«Даниэла, спаси меня… Вытащи меня отсюда, Даниэла… На коленях прошу, умоляю тебя, Даниэла!» Альберто бродил по камере из угла в угол, не обращая внимания на раздраженные взгляды сокамерников, не слыша их окриков, не чувствуя злобных толчков. Иногда он со стоном бросался на кровать, но через мгновение снова вскакивал. Подбегая к решетке, отделявшей камеру от коридора, и прижимаясь лбом к холодным прутьям, он ловил себя на мысли, что молится, но молится не Богу, как в детстве учила его мать, а человеку, ей, Даниэле, от которой больше, чем от Бога, больше, чем от черта и от кого бы то ни было, зависела теперь его судьба. В голове его не укладывалось, как он мог оставаться здесь, за решеткой, когда одного слова Даниэлы, одного ее единственного слова было достаточно, чтобы вытащить его из этой вонючей камеры, пропахшей мочой и потом, избавить от издевательств со стороны сокамерников и надзирателей, вернуть в тот мир, из которого его вырвали, где он чувствовал себя человеком - и не из последних - а не бессловесной тварью, обреченной безропотно подчиняться и сносить унижения. «Я ведь уже наказан! Я достаточно наказан! Даниэла, родная моя… любимая… пойми и прости меня… Ты добра, ты милосердна, ты знаешь, что здесь я погибну… Не губи меня, Даниэла!» По коридору лениво прохаживался надзиратель. Альберто пытался расслышать сквозь звук его размеренных шагов, не гремит ли железная дверь в конце коридора, через которую водили на свидания… Сердце его замирало, когда дверь открывалась. За ним? Нет… В отчаянии он отрывался от решетки и падал на кровать. «Будь ты проклята, Даниэла! Будь ты проклята! Дай мне только выбраться отсюда! Ты пожалеешь о том дне, когда явилась на свет! Ты будешь валяться У меня в ногах, будешь выть от горя, моля о прощении, но я буду беспощаден… Ты мне за все заплатишь!»
Несколько раз Альберто вызывали на свидания. Однажды приходила Даниэла, но он повел себя с ней как последний дурак. Сейчас он понимал это, но тогда… Тогда только одно чувство - чувство бешеной злобы на Даниэлу владело им, и он не сумел сдержаться… Она испугалась. Она была разочарована. Она надеялась, что он раскаивается, а он чуть не переломал ей пальцы, в бешенстве прижав их к прутьям решетки. Даниэла ушла, а с нею (теперь он это понимал) и его последний шанс избежать суда. Иногда его навещал Гонсало. Он обещал найти адвоката, что было совсем непросто, учитывая, что банковский счет Альберто был заморожен. В конце концов он все-таки нашел его, но адвокат, изучив дело, вроде бы заявил, что тут он бессилен. Поначалу Гонсало еще пытался ободрить приятеля, подолгу беседовал с ним, обсуждая различные варианты освобождения, но постепенно визиты его становились все короче, а тон все холоднее и раздражительнее. Альберто злился и упрекал его, но при этом боялся переборщить, ибо Гонсало был той последней и единственной нитью, что связывала его с внешним миром и пока еще давала надежду…
- Как ты думаешь, сколько лет получит Альберто? - Даниэла рассказала Джине о ночном визите Гонсало, и мысли ее невольно переключились на мужа.
- Не знаю… - тон у Джины был равнодушный. - Надеюсь, что много.
Они сидели у Даниэлы в гостиной, разглядывая эскизы последних моделей. Наконец Джина отложила листы с эскизами, встала и сладко потянулась всем телом. Критически оглядев себя, она жеманно вздохнула и подмигнула Даниэле:
- Плохо наше дело, подружка… Если уж этот выродок Гонсало возомнил себя с тобой чуть ли не Казановой… А вообще надо смотреть, кому отпираешь дверь, особенно по ночам. Я тебе об этом говорила…
Даниэла пожала плечами. Ответить было нечего: Джина была совершенно права. Но трудно все время быть начеку, особенно если жизнь не приучила тебя к этому. Трудно и не хочется терять веру в людей, пусть даже какой-то человек и стал причиной твоего несчастья. Все это Даниэла могла сказать подруге, но предпочла промолчать. Среди множества достоинств, которыми обладала Джина, не нашлось места для снисходительности и христианского всепрощенчества. Врагов Джина ненавидела так же беззаветно, как любила друзей. Слова о том, что Альберто, быть может, раскаивается, а Гонсало, быть может, неправильно истолковал какой-нибудь взгляд или жест Даниэлы, были для нее пустым звуком и могли только вызвать очередной взрыв негодования.
- Думаю, нужно рассказать все Фелипе и Херардо, - сказала Джина. - Мы с Фелипе идем сегодня в кино. Я ему как раз и расскажу.
- Зачем? - Даниэла встала с дивана. - Это только все осложнит. Я не думаю, что Гонсало опять сюда явится…
- Всегда лучше быть уверенной. Послушай, а где Дора? Неужели отпросилась?
- У нее появился парень. Я отпустила ее на сегодня, Она и так столько работает…
- Нам нужно брать пример с твоей служанки, -заявила Джина. - Надо привести в порядок наши сердечные дела.
- У меня нет никаких сердечных дел.
- Не передергивай. Ты знаешь, о чем я говорю.
- Ах, Джина, я предпочитаю не думать об этом.
- А я только об этом и думаю! И мне кажется, что скоро я повстречаю своего принца…
- А как же Фелипе? - засмеялась Даниэла.
- А что Фелипе? - Джина подняла брови.
- Ты больше не любишь его?
- Люблю… Но не уверенна, что буду любить его вечно!
- Джина, Джина… кто тебя поймет?
В дверь позвонили.
- Ты кого-нибудь ждешь? - с удивлением спросила Джина.
- Херардо собирался зайти, - ответила Даниэла.
Джина заговорщически улыбнулась и пошла открывать.
Херардо, узнав о том, что случилось вчера вечером, предложил разыскать Гонсало, но Даниэла отговорила его. Джина в конце концов поддержала подругу и, вспомнив о кино, стала прощаться.
- Может, пойдете с нами? - на всякий случай спросила она от самых дверей.
Даниэла покачала головой:
- Нет настроения для кино…
- У меня тоже… - Херардо замялся. - Я лучше побуду с Даниэлой… Если ты не против, Дани.
- Я не против… - засмеялась Даниэла.
- Только ради Бога… - Джина скорчила назидательную гримасу. - Ради Бога, подруга, не вздумай обручиться с ним до круиза! Вдруг на теплоходе нам встретится что-нибудь получше!
Хохоча, Джина вышла из квартиры. Даниэла улыбнулась ей вслед. Что с ней поделаешь, с этой Джиной. Ее нужно или принимать такой, какая она есть, или не принимать вовсе. Искренне желая счастья подруге, Даниэла в глубине души понимала нерешительность приятеля Джины - Фелипе. Непросто это - связать жизнь с таким ураганом, как Джина. Бог знает, что ей взбредет в голову в следующую минуту. И все-таки самой себе она не хотела иной подруги. Только Джина могла быть такой внимательной, неунывающей, самоотверженной в тяжелые моменты жизни. Только с Джиной Даниэла чувствовала себя уверенной теперь, когда обман и предательство надломили ее жизнь и обожгли душу…
- Не знаю, что бы я делала без Джины, - призналась она, взглянув на Херардо. - Только она и способна поддержать меня в такое время…
- Я ей завидую… - кивнул Херардо. - И восхищаюсь ею.
- Ты не знаешь, на сколько лет могут осудить Альберто?
- В понедельник узнаем… - Херардо поморщился. Само упоминание имени Альберто было ему неприятно. Тем более что Даниэла вспоминала о нем в последние дни с нескрываемой жалостью. Она жалела Альберто. Жалела того, кто обманул и обокрал ее, а значит, внутренне уже была готова простить его. Херардо, измученый многолетним безответным чувством к Даниэле, видел в этом проявление той самой любви, в которой ему было отказано. Он не верил, что Даниэла разлюбила Альберто, и, как ни боролся с собой, не мог избавиться от ревности…
Заметив реакцию Херардо, Даниэла во избежание осложнений решила, что лучше всего будет поменять обстановку. Она пригласила Херардо прогуляться, и он с радостью согласился. Они спустились на улицу и медленно пошли вдоль ограды парка, начинавшегося у дома Даниэлы. Давно они не гуляли вот так - вдвоем, без мысли, без цели… наверное, с той самой поры, когда еще до появления Альберто Херардо ухаживал за Даниэлой, а она еще не задумывалась над тем, любит его или нет… Теперь, четыре года спустя, Даниэла снова была свободна, и Херардо вдруг на мгновение показалось, что все еще можно изменить, что никогда не покидавшая его надежда наконец-то обретает очертания реальности… Он стал рассказывать Даниэле о своей жизни, говорил об одиночестве, о том, что на свете для него есть только одна женщина - она, Даниэла, и только она способна сделать его счастливым…
- Не надо, Херардо, прошу тебя… А то я себя возненавижу… - Даниэла остановилась и провела ладонью по стволу ближайшего дерева.
- Но почему? - Херардо схватил ее за руки. - Почему возненавидишь?
- Херардо, ты знаешь, как я тебя уважаю…
- Но не любишь, да?
Даниэла осторожно высвободила руку и погладила Херардо по плечу.
- Сердцу не прикажешь, - грустно сказала она. - Я знаю, ты замечательный человек. Я тебя очень люблю, Херардо. Ты мой лучший друг… Мой брак с Альберто был ошибкой…
- Это означает, что у меня есть надежда?
- Пусть время все решит, Херардо.
- Даниэла, - Херардо попытался обнять ее, - если бы ты ответила мне взаимностью… это было бы как сон! Клянусь тебе, ты бы не раскаялась. Я сумел бы сделать тебя счастливой… Дай мне шанс! Дай еще один шанс себе самой…
- Да пойми же ты, - Даниэла уперлась ладонями ему в грудь. - Пойми, как я себя сейчас чувствую… Я разочарована и в жизни, и в любви…
- Ты это говоришь, чтобы избавиться от меня, - горько сказал Херардо, и Даниэлу вдруг охватило острое чувство жалости и благодарности к этому человеку, не отказавшему ей в дружбе даже после того, как она отказала ему в любви. - Хотя бы на отталкивай меня, Даниэла… Я бы хотел, чтобы мы виделись с тобой иногда, ходили куда-нибудь вместе…
- Конечно, - улыбнулась Даниэла. - Знай, что я тебе очень благодарна за твое чувство ко мне… И за твою заботу…
- Ну хоть что-то… - Херардо потянулся к ней губами, но она вдруг тряхнула головой, как девчонка, хлестнув его по лицу россыпью волос. Он засмеялся и отпустил ее. Даниэла обняла его за талию, и они вновь, как когда-то, пошли в обнимку по аллее парка.
Каролина не верила своим ушам:
- Нет, Даниэла, ты не можешь платить мне так много.
Даниэла улыбнулась и еще раз подумала, что не ошиблась в Каролине. Она действительно честный и чистый человек. С некоторых пор Даниэла научилась ценить в людях именно эти качества. Тем больше было оснований помочь Каролине. Даниэла кивнула, подтверждая, что не шутила, и призналась:
- Первый раз слышу, чтобы кому-то его жалование казалось большим. Обычно говорят, что мало.
- Я понимаю, что ты хочешь помочь мне, - сказала Каролина. - И благодарна тебе…
- Ну и хватит об этом. Ты будешь получать столько, сколько я сказала. Со своими обязанностями ты уже знакома. Да… вот еще что… Пусть это все останется между нами. Хорошо?
- Вот видишь! - Каролина покраснела от смущения. - Ты не хочешь, чтобы другие знали, сколько ты мне будешь платить… Потому что это больше, чем получает любой из твоих служащих.
- Но у тебя двое детей!
- Все равно, это несправедливо. Не знаю что и сказать тебе. С другой стороны, мне так нужны деньги…
- Тогда соглашайся!
- Спасибо, Даниэла, - у Каролины на глазах навернулись слезы. - Господь воздаст тебе за твою доброту!
- Ну, ну, не плачь, - Даниэла подошла к Каролине и обняла ее за плечи. - Нет никакой причины для слез…
- Благодаря тебе, я опять поверила в человеческую доброту, - всхлипывая, сказала Каролина. - Мне всегда жилось очень трудно… Из-за матери, из-за Альберто… Никто раньше не помогал мне так, как ты…
- Сегодня я тебе помогаю, завтра - ты мне… - Даниэла протянула Каролине платок, и та вытерла слезы. - Мало ли, что бывает в жизни…
Дверь с шумом растворилась, и вошла Джина.
- Так… - она критически оглядела кабинет. - По всему видно, что вы тут открыли комнату плача. А у меня в кабинете - комната смеха. Думаю, Даниэла, нам стоит махнуться кабинетами для равновесия…
- Джина! - Даниэла, как обычно, не смогла сдержать улыбки.
Каролина тоже улыбнулась:
- Я знаю, что теперь, благодаря вам, моя жизнь изменится…
Голос ее опять задрожал, и Даниэла сочла необходимым переменить тему:
- Когда ты познакомишь меня с Лалито? Я бы так этого хотела…
- Ты любишь детей? - спросила Каролина.
- Очень… - Даниэла взглянула на Джину. - К сожалению, у меня не может быть детей…
- Ну… если бы ты послушалась доктора и прошла курс лечения… - пожала плечами Джина.
- Ты же знаешь, я хотела, - перебила ее Даниэла. - Но видишь, как получилось…
- Ах, Каролина! - Джина не могла долго говорить о грустном. - Мы все тут такие красавицы и так любим детей! Я, например, буду замечательной мамочкой…
Все три женщины рассмеялись, и Каролина, нехотя поднявшись, пошла к двери.
- С вами хорошо… Но мне нужно идти отрабатывать зарплату, - сказала она. - Пойду помогу Росе.
Она открыла дверь, но тут же отпрянула. В комнату, едва не сбив Каролину, влетел Херардо:
- Извините!
- Летишь, как на крыльях любви… - прокомментировала Джина. - Что это с тобой, Херардо?
- Даниэла… - Херардо присел на диван возле нее. - Я пришел сказать, что приговор Альберто уже вынесен…
Медленно поднявшись, Даниэла смотрела на Херардо.
- Десять лет… - выдохнул тот.
Даниэла почувствовала, как кровь прилила к вискам. Ноги ее ослабели, и она без чувств рухнула на пол.
- Что с тобой, Даниэла?! - Херардо и Джина бросились к ней.
Каролина, стоявшая у двери, прислонилась к стене и, теряя сознание, медленно сползла вниз.
Склонившиеся над Даниэлой Херардо и Джина не сразу обратили на это внимание. Только когда Херардо послал Джину за нашатырным спиртом, она обнаружила упавшую Каролину и, выскочив из кабинета, позвала на помощь. Вбежали Роса и еще несколько сотрудниц. Они занялись Каролиной, и Джина поднесла пузырек со спиртом к лицу Даниэлы. Херардо нежно поддерживал голову Даниэлы. Теперь он жалел, что сообщил ей о приговоре. Надо было послушаться Фелипе и подождать с этим. Или, во всяком случае, как-то подготовить Даниэлу. Но он-то думал, что несет радостную весть. Конечно, конечно… В который уже раз он убеждался: нельзя доверять тому, что говорит женщина. Даже такая женщина, как Даниэла. Она может сколько угодно твердить, что не любит Альберто и хочет видеть его за решеткой, но, как только доходит до дела, падает в обморок при одном упоминании о том, что любимый ею прохвост приговорен к заключению…
Едва очнувшись, Даниэла расплакалась. Десять лет… Это невозможно. Она, конечно, считала, что Альберто должен понести наказание, но такой срок… Ей казалось, он и так достаточно наказан… Может, в глубине души он даже искренне раскаялся в содеянном. Просто из гордости не захотел признаться ей в этом, когда она навещала его в тюрьме. Десять лет… Эти десять лет станут наказанием и для нее, Даниэлы. Она постоянно будет мучиться мыслью, что он там страдает из-за нее. А что будет потом, когда через десять лет он выйдет из тюрьмы?
- Там посмотрим! - неунывающую Джину было не прошибить всеми этими слезливыми доводами. - Времени у нас еще немножко есть, подруга!
- Что касается раскаяния Альберто, то я сильно в этом сомневаюсь, - поддержал Джину Херардо.
Даниэла тяжело вздохнула. Как она могла объяснить им, что первая волна горечи, негодования, смертельной обиды, захлестнувшая ее, когда она узнала о предательстве Альберто, уже прошла? Теперь в сердце ее были пустота и устоявшаяся тупая боль, которую она почти уже научилась не замечать. Она не стремилась отомстить. Более того, зная Альберто, она скорее склонна была сравнивать его с напроказившим ребенком, чем с сознательным злодеем. А кто же мстит ребенку? В последующие дни Даниэла старалась избегать разговоров об Альберто, но Джина понимала, что мысли подруги постоянно крутятся вокруг мужа. Она, как могла, пыталась отвлечь Даниэлу и в какой-то степени ей это удалось. В конце концов приготовления к круизу увлекли Даниэлу. В спорах с Джиной она забывала о своих печалях…
- В этих купальниках мы будем выглядеть, как мечта! - заявляла Джина.
- Только не в бикини! - охала Даниэла.
- Просто ты завидуешь тому, как мне идет бикини! Смейся, смейся… - Джина с улыбкой обнимала подругу. - Так-то лучше… Мне нравится, когда ты смеешься.
- Мне тоже нравится смеяться, - уверяла Даниэла. - Только не всегда это возможно.
- Вот еще! Хотеть - значит мочь!
- Знаешь, - как-то призналась Даниэла, - а мне, честное слово, нравится эта твоя идея с круизом! Я уже начинаю считать днило отъезда…
- Оглянуться не успеешь, как мы будем на теплоходе! - заверила Джина.
Время действительно пролетело незаметно. Ночь перед отъездом Джина провела у Даниэлы. Подруги почти не спали. Утром Фелипе и Херардо заехали за ними, чтобы проводить в аэропорт. Вещи были спущены вниз. Мужчины уложили их в машину и остались ждать, но Даниэла и Джина все не появлялись.
- Можно подумать, что они собираются на конкурс красоты, - проворчал Фелипе.
Херардо рассмеялся, но на душе у него было неспокойно. Умом он понимал, что Даниэле необходимо уехать из Мехико, хотя бы ненадолго - слишком много потрясений пришлось ей пережить за последние дни. Но сердце его противилось разлуке. Именно теперь, когда он чувствовал, что особенно нужен Даниэле и что его верность способна наконец-то пробудить в ней ответное чувство, она уезжала от него…
Фелипе тоже был мрачен, хотя и пытался шутить. В последнее время Джина слишком часто стала заговаривать о женитьбе. И хотя говорила об этом вроде бы в шутку, Фелипе слишком хорошо знал ее, чтобы верить ее веселому тону. Он понимал, что нужно на что-то решаться, но все оттягивал момент окончательного объяснения. Ему не хотелось терять Джину, но и женатым человеком он себя совершенно не представлял. Жениться означало забыть о себе, взвалить на себя неимоверный груз ответственности. Прощай, беззаботная холостяцкая жизнь, прощайте, ипподромные лошадки! Но что же тогда остается? Работа да забота о семье? Забота и снова работа? Страшно даже подумать об этом. Фелипе гнал от себя мрачные мысли, твердил себе, что Джина слишком сильно любит его, чтобы бросить и выйти замуж за другого, но настроение ее перед круизом вовсе ему не нравилось…
- Соскучились, мальчики? - задорный голос Джины отвлек Фелипе.
- Еще немного, и вы опоздаете на самолет, -заметил рассудительный Херардо.
- Господи, я так волнуюсь! - Даниэла поцеловала Херардо в щеку. - Так волнуюсь, словно никогда никуда не ездила раньше.
- Скорее - в машину! - Херардо открыл дверцу и помог женщинам сесть в автомобиль.
- Поехали! - Фелипе усмехнулся. - Надеюсь, вы там не свалитесь за борт и не попадете на корм акулам…
- Это я надеюсь, что тебя тут не слопает какая-нибудь акула, - среагировала Джина.
Всю дорогу до аэропорта она не закрывала рта, расписывая приключения, ожидавшие ее и Даниэлу во время круиза. Фелипе, подумавший было намекнуть Джине перед отлетом, что по ее возвращении все у них пойдет иначе, в конце концов разозлился и отказался от этой мысли. В аэропорту они зарегистрировали билеты и узнав, что посадка начнется через час, пошли в зал ожидания. Волнение, которое с самого утра испытывала Даниэла, не только не прошло, но и еще больше усилилось. Она растерянно смотрела по сторонам, пытаясь сосредоточиться, но в результате только потеряла из виду своих спутников. Оглядываясь, она не заметила стоявших в проходе чемоданов и, споткнувшись об один из них, полетела на пол…
- Осторожнее! - какой-то мужчина наклонился и протянул ей руку, помогая подняться. - С вами все в порядке?
- Спасибо… Извините, я такая неловкая, - Даниэла оперлась на его руку и медленно поднялась. Ушибленное колено сильно болело. Даниэла хотела посмотреть, не порван ли чулок, но помогавший ей мужчина неожиданно чуть придержал ее руку. Она удивленно взглянула ему в лицо. Он, словно завороженный, смотрел на нее, не в силах оторвать взгляда, и она вдруг забыла о боли…
- Все в порядке! Не беспокойтесь! Подумаешь, споткнулся человек! - голос Джины, обращавшейся к любопытным, вывел ее из оцепенения.
Мужчина, поднявший Даниэлу, тоже опомнился и выпустил ее руку. Наклонившись, он подобрал с пола ее сумочку:
- Вот… возьмите…
- Спасибо…
- Эй, эй, эй… - Джина схватила Даниэлу под руку и отвела в сторону. - Смотри - опять не упади. Какой мужчина, а! Ей-Богу, мне тоже захотелось упасть…
- Джина!
- А что? Что такого? Ты заметила, как он на тебя глядел?
- Ради Бога, не выдумывай, - вздохнула Даниэла.
Подошли Херардо и Фелипе и увлекли их в кафе. Выходя из зала ожидания, Даниэла оглянулась. Незнакомец, помогший ей подняться, стоял возле красивой молодой женщины… Женщина что-то говорила ему, а он, будто не слыша ее, неотрывно смотрел на Даниэлу…