЕНИЕ НА ЗАСЕДАНИИ ГЛАВНОГО ПОЛИТИКО-ПРОСВЕТИТЕЛЬНОГО КОМИТЕТА РЕСПУБЛИКИ
Мне раз как-то пришлось редактировать книгу Джона Рида. Первый рассказ назывался «Дочь революции». Там рассказывалось, в какой обстановке жила дочь коммунара, какой быт ее окружал, как он на нее влиял. Дед был коммунаром, отец и брат социалистами, участниками забастовки, а дома оставался обычный мещанский быт. Слышала она большие слова — «революция» и т. п., видела, как для этого жертвовали жизнью, но в то же время она наблюдала и обывательский мещанский быт. Кончается рассказ тем, что эта девушка решила уйти из мещанского быта рабочей жизни и стала проституткой. Это очень заострено. И в этом рассказе и в ряде других Джон Рид как раз подчеркивает тесную связь между социалистической пропагандой и тем, как она претворяется в жизнь, в быт. Если на собраниях люди говорят о социализме, а в жизни, в быту, живут, как отцы и деды жили, то получается противоречие, которое отталкивает людей.
Я думаю, что сейчас вопрос стоит не только о том, что клуб должен быть связан с бытовыми вопросами. Это правильно и верно. Но важно не только это, важно, чтобы быт, который клуб помогает строить, был не обыкновенным бытом, а бытом социалистическим. Мы должны к этому вопросу подходить, рассматривая повседневный быт через социалистические очки. Это большие слова, и не всегда их можно употреблять, но в данном случае надо это сказать, потому что одно дело, например, обычная швейная мастерская, когда она учит шить для себя, и другое дело — пошивочная мастерская, где шьется одежда для ребят-дошкольников и пр. Одно дело, когда идет речь о семье — как бы ей лучше прокормиться, и другое дело, когда ставятся и проводятся вопросы общественного питания. Важно, чтобы вопрос не только обсуждался в клубе, но чтобы клуб помогал организации этого дела, чтобы он перестал быть только местом, где собираются, чтобы убить время, а стал бы местом, где получается зарядка для практической работы.
У нас очень много и на собраниях и в печати говорится о тех- или иных недостатках нашего быта, нашей жизни. Обследовательских комиссий у нас видимо-невидимо, а практических результатов очень мало.
Сейчас у нас очень большие «ножницы» между успехами в области промышленности, организации хозяйства и нашим бытом. В самом деле, если мы возьмем какой-нибудь громадный завод, то быт там тот же, что был и раньше. Если взять сезонников, то они спят так же без простынь, без одеял, бараки бог знает как устроены. Войдешь в казарму — быт тот же, что и был. Масса начинает этого не выносить. Кажется, что либо пустые слова все то, что написано, либо надо сделать какие-то практические шаги.
Тут клуб может сделать чрезвычайно много, но только тогда, если он будет правильно организован, если он будет опираться на массу местных клубов при небольших предприятиях, при жилтовариществах и т. д. Они все должны объединяться в большом клубе, который должен организовать работу мелких клубов и красных уголков, должен быть организатором работы. Какой-нибудь большой вопрос, который обсуждается в клубе, должен потом обсуждаться в красных уголках, а то теперь у нас красные уголки сами по себе, а клубы сами по себе. Между ними нет увязки. У нас нет такого, чтобы большой клуб пускал свои щупальца во все стороны жизни — ив красные уголки, которые имеются на заводах, и в красные уголки при жилтовариществах — и помогал организовать жизнь, ибо сейчас совершенно невозможно жить так, как мы живем. Это остро сознается всеми. Недаром и ЦИК и ЦКК обращают особое внимание на это.
Это не значит, что мы выбираем — или лицом к производству, или лицом к быту. Тут товарищи правильно говорили, что эти две вещи неразрывно связаны между собой. Надо, чтобы весь труд был правильно налажен, правильно организован, чтобы не было бытовых помех, тормозящих производство. Я себе не представляю, чтобы клуб занимался только бытовой работой. Он будет заниматься и вопросами производства, политики, но эти вопросы будут ближе связаны с жизнью.
Для II Интернационала характерен был разрыв между бытом и теоретическими вопросами. Какой-нибудь докладчик социал-демократ выступает на собрании и высказывает очень радикальные взгляды, а приходит домой и становится обычным бюргером, мещанином. Мы во время эмиграции жили с Владимиром Ильичей в Лондоне. К нам приходил один товарищ, которым была написана прекрасная (по тому времени) книжка по английскому рабочему движению. Если он приходил и не заставал Владимира Ильича, он начинал со мной говорить на «женские» темы: скверно жить одному, как собака живешь, белье не стирано, хозяйство плохо, надо-де ему жениться, взять хозяйку в дом. То же приходилось наблюдать в швейцарском и французском быту. Эта мещанская жизнь очень связывает, принижает женщину, да и мужчину тоже.
Я хотела сказать о быте еще в другом разрезе. Нам ведь надо догонять Европу. Мы живем не в таких тисках мещанства, как там, это так, но зато в Швейцарии, например, общественное питание прекрасно организовано. Сидишь у нас где-нибудь на бытовой комиссии, говорят о фабрике-кухне, а может ли рабочий там получить такой обед, какой ему нужен, — это никого не интересует. Был бы лишь гигант.
У нас есть очень много хотя и самых простых, но очень важных вопросов, которые еще стоят у нас на заднем плане. Мне пришлось долгие годы жить за границей, и я за это время привыкла к тому укладу жизни — к экономии, к размеренной работе. Через несколько лет вернулась в Питер, пошла в кооператив кормиться, и что меня поразило — это расточительность: куски хлеба нарезаны большие, куснет человек и бросит; тарелка налита через край, хлебнет ложкой — и все разлито. Тут вовсе не в социализме дело, а дело в умелых руках, которые могли бы организовать это дело. Я смотрела, как отвратительно питаются рабочие. Летом, когда у нас рабочие ходят на прогулку, нет нигде никаких культурных чайных, столовых… А во Франции, в Швейцарии это дело хорошо организовано. Можно пойти на экскурсию и за дешевку по дороге выпить кофе. У нас это раньше не было заведено, чтобы рабочий мог жить по-человечески, и сейчас еще наши организации не могут этого добиться.
Есть еще много мелочей, которые стоят поперек общественной деятельности. Тут говорили, что когда мы приходим в клуб, слышим доклады, как будто и ничего все, а когда потом смотрим, что делается в быту, то видим, что все остается по-старому… Я наблюдала это, например, на «Красной Розе». Там были отчетные собрания. Работницы прекрасно высказываются. А пришла в казармы, начались разговоры по поводу потребиловки, и та же работница, которая очень радикально высказывалась на собрании, начала выкладывать такие бытовые взаимоотношения с комсомолом, такие вещи стала рассказывать, что было слушать тяжело. Это не значит, что она' на докладе не была искренна. Общая атмосфера доклада настраивает определенным образом, заставляет определенным образом высказываться. Тут дело не в том, что кто-нибудь запрещает иначе высказываться, но на работницу влияет в клубе общий подъем. Дома же на нее влияют быт и окружающие.
Если мы хотим нашу агитацию, нашу пропаганду углубить, надо их связывать с бытом. Тогда мы лучше сумеем поставить и агитацию и пропаганду. Нужно обсуждение вопросов ставить не таким образом, что докладчик сделает доклад, напишут в президиуме резолюцию, все голоснут. И только. Нужно, чтобы клуб стал организатором деятельности масс. Он должен стать также организатором борьбы рабочих и работниц за новый быт, за быт социалистический.
1930 г.
ПЕРЕСТРОЙКА КЛУБНОЙ РАБОТЫ
Сегодня открывается Всесоюзное клубное совещание. Самокритика в области клубного строительства у нас уже давно переполняет страницы наших газет. Задача клубного совещания не в том, чтобы еще раз упражняться в самокритике, а чтобы на основе уже имеющихся материалов целесообразно перестроить всю клубную работу.
В каком же направлении должна идти перестройка? Какова целевая установка клуба? В момент, когда наша революция поднимается на высшую ступень, когда растут кадры рабочего класса, когда теснее становится связь между городом и деревней, когда на рабочий класс переживаемая эпоха возлагает величайшие организационные задачи, задачи вождя многомиллионных масс, неужто в такой момент клуб может быть лишь местом отдыха и развлечения? Клуб должен стать опорным пунктом культурной революции.
Из такой целевой установки вытекает, что клуб должен обслуживать не только небольшие кадры членов клуба, не только молодежь, а рабочие массы и их семьи в целом, что клуб должен влиять и на примыкающие к рабочим слои города и деревни.
А как же с помещением? Клубы часто совершенно недостаточны для того, чтобы вместить в себя всех рабочих завода, тем более с их семьями. Сейчас потребность в знании, культуре так велика, напор со стороны масс так велик, что все школы, все просветительные учреждения должны работать не только в стенах учреждения, но и вне его. Вузы, техникумы обрастают всякими курсами и конференциями, школы превращаются в консультпункты для заочников, Дома культуры — в центр передвижной работы.
Надо, чтобы клуб в состоянии был развить широкую работу, чтобы мог он выпускать свои бесчисленные щупальца в самые глухие углы и подтягивал бы отсталые массы к культурному центру; и чем дальше от культурного центра тот или иной слой трудящихся, чем он более темный, более косный, тем гибче должны быть щупальца, всестороннее охват, тем сильнее надо охватить этот слой крепкой культурной хваткой, тем больше надо напрячь всю энергию, чтобы вытащить этот слой из темноты, основательнее проварить его в культурном котле.
Домашние хозяйки, сезонники, нацменьшинства — всех их надо обслужить не только в освещенном электричеством, красиво декорированном помещении клуба, но и в углах рабочих казарм, в покосившихся домишках, в местах скопления рабочих, по деревням, по вокзалам, в «хвостах» должен вести клуб свою работу. Тогда только его работа будет чего-либо стоить.
Но где взять силы на такую громадную работу? Штаты клубов очень ограничены. Опыт культпохода дает ответ: надо вокруг клуба организовать самодеятельность рабочих масс. Надо стать на путь выбора культуполномоченных, организации их вокруг клуба.
Каждый цех должен выбирать своих уполномоченных, например одного на сто человек, каждый уполномоченный должен нести определенные обязанности: заботиться, чтобы его сотня была вся хорошо грамотна, читала газеты, получала книги из библиотеки, училась, слушала лекции, радио, ходила на собрания, на экскурсии, посещала театр, кино, участвовала в производственной учебе, была правильно информирована по всем вопросам современной политической жизни, принимала в ней участие.
Если много серой публики в цехе, надо не одного уполномоченного выбирать на сотню, а пару-тройку; один, может быть, будет по культуре, другой — по быту, третий — по организационным вопросам. И все эти культуполномоченные должны получать инструктаж в клубе, должны быть организованы в мощную армию культармейцев.
Но как бы не получилось чистое культурничество? Сейчас все вопросы становятся политическими. Сейчас бояться культурничества нечего. На ликпунктах по желанию учащихся всюду вводится политчас, даже ребята и те толкуют о политике.
Клуб должен давать культармейцам необходимые указания, определенное руководство, должен приходить на помощь более слабым, должен организовывать соцсоревнование, обобщать опыт через культармейцев, узнавать все потребности масс их мнение.
Клуб прежде всего должен организовывать бюро связи. Связь ему надо держать с культармейцами, с партийцами и комсомольцами, с профсоюзными организациями, с рядом специалистов — инженерами, учеными, лекторами, хозяйственниками, с предприятиями, жилтовариществами, кооперативами, целым рядом научных и культурных учреждений, вузами, школами рабочего обучения и т. д.
Бюро связи должно иметь прекрасно налаженную информацию.
С выборными культармейцами должны проводиться постоянные совещания, с ними вместе должен вырабатываться оперативный план работы, должны вноситься в него поправки, диктуемые текущими событиями, должна идти постоянная проверка работы и углубление ее.
Клуб должен обращать особое внимание на передвижные формы работы, на передвижной инструктаж, привлекая по мере надобности в стены клуба те или иные слои рабочих, их семей или соприкасающиеся слои мелких служащих, крестьян-бедняков, безработных с бирж труда и т. д. Клуб должен быть организатором лекций, собраний, массовых экскурсий, посещений театров, демонстраций, прогулок, всякого рода массовых действий.
Само собой, клубное членство, скопированное с сословных и буржуазных замкнутых клубов, должно отмереть. На смену ему должно прийти широкое культурное кооперирование масс в различных отраслях культработы.
Клубная работа должна стать крепким звеном в цепи культурной работы, ведущейся по единому плану всеми организациями. Общий план — лучшая гарантия того, что клубная работа вольется в правильное русло и поможет не только «культурно отшлифовать массы», как теперь иногда принято выражаться, а организует самодеятельность рабочих масс на культурном фронте и тем поможет разрешению целого ряда сложных, но чрезвычайно важных задач, выдвигаемых жизнью.
1930 г.
ПРИВЕТСТВИЕ ВСЕСОЮЗНОМУ КЛУБНОМУ СОВЕЩАНИЮ
Позвольте, товарищи, приветствовать ваше совещание. Ваше совещание собирается в момент, когда перед всей страной стоит задача особенно напряженной работы в культурной области. События последнего времени и тот напор, который мы постоянно ощущаем снизу, со стороны, широчайших масс, заставляют теперь все организации, ведущие культурную работу, внимательнее в эту работу всмотреться и решить, так ли она организована, как надо.
Затем настоящий момент требует, конечно, гораздо более глубокой постановки вопроса. Если мы посмотрим на то, что сейчас происходит в стране — на перестройку сельского хозяйства, на индустриализацию страны, — то мы увидим, что роль рабочего класса сейчас чрезвычайно усиливается и влияние рабочих должно сейчас гораздо шире распространиться, чем это было до сих пор. Поэтому, вглядываясь в работу, прежде всего надо посмотреть, насколько наша организация соответствует тем колоссальным задачам, которые стоят в культурной области.
И вот, товарищи, надо сказать, что идем мы на культурном фронте врассыпную. У нас нет общего плана. До сорока организаций работает в области культуры и каждая по-своему. Я не буду дольше останавливаться на этом вопросе, потому что об этом мы очень много говорили; и на партсовещании, которое будет через пять дней, этот; вопрос будет стоять в порядке дня. Если в хозяйственной, области вопрос о плановости разумеется сам собой, то в культурном отношении мы к этому вопросу только-только еще подходим. Если мы говорим об этом — а мы говорим часто, — то говорим чересчур в общих чертах.
А какая у нас плановость и какая плановость нам нужна? Плановость нужна оперативная. Нужно все силы и средства направить на то, чтобы каждая организация могла делать свое дело с наибольшей эффективностью, чтобы сосредоточение этих сил означало для каждой организации возможность максимального развития своих сил.
Это один вопрос. Этого вопроса ваше клубное совещание, по-видимому, не будет детально касаться.
Но наряду с этим стоит и другой вопрос: как всю эту работу наладить таким образом, чтобы в этой работе были опорные пункты? Сейчас массы требуют указаний, требуют помощи, требуют руководства. На каждом заседании, на каждом массовом собрании вы можете услышать запрос масс в этом отношении. Старое руководство, руководство бумажное, никуда не годится. Поэтому необходимо гораздо более непосредственное руководство, руководство через известные звенья.
И вот, например, как мы в Главполитпросвете планируем деревенскую работу. Нам думается, что нельзя продолжать так ее вести, как мы ее вели до сих пор. До сих пор у нас были избы-читальни. Избач только получал бумажки из центра, которые он часто не читал, а работал, как говорилось в старинку, «как бог на душу положит». Один избач работал хорошо, другой — никуда не годно, а руководства непосредственного не было.
И вот мы сейчас считаем, что необходимо создать Дома культуры в крупных колхозах, в совхозах, такие Дома культуры, которые развивали бы широчайшие формы передвижной работы, которые втягивали бы целый ряд селений в сферу своего влияния. Передвижные формы работы сейчас, в данный момент, могут развиваться благодаря тому, что можно и радиоузел устроить, благодаря тому, что можно и литературу распространять в стотысячных тиражах, благодаря тому, что новые пути связи, передвижения создаются самой техникой. Сейчас эти передвижные формы начинают играть совершенно другую роль, чем играли раньше.
Сейчас вся работа другой совершенно характер приобрела. Если мы раньше говорили, что здесь может быть замечательно хорошая изба-читальня, а там замечательно хороший клуб, то сейчас этого мало. Нам уже нужно поголовное обслуживание населения и необходима гораздо более широкая постановка дела. Нам надо весь этот вопрос теснейшим образом связывать с вопросами политики. Сейчас нет только вопросов культурных, которые могли бы не быть связанными с вопросами политики. Нет, вся работа приняла такой общий политический уклон, что на ликпунктах население само уже требует политчаса. Сейчас немыслим разрыв между политической и культурной работой и необходимо должен быть какой-то центр, который обслуживал бы эти потребности, помогал бы развертыванию передвижных форм. Тут важно, чтобы этот центр научил массы и помогал массам сорганизоваться.
Мы видим очень большую самодеятельность со стороны масс. Но мы видим также, что эта самодеятельность очень плохо организуется. Дело идет как-то стихийно, а военные говорят, что если дело идет стихийно, то поражение обеспечено. И вот я боюсь, что, если у нас работа на культурном фронте будет продолжать идти стихийно, как бы тут тоже не было обеспечено поражение. Поэтому опорные пункты необходимо всячески укреплять. Если мы возьмем профсоюзную работу, то мы видим, что есть отдельные прекрасные учреждения, которые работают, но это учреждения, которые обслуживают только небольшой слой рабочего класса и не обслуживают всю массу в целом. Мы видим, что массовая работа требует опорных пунктов, и думаем, что клубы сейчас должны превратиться в такие штабы культурной революции. Правда, у нас был такой период, когда мы шли более медленным шагом, когда шла работа не очень боевая, тогда очень много говорилось о том, что клуб — это лишь место отдыха и развлечения. Но сейчас и отдых и развлечение теснейшим образом связываются с политикой. Теперь нельзя только на этом ехать. И это все понимают, и потому сейчас вопрос о работе клубной приобретает исключительно большое значение.
У нас клубы стали возникать уже давно, и я помню, как в 1917 г. в Ленинграде, в Выборгском районе, организовался первый клуб и никто — ни рабочие, ни партийцы — не знал, как его организовать. Я помню также, как на первом заседании этого клуба были наши товарищи, которые вели большую работу тогда, и все они попали в плен к поварам, потому что повара взяты были из клубов буржуазных, и они стали очень подробно рассказывать, как надо судаков готовить, — одним словом, первые шаги нащупывались чрезвычайно трудно. Люди топтались и вели все эти разговоры о судаках и т. д., потому что не знали, с какого конца подойти и какое дать назначение клубу. Потом клубы вылились в места отдыха, но сейчас вся та критика, которая за последние два года идет по линии клубной работы, указывает, в каком направлении надо перестроиться.
Во-первых, необходимо, чтобы клуб как-то собирал, организовывал силы, необходимо, чтобы во главе были такие люди, которые бы собирали кадры, могущие обслуживать массы. Слишком слабо и слишком непланомерно привлекаем мы специалистов к этому делу, мало вовлекаем в эту работу инженеров, научных работников, а их надо как-то сорганизовать для того, чтобы они могли помогать поставить работу не в политическом отношении, конечно, — но ведь рабочим необходим и целый ряд практических знаний.
Мы говорим, что клуб должен обратиться лицом к производству. Что это значит? Это значит, что в клубе вопросы производственной пропаганды, вопросы организации труда должны занять особое место, а в этом отношении надо, конечно, привлечь целый ряд таких людей, которые могли бы в этом деле оказать помощь. Но надо, конечно, чтобы руководство лежало не на них целиком, а велось по сообща выработанному плану, отвечающему требованиям масс.
Затем необходимо, чтобы был сорганизован актив, и в этом отношении, я думаю, в клубах должно быть то, что мы проводим сейчас по линии деревенской работы. Мы сейчас проводим выборы культуполномоченных. На заводах и предприятиях выборы культуполномоченных гораздо легче провести, чем в деревнях и селах. На заводах рабочие знают друг друга, и в цехе провести выборы и выдвинуть тех людей, которых надо, не представляет особой трудности. Через этих выборных, которые постепенно бы собирались, через этих культуполномоченных возможна тесная связь с массой. И вот тут каждый культуполномоченный должен нести определенную работу и отражать требования массы.
Я думаю, что только таким путем возможно будет действительно добиться того, чтобы клуб обслуживал потребности массы и действительно стал тем, чем он может быть. Затем относительно того, кого должен обслуживать клуб. У нас как-то по традиции пошло так, что клуб держится на членстве. Эта традиция унаследована от старых буржуазных клубов. Сейчас я понимаю товарищей, которые продолжают стоять за членство, потому что у них есть некоторая боязнь относительно того, как бы клуб не превратился просто в место непрерывных митингов и чтобы не сорвалась эта работа. Мне приходилось в Москве наблюдать несколько лет тому назад работу клуба «Наполеон», сейчас он как-то иначе называется, и там шла именно работа такая, что с улицы приходила совершенно неорганизованная масса, показывала профбилет и смотрела кино. Конечно, клуб не может быть таким местом, через которое только проходит масса. Если мы будем проводить выборы культуполномоченных, то тогда не будет этого, не будет того, что клуб будет чем-то неорганизованным. Через культуполномоченных удастся сорганизовать определенным образом в культурном отношении массу. Это даст возможность совершенно иначе, гораздо более углубленно поставить работу.
Я сейчас кончаю, потому что то время, которое полагается, уже истекло, я хочу сказать только вот что — что клуб у нас до сих пор производит работу главным образом в стенах клуба, а задачи его — охватить все стороны жизни рабочей массы. Поэтому чрезвычайно важно, чтобы работа клуба распространялась и на работу жилтоварищества и на работу во всех тех местах, где собираются рабочие. Нужно, чтобы все стороны жизни клуб охватывал. Он должен вести распространительную работу, как говорят англичане. Эта распространительная работа в данный момент имеет громадное значение.
И, наконец, я бы хотела обратить внимание еще на чрезвычайную важность организации клубов в колхозах и совхозах — клубов, которые опирались бы на клубы-читальни в отдельных селениях, на красные уголки и тоже являлись центрами, притягивающими массы. Важно создать такой культурный центр, который обслуживал бы не только постоянных рабочих, но и сезонных рабочих, который действительно охватывал бы массы, только что пришедшие в совхозы, которым предъявляются большие культурные требования и которые с этими требованиями не могут справиться.
Позвольте, товарищи, закончить этим свое приветствие и пожелать вашей конференции всякого успеха в ее работе.
1930 г.
РЕЧЬ НА СОВЕЩАНИИ ШТАБОВ ПО БИБЛИОТЕЧНОМУ ПОХОДУ
Вчера мне пришлось быть на конференции школ молодежи. Там были делегаты-подростки, работающие в окружении колхозов. Эти подростки чрезвычайно активны. Конференция была довольно интересной в том отношении, что несколько месяцев назад мы имели такую же конференцию с делегатами из тех же школ, и мы могли видеть, насколько за эти несколько месяцев выросла эта публика, насколько выросла колхозная молодежь.
Самое показательное, что совершенно изменился язык. Несколько месяцев назад язык делегатов был специфически деревенским, а сейчас они говорят литературным языком, и притом не только мальчики, но и девочки, что тоже показательно. Раньше была большая разница между выступлениями мальчиков и девочек. Язык изменился. Сейчас они совершенно просто говорят о кадрах, о дифференциации деревни, о плановости, вообще у них появился целый ряд новых слов, новых понятий, которые вошли в язык. Кроме того, виден рост настроений. У них совершенно другая заряженность, чувствуется, что они варились в котле классовой борьбы.
Мне было интересно знать, как идет культработа в колхозе. Такая конференция интересна в том отношении, что она дает неприкрашенную картину того, что делается в колхозе. За вчерашний вечер высказалось довольно много народу, и общее впечатление такое, что прежде всего везде есть библиотеки, чего несколько месяцев назад не было. Затем все отмечают большую потребность в книге. Те книги, которые имеются, читаются нарасхват, зачитываются до дыр. Затем почти каждая школа выделяет ребят для сбора книг и для проведения читок. Читают они газеты, читали статью Сталина, читают книги. Видны рост, поднятие культурного уровня.
Таким образом, мы, может быть, просто излишне нервничаем и не улавливаем того, что имеет место в колхозах. Но вот все ребята отмечали, да мы и сами знаем, что книг чрезвычайно мало. Каждая книжка зачитывается до дыр. Сейчас удельный вес книги очень изменился. Если раньше мы имели вообще книги для самообразования, для развлечения и т. д., то сейчас книга превратилась в орудие борьбы, в орудие организации. Есть такие книжки, которые перечитываются буквально всем селом уже после того, как они были громко зачитаны. В связи с новыми формами хозяйствования чрезвычайно повысился интерес к партийным директивам, к политической книжке.
Перехожу к вопросу об учете. Если не считать выборочного учета, который производится бригадами, привозящими в центр сведения о том или другом колхозе, то настоящего учета у нас нет. Может быть, представитель Колхозцентра расскажет нам о том, что у них это дело поставлено лучше, но в статье «Статистическое обозрение» говорится:
«Совершенно невозможно сказать, как сейчас обстоит дело с культурой в социалистическом секторе сельского хозяйства, потому что количество колхозов все время меняется, то оно увеличивается, то уменьшается. Невозможно установить точные границы соцсектора сельского хозяйства».
Я думаю, что если ЦСУ каждый раз будет пересчитывать свои статистические данные, то этой работе не будет конца, потому что количество колхозов все время растет. Конечно, меняется и снабжение, например снабжение книгой. Сейчас библиотечная работа ведется более быстрым темпом, но и это учесть очень трудно, потому что в одной и той же области работает много разных организаций.
На партсовещании по народному образованию очень много говорилось о необходимости единого плана культурной работы, но пока никаких конкретных результатов еще нет, каждая организация продолжает работать, даже каждый местком посылает от себя библиотеки в порядке шефства, не говоря уже о том, что профсоюзы действуют сами по себе, Колхозцентр — сам по себе, политпросветы — сами по себе. Продолжается та же разобщенность, которая была до. сих пор. Плана единого нет, и потому говорить о планомерном снабжении пока еще трудно.
Но все-таки какой-то учет нужен был бы. Нужно в отношении статистики сговориться с ЦСУ о новых методах учета. Можно было бы поставить только два вопроса: первый — есть ли там библиотека, или изба-читальня, имеющая библиотеку, или красный уголок, или ничего нет. Этот вопрос, по-моему, можно было бы очень быстро разрешить, а затем надо было бы учесть другое — количество книг.
Если бы мы вздумали сейчас спрашивать точные цифры, то из этого ничего не получилось бы. Мы не можем даже сказать, как идет счет книг: в сотнях, тысячах или десятках. Если это красный уголок, то там насчитываются книги десятками, если это изба-читальня, то иногда десятками, иногда сотнями, а иногда и тысячами.
Учет библиотечного имущества колхоза можно было бы провести, если бы использовать радио, дать при его помощи заказ «всем, всем, всем» и получить через округа ответы. Тогда вы могли бы, конечно, сократив обработку, получить своевременно необходимые нам данные. Цифры нам нужны, без них посылаются книги туда, где уже имеются хорошие книги, и не посылаются туда, где ничего нет. Получается «в одних местах густо, а в других — пусто».
Поскольку приходится следить за провинциальной прессой вообще, надо сказать, что в некоторых областях Местная пресса играет крупную роль в смысле учета. Я некоторое время внимательно следила за «Орловской правдой». Она дает очень полную картину того, что делается в колхозах, сообщает, например, о том, что привезено 100 тысяч книг. Конечно, это величина тоже весьма условная, потому что может быть привезено 100 тысяч книг по 5 копеек, а может быть 100 тысяч книг по рублю. Но все же местная печать дает картину, как эти книги распределяются и т. д.
Можно было бы добиться, чтобы местная пресса давала полную картину положения в каждом округе, что там делается по библиотечному делу.
Нельзя сказать, чтобы в каждом районе библиотека имела одинаково актуальное значение. В тех районах, где население грамотнее, где оно привыкло к книге, там библиотека имеет огромное значение и там она важна. Там должны быть книги, удовлетворяющие все потребности. Но мы имеем и отсталые области, где гораздо меньше грамотных, способных читать, там библиотека имеет совершенно другой характер. Там надо иметь главным образом такие книжки, которые можно читать вслух. Вообще здесь не так важно количество книг, как их злободневность, популярность.
Далее, хорошо бы иметь точную картину, как распространилось колхозное движение по всем областям на сегодняшний день. Особенно важно иметь точные данные о районах массового распространения колхозного движения. На эту карту надо наложить другую карту, которая давала бы степень грамотности населения, скажем, на 1926 г. Кроме того, надо знать темпы ликвидации неграмотности в каждом районе. Это не менее важно, чем знать состояние грамотности. Возьмем, например, Центрально-Черноземную область. Мы увидим, что, согласно данным 1926 г., это один из самых отсталых районов, но если ознакомимся с темпами ликвидации неграмотности и введением всеобщего обучения в этой области, то мы убедимся, что ЦЧО — передовой район. Он же может быть сделан ударным районом в отношении библиотек. Если у нас будут такие карты, мы будем знать, в какой район нужно послать несколько мощных библиотек, а в какой район нужно послать побольше мелких библиотечек.
Очень важным вопросом является вопрос о сборе книг. Школы колхозной молодежи проводят теперь сбор книг. Про фабричные машины говорят, что они «морально изношены». Это значит, что какое-то новое изобретение сделало машину устаревшей. Этот термин мы можем применить к библиотечному делу. Надо признать, что «моральная изношенность» библиотечных книг чрезвычайно велика. Если год-два назад какая-нибудь книга была до чрезвычайности актуальна, то сейчас она во многих случаях не нужна, а иногда даже вредна.
Поэтому мне кажется — сейчас центр тяжести в том, чтобы целому ряду организаций сговориться о плановости действий, сговориться о посылке современной, злободневной литературы на места. Если привлекать общественность, а ее надо привлекать самым широким образом, то лучше производить сбор по пятачку или по три копейки на книги, чем производить сбор книг, ибо никогда не стоял так остро вопрос об устареваемости книг, как он стоит сейчас. Книга, недавно бывшая вполне годной, сейчас часто политически годится только на утильсырье.
У нас теперь вся работа еще идет стихийно. Возьмем коммуну «Авангард» — это большая старая коммуна. Как туда книги попадают? Ходит учитель из организации в организацию и буквально побирается. Смотрит — политпросвет, «настреляет» на 15 рублей книг, потом видит — соцвос, там «настреляет» на 10 рублей и т. д. Не только учителя у нас побираются за книжками, но и председатели коммун, избачи и т. п. Это собирание книжек не может идти иначе. Сейчас книга стала необходимой, но достать ее обыкновенным путем стало настолько волокитно, что идут вот этим путем побирания. Этот способ долгое время еще останется в практике, его не изживешь.
Но все это крохи, а нам надо колхозное библиотечное снабжение поставить «на ять». Для этого необходимо объединение сил и средств.
Возьмем Колхозцентр. Журнал «Коллективист» имеет 80 тысяч тиража. О культурной работе там можно бы очень много писать, а между тем пишут очень мало, и только случайно, «нелегально» что-нибудь проскользнет о культработе. А между тем надо такой участок, как библиотечное дело, укрепить. Ликбез завоевал себе положение, ликпункты уже признаны, а библиотечное дело еще только должно быть признано.
Далее надо сказать, что школа вообще играет исключительную роль в культурном деле не только потому, что она учит ребят, но и потому, что вся работа школы, например ее общественно полезная деятельность, идет по культурной линии. Поэтому какая-нибудь школа колхозной молодежи является, конечно, культурным центром, но и школа I ступени тоже является культурным центром. Ребятишки всегда активны. Недавно я была на большом собрании текстильщиц фабрики имени Фрунзе, и там очень остро выявилась разница между старым и новым поколением. Старые ткачихи и прядильщицы говорили, что ребят, как и раньше, надо отдавать с десяти лет на фабрику или в учение к сапожнику. Вся беда в том только, жаловались они, что руки коротки, нельзя бить ребят. Правда, старухи извинялись за свои выступления, понимая, что они не всем понравятся, но все-таки это было их глубокое убеждение. Потом выступали пионеры (комсомольцев на это собрание не пустили, их было лишь несколько человек, и председательница на них частенько покрикивала: «Ну вы там, повежливей!»), и из их выступлений ясно видно было, какую огромную роль играет пионердвижение в борьбе между старым и новым бытом. Выступавший пионер лет двенадцати говорил: «В Замоскворецком районе мы устроили садовый колхоз, но хулиганы проломили забор, и пьяные стали лазить в сад и устраивать на травке попойки. Мы, пионеры, сознательные, на нас это не повлияет, но там ведь дошкольники, они видят пьяных и сами начинают, играть в пьянку. Мы пошли в фабзавком, а фабзавкомовцы сказали, что деньги они отдали ОНО, поэтому мы с ОНО должны спрашивать починку забора. ОНО в свою очередь сказал, что это не его дело чинить заборы, и мы еле-еле добились того, чтобы он все-таки был починен. Товарищи, нельзя так относиться к воспитанию детей».
Это выступление пионера показало роль молодежи, и мы видим, что молодежь действительно борется за культуру. Говорят, среди присутствующих есть представитель газеты «За коммунистическое просвещение». Если этот товарищ действительно здесь присутствует, то пусть он подумает о том, что как раз газете «ЗКП» надо мобилизовать школьников под лозунгом «Книгу — в колхозы».
Тут школа очень многое может сделать и делает фактически, но надо, чтобы эта работа проводилась систематически, чтобы уделялось должное внимание этому вопросу.
Возьмем комсомол. Он наш первый союзник, но в комсомольской печати, в «Комсомольской правде», больше занимаются политическими и хозяйственными делами. Ликвидация неграмотности завоевала себе там место, надо чтобы комсомольская печать вопросу «Книгу — в колхозы» уделяла достаточное внимание.
Возьмем профсоюзы: Они только в этом году повернулись лицом к деревне. Поворот тут большой, но это только первые, не очень уверенные шаги. Не всегда развертывается работа на помощь деревне в том размере, как она должна развернуться. Надо добиться, чтобы профсоюзы обратили внимание на вопрос о книге. Возьмем мобилизованных «двадцатипятитысячников». Надо, чтобы профсоюзы на них напирали, чтобы книги, которые посылаются в колхозы, правильно использовались.
Насчет кооперации. Надо отметить, что кооперация большое внимание обращает на торговлю книгами и даже практикует принудительный ассортимент. Имеется даже много анекдотов о том, какие книги попадают в принудительный ассортимент. Я не буду повторять фактов, получивших широкое распространение, но скажу, что надо и кооперации повернуться лицом к общественному использованию книги, а не только к индивидуальному пользованию ею.
Затем хозяйственники. Это наше больное место. Тут имеются только представители Гиза и Сельхозгиза, у других хозяйственников нет еще моды ходить на наши собрания. А между тем хозяйственники могут сделать очень много. Посмотрите, как капиталисты учитывают значение просвещения. Форд отваливает 100 миллионов на устройство школ, ибо он хочет, чтобы профессиональное образование было поставлено по-капиталистически, чтобы эти школы воспитывали послушных рабов капитала. А мы пока по старой привычке обращаем мало внимания на это дело. Снабдить нашей боевой книгой, которая является вооружением в классовой борьбе, нашу деревню — очень важное дело. А наши хозяйственники молчат. Придется сказать: «Товарищи, нельзя так мало внимания обращать на культработу». На Госиздат особенно нажимать не придется, так как он сознает важность книги.
Теперь я буду говорить о подготовке библиотекарей. Библиотечное дело довольно трудное, потому что оно требует политической зрелости, политической сознательности. Кроме того, нужна и специальная подготовка. Библиотекари обязательно должны знать деревню и колхозное движение, потому что без этого они не сумеют давать для чтения именно те книги, какие надо. В этом отношении очень многое может сделать Колхозцентр. Библиотечная подготовка здесь должна носить несколько другой характер, чем вообще. Обычно мы обращаем очень много внимания на то, чтобы библиотекарь знал беллетристику, но здесь библиотекарь должен знать главным образом ту литературу, которая является особенно актуальной для колхозов. Кроме того, библиотекарь должен уметь вербовать актив. Именно сейчас необходимо захватывать в движение самые широкие массы, а для этого надо уметь подойти к массам. Наконец, библиотекарь должен быть вооружен техническими навыками, т. е. он должен уметь найти книгу в наикратчайший срок.
Мне представляется, что сейчас надо начать целую кампанию за продвижение книги в массы и эта кампания должна найти свое отражение в печати.
Я хочу обратить ваше внимание еще на одно обстоятельство — на умение библиотекаря показать товар лицом. Мы это совершенно не умеем делать. Книги часто лежат на полке, и о них никто не знает. Как только появилась новая книга, сейчас же надо вывесить около библиотеки плакат, написанный огромными буквами, о том, что такая-то книжка получена. В настоящее время вопрос о темпе продвижения книги имеет решающее значение. Учитель в школе должен продиктовать ребятам: «Скажите родителям, что в библиотеке получена такая-то книга».
Мы должны учиться у американцев. Они умеют делать такие списочки книг. Мы тоже должны выпускать эти списочки, рассчитанные на каждый слой читателей отдельно. В Америке, например, один список дается для ребенка, другой — для женщин, один — для верующего, другой — для неверующего и т. д.
Там, в Америке, считают, что они должны верующих особенно обслуживать, у нас, конечно, иной подход, но вот такое дифференцированное, индивидуальное обслуживание у нас не налажено. Мы тут очень медленно раскачиваемся. Надо усвоить быстрые темпы в работе, тогда мы добьемся успехов так же, как на фронте ликвидации неграмотности. Библиотечный фронт у нас еще не завоеван.
1930 г.
КНИГА — КОЛХОЗАМ
Очень интересны бывают конференции учащихся школ крестьянской молодежи. Это — своеобразный барометр настроений деревни. Съезжаются ребята тринадцати-восемнадцати лет. Они не только отлично знают, что делается в деревне, они активные, сознательные участники происходящей борьбы.
Недавно состоялась такая конференция. Съехалось на этот раз 130 парней и девушек с различных концов РСФСР. Если сравнить эту конференцию с той, которая происходила несколько месяцев назад — осенью 1929 г., видишь, как изменилось лицо деревни за эти месяцы. Ребята — из тех же школ, того же возраста, но говорят уже иначе, о другом. Изменился прежде всего язык, он перестал быть прежним деревенским языком, это — язык газетный, и им говорят не только парни, но и девушки. «Кадры», «дифференциация», «рационализация» — такие слова вошли у них в обиход.
Слушая ребят, особенно живо чувствуешь, что классовая борьба не только закаляет, но и повышает культурный уровень. Усиленно работает мысль. Если на прошлой конференции ребят интересовали по преимуществу культурные и чисто практические вопросы, то сейчас все ребята, и девушки в том числе, превратились в политиков. Сейчас чувствуется у них убежденность, революционная заряженность.
Попутно ребята рассказали о громадном спросе, существующем в колхозах на книгу вообще, на книгу политическую в частности. Везде, за исключением самых мелких колхозов и колхозов с национальным составом, есть библиотеки, которые стали работать культпоходными методами, везде организуются читки, сборы книг, книгоношество.
Более года назад был объявлен библиотечный поход, но можно было руки себе искусать, наблюдая, во что превращается сплошь и рядом этот поход на местах: он превращается подчас в поход против библиотек и библиотекарей, книги выбрасываются из помещений, библиотекарей травят, «чистят» библиотеки от Ленина, Бебеля и пр. И потому рассказы о том, что бибпоход докатился до деревни и там сказываются уже его плоды, радовали, показывали, что наблюдается тот сдвиг, без которого нельзя было бы поручиться, что книги, посланные в колхозы, не будут свалены куда-либо в сарай или не будут моментально растащены по рукам. Но все ребята в один голос взывали: в колхозах нет книг; спрос колоссально возрос, а книг нет; особенно остро чувствуется отсутствие новой книги, книги, нужной деревне.
Недавно состоявшееся в массовом секторе Наркомпроса совещание на тему «Книга — колхозам» с участием представителей с мест подтвердило картину, выявленную мимоходом конференцией ШКМ. Бибпоход проник на село, проник в колхозы.
Ленинградские представители (на библиотечном фронте Ленинградская область всегда дает много ценного опыта) рассказывали очень много интересного о новых формах бибпохода, о широких кадрах культармейцев-книгонош, о библиотечных «самоходах» — организованном самодеятельном обмене читателей между собой новыми актуальными книгами, что значительно повышает роль передвижек. Сейчас пошли в ход те массовые читки особо важных книг, каких добивался в свое время Ильич и которые никак не удавалось наладить.
Совещание «Книга — колхозам» выявило также меняющееся под влиянием классовой борьбы лицо деревни. Все отмечали возросшую активность женщин. «Чертовы бабы, — сказал один член бригады, ездивший по колхозам, — мы подсчитали, что на четыре выступления мужиков приходится семнадцать выступлений женских». «Чертовы бабы» стоят сейчас в библиотечных очередях. «Чертовы бабы» раньше брали книжки о женских болезнях, о яслях, беллетристику, сейчас требуют книги по политике и колхозному строительству. Ясно, книга стала уже орудием классовой борьбы, орудием строительства, и массы стремятся к тому, чтобы бороться не голыми руками, а быть вооруженными этим новым, острым орудием борьбы.
Ликвидация безграмотности, охватившая миллионы женщин, имеет своим естественным следствием повысившийся спрос На книгу. Но надо отметить следующее. Подобно тому как какое-либо новое изобретение в области техники очень часто обесценивает новое, дорогостоящее оборудование фабрики и новенькие машины приходится подчас сдавать в архив, мы на культурном фронте также имеем это «моральное изнашивание», тяжело отражающееся на нашем книжном фонде. Груды книг выбывают из строя, идут ведомственные споры, что с ними делать, уничтожить ли их на местах или пересылать в центральные библиотеки.
В начале бибпохода мы дали лозунг подомового сбора книг в целях увеличения библиотечных фондов. Нет денег — волей-неволей пойдешь побираться. Книги нужны до зарезу, а помощи нет. Если на чем экономят, то на библиотечном деле, даже в контрольных цифрах «сам Наркомпрос» чуть не забыл вставить суммы, нужные на библиотечное дело. В Иванове собрали таким путем 150 тысяч книг. Ивановцы считают, что 50 тысяч из этих книг можно отдать в библиотеки, 100 тысяч пойдет на утильсырье. Надо принять, однако, во внимание, что разбор книг, отбор лучших требуют большой квалификации, иначе в утильсырье попадут нужнейшие книги, а в оборот пойдет макулатура. Если в Иванове есть силы для правильной сортировки книг, то на местах именно по этой линии мы видим бездну головотяпства. Отбор требует также и времени, а пока идет этот отбор, некоторые книжки успевают уже устареть.
Надо переходить к другим способам снабжения деревни вообще и колхозов в частности. Надо посылать в колхозы библиотеки, формируемые из новых книг. Актуальная, нужная литература должна немедленно пересылаться в колхозы. Сборы книг целесообразно практиковать лишь в крупных центрах или же собирать не «книжки вообще», а учебники, книжки о колхозах, книги определенно намеченного автора.
Вообще же с делом снабжения деревни нужной книгой надо торопиться. Редакции газет, Секретариаты тт. Калинина, Ворошилова могут рассказать о грудах горячих страстных просьб о книгах. Чтобы получить пару книжек, человек всю свою биографию напишет, приложит удостоверение сельсовета, что он самый достоподлинный бедняк, и т. д. Колхозники, приезжая в город, атакуют учреждения, имеющие хоть какое-либо отношение к снабжению книгами. Ходят из одной комнаты в другую, стараются «настрелять» побольше книг для колхоза. Конечно, мы должны заботиться, чтобы у нас ни одна веревочка в нашем культурном хозяйстве не пропадала, была правильно использована, но «веревочек»-то этих больно уж мало в сравнении с тем колоссальным спросом на книгу, который пробудили в деревне коллективизация и классовая борьба.
Совещание «Книга — колхозам» дало немедленные результаты: Госиздат на это дело уделил 25 тысяч, да Главполитпросвет, или, как теперь он называется, массовый сектор, — 20 тысяч, да еще какая-то организация — 2 тысячи. Целых 47 тысяч. С миру по нитке. Все хоть что-нибудь. Но это лишь временная затычка. Нужен совсем другой размах этого дела. Не поможет и та партизанщина, которая все более и более неизбежно будет развиваться в этом деле. Будут при партизанщине разнобой, параллелизм, «принудительный ассортимент» — будут сбывать устаревшие книжки с обломанным и заржавевшим острием. Борьба в деревне углубляется с каждым днем, одних газет недостаточно, нужна книжка.
Состоявшееся партсовещание по вопросам народного образования поставило со всей остротой вопрос о необходимости единого планомерного наступления на культурном фронте. Новые методы работы, методы культпохода тогда только дадут наибольшие результаты, когда работа будет вестись по единому плану, не мертвому, бюрократическому, а живому, гибкому, организующему существующую тягу масс к книге.
XVI партсъезд — мы, просвещенцы, культармейцы, крепко надеемся на это — уделит вопросам культурной революции должное внимание, вникнет в конкретные формы развертывания этой революции и придет ей на помощь всем своим авторитетом.
1930 г.
КНИГУ — КОЛХОЗАМ!
Сейчас все товарищи, знающие деревню, отмечают чрезвычайно возросшую активность крестьянок и колхозниц. На собраниях женский голос звучит громче всех. Ставят они вопросы чрезвычайно остро.
Крестьянка, загруженная массой домашних дел, всегда отставала на культурном фронте. Темнотой женской широко пользовались кулаки, сектанты и пр., распространяя среди женщин самые нелепые слухи и превращая их часто в своих пособников. В деревне сейчас идет острая классовая борьба. Классовая борьба учит, просвещает, и надо сказать, что широкая масса батрачек, беднячек и середнячек многому научилась в этой борьбе: не так уж верят каждому слову, каждой сплетне. Работницы-активистки многому тут могут помочь и помогают, делятся своим организационным опытом, своей классовой заряженностью. Пробуждение политической сознательности создало громадную тягу к учебе. Этой зимой культпоход перекинулся в деревню, и им было охвачено 8 миллионов, по преимуществу женщин. На ликпунктах шли занятия и по политграмоте.
На днях состоялось при массовом секторе Наркомпроса совещание по вопросу: «Книга — колхозам». На этом совещании отмечались возросшая активность женщин, их интерес к книге — стоят в библиотечных очередях, — и особенно изменился характер спроса на книгу. Раньше брали книжки больше по женским болезням, по уходу за детьми, беллетристику, теперь спрашивают книги по колхозному движению, политические. В женской массе пробудился интерес к политике.
Дело в том, что книга превратилась сейчас в орудие классовой борьбы, она раскрывает глаза на то, что делается в деревне, она стала орудием строительства социализма. Что такое колхоз, почему он невыгоден кулаку, кто такой кулак, почему до сих пор не выбились из нищеты и темноты — ответы на эти вопросы дает книга. Не для времяпрепровождения читает теперь книги деревня, книга нужна деревне, как новые сельскохозяйственные орудия.
Но все выступавшие отмечали ничтожное количество книг, которые попадают в колхозы, скудость состава библиотек, ничтожное количество библиотек и изб-читален, изношенность книг.
Прошлую зиму книга еще очень слабо проникала в колхозы. В этом году в связи с ростом индустриализации, коллективизации, с введением всеобщего обучения, широким размахом ликвидации безграмотности на библиотечном фронте замечается известный перелом. Библиотечный поход, вначале очень туго прививавшийся, сейчас докатился до деревни. Чрезвычайно интересный доклад сделал т. Виленкин, представитель Ленинградской области. Вот что пишет он в своем отчете:
«По единодушному отзыву деревенских библиотечных работников спрос на книгу в течение истекшей зимы возрос в необычайной степени. Контрольные цифры вербовки читателей, установленные в начале года, оказались уже на май месяц почти вдвое превышенными, количество передвижек, направленных в красные уголки, более чем удвоилось. Библиотекари оказались лицом к лицу с пустыми полками и непрерывно возрастающим спросом на книгу. Ничего не оставалось, как широко развернуть бибпоход. Областная ленинградская конференция деревенских библиотекарей имела в этом году небывалый вид. Обычных жалоб, неверия не было слышно. Работники привезли с собой зарядку лихорадочно перестраивающейся деревни, работники стали говорить на языке больших чисел. Торжественно обещали развернуть поход. Но все они в один голос утверждали, что деревне нужна каждодневная, энергичная помощь пролетарского города. Надо срочно дать детские библиотеки. Не книгу, а именно библиотеки, готовые, полностью оборудованные. Под руководством штаба бибпохода удалось в полтора месяца оборудовать 55 библиотек по 3 тысячи книг каждая. Были заключены договоры с организациями. Облпрофсовет обязался дать 12 библиотек, облоно — 14, Ленинградское шефское общество — 9, Союз союзов — 3, ЛСПО — 6 и т. д. Местам было поставлено требование: хотите библиотеку — гарантируйте помещение, гарантируйте ставку для библиотекаря, подыщите и подготовьте его. Работа перешла в округа. Начались переговоры с райисполкомами. Заявки на этих условиях поступили на 80 библиотек. Штаб бибпохода намечает вторую кампанию — 50 библиотек в колхозы к годовщине Октября».
Ленинград идет впереди. Идут на помощь колхозам и другие центры. Иваново-Вознесенск в порядке бибпохода собрал 150 тысяч книг.
Надо равняться по Ленинграду. Надо развить широчайшее социалистическое соревнование в деле культурной помощи колхозам и деревне путем посылки в колхозы библиотек, хорошо подобранных, снабженных каталогами.
Каждая организация должна принять участие в этом деле. Книга советская, современная книга поможет лучше преодолеть встречающиеся трудности, она поднимет сознательность колхозных масс, поможет организации колхозного хозяйства.
«Книгу — колхозам, библиотеки — колхозам» — таков очередной лозунг культурной революции.
1930 г.
КАК НАДО ПИСАТЬ ДЛЯ НАЧИНАЮЩЕГО ЧИТАТЕЛЯ
Мне кажется, в газете для начинающего читателя надо поменьше говорить о неграмотности, не колоть каждую минуту малограмотному в глаза тем, что он малограмотный. С этой точки зрения мне не нравится передовица № 1 «Основы». Кроме того, надо обращаться к читателям, а не писать о них: «их» надо изучить, «они» должны знать. В передовице надо сказать что-либо на тему, как нам надо уметь многое: хозяйничать, налаживать жизнь, разбираться во всех событиях.
Из четырех иллюстраций три говорят о безграмотности. Зачем это? Лучше другие иллюстрации дать.
Надо давать побольше фактического материала. Вот статья о XVI съезде партии. Надо рассказать, когда партия возникла, как росла, как боролась, сколько сейчас членов партии и т. п. Надо дать особую статейку о правых уклонистах и о «левых», а не в придаточном предложении говорить о них.
Или статья «Революция в Индии». А что за страна Индия? Следовало бы об Индии дать географическую статейку, может быть, рисунок с изображением индуса или географическую карту Индии, а в другом месте рассказать, как пользоваться картой. Нужен конкретный материал.
Стиль стихов не то чтобы очень хорош был: «На страх толстопузым вредителям-баям». Это — вульгаризация, подделка под малограмотного. Это недопустимо. Стихи для малограмотных имеют особое значение, они запоминаются. Стихи должны быть очень хороши.
Надо объяснять незнакомые слова.
Надо вовлечь сразу же в писание корреспонденции самих работниц, обсуждать с ними темы.
В каждом номере надо давать отзыв о двух-трех книжках для чтения. Материал давать разнообразнее. Немного беллетристики. Давать хронику.
1930 г.
НЕОТЛОЖНОЕ ДЕЛО
XVI съезд целиком одобрил решение ЦК об упразднении округов и об укреплении района как основного звена социалистического строительства в деревне. Это имеет очень большое значение в отношении упрощения делопроизводства, демократизации всего советского аппарата. Выпадает лишняя инстанция, уменьшается возможность искажения директив области, неправильного их толкования. Но потребность в инструктаже, самом продуманном и тщательном, не отпадает, а увеличивается.
В этих целях необходимо улучшение связи, и тут совершенно исключительную роль должны будут сыграть местные радиостанции. Правильно функционирующая радиостанция, связывающая областной центр с районными центрами, сделает возможным массовое инструктирование.
По радио могут и должны передаваться не только распоряжения, но подробнейшее их разъяснение, иллюстрируемое примерами, цифрами, фактами. Этим путем может быть достигнута информация решительно по всем областям работы, этим может быть достигнута информация контролирующих организаций. Конечно, надо, чтобы директивы в районах стенографировались, нужна прекрасная слаженность аппарата; нужно, чтобы те, кому надлежит, были всегда в определенный час у радиоприемника, чтобы было точное расписание, когда, кто и что должен слушать. Слушание радио должно стать такой же обязанностью, как чтение соответствующих бумажек.
Необходимо, конечно, точно определить круг вопросов, по которым дает указания область. Местные работники должны учиться самостоятельно применять директивы к местным условиям, не дожидаясь никаких уполномоченных. Местные организации должны научиться лучше контролировать работу местного аппарата.
Все это наладится, конечно, не сразу: будет требовать десятка приспособлений, гораздо лучшего знания областью своих районов, их лица, будет требовать большей подготовленности местных работников, — но это будет прекраснейшим средством борьбы с волокитой. Современная техника, радиотехника позволяют эту волокиту устранить, и это надо сделать как можно скорее. Сейчас же начать делать опыты. Телефонная связь будет дополнять радиосвязь.
1930 г.
МУЗЕЙ НА ФРОНТЕ КЛАССОВОЙ БОРЬБЫ И СОВЕТСКОГО СТРОИТЕЛЬСТВА
Массы мыслят не отвлеченными формулами, а живыми образами. Это не какая-то низшая форма мышления, так мыслят и инженеры, и архитекторы, естественники, врачи, люди-практики. Это особый вид мышления.
Во всяком случае, общеизвестен факт, как убеждает рабочего человека, когда он что-либо «видел собственными глазами». «Больше верь своим очам, чем чужим речам», — говорит народная поговорка.
Музей дает возможность многое видеть собственными очами, и это делает музей могучим средством убеждения, средством агитации и пропаганды.
Все дело в том, что и как показывает музей.
У нас долгое время с представлением о музее связывалось представление о какой-то коллекции предметов, главным образом относящихся к далекому прошлому. Музей не столько выбирал предметы для показа, сколько собирал их. В прежнее время существовало очень много бесхребетных музеев. Лучшие из них имели общеобразовательное значение (естественноисторические, по истории культуры и пр.).
Большинство музеев было в прежние времена далеко от масс.
У нас сдвиг в музейном деле произошел прежде всего именно на этом участке. Музеи стали открыты для масс. Иностранцы отмечают именно эту сторону, их поражает количество экскурсий, посещающих наши музеи.
Но массы стали предъявлять, может быть, не всегда ясно формулированные, но вполне определенные требования: музеи должны превратиться в опорные пункты пропаганды и агитации, занять определенное место на фронте классовой борьбы и социалистического строительства.
В настоящее время в музейном деле мы видим определенные шаги в этом направлении, но главная работа еще впереди.
Возьмем пример.
У нас довольно много антирелигиозных музеев, но не всегда в них достаточно подчеркивается то, что имеет сейчас исключительно важное значение: классовый характер религии.
В антирелигиозных музеях у нас часто бесконечное количество экспонатов, изображающих идолов разных видов и сортов, что, может быть, и имеет общеобразовательное значение, но эти идолы иногда затемняют классовую сущность религии.
В таких музеях должны быть созданы особые щиты, уголки, в которых на первом месте должна отражаться классовая сторона религии.
Например, Владимирская икона, где на иконе изображена царская фамилия с генералами, стреляющими из пушек по рабочим и охраняемыми ангелами небесными, святыми, должна быть в каждом антирелигиозном музее, должна быть на первом месте, должна бросаться в глаза.
Должен быть вскрыт классовый характер разных современных сект, связь их с кулачеством, показано лицо классового врага, который среди нас и маскируется другом.
На первом плане должно быть все, что разоблачает обман масс, «втирание очков», должны быть разоблачены «чудеса», должны быть уголки опытов, демонстрирующих ниспослание небесного огня на жертвы, мироточащие черепа, процесс изготовления мощей и т. д.
Должен быть дан щит с фотографиями того, во что превращены взятые церкви — столовые, детские сады, мельницы, кино и пр.
Все то, что имеет злободневный агитационный характер, должно быть выдвинуто на первый план, и тогда остальные экспонаты представят для этих узловых пунктов интересный фон. Весь музей примет другой облик. Может не быть ни одного кричащего лозунга. Убеждать будут факты.
Идею агитационных щитов выдвинул, между прочим, Музей имени Дарвина.
В музеях, иллюстрирующих эволюционную теорию, имеющих громадное значение, материал также может даваться по-разному. Центр тяжести может быть перенесен на эволюцию низших видов. Может быть показана и эволюция высших форм, но если рядом не будут показаны развитие мозга, нервная система, ее роль в поведении человека, то, выходя из музея, религиозный человек скажет: «Да, тленно человеческое тело, вон оно как произошло, и в какое-то тело вдунул господь бессмертную душу». И в эволюционном музее надо ставить точку над i.
Наши музеи картин очень часто обращают внимание лишь на художественную сторону, предоставляя экскурсоводам разъяснять идейное содержание картин. А между тем нехудожник ищет в картине прежде всего содержание. Мне запомнилась одна выставка картин, которую пришлось видеть в детстве, — это выставка картин Верещагина из турецкой войны. На всю жизнь врезалась в память картина, изображающая штабное офицерье, в белых перчатках, в бинокли глядящее с горки на бой. Я не раз думала о том, как хорошо было бы рядом с этой картиной дать кусок жизни Красной Армии, рисующий близость командного состава к красноармейской массе. Я не сумела найти этой картины Верещагина в Третьяковской галерее.
Старое надо связывать с новым. Это внесет момент эмоциональности во все музейное дело. Надо далекое, чужое связывать с близким. Возьму пример. У нас бывает много выставок по быту народов нацменьшинств. Иногда на этих выставках больше показывается чужое, отсталое. А надо бы подчеркивать то, что близко, хотя и своеобразно. Как-то один наш политпросветчик, рабочий-булочник, работающий, в Хакассии, прислал ценнейшую тетрадку с описанием быта хакасов. У него там есть, между прочим, описание, как хакасы в глубокой глуши по собственной инициативе организовали День памяти Ленина. Это как-то сразу сближает с хакасами. Если бы бытовой музей сумел так отразить это дело, как описал его политпросветчик, это лучше, чем что-либо, заставило бы почувствовать, что за народ хакасы, и ударило бы как нельзя лучше по великодержавному шовинизму» в силу которого жизнь отсталых народностей изображается очень уж упрощенно, по-дикарски как-то.
Надо целиком использовать старое наследие для агитационных и пропагандистских целей, суметь выпятить на выставках самое показательное, размножить его, создать из него ряд передвижных выставок. Сейчас в соцсекторе деревни при Доме социалистической культуры особо обращают внимание на передвижные формы работы. Через подвижные выставки можно все это дать деревне, показать миллионам, дать науку и искусство в самую гущу трудящихся масс.
Я бы хотела сказать лишь пару слов о том, что убеждает на выставках и в музеях: не лозунги, не диаграммы, а предметы, образы. Фома Неверный согласно легенде хотел непременно вложить персты свои в раны Христовы. Музей должен помогать массам вкладывать персты свои в науку, в жизнь, в перспективы развития.
Совершенно особую роль должен играть музей на фронте социалистического строительства. Тут должны создаваться музеи совершенно нового типа. Жизнь подсказывает эти формы. Я помню, как один из видных музейных работников Москвы в 1919 г. выдвигал идею создания музеев при заводах. Было сделано несколько попыток, но недостаточно была раскачана самодеятельность масс, и важное и нужное дело замерзло. Замерзло, но не умерло. Войдите на какой-нибудь ударный завод. Я вот была на заводе имени Лепсе. Ударничество превратило завод в живой музей — в цехах всюду выставка брака, достижений, плакаты, стенгазеты. И надо, чтобы этот материал где-то собирался, отображался. Идет новое строительство — строятся новые цехи. Надо заснять новое и отживающее, чему идет на смену новое. Нужно дать лишь методику создания живых заводских музеев. Прикрепленные к заводам школы придут на помощь, рабочая молодежь завода приложит к этому делу руки, и музей вырастет, может стать неожиданно очень интересным, говорящим, убеждающим.
Мы обращаем нашу политпросветработу более чем когда-либо лицом к производству. Поэтому особое значение приобретают технические и агротехнические станции. Около них также должна быть организована самодеятельность масс.
Каждая электростанция, например, должна обрасти музеями по электрификации.
Или краеведческий музей. Я видела, например, года два назад музей Пермский. Каждый завод Урала шлет туда свои щиты, в зоопарк тащит зверей, растения. Кое-что, самое интересное, надо размножать, дать в районные краеведческие музеи. На этом фоне снабженные методикой создания музея могут вырастать районные, близкие, доступные массам, ими самими создаваемые районные музеи, где можно отразить соцсоревнование на фронте социалистического строительства совхозов, колхозов. И тут практика уже есть. Соцсоревнование по хлебозаготовкам из года в год должно фиксироваться. Музей должен стать стимулом дальнейшего развертывания соцсоревнования. В таких музеях должны быть отражены методы соцсоревнования, особенности, дающие максимальный эффект.
Происходит великая стройка. Задача музеев обобщить опыт соцстроительства, сохранить его.
Методами культпохода, культэстафеты надо втянуть массы в строительство музеев.
На данном этапе соцстроительства музеи могут стать могучим рычагом пропаганды новых форм труда, быта и т. д.
Вот прошлую зиму много писалось и говорилось об агрогородах и соцгородах. Недавно мне пришлось говорить с товарищами из одного района Нижне-Волжского края. Они горячие сторонники агрогорода. Агрогород должен охватить тридцать селений района, которые должны быть в него переселены. А что говорят, спросила я, крестьяне этих селений об агрогороде? Оказывается, ничего не говорят, не знают. Цифровые выкладки мало что скажут им, и сторонники агрогорода к крестьянским массам с пропагандой не идут. Но если бы дать модель агрогорода, нового быта в агрогороде, показать новую организацию труда в нем и т. д., дать осязаемое, говорящее, пропаганда стала бы возможна.
Музейная пропаганда новых строек, новой планировки новых столовых, прачечных, школ, клубов и т. д. могла бы иметь громадное значение. Она могла бы вызвать целое движение.
Я не буду касаться роли музеев как места учебы. Она общеизвестна. Тут меньше всего споров. Тут нам, пожалуй, больше всего надо учиться у Запада. Надо только, чтобы музеи этого типа лучше использовались.
Само собой, музейную работу нельзя вырвать из общей цепи школьной и политико-просветительной работы. Предварительная учебная проработка соответствующих материалов, изучение соответствующей литературы, лекции с волшебным фонарем и киноиллюстрациями, экскурсии на фабрики, заводы, в колхозы должны делать все эффективнее музейную работу. Огонь массовой критики должен помочь делать музейную работу все более созвучной с задачами классовой борьбы и соцстроительства, делать ее самое участком этой борьбы и строительства.
1930 г.