Тьма… и ее объятья

Крушина Светлана Викторовна

Не-готичный роман о вампирах. В сущности, это своеобразный "трибьют", поскольку вдохновлен роман в большой степени музыкой британской группы "Cradle Of Filth".

Каюсь: весь текст, в сущности, состоит из более или менее мутных и более или менее осознанных ассоциаций автора, то бишь меня. Ассоциаций на что? А на все. В большей степени, как можно понять по названию (которое является ни чем иным, как почти «калькой» с "Dusk… And Her Embrace" группы "Cradle Of Filth"), и по эпиграфам к главам, это ассоциативные «стрелочки» на лирику упомянутых уже Крэдлов. Объяснять их нет никакого смысла, тем более что привязка идет скорее эмоциональная, чем содержательная. Дани! Если ты когда-нибудь (вот бред какой) прочтешь это, прости за такое наглое использование твоих текстов.

Объяснять остальное и вовсе бессмысленно, поэтому просто выражаю респект:

Диане Самариной (которая меня не знает) за ее Караэля,

Татьяне Чабан за ее очаровательных братцев-вампиров и за эпиграф,

Оливеру Лантеру за его вампирологию, а так же благодарность Светлане Капинос за моральную поддержку.

 

 

ЧАСТЬ 1

 

Глава 1

 

На кладбище было очень холодно и ветрено. Надвигалась метель. Снежные хлопья метались в воздухе, гонимые жестокими порывами ветра, запутывались в непокрытых волосах, кололи лицо. Заледеневшая земля быстро покрывалась белым покрывалом, пока еще тонким, но я знал, что через несколько часов оно превратится в ватное одеяло сугробов.

Я стоял у кладбищенской ограды, ссутулившись и сунув руки в карманы. Покидая вчера утром дом, я меньше всего думал о соответствии одежды погоде. Перчаток у меня не было, и пальцы окоченели так, что я их уже почти не чувствовал. Ледяной ветер пробирал до костей, а тонкая куртка нисколько не защищала от холода. Я совершенно оцепенел, но едва сознавал это. В голове мутилось, перед глазами стояла пелена, я чувствовал себя совсем больным, и жгучий холод еще усиливал это чувство. Привалившись боком к чугунной ограде, — ноги едва держали меня, — я смотрел вниз, в землю, и ни о чем не думал. Просто не мог.

Я уже не помнил, зачем пришел сюда. Даже не был уверен, что меня вела какая-то конкретная цель. Возможно, просто шел, куда ноги несли, и не задумывался о конечной точке маршрута. Соображал я последние два дня с трудом и почти ничего не помнил о вчерашних скитаниях.

В двух шагах от меня на низеньких скамейках сидели несколько женщин, укутанные в теплые платки, из-под которых виднелись только носы да глаза. У ног их стояли корзинки, пестревшие венчиками неярких осенних цветов. Я уставился на эти цветные пятна, резко выделявшиеся в окружающей хмури и мути, долго пытался сообразить, зачем они здесь. Что делают цветочницы на кладбище? Потом до меня дошло: ведь люди, приходящие на кладбище, хотят оставить на могилах близких что-то живое… Они покупают цветы.

Серое, темное небо висело низко над головой и давило, давило, давило… Мой несчастный затылок готов был проломиться под его тяжестью. Временами казалось, что еще минута, и я упаду, но проходила минута, за ней другая, а я все еще стоял, сам не понимая, как мне это удается. Вид у меня был, надо думать, до странности замученный и жалкий, потому что торговки цветами смотрели с жалостью и удивлением. Наверное, они думали, что я пьян.

В самом деле, что можно подумать, наблюдая на кладбище в такую погоду, когда хороший хозяин собаку на улицу не выгонит, бледного пацана, который с трудом держится на ногах, которого шатает так, что он вынужден искать опору в чугунной ограде? Да и одежда моя наводила на подозрения: дорогая, сшитая на заказ, но порванная и заляпанная грязью. И легкая, едва ли не домашняя куртка в ноябре.

И разбитая губа и затравленный взгляд.

— Что-то случилось, сынок? — решилась, наконец, спросить одна из женщин. Та, что сидела ближе всех ко мне.

Я взглянул на нее.

Действительно, я мог бы быть ее сынком. По возрасту, конечно. А она вполне могла быть моей матерью. Которой я никогда не знал и не видел. Даже на фотографиях.

— Может, тебе помочь? — продолжала сердобольная женщина.

Помочь? Я покачал головой. Чем она может мне помочь? Чем вообще кто-нибудь может мне помочь?

А она уже шла ко мне, неловко переваливаясь в своей многослойной одежде, и что-то несла в сжатых ладонях. Протянула ко мне руки:

— Возьми вот это, сынок. Согреешься немного. Выпей!

Я как робот принял у нее пластмассовый стаканчик, — это была крышка от термоса, — над которым поднимался пар. Схватился за него голыми руками, не замечая жгучей боли, причиняемой горячими стенками. Отпил. Кажется, это был очень сладкий кофе с коньяком, но я не мог утверждать с уверенностью. Меня сразу затрясло, так, что зубы взялись выбивать дробь о края стаканчика. Горячий комок провалился в желудок, обжигая внутренности. До этой минуты я был весь заледеневший, и физически, и мыслями, и чувствами. Как будто мне вкатили немалую дозу новокаина в сердце. Теперь же лопнул лед, облепивший душу, и лавина ощущений обрушилась на меня с жестокой отчетливостью. Я все вспомнил.

Стаканчик с легким шорохом упал на снег, разбрызгивая темную жидкость.

Из-за невыносимого жжения в глазах пришлось зажмуриться. По холодным щекам, обжигая их, потекли слезы. Ноги окончательно отказались служить, и я, вцепившись изо всех сил в ограду, медленно осел на землю.

* * *

Со стороны события вчерашнего утра, должно быть, выглядели как сцена низкобюджетного боевика. Бесшумно затормозившие у дома черные лимузины. Плечистые парни с оружием в руках. Беспомощно звенящие стекла, сорванная с петель дверь. Сухие щелчки выстрелов.

В доме были только я и отец. Я, одетый, валялся на неубранной постели наверху, в своей комнате, листал журналы и слушал музыку. Накануне у нас вышел конфликт, шумный, как калифорнийский ураган, и отец велел мне отправляться под домашний арест и хорошенько подумать над своим поведением. Разумеется, я не думал ни о чем таком, а прикидывал, как попасть на улицу, на свободу. Отец сидел в гостиной и работал, и мне, чтобы покинуть дом, пришлось бы пройти мимо него. Характер у него был тяжелый, о скором примирении не стоило и мечтать. Да и я был на самом деле здорово виноват, только не хотел признать это перед ним. У меня характер тоже не сахар, мы с отцом друг друга стоим. Когда мы начинали ругаться, земля и небо менялись местами.

Из-за громкой музыки — играли мои любимые «Крэдлы» — я не понял сразу, в чем дело. Внизу как будто что-то падало, трещало и разбивалось, это показалось мне странным, и я высунулся на лестничную клетку.

Если бы я знал, что в это время плечистые парни уже переворачивают с ног на голову наш дом, я хорошенько подумал бы, прежде чем поступить так.

У нижней ступени лестницы лицом вниз, неподвижно, лежал человек, из-под которого медленно растекалась черная густая жидкость. В человеке этом было что-то очень знакомое. Но мне понадобилось несколько долгих секунд, чтобы понять, что у него черные, как у отца, волосы, и рубашка на нем тоже отцовская. Рядом с ним на корточках сидел незнакомый мужчина и шарил по его одежде. Все мои чувства и мысли остановились. Я тупо смотрел на черное пятно, не в состоянии осознать, что происходит. Откуда-то, из других комнат раздавался грохот, там что-то падало, билось и скрежетало. Мне вдруг стало дурно, я вскрикнул и грудью навалился на перила, почти на них повиснув. Сидящий на корточках мужчина поднял голову и встретился со мной глазами.

— А вот и ты, — сказал он, медленно поднимаясь и вытирая о белоснежный носовой платок руки. Его губы растянулись в ненатуральной улыбке. — Как хорошо, что ты сам вышел. Стой, где стоишь, мальчик, не шевелись.

И он поставил ногу на первую ступеньку лестницы и сунул руку в карман пиджака. Я, как замороженный, неотрывно смотрел на него, и не мог шевельнуться. Лишь когда мужчина был уже на середине лестницы и начал поднимать вытянутую руку с пистолетом в ней, а внизу лестницы показались еще два шкафоподобных типа, я отмер и шарахнулся назад, в комнату.

— Стой! — повелительно крикнул незнакомец с пистолетом.

Я нырнул за дверь и защелкнул замок. И тут же понял, что загнал сам себя в ловушку. Кто бы ни были эти типы, они не станут церемониться с хлипкой преградой, которую легко выломать, посильнее надавив плечом.

Незнакомцы даже этим не стали утруждать себя. Подергав ручку, стрельнули несколько раз по замку. Я схватил первый попавшийся под руку тяжелый предмет и запустил им в окно прямо через штору. Посыпалось стекло. В тот самый момент, когда дверь дрогнула, готовая вот-вот открыться, я запрыгнул на подоконник и соскочил вниз со второго этажа.

На супермена я ни при каких обстоятельствах не тяну; только чудом я сумел приземлиться, ничего себе не повредив. Зато вмазался прямиком в еще одного плечистого парня, который скучал перед домом. Стоял себе человек на шухере, а тут я лечу. Думаю, он был здорово ошарашен, но быстро собрался, вскочил, и схватил меня за руку. Вот тут-то, наверное, я губу и рассадил, когда стал выкручиваться у него из пальцев. Держал он крепко, но я умудрился высвободиться, и рванул что было сил.

Так я еще никогда в жизни не бегал. Не знаю, была ли за мной погоня, но вслед мне стреляли, это точно. Тогда я все еще ни о чем не думал. Понимал только краем сознания, что меня хотят убить. Зачем? Этим вопросом я не задавался.

Где меня мотало вчера весь день и сегодня полдня, я так и не вспомнил. Пытался спрятаться, наверное; чуял седьмым чувством, что меня будут искать. Страха я не испытывал, только затмение какое-то нашло. А может, это защитный рефлекс такой сработал, я не знаю.

* * *

Кофе подействовал наподобие хорошей оплеухи. Все произошедшее за два дня обрушилось на меня снежным комом, и я как-то сразу осознал, что отца убили, и с прежней жизнью покончено. Кто сделал это, зачем, что искали вооруженные люди у нас в доме? Ответа не было, но пока он мне и не требовался. Мне бы для начала суметь справиться с простым фактом, что отца у меня больше нет. Я остался один.

Женщина-цветочница, наверное, не на шутку перепугалась, когда я вдруг сполз по решетке на землю и забился в рыданиях. Может быть, даже за припадочного меня приняла. Я же рыдал так, как никогда не рыдал в детстве. Казалось, что я или задохнусь, или захлебнусь слезами. В общем, постшоковая реакция — так, вроде бы, называется, — которая вылилась в самую настоящую истерику.

Длилась она недолго. Я и без того был вымотан до крайности во всех отношениях, так что на долгое слезоизлияние меня не хватило. Скоро рыдания перешли во всхлипывания, и я почувствовал, как кто-то пытается поднять меня с земли. Сквозь пелену слез я увидел все ту же цветочницу. Преодолев испуг, она обхватила меня за плечи и уговаривала, словно маленького, успокоиться. У меня не оставалось сил даже чтобы освободиться от ее рук, и пришлось встать. Вдохновленная успехом, женщина повела меня к маленькому раскладному стульчику, на котором до того сидела сама. Ее товарки смотрели на меня со смешанным выражением испуга и жалости, и я внезапно почувствовал что-то вроде злого раздражения: они еще будут меня жалеть! Злость помогла мне сбросить с плеч руки женщины, жестом я отказался сесть.

— Присядь, сынок! — не отступала цветочница. — На тебе лица нет.

Возможно, настойчивость доброй женщины сломила бы меня, в конце концов, и я перестал бы сопротивляться ее заботе. И, вполне возможно, принялся бы лить слезы у нее на плече. Тогда события могли бы повернуться совершенно по-другому. Но краем глаза я заметил вдруг черный лакированный бок длинного автомобиля, неспешно подплывающего к кладбищу. Не успев подумать, имеет этот лимузин отношение к произошедшему вчера или нет, я в один момент оказался по ту сторону кладбищенской ограды, и что было сил припустил по дорожке между могил.

Я не бывал никогда ни на одном кладбище. Мне показалось странным, что здесь так много деревьев, ведь это же не лес и не парк. Летом, должно быть, это место выглядело очень умиротворяюще, сейчас же деревья стояли, молчаливые и черные, застывшие в преддверии надвигающейся зимы. Они выглядели до странности голыми, и я подумал, что они не способны никого ни спрятать, ни укрыть.

Через какое-то время я решил, что никто за мной не гонится, никто не выкрикивает мое имя и не стреляет вслед. Тогда я сбавил скорость и еще через минуту перешел на шаг, выравнивая дыхание.

Я забежал довольно далеко вглубь; ограды уже не стало видно. Со всех сторон меня окружали деревья и каменные надгробия, перемежающиеся с маленькими мавзолеями и склепами. Я замедлил шаг, приглядываясь к надписям и неподвижным фигурам, возвышавшимся над могилами. Было что-то завораживающее в их молчаливом бдении, и тишина была такая, что собственные шаги эхом отдавались в ушах. Даже ветер стих, не смея нарушать покой мертвых. В голове понемногу прояснялось. Сначала отупение, потом истерика; теперь ко мне возвращалась способность мыслить разумно. Вместе с тем пришла и свербящая головная боль. Ничего удивительного: столько эмоций, броски от безразличия к отчаянию, любая, даже самая крепкая голова разболится. Хорошо было бы присесть где-нибудь и чуток подумать; я огляделся в поисках подходящего укрытия.

По правую сторону склонилась в скорбном раздумье маленькая фигурка девушки из темного шершавого камня; каменная рука опиралась на каменный постамент, из полуразжатых пальцев выглядывали каменные цветы. Скромное, но изящное надгробие. Я подошел поближе. Ничего лишнего, всего два слова, выбитые на постаменте: "Милой Денизе". Милой. Наверное, от мужа или друга.

За этим надгробием укрытия искать не стоило; я посмотрел налево.

Н-да. Вот это, пожалуй, то, что нужно. Я задрал голову и принялся рассматривать скульптуру: огромная, в два, а то и поболее, человеческих роста, пугающая фигура ангела с бессильно опущенными крылами. Высечен он был небрежно, даже грубо, но за грубостью скрывался особый умысел и немалое искусство скульптора. Скорбно склоненная голова, слезы на щеках, в руке — меч. Странная фигура, но мне было не до размышлений о связи оружия и скорби. Меня больше заинтересовала надгробная плита, такая огромная, что могла бы послужить пиршественным столом средних размеров. Если устроиться за ней, с дорожки меня никто не увидит.

Сидеть на запорошенной снегом земле было очень холодно, но выбирать не приходилось. Кроме того, я так замерз, что дальше было уже вроде бы и некуда. Хорошего мало. Я съежился, обхватив колени руками, и попытался сосредоточиться. Усталость и ощущение непоправимости случившегося невыносимо давили на меня; страх, голод и холод разъедали изнутри. С трудом удалось собраться с мыслями и более или менее упорядочить их. Я пытался понять, почему произошло то, что произошло. Ничего странного, если бы мой отец был связан с преступным миром, и парни в черном приехали на разборку. Но… мой отец и мафия? В голове не укладывалось. Отец занимался научными разработками в области генетики, возглавлял кафедру генетики и общей микробиологии в городском университете, и мне было трудно представить, чтобы его работы могли заинтересовать преступников. Хотя, конечно, я слишком мало понимал в том, что он делал. Почти ничего не понимал.

Теперь он был мертв, а я даже не мог вернуться домой, чтобы в последний раз взглянуть на него и попрощаться. Меня тоже хотели убить, а значит, с большой вероятностью меня в доме ждали. Хотя, наверное, теперь там хозяйничает полиция. Прошло больше суток, и она должна уже знать. Обратиться к полицейским за помощью? Больше мне идти некуда. Родственников в городе у меня не было. Матери я не знал. Родители отца давно умерли, его единственная сестра жила очень далеко. Они почти не общались, только изредка переписывались или созванивались. Вряд ли тетка обрадовалась бы моему появлению, да и не добраться мне до нее. К друзьям идти я не хотел: придется долго объяснять, что случилось, почему я в таком виде. Если не спросят ребята, то уж точно поинтересуются их матери. К объяснениям я был не готов. Да и друзей у меня, по сути, не было.

Потом в голове как будто щелкнула какая-то пружинка. Кристиан! Как я мог про него забыть? Они с отцом были близкими друзьями много лет, я знал его с детства и звал по имени. Мы вместе запускали змеев и модели самолетов, он частенько помогал мне подготавливать школьные доклады. В общем, скорее даже не отцовский друг, а дядюшка. Я ни разу не обращался к нему с серьезными проблемами, но мы часто беседовали о всякой всячине. Пожалуй, можно пойти к нему. Я ненавижу напрягать людей своими проблемами и неприятностями, но, скажите, что еще мне было делать?

Когда я поднялся из-за надгробия, произошло странное событие, которое еще сильнее меня напугало.

На дорожке между ангелом и девушкой стоял высокий человек в черном длинном пальто. Увидев его, я сразу нырнул обратно. Как он попал сюда, я же не слышал шагов? Не прилетел же по воздуху? Собравшись с духом, я осторожно выглянул из-за каменной плиты. Человек был неподвижен. Снег, валивший с неба хлопьями, огибал его, чтобы не коснуться даже краешка пальто. Человек стоял ко мне спиной, засунув руки глубоко в карманы, и медленно поворачивал голову, осматриваясь. Мне было видно только его спину, выражавшую крайнюю уверенность. Я скорчился в своем укрытии. У меня не было никаких оснований думать, что мужчина — один из тех, кто устроил разгром в моем доме, но я не хотел ни в коем случае попадаться ему на глаза. Ни за что!

— …Илэ-э-э-р… — шершавый, томный, царапающий горло шепот ледяными струйками потек над притихшим безлюдным кладбищем. — Илэ-э-э-э-р…

Первый раз в жизни при звуках собственного имени волосы у меня поднялись дыбом.

— Илэ-эр… — снова потек прилипчивый шепот. Я невольно качнулся вперед, но ткнулся ладонями в гранит надгробия, очнулся и отпрянул. — Я знаю, ты здесь, мальчик… Иди же сюда, Илэр. Чего ты боишься?

Томный шелестящий голос, как шелковый шнур, обвивался вокруг шеи, завязывался крепким узлом, тянул, тащил за собой, как аркан. Я едва мог бороться с наваждением. Мне было до чертиков страшно.

Мужчина начал медленно поворачиваться. Как это часто бывает в кошмарах, я не мог пошевелиться и не мог даже оторвать взгляда от его лица. Оно показалось сначала в четверть оборота, затем в профиль, и, наконец, мы взглянули друг другу в глаза. Лицо у него было странное и жуткое: белое, пористое, как творог, с темной узкой прорезью рта и черными дырами глаз, которые казались двумя могильными ямами.

— Илэр! — томный шепот взлетел до пронзительного чаячьего крика, резанув по ушам, рыбья прорезь рта разошлась в нечеловеческой улыбке, и мужчина шагнул вперед.

Я шарахнулся назад, попытался подняться на ноги, поскользнулся в глинистой грязи и упал. Мужчина с глазами-ямами медленно шел ко мне и на ходу вытаскивал руки из карманов, не вытаскивал даже — выдирал, как выдирают ноги из болотного месива. Я не стал дожидаться, пока карманы обнаружат причину столь странного своего поведения. Чувствуя себя на грани обморока, кое-как поднялся, повернулся и побежал прочь, не разбирая дороги и думая только о том, как не упасть, запутавшись в собственных ослабевших от страха ногах.

Бег между надгробий, сквозь пелену лениво падающих мохнатых хлопьев снега, напоминал продолжение ночного кошмара; декорации были соответствующие. Ни разу не остановившись и даже не запнувшись, я пробежал все кладбище насквозь и уткнулся в ограду, которая тянулась влево и вправо, сколько хватало глаз, и растворялась в снежистой мгле. Я оглянулся, никого не увидел, но побоялся терять время на поиски калитки или ворот. Даже не знаю, как мне удалось перебраться через ограду. Спрыгнув на асфальт по другую ее сторону, я припустил вниз по улице.

* * *

— Илэр! Слава богу, ты жив! Где ты был? Я уже не знал, что и думать!

Несмотря на все сильнее терзающие меня холод и голод, и на разбушевавшуюся вконец метель, я осмелился появиться у дома Кристиана только после наступления темноты. До того я неприкаянно болтался по улочкам и переулкам, стараясь не выходить в людные места. Это был, пожалуй, самый тяжелый и самый печальный день в моей жизни.

Когда Кристиан увидел меня на пороге, я являл собой, вероятно, довольно жалкое зрелище. Он сгреб меня в охапку и буквально затащил в дом. Он обращался со мной, как с маленьким: раздел, замотал в теплое одеяло, усадил в кресло в гостиной, сунул в руки огромную кружку с крепким сладким чаем. Оказавшись в тепле и безопасности, я почувствовал себя как во сне. Напряжение разом спало, вместо него нахлынула усталость. Я сидел, как неживой, и с трудом понимал, что говорит Кристиан, обращаясь ко мне.

— Я все знаю, Илэр. Я так боялся, что ты тоже мертв или попал им в руки! Я всюду искал тебя. Где же ты был?

— Не помню, — тихо сказал я, и это было правдой.

— Да ты совсем замучен! Поговорим потом. Сейчас тебе нужно поесть и хорошенько выспаться.

Я и впрямь был очень голоден, за прошедшие два дня моей единственной пищей был глоток кофе. Но ел я чисто автоматически, и совершенно не чувствовал вкуса пищи. Голова моя горела. Кристиан заметил, что еще немного, и я уткнусь носом в тарелку и усну. Через пять минут я оказался в постели.

Я уснул — как в обморок провалился. Думал, что во сне снова буду переживать вчерашнее утро, смотреть с лестницы на распростертое внизу тело отца. Но вместо этого я увидел давешнего высокого незнакомца в черном пальто. Он смотрел на меня, не отрываясь, и глаза у него были странные и пугающие: черные, глубокие, нечеловеческие. Чернота заливала всю радужку, так что не различить было зрачка. "Илэр, — услышал я мертвый голос. Губы незнакомца не шевелились, но слова исходили от него, без сомнений. — Илэр. Почему ты боишься меня? Илэр?"

— Илэр?

Со вздохом я выпал из сна и увидел, что надо мной склоняется Кристиан, и лицо у него озабоченное. Увидев, что я открыл глаза, он чуть улыбнулся:

— Илэр? Ты в порядке? Я услышал, как ты стонешь во сне, и подумал, что ты… видишь плохие сны.

— Я видел человека, — сказал я медленно. — Он звал меня по имени.

— Человека? Какого человека? Ты видел его раньше?

— Да. Днем. На кладбище. Он искал меня.

Кристиан взял меня за руки и заглянул в лицо. В синих глазах его росла тревога. Он хотел что-то сказать, но промолчал, только сжал мои ладони.

— Что происходит? — спросил я.

— Поговорим завтра. Теперь спи, я посижу с тобой. Пожалуйста, Илэр, спи, прошу тебя.

* * *

Я проспал больше двенадцати часов и проснулся в удивительно спокойном состоянии духа, чувствуя только сильную физическую слабость. Так было всегда, когда рядом находился Кристиан: с самого детства одно его близкое присутствие вселяло в меня спокойствие и уверенность. А теперь он не просто был рядом, он сидел у моей кровати и держал меня за руку. Вероятно, так он провел всю ночь. Я приподнялся на подушках.

— Крис…

Кристиан улыбнулся, и его усталое лицо преобразилось. Нужно сказать, что лицо у него вообще своеобразное и на людей производит неизгладимое впечатление. Слишком строгое, чтобы быть красивым, оно так и просилось на икону. Черты его были крайне лаконичны: никакой нечеткости или расплывчатости. Но когда он улыбался, становился похожим на ангела.

— Тебе лучше, малыш?

— Кажется, да. Ты понимаешь что-нибудь, Крис?

— Илэр, — сказал Кристиан очень серьезно. — Тебе нужно уехать.

Я уже достаточно пришел в себя, чтобы не соглашаться со всем подряд без возражений.

— Уехать? Куда? И зачем мне уезжать?

— Я боюсь, что с тобой может случиться беда.

— Со мной уже случилась беда… И я ничего не понимаю. И я никуда не уеду, пока не пойму.

— Ох, Илэр… Ты можешь поверить мне на слово? Ничего не спрашивая? Для тебя будет лучше уехать, правда. Хотя бы на некоторое время. Тебя уже ищут, сам же видел. И если найдут… Поверь, смерть не самое худшее из того, что может случиться с тобой тогда. Остальное еще страшнее. А я обещал Адриену позаботиться о тебе. Понимаешь? Я очень боюсь за тебя.

— Подожди, Крис… подожди! — все мои мысли окончательно запутались. Отец взял с Кристиана обещание позаботиться обо мне? — Ты что же, хочешь сказать, что отец знал, что случится?

— Он опасался этого. Илэр, пожалуйста, не спрашивай! Тебе лучше не знать.

Да что же это такое? Почему Кристиан не хочет рассказывать? Чего мне лучше не знать? К горлу подступал горький комок, а к глазам — слезы. Чтобы скрыть их, я отвернулся.

— Убили моего отца! — крикнул я. — А ты говоришь, что я не должен спрашивать, кто и за что?! И меня, между прочим, тоже хотят убить! Кто они? Что им нужно?

Еще немного, и я снова расплакался бы. Больше всего я сейчас боялся, что Кристиан обнимет меня и станет утешать. Но он не сделал ни малейшего движения в мою сторону. Сидел на стуле, наклонившись вперед и сцепив руки на коленях, и смотрел теперь уже в пол. Вид у него был смертельно усталый. Он очень долго молчал, давая мне время успокоиться. Когда мне удалось, наконец, взять себя в руки, он заговорил очень тихо, и не поднимая глаз:

— Адриена нашли полицейские, они забрали его… тело. Они уже вызывали меня для опознания, и задавали чертову тучу вопросов. В том числе и про тебя. Полиция тоже тебя ищет; они полагают, что ты успел убежать. Если хочешь, можем сходить в участок. Тогда… тогда ты сможешь присутствовать на похоронах. А я смогу официально оформить опекунство над тобой. Думаю, твоя тетка не будет его оспаривать. Но… если ты останешься у меня, и они тоже будут знать, где ты. И ты не сможешь вернуться к обычной жизни.

— Я в любом случае не смогу, — резко сказал я. — По крайней мере, не сейчас.

— А если я расскажу тебе, что знаю, то не сможешь уже никогда. Прошу, подумай об этом.

Я посмотрел ему в глаза.

— Крис, ты уже столько таинственности напустил вокруг вчерашнего дня, что теперь просто не можешь не рассказать. Я никуда не поеду. А если ты будешь молчать, я просто стану изводить себя. Все равно как-нибудь да узнаю. Я не оставлю это просто так. Крис, ведь убили моего отца! Как я могу?..

Кристиан покачал головой.

— Думаю, Адриен не хотел, чтобы ты знал. Иначе он сам рассказал бы… А может быть, он просто ждал, когда ты вырастешь. Не знаю, мы никогда на эту тему не разговаривали. Но, наверное, сейчас у меня просто нет другого выхода… Ты можешь встать? Тебе нужно поесть, а после поговорим. Разговор будет долгий. Я даже не знаю, с чего начать… и как сказать, чтобы ты поверил.

Дрожа от нетерпения, я встал и надел приготовленную для меня одежду, принадлежащую Кристиану. Она оказалась велика: Кристиан был выше меня на полголовы. Рукава и штанины пришлось подвернуть. На кухне меня ждал завтрак, но я едва мог проглотить несколько кусочков хлеба и выпить немного кофе. Кристиан сидел напротив и смотрел, как я ем. Как всегда, выглядел он изысканно и строго: темные тяжелые волосы, блестящие сединой, зачесаны над высоким бледным лбом и собраны в хвост, щеки гладко выбриты, тщательно выглаженная рубашка застегнута на все пуговицы. Даже в тяжелых ситуациях он не позволял себе распускаться.

— Так что же, Крис? — спросил я, когда понял, что не смогу больше ничего съесть или выпить.

Кристиан глянув на меня виновато, нахмурился и потер ладонью лоб.

— Может статься, ты подумаешь, что я рассказываю сказки. Или что я сошел с ума и сам не понимаю, что говорю. Так даже было бы лучше. Тогда ты, наверное, согласился бы уехать.

— Господи боже мой, Крис, ну куда уехать, куда?! — вскричал я. — Рассказывай же, прошу!

— Ты видел людей, которые пришли в ваш дом, — медленно начал Кристиан. — Видел того, кто искал тебя на кладбище. Скажи, тебе что-нибудь в них показалось странным?

Я пожал плечами. Странным? В тех парнях, которые ворвались в дом с оружием, я не увидел ничего необычного. Высокие, сильные люди, все, как один, одетые в черное. Ничего особенного — после такого количества боевиков, которое я просмотрел за пятнадцать лет жизни. Оружие в их руках рождало страх, недоумение (за что?!), но не выглядело странным. Другое дело — человек на кладбище. Вот он произвел на меня сильное впечатление.

— Тот парень на кладбище, — сказал я после раздумий. — Лицо у него было кошмарное, а голос, кажется, так и застрял у меня в голове. Больше было похоже на змеиное шипение, чем на человеческую речь.

Кристиан кивнул.

— Видишь ли, Илэр… Все эти люди — на самом деле не люди. Или, точнее сказать, не совсем люди…

— Что ты имеешь в виду? — напрягся я. Лицо и интонации Кристиана вдруг напугали меня так, что я чуть было не закричал, чтобы он не говорил ничего больше. Я уже не хотел ничего знать. Дрожь пробежалась ледяными пальцами вдоль моего позвоночника. Кристиан вновь замолчал, подбирал слова, и вдруг в коридоре хлопнула входная дверь. Было это так неожиданно, что я подскочил и расплескал кофе.

— Кто это? — шепнул я охрипшим голосом.

— Не знаю. Сиди, я схожу посмотреть. Не двигайся и молчи.

Вид у Кристиана был встревоженный. Бог знает, кого он ожидал. Я тоже был не спокоен, сидел, замерев и стараясь не дышать. О чем я тогда думал, мне трудно вспомнить. Наверное, ждал, что вот-вот услышу глухие щелчки выстрелов или что-то подобное. Я даже не сразу сумел заставить себя расслабиться, когда из коридора донесся удивленный и исполненный облегчения возглас Кристиана:

— Агни! Что случилось? Почему ты здесь, а не в школе? Что за вид?!

Я с трудом перевел дыхание.

Агни — это дочь Кристиана. Мы с ней были давно знакомы и поддерживали приятельские, хоть и не сказать чтоб тесные, отношения. Она мне, пожалуй, нравилась. Миленькая девушка, удивительно ладная и бойкая. Не знаю, кому именно из родителей пришло в голову дать ей такое странное имя — ведь так звали бога огня в индийской мифологии.

Через минуту Агни вместе с Кристианом появилась на пороге кухни, и я окончательно растерял все слова. Даже забыл на время про свои проблемы: Агни просто убила меня своим видом. Она, вообще, не красавица, но какая-то изюминка в ней есть: большие карие глаза, круто изогнутые арками брови, маленький точеный нос с горбинкой и крошечный яркий ротик. Не знаю, в кого она пошла, явно не в отца, а мать я ее никогда не видел. Настоящая персидская красавица, из тех, что рисовали на старинных миниатюрах, разве что медово-желтая грива нарушала образ. Волосами она всегда очень гордилась, это была ее краса и отрада, как сама она говаривала (не без сарказма). И потому я опешил, когда увидел Агни сейчас. Что-то в ней было не то. В дверях стояла девушка, вроде бы очень знакомая, но только… почему-то без волос. То есть не совсем лысая, а постриженная вроде как под машинку. Видимо, волосы у нее только-только начали отрастать.

У Кристиана вид был обалделый, я едва ли выглядел лучше. Агни посмотрела на нас и прыснула:

— Салют, Илэр! Что это у тебя такое лицо кислое? Лимон съел?

— Агни! — одернул ее Кристиан неожиданно резко. — Оставь его. Объясни лучше, почему такой дикий вид.

— Вовсе даже и не дикий, а вполне себе милый, — Агни остановилась перед стальной, полированной дверцей холодильника и взялась крутиться перед ней, придирчиво себя разглядывая. — Даже, я бы сказала, оригинальный! Разве нет?

— Я жду объяснений, — сухо сказал Кристиан.

— Да что объяснять? Поспорила с ребятами. И остриглась на спор, ясно? Вот и все.

Я смотрел на нее в тихом восхищении. На подобный поступок решился бы не каждый парень, а тут — девчонка! Скажите, много вы видели остриженных налысо девушек на улицах? Кристиан же восторга дочери и моего восхищения не разделял.

— Черт побери, Агни, ты хуже мальчишки! Надо же — на спор! Что за детская выходка? Мать видела?

— Ага.

— И что?

— И ничего. Ей сейчас не до меня, у нее новый хахаль. Я потому и тут.

— Не смей говорить в таком тоне о матери, — Кристиан, разговаривая с дочерью, смотрел почему-то на меня. Может быть, опасался, что разговоры подобного «семейного» содержания разбередят мое горе?

— Хорошо, в таком больше не буду… Пап, можно я у тебя поживу? Уж такая у этого типа морда мерзкая, да и смотрит он на меня так, что по зубам дать охота. Разреши, а? Я буду тихой-тихой, как мышка, честное слово.

Агни подошла к отцу, повисла у него на шее и с умильным выражением на мордашке заглянула ему в глаза. Кристиан колебался, не в силах отказать в просьбе любимой дочери, и вместе с тем испытывая тревогу за нее. Ведь в его доме теперь жил я, и я нес в себе некую угрозу. Кристиан готов был подставиться под удар неведомых сил сам, но не хотел навлекать опасность на Агни. Но и о «хахале» бывшей супруги, как я заключил, он был наслышан, и мысль о том, что дочь вынуждена находиться в его обществе, очень ему не нравилась. Он стоял и молчал, переводя взгляд с меня на Агни и обратно. Любопытно, о чем он думал в эти минуты? Решал, насколько я ему дорог? Может ли он из-за меня подвергнуть риску свою собственную дочь? Подленькое предположение, я ведь знал, что не чужой ему. Мне стало стыдно.

— Я сейчас позвоню твоей матери, — наконец, сказал Кристиан, не уточняя, впрочем, с какой целью будет звонить. Тем не менее, Агни смачно чмокнула его в щеку, после чего оставила в покое отцовскую шею и переместилась на покинутый им стул напротив меня.

Кристиан ушел к телефону, оставив нас вдвоем.

— А тебе нравится моя прическа? — поинтересовалась Агни с любопытством.

— Хм… что-то в этом есть.

— Ну и хитрюга, ну и дипломат! Если не нравится, так и скажи.

Я пожал плечами. Агни прищурилась на меня, закинула ногу на ногу и переменила тему:

— Как у тебя дела?

— Хреново, — ответил я честно.

Агни округлила глаза.

— Что, правда, плохо? Что случилось?

— Моего отца убили два дня назад.

— Как убили?! Ты серьезно, Илэр? Как… как это произошло?..

— Не возражаешь, я обойдусь без подробностей? — только заговорив об отце, я сразу почувствовал, как к глазам подступают горькие слезы. А если я еще мог бы плакать при Кристиане, то при девчонке — увольте. Замолкнув, я изо всех сил стиснул зубы и отвернулся, чтобы не видеть исполненного ужаса и сочувствия взгляда Агни. Она смотрела на меня огромными повлажневшими глазами, и жалела меня, а от этого становилось еще хуже.

К счастью, в этот критический момент в кухне вновь появился Кристиан и сказал строго:

— Избавь, пожалуйста, Илэра от расспросов, хорошо, Агни? И вот еще что… Илэр немного поживет у меня, а ты не очень об этом рассказывай своим друзьям. Лучше вообще не рассказывай. Ясно?

Агни с несколько потерянным видом кивнула, потом лицо ее прояснилось:

— Значит, мне можно остаться? Пап?

— Да, на пару дней можешь остаться. Твоя мать требовала, чтобы ты немедленно возвращалась домой, но я ее… переубедил.

— Ой, спасибо, пап! Я тогда пойду вещи брошу в комнату, — хитрая Агни, конечно же, заявилась сразу с вещами, изначально рассчитывая на согласие отца. — Вот увидишь, я тебе не помешаю. Пока, Илэр. Заходи ко мне, если захочешь поболтать, не стесняйся.

Он вспорхнула со стула, наклонилась ко мне и мазнула губами по щеке. И убежала. Я вспыхнул, не зная, как реагировать. Поступок Агни на несколько минут даже заставил меня забыть о моей беде. Кристиан терпеливо ждал, пока пройдет мое смущение, и пил вторую чашку кофе. Немного оживившись во время разговора с дочерью, он снова впал в задумчивость. Наконец, я смог собраться с мыслями и вернуться к прерванному Агни разговору.

— Так что насчет тех людей, Крис? Ты начал говорить, что…

Жестом прервав меня, Кристиан оглянулся на открытую дверь в кухню. Тихо ступая, подошел к ней; я подумал, что он сейчас запрет дверь на ключ. Но он ограничился тем, что плотно прикрыл ее и вернулся на место. Видимо, закрытая, хоть и незапертая дверь должна была послужить для Агни достаточно ясным сигналом того, что сюда соваться ей не следует.

— Видишь ли, Илэр… — Кристиан снова нахмурился. — Ах, черт, как бы сказать-то! В общем, те люди… то есть не совсем люди… они — вампиры.

— К-кто?!

Нет, я крикнул "Кто?" совсем не потому, что не знал, кто такие вампиры. Наоборот, потому что слишком хорошо знал это. Но, скажите, какой человек поверит, когда ему говорят, что к нему посреди белого дня заявились вампиры? Причем не просто так, а с автоматами и на черных лимузинах? И вместо того чтобы пить кровь, элементарно расстреляли моего отца очередью из автомата?! Все это как-то совсем не укладывалось в образ вампира, создаваемого книгами и видео-индустрией. Не то чтобы я был крупным специалистом по вампирам, но уж "Дракулу"-то читал, и сочинения Энн Райс и Лорел Гамильтон тоже, и «Хеллсинг» смотрел. Да и вообще, вампиры — это чушь, бред и сказки! Какой идиот в них верит в наши дни?!

— Вампиры, Илэр, — ровным голосом повторил Кристиан, пристально на меня глядя. — Или, если угодно, носферату. Впрочем, нет. Носферату — высшие, а те, что были у вас — мелочь, шушера. Вот на кладбище, возможно, ты видел одного из высших.

— Чушь! — крикнул я.

— Я же говорил, что ты не поверишь.

— Бред! Какая связь между моим отцом и этими… носферату?

— Увы, самая прямая. Так ты все-таки веришь мне, Илэр?

Я молчал. Разум отказывался принимать не укладывающиеся в нем факты, существованию которых противоречил весь мой жизненный, пусть и не очень большой, опыт. С другой стороны, мне вспоминалась встреча на кладбище и приснившийся вслед за тем сон. М-да, тот человек, пожалуй, смахивал на вампира в классическом представлении. Я поймал себя на том, что рассматриваю слегка обозначенную Кристианом картину так, как будто она могла быть реальностью, и немного разозлился.

— Если они вампиры, так почему же пришли среди дня? — пошел я в наступление. — Разве солнечный свет не убивает их?

— Далеко не всех. Видишь ли, Илэр, не все, что написано в книгах — истина. Вампиры вовсе не восставшие мертвецы, боящиеся чеснока, серебра и осины, не говоря уже о распятии. Это было бы слишком просто.

— Может быть, они еще и кровь не пьют?

— К сожалению, пьют. Это — главная составляющая их природы. И жертвы их часто погибают. Даже, я бы сказал, почти всегда. Но давай по порядку, Илэр. Мне очень не хочется читать тебе лекцию о вампиризме, не время и не место, но без этого я не смогу объяснить тебе, во что впутался твой отец. Так что, прошу, потерпи и послушай меня внимательно.

Кристиан мог бы и не говорить этого; я был само внимание. Неужели он думал, что я буду витать в облаках, в то время как он рассказывает мне, из-за чего убили отца?!

— Вокруг вампиров столько всего накручено за века их существования, что я даже не знаю, с чего начать, — сказал Кристиан, нервно хрустнув пальцами. — Наверное, стоит подчеркнуть, что большая часть так называемых общеизвестных сведений о вампирах — сплошные выдумки. Самое главное: это не поднявшиеся из гробов покойники, поддерживающие свежей кровью видимость жизни. Кровь они пьют затем, чтобы не расстаться с жизнью настоящей. Физиологически вампиры не умеют обходиться без крови. Она требуется их организмам, чтобы поддерживать жизнь. Если хочешь, это можно назвать болезнью. И это основное отличие их от обычных людей. Из него же, как полагают, вытекает все остальные. Дело в том, что в организме вампира происходят некие изменения. Например, вследствие мутаций глаза его становится весьма чувствительными к свету, именно поэтому вампиры не очень любят выходить на улицу днем, особенно в солнечную погоду. Меняются цвет и структура кожи, убыстряются реакции и усиливаются регенерационные функции. Кроме того, удлиняется срок жизни. Последнее у каждого индивидуально, но известно, что некоторые носферату живут не по одной сотне лет.

— А мой отец? — перебил я его нетерпеливо. — При чем тут он?

— Адриен знал о существовании вампиров. Он столкнулся с местным кланом давно, еще до твоего рождения, и так получилось… в общем, это отдельная, очень долгая история, подробностей ее я даже не знаю. Вампиры его не убили, хотя обычно стремятся уничтожить всех людей, которые проникают в тайну их существования. Твой отец очень заинтересовался способностями носферату. Он не мог спокойно пройти мимо подобного явления, которое, к тому же, лежало в области его профессиональных интересов; он считал, что вампиризм, как заболевание, имеет генетический характер. Адриен принялся исследовать… Тут нужно сказать, что, обладая такими замечательными свойствами, и имея склонность к темной стороне всего сущего, вампиры не могли не объявить себя высшей расой. Произошло это очень, очень давно; их ничуть не смущал тот факт, что расой, по сути, они не являлись. Вампиры практически не способны к размножению; лишь очень небольшая часть их может иметь потомство. Подобная ущербность происходит, по-видимому, оттуда же, откуда и остальные их свойства. Кроме того, даже родившийся у пары вампиров ребенок может не унаследовать их… особенностей. От подобных «неполноценных», как они говорят, детей избавляются: умерщвляют (как бы страшно это ни звучало) или просто отдают воспитывать на сторону. В паре с обычным человеком вампир может обзавестись потомством с большей вероятностью, но только на контакт с людьми вампиры идут в исключительных случаях. Они считают нас существами низшими и несоизмеримо более примитивными. Кстати, именно поэтому вампиры без угрызений совести могут «засосать» свою жертву насмерть, хотя это вовсе не обязательно; человек, укушенный вампиром, выживает, если только его не выпить досуха. Так вот, вампиры стараются свести свои контакты с людьми к минимуму, — я не говорю о периоде их «охоты», — или хотя бы вести себя так, чтобы никто не догадался об их природе. Они очень сильно держатся друг за друга, не допускают к себе посторонних и не отпускают своих "на сторону". В общем, нечто вроде закрытого клана, очень немногочисленного. Ведь количество вампиров пополняется почти исключительно за счет рождения детей с особенными свойствами — это, так сказать, истинные вампиры, именно они становятся носферату, если проживут достаточно долго…

— А можно сделать вампиром обычного человека?

Кристиан помолчал.

— Можно, но очень трудно. Для этого проводился специальный ритуал, который требует долгой и сложной подготовки и разрешения главы клана. А разрешение такое дается очень, очень редко. Но это уже не относится к делу… Твой отец, Илэр, занимался своими исследованиями не просто из любопытства. Он был одержим идеей разгадать тайну этой болезни, и… Нет, не пугайся, он не собирался сам примыкать к носферату, или делать людей такими же, как они. Наоборот. Он хотел найти способ излечения от вампиризма…

— И за это его убили?

— Вероятно. Видишь ли, я точно не знаю, до чего именно Адриен докопался и что стало известно носферату. В последнее время он часто говорил о каких-то новых открытиях, которые сдвинули дело с мертвой точки; ведь он много лет буквально топтался на месте. Но что это за открытия, он не говорил, а я не спрашивал… Видно, сведения, которые стали известны твоему отцу, представляли некую опасность для вампиров. Они сочли его опасным для себя. И вот Адриен мертв, а дом ваш перевернули с ног на голову в поисках чего-то, весьма для них важного.

— Они нашли?

Кристиан покачал головой.

— Не знаю. Если бы хотя бы знать, что они искали…

— Ну а я-то им зачем?

— Если допустить, что поиски не увенчались успехом… Они могут полагать, что искомая вещь находится у тебя.

— Могли бы подумать: ну когда бы я успел взять хоть что-то? Не говоря уже о какой-то ценной вещи. Я же убегал через окно, Крис…

— Объясни это им. Думаю, они подходят с той точки зрения, что всегда лучше перестраховаться. Странно, что они не добрались еще до кабинета Адриена в университете. Но, думаю, все впереди. Так что скажешь, Илэр? Теперь, когда я вкратце рассказал тебе, все что знаю, ты согласишься уехать?

— Да куда ты меня хочешь спровадить? — психанул я. — Куда мне ехать? К тетке? Ну и на кой черт я ей сдался? Да и вообще… если все так серьезно, как ты говоришь, меня найдут и у нее… — мороз продрал меня по коже при мысли, что я ведь уже все рассказанное Кристианом воспринимаю всерьез! И всерьез рассматриваю существование в реальном мире — моем мире! — каких-то там кровососущих человекообразных тварей. А фраза про темную сторону всего сущего, оброненная Кристианом, вообще звучала как джедайский бред из "Звездных войн". — Крис, а ты-то откуда столько знаешь? Тоже общался с… вампирами?

— Нет, не приходилось. Адриен кое-что рассказывал, но… ходил туда всегда один. И работал над своими исследованиями один. Кажется, он про них никому, кроме меня, никогда не рассказывал. Да и мне рассказал в общих чертах.

Удивительное дело: работать над темой полтора десятка лет, и ни единой душе не рассказать про свои открытия! Мой отец, конечно, замкнутый человек (то есть, поправил я себя с тоской, БЫЛ замкнутым человеком), но чтобы настолько… Кроме того, мне начинало казаться, что вот тут Кристиан что-то темнит. Слишком много он знал для человека, которому "в общих чертах", "кое-что рассказывали". Но я не стал придираться и уточнять, сделав мысленно пометку "разобраться позже". Мне бы разобраться с тем, что я уже услышал! Куда уж выяснять новые подробности…

— Что же теперь, Илэр? Разумеется, ты можешь оставаться у меня, но тебе нужна будет одежда… и вообще твои вещи. Придется известить полицию, чтобы они разрешили тебе вернуться в дом. Впрочем, об этом не беспокойся, я все устрою.

Я покачал головой. Вернуться в дом, где убили отца, я не мог. Во всяком случае, не сейчас. Когда-нибудь после, конечно, я захочу пойти туда, но, думаю, до этого момента пройдет немало времени. И дело тут, поверьте, не в обычном страхе.

— Когда похороны, Крис?

— Стоит ли тебе идти? — заколебался Кристиан. — Я все понимаю, но лучше, если бы ты не…

— Я хочу пойти! — прервал я. — Это мой отец! Могу я хотя бы в последний раз увидеть его? Когда, Крис?

— Похороны завтра, — произнес Кристиан тихо после долгого молчания. — Поедем вместе, Илэр.

Я кивнул, сглотнул подступивший к горлу комок и заплакал. Я ничего не мог с собой поделать. В синих глазах Кристиана была мука, но он сказал только:

— Тебе нужно отдохнуть, завтра будет трудный день. Мне придется уехать сейчас, а ты располагайся, как удобно. Если что-то понадобится, звони мне на мобильный или скажи Елене, она скоро придет, — (Еленой звали женщину, которая приходила каждый день, чтобы прибраться и приготовить еду). — Хорошо? А лучше попробуй поспать. Хочешь, я найду тебе успокоительное?

— Не нужно.

Я и впрямь чувствовал себя смертельно уставшим и разбитым после длинного разговора, но уснуть не сумел бы. Какой тут сон, когда завтра хоронят твоего отца, единственного родного человека? Но и успокоительные таблетки я принимать не хотел.

— Тогда до вечера, — сказал Кристиан, вставая. У дверей он обернулся и добавил мягко: — Крепись, малыш.

* * *

После того, как ушел Кристиан, я еще немного посидел один в кухне, пока тишина не начала отдаваться звоном у меня в ушах. В голове было абсолютно пусто; редко случается так, что не остается ни одной, самой завалящей, мысли. Ощущение неприятное, но сейчас я был ему рад. Казалось, начни я хоть о чем-нибудь думать, и голова лопнет; а мне и без того было достаточно плохо.

Потом, все так же бездумно, я поднялся наверх, в комнату, где провел ночь.

Дом у Кристиана был большой, а жил он один. Жена ушла от него давно, почти сразу после рождения Агни. Он жил на широкую ногу, многое мог себе позволить, будучи весьма обеспеченным человеком: последние пять лет он возглавлял крупное архитектурно-проектное бюро. Если не ошибаюсь, его дом был построен по его же проекту. Наверное, Кристиану бывало в нем очень одиноко. Впрочем, дома он проводил мало времени, чаще пропадал допоздна на работе или у нас.

Комната моя была в самом конце коридора, и мне пришлось пройти мимо еще нескольких дверей; все они, кроме одной, были заперты. Из-за приоткрытой двери доносилась приглушенная музыка. Я остановился послушать и узнал вступительные аккорды "Portrait Of The Dead Countess" Крэдлов. Удивительно, я не знал, что Агни слушает такую же музыку, что и я… Композиция пришлась очень в тему к произошедшему разговору, меня даже передернуло. Моя любимая группа, но слушать ее сейчас я бы не смог.

Я тихонько постучался в дверь.

— Заходи!

Агни, как была, в джинсах и свитере, валялась на застеленной постели на животе, подложив под подбородок сцепленные в замок пальцы. Она так и не удосужилась разобрать вещи, и застегнутая на «молнию» сумка валялась рядом с кроватью. Увидев меня, Агни живо перевернулась на спину, потом села.

— Не думал, что тебе нравится такое, — я кивнул в сторону музыкального центра, колонок которого доносилась уже "Lustmord And Wargasm". — Странное пристрастие для девушки.

— Ага, и ты такой же, как все. Никто не верит, что девчонка может слушать подобную музыку. Тебе нравится?

— Крэдлы — моя любимая группа, — ответил я, сам себе удивляясь. Надо же, я еще в состоянии вести разговоры о музыке.

Агни смотрела на меня, по-видимому, не имея ни малейшего понятия, как и о чем со мной еще говорить. Я тоже не знал, стоял молча и рассматривал комнату. Видно было, что здесь живут нечасто и не подолгу: абсолютно ничего лишнего, никаких постеров и фотографий на стенах, почти полное отсутствие безделушек и книг на полках. И обставлена комната сдержанно, без всяких медвежат и розовых бантиков, которые так любят девчонки. В общем, совершенно не девичья комнатка.

— Тебе лучше лечь поспать, — выдала вдруг Агни. Похоже, мысли ее двигались в том же направлении, что и у отца. — Вид у тебя совершенно убитый.

Еще бы не убитый! Впрочем, хорошо, что только вид, а не я сам. Я подавил неуместный истерический смех и повернулся, чтобы уйти.

— Пойду, правда, прилягу.

До вечера я пролежал на кровати в своей спальне, стараясь ни о чем не думать. Лучше всего было бы уснуть, но сон бежал от меня; а вот мысли потихоньку возвращались, и вместе с ними навалилась такая тоска, что впору было взвыть. Чтобы немного отвлечься, я принялся обдумывать все, что поведал мне Кристиан. Этой информацией нужно было как-то распорядиться, я не собирался просто принять ее к сведению и так все и оставить. Я, правда, не знал еще, что намерен предпринять и зачем. Знал только, что в лапы тех, кто убил отца, попадать мне не стоит, особенно, если они и впрямь думают, будто у меня есть нечто нужное им. А стоит, пожалуй, все-таки наведаться домой, и пошарить по оставленным там вещам; может, и найду то, что прятал отец. Он, наверняка, вел какие-то записи, и я должен найти их. А потом подумаю, что с этим делать.

До самого вечера меня никто не потревожил, и только Кристиан, вернувшись, зашел узнать, в порядке ли я. Заодно принес сумку с моей одеждой: он уже успел поговорить с полицией и поставить их в известность о том, что я цел и невредим. Ему разрешили забрать из дома некоторые мои вещи. Я поблагодарил. Выглядел Кристиан сильно подавленным, в каждом движении сквозила усталость, и мне снова стало его жаль. Даже чертовски элегантный темно-серый костюм смотрелся на нем помято и уныло. Я только сейчас подумал, что Кристиан, должно быть, взял на себя все заботы по организации похорон, переговоры с полицией, связь с родственниками и коллегами отца, а так же еще множество крупных и мелких забот. Да тут еще я на его голову. И Агни, которая, впрочем, ничего не знала, пока не появилась тут. И еще мне подумалось, что Кристиан, на самом деле, завяз в проблемах моего отца гораздо глубже, чем хотел показать. Только он ни за что не станет загружать ими меня, уж я-то его знаю…

— Как ты вообще, Илэр? — Кристиан все не решался уйти из дверей моей комнаты.

"Очень плохо?" — спросили его глаза, но губы — не решились.

— Я в порядке.

— Уверен, что не хочешь выпить успокоительного? Нет? Тогда, спокойной ночи, Илэр.

— Спокойной ночи, Крис.

 

Глава 2

 

Единственные похороны, на которых мне приходилось присутствовать, были похороны моей бабушки со стороны отца. Когда она умерла, мне было лет пять, а потому смерть ее, а так же похороны, я помню смутно. Помню бледного, мрачного, совсем молодого еще отца, помню заплаканную тетку и еще каких-то бабок в черных платьях и черных же кружевных накидках на голове. В общем, все было довольно мирно и спокойно, только очень сумрачно.

Похороны отца стали вторыми в моей жизни, и их, наверное, я буду помнить до самой смерти, несмотря на то, что целый день прожил как в тумане. Мы с Кристианом приехали прямо на кладбище. Он с трудом, но убедил меня, что так будет лучше. До объяснений, правда, не снизошел. Он вообще говорил в тот день очень мало. В угольно-черном костюме, бледный, с приглаженными и собранными в хвост волосами, он казался не то святым отцом, не то скорбным ангелом смерти. Таким я его не знал, и, говоря честно, предпочитал бы не узнавать никогда.

Оказавшись перед кладбищенской оградой второй раз за последние три дня, я почувствовал примерно то же самое, что и тогда, когда бился тут в истерике на руках у цветочницы. Тот же холод, хотя теперь на мне было осеннее полупальто, и то же отчаяние. Снег так же ложился на черное сукно и колол лицо, ветер так же норовил забраться за шиворот. Так же мерзли руки (я снова был без перчаток, забыл напрочь, да и до них ли было?). Я посмотрел на цветочниц. Наверное, и они тоже были те же самые, да только не помнил я их лиц. Любопытно, узнали ли они меня? Едва ли. Трудно сопоставить посиневшего поцарапанного пацана в разодранной куртке и юношу в дорогом пальто, вышедшего из темно-синего автомобиля, который иначе как лимузином-то и не назвать.

Не глядя ни на кого, я остановился у гроба. Кто-то подходил ко мне, выражая соболезнования, но я ничего не слышал и не воспринимал, смотрел на изжелта-бледное, восковое, почти неузнаваемое лицо отца, покоящееся на белых кружевных подушках. Надолго меня не хватило. Я не хотел помнить отца таким, и отошел в сторону, встал рядом с Кристианом.

Присутствующих было немного. Священник (кто, любопытно, пригласил его? отец никогда не отличался религиозностью, даже наоборот), мы с Кристианом, тетя Эрика (все-таки успела приехать), коллеги отца из университета. Последние смотрели на меня со странным выражением, словно бы не ожидали увидеть. Интересно, знали они об обстоятельствах гибели отца? Впрочем, нет, неинтересно. Что мне за дело, знали они что-то или нет. Все мое внимание было сосредоточено на мерзлых комьях земли, которые со стуком падали на крышку опущенного гроба.

Когда все было закончено, никто не спешил расходиться. Только сейчас я заметил еще одного человека, который до сих пор скрывался за спинами мужчин. Высокая женщина, вся в черном и с черной же вуалью, спускающейся до кончика носа. Эта часть туалета мешала рассмотреть ее лицо, но я и без того был уверен, что никогда ее не видел. Женщина стояла, ни с кем не разговаривая, чуть в стороне от основной массы людей. Я пристально всматривался в нее, пытаясь определить, кто она такая. Подруга отца? Но я ничего не знал о его подругах; что же он, и свою личную жизнь держал от меня в секрете?.. Я повернулся к Кристиану, чтобы спросить, не знает ли он женщину в вуали. Но Кристиан разговаривал с одним из знакомых отца; потом отошел к тете Эрике. Сразу после окончания беседы та приблизилась ко мне. До чих пор мы не перемолвились ни словом.

— Бедный мальчик, — произнесла она, обнимая меня и целуя холодными губами в лоб. — Какое несчастье… Тебе нельзя оставаться одному, не хочешь ли перебраться ко мне? Кристиан сказал, что собирается оформить опекунство над тобой. Он спрашивал моего разрешения, я не возражаю, но может, тебе лучше будет пожить у меня? Кристиан, все-таки, не родня тебе…

Я был удивлен и даже тронут. От тетки я подобного не ожидал. Мы редко виделись и не питали друг к другу теплых чувств; Кристиан был мне много роднее.

От предложения тети Эрики я отказался, не называя истинных причин отказа. Зачем обижать человека, лишний раз намекая на отсутствие родственных отношений. Впрочем, установившаяся между нами холодность (или, точнее, холодноватость) была не только лишь ее «заслугой». Отец тоже не слишком много усилий прилагал для сокращения дистанции в отношениях. Поэтому я просто сказал тете Эрике, что не хотел бы уезжать из родного города; все-таки, здесь все мои друзья и знакомые, да и с Кристианом мы знаем друг друга много лет, плохого он мне не пожелает. Впрочем, тетка, кажется, все же немного обиделась.

Пока мы разговаривали, я время от времени оглядывался на незнакомку в вуали. Она по-прежнему неподвижно и отрешенно стояла ото всех в стороне. Странная женщина.

— Не знаешь, кто это? — спросил я у тети Эрики, кивком указывая на незнакомку.

— Понятия не имею. Может быть, кто-то из коллег Адриена?..

Всех отцовских коллег по работе я знал, и всех их уже видел, и от всех принял соболезнования. Может быть, эта женщина с другой кафедры, с которой отец сотрудничал не так тесно, но что она тогда здесь делает?.. С подобным же вопросом о личности незнакомки я обратился к Кристиану, который как раз подошел к нам. Он взглянул на женщину, и мне показалось, что в глазах его что-то дрогнуло.

— Я ее не знаю, — коротко ответил он, словно заранее пресекая все дальнейшие вопросы.

Наконец, мы медленно двинулись к выходу. Мы шли втроем: я, Кристиан и тетя Эрика. Кристиан придерживал меня за локоть. Я чувствовал себя неважно, меня мутило и пошатывало. Больше всего хотелось лечь и уснуть, минувшую ночь я почти не спал, мучаясь тоской и сомнениями.

Мы вышли на центральную аллею, и я вновь оглянулся на оставшуюся за спиной могилу. Все уже разошлись, и только фигура женщины в черном по-прежнему возвышалась одиноко и неподвижно. Впрочем, нет, не одиноко. Рядом с ней откуда-то взялся еще один человек, крепко взявший ее под руку. Мы ушли еще недалеко, но мне даже не потребовалось пристально всматриваться в его лицо, чтобы узнать… Я вздрогнул и изо всех сил вцепился в локоть Кристиана, принуждая обернуться и его.

— Что ты, Илэр?

— Это он!

Кристиан быстро обернулся, так что стянутые в хвост волосы хлестанули его по плечам.

— Проклятье! Я же говорил, что не нужно тебе…

Он не договорил. Пока мы смотрели на черноволосого спутника незнакомки, тот медленно поднял руку и сделал короткий манящий жест. И улыбнулся, не разжимая губ. Не знаю, как Кристиана, а меня от его улыбки в дрожь бросило. Я ни секунды не сомневался, что она, как и жест, предназначалась исключительно мне. Я почувствовал, как ноги мои непонятно с чего подгибаются, но Кристиан не собирался позволить мне упасть. Наоборот, с удвоенной силой потащил к кладбищенским воротам.

— Быстрее! В машину.

— В чем дело? Крис? Илэр? — тетя Эрика, ничего не понимавшая, вынуждена была тоже ускорить шаг. А Кристиан, между прочим, уже почти бежал, волоча меня за собой.

— Извини, Эрика, мы вынуждены с тобой попрощаться. Поговорим как-нибудь потом.

За воротами Кристиан буквально впихнул меня в салон «Шевроле» на заднее сиденье, захлопнул дверцу. Через секунду он уже был за рулем и поворачивал ключ, заводя машину.

— Ты в порядке? — отрывисто и встревожено спросил он, полуобернувшись.

— Да, а почему ты…

— Вот и хорошо.

Перебивать было не в обычае Кристиана, но сейчас он был совершенно выбит из привычной колеи. Последней каплей стало появление на кладбище давешнего незнакомца. Как-то уж очень нервно Кристиан отреагировал на него.

— Крис, этот мужчина — он из них, верно?..

— Точно, — теперь он не оборачивался, смотрел на дорогу. «Шевроле» быстро набирал скорость.

— И женщина, наверное, тоже?.. Так значит, они теперь знают, что я у тебя. Если они придут к тебе домой…

— Не рискнут они ко мне сунуться.

Вот как. Хотел бы я знать, откуда у него такая уверенность?

— Они стараются не привлекать к себе внимания. Будут выжидать и попытаются перехватить тебя на улице.

— Так что же мне, сидеть в четырех стенах?

— У тебя были другие планы?

— Нет, но… А как же ты?.. — спохватился я. — А они перехватят тебя, чтобы добраться до меня?..

— Пусть попробуют, — сухо отозвался Кристиан. А про себя, наверное, подумал то же, что и я: как бы они не взялись за Агни…

* * *

Оказавшись в тепле и спокойствии кристианова дома, я с трудом освободился от пальто, взобрался по лестнице на второй этаж, в спальне рухнул на кровать и провалился в благословенную тьму.

Как бы мне хотелось оставаться в ней вечно.

Увы, из почти-забытья меня вырвал тихий стук в дверь. Я с трудом оторвал тяжелую голову от подушки. В комнате было темно. Окна были занавешены плотными шторами. Я не открывал их, потому и с утра комната тонула в сумраке, сейчас же ее заполняла именно темнота. Циферблат часов бледно светился слева на прикроватном столике. Шесть вечера. Ноябрь: длинные ночи и короткие дни.

Стук повторился. Не притвориться ли спящим? В конце концов, почему меня не могут оставить в покое — даже сегодня?! Неужели, черт возьми, это так трудно? Я щелкнул выключателем ночника и сел на кровати, раздраженно сказал хриплым со сна голосом:

— Я не сплю.

— Извини, Илэр, — произнес Кристиан, появляясь на пороге. — Не хотел тебя будить, но пришел человек из полиции, он хочет с тобой поговорить.

— Что, прямо сейчас? Завтра никак нельзя?

— Он настаивал, чтобы сейчас. Впрочем, если хочешь, я попробую его вытурить. Скажу, чтобы приходил в другой раз.

Любопытно, подумал я. Сначала будит человека, а потом говорит: если хочешь, перенесем разговор. Похоже, Кристиан уже сам не понимает, что делает.

— Где он?

Я уже почти проснулся и сумел сообразить, что до сих пор одет в костюм, в котором ездил на кладбище. Не самый подходящий наряд для дома. Я принялся стягивать пиджак.

— Так ты спустишься?

— Да. Только переоденусь.

— Хорошо. Мы ждем тебя внизу.

Сменив костюм на тонкий свитер и джинсы, я снова присел на кровать. Слегка кружилась голова, под ложечкой более чем ощутимо сосало. Что это вдруг? Ах да, я же сегодня еще не ел. С утра не смог запихнуть в себя ни кусочка, едва не поперхнувшись первым же глотком кофе.

Передо мной на противоположной стене проступало призрачное пятно зеркала; в его глубинах маячило мое смутное отражение. Я, словно зачарованный, вгляделся в него. Боже, неужто это и впрямь моя физиономия?! Под темной взъерошенной массой волос бумажно-бледное лицо с синюшными кругами вокруг глаз. Подбородок подпирал темный же воротник свитера; лицо, — бледный призрак, — парило во тьме. Вот жуть-то. Да, вид мой оставлял желать лучшего. Впрочем, ничего удивительного, после всего-то пережитого. Я встряхнулся и поспешил выйти из комнаты.

Гостиная была освещена теплым желтым, приглушенным светом, лившимся из многочисленных крошечных светильников, встроенных в стены. Спрятаны они были так хитро, что незнающий человек сразу бы их не заметил. Подобная изобретательность Кристиана проистекала, надо думать, из его нелюбви к открытому яркому свету.

Кристиан стоял у бара. При моем появлении он повернулся со стаканом в руках:

— Хочешь вина, Илэр?

Я согласился. Не подумайте, что я такой уж любитель крепких напитков, просто в тот вечер я чувствовал настоятельную потребность снять хотя бы часть сковавшего меня напряжения. Особенно перед беседой с представителем полиции, которой неодобрительно смотрел на меня с дивана. Полицейский был молод — лет тридцать, не больше, — убийственно серьезен и одет в штатское.

— Илэр Френе, я полагаю? — поинтересовался он официальным тоном, вставая мне навстречу. Фразы его звучали резко, он как будто отрубал каждое слово. — Позвольте выразить вам соболезнования по поводу потери отца.

Я промолчал и отпил вина.

— Офицер полиции Эмонт Райс, — представился полицейский, взмахнув у меня перед носом «раскладушкой» удостоверения. — Я расследую убийство вашего отца, и хотел бы задать несколько вопросов. Вы ведь, помимо всего, единственный свидетель. Возможно, вы сочтете время неподходящим, понимаю, сегодня были похороны. Но поверьте, дело не терпит отлагательств. Драгоценное время и без того уже упущено. Вы готовы ответить на вопросы, Илэр?

Как будто мне оставалось что-то еще. Я сел в кресло и приготовился к вытягиванию жил.

— Сначала расскажите как можно подробнее о том, что произошло в вашем доме утром третьего ноября. Вспомните, пожалуйста, все, что вы видели, слышали, заметили. Как можно подробнее! Это важно. Как убийцы выглядели, как были одеты, как двигались, что говорили.

Хотя картина вторжения в наш дом отпечаталась в моей памяти с ужасающей отчетливостью, было не так-то легко отыскать слова, чтобы описать ее. Воспоминания были слишком свежи, и я еще не свыкся с мыслью, что отца больше нет. Ох и больно же было вслух пересказывать то, что еще стояло у меня перед глазами! Офицер слушал внимательно, вперив неотрывный цепкий взгляд в мое лицо, время от времени задавая короткие, четкие вопросы. Сколько было времени, когда у наших дверей остановились автомобили? Какой они были марки? Цвета? Сколько их было? Сколько было нападавших? Знал ли я кого-нибудь из них в лицо? Уверен ли я, что никого ранее не видел? Есть ли у меня предположения, кто бы это мог быть? Имелись ли у отца враги? Кто-нибудь, кто желал ему смерти? Знаю ли я, что нападавшие искали у нас в доме? Ну и все в том же духе. Почти на все вопросы я отвечал отрицательно; в самом деле, не пересказывать же было то, что я услышал от Кристиана? Нас приняли бы за сумасшедших. Кто бы воспринял всерьез россказни о вампирах? Поэтому на вопрос о роде занятий моего отца и предполагаемых мотивах убийства я ответил, что отец занимался научными разработками при кафедре генетики и общей микробиологии в местном медицинском университете, и мне неизвестно, кого бы могли настолько заинтересовать его работы, что дело дошло до убийства.

— А вы знаете, в чем заключались его исследования? Что-то важное?

— Для него — несомненно. Большего не скажу. Не знаю. Отец не делился со мной своими открытиями. Я не разбираюсь в генетике…

Снова офицер Райс взглянул на меня как-то косо. Видимо, он не одобрял поведение подростков, которые по вечерам распивают вино в компании взрослых мужчин и не интересуются работой своих отцов.

— И вы точно не знаете, что могли искать в доме убийцы?

— Даже не представляю.

— Мы бы хотели точно установить, пропало ли что-нибудь: ценные вещи, кредитки, может быть. Но для этого нужна ваша помощь. В ближайшие же дни проверьте, пожалуйста, все ли на месте в доме. Если надо, мы выделим сопровождающих.

— Н-не надо сопровождающих, — после короткой заминки возразил я. Очень не хотелось, чтобы за мной таскались, наступая на пятки и дыша в затылок, незнакомые личности в форме. — Я и один посмотрю.

— Я бы на вашем месте поостерегся, Илэр, — заметил полицейский. — Ведь вы говорили, что хотели убить и вас. Стреляли вслед, не так ли? Поэтому подумайте, прежде чем отказываться от сопровождения. И кстати, вот еще что. Вы несовершеннолетний, кто-то должен оформить над вами опеку. У вас есть родственники?

— Вопрос опекунства, — вмешался Кристиан, — не в компетенции вашей организации, офицер. Впрочем, можете разговаривать со мной как с опекуном этого юноши.

— С официальным опекуном? — зачем-то уточнил Райс.

— С официальным, — Кристиан и глазом не моргнул. — Я за ним присмотрю, не беспокойтесь, офицер.

— Хм. Ну, хорошо. Тогда еще вопрос, Илэр, к вам. Вы хорошо знаете коллег вашего отца?

Я пожал плечами. Утверждать, что знаю всех, с кем отец пересекался в университете, я бы не взялся. Думаю, круг его общения не замыкался в пределах одной лишь кафедры. Я знал лишь тех, кто бывал у нас дома, и о ком упоминал отец. И все эти люди были с кафедры, где работал он сам. Так я и объяснил.

— То есть, всех его знакомых вы не знаете?

— Конечно, нет.

— А студентов?

— Н-нет.

Преподавательской работой отец почти не занимался, и количество читаемых им лекций исчислялось единицами. Какие-то студенты у него, конечно, имелись, но с ними я никогда не общался. Хотя было дело, кое-кто иногда заходил к нам домой с какими-то вопросами к отцу. Все мои разговоры с ними сводились к: "Привет. Господин Френе дома?" — «Дома» (или: «Нет», или: "Он занят") — "Могу я его видеть?" — "Да, заходите". Вот и все.

— Понятно, — сказал офицер. — А знаете ли вы среди известных вам людей каких-нибудь недоброжелателей? Кого-нибудь, кто завидовал бы вашему отцу? Ненавидел его?

— Вы думаете, кто-то из знакомых нанял убийц? — спросил я, а сам подумал: что ж, полицейский недалек от истины, если принимать во внимания рассказ Кристиана. Убийц подослали действительно знакомые отца. Только вот были они отнюдь не с кафедры…

Мне подумалось, что мы с офицером Райсом идем в никуда. Все, что я мог сообщить без опасения показаться сумасшедшим, никак не могло помочь ему в расследовании. Ну, а то, что могло пригодиться, я никак не мог рассказать. Пора было бы и закончить беседу, но вместо этого я добавил:

— Знаете, мне как-то сложно представить себе преподавателя университета, который нанял бы киллеров для убийства своего коллеги. Да не одного, а целую толпу…

— Ну, почему же обязательно преподаватель. Ваш отец, надо думать, общался с кем-то и вне стен своего кабинета?

— Может, и общался. Он был очень замкнутым человеком и редко бывал где-то, кроме как дома и в университете.

И снова у меня в голове пронеслось: черта с два! Отец и впрямь редко выходил из дома, но он, получается, находил время, чтобы общаться с вампирами. Ох, бедная моя голова! Как выдержишь ты такое? Я уже снова ощущал легкое головокружение; хотя, возможно, это было лишь следствие выпитого на пустой желудок вина.

— Что ж, — сказал офицер. — На сегодня я оставлю вас в покое, Илэр. Оставляю свою визитку: звоните, если что-то еще вспомните и захотите рассказать. Или если надумаете вернуться в дом и посмотреть, все ли на месте. Ах да, — он повернулся к Кристиану. — Около вашего дома будут дежурить наши люди, вести наблюдение. Мало ли что, вы ведь понимаете? Мальчика пытались убить.

— Разумеется, понимаю, — отозвался Кристиан. — Кроме того, Илэру понадобится охрана и на пути в школу.

— Это мы тоже организуем.

Не веря своим ушам, я переводил взгляд с офицера на Кристиана и обратно. Черт возьми, это что же, они хотят приставить ко мне персональных телохранителей? Еще не хватало! К тому же, слуха моего коснулось слово «школа». Туда я вообще не собирался показываться в ближайшие дни. О какой учебе может идти речь? Мне, впрочем, хватило ума не высказываться при офицере. Я проглотил норовившее облачиться в слова возмущение и только выразительно — как я надеялся, — посмотрел на Кристиана. Тот ответил мне не менее выразительным взглядом, который я истолковал как: "Поговорим потом". Разумеется, потом…

Райс передал мне свою визитку, которую я сунул в задний карман джинсов, и очень вежливо и очень официально распрощался. Кристиан вышел проводить его. Я остался сидеть, в руке у меня был полупустой стакан вина, который я почему-то никак не мог решиться поставить на стол. В голове было пусто, в груди больно. Мне хотелось избавиться от этой боли, и задумался, не может ли в этом помочь вино. Еще ни разу в жизни я не напивался, и не знал, что такое быть пьяным. Разве что понаслышке. Впрочем, напиться в доме Кристиана — идея не из лучших. Кристиан не поймет, да и мне потом будет стыдно. Лучше уж боль, чем стыд… Я осторожно поставил стакан на стол, и тут вернулся Кристиан.

Он посмотрел на меня, потом на стоящий рядом стакан. Губы его дрогнули, но он промолчал. Забрал стакан и унес его к бару. Я, откинув голову на спинку кресла, наблюдал за ним.

— Ты решил не говорить полиции про вампиров? — спросил он тихо, отвернувшись.

Я удивился такому вопросу.

— Кто бы мне поверил?

— Ты мог попытаться.

— Чтобы оказаться в психушке? Ты что, Крис?..

— Извини. Я очень устал. Ты, наверное, тоже.

— Что есть, то есть… Между прочим, Крис, зачем ты навязал мне охрану? Только полиции, дышащей в затылок, мне не хватало!

— А как насчет дышащих в затылок вампиров, а, Илэр? — неожиданно вкрадчиво поинтересовался Кристиан. — Так тебе больше понравилось бы? Выбор у тебя невелик: либо сидеть дома, либо гулять с охраной. Если выйдешь один, велики шансы, что тебя перехватят на улице уже через четверть часа. Тебя уже видели сегодня. И знают, где нужно ждать твоего появления. А я, как ты понимаешь, не могу быть всегда рядом.

Я, конечно, понимал. Но радости от этого не испытывал.

— Пусть так. Но я не хочу идти в школу.

— Когда-нибудь все равно придется. Ты же не хочешь просидеть всю жизнь в четырех стенах?

— Я не хочу всю жизнь ходить под охраной! — не выдержал я.

— Так долго и не придется. Рано или поздно, ситуация переменится. Вопрос только — как.

Да, это был всем вопросам вопрос. Ситуация должна была разрешиться либо в мою пользу (только вот как?)… либо НЕ в мою. Между прочим, Кристиан мог бы и обнадежить меня, сказать что-нибудь вроде: "Не хандри, все будет в порядке".

— Дай мне, пожалуйста, еще вина, Крис.

— Не дам. Не хватало еще, чтобы мне предъявили обвинение в спаивании несовершеннолетних мальчишек. Лучше съешь что-нибудь.

— Не хочу.

Кристиан только развел руками. А сам тем временем безмятежно потягивал очередную порцию вина. Ему, значит, можно. А я, значит, несовершеннолетний…

— Ты пойми, — проговорил он, поднеся стакан к губам и глядя прямо мне в глаза. — Вина мне не жалко. Да только не лучший это помощник в тяжелых ситуациях. Сейчас тебе, конечно, станет полегче, а потом-то что? Еще стакан? И еще? Нет уж, ты должен справиться сам.

— А ты?

— Что я?

— Разве не пытаешься залить вином свою… боль?

— Эх, Илэр, — Кристиан засмеялся, но совсем невесело. — Я уже давно не в том возрасте, чтобы пытаться «залить» что-то вином… Хотя, чего там скрывать, соблазн бывает. Вот как сейчас. Но, — он отставил стакан, так и не отпив, — это, действительно, ничего не решает. Никогда. Уверен, Адриен сказал бы то же самое.

Скорее всего, он был прав. Просто у нас с отцом не возникало подобных ситуаций, когда разговор об алкоголе пришелся бы кстати. Отец вообще не пил ничего крепче пива.

— Между прочим, я считаю, стоит поставить в известность о твоей ситуации кого-нибудь в школе, — Кристиан с аристократической легкостью сменил тему разговора. — Чтобы не возникло лишних проблем. Тихо, не волнуйся, тебе не придется идти туда завтра же и объясняться. Я сам займусь. Просто… может быть, ты хотел бы сказать сам кому-то из друзей?

Я задумался. С кем из друзей я хотел бы поговорить сейчас о своих проблемах? Я общался и поддерживал приятельские отношения со многими ребятами в школе, но кого я мог бы назвать близким другом? В этом отношении я, пожалуй, пошел в отца: тот тоже держался от людей на расстоянии. Но у него-то это было из-за увлечения наукой. По крайней мере, я так считал. Я же… Впрочем, был один парень, с которым я общался чаще и охотнее, чем с остальными. Он учился в параллельном классе, и мы, помимо совместного проведения времени по вечерам и на выходных, частенько пересекались на занятиях. Уж он-то, наверное, должен был заметить мое отсутствие. Наверное, и домой мне звонил, чтобы узнать, в чем дело. Но хотелось ли поделится с ним? Я не был уверен. Во всяком случае, сейчас я не мог бы ответить определенно.

Слишком тяжелый и тоскливый день.

— Ладно, — Кристиан, как всегда, понял меня без слов. — Это не к спеху. А с твоими учителями я завтра поговорю. Объясню, что некоторое время ты не сможешь посещать занятия.

— Крис, — тихо позвал я. — А ты не боишься, что по дороге в школу перехватят не меня, а Агни?..

Он очень долго молчал, глядя на меня. Потом сказал всего одно лишь слово, но меня озноб продрал по позвоночнику:

— Боюсь.

* * *

Мы еще довольно долго сидели в гостиной в молчании. Кристиан сидел в кресле, подперев голову ладонью, с книгой на коленях; но, по-моему, он не читал. Слишком отрешенное лицо у него было, что-то не похоже, чтобы содержание книги так уж увлекло его. Скорее, какие-то мысли не давали покоя, и я даже догадывался, какие именно. Книгой же Кристиан просто отгородился от моих расспросов. Меня же разрывали на части страх, чувство утраты и сомнение в правильности собственных поступков. Последнее, как ни странно, было сильнее всех. Ледяным шипом засело в сердце короткое «Боюсь» Кристиана. Я не имел никакого права втягивать в опасную историю Агни. Но втягивал, одним своим присутствием в доме. Что же мне делать? Может быть, впрямь уехать? Но хватит ли мне духу? Кристиан сейчас казался мне единственной более или менее реальной защитой и поддержкой. Если рядом не будет его, не будет никого. Я останусь один. К этому я был не готов. И, кажется, Кристиан прекрасно понимал это, а потому и не настаивал более на моем отъезде.

Но — Агни?..

Измучившись мыслями и молчанием, я подошел к окну и выглянул наружу. Вид выползшей на небо кошмарно раздувшейся луны вызвал в памяти строчки одной из песен Крэдлов: "The Moon, she hangs like a cruel portrait…" Наверное, Дани когда-нибудь видел подобную луну и написал эти слова о ней. Эх, Дани, ты утверждаешь, что в Смерти главное не страх и боль, но так ли это? Что ты знаешь о смерти, и что из этого — истина?

— Они любят гулять под осенней луной, — раздался вдруг у меня за спиной непривычно глухой голос. — Лунный свет особенно притягивает их…

Я обернулся. Кристиан оторвался от книги, и смотрел на меня. Точнее, за меня, в окно. Странное выражение стыло в его глазах. Я не понял его, но почему-то мне стало жутковато.

— Откуда ты знаешь?

— Твой отец рассказывал. Илэр, пожалуйста, отойди от окна. Рядом может крутиться кто-то из них.

Нечего сказать, успокоил. Я представил, что сейчас из темноты на меня смотрит один из тех, кто убил моего отца, и мне стало совсем нехорошо. Нет с Кристианом сегодня что-то не так. Таким чудным я никогда его не видел. Наверное, он и впрямь очень устал.

— А ты знаешь что-нибудь про мою мать? — вдруг спросил я, послушно отходя от окна. Сам не знаю, почему я спросил о матери. — Отец никогда ничего не говорил мне о ней.

Кристиан очень удивился. Вздрогнув, он вскинул на меня ожившие глаза.

— С чего ты взял, что я могу что-то знать?..

— Ну, если он говорил тебе о вампирах, мог рассказать и о матери. Вы ведь познакомились до их свадьбы, так?..

— У тебя талант задавать сложные вопросы в сложные моменты, Илэр, — пробормотал Кристиан. — Поверь, если бы я знал что-то важное, я бы рассказал тебе.

Я понял, что он не хочет продолжать разговор.

Остаток вечера я провел в спальне в одиночестве. Стоило нам с Кристианом замолчать, как в гостиной тут же появилась Агни, как будто она стояла за дверью и только этого и ждала. Она собиралась идти на улицу. На ней был толстый красный свитер и джинсы, в руках она несла куртку. Но не успела она и рта раскрыть, как Кристиан попросил ее никуда не ходить — поздно уже. Агни стала возражать, что ничего не поздно, и друзьям она обещалась. Просьба сменилась требованием. Назревала ссора; я видел, как решительно сошлись на переносице выразительные брови Кристиана, точно такое же выражение (с поправкой на различие черт) нарисовалось на физиономии Агни. Я поспешил ретироваться. Кажется, Агни сейчас будут объяснять, кто в доме хозяин. Я хорошо понимал, что запрет Кристиана обусловлен его нешуточной тревогой за дочь; но Агни-то ничего не знала, и я сильно сомневался, что Кристиан станет объяснять ей свои мотивы.

В спальне горел ночник. Уходя, я забыл его погасить. Не стал делать этого и теперь. Я разделся и нырнул под одеяло. Кажется, в последнее время я слишком много сплю… Впрочем, плевать. Что мне еще остается? Да и сон мой сном-то назвать нельзя, все какая-то гадость привидится. Я накрылся с головой одеялом в надежде, что благословенная темнота, снизошедшая на меня однажды несколько часов назад, вернется.

 

Глава 3

 

Известный факт: когда нет никакой возможности выспаться и поваляться вдоволь в кровати, так и тянет в сон. Бывает, целыми днями только и думаешь, только и мечтаешь, как бы поскорее оказаться дома и завалиться спать. Разумеется, подобные мечты никогда не сбываются. Дома поджидают большие и мелкие дела, и до кровати добираешься в лучшем случае к полуночи. Утром едва продираешь глаза, и тащишься в ванную с единственной мыслью: "Вот приду вечером домой, и сразу…" Ну и так далее, по кругу.

А когда вдруг появляется уйма ничем не занятого времени, когда можно нежиться под одеялом хоть до полудня, хоть до вечера, в постели себя не удержать. Вскакиваешь ни свет, ни заря, как будто кто тебя сдергивает, и ложишься поздно ночью. И вроде дела не держат…

Именно так случилось со мной теперь. Времени у меня было навалом, идти никуда не надо, валяйся — не хочу. Вот именно: не хочу. Я проснулся, когда за окном только-только начало светать, и, сколько не ворочался с боку на бок, так и не смог вернуться в сон, только час промаялся зря. Я выбрался из-под скомканного одеяла, и встал. Натянул джинсы, брошенные вчера рядом с кроватью. Обычно, я не обращаюсь с одеждой столь небрежно, но в последнее время мне было как-то не до аккуратности и педантичности.

Я прошелся по комнате, освещенной лишь скупым пятном ночника. Вскользь касался попадающихся под пальцы вещей, просто так, бесцельно. Предметы были неживые, неприветливые. Чужие. Но все равно придется учиться сосуществовать с ними. Куда деваться? Нужно набраться сил, зажать себя в кулак и прожить еще один день.

Хреново, когда подобные мысли появляются с самого утра. Что же будет к вечеру? Совсем раскисну? Я заставил себя думать о другом. Например, о том, что вчера так и не поел. Сработало. Я сразу ощутил голод, а это неплохой отвлекающий фактор. Решив спуститься на кухню и позавтракать, я надел вчерашний же тонкий свитер и вышел из спальни.

В доме Кристиана я ориентировался не хуже, чем у себя. Дом был тих и темен. За занавешенными окнами занимался тусклый рассвет. Наверное, Кристиан с Агни или еще спят, или уже ушли. Любопытно, сколько времени?

На кухне горел свет, и я притормозил, раздумывая, хочу ли я кого-нибудь видеть сейчас или нет. Решил что, по большому счету, это все равно. Чувствовал я себя немного странно. Нечто подобное я уже испытывал пару дней назад: душа онемела, словно под действием новокаина. Отличие от тогдашнего состояния было в том, что теперь в голове поселилась ясно-хрустальная бездна. Не знаю, можно ли было выцепить из нее мало-мальски значимую мысль.

На кухне было светло, но очень тихо. За столом в одиночестве сидела Агни, уткнув нос в книгу и совершенно забыв о стоящей перед ней кружке с кофе и надкусанном бутерброде. То ли она никуда не торопилась, то ли забыла, что торопиться нужно.

— Привет, — сказал я, усаживаясь напротив нее. Кофе пах замечательно, и у меня сразу забурчало в желудке.

Агни уронила книгу и подняла на меня глаза. С опаской, как будто не знала, чего он меня ожидать.

— Доброе утро, — ответила она осторожно. — Хочешь кофе?

— Хочу.

— А омлет?

— Все хочу.

Сделав большой глоток кофе, Агни поднялась и принялась хозяйничать. Я наблюдал за ней. Черт возьми, до чего, оказывается, приятно, когда для тебя хлопочет девушка! Я и отец — мы готовили еду сами, так же как и занимались остальными домашними делами. Отец не желал видеть в доме никакой прислуги. Поэтому я не привык, чтобы завтрак мне готовила хорошенькая девушка.

— А где Кристиан? — спросил я.

— Уехал, — Агни вылила на разогретую сковороду взбитые яйца с молоком и поставила на плиту турку. — С час назад, наверное. Не знаю, куда его в такую рань унесло.

Действительно, куда?..

— А ты в школу не собираешься?

— Собираюсь. Время только семь, вообще-то. А занятия в восемь начинаются. Я успеваю.

В школе, где учился я, занятия начинались в половине восьмого. Впрочем, все равно я туда идти не собирался.

Я смотрел, как Агни колдует над кофе, и думал: наши отцы — близкие друзья… точнее, БЫЛИ близкими друзьями. И, однако, они не попытались сдружить нас с Агни. Это всегда казалось мне странным. Мы и в школах учились разных. Впрочем, выбор школы был уже не в воле Кристиана. К тому времени, когда Агни исполнилось шесть, он давным-давно разошелся с женой.

— Держи, — Агни поставила передо мной кофе и омлет, и вернулась на свое место. — Вот масло, вот хлеб…

— Спасибо, — я принялся за еду.

— Ты не стесняйся. Папа сказал, что собирается оформлять над тобой опекунство? Получается, ты теперь будешь тут жить?

— Наверное.

— Это хорошо, — заявила Агни, допивая кофе. — А то папа сидит все время один. Да и тебе лучше будет. Эх, я бы тоже с удовольствием сюда перебралась, да меня мама не отпустит. Она так не любит, когда я к отцу хожу.

Интересно, подумал я, за что бывшая супруга Кристиана так его невзлюбила? За что вообще можно ненавидеть такого человека, как он?

— Ладно, — вскочила вдруг Агни, — я побегу. Увидимся вечером. Посуду помоешь?

Завтрак я заканчивал в одиночестве. Потом помыл посуду, вернулся к столу, сел. Что же мне теперь делать? Весь день в полном моем распоряжении, да только на что мне его тратить? Пролеживать бока, бесцельно пялясь в потолок и предаваясь скорбным мыслям? Не лучшее времяпровождение. От безделья и с ума недолго сойти. Может быть, зря я отказался пойти в школу?

Впрочем, одно дело у меня все-таки имелось. Рано или поздно, нужно было начинать распутывать клубок темных тайн и загадок, образовавшийся вокруг смерти отца. Почему бы не приступить прямо сейчас? Да, я помнил, что и офицер Райс, и Кристиан не советовали мне выходить из дома одному, но что же теперь, каждый раз, когда возникнет нужда ступить за порог, звонить в полицию или своему новоявленному опекуну? Что же за жизнь это будет? Размышляя так, я прошел в гостиную и выглянул на улицу. Перед домом торчала незнакомая серая машина. Похоже, она обосновалась здесь давно и надолго. Полицейские ли это, как и обещал офицер Райс, начали нести дежурство? Или кто-то другой, кому я нужен? Если вдруг это вампиры, то, скорее всего, Агни они уже перехватили, и теперь она сидит в машине… Да нет, тогда бы они уже уехали, чтобы спрятать заложницу.

Поняв, что мысли мои становятся все более запутанными и сумасшедшими, я запретил себе думать. Существовал только один способ узнать наверняка. Визитка Райса все еще лежала в заднем кармане джинсов. Она уже сильно помялась, но указанная на ней информация читалась хорошо. Я пристроился у телефона и набрал номер полицейского управления, в котором служил Райс. Мне ответили почти сразу и попросили подождать минутку. Скоро я услышал в трубке отрывистое: "Эмонт Райс слушает". Как наяву, я представил себе его светлые внимательные, жесткие глаза.

Не знаю, почему, но я не люблю разговаривать по телефону. Возможно, потому, что когда я не вижу лица собеседника, мне начинает казаться, что я говорю с собой, или что мои слова улетают в пустоту и там погибают. Беседа с пустотой, да еще посредством пластмассового звенящего аппарата — что может быть глупее…

— Здравствуйте, — сказал я пустоте. — Это Илэр Френе…

— Здравствуйте, Илэр, — я сразу, даже на расстоянии, почувствовал, как напрягся офицер на том конце провода. — Что-то случилось?

Я объяснил, что видел перед домом серую машину, и спросил, не его ли это люди. Он поинтересовался, могу ли я назвать номера машины или хотя бы марку. Номеров из окна я разобрать не мог, что же касается марки, то это был старый «Фольксваген». Райс попросил подождать; я услышал слабый глухой стук, а потом его приглушенный голос в отдалении. Через минуту голос снова приблизился:

— Да, Илэр, это наши люди. Что-то еще?

— Спасибо, — сказал я и положил трубку.

* * *

В девять часов пришла Елена. Я к тому времени все еще шатался по комнатам, не зная, на что решиться. Было очень тоскливо; слезы подступали к самым глазам. Я чувствовал себя покинутым. Кристиан занимается делами (в том числе, кстати, и моими), Агни в школе, Елена прилежно наводит порядок. Я ушел в свою спальню, чтобы не путаться у нее под руками; застелил кровать и лег на нее. Мне нужно было собраться с мыслями.

Единственное, что я мог сделать на данный момент, это пробраться в свой дом и хорошенько осмотреться. Еще позавчера я и подумать не мог о возвращении, но сегодня все переменилось.

Я понимал, что придется именно «пробираться». Дом наверняка опечатан полицией, и чтобы попасть внутрь, я должен просить офицера Райса о сопровождении. Я же хотел идти один, без полиции, а это значит, что печати придется как-то обходить. Некоторые соображения у меня имелись. У одного из окон в боковой стене были расшатаны крепления, и его можно было открыть снаружи. Об этой его особенности знали только отец и я. Мне даже приходилось как-то воспользоваться этим запасным ходом: отец был на конференции в другом городе, а я забыл ключи. Впрочем, в настоящей ситуации в окно лезть было чревато: эта часть участка отлично просматривалась с улицы, а кому-нибудь мог показаться подозрительным пацан, пытающийся забраться в опечатанный дом таким необычным методом.

Или, все же, рискнуть? Что мне терять?

Пока я думал да гадал, внизу хлопнула дверь. Меня подбросило на кровати, я выскочил в коридор и прислушался. Про себя я отметил, что нервы у меня ни к черту: теперь я все время ждал, что по мою душу явится тот тип с кладбища, глаза которого так напугали меня во сне. Или еще кто-нибудь из их компании… Возможно, даже та женщина в вуали. Поэтому от сердца у меня отлегло, когда я услышал спокойный голос Кристиана, приветствующего Елену.

— Здравствуйте, господин Лэнгли, — отозвалась женщина. — Хотите, я приготовлю вам кофе?

— Да, пожалуйста, Елена. И оставьте его на кухне, я посижу там.

Я рванул вниз по лестнице и у самой нижней ступеньки налетел на Кристиана. Он, засмеявшись, поймал меня за плечи.

— Куда ты так торопишься?.. Хочешь кофе? Я попросил Елену приготовить.

Невольно я улыбнулся в ответ. Кристиан смотрел мне в лицо с каким-то трудноописуемым, но очень хорошим выражением. Не знаю с чего, но у меня вдруг немного потеплело на душе, как будто ледяной панцирь отстраненности и тоски дал трещину.

— Меня уже поила кофе Агни, — ответил я. — Но я не откажусь выпить еще.

* * *

Елена варила кофе специально по вкусу Кристиана, то есть очень крепкий. Нечего было и думать выпить его быстро. Я любил насыщенный вкус кофе, но для меня подобная концентрация была перебором, и приходилось спасаться сахаром. Кристиан же не признавал ни сахара, ни сливок, и всегда употреблял благородный напиток в его классическом виде. И мог пить его весь день, да еще в таких дозах, что показались бы невероятными любому человеку.

— Агни, надеюсь, отправилась в школу, а не еще куда-нибудь, — задумчиво проговорил Кристиан, пригубливая кофе.

— По крайней мере, она сказала, что в школу. А куда она может еще пойти?

— Да куда угодно. В последнее время она совсем отбилась от рук, делает, что хочет. Мать уже почти не занимается ею, считает, что Агни взрослая… Ну, ладно, — Кристиан встряхнул головой. — А ты-то что, Илэр? Мне кажется, ты что-то задумал. Это так?

Я поразился его проницательности. Его способность читать не оформившиеся еще мысли не могла не удивлять.

— Мне нужно попасть в дом, — выдал я, решив не скрывать намерений. — Желательно, без "хвоста".

Отставив чашку с кофе, Кристиан внимательно взглянул на меня.

— Ты думаешь, полиция будет тебе мешать?

— Не знаю. Просто, не хочу, чтобы они шатались за мной по дому.

— Но как ты намереваешься попасть в дом без уведомления полиции?

— Не знаю, — снова ответил я. И, подумав, рассказал про «тайный» ход через окно. Кристиан выслушал меня и даже не улыбнулся.

— Не слишком удачная идея. И вообще, сколько раз повторять, что тебе нельзя одному выходить на улицу? Илэр, неужели это так сложно понять? Ты не ребенок.

— Копы могут и подождать снаружи, — продолжал упорствовать я. — Совершенно необязательно идти за мной внутрь! Все равно никого там быть не может, раз дом опечатан.

— Считаешь, не может?.. Я бы на твоем месте не был так уверен. Ладно, Илэр, я все понимаю. Один ты, конечно, никуда не пойдешь, я не позволю. Пойдем вместе. Надеюсь, ты не станешь возражать, чтобы в спину тебе дышал я? Ну, а наша полиция побережет тебя снаружи.

— А как же печать?..

— Я договорюсь.

Кристиан, действительно, договорился, причем для решения этой проблемы даже не потребовалось его личного присутствия. Я слышал, как он разговаривал с кем-то по телефону, голос его был таким ровным, как будто он обсуждал с приятелем, где лучше провести воскресный вечер. Мне бы такое спокойствие! Меня трясло от нетерпения, как в приступе лихорадки.

Кристиан получил то, что хотел. Впору было задуматься, каким же качеством он обладает, что заставляет людей не только прислушаться к себе, но и действовать так, как ему нужно. Я словно впервые увидел его и поразился до глубины души, как вообще от такого человека могла уйти жена, и почему он не попытался остановить ее?..

Оказалось, что речь шла не только о поездке в мой дом. Положив трубку, Кристиан подошел ко мне и невозмутимо пересказал то, что сообщили ему в полиции. Оказывается, сегодня утром туда уже звонили из университета: кабинет отца при кафедре оказался полностью разгромленным, хотя еще вчера все было в полном порядке. Новость ничуть не удивила Кристиана. Он ожидал подобного и, пока я приходил в себя от изумления, обронил: "Я же говорил…" И впрямь, говорил, теперь я припомнил.

— Это значит, — добавил Кристиан, — что в доме они не нашли того, что искали. Вряд ли нашли и в рабочем кабинете. Тебе следует быть очень осторожным, Илэр…

Умеет же он успокаивать, подумал я с тоской. Чувствовал я себя в ту минуту крайне неуютно.

* * *

Ко мне домой мы поехали вдвоем на машине Кристиана. Полицейские следовали за нами на некотором расстоянии, не привлекая к себе внимания. Несмотря на ранний час, на улице было хмуро и очень сумрачно. Небо со всех сторон обложили темные тучи, но хотя бы снег не шел.

Натянув воротник свитера до самого носа, я сидел рядом с Кристианом и отстраненно смотрел в окно на пролетавшую мимо обычную будничную жизнь. Мы проезжали квартал, застроенный преимущественно частными домами. Здесь жил и Кристиан, и мы с отцом. Район этот был большим, но малолюдным, и все же я видел множество торопящихся по своим делам людей, которые не замечали наш синий лимузин и следующий за ним старый серый автомобиль. Все эти люди знать не знали о приключившемся со мной несчастье, и вряд ли думали когда-нибудь, что вокруг них живут не-люди, нечисть, вампиры. Эта мысль причинила мне неожиданную боль. Я захотел оказаться среди этих людей, таким же незнающим и беззаботным. Наверное, я слишком быстро поверил Кристиану. Ведь весь мой опыт говорил, что вампиров нет! И вдруг я так быстро соглашаюсь, будто за мной охотятся вампиры.

Никогда раньше со мной не было ничего подобного. Под натиском мрачных, тоскливых мыслей мир вокруг будто сжался и почернел. Уменьшился до размеров кокона, обвивающего несчастную муху, попавшую нежданно-негаданно на обед к пауку. Черная нить виток за витком умелой рукой набрасывалась на меня, и все сильнее и сильнее сдавливала горло, так, что вот я уже и задыхаться начал. Может быть, это было лишь мое воображение, а на самом деле, просто горький комок подкатил к горлу, как это бывает в минуты самого острого отчаяния и безнадежности. Но я и впрямь почувствовал, что липкий, ядовитый воздух с трудом проходит в легкие. Я хотел уже повернуться к Кристиану и в ужасе, из последних сил крикнуть, что задыхаюсь, но тот сам повернул ко мне спокойное бледное лицо. И, не обращая никакого внимания на мое прискорбное состояние, обронил:

— Приехали.

Меня сразу же отпустило.

Я выбрался — почти что выпал, — из машины, и остановился, не в силах сделать и шага. Передо мной был дом, в котором я прожил пятнадцать лет, родной до последнего кирпичика, до последней дощечки, и, тем не менее, я никак не мог узнать его. В глазах у меня рябило от переплетения ярких желто-черных лент, беспорядочно, как мне показалось, наклеенных на двери и почему-то на окна. Кристиан вышел из машины вслед за мной, молча взял меня под руку и повел за собой к крыльцу. Он обращался со мной как с больным, или немощным стариком. Я решительно вырвал у него руку и дальше пошел сам, стараясь ступать твердо. Ног я все еще не чувствовал; точнее, чувствовал, но как бы не в полной мере.

Остановившись на крыльце, Кристиан уверенно, словно имел на то полное право, начал срывать липкие ленты. Потом, порывшись в кармане пальто, вынул ключи и отпер дверь. Я удивился. Откуда у него ключи от нашего дома? Впрочем, отец мог дать ему их. Но это был не самый загадочный вопрос. Я помнил, что убийцы дверь вышибли, так как ее теперь можно было запереть на замок? Или все-таки не вышибли? Я уже ни в чем не был уверен.

Видя, что я снова застыл, Кристиан втолкнул меня в дом. Кто бы и что бы ни сотворил с дверью, в доме ничего тронуто не было. Пол был засыпан осколками стекла. Когда я сделал маленький шажок вперед, — скорее покачнулся, чем шагнул, — они омерзительно заскрипели под ботинками. У меня даже челюсти свело. Я оглянулся на Кристиана. Тот стоял с застывшим лицом и осматривался по сторонам. Перехватил мой взгляд, но не сказал ничего. Ах да, спохватился я, он, должно быть, видел уже все это, когда приезжал за вещами. Теперь разгром не должен был произвести на него такого ошеломляющего впечатления, какое произвел на меня.

Я медленно, сжимая зубы каждый раз, когда из-под ног раздавался стеклянный хруст, прошел в гостиную. Вот этого я еще не видел. Погром тут был полный. Тот, кто учинил его, нимало не заботился о сохранности вещей. Я оглядел разбросанные по полу, искалеченные книги, сброшенные с полок; вывернутые, выпотрошенные внутренности шкафа; разрезанную на полосы обивку дивана и кресел; разбитую аппаратуру, сорванные шторы (а они-то чем помешали)? Похоже, что бардак этот обусловлен не только активными поисками, а еще и злостью. Кто-то вымещал на вещах свою ярость. Да… Пожалуй, трудно будет определить, что именно пропало, в таком разгроме, даже если бы у меня и возникло подобное желание.

У отца был отдельный кабинет, но работал он там редко, предпочитая устраиваться в гостиной. Его ничуть не смущало, если я одновременно с ним садился смотреть телевизор. Он настолько погружался в работу, что полностью переставал замечать вещи, окружающие его, и бубнеж телевизора воспринимал как приятный расслабляющий фон. Во всяком случае, так он говорил мне, когда я интересовался, как у него вообще получается сосредоточиться. А поскольку отец любил работать в гостиной, здесь тоже был компьютер, соединенный сетью с другим, находящимся в кабинете. Чистой воды пижонство, но отцу так нравилось.

Еще от дверей я заметил, что и компьютер пострадал, как и остальная техника. Монитор был разбит, а системный блок раскурочен. Подойдя ближе, я понял, что он не то чтобы разломан, просто из него вытащили жесткий диск. И, надо думать, унесли с собой. Из стойки для дисков исчезли все диски до единого, даже те, на которые по определению не могла быть записана информация, кроме той, что уже имелась на них — музыка или игры. Мне подумалось, что другие два компьютера: в кабинете отца и в моей спальне, — пребывают в таком же прискорбном состоянии.

— М-да, — проговорил Кристиан, зачем-то заглядывая внутрь системника. — По-видимому, они унесли все, до чего смогли дотянуться. Дискеты, диски, «винчестер»… На чем еще твой отец хранил информацию?

Я пожал плечами. Может быть, отец пользовался «флэшками», но я этого никогда не видел.

— Были у него какие-нибудь тайники?

— Не знаю, — беспомощно ответил я.

— Жаль. Потому что теперь мы узнаем вряд ли. А я бы очень хотел отыскать то, что он так рьяно прятал.

— Думаешь, он что-то прятал?

— Ну разумеется. Не хранил же он важные вещи на виду. Иначе, они давно попали бы в руки его убийц. И не было бы нужды громить и его рабочий кабинет.

— Может быть, они сделали это для отвода глаз?

Кристиан на минуту задумался.

— Возможно. Хотя вряд ли. Пойдем, взглянем на другие комнаты.

Везде творилось то же самое, что и в гостиной. Самую живописную картину мы увидели в кухне, где нас встретили распахнутые дверцы навесных шкафчиков и рассыпанное вперемешку на полу их содержимое: спагетти, крупы, сахар, кофе, чай. Полюбовавшись на сие безумное кулинарное произведение искусства, мы отправились наверх.

Прошло не менее двух минут, прежде чем я смог заставить себя ступить на первую ступеньку лестницы. На полу, у основания ее, мелом была очерчена фигура, совсем как в боевиках, обозначавшая положение лежавшего здесь тела. Кровь уже была убрана, но я, глядя на эти меловые линии, замер, все тело мое оцепенело, а в голове словно ударили в огромный колокол, даже уши заболели.

— Не смотри, — зашипел Кристиан, хватая меня за плечи и встряхивая. — Не смотри!

Поняв, что сам ни за что не отведу взгляда, он силой заставил меня отвернуться и затащил на лестницу. Хорошо, что не надавал оплеух, чтобы я пришел в себя. Впрочем, это было бы сейчас только кстати. Я задыхался и снова был близок к истерике.

— Возьми себя в руки! — непривычно жестким тоном велел Кристиан. Никогда еще он не говорил со мной так резко. — Ты — парень, а не истеричная девчонка. Ну же!

Подействовало это ничуть не хуже оплеухи. Я коротко всхлипнул, сжал кулаки, и через минуту был уже более или менее в порядке. Кристиан, пристально наблюдающий за мной, удовлетворенно кивнул.

— Так-то лучше. Сможешь дальше идти сам?

— Конечно…

Наверху все было то же самое: яростный всесокрушающий вихрь, прошедшийся по коридору и комнатам. Я все силился представить, сколько времени и трудов было положено (если только слово «труд» приложимо к действию разрушения), чтобы поставить абсолютно все с ног на голову, при этом многое разбив и испортив.

Яростный вихрь не обошел и мою комнату. Вся моя одежда была выкинута из шкафа, ящики стола выворочены, в том числе и запертый, ключ от которого я носил обычно при себе. Впрочем, кольцо с ключами как раз должно было лежать где-то в комнате, с собой я его не прихватил. Диски и видеокассеты исчезли, компьютер в таком же прискорбном состоянии, как и те, что стояли внизу. Осматривая разбитые, испорченные вещи, я почувствовал растерянность. Несмотря на виденный уже мною разгром, я почему-то был уверен, что в моей комнате все осталось по-прежнему.

— Здесь, конечно, мало чего осталось целым, — проговорил Кристиан. — Но, может быть, ты хочешь что-то забрать?

Я прошелся по комнате, стараясь не наступать на разбросанные по полу вещи. Что бы я хотел забрать? Все, что попадалось мне на глаза, было уже… не таким, как прежде. Другим. Не моим. Все вещи принадлежали кому-то другому, если только вообще принадлежали.

Мне показалось, будто что-то блеснуло из-под валявшейся на кровати куртки. Заинтересовавшись, я приподнял полу и увидел брелок с ключами. Брелок был сделан из длинной конусной ракушки. Громоздкая, не слишком удобная штука. Ее мне подарил отец примерно полгода назад. Подарил и выразил желание, чтобы брелок всегда был со мной. Мне это тогда показалось странным, но ракушку я на ключи прицепил. Сейчас же я подумал только, что это подарок отца, в котором заключено пусть небольшое, но все-таки пожелание. Он ХОТЕЛ, чтобы эта вещь была при мне. Кроме того, мне не хотелось, чтобы ключи от дома достались чужим людям. Я вытянул за ракушку всю связку ключей и сунул ее в карман.

Я уже повернулся к двери, как вдруг застыл, пронизанный леденящим ужасом. Волосы у меня на затылке зашевелились. Секунду назад я мог бы поклясться, что кроме нас с Кристианом, в комнате нет ни единой живой души. И, меж тем, я отчетливо ощутил за спиной чужое присутствие, а спустя доли секунды раздался незнакомый, молодой и растягивающий слова голос, произнесший:

— Ну вот, наконец-то и вы любезно соизволили явиться. Право слово, я уже немного притомился ждать. Не торопитесь уходить. Давайте лучше побеседуем.

— Не оборачивайся, Илэр! — повелительно сказал Кристиан.

— Но почему же?.. — отозвался незнакомец с легкой усмешкой. — Разве я чудовище? Обернись, Илэр. Я тебя не трону, а говорить со спиной очень неприятно…

Я медленно, будто под гипнозом, обернулся. И встретился взглядом с совершенно неизвестным мне человеком. Несколько секунд я пытался сообразить, откуда он появился в комнате. Он стоял у дальней стены, и у меня родилась дикая мысль, что он просто вышел из сгустившейся в углу тени.

Незнакомец широко улыбнулся. От его улыбки меня бросило в дрожь. Мне показалось, что на мгновение между растянутыми губами мелькнули сильно выступающие клыки. Впрочем, не только поэтому. Я почувствовал опасность и иного рода.

Неожиданный гость был молод и возмутительно красив. Знаю, не говорят так о мужчинах, но о нем иначе сказать было нельзя. Он был не просто красив; хуже — он был чертовски обаятелен. Я ужаснулся: если меня так накрыло от одного его взгляда, что же должно твориться с женщинами? Бледное матовое лицо с чуть запавшими щеками и высокими скулами поражало сдержанным благородством черт. Черные внимательные глаза; тонкие, ровные, словно у девушки, брови; небольшой мягкий, но отнюдь не слабый, рот с чуть вздернутой верхней губой.

И одет он был так, словно сию минуту явился с великосветского раута.

— Так-то лучше, — прокомментировал он. — Гораздо удобнее, когда видишь лицо собеседника, не находите?..

Высокомерие, бывшее его неотъемлемой чертой, читалось во всем: в том, как он приподнимал во время разговора брови и опускал взгляд, в складках губ, в движениях тонких пальцев. В ком другом подобные черты могли бы стать отталкивающими, но этот человек обладал столь сильной харизматической аурой, что все это, наоборот, притягивало. Улыбка его была мягкой и чуть усталой, она зажигала яркие блики в его глазах и заставляла собеседника улыбаться в ответ.

Поскольку мы молчали, незнакомец продолжал в непринужденном тоне:

— Присядем? — и незамедлительно последовал своему приглашению, усевшись на стул. Поднял на нас насмешливые темные глаза. — Ну что же вы?..

— Не знаю, о чем нам говорить, — холодно вымолвил Кристиан. Он подошел ко мне и остановился, положив руку мне на плечо.

— Ну, ну, не надо говорить так, будто мы не знакомы, Кристо! Сейчас ты, возможно, и обманешь мальчика, но рано или поздно, уверяю тебя, правда выплывет наружу…

— Оставь мальчика в покое. Он ничего не знает.

— Если не знает, зачем пришел? Не дури мне мозги, Кристо. Как минимум, ты сам что-то рассказал ему. Между прочим, — незнакомец перевел взгляд на меня и снова улыбнулся. — Раз уж Кристо не желает нас познакомить, Илэр, придется мне сделать это самому. Мое имя — Лючио, и мы с Кристо старые… приятели. Не скажу: "Прошу любить и жаловать" — любить меня тебе не за что.

— Разумеется, — сказал Кристиан. — Именно по его приказу убили твоего отца, Илэр.

— Не будем драматизировать, — Лючио, ничуть не смутившись, закинул ногу на ногу и покачал носком надменно остроносой туфли. — Твой отец, мальчик, сунул нос туда, куда не следовало. Я, между прочим, предупреждал его, и не раз. И давно предупреждал. Он не внял, кого же в том винить? Теперь мне остается только надеяться, что Илэр более благоразумен, чем его отец. И пойдет нам навстречу…

— Я уже сказал, что он ничего не знает!

— Пусть он сам говорит за себя! Если он вообще умеет говорить, что-то я до сих пор не слышал от него ни слова. Ну, Илэр, что скажешь? Или ты так и будешь прятаться от одного носферату за спиной другого?..

Мне показалось, что я схожу с ума. Весь дрожа, не веря своим ушам, я вскинул глаза на Кристиана, чьи пальцы с силой болезненно впились в мое плечо. Лицо его было бледно, но спокойно. Он смотрел не на меня, а на того, кто открыто назвал себя носферату. Я тоже перевел взгляд на него. Лючио, казалось, получал большое удовольствие от созерцания моей ошарашенной физиономии, потому что вдруг залился звонким, открытым смехом.

— Ах, Кристо, старый пройдоха! Так ты не сказал ему, кто ты есть? Может быть, ты и отца его держал в неведении? Мне бы твое умение водить за нос!

— Это правда?.. — выдавил я едва слышно.

Обращался я к Кристиану, но ответил Лючио.

— Ну разумеется, правда, зачем бы мне врать тебе, Илэр? Я собираюсь быть честным с тобой, ведь мне нужна твоя помощь. А вот он, — изящная рука немного театральным жестом вскинулась, указывая на Кристиана, — лгал тебе много лет. Так что подумай, кому ты можешь верить. Да, мои люди убили твоего отца, — видишь, я предельно честен, отчаянно честен, — но у меня не было другого выхода. Клянусь! Клянусь, чем захочешь. Подойди ко мне, и мы поговорим. Я все расскажу тебе — как на духу! — он снова расхохотался.

В голосе его было что-то гипнотизирующее, и ноги сами понесли меня вперед. Далеко я не ушел: Кристиан еще сильнее сжал пальцы на моем плече, словно хотел проткнуть его насквозь, и прошипел:

— Не смей! Стой, где стоишь!

Лючио перестал смеяться и посмотрел на него, как мне показалось, с любопытством.

— Хочешь попытаться противостоять мне? Брось, Кристо! У тебя ничего не выйдет. Ты настолько ослаб, что водишь дружбу с людьми, и сам стал таким же, как они! Не мешай мне, если не хочешь погибнуть. Илэру я, и впрямь, не собираюсь причинять вред; а вот тебе — могу. Понимаешь?

Кристиан вдруг с невероятной силой отшвырнул меня к двери; я не удержался на ногах и повалился на пол, больно ударившись правым боком и локтем и чудом не влетев виском в косяк. Из-за падения я пропустил момент, когда Кристиан пересек комнату и оказался рядом с носферату. Я только увидел какое-то размытое движение, а сразу вслед за ним — короткий сдавленный вскрик, грохот падающего стула и глухой удар. Я попытался приподняться, чтобы посмотреть, что происходит, но тут меня подхватили за шкирку и потащили вниз по лестнице. Я хотел вырваться, бок пронзило болью, и я замычал и оставил свои попытки.

В мгновение ока меня вытащили из дома. Я даже не мог разобрать, кто меня ведет (или, вернее сказать, "несет"), перед глазами мельтешила какая-то черная мошкара, застилавшая свет. Потом меня запихнули на заднее сиденье автомобиля, и снова я не рассмотрел, что за автомобиль это был. Только когда мы резко тронулись с места, и я свернулся на сиденье клубочком, я понял, что на водительском месте сидит Кристиан. После всего услышанного я уже не знал, хорошо это или плохо. Мир вокруг меня опять рушился, а я еще не пришел в себя после предыдущего раза. Меня тошнило, было очень холодно и страшно. Разговор был коротким, но чертовски насыщенным. Из головы не шли слова Лючио: "Или ты так и будешь прятаться от одного носферату за спиной другого?.." Лючио, несомненно, был носферату. Кристиан, если верить его словам, тоже. Кристиан — вампир… Мы с ним вдвоем в машине, и он везет меня куда-то. Я испытал острое желание открыть дверцу и выскочить из машины на дорогу. С трудом выпрямившись на сидении — бок болел жутко, — я проглотил тошноту и страх и спросил через силу:

— Кто это был? И как он попал в мою комнату?..

— Лючио — носферату, и этим все сказано, — на удивление спокойно ответил Кристиан. — Он глава местного клана «Цепеш». Очень опасная личность. Я сделал большую глупость, позволив тебе войти в дом…

— Что ты с ним сделал?

— Слегка оглушил. Это ненадолго, скоро оклемается. Он уже сейчас, вероятно, пришел в себя.

— Он… сказал правду про тебя?

Повисла очень долгая пауза. Я напряженно сверлил взглядом затылок Кристиана и, затаив дыхание, ожидал ответа. Тот последовал только через минуту или две.

— Да.

Сердце мое будто взорвалось. Я закричал в гневе и страхе:

— Почему ты не сказал мне сразу?!

— Не хотел пугать…

— Не хотел пугать! — я чувствовал, что слезы потекли по щекам; но не знал, от чего плачу, от злости или от испуга. — Ты обманывал меня! И как теперь тебе верить? Как мне знать, что ты не обманул и в другом? Ты — такой же, как они!

— Не такой же, Илэр, — Кристиан по-прежнему не оборачивался.

— Да? И откуда мне знать, что ты не лжешь мне сейчас? И откуда, кстати, знать, что ты не причастен к убийству отца?!

Кристиан вздрогнул, машина чуть вильнула.

— Нет! Как ты мог подумать?! Адриен был моим другом, и я ни за что на свете не мог бы… Клянусь тебе жизнью моей дочери: я не причастен к его смерти. Я виноват разве что в том, что не отговорил его оставить исследования, пока было еще не слишком поздно.

И я как-то сразу ему поверил. Убедила меня не клятва, а интонация его голоса. Но я молчал, не зная, что сказать. Да если бы и знал, ничего не вышло бы: горло сдавил спазм…

— Ты можешь мне не верить, — продолжал Кристиан тем же напряженным тоном, — но ты вспомни, делал ли я когда-нибудь за все эти годы что-то, что могло пойти тебе во зло? Я толкнул тебя сегодня, но это было необходимостью.

Я по-прежнему не отвечал, и Кристиан тоже замолчал. Так, в молчании, мы и доехали до его дома. Я глотал слезы и тщетно пытался успокоиться. Вел я себя, и впрямь, как девчонка, но, видно, потрясение оказалось слишком сильно. Никак нельзя было ожидать подобного удара, после того, как мы с Кристианом столько лет общались! Меня так и подмывало спросить, знал ли отец об его истинной природе, но все же я решил приберечь этот вопрос на потом. Когда настанет это «потом», — и настанет ли вообще, — я не имел ни малейшего представления.

"Шевроле" мягко затормозил перед домом Кристиана, но я не спешил выходить. Дверца рядом со мной распахнулась, и Кристиан, нагнувшись, протянул мне руку. Я шарахнулся от него, как от черта, забившись в противоположный угол сиденья. Получилось это чисто инстинктивно. Кристиан ничего не сказал, только взглянул на меня с пониманием и глубокой печалью и отошел в сторону.

Выбравшись из «Шевроле», я увидел, что Кристиан разговаривал с полицейскими. Я совершенно забыл о них, а теперь подумал, что они, вероятно, сильно удивились, когда увидели, как меня выносят из дома, швыряют в машину, и после эта машина уносится прочь на бешеной скорости. Теперь они хотели получить объяснения. Я слышал краем уха, как Кристиан — сама невозмутимость, — рассказывает, что мне внезапно стало плохо, и он поспешил увести меня из дома. Глядя на меня, я думаю, легко было поверить в мое нездоровье. Меня все еще тошнило, и вообще я чувствовал себя неважно, а поэтому вид, полагаю, имел бледный. Так что полицейские вполне удовлетворились объяснением Кристиана и вернулись в машину.

При каждом шаге ушибленный бок отзывался болью, и я задумался, целы ли ребра? Ходьба потребовала от меня значительных усилий. Кристиан заметил это и снова протянул мне руку. Я хотел было и на этот раз отвергнуть помощь, но заглянул в его глаза и руку принял. В самом деле, пусть Кристиан хоть вампир, хоть черт из табакерки, но это обстоятельство ничуть не мешало ему быть рядом со мной пятнадцать лет. Так же как не мешало мне принимать от него советы и помощь.

— Больно? — спросил он вполголоса.

— Есть немного…

Добравшись до дивана, я с облегчением упал на него. Бок отозвался болезненным уколом, и я подумал, что будет довольно сложно освободиться от одежды. Кристиан на ходу сбросил пальто и оставил его в прихожей, затем присел рядом и принялся раздевать меня, словно маленького ребенка. Я попытался протестовать, но быстро понял, что самостоятельно даже свитер не сниму. Двигать правой рукой оказалось слишком больно.

Огромный синяк на правом боку наливался кровью и обещал в скором времени приобрести бордово-черный оттенок. «Ого», — вырвалось у Кристиана, и его ладони безжалостно надавили мне на ребра. Я взвыл.

— Спокойно, Илэр. Я хочу проверить, не сломаны ли ребра.

— Ты же не врач! — задохнулся я.

— Ничего, на это моих знаний хватит. Поднабрался опыту за столько-то лет.

Я хотел спросить, сколько именно лет ушло у него на приобретение подобного костоправного опыта, но не успел. Он вновь слегка нажал на мой бок, и этого хватило, чтобы я прикусил язык. В буквальном смысле. Вот уж не думал, что Кристиан может быть таким безжалостным и бесцеремонным. Впрочем, я много о нем не знал… как оказывается.

— Можешь не волноваться, — заявил, наконец, Кристиан. — Все ребра у тебя целы, просто ушиб. Посиди пока спокойно, я принесу мазь.

Он ушел, а я остался сидеть и думать. Я уже немного успокоился, и попытался проанализировать все, что услышал за последний час. Итак, я лицом к лицу столкнулся с одним из носферату. Который, к тому же, являлся не кем-нибудь, а главой клана. Значит, он обладает немалой силой: едва ли сообщество вампиров, таких, как описывал Кристиан, потерпело бы над собой слабака. Однако же, Кристиан сумел на некоторое время вывести этого носферату из игры. Хотя, по словам последнего же, потерял изрядную часть силы за последнее время. Получалось, что или, на самом деле, носферату все же не слишком силен, или Кристиан и в ослабленном состоянии намного превосходит его. А что могло его ослабить?.. И почему он вообще порвал со «своими»? Если, конечно, порвал… Все это были вопросы, на которые мог ответить только сам Кристиан. Я подумал, что ни за что не отстану от него, пока он не удовлетворит мое отнюдь не праздное любопытство. Кажется, предстояло еще одно откровение.

Боялся ли я Кристиана в тот момент? Нет, не боялся. Возможно потому, что привык к нему и считал родным человеком; кроме того, в его лице, знакомом и близком, не было ни единой нечеловеческой черты. Тогда как в лице Лючио, несмотря на всю его красоту, проскальзывало что-то глубоко мне чуждое. Да и не только мне, а всему человеческому роду. Я уже не говорю о том типе с кладбища, чьи мертвые глаза уж никак не могли принадлежать человеку.

Это безумие, подумал я. Сначала сказка и миф врываются в жизнь, круша стекла и трескучими автоматными очередями разрушая все, что было мне дорого, а теперь я оказываюсь затянутым в эту самую сказку по уши, а то и глубже. И ладно бы, в сказку добрую, так нет, с каждой минутой все страшнее и страшнее. Мне все еще казалось, что если я лягу и усну, то, когда проснусь, все будет по-прежнему. Мирно и обыденно. И только боль в боку напоминала, что никакой сон не спасет меня от действительности.

— Кажется, тебя так и распирает от вопросов, — осторожно проговорил Кристиан, снова присаживаясь рядом со мной. Он принялся наносить на мой бок какую-то остро пахнущую прохладную субстанцию, и аккуратно втирать ее в кожу. — Ты спрашивай, Илэр… Обещаю, что прямо отвечу на любой прямой вопрос, который ты задашь.

Формулировка показалась мне странноватой, некоторая уклончивость мне в ней померещилась. Впрочем, черт с ней. Сейчас я был не в состоянии вникать в тонкости. Кроме того, вопросов было так много, что я просто не знал, с чего начать. И я задал вопрос, который первым оказался у меня на кончике языка:

— Этот носферату может и сюда придти?

— Нет, — ответил Кристиан. — То есть, он может, но не придет. Лючио хотя и подозревает, что я потерял изрядную часть способностей, все же проверять в лоб не рискнет, особенно после сегодняшней… беседы. Он позер, но не дурак.

Насчет позерства я с ним полностью согласился. Насчет дурака же… Тут бабушка надвое сказала. У носферату хватило самоуверенности — или нахальства — в одиночку явиться в мой дом, почему бы ему не попытаться проникнуть и в дом Кристиана?

— Лючио может показаться легкомысленным или безрассудным, — продолжал Кристиан задумчиво, не прекращая терзать мой бок, — но это не так. Иначе он не продержался бы на верхушке клана столько времени. Он склонен к аффектации, и когда-нибудь страсть к красивым позам его погубит. Но в данном случае на риск он больше не пойдет. Он и теперь высунулся лишь из уверенности, что во мне уже ничего не осталось. Или даже так: думаю, он не столько хотел заполучить тебя, сколько пытался выяснить, на что я еще способен, и способен ли вообще.

— Ты говоришь так, как будто очень хорошо его знаешь.

— А так и есть. Разве ты не слышал, что говорил Лючио? Мы когда-то были приятелями. Очень, очень давно.

— Сколько тебе лет, Крис? — рискнул спросить я.

И на миг пожалел о своем вопросе. Пронзительная синь его глаз обратилась на меня; такой улыбки я не видел у него никогда. Я как-то сразу понял, что Кристиан — не совсем человек. Он — существо, очень похожее на человека, но только внешне. А если хорошенько присмотреться к его глазам и улыбке, то становилось ясно, что и внешнее сходство — только поверхностное. Впрочем, наваждение длилось лишь секунду. Я вновь увидел перед собой Кристиана таким, каким привык его видеть.

— Я хоть и не дама, но все же, Илэр, не находишь подобный вопрос несколько бестактным? Впрочем, я отвечу, поскольку обещал. Мне триста сорок четыре года. Это не так уж и много.

— М-м-м-м… — только и мог выдавить я, глядя на него во все глаза. Триста сорок четыре года?! Ничего себе, не так уж и много!

— Побочный эффект мутации. Весьма, впрочем, полезный. Большой срок жизни здорово упрощает некоторые проблемы и дает кое-какие преимущества. Например, многому можно научиться. Что же до остального… тут, скорее, все плохо, чем хорошо.

— Ну да, пить кровь — это, должно быть…

— Не слишком приятно, — подхватил Кристиан и улыбнулся моему удивлению. — А ты что думал? Уверяю тебя, большая часть вампиров не в восторге от того, что приходится пить кровь. Но мирятся с этим как с печальной необходимостью, уравновешивающей в некоторой мере полученные плюсы. Есть, конечно, личности, которым нравится вкус крови. Остальные привыкают. Но я вот не смог. По мне, на вкус кровь — страшная гадость.

— И все же ты ее пьешь.

— Уже нет. Я давно оставил эту… привычку, — с этими словами он поднялся с дивана. — Вот и все. Теперь тебе нужно немного полежать, а потом можешь одеваться. Через пару дней все пройдет.

— Не уходи от разговора, — поспешно сказал я, видя, что он снова направился к дверям.

— Я же сказал, что отвечу на все вопросы. Только ты бы отдохнул лучше…

— Одно другому не мешает.

Пожав плечами, Кристиан вернулся и сел напротив меня. Поза его была самой что ни на есть непринужденной и расслабленной, а взгляд, напротив, уверенным и твердым. Я вспомнил, каким я увидел его впервые после гибели отца, и поразился произошедшей в нем перемене. Мне подумалось, что появление, если так можно выразиться, видимого противника заставило его полностью собраться и мобилизовать все свои внутренние силы. Теперь он был совершенно готов к бою.

Впрочем, разговор сейчас шел не о том. Последняя фраза Кристиана относительно привычки пить кровь несколько озадачила меня. Я помнил его объяснения физиологических потребностей вампиров, и утверждение насчет отказа от крови шло вразрез с ранее сказанным. Теперь я решил выяснить все до конца и спросил:

— Как же ты перестал пить кровь? Ты же говорил, что вампиру это физиологически необходимо!

— И это правда, — кивнул Кристиан. — Но существует небольшой нюанс, о котором я умолчал, ты уж извини. Обычным вампирам, действительно, необходима кровь, чтобы поддерживать жизнь. Если они не будут пить кровь, они умрут. С носферату все обстоит иначе. Если носферату откажется от крови, он не погибнет. Точнее, не сразу. При нормальном, — я имею в виду, для вампира, — образе жизни он стареет так медленно, что человек за свои семьдесят-восемьдесят лет жизни не успевает заметить перемены в его внешности. Отказавшись от крови, носферату начинает стареть быстрее, и, в конце концов, темп возрастных изменений в его организме становится сравнимым с человеческим. Достигнув биологического возраста в шестьдесят-семьдесят лет, носферату умирает, как обычный человек. От старости. Кроме того, носферату, не пьющий кровь, лишается части своих особенных свойств. В частности, его можно легко убить, и для этого совершенно не нужно отделять его голову от тела. Достаточно всадить ему пулю в висок или сердце. Сейчас я почти обычный человек.

— И сколько прошло с тех пор, как ты?..

— Около ста. На данный момент, мой биологический возраст — сорок, или около того. Мне осталось лет тридцать-сорок, и когда я умру семидесятилетним стариком, никто ничего не заподозрит.

— И ты до сих пор испытываешь… жажду?

— Да, — просто ответил Кристиан. — Но я привык.

Я не нашелся, что сказать. Сто лет! В этот срок с легкостью укладывались все отведенные мне годы жизни, да еще и запас оставался. Для человека сто лет — это почти вечность. Вечность, наполненная неутихающей, неутоленной страстью. Мне даже представить такое было сложно. Еще бы, ведь я и вообразить не мог, что такое жажда носферату. Для Кристиана же, вероятно, оставшиеся ему сорок лет жизни — почти ничто. И он променял свою почти вечную жизнь на этот жалкий огрызок ради того, чтобы быть просто человеком. Как же случилось, что он решил порвать со своими собратьями? Ведь он, опять же, рассказывал, что вампиры очень крепко держатся друг друга и не выпускают своих из клана. Разумеется, я спросил и об этом.

— Как и почему я ушел — это история отдельная, — отозвался он сразу же. — И довольно длинная. Мое решение порвать с кланом было обусловлено не только моими личными вкусами — я имею в виду отвращение к крови. Я, в отличие от остальных, не считаю благом ни наши особенные способности, ни долголетие. Слишком высока цена за это. Основная идея сообщества вампиров — что предназначение человека состоит исключительно в том, чтобы служить источником жизни "высшим существам", — мне отвратительна. Не скрою, я более двухсот лет жил в рамках многовековых традиций носферату, пил кровь живых существ и за их счет поддерживал свою жизнь. Бывало, что мои жертвы умирали…

Тут я содрогнулся, слишком живо представив: к моей шее прикасаются острые зубы, и жизнь по капле покидает тело… Кстати, об острых зубах. Мне пришло в голову, что ничего похожего на клыки я никогда у Кристиана не видел. Вот и еще один вопрос, который нужно задать.

Кристиан, вероятно, заметил, как я дернулся. Он чуть подался вперед и заглянул мне в глаза.

— Мне не хотелось бы, чтобы ты начал бояться меня, — сказал он негромко. — Но что было, то было, от прошлого не откажешься, не отвернешься. Так вот, до того момента, как я решил порвать со своей «семьей», мы с Лючио были друзьями. Но после моего ухода наша дружба, разумеется, пошла врозь. Мы жестоко поссорились. У нас были слишком разные убеждения, чтобы мы могли продолжать поддерживать отношения. Когда я уходил, Лючио предупредил, что мне лучше не появляться на пути ни у кого из носферату.

— Почему ты не уехал в другой город?

— В других городах имеются свои кланы. Чужаков, да еще отступников, нигде не примут ласково. Мне лучше было оставаться там, где меня знали. Вообще-то, отступников стараются уничтожить, но Лючио сделал для меня исключение, и отпустил с миром. То есть, относительно с миром: учитывая, как могло быть. Не скажу, что с тех пор я не пересекался ни с кем из вампиров, но со мной не решались связываться. Памятуя о моей прежней силе, я полагаю. Я ведь и до сих пор кое-что еще могу, и сегодня у Лючио убедился в этом.

— Значит, все же ты не обычный человек! — вырвалось у меня. — Столько лет прошло, и неужели ни у кого не родилось никаких подозрений? Неужели никто не заметил, что с тобой что-то не так?

— Ты же не замечал, пока Лючио не сказал, — усмехнулся Кристиан. — Впрочем, ты прав. Конечно, люди замечали кое-что, и без подозрений не обходилось. Всякое бывало, не все недоразумения улаживались миром, — он о чем-то вздохнул и продолжал: — Между прочим, твой отец тоже догадывался. Открыто я Адриену ничего не говорил, но он и не спрашивал. Ему и не нужно было спрашивать: мы слишком долго были знакомы. Адриен не мог замечать, что я меняюсь слишком медленно. Думаю, ему бросались в глаза и некоторые другие черточки, все-таки, он к этому моменту уже знал о существовании вампиров и тесно общался с ними. Но, смею надеяться, ему было все равно, обычный я человек или вампир.

— Потому, что он доверял тебе…

— Да, так. Только, может быть, зря я избегал прямого разговора. Если бы мы прояснили все до конца, возможно, многие события пошли бы по-другому.

— Что толку от сослагательного наклонения? — я взял несколько агрессивный тон, так как чувствовал, что к глазам снова подступают предательские слезы. — Если бы, когда бы… Не вижу смысла в рассуждениях задним числом.

— Ты прав. Между прочим, можешь уже одеваться. Мазь впиталась.

Перегнувшись через подлокотник кресла, Кристиан поднял мой свитер и, скомкав его, бросил в меня, словно мяч. Я, стараясь не делать резких движений, расправил его и принялся натягивать. Это оказалось задачей не из легких; боль в боку хоть и приутихла, все же давала о себе знать. Кристиан молча наблюдал за моим сражением со свитером, не делая попыток придти на помощь.

Одеваясь, я пытался припомнить, всегда ли Кристиан выглядел так, как теперь. Если он старел медленнее, чем обычный человек, за пятнадцать лет, что я знал его, он должен был измениться незначительно. О первых пяти годах жизни воспоминаний у меня не осталось, значит, остается десять. Мне было трудно сообразить, выглядел ли Кристиан десять лет назад на тридцать или казался старше. Видно, это потому, что в моем сознании он оставался как бы постоянной величиной, над которой не властно время. Точно так же я не мог определить, сильно ли постарел мой отец. Единственное, что я мог сказать отчетливо: я всегда считал, что Кристиан младше моего отца лет на пять-шесть. Не знаю, с чего я это взял.

А все-таки, что же еще в Кристиане было не так? Всю свою жизнь я смотрел на него как на самого близкого после отца человека; все его достоинства, недостатки, привычки и странности я воспринимал как нечто само собой разумеющееся. Единственное, что мне сейчас пришло на ум, это его нелюбовь к яркому свету. Точнее, любовь к сумраку. Да еще то странное высказывание о луне совсем недавно. Что до остального, даже внешность его была вполне обычной и привлекала внимание разве что аристократической утонченностью черт. То ли дело тип, которого я дважды видел на кладбище! Он, конечно, выглядел вполне человекоподобно, но было в его облике нечто, от чего стыла в жилах кровь.

— Крис, — позвал я тихонько. — Ты когда-то был таким же, как они? Я имею в виду… — я провел рукой перед своими глазами, не зная, как выразить то, что я хотел спросить.

Кристиан чуть улыбнулся краешками губ и прикрыл глаза.

— Я давно избавился от привычки разгуливать по ночам. Так же как и от этого, — он пальцем легко коснулся своих сомкнутых губ.

— Ты про клыки?..

— Да. Впрочем, ярко выраженные клыки не являются отличительным признаком только лишь вампиров. Многие люди могут похвастаться такими зубками, что носферату и не снились. Так что, если ты увидишь кого-нибудь с длинными клыками, он необязательно будет вампиром. Но я решил избавиться за компанию и от этого тоже. Благо, за последнюю сотню лет стоматология продвинулась удивительно далеко. Теперь я ничем не отличаюсь от любого другого человека, — Кристиан подумал и добавил загадочно: — То есть, почти ничем.

Я догадывался, что он имеет в виду сохраненные, в какой-то мере, способности носферату, но уточнить не успел. Кристиан выпрямился в кресле, к чему-то прислушиваясь, и поднял руку в жесте, призывающем к молчанию. Я притих, сжавшись в комочек.

Но ничего страшного не случилось. Не успела захлопнуться дверь, как Кристиан быстро и твердо проговорил:

— На сегодня разговоры закончены. Агни вернулась.

Я согласился. Что-то, впрочем, мне подсказывало, что Агни не удастся остаться в стороне от закрутившихся вокруг нас событий. Но если эта невероятная история и коснется ее, то произойдет это не с моей подачи. И не с подачи Кристиана, конечно же.

* * *

Ужинали мы все втроем. Не знаю, как Кристиану, а мне приходилось прилагать массу усилий, чтобы вести себя естественно. Дело было не только в физической боли. Я постоянно прокручивал в голове все события сегодняшнего дня, и постепенно переставал понимать, что же мне делать дальше. Несмотря на все свои попытки вести себя нормально я, должно быть, выглядел необычно, потому что Агни то и дело стреляла в меня глазами. Зато, если бы кто посторонний посмотрел в тот момент на Кристиана, ему сразу бы стало ясно: этого человека ничто не беспокоит, он уверен в себе и беззаботен. Кристиан расспрашивал Агни о прошедшем дне, внимательно выслушивал ее, комментировал и улыбался в нужных местах. Мои же нервы были на пределе. Я чувствовал: для того, чтобы улыбнуться, мне придется растягивать губы руками. Вот это действительно выглядело бы странно.

В конце концов, не дождавшись конца ужина, я вскочил и, попросив прощения, убежал в свою комнату. Там мне уже не нужно было сдерживаться и "вести себя как мужчина", и, признаюсь, подушки изрядно пострадали, пока я отводил на них душу.

 

Глава 4

 

Следующие три дня я провел, почти не выходя из своей комнаты. Я попросил у Агни несколько дисков с музыкой, а "в нагрузку" к ним она дала мне еще и плеер с наушниками. "Cradle Of Filth", «Emperor», "Satyricon", «Ancient», "Burzum" — у нее имелся очень неплохой выбор тяжелой музыки, и вкусы ее по большей части совпадали с моими. Итак, я заткнул уши наушниками, выставил максимальную громкость, и улегся поверх разложенного на кровати покрывала.

Знаю, есть люди, которые подобную музыку вообще за музыку не считают. По-моему, они ошибаются. Конечно, редко кто услышит скрытую красоту блэкерских пассажей с первого раза. Нужно слушать и вслушиваться. Но она есть, хотя она и не имеет ничего общего с красотой общепринятой. Суровая, сумрачная и пугающая, это красота ледяных северных ветров, молчаливых темных сосен, бесплодных утесов, яростного штормового моря… и холодных склепов. Красота предельной страсти, предельной боли и предельного отчаяния. Во всяком случае, мне так казалось. Потому что сам я никогда не испытывал эмоций такой силы, что звучали в этой музыке и в этой поэзии.

Так же знаю я и людей, почти полностью «съехавших» на почве этой музыки. Неудивительно, что и такие тоже есть. Энергетика — или как еще можно назвать действие музыки на человеческое сознание и подсознание? — «блэка» слишком сильна; иногда это просто ничем не сдерживаемый поток чистых первобытных страстей и эмоций. Не всегда они положительны. Даже, я бы сказал, положительными они бывают очень, очень редко. Но тут есть своя хитрость. Нет ничего сложного в том, чтобы сохранить над собой нерушимый контроль, при этом полностью насладившись музыкой. Совсем как в плавании: не нужно погружаться в воду или высовываться из нее слишком сильно, и ты никогда не утонешь. Вот и все.

В этот раз я контроль ослабил, позволив музыке всецело завладеть мною. Я хотел утонуть.

Я лежал и слушал музыку до тех пор, пока не почувствовал, что совершенно очумел. Пока внутри меня не осталось ничего, кроме жужжащих гитарных риффов и жесткого скриминга. Такое состояние меня вполне устраивало, оно не оставляло места для раздумий и тоскливых мыслей.

Оглушенный и, по-моему, не вполне адекватный, я отыскал Кристиана и заявил, что намерен вернуться в школу. Иначе, если буду и дальше сидеть взаперти и в одиночестве, я сойду с ума. Кристиан внимательно посмотрел на меня и спросил, уверен ли я в своем решении. Я ответил утвердительно. Я, действительно, не знал, чем буду заниматься целыми днями, если не начну выходить на улицу и не попытаюсь вернуться к обыденной жизни. За последние дни настроение мое очень изменилось; еще недавно я и подумать не мог, чтобы вновь пойти в школу! Сейчас я даже согласен был на постоянный кортеж из полицейских, только бы вырваться из круга тревожных мыслей, и хоть чем-то занять себя. Как ни странно, Кристиану мое намерение не очень понравилось. Но он не стал возражать, сказал только, чтобы я был предельно осторожен и ни в коем случае не оставался в одиночестве.

— Ты должен, — предупредил он, — всегда быть среди людей. Всегда! Запомни это. Вероятнее всего, за тобой станут неотрывно следить подручные Лючио, но, пока рядом будут находиться хотя бы несколько человек, тебя не посмеют тронуть. Поэтому — следи за собой и берегись!

* * *

Обычно, до школы я добирался на велосипеде, когда было достаточно тепло, а в зимнее же время доезжал на школьном автобусе. Теперь же в моем распоряжении была полицейская машина. Я представил, как будут пялиться приятели, увидев меня выбирающимся из этого автомобиля, и мне стало немного не по себе. Впрочем, не все ли равно! Пусть пялятся, если охота…

Полицейские сильно удивились, когда я сообщил им, что мне нужно сопровождение на занятия. Дело, думаю, тут было вот в чем: пока я «летал» под музыку в спальне, несколько раз звонил Райс и осведомлялся о моем самочувствии, состоянии и так далее (ему еще мой звонок насчет серого «Фольксвагена» показался несколько странным). Он неизменно попадал на Кристиана, который объяснял, что я себя чувствую неважно, поскольку не оправился еще от потрясения. Райс, вроде бы, даже советовал Кристиану обратиться со мной к психологу, но Кристиан сухо его совет отверг. Поэтому, Райс и его подопечные никак не могли ожидать, что у меня вдруг появится желание отправиться в школу. Я, впрочем, тоже подобного не ожидал. Но последнее время намерения мои слишком часто менялись.

Учился я в самой обыкновенной школе. Был период времени, когда отец хотел, чтобы я поступил в какое-то престижное заведение. Закрытого типа. Я не имел ничего против углубленной программы обучения, но факт «закрытости» школы меня не обрадовал. Отец настаивал, я возражал. К счастью, отец не пошел на крайние меры и не стал на меня давить, хотя и мог: давить он умел прекрасно. Он только попросил меня хорошенько подумать о будущем, и о том, что из элитной школы мне будет гораздо проще поступить в хороший, престижный университет. Помнится, я довольно нелюбезно и даже, пожалуй, грубо отозвался в том духе, что лучше уж тогда сразу запереть себя в монастыре. На этом дискуссия завяла.

* * *

Утром мы с Агни виделись мельком. Я уже собирался уходить, а она только спустилась на кухню. Вид у нее был заспанный и сердитый, видно, утро для нее было не менее трудное время, чем для меня. Кристиана я не видел вовсе, не знал даже, в доме он или куда-нибудь уехал.

До школы доехали в молчании. Едва ли полицейских радовала необходимость охранять несовершеннолетнего пацана от гипотетических убийц. Ну, тут уж я ничем им помочь не мог. Пусть хотя бы радуются, что не знают, кем на самом деле являются эти убийцы.

— Тебя до класса проводить? — спросил один из полицейских, лет тридцати, темноволосый и смуглый. Звали его Джохан Атар.

— Угу, за ручку, — буркнул я нелюбезно, выбираясь из машины. Каюсь, это было грубо, но что вы хотите от человека, который три дня прожил с наушниками в ушах? Во мне еще было полно блэковой агрессии, и она искала выход. Заметив неприязненную гримасу Джохана и его напарника, я сделал над собой усилие и извинился, прибавив, что среди множества людей едва ли мне грозит какая-то опасность. "Ну и черт с тобой", — послышалось мне, когда я отошел на пару шагов от машины. Ну и молодец, сказал я себе, заслужил. А будешь продолжать огрызаться на предложения помощи, еще и не такое услышишь. И поделом.

Народ как раз стекался к началу занятий, я присоединился к общему потоку. Меня заметили: кивали, улыбались, смотрели недоуменно, словно не ожидали увидеть. Кто-то налетел сзади, хлопнул по спине. Я, вздрогнув, обернулся и увидел двоих ребят из моего класса. Оба смотрели удивленно и настороженно.

— Привет, Илэр! Где пропадал? Случилось что-то?

Так. Они еще не знают. Кристиан пообещал поговорить с учителями и слово свое, я уверен, сдержал. Ну а учителя решили держать язык за зубами до моего появления. Боже, благослови учителей! Иногда они показывают себя вполне здравомыслящими людьми. Мне вовсе не хотелось, чтобы каждый встречный и поперечный начинал выражать свое сочувствие.

— Ничего не случилось, — ответил я. — Уезжал, вот и все. Нужно было.

— Уезжал? — озадаченно переспросил Руво, один из парней. — Но, кажется, ребята говорили, что видели тебя в городе…

— Показалось, — возразил я. А про себя удивился: кто и когда мог меня видеть?

— Ну-у… может быть…

В том же духе меня приветствовали еще несколько человек. Я отделывался все теми же фразами об отъезде, и мне верили. А если и не верили, то все равно не настаивали. Но работало это аккурат до того момента, пока я не наткнулся на Хозе.

Он был странным. Старше меня на два месяца, иногда он казался совершенным ребенком, этаким первоклашкой, думающим, будто весь мир — это ягодная карамель и сахарная вата. В следующий момент он мог проявить себя такой циничной сволочью, словно ему было, как минимум, лет тридцать пять. Я всегда поражался, как ему удается так изменять свое поведение. Он, впрочем, и сам не знал. Такой вот был характер. Кроме того, я подозревал, что Хозе курит травку — ну, вы понимаете, о чем я. Уж очень странные вещи он иногда говорил. Нормальному человеку в здравом рассудке никогда бы такое и в голову не пришло. Да и вид у него временами бывал очень странный. В частности, взгляд. Словно бы в никуда. Невольно появлялись мысли, что он видит нечто, чего не видишь ты. Да, он был странный, но он был моим другом. Единственным.

Хозе шагнул мне навстречу с нижней ступеньки школьного крыльца, где сидел до сего момента. Вид у него был, как и обычно, отстраненный и рассеянный, а так же слегка сумасшедший. Его волосы — он их высветлял до белесой желтизны — выглядели так, словно он, пробудившись от беспокойного сна, забыл причесаться. Возможно, так оно и было. Возможно так же, что он и вовсе не спал этой ночью.

— Какие люди, — сказал он, заступая мне дорогу. — Я уж опасался, ты исчез в неизвестном направлении, не попрощавшись.

— Мне нужно было уехать, — ответил я привычно. Режьте меня, но даже единственному другу я не мог рассказать правду или хотя бы часть ее.

— Ага, как же. Уехать. Какого же дьявола тогда у тебя дома трубку берут копы?

— Ты мне звонил?

— Ну а ты как думаешь? Пропал без предупреждения, ни на уроках, ни после уроков тебя нет. Разумеется, я звонил тебе домой. Первый раз попал на копа, а потом вообще никто трубку не брал. И дверь у тебя вся опечатана копами. Так что стряслось?

Только сейчас до меня дошло, что и кто-нибудь еще, кроме Хозе, мог прогуливаться мимо моего дома и видеть все те желтые гирлянды, что навешали на него полицейские. Я жил, правда, далековато от центра и от школы, практически на отшибе, но кто-нибудь любопытный мог и забрести.

— Кто еще пытался заглянуть ко мне в гости, Хозе? — спросил я.

Он пожал плечами.

— Кажется, никто. Но я не уверен. Если кто и пытался, держит язык за зубами. Как и я, — прибавил он значительно. — В школе никто ничего не знает. Ну? Илэр?

— Давай поговорим на большой перемене? Нам уже пора.

Мы уже действительно опаздывали. Взглядом, полным презрения, Хозе проводил спешащих мимо нас мальков, временами переходящих на бег. Ребята явно заботились о том, чтобы попасть в класс вовремя.

— Ладно, тогда до перемены. Встретимся на стадионе, на трибуне.

* * *

На большой перемене Хозе опередил меня. Когда я подошел к трибунам, то увидел его сидящим на одной из верхних скамеек. Он жевал бутерброд, запивая его соком из пластиковой бутылки, и наблюдал за мальками, затеявшими на поле шумную игру в салки. Он казался полностью поглощенным их возней, но меня заметил сразу, и замахал рукой, привлекая мое внимание. Я подошел и сел рядом.

— Хочешь есть? — спросил Хозе, протягивая мне надкусанный бутерброд. Я покачал головой. — Ну, тогда давай, рассказывай. Времени у нас немного.

— Что рассказывать? — тупо спросил я.

Хозе посмотрел на меня, словно на законченного идиота, и нарочито медленно и внятно проговорил:

— Все рассказывай. Где бывал, что поделывал, и почему полиция вдруг облюбовала твой дом.

Я вздохнул. Рассказывать не хотелось. Разумеется, если я даже выложу всю правду, Хозе не вообразит, что я наврал с три короба, и не объявит меня сумасшедшим, он и сам чокнутый, так что дело было не в этом. Просто я не хотел еще раз проходить через весь испытанный мною ужас. Хватит с меня и двух раз: сначала я рассказывал Кристиану, потом — Эмонту Райсу. Кроме того, мне хотелось бы избежать втягивания в неприятности лишних людей. То есть не лишних… Хозе все-таки был моим другом, и я чувствовал бы себя виноватым — это слабо сказано — окажись он под прицелом моих клыкастых знакомых. Если я расскажу ему правду, то как я могу знать, что не подставлю его? За ним-то не таскается эскорт из полицейских, как за мной.

— Э, дружище, — озадаченно протянул Хозе, взглянув на меня. — Что-то ты сбледнул с лица. Серьезная беда стряслось, да?

Я отвернулся и сипло (горло сдавило) сказал:

— Ты только не болтай. Не хватало еще, чтобы все ходили и выражали свои соболезнования.

Я рассказал-таки Хозе все, как было. То есть, не совсем все. «Потустороннюю» часть истории я опустил. Хозе слушал меня внимательно и очень серьезно; при этом ни разу за все время, пока я говорил, не оторвал от меня взгляда. Первое, что он сказал, когда я замолк, было:

— Если хочешь, можешь пожить у меня, Илэр.

— Спасибо, — я против воли улыбнулся, настолько меня тронуло его предложение. — Но я уже… устроился.

— Ладно, — не стал настаивать он. — Дело хозяйское, хотя учти: если что, моя хата в полном твоем распоряжении, предки возражать не будут.

— Спасибо, — повторил я.

Хозе замолчал.

Так мы просидели несколько минут.

— И что ты теперь будешь делать?

— Я не знаю.

— Подожди, то есть как это "не знаю"? Ты что же, не собираешься даже разыскать этих ублюдков, узнать, кто они такие?

— Полиция этим уже занимается.

— Полиция! Во дурак. Ты же не полагаешь серьезно, что они сумеют что-то накопать?

— Если не сумеют они, то как сумею я? — сумрачно вопросил я, уже сильно жалея, что поделился с Хозе своей бедой. Теперь он загорелся жаждой деятельности. Если его не остановить, то эта жажда будет пылать в нем все яростнее, и кто знает, куда она заведет его. С него станется начать разыскивать убийц в лимузинах… и в результате напороться на вампирские клыки.

— А башка тебе на что дана? Подумай!.. не может быть, чтобы не оставалось никакой зацепки! Пошевели мозгами!

Я вскипел прежде, чем успел понять, что сейчас, как никогда, нужно держать себя в руках, если не хочу раззадорить собеседника:

— Если ты считаешь меня совсем болваном, так и скажи! Чем я, по-твоему, занимался все эти дни? Сопли только пускал? Я всю голову сломал, пытаясь хоть что-то понять!

— Ну и как? — невозмутимо вопросил Хозе. — Понял что-нибудь?

И снова я заколебался. Если я скажу «да», то придется рассказывать и вторую половину правды, а оно мне надо? Если же отделаюсь «нет», Хозе ни за что не успокоится и, чего доброго, начнет собственное расследование: я видел, он уже загорелся. А вот этого мне точно не нужно. Вот так попал…

— Отстань от меня! — сказал я в сердцах. — И без того тошно, так ты еще пристаешь!

Хозе посмотрел на меня долгим взглядом, но промолчал. Но в глазах его мелькнуло что-то нехорошее, хищный какой-то отблеск.

— Не вздумай выкинуть какую-нибудь глупость, — предупредил я его. — Не для того я тебе все рассказал.

— Сдается мне, что рассказал ты далеко не все, приятель. Но пытать тебя и тянуть из тебя жилы я не стану… пока.

— И на том спасибо.

— Пожалуйста, — небрежно ответил Хозе, поднимаясь и стряхивая со штанов крошки. — Ладно, бывай. Мне пора идти — увидимся позже. А пока — не раскисай.

Вот и получил я на свою голову еще одну проблему, думал я в течение последующих уроков. Теперь, кроме того, чтобы остерегаться самому, беспокоиться за Кристиана (хотя я понимал, что за него беспокоиться следует менее всего) и стараться не подставить Агни, я еще должен буду думать о том, не вляпался ли куда-нибудь Хозе. Хотя, казалось бы, что ему мой отец! Разве только обещание опасности распалило эту не слишком-то благоразумную голову…

К счастью, до конца уроков ко мне больше никто не приставал и не задавал вопросов. Хозе тоже не подходил ко мне; как видно, он вынашивал какой-нибудь безобразно безумный план. Когда прозвучал последний звонок, я вздохнул с облегчением. Стены Кристианова дома казались сейчас надежнейшим и желаннейшим укрытием в мире.

Почти не глядя по сторонам, я побрел к стоянке.

Машин на стоянке было довольно много. Значительная часть старшеклассников обзавелась автомобилями, на которых и приезжали на занятия: ну как не покрасоваться перед девчонками? Уроки у них заканчивались позже, чем у нашего класса, и потому разъезжаться они еще не начали. Вынырнув из раздумий, я на мгновение растерялся, позабыв, где искать ожидавшую меня полицейскую машину, и остановился, осматриваясь. И услышал, как меня окликнули по имени.

Я обернулся на голос, показавшийся мне знакомым. В двух метрах от меня обнаружилась белая «Шкода». Задние оконные стекла у нее были опущены, и я наткнулся взглядом на улыбающуюся физиономию Лючио. Выглядел он жутко довольным, как нашаливший мальчишка, оставшийся безнаказанным. Вздрогнув, я отступил и нервно оглянулся. На стоянке, кроме меня и Лючио, не было ни единого человека. В отдалении шумела и смеялась школьная толпа, но едва ли кто-то из ребят сейчас обращал на нас внимание.

Где же, черт возьми, полицейские, когда они нужны?!

— Чего ты боишься? — мягким тоном спросил Лючио. — Ты хочешь убежать? Не спеши. Поговорим. В прошлый раз я не успел сказать тебе все, что собирался. Кристо, будь он неладен, помешал, — он нехорошо рассмеялся, и от его смеха меня бросило в дрожь.

— Что вам от меня нужно? — спросил я нарочито грубо.

— Что нужно? — переспросил Лючио. — Ну, уж, наверное, не испить твоей крови! — мимика его полностью противоречила его словам: он сузил глаза и нехорошо улыбнулся, показав клыки. — Подумай сам, мальчик!.. Говорить ты, оказывается, все-таки умеешь; наверняка, умеешь и думать. Только, пока будешь размышлять, не стой столбом. Иди сюда, сядь рядом.

Он распахнул дверцу и похлопал по сиденью рядом с собой, словно подзывая собаку или кошку. Я, разумеется, не был таким дураком, чтобы последовать его приглашению, однако что-то изнутри подталкивало меня к машине. Я даже сделал два или три шага, пока не спохватился: нельзя смотреть ему в глаза, идиот! Он если и не гипнотизер, все равно его харизматической ауры хватит с лихвой, чтобы заставить подчиняться человека с не слишком сильной волей. Я отвел взгляд. Далось мне это с огромным трудом, казалось, мои глаза связаны с темными глазами Лючио невидимыми, но очень крепкими нитями. Тянуть меня перестало. Лючио усмехнулся.

— Кажется, ты умнее, чем я думал. Ну, что ж, раз ты не хочешь идти ко мне, придется мне самому…

Он выбрался из автомобиля и в два шага оказался рядом со мной. Он был приблизительно одного со мной роста, и вблизи казался еще моложе. На нем был дорогой костюм и пальто, все явно сшитое на заказ. Аура невероятного обаяния обволакивала его с головы до ног, словно облако дорогих духов. Я мысленно взмолился сразу и богу и черту: пусть он оставит меня в покое! Я не знал, сколько продержусь под влиянием его харизмы. Кристиана сейчас со мной нет, и некому оттолкнуть меня в сторону.

Темные глаза Лючио заглядывали мне в душу, и обещали что-то… что они обещали? Я не знал, и оттого страшился еще более.

— Ах, Кристо, — продолжил Лючио непринужденным тоном. — Представляю, что он наговорил про меня, в каком свете представил. Изменник, предавший клан и меня! Не сомневаюсь, он сочинил какую-нибудь душераздирающую историю и заставил тебя в нее поверить. Ведь он лгал тебе столько лет! Подумай об этом, Илэр. Ты ведь продолжаешь считать его другом? Он прикидывается человеком, и, может даже, у него это великолепно получается, не отличишь, но он — не человек, Илэр, и в этом все дело. Сущность не изменишь.

— Он — человек, — выдавил я. С нарастающим ужасом я чувствовал, как начинает кружиться голова, и подкашиваются ноги, но ничего не мог сделать с наваливающейся слабостью.

— Тебе нехорошо, — проговорил Лючио, и от звука его голоса я словно наяву ощутил во рту приторный привкус меда, настолько он был сладким. — Тебе лучше присесть. Вот сюда, Илэр. Давай, я помогу тебе.

Он взял меня под руку. Слабость усилилась до такой степени, что я даже не мог вырваться, и только с ужасом отметил, что Лючио влечет меня в салон своей «Шкоды». Беспомощный, я огляделся по сторонам, и мне показалось, будто краем глаза я зацепил синее пятно полицейской формы. Наверное, это мои сопровождающие искали меня. Закричать бы мне тогда, привлечь к себе внимание, но я не мог ни пошевельнуться, ни крикнуть. Это было ужасающее состояние полного бессилья.

Как сквозь обморочную пелену я понял, что оказался сидящим на кожаном диване в салоне «Шкоды». Рядом со мной устроился Лючио, который держал мою руку, не отпуская. Кто сидел за рулем, я не видел, не мог различить. Я проваливался и проваливался куда-то сквозь сгущающийся серый туман, и, как ни пытался удержать сознание в реальном мире, все же быстро соскользнул в беспамятство.

 

Глава 5

 

Сознание ко мне вернулось довольно скоро. Вновь обретя способность соображать, слышать и видеть, я обнаружил себя полулежащим на сиденье «Шкоды». Рядом со мной сидел Лючио. Отвернувшись, он смотрел в окно. Мы куда-то ехали.

Не сразу, но все-таки я понял, что чего-то не хватает. Сумки, которая висела у меня на плече, когда я подошел к стоянке, теперь нигде не было. То ли я потерял ее, когда мне стало дурно, то ли ее забрал Лючио. Ничего особенно ценного там не было, но все же мне было ее жалко.

— Очнулся? — равнодушно спросил Лючио. Он не повернул головы, но, вероятно, по движениям моим понял, что я пришел в сознание. — Хорошо. Сиди тихо, и все будет хорошо.

— Это… это вы со мной сделали? — с некоторым трудом спросил я. Язык плохо слушался.

— Что именно?.. А, ты про свой обморок? Тебе станет легче, если я отвечу "да"?

— Вы… вы… — с ужасом и стыдом я понял, что вот-вот разревусь, и закусил губы. Слезы мне сдержать удалось, но глупость я все-таки сморозил: — Когда Кристиан обнаружит, что я исчез, он поймет, кто в этом замешан. Он будет меня искать…

— И прекрасно! — Лючио повернулся ко мне, и я увидел довольную ухмылку на его губах. — Пусть приходит, побеседуем на моей территории. Может быть, тогда он будет сговорчивее. Мне даже кажется, — он прикрыл глаза, будто в задумчивости, но я видел коварные искры, сверкавшие в них, — что он может знать о делах твоего отца больше, чем кто-либо другой. И, если ты и впрямь ему так дорог, ему придется ответить на мои вопросы.

Я зажмурился. Кристиан, прости меня!

Через некоторое время слабость и головокружение почти совсем отступили, я выпрямился на сиденье и выглянул в окно. Насколько я сумел сориентироваться, мы приближались к границе города. Это встревожило меня. Если Лючио собирается увезти меня в другой город, будет гораздо сложнее возвращаться обратно. Если, конечно, мне удастся выбраться. И Кристиану будет труднее отыскать меня. В предместьях можно замечательно затеряться, там столько частных коттеджей, что все их не получится проверить даже при большом желании.

Мы выехали за город, и некоторое время спустя свернули с трассы на боковую дорогу. Дома вдоль обочин попадались все реже, а деревья — все чаще. Вскоре мы ехали как бы по лесному коридору; деревья подступали ближе и ближе, дорога постепенно сужалась. Еще через несколько минут она резко свернула вправо, затем, так же резко, влево.

Прошло не меньше часа с тех пор, как я очнулся; все это время мы: я, Лючио и водитель, лица которого я так и не видел, — молчали. Асфальт сменился гравием, затем просто накатанной землей. На дороге появлялось все больше рытвин, машину ощутимо потряхивало, и она сбавила скорость. Я начал раздумывать о том, чтобы попробовать выпрыгнуть из машины. Но, едва такая мысль только зародилась в моей голове, Лючио, до тех пор отстраненно глядящий в окно, резко повернулся ко мне. Его движение заставило меня вздрогнуть. Уж не читает ли он мои мысли? Без единого слова Лючио взял меня за руку и крепко сжал пальцы на запястье. Мне показалось, что на руке защелкнули браслет наручников; пальцы Лючио были такие же холодные и твердые.

— Ты слишком много волнуешься, — проговорил он тихо, приблизив свои губы почти вплотную к моему уху. Слова его проникали в мою голову и обращались в сырой и липкий туман, заволакивающий мысли. Медленно, капля за каплей, во мне нарастало безразличие, и я знал, чьих это рук… вернее, слов дело. Но я даже не пытался сопротивляться или протестовать. Возможно, Лючио и прав, и мне будет только лучше, если я успокоюсь. Зачем тратить нервы и волноваться в ситуации, когда я бессилен что-либо изменить? Не проще ли отдаться на волю того, кто заведомо сильнее меня и лучше знает, что нужно делать? — Твои нервы напряжены, твоя душа измучена. Ты чувствуешь себя усталым, несчастным и разбитым, тебе хочется уснуть и никогда не просыпаться. Твое сердце болезненно вздрагивает и сжимается, мысли путаются, язык не желает повиноваться. И причина всем этим мукам — ты сам. Никто не может заставить тебя страдать сильнее, чем к тому ты вынуждаешь себя сам…

"Ложь!" — хотел сказать я, слово это царапнуло даже через окутавшее меня безразличие. Но язык, и впрямь, снова отнялся…

— Я уже обещал, что не причиню тебе вреда, — продолжал Лючио. Оставалось только удивляться, как быстро сладкая бархатистость в его голосе сменялась льдистым холодом. Он владел своим голосом в таком же совершенстве, как и лицом. — И не позволю никому причинить тебе вред. Со мной ты в полной безопасности, до тех пор, пока сам не попытаешься сделать мне какое-нибудь зло. Понял? Если вздумаешь выкинуть какую-нибудь штуку — пеняй на себя. Скажу откровенно: ты мне нужен. Но, если придет нужда, я как-нибудь управлюсь и без тебя. Поэтому не воображай себя чересчур важной персоной и будь умницей. Я понятно изъясняюсь?

Я кивнул. Куда уж понятнее.

— Вот и хорошо, Илэр. Теперь слушай меня очень внимательно. В том месте, куда мы едем, веди себя тихо и скромно. Не болтай глупостей, вообще не открывай рта без крайней на то необходимости. Не пялься по сторонам. Особенно, не оскорбляй своим любопытством тех, кто живет в этом месте. Среди них есть такие, кто с трудом переносит общество подобных тебе. Просто увидев человека, они могут начать нервничать, а если ты своим необдуманным поведением подольешь масла в огонь, я не знаю, сумею ли даже я сдержать их. Это не угроза, Илэр, все это я сообщаю тебе ради твоей же собственной безопасности. Видишь, как я забочусь о тебе?

По конец речи его голос снова изменился, теперь в нем звучала неприкрытая издевка. Закончив же говорить, Лючио расхохотался своим восхитительным ясным смехом. Я слышал этот смех, и мне так хотелось довериться Лючио! Казалось, что в существе, смеющемся так беззаботно, звонко и заливисто, не может быть никакого зла. Этот смех мог сломить скорее и вернее любой угрозы, он рождал веру, а со временем, вероятно, пробуждал и любовь. Мне приходилось ежеминутно, ежесекундно напоминать себе, что именно по повелению Лючио убили моего отца, но даже это помогало слабо.

* * *

"Место", про которое говорил Лючио, оказалось большим неопрятным особняком. Он стоял в стороне от той проселочной дороги, по которой мы ехали часа два. Чтобы добраться до него, пришлось еще с четверть часа трястись по совершенно уже безобразным ухабам. Дом тоже выглядел безобразно и мрачновато. Обступавшие его высокие деревья с корявыми ветками усиливали то жесткое впечатление, которое производил на меня этот дом.

Выбравшись из машины, я остановился на рассеченной дорогой поляне перед домом. Я разглядывал дом и вяло размышлял, найду ли внутри пыль, пауков и паутину, а так же леденящий холод и развешенные по стенам истлевшие саваны. Такая обстановка как нельзя лучше подходила бы для обиталища вампиров.

Лючио и его водитель остановились по обеим сторонам от меня. Теперь, хоть в тени огромных деревьев и было сумрачно, я мог рассмотреть того, кто сидел за рулем и без труда узнал того, кто разыскивал меня на кладбище и после являлся на похороны моего отца в компании загадочной женщины под вуалью. Вампир перехватил мой взгляд и медленно улыбнулся. Так, улыбаясь, он до содрогания походил на вылезшего из могилы покойника. Я поспешно отвернулся от него. Как знать, не скрывает ли красивая личина Лючио подобную же суть?.. А что, если и Кристиан тоже носит свое лицо, как маску? От этой мысли желудок мой сжался в комок и подступил к горлу.

— Что ж ты остановился? — спросил Лючио, тронув меня за плечо. — Проходи, не стесняйся. В этом роскошном доме для тебя уже приготовлены апартаменты. Тебе понравится, уверяю.

Он подтолкнул меня в спину, совсем тихонько, но я едва удержался на ногах и вынужден был пробежать несколько шагов, чтобы не упасть. Едва волоча ноги, поднялся по ступенькам крыльца, и снова остановился. Я чувствовал, что, если войду в эту дверь, со мной неотвратимо случится что-то страшное. Уж слишком этот дом напоминал особняк из фильмов ужасов. Видя мое замешательство, Лючио усмехнулся, оттер меня в сторону плечом и распахнул дверь. Я ожидал, что из нее на меня пахнет могильным холодом, но ошибся. Передо мной открылась самая обычная прихожая, какая могла бы быть в любом доме, где жили обычные люди.

Я переступил порог, и дверь за мной захлопнулась.

— Иди за мной, — велел Лючио и, не оглядываясь, стал подниматься по лестнице. Словно привязанный, я пошел за ним.

Когда мы поднялись на второй этаж, в одном из дверных проемов, выходящих на лестницу, показалась женщина. Я мельком отметил, что она невысока ростом, белокожа и красива. Тоже вампирша?.. Наверняка.

— Ты все-таки привез его? — спросила она, впившись в меня взглядом огромных светлых глаз. Взгляд был такой говорящий, что у меня немедленно заболела шея. — Это ведь тот, которого ты…

— Не твое дело, — резко ответил Лючио, снова наградив меня тычком в спину. — Убирайся прочь и не показывайся мне на глаза, пока я не позову.

Теперь женщина смотрела на него, и я понял: ее «говорящий» взгляд предназначен вовсе не мне. В ее глазах, обращенных на Лючио, горела такая ненависть, словно она с удовольствием набросилась бы на него и разорвала бы ему горло. Так-так. Значит, не у одного меня здесь есть причины ненавидеть Лючио. Может быть даже, мне удастся отыскать союзника?

— Ты убил Адриена, — не успокаивалась женщина (я же вздрогнул: ей известно имя моего отца?), — теперь добрался и до него? Хочешь и его убить?

Лючио стремительно скользнул к женщине и без замаха, но очень сильно, ударил ее ладонью по лицу. О том, что удар был сокрушающей силы, я мог судить по тому, что женщину буквально отбросило в сторону. Она ударилась о стену и замерла, скорчившись. По лицу ее текла кровь.

— Не суйся не в свое дело, — Лючио, склонившись над ней, не говорил, а почти шипел, и в лице его оставалось мало человеческого, — и помни свое место!

С этими словами он схватил меня за локоть и поволок дальше по лестнице вверх. Мы оказались на третьем этаже и быстро прошли по короткому коридору, в конце которого была дверь. Лючио отпер ее ключом, который достал из кармана пальто, и затолкнул меня внутрь комнаты. Теперь он обращался со мной так, словно я был мешком с мусором и ничем более.

— Помни, что я сказал тебе, — произнес он уже нормальным голосом, закрывая дверь.

Я услышал, как в замке повернулся ключ.

* * *

В комнате было сумрачно из-за наглухо задернутых плотных штор. Я сдернул их и обнаружил, что окна забраны решеткой, такой частой, что меж ее прутьев моя рука не смогла бы пройти. Никогда мне еще не приходилось сидеть в тюремной камере.

Кроме решетки, ничего особенного в комнате не было. Правда, обстановка оставляла желать лучшего: старые, кое-где отошедшие обои; вытертый пыльный ковер на полу; мебель только самая необходимая и явно очень старая. Кровать пронзительно заскрипела, когда я сел на нее.

Муторное безразличие, охватившее меня по дороге сюда, понемногу проходило. Я уже не сомневался, что в это состояние каким-то образом погрузил меня Лючио. Был ли то простой гипноз или какие-то сверхъестественные вампирские чары, оставалось только догадываться. Я чувствовал головную боль и голод. Эти два ощущения, постепенно захватили меня всего; все остальное: отчаяние, страх, тревога, — отступило на задний план. О еде, пожалуй, было лучше не думать. Вряд ли Лючио намеревался предоставить мне обед из трех блюд. Но зачем он оставил меня здесь? Почему не расспросил сразу? Или же он ждет, когда пройдет тупое безразличие, чтобы я во всей мере прочувствовал ужас своего положения и стал посговорчивей? Что ж, это был разумный ход. Был бы разумный, если бы я в самом деле хоть что-нибудь знал.

Если уж Лючио такой проницательный, почему не понял, что расспрашивать меня бесполезно? Впрочем, он ведь мог решить использовать меня только как наживку для Кристиана.

В комнате было прохладно, и я почувствовал, что зябну, хотя до сих пор оставался в куртке. Я спрятал руки в карманы и начал ходить по комнате, чтобы согреться. Вскоре я начал дрожать, и дрожь только усиливалась, до тех пор, пока я не обнаружил, что клацаю зубами, словно в сильном ознобе. Дрожь эта не имела уже никакого отношения к холоду, а происходила, скорее, от нервов. Чтобы хоть чем-то занять руки и голову, я сперва начал рассматривать брелок-ракушку, которую обнаружил в одном из карманов куртки. Эта вещь сейчас казалась мне особенно дорогой, потому что была памятью об отце, да еще потому, что ее не отобрал у меня Лючио. Но и на этот раз я не нашел в ракушке ничего особенного — да и что бы я мог найти? — и вскоре сунул ее обратно в карман.

Становилось все холоднее. Я подошел к окну и изо всех сил принялся дергать решетку. Она не поддавалась. Не знаю уж, на чем она крепилась к рамам, но мне не удалось даже хоть сколько-нибудь расшатать ее. Я только ободрал в кровь пальцы.

Тогда я плотнее запахнулся в куртку, забрался на кровать и свернулся в клубок. Я хотел подумать, как мне лучше теперь поступить, но мысли путались, перебиваемые страхом и тревогой как за себя, так и за Кристиана. Совсем скоро он поймет, если уже не понял, что со мной случилась неприятность. Он начнет меня искать, и навлечет неприятности и на себя тоже. А может быть, и на Агни.

И во всем виновата только моя беспечность и неосторожность.

Со дня смерти отца все пошло наперекосяк, и я совершал один необдуманный поступок за другим. Впрочем, это слишком мягко сказано: "необдуманный поступок", гораздо сильнее это походило на глупости. Я постоянно трясся от страха и делал глупости. Еще немного, и я сам себе стану противен.

Каким-то чудом я смог задремать. Но даже этот хрупкий сон отравлен был страхом, и длился недолго. Я проснулся, услышав, как в комнату кто-то входит.

Свет за окном уже мерк, но вошедший — точнее, вошедшая — все равно постаралась прикрыть лицо от света, повернув голову так, чтобы прядь волос скрыла его. Руки у нее были заняты, она несла поднос, на котором стояло несколько тарелок, накрытых другими тарелками.

Она молча поставила поднос на стол и так же молча повернулась, чтобы уйти. Я быстро прикинул, что, если не стану терять время, могу успеть опередить ее и выскочить за дверь. Если она, конечно, не заперта, и если у меня не закружится голова. Не давая себе времени для дальнейших раздумий, я спрыгнул с кровати. Женщина поймала мое движение и вдруг оказалась уже не у стола, а рядом с дверью, преграждая мне путь. Я же ни с того, ни с сего запнулся о собственные ноги и грохнулся на пол.

— Подождите! — крикнул я в отчаянии. — Я…

Но женщина уже скрылась за дверью. Проклятье! Я со злостью несколько раз ударил кулаками в пол и заплакал беззвучно и зло.

Через какое-то время слезы иссякли, и мне стало полегче. Правда, я совсем окоченел, и голод стал еще свирепее. Я медленно поднялся с пола; еда дожидалась меня на столе. Все давно уже остыло, если только когда-нибудь было горячим, но я был так голоден, что не стал привередничать. Пока я ел, совсем стемнело. Я обшарил всю комнату, но так и не смог найти никакого выключателя, и даже не смог припомнить, был ли здесь светильник или лампа. За окном, как и в комнате, была непроглядная тьма без единого огонька, без движения. И ни единый звук не доносился в мое узилище. Я добрых минут десять провел, прильнув ухом к двери, и все же не услышал ничего. Дом казался вымершим.

В темноте и тишине я провел довольно много времени. Спать я уже не мог. Я переходил от окна к двери и обратно, но тщетно ожидал хоть шороха, хоть шепота, хоть самого крошечного огонька. И это все сильнее тревожило меня. Я чувствовал себя почти больным от тревоги и волнения.

Наконец, когда я уже подумывал о том, чтобы каким-либо образом поднять шум, чтобы привлечь к себе внимание, за дверью раздались шаги. Я немедленно бросился к ней и встал у стены так, чтобы вошедший заметил меня не сразу. Таким образом я надеялся выиграть несколько секунд и попытаться выскочить из комнаты.

Дверь открылась, но никто не вошел в комнату. Я скосил глаза: на пороге замерла невысокая, очень изящная фигура. Это был Лючио. В руке он держал лампу, свет от которой ложился на его лицо причудливыми пятнами.

— Я предупреждал тебя, Илэр — без глупостей, — проговорил он негромко и очень мягко. — Дважды повторять не в моих правилах, но для тебя я готов сделать исключение. И хочу сообщить: даже если ты выберешься из комнаты, живым из этого дома ты выйдешь, пока я не позволю. Так что, прекрати эти игры в суперагента.

Я сразу поверил ему словам насчет того, что не выйду из дома живым. Если тут живет множество таких же неуравновешенных и агрессивных личностей, как Лючио и встреченная накануне женщина, которую он ударил, то я рискую расстаться с литром-двумя крови, а то и с жизнью.

— Иди за мной, — велел Лючио, и его глаза безошибочно отыскали мои глаза и так и впились в них.

На этот раз он, похоже, решился обойтись без чар и без гипноза, потому что я не ощутил ни головокружения, ни слабости. Я молча вышел из своего укрытия.

Вновь пройдя по коридору, мы вышли к лестнице и спустились по ней на второй этаж. Лючио шел сбоку и чуть позади меня, иногда легким движением подбородка указывая направление.

Комната, в которой завершился наш путь, была обставлена как гостиная. Здесь даже был устроен настоящий камин, в котором потрескивали дрова. Пламя было единственным источником света в гостиной. У камина стояли два кресла. В обоих сидели мужчины. Еще двое, мужчина и женщина, сидели на диване поодаль. Выглядели все они как обычные люди. Никто из них не мог сравниться с Лючио: хотя сейчас носферату был облачен в самую обычную светло-серую рубашку и обычные же черные брюки, своим великолепием он затмевал всех, кто оказывался рядом, и оставался фантастически элегантным и обаятельным.

Лючио вывел меня на середину комнаты, взяв за руку, и четыре пары глаз уставились на меня с хищным интересом.

— Прошу любить и жаловать, — проговорил Лючио, отступая в сторону и оставляя меня одного посреди комнаты в окружении существ, которые, вероятно, все являлись в буквальном смысле опасными хищниками. — Илэр Френе, сын нашего дорогого покойного друга Адриена Френе.

При словах "дорогого покойного друга" я дернулся, но промолчал.

— Разве он не должен быть тоже мертв? — с интересом спросила женщина. У нее были яркие пухлые губы и короткие светлые волосы.

— Признаюсь, я так и задумывал сначала, — согласился Лючио усаживаясь в кресло. — Но план не сработал полностью, и это оказалось к лучшему. Илэр будет нам полезен, так или иначе. Если, конечно, он согласится сотрудничать добровольно, а это будет только в его интересах… Илэр, сядь, пожалуйста. Ты не на допросе; я привел тебя сюда для мирного дружеского разговора.

Я молча подчинился, заняв последнее свободное кресло. Теперь все сидящие образовывали круг, частью которого оказался и я. Учитывая, что круг этот был составлен вампирами, чувствовал я, усаживаясь, нечто совершенно неописуемое. Как будто совершился некий ритуал, в результате которого моя сущность должна была претерпеть загадочные изменения.

— Итак, Илэр, — заговорил Лючио, когда я уселся, — я не хочу от тебя чего-то непосильного или сверхъестественного. Просто расскажи нам, что ты знаешь о работе своего отца.

— Что я могу о ней знать?.. — несмотря на страх, я решил сыграть дурачка. — Отец ничего не рассказывал мне о делах на кафедре.

— Кафедра нас мало интересует. Расскажи о тех исследованиях, которые он вел дома.

— Не знаю, чем он мог заниматься дома и какие исследования вести. Он же не располагал лабораторией с нужным оборудованием.

Наградой за этот ответ стал долгий пристальный взгляд.

— Послушай, Илэр. Я понимаю, что отец мог не посвящать тебя в тонкости своих работ. Но я ни за что не поверю, будто Адриен Френе, зная, что ходит по краю и что жизнь его в любой момент может оборваться, не доверил кому-нибудь результаты своих открытий, сообщив о них хотя бы в общих чертах. А, учитывая его характер, этим «кем-нибудь» с наибольшей вероятностью должен был стать ты, Илэр.

— Но отец ничего мне не рассказывал!

— Подумай хорошенько. Вспомни: может быть, он намекал на какую-то важную информацию, которой он располагает, или упоминал место, где хранит некие сведения, имеющие большое значение для него. Или же отдал тебе диск или дискету, попросив сохранить ее для него.

— Нет… нет, ничего такого не было.

— Но ведь вы столько лет жили в одном доме! — не выдержав, вступил в разговор один из мужчин. На нем был надет яркий полосатый свитер легкомысленного вида. — Неужто ты не знаешь никаких тайников в нем?

— Я не имею обыкновения лазать по темным углам, разыскивая чужие тайники, — хмуро ответил я.

— Напрасно, — улыбнулся второй мужчина. На вид ему было лет тридцать, он носил небольшую аккуратную бородку, делавшую его похожим на университетского преподавателя. — Иногда это бывает очень полезно.

Я не ответил. В голову мне пришло одно соображение, простое, но сильно потрясшее меня. Странно, что раньше я даже не подумал об этом: если отец так тщательно скрывал то, над чем работал, и открылся, и то не полностью, одному лишь Кристиану, откуда же про его исследования прознали вампиры?.. Исключая то, что с ними мог поделиться информацией Кристиан, оставалось предположить, что среди вампиров был кто-то, кого отец считал по меньшей мере своим другом. Но почему тогда Кристиан не знал об этом? Или же знал, но не счел нужным говорить мне, умолчав так же, как умолчал о своей собственной природе?.. Что еще он скрывает от меня? Я знал, что его молчание происходит отнюдь не от недоверия, но от желания оградить меня от страшного и неприятного знания. И все-таки мне было больно…

— Возможно, — задумчиво проговорил Лючио, — отец хотел оградить тебя от своих дел, чтобы не впутывать в неприятности. Возможно. Тогда он мог ничего тебе и не рассказать… Но кому-то он должен был довериться? Несомненно. Ну, а кроме тебя и Кристо, некому. Так что если не ты, то Кристо… Что ж, в этом случае от тебя тоже будет польза. Кристо, разумеется, будет тебя искать и, рано или поздно, появится здесь. Тогда, я уверен, мы сумеем его разговорить.

Кристиан умеет хранить чужие секреты, хотел было сказать я, но прикусил язык. Сочтет ли он эту тайну достаточно важной, если узнает, что я в опасности?.. Зная его довольно хорошо (да впрямь ли? тут же спросил я себя), я мог предположить, что нет, не сочтет.

— Ох, Кристо, — вздохнула женщина. — Мы так давно его не видели. Я думала, его уже нет в живых. Ты видел его, Лючио? Как он?

— Он связался с людьми и ослаб, — ответил Лючио, помолчал и добавил. — К сожалению, ослаб не настолько, насколько мне хотелось бы.

— Кристо был силен, — заметил мужчина с бородкой, и в голосе его промелькнуло что-то вроде уважения.

— Это было давно, — резко сказал Лючио. — Но не о нем сейчас речь, Кристо вы все сможете увидеть… и обсудить позже. Сейчас же мы говорим об Илэре. Есть еще один аспект. Но его я предлагаю обсудить после. Ни к чему нагружать Илэра еще и этим.

Глаза сидящих в комнате вампиров полыхнули, как мне показалось, красным пламенем. Похоже, они догадались, о каком аспекте шла речь, для меня же это оставалось неприятной, пугающей загадкой.

Вдруг я разозлился сам на себя. Долго еще я буду этакой покорной овечкой, только и способной, что беспомощно задавать вопросы, на которые никто не спешил отвечать? Лючио считает, что имеет надо мной власть — что ж, он и впрямь ее имеет, — но что из этого? Почему я не могу спросить его о том, что интересует меня?

Я встал с места и подошел к камину. У огня я почему-то чувствовал себя более уверенно, хотя Лючио смотрел прямо на меня, и на лице его был написан неподдельный интерес. Я боялся, что он решит немедленно воспользоваться своими чарами, но ему, как видно, было и впрямь любопытно, что я имею сказать.

— Если вы сами говорите, что мой отец был весьма скрытен, — сказал я тихо, — то откуда вам вообще известно, что он вел какие-то таинственные работы? Сомневаюсь, что он посвятил в них хоть одного из вас!

Лючио улыбнулся и прикрыл глаза.

— У нас, Илэр, имеются свои пути получения информации. Путь столь неисповедимые для человека, что даже не имеет смысла пытаться объяснить их тебе.

— В головы, что ли, влезаете и читаете мысли? — спросил я нарочито грубо.

Я полагал, что Лючио насмешит нелепость моего предположения, но ошибся. Тонкая улыбка не покинула его губ, но в глазах его, когда он поднял их на меня, улыбки не было.

— Чтение мыслей — слишком высокая магия, чтобы быть доступной многим, — сказал он на полном серьезе, как будто ему каждый день приходилось обсуждать тонкости магического искусства. — И слишком сложная. Есть пути гораздо более простые.

— Что ж вы не воспользуетесь этими простыми путями сейчас?

Но Лючио словно бы не слышал меня, и продолжал:

— Кроме того, сдается мне, что нам о твоем отце известно больше, чем тебе. Ведь много лет он поддерживал с нами знакомство, а ты даже не подозревал об этом.

— Почему вы не убили его сразу, когда он только прознал про вас? — вырвалось у меня. — Ведь он мог рассказать о вашем существовании другим людям.

— Во-первых, кто бы ему поверил? Во-вторых… ах, Илэр, какие же извращенные у тебя представления о нашем сообществе. Мы не звери, чтобы убивать людей… без причины. Если можно договориться, зачем убивать?

— Не верю, что он мог с вами "договориться".

— Но ты нас совсем не знаешь, — снова заговорила женщина. Она смотрела на меня, странно щурясь, а голос ее тек медовой рекой. — Тебе, вероятно, рассказали про наши темные стороны, многократно преувеличив.

— Да и рассказывал тот, у кого имеются свои причины не любить нас… в частности, меня, — добавил Лючио.

— Позволь, я кое-что объясню ему, Лючио? — женщина поднялась с дивана. — Может быть, тогда мальчик станет посговорчивее.

Лючио кивнул и отвернулся, словно ему было неприятно смотреть на то, что последует за его позволением; остальные же мужчины все уставились на меня. Меня охватила дрожь, я хотел бы убежать, да не знал, куда. В тишине, нарушаемой лишь треском пламени в камине, женщина медленно приближалась, не сводя с меня взгляда. Глаза ее горели ярким, нечеловеческим огнем; розовый влажный язычок раз за разом пробегал по пухлым губам. Я все пытался разглядеть ее клыки, но у меня не получалось. Вот сейчас… сейчас… еще несколько секунд, и моего горла коснутся ее зубы. Что я тогда почувствую и что со мной будет после?.. Мне было уже совсем нестрашно, нечто вроде истомы охватило меня. Я пытался сопротивляться, но женщина была сильнее.

Она уже приблизилась ко мне вплотную. Когда она остановилась, ее грудь касалась моей. Женщина медленно вскинула руки и заключила меня в объятия. На какой-то миг я увидел вместо ее рук два крыла, черных, шелковых; они обхватили меня и сомкнулись вокруг как будто коконом. Ощущение такого небесного блаженства наполнило меня, что я невольно застонал. Женщина приблизила свое лицо к моему; глаза ее превратились в светлые заводи, что не имели ни берегов, ни дна. Но ее губы, когда прижались к моим, были ужасающе холодны, и я содрогнулся, ощутив их прикосновение. К истоме добавилась слабость и головокружение: ощущения, хорошо мне знакомые. Слишком хорошо… в глазах снова начало темнеть. Еще немного, и я непременно потеряю сознание. Еще совсем недавно я мечтал об этом, но теперь не желал этого совершенно. Лишиться чувств в комнате, где сидят шесть вампиров! Бог знает, открыл бы я после глаза вновь когда-нибудь!

От меня, однако, ничего уже не зависело. Черные крылья запахивались вокруг меня все плотнее и плотнее. Я начал задыхаться… и в рассудок мой прямо через глаза хлынула густая тьма.

* * *

…И открытые глаза видели ту же тьму. Первым делом, начав соображать, я схватился за шею, проверяя, нет ли на ней ран от вампирских зубов. Шея была не повреждена, что доставило мне невыразимое облегчение. Значит, что бы ни делала со мной женщина-вампир, кровь мою она не пила.

Что бы ни делала… А что она, в самом деле, со мной делала? Я помнил ее поцелуи, но вот что было дальше? Каким способом она намерена была объяснять мне?..

Я запретил себе думать о том, что женщина могла со мной сделать, и попытался сосредоточиться на чем-нибудь другом. Например, на том, что могли бы означать виденные мною крылья. Была ли это игра воспаленного воображения, или женщина действительно превращалась на моих глазах?…Или же, имело смысл прикинуть, сколько времени осталось до рассвета. Я определил, что нахожусь в комнате, предназначенной быть моей тюремной камерой. Было темно, значит, ночь еще не завершилась (если только я не пробыл без сознания сутки). Но за окном, вроде бы, непроглядная темень сменялась теменью другой, сероватой, предрассветной.

…Окна моего узилища беспрепятственно пропускали дневной свет, и я легко мог следить за ходом времени. Так я определил, что провел в заточении три дня и четыре ночи, и эти дни, без преувеличения, были самыми тяжелыми в моей жизни. Даже день похорон отца померк в моих воспоминаниях. Воспоминания мои, впрочем, путались, так же как и вообще все мысли. Возможно, это было следствием нервного перенапряжения и непреходящего страха и беспокойства, или же чар обитающих в доме вампиров. Так или иначе, я чуть было не сошел с ума. Никаких занятий для себя я изыскать не мог, кроме как пялиться в потолок или в окно, или же спать. За окном, так же как и в комнате, ничего интересного не происходило: несколько раз я видел на поляне людей, но все это, верно, были вампиры из клана Лючио. Даже если нет, я никак не мог привлечь их внимание. Попытавшись постучать в окно (вернее, в решетку на нем) и покричав, я понял, что меня не слышат. Шум же, произведенный мною, имел иные последствия. Через минуту после того, как я отошел от окна, в комнате появился Лючио. Не меняясь в лице, он одной рукой сгреб меня за воротник и приложил спиной об стену так, что в голове у меня зазвенело. Продолжая удерживать меня за воротник, он приблизил свое лицо к моему и ровным голосом пообещал оторвать мне голову, если я повторю то, что устроил сегодня. И я сразу ему поверил.

Основным моим времяпровождением стали тягостные размышления, наполненные тревогой за Кристиана, Агни и Хозе… и страхом за себя. Известил ли уже Лючио Кристиана о моем пленении или же ждет, пока тот сам отыщет этот загородный дом?..

Горестными и долгими были эти дни, и бессонными — ночи.

Еду раз в день приносила одна и та же женщина, уже мне знакомая. Она по-прежнему завешивала лицо волосами, скрывая его от меня и от света, и я пришел к выводу, что она из младших вампиров, которым сложно терпеть дневной свет. Теперь с ней неизменно приходил еще и мужчина, который, впрочем, оставался за дверью. Лючио, видимо, решил перестраховаться после того случая, когда я пытался выскочить из комнаты и потерпел фиаско. С женщиной я пытался разговаривать, но она отмалчивалась и только еще ниже опускала голову. Мне приходило в голову, что, возможно, это была та самая женщина, которую ударил Лючио, но выяснить это я никак не мог. Мне так и не удалось разглядеть ее лицо. Она никогда не смотрела на меня прямо, но довольно часто я чувствовал на себе ее пристальный взгляд. Я поворачивался к ней, но снова видел только темную волну волос.

Я съедал все, что мне приносили. Особенно сильного голода я не испытывал, но нужно было сохранить силы. В конце концов, должна же эта история как-то завершиться, добром ли, худом ли. Уморить себя голодом раньше времени в мои планы не входило.

Лючио заходил несколько раз в день, и был настроен как будто доброжелательно, если не считать того случая с окном. Он вел со мной абстрактные разговоры, смысла которых я не понимал, или начинал расспрашивать, не вспомнил ли я чего-нибудь, что захотел бы сообщить ему. Ничего такого, конечно, я не вспомнил, да и не собирался. В его присутствии меня ломало и гнуло страшно. Не знаю уж, пробовал ли Лючио на мне свои способности носферату, или же это мое «я» сопротивлялось, как могло, исходящим от него харизматическим чарам, и не всегда преуспевало. Мое отношение к Лючио могло за несколько минут измениться от глубинной первобытной ненависти до слепого обожания. Его присутствие рядом доставляло мне больше страданий, чем долгие одинокие часы, заполненные страшными мыслями. Я видел перед собой человека, который был убийцей моего отца, но меня тянуло к нему так, что я едва не терял голову от нахлынувших чувств. Это раздвоение было ужасно. Лючио, полагаю, знал, что творится со мной, и наблюдение моей внутренней войны доставляло ему некое извращенное удовольствие. При этом он советовал мне расслабиться и успокоиться, не сопротивляться зову сердца.

— Мы слишком полагаемся на свой разум, — говорил Лючио. — А он, бывает, играет с нами такие шутки, что мы расхлебываем их последствия до конца жизни. Разум лукав, он великий притворщик, сердце же с нами всегда честно. Вспомни, Илэр, было бы когда-нибудь такое, чтобы твое сердце обмануло тебя?..

Мне оставалось только молчать. Я знал, что если вступлю с Лючио в беседу, то он скоро погубит меня, полностью мною завладев.

* * *

Вечером третьего дня Лючио снова навестил меня. Выглядел он слегка озабоченным и, пожалуй, даже нервным. Хотя, возможно, это мне только показалось. Я с утра пребывал в апатии, лежал на кровати и полуспал-полубредил, потихоньку впадая в то странное состояние, когда сложно становится различить грезу и реальность. Приход Лючио меня из этого состояния вырвал, но вставать я не собирался.

— Кристо все нет, — сообщил Лючио небрежно, но в этой небрежности звучала тревога. — То ли ему плевать на тебя, то ли он потерял нюх. В противном случае, он уже должен был добраться сюда. Впрочем, — продолжал он, — может быть, Кристо вынашивает какой-нибудь хитроумный план. Ну что, посмотрим, кто кого перехитрит… Ты не боишься, Илэр?

— Чего? — спросил я безразлично.

— Того, что он оставил тебя, — глаза Лючио блеснули. — Он старый носферату, и все эти благородные замашки, игры в человека не могут вытравить из него полностью его сущность. Он избрал короткую жизнь ради того, чтобы не отбирать жизни у других, ну так с чего бы ему рисковать этой и так слишком короткой жизнью?.. а если он сунется сюда, он будет рисковать, и он это знает. В прошлый раз мы встретились один на один, и Кристо взял верх надо мною, но здесь — здесь ему такого шанса не представится.

— Это подло — наваливаться всей кучей на одного, — прошептал я.

— Нас слишком мало, чтобы мы могли быть честными и благородными. Мы просто будем уничтожены, — Лючио замолк, обратив взгляд за окно. Его изящный профиль был повернут ко мне, и снова я подумал, что никогда в жизни не видел никого красивее. Что же такое есть это существо? И насколько оно старо?.. — К слову, Илэр, ты что-нибудь знаешь о том, как творятся новые вампиры? Кристиан рассказывал об этом?

— Он сказал только, что существует особый ритуал, на проведение которого требуется разрешение главы клана, — ответил я, удивляясь себе: я вовсе не намеревался вступать с Лючио в диалог.

— Верно, ритуал. Который проводится слишком редко. Реже, чем хотелось бы. Чтобы отыскать среди нас сотворенного, придется потратить немало времени. И большая часть из них слишком недолговечна. Это неприятно… И дело не в сложности ритуала, и не в том, что мы запрещаем их проведение по каким-то своим причинам. Видишь ли, большое значение тут имеет кровь.

— Чья кровь? — вздрогнул я.

— Кровь того, над кем проводится ритуал, конечно. У вас, у людей, кровь слишком слаба. И большинство из вас просто не переживают превращение, что очень меня… печалит. Суди сам, Илэр: за всю мою жизнь (а она была достаточно долгой, уверяю тебя) мне удалось сотворить лишь двоих. Остальные погибли. Твоему любезному Кристо повезло и того меньше. Насколько я знаю, у него только один «крестник»… был, — Лючио бросил на меня быстрый пронизывающий взгляд и добавил: — То есть — была. Она уже мертва.

— Зачем вы рассказываете мне про все это: про кровь, ритуалы и сотворение? Я и без того знаю достаточно, чтобы рассказать о вас людям.

Лючио улыбнулся.

— Но ведь до сих пор ты не рассказал о нас никому. Будешь молчать и дальше.

— Вы действительно так в этом уверены? Или говорите так, потому что собираетесь… убить меня… потом, когда получите все, что вам надо?

Лючио отошел от окна и склонился надо мной, пристально вглядываясь в мое лицо, словно хотел отыскать что-то в его чертах. Мне стало не по себе. Это длилось долго, так долго, что после я обнаружил, что у меня затекли руки и ноги. Все это время я не мог пошевелиться.

— Ты слишком похож на своего отца, — наконец, произнес Лючио, распрямляясь, развернулся и ушел.

* * *

Всю следующую ночь я лежал без сна и размышлял о словах Лючио про кровь и ритуал. К чему он завел этот разговор? Ясно же, что он преследовал какую-то цель. Уж не намекал ли он на то, что намерен попытаться провести ритуал надо мной? Ох, еще только этого не хватало. Если дойдет до превращения меня в вампира, так лучше бы моей крови оказаться слишком «слабой». Уверен, я предпочту умереть, чем стать таким, как Лючио. Впрочем, это я, пожалуй, льщу себе. Таким как Лючио я бы не стал, это точно. По его словам выходило, что «сотворенные» вампиры выходят более слабые, чем те, кто были рождены вампирами от других вампиров. Мне придется постоянно пить кровь, чтобы не умереть, прятаться от солнечного света… и что еще? Нет уж, решил я. Не позволю сделать с собой такое. Ни за что…

* * *

Наутро Лючио вновь почтил меня своим визитом. Я начал подумывать, что такая важная личность, как он, глава клана, уделяет слишком много внимания такой ничтожной личности, как я. Неужто он был во мне лично заинтересован?

С Лючио пришел тот, кого я со дня приезда в этот дом про себя называл «водителем». Этот тип все еще пугал меня до дрожи; каждый раз при виде его я вспоминал тот снежный день на кладбище. Сейчас он нес в руках небольшую чашу из какого-то металла и… нож. При виде этих предметов меня подбросило на кровати. Я отскочил к окну. Черт возьми! Если бы не эта проклятая решетка!..

— Оставьте меня в покое! — крикнул я, не зная, что делать. В комнате не было решительно ничего, что я мог бы использовать для своей защиты. Впрочем… рядом со мной стоял старый стул. Я схватил его за ножки и поднял.

— Подержи его, Эрик, — приказал Лючио и обратился ко мне: — Не бойся, Илэр, я не сделаю тебе ничего плохого.

Так я ему и поверил! Когда Эрик положил на стол чашу и нож и подошел ко мне, я набросился на него с яростью отчаяния. Я видел, что он выше и сильнее меня, и от моего сопротивления не будет толку, даже и стул не поможет. Но я не мог просто стоять и ждать, пока он сграбастает меня.

Стул был вырван из моих рук, я даже не успел как следует замахнуться. Справился со мной Эрик быстро, хотя я и умудрился несколько раз его треснуть. Сам я получил чувствительнейшую плюху в ухо, перед глазами у меня все поплыло. Эрик обхватил меня сзади своими ручищами, лишая малейшей возможности двинуться. Для пущей верности, он приподнял меня от пола и так, на весу, и держал. Мне казалось, что тело сдавливают стальные кольца, которые, если сожмутся еще хоть чуть-чуть, непременно расплющат ребра (которые, между прочим, все еще сильно болели после посещения вместе с Кристианом моего дома). Кроме того, что-то больно впивалось мне в бок. Мне оставалось только висеть, ловить ртом воздух, чувствуя, как раздувается пострадавшее ухо, и наблюдать за тем, как Лючио, взяв со стола нож и чашу, неспешно подходит ко мне.

— Глупый мальчишка, — сказал он. — Я же сказал, что не сделаю тебе ничего плохого. Ты не веришь моему слову? Разве я хоть в чем-то обманул тебя?

В этот миг я ненавидел его невероятно. Отпусти меня Эрик, и я тут же, невзирая на боль, накинулся бы на Лючио с намерением дотянуться до его глаз и выдавить или выцарапать их. Как видно, он прочитал намерения у меня на лице; они вызвали у него усмешку.

— Глупый мальчишка, — повторил он и взял меня за руку. Несколько мгновений он просто смотрел на нее, а потом полоснул по запястью кинжалом.

Наверное, это должно было быть больно. Я же ничего не почувствовал, поскольку мне было слишком больно и без того.

Сначала я ожидал, что теперь Лючио станет пить кровь, вытекающую из раны. Глупо, конечно. Стоило ему резать меня ножом, при его-то клыках?.. Он, разумеется, ничего такого делать не стал. Он просто повернул мою руку раной к низу, и подставил под стекающую каплями кровь чашу.

Плохо дело! Я много читал про важное значение крови в различных ритуалах и обрядах. Для вампиров же она должна иметь совершенно особенное значение! Уж не намерен ли Лючио провести ритуал превращения без моего участия, располагая моей кровью? Эта мысль неожиданно придала мне сил, и я забился в обхватившем меня стальном кольце рук.

— Да держи же ты его, — зло бросил Лючио. Ему стало неудобно удерживать мою руку.

Эрик усилил захват, и я чуть было не задохнулся как от боли, так и от нехватки воздуха. Казалось, он намеревается меня прикончить. К счастью, Лючио закончил со своим делом довольно быстро. Отставив чашу, он выхватил откуда-то бинт, и с поразительной ловкостью и быстротой перевязал мне руку. Только после этого я, наконец, почувствовал, что снова могу дышать. Это показалось мне великим счастьем. Так что, когда Эрик бросил меня на кровать, я даже не сделал попытки приподняться. Мне было все равно, что станется со мной дальше, я наслаждался настоящим и нисколько не думал о будущем.

Когда я продышался, Лючио и Эрик уже ушли, вновь оставив меня одного.

На подносе же с едой, которую спустя несколько часов принесла молчаливая женщина, среди прочего был и стакан с красным вином. Правда, я заметил его далеко не сразу. Больше я был озабочен тем, чтобы все-таки разговорить женщину.

— Не уходите, пожалуйста! — взмолился я шепотом, когда она двинулась к двери. До сих пор я тихо сидел на кровати, боясь необдуманным резким движением вновь спугнуть ее. — Пожалуйста! Кроме вас, мне больше некого… спросить, — я не решился сказать «попросить». Да впрочем, я и не знал, о чем собирался просить ее. Просто мне хотелось услышать дружелюбный голос… хотя, с чего я взял, что эта женщина дружелюбна?

Она остановилась, испуганно оглянулась на дверь… и отошла от меня еще на один шаг.

— Не уходите! — повторил я так тихо, что сам себя не услышал. — Пожалуйста, скажите хотя бы, что это за дом и кто здесь живет? Вы видите: я здесь пленник, и ничего не знаю об этом месте.

— Тебе не нужно говорить со мной, — вдруг торопливо и очень тихо, едва ли не тише меня, ответила женщина. — Будет худо и тебе, и мне.

— Кого вы боитесь? — спросил я уже громче; внутри меня закипала злость. — Лючио? Да?

Она сердито и предостерегающе зашипела на меня, прижав палец к губам, и исчезла за дверью. В бессильной ярости я схватил первый попавшийся под руку стул (их в комнате было два) и швырнул в дверь. Грохот получился порядочный, но я не удовлетворился достигнутым. Кипевшая во мне злость на весь мир и на себя самого требовала выхода, и вслед за стулом отправились две тарелки со стола. Естественно, со всем их содержимым.

Только после этого я сообразил, что веду себя как истеричная дурочка. Но выбор у меня был небогат: или буйствовать, или продолжать покорно ждать, что будет дальше. Буйствуя, я имел больше шансов вызвать гнев Лючио. Стоило вспомнить его взгляд в тот момент, когда грозил оторвать мне голову, как меня пробирала холодная дрожь. Но сколько я еще буду ждать, покорно, как ведомая на бойню овца? Я так и буду позволять делать с собой, что угодно?..

Боюсь, комната изрядно пострадала от моей руки. Я швырял и пинал все, что только попадалось мне на пути, пока не почувствовал настоящее изнеможение. Я приостановился и огляделся. День был на исходе, и при меркнущем свете комната выглядела так, словно через нее прошла толпа разъяренных варваров. Шуму я наделал изрядно, и теперь ждал гостей. Однако же, никто не спешил подняться ко мне, чтобы поинтересоваться, что происходит. Может быть, молчаливая женщина рассказала о моей сегодняшней выходке. Вероятно, она докладывает Лючио обо всем, что увидит и услышит здесь…

Будь они все прокляты!

Единственным уцелевшим предметом на столе оставался стакан с вином. Я долго смотрел на него, прежде чем протянуть за ним руку. Мне вспомнился Кристиан и его слова: "…Вина мне не жалко. Да только не лучший это помощник в тяжелых ситуациях". Я знал, что Лючио велел принести мне вина вовсе не потому, что хотел, чтобы я напился, и от этого мне было еще более тошно. После долгих колебаний я взял стакан в руку, рассмотрел его со всех сторон и, что есть сил, запустил его в дверь. Стакан был толстый и разбился не со звоном, а с каким-то треском, и осыпался белесыми осколками на пол. Вино же темно-алым пятном растеклось по двери. Только тогда мне стало немного полегче, и я повалился на кровать в полном изнеможении.

* * *

И без того сон мой был неглубок и беспокоен, а в эту ночь он вовсе бежал от меня. Попробуйте уснуть на голодный желудок, и посмотрите, как это у вас получится. Меня хоть и кормили, но, как я уже говорил, всего раз в день, то есть скудно. Поэтому я и так был в полуголодном состоянии, а сегодня вовсе лишил себя еды. Я лежал неподвижно на кровати, и мысли в моей голове сменяли одна другую. И не было среди них ни одной хоть сколько-нибудь веселой.

Посреди ночи меня вновь сдернули с кровати довольно грубым образом. Я ожидал увидеть Лючио, но это был Эрик. Он схватил меня за порезанную руку и так сжал ее, что я зашипел от боли. Он потащил меня за собой. Наверное, если бы я не удержался на ногах и упал, Эрик и этого не заметил бы, и продолжал бы путь, волоча меня по полу. А мне пришлось бы спуститься на первый этаж столь позорным образом.

К счастью, ноги меня держали, и я даже успевал перебирать ими, выдерживая заданный моим провожатым темп. Это оказалось утомительно, и миновав несколько лестничных пролетов, я запыхался. Движение завершилось в полной темноте. Я не видел ничего, только ощущал сжатые на своей руке жесткие пальцы Эрика, и, кажется, слышал дыхание нескольких человек недалеко от себя. Что здесь происходит?..

В темноте раздался голос Лючио. Он говорил спокойно и обращался к невидимому мною собеседнику:

— Вот он, целый и невредимый. Теперь ты видишь, что я тебя не обманываю.

— Я вижу, что его били, и ты за это ответишь, — донесся из темноты ответ, и я рванулся на голос:

— Крис!..

Обрадовало или огорчило меня появление Кристиана, я еще не понял. Наверное, и то и другое смешалось в равной мере. Я радовался, что он отыскал меня, но так же я смертельно боялся за него. Один ли он пришел? Как я хотел бы увидеть его сейчас!

Мне не дали к нему приблизиться, Эрик держал крепко. Кристиан же в ответ на мой отчаянный крик сказал только одно слово, но сказал его так мягко и спокойно, что я тут же поверил — все будет хорошо:

— Илэр…

— Никто не бил его, — нетерпеливо вмешался Лючио. — Всего лишь пара подзатыльников, каюсь, но за дело, Кристо, за дело. Мальчишка склонен к необдуманным и опрометчивым поступкам… нужно же было как-то успокоить его. Да он мог и повредить сам себе, а это было бы в первую очередь неприятно для него самого.

Кристиан промолчал, а я задумался: видел ли, заметил ли он повязку у меня на руке? Едва ли: как раз за эту руку меня удерживал Эрик, и его ладонь скрывала все мое запястье. Кроме того, у моей куртки были длинные рукава…

— Больше никто не поднимет на него руку, — продолжил Лючио. — И ты сможешь беспрепятственно забрать его, как только выполнишь мою просьбу.

— Отпусти его сейчас, — предложил Кристиан. — И я останусь здесь, в твоем доме.

Лючио вежливо рассмеялся.

— Что за польза мне будет, если я оставлю тебя здесь? Ты сам уверяешь, будто не знаешь ничего, и я готов тебе поверить. Оставшись, ты так и не сможешь ничего разузнать.

— Поисками может заняться Илэр, если уж ты этого так хочешь.

— Извини, Кристо. Я понимаю твою веру в этого мальчика, но, увы, не разделяю ее.

Повисла длинная пауза. Мне смертельно захотелось, чтобы Кристиан не уходил как можно дольше. Потом он снова заговорил, и голос его звучал непривычно напряженно:

— Могу я хотя бы поговорить с Илэром… наедине?

— Разумеется, нет. Не можешь, Кристо. Ты что же, за дурачка меня держишь? Хотите поговорить — говорите здесь и сейчас.

— Держись, малыш, — на миг мне показалось, будто знакомая, почти родная рука погладила меня по щеке. — Я тебя не оставлю.

Слова отзвучали, а я прислушивался еще несколько минут в надежде, что Кристиан добавит еще что-нибудь. Только спустя какое-то время до меня дошло, что его больше нет рядом. Он ушел, настолько бесшумно, что я даже не сумел услышать его шагов.

— Отведи мальчишку обратно, Эрик, — распорядился Лючио. — Да смотри, не ушиби его случайно. Кристиану могут не понравиться наставленные ему синяки и шишки, а в гневе он все еще может быть довольно опасен. Лучше избежать лишних неприятностей, если это возможно.

 

ЧАСТЬ 2

 

Глава 1

 

Дикая история, рассказанная Илэром, никак не шла из головы у Хозе. Она захватила его настолько, что после окончания большой перемены он не вернулся к урокам, а укрылся под трибуной на школьном стадионе, чтобы без помех подумать.

С Илэром он был знаком давно и считал его стОящим парнем во всех отношениях, кроме одного: в том, что касалось его личного благосостояния (в физическом ли, в моральном ли плане), Илэр был невероятно, болезненно щепетилен. Он был из тех людей, которые даже не нагнутся, выпади у них из кармана последний пятак. И все только из-за гипертрофированной гордости. Дело доходило до абсурда. Взять хотя бы нынешний разговор: человек лишился отца, при обстоятельствах невероятных и жутких, и при том пальцем об палец не ударил, чтобы разузнать что-либо об убийцах. Правда, Илэр говорил о якобы предпринятых им усилиях, но звучало это все неубедительно. Едва ли он сделал хоть что-нибудь серьезное, чтобы приблизиться к разгадке тайны убийц. Впрочем, выглядел он совершенно измученным. Видно было, как потрясла его смерть отца, хотя не было случая, чтобы Илэр говорил о своей особенной к нему любви. Ну да кто ж говорит о таких вещах?

До окончания уроков Хозе просидел под трибуной, кусая ногти и лихорадочно размышляя. Вот бы помочь Илэру добраться до истины! А еще лучше все сделать самому, а потом сказать: так-то и так-то, смотри, приятель, что я накопал. Вот лицо-то у него будет!

Размышления Хозе прервал шум, поднявшийся на стадионе. Он выглянул из укрытия и увидел группу громко разговаривающих и размахивающих руками старшеклассников, которые собрались, чтобы погонять мяч. Поняв, что тишины больше не будет, Хозе выбрался из-под трибуны и направился к выходу. Он хотел дождаться Илэра и еще раз поговорить с ним. Еще издалека Хозе увидел, что Илэр на стоянке разговаривает с каким-то темноволосым парнем в длинном пальто. Слов он не слышал, но разговор выглядел довольно мирным, собеседники не размахивали руками и явно не кричали друг на друга. Интересно, кто бы мог быть этот тип? Уж не тот ли парень, у которого Илэр временно поселился? Если так, то непонятно, почему они вдруг выбрали для беседы такое странное место.

Ведомый любопытством, Хозе стал подбираться ближе, стараясь держаться так, чтобы собеседники не видели его. Он не успел подойти: парень в пальто взял Илэра под руку, подвел его к белому автомобилю, и помог забраться в салон, действуя заботливо, словно бы Илэр был стариком или тяжелобольным. После чего сам скрылся внутри салона, и через секунду машина тронулась с места и покинула стоянку.

Жаль, что разговора не получилось, подумал Хозе. Ну ничего, завтра тоже не поздно.

Домой идти не хотелось. Подумав немного, он побрел назад на стадион, намереваясь присоединиться к игре, чтобы размять кости после долгого сидения в не слишком удобной позе.

Игра была в самом разгаре, когда на стадионе появился человек в синей полицейской форме. Он немного постоял на краю поля, наблюдая за футболистами и, по-видимому, дожидаясь паузы. Когда ребята приостановили игру, чтобы немного отдышаться и уточнить счет, полицейский тут же двинулся в их сторону. При его приближении разговор стих, и два десятка пар настороженных глаз устремились на него. Никто не ждал от полиции ничего хорошего, и все напряглись. Особенно напрягся Хозе: особое чутье подсказало ему, что сейчас он сможет узнать что-нибудь новое и интересное.

— Добрый день, ребята, — проговорил полицейский, отработанным жестом приложив пальцы к фуражке. — Я — сержант полиции Джохан Атар, и хочу задать вам несколько вопросов. Вы знаете Илэра Френе? Он учится в вашей школе.

Ребята кивнули. Конечно же, они знали Илэра, и подозрение в их глазах частично сменилось интересом. Хозе перевел дух. Его интуиция, как всегда, не подвела.

— С ним что-то случилось? — спросил один из парней.

— Нет-нет, — Атар сделал успокаивающий жест рукой. — Все в порядке. Скажите, он был сегодня на занятиях? Вы его видели?

Конечно, его видели.

— А после уроков? Кто-нибудь видел, куда Илэр пошел? Он выходил один или с кем-то? Может быть, он что-то говорил о своих планах?

Нет, никто ничего не видел и не слышал. Хозе молчал. Он уже понял, что с Илэром все-таки снова что-то стряслось, иначе полиция не проявляла бы такой интерес к событиям сегодняшнего дня. Но рассказывать про увиденное на стоянке он не торопился. Сейчас, в компании сверстников, едва ли удастся поговорить с полицейским подробно и обстоятельно, и уж тем более не выйдет выспросить интересные подробности.

— Спасибо за помощь, ребята, — несколько разочарованно сказал лейтенант Атар. — Удачной вам игры.

Но игру не спешили возобновлять. Ребята заспорили, зачем полиции мог понадобиться Илэр? Особый интерес теме придавал тот факт, что перед этим Илэр несколько дней подряд не появлялся в школе. Хозе не стал вступать в спор. Он подождал, пока полицейский дойдет почти до выхода со стадиона, и быстрым шагом отправился следом. Они поравнялись еще до того, как лейтенант достиг парковочной площадки.

— Сержант! — окликнул его Хозе. Он слегка запыхался от быстрой ходьбы и говорил с короткими паузами. — Что случилось с Илэром?

Полицейский внимательно вгляделся в лицо Хозе, и в глазах его проступило узнавание.

— Ничего не случилось, — ответил он сдержанно. — Я уже сказал, что ничего. Все в порядке, парень.

— Зачем же вы тогда спрашивали про него? Ни за что не поверю, что из любопытства.

— Служба у меня такая — спрашивать. Ну, бывай.

Хозе, однако, был не тем человеком, от которого легко избавиться.

— Это ведь связано с его отцом? — спросил он заговорщицким тоном. — С тем, что с ним случилось? Не так ли, офицер?

— Послушай, парень, — полицейский быстро терял терпение. — Ты сильно пожалеешь, если не перестанешь совать нос не в свое дело. А это дело не твое. Занимается им полиция, ясно?

Хозе ничуть не смутился.

— Илэр — мой друг. Может быть, я могу вам сообщить кое-что, если вы расскажете, что с ним стряслось, — доверительно сказал он, по-свойски взяв собеседника за плечо.

Подобный шантаж, как и потрясающая наглость, были вполне в его духе, но Джохан Атар об этом не знал, и потому воспринял данное заявление весьма болезненно. Вероятно, он нервничал с самого начала разговора, но до сих пор скрывал волнение. Теперь же оно прорвалось наружу вспышкой яростного раздражения.

— Ну ты, парень, полегче! Хочешь загреметь на пятнадцать суток? Так я могу тебе живенько это устроить!

— За что, офицер?.. — изобразить оскорбленную невинность для Хозе было раз плюнуть. — Не нужно так нервничать, лучше послушайте, что я вам скажу. Я видел, как после уроков Илэр разговаривал с каким-то парнем. Потом они сели в машину и уехали. Я не подумал ничего плохого, потому что не знал, что он приехал с вами. Ведь это вы привезли его сюда, офицер, так?

— С кем он уехал? Как он выглядел, этот парень?

— Не могу сказать, они стояли далеко, я не разглядел. Брюнет вроде… На нем пальто было длинное, темное.

— А машина? Какая была машина?

— Говорю же, я стоял далеко. Белая или светло-серая, вроде того. А вы уверены, офицер, что этот парень не отвез Илэра домой или куда там еще?

Сержант молчал, и на лице его явственно отражалась яростная работа мысли. Видно было, что он озадачен и очень, очень расстроен. Не нужно было быть великим физиономистом, чтобы понять: он вовсе не считает, что Илэр отправился домой, и как раз прикидывает варианты, куда еще он мог отправиться. Хозе мысленно поаплодировал себе.

— Ну так что же, офицер, баш на баш? Я сказал, что знаю, теперь ваша очередь выкладывать…

Полицейский уставился на него волком и сказал неприятным тоном:

— Ты, парень, давай, двигай по своим делам и поменьше болтай. Ясно выражаюсь?

— Куда уж яснее, — легко согласился Хозе. — Только, по-моему, дело худо, а, офицер?..

После этой фразы пришлось немедленно уйти, потому что теперь на лице полицейского явственно отразилось желание влепить Хозе оплеуху.

* * *

Итак, размышлял Хозе на ходу, полиция потеряла Илэра. Если она его потеряла, значит, они за ним следили, или же присматривали, причем второе вероятнее. И это неудивительно, учитывая, что отец его был убит. Значит, вполне может быть, что увез Илэра кто-то, кто был причастен к убийству… В досаде Хозе зашипел сквозь зубы. У него был такой шанс, и этот шанс упущен! Если бы только он выбрался из-под трибуны раньше и смог подслушать хотя бы отрывок из разговора!

Ну да чего уж тут жалеть…

Полиция потеряла Илэра, и теперь она его ищет. Обращаться к полицейским с вопросами бесполезно: всерьез не примут и, в лучшем случае, прогонят. А то, в самом деле, арестуют, как грозился этот Атар. Но полиция — не единственный источник информации. Исчезновение Илэра должно было озаботить, как минимум, одного человека, а именно того, кто приютил его после смерти отца.

Илэр не называл имени своего покровителя, но Хозе догадывался, кто это может быть. Он был даже почти уверен. Илэр был не из тех, кто много болтает, но, когда он открывал рот, тут же всплывало имя Кристиана Лэнгли: Крис то, Крис сё. Его Илэр упоминал гораздо чаще, чем отца. Многое в его жизни было связано с этим Лэнгли с самого детства.

Лэнгли — вот человек, который мог бы кое-что поведать об Илэре и о несчастье, стрясшемся с ним, думал Хозе. Если только он захочет говорить… Но именно эта трудность и предоставляла обширное поле деятельности для хитроумия Хозе.

Где Кристиан живет, Илэр никогда не говорил, но разузнать это как раз было легче легкого. На то и существовали телефонные справочники.

…Если верить справочнику, — в него Хозе заглянул в тот же день, — в городе имелся всего один Кристиан Лэнгли, жил он в доме по адресу такому-то. Что ж, по крайней мере, он не скрывал свое место жительства. Из любопытства Хозе заглянул в конец справочника, но ни одного Френе не обнаружил. Вот это уже было куда как интереснее. Отец Илэра от кого-то прятался? Если да, то от кого и почему?

От множества вопросов аж мозги свербели. Хотелось просунуть руку сквозь череп и почесать их. Жаль, этого нельзя было сделать, оставалось терпеть. А терпеть и ждать Хозе ох как не любил. Однако, пришлось. Было уже слишком поздно, чтобы отправляться в гости к Лэнгли.

* * *

Следующий день был субботой, что не мало порадовало Хозе. Не тратя время на школу, можно было заняться интересующим его делом. Сразу после завтрака, пока родители не придумали какое-нибудь общественно полезное дело, он вышел из дома, сел в автобус и поехал через весь город к дому Лэнгли.

Если верить справочнику, а у Хозе не было оснований ему не верить, Кристиан Лэнгли жил в своем доме один. Поэтому Хозе немного удивился, когда дверь ему открыла девушка. У нее были огромные карие глаза, крошечный яркий рот и коротко, под машинку, остриженные желтые волосы. Хорошенькое личико, но именно на необычной для девушки прическе заострил внимание Хозе. Ничего подобного ему видеть не приходилось. И, что странно, эта нелепая прическа ей шла.

— Привет, — сказала девушка просто. — Тебе кого?

Хозе придал себе серьезный вид и ответил строго и с достоинством:

— Мне бы поговорить с господином Лэнгли. Кристианом Лэнгли. Он здесь живет?

— Здесь. Только его сейчас нет. Если хочешь, можешь подождать. Он обещал скоро вернуться.

— Спасибо, — сказал Хозе и прошел вслед за девушкой в холл. — Кстати, меня зовут Хозе.

— Очень приятно. Я — Агни. А Кристиан — это мой отец.

Об Агни Илэр никогда не упоминал, за это ему следовало бы оборвать уши. В том, что они знакомы, и давно, Хозе не сомневался. И Илэр, поросенок, предпочитал прятать от него эту девчонку! Сам имел на нее виды, что ли?

Они прошли в светлую, строго обставленную гостиную. Хозе тихонько оглядывался по сторонам. Кто бы ни был этот Кристиан Лэнгли, он явно не бедствует.

— Проходи, садись, — Агни с удовольствием играла роль хозяйки и ничуть не смущалась перед незнакомым парнем. — Хочешь кофе? У меня получается хороший кофе, — с гордостью сообщила она. — Даже папа так говорит.

— Давай, — согласился Хозе.

Кофе был, в самом деле, вкусный. Не то чтобы Хозе так хорошо разбирался в этом напитке (обычно он предпочитал растворимый — возни меньше), но вкус ему понравился.

— Если не секрет, — заговорила Агни, когда они пили кофе, — откуда ты знаешь папу? Извини за глупое любопытство, но…

— А я его не знаю, — признался Хозе. — Зато я знаю Илэра.

— О, — миленькая мордашка Агни приняла озабоченное выражение. — Илэр. Вы с ним вместе учитесь?

— Ага.

— Жаль, Илэра сейчас нет. Он не вернулся вчера домой, и папа беспокоится, не сделал ли он какую-нибудь… глупость. Я тоже беспокоюсь. Илэр, вообще-то, разумный человек, и вряд ли мог просто так сорваться и убежать куда-нибудь. Но папа боится за него больше, чем я. Он просто вне себя.

У Хозе хватило ума не вспоминать при Агни полицейских и вообще всю ту кутерьму, которая завертелась вокруг их общего знакомого.

— Илэр был вчера в школе, я видел его и говорил с ним, — сказал он просто.

— И как? Может быть, в нем было что-то странное?

— Нет, ничего. Разве что он показался мне довольно грустным, но у него, кажется, какие-то неприятности дома? — тактично спросил Хозе, не показывая свою осведомленность.

— Да, — кивнула Агни.

Больше ничего она не добавила, но в этом не было нужды. Хозе решил, что и без лишних слов поняли они друг друга прекрасно.

Приглушенно хлопнула входная дверь, и Агни подскочила с места:

— Папа пришел!

Поддавшись неясному порыву, Хозе тоже поднялся. Через минуту в комнату вошел высокий темноволосый мужчина. Сначала Хозе подумал, что это с ним уехал вчера Илэр. Такие же темные волосы и похожая осанка… Но быстро он понял, что этот мужчина выше, гораздо выше вчерашнего типа в пальто, по крайней мере, на полголовы. Еще спустя секунду Хозе подумал, что Кристиан Лэнгли похож на киноактера или на родовитого аристократа в своем строгом, идеально сидящем темном костюме. Его тяжелые, густые волосы в беспорядке рассыпались по плечам; с худощавого, строгого лица пристально смотрели темно-синие глаза.

— Папа, это Хозе, — чуть подавшись навстречу отцу, сказала Агни. — Он друг Илэра и хотел поговорить с тобой.

— Добрый день, Хозе, — сказал Лэнгли и протянул Хозе руку. Голос у него был глуховатый и мягкий, а рука — холодная и жесткая. — Садись, поговорим.

Агни тактично исчезла, и Хозе остался наедине с Кристианом Лэнгли.

Несколько минут они сидели молча, внимательно изучая друг друга. Едва увидев Кристиана, Хозе понял, что напором тут ничего не сделаешь: не тот это человек, чтобы можно было вынудить его отвечать на какие-либо вопросы, кроме тех, на которые он сочтет нужным ответить. Да и то после того, как сам выспросит все, что хотел знать. Непростой человек… Влиять на него трудно, если не невозможно, и уж не такому мальчишке, как Хозе, тягаться с ним.

— Ты хотел поговорить об Илэре? Ты знаешь его? — спросил Кристиан. — Ты виделся с ним вчера?

— Да. Мы разговаривали на большой перемене, и после разошлись. А вечером какой-то полицейский начал нас про него расспрашивать.

— Илэр не вернулся вчера из школы. Ты что-то знаешь? Что-то видел? Рассказывай.

Не очень хотелось так сразу раскрывать карты, но пришлось. Хозе чувствовал, даже знал наверняка, что водить за нос этого человека не выйдет. Пришлось рассказывать все, с самого начала: и про утреннюю встречу, и про дневной разговор, и про вопросы полицейского, и про сцену на стоянке. Кристиан слушал молча, не отрывая от его лица неподвижного взгляда; губы его сжались в тонкую полоску. Когда Хозе замолк, он спросил:

— Ты запомнил модель машины? Номера?

— Нет, я же сказал, далеко было, не разглядеть.

— А ты подумай лучше, — предложил Кристиан, по-прежнему сверля его взглядом. — Подумай, вспомни. От этого зависит жизнь Илэра.

— Да не…

Пол вдруг наклонило и повело в сторону, как при сильном головокружении. Потом в глазах потемнело, пол выпрямился, зато веки стали тяжелеть, а к горлу подкатился противный комок. Что это со мной? в легкой панике подумал Хозе. Несмотря на поганое самочувствие, мысли его приобрели необычайную яркость, и внутренний взор отчетливо явил изображение белого автомобиля. Хозе видел его так ясно, словно стоял от него на расстоянии протянутой руки. Он различил и номера его, и модель, это была новая «Шкода». Что за чертовщина? Не мог он этого видеть! Не мог!

— Теперь вспомнил? — вкрадчиво спросил Кристиан.

— Белая «Шкода»! Местные номера… — он отбарабанил последовательность букв и цифр так уверенно, как будто читал по бумажке. — Но как… я не понимаю…

Ощущение тошноты прошло так же внезапно, как накатило. Хозе сделал глубокий вдох и уставился на Кристиана. Ему стало немного не по себе, но вместе с тем он чувствовал легкое возбуждение и любопытство.

— Вы гипнотизер? — с спросил он.

— С чего ты взял? — очень натурально удивился Кристиан.

— Вы ведь заставили меня вспомнить, так?

Кристиан в недоумении пожал плечами. Ну-ну, подумал Хозе. Притворяйся, сколько хочешь, фокусник, а только я знаю, что это твоих рук дело.

— Не выдумывай. А тот человек, который сел в машину, говоришь, был темноволосый?

— Да, как вы. В коричневом или черном пальто, а может, темно-синем. Ростом пониже вас будет… может быть, как Илэр, где-то так.

Кристиан кивнул. Он уже не смотрел на собеседника, устремив взгляд куда-то себе под ноги.

— Вы знаете, кто это?

— Предполагаю. И если я прав, то Илэр, боюсь, попал в большую беду.

— Все еще хуже, чем было?

Вдруг спохватившись, Кристиан вскинул голову.

— Послушай, Хозе, ты мне здорово помог. Правда. Но только теперь — не лезь, ладно? Прошу. Тебе лучше уйти, извини.

— Я мог бы еще помочь…

— Нет. Не мог бы. Агни! — крикнул он вдруг, выпрямляясь, и продолжал, когда Агни вошла в комнату с немым вопросом в глазах. — Проводи гостя. Он уже уходит.

Спорить было бесполезно. Хозе поднялся и, вежливо попрощавшись с хозяином, вышел из гостиной вслед за Агни.

На пороге дома он остановился и повернулся к девушке, которая уже собиралась закрыть за ним дверь.

— Суровый у тебя отец, — заметил он небрежно; меж тем внимательно следил за выражением лица Агни. Ему показалось, что она тревожится. Щеки ее слегка горели, а глаза, как ни старалась она смотреть на него прямо, то и дело прыгали в сторону. — Он всегда такой?

— Вовсе нет, — возразила она, но не слишком уверенно. — Просто он сейчас очень волнуется за Илэра, и поэтому может показаться немного резким. Понимаешь, он и отец Илэра были большими друзьями, и… в общем, отец переживает. Все так сразу свалилось…

Хозе покивал. Сочувствия или, пуще того, жалости вид Кристиана у него не вызвал. Господин Лэнгли выглядел сильным и вполне уверенным в себе, разве что сильно уставшим, но усталость — явление проходящее. По нему никак нельзя было сказать, что он охвачен сильным горем или находится в отчаянии и растерянности.

Впрочем, Агни лучше было знать своего отца.

— Послушай, — проговорил он с некоторой запинкой. — Понимаю, что сейчас не самое подходящее время, но… Может быть, встретимся завтра вечером? Сходим куда-нибудь, погуляем?

Агни вскинула на него свои огромные карие глаза, уголки ее губ дрогнули, словно она хотела улыбнуться, но не смела или же сдерживала улыбку. Хозе думал, что сейчас она начнет отнекиваться и жеманиться, как большинство девчонок, но она просто спросила:

— Ты меня приглашаешь?

— Вроде того.

— Пойдем, — согласилась Агни и улыбнулась. — Ты зайдешь или встретимся где-нибудь вечером?

— Зайду, — поколебавшись с секунду, решил Хозе. — В шесть нормально?

— Хорошо. Так до завтра?

* * *

Проводив Хозе, Агни возвращалась в свою комнату, когда из гостиной ее окликнул голос отца. Она заглянула в приоткрытую дверь: отец сидел на прежнем месте, даже не переменив позы, и выглядел бледным и уставшим.

— Агни, наш гость уже ушел?

— Да.

— Хорошо. Можно тебя кое о чем попросить? Мне нужно уйти по делам и, вероятно, придется задержаться допоздна. Пока меня не будет, не выходи, пожалуйста, из дома и не открывай никому, хорошо?

Агни слегка надула губы. Просидеть весь субботний день дома в одиночестве не входило в ее планы. Мало того, что отец запрещает ей гулять поздно вечером! Он, похоже, чего-то боялся, но она не могла понять, чего именно, а он не объяснял.

— Это из-за того, что Илэр пропал, да?

Он посмотрел сквозь нее отсутствующим взглядом, потом тряхнул головой, и взгляд его немного прояснился.

— Ты сделаешь то, о чем я попросил?

— Но…

— Агни! Ты обещала слушаться, помнишь? Будешь пререкаться — живо отправлю обратно к матери.

— Запрещенный прием! — насупилась Агни.

— Агни! — повторил он с нажимом.

— Хорошо. Но я не собираюсь все время сидеть дома. Это не тюрьма, и…

— Вот и ладно, — проговорил отец, вставая. Кажется, ничего, кроме «хорошо», он не услышал, или же пропустил мимо ушей. — И, если снова заявится этот парень, Хозе, отправь его восвояси. Слишком уж он любопытен.

* * *

У Кристиана не было сомнений в том, что именно Лючио, и ни кто иной увез Илэра. На момент визита Хозе он уже кое-что знал. Накануне вечером состоялся неприятный и напряженный разговор с Эмонтом Райсом: тот позвонил, чтобы сообщить об исчезновении Илэра. Кристиан, и без того обеспокоенный задержкой мальчика, внутренне похолодел, но заставил себя сохранять спокойствие. Райс нервничал за двоих. Даже по телефону слышно было, как осип от волнения его голос.

— По-видимому, мальчика увез кто-то из знакомых, — заявил он, изо всех сил стараясь сохранять уверенный и деловой тон. — Одноклассники видели, как он разговаривал на стоянке с неким мужчиной, а после сел в его машину и уехал. Мы уже ведем работу в этом направлении… Не волнуйтесь, скоро мы все выясним.

Разумеется, Кристиан не поверил его уверениям. Чтобы найти Лючио, когда он того не желал, нужно было приложить немало усилий, на которые полиция была неспособна. Он не стал ругаться с Райсом и упрекать того в непрофессионализме, не хотел терять времени. Лючио увез Илэра, а значит, терпение его иссякло. Ему надоело ходить вокруг да около, и он, вероятно, решил завлечь мальчика на свою сторону. Это было не так уж и трудно: Кристиан признавал невероятную силу влияния Лючио на людей, и сомнительно было, чтобы юный и неопытный Илэр долго мог сопротивляться ей. Кроме того, у Лючио, помимо его харизматической ауры, имелись в распоряжении кое-какие другие методы, и Кристиан очень боялся, как бы он не решился применить их.

Разговор с Хозе укрепил его уверенность. Темноволосый человек на белой «Шкоде» мог быть только Лючио. Илэр был не настолько легкомыслен, чтобы в сложившейся ситуации вести пространные беседы с незнакомым человеком, ну а Лючио легко мог затуманить ему разум и далее крутить мальчиком, как угодно. Если Илэр сколько-нибудь долго смотрел ему в глаза, без поддержки кого-то более сильного он был обречен попасть под его влияние.

Но терзаться и заламывать руки было некогда.

Сначала Кристиан убедился в том, что белая «Шкода» принадлежала именно Лючио, этому старому интригану. Выяснить, на кого записан автомобиль, было несложно. Еще с давних пор у Кристиана сохранились кое-какие связи в полиции, и такой простой информацией при случае с ним делились охотно.

Свое собственное расследование Кристиан начал в обход Райса. На официальные каналы после допущенного им прокола надежды не было никакой. Наоборот, Райс мог только навредить своим вмешательством. Если им удастся первыми найти Илэра — отлично, но рассчитывать на это не приходилось.

* * *

Особо старательно свое местонахождение Лючио не скрывал. Его маскировка, однако, была идеальной. Даже весьма заинтересованный человек, копнув поглубже, не мог бы так просто раскрыть его истинную сущность. Прежде, чем обнаружить правду, такой любопытствующий, скорее всего, лишился бы жизни. С Кристианом был иной случай. Лючио знал, что он будет искать своего старого друга-врага и, по-видимому, отдал своим людям некоторые распоряжения. Лючио хотел, чтобы Кристиан нашел его… но только не сразу. Принадлежность белой «Шкоды» выяснить было просто, гораздо труднее оказалось отыскать тайное укрытие Лючио.

За Лючио числилось немало собственности; за триста с лишним лет он успел сколотить состояние и отнюдь не бедствовал. Кристиан знал много мест, где он мог скрываться или жить открыто, но все это было не то. Почти точно зная, что не найдет Лючио, он все же нанес несколько визитов, чтобы повидаться и поговорить со старыми знакомыми. Кое-кого из них он предпочел бы не встречать до конца своих дней, да и те вовсе не рады были его видеть. Все они оставались под властью Лючио, а Кристиан уже давно существовал сам по себе, и это обстоятельство не могло оставить их равнодушным. Кое-кто даже был настроен откровенно враждебно, но все они были предупреждены Лючио. Если кто и желал зла Кристиану, сделать никто ничего не посмел, страшась гнева своего владыки. Но и страх перед Кристианом был еще силен, так же как и ненависть к нему. Знакомые вампиры шипели и плевались, когда он обращался к ним с расспросами. Лючио, разумеется, не приказал им напрямую отвечать с готовностью на все вопросы Кристиана, и они не отвечали вовсе. Лишь один из старых знакомых, настроенный не так агрессивно, как остальные, обмолвился, что у хозяина есть, кажется, «резиденция» за городом, и этот дом в последнее время Лючио предпочитает всем остальным. Говорят, будто бы, что это страшная развалюха, но чем-то она ему дорога. Он даже переманил многих переехать туда. Впрочем, те, кто согласился, последовали бы за ним и в более отдаленное место, хоть на край света.

Кристиан сразу понял, что этот дом — именно то, что ему нужно. Ни в каких документах не было отмечено, что Лючио является владельцем загородного особняка в этой местности, но Кристиан в документах и не нуждался. Дом мог быть записан на ком угодно, не в этом было дело.

Уже собираясь ехать, в собственной машине Кристиан обнаружил ожидал сюрприз. Он и подумать не мог, что недавний белобрысый юный гость, одноклассник Илэра, проводил собственные поиски параллельно с ним.

* * *

С первой минуты Кристиана поразила настырность Хозе и какая-то особенная пристальность взгляда, обычно не свойственная пятнадцатилетним юношам. Друг Илэра, сказала Агни. Казалось странным, что у сдержанного, но несколько рассеянного Илэра может быть такой друг. Во время разговора Кристиан внимательно наблюдал за Хозе и постепенно приходил к выводу, что парень ему не нравится. Отнюдь не из-за своей въедливости, нет. Тут было другое. Хозе был текуч и переменчив, как вода. Выражение его лица, его глаз менялось едва ли не каждую минуту: от мечтательно-задумчивого до иронически-насмешливого, — причем он безотрывно смотрел в глаза собеседнику. От этого Кристиан, несмотря на весь свой опыт общения с высшими носферату, которые были те еще специалисты по воздействию на человеческие мозги, почувствовал нечто вроде легкого головокружения. В конце концов, он решил, что парень или сумасшедший, или наркоман. Нужно было как можно скорее избавляться от него, и Кристиан поспешил выпроводить мальчишку.

Какого же было его изумление и недовольство, когда, вернувшись домой поздно вечером в воскресенье, он обнаружил свою дочь в компании Хозе. Они сидели на ступеньках перед прикрытой дверью и вели весьма серьезную и задушевную, если судить по выражению их лиц, беседу. Ни холод, ни снег ничуть им не мешали.

Кристиан молча остановился перед ними. Формально, к Агни нельзя было придраться: он попросил ее никуда не уходить из дома в его отсутствие, и она его просьбу, в общем-то, выполнила. Едва ли сидение на ступенях можно было назвать "ушла из дома". Однако, ему не понравилось, что Агни проводит время с этим странным парнем. Сегодня-то что ему здесь нужно? Он, однако, ничего не сказал, только поздоровался сухо. Хозе встал, отвечая на приветствие, и немедленно уставился ему в лицо своими светлыми сумасшедшими глазами. Он заговорил о чем-то, но Кристиан уже входил в дом.

Надо бы отправить Агни обратно к матери, подумал он, снимая пальто. Нехорошо, что девочка целыми днями одна. Мало ли что случится? Лючио знает о ее существовании или узнает в ближайшее время. Его не может не заинтересовать ее кровь. Но найдется ли кто-то, кто позаботится о ней в том, другом, доме? Матери нет до Агни дела, она занята личной жизнью. Пожалуй, сбеги Агни из дома, она не сразу это заметит. Да еще этот ее новый дружок. Агни говорит, что он проявляет к ней нездоровый интерес.

Удрученный мрачными мыслями, Кристиан прошел в гостиную, и тут услышал стук входной двери. Агни тоже соизволила вернуться в дом, и он снова вышел к ней в прихожую.

— Что нужно было этому наркоману? — спросил он сухо, наблюдая, как Агни выворачивается из рукавов теплой курточки.

— Хозе не наркоман, пап.

— Тем не менее, ты сразу поняла, о ком я спрашиваю.

— Не будь занудой! — как-то очень уж горячо возмутилась Агни, и Кристиан насторожился. — Хозе — друг Илэра. Ты же не думаешь, что Илэр станет водиться с наркоманом?

— Илэр не идеален, и знакомства у него не идеальные. Так или иначе, я не хочу, чтобы ты виделась с этим Хозе, понятно? Подозреваю, у него не совсем честные намерения.

Таких фраз Агни было лучше не говорить, они могли только все испортить. Но Кристиан уже слабо владел собой и не обратил внимания на потемневшее лицо дочери.

— Не лезь в мои знакомства, пап! А с намерениями я как-нибудь сама разберусь.

— Знаешь что, Агни… Я думаю, тебе лучше будет вернуться к матери. Завтра после школы я отвезу тебя, и сам поговорю с ней.

— Но, папа!..

— Послушай! — решительно перебил ее Кристиан. — Илэр уже угодил в беду, и я не хочу, чтобы и с тобой тоже случилось что-нибудь подобное.

— А может случиться?

— Агни, не играй в дурочку. Я ни от чего не застрахован, и если ты останешься одна…

Агни уставилась на него огромными, вмиг потемневшими глазами:

— Ты что, думаешь, что тебя могут… убить? Как отца Илэра?..

Кристиан подумал, что наговорил лишнего; пугать Агни он не хотел. Но отступать было поздно, да и пусть, пожалуй, девочка напугается. Может, хоть тогда поостережется.

— Может быть, — сказал он сухо. — Именно поэтому я и хочу, чтобы ты вернулась к матери.

— Ну уж нет! Теперь я точно никуда от тебя не поеду!

— Не поедешь сама — повезу силой.

Агни нахмурилась, стрельнула в него свирепым взглядом и сжала кулачки, но, однако, ничего не сказала. Только топнула ногой и вихрем унеслась прочь. Кристиан услышал, как хлопнула дверь на втором этаже, и подумал, что так и не спросил Агни, о чем же они с Хозе так мило беседовали.

* * *

На следующий день, совершенно замотавшись, Кристиан едва не позабыл про данное дочке обещание. Разумеется, Агни была бы только рада, если бы он не исполнил свою угрозу, но Кристиан считал, что, по крайней мере, его жизненный опыт позволяет ему лучше рассудить, где и с кем ей будет лучше. Впрочем, Агни так не считала, и на жизненный опыт ей было наплевать. Зная это, он поднялся в ее комнату, готовый к новым спорам и пререканиям, и с удивлением увидел, что Агни сидит на кровати одетая, а у ног ее стоит собранная красная спортивная сумка. Вид у нее был необычайно смиренный.

— Ты позвонил маме сказать, что мы приедем?

— Нет, — Кристиан и думать забыл созваниваться с Кирой, замороченный совсем другими проблемами. Сегодня у него состоялся нелегкий разговор с одним старым знакомым, который очень хотел бы разодрать ему горло, и не посмел это сделать только из страха перед гневом Лючио. Впрочем, был и положительный момент: от другого старого знакомого Кристиан узнал-таки местоположение убежища Лючио, куда тот, предположительно, увез Илэра. — Сделаем ей сюрприз.

— Да уж, сюрприз. Мамочка страсть как обрадуется. Просто до визгу.

— Мы, кажется, договаривались, что ты больше не будешь в таком тоне говорить о матери.

Агни только плечами пожала. Была она какая-то притихшая и смурная, и безмолвно последовала за Кристианом.

К возвращению дочери Кира отнеслась без восторга. При том, что она не слишком одобряла общение Агни с Кристианом, сейчас она предпочла бы избавить себя от забот о шестнадцатилетней дочери. Ей хотелось устроить собственную личную жизнь, которой, по ее собственным словам, у нее не было со дня знакомства с Кристианом.

Кареглазая, с медовыми, остриженными по плечи волосами, Кира все еще была красива и довольно свежа, Кристиан отмечал это при каждой встрече. И она по-прежнему напоминала ему ту, другую женщину, из-за сходства с которой, как он теперь понимал, он на ней и женился. Кира не могла не почувствовать, хоть и неосознанно, что является для него лишь как бы чьим-то отражением, и тогда в их отношениях прошла трещина, которая со временем превратилась в совершенно разделившую их пропасть. Когда Кира заявила, что уходит, Кристиан не стал ее удерживать. Даже если бы они не разошлись, ничего хорошего у них не вышло. Кира была человеком, а Кристиан, несмотря на все свои старания — нет. Даже не зная ничего об его нечеловеческой природе, Кира, должно быть, чуяла некую неправильность. Не зря же она постоянно повторяла, как тяжело жить с ним в одном доме. По сей день она относилась к бывшему супругу с затаенной глухой враждебностью и считала его очень трудным и не очень хорошим человеком. Впрочем, имелась и друга причина разрыва, о которой Кира даже не подозревала. Этой причиной была Агни. Ее рождения Кристиан никак не ожидал, а став отцом, постоянно пребывал в страхе, что вампиры Лючио начнут проявлять к ней повышенный интерес, ведь в ней текла половинчатая кровь, которая могла дать о себе знать. Безопаснее было сделать вид, что Кристиан не имеет никакого отношения к маленькой Агни. Развод с Кирой пришелся кстати и с этой стороны.

…Дверь открыла Кира собственной персоной.

Вместо приветствия Агни пробормотала что-то себе под нос и, ткнувшись напоследок губами в щеку Кристиану, скрылась в доме. Всю дорогу она пыталась что-то сказать, но постоянно запиналась, обрывала фразы, дулась и нервно вертелась на сиденье. Кристиан не делал никаких попыток помочь ей сформулировать мысль. Голова его была занята другим. Когда они подъехали к дому Киры, Агни окончательно умолкла, и даже на прощанье ничего не сказала.

Кира кивнула Кристиану и хотела закрыть перед ним дверь, — дело было окончено, — но Кристиан удержал ее.

— Подожди минутку. Нужно поговорить.

Кира вздохнула, бросила короткий взгляд за плечо и, вместо того, чтобы пригласить Кристиана войти, сама вышла к нему на ступени. Аккуратно прикрыла дверь, не запирая, прислонилась к притолоке и неспешно закурила тонкую сигарету.

— Что ты хочешь сказать?.. Извини, я не могу долго с тобой болтать, так что…

Просьба присматривать за Агни не удивила и не встревожила Киру. Она слушала спокойно и равнодушно, а когда Кристиан умолк, пожала обтянутыми модным свитером тонкими плечами и проронила:

— Что ты понимаешь под «присматривать»? Агни уже взрослая и вполне способна сама о себе позаботиться.

— Не позволяй ей гулять допоздна, — с трудом сдерживаясь, пояснил Кристиан. — Не отпускай из дома одну или с незнакомыми тебе людьми. Пусть вообще побольше сидит дома.

Тень интереса промелькнула в красивых карих глазах Киры.

— Агни что, попала в дурную компанию?

— Можно и так сказать.

— Она всегда была разборчива в выборе друзей… — задумчиво проговорила Кира, затягиваясь, и больше ничего добиться от нее было нельзя.

Кристиан ушел от нее с мерзким ощущением, будто что-то сделал не так.

* * *

Однако, его ждал особняк Лючио. Нужно было поторапливаться. Уже стемнело, а в темноте кружение по незнакомым дорогам займет куда больше времени, чем днем.

Тут-то Кристиана и ожидал очередной неприятный сюрприз.

Едва сев за руль, он услышал, что хлопнула задняя дверца. А обернувшись, увидел уже ставшие знакомыми белесые вихры и прищуренные иронические глаза. Хозе со вкусом расположился на заднем сиденье и, судя по всему, чувствовал себя прекрасно.

— Что это значит? — с гневным удивлением спросил Кристиан. — Какого черта?..

— Вы ведь едете за Илэром? Я еду с вами, — сообщил Хозе, проявляя удивительную осведомленность о его делах.

— А ну-ка, вылезай. Немедленно!

— Не-а.

Вышвырнуть его из машины ничего не стоило, но вокруг были люди.

— Ты соображаешь, что делаешь? — понизив голос, прошипел Кристиан.

— Вполне. Помогаю вам, господин Лэнгли.

Кристиан подавился заготовленными ругательствами.

— Не смей высовываться из машины! — только и сказал он.

* * *

Машину Кристиан остановил в стороне от дороги, не доехав немного до поворота, за которым начиналась безобразная колея. Эту колею и дорогой-то язык не поворачивался назвать. Хозе не был бы собой, если бы не попытался увязаться за Кристианом и здесь. Но в этом безлюдном месте уже ничто не помешало бы Кристиану применить силу: свидетелей никаких не было.

— Сиди здесь и не высовывайся, — приказал он Хозе и, заметив, как возбужденно блестят у мальчишки глаза, добавил: — Если тронешься с места, учти: поймаю и привяжу тебя к сиденью. Не сомневайся, я это сделаю. Не хватало мне еще двух пропавших мальчишек вместо одного.

В том, что Кристиан говорил серьезно, у Хозе сомнений не возникло. Промолчать он, однако, не мог. Уж очень не хотелось ему оставаться в машине, да еще в одиночестве, посреди неприютного ноябрьского леса. И уж тем более не хотелось ничего пропустить, любопытство буквально душило его.

— Позвольте мне все-таки пойти с вами, господин Лэнгли, — бодро сказал он.

— Не позволю, — сухо ответил Кристиан, выбираясь из "Шевроле".

— Я могу вам помочь, — не успокаивался Хозе.

— Не можешь.

Захлопнувшаяся дверца отсекла все возражения Хозе.

Кристиан умел передвигаться настолько бесшумно, что его не смог бы услышать ни один человек. И он умел быть незаметным. Хозе же в лесу, наполненном подмороженной палой листвой, устроил бы столько шуму, что его услышали бы все более или менее сильные вампиры на милю вокруг. Он стал бы только помехой.

Кристиан скользил быстро и бесшумно; ноги его будто и не касались вовсе ковра из листьев. Он усмехался про себя: именно благодаря этой способности носферату оставаться неслышимым и невидимым и родилось множество баек о том, будто бы вампиры умеют превращаться в туман и таким образом проникать незамеченными куда только им заблагорассудится. Впрочем, хотел бы он теперь стать туманом!..

Поначалу Кристиан не решился выходить из-за деревьев. Рядом с домом он увидел двух человек. Судя по всему, они несли стражу. Кристиан покружил немного вокруг дома, оставаясь незамеченным. Будь он человеком, он уже привлек бы внимание наблюдателей, их зрение и слух были обострены, как у всех вампиров. Обострены, однако, недостаточно, чтобы увидеть и услышать носферату, желающего оставаться невидимым. Было ясно, что охрана — мера предосторожности против нежелательных гостей из числа обычных людей. Хотя, какой обычный человек мог бы оказаться в таком месте поздним ноябрьским вечером?..

Ничего, что могло бы свидетельствовать о пребывании Илэра в доме, Кристиан не увидел, хотя бродил по окрестностям довольно долго. Будь Кристиан один, он немедленно попытался бы попасть в дом, но в машине его ждал Хозе, ставший неожиданной помехой. Оставить Хозе одного неизвестно на сколько времени Кристиан не мог, опасаясь, как бы с мальчишкой не случилось чего плохого. Тянуть дальше было нельзя. Нужно было или возвращаться к машине и уезжать, или подходить к дому открыто и начинать переговоры. Кристиан выбрал второе. Он не знал, чем может аукнуться его решение, и не хотел, чтобы Хозе оставался в неведении. Он не исключал, что Лючио мог оставить своим подчиненным приказ повязать своего бывшего друга, а ныне врага.

Кристиан вернулся к машине, немного напугав своим появлением Хозе: тот не заметил, откуда и когда он взялся. Между ними произошел короткий, но весьма энергичный разговор. Кристиан велел дожидаться его еще час, максимум полтора; если за это время он не вернется, Хозе следовало возвращаться в город. Перед тем, как отдать это распоряжение, Кристиан поинтересовался, умеет ли Хозе водить машину; тот умел. Хозе это не понравилось.

— Я хочу пойти с вами, — заявил он.

— Даже и не думай.

— Господин Лэнгли, но как же… Я не могу уехать, зная, что вы в опасности.

— Можешь, Хозе, можешь.

— Но вам может понадобиться помощь!

Кристиан заколебался. Помощь, и впрямь, ему могла понадобиться, и еще как, но к кому за ней обратиться? Ни один человек из всех, кого он знал, не мог бы ничего сделать для него.

— Не надо помощи, — сказал он, наконец, решительно.

— Считаете, что я ни на что не способен? — поинтересовался Хозе.

Кристиан посмотрел на него долгим взглядом и медленно ответил:

— Я считаю, что тебе нечего соваться в это дело.

После этого он бесшумно растворился в темноте прежде, чем Хозе успел что-либо возразить.

 

Глава 2

 

Снегу выпало немного, но все же, благодаря ему, стало несколько светлее. Кристиана, приближавшегося к дому по дороге, было хорошо видно. Охранники заметили его издалека и насторожились. Не дожидаясь, пока он подойдет, они поспешили навстречу.

— Вы, вероятно, заплутали, — предупредительно проговорил один из них, высокий, с налезающей на глаза челкой. Обязанностью охранников, среди всего прочего, было разворачивать восвояси нежеланных гостей, случайно забредших в этот укромный уголок. Что до Кристиана, они его не узнали. Их лица тоже были ему не знакомы.

— Мне нужно поговорить с вашим хозяином, парни, — отозвался Кристиан.

Охранники заметно подобрались.

— Кто вы такой? — изменившимся тоном спросил второй.

Кристиан назвался и добавил:

— Думаю, Лючио ждет меня.

Услышав его имя, охранники переглянулись и насторожились еще сильнее.

— Кристиан Лэнгли? — переспросил парень с челкой. — Пойдемте со мной.

Вопреки ожиданиям Кристиана, охранник повел его в обход дома, намереваясь зайти с заднего входа. Едва ли не на каждом шагу он с некоторой опаской оглядывался на идущего чуть позади Кристиана, будто ожидая, что тот бросится на него.

В доме было темно, но охранник не стал зажигать свет. Он прекрасно ориентировался в темноте, как и Кристиан, как и большинство вампиров. Они прошли по коридору; в конце его были резные двустворчатые двери, которые охранник почтительно распахнул перед гостем. Двери поразительно не сочетались с наружной ветхостью и простотой внутренней обстановки, казались предметом из другого мира. Они вели в просторную гостиную с камином. В камине тихо мерцало низкое пламя, которое одно только и освещало комнату.

В повернутом к огню кресле сидел некто, почти полностью скрытый высокой спинкой, виднелась лишь тонкая бледная рука, лежавшая на подлокотнике. На ней не было ни колец, ни перстней, но они ничего не могли бы добавить к красоте этой руки.

Кристиан кивнул охраннику и приблизился к креслу.

— Кристо! — оживленно заговорил Лючио, не оборачиваясь. — Ну, наконец-то ты! Я заждался. Присаживайся, поговорим!

— Илэр здесь? — спросил Кристиан вместо того, чтобы сесть.

— Где твои манеры? Кажется, ты совершенно одичал в обществе этих варваров-людишек. Полно, Кристо! Я чувствую, твои нервны напряжены, но ты нервничаешь напрасно. Ни тебе, ни мальчику ничто не угрожает в моем доме.

— Откуда мне это знать? У меня даже нет уверенности, что Илэр жив.

— Ты что же, считаешь, что я вовсе дурак? — неожиданно резко вскинулся Лючио. Его убаюкивающий, мягко обволакивающий душу голос вдруг исказился и зазвенел металлом. Он извернулся в кресле и злобно уставился на Кристиана. Прекрасное бледное лицо превратилось в зловещую маску, но продолжалось это одно только мгновение. — У меня не меньше причин, чем у тебя, заботиться о благополучии мальчика.

— Знаешь, твоя забота пугает меня сильнее, чем если бы ты… Впрочем, давай лучше перейдем к делу. Ты переиграл меня, я готов выслушать твои условия.

— Ты с самого начала поставил себя в невыгодное положение, — издевательски засмеялся Лючио. — С самого начала дал понять, как дорог тебе Илэр и как ты готов пожертвовать ради него всем. Так что в произошедшем есть и твоя вина!

— Хватит болтать. К делу! Для начала я хочу убедиться, что Илэр жив и здоров, иначе нам и разговаривать не о чем.

— Ах, какая решительность. Ну хорошо, пойдем.

Одним плавным изящным движением, словно в теле его вовсе не было костей, Лючио поднялся из кресла и направился к двери, но там приостановился и полуобернулся к Кристиану.

— Вот еще что, Кристо. Не хочу, чтобы наш разговор оставался беспредметным. Обговорим в точности, из-за чего затеялась вся эта суета. Я знаю, что твой приятель Френе подкапывался под нас. Под «нами», мой друг, я понимаю не только скромное сообщество, получившее пристанище в этом доме, а вообще всех представителей нашей расы. Френе хотел уничтожить нас, раздавить, смести с лица земли, и тебе это хорошо известно. Он достиг кое-каких результатов. В частности, я знаю наверняка, что он вывел некую формулу, не опробованную, впрочем, на практике. Несомненно, Френе вел записи о своих исследованиях, и мне очень хотелось бы взглянуть на эти записи. Очень хотелось бы. Ты, разумеется, понимаешь, почему эта формула и эти записи меня так интересуют. К сожалению, мои люди нигде не могут отыскать их. Но они существуют, я уверен. Кому-то Френе должен был их передать. Я полагал, что он поставил в известность сына, но, кажется, я ошибся. Или же мальчишка слишком упрям. Или он, или ты.

— Ты не допускаешь мысли, что Адриен просто не успел передать никому свои записи?

— Он ходил по краю смерти и знал об этом. Он должен был позаботиться о судьбе своих изысканий. И вот что я хочу от тебя: в обмен на Илэра ты отыщешь для меня эти записи. По-моему, честная сделка.

— Но откуда ты все-таки узнал о работе Адриена? — сдавленным голосом спросил Кристиан. Он был необычайно бледен, а синие глаза потемнели и казались почти черными. — Неужто… неужто Лорена была в курсе его дел и рассказала все тебе?

Лючио рассмеялся.

— Глупышка Лорена! Подумать только, за все эти годы она так и не набралась ума. Она была достаточно глупа, чтобы продолжать свои свидания с Френе. Да, у нас с ней был разговор по душам, и она сообщила много чего любопытного.

— Ублюдок! — прошипел Кристиан.

— Да, я такой, Кристо, но что же делать? Естественный отбор, выживают сильнейшие. Кроме того, я ведь должен думать не только о себе, но и обо всех, кто доверился мне, отдался под мою руку. На мне лежит огромная ответственность, — Лючио не скрывал издевки, пронизывающей каждое его слово. — Но пойдем, наконец. Илэр заждался нас.

* * *

В комнате, куда Лючио привел Кристиана, было холодно, сыро и темно. Кристиан прекрасно видел в темноте, но смотреть тут все равно было не на что: комната была совершенна пуста. Голый пол, голые стены, никакой мебели. И ни одной живой души.

— Где Илэр? — резко повернулся Кристиан к спутнику.

— Т-с-с! — Лючио безмятежно улыбался. — Его сейчас приведут.

Через несколько минут дверь, скрежеща, открылась, пропуская в комнату двоих человек. Обоих Кристиан знал. Высокого черноволосого мужчину звали Эриком, он был правой рукой Лючио в течение последних десяти лет. Неприятный тип, холодный и бесчеловечный, совершенно лишенный сердца. Он тащил за собой спотыкающегося темноволосого подростка. Илэр.

Затаив дыхание, Кристиан разглядывал его, отмечая каждую деталь, на которой останавливался его взгляд. Илэр выглядел удрученным и изнуренным, гораздо более изнуренным, чем в первые дни после смерти отца. Из темных глаз смотрело отчаяние, а вся левая сторона лица представляла собой сплошной кровоподтек. Юноша весь дрожал и, казалось, едва держался на ногах. При виде Кристиана он вскрикнул и рванулся вперед, но Эрик дернул его обратно к себе, вынуждая остаться на месте. Кристиан почувствовал, как волна ярости вздымается в его душе, но сдержал себя. Он был один против многих: из темноты проявились еще несколько фигур, окружавших теперь их с Лючио, и неясно было, просочились они незамеченными через дверь вместе с Эриком и Илэром или же соткались из воздуха.

Им едва позволили перемолвиться парой слов. Кристиан, как мог, успокоил юношу и поспешил уйти. Смотреть на измученное лицо Илэра, и при том быть не в состоянии хоть чем-то помочь ему, было выше его сил. Ему не оставалось ничего другого, кроме как честно выполнить условия сделки, заключенной с Лючио, даже если это означало бесследное исчезновение плодов всех многолетних трудов Адриена Френе. Только боялся Кристиан, — ох как боялся! — что Лючио вернет ему юношу хоть и живым, да не таким, как прежде. Кровь Илэра — слишком большое искушение для старого носферату, помешанного на экспериментах с кровью. Лючио очень хорошо знает, чьим сыном является Илэр, и ему не может быть неинтересно, как покажет себя половинчатая кровь юноши.

* * *

Кристиан чувствовал себя усталым и разбитым. Ранее это состояние было не знакомо ему, в последнее же время его тело стремительно старело и изнашивалось. Нередко в голову ему приходили банальные мысли о быстротечности человеческой жизни, и тогда он задумывался: а не ошибался ли Адриен, да и он сам, полагая вампиризм проклятием, а не благословением, дарованным свыше?..

Тьма еще полностью не успела поглотить дом за спиной Кристиана, как вдруг из-за ближайшего дерева выскользнула темная юркая фигурка и бросилась наперерез ему.

— Кристо!

Кристиан остановился в сильном удивлении: он узнал Лорену. Голова ее была замотана большим шарфом, но Кристиан заметил, что одна сторона ее лица — сплошной подживающий синяк, и с губ только-только начала сходить припухлость. Вероятно, ее, как и Илэра, недавно били и, кто знает, не той же ли самой рукой?.. Глаза Лорены жарко горели от едва сдерживаемых слез, и вообще ее лицо имело выражение крайнего отчаяния. Дрожа, она приникла к Кристиану, словно ища в нем убежища от всех бед.

— Лорена? — он не смог сдержать удивления. — Что ты здесь делаешь?

— Ты был в доме?.. Был?.. Да?.. Ты видел его?..

— Кого «его», Лорена? — спросил Кристиан как мог мягче. Он знал, что в подобном состоянии Лорена почти теряет рассудок.

— Илэра! Моего сына! О, мой мальчик! Что с ним будет, боже, боже мой?! — она все-таки не сдержалась и зарыдала.

— Ради бога и дьявола, успокойся, Лорена! — Кристиан рассвирепел. Неужели эта женщина не может хотя бы раз в жизни взять себя в руки? — Лючио не собирается причинять Илэру вред, мальчик ему нужен. А я скоро вытащу его отсюда, вот увидишь! Между нами с Лючио существует договоренность. Он отпустит Илэра со мной, когда я принесу ему… кое-что.

Лорена уставилась на него.

— Что?! Ты заключил договор? С Лючио? Неужели ты веришь ему?

— Лючио хитрец, но не подлец, — мрачно кивнул Кристиан. — Он не станет ничего делать исподтишка. Ты знаешь, он любит действовать открыто, и на его слово можно положиться.

— Не подлец! Не подлец! Как ты можешь так говорить?! После того, как он убил Адриена!

— Он предупреждал Адриена, и не раз. Это правда, Лорена.

— О-о-о! — тихо простонала она, пристально глядя на него. — И ты такой же, как он! Как все они.

— Возможно… — еще больше помрачнел Кристиан. — Скажи, Лорена, ты живешь в этом доме по своей воле, чтобы видеть Илэра, или…

— Лючио привез меня и велел оставаться в доме. Он заставляет меня носить Илэру еду…

— Ты сказала ему, что ты?..

— Нет! Лючио запрещает говорить с ним.

— Вот как! Сделал из тебя тюремщика твоего собственного сына? Да, это в его духе… Наверное, он приставил тюремщика и к тебе?

— Он не разрешает мне заходить в комнату к Илэру одной… О, мой бедный мальчик! — голос ее снова предательски задрожал от слез.

— Тише! Молчи. Не по приказу же Лючио ты прибежала, чтобы поговорить со мной. Хочешь, чтобы он тебя услышал? Между прочим, что это? — он аккуратно прикоснулся пальцами к заживающему кровоподтеку на лице Лорены. — Это Лючио ударил тебя?

— Да…

Что ж, мрачно подумал Кристиан, может, я и напрасно стал защищать его. Может, он и на самом деле подлец. Да и мне ли его защищать?..

— Значит, ты видишь Илэра каждый день? Как ты находишь его? Он здоров? Как он держится?

— Мне кажется, он очень напуган… Бедный мой мальчик! Мне кажется, он напуган из-за Лючио, который часто заходит к нему и подолгу о чем-то разговаривает… — Лорена говорила сбивчиво, как будто сама не полностью понимала смысл своих слов. — Я знаю, Илэр гордый мальчик, но его отчаяние дошло до того, что он несколько раз принимался умолять меня поговорить с ним… помочь ему… Бог знает, чего мне стоило мое молчание!.. — она снова судорожно зарыдала.

— Тише!! — яростно зашипел Кристиан, борясь с желанием надавать ей оплеух. — Тише, женщина, иначе я уйду!

— Да… извини… сейчас, Кристо, сейчас я успокоюсь…

В течение почти целой минуты ночная тишина нарушалась только сдавленными всхлипами Лорены, которая честно пыталась взять себя в руки.

— Увези Илэра поскорее, прошу! — наконец, снова зашептала она. Вняв увещеваниям Кристиана, он старалась больше не повышать голос и сдерживала рыдания. — Я так боюсь… Я знаю, сегодня Лючио брал у него кровь…

— Что? — задохнулся Кристиан. — Лючио пил его кровь?!

— Пил или нет, не знаю. Я только видела, как он входил в комнату с кинжалом и чашей.

Кристиан застонал сквозь стиснутые зубы. Вот это уже плохо! Не удержался Лючио. Не устоял перед кровью. Решился проверить, достаточно ли она сильна… для чего? Да для превращения, конечно, для чего же еще. Объяснил ли он свои действия Илэру? Если даже и нет, мальчик не глуп, наверняка о чем-то догадался. Легко представить, в каком ужасе он теперь пребывает!

Боже, где же все-таки Адриен хранил свои записи? Если хотя бы знать, с чего начинать!

— Послушай, Лорена! Вон там, — он указал, где, — стоит моя машина. Хочешь уехать со мной? Ты можешь жить в моем доме.

— Нет! — она вскинула на него испуганные глаза и вся как будто сжалась. — Я не могу. Лючио найдет меня и тогда…

— Что? Что он тогда сделает? Нельзя же настолько бояться его!

Она молчала, спрятав глаза под ресницами, и дрожала.

— Ладно. Тогда скажи мне вот что… Я сказал, что мы с Лючио заключили договор, и это правда. Вот его условия: я могу увести Илэра, если принесу записи Адриена. Те самые записи, которые касаются его последних работ. Касаются всех нас. Понимаешь, о чем я говорю? Так вот, никто не знает, где он хранил эти записи. Лючио не знает, и я не знаю, а Илэр вообще не имеет никакого понятия об отцовских исследованиях. То есть не имел до недавнего времени. В поисках этих записей Лючио перевернул вверх дном весь дом Адриена и университетский кабинет, но ничего не нашел. Ни мне, ни Илэру Адриен ничего не говорил и ничего не передавал. Так вот, припомни, Лорена, не говорил ли он тебе что-нибудь о том, где хранил эти записи? Если не я и не Илэр, то остаешься только ты.

— Я ничего не знаю об этом. Правда. Я не могу тебе помочь, извини.

— Значит, он и тебе ничего не сказал, — озадаченно пробормотал Кристиан. — Не понимаю! Как он мог?.. Но ведь это ты рассказала Лючио о записках, верно? Ты знала, над чем работает Адриен?

— Да, я… я не могла отказаться отвечать, когда он начал меня спрашивать… Понимаешь, Кристо?.. Его… то есть Лючио… очень интересовало, зачем Адриен ходит к нам… зачем завязывает все эти знакомства… то есть для человека это все очень необычно. И он велел мне разузнать… — Лорена, вдруг встревожившись уже сверх всякой меры, быстро оглянулась. — Мне лучше уйти, Кристо. Пообещай, что в самое ближайшее время увезешь Илэра из этого дома и из этого города! Куда угодно, только подальше от Лючио. Обещай!

— Сделаю все, что смогу. Вот все, что могу пообещать тебе.

Она на миг прижалась к нему, потом развернулась и быстро пошла, почти побежала прочь. Но, едва сделав несколько шагов, вдруг спохватилась и снова подбежала к Кристиану.

— Чуть не забыла! Вот, возьми, — она торопливо сунула что-то ему в руку. — Я подобрала это сегодня днем на полу в комнате, где держат Илэра. Должно быть, это выпало у него из кармана. Я не смею оставить ее себе, и не смею вернуть Илэру, так что возьми ты.

Она прянула назад и исчезла в темноте, стремительно и бесшумно, как легкий ветерок. Кристиан взглянул на свою раскрытую ладонь: на ней лежала продолговатая ракушка, один край которой был аккуратно просверлен. В отверстии все еще болталось маленькое металлическое колечко с обрывком цепочки.

Разглядывая безделушку, Кристиан медленно пошел к машине. Кажется, это тот самый брелок, который Илэр забрал из дома в последний свой визит. От Кристиана не укрылось, как он поднял с кровати какую-то мелкую вещицу.

Обычная вытянутая, закрученная спиралью ракушка, привлекающая внимание разве что своими довольно крупными размерами. Белая, со светло-коричневыми разводами. Любопытно знать, с какого берега, из какой страны ее привезли?

Почти сразу Кристиан заметил, что ракушка наполовину раздавлена, и удивился. Что такое Илэр с ней делал? Она выглядела довольно крепкой, ее прочные стенки изнутри покрывал толстый слой перламутра. Кристиан прищурился и поднес ракушку ближе к глазам: ему показалось, что внутри нее что-то темнело, и это был не перламутр. Едва ли это мог быть изначальный обитатель ракушки; скорее, туда просто заползло какое-то насекомое, или же набилась грязь. Но темный предмет оказался не насекомым и не мусором. Чтобы добраться до него, Кристиану пришлось отломить от раздавленных стенок ракушки несколько мелких кусочков. И, наконец, на ладони его лежал предмет настолько неожиданный, что Кристиан не сразу понял, что это такое, и, остановившись, несколько секунд недоуменно крутил его в пальцах.

Это была маленькая флеш-карта с миниатюрным прямоугольным разъемом.

— Боже правый! — прошептал Кристиан, судорожным движением стискивая находку в кулаке.

Он хотел было развернуться, чтобы тут же побежать обратно к дому, но сдержался. Догадку следовало проверить. Теперь настала его очередь взять себя в руки; он должен был действовать осмотрительно. Он медленно продолжил свой путь. Каждый шаг давался с трудом, как будто Кристиан ступал не по палой листве и старой хвое, а пробирался через болото, посекундно увязая в бурой грязи. Кристиан думал о том, что в руках его, вероятно, оказался ключ к свободе Илэра; с другой же стороны эта маленькая вещица имеет слишком большую ценность, чтобы ее так запросто можно было отдать Лючио, который, несомненно, немедленно ее уничтожит. Что бы сделал Адриен, если бы ему пришлось выбирать между своим сыном и своей работой? На этот счет у Кристиана не было никаких сомнений.

* * *

Когда он подошел к автомобилю, сердце его вторично захолонуло. Салон «Шевроле» был пуст. Хозе исчез. В растерянности Кристиан огляделся, надеясь увидеть несносного мальчишку где-нибудь поблизости между деревьями. И впрямь, Хозе вынырнул откуда-то справа, его серая куртка сливалась с темными стволами деревьев, зато волосы выделялись светлым пятном. Как ни в чем не бывало, с невинным выражением лица, он приблизился к Кристиану.

— Все в порядке, господин Лэнгли? — спросил он с искренним любопытством.

Кристиан с трудом перевел дыхание и спросил сквозь зубы:

— Тебя где носило?

— Да я тут недалеко отходил, — Хозе небрежно ткнул пальцем куда-то себе за плечо. — Понимаете, так приперло, ну просто ужас. А вас так долго не было, и я подумал, что если буду вас дожидаться, то просто лопну…

Кристиан с сомнением поджал губы и внимательно оглядел мальчишку с головы до ног. Тот, однако, выглядел невинным, как дитя, ясные глаза его излучали простодушие и легкое любопытство. (В скобках заметим, что одно это уже насторожило бы человека, близко его знавшего, но Кристиан был знаком с ним совсем недолго, и у него не было ни времени, ни желания разбираться, что там на самом деле прячется за светлым и ясным взглядом глаз Хозе).

— Ладно, — сказал он. — Залезай в машину. Мы возвращаемся.

— Возвращаемся? Уже? — удивился Хозе. — Я думал, мы приехали сюда, чтобы забрать Илэра.

— Нет.

— Но вы хотя бы виделись с ним?

— Видел. Он жив и здоров, можешь не беспокоиться.

— Да? — скептически спросил Хозе, забираясь на заднее сиденье «Шевроле». — Так вы, стало быть, уже совершенно спокойны на его счет, господин Лэнгли? Извините, но выражение вашего лица свидетельствует об обратном.

— Ты слишком много болтаешь, парень.

— А вы слишком много молчите. Нет, в самом деле! Вы не находите нужным рассказать, где вы сейчас были и что там делали?

— Нет, — отрезал Кристиан, медленно выруливая на дорогу.

— А напрасно! Вокруг этой истории уж слишком много туману напущено. Илэр, конечно, поведал мне кое-что, но, готов заложить голову, еще о большем он умолчал. А вы так и вовсе ведете себя как секретный агент. Может быть, тут замешаны шпионы, засланные из иностранных держав? И дело Илэра является делом государственной важности? Только, убей не пойму, что могло иностранным шпионам понадобиться от Илэра.

— Уймись, парень, ты болтаешь глупости.

— А! Значит, тут дело не в международной политике. Это хорошо. Но в чем же тогда?

Удивительно, устало подумал Кристиан, и как только Илэр мог терпеть этого несносного мальчишку? Как вообще они могли дружить?

— Послушай, Хозе, зачем ты ищешь неприятностей? Тебе в жизни не хватает проблем?

Хозе сделал вид, что серьезно задумался над этим вопросом. Потом сделал большие глаза и ответил:

— Честно говоря, у меня вообще нет проблем, господин Лэнгли!

— Нет — так будут, — пообещал Кристиан. — Особенно если ты не прекратишь совать свой нос куда не просят.

— Не понимаю, почему вы считаете, что происходящее с Илэром — не моего ума дело. Он такой же мой друг, как и ваш, и я тоже о нем беспокоюсь.

— Твое «беспокойство» приведет только к тому, что тебя придется разыскивать и выручать так же, как и Илэра.

— Вы слишком пессимистичны, господин Лэнгли. Меня не так уж легко украсть!

— Вот тут, допускаю, ты прав, — не удержался от улыбки Кристиан. Он не мог не признать, что временами Хозе бывает довольно забавен. — Да и мало кто захотел бы тебя красть! Не каждый решится взять на себя подобную обузу. Я бы вот, например, не решился.

— Еще бы! Зачем вам я, когда у вас уже есть такая замечательная дочка?

Упоминание об Агни немедленно заставило Кристиана слегка нахмуриться и придало его мыслям другое направление.

— Между прочим, о дочке, — мрачно проговорил он, не отрывая взгляда от дороги. — О чем это вы с ней так мило беседовали, а?

— Когда? — живо спросил Хозе.

— Да вот вчера вечером, на ступеньках.

— А!.. Ну, мы немного поболтали о том, о сем… ничего такого особенного.

— А все-таки?

— Господин Лэнгли! — очень серьезно, совершенно по-взрослому проговорил Хозе. — Ваша дочь уже большая девочка. Полагаю, она не пересказывает вам все свои личные беседы? А если и пересказывает, то, тем более, обратитесь с этим вопросом к ней, а не ко мне. Но я не думаю, что вы такой уж тиран и непременно требуете у нее отчета обо всем, что происходит во время вашего отсутствия.

— Агни все-таки моя дочь, и я несу за нее ответственность.

— Ну и несите на здоровье, — согласился Хозе. — Я-то тут при чем?

— Ну ты и хам! — почти с восхищением сказал Кристиан. — Просто редкостный. Так вот, юноша, я не хочу, чтобы ты и моя дочь виделись и разговаривали, понятно?

— Почему?

— Потому что я тебе не доверяю.

— А зря. Вот увидите, господин Лэнгли, мне вполне можно доверять.

— Вот когда я это увижу, тогда и поговорим. Пока же…

Хозе хмыкнул и покачал головой, очевидно не испытывая ни малейшей неловкости.

— Пока же, если ваша дочь скажет, что не хочет меня видеть, вот тогда оставлю ее в покое. Извините, господин Лэнгли, но я же хочу встречаться с ней, а не с вами. А она, как мы с вами уже выяснили, взрослый и самостоятельный человек.

Кристиан испытывал сильное желание выкинуть Хозе из машины, но они еще не въехали в город, а бросать подростка одного на пустынной дороге, ночью, было совсем не хорошо. Впрочем, Хозе, возможно, и заслуживал подобного обращения.

— Будешь околачиваться возле моего дома, — сухо проговорил Кристиан, не глядя на него и уделяя все внимание дороге, — приколочу тебя гвоздями к ступенькам, ясно?

— Ха-ха, а вы шутник, господин Лэнгли!

Кристиан решил, что пора прекратить это бессмысленное препирательство, и замолк. Так, в молчании, они въехали в черту города. Была уже глубокая ночь.

— Куда тебя подбросить? — снова заговорил Кристиан. Он обнаружил, что понятия не имеет о том, где живет Хозе; его надо было куда-то отвезти. — И, между прочим, родители тебя не хватятся? Или они привыкли к твоим ночным прогулкам?

— Ага, им пофиг, где я ночую, — беззаботно отозвался Хозе, немало удивив Кристиана. Впрочем, чему тут удивляться, родители разные бывают. — Если вам не трудно, высадите меня в начале Банковской улицы. Дальше я сам доберусь.

Кристиан доставил Хозе куда тот просил и не без облегчения избавился от настырного пассажира. Его должно было насторожить то, что мальчишка не засыпал его вопросами об Илэре, но он настолько устал, что уже не мог ни о чем думать. Самая отчетливая его мысль была о том, как бы поскорее добраться до кровати и уснуть. И забыть хотя бы на ночь обо всех проблемах, и начать снова думать о них только утром.

* * *

Несмотря на крайнюю усталость, ночью Кристиан не спал, а вспоминал. Лежа в одиночестве в просторной постели, в большом двухэтажном доме, он вспоминал события сто- и двадцатилетней давности, и сожалел о том, что память его, несмотря на солидный возраст, остается ясной и цепкой. Многие вещи он предпочел бы забыть.

Он вспоминал годы, проведенные вместе с Лючио. В беседе с Илэром он о многом умолчал, в том числе не посвятил его полностью в отношения, связывающие его с Лючио в прежние времена. Они были не просто друзьями: они были партнерами и вместе держали клан. Никто из них не думал о том, чтобы остаться единоличным правителем. Некоторые даже считали их любовниками. Но они никогда не были близки телесно, хотя случалось, что оказывались в одной постели с одной на двоих женщиной. Часто секс был связан с кровью. Иногда женщина погибала.

Прожив двести с лишним лет, Кристиан потерял вкус к жизни. Рано или поздно, это случается со всеми носферату, за редким исключением. Случилось и с ним. Он ничего не хотел. Двести пятьдесят лет — не возраст для носферату, но Кристиан готов был покончить с существованием, в котором все равно не видел уже никакого смысла. Состояние его было схоже с тем, что у людей называется депрессией, но много глубже. Лючио, как мог, пытался вернуть его. И вот, случилось так, что Кристиан, пресыщенный жизнью и растерявший, как ему казалось, пылкость чувств, неожиданно для себя влюбился в женщину. Она была очень юна и очень хороша собой. Когда она смеялась, на щеках у нее появлялись ямочки, которые, в конечном счете, и покорили Кристиана. Он снова вспомнил, что значит чувствовать, и совершенно потерял голову. После недолгих ухаживаний он открылся возлюбленной и с замиранием сердца услышал в ответ: "Ах, я тоже люблю вас, господин Кристо!" Это было для него полной неожиданностью, на взаимность он особо не рассчитывал. В момент признания она очаровательно раскраснелась и похорошела несказанно, и Кристиан, ощущая сводящее с ума головокружение, немедленно сделал ей предложение. И только после этого сообразил, что же наделал. И ужаснулся. Он не мог жениться! Но и отступиться от своего слова не мог, поскольку предложение было принято благосклонно и даже с восторгом. Ему оставалось либо бежать, покинув девушку, либо открывать ей тайну своего происхождения. Любовное безумие его было столь велико, что он выбрал второе, с ужасом ожидая, что невеста исполнится отвращением и сама отвернется от него, и вместе с тем надеясь на это. Но девушка даже не испугалась. Напротив, заявила, что желает разделить с ним его проклятие. Кристиан подробно разъяснил, чем может грозить ей превращение в вампира. Рассказал, что на долгое время она попадет под его власть, власть своего создателя. Но и это не напугало ее. И после исполнения положенного ритуала Кристиан привел свою невесту в клан, намереваясь сделать ее вскоре женой. Первым человеком, которому он представил ее, был его друг и партнер Лючио.

Красота юной невесты Кристиана пленила Лючио, который всю свою долгую жизнь преклонялся перед красотой и изяществом. Он возжелал ее и, конечно, заполучил, даже не пуская в ход свои особые чары. Дарованные от природы, красота и обаяние Лючио всегда были фатальны для женщин, он знал это и вовсю пользовался своим преимуществом. Угрызения совести же были ему не знакомы. Невеста Кристиана, не успевшая стать его женой, отдалась Лючио, не испытывая никаких сожалений.

Кристиан узнал об этом.

О том, что происходило дальше, он и спустя много лет вспоминал со стыдом и болью. Они с Лючио не разговаривали, как два наделенных разумом человека: они грызлись, как звери, сцепившиеся друг с другом в борьбе за самку. Много слов было произнесено в ярости и гневе, слов, которые Кристиан желал бы вернуть. Давняя дружба превратилась в смертельную вражду. Ни один из них не хотел уступать другому. Оба словно потеряли разум. Девушка же, напуганная происходящим, таяла на глазах. Она была слишком слаба, чтобы жить, разрываясь между властным притяжением создавшего ее носферату и чарами другого носферату, пожелавшего сделать ее своей. Ее кровь была слабой, ее тело еще было телом человеческой женщины. Кристиан и Лючио вместе, своими страстями, убили ее. Когда они опомнились, было уже поздно что-либо делать. Девушка умерла, а бывшие друзья и партнеры разорвали все отношения и стали врагами. Кристиан и сто лет спустя не понимал, как он не убил себя после смерти невесты. Впрочем, тогда это было весьма трудно осуществить.

Восемьдесят лет спустя Кристиан познакомился с Адриеном Френе. Состоялось их знакомство на университетской вечеринке, куда Кристиана привела Кира, за которой он тогда элегантно и несколько старомодно ухаживал. Кира работала секретаршей на той же кафедре, где и Адриен, тогда еще молодой преподаватель. "Вскоре Адриен станем моим начальником", — значительно сообщила она Кристиану. Адриен отмахнулся от ее слов и расхохотался. В самом деле, трудно было представить его в роли заведующего кафедрой. Он слишком походил на мальчишку со своей очаровательной, обезоруживающей улыбкой, ямочками на щеках и взъерошенными черными волосами. С первых же минут разговора Кристиан почувствовал к нему расположение. Адриен не был красив, но привлекал внимание яркой внешностью: смуглый и черноволосый, с очень светлыми серыми глазами в кайме угольных ресниц. Кристиан буквально влюбился в него. Он был мало подвержен чужому влиянию, и напротив, привык, что все знакомые попадали под его собственное влияние и только что не смотрели ему в рот, но не поддаться очарованию Адриена Френе было невозможно. Впрочем, как выяснилось вскоре, влюбленность их оказалась взаимной.

После первого разговора они уже не разлучались. Их дружба очень не нравилась Кире.

— Вы как влюбленная парочка, — ворчала она. — Я чувствую себя третьей лишней.

— Не говори глупостей, — возражал Кристиан.

— Это даже странно выглядит, — не унималась Кира. — Кто-нибудь может подумать, что у вас совсем ненормальные отношения, понимаешь, о чем я?

— Дурак будет тот, кто подумает, — отвечал Кристиан. — Мне нет дела.

— Зато есть дело мне, — окончательно выходила из себя она. — Как думаешь, приятно слышать, будто твой жених — гей?

Кристиан смеялся.

Как ни странно, при обоюдной тяге у них на первый взгляд не было никаких точек соприкосновения ни в характерах, ни в занятиях. Кристиан целыми днями просиживал со своими чертежами и проектами, а Адриен по уши был увлечен науками, в которых Кристиан не понимал ни черта, с трудом представляя даже, что означают их названия. Адриен же забирался в свои биологические и иже с ними дебри все глубже и глубже. Недавно он закончил некий научный труд, выступил с ним, как говорили, с большим успехом, произведя некоторое смятение, шум и споры среди своих коллег, и теперь ждал решения о присвоении соответствующей научной степени. Когда дело касалось работы, Адриен мог быть весьма серьезен. Так что Кира не слишком преувеличивала, когда говорила о возможности скорого получения Адриеном высокой должности при кафедре. Сам Адриен, впрочем, к этому не рвался.

Не рвался он и к каким-либо жизненным удобствам, и к обустройству личной жизни. Кристиан часто бывал в его съемной захламленной квартире. Адриен жил без родителей, один, и не терял время на такие ненужные действия, как стирание пыли и мытье полов. Он вообще не замечал подобных мелочей, останавливая свое внимание только на положительных и радостных сторонах жизни. Ну и, конечно, на своей работе, для которой тоже не требовалось идеальной чистоты письменного стола и до блеска отдраенной плиты на кухне. Кристиан не терпел никакого беспорядка, хотя и предпочитал не прибирать дом собственноручно, а поручать это дело приходящей прислуге. Но и такой чудовищный недостаток Адриена не уменьшал силы привязанности к нему. Да и ничто не могло бы уменьшить.

На свадьбе Кристиана и Киры (которая после долгих раздумий, наконец, дала тот ответ, которого так ждал Кристиан) Адриен был другом жениха, а позже стал крестным отцом их дочери.

Год спустя Кристиан и Кира разошлись.

В самый разгар их бракоразводного процесса Адриен познакомился с Лореной и познакомил с ней друга. Прекрасно понимая, в каком состоянии находится Кристиан в то время как разваливается его семья, он все же не мог удержаться и повременить со встречей хотя бы несколько дней. Он находился в состоянии эйфории, и неудивительно: Лорена наверняка приняла некоторые меры, чтобы приворожить очаровательного мальчишку к себе.

Лорена была изящна и красива, как фарфоровая статуэтка: черные гладкие волосы, большие темно-серые глаза, сочные губы. Она вошла в клан «Цепеш», еще когда Адриен не появился на свет. Лорена была истинным вампиром, но не носферату. Силы ее не шли ни в какое сравнение с силой Лючио или Кристиана. Она была слабой, почти как обычная человеческая женщина. В сущности, единственное, что ей досталось, это длинная жизнь и неувядающая молодость и красота. Но и этого оказалось достаточно, чтобы привлечь падкого на красивых женщин Лючио: на какое-то время, пока не успела наскучить (а это произошло довольно скоро), Лорена стала его любовницей.

Кристиан знал Лорену, несмотря на то, что давно порвал с кланом. Как ни пытался он вести обычную человеческую жизнь, он все же не был человеком, и не мог полностью порвать те нити, что соединяли его с сородичами по крови. Он знал Лорену и знал, что она боится его. Увидев друг друга, Кристиан и Лорена оба испугались, но виду не показали. Весь вечер, прикидываясь веселым и беззаботным, Кристиан ломал голову, как выручить друга из беды. Сказать правду, не рискуя показаться сумасшедшим, он не мог. Воспользовавшись минутной отлучкой Адриена, он сквозь зубы спросил у Лорены, какого черта она делает с этим мальчишкой. Но объясняться времени не было, и он назначил ей встречу. Отказаться или не повиноваться высшему носферату Лорена не посмела.

Разговор вышел эмоциональный.

Лорена рассказала, что поначалу не воспринимала своего поклонника серьезно и считала его просто милым мальчиком (еще бы! ведь она была старше его больше чем на сорок лет). В нем ее привлекли исключительно его молодость и веселый, легкий характер. Надо думать, что после капризного и деспотичного Лючио Адриен должен был казаться ей удивительно приятным человеком. Однако, скоро она обнаружила, что ее привязанность к Адриену гораздо глубже, чем она полагала.

— Мне кажется, я люблю его, — не слишком уверенно проговорила она, комкая в руках платок. Для своего возраста она выглядела удивительно беспомощной.

— Черт тебя побери! — не выдержал Кристиан. — О чем ты только думала, Лорена? О чем? А что Лючио, он ведь все знает?

Лорена покаянно склонила голову. Разумеется, Лючио знал. Он вообще знал о своих подопечных все. Правда, не всегда считал нужным вмешиваться в их дела.

— Ты должна оставить его немедленно, — потребовал Кристиан.

— Я не могу, — пролепетала Лорена и разрыдалась. Слезы ее не возбудили в Кристиане никакого сочувствия.

— Все равно вы не сможете быть вместе. Ты только напрасно его измучаешь. Оставь его!

Лорена не ответила.

А через два дня в дом Кристиана пришел Адриен. Он был бледный, взбудораженный и едва стоял на ногах. Содрогаясь от недобрых предчувствий, Кристиан заставил друга сесть и для начала уговорил его выпить воды, а затем приступил к расспросам.

— Лорена… — простонал Адриен. Он едва смог отпить один глоток из стакана, зубы его стучали друг об друга. — Лорена сейчас рассказала мне такое… такое… ты мне не поверишь!

И он рассказал то, что Кристиан и без него уже знал несколько столетий. Я убью ее! подумал Кристиан, но внешне остался невозмутим.

— Ты, наверное, думаешь, что я сошел с ума! — добавил Адриен. К концу рассказа он уже почти успокоился, краски вернулись на его лицо. — Но это не так, уверяю тебя, не так! Я и сам сначала не поверил, но она… она же не сумасшедшая, Крис. Я точно знаю, что нет.

— Я не считаю сумасшедшим ни тебя, ни ее, — уверил Кристиан и задал очень интересовавший его вопрос: — А Лорена не объяснила, почему решила открыться? Ведь ей ничего не стоило сохранять это в тайне и дальше.

Ему очень хотелось понять это, прежде чем решить, как теперь действовать. Он представлял, каких мучений стоило Лорене довериться возлюбленному: ведь над ней издавна довлела воля ее хозяина и повелителя, Лючио. Без его позволения она прежде не смела и шагу ступить.

— Сказала. Она сказала, что очень любит меня и поэтому не может больше обманывать. И еще сказала, что ждет ребенка.

Кристиан вздрогнул и до боли стиснул руки. Вот это да! Ребенок с «половинчатой», потенциально сильной, кровью! Лючио, если узнает, не упустит возможность воспользоваться таким редкостным «материалом». Недавно ставший отцом Кристиан очень боялся, как бы его маленькая дочка не заинтересовала Лючио. И это при том, что он мог защитить ее. Что же должна была чувствовать беспомощная, лишенная почти всей вампирской силы Лорена? Объяснила она Адриену, что ждет их ребенка в будущем?..

— Это какой-то ужас. О, что нам делать, Крис? — простонал Адриен, сжав руками голову. Отчаяние вновь овладевало им и грозило вот-вот захлестнуть с головой. Никогда раньше Кристиан не видел его в таком состоянии. — Что нам делать?

Кристиан вспомнил, с каким мужеством почти век назад приняла юная невеста его признание, и промолчал. Он не знал, что делать. Самой простой и очевидный поступок, который мог совершить Адриен — это позволить Лорене превратить себя в такого же, как она, вампира. Но это едва ли поможет ребенку, да и Адриен может не пережить превращения. Другой возможностью жить без опаски стал бы уход Лорены из клана. Но Кристиан знал, что она никогда не решится на этот шаг без позволения Лючио. А такого позволения он не даст, она же ни за что не посмеет спорить и настаивать. Если Лючио разгневается, он уничтожит ее на месте, превратит в пепел и развеет по ветру. Впрочем, есть вещи и похуже, чем смерть, и они тоже в его власти.

На всякий случай Кристиан спросил:

— Ты не думал о том, чтобы… присоединиться к ее… сородичам? Вероятно, есть способ стать таким же, как она?

О, он очень хорошо знал, что есть! Но он не должен был показывать своей осведомленности, и это было безумно тяжело. В тот день Кристиан еще не знал, что ему придется хранить свою тайну до самой смерти друга.

— Нет! — с неожиданным пылом воскликнул Адриен. — Стать кровопийцей? Никогда.

— Даже ради любви к ней?

— Нет, Крис. Именно потому, что я люблю Лорену, я должен вытащить ее из этой… этой секты, а не увязнуть вместе с ней!

Только тогда Кристиан понял, что до сих пор не уяснил, оказывается, для себя полностью характер друга. Тот мог быть вполне фанатиком.

С того дня жизнь Адриена превратилась в ад. Две идеи безраздельно завладели им: освободить любимую от проклятия, чтобы, наконец, воссоединиться с ней; и не допустить сына до мрачной тайны, скрывающей судьбу его матери. Он совершенно переменился, Кристиан не узнавал его. Его беззаботность и смешливая легкость исчезли без следа, он стал одержим. Больше всего Адриена мучило то, что он не мог посвятить никого в свою тайну, он слишком боялся, что ему не поверят и поднимут на смех. А может быть, признают сумасшедшим и отправят на лечение. Кристиан оказался единственным, кому он доверился, и на чью помощь мог рассчитывать.

Сразу после рождения сына Адриен забрал его к себе, и таким образом ребенок избежал внимания Лючио. Того, казалось, вообще не слишком-то заинтересовал факт рождения ребенка Лореной (его Лореной, ибо он снова стал предъявлять на нее права). Но, вероятно, это было до поры, до времени. Едва ли он мог упустить из виду такой прелюбопытный объект.

Адриен объяснил сыну, что мать его умерла, но так и не показал, где она похоронена. Все, что касалось матери мальчика и ее смерти, стало у них запретной темой.

Сам он продолжал тайно встречаться с Лореной, и устраивал свои встречи так ловко, что подросший сын ничего не заметил и не заподозрил.

Бедная, бедная Лорена! Она была разлучена со своим мальчиком, и лишь изредка, украдкой, могла приходить и смотреть издалека, как он прогуливается с отцом или играет. Должно быть, она проклинала свою вечную красоту и молодость и охотно согласилась бы обменять их на возможность стать обычной женщиной. Она жгуче завидовала Кристиану: ей самой не хватало духу поступить подобно ему и решительно порвать с Лючио и его кланом. Можно вообразить, сколько слез она проливала по ночам!

Адриен жил замкнуто, едва общаясь с коллегами, зато обзавелся многочисленными знакомствами среди вампиров. В этом ему поспособствовала Лорена. Свел он знакомство и с Лючио. После он рассказывал Кристиану, какое впечатление на него произвел глава клана:

— Теперь я понимаю ужас Лорены перед ним. Этот человек, — если только это человек, — так прекрасен, что может, если захочет, сломить любого своей красотой и превратить в своего раба. Понимаешь, о чем я? Самое страшное, что для этого ему хватит одного взгляда. Мужчина перед ним или женщина, это все равно. Когда я говорил с ним, мне хотелось упасть на колени и зарыдать от восторга и ужаса, понимаешь? Я испугался, Крис, по-настоящему испугался. Он обладает невероятной властью над людьми, и может пускать ее в дело, когда ему только заблагорассудится.

— Будь осторожнее с ним, Адриен, — тихо ответил Кристиан. — Он может испробовать на тебе свои чары.

— Я осторожен, — с горечью проговорил Адриен. — Очень осторожен. Но, когда я вижу его, когда он смотрит на меня своими прекрасными, загадочными, темными глазами, — тогда мне так трудно продолжать его ненавидеть…

О силе его ненависти можно было только догадываться. Знал ли Лючио о чувствах, возбуждаемых его персоной? Наверняка. Но к ненависти он успел привыкнуть за свою долгую жизнь (как, впрочем, и к любви, и даже к обожанию) и ничуть на сей счет не волновался.

Иногда, когда Адриен отправлялся на встречу с кем-нибудь из вампирского сообщества, Кристиан шел с ним. Случалось это, впрочем, только тогда, когда он был полностью уверен, что не пересечется с Лючио. Он мог спокойно перенести встречу с любым из старых знакомых, но вид Лючио неизменно пробуждал в его душе целую бурю чувств. Столько лет прошло, а он все не мог забыть ни дружбу, ни братскую любовь, ни смертельную ненависть. Несколько раз, все же, они случайно сталкивались. Лючио неизменно с ним раскланивался с самым светским видом; а если заводил разговор, то совершенно нейтральный, и по темным глазам никак нельзя было прочитать его истинные чувства. Кристиан всегда отмалчивался. Его молчание не удивляло Адриена: он списывал все на эффект, который Лючио производил на людей.

Встречался Кристиан и с Лореной.

Та, наконец, перестала его бояться. Но так уж она была устроена, что то место в ее сердце, где прежде жил страх, не могло пустовать, и оно наполнилось чем-то вроде благоговения. Благоговение было столь сильным, что, если бы Лорена не помнила крепко о своем прежнем страхе, она с радостью принялась бы целовать ему руки. Есть люди, которым непременно нужно преклоняться перед кем-то, и Лорена принадлежала к их числу. Неутихающая любовь к Адриену не мешала ей безоговорочно покоряться воле Лючио и трепетать перед Кристианом. Ее собственная воля была подавлена другими волями, и оставалось только удивляться, что она все еще оставалась цельной. Многие не выдерживали подобного давления: умирали, как невеста Кристиана, или же сходили с ума. Может быть, дело было в том, что Лорена умела хорошо приспосабливаться.

В разговорах с Кристианом она в основном предавалась мечтам о своей жизни с Адриеном в будущем, когда она избавится, наконец, от проклятия и сможет обнять сына. С годами мечты ее отнюдь не тускнели, ибо, как она утверждала, Адриен все ближе подходил к разгадке тайны вампирского существования. Ее слова, хотя она этого и не знала, весьма волновали Кристиана: возможно, не меньше, чем она, он стремился освободиться от постоянно мучившей его жажды, которая за минувшее столетие ничуть не утихла, и распрощаться с проклятой вампирской природой.

Но об исследованиях Адриена он узнавал только со слов Лорены. Сам он никогда не расспрашивал друга, зная о его замкнутом характере и о том, что Адриен не склонен распространяться о своей работе. Иногда он мог обронить несколько слов, но и только. Только с Лореной он был откровенен. Это, в конце концов, и погубило его.

Мечты Лорены перемежались расспросами о сыне: как он растет, как выглядит, что любит, здоров ли, счастлив ли? — и обращенными к Кристиану просьбами "не оставлять их". Под «ними» она подразумевала Адриена и сына.

— Я не могу быть с ними, — говорила она печально, едва сдерживая слезы. — Так будь с ними ты! Не оставляй их, прошу тебя, Кристо!

И Кристиан охотно проводил с ними время. Его с Адриеном дружба с годами крепла, а худенького черноволосого мальчишку он полюбил, как собственного сына. С Илэром он возился больше, чем с родной дочкой.

Илэр рос, и лицом все больше походил на мать. Те же черные волосы, большие темно-серые глаза в кайме темных ресниц, острый подбородок и тонкий прямой нос. Но вот характер у него был не материнский. В Лорене никогда не было такой самостоятельности, которая проявилась у ее сына еще в детстве. Это, впрочем, было совсем не удивительно: Адриен уделял ему не слишком много внимания и держался до странности холодно с ним (он вообще стал очень скрытен в том, что касалось чувств). Илэр, однако, отнюдь не ощущал себя заброшенным и искренно и глубоко любил отца. И был очень привязан к Кристиану.

В глубине души Кристиан слабо надеялся, что с годами Адриен и Лорена охладеют друг к другу и расстанутся. Ведь и люди, и вампиры, бывают весьма непостоянны в своих привязанностях!.. Тогда Адриен оставил бы свои исследования, о которых, конечно, уже проведал Лючио, и таким образом опасность миновала бы. Но увы! Кристиан с горечью видел, что любовный недуг не оставляет его друга.

— Мы будем вместе, — не уставал повторять Адриен.

И так он повторял до того дня, когда в его дом ворвались люди Лючио, понявшего, что дело зашло слишком далеко.

 

Глава 3

 

Через дорогу от школы работало кафе, где готовили вкусный кофе и всегда продавали свежие пирожные, и где Агни любила посидеть после уроков. Возвращаться домой ей не хотелось, да никто ее особо и не ждал. Это отец интересовался ее жизнью, хотя и виделся с ней от случая к случаю, а мать была занята исключительно собой. Ее участие в жизни Агни ограничивалось аккуратной выдачей денег на карманные расходы, и в этом отношении она не скупилась. Денег у Агни всегда было достаточно, хватало даже на частые походы в ночные клубы. Кристиан запрещал ей ночью уходить из дома, но, живя с матерью, Агни пользовалась неограниченной свободой.

После уроков Агни, как обычно, сидела за любимым столиком, перед большой чашкой «борджиа» и тарелочкой с пирожным, и размышляла о своей грустной судьбе. Вчера Кристиан отвез ее обратно к матери, и она изо всех сил пыталась на него разозлиться, но не могла, видя, что он вне себя от тревоги. Зная его исключительную выдержку, можно было предположить, что случилась очень серьезная беда, которая только и могла заставить его потерять самообладание. И Агни догадывалась, что отец поспешил отправить ее к матери, чтобы уберечь от неприятностей. Ей, однако, хотелось бы остаться с ним, чтобы поддержать его, а не устраниться равнодушно и забыть про его проблемы и проблемы Илэра. Но кто бы позволил ей остаться?

— Разрешите присесть? — послышался над ухом мягкий мужской голос, вырвавший Агни из раздумий.

Агни хотела ответить, что свободных мест в кафе достаточно, но подняла взгляд, и все слова вылетели у нее из головы. Таких красивых людей ей видеть еще не приходилось. Молодой человек лет двадцати трех — двадцати пяти, темноволосый и черноглазый, обворожительно улыбался ей, и взгляд его, томный, мягкий, ласкающий, обволакивал и обещал что-то невероятное.

— Садитесь, — пролепетала Агни, не в силах оторвать глаз от бледного изысканного лица.

— Благодарю, — мягко сказал молодой человек и сел. — Простите, если покажусь назойливым, но я был не в силах пройти мимо столь очаровательной девушки, к тому же столь грустной. Могу я угостить вас чем-нибудь?

Агни посмотрела в свою чашку — на донышке оставалось совсем чуть-чуть «борджиа», — и облизнулась.

— Можете, — сказала она. — Только скажите сначала, как вас зовут.

— Лючио, — ответил молодой человек и улыбнулся, показав ровные, очень белые зубы с хорошо выраженными клыками.

— Какое необычное имя! — восхитилась Агни. — Вы иностранец?

— Пожалуй, что да. Кстати, можете называть меня Луций или Лука, если вам удобнее.

— Нет, «Лючио» мне очень нравится. А меня Агни зовут.

С новым знакомым Агни просидела в кафе до темноты. Будучи совершенно им очарованной, она и подумать не могла о скором прощании. Лючио не был похож ни на одного из прежних ее кавалеров. Во-первых, он был взрослым, и во время разговора не краснел, не запинался и не хихикал глупо, как ее ровесники. Во-вторых, он был так красив, что рядом с ним бледнели красавцы с обложек глянцевых журналов. В-третьих, он обращался с Агни, всячески подчеркивая ее достоинства, коих оказалось неожиданно много: он восхищался ее юностью, красотой, веселостью и непосредственностью. В другое время поток комплиментов, едва ли не лести, насторожил бы Агни, но каждое слово, сходящее с губ Лючио, было к месту, каждая фраза казалась совершенством. Он весь был само совершенство. От его взгляда, ласкового и жаркого, кружилась голова. Когда он предложил проводить Агни до дома, она, не задумываясь, согласилась; и так же, совершенно бездумно, села в его машину. Когда Лючио вдруг остановил машину и принялся целовать Агни, она даже не попыталась сопротивляться, хотя раньше не позволяла подобных вольностей никому из мальчишек. Он целовал ее напористо, как будто имел на нее все права, и от его поцелуев Агни все летела и проваливалась куда-то. Только на задворках сознания мелькнула мысль: а что, если от поцелуев он перейдет к более решительным действиям? что тогда? — но она эту мысль отогнала. Она сама не поняла, когда и как Лючио успел снять с нее куртку и свитер и обнажить ей грудь. Господи, я же совсем его не знаю! — промелькнула и пропала паническая мысль. Тело таяло и растекалось под губами и руками Лючио, Агни почти теряла сознание, забыв, кто она и где. Когда на секунду сознание ее прояснялось, она с удивлением отмечала, что Лючио по-прежнему остается в пальто, и это слегка ее успокаивало, но не надолго: еще секунда, и она вновь начинала «плыть». Через какое-то время она вовсе перестала понимать, что Лючио делает с ней, тело ее наполнилось блаженством до краев. Сама она только и могла, что гладить его мягкие шелковые волосы, рассыпавшиеся по ее груди, и тихонько постанывать, закусывая губы.

И вдруг все закончилось. Лючио отстранился и откинулся на спинку водительского кресла. Инстинктивно прикрыв грудь рукой, не до конца еще очнувшись от сладостного наваждения, Агни посмотрела на него и немного удивилась его спокойному виду. Ни следа румянца не было на его бледных щеках, тогда как она сама вся горела. Он повернул голову и посмотрел на нее долгим взглядом, от которого Агни содрогнулась, но не от страха, а от удовольствия. Этот взгляд обещал ей гораздо большее наслаждение, нежели то, что она испытала сегодня. Агни поймала себя на мысли, что готова сама снять с себя оставшуюся одежду, лишь бы получить обещанное немедленно. Ее руки сами поползли к ремню джинсов, но Лючио накрыл ее ладонь своей.

— Тебе пора домой, — сказал он.

— Нет, — сказала Агни, придвигаясь к нему. — Я не хочу. Можно мне остаться с тобой?

Лючио улыбнулся.

— Не сегодня, милая, — он провел пальцем по щеке Агни, и его легкое прикосновение вновь отозвалось в глубине ее тела уколом острого наслаждения. — Тебе действительно пора. Оденься, пожалуйста.

Агни повиновалась. Он смотрел, как она одевается, и его взгляды казались Агни мягкими ласкающими касаниями. Кто же он, этот невозможный человек?

Они уговорились встретиться назавтра в том же кафе. Ночью Агни почти не спала. Ей казалось, что кровь ее превратилась в раскаленную лаву, и жгла невыносимо. Агни не знала, чем и как охладить этот жар. Ничего подобного с ней еще не случалось. С ужасом она думала, как переживет завтрашний школьный, бесконечно длинный день. Но ей по-прежнему не приходило в голову, что с ней творится что-то плохое или неправильное, и что нужно обратиться к кому-нибудь за советом. Впрочем, идти ей все равно было не к кому: с матерью Агни ни за какие блага мира не стала бы делиться своими переживаниями, а отцу было не до нее.

* * *

Моя, она моя, думал Лючио со спокойным удовольствием, ленивыми движениями рулевого колеса направляя машину по ночным улицам. Я почти заполучил ее, еще одно небольшое усилие, и она сама упадет мне в руки, как спелый плод, наливное яблочко. Я мог бы уже сегодня довести дело до конца, но хочется немного растянуть удовольствие. Эта девочка настоящий лакомый кусочек: такая юная, такая чистая, такая сладкая! И такая слабая, и так не похожа на своего отца. Вот это, пожалуй, жаль. Будь в ней больше сходства… Ах, Кристо, я помню твое белое, сильное тело так хорошо, словно мы только вчера расстались. И хотя я никогда не хотел обладать тобою, как любовником, мне доставила бы некоторое удовольствие мысль, что, лаская твою дочь, я одаряю ласками тебя. Раз уж я не могу тебя вернуть… Это было бы интересно, пожалуй. Впрочем, ты все равно не понял бы меня. Тебе никогда не доставало воображения.

Однако, продолжал размышлять Лючио, мягко подправляя руль, нужно следить, чтобы не заиграться, растягивая удовольствие. Как бы не забыться. Слишком долго тянуть тоже нельзя. Агни, сладкая Агни должна стать моей… нет, нашей. Ее кровь должна быть достаточно сильна, если она хоть что-то унаследовала от Кристо. Я запрещал себе думать о ней раньше, превращение человека младше шестнадцати лет — бред, убийство почти наверняка, — но теперь, пожалуй, пора. Странно, что Кристо так мало заботится о ней, гораздо больше его волнует Илэр. Конечно, это же сынок его ненаглядного Френе… С которым, между прочим, тоже все отнюдь неясно. Кровь Илэра… в ней есть что-то странное, она не дается мне, в ней есть какая-то сила. Никогда такого не видел. Адриен был обычный человек, Лорена слаба, так откуда что взялось? Неужели произошли какие-то мутации? Или же…

Мысль, пришедшая Лючио в голову, была так неожиданна, что он вздрогнул, сжал пальцы на рулевом колесе и сильнее надавил на педаль газа. Почему он не подумал об этом раньше?

…Лорена вскочила и отпрянула в угол, когда Лючио без стука ворвался в ее спальню. Она хорошо знала, каким милым и обаятельным он может быть, но он мог быть и страшным. Теперь он был страшен. В его глаза жутко было смотреть, и Лорена, дрожа, уставилась на свои ноги. Он часто бил ее, но сейчас, кажется, ей предстояло вынести кое-что похуже побоев. Лючио стремительно подошел к ней, схватил за подбородок и заставил смотреть в лицо. В глазах у нее потемнело, ноги ослабели, и Лорена упала на колени перед своим мучителем. Его мягкий рот кривился в злобной гримасе, лицо смялось, как лист бумаги.

— Отвечай мне, — велел он тихим голосом, похожим на шипенье змеи, — отвечай правдиво, иначе пожалеешь! От кого ты родила своего сына?

Лорена смотрела на него с нескрываемым ужасом.

— Что ты такое спрашиваешь, Лючио? Разве ты не знаешь? Его отец — Адриен, и я…

— Ты спала с нами обоими! — перебил ее Лючио яростно, повысив голос. — С обоими! От кого ты родила: от Френе или… от меня?!

Лорена длинно всхлипнула и вдруг порывисто обняла его ноги.

— Я не знаю! Клянусь, Лючио, не знаю! По срокам отцом мог быть как ты, так и Адриен. Но мальчик был самый обычный, и я подумала, что…

Лючио грубо оттолкнул ее и несколько раз прошелся по комнате туда и сюда. Лежа на полу, Лорена со страхом следила за ним.

— Не может быть! — бормотал Лючио. — Не может быть! Разве возможна подобная мутация? Если бы он был носферату, я бы увидел это. В его возрасте кровь уже должна дать о себе знать! Неужели все-таки мутация? Черти бы побрали этого Френе! Куда он запрятал свои записи? Напрасно я отпустил сегодня девчонку Кристо, будь она тут, он шевелился бы скорее, — он еще несколько раз пересек комнату и остановился. — А что наш гость сегодня? — спросил он обычным голосом. — Жив, здоров?

— Он ничего не ест, — едва слышно ответила Лорена. — И не встает с постели.

— Решил уморить себя голодом? Дай мне лампу, Лора, я хочу поговорить с ним.

Поднимаясь по лестнице, Лючио прислушивался к себе. Детей у него, за всю долгую жизнь, никогда не было. Но как он ни старался, так и не понял, какие чувства вызывает у него мысль о возможности обретения взрослого сына.

В комнате было темно и тихо. Илэр, вытянувшись, лежал на постели, глядя в темноту раскрытыми глазами, и не дрогнул ни единым мускулом, когда Лючио подошел и склонился над ним. Его тонкое, нежное лицо казалось похудевшим и измученным. Красивый мальчик, еще раз отметил про себя Лючио. В нем нет ничего от Адриена Френе, кроме упрямства… а от меня? Есть ли у него сходство со мной? Лючио пристально вгляделся в лицо юноши. Нет, не разобрать, слишком многое он унаследовал от Лорены: эти глаза, эти нежные черты, эти мягкие, с серьезной складкой, губы. Какого черта мне показалось недавно, что он — вылитый Адриен? Ничего подобного.

Но что с ним творится? Неужели он уже сломался? Не может быть.

— Малыш, — мягко позвал Лючио.

Илэр вздрогнул и медленно перевел на него взгляд.

— Крис? — прошептал он.

Лючио зажег лампу и поднес к своему лицу. Илэр прикрыл глаза и отвернулся.

— Оставьте меня в покое, — проговорил он бесцветно.

— Ты не помереть ли решил?

— А хоть и так…

— Я могу распорядиться, чтобы тебя кормили силой. Хочешь этого?

Илэр промолчал.

— Я обещал Кристо вернуть тебя ему в целости и сохранности, и хотелось бы обещание сдержать. Вот только… Кажется, появились новые обстоятельства.

— Какие еще обстоятельства?

Сейчас я тебя расшевелю, подумал Лючио. Сейчас ты у меня запрыгаешь, мальчик.

Он сел на край кровати и поставил лампу рядом с собой.

— Понимаешь, — сказал он вкрадчиво. — Есть некоторые данные, которые ставят под сомнение твое родство с Адриеном Френе.

— Не понимаю, — напряженным голосом сказал Илэр.

— Может быть, он вовсе не твой отец, малыш.

— Что за чушь? — резко спросил Илэр, приподнимаясь, и в упор взглянул на Лючио. — Кто же мой отец, если не он?

Лючио промолчал и улыбнулся. Не отрываясь, Илэр смотрел на него, и из глубин его глаз на поверхность медленно поднимался ужас.

— Нет, — сказал он, отодвигаясь. — Не может быть. Неправда!

* * *

Девчонка была готова. Прежде чем подойти к ней, Лючио несколько минут наблюдал за ней, сидя в машине, благо что большие окна кафе позволяли прекрасно видеть весь зал. Агни сидела скучная, как на похоронах, и уныло ковырялась ложечкой в чашке с кофе. Вчера, когда Лючио видел ее, она тоже была скучной, но то была совсем друга скука, уж он-то знал. Не раз и не два он наблюдал, как женщины — да и мужчины — становятся зависимы от него, и хорошо знал, как сказывается эта зависимость. Вчера, поцелуями и ласками, он привязал Агни к себе, и теперь ее к нему тянуло непреодолимо. Едва завидев его, она преобразилась и расцвела. Это была только вторая их встреча, но Лючио стал для нее важнее родных, друзей и целого мира. Мысленно Лючио облизывался. Давно ему не перепадал столь лакомый кусочек. Эта юная девочка, это дитя станет жемчужиной его коллекции. Особую пикантность его мечтам придавали мысли о том, что Кристо, узнав о приходе дочери в клан, будет полностью уничтожен.

Часа два они просидели в кафе. Нетерпение Агни росло чем дальше, тем сильнее. Лючио с любопытством наблюдал за ней. Его восхищала сила страсти этой юной девочки, не знавшей еще мужчин.

Ни он, ни Агни не заметили, что с улицы за ними наблюдают. Через дорогу от кафе, на скамейке, совершенно не скрываясь, сидел высокий юноша с высветленными до блеклой желтизны волосами и смотрел на них, не отрываясь, со сложным выражением на лице. Но они были слишком заняты друг другом, чтобы замечать еще кого-то. Впрочем, Лючио, если бы и увидел, все равно не узнал бы его. Другое дело — Агни, которая без труда опознала бы в наблюдателе Хозе, про которого она и думать забыла. Когда они вышли из кафе и пошли к машине, Хозе вскочил было, но тут же сел обратно. Только когда белая «Шкода» тронулась с места, Хозе снова поднялся и отчаянно замахал рукой первому же приблизившемуся такси.

Агни едва дождалась, пока машина остановится в укромном переулке, подальше от людских глаз. Вместе с Лючио они перебрались на задние сиденья, и дрожащими руками Агни принялась снимать с себя одежду. Лючио, ангельски улыбаясь, помогал ей, покрывая ее поцелуями. Глаза у него сильно блестели, и даже щеки разрумянились.

— Сейчас будет немного больно, — шепнул он, мягко раздвигая рукой ее колени.

И Агни действительно почувствовала боль, но почему-то не только внизу и внутри, где ожидала, но и в том месте, где шея переходит в плечи, около ключицы. В голове мелькнуло: совсем не так она представляла себе первый раз, не на задворках, не в тесном салоне машине, и не с человеком, которого она знала от силы два дня. Мелькнуло и исчезло. Лючио все равно был сам прекрасным, что могло с ней случиться.

— Пей, — спустя минуту, в то время как внутри нее двигалось и билось что-то горячее и большое, прошептали ей в ухо горячие и влажные губы Лючио, и ко рту ее прижалось его тонкое запястье. Как заколдованная, Агни глотнула и глухо вскрикнула, почувствовав вкус крови.

— Пей! — настаивал Лючио, и она глотнула еще и еще. Ей вдруг стало страшно.

— Что ты делаешь, Лючио? — спросила она шепотом.

Он не ответил. Через несколько секунд он тихо застонал, содрогнулся всем телом, затем отодвинулся и заглянул ей в лицо. С ужасом Агни увидела, что его улыбающиеся губы окровавлены.

— Все хорошо, малыш, — шепнул он ласково, и Агни почувствовала, что проваливается в бездну его глаз. — Теперь спи, моя хорошая. Тебе нужно отдохнуть.

И Агни действительно заснула. А когда проснулась, обнаружила себя в своей комнате, причем не лежащей в постели, а стоящей у окна. Последнее, что она помнила, были улыбающиеся окровавленные губы Лючио и его черные глаза. Она охнула и села на стул. Очень болела под свитером шея внизу, у ключицы.

* * *

Несколько довольно жутких секунд Хозе думал, что господин Лэнгли вот-вот убьет его. Услышав, что Агни уехала куда-то с тем же парнем, который увез Илэра, он побледнел, глаза его из синих стали черными, и он грозно навис над Хозе с непередаваемым выражением на лице. Казалось, он вырос вдвое, а то и втрое.

— Почему ты не приехал ко мне раньше, как только увидел их вместе? — спросил он очень хриплым голосом.

— Я боялся упустить их, — ответил Хозе. Как он ни храбрился, сердце у него все же екнуло.

— Господи боже мой, — сказал Кристиан и резко отвернулся, закусив губы. — Как же я не подумал об этом?

Некоторое время он стоял, ссутулив плечи и борясь с нахлынувшей слабостью, потом обернулся и сказал довольно спокойно:

— Иди домой, Хозе. Уже поздно. Спасибо, что приехал. Теперь я сам разберусь.

— Хотите, я поеду с вами, господин Лэнгли?

— Не нужно. Боюсь, у нас с этим человеком выйдет очень резкий разговор. Свидетели нам ни к чему.

— Послушайте, господин Лэнгли, вы уверены, что это не опасно?

— Опасно для кого? — спросил Кристиан с такими интонациями, что Хозе сразу понял: ему уже безразлично, опасно или нет, ничего хорошего он все равно не ждет. Хозе решил сменить пока тему.

— Кто он такой, этот парень? Глава мафии?

— Что-то вроде того, — ответил Кристиан рассеянно, уже явно думая о другом.

— Не слишком ли молод? — усомнился Хозе. В этот раз он хорошо рассмотрел загадочного похитителя Илэра: парень выглядел от силы лет на двадцать пять.

— Внешность бывает обманчива.

— А зачем мафии Илэр и ваша дочь?

— Извини, Хозе, мне нужно торопиться. Поговорим как-нибудь попозже.

Сначала Кристиан хотел поехать в загородный особняк Лючио, но рассудил: вовсе не обязательно, что Лючио увез Агни с собой. Все зависит от того, чего он от нее хотел. После недолгих колебаний Кристиан поехал к Кире.

Час был поздний, и дверь ему открыл Кирин друг, малый лет на пять ее моложе, заспанный, небритый и с всклокоченной шевелюрой. Щурясь, он недружелюбно оглядел Кристиана с ног до головы и осведомился, какого черта ему тут нужно.

— Мне нужно видеть Агни, — ответил Кристиан очень вежливо. — Она дома?

— Прямо сейчас? — поразился малый. — А ты кто такой вообще?

— Отец Агни, — сказал Кристиан, отодвинул его в сторону плечом и прошел в дом.

— Я вызову полицию! — возмутился малый.

— Вызывай, — согласился Кристиан.

Свет горел только в прихожей, но темнота на лестнице и в коридоре второго этажа не помешала ему с первой попытки отыскать комнату Агни, где он бывал только раз или два, и то давно. Он тихо постучал в дверь, ответа не получил и повернул ручку. Незапертая дверь легко открылась, и он вошел. В комнате было темно. Агни сидела на стуле у окна, и у Кристиана сразу с души камень свалился. Однако, приглядевшись, он понял, что радоваться, пожалуй, рано. Агни сидела, не сняв свитер, и вид у нее был потерянный. На Кристиана она не обратила никакого внимания. Он присел рядом с ней на корточки и потряс за руку.

— Эй, Агни, что с тобой?

— Папа? — с некоторым трудом выговорила Агни, переведя на него взгляд. — Ты откуда?

— Господи, Агни, как ты меня напугала, — сказал Кристиан и встал, чтобы включить свет. — С тобой все в порядке?

— Не знаю.

При свете стало видно, что Агни не совсем здорова. Лицо ее было бледнее обычного, глаза лихорадочно блестели, а губы казались чуть припухшими, как будто она долго их терла.

— Ты где была?

— Гуляла.

— Ночью?

Агни промолчала.

— Одна?

— Нет.

— С кем?

— Что ты меня допрашиваешь? — взорвалась Агни. — Раз ты вытурил меня к мамочке, я уж конечно не должна перед тобой отчитываться! Мало ли с кем я могла гулять? Я уже взрослая!

— Я вижу. Не кричи, пожалуйста, и выслушай меня. Это очень важно, — Кристиан снова опустился на корточки. — Ты знаешь человека по имени Лючио?

Агни посмотрела на него с вызовом и ответила:

— Я люблю его!

Кристиан внутренне весь сжался. Боже мой, когда же он успел, этот ублюдок? Сколько времени они знакомы? Два, три дня? Впрочем, какая разница. Говорить с ней теперь, убеждать в чем-либо бесполезно, Лючио наверняка опутал ее своими чарами. Но ведь можно же что-то сделать?

— Ты давно его знаешь? — продолжал спрашивать Кристиан.

Агни покачала головой.

— У вас с ним что-то было?

— А если и было?

Ох, Агни… Ругать ее или упрекать в легкомыслии ли, в распутстве ли не имело никакого смысла. Находясь под сильным влиянием Лючио, она была не вольна в своих поступках.

— Сегодня вечером? — тихо спросил Кристиан. Агни посмотрела на него и вдруг вспыхнула.

— Он… он делал что-то странное, — заговорила она медленно. — Я помню как сквозь туман. Кажется, он порезал себе руку, вот тут, и хотел, чтобы я пила его кровь. И… чушь какая-то… кажется, он укусил меня, — медленным, дремотным жестом Агни коснулась шеи у ключицы. — Наверное, он немножко псих. А потом… наверное, я уснула. Ничего не помню, не помню, как попала домой. Может быть, это от вина, мы немного выпили в кафе днем. И еще… он сказал что-то странное, когда мы прощались, — а может быть, мне просто приснилось. Он сказал что-то вроде: "Я позову тебя, когда сочту нужным". Дурь какая-то, да? — спросила Агни и засмеялась странным, одурманенным смехом.

— Ты пила его кровь, когда он просил тебя?

— Да, немного. Он так притиснул к моим губам свою руку, что мне некуда было деваться. Я глотнула несколько раз. Как ты думаешь, папа, может быть, это какой-нибудь дурацкий ритуал?

— А можно взглянуть, где он укусил тебя?

Агни фыркнула и отогнула воротник свитера. Ранки, которые увидел Кристиан, были весьма характерные.

— Как ты себя чувствуешь? Кружится голова?

— Немного.

— Тебе лучше лечь. Давай, я помогу.

У него самого земля уплывала из-под ног, но он старался не выказать при дочери слабости. То, что уже случилось, было очень плохо, но Агни пока ничего не понимала, и он не хотел раньше времени ее пугать. Пусть думает, что Лючио забавлялся или что у него не все дома. Да и поверит ли она, если рассказать правду? Едва ли, тем более в теперешнем состоянии эйфории. Но нужно как-то предупредить ее, иначе будет еще хуже. Кристиан очень хорошо знал, что сделал Лючио. Сто лет назад Лючио проделал то же самое над его невестой. Секс, кровь и немного магии — вот все, что нужно старому носферату, чтобы привязать к себе женщину (не только, впрочем, женщину, а вообще любого человека) и сделать ее своей рабыней. Обычно хватает двух составляющих на выбор, но Лючио постарался сделать связь насколько возможно крепкой. Теперь, если он позовет Агни, она действительно прибежит к нему, где бы ни была. К тому же, создание связи обычно предшествует проведению ритуала превращения. Хуже не придумаешь. Порвать связь можно, но очень сложно, а Кристиан не был уверен, достанет ли ему сил.

— А что ты все-таки делаешь тут ночью? — спросила вдруг из постели Агни.

— Я испугался, когда узнал, что ты была с Лючио.

На вранье сейчас он был неспособен.

— Откуда ты узнал?

— Мне сказали.

— Интересно, кто? Кому какое дело? И чего ты, собственно, испугался? Ты разве знаешь Лючио?

— Да, знаю, — поколебавшись, сказал Кристиан.

— И кто же он такой?

Нет, решил Кристиан, пусть она все узнает. Шила в мешке не утаишь, а если молчать, будет только хуже.

— Лючио убил отца Илэра.

— Неправда! — вскрикнула Агни, вскакивая в постели.

— Правда. Не он сам, правда, но по его приказу.

— Что за чушь ты несешь? Да кто он такой, по-твоему?!

В этот драматический момент дверь колыхнулась, и в комнату вплыла Кира в халате поверх ночной рубашки. Она с гневным удивлением воззрилась на Кристиана, сидящего на краю кровати Агни.

— Ты что тут делаешь? С ума сошел? Как ты посмел ворваться в дом? Немедленно убирайся!

Кристиан вскочил, подошел к ней и взглянул так, что Кира попятилась. Не ожидала она увидеть в глазах всегда сдержанного, ровного в обращении Кристиана столько ярости.

— Мы с Агни разговариваем, — сказал он тихо, но внушительно. — Будь добра не мешать нам.

— Ты и впрямь помешался, — пробормотала Кира. — Какие еще разговоры ночью?

— Кое-что случилось, Кира. И если ты об этом не знаешь, то это говорит только о том, что ты плохая мать.

— А ты, значит, хороший отец? Что такого ужасного случилось?

— Кира, уйди, черт тебя возьми! — крикнул Кристиан, и Кира выскочила в коридор, не помня себя. Ни разу за все семнадцать лет знакомства он никогда не то что не кричал, а даже не повышал на нее голос. Даже когда Кира устраивала скандалы. Нынешнее поведение Кристиана ни на что не было похоже. Что такого натворила Агни? Кира задумалась, не позвонить ли, в самом деле, в полицию. Но после недолгих колебаний вернулась на цыпочках к двери комнаты Агни, приникла к ней ухом и стала слушать. К сожалению, Кристиан говорил очень тихо, и она могла разобрать только ответы дочери. Агни была очень возбуждена и почти кричала. Из того, что Кира услышала, она почти ничего не поняла, кроме того, что речь почему-то шла о смерти Адриена Френе.

…Агни сидела в постели, откинувшись на подушки, и пыталась вникнуть в то, что говорил отец. А говорил он, по ее мнению, полный бред.

— Я понимаю, какое впечатление произвел на тебя Лючио. Понимаю, тебе может казаться, что ты любишь его. Но Агни, очень прошу, поверь мне: ты должна его остерегаться. Он очень опасный человек и задумал что-то очень плохое. Через Илэра он пытается добраться до некоторых вещей, принадлежащих его отцу, а через тебя хочет докопаться до меня.

— Откуда тебе это знать? Зачем ты ему сдался? — нервничала Агни. Сонливость постепенно прошла, как и головокружение, и теперь она была крайне возбуждена и взвинчена.

— Мы с ним знакомы очень давно. Он много лет меня ненавидит.

— Боже мой, ну за что он может тебя ненавидеть, папа? Да еще много лет! Он, может быть, только лет пять, как закончил школу.

— Агни, он много старше меня.

— Ты шутишь?

— Нет.

— Значит, издеваешься, — убежденно сказала Агни. — Я что, не вижу, сколько ему лет? Есть разница между двадцатью пятью и сорока пятью.

Глухое отчаяние в душе Кристиана все нарастало. Он понимал, что ни в чем не сможет ее убедить. Она, скорее, поверит теперь Лючио, чем ему. Она вкусила его кровь и принадлежит ему. Все бесполезно. На секунду Кристиана охватило отчаяние такой силы, что немедленная смерть Агни показалась ему наилучшим исходом. Господи, что же делать? Кристиан заскрипел зубами и заставил себя собраться. Не хватало еще раскиснуть.

— Ладно, — сказал он, — давай оставим в покое его возраст. Но ты хорошо слышала, что я говорил тебе об его участии в убийстве Френе?

— Зачем ему могло понадобиться убивать отца Илэра? — спросила Агни таким тоном, что стало ясно: ничего она не слышала и слышать не хотела.

— Ты мне не веришь?

— Нет, — отрезала Агни.

— Я тебя когда-нибудь обманывал?

Агни, насупившись, молчала.

Что ж, подумал Кристиан, придется взяться за дело с другого конца и еще раз навестить Лючио. И надо уже уводить из этого ужасного дома Илэра.

— Ложись спать, Агни, — сказал он мягко, поцеловал дочь в лоб, жалея, что не может своим поцелуем разрушить чары Лючио, и вышел из комнаты.

В коридоре он наткнулся на Киру. Она едва успела отпрянуть от двери, посмотрела на него дикими глазами и прижала к груди стиснутые руки.

— Какое отношение Агни имеет к убийству Адриена? — спросила она страшным шепотом.

— Имеет, — устало ответил Кристиан. — Только, ради бога, не требуй у меня сейчас объяснений. Поверь на слово, что Агни сейчас в большой опасности. Не позволяй ей выходить из дома ни под каким предлогом!

— А как же школа?

— Недельку пропустит. За это время, надеюсь, все образуется.

А может быть, и нет, добавил Кристиан про себя.

— Во что ты втянул девочку, Крис? — враждебно спросила Кира. — Всю жизнь от тебя одни неприятности! Зачем только я согласилась выйти за тебя замуж?

— Действительно, зачем? Я пойду, Кира. Извини, что так вломился.

Кира пошла вслед за ним к двери.

— Значит, ты так ничего и не расскажешь?

Кристиан молча покачал головой. Он чувствовал себя не в силах выговорить хоть еще одно слово.

 

Глава 4

 

Вернувшись домой, Кристиан выпил снотворное и заставил себя лечь в постель. Он рассудил, что выйдет мало толку, если он явится к Лючио усталый, помятый и слабо соображающий. Весь предыдущий день, до прихода Хозе, он потратил на то, чтобы разобраться с записями Адриена: именно они обнаружились на флеш-карте, извлеченной из раздавленной ракушки. Прежде чем отдавать их Лючио, он хотел увидеть, что в них есть такое, из-за чего убили его друга. Скопировав файлы на жесткий диск домашнего компьютера, Кристиан сел их просматривать. Все тексты оказались сугубо профессионального содержания, Кристиан понимал одно слово из трех и так и не сумел постигнуть, в чем заключается суть работы Адриена Френе. Речь шла о "мутациях крови", как называл это Адриен, но понять, что именно он пишет об этих мутациях, было невозможно. Вероятно, для этого нужно было иметь специальное образование, а Кристиан никогда, даже в бытность свою «активным» носферату, не интересовался биологией и другими связанными с ней науками. Все же он не стал удалять файлы. Пусть полежат. Да и не отдавать же Лючио единственную копию? Отчаявшись понять что-либо в результатах исследований Адриена, Кристиан сделал еще одну копию, записав файлы на компакт-диск, положил его в карман пальто и поехал в полицейский участок.

Эмонт Райс сидел в своем закутке, именуемым личным кабинетом и содержавшимся в идеальном порядке, пил кофе и со вниманием просматривал пухлую папку. Увидев Кристиана, он поднялся ему навстречу и быстро сказал:

— Простите, господин Лэнгли, но у нас еще нет никаких известий о мальчике. Мы продолжаем поиски…

— Я пришел по другому поводу, — перебил Кристиан, сильно удивив этим Райса. — Я принес кое-что, и хочу, чтобы эта вещь хранилась у вас.

С этими словами он вынул из кармана диск и протянул его Райсу. Тот удивленно взглянул на Кристиана.

— Что это?

— Это — та самая вещь, из-за которой убили Адриена Френе. Несколько его работ, которые важны были для Адриена… и для его убийц.

— Где вы это взяли? — с подозрением спросил Райс.

— Нашел среди вещей Илэра. Пожалуйста, возьмите, офицер.

Райс взял диск и покрутил его. С лица его не сходило озадаченное выражение.

— А почему вы решили, господин Лэнгли, что убийцы искали именно это?

Да, подумал Кристиан, это я как-то не учел. Как ему объяснить? Начнешь, и такое потянется… Не рассказывать же Райсу о своих отношениях с Лючио и о том, как Адриен сам подставил себя под удар. Вот что значит усталость и нервы: начинаешь делать черт знает что.

— Понимаете ли, офицер… — сказал Кристиан проникновенно, взял Райса за плечо и заглянул ему в глаза. Полицейский чуть вздрогнул, взгляд его затуманился. — Я точно знаю, что записи эти очень важны. Сохраните их.

— Да, конечно, — сказал Райс деревянным голосом. — Здесь они будут в сохранности. Хотите кофе, господин Лэнгли?

— Да, пожалуйста, — переведя дыхание, отозвался Кристиан. Вот уже лет десять как он не практиковал копание в мозгах у ближних своих, а за последние несколько дней пришлось проделывать это дважды, и его слегка мутило. Чашка кофе пришлась бы теперь кстати. Только бы Райс не завел снова разговор про диск и мотивы убийства.

Но Райс, поставив перед Кристианом чашку с кофе — как ни странно, достаточно недурным, — принялся рассказывать, как продвигается следствие. Продвигалось оно, говоря по правде, не очень. Загадочные убийцы как будто растворились в воздухе; опросы коллег, знакомых и соседей Адриена Френе ничего не дали. Все опрошенные, до единого, пребывали в полном недоумении: кому и зачем понадобилось убивать такого замкнутого, необщительного, уединенно живущего человека, как господин Френе? Не было ни единой зацепки.

— Но мы обязательно найдем убийц, — пообещал Райс, когда Кристиан, допив кофе, собрался уходить. Кристиан молча пожал ему руку и покинул участок.

Тем же вечером к нему заявился Хозе со своей сногсшибательной новостью. Удар, нанесенный Лючио, был, что и говорить, болезненным. Если он задался целью сломить и уничтожить своего бывшего партнера, лучшей тактики нельзя было и придумать. Он бил по самым больным местам: лучший друг; мальчик, к которому Кристиан относился, как к сыну; родная дочь. И неизвестно, кому пришлось страдать больше: мертвому Адриену или живым (пока еще) Илэру и Агни.

* * *

Кристиану было все равно, что Лючио сделает с записками Френе, уничтожит ли их или засядет их разбирать. Важно было только вызволить Илэра. А потом думать, что делать дальше, потому что на этом проблемы не закончатся. Во всяком случае, для Кристиана.

В свете тусклого ноябрьского дня старый особняк выглядел еще более уныло, чем ночью. Кристиан нагло подрулил к самому крыльцу. Скучавшие неподалеку охранники, — снова двое, но лица были новые, — бегом бросились к нему и прежде, чем Кристиан успел даже коснуться дверцы, они нагнулись к окнам, заглядывая в салон: один с левой стороны, второй — с правой. Заглянули и тут же отступили. Узнали.

— Добро пожаловать, господин Лэнгли, — проговорил тот из них, что выглядел помоложе, и предупредительно распахнул дверцу со стороны водительского сиденья. Кристиан выбрался из «Шевроле» и внимательно посмотрел на охранников. Старший показался ему знакомым. Возможно, он состоял в клане еще во времена, когда Кристиан оставался настоящим носферату. Теперь он прятал глаза и старался не смотреть на Кристиана, словно опасаясь попасть под его власть.

— Вы, вероятно, желаете видеть хозяина? — услужливо осведомился молодой. — Я провожу вас. Хозяин распорядился проводить вас к нему, когда бы вы ни приехали.

На сей раз Кристиана провели через парадную дверь, но путь завершился все в той же гостиной. Выглядела она, правда, совершенно иначе: шторы на больших, от пола до потолка, окнах были раздернуты, и комнату заполнял тусклый, дымчатый, сероватый осенний свет. У окна, развалившись на кушетке, полулежал Лючио, в распахнутой на груди белой рубашке и в джинсах, с книгой в руке. Видеть его в джинсах было настолько непривычно, что Кристиан сначала не поверил глазам. К кушетке был придвинут низенький столик, заставленный чайной посудой. Над чаем, стоя на коленях на маленькой подушечке, колдовала Лорена. Когда Кристиан вошел, она оглянулась на него и тут же испуганно спрятала лицо. Лючио, улыбнувшись, приподнялся ему навстречу. Кожа на его раскрытой груди могла белизной посоперничать с тканью рубашки.

— Милый Кристо, я не ждал тебя так скоро! Но это даже лучше. Садись, выпей с нами чаю. Лорена прекрасно готовит чай. У нее настоящий талант.

Кристиан с ненавистью посмотрел на него и не двинулся с места.

— Мы с тобой заключили сделку, Лючио. Ты обещал отпустить Илэра, если я найду для тебя записи Адриена.

— Ты нашел их? — с живостью спросил Лючио, и глаза его блеснули.

— Вот они, — Кристиан показал зажатую в ладони флеш-карту.

— Где они были?

— У тебя под носом. Распорядись привести Илэра, мы уйдем немедленно.

Лючио смотрел на него, весело улыбаясь.

— Видишь ли, Кристо, обстоятельства несколько изменились. От своего слова я не отказываюсь, мальчишку сейчас приведут, — он повелительно махнул рукой, и охранники, до того маячившие за спиной Кристиана, неслышно выскользнули из гостиной. — Но я не уверен, что он захочет уйти с тобой.

Кристиану вдруг стало трудно дышать. Он шагнул к Лючио, до боли стиснув кулаки.

— Что?!.. Ты и Илэра… тоже… привязал?!

— Бог с тобой, Кристо, — засмеялся Лючио. — Мальчишки не в моем вкусе.

Старый развратник! — гневно подумал Кристиан. Как будто нельзя привязать иначе, чем через половой акт. Впрочем, Лючио всегда, когда возможно, предпочитал действовать именно таким путем.

— Илэр, конечно, милый мальчик, — продолжал Лючио. — Но девочки привлекают меня сильнее. Особенно юные и невинные. У них такая сладкая кровь и такое нежное тело. Ах, Кристо, какое это наслаждение, когда шестнадцатилетнее дитя, девственно чистое и благоуханное, стонет и извивается в твоих объятиях, принимая в себя твою плоть!.. Ты еще помнишь, как это бывает?..

Кристиан задохнулся и рванулся к нему. Лючио легко вскочил на ноги. Он уже не улыбался.

— Осторожно, Кристо! — сказал он тихо. — Ты в моем доме. Полагаю, на себя тебе наплевать, но советую не забывать о мальчишке. Ты же не хочешь знать, что с ним станется, если ты меня тронешь.

— Что ты хочешь за отказ от Агни? — спросил Кристиан так же тихо.

— Тебе не жаль будет Агни, если я откажусь от нее?

— Мне будет жаль ее, если ты не откажешься!

Лючио вдруг снова улыбнулся и посмотрел куда-то за спину Кристиана. Туда же смотрела и застывшая у чайного столика Лорена. Кристиан тоже обернулся и отступил в сторону. В гостиную вошел Илэр в сопровождении младшего охранника. Он был так бледен, что кожа его казалась прозрачной. Под глазами залегли тени. Он взглянул на Кристиана, но на лице его не отразилось никаких эмоций, как будто он был неживой.

— Что ты с ним сделал? — яростно спросил Кристиан.

Лючио, с неопределенной улыбкой, пожал плечами.

— Ничего, о чем тебе стоило бы волноваться.

Такая формулировка не понравилась Кристиану. Но теперь надо было не препираться с Лючио, а увозить из дома Илэра как можно скорее.

— Так что же? — снова заговорил Лючио. — Я свою часть договора выполнил: Илэр волен уйти с тобой, если только пожелает. Теперь твоя очередь, Кристо.

На мгновение сжав в кулаке маленькую флеш-карту, в следующую секунду Кристиан швырнул ее в Лючио. Тот ловко выхватил ее из воздуха перед своим лицом и галантно поклонился.

— Благодарствую.

— Пойдем, Илэр, — сказал Кристиан, не глядя больше на него, и протянул юноше руку. Илэр смотрел на него, как будто не узнавая, и не двигался с места. — Что с тобой, малыш?

— Я остаюсь, — сказал Илэр ровным голосом.

— Что?!

— Я никуда не пойду.

Кристиан с яростью посмотрел на Лючио.

— Что ты сделал, ублюдок?

— Ничего, Кристо, ничего, — Лючио с улыбкой развел руками. — Это его выбор.

Нет, подумал Кристиан, бесполезно спорить и уговаривать. Судя по выражению глаз и интонациям Илэра, он едва ли сознает сам, что говорит. В таком же состоянии он был, когда впервые появился у меня после убийства Адриена. Это шок.

Он взял Илэра за руку и потянул за собой. Юноша послушно пошел, переставляя ноги скорее механически, чем сознательно.

— Погоди, Кристо, — окликнул вдруг Лючио, и Кристиан остановился в дверях и обернулся. — Мы с тобой не договорили… насчет Агни. Сейчас, конечно, не время, но я хотел бы закончить разговор. Что ты скажешь, если я загляну к тебе в гости, скажем, завтра?

Кристиан удивился, но не подал виду.

— Хорошо, — сказал он медленно. — Я буду тебя ждать.

Из дома их с Илэром выпустили беспрепятственно. Илэр шел довольно бойко, но Кристиана не отпускало ощущение, что он тащит за собой что-то безвольное и неживое, вроде большой куклы в натуральный человеческий рост. Что же все-таки Лючио сделал с ним? Что бы он ни говорил, состояние Илэра очень уж похоже на первую стадию «привязывания». С другой стороны, Лючио никогда еще не был уличен во лжи, только в умалчивании.

Выруливая на дорогу, Кристиан спросил у сидящего рядом молчащего Илэра, в порядке ли он. Илэр кивнул.

— Почему ты не хотел уходить? — продолжал спрашивать Кристиан.

Прежде чем ответить, Илэр долго молчал.

— Лючио рассказал мне кое-что о моем отце. И моей матери. Я должен узнать, правда ли это.

— Что именно он рассказал? — похолодев, спросил Кристиан.

— Можно, мы пока не будем говорить об этом? Я не готов.

До самого дома Кристиана они ехали в молчании. Время от времени Кристиан краем глаза бросал короткие взгляды на Илэра и удивлялся: буквально за несколько дней юноша как будто повзрослел и вообще заметно переменился. И раньше он был склонен к самосозерцательности, но теперь был вовсе погружен в себя и что-то напряженно обдумывал. Что же рассказал ему Лючио? И зачем? Ведь свое он получил?

На половине пути Илэр откинулся на спинку, закрыл глаза и, кажется, задремал. Когда «Шевроле» остановился, он не проснулся, и пришлось вносить его в дом на руках, как ребенка. Кристиан раздел его, уложил в кровать и укрыл одеялом. Илэр спал, как убитый, и даже не пошевелился. Это начинало беспокоить Кристиана. Но все равно он пока не мог ничего сделать. Он очень рассчитывал на обещанный Лючио разговор. Нужно будет заставить его объясниться, и не только относительно Агни. Агни… Кристиан подавил желание немедленно отправиться к ней и узнать, как она себя чувствует. Не нужно ей сейчас надоедать. Любое излишнее проявление любопытства и даже заботы только раздражит ее и настроит негативно.

Хорошо бы Кира восприняла серьезно мою просьбу не выпускать Агни из дома…

Спустившись в гостиную, Кристиан опустился в кресло и просидел, не шевелясь и стараясь ни о чем не думать, до темноты. Он хотел бы повлиять как-нибудь на ход событий и ускорить их, но не знал способа. Он ненавидел это ощущение беспомощности, которое охватывало его, когда от него ничего не зависело. Но еще хуже было грызущее чувство вины. Если бы только он уехал в другой город после разрыва с Лючио! Если хотя бы настоял на переезде Киры с Агни после развода! Если бы рассказал всю правду Адриену сразу, вместо того, чтобы таиться от него до последнего! Было слишком много «если», о которых Кристиан горько сожалел.

Вечером в гостиную пришел проснувшийся Илэр. Он был одет с присущей ему тщательностью и аккуратностью, в темный тонкий свитер с высоким горлом и темные брюки. Откуда в нем эта внимательность к одежде? — задумался Кристиан. Его отцу было все равно, что носить. Даже под конец жизни, занимая уже высокое положение в обществе, Адриен не уделял одежде особого внимания, хотя и не был неряхой. Лорена же, хоть и была кокетка, делала ставку не на наряды, а на личное обаяние.

Илэр зажег бра и сел в кресло напротив Кристиана. Посмотрел на него долгим пристальным взглядом, плотно сжав губы, и произнес ровным голосом:

— Лючио рассказал мне, что моя мать жива. Ты знал это?

— Да, — ответил Кристиан, больше не видя смысла увиливать.

— Знал и не сказал мне? Почему?

— Если твой отец молчал об этом, значит, так было надо. Так было лучше.

— Лучше? Кому?

— Тебе в первую очередь, Илэр.

Илэр покачал головой.

— Не уверен. Отец лгал мне всю жизнь, — ну хорошо, не лгал, умалчивал, — ты тоже: чего же в этом хорошего? Разве хуже было бы, узнай я правду от него или от тебя, а не от Лючио?

Ответить на это было нечего.

— Что он еще рассказал тебе? — спросил Кристиан. — Рассказал, кто твоя мать?

— Нет. Но я знаю, что она живет в его доме. Ты знаешь, кто она?

— Нет, — соврал Кристиан.

— Врешь! — крикнул Илэр, сузив глаза. — Опять врешь! Ты не можешь не знать! Ты увяз в этой истории куда глубже, чем мой отец. Который, кстати, может быть вовсе и не отец мне.

— О чем ты?.. — не понял Кристиан.

— Лючио сказал, что исследовал мою кровь. Результаты показали, что моим отцом с большой вероятностью может быть и он. Моя мать, сказал он, жила с ними обоими одновременно.

— Это бред!.. — в сильном волнении вскричал Кристиан.

— Ты думаешь? А я вот не уверен.

— Как ты можешь верить Лючио?!

— А почему бы и нет? Кому же еще мне верить? Тебе? Ты всю жизнь меня обманывал!

— Неправда!

— Нет, правда! — вскочил Илэр. Лицо его исказилось от злости. — Правда! Ненавижу тебя! Зачем ты привез меня сюда? Не хочу, не могу здесь оставаться!

Кристиан тоже встал и с изумлением и страхом смотрел на него. Таким он Илэра еще не видел. Юноша совершенно переменился, никогда в нем не было столько злобы и неприятия. Неужели Лючио хватило нескольких дней, чтобы изменить отношение Илэра к тем, кто был ему дорог, на полностью негативное? От кого идут эти слова: от Илэра или же от Лючио, который вложил их в его ум или душу?

— Куда же ты хочешь пойти? — спросил Кристиан как мог спокойно.

— К Лючио!

— Ты с ума сошел. Он чуть не убил тебя!

— Ну и пусть убил бы! пусть!

Илэр был в сильном исступлении, почти в истерике. Губы у него побелели. Как видно, общение с Лючио сильно ударило ему по нервам, он уже почти не владел собой. Успокоить его можно было только одним способом. Кристиан подошел к нему, положил руку на плечо и пристально взглянул в глаза. Сначала Илэр резко отпрянул, потом вдруг закатил глаза, пошатнулся и рухнул на пол в обмороке. Кристиан едва успел подхватить его и уложил на диван. Несколько минут Илэр был без сознания, а когда пришел в себя, вдруг разрыдался безудержно, чего никогда не позволял себе на людях с тех пор, как ему исполнилось десять лет. Успокаивать его Кристиан не стал, только сел рядом и обнял, опасаясь втайне, что юноша отпрянет от него в гневе. Но Илэр как будто и не заметил его присутствия рядом.

Уже глубокой ночью он, наконец, успокоился. Он согласился, по настоянию Кристиана, выпить немного вина, но наотрез отказался лечь спать, заявив, что отлично уже выспался "в гостях" у Лючио.

— Кажется, я с ума схожу, — сказал он с какой-то спокойной безнадежностью. — Пока я был в этом доме, я видел Лючио очень часто, каждый день по несколько раз: он приходил и говорил со мной о разных вещах, иногда очень подолгу. Сначала я ненавидел и боялся его, но чем дальше, тем сильнее к ненависти примешивалось обожание. Теперь я не знаю, чего во мне больше: ненависти или любви к нему. Как он это делает, Крис?

— Таковы его чары, малыш. Но, понимаешь, он даже не всегда пускает их в ход. Зачастую бывает достаточно данного ему природой обаяния, чтобы человек влюбился в него в какие-то полчаса разговора. Лючио — он как испускающий аромат цветок, на который слетаются все подряд. Ему остается только выбирать. Не казни себя: ты не мог противостоять ему.

— Вы с ним действительно были друзьями?

— Больше, чем друзьями.

— И как же ты решился расстаться с ним? — спросил Илэр с таким страданием в голосе, что Кристиан содрогнулся.

— Я ведь тоже носферату. Мне было не так… тяжело. Илэр, постарайся не думать о нем и о его словах. Хотя бы сегодня.

— Но вдруг он и впрямь мой отец! Крис, Крис, что мне делать?!

— Для начала: постараться заставить себя не принимать каждое его слово на веру.

— Но ведь это может быть правдой? — настаивал Илэр, и Кристиану пришлось признать: да, может. Хотя вероятность того, что вампир-Лорена смогла забеременеть от носферату-Лючио, была исчезающе малой. Ее, этой вероятности, почти не было.

— Я уже объяснял, что, становясь интимными партнерами, вампиры почти не могут иметь потомства, — добавил Кристиан. — Но теоретически возможно все. Однако, Илэр, ты должен понимать: что бы ни говорил Лючио, это ничего не меняет. Кто бы ни был твоим биологическим отцом, твоим настоящим отцом был и остается Адриен Френе.

— Да, я понимаю. Но если все-таки… — пробормотал Илэр и передернулся. — Крис, меня в дрожь кидает, когда я подумаю, что Лючио может оказаться прав. Это… это существо — и вдруг мой отец!

— Не думай об этом, — попросил Кристиан.

— Я попробую, но это очень трудно, — он помолчал и спросил, нервно взъерошив рукой волосы надо лбом: — А к чему Лючио упомянул Агни? Разве она… тоже замешана?

— Боюсь, уже да. Я не уследил.

— И все из-за меня!..

— Нет, малыш, ты тут ни при чем. Агни пострадала из-за меня. Лючио что-то от меня хочет… я пока не знаю, что.

— И ты впустишь его в свой дом? — очень серьезно спросил Илэр.

Кристиан промолчал.

— А Агни? Где она сейчас?

— У матери.

— С ней ничего не случится?

— До завтра, надеюсь, нет.

— А потом, Крис? Что будет потом?

— Не знаю.

Минут пять они молчали. Илэр, полулежащий на диване, склонил голову на подушку и прикрыл глаза. Кристиан смотрел на него и размышлял над словами Лючио. При всех своих недостатках и отвратных качествах, Лючио не стал бы бросаться подобными заявлениями о возможном родстве без веских на то оснований. Это было слишком серьезно даже для него, ничего не воспринимавшего всерьез. Интересно, что такого он нашел в крови Илэра?

Казалось, Илэр задремал. Кристиан привстал, чтобы выключить свет, но Илэр вдруг поднял от подушки голову и спросил:

— Та «флешка», которую ты отдал Лючио — там действительно записаны работы отца?

— Да.

— Где ты нашел ее?

— В том самом брелоке, который ты взял в доме перед тем, как явился Лючио.

— В ракушке?

— В ней самой.

— Как она к тебе попала? — Илэр озадаченно нахмурился. — Она была у меня в кармане и чуть не проткнула мне бок, когда мы с Эриком боролись… а потом я, кажется, выронил ее, да так и не нашел.

— Ее подобрала женщина, которая прислуживала тебе, — с некоторым трудом, предчувствуя неприятные расспросы, сказал Кристиан. — И отдала мне.

Илэр приподнялся и изумленно уставился на него.

— Ты говорил с ней? Вы знакомы?

— Конечно, знакомы. Я знаю всех, кто состоит в клане.

— Значит, ты должен знать и мою мать, — прошептал Илэр. — Ведь в клане не так много вампиров. Сколько их: десять, двадцать?

— Больше, Илэр. Не все же они отсиживаются за городом. Многие ведут вполне обычную жизнь. Как, например, Лючио.

Кристиан надеялся, что Илэр заинтересуется, чем занимается Лючио в «обычной» жизни, но юноша не дал себя сбить.

— Ты ведь знаешь мою мать, Крис. Не отказывайся, ты не можешь ее не знать. Расскажи мне! Я должен знать, кто она.

Кристиан поморщился. Заводить разговор о Лорене ему ох как не хотелось.

— К чему это? У нее не хватило мужества остаться с тобой и Адриеном, она практически отказалась от тебя.

— Разве она виновата? Разве у нее хватило бы сил совладать с чарами Лючио?

— Она могла бы, — очень неохотно сказал Кристиан. — Я бы помог ей, и Адриен тоже. Но она побоялась гнева Лючио и предпочла остаться с ним. Адриен всю жизнь работал, чтобы найти способ освободить ее.

— Так вот ради чего все это было… — медленно проговорил Илэр. — Моя мать до сих пор под властью Лючио?

— Да. Как и все остальные.

— Но освободиться возможно? У тебя ведь получилось.

— Я никогда не был под его властью.

— И ты мог бы освободить ее тоже?

— Я мог бы попытаться. Но только если бы она пожелала.

Илэр снова замолк, а Кристиан вдруг понял, что должен сказать ему.

— В последнюю нашу встречу, — это было несколько дней назад, — я предлагал ей уехать вместе со мной. Обещал ей защиту. Она отказалась. Страх ее слишком велик, смерть Адриена запугала ее окончательно.

Глаза Илэра вспыхнули.

— Так это моя мать дала тебе брелок!

— Да.

— Так значит, это она, — Илэр едва справлялся с рвущимся дыханием, — это она прислуживала мне?! И ни разу, ни разу не заговорила со мной, хотя я так просил ее! Умолял! Она даже не дала мне никак знать, что она…

— Она боится Лючио больше смерти, — тихо напомнил Кристиан, но Илэр его не слышал. Он вскочил с дивана и принялся расхаживать по комнате, сплетая и расплетая пальцы. Это был жест, хорошо знакомый Кристиану: то же самое неосознанно проделывала Лорена, когда сильно волновалась. Кристиан с тревогой наблюдал за юношей. Сколько еще потрясений выдержат его нервы? Еще несколько часов назад казалось, что предел наступил, что Илэр не сможет воспринять ничего сверх того, что на него уже обрушилось.

— И все-таки, — слегка задыхаясь, проговорил Илэр, — все-таки, ты не должен был увозить меня. Мне следовало остаться и разобраться во всем.

— Боже мой, Илэр! В чем, ну в чем ты намерен разобраться?

— Во всем! И в первую очередь, в том, кто я. Лючио рассказывал, что к шестнадцати годам кровь обычно дает о себе знать, и это благоприятный момент для «превращения». Он утверждал, что моя кровь достаточно сильна, чтобы я мог выдержать превращение, и не умереть, и не сойти с ума. Крис, ведь получается, при любом раскладе, что я как минимум — полукровка!

— И что же? Агни тоже полукровка, ей уже исполнилось шестнадцать, и ничего в ней особенного нет! Или ты… Илэр, прошу, скажи мне, что ты не надумал пройти ритуал превращения?

— Конечно, нет. Ты неправильно меня понял. Скорее, я убью себя, чем позволю Лючио сделать из меня такое… такое чудовище… прости, Крис, — горячо сказал Илэр, остановившись и притопнув ногой. — Но я должен узнать всю правду. Всю! И, Крис, я не могу так просто оставить смерть отца. Лючио должен за нее ответить.

— Что ты задумал?

— Пока ничего. Один с Лючио я, конечно, не совладаю, но ты ведь поможешь мне, Крис, правда? У тебя ведь тоже есть кое-что, что ты не можешь ему простить?

Илэр снова менялся прямо на глазах. Он стал дышать ровнее, прекратил свои хождения и остановился напротив Кристиана, скрестив руки на груди. Его юное бледное лицо было серьезно и предельно сосредоточено, черные пряди волос в беспорядке спадали на мраморный лоб, из глаз смотрела тьма. В какой-то момент Кристиан подумал в панике: нет, этот взгляд Илэр позаимствовал не у Адриена и не у Лорены. Так смотрел Лючио перед тем, как ударить.

* * *

К удивлению Кристиана, Илэр настоял, чтобы присутствовать при его разговоре с Лючио. Кристиан отговаривал его, но юноша заявил, что хватит с него отсиживаться по углам и прятаться. "Если Лючио отпустил меня из своего дома, — сказал он, — это не значит, что я стал от него свободен".

Утром, пока Илэр был в душе, Кристиан позвонил Хозе. Было еще рано, и Хозе не успел уйти на занятия. Он очень удивился, услышав голос Кристиана, и обрадовался, узнав, что Илэр вернулся целый и невредимый.

— Он придет сегодня в школу? — поинтересовался он незамедлительно.

— Едва ли.

— Могу я тогда поговорить с ним сейчас?

— Нет, Хозе. Не сейчас.

— Может быть, мне тогда приехать?

Кристиан подумал. Что-то подсказывало ему, что Илэр обрадуется другу. Но теперь было неподходящее время для визита.

— Попозже, Хозе. Может быть, сегодня вечером. Перезвони, хорошо.

— Хорошо. Спасибо, что позвонили, господин Лэнгли, — очень вежливо сказал Хозе.

Из душа Илэр вышел чистый, свежий, в лучшем своем виде. Со дня гибели отца он заметно похудел, но худоба шла ему, делая его еще более привлекательным. Кристиану только не понравилось выражение его глаз: оно все еще не обещало ничего хорошего. Прежний Илэр — спокойный, чуть рассеянный, незлобивый, — исчез бесследно. Нынешний Илэр, с застывшей ледяной ненавистью в сердце, с тьмой в глазах, пугал его. Кристиан задавался вопросом, что пришлось перенести и перечувствовать Илэру в дни заточения, чтобы так измениться.

Юноша не стал отказываться от завтрака и поел как будто даже с аппетитом. Несколько раз он даже улыбнулся. Допивая кофе, попросил:

— Расскажи, что случилось с Агни.

Кристиан стал рассказывать. Выслушав его, Илэр кивнул серьезно:

— Даже не будь Лючио носферату, Агни уж наверное влюбилась бы в него по уши. Ведь так, Крис?

— Так.

— А то, что Лючио пил ее кровь, очень плохо?

— Очень. Еще хуже, что она тоже отведала его крови.

Илэра передернуло.

— Но с какого боку тут припутался Хозе? Разве они с Агни знакомы?

— Теперь знакомы.

И Кристиан рассказал, каким образом на головы его и Агни свалился Хозе.

— Он ездил с тобой к Лючио? — недоверчиво переспросил Илэр.

— Я только не взял его в дом. А вообще он готов был везде следовать за мной.

Илэр молчал. С минуту Кристиан наблюдал за ним, потом спросил:

— Не ожидал от него такого?

— Да нет, не то. У Хозе хватит дури, чтобы влезть в любую сомнительную историю, кого бы она ни касалась. Просто из спортивного интереса. Я только думаю: попался он уже на глаза Лючио или нет?

— Если и попался, едва ли Лючио заподозрил в нем серьезный источник опасности.

— Хорошо, если так.

— Он хотел приехать вечером, — сказал Кристиан. — Я сказал ему, что ты вернулся.

Илэр кивнул.

Часов в одиннадцать раздался звонок в дверь. «Лючио», — подумал Кристиан и не ошибся. Лючио приехал один, без охраны. Он ничего не боялся или же делал вид. Дружелюбно кивнул Кристиану и сидящему в кресле Илэру, как хорошим приятелям. Илэр смотрел на него, не отрываясь, одновременно с ненавистью и обожанием. Кристиан видел крупные капли пота, выступившие на бледном лбу юноши.

— Рад видеть, что тебе лучше, — ласково сказал ему Лючио и повернулся к Кристиану. — Ты уверен, что Илэру нужно слышать наш разговор?

— Я хочу его слышать, — хрипло сказал Илэр.

— Как угодно, — улыбнулся Лючио и сел, закинув ногу на ногу. — Я не делаю из своих намерений секретов.

Он держался раскованно, словно у себя дома, и выглядел очень молодым, беззаботным и очень веселым. Кристиан, который знал его много десятков лет, и тот с большим трудом мог заметить скользившее в его взгляде — или, вернее, за взглядом, — напряжение. Лючио был настороже, но искусно скрывал это под маской беззаботности.

— Раз нет секретов, так объясни, что ты наплел Илэру насчет будто бы возможности своего с ним родства, — потребовал Кристиан.

— А! так Илэр поделился с тобой. Хорошо. Только тут все очень непросто. Не знаю, стоит ли вдаваться в подробности моих исследований? Ты едва ли поймешь тонкости. Если говорить коротко, свойства крови Илэра наводят на мысли, что среди его предков затесался очень сильный вампир. И это, конечно, не его мать. Вероятность того, что мое семя, выражаясь поэтически, а не семя Френе, дало всходы, при таком раскладе, пятьдесят на пятьдесят. Будь Френе жив, и будь у меня немного его крови, я мог бы сказать точнее. Возможно, кое-что полезное я отыщу в его работах, — мне уже удалось найти несколько любопытных заметок, — но… Теперь точный ответ может дать только превращение.

— Даже не думай об этом!

— Это решать не тебе, а Илэру, — сказал Лючио и со значением посмотрел на юношу. — Я предложил ему подумать. Возможно, он примет верное решение.

Илэр молчал.

— Так вот, насчет Агни, — продолжал Лючио так, будто их с Кристианом разговор о девушке прервался всего лишь несколько минут назад. — Мне непонятна твоя тревога, Кристо. Во-первых, я ни к чему ее не принуждал и ни разу не слышал от нее слова «нет». Во-вторых, разве ты не хотел бы, чтобы твоя дочь жила долго и счастливо?

— Как Лорена? — резко спросил Кристиан.

— Лорена — безвольная дурочка. И, будем откровенны, она сама выбрала для себя такую жизнь. Твоя девчонка будет покрепче, хотя, на мой вкус, она немного слишком податлива. Но при случае, полагаю, она может и физиономию расцарапать. Лорена даже на это неспособна. Что и говорить: даже если ради собственного сына, — тут Лючио с улыбкой посмотрел на бледного Илэра, — она не решилась нарушить мой запрет!.. Или, может, не стоило об этом говорить? Как, Кристо, ты по-прежнему утаиваешь от мальчика, кто его мать?

— Я все знаю, — опередил Кристиана Илэр.

— Поздравляю, Кристо. Я-то боялся, что у тебя духу не хватит.

— Зачем тебе нужна Агни? — спросил Кристиан, пристально глядя на Лючио.

— Бог мой, как будто ты сам не знаешь, зачем. Мы вымираем, Кристо. За последние полсотни лет к нам не пришел ни один новый человек. А скольких мы потеряли? Нам нужна свежая кровь. Агни — полукровка, и это увеличивает шансы, что она станет достойным членом нашего маленького сообщества. Все равно среди людей она будет вечно чувствовать себя не в своей тарелке. Она не такая, как все.

— До сих пор все было прекрасно.

— Ты уверен? А может, ты просто слишком редко ее видишь? Если у нее все так уж прекрасно, зачем тогда эта выходка с волосами?

— Не делай вид, будто тебе известно о моей дочери больше меня!

— Как знать, может, так оно и есть? — спокойно улыбнулся Лючио. — Поверь, Кристо, я не желаю ей зла.

— У нас с тобой разные понятия о зле. Я повторяю: откажись от нее.

— Прости за назойливость, Кристо, но раз уж ты не желаешь быть гостеприимным хозяином, придется гостю самому напомнить о себе и попросить чего-нибудь выпить. Мы начали с тобой слишком сложный разговор, чтобы можно было вести его, не промочив горло.

Илэр ждал, что в ответ на такую наглость Кристиан велит Лючио убираться из его дома. Он очень удивился, когда Кристиан молча встал, подошел к бару и налил вина в три стакана: себе, Лючио и Илэру. Правда, он не поднес вино собеседнику собственноручно, а жестом пригласил подойти и взять. Не чинясь, Лючио поднялся и последовал приглашению. Вернулся в кресло со стаканом в руках.

— Вот так лучше. Пойми, Кристо, «отказаться», как ты выражаешься, от Агни, не так просто. Начать с того, что она сама не пожелает оказаться покинутой. Подумай, через что ей придется пройти. Ты готов к женским слезам и истерикам? Впрочем, ты ведь удачно сбыл ее с рук, так что можно не волноваться за собственное душевное спокойствие. Вот твоей супруге, — то есть, прошу прощения, бывшей супруге, — придется несладко. Я, впрочем, могу предсказать, чем все закончится: Агни сбежит из дома ко мне.

— И ты, конечно, примешь ее, — сквозь зубы сказал Кристиан.

— Конечно, приму. Разве я могу отказаться от такого подарка судьбы? Новая кровь, Кристо — вот что важно.

— Повторю свой вопрос: что ты хочешь за отказ от Агни?

— Это вопрос философский, — заметил Лючио, отпив немного вина. — На него так сразу не ответишь. Надо подумать.

— Не тяни резину. Ты ведь уже подумал.

Лючио взглянул ему в глаза, и Кристиана пробрала дрожь вдоль позвоночника. Каким-то чувством он понял, что предложенная Лючио замена его не обрадует. Кроме того, ему очень не нравилось, как Лючио снова и снова повторяет его имя, как будто протягивая между ним и собой тонкие, но очень крепкие нити.

— Что ты хочешь? — повторил Кристиан.

— Тебя, Кристо, — ответил Лючио просто. От неожиданности Кристиан отпрянул, а Илэр с шумом втянул воздух сквозь зубы. — Вернись в клан.

— После всего, что было, ты требуешь моего возвращения?

— Прошу, Кристо. Не требую. Да и что такого было? Поссорились из-за женщины, с кем не бывает. Да, оба были несдержанны. Что ж? это было давно.

— "Что такого было?" — переспросил Кристиан сдавленным голосом. — "С кем не бывает?" Смерть Селены — это, по-твоему, ничего не значит?

— Боже мой, Кристо, это было сто лет назад. Пора было забыть и простить. Я тебя простил.

Кристиан медленно встал. Синие глаза его сделались черными. При взгляде на его лицо у Илэра захватило дух: это был бледный лик карающего ангела гнева.

— Твое прощение!.. как ты вообще посмел заговорить об этом!

Лючио тоже встал. Кристиан был выше его на полголовы, но теперь они казались одного роста.

— Но ведь и ты не без вины. Послушай, Кристо, может быть, я нашел неверные слова, но я говорю искренне. Вместе с тобой я потерял половину радости моей жизни. Если ты скажешь, что не чувствовал то же самое, что у тебя до сих пор не ноет сердце, ты соврешь. Не так ли?

— Не так, — отрезал Кристиан.

— Я тебе не верю. Если бы ты мог видеть сейчас, как ты на меня смотришь, Кристо…

Кристиан отвернулся и сказал:

— Я не вернусь.

— В самом деле? В глубине души тебе ведь хочется вернуться.

— Я не вернусь! — повторил Кристиан громче. — Убирайся, Лючио! Убирайся прочь, если не хочешь, чтоб вышло худо!

— А как же Агни? — вкрадчиво поинтересовался Лючио.

— Пошел прочь! — яростно крикнул Кристиан.

— Хорошо, Кристо, я уйду. Но ты все-таки подумай над моим предложением. Время еще есть. А если захочешь поговорить — милости прошу, приезжай, ты знаешь, где меня найти. Провожать меня не надо.

С этими словами Лючио отвесил галантный поклон сначала Кристиану, потом Илэру, и легкой походкой покинул гостиную. Хлопнула дверь. Словно специально дождавшись этого звука, Кристиан повалился на диван и согнулся пополам, как от дикой боли, уткнувшись лицом в колени.

— Крис! — испугавшись не на шутку, Илэр бросился к нему. — Крис, что с тобой?

— Что я наделал! — простонал Кристиан. — Господи!.. Что же это за человек!.. — он заставил себя распрямиться и посмотрел на Илэра дикими глазами. — Малыш, я все-таки должен буду вернуться. Напрасно я его прогнал.

— Вернуться? Нет!

— Да! нельзя, чтобы Агни стала его очередной игрушкой. "Долгая, счастливая жизнь!" О, Лючио всегда был циником!

— Нет! — решительно сказал Илэр. — Я тебя не пущу. Должен быть другой выход.

— Пока мы будем его искать, Агни…

— С Агни ничего не случится. Крис, прошу тебя, соберись. Давай подумаем вместе, спокойно.

Лишь чуть подрагивающий голос выдавал волнение Илэра. В изумлении Кристиан смотрел на него: и откуда только у мальчишки взялась такая выдержка? Или все его эмоции выплеснулись в недавней ночной истерике? Сам он весь дрожал. Лючио знал, о чем говорит: Кристиана до сих пор тянуло к нему. Или, вернее, к той части его существа, которая умерла много лет назад, вместе с Селеной. Пока Лючио не заговорил об этом, Кристиан даже не сознавал, что, оказывается, до сих пор нему тоскует. Все-таки, сила его личности была невероятна.

— Я завидую тебе, Крис, — вдруг сказал Илэр. — Ты сумел сказать ему «нет». Если бы он позвал меня, я пошел бы с ним.

— Я едва не пошел. Подумать только! Я и предположить не мог, что он все еще желает моего возвращения.

— Странно, что в таком случае он не попытался вернуть тебя раньше.

— Ждал удобного момента. Раньше не было повода на меня надавить.

— Крис, хочешь, я поеду проведаю Агни? — вдруг предложил Илэр. — Мне больше нечего опасаться. Не думаю, что Лючио снова попытается силой затащить меня к себе. Теперь, если я ему понадоблюсь, ему достаточно просто позвать, — добавил он с горечью.

— Поезжай, — подумав, согласился Кристиан. — Меня к ней Кира едва ли допустит: устроил недавно представление. Да и Агни не захочет меня слушать. Неловкий разговор у нас с ней вышел…

— Тогда я поеду сейчас, — встал Илэр. — Чтобы успеть вернуться к вечеру.

 

ЧАСТЬ 3

 

Глава 1

 

Наконец-то мне удалось посмотреть на бывшую жену Кристиана, мать Агни. Звали ее Кира Хадади (после развода она предпочла вернуть свою девичью фамилию, тогда как Агни носила фамилию отца). Увидев ее, я понял, от кого Агни унаследовала свои густые брови «арочками», маленький яркий ротик и медово-желтые волосы. Красивая, свежая женщина, изящно сложенная, с тонкими запястьями и щиколотками. Выглядела она лет на тридцать пять, хотя, как я знал, ей было ближе к сорока.

От Кристиана я узнал, что давным-давно, до моего рождения, Кира Хадади работала вместе с моими отцом. Но после развода перевелась на работу в филиал одного из столичных университетов в нашем городе, и они больше не общались. Это стало для меня сюрпризом: я полагал, что мой отец и мать Агни знакомы, но не предполагал, что когда-то они были коллегами и даже, кажется, друзьями. К настоящему времени, однако, они совсем потеряли друг друга из виду. Даже о смерти моего отца Кира Хадади узнала с недельным опозданием, от Кристиана.

— Кто тебе нужен, мальчик? — спросила госпожа Хадади, снисходительно на меня глядя.

— Мне нужно поговорить с Агни, — ответил я.

— Извини, Агни нездоровится. Тебе лучше зайти в другой раз.

Что ж, подумал я, кого попало она к Агни не пустит, и это уже хорошо. Но против Лючио, вздумай он нагрянуть, она едва ли устоит, увы.

— Мне необходимо увидеться с Агни сегодня же. Я Илэр Френе.

Услышав мое имя, Кира Хадади изменилась в лице.

— Ты сын Адриена? О, боже. Заходи, Илэр.

В прихожей я снял пальто и осмотрелся. В доме наблюдался некоторый беспорядок. Как видно, мать Агни не была идеальной домохозяйкой. Любопытно, как это Кристиан, ярый аккуратист, женился на ней?

Комната Агни находилась на втором этаже. За дверью было тихо. С некоторой опаской госпожа Хадади приотворила дверь и кивком пригласила меня входить, а сама осталась в коридоре. Шторы в комнате, несмотря на дневное время, были плотно задернуты. И все-таки она выглядела более жилой, чем обиталище Агни в доме Кристиана. По стенам висели яркие, кровожадные постеры с фотографиями актеров и рок-певцов (все знакомые лица); везде, где только можно, грудами были навалены книги и компакт-диски. Среди книг преобладали фантастические и приключенческие романы в потрепанных обложках. Агни, одетая в сиреневую полосатую пижаму, с ногами сидела на кровати, соорудив из подушек нечто вроде объемного кресла. На голове у нее красовались большие, почти студийного вида, наушники. Музыка в них играла так громко, что даже я смог разобрать некоторые музыкальные фразы и почти сразу опознал "From The Cradle To Enslave" Крэдлов. Я не мог не усмехнуться: Крэдлы! Как это подходит к ситуации. Мне вдруг подумалось, что Лючио немного походит на Дани, особенно когда улыбается и при этом смотрит прямо тебе в глаза. Что-то было у них общее. Улыбка, взгляд? А может быть, Дани тоже — носферату?

Глаза у Агни были закрыты, поэтому она меня не видела. Пришлось цапнуть ее за ногу, чтобы вернуть в реальный мир. Агни подскочила, распахнула глаза, сдернула с головы наушники — все это одновременно, — и закричала, увидев меня:

— Илэр!

Далее она сильно меня удивила, бросившись мне на шею, словно я был ее горячо любимым родственником или даже возлюбленным.

— Ты вернулся, вернулся! Что произошло? Где ты был?

— У Лючио, — ответил я, и Агни отпрыгнула обратно на кровать, уставившись на меня с изумлением и… надеждой.

— У Лючио?.. — повторила она шепотом. — Ты знаешь, где он? Он говорил тебе что-нибудь обо мне? Почему он меня не зовет? Я его больше не интересую?

Мои проблемы были забыты. Теперь я интересовал ее постольку, поскольку мог сообщить что-нибудь об ее ненаглядном Лючио. Его имя зажгло огонь в ее глазах и окрасило щеки румянцем. Я представил себе Агни в объятиях источающего медовую отраву Лючио и почувствовал, что краснею. Одними объятиями они, конечно, не ограничились. Об этом говорил и мой собственный опыт переживаний сексуального характера, связанный с чернокрылой (или все-таки не было никаких крыльев?) женщиной. Правда, воспоминания об этом эпизоде вернулись ко мне далеко не сразу, были беспорядочными и обрывочными, но я не особо стремился вспоминать. Мне вообще хотелось бы, чтобы все испытанное оказалось галлюцинацией.

…Бедная Агни! Или, напротив, счастливая? Хотя бы ненадолго, она смогла воссоединиться с ним, а я, хотя меня к нему влекло неимоверно, не мог и… Боже мой! — ужаснулся я. О чем я думаю?! Лючио — мой враг! Кровный враг. Нельзя забывать об этом ни на минуту, иначе недолго и с ума сойти.

— Он говорил о тебе, — сказал я и протянул руку, удерживая подскочившую было Агни. — Погоди, Агни. Успокойся. Хочу разъяснить тебе кое-что насчет Лючио. И вообще насчет того, что у нас происходит.

Я усадил ее, сел сам и начал рассказывать все с самого начала, умолчав только о моем возможном родстве с Лючио и о принадлежности Кристиана к «расе» вампиров. Агни слушала, открыв рот, и по ее глазам я видел, что она считает меня сумасшедшим. Но меня это не беспокоило. Напротив, я испытывал странное чувство успокоения и неземной легкости. Мне было хорошо от того, что я кому-то доверял свою мучительную тайну, или, вернее, клубок тайн, едва не лишивших меня рассудка. До сих пор я не мог поговорить об этом ни с кем, кроме Кристиана. Удивительно, но теперь я не находил ничего странного в том, что говорил, как будто всю жизнь водил знакомство с носферату и с рождения знал, что, возможно, мне предназначено стать одним из них. Мое рациональное восприятие действительности пошатнулось, дало трещину, а пожалуй, и вовсе было уничтожено. Ныне я мог поверить во что угодно, хоть в эльфов, хоть в черта, хоть в Санта Клауса, ничто не могло меня шокировать. Окончательный перелом произошел, думаю, накануне ночью, когда я орал на Кристиана: я почти физически чувствовал, как в моих мозгах что-то окончательно и бесповоротно рушится и сдвигается, какая-то перегородка, что ли. Может быть, это и был момент погружения в настоящее безумие?

Агни, во всяком случае, сделала именно такой вывод. И, когда я умолк, заявила безапелляционно, глядя на меня чуть не с жалостью:

— Илэр, ты рехнулся.

— Ты не веришь мне? — спросил я спокойно.

— Поверить в такую чушь?!

— Разве Крис ничего тебе не рассказывал?

— Он говорил что-то про Лючио, но это был полный бред.

— Это не бред, это правда.

— Илэр, я понимаю, ты не в себе после смерти отца, но… Что ты делаешь?

Я, меж тем, размотал бинты с запястья и протянул Агни исполосованную ножом руку.

— Это сделал Лючио.

— Зачем бы ему резать тебе руки?

— Чтобы получить мою кровь. Агни, он пробовал твою кровь, заставил тебя пить кровь у него, и ты все равно не веришь, что он — не человек?

— У всех свои странности. Между прочим, — спохватилась она, покраснев, — откуда тебе известны такие подробности?

— Крис рассказал.

— Ну вы вообще! — возмутилась Агни.

— Да не до стыдливости теперь!.. Что нужно сделать, чтобы ты поверила?

Агни посмотрела на меня, прищурившись, и усмехнулась.

— Вот если бы Лючио подтвердил все, что ты тут наговорил, тогда, может быть…

Я подумал. Ее встречу с Лючио можно устроить. Вот только… как эта встреча отразится на душевном состоянии Агни, которая и без того проходит сейчас через ломку? Нужно посоветоваться с Кристианом, решил я и сказал:

— Возможно, ты с ним скоро увидишься. Не забудь тогда спросить.

— Не забуду, — пообещала Агни и вдруг спросила: — А почему ты не сходишь в церковь, если действительно веришь во всю эту чушь?

— Причем тут церковь? — опешил я.

— Ну как же: серебро, распятье, святая вода, и все такое, — ехидно пояснила Агни. — Говорят, против вампиров и вообще против нечисти помогает.

— Ты вообще слушала меня или нет?!

— Но ведь если вампиры есть на самом деле, то и остальное все должно быть правдой.

— Это все сказки!

— Да что ты говоришь?..

Похоже, убедить ее действительно мог сейчас только Лючио. Если, конечно, он возьмет на себя такой труд — убеждать. Гораздо проще ему довести задуманное до конца, и тогда Агни сама все поймет. Хотя, на меня он времени потратил немало. Зачем?.. Что ему мешало отдать меня хотя бы той же чернокрылой, для проведения ритуала?

Все сильнее во мне крепло убеждение: нужно еще раз поговорить с Лючио. Наедине. Спокойно. Без эмоций. И попытаться понять, чего он все-таки хочет. Если я вообще способен понять носферату.

Боялся я его по-прежнему? Да.

И ненавидел.

И любил.

— Илэр! — окликнула меня Агни. — Илэр, ты куда ушел? Вернись на землю.

Вздрогнув, я очнулся. И в самом деле, погрузившись в мысли о Лючио, я почти забыл, зачем пришел и вообще, где нахожусь.

— Я здесь, — сказал я.

Агни смотрела на меня с любопытством.

— Тебе бы все-таки сходить к врачу, знаешь? Нервы у тебя совсем разболтались. И вид диковатый.

— И несу всякую чушь. Ладно, Агни, ты все-таки подумай над тем, что я сказал.

— Ты разве уже уходишь? Нет, погоди, посиди еще. Я тут целый день одна, взаперти, как преступница. Все как будто с ума посходили. Мама никуда меня не выпускает, даже в школу, представляешь? Папа тоже хорош: принесся посреди ночи, всех перебудил, на уши поднял, и давай мне мозги промывать. Говорит: перепугался, когда ему сказали, что я с Лючио встречалась! И знаешь, кто донес? Дружок твой, Хозе. Следить за мной взялся! Так вокруг меня и ошивается. Вчера вот звонил, а я не стала с ним говорить. Пусть знает, как шпионить и доносить.

Я молчал, поняв, что Агни пропустила мимо ушей все, что я сказал. Нужно было уходить, поддерживать обычный разговор "ни о чем" я сейчас не мог. Несмотря на уговоры Агни остаться, я встал и попрощался.

В коридоре меня дожидалась госпожа Хадади. Краем глаза я уловил быстрое движение, или, вернее, завершение движения по направлению к лестнице, и подумал, что хозяйка дома подслушивала нас. Бедная Агни, ну и жизнь у нее в этом доме. Гораздо лучше ей было бы у Кристиана. Быстро, мягкими вкрадчивыми шагами Кира Хадади приблизилась ко мне, сделав вид, будто вот-вот поднялась по лестнице, и доверительно взяла меня под руку. Интересно, что она слышала? Говорил я негромко, но как знать, вдруг у нее хороший слух? Впрочем, если бы она разобрала хотя бы половину того, что я внушал Агни, то смотрела бы на меня иначе. Посторонний человек, никак меня не касающийся, рассказ о вампирах воспринял бы как бред сумасшедшего. Так что же ей от меня надо?

Начала госпожа Хадади с многословных, но, кажется, вполне искренних выражений соболезнования. Да, она знала моего отца: чудесный, чудесный был человек, с золотым сердцем, все его очень любили. Последнее заявление заставило меня уставиться на нее в некотором недоумении. Вероятно, она давно не общалась с моим отцом, может быть, даже со времен своей молодости. Характер у отца был тяжелый, он отлично умел давить на людей (я имею в виду, морально), и коллеги, при всем своем уважении, его недолюбливали. Не говорю уже об его нелюдимости и упертости в работе. Впрочем, они с Кирой, кажется, и впрямь очень давно не встречались. Постепенно и очень незаметно от соболезнований она перешла к расспросам. Не знаю ли я, что творится с Агни? Ее стало невозможно узнать. Она огрызается, и грубит, и не хочет ни с кем разговаривать. Слушает свою ужасную музыку, а если обратиться к ней с самым пустяковым вопросом, устраивает целую истерику. И началось все после того, как посреди ночи — когда же это было? вчера? нет, позавчера, — нагрянул Кристиан и шептался с ней о чем-то целый час. Никаких объяснений он не дал ни тогда, ни после: на телефонные звонки он не отвечает и вообще избегает всяческого общения. Не знаю ли я, что стряслось? Это так не похоже ни на Кристиана, ни на Агни. У Кристиана всегда был тяжелый характер, но все же он никогда не позволял себе таких диких выходок. Агни же хоть была несколько слишком разбитной и шаловливой девочкой, но не грубила матери и истерик не закатывала. Не нагрубила ли она и мне? Нет, отвечал я, мы разговаривали спокойно. Не могу ли я поведать, о чем между нами шла речь? Нет, отказался я, не мог бы. Госпожа Хадади посмотрела на меня с обидой и недоумением. Что за тайны такие, в которые нельзя посвятить родную мать? Я вежливо заметил, что мне она не мать, и с подобными претензиями имеет смысл обращаться к Агни, а не ко мне. Госпожа Хадади вырвала у меня свою руку и ледяным тоном сказала: "До свидания, Илэр. И передай, пожалуйста, Кристиану, чтобы он не мешался больше в наши семейные дела". Я напомнил, что Агни, как и ей, приходится Кристиану родной дочерью. Этой фразой я поставил на себе жирный черный крест и окончательно восстановил против себя госпожу Хадади. Даже родство с Адриеном Френе не могло уже спасти меня. Я вежливо попрощался и покинул гостеприимный дом.

Несколько часов я бесцельно бродил по городу, ничего больше не опасаясь. Удивительное дело: еще и месяца не прошло, как умер отец, а я уже успел привыкнуть к бесприютному состоянию и слабо представлял, что бывает какая-то другая жизнь. Конечно, я никогда не знал, что такое жить в полной семье, но никогда не тяготился своим «безматеринством» и не завидовал ровесникам, у которых были матери. Отец отлично справлялся с ролью обоих родителей сразу, хотя особо к этому не стремился и к "родительским обязанностям" относился, на первый взгляд, небрежно и почти холодно. Кристиан держался со мной гораздо душевнее. И я так привык к вечной отстраненности отца и провозглашенной им "политике невмешательства", что теперь, несмотря на всю мою любовь к нему — а я, конечно же, любил отца, очень любил, — почти не скучал по нему. Тосковал, да, но не испытывал потребности быть с ним рядом. Это было очень сложное чувство, не думаю, что смогу описать его…

Когда, замерзнув, я вернулся домой (дом Кристиана я вдруг начал воспринимать как собственный), Кристиан сообщил, что разговаривал с Райсом и сказал ему о моем возвращении. Уловив на моем лице выражение недовольства, которое я безуспешно попытался скрыть, он пояснил чуть извиняющимся тоном:

— Я не мог скрыть от него это. Ситуация и так кажется ему странной: все эти неожиданные похищения и возвращения… Кажется, он уже подозревает меня в сговоре с Лючио, и начинает понемногу докапываться, какую странную игру я веду, и зачем, а я ничего не могу ему объяснить. Боюсь, кончится тем, — он невесело улыбнулся, — что Райс упечет меня в тюрьму.

— Ерунда, — возразил я не слишком уверенно.

— Поживем — увидим, — вздохнул Кристиан и потер лоб. — Пока что он просил передать, что ждет тебя в участке завтра, в десять утра.

— Зачем?

— Чтобы допросить.

Это мне не понравилось, тем более что на завтрашний день у меня имелись другие планы.

— А если я не приду? — спросил я.

— Вероятно, тебя вызовут через суд. Райс настроен очень решительно…

— Какой еще суд? Я несовершеннолетний!

— Я не знаю всех этих тонкостей, но Райс, вероятно, что-нибудь придумает. Мне показалось, он здорово завелся.

— Значит, придется поломать голову, чтобы придумать более или менее удобоваримое вранье, — сказал я без энтузиазма. — Ладно, разберемся. Хозе еще не звонил?

— Нет. А как удался твой разговор с Агни?

— Никак не удался. Она не поверила мне.

Кристиан мрачно кивнул.

— Этого я и опасался.

— Агни сказала, — проговорил я, запинаясь, — что наверное поверила бы Лючио, если бы он подтвердил мои слова.

— Им нельзя встречаться! — очень решительно сказал Кристиан.

— Даже в твоем присутствии?

— Ни при каких условиях. С каждой новой встречей их связь будет крепнуть. Надеюсь, ты не обещал Агни устроить встречу с Лючио?

— Не обещал.

Кристиан обхватил мою голову и на несколько секунд прижал к своей груди, но почти сразу отпустил.

— Ничего, — сказал он, глубоко вдохнув. — Ничего, как-нибудь… Зря я только отправил Агни обратно к Кире. Ох, зря.

— Так предложи ей переехать обратно.

— Теперь она не захочет. Да и Кира не позволит.

Пожалуй, он был прав. Агни и Кира, обе были настроены к нему если не откровенно враждебно, то во всяком случае отнюдь не дружелюбно. Обе считали, что он помешался. Что ж, их можно было понять.

Наш разговор был прерван телефонным звонком. Кристиан подошел к телефону и включил громкую связь; звонил Хозе. Он осведомился, можно ли ему придти, чтобы увидеться со мной. Кристиан вопросительно посмотрел на меня. Я кивнул.

* * *

Хозе приветствовал меня так, будто ничего особенного не происходило, и мы расстались с ним не далее как сегодня, после уроков. Я с любопытством смотрел на него. Как много он понял? Что он знает? Кем считает Лючио? Нам было о чем поговорить.

Кристиан не настаивал на том, чтобы присутствовать при нашем разговоре, и мы поднялись в мою комнату. С любопытством оглядываясь по сторонам, Хозе прошелся вдоль стен и заметил, что комната "ничего себе".

— Этот твой Кристиан, наверное, богатый парень, а? Дом у него роскошный.

— Крис не бедствует, верно, — ответил я.

— Огромный, роскошный дом, — продолжал Хозе, мечтательно жмурясь. — А живет совсем один. Странный он парень! С причудами. Знаешь, иногда у меня от него мурашки по спине бегают. Чем он занимается?

— Крис архитектор.

— Серьезно? А я думал, он фокусник или гипнотизер.

Я удивился.

— С чего ты взял?

Хозе иронично улыбнулся и рассказал про свое знакомство с Кристианом. Про первую встречу, во время которой, как он считал, Кристиан загипнотизировал его и заставил вспомнить такие вещи, которые он помнить просто никак не мог. Про загородную поездку, когда Кристиан оставил его одного в машине, а сам ушел в лес. Про то, как Хозе попытался проследить за ним, но, несмотря на все свои следопытские навыки (два года назад Хозе успешно занимался спортивным ориентированием), не смог даже определить направление, в котором ушел Кристиан. Тот как будто растворился в воздухе. Помимо всех этих странностей, Кристиан, по мнению Хозе, обладал особым «гипнотическим» взглядом, от которого начинаешь ощущать себя готовым взмыть в небеса воздушным шариком.

Все это было верно подмечено. Я помолчал немного, когда Хозе закончил излагать свои соображения, а потом сказал:

— Сейчас я скажу тебе очень странную вещь. Выслушай, пожалуйста, внимательно.

Блаженное чувство легкости и вседозволенности вновь охватило меня, как при недавней беседе с Агни. И чувство это еще усилилось, поэтому я рассказал Хозе все. То есть абсолютно все, без умалчиваний. С Хозе было легче потому, что меня не волновало, поверит он или нет, сочтет ли меня сумасшедшим или выдумщиком. Значение имела только возможность выговориться перед кем-то. Хозе слушал, не сводя с меня своих серых, с легкой сумасшедшикой, немигающих глаз. Я все пытался понять их выражение, но так и не сумел разобрать, что он думает о моем рассказе. Впрочем, как я уже говорил, меня это не волновало.

— Вот, значит, в чем дело, — сказал Хозе с поразительным хладнокровием, когда я замолк. — Это многое объясняет.

— Ты веришь мне?

— Верю. Что тут такого? Еще Шекспир сказал: "Есть многое на свете, что и не снилось нашим мудрецам", — усмехнулся Хозе. Я вытаращил на него глаза: и подумать не мог, что он станет вдруг цитировать Шекспира. — К тому же, я своими глазами видел некоторые вещи, показавшиеся мне странными. И вообще вся история выглядела более чем странной. Теперь мне все ясно. Значит, Кристиан и тот парень, который охмурил Агни, — не люди на самом деле?

— Не совсем люди. Так ты, правда, веришь мне?

— Я же сказал, что да. Ну, носферату, что тут такого? Столько людей во все времена сочиняли истории про вампиров, не могли же все они поголовно врать. Меня только удивляет, как у них получается ничем себя не выдавать в течение стольких лет. Получается, что они живут буквально среди нас, а мы их не видим и не замечаем. Поразительно!..

Я полностью с ним согласился.

— Ну а ты теперь что собираешься делать? — спросил Хозе. — У тебя есть какой-то план?

— Есть. И мне потребуется твоя помощь. Могу я на тебя рассчитывать?

Глаза у Хозе загорелись.

— Ну конечно!

— Ты помнишь дорогу к дому, куда ездили вы с Кристианом? Можешь показать мне? Я не хочу обращаться к Кристиану. Ему вообще не нужно ничего знать.

— Помню, но только… Ты разве собираешься снова туда сунуться?

— И собираюсь, и сунусь, — решительно сказал я. — Во-первых, мне совершенно необходимо увидеться и поговорить с моей… с моей матерью, — последнее слово далось мне с огромным трудом. — Я хочу попытаться понять ее. Во-вторых, я должен встретиться с Лючио.

— А это еще зачем? Тебе разве не хватило?..

— Я должен узнать, чего он в действительности хочет. Мне начинает казаться, что все эти разговоры о "новой крови" — чушь собачья. Не в ней дело. И даже не в Крисе… Хотя Крис интересует Лючио куда сильнее, чем кровь Агни, это точно. Но ему нужно что-то еще. И записи моего отца понадобились ему совсем не для того, чтобы уничтожить их. Иначе он не стал бы в них рыться. Ясно, он что-то хочет найти в них, что-то очень для себя важное, — задумчиво проговорил я. — Может быть даже, на самом деле больше всего Лючио интересует то же, что и моего отца…

— То есть, ты думаешь, он хочет "излечиться"? — с сомнением спросил Хозе.

— Не знаю. Может быть.

— Ерунда. У него есть власть над людьми и вечная жизнь. Кто добровольно откажется от такого?

— Крис отказался.

— Твой Крис, может быть, один такой чокнутый из них всех.

— Может быть, — согласился я. — Но я же ничего не утверждаю наверное.

— Ладно, — сказал Хозе. — Съездим к твоим вампирам. Только скажи, когда.

Мы предварительно уговорились на завтрашний вечер, откладывать поездку надолго я не хотел и не мог. Хозе пообещал взять у одного своего приятеля машину «напрокат»; хотя прав у него не было, водить он умел. Идея мне понравилась, машина пришлась бы очень кстати. Добираться до дома Лючио автобусом было слишком долго, к тому же ни я, ни Хозе точно не знали, какой именно маршрут туда ходит, и выяснением этого у нас не было охоты заниматься. Просить же Кристиана отвезти меня к Лючио нечего было и думать. Уж конечно, он никуда не пустил бы меня, а только напрасно изнервничался бы.

— Между прочим, — сказал вдруг Хозе, уже собираясь уходить. — Ты почему ничего не говорил мне об Агни? Для себя, что ли, берег? Девчонка просто блеск, первый сорт.

— Так действуй, если она тебе нравится. Я никаких видов на нее не имел…

— "Действуй", — повторил Хозе с усмешкой и мотнул головой. — Боюсь, ей уже не до меня.

— Ничего, — мрачно сказал я. — Уж как-нибудь я заставлю Лючио от нее отступиться.

Хозе посмотрел на меня с большим сомнением, но ничего не сказал. На этом мы расстались. Спускаться вниз и встречаться с Кристианом мне не хотелось, и я навзничь лег на постель, одетый, и стал обдумывать завтрашний разговор с Райсом. Было над чем поломать голову. Например, я совершенно не знал, как объяснить свое более чем странное поведение: неожиданное исчезновение и более чем подозрительное возвращение. Но еще сильнее меня беспокоило другое. Райс наверняка станет расспрашивать о месте, где меня держали взаперти. Что отвечать ему? Если даже я наведу полицию на дом Лючио, и они нагрянут с обыском или устроят облаву (хотя — на кого и с какой стати?), Лючио едва ли дастся им в руки. Я был совершенно уверен, что он найдет способ улизнуть, и осядет в другом месте, но как тогда мне его найти? Нет уж, придется быть очень осторожным с Райсом и отвечать с оглядкой.

Обнаружив, что обдумываю, как лучше скрыть местонахождением Лючио, человека, которого я считал своим врагом, от полиции, я усмехнулся невесело. Как все перепуталось! Еще несколько дней назад я, кажется, с радостью затанцевал бы, получив известие об его смерти. Теперь я мечтал о том, чтобы с ним увидеться. Что же будет дальше?

* * *

Прожив на свете почти шестнадцать лет, я умудрился обойтись без знакомства с полицейским участком. Это вовсе не означает, что я был таким уж пай-мальчиком. По большей части мне удавалось держаться в стороне от хулиганских забав своих сверстников, но иногда я все же позволял втянуть себя в какую-нибудь нелицеприятную авантюру. Так, однажды, незадолго до смерти моего отца, Хозе достал где-то пневматическую винтовку и уговорил меня залезть на крышу немного пострелять "по голубям". Сам на себя удивляясь, я согласился, и с полчаса мы палили из этой винтовки по очереди. Ничего плохого мы, собственно, не замышляли, и вреда из нашей шалости, полагаю, не вышло бы, но нас увидела одна въедливая пожилая дама из дома напротив, которой нечем было заняться, кроме как пялиться в окно на улицу. Несмотря на возраст, зрением она обладала весьма острым, и умудрилась опознать Хозе. Немедля старушенция позвонила его родителям и нажаловалась, а дальше шарманка закрутилась. Отец Хозе «снял» нас с крыши, надавав оплеух, и с рук на руки сдал меня моему отцу, а заодно нажаловался в школу. Поднялся шум, начали разбираться, откуда взялась винтовка, и выяснилось, что Хозе «позаимствовал», а попросту говорят, стянул у одного старшеклассника, которого он почему-то на дух не переносил. В общем, шуму было очень много. Я даже думал, что отец меня убьет — в гневе он всегда был страшен. Взбучку я получил страшную, даже Кристиан не вступился за меня, как это обычно бывало. Но визита в полицию и на этот раз удалось избежать. Не знаю, кто взялся замять это дело, отец или Кристиан, да это теперь и неважно.

Впрочем, я отвлекся.

Кристиан наотрез отказался отпускать меня в полицию одного, заявив, что, поскольку я несовершеннолетний, Райс не имеет права допрашивать меня наедине. Конечно, поддержка Кристиана, пусть и молчаливая, пришлась бы мне очень кстати; а вот Райс, вероятно, не обрадуется присутствию при разговоре моего официального опекуна. Но возразить он все равно ничего не смог бы.

Поскольку мне никогда не приходилось бывать в полиции, то, попав в участок, я принялся глазеть по сторонам, заодно стараясь отвлечься от предстоящего неприятного разговора. Ничего особенно интересного я не увидел. Большую, размером с хороший спортивный зал, комнату делили на секции хлипкие на вид перегородки, не доходившие до потолка по крайней мере на метр. Перегородки превращали комнату в лабиринт. Вокруг суетилось множество людей в форме и штатской одежде. Все были заняты своими делами, которые, вероятно, казались им самыми важными в мире, и не обращали на нас с Кристианом никакого внимания. Кристиан прекрасно ориентировался в этом бюрократическом лабиринте, и уверенно шел вперед, не спрашивая ни у кого дорогу, как будто проделывал этот путь не в первый раз. Нужная дверь оказалась в дальней от входа части комнаты. На ней висела табличка с именем Райса. Я слегка удивился тому, что у Райса имеется собственный кабинет. Впрочем, почему бы и нет, ведь он следователь.

Кристиан без стука толкнул дверь, и мы вошли в длинную и узкую комнату с высоким потолком, похожую на пенал. Райс, одетый в штатское, в рубашке с расстегнутым воротником и без галстука, сидел за столом, в крутящемся кресле, но стремительно встал, едва мы вошли. Встретил он нас отнюдь неласково. При первой встрече он произвел на меня впечатление холодного, рационального человека, не испытывающего к людям иных чувств, кроме профессионального интереса. Теперь весь его облик прямо-таки дышал ледяной неприязнью. Или я просто стал излишне мнительным? Райс посмотрел мне в лицо пристальным, пронизывающим взглядом и не подал руки ни мне, ни Кристиану. Как будто не заметив этого, Кристиан сказал:

— Мы к вашим услугам, офицер.

— Господин Лэнгли, — холодно, резко проговорил Райс. — Я рассчитывал поговорить с Илэром наедине. Прошу вас обождать за дверью.

— Невозможно, — спокойно возразил Кристиан. — Илэр — несовершеннолетний. Я настаиваю на том, чтобы присутствовать при допросе.

— Это не допрос!

— Как ни называй, суть та же.

— Послушайте, господин Лэнгли, вы, кажется, подозревается меня в дурных намерениях, — сказал Райс, прищурив на Кристиана светлые глаза. — А напрасно. Я всего лишь пытаюсь распутать дело, которое вы вдруг зачем-то взялись запутывать. Так что не вы меня, а я вас должен подозревать.

— Ваше право, — кивнул Кристиан.

— Вы что, не понимаете? Если вас обвинят в даче ложных показаний, или в сговоре с преступником, это грозит вам судебным разбирательством и, возможно, тюремным заключением!

На это Кристиан улыбнулся и сказал:

— Насколько я помню, вы хотели поговорить с Илэром. А мы с вами можем побеседовать позже.

Я не стал бы возражать, продолжи они свои препирательства, лишь бы забыли обо мне. За ночь я так ничего путного и не придумал, и теперь нервничал невероятно. Это было плохо; Райс уже наверняка заметил мое нервное состояние и в предстоящем разговоре, вероятно, не преминет воспользоваться им. Надеясь успокоиться, я попросил у него воды. Райс подал мне бумажный стаканчик, наполненный из стоящего в углу кабинета кулера, и внимательно смотрел, как я пью. Из-за его изучающего взгляда я едва не поперхнулся и с трудом заставил себя выпить все до конца.

— Теперь вам лучше? — спросил он без всякого сочувствия. — Мы можем уже поговорить?

Я кивнул.

Райс вытащил из-за стола свое кресло, а нам с Кристианом предложил взять стулья, придвинутые к стене. Прежде чем сесть, пришлось освободить их от внушительных, педантично выровненных по краям стопок каких-то документов. Стулья были явно видавшие виды, старые и истертые. Можно было подумать, что их приволокли сюда с какого-то чердака. Их убогий вид совсем не вязался со строгой обстановкой кабинета. Интересно, Райс всегда усаживает на них допрашиваемых? И если да, то скольких преступников им пришлось нести на себе?

Занятый подобными праздными мыслями, я уселся напротив Райса, сложил руки на коленях и попытался успокоиться. Посмотрев на меня и Кристиана, он вдруг вытащил из ящика стола цифровой диктофон, включил его и демонстративно положил рядом с собой.

— Итак, — проделав это, обратился ко мне Райс строго и властно, — вы можете назвать место, где вы пребывали с одиннадцатого по восемнадцатое ноября?

— Нет, не могу.

— То есть как это не можете?

— Я не знаю этого места, а дорогу не запомнил.

— Вы должны были запомнить хоть что-нибудь. Или у вас были завязаны глаза?

— Нет, но пока мы ехали, я был без сознания.

Пока что вранье давалось мне легко. Что-то будет дальше? Райс не сводил с меня сверлящего взгляда, как будто я был отъявленным преступником, из которого требовалось выбить признание в убийстве. Его высокий выпуклый лоб под взъерошенным ежиком волос взмок от напряжения. Поняв, что он Райс тоже нервничает, я почувствовал себя свободнее.

— Без сознания? С чего бы это? Вас били?

Я вовремя вспомнил про не сошедшие еще до конца кровоподтеки на лице и ответил утвердительно. Райс нахмурился.

— Допустим. Хотя мне трудно представить, чтобы подростка избивали среди бела дня, на людной автостоянке, и никто ничего не видел.

— Но рядом с нами никого не было.

— Ну хорошо, дорогу вы не запомнили. Но ведь после вы пришли в сознание. Что-то же вы видели?

Я подумал.

— Я видел большой старый загородный дом, вот и все.

— Вы бы узнали его, если бы увидели снова?

— Полагаю, да.

Далее разговор продолжался в том же ключе.

— Знаете ли вы человека, который вас похитил?

— Нет, — ответил я, не моргнув глазом, — не знаю. Никогда раньше его не видел. Мне известно только его имя.

— Как же его зовут? — немедленно заинтересовался Райс. — …Лючио? Какое необычное имя. Господин Лэнгли, вы знаете этого человека?

— Нет, — ответил Кристиан с невозмутимым выражением лица.

— Как же так? По моим сведениям, вы, господин Лэнгли и покойный господин Френе были близкими друзьями. Возможно ли, чтобы господин Френе скрывал от своего друга каких-либо своих знакомых?

— Возможно, — подтвердил Кристиан спокойно. — Адриен Френе скрывал от меня многое, не только знакомых, друзей и врагов.

Райс начал выходить из себя. Принялся снова спрашивать меня, но смотрел теперь только на Кристиана. Что Райс хотел прочесть на его лице, мне было непонятно. Испытующий взгляд полицейского Кристиан встретил спокойно, глаза его переливались ясной синевой и казались почти безмятежными. Состояние у него было взвинченное, я знал; он болезненно переживал за меня и за Агни, последний разговор с Лючио не давал ему покоя, и все же сила его духа была такова, что он имел вид спокойного и уверенного в себе человека. Глядя на него, я восхищался и сам постепенно успокаивался. Впрочем, немного нервозности Кристиану едва ли повредило бы, ведь Райс знал, что ему многое пришлось пережить.

— Хорошо, давайте вернемся к дому, в который вас привезли, — сказал он. — Опишите все, что увидели и запомнили.

Подумав, я решил, что не случится ничего страшного, если расскажу побольше о доме Лючио. В конце концов, по одному устному описанию дом найти если не невозможно, то во всяком случае очень затруднительно. Тем более что даже не известно, в каком направлении от города нужно искать. А подозрения Райса это сможет усыпить хоть в малой степени. Я со вкусом описал дом Лючио снаружи и даже изнутри, в подробностях припомнив каждую деталь обстановки комнаты, на несколько дней ставшей для меня тюрьмой. Райс слушал все более нетерпеливо и в конце концов оборвал меня.

— Хорошо, хорошо. Это все не так уж важно. Расскажите, как с вами обращались?

Я рассказал, умолчав только о двух моментах: когда Лючио грозил оторвать мне голову за устроенный в комнате шум и когда он резал мне руки.

— Значит, этот Лючио — не единственный обитатель дома, не так ли? А кроме него и той женщины, которая приносила вам еду, вы видели кого-нибудь еще?

С охотой я описал мужчину в легкомысленном полосатом свитере и другого мужчину, похожего на профессора, и добавил, что никакого понятия не имею о том, кто они такие и что делали в доме.

— Вы с ними не разговаривали? — уточнил Райс, хмурясь.

— Нет, — соврал я с легкостью.

Впрочем, не так уж и с легкостью. Едва я сказал «нет», как мне живо вспомнился жутковатый разговор в темной комнате у камина, и ужасная и прекрасная женщина, запахнувшая меня в свои черные кожистые крылья. Невольно я вздрогнул, и это не ускользнуло от внимания Райса, хоть он и смотрел по-прежнему на Кристиана.

— Что с вами, Илэр?

— Мне холодно, — вдруг севшим голосом прошептал я.

Кристиан с удивлением посмотрел на меня (про крылатую женщину я ему не рассказывал и, наверное, никогда не расскажу, слишком личное было это воспоминание), встал и подал мне с вешалки пальто. Мне и в самом деле вдруг стало холодно, и я поспешно набросил пальто на плечи. Воспоминания о женщине неожиданно как будто «включили» во мне что-то, и я впервые подумал: а не было ли то, что она проделала со мной, ритуалом привязывания?.. От этой мысли стало жутко, и, как я ни сдерживался, меня вновь затрясло.

Если я прав, то почему, зачем Лючио отдал меня ей, почему не привязал к себе? Не снизошел? Несмотря на все, что случилось, несмотря на весь ужас и всю ненависть, которые он мне внушал, мне было бы гораздо легче оказаться в его власти, чем во власти любого его подопечного.

— Илэр, тебе нехорошо? — с тревогой спросил Кристиан, склонившись ко мне.

Усилием воли я заставил себя крепко сжать застучавшие друг об дружку зубы, и несколько секунд сидел так. Нужно было успокоиться и покончить с подступавшей истерикой. А ведь совсем недавно я самоуверенно думал, что ничто уже не может меня взволновать…

Кристиан снова спросил, что со мной и не дать ли мне воды. Я кивнул. Пить в самом деле хотелось. Но еще больше, чем пить, я хотел уйти из этого неуютного кабинета, где мне было холодно и душно одновременно.

— Можно, я уже пойду? — выдавил я, залпом выпив половину стакана и поднимая глаза на Райса.

— Мы еще не закончили, — возразил тот резко.

— Послушайте, офицер, — сказал Кристиан, вплотную к нему подступив. — Вы не имеете права задерживать мальчика, он не преступник и не находится под арестом. Кроме того, вы видите, что ему нездоровится. Ему лучше вернуться домой.

С минуту Райс молчал, поджимая губы, потом выключил диктофон и повернулся, наконец, ко мне. Неприязненно сказал, отчетливо проговаривая каждую буквы:

— Буду откровенен: я вам не верю. Вы что-то скрываете и постоянно лжете. Не понимаю, зачем вам мешать следствию, но я это выясню. Мы не в последний раз беседуем. Надеюсь, при следующей встрече вы будете со мной более откровенны. А пока учтите, что наши люди будут следить за каждым вашим шагом, чтобы не случилось более никакого… недоразумения.

— Вот-вот, пусть последят, — вмешался Кристиан. — Пока что ваши люди не слишком усердствовали.

Райс смерил его ледяным взглядом, но ничего не сказал.

* * *

— Похоже, он и впрямь думает, что мы в сговоре с убийцами, — сказал я, когда мы оказались на улице. Обжигающе-холодный воздух, наполненный предчувствием скорого снега, показался мне сладким и чистым после долгого пребывания в тесном кабинете Райса.

Кристиан кивнул.

— Меня он точно подозревает. Видишь ли… перед тем, как поехать выручать тебя от Лючио, я имел глупость явиться сюда и попросить Райса сохранить у себя диск с файлами твоего отца. И, что еще глупее, я рассказал ему, что записано на диске.

— Глупо подозревать тебя!.. Какие у тебя могли быть причины для убийства?

— Элементарные, Илэр: деньги.

— Какие деньги? — опешил я.

— Ты разве не знал, что у твоего отца имелся весьма крупный счет в банке?

Я помотал головой. Ничего такого я не знал. О деньгах отец никогда со мной не разговаривал. Впрочем, можно было предположить, что он откладывал. Вели мы отнюдь не роскошный образ жизни, и денег тратилось гораздо меньше, чем зарабатывалось. Но, пока Кристиан не заговорил об этом, я и не вспоминал даже о денежном вопросе, не до того было.

— Когда тебе исполнится восемнадцать, — продолжал Кристиан, внимательно на меня глядя, — ты станешь, ну, может быть, не богатым, но состоятельным человеком. Пока что, до твоего совершеннолетия, этими деньгами распоряжаюсь я, как твой опекун, понимаешь?

До меня начало доходить. Но мысль, что Кристиан собирается наложить лапу на мои деньги, показалась столь смехотворной, что я не мог сдержать улыбку. Кристиан тоже улыбнулся.

— Райсу известно об этих деньгах, — сказал он. — Кроме того, есть еще дом, которые стоит довольно дорого. А недвижимостью так же распоряжается опекун.

— Это бред, Крис. Неужели ты думаешь, что Райс считает тебя способным на убийство из-за денег?

— Почему бы ему так не считать? Тем более, что история выглядит довольно темной, и с каждым днем становится все запутаннее.

— Это правда, — согласился я.

Еще недавно я считал, что мне совершенно все ясно, но теперь вовсе не был в этом уверен. Лючио был самой большой загадкой, которую я не мог разгадать, хотя страстно этого хотел. И никто, даже Кристиан, не мог мне помочь.

* * *

"Шевроле" тихо скользил по пасмурным улицам. Время едва перевалило за полдень, но было так темно, словно уже смеркалось. В ожидании снега воздух сгустился и потемнел. Середина ноября — уже почти зима.

Поглядывая время от времени в зеркало заднего вида, я заметил знакомый «Фольксваген», неотступно следующий за нами. Райс выполнял свои обещания. По крайней мере, некоторые. Серый и неприметный, полицейский автомобиль почти полностью растворялся в полуденных сумерках. Кристиан тоже увидел его и едва намеченным движением указал на зеркало:

— За нами присматривают.

— В прошлый раз от них было не слишком много толку, — заметил я. — Впрочем, теперь мне все равно нечего опасаться…

— Ты так считаешь?

— Что ты имеешь в виду?

— Боюсь, что Лючио отнюдь не потерял к тебе интерес. Просто этот интерес приобрел иную форму.

— В любом случае, силой он действовать не станет…

— Лучше бы он действовал силой, — печально отозвался Кристиан.

 

Глава 2

 

К двум часам дня стемнело окончательно, и стеной повалил снег.

Дом погрузился в тишину. Было так тихо, что мне казалось, будто я слышу шуршание снежных хлопьев, скользящих мимо окон. Не знаю, чем занимался Кристиан весь остаток дня, а я ждал. Сидел на подоконнике, смотрел на снег и ждал наступления темноты. Под окном, погасив все огни, замер серый «Фольксваген». Мне было жаль людей, сидевших сейчас в его тесном салоне. Им, вероятно, было очень тоскливо. Интересно, это мои старые знакомые или другие люди? На минуту я испытал искушение спуститься вниз, постучать в стекло «Фольксвагена» и поздороваться со своими стражами. А может быть, даже извиниться за грубость. Но желание это быстро прошло, а я задумался, как же мне улизнуть из дома незамеченным. Совсем ни к чему, чтобы полиция вслед за мной отправилась в гости к Лючио. Впрочем, начавшийся снегопад грозился сорвать мои планы. Хозе хоть и чокнутый, но, вероятно, не настолько, чтобы сесть за руль, когда вместо воздуха вокруг — снежная каша.

Приближался вечер, а снег все шел. Правда, уже не такой густой. Вскоре он вовсе прекратился, и даже небо немного посветлело. Но ненадолго. На улице один за другим зажигались, медленно разгораясь, фонари. Я слез с подоконника и вышел в коридор, чтобы позвонить Хозе. Но перед тем, как набрать номер, проверил, нет ли поблизости Кристиана. Дом по-прежнему был тих, как будто, кроме меня, никого больше в нем не было. Может быть, Кристиан ушел? Я перегнулся через перила и посмотрел вниз. Откуда-то, вероятно, из гостиной, пробивался тусклый электрический свет. Вероятно, Кристиан сидел там в одиночестве. Что он делал? Работал или, может быть, пил вино, или просто думал? Как бы то ни было, я решил, что не стоит нарушать его одиночество. Лучше не буду показываться ему на глаза. Может быть, ему вообще не до меня сейчас, и это очень кстати.

Ступая на цыпочках, я подобрался к телефону и набрал номер Хозе. Тот взял трубку сразу же, как будто специально сидел возле аппарата и ждал моего звонка.

— Ты готов? — спросил он почему-то заговорщицким шепотом.

— Только тебя и жду, — ответил я тоже тихо.

— Тогда выдвигаюсь. Буду минут через пятнадцать.

— Хорошо. Только вот что: меня снова пасут копы, да и Кристиан заинтересуется, куда меня несет на ночь глядя. Так что встань где-нибудь рядышком и подожди меня.

— Где именно?

— Здесь неподалеку есть двухэтажный дом, обшитый светло-синими пластиковыми панелями. Видел такой?

— Видел.

— Вот возле него и подожди.

— Хорошо! Так значит, через пятнадцать минут! — сказал Хозе и положил трубку.

А я задумался. Легко сказать: "Через пятнадцать минут", а вот как выбраться из дома незамеченным? Кое-какой план действий, впрочем, у меня имелся. Только он не слишком мне нравился. Но выбирать, кажется, было не из чего. Глубоко вздохнув, я вернулся в комнату и быстро оделся: темно-серый свитер с высоким воротом, темная свободная куртка, удобные ботинки, перчатки. Затем, по-прежнему тихо и аккуратно ступая, чтобы не привлечь внимания Кристиана, прошел по коридору в одну из пустующих комнат, окна которой смотрели не на улицу, как окна моей спальни, а на узкий проулок между домами. Здесь росли деревья и кусты. Они, по моим расчетам, должны были скрыть меня от взглядов полицейских. Оставалась еще одна загвоздка: окна находились на втором этаже, и никто не позаботился, конечно, приделать к ним лестницу. Прыгать не хотелось. Однажды мне удалось приземлиться благополучно, прыгнув со второго этажа, но не стоило повторно рассчитывать на подобную удачу. Но другого выхода мне, кажется, не оставалось. Я мог только немного уменьшить расстояние, которое предстояло пролететь до земли: повиснуть, зацепившись руками за подоконник, и спрыгнуть из этого положения. Так я и сделал.

Земля больно ударила по пяткам. На ногах я не удержался и повалился на землю, на многострадальный, не заживший еще мой бок, ушибленный в день знакомства с Лючио. На секунду в глазах потемнело, я даже застонал, но тут же закусил губы. Не хватало еще, чтобы меня услышали! Полежал немного на земле, поджидая, пока пройдет боль, и медленно поднялся на ноги. В целом, приземлился я и в этот раз удачно. Тем более, что бежать никуда не надо; наоборот, надо идти тихо и неспешно, чтобы никто не заметил. Задачу существенно облегчало отсутствие поблизости фонарей. Пригнувшись на всякий случай, я поковылял в сторону синего особняка. Идти было больно, бок снова разболелся, и я закусил губы, чтобы не выдать себя невольным стоном. Удивительно, но мне хотелось смеяться, и смех тоже приходилось сдерживать усилием воли. Происходящее слишком уж походило на детские игры в шпионов. Серьезнее! — одергивал я себя. Серьезнее надо быть. Не хватало еще расхохотаться. Впрочем, куда уж еще серьезнее? И без того не помню, когда в последний раз улыбался, или, тем более, смеялся.

Благополучно, никем не замеченный, я добрался до синего дома. Это, кажется, заняло у меня больше времени, чем пятнадцать минут, потому что, когда я осторожно выглянул из-за угла, то увидел прижавшийся к обочине одинокий автомобиль с тускло горящими фарами. Я предположил, что это Хозе, и что ближний свет он оставил специально для меня, чтобы я не бродил в темноте, разыскивая его. Выйти я решился не сразу, и некоторое время наблюдал за автомобилем. Это была какая-то очень старая модель «Ауди», неоднократно крашенная и перекрашенная, и все равно вся в пятнах ржавчины. Ну и развалюха! Я даже усомнился, что эта колымага умеет ездить. Где же Хозе раздобыл ее? Рассмотрев как следует старушку «Ауди», я перестал сомневаться, что за рулем сидит именно он. Никто в мире, кроме него, не рискнул бы поехать на этакой колымаге в ночь, за город, в логово кровожадных чудовищ. То есть нет, поправил я себя мысленно. Хозе не единственный псих. Нас двое таких.

Налюбовавшись вдоволь, я, все еще крадучись, подобрался к «Ауди» и поскребся в боковое стекло. Тут же в бок меня толкнула дверца. Я забрался на сиденье рядом с Хозе.

— Долго копаешься, — сказал он недовольно.

— Посмотрел бы я, как быстро ты бы выбрался со второго этажа, — парировал я.

Хозе уставился на меня с выражением восхищения в сумасшедших глазах.

— Ты что — опять из окна прыгал?

— Ну да.

— Подумать только, а с виду такой приличный, тихий мальчик, — хихикнул Хозе. — Ну ладно, поехали, что ли?

— Поехали. Только ты уверен, что эта колымага не заглохнет где-нибудь посреди дороги?

— Не дрейфь, не заглохнет. Это зверюга проверенная. Она только с виду такая страшная, а на самом деле — настоящий танк.

Насчет танка он, конечно, преувеличил, но я спорить не стал. Собственно, какая разница? Лишь бы машина была на ходу. Мне главное — добраться да Лючио, а на чем и как, дело десятое.

Шурша шинами по снегу, «Ауди» тихонько тронулась с места и покатила вдоль тротуара. Хозе переключал скорости и крутил руль довольно уверенно. Похоже, опят у него имелся. Но вот ехали мы довольно медленно, и это нервировало.

— Этак мы только к утру доберемся, — заметил я.

— Снег выпал, — отозвался Хозе и добавил с необычным для себя благоразумием: — Я бы не рисковал нестись сломя голову по свежему снегу, да еще в темноте. Но если хочешь, попробуем.

Я подумал и попросил его прибавить скорость хоть немного. Хозе пожал плечами и послушно переключил скорость. Довольно долго мы ехали молча. Мимо скользили, убегая назад, фонари и светящиеся окна домов. В каждом светлом пятне мне мерещилось бледное лицо Лючио, выплывающее из темноты впереди и исчезающее в темноте позади нас. Они возникали вдоль дороги все реже, и постепенно вовсе сошли на нет. Фонари еще время от времени встречались, но тьма обступала нас все плотнее. Мне становилось все более не по себе в ее холодных объятьях. Поскорее бы уж приехать! Хозе молчал и был не похож сам на себя. Мне тоже не хотелось разговаривать. Мысленно я прокручивал в голове предстоящую встречу с Лючио. Что-то он мне скажет? И снизойдет ли вообще до разговора? А может, его сейчас вообще нет в доме. Я ведь не знал точно, один у него дом или есть еще другие, в городе. Скорее всего, в городе у него тоже имеется жилье. Так, может, напрасно я еду? Я уже дернулся было, чтобы сказать Хозе разворачиваться, но уже через секунду решил, что возвращение ни с чем будет ужасной глупостью.

Мы выехали за город и окончательно погрузились во тьму. Можно было разглядеть только небольшой кусок дороги прямо перед передними колесами, выхваченный из темноты светом фар. Да еще бледно мерцал свежевыпавший снег на обочине. Хозе еще сбавил скорость и теперь мы почти ползли. От нетерпения я начал нервничать. Черт, и почему я не умею водить машину? Уж я не стал бы тащиться как умирающая гусеница. Конечно, Хозе хорошо, его происходящее почти никак не касается…

— Кажется, нам сюда, — вдруг сказал Хозе и резко крутанул руль в сторону, так что на мгновение показалось, будто машина вот-вот завалится на бок. Колеса запрыгали на рытвинах, невидимых в темноте. Трясло так, что я усомнился: а туда ли мы свернули? Не припоминаю такой уж сильной тряски.

Некоторое время мы прыгали как будто по стиральной доске. Напрягая зрение, я вглядывался в темноту за окном, и мне начало казаться, будто я различаю деревья по сторонам от дороги. Да, верно, мне помнился лес, мимо которого мы ехали в прошлый раз с Лючио. Но все же, вроде бы, дорога была не такой безобразной.

Словно в ответ на мои мысли «Ауди» вдруг остановилась, рыкнув напоследок. Я удивленно взглянул на Хозе.

— Что такое? Заглохли?

— Ты знаешь, — сказал Хозе негромко, как-то виновато на меня глядя. — Боюсь, мы немного заблудились.

— Замечательно! — сердце у меня заколотилось сильнее, но не от страха, а от злости. Злился я не на Хозе, а на себя: нашел, кому довериться! Я втянул воздух сквозь сжатые зубы. — Только этого не хватало! И что теперь делать? Ждать утра?

— Можно попробовать вернуться на дорогу…

— В темноте?

— Ну а что делать-то? — возразил Хозе. Я заставил себя успокоиться, поразмыслил немного и решил, что делать, действительно, нечего. Не сидеть же тут до утра.

— Ну, давай попробуем, — проговорил я неохотно.

Выбраться обратно на хорошую дорогу оказалось не так уж просто. Ни черта вокруг не было видно, и как Хозе ни крутился по сторонам, высматривая ориентиры, мы все же умудрились съехать на обочину и увязнуть в грязи, состоящей из мокрой земли вперемешку с подтаявшим снегом. Несколько долгих минут мы буксовали, и почти уже отчаялись выбраться на твердый грунт.

— Придется толкать, — сообщил Хозе, продолжая давить на газ, и в этот миг колеса завизжали, машина рванулась, и мы вылетели на дорогу.

Еще с полчаса ушло на ориентирование на местности. Хозе вглядывался в дорогу и сосредоточенно шевелил губами: очевидно, считал повороты. Я пытался побороть охватившее меня физическое напряжение, такое сильное, что шею и плечи свело как бы судорогой. Нервничал я ужасно. Когда же мы, наконец, приедем?

* * *

Было уже, наверное, около полуночи, когда мы отыскали дом Лючио. В такой кромешной тьме легче легкого было проехать мимо, но, к счастью, над дверью его, помигивая, горел желтый фонарь. На него мы и ринулись, словно на маяк.

Хозе еще не успел заглушить мотор, а к нам уже торопились двое высоких мужчин. Мне вспомнились люди, которых я часто видел во дворе из окна своей комнаты-тюрьмы, и я понял, что это охранники. Ну, теперь держись!

— Сиди спокойно! — быстро шепнул я Хозе и выбрался из салона прежде, чем приблизились охранники. Сделал несколько шагов к ним навстречу. Лица их казались незнакомыми. Наверное, пока я был пленником в доме, они не попадались мне на глаза. А вот знают ли они меня? В любом случае, имя они должны знать.

— Я — Илэр Френе! — заявил я, стараясь говорить громко и твердо. Краем глаза заметил, что безбашенный Хозе тоже выбирается из «Ауди», но оглядываться не стал. — Мне нужно видеть Лючио. Сейчас же.

Подошедшие мужчины разглядывали меня спокойно, с неопределенным выражением в глазах. Оба выглядели молодо, лет на двадцать пять — тридцать. Совершенно обычные лица, ничего потустороннего, даже никакой особенной изысканности черт. Таких ребят в нашем городе пруд пруди. Младшие вампиры, скорее всего. Почему-то теперь я совершенно не боялся их, хотя еще неделю назад, стоило подумать о ком-нибудь из людей Лючио, меня бросало в дрожь.

— Вам лучше уехать, — неожиданно мягко проговорил один из парней. — Едва ли хозяин захочет с вами встречаться.

— Не тебе решать! — вспыхнул я, не переставляя изумляться на неизвестно откуда взявшуюся наглость. — Скажи хозяину, что я хочу его видеть. Немедленно!

Парень шагнул ко мне, явно намереваясь взять меня за руку, но я отступил и сказал с тихой яростью:

— Если ты хотя бы пальцем меня тронешь, будешь отвечать лично перед Лючио!

Угроза, я понял это уже спустя секунду, была смехотворной, но я уже произнес ее и мог только досадовать на то дурацкое положение, в которое сам себя поставил. Я ожидал, что охранники расхохочутся и пинками погонят меня прочь, но они оставались на удивление серьезными. Мало того, казалось, они заколебались. Во всяком случае, во взглядах, которыми они обменялись после моих слов, проскользнуло сомнение.

Может быть, у них имелся приказ не причинять мне физического ущерба? Весьма возможно, если Лючио строил касательно меня далеко идущие планы. Во всяком случае, апломба у охранников поубавилось. Они не могли выдворить меня с помощью физической силы, а использовать силу убеждения им не позволяла нехватка мозгов.

И все же они сделали еще одну попытку.

— Не стоит сейчас беспокоить хозяина, — уже гораздо менее уверенно сказал охранник. Тон его был почти просительным. — Он рассердится.

Удивительно, но даже гнев Лючию не мог испугать меня.

— Я не могу ждать до утра! Доложите ему, что я прошу с ним встречи.

Охранники снова переглянулись, на этот раз с обреченностью во взглядах, и все тот же парень сказал:

— Хорошо, пойдемте с нами. Только пусть ваш друг останется здесь.

— Но!.. — дернулся было Хозе, но я повернулся и яростно зашипел на него, чтобы не возникал и не лез куда не надо. Я был здорово зол на него, потому что страшно боялся, что он все испортит, и злость, видимо, явственно отразилась на моем лице. Хозе уставился на меня, округлив глаза, и не смог выговорить ни слова. Оставив его наедине с охранником, вслед за вторым охранником я ушел в дом.

Меня провели по темным коридорам и оставили ждать в комнате, в которой я не сразу, но узнал гостиную с камином, где состоялся памятный разговор с Лючио и его людьми. Сейчас камин не горел, светилась только тусклая старая электрическая люстра под потолком, и комната имела совершенно нежилой вид. Даже портьеры на окнах казались пыльными тряпками. Вдруг подумалось, что только присутствие Лючио может вдохнуть жизнь в эту мертвую коробку с останками мебели внутри. Мне стало очень неуютно. Придет ли Лючио, чтобы поговорить со мной?

В доме было тихо: ни шагов, ни голосов. Можно было подумать, что дом необитаем. Как у них получается жить так тихо? Пусть они пьют кровь живых людей, но ведь и они — живые существа, из плоти и крови, а не бесплотные призраки. И должны жить по законам живых существ. К тому же, ночь — их время. Где же они все?..

Несколько минут я в беспокойном ожидании расхаживал по комнате и напряженно прислушивался, надеясь уловить хоть какой-нибудь звук, долетевший из-за полуоткрытой двери. Тихо. Так тихо!.. от этой тишины можно и с ума сойти. Но, может, и впрямь, в доме никого нет, кроме Лючио и охранников? Возможно ли это?

По комнате вдруг пролетел легкий ветерок, дверь шевельнулась, скрипнула, и в комнату быстро проскользнула чья-то хрупкая фигура. Я резко повернулся и подался к ней, и тут же отпрянул, разочарованный: это был не Лючио. Фигура принадлежала женщине, с черными, гладкими, падающими на лицо волосами. Подбежав ко мне, женщина, не произнося ни слова, вдруг обняла меня своими мягкими прохладными руками. Она прижимала к груди мою голову, гладила меня по волосам и что-то неразборчиво и жалобно шептала, всхлипывая. Я мог разобрать только: "Илэр… бедный мой мальчик…"

От неожиданности я оцепенел, не мог ни пошевелиться, ни выговорить ни слова. Очень медленно до меня доходило… Лица женщины я не видел, но легко узнал по волосам. Лорена. Моя… моя мама. Странное, незнакомое чувство болезненно кольнуло меня в сердце. Руки дернулись было, намереваясь обнять тонкие хрупкие плечи, но тут же бессильно упали. Не мог я! Ну не мог обнять ее, не мог принять ее как родного мне человека. Да, она родила меня, ну и что? Ее же не было рядом со мной ни единого дня за все мои почти шестнадцать лет жизни. Она была совершенно чужая мне.

Я стал вырываться — совсем не грубо, очень осторожно. Я только хотел освободиться от рук, прохладные прикосновения которых были мне неприятны, вызвали тревогу и почему-то чувство вины. Но Лорена вскрикнула, как будто я ее ударил, и мягким, быстрым движением вдруг опустилась, почти упала на колени и обхватила меня за ноги. От неожиданности я попятился.

— Что вы делаете! — вскрикнул я, более испуганный, чем возмущенный этим проявлением подобострастия. — Встаньте немедленно!

— Нет! — отвечала Лорена срывающимся голосом. — Нет! Ни за что, пока ты не простишь меня! Илэр! Мой мальчик! Простишь ли ты меня?

— Мне нечего вам прощать! — сказал я искренне. В настоящий момент, испытав на себе силу влияния Лючио, я действительно не видел за Лореной никакой вины.

— Ты говоришь так, потому что не знаешь, кто я! — заявила она рвущимся от едва сдерживаемых рыданий голосом. — Если бы ты только знал…

— Я знаю.

— Знаешь! — она вскрикнула, как от боли. — И ни словом не упрекаешь меня! Значит, далеко не все ты знаешь! Кто рассказал тебе?

— Кристиан, — ответил я.

Это имя произвело на Лорену действие почти магическое. Она перестала дрожать и прижиматься ко мне. Отпустила мои ноги и подняла лицо, так что волосы упали за спину, и я, наконец, смог рассмотреть ее. Оказывается, я уже видел ее раньше: именно она набросилась на Лючио с обвинениями в тот день, когда он привез меня в дом, именно ее Лючио ударил по лицу. Но тогда она показалась мне старше. Теперь же выглядела очень юной, почти девочкой. Нежная, без единого изъяна, белая кожа (никаких следов побоев, в отличие от моей физиономии), правильные и мягкие черты: лицо, почти совершенное в своей красоте. Черные прямые волосы. Большие, с чуть выпуклыми веками, темно-серые глаза. Яркие губы. Красавица, настоящая красавица. Но почему-то ее красота не вызывала восхищения. Нежное лицо не притягивало взор; напротив, хотелось поскорее отвести глаза. Глядя на Лорену, я испытывал только жалость и что-то вроде отвращения. Но жалость была сильнее.

— Встаньте, — повторил я требовательно, и Лорена неохотно, но подчинилась. — Вот так, теперь можно говорить. Скажите, что вы здесь делаете и… где Лючио?

— Лючио не придет, — едва слышно ответила она, глядя на меня с жадностью почти осязаемой. — Он прислал меня.

— Прислал? — переспросил я несколько обескуражено.

— Да, велел мне придти сюда, и приказал ответить на все вопросы, какие ты задашь.

— Да, но я хотел говорить с ним!..

Лорена опустила взгляд.

— Понимаю, со мной тебе говорить не о чем…

— Не в этом дело! — я попытался подавить нарастающее внутри меня раздражение и взять себя в руки. Отказ Лючио безмерно меня опечалил, но я предполагал, что так может быть, хотя и уговаривал себя, что Лючио непременно согласится со мной встретиться, что у него не может быть причин для отказа. Но вот что он пришлет вместо себя эту женщину, мою… мою мать (даже в мыслях это слово давалось мне с огромным трудом), этого я предвидеть не мог. Пожалуй, я не был готов к разговору с ней и даже не знал еще, как к ней отношусь.

— Ладно, — сказал я уже спокойнее, стараясь собраться с мыслями. Пусть мне не увидеться сегодня с Лючио, но и с Лореной я ведь хотел поговорить. Вспомнить бы, о чем!.. — Скажите, почему вы отказались помочь, когда я просил вас о помощи? Нет, погодите, я не обвиняю вас ни в чем! — поспешно и сердито добавил я, видя, как красивое лицо искажается в гримасе отчаяния, и как Лорена делает движение, чтобы снова встать на колени. — Я только хочу знать, насколько велик страх, внушаемый вам Лючио.

— О, он убил бы меня, посмей я хоть словом тебя ободрить!

— Убил бы? И только? Разве вы так уж страшитесь смерти? — спросил я, пристально на нее глядя. Лорена содрогнулась.

— О нет, не «только», — пролепетала она. — Лючио имеет над всеми нами абсолютную власть. В его силах заставить любого из нас испытать райское блаженство, или же подвергнуть невыносимым мучениям, которые невозможно описать словами. Если бы он только убил меня, я бы без раздумий пошла против него.

— Кажется, вы преувеличиваете, — сказал я с сомнением. — Кто такой Лючио? Не бог же он, чтобы обладать подобной властью над людьми.

Лорена вымучено улыбнулась.

— Ты забываешь, что мы не люди. И связи между нами иные, нежели в обществе людей. Разве Кристо не рассказывал?

— Крис говорил, что вы могли бы освободиться из-под власти Лючио, если бы только захотели.

— Кристо говорит так, потому что он сам равен Лючио и никогда никому не подчинялся. Вольно же ему рассуждать об освобождении! Ему даже незнаком страх перед хозяином. Кристо сам — хозяин. А что такое я?.. И чего я стою без своего повелителя?

Бедный отец, подумал я. Как он мог полюбить такое безвольное существо? Или он просто пожалел ее? Да, жалость она вызывала… но любовь?!

— Вы любили моего отца? — спросил я.

— Да, — ответила Лорена едва слышно и повторила снова, уже громче. — Да, да, да! Я любила его, клянусь своей душой!

Я поморщился. Все слова и жесты Лорены отдавали чем-то театральным и ненастоящим, и мне уже хотелось закричать на нее, чтобы она перестала играть и начала вести себя нормально. Но, пожалуй, крик только испугал бы ее еще больше.

— А Лючио вы любите?

— Ненавижу его! — ответила она неожиданно яростно, на мгновение оскалив зубы. — Но что толку от всей моей ненависти, если он только смеется над нею? Я для него только красивая игрушка, служанка, рабыня. Может быть, я и не нужна ему, но он будет удерживать меня ради своего тщеславия, или же просто потому, что ему нравится ощущать власть над своими слугами.

— Лючио тщеславен?

— О, неимоверно!

— А как вы думаете, любил он кого-нибудь?

Лорена посмотрела на меня с недоумением и задумалась… Я ждал, изнывая от нетерпения. Мне нужно было знать, чего стоит пылкое обращение Лючио к Кристиану. И стоит ли вообще чего-нибудь.

— Не думаю, — медленно, задумчиво проговорила Лорена. — Я слышала, правда, об особенном отношении Лючио к Кристо, говорят даже, будто они были любовниками…

— Любовниками?.. — выдохнул я потрясенно.

— Но, уверена, это только слухи, — добавила Лорена, пристально на меня глядя. — Никогда Лючио не интересовался мужчинами.

— Вы разве не застали их… вместе?

— Нет, я пришла в клан, уже когда Лючио был один. С Кристо мы столкнулись случайно… так вышло.

— А есть ли кто-нибудь, с чьим мнением Лючио считается?

Лорена покачала головой.

— Нет, он никогда ни с кем не советуется, и делает только то, что сам считает нужным. Илэр, мой мальчик, что ты задумал?.. — спросила она вдруг с тревогой.

— Неужели никто не может убедить его?.. — пробормотал я, не обратив внимания на ее вопрос. — Не может быть, чтобы четыреста… или сколько он там лет живет… он действовал исключительно сам по себе. Это же невероятное одиночество, от которого и свихнуться можно… — попытавшись вообразить несколько сотен лет полного одиночества, когда рядом нет ни одного близкого человека, я содрогнулся. Впрочем, был ведь Кристиан и "особое отношение" к нему. "Вместе с тобой я потерял половину радости моей жизни…" Уж к мнению Кристиана он должен был прислушиваться. Должен был? Кому должен? Это было так давно!..

— Илэр, пожалуйста, если ты задумал что-то против Лючио, прошу тебя, оставь эти мысли! — умоляющим голосом воскликнула Лорена. — Тебе не устоять против него!

— Не думаю, чтобы он хотел моей смерти, — возразил я.

— Смерть — это не худшее, что может с тобой случиться.

— Послушайте, — мне надоело это переливание из пустого в порожнее, и я решил пойти напролом, — вы должны… должны знать наверняка, кто мой отец. Скажите мне! Это очень важно.

Лорена смешалась, побледнела, и оглянулась через плечо на дверь, как будто хотела убежать.

— Но я не знаю.

О боже! У нее даже не нашлось смелости солгать мне.

— Как может женщина не знать, от кого забеременела? — спросил я (каюсь, слишком резко).

Лорена молча смотрела на меня, и губы ее дрожали. Снова сердце мне кольнула жалость, и я решил, что довольно уже ее мучить. Все равно она ничего не скажет…

— Хорошо, оставим это. Еще один вопрос… Ведь это вы были, в черной вуали, на кладбище в день похорон отца?

Она кивнула и спрятала глаза. Я вздохнул. Она была там и даже не подошла, чтобы в последний раз взглянуть на человека, которого любила. Не подошла, потому что не посмела. А ведь Лючио даже не было поблизости! Впрочем, был Эрик…

— Ладно, — сказал я. — Вы, кажется, ничего не знаете… Действительно ли нет никакой возможности увидеться сегодня с Лючио?

— Нет, — ответила Лорена едва слышно.

— И он никак не объяснил свое нежелание видеться со мной?

— Он сказал, что еще не время…

— Еще не время? Что это значит?

— Не знаю. Он не объяснил…

Мне очень хотелось закричать и расколотить что-нибудь. Увы, вряд ли это помогло бы. Быстрым шагом подойдя к дверям, я остановился и повернулся к Лорене, неотрывно глядящей на меня из глубины комнаты. Алые губы ее подрагивали, а глаза блестели, вероятно, от подступающих слез.

— Раз так, — сказал я, стараясь не поддаться жалости (Лорена не слишком жалела меня в свое время!) и говорить сухо, — мне ни к чему задерживаться дольше. Прощайте.

— Ты не останешься… не останешься со мной хотя бы на несколько минут? — жалобно заговорила Лорена. — Так редко я могла тебя видеть, и то — издалека!.. Долгие годы я мечтала о том, чтобы обнять тебя, поговорить с тобой. А ты уже уходишь — так скоро! Прошу, останься…

Я заколебался. К Лорене я не испытывал никаких чувств, кроме жалости, но и этого было достаточно, чтобы удержать меня. Видя мою нерешительность, Лорена приблизилась своим легким скользящим шагом, настолько плавным, что казалось, будто ноги ее не касаются пола, будто она летит по воздуху. Она приблизилась, неотрывно глядя мне в лицо огромными, вопрошающими, ждущими глазами. Может быть, она напустила какие-нибудь свои вампирские чары, приковавшие меня к месту, но я так не думал. Тут было что-то другое.

Лорена очень нерешительно протянула ко мне руки и снова обняла меня, как ребенка. На этот раз я не стал сопротивляться. Во мне вдруг что-то как будто сломалось. Неожиданно для себя я уткнулся лицом в ее плечо и почувствовал, как на мою голову опускается маленькая ласковая рука.

* * *

Кажется, мы довольно долго, несколько часов, просидели на кушетке, обнявшись, как два маленьких испуганных ребенка. Впрочем, я и чувствовал себя ребенком, только не испуганным, а… счастливым, наверное? Впервые в жизни я понял, что это такое, когда тебя обнимает мама.

Мы непрерывно что-то говорили, без конца перебивая друг друга. Беседа наша получалась довольно бессвязной. Лорена хотела знать обо мне все, мельчайшие подробности моей жизни, а я не знал, что ей рассказывать в первую очередь. Лорена то смеялась, то плакала, снова и снова покрывая мое лицо поцелуями. Я еще кое-как держался. Сцена была самая что ни на есть чувствительная, из того разряда, который я вообще-то терпеть не мог. Воспитывал-то меня отец, который в большинстве случаев обращался со мной сдержанно и даже холодно, и приучил и меня быть сдержанным. Но теперь я размяк. Размяк настолько, что почти забыл, где я и зачем приехал. И если бы меня не ударила, не обожгла вдруг мысль: "Хозе!.." — пожалуй, я так и просидел бы до утра, не двигаясь с места. Но, вспомнив о Хозе, я вскочил, мгновенно очнувшись от сладостного забытья.

— Что случилось? — Лорена поднялась следом, испуганно на меня глядя.

— Мне нужно идти! — ответил я отрывисто и, не тратя время на прощания, почти бегом ринулся прочь из дома.

Никого не встретив по пути, я выскочил на улицу, в распахнутой куртке, встрепанный, с полной сумятицей в мыслях. Меня обуревали дурные предчувствия. Но все они разом схлынули, когда в свете фонаря я разглядел на водительском месте длинную угловатую фигуру Хозе. Подойдя ближе, я убедился, что он спит, притом крепко. Пришлось трясти его за плечо, чтобы разбудить. Хозе неохотно разлепил мутные со сна глаза и уставился на меня.

— Привет, — сказал он, потягиваясь. — Сколько времени?

Часы показывали пять утра. Ужас! Сколько же времени я провел с Лореной? Если Кристиан обнаружил мое исчезновение, наверное, он уже с ума сходит. Или мчится сюда. Не дурак же он, в самом деле…

— Что ты там столько времени делал? — поинтересовался Хозе.

— Давай возвращаться, — сказал я, забираясь в машину. — Нам бы засветло вернуться.

Хозе включил зажигание и стал разворачивать "Ауди".

— Сам не понимаю, как это я отрубился, — разглагольствовал он в процессе. — Что-то вдруг прям накатило, но с того, ни с сего. После того, как я с этим парнем поболтал…

— С каким парнем?

— А хрен его знает. Темно было… Я тебя ждал, ждал, устал уже, решил пройтись немного, ноги размять. Болтался тут перед домом, и вдруг на какого-то парня наткнулся. Устроил мне форменный допрос: мол, кто я, откуда, зачем явился… Я подумал, что это кто-то из охранников, ну и послал его куда подальше. А он засмеялся и говорит: мол, я и так все про тебя знаю, зовут тебя так-то, живешь ты там-то, а приехал сюда с другом. Я глаза на него вытаращил, а он хлопнул меня по плечу, сказал, бывай, мол, и утек куда-то во тьму. Тут меня и разморило вдруг.

— А как он выглядел? — спросил я, внутренне холодея.

— Говорю же: темно было! Невысокий, щуплый вроде, а лица не видел. А что?

Я молчал, кусая губы. Черт знает что! кажется, я знал, с кем беседовал Хозе. Но что это могло значить?..

* * *

Вернуться в комнату тем же путем, каким я сбежал, было затруднительно, но мне было плевать. Было еще темно, не светало. Попрощавшись с Хозе, я нагло прошел перед полицейской машиной и поднялся на крыльцо. Дверь была заперта, я покопался в кармане, выудил ключ и как можно тише вставил его в скважину. Но дверь без всяких усилий с моей стороны вдруг распахнулась, и на пороге выросла фигура Кристиана.

— Доброе утро, — сказал он устало. — Где ты был?

— Я…

Кристиан жестом остановил меня.

— Заходи, не стой в дверях. Ездил к Лючио, верно?

Я почувствовал, что краснею, но сказал с вызовом:

— Ну и что из этого?

— Ничего, — ответил Кристиан так, что мне немедленно стало стыдно за свой тон. — И как, побеседовали?

— Нет, Лючио до меня не снизошел. Прислал Лорену…

В усталом взгляде Кристиана мелькнул интерес.

— Вот как? И что она?..

Вспомнив свой разговор с Лореной, я смутился так, что запутался в рукавах куртки, которую как раз снимал, и ответил далеко не сразу.

— Я… Крис, можно, мы не будем говорить об этом?

Синие глаза Кристиана вспыхнули и, как мне показалось, вонзились прямо мне в мозг. Он что-то понял из моего молчания и смущения, кивнул и, не говоря ничего, развернулся и ушел в комнаты. Я продолжал раздеваться в одиночестве. На душе было как-то гадостно. Лучше бы Кристиан наорал на меня.

Я ждал расспросов со стороны полиции: уже если копы не заметили мой побег, то уж точно должны были видеть, как я вернулся. Но никто ни о чем меня не спрашивал. То ли Райс просто принял доклад своих ребят к сведению и продолжал молча собирать факты (странные факты о моем странном поведении), то ли… то ли никакого доклада не было, и копы проспали все интересное. Допускал я и третий вариант развития событий: Кристиан просто поработал над моими стражами и внушил им, что ничего не было. Почему-то этот вариант казался мне наиболее правдоподобным.

 

Глава 3

 

 

Несколько дней ничего не происходило. Совсем ничего. За окнами бушевала метель, такая сильная, что временами снег полностью залеплял окна. Выл ветер. Позвонил Хозе и сказал, что занятия в школе, даже в старших классах, отменили из-за непогоды, но я все равно не собирался идти на уроки. Я бесцельно перемещался из своей комнаты в гостиную и обратно, брал книги и клал их снова на полки, не в силах читать. Подолгу сидел у окна, глядя на белую улицу (у дома по-прежнему дежурила полицейская машина, превратившаяся в сугроб; я сочувствовал маявшимся в ней парням). Слушал музыку. Много думал: об отце, о Кристиане, Лючио, Агни. Особенно много думал о Лорене. Теперь, спустя несколько дней, прокрутив события той ночи в голове не один раз, я больше не испытывал к Лорене тех щенячьих, умилительных, очень детских чувств, что владели мною в течение нескольких часов, пока она держала меня в объятьях. Но я не мог думать о ней с прежним равнодушием и холодной отстраненностью. Меня не отпускала мысль, что я бросил ее, предал, оставив в руках Лючио и не попытавшись увести с собой. Эта мысль, и мысль об Агни, мучили меня. С ними я просыпался и засыпал. Нужно было что-то делать, но что?

Я сидел у окна, потом ложился на кровать поверх покрывала, думал, думал до бесконечности. Снова вставал и слонялся по дому. Каждый раз, сталкиваясь со мной, Кристиан внимательно меня оглядывал, но ни о чем не спрашивал. Ему тоже было не по себе. В бюро он не ездил, работал дома; я часто видел, как он сидит за своим планшетом, сосредоточенно выводя линии. Я завидовал: он мог отвлечься работой, а мне отвлечься было нечем. Все чаще охватывало желание сходить на могилу к отцу, которое, в конце концов, стало нестерпимым. Но снег запер нас всех в своих домах и не желал выпускать.

Наконец, метель начала стихать. Ветер постепенно улегся, с неба перестали сыпаться хлопья. Нетерпение во мне нарастало. С огромным трудом дождался я утра, когда небо вновь стало чистым, бледно-голубым, бесснежным. За завтраком, давясь кофе, сказал Кристиану, что хочу навестить могилу отца. Кристиан предложил подвезти меня, но я отказался. Бояться уже было нечего, а прогуляться хотелось.

День выдался холодный, но безветренный. Я надел зимнее пальто, обмотал шею длинным черным шарфом и отправился на кладбище. Неспешно шел по тротуару, зная, что чуть позади за мной неотступно следует полицейская машина. Эмонт Райс не спешил отзывать эскорт. А я научился уже не замечать полицейских, благо, что они держались в отдалении и не приближались.

Кладбище тихо дремало под снежным покровом. Деревья стояли, укутанные в толстые ватные шубы. Могилы превратились в снежные холмы. Пройдя по боковой дорожке, я издалека еще увидел какого-то человека рядом с надгробным камнем на могиле моего отца, сильно удивился и замедлил шаги. Кто бы это ни был, я не хотел с ним встречаться. Я, пожалуй, ушел бы, но человек будто почуял меня, обернулся и слабо взмахнул рукой. Сердце мое сначала ухнуло вниз, потом подскочило к горлу, где и заколотилось с бешеной скоростью. Невольно я подался назад, и только огромным усилием воли заставил себя подойти к могиле.

И к Лючио.

Застать его на могиле отца я никак не ожидал.

— Что вы тут делаете? — спросил я охрипшим голосом.

Лючио присел на каменный парапет, укрытый снежной подушкой, и снизу вверх посмотрел на меня. Под расстегнутым долгополым пальто виднелся легкий пиджак, голова Лючио была обнажена, узконосые туфли на тонкой подошве годились для автомобильных поездок, но не для прогулок по снегу, но он как будто совсем не мерз.

— Ты застал меня врасплох, — сказал он с усмешкой. — Даже не знаю, что ответить, чтобы не прозвучало глупо или сентиментально.

— Какая разница, как прозвучит? Главное, чтобы это было правдой.

— А ты повзрослел, Илэр, — заметил Лючио, смерив меня своими невероятными черными глазами. — Трудности пошли тебе на пользу.

— I thank God for the suffering, — пробормотал я фразу из Крэдлов.

____________________

Благодарю тебя, Боже, за страдания

Лючио вопросительно приподнял бровь.

— Что? Впрочем, неважно. Может быть, мне уйти? Если ты хотел побыть один…

Удивившись его тактичности, а заодно и той внезапной, бог знает откуда взявшейся свободе, с которым я сегодня повел разговор с этим носферату, с этим чудовищем, я неожиданно для себя сказал:

— Нет. Я хотел вас видеть.

— Знаю. Мне докладывали, что ты приезжал.

— Почему вы ко мне не вышли?

— Я был занят.

— Однако, вы нашли время для болтовни с Хозе.

Лючио улыбнулся.

— Откуда тебе знать, что это был я?

— Я в этом уверен!

— О, сколько агрессии! Знаешь, Илэр, тебе следовало бы не нападать, а поблагодарить меня. Ведь я предоставил тебе чудную возможности пообщаться с твоей матушкой без помех.

Звучащая в его волшебном голосе насмешка не понравилась мне.

— Вам не идет роль добренького дядюшки!.. — сказал я сквозь зубы.

— Правда? А какая роль мне идет? Кровожадного чудовища?

— Да, только… на него вы походите меньше всего! — вырвалось у меня против воли.

— Внешность обманчива, не тому ли тебя учит Кристо? Самые ядовитые цветы и животные бывают обычно чудо как красивы.

— О, яду в вас достаточно! Жаль только, что он не смертелен.

— Боже мой, Илэр, не ожидал от тебя такого красноречия. Право, мне нравится, что у тебя развязался язык. Я думал, ты молчальник, а ты, оказывается, умеешь премило говорить. Что до моего яда, уверяю тебя: все зависит от дозы.

— Лучше бы вы жалили сразу насмерть!

— Подумываешь о смерти? Не рановато ли? Шестнадцать лет, самое начало жизни, все впереди.

Я молчал.

— Ну да, тебе крепко досталось, — продолжал Лючио, не спуская с меня взгляда. — Но бывает еще хуже, поверь.

— Вы говорите, как Кристиан.

Лючио усмехнулся и зачерпнул горстью снег, стал мять его.

— А знаешь, почему мне так дорог Кристо? Он единственный человек, который способен понять меня, как самого себя. Мы мыслим одинаково.

— Ой ли?

— Одинаково, одинаково. Только Кристо слишком долго возился с людьми и здорово размяк.

— Пусть размяк, но Кристиан — человек, а вы…

— Чудовище, — подхватил Лючио. — Да, да, Илэр, я знаю. Чего только не наслушался о себе за четыре-то века. Готов признать, что мои моральные принципы далеки от общепринятых. Хотя, возможно, от них и вовсе остались одни лохмотья.

— Это больше похоже на правду.

— Ну вот, теперь ты обвиняешь меня в беспринципности. Не устаю удивляться вам, люди: в глаза называя меня чудовищем, вы не перестаете поклоняться мне, как идолу. Так кто из нас беспринципен?

Я отшатнулся.

— Никто вам не поклоняется!

— Правда? А скажи, Илэр, только честно: что ты по отношению ко мне испытываешь?

— Я вас ненавижу!

— Верю. А еще?

— Вы мне отвратительны!

— И в это верю. А как насчет нежности? Обожания? Преклонения? Любви, наконец?

Он знал, все знал обо мне. Прочел по лицу? По выражению глаз? Или просто за свою долгую жизнь так хорошо изучил людей, что научился читать в их мыслях?

— Не мучьте меня, — прошептал я.

— Ты сам себя мучишь, — ответил Лючио. — Подойди ко мне, малыш.

Его зову я противиться не мог и подошел — медленно, как будто на каждой ноге висело по пудовой гире. Лючио встал, положил мне руки на плечи и бесконечно нежно поцеловал в лоб. Его поцелуй ожог меня. Теперь, подумал я, буду носить его, как клеймо.

— В тебе есть что-то, что роднит нас, — тихо, мягко проговорил Лючио. — Я чувствую тебя почти так же хорошо, как Кристо. Как знать, быть может, в тебе все-таки течет моя кровь?

— Это не так! — сказал я, отстраняясь.

— Какая странная идея, — тихо засмеялся он. — Только вообразить себе, будто у меня может быть сын! После стольких веков железной уверенности, что я последний в роду. Очень странная идея!

— Я — Френе, и никак иначе!

Лючио снова засмеялся, отпустил меня и сел обратно на парапет.

— Ты так и не сказал, зачем хотел меня видеть, Илэр.

— А вы не сказали, зачем пришли сюда.

— Ладно, — согласился Лючио. — Откровенность за откровенность. Я, видишь ли, сожалею, что мы с твоим отцом так и не нашли общий язык. Не сумели примириться. Не смотри на меня так, это не угрызения совести. Твой отец, малыш, искренне и очень сильно ненавидел меня за то, что я заставлял страдать Лорену. Его Лорену. За это он убил бы меня, если бы только мог. Впрочем, он к этому стремился. Ей богу, Лорена не заслуживала такой любви. Не заслуживала, чтобы из-за нее кто-то умирал. Слабая, безвольная, никчемная, она хороша только в постели, да и то быстро приедается.

— Вы не смеете так говорить о моей матери! — запальчиво прервал его я, вспыхнув.

— Смею! Я знаю ее лучше и дольше, чем ты. Лорена рождена вампиром, но, честно, не знаю, какой идиот додумался инициировать ее, да еще не привязав к себе. Она явно нуждается в поводке и ошейнике, и в хозяйской руке, которая будет кормить и наказывать ее. Едва придя в клан, она принялась крутить передо мной задом, попав, как и многие, под очарование моей внешности. Позже, изрядно уже мне надоев, она переключилась на Адриена. Пожалуй, она попыталась бы окрутить и Кристо, если бы не боялась его до дрожи. Парадоксально: меня она долгое время считала «лапочкой», несмотря на наши довольно своеобразные забавы, а Кристо, который ни при каких обстоятельствах и пальцем ее не тронул бы, ее ужасал. Потом она, конечно, разобралась, что к чему. И родив ребенка, тут же потащила его к Френе, опасаясь, что я придушу ее вместе с отпрыском. Другая и сама сбежала бы, но у Лорены и на это не хватило духу. Я не собственник, но предпочитаю делить женщин с друзьями, а не с идейными противниками, и поэтому…

— Прекратите! — не выдержал я.

Лючио улыбнулся насмешливо.

— Прости. Я, кажется, увлекся. Так вот, Френе, полагая, что я измываюсь над "его Лореной", поклялся, кажется, до конца жизни совать мне палки в колеса и ни в чем не оказывать содействия. Должен признать, что он был храбрым человеком и при встречах оскорблял меня довольно жестоко. Кто другой поплатился бы за свою дерзость немедленно, но мне жаль было лишать Кристо его любимой игрушки, к тому же меня интересовали исследования, которые вел Френе и о которых я узнал от Лорены, расспросив ее хорошенько. Может быть, я ничего и не заподозрил бы, но уж очень загадочный и значительный был у Френе вид. Я заинтересовался. Сначала я предлагал ему поработать вместе, но он отказался наотрез. Еще бы: он ведь задумал извести весь наш род под корень! Поняв, что дело может зайти слишком далеко, я предложил ему свернуть работы, если уж он не хочет делиться, и оставить все как есть. Он осыпал меня оскорблениями. Я обхаживал его шестнадцать лет! Удивительно, но он устоял даже перед моими чарами. Ты видишь, Илэр, я шестнадцать лет старался уладить дело миром, но в конце концов вынужден был избавиться от твоего отца, который становился слишком серьезной помехой.

— Подумать только, какая вы, оказывается, бедная овечка! Не понимаю, чем отец мог так помешать вам.

— Он угрожал безопасности нашего сообщества.

— Не смешите! Что мог сделать один?

— При его упорстве? О, многое! Послушай, Илэр, я не намерен давать тебе полный отчет, хоть и обещал быть откровенным. Не вывернуться же мне наизнанку? Хватит с тебя двух причин: я полагал Френе опасным для моих людей и хотел ознакомиться с его работами любой ценой.

— Даже ценой его смерти? — с горечью спросил я.

— Что такое смерть? — Лючио пожал плечами. — Рано или поздно, мы все там будем. В некотором смысле я ему даже завидую.

Как мне хотелось ударить его в тот момент! Видимо, желание это отразилось на моем лице, потому что Лючио усмехнулся снова и кивнул.

— Я тебя понимаю. А вот тебе трудно меня понять.

— Даже и пытаться не хочу.

— Напрасно. Так вот, пришел я, в сущности, затем, чтобы выразить Адриену свои сожаления. Глупо звучит?

— Ужасно. Мертвым не нужны сожаления.

— Ты считаешь? Как бы то ни было, я свое обещание выполнил, рассказал. Теперь твоя очередь. Зачем ты хотел меня видеть?

Я вдохнул поглубже и сказал:

— Чтобы поговорить об Агни.

Показалось, или Лючио действительно чуть заметно вздрогнул? Наверное, показалось. Однако, брови его нахмурились.

— Об Агни? — переспросил он быстро и как будто тревожно. — Не лезь не в свое дело, малыш. Ты слышал: я поставил Кристо вполне определенное условие. Выполнить его Кристо отказался. Так что…

— А без условий вы никак не можете? Просто взять и отпустить!

— С какой стати мне терять все?

— Вам не жаль ее?

Вопрос был дикий, и я ждал, что Лючио расхохочется. Но он оставался серьезным.

— Кого ты просишь о жалости? Кровожадное чудовище? Нет, мне не жаль Агни. Да и с чего бы?

— Но если она умрет во время превращения?

— Не она первая.

Как же до него достучаться? У него совсем нет сердца?

— Тогда хотя бы расскажите ей правду! Вам она поверит.

Лючио покачал головой и улыбнулся плотоядно.

— Это испортит весь сюрприз.

И вдруг меня осенило. Как же я раньше не подумал об этом! Эгоист проклятый! Сердце мое быстро забилось, я прошел по дорожке, вернулся обратно и снова остановился перед Лючио. Как же тяжело решиться!..

— Возьмите меня вместо нее! — выпалил я поскорее, пока не испугался по-настоящему и не передумал.

Казалось, Лючио удивился.

— Ты говоришь серьезно?

— Да.

— Хорошо подумал?

— Да, да!

— Тогда не будем терять времени!

Легким движением Лючио вскочил на ноги и взялся за конец моего шарфа.

— Позволишь?..

Если бы я и хотел помочь или, наоборот, помешать ему, то все равно не сумел бы. Руки не повиновались. Лючио ловко размотал шарф с моей шеи, осторожно отодвинул в сторону воротник пальто и чуть наклонился ко мне.

— Не бойся, — шепнул он, и я ощутил его дыхание на своей коже, около ключицы.

Боль не была похожа ни на что ранее испытанное мною. Я пошатнулся, и Лючио крепко обхватил меня за пояс, удерживая. Мы стояли, обнявшись, как любовники, у могилы моего отца, и в глазах у меня медленно темнело. На секунду стало страшно, что Лючио увлечется, и я упаду на снег бездыханным и обескровленным, но страх быстро сменился безразличием. Пусть! Так даже будет лучше.

Но Лючио не увлекся. Подняв голову, он улыбнулся алым ртом и толкнул меня к парапету:

— Сядь!

Ноги почти не держали меня, и я скорее упал, чем сел. Лючио опустился рядом на колени в снег. Движения его, исполненные нечеловеческой грации, завораживали. Он оголил запястье левой руки, на котором уже краснели поджившие порезы (неужели он режет себе руки для всех, кого привязывает?), и черканул по нему чем-то маленьким и острым, зажатым в правой руке. Поднес кровоточащую руку к моему лицу.

— Пей!

До этого момента я, в глубине души, надеялся еще, что это только представление, фарс. Слишком все походило на мой самый жуткий кошмар. Но теперь я уверился: это не сон и не представление. Все правда, и через минуту я стану рабом Лючио, пальцем на его руке, который будет повиноваться любому его приказанию. Меня затошнило. Двумя руками я взял запястье Лючио, подтянул ближе и прижался ртом к ране. Лючио вдруг дернулся, сильным движением вырвал у меня руку и подался назад так резко, что чуть было не опрокинулся на спину. В изумлении, ничего не понимая, я смотрел на него.

— Довольно! — сказал он отрывисто. — Комедия закончена. Поднимайся и пойдем.

— Куда? — спросил я тупо.

— К Агни, куда же еще.

— А… разве уже все? — я не чувствовал в себе никаких изменений.

— Что «все»? Ничего не будет. Вытри с лица кровь.

Я ничего не понимал и не двигался с места. Тогда, словно показывая, что нужно делать, Лючио медленно зачерпнул правой рукой снег и отер им свое лицо. Он вообще почему-то двигался очень медленно.

— Я ничего не чувствую, — сообщил я с недоумением.

— Нечего чувствовать. Связь не завершена.

— Почему? Что не так?

— Я передумал! — резко ответил Лючио. И не успел я осознать и испугаться снова (за Агни), он добавил: — Проводишь меня сейчас к Агни, я сниму чары.

Словно чья-то невидимая рука толкнула меня в спину. Я бросился на колени в снег рядом с Лючио и порывисто обнял его.

* * *

Лючио гнал машину так, словно опаздывал на пожар. Я сидел рядом с ним, и мне было страшновато. Дороги еще не почистили после снегопада, и я боялся, что мы вот-вот слетим на тротуар. Но «Шкода» чудесным образом вписывалась в повороты и даже ни разу не пошла юзом.

— Кристо не придет в восторг от нашей сделки, — рассуждал Лючио, не отрывая глаз от дороги. — Подумает, что я опять финчу. Он мне не доверяет, и правильно делает.

— Но никакой сделки не было! — возразил я.

Лючио скосил на меня черный глаз.

— Разве не было? Ты предложил себя взамен Агни, я согласился. То, что я не завершил связь, ничего не меняет.

— Вы и над Агни не стали бы проводить ритуал?

— Нет, с Агни я довел бы дело до конца.

— Почему же тогда…

— Пусть это останется моими маленьким секретом.

Я умолк и стал смотреть на его профиль. Странные мысли лезли мне в голову. Например: можно ли тронуться умом от многолетнего всеобщего обожания? Глядя на Лючио, я склонялся к выводу, что да. Можно. Без сомнения, он был безумцем. В поступках его отсутствовала всякая логика. Или я просто не мог уловить ее?

— Тебе нравится мое лицо? — поинтересовался Лючио, лениво поведя в мою сторону бровью. — Я красив?

Не хватало еще заводить разговор о его внешности! Я уже знал, что он тщеславен, и даже очень, и не хотел подогревать его тщеславие. И спросил:

— За что Кристиан ненавидит вас? Какая у вас с ним вышла размолвка?

— Он не говорил? Ну, конечно, нет. До сих пор лелеет обиду. Если вкратце, история такова: я соблазнил его невесту, а Кристо разозлился за это. Вот и все.

Его циничный тон был просто невыносим; меня покоробило.

— Ее ведь звали Селена? — спросил я, припомнив последний разговор Лючио с Кристо. — Она умерла?

— Умерла, да. Глупая вышла история с этой Селеной. Нам с Кристо часто нравились одни и те же женщины, но нам удавалось договориться. Что может быть глупее, чем ссориться из-за женщины, которая все равно через несколько лет, а возможно, и раньше, умрет? Но к Селене у Кристо было особое отношение. Он сделал ее вампиром и собирался жениться на ней. Правда, его можно понять: Селена была редкая красавица. Но жениться?.. Это был полный бред. Тем более, что Селена, несмотря на всю свою неземную любовь к Кристо, все-таки не смогла сказать мне «нет». Мы с ней чудесно провели время, а Кристо узнал и взбесился. Никогда, ни до этого, ни после, я не видел его в такой ярости. Многое тогда наложилось: его затяжная депрессия, давнее отвращение к крови, бешеная влюбленность, полученное оскорбление. Мы жестоко поссорились, а Селена оказалась между нами и не выдержала давления. Такое бывает, хоть и не часто. Когда она умерла, мы с Кристо окончательно разругались. Он наговорил мне массу жестоких и оскорбительных вещей и сбежал из клана.

— Значит, виноват только он? — с внезапной неприязнью спросил я.

— Я этого не говорил. Виноваты оба, но он до сих пор валит все на меня. Ну, да бог с ним. Винит он меня, а наказывает себя. Устроил себе растянутый суицид, и гордится этим.

— Суицид? — не понял я.

— Его нынешнее состояние ни что иное, как постепенное умирание, на которое он сам себя обрек. И умирание мучительное. Сто, сто пятьдесят лет засыпать и просыпаться с мыслями о крови — мало кто сумеет остаться в здравом рассудке.

— Кристиан сумел.

— Преклоняюсь перед его подвигом, но повторить не берусь. Впрочем, едва ли это можно назвать подвигом. Кристо, понимаешь ли, хотел себя убить, но не знал, как. И устроил это показательное самоуничтожение. Решил стать человеком.

И снова я был уязвлен его цинизмом.

— Вы считаете, он только из-за этого?..

— Из-за чего же еще?

— А я думаю, что он хотел покончить с этим кошмаром, в котором жил до тех пор, — сказал я твердо.

Лючио фыркнул.

— В любом случае, если бы я захотел покончить с собой, избрал бы способ более действенный и менее мучительный.

— Какой же?

Он не ответил, только сдвинул брови. Я хотел настоять, чтобы он ответил на этот, отнюдь не праздный, вопрос, но «Шкода» уже лихо притормозила у дома Киры Хадади.

* * *

Госпожа Хадади смотрела на Лючио, не в силах оторвать глаз, и моего присутствия, кажется, вовсе не заметила. Пока мы поднимались на второй этаж, Лючио мельком подарил ей две обворожительные улыбки, но более на нее не смотрел. Ей, однако, и того было достаточно. Разгоравшиеся в ее глазах обожание и… да, пожалуй, вожделение, были слишком явственны. Она оказалась очень восприимчивой к чарам носферату.

У двери в комнату Агни мы на несколько секунд остановились. Лючио мягко, но решительно отстранил госпожу Хадади, намеревавшуюся было просочиться вслед за ним, и вошел в комнату первым, сделав мне едва приметный знак идти с ним. Мы вошли. Где была Агни, я даже не успел заметить, потому что она вдруг налетела на нас — вернее, на Лючио, — как вихрь, обхватила его за шею и принялась бесстыдно его целовать. Я вспыхнул от возмущения, когда увидел, что он с охотой отвечает на ее поцелуй. Возмущение мое не осталось незамеченным: в тот самый миг, когда губы его прижимались к губам Агни, а руки обнимали ее талию, он скосил на меня свои черные бесстыжие глаза, и из них на меня глянул древний, черный порок. Он был порочен — вот слово, которое уже много дней крутилось у меня на кончике языка, и которое лучше всего его характеризовало. Он наслаждался ситуацией, а я был вне себя от ярости, и чуть было не кинулся на него. В тот момент я ненавидел его, как никогда раньше. Лючио понял это, отодвинул от себя Агни и засмеялся. Агни с обожанием смотрела на него.

— Где ты был? Почему не приходил? Почему не звал меня?.. Я ждала… чуть с ума не сошла… разве можно…

Ничего не отвечая на это бессвязное лепетание, Лючио подвел ее за руку к постели и усадил едва ли не силой — она не хотела отпускать его. Все так же молча, он положил ладонь на ее лоб и глаза, и Агни замерла под его рукой, трепеща, как маленькая птичка. Прислонившись к стене, я наблюдал за ними, ничего не понимая. У меня еще кружилась голова после произошедшего на кладбище.

Некоторое время Лючио и Агни оставались неподвижны, только Лючио закрыл глаза. Его бледная, изящных очертаний, тонкая ладонь лежала на лице Агни, и мне нестерпимо захотелось, чтобы моего лба касалась она, моих глаз, а не ее. Желание ощутить немедленно, сейчас же, его прикосновение, было необоримым, и я почти уже бросился к нему, но тут Лючио открыл глаза и посмотрел на меня. Из глаз его на меня хлынула ледяная тьма, столь кошмарная, что я вскрикнул и спиной вжался в стену. Это был совершенно нечеловеческий взгляд. К счастью, Лючио тут же отвел глаза и наклонился к Агни. Не отнимая руки от ее лба, он принялся что-то шептать ей на ухо. Свободная рука его, меж тем, обхватила ее затылок, ласкала и гладила его. Все это очень походило на объятья двух влюбленных. Когда Лючио убрал руку и распрямился, Агни тихо вздохнула или застонала, и томным, медленным движением легла, вытянувшись на кровати. Лючио вновь склонился к ней, попутно бросив на меня взгляд, ясно давший понять, что теперь я лишний здесь. Не испытывая ни малейшего желания протестовать и спорить, я поспешно выскочил на дверь.

С час я проторчал в коридоре, под дверью, не зная, что и думать и не смея заглянуть в комнату. В доме было тихо, только внизу неразборчиво бубнил телевизор. Из спальни Агни не доносилось ни звука. Я успел известись от беспокойства, вообразить множество ужасных вещей, которые Лючио мог сотворить с беспомощной Агни, и проклясть себя за трусость, когда в коридор, наконец, тихо вышел Лючио. Он улыбался. Увидев эту улыбку, я рванулся к нему и закричал:

— Что вы сделали с Агни!?

Он небрежно отстранил меня в сторону.

— Что и обещал. Я никогда не нарушаю своего слова, — сказал он высокомерно.

— Она свободна?

— От меня — да. Но не от себя.

— Что вы имеете в виду? — не понял я.

— Будь с нею поласковее, — отозвался Лючио странным голосом. — И передай то же Кристо. Ей придется нелегко ближайшие дни. Впрочем, Кристо знает, что нужно делать.

— Скажите ему сами, — предложил я.

Лючио усмехнулся.

— Не стоит. Не хочу его мучить. Пойдем, малыш. Или ты хочешь остаться с Агни? Она скоро проснется.

Я заколебался.

— Лучше я останусь, только… обещайте мне еще один разговор.

— Только один?

— Да. У меня к вам есть еще одна просьба… — совсем осмелел я.

— Если она касается Лорены, не проси. Я ее не исполню.

— Откуда вы знаете?..

— А о чем ты еще можешь просить меня? Нет, Илэр, Лорену я не отпущу. Пожалел ее, да? Не стоит. Она сама меня выбрала и со мной останется до смерти.

С минуту мы молча смотрели друг на друга. Во мне боролись надежда с отчаянием, а Лючио просто улыбался, и невозможно было ничего прочесть в его непроницаемых черных глазах.

— Ты еще что-то хотел спросить, — проронил, наконец, он.

— Что… что сделала со мной… — заговорил я, запинаясь и краснея, — та женщина?..

Он понял меня и улыбнулся.

— Ничего, кроме того, что ты сам хотел.

— Но я ничего… ничего не хотел!..

— Тебе это только кажется. Загляни в себя поглубже, — посоветовал Лючио, но ни за что в жизни я не решился бы последовать его совету. — Я слушаю. Что еще ты хотел узнать?

— Еще… еще вот… Вы говорили, что ни за что не решились бы на такую смерть, какую выбрал для себя Кристиан. А вообще вы разве решились бы… на смерть? Вы ведь почти бессмертны, у вас красота, молодость, власть…

Лючио улыбнулся шире и прикрыл глаза.

— О да, — сказал он медленно, низким голосом. — Я охотно принял бы ее… если бы только она была быстрой.

Ошарашенный, я смотрел на него. Никак не ожидал от него подобного ответа. Пока я приходил в себя, Лючио прошел мимо меня, мимолетным жестом взъерошив мне волосы, и вприпрыжку, как подросток, сбежал с лестницы. Хлопнула входная дверь.

 

Глава 4 и Эпилог

 

 

Домой я вернулся уже вечером. Я очень устал, ощущал слабость, но вместо того, чтобы лечь спать, отыскал Кристиана, который возился в своем кабинете с планшеткой, и обрушил на него все новости сегодняшнего дня.

Кристиан долго не мог поверить в освобождение Агни. Его не убедили даже мои возмущенные вопли: "Ты что же, думаешь, я стал бы шутить этим?!" Чтобы удостовериться, он заставил меня до мелочей пересказать весь разговор с Лючио на кладбище, и мне пришлось это сделать, хотя я и не собирался посвящать его в подробности. Мой рассказ напугал его. Он заставил меня показать ранки от клыков Лючио и побелел, увидев их.

— А если бы Лючио завершил связь? — охрипшим голосом спросил он.

Я пожал плечами.

— Что ж… Зато он освободил бы Агни. Ты сам говорил, что он всегда держит слово.

— Да, но… — дальше Кристиан не мог говорить. Он обнял меня и притянул к себе. — Господи, Илэр, ты не понимал, на что согласился!

— Думаю, понимал, — отозвался я. — Как бы то ни было, Крис, все уже кончилось.

— Да, кончилось… А как Агни перенесла разрыв связи? Ты дождался ее пробуждения?

Смягчая краски, я рассказал, что творилось с Агни, когда она проснулась. Она устроила форменную истерику и лила слезы битый час, хотя сама не могла сказать, из-за чего. Помнила она немного. Даже образ Лючио сохранился в ее памяти смазанным и размытым. Думаю, Агни чувствовала, что лишилась чего-то очень важного, но не могла вспомнить, чего именно, и это проводило ее в отчаяние. Я просидел с ней несколько часов, пока она не успокоилась и снова не уснула, на этот раз вполне обычным сном.

Кристиан выслушал меня, ничего не сказал, но, полагаю, понял, что о многом я умалчиваю. Еще бы ему не знать, что происходит с жертвой носферату после разрыва связи.

— Я одного не понимаю, — сказал он задумчиво после долгого молчания. — Почему Лючио так легко отказался от тебя и от Агни? Он столько говорил про новую кровь и про то, как радеет за свой клан…

— Я думаю, что понимаю, — заявил я, и Кристиан посмотрел на меня с изумлением. — Думаю, плевать он хотел на клан и на новую кровь. Ты ему нужен был, ты, Крис, и никто больше. С помощью Агни он хотел тебя шантажировать, но не вышло. Полагаю, он и превращать ее не стал бы, хотя утверждал обратное.

— Может быть, и стал бы, да только ты ему подвернулся…

— Может быть, — согласился я. — Только в моем превращении он тоже не видит уже смысла. Видишь ли, Крис, я, кажется, понял, что — на самом деле, — Лючио искал в записях моего отца. Больше всего его действительно интересовал способ лишить жизни почти бессмертного носферату, но Лючио ищет эту формулу не для того, чтобы ее уничтожить. Он хочет испытать ее в деле.

— Кого же, по-твоему, Лючио хочет убить? Не слышал, чтобы у него были опасные конкуренты.

— Себя, Крис. Он хочет убить себя.

Кристиан вздрогнул и выронил электронное стило, которое крутил в пальцах. Нагнулся за ним и сказал сдавленным голосом:

— Невозможно!

— Почему нет? Я же рассказывал, что его потянуло на откровенность, и он наговорил множество странных вещей, которые с ним не очень-то вяжутся. Собственно, почему бы ему не устать от жизни? Сколько ему лет, Крис?

Кристиан выпрямился и откинулся на спинку кресла, в котором сидел. Вид у него был такой, как будто он испытывал сильнейшее головокружение.

— Не знаю точно. Когда мы познакомились, он был уже в силе. Но думаю, он много старше меня.

— Вот видишь. Может же ему осточертеть та жизнь, которую он ведет.

— Лючио не такой человек…

— Все мы меняемся, — заметил я. — И потом, ты не допускаешь мысли, что он действительно серьезно переживает разрыв с тобой?

Кристиан резко тряхнул головой.

— Что с тобой, малыш? Ты уже готов его защищать?

— Нет, я просто пытаюсь его понять.

— Не забывай, кто убил твоего отца…

— Я помню, — сказал я; сердце болезненно кольнуло. — Я все помню, Крис. Но, понимаешь, я ничего не могу с собой поделать: иногда мне вдруг становится его… жалко.

* * *

Агни переживала период тяжелой депрессии. По-видимому, Кристиан знал, что так будет, потому что ничему не удивлялся, а только старался устранить любую мелочь, которая могла расстроить Агни еще сильнее. Между ним и Кирой состоялся телефонный разговор, которому я стал свидетелем. Кира говорила так громко, что я отчетливо мог слышать каждое ее слово, вылетавшее из трубки, как плевок. В противоположность ей, Кристиан был очень сдержан, хотя тоже отнюдь не спокоен. Тон его был довольно резким, но голоса он не повышал и никаких выражений себе не позволял. Речь шла, конечно, об Агни. Кристиан настаивал, чтобы она переехала к нему, Кира же слышать об этом не хотела. "Только через мой труп!" — заявила она и принялась в подробностях припоминать все, что ей пришлось вытерпеть от Кристиана за год совместной жизни, да и после тоже. Терпение у Кристиана было железное: я ни за что не смог бы с таким спокойным лицом выслушать все те гадости, в которых не было и четверти правды, я уверен, которые бывшая супруга ему высказывала. Периодически к телефону пыталась прорваться Агни, но безуспешно. Я слышал только ее придушенные вопли: "Дай мне поговорить с папой!", — и змеиное шипение Киры: "Отправляйся в свою комнату, немедленно!"

В конце концов Кристиан ровным, ледяным тоном бросил в трубку: "Заткнись!", — и Кира немедленно заткнулась. Я прямо-таки воочию увидел, как она, онемев, застыла рядом с телефоном, покрывшись ледяной корочкой и инеем. Пока она молчала, Кристиан обстоятельно объяснял ей, что он сделает, если она не позволит Агни переехать к нему. Он, впрочем, по-прежнему держался в рамках приличия, и самой страшной его угрозой была угроза обратиться в суд с тем, чтобы оспорить права Киры на дочь. Я, правда, не видел для этого никаких оснований, но Киру проняло. Она немедленно передала трубку Агни и сказала: "Сами разбирайтесь".

С дочерью Кристиан вел себя уже как человек, а не как ангел гнева. Пожалуй, мне даже не приходилось слышать у него таких мягких и человечных интонаций. Перед такой мягкостью и любовью было не устоять. Агни расплакалась и сквозь слезы сказала, что конечно же, конечно, хочет переехать к нему, и как можно скорее.

В тот же день свершилось великое переселение народов. Агни снова заняла свою спальню в доме Кристиана, на сей раз перетащив туда все безделушки, до последнего постера, из дома матери. Позже Кристиан все же сумел устроить так, чтобы Агни осталась с ним до своего совершеннолетия. Полагаю, он все же исполнил свою угрозу пойти в суд, а какие уж он нашел аргументы, чтобы отобрать дочь у матери, для меня навсегда осталось загадкой.

С Агни временами, пока к ней не вернулась обычная ее жизнерадостность, приходилось тяжко. На нее накатывали приступы ужасного настроения, когда после буйства и бесконечных капризов она впадала в депрессию и целыми днями лила слезы у себя в комнате, сама не зная о чем. Полагаю, что она, без шуток, все же была влюблена в Лючио. Так сказать, по своей воле, без всяких вампирских чар. Все-таки его трудно было не полюбить. Тем более, что между ними была и физическая близость. Как я ее понимал! Иногда и мне нестерпимо хотелось просто увидеть его. Но я снова и снова заставлял себя вспомнить, кто он, и как я должен относиться к нему.

С каждым днем Агни становилась спокойнее. В этом была огромная заслуга Хозе, который зачастил к нам после переезда Агни. Сначала Кристиан принимал его не слишком любезно, что-то ему в Хозе сильно не нравилось: то ли его пронырливость, то ли сумасшедшинка в серых глазах. Особенно неприятно ему было видеть Хозе рядом со своей дочерью. Но Агни встречала его неизменно благосклонно, в какой бы фазе своего изменчивого настроение ни пребывала, и Кристиан понемногу стал смягчаться. Да и Хозе при нем был настоящим пай-мальчиком. Мне казалось, что Хозе его не то чтобы побаивается, но шибко уважает.

Вопрос с полицией решался долго и трудно. К счастью, мне удалось избежать дальнейшего общения с Райсом и его парнями, и за это я был крайне благодарен Кристиану, который все взял на себя. Что уж он наплел копам, я не знаю, но от меня они отвязались, а принялись трясти его. На допросы его вызывали каждую неделю, а то и по несколько раз в неделю. Райс все хотел установить связь между ним и загадочным Лючио, который, как он решил, являлся главным организатором убийства и похищения. Наверное, Кристиану нелегко было выпутаться. Спасли его собственная твердость духа, да еще то обстоятельство, что Лючио никак не давал о себе знать. И вообще не происходило больше ничего криминального или хотя бы просто необычного. В конце концов, от Кристиана отстали, но за тот месяц, когда его регулярно трепали в полицейском участке, ему здорово досталось. Он похудел и сильно постарел, как будто разом накинул лет десять. Не знаю, было дело в постоянно нервотрепке, или просто отказал какой-то очередной механизм в организме носферату, сдерживающий старение, но я не мог смотреть на него без боли. Глядя в его постаревшее лицо и на седину в темных волосах, я неизменно вспоминал молодое, без всяких морщин и складок, улыбающееся лицо Лючио, его блестящие черные глаза и шелковистые, без следа седины, волосы.

Что до меня, то я снова вернулся в школу. Правда, поначалу мне было как-то сложно воспринимать адекватно своих одноклассников и учителей, а особенно — то, что рассказывали на уроках, — после всего пережитого, но постепенно я привык. Со временем и убийство отца, и Лючио (которого я больше не видел), и старый загородный особняк, и кровавые ритуалы, все стало казаться кошмарным сном. Но после школы я возвращался к Кристиану, а не в отцовский дом; порез на запястье хоть и зажил, но оставил после себя тонкую белую полоску шрама, которая напоминала мне о реальности произошедшего; и никогда, никогда больше я не слышал отцовского голоса, не видел его лица, кроме как на фотографиях. Но на них я старался не смотреть. Привык никогда не видеть матери, говорил я себе, привыкнешь не видеть и отца. Что же теперь поделать. Но я знал, что никогда не смирюсь с его смертью.

И о Лорене я теперь думал часто. Гораздо чаще, чем хотелось бы. Я запрещал себе думать о ней, в особенности запрещал вспоминать наш последний разговор. Ни к чему. Все равно, даже если Лючио вдруг передумает и отпустит ее, между нами никогда не установятся близкие отношения матери и ребенка. Слишком мы чужие, и одна ночь ничего не значит. Но против воли я вспоминал, как тепло и уютно мне было в объятьях Лорены…

* * *

Закончился ноябрь. Друг за другом миновали мой день рождения, рождество и новый год. Весь город сиял разноцветными огнями и гремел музыкой. Наш дом стоял темен и тих, никакие праздники в нем никто не отмечал. Не было у нас настроения веселиться. Мы, правда, обменялись небольшими подарками на рождество, но и только. Зимние каникулы мы проводили втроем: Агни, Хозе и я. Мы даже не пытались вести себя как обычно. Большую часть времени сидели дома, тихо листая книги или альбомы. Иногда Хозе начинал болтовней развлекать Агни; в их разговорах я почти никогда не участвовал. Говорить ни о чем не хотелось. Хотелось молчать. Тем более, я чувствовал, что становлюсь для них третьим лишним.

Кристиан, по-видимому, испытывал сходные с моими чувства (не в том, конечно, что касалось Агни и Хозе). Видели мы его редко. Он очень много работал, и, кажется, сознательно наваливал на себя все больше и больше работы. С нами, в те редкие часы, которые мы проводили вместе, он был очень ласков. Не делал исключения даже для Хозе. Между Агни и мною он вовсе не делал никаких различий, как если бы мы оба были его родными детьми.

Жизнь текла спокойно, без потрясений, и я уже начал было верить, что больше ничего никогда не случится, как однажды рано утром, — часов, наверное, в пять, — зазвенел телефон, выдернув нас всех из постелей. Первым успел Кристиан. Когда мы с Агни прискакали в гостиную, он стоял рядом со стойкой, поднеся трубку к уху, и слушал с лицом бледным и сосредоточенным. Увидев нас, он сделал знак молчать и не мешать. Сердце мое сильно колотилось, предчувствуя новые неприятности.

Молчание Кристиана длилось нестерпимые две минуты, потом он сказал: «Хорошо», положил трубку и повернулся к нам.

— Что? — в голос спросили мы с Агни.

— Звонила Лорена, — сказал Кристиан, обращаясь исключительно ко мне. — Сказала очень странную вещь. Она утверждает, будто бы Лючио… умер.

Я вскрикнул, а Агни спросила с недоумением:

— Кто такие Лорена и Лючио?..

— Потом объясню, — обещал Кристиан и снова повернулся ко мне. — Она перепугана, просит приехать. Я сейчас еду к ним.

— Я тоже!

— Уверен?

— Я еду, — повторил я решительно.

— Хорошо. Агни, ложись спать. Мы скоро вернемся.

— Куда это вы собрались? — требовательно спросила Агни, но Кристиан сказал торопливо: "Потом, потом", — и почти выбежал из гостиной. Я тоже отправился в спальню, чтобы одеться. Агни потащилась за мной, буквально дыша мне в затылок.

— Что происходит? — нудила она капризным голосом. — Кто звонил? Кто умер? С чего это вы с папой так позеленели?

— Кажется, умер один наш знакомый, — пояснил я, поняв, что молчанием от нее не отделаться.

— Я его знаю?

— Нет, — заявил я решительно.

На этом Агни, наконец, успокоилась.

Поспешно одевшись, я вернулся в гостиную. Кристиан, в черном зимнем пальто нараспашку, уже ждал меня, сидя в кресле в нарочито расслабленной позе. Несобранные черные с сединой волосы свободно спадали на склоненное лицо и плечи. Руки его неподвижно лежали на подлокотниках. На маленьком кофейном столике перед ним валялись ключи от автомобиля, и, казалось, он всецело поглощен их изучением. Когда я вошел, он поднял голову и спросил только:

— Готов?

На улицах было еще темно, светать даже не начинало. Мелкие снежинки весело кружились в ярком свете фар «Шевроле». Мы ехали быстро и молчали. Кажется, Кристиан нервничал. Во всяком случае, движения его рук показались мне несколько дерганными. Я тоже отнюдь не был спокоен, хотя давно предполагал подобный исход. Но очень уж диким казалось сочетание слов "Лючио умер". Разве существо, столь прекрасное, может умереть? Разве красота не бессмертна?..

В молчании мы доехали до особняка. Я ждал, что навстречу нам выйдут охранники, но нас никто не встречал. Поляна перед домом была пуста, если не считать чьей-то маленькой черной фигурки, скорчившейся на ступеньках крыльца. Она сидела под самым фонарем, но свет, казалось, был бессилен вырвать у тьмы ее черты. Ее лицо было чернотой. Лишь подойдя ближе, я узнал в этом существе Лорену. Она не поднялась к нам навстречу, продолжала сидеть, поджав к груди колени, обхватив себя за плечи и тихонько покачиваясь взад и вперед. Кристиан присел рядом, укрыв ее полой своего пальто, как черным крылом, взял ее за подбородок и повернул лицом к себе. На лицо упал свет, и я увидел, что оно залито слезами. Огромными, широко распахнутыми, неподвижными глазами Лорена смотрела на Кристиана и мелко дрожала. Сначала я не поверил себе: она оплакивала Лючио!.. Потом я вспомнил Агни и все понял. Связь между Лореной и Лючио длилась годами, крепла со временем, и теперь Лорене должно было быть просто невыносимо больно. Кристиан обнял ее и принялся укачивать, как ребенка, а она приникла к нему доверчиво и вдруг бурно разрыдалась. Тогда я тоже подошел, сел с другой стороны и взял ее за руку. Рука показалась мне ужасно маленькой и ужасно холодной, но я ощутил ее слабое благодарное пожатие. Так мы сидели, кажется, минут пятнадцать или двадцать, пока Лорена не начала успокаиваться. Тогда Кристиан осторожно поднялся и помог встать Лорене, которую заметно пошатывало. Я поддерживал ее с другой стороны. Втроем мы вошли в дом и поднялись по лестнице в незнакомую мне комнату.

Это была спальня и кабинет одновременно. Я не слишком хорошо разбираюсь в интерьерных стилях, но решил, что обставлена комната в духе мрачноватого барокко. То есть очень роскошно, но без свойственной барокко золоченой зефирной пошлости. Именно такой стиль, по моему мнению, лучше всего подходил Лючио. Одну стену полностью занимал огромный книжный шкаф, плотно забитый книгами. Большинство выглядели очень древними. Захламленный стол у другой стены выглядел как небольшая лаборатория алхимика и, со всеми своими колбами и ретортами, казался перенесенным сюда из глубокого средневековья. У третьей стены возвышалась монументальных очертаний кровать под тяжелым расшитым пологом. Королевская такая кровать. Именно к ней и устремилась Лорена. Впрочем, «устремилась» — слишком сильно сказано, ноги она едва-едва передвигала. В нескольких шагах от кровати она остановилась и указала на полог дрожащей рукой.

— Вот… — проговорила она. — Извини, Кристо, ты уж сам… я не могу… — и она отвернулась и уткнулась лицом мне в плечо. Чисто инстинктивно я обнял ее.

Кристиан кивнул и решительно откинул полог. Среди взбаламученных шелковых темно-синих простыней, одеял и подушек, раскинувшись, лежал Лючио. Он был полностью одет, но ноги его были босы. Его белое лицо, шея в вырезе темной рубашки, кисти рук, обнаженные узкие ступни резким контрастом выделялись на синем фоне простыней. В первый момент мне показалось, что он спит и, судя по чудесной улыбке на лице, видит приятные сны. Потом я заметил, что глаза его приоткрыты и поблескивают из-под век, и подумал, что он только притворяется спящим, и подглядывает за нами. Он был так прекрасен, что просто не мог быть мертвым. И эта улыбка… разве мертвецы улыбаются так покойно и счастливо?

— Боже… — тихо сказал Кристиан. Он медленно опустился на колени у постели и коснулся губ Лючио кончиками подрагивающих пальцев. — Он действительно мертв… Но как…

Рука Лючио, свесившись с кровати, касалась стоящего рядом низкого столика или этажерки. Несколько небольших предметов лежало на ней. Было слишком темно, чтобы я мог хорошо рассмотреть их с того места, где стоял, а Лорену я отпустить не мог, и я указал на них Кристиану. Тот медленным движением закрыл Лючио глаза и повернулся к столику, что-то взял с него и поднес к глазам. Спустя несколько секунд он прерывисто вздохнул и протянул мне предмет, оказавшийся сложенным пополам небольшим листом плотной бумаги. Свободной рукой я взял его, развернул и увидел одно-единственное слово, небрежно написанное наискосок свободным, очень красивым почерком.

"Свободен".

Я сразу понял, что это значит.

— Ты был прав, Илэр, — тихо сказал Кристиан. — Он искал способ и нашел его. Но как я мог этого не видеть?..

Усадив Лорену на подвернувшийся кстати стул, я подошел к нему. Он крутил в пальцах что-то маленькое и блестящее. Это оказалась хрустальная рюмка. На дне оставалось немного темной алой жидкости, буквально две капли.

— Вино? — удивился я.

Кристиан покачал головой.

— Не думаю. Во всяком случае, не только вино. Кажется, Лючио… вернее, твой отец отыскал таки формулу универсального яда. Обычные яды не действуют на нас. Во всяком случае, я ни одного не знаю…

— А это что? — я заметил еще два крошечных предмета на столике и наклонился посмотреть. — Моя ракушка… по ней что, трактор проехал? Кто ее так смял? А это — та самая флешка, из-за которой…

— Да, — кивнул Кристиан.

Мы посмотрели друг на друга. Все сходилось.

— И что теперь? — спросил я.

— Я обо всем позабочусь, — ответил Кристиан и повернулся к Лорене. — Лора, теперь ты поедешь со мной? Тебе больше некого бояться.

Лорена робко взглянула на меня, и я сказал:

— Не оставаться же тебе здесь. Поедем с нами, пожалуйста.

— Поедем, Лора, — повторил Кристиан. — Пока кто-нибудь еще не вздумал привязать тебя. Сейчас весь здешний сброд расползся по углам, переживает ломку, но рано или поздно они выползут, и тогда начнется грызня. Тебе нельзя оставаться, Лора. Я не знаю ни одного из ребят Лючио, кто мог бы похвастать наличием хотя бы зачаточных принципов. Тебя замучат, Лора.

Несколько минут Лорена молчала, видимо, осознавая сказанное, и смотрела на меня и на Кристиана попеременно. Кристиан же стоял вполоборота к Лючио и, казалось, не мог оторвать глаз от его спокойного мертвого лица.

— Спасибо вам, — сказала, наконец, Лорена. — Конечно, я поеду с тобой, Кристо. Но как же… оставить его тут одного?

Без пояснений мы оба поняли, о ком она говорит.

— У тебя есть ключи от его городского дома? — спросил Кристиан.

— Нет, но я знаю, где они лежат. Вот здесь, в этом ящике, — Лорена встала и подошла к небольшому изящному бюро из лакированного дерева, стоящему у стены, дотронулась до одного из его ящиков. — Посмотри, Кристо, здесь должно быть все: и его ключи, и бумаги. Только этот ящик всегда заперт.

— Разберусь, — ответил Кристиан и посмотрел на меня. — Малыш, спускайся и подожди меня в машине, пожалуйста. И пусть Лорена пойдет с тобой.

Я не стал возражать. Я понимал, что, в первую очередь, он хотел попрощаться с Лючио. И сделать это без свидетелей, а другого такого шанса могло и не представиться. Но у двери я все-таки задержался и спросил, поколебавшись:

— Крис, а что, если весь этот «сброд», когда повыползает из углов, не займется переделом власти, а разбредется по городу и начнет убивать? Что тогда?

Кристиан посмотрел на меня долгим задумчивым взглядом и ответил:

— Не знаю. Все это вполне может случиться, но… не знаю, Илэр. Я не могу сейчас об этом думать. Посмотрим, что будет. Время терпит.

Мне как раз казалось, что времени у нас в обрез, но спорить я не стал. Состояние Кристиана было понятно. Что бы он там ни говорил, с Лючио его связывало слишком многое, что невозможно было зачеркнуть.

Поддерживая Лорену под локоть, я спустился во двор. Ключами, которые дал мне Кристиан, отпер дверцы «Шевроле», усадил Лорену на заднее сиденье, сам сел спереди и стал ждать. Светало. Ждали мы долго, наверное, около часа, и за все это время не видели ни единого человека и не сказали друг другу ни единого слова. Я все думал о Лючио, об его жизни и смерти. И снова, как и всегда, когда я думал о нем, меня охватили противоречивые чувства. С одной стороны, это, конечно, большое благо, что из мира ушло зло, — не все, конечно, пусть небольшая его части, но все же, — ибо Лючио, вне всяких сомнений — зло. С другой стороны, бесконечно жаль, что погибла столь совершенная красота. Я был уверен, что до конца жизни не встречу больше человека, обладающего силой привлекательности хотя бы в четверть той, что была дарована Лючио. И снедавшая меня тоска по ушедшей красоте была сильнее радости от гибели зла.

Вот чего я совершенно не ощущал — это сожалений о том, что теперь некому мстить за смерть отца. Вообще мстить я не хотел, хотя еще несколько дней назад строил кровожадные планы относительно Лючио.

И даже не жалел, что теперь так никогда и не узнаю, был ли он на самом деле моим биологическим отцом, или нет.

Было уже совсем светло, когда Кристиан вышел, наконец, из дома. На руках у него лежал большой продолговатый предмет, полностью закутанный в простыню. Я понял, что это такое, и содрогнулся при мысли, что придется ехать с этим в одной машине. Приоткрыв дверцу, я высунулся наружу и спросил приглушенно:

— Крис, ты что, хочешь везти его с собой?!..

— Не оставлять же его здесь, — ответил Кристиан.

— Но ехать в машине с покойником… — эта мысль нравилась мне все меньше.

— Если хочешь, я попрошу Лорену отвезти тебя домой, а потом она вернется за мной, — спокойно предложил Кристиан. — Торопиться теперь уже некуда…

Я коротко оглянулся на Лорену (она неотрывно смотрела на Кристиана преданными, широко раскрытыми глазами) и отрицательно покачал головой.

— Зачем гонять Лорену туда-сюда… Поехали, Крис. Переживу как-нибудь.

Хуже всех, должно быть, пришлось Лорене. Именно с ней рядом, на одном сиденье, лежало то, что осталось от Лючио. Но за всю дорогу она не проронила ни слова.

Удивительно, но нас не остановил ни один полицейский патруль. А ведь их не мог не заинтересовать странный предмет, закутанный в белую простыню, покоящийся на заднем сиденье. Не знаю, везение это было или дело рук Кристиана.

Остановились мы перед двухэтажным особняком, построенном в духе неоклассицизма и покрашенным в белый и светло-желтый цвета. Очень дорогой и респектабельный дом. И находился он в престижном районе… неподалеку, между прочим, от того места, где жили мы с отцом. Удивительно. Неужели Лючио был в буквально смысле нашим соседом?

На улице уже появились прохожие, машины сновали туда и сюда, но никто не обратил на Кристиана никакого внимания, когда он извлек из салона «Шевроле» свою жутковатую ношу и стал подниматься с ней на крыльцо. Невидимкой он, что ли, себя сделал? Я бы, например, как минимум заинтересовался, если бы кто-нибудь у меня на глазах вдруг вытащил из машины подобный предмет, наводящий на весьма нехорошие мысли, особенно учитывая, что простыня слишком уж походила на саван.

Я открыл перед ним дверь, которую отпер ключом, данным мне Кристианом. Впервые я задумался о том, какой образ жизни вел Лючио в городе, чем занимался. Не исчерпывались же все его занятия руководством своими подопечными в клане? А ведь Кристиан пытался что-то рассказать об этом, намекал о чем-то, да мне не до того тогда было. А теперь это уже не имело смысла.

Полагая, что Кристиану может понадобиться помощь, я вошел вслед за ним в дом. Здесь было гораздо светлее, чем в загородных апартаментах Лючио, и обстановка было более сдержанной и современной, почти хайтек. Значит, и Лючио был не чужд современных веяний…

По комнатам Кристиан шел уверенно, прекрасно ориентируясь в их расположении, а ведь дому, по моим прикидкам, было гораздо меньше ста лет. Значит, они с Лючио все-таки общались? Или же дом на самом деле гораздо старше ста лет, просто сохранился так же хорошо, как его хозяин?

В спальне, оформленной в бежевых и светло-желтых тонах, Кристиан опустил свою ношу на широкую, но низкую и вполне современную кровать, и снял саван. Лючио по-прежнему выглядел не мертвым, но спящим. Тело даже не начало коченеть, и все члены оставались гибкими и подвижными, как у живого человека. Я вдруг засомневался и шепотом спросил у Кристиана:

— Ты уверен, что он мертв, а не впал в кому или в летаргический сон? Есть какие-нибудь способы проверить?

— Мне они неизвестны. Но есть люди, которые знают, как убедиться наверняка.

— Кто они?

— Малыш, — сказал Кристиан очень серьезно. — В следующие несколько дней наш город будет очень небезопасным местом. Я настоятельно советую тебе сидеть дома и не задавать никаких вопросов.

— Что ты имеешь в виду? — растерялся я.

— Многие захотят проститься с Лючио, — ответил Кристиан. — Я должен буду известить их. Многие приедут, и среди них найдутся те, кто сумеет удостоверить смерть Лючио. Понимаешь теперь?

Я представил себе общенациональное сборище высших носферату в нашем городе и понял, что и сам не испытываю никакого желания разгуливать по улицам, пока они не разъедутся. И тут же ощутил нешуточную тревогу за Кристиана. Как ни крути, он отступник, и неизвестно, что пожелают сделать с ним все эти высшие кровопийцы.

— Крис… А с тобой они ничего не сделают?..

— Не беспокойся, малыш, — Кристиан усмехнулся и взлохматил мне волосы. — Я сумею с ними договориться.

— Точно?

— Честное слово. А теперь давай я отвезу тебя и Лорену домой. Мне предстоит еще много дел.

— Я могу помочь тебе?

— Пока нет. Я скажу, когда понадобится твоя помощь.

* * *

Но моя помощь, разумеется, не понадобилась. Следующие несколько дней я Кристиана совсем не видел и по его совету сидел дома. Большого труда стоило уговорить на то же Агни, но мы вдвоем с Хозе, которому я объяснил ситуацию, кое-как справились.

Боюсь, в городе произошел всплеск неожиданных смертей на улицах. Впрочем, ничего доподлинно мне неизвестно. На похороны Лючио стеклось множество представителей верхушек различных кланов, но никого из них я не видел, и не знал ничего об их привычках и поведении на чужой территории. Можно было расспросить Кристиана, но я даже и не хотел ничего знать. Видеть кого-либо из носферату я и вовсе не желал. Честно говоря, я побаивался, что один из них почует в моей крови что-нибудь «родственное» и загорится исследовать это. Нет уж! Хватит с меня!..

Несмотря на все заверения Кристиана, я не переставал тревожиться за него. И когда он, наконец, после трехдневного отсутствия вернулся домой, я не удержался и бросился обнимать его. Он только улыбнулся моему порыву и обнял меня в ответ.

— Все кончилось, Крис? — спросил я с надеждой.

— Н-не знаю, — запнувшись, отозвался Кристиан. — Они все здорово всполошились, и боюсь, как бы не началась серьезная заварушка. Но ты не беспокойся, малыш, для тебя уже точно все плохое кончилось.

— Ничего себе! — возмутился я. — Ты что, думаешь, я отойду в сторонку и буду спокойно смотреть, как эта шайка кровопийц станет рвать тебя на части?!

— Никто не собирается меня рвать, — улыбнулся Кристиан. — В самом деле, пока ничего плохого не случилось. И, будем надеяться, не случится. Это их дела, пусть они с ними и разбираются. А мне в эти дела лезть не хочется.

— Да они тебя и не касаются, — добавил я (на самом деле слабо на это надеясь).

Кристиан вздохнул.

— Хорошо, если бы так…

…С того разговора прошло уже две недели, и пока все тихо. И я очень надеюсь, что и в дальнейшем ничто нас не потревожит. Но опасение, что со смертью Лючио ничего не закончилось, не отпускает. Ведь в городе остались другие вампиры, и пусть среди них нет и вполовину такого сильного, как был Лючио, в других городах такие носферату есть. И, боюсь, после смерти их интерес к нашему городу возрос на порядок. И они вспомнили про Кристиана, а это плохо. Я боюсь за него.

Но пока все тихо.

Мы живем в доме вчетвером: Кристиан, Лорена, Агни и я. Со стороны, наверное, мы даже выглядим нормальной семьей. Кристиан и Лорена проводят много времени вместе и подолгу о чем-то беседуют. Не знаю уж, о чем. С Лореной Кристиан очень ласков и почти нежен, и если бы я знал его хуже, то подумал бы, что он в нее влюблен. Но руководит им не любовь, а жалость.

Я очень хотел бы избавиться от жалости, которую я, как и он, испытываю по отношению к Лорене. Она нам очень мешает. Спустя две недели, мы еще не знаем, как подступиться друг к другу. Знаю, она очень меня любит, но боится сказать мне полслова или приласкать меня. Едва ли она боится именно меня. Скорее, страх уже въелся в ее душу. Единственный человек, перед которым она не испытывает страха, это Кристиан. Перед ним она благоговеет. Не знаю, намного ли это лучше…

Но, несмотря на все трудности и горести, я не теряю надежды, что когда-нибудь все наладится. Не могут же проблемы продолжаться до бесконечности, верно?

Во всяком случае, я твердо уверен, что для меня еще отнюдь не все закончилось. Напротив, все только начинается.

* * *

Тьма, которая жила в Лючио, теперь живет где-то рядом со мной. Но мне не страшно. Пожалуй, я даже с нетерпением жду, когда она, наконец, подойдет и заключит меня в свои объятья.

Посмотрим еще, кто кого одолеет.

Конец

Ноябрь 2002 — октябрь 2006 гг.