Известный факт: когда нет никакой возможности выспаться и поваляться вдоволь в кровати, так и тянет в сон. Бывает, целыми днями только и думаешь, только и мечтаешь, как бы поскорее оказаться дома и завалиться спать. Разумеется, подобные мечты никогда не сбываются. Дома поджидают большие и мелкие дела, и до кровати добираешься в лучшем случае к полуночи. Утром едва продираешь глаза, и тащишься в ванную с единственной мыслью: "Вот приду вечером домой, и сразу…" Ну и так далее, по кругу.
А когда вдруг появляется уйма ничем не занятого времени, когда можно нежиться под одеялом хоть до полудня, хоть до вечера, в постели себя не удержать. Вскакиваешь ни свет, ни заря, как будто кто тебя сдергивает, и ложишься поздно ночью. И вроде дела не держат…
Именно так случилось со мной теперь. Времени у меня было навалом, идти никуда не надо, валяйся — не хочу. Вот именно: не хочу. Я проснулся, когда за окном только-только начало светать, и, сколько не ворочался с боку на бок, так и не смог вернуться в сон, только час промаялся зря. Я выбрался из-под скомканного одеяла, и встал. Натянул джинсы, брошенные вчера рядом с кроватью. Обычно, я не обращаюсь с одеждой столь небрежно, но в последнее время мне было как-то не до аккуратности и педантичности.
Я прошелся по комнате, освещенной лишь скупым пятном ночника. Вскользь касался попадающихся под пальцы вещей, просто так, бесцельно. Предметы были неживые, неприветливые. Чужие. Но все равно придется учиться сосуществовать с ними. Куда деваться? Нужно набраться сил, зажать себя в кулак и прожить еще один день.
Хреново, когда подобные мысли появляются с самого утра. Что же будет к вечеру? Совсем раскисну? Я заставил себя думать о другом. Например, о том, что вчера так и не поел. Сработало. Я сразу ощутил голод, а это неплохой отвлекающий фактор. Решив спуститься на кухню и позавтракать, я надел вчерашний же тонкий свитер и вышел из спальни.
В доме Кристиана я ориентировался не хуже, чем у себя. Дом был тих и темен. За занавешенными окнами занимался тусклый рассвет. Наверное, Кристиан с Агни или еще спят, или уже ушли. Любопытно, сколько времени?
На кухне горел свет, и я притормозил, раздумывая, хочу ли я кого-нибудь видеть сейчас или нет. Решил что, по большому счету, это все равно. Чувствовал я себя немного странно. Нечто подобное я уже испытывал пару дней назад: душа онемела, словно под действием новокаина. Отличие от тогдашнего состояния было в том, что теперь в голове поселилась ясно-хрустальная бездна. Не знаю, можно ли было выцепить из нее мало-мальски значимую мысль.
На кухне было светло, но очень тихо. За столом в одиночестве сидела Агни, уткнув нос в книгу и совершенно забыв о стоящей перед ней кружке с кофе и надкусанном бутерброде. То ли она никуда не торопилась, то ли забыла, что торопиться нужно.
— Привет, — сказал я, усаживаясь напротив нее. Кофе пах замечательно, и у меня сразу забурчало в желудке.
Агни уронила книгу и подняла на меня глаза. С опаской, как будто не знала, чего он меня ожидать.
— Доброе утро, — ответила она осторожно. — Хочешь кофе?
— Хочу.
— А омлет?
— Все хочу.
Сделав большой глоток кофе, Агни поднялась и принялась хозяйничать. Я наблюдал за ней. Черт возьми, до чего, оказывается, приятно, когда для тебя хлопочет девушка! Я и отец — мы готовили еду сами, так же как и занимались остальными домашними делами. Отец не желал видеть в доме никакой прислуги. Поэтому я не привык, чтобы завтрак мне готовила хорошенькая девушка.
— А где Кристиан? — спросил я.
— Уехал, — Агни вылила на разогретую сковороду взбитые яйца с молоком и поставила на плиту турку. — С час назад, наверное. Не знаю, куда его в такую рань унесло.
Действительно, куда?..
— А ты в школу не собираешься?
— Собираюсь. Время только семь, вообще-то. А занятия в восемь начинаются. Я успеваю.
В школе, где учился я, занятия начинались в половине восьмого. Впрочем, все равно я туда идти не собирался.
Я смотрел, как Агни колдует над кофе, и думал: наши отцы — близкие друзья… точнее, БЫЛИ близкими друзьями. И, однако, они не попытались сдружить нас с Агни. Это всегда казалось мне странным. Мы и в школах учились разных. Впрочем, выбор школы был уже не в воле Кристиана. К тому времени, когда Агни исполнилось шесть, он давным-давно разошелся с женой.
— Держи, — Агни поставила передо мной кофе и омлет, и вернулась на свое место. — Вот масло, вот хлеб…
— Спасибо, — я принялся за еду.
— Ты не стесняйся. Папа сказал, что собирается оформлять над тобой опекунство? Получается, ты теперь будешь тут жить?
— Наверное.
— Это хорошо, — заявила Агни, допивая кофе. — А то папа сидит все время один. Да и тебе лучше будет. Эх, я бы тоже с удовольствием сюда перебралась, да меня мама не отпустит. Она так не любит, когда я к отцу хожу.
Интересно, подумал я, за что бывшая супруга Кристиана так его невзлюбила? За что вообще можно ненавидеть такого человека, как он?
— Ладно, — вскочила вдруг Агни, — я побегу. Увидимся вечером. Посуду помоешь?
Завтрак я заканчивал в одиночестве. Потом помыл посуду, вернулся к столу, сел. Что же мне теперь делать? Весь день в полном моем распоряжении, да только на что мне его тратить? Пролеживать бока, бесцельно пялясь в потолок и предаваясь скорбным мыслям? Не лучшее времяпровождение. От безделья и с ума недолго сойти. Может быть, зря я отказался пойти в школу?
Впрочем, одно дело у меня все-таки имелось. Рано или поздно, нужно было начинать распутывать клубок темных тайн и загадок, образовавшийся вокруг смерти отца. Почему бы не приступить прямо сейчас? Да, я помнил, что и офицер Райс, и Кристиан не советовали мне выходить из дома одному, но что же теперь, каждый раз, когда возникнет нужда ступить за порог, звонить в полицию или своему новоявленному опекуну? Что же за жизнь это будет? Размышляя так, я прошел в гостиную и выглянул на улицу. Перед домом торчала незнакомая серая машина. Похоже, она обосновалась здесь давно и надолго. Полицейские ли это, как и обещал офицер Райс, начали нести дежурство? Или кто-то другой, кому я нужен? Если вдруг это вампиры, то, скорее всего, Агни они уже перехватили, и теперь она сидит в машине… Да нет, тогда бы они уже уехали, чтобы спрятать заложницу.
Поняв, что мысли мои становятся все более запутанными и сумасшедшими, я запретил себе думать. Существовал только один способ узнать наверняка. Визитка Райса все еще лежала в заднем кармане джинсов. Она уже сильно помялась, но указанная на ней информация читалась хорошо. Я пристроился у телефона и набрал номер полицейского управления, в котором служил Райс. Мне ответили почти сразу и попросили подождать минутку. Скоро я услышал в трубке отрывистое: "Эмонт Райс слушает". Как наяву, я представил себе его светлые внимательные, жесткие глаза.
Не знаю, почему, но я не люблю разговаривать по телефону. Возможно, потому, что когда я не вижу лица собеседника, мне начинает казаться, что я говорю с собой, или что мои слова улетают в пустоту и там погибают. Беседа с пустотой, да еще посредством пластмассового звенящего аппарата — что может быть глупее…
— Здравствуйте, — сказал я пустоте. — Это Илэр Френе…
— Здравствуйте, Илэр, — я сразу, даже на расстоянии, почувствовал, как напрягся офицер на том конце провода. — Что-то случилось?
Я объяснил, что видел перед домом серую машину, и спросил, не его ли это люди. Он поинтересовался, могу ли я назвать номера машины или хотя бы марку. Номеров из окна я разобрать не мог, что же касается марки, то это был старый «Фольксваген». Райс попросил подождать; я услышал слабый глухой стук, а потом его приглушенный голос в отдалении. Через минуту голос снова приблизился:
— Да, Илэр, это наши люди. Что-то еще?
— Спасибо, — сказал я и положил трубку.
* * *
В девять часов пришла Елена. Я к тому времени все еще шатался по комнатам, не зная, на что решиться. Было очень тоскливо; слезы подступали к самым глазам. Я чувствовал себя покинутым. Кристиан занимается делами (в том числе, кстати, и моими), Агни в школе, Елена прилежно наводит порядок. Я ушел в свою спальню, чтобы не путаться у нее под руками; застелил кровать и лег на нее. Мне нужно было собраться с мыслями.
Единственное, что я мог сделать на данный момент, это пробраться в свой дом и хорошенько осмотреться. Еще позавчера я и подумать не мог о возвращении, но сегодня все переменилось.
Я понимал, что придется именно «пробираться». Дом наверняка опечатан полицией, и чтобы попасть внутрь, я должен просить офицера Райса о сопровождении. Я же хотел идти один, без полиции, а это значит, что печати придется как-то обходить. Некоторые соображения у меня имелись. У одного из окон в боковой стене были расшатаны крепления, и его можно было открыть снаружи. Об этой его особенности знали только отец и я. Мне даже приходилось как-то воспользоваться этим запасным ходом: отец был на конференции в другом городе, а я забыл ключи. Впрочем, в настоящей ситуации в окно лезть было чревато: эта часть участка отлично просматривалась с улицы, а кому-нибудь мог показаться подозрительным пацан, пытающийся забраться в опечатанный дом таким необычным методом.
Или, все же, рискнуть? Что мне терять?
Пока я думал да гадал, внизу хлопнула дверь. Меня подбросило на кровати, я выскочил в коридор и прислушался. Про себя я отметил, что нервы у меня ни к черту: теперь я все время ждал, что по мою душу явится тот тип с кладбища, глаза которого так напугали меня во сне. Или еще кто-нибудь из их компании… Возможно, даже та женщина в вуали. Поэтому от сердца у меня отлегло, когда я услышал спокойный голос Кристиана, приветствующего Елену.
— Здравствуйте, господин Лэнгли, — отозвалась женщина. — Хотите, я приготовлю вам кофе?
— Да, пожалуйста, Елена. И оставьте его на кухне, я посижу там.
Я рванул вниз по лестнице и у самой нижней ступеньки налетел на Кристиана. Он, засмеявшись, поймал меня за плечи.
— Куда ты так торопишься?.. Хочешь кофе? Я попросил Елену приготовить.
Невольно я улыбнулся в ответ. Кристиан смотрел мне в лицо с каким-то трудноописуемым, но очень хорошим выражением. Не знаю с чего, но у меня вдруг немного потеплело на душе, как будто ледяной панцирь отстраненности и тоски дал трещину.
— Меня уже поила кофе Агни, — ответил я. — Но я не откажусь выпить еще.
* * *
Елена варила кофе специально по вкусу Кристиана, то есть очень крепкий. Нечего было и думать выпить его быстро. Я любил насыщенный вкус кофе, но для меня подобная концентрация была перебором, и приходилось спасаться сахаром. Кристиан же не признавал ни сахара, ни сливок, и всегда употреблял благородный напиток в его классическом виде. И мог пить его весь день, да еще в таких дозах, что показались бы невероятными любому человеку.
— Агни, надеюсь, отправилась в школу, а не еще куда-нибудь, — задумчиво проговорил Кристиан, пригубливая кофе.
— По крайней мере, она сказала, что в школу. А куда она может еще пойти?
— Да куда угодно. В последнее время она совсем отбилась от рук, делает, что хочет. Мать уже почти не занимается ею, считает, что Агни взрослая… Ну, ладно, — Кристиан встряхнул головой. — А ты-то что, Илэр? Мне кажется, ты что-то задумал. Это так?
Я поразился его проницательности. Его способность читать не оформившиеся еще мысли не могла не удивлять.
— Мне нужно попасть в дом, — выдал я, решив не скрывать намерений. — Желательно, без "хвоста".
Отставив чашку с кофе, Кристиан внимательно взглянул на меня.
— Ты думаешь, полиция будет тебе мешать?
— Не знаю. Просто, не хочу, чтобы они шатались за мной по дому.
— Но как ты намереваешься попасть в дом без уведомления полиции?
— Не знаю, — снова ответил я. И, подумав, рассказал про «тайный» ход через окно. Кристиан выслушал меня и даже не улыбнулся.
— Не слишком удачная идея. И вообще, сколько раз повторять, что тебе нельзя одному выходить на улицу? Илэр, неужели это так сложно понять? Ты не ребенок.
— Копы могут и подождать снаружи, — продолжал упорствовать я. — Совершенно необязательно идти за мной внутрь! Все равно никого там быть не может, раз дом опечатан.
— Считаешь, не может?.. Я бы на твоем месте не был так уверен. Ладно, Илэр, я все понимаю. Один ты, конечно, никуда не пойдешь, я не позволю. Пойдем вместе. Надеюсь, ты не станешь возражать, чтобы в спину тебе дышал я? Ну, а наша полиция побережет тебя снаружи.
— А как же печать?..
— Я договорюсь.
Кристиан, действительно, договорился, причем для решения этой проблемы даже не потребовалось его личного присутствия. Я слышал, как он разговаривал с кем-то по телефону, голос его был таким ровным, как будто он обсуждал с приятелем, где лучше провести воскресный вечер. Мне бы такое спокойствие! Меня трясло от нетерпения, как в приступе лихорадки.
Кристиан получил то, что хотел. Впору было задуматься, каким же качеством он обладает, что заставляет людей не только прислушаться к себе, но и действовать так, как ему нужно. Я словно впервые увидел его и поразился до глубины души, как вообще от такого человека могла уйти жена, и почему он не попытался остановить ее?..
Оказалось, что речь шла не только о поездке в мой дом. Положив трубку, Кристиан подошел ко мне и невозмутимо пересказал то, что сообщили ему в полиции. Оказывается, сегодня утром туда уже звонили из университета: кабинет отца при кафедре оказался полностью разгромленным, хотя еще вчера все было в полном порядке. Новость ничуть не удивила Кристиана. Он ожидал подобного и, пока я приходил в себя от изумления, обронил: "Я же говорил…" И впрямь, говорил, теперь я припомнил.
— Это значит, — добавил Кристиан, — что в доме они не нашли того, что искали. Вряд ли нашли и в рабочем кабинете. Тебе следует быть очень осторожным, Илэр…
Умеет же он успокаивать, подумал я с тоской. Чувствовал я себя в ту минуту крайне неуютно.
* * *
Ко мне домой мы поехали вдвоем на машине Кристиана. Полицейские следовали за нами на некотором расстоянии, не привлекая к себе внимания. Несмотря на ранний час, на улице было хмуро и очень сумрачно. Небо со всех сторон обложили темные тучи, но хотя бы снег не шел.
Натянув воротник свитера до самого носа, я сидел рядом с Кристианом и отстраненно смотрел в окно на пролетавшую мимо обычную будничную жизнь. Мы проезжали квартал, застроенный преимущественно частными домами. Здесь жил и Кристиан, и мы с отцом. Район этот был большим, но малолюдным, и все же я видел множество торопящихся по своим делам людей, которые не замечали наш синий лимузин и следующий за ним старый серый автомобиль. Все эти люди знать не знали о приключившемся со мной несчастье, и вряд ли думали когда-нибудь, что вокруг них живут не-люди, нечисть, вампиры. Эта мысль причинила мне неожиданную боль. Я захотел оказаться среди этих людей, таким же незнающим и беззаботным. Наверное, я слишком быстро поверил Кристиану. Ведь весь мой опыт говорил, что вампиров нет! И вдруг я так быстро соглашаюсь, будто за мной охотятся вампиры.
Никогда раньше со мной не было ничего подобного. Под натиском мрачных, тоскливых мыслей мир вокруг будто сжался и почернел. Уменьшился до размеров кокона, обвивающего несчастную муху, попавшую нежданно-негаданно на обед к пауку. Черная нить виток за витком умелой рукой набрасывалась на меня, и все сильнее и сильнее сдавливала горло, так, что вот я уже и задыхаться начал. Может быть, это было лишь мое воображение, а на самом деле, просто горький комок подкатил к горлу, как это бывает в минуты самого острого отчаяния и безнадежности. Но я и впрямь почувствовал, что липкий, ядовитый воздух с трудом проходит в легкие. Я хотел уже повернуться к Кристиану и в ужасе, из последних сил крикнуть, что задыхаюсь, но тот сам повернул ко мне спокойное бледное лицо. И, не обращая никакого внимания на мое прискорбное состояние, обронил:
— Приехали.
Меня сразу же отпустило.
Я выбрался — почти что выпал, — из машины, и остановился, не в силах сделать и шага. Передо мной был дом, в котором я прожил пятнадцать лет, родной до последнего кирпичика, до последней дощечки, и, тем не менее, я никак не мог узнать его. В глазах у меня рябило от переплетения ярких желто-черных лент, беспорядочно, как мне показалось, наклеенных на двери и почему-то на окна. Кристиан вышел из машины вслед за мной, молча взял меня под руку и повел за собой к крыльцу. Он обращался со мной как с больным, или немощным стариком. Я решительно вырвал у него руку и дальше пошел сам, стараясь ступать твердо. Ног я все еще не чувствовал; точнее, чувствовал, но как бы не в полной мере.
Остановившись на крыльце, Кристиан уверенно, словно имел на то полное право, начал срывать липкие ленты. Потом, порывшись в кармане пальто, вынул ключи и отпер дверь. Я удивился. Откуда у него ключи от нашего дома? Впрочем, отец мог дать ему их. Но это был не самый загадочный вопрос. Я помнил, что убийцы дверь вышибли, так как ее теперь можно было запереть на замок? Или все-таки не вышибли? Я уже ни в чем не был уверен.
Видя, что я снова застыл, Кристиан втолкнул меня в дом. Кто бы и что бы ни сотворил с дверью, в доме ничего тронуто не было. Пол был засыпан осколками стекла. Когда я сделал маленький шажок вперед, — скорее покачнулся, чем шагнул, — они омерзительно заскрипели под ботинками. У меня даже челюсти свело. Я оглянулся на Кристиана. Тот стоял с застывшим лицом и осматривался по сторонам. Перехватил мой взгляд, но не сказал ничего. Ах да, спохватился я, он, должно быть, видел уже все это, когда приезжал за вещами. Теперь разгром не должен был произвести на него такого ошеломляющего впечатления, какое произвел на меня.
Я медленно, сжимая зубы каждый раз, когда из-под ног раздавался стеклянный хруст, прошел в гостиную. Вот этого я еще не видел. Погром тут был полный. Тот, кто учинил его, нимало не заботился о сохранности вещей. Я оглядел разбросанные по полу, искалеченные книги, сброшенные с полок; вывернутые, выпотрошенные внутренности шкафа; разрезанную на полосы обивку дивана и кресел; разбитую аппаратуру, сорванные шторы (а они-то чем помешали)? Похоже, что бардак этот обусловлен не только активными поисками, а еще и злостью. Кто-то вымещал на вещах свою ярость. Да… Пожалуй, трудно будет определить, что именно пропало, в таком разгроме, даже если бы у меня и возникло подобное желание.
У отца был отдельный кабинет, но работал он там редко, предпочитая устраиваться в гостиной. Его ничуть не смущало, если я одновременно с ним садился смотреть телевизор. Он настолько погружался в работу, что полностью переставал замечать вещи, окружающие его, и бубнеж телевизора воспринимал как приятный расслабляющий фон. Во всяком случае, так он говорил мне, когда я интересовался, как у него вообще получается сосредоточиться. А поскольку отец любил работать в гостиной, здесь тоже был компьютер, соединенный сетью с другим, находящимся в кабинете. Чистой воды пижонство, но отцу так нравилось.
Еще от дверей я заметил, что и компьютер пострадал, как и остальная техника. Монитор был разбит, а системный блок раскурочен. Подойдя ближе, я понял, что он не то чтобы разломан, просто из него вытащили жесткий диск. И, надо думать, унесли с собой. Из стойки для дисков исчезли все диски до единого, даже те, на которые по определению не могла быть записана информация, кроме той, что уже имелась на них — музыка или игры. Мне подумалось, что другие два компьютера: в кабинете отца и в моей спальне, — пребывают в таком же прискорбном состоянии.
— М-да, — проговорил Кристиан, зачем-то заглядывая внутрь системника. — По-видимому, они унесли все, до чего смогли дотянуться. Дискеты, диски, «винчестер»… На чем еще твой отец хранил информацию?
Я пожал плечами. Может быть, отец пользовался «флэшками», но я этого никогда не видел.
— Были у него какие-нибудь тайники?
— Не знаю, — беспомощно ответил я.
— Жаль. Потому что теперь мы узнаем вряд ли. А я бы очень хотел отыскать то, что он так рьяно прятал.
— Думаешь, он что-то прятал?
— Ну разумеется. Не хранил же он важные вещи на виду. Иначе, они давно попали бы в руки его убийц. И не было бы нужды громить и его рабочий кабинет.
— Может быть, они сделали это для отвода глаз?
Кристиан на минуту задумался.
— Возможно. Хотя вряд ли. Пойдем, взглянем на другие комнаты.
Везде творилось то же самое, что и в гостиной. Самую живописную картину мы увидели в кухне, где нас встретили распахнутые дверцы навесных шкафчиков и рассыпанное вперемешку на полу их содержимое: спагетти, крупы, сахар, кофе, чай. Полюбовавшись на сие безумное кулинарное произведение искусства, мы отправились наверх.
Прошло не менее двух минут, прежде чем я смог заставить себя ступить на первую ступеньку лестницы. На полу, у основания ее, мелом была очерчена фигура, совсем как в боевиках, обозначавшая положение лежавшего здесь тела. Кровь уже была убрана, но я, глядя на эти меловые линии, замер, все тело мое оцепенело, а в голове словно ударили в огромный колокол, даже уши заболели.
— Не смотри, — зашипел Кристиан, хватая меня за плечи и встряхивая. — Не смотри!
Поняв, что сам ни за что не отведу взгляда, он силой заставил меня отвернуться и затащил на лестницу. Хорошо, что не надавал оплеух, чтобы я пришел в себя. Впрочем, это было бы сейчас только кстати. Я задыхался и снова был близок к истерике.
— Возьми себя в руки! — непривычно жестким тоном велел Кристиан. Никогда еще он не говорил со мной так резко. — Ты — парень, а не истеричная девчонка. Ну же!
Подействовало это ничуть не хуже оплеухи. Я коротко всхлипнул, сжал кулаки, и через минуту был уже более или менее в порядке. Кристиан, пристально наблюдающий за мной, удовлетворенно кивнул.
— Так-то лучше. Сможешь дальше идти сам?
— Конечно…
Наверху все было то же самое: яростный всесокрушающий вихрь, прошедшийся по коридору и комнатам. Я все силился представить, сколько времени и трудов было положено (если только слово «труд» приложимо к действию разрушения), чтобы поставить абсолютно все с ног на голову, при этом многое разбив и испортив.
Яростный вихрь не обошел и мою комнату. Вся моя одежда была выкинута из шкафа, ящики стола выворочены, в том числе и запертый, ключ от которого я носил обычно при себе. Впрочем, кольцо с ключами как раз должно было лежать где-то в комнате, с собой я его не прихватил. Диски и видеокассеты исчезли, компьютер в таком же прискорбном состоянии, как и те, что стояли внизу. Осматривая разбитые, испорченные вещи, я почувствовал растерянность. Несмотря на виденный уже мною разгром, я почему-то был уверен, что в моей комнате все осталось по-прежнему.
— Здесь, конечно, мало чего осталось целым, — проговорил Кристиан. — Но, может быть, ты хочешь что-то забрать?
Я прошелся по комнате, стараясь не наступать на разбросанные по полу вещи. Что бы я хотел забрать? Все, что попадалось мне на глаза, было уже… не таким, как прежде. Другим. Не моим. Все вещи принадлежали кому-то другому, если только вообще принадлежали.
Мне показалось, будто что-то блеснуло из-под валявшейся на кровати куртки. Заинтересовавшись, я приподнял полу и увидел брелок с ключами. Брелок был сделан из длинной конусной ракушки. Громоздкая, не слишком удобная штука. Ее мне подарил отец примерно полгода назад. Подарил и выразил желание, чтобы брелок всегда был со мной. Мне это тогда показалось странным, но ракушку я на ключи прицепил. Сейчас же я подумал только, что это подарок отца, в котором заключено пусть небольшое, но все-таки пожелание. Он ХОТЕЛ, чтобы эта вещь была при мне. Кроме того, мне не хотелось, чтобы ключи от дома достались чужим людям. Я вытянул за ракушку всю связку ключей и сунул ее в карман.
Я уже повернулся к двери, как вдруг застыл, пронизанный леденящим ужасом. Волосы у меня на затылке зашевелились. Секунду назад я мог бы поклясться, что кроме нас с Кристианом, в комнате нет ни единой живой души. И, меж тем, я отчетливо ощутил за спиной чужое присутствие, а спустя доли секунды раздался незнакомый, молодой и растягивающий слова голос, произнесший:
— Ну вот, наконец-то и вы любезно соизволили явиться. Право слово, я уже немного притомился ждать. Не торопитесь уходить. Давайте лучше побеседуем.
— Не оборачивайся, Илэр! — повелительно сказал Кристиан.
— Но почему же?.. — отозвался незнакомец с легкой усмешкой. — Разве я чудовище? Обернись, Илэр. Я тебя не трону, а говорить со спиной очень неприятно…
Я медленно, будто под гипнозом, обернулся. И встретился взглядом с совершенно неизвестным мне человеком. Несколько секунд я пытался сообразить, откуда он появился в комнате. Он стоял у дальней стены, и у меня родилась дикая мысль, что он просто вышел из сгустившейся в углу тени.
Незнакомец широко улыбнулся. От его улыбки меня бросило в дрожь. Мне показалось, что на мгновение между растянутыми губами мелькнули сильно выступающие клыки. Впрочем, не только поэтому. Я почувствовал опасность и иного рода.
Неожиданный гость был молод и возмутительно красив. Знаю, не говорят так о мужчинах, но о нем иначе сказать было нельзя. Он был не просто красив; хуже — он был чертовски обаятелен. Я ужаснулся: если меня так накрыло от одного его взгляда, что же должно твориться с женщинами? Бледное матовое лицо с чуть запавшими щеками и высокими скулами поражало сдержанным благородством черт. Черные внимательные глаза; тонкие, ровные, словно у девушки, брови; небольшой мягкий, но отнюдь не слабый, рот с чуть вздернутой верхней губой.
И одет он был так, словно сию минуту явился с великосветского раута.
— Так-то лучше, — прокомментировал он. — Гораздо удобнее, когда видишь лицо собеседника, не находите?..
Высокомерие, бывшее его неотъемлемой чертой, читалось во всем: в том, как он приподнимал во время разговора брови и опускал взгляд, в складках губ, в движениях тонких пальцев. В ком другом подобные черты могли бы стать отталкивающими, но этот человек обладал столь сильной харизматической аурой, что все это, наоборот, притягивало. Улыбка его была мягкой и чуть усталой, она зажигала яркие блики в его глазах и заставляла собеседника улыбаться в ответ.
Поскольку мы молчали, незнакомец продолжал в непринужденном тоне:
— Присядем? — и незамедлительно последовал своему приглашению, усевшись на стул. Поднял на нас насмешливые темные глаза. — Ну что же вы?..
— Не знаю, о чем нам говорить, — холодно вымолвил Кристиан. Он подошел ко мне и остановился, положив руку мне на плечо.
— Ну, ну, не надо говорить так, будто мы не знакомы, Кристо! Сейчас ты, возможно, и обманешь мальчика, но рано или поздно, уверяю тебя, правда выплывет наружу…
— Оставь мальчика в покое. Он ничего не знает.
— Если не знает, зачем пришел? Не дури мне мозги, Кристо. Как минимум, ты сам что-то рассказал ему. Между прочим, — незнакомец перевел взгляд на меня и снова улыбнулся. — Раз уж Кристо не желает нас познакомить, Илэр, придется мне сделать это самому. Мое имя — Лючио, и мы с Кристо старые… приятели. Не скажу: "Прошу любить и жаловать" — любить меня тебе не за что.
— Разумеется, — сказал Кристиан. — Именно по его приказу убили твоего отца, Илэр.
— Не будем драматизировать, — Лючио, ничуть не смутившись, закинул ногу на ногу и покачал носком надменно остроносой туфли. — Твой отец, мальчик, сунул нос туда, куда не следовало. Я, между прочим, предупреждал его, и не раз. И давно предупреждал. Он не внял, кого же в том винить? Теперь мне остается только надеяться, что Илэр более благоразумен, чем его отец. И пойдет нам навстречу…
— Я уже сказал, что он ничего не знает!
— Пусть он сам говорит за себя! Если он вообще умеет говорить, что-то я до сих пор не слышал от него ни слова. Ну, Илэр, что скажешь? Или ты так и будешь прятаться от одного носферату за спиной другого?..
Мне показалось, что я схожу с ума. Весь дрожа, не веря своим ушам, я вскинул глаза на Кристиана, чьи пальцы с силой болезненно впились в мое плечо. Лицо его было бледно, но спокойно. Он смотрел не на меня, а на того, кто открыто назвал себя носферату. Я тоже перевел взгляд на него. Лючио, казалось, получал большое удовольствие от созерцания моей ошарашенной физиономии, потому что вдруг залился звонким, открытым смехом.
— Ах, Кристо, старый пройдоха! Так ты не сказал ему, кто ты есть? Может быть, ты и отца его держал в неведении? Мне бы твое умение водить за нос!
— Это правда?.. — выдавил я едва слышно.
Обращался я к Кристиану, но ответил Лючио.
— Ну разумеется, правда, зачем бы мне врать тебе, Илэр? Я собираюсь быть честным с тобой, ведь мне нужна твоя помощь. А вот он, — изящная рука немного театральным жестом вскинулась, указывая на Кристиана, — лгал тебе много лет. Так что подумай, кому ты можешь верить. Да, мои люди убили твоего отца, — видишь, я предельно честен, отчаянно честен, — но у меня не было другого выхода. Клянусь! Клянусь, чем захочешь. Подойди ко мне, и мы поговорим. Я все расскажу тебе — как на духу! — он снова расхохотался.
В голосе его было что-то гипнотизирующее, и ноги сами понесли меня вперед. Далеко я не ушел: Кристиан еще сильнее сжал пальцы на моем плече, словно хотел проткнуть его насквозь, и прошипел:
— Не смей! Стой, где стоишь!
Лючио перестал смеяться и посмотрел на него, как мне показалось, с любопытством.
— Хочешь попытаться противостоять мне? Брось, Кристо! У тебя ничего не выйдет. Ты настолько ослаб, что водишь дружбу с людьми, и сам стал таким же, как они! Не мешай мне, если не хочешь погибнуть. Илэру я, и впрямь, не собираюсь причинять вред; а вот тебе — могу. Понимаешь?
Кристиан вдруг с невероятной силой отшвырнул меня к двери; я не удержался на ногах и повалился на пол, больно ударившись правым боком и локтем и чудом не влетев виском в косяк. Из-за падения я пропустил момент, когда Кристиан пересек комнату и оказался рядом с носферату. Я только увидел какое-то размытое движение, а сразу вслед за ним — короткий сдавленный вскрик, грохот падающего стула и глухой удар. Я попытался приподняться, чтобы посмотреть, что происходит, но тут меня подхватили за шкирку и потащили вниз по лестнице. Я хотел вырваться, бок пронзило болью, и я замычал и оставил свои попытки.
В мгновение ока меня вытащили из дома. Я даже не мог разобрать, кто меня ведет (или, вернее сказать, "несет"), перед глазами мельтешила какая-то черная мошкара, застилавшая свет. Потом меня запихнули на заднее сиденье автомобиля, и снова я не рассмотрел, что за автомобиль это был. Только когда мы резко тронулись с места, и я свернулся на сиденье клубочком, я понял, что на водительском месте сидит Кристиан. После всего услышанного я уже не знал, хорошо это или плохо. Мир вокруг меня опять рушился, а я еще не пришел в себя после предыдущего раза. Меня тошнило, было очень холодно и страшно. Разговор был коротким, но чертовски насыщенным. Из головы не шли слова Лючио: "Или ты так и будешь прятаться от одного носферату за спиной другого?.." Лючио, несомненно, был носферату. Кристиан, если верить его словам, тоже. Кристиан — вампир… Мы с ним вдвоем в машине, и он везет меня куда-то. Я испытал острое желание открыть дверцу и выскочить из машины на дорогу. С трудом выпрямившись на сидении — бок болел жутко, — я проглотил тошноту и страх и спросил через силу:
— Кто это был? И как он попал в мою комнату?..
— Лючио — носферату, и этим все сказано, — на удивление спокойно ответил Кристиан. — Он глава местного клана «Цепеш». Очень опасная личность. Я сделал большую глупость, позволив тебе войти в дом…
— Что ты с ним сделал?
— Слегка оглушил. Это ненадолго, скоро оклемается. Он уже сейчас, вероятно, пришел в себя.
— Он… сказал правду про тебя?
Повисла очень долгая пауза. Я напряженно сверлил взглядом затылок Кристиана и, затаив дыхание, ожидал ответа. Тот последовал только через минуту или две.
— Да.
Сердце мое будто взорвалось. Я закричал в гневе и страхе:
— Почему ты не сказал мне сразу?!
— Не хотел пугать…
— Не хотел пугать! — я чувствовал, что слезы потекли по щекам; но не знал, от чего плачу, от злости или от испуга. — Ты обманывал меня! И как теперь тебе верить? Как мне знать, что ты не обманул и в другом? Ты — такой же, как они!
— Не такой же, Илэр, — Кристиан по-прежнему не оборачивался.
— Да? И откуда мне знать, что ты не лжешь мне сейчас? И откуда, кстати, знать, что ты не причастен к убийству отца?!
Кристиан вздрогнул, машина чуть вильнула.
— Нет! Как ты мог подумать?! Адриен был моим другом, и я ни за что на свете не мог бы… Клянусь тебе жизнью моей дочери: я не причастен к его смерти. Я виноват разве что в том, что не отговорил его оставить исследования, пока было еще не слишком поздно.
И я как-то сразу ему поверил. Убедила меня не клятва, а интонация его голоса. Но я молчал, не зная, что сказать. Да если бы и знал, ничего не вышло бы: горло сдавил спазм…
— Ты можешь мне не верить, — продолжал Кристиан тем же напряженным тоном, — но ты вспомни, делал ли я когда-нибудь за все эти годы что-то, что могло пойти тебе во зло? Я толкнул тебя сегодня, но это было необходимостью.
Я по-прежнему не отвечал, и Кристиан тоже замолчал. Так, в молчании, мы и доехали до его дома. Я глотал слезы и тщетно пытался успокоиться. Вел я себя, и впрямь, как девчонка, но, видно, потрясение оказалось слишком сильно. Никак нельзя было ожидать подобного удара, после того, как мы с Кристианом столько лет общались! Меня так и подмывало спросить, знал ли отец об его истинной природе, но все же я решил приберечь этот вопрос на потом. Когда настанет это «потом», — и настанет ли вообще, — я не имел ни малейшего представления.
"Шевроле" мягко затормозил перед домом Кристиана, но я не спешил выходить. Дверца рядом со мной распахнулась, и Кристиан, нагнувшись, протянул мне руку. Я шарахнулся от него, как от черта, забившись в противоположный угол сиденья. Получилось это чисто инстинктивно. Кристиан ничего не сказал, только взглянул на меня с пониманием и глубокой печалью и отошел в сторону.
Выбравшись из «Шевроле», я увидел, что Кристиан разговаривал с полицейскими. Я совершенно забыл о них, а теперь подумал, что они, вероятно, сильно удивились, когда увидели, как меня выносят из дома, швыряют в машину, и после эта машина уносится прочь на бешеной скорости. Теперь они хотели получить объяснения. Я слышал краем уха, как Кристиан — сама невозмутимость, — рассказывает, что мне внезапно стало плохо, и он поспешил увести меня из дома. Глядя на меня, я думаю, легко было поверить в мое нездоровье. Меня все еще тошнило, и вообще я чувствовал себя неважно, а поэтому вид, полагаю, имел бледный. Так что полицейские вполне удовлетворились объяснением Кристиана и вернулись в машину.
При каждом шаге ушибленный бок отзывался болью, и я задумался, целы ли ребра? Ходьба потребовала от меня значительных усилий. Кристиан заметил это и снова протянул мне руку. Я хотел было и на этот раз отвергнуть помощь, но заглянул в его глаза и руку принял. В самом деле, пусть Кристиан хоть вампир, хоть черт из табакерки, но это обстоятельство ничуть не мешало ему быть рядом со мной пятнадцать лет. Так же как не мешало мне принимать от него советы и помощь.
— Больно? — спросил он вполголоса.
— Есть немного…
Добравшись до дивана, я с облегчением упал на него. Бок отозвался болезненным уколом, и я подумал, что будет довольно сложно освободиться от одежды. Кристиан на ходу сбросил пальто и оставил его в прихожей, затем присел рядом и принялся раздевать меня, словно маленького ребенка. Я попытался протестовать, но быстро понял, что самостоятельно даже свитер не сниму. Двигать правой рукой оказалось слишком больно.
Огромный синяк на правом боку наливался кровью и обещал в скором времени приобрести бордово-черный оттенок. «Ого», — вырвалось у Кристиана, и его ладони безжалостно надавили мне на ребра. Я взвыл.
— Спокойно, Илэр. Я хочу проверить, не сломаны ли ребра.
— Ты же не врач! — задохнулся я.
— Ничего, на это моих знаний хватит. Поднабрался опыту за столько-то лет.
Я хотел спросить, сколько именно лет ушло у него на приобретение подобного костоправного опыта, но не успел. Он вновь слегка нажал на мой бок, и этого хватило, чтобы я прикусил язык. В буквальном смысле. Вот уж не думал, что Кристиан может быть таким безжалостным и бесцеремонным. Впрочем, я много о нем не знал… как оказывается.
— Можешь не волноваться, — заявил, наконец, Кристиан. — Все ребра у тебя целы, просто ушиб. Посиди пока спокойно, я принесу мазь.
Он ушел, а я остался сидеть и думать. Я уже немного успокоился, и попытался проанализировать все, что услышал за последний час. Итак, я лицом к лицу столкнулся с одним из носферату. Который, к тому же, являлся не кем-нибудь, а главой клана. Значит, он обладает немалой силой: едва ли сообщество вампиров, таких, как описывал Кристиан, потерпело бы над собой слабака. Однако же, Кристиан сумел на некоторое время вывести этого носферату из игры. Хотя, по словам последнего же, потерял изрядную часть силы за последнее время. Получалось, что или, на самом деле, носферату все же не слишком силен, или Кристиан и в ослабленном состоянии намного превосходит его. А что могло его ослабить?.. И почему он вообще порвал со «своими»? Если, конечно, порвал… Все это были вопросы, на которые мог ответить только сам Кристиан. Я подумал, что ни за что не отстану от него, пока он не удовлетворит мое отнюдь не праздное любопытство. Кажется, предстояло еще одно откровение.
Боялся ли я Кристиана в тот момент? Нет, не боялся. Возможно потому, что привык к нему и считал родным человеком; кроме того, в его лице, знакомом и близком, не было ни единой нечеловеческой черты. Тогда как в лице Лючио, несмотря на всю его красоту, проскальзывало что-то глубоко мне чуждое. Да и не только мне, а всему человеческому роду. Я уже не говорю о том типе с кладбища, чьи мертвые глаза уж никак не могли принадлежать человеку.
Это безумие, подумал я. Сначала сказка и миф врываются в жизнь, круша стекла и трескучими автоматными очередями разрушая все, что было мне дорого, а теперь я оказываюсь затянутым в эту самую сказку по уши, а то и глубже. И ладно бы, в сказку добрую, так нет, с каждой минутой все страшнее и страшнее. Мне все еще казалось, что если я лягу и усну, то, когда проснусь, все будет по-прежнему. Мирно и обыденно. И только боль в боку напоминала, что никакой сон не спасет меня от действительности.
— Кажется, тебя так и распирает от вопросов, — осторожно проговорил Кристиан, снова присаживаясь рядом со мной. Он принялся наносить на мой бок какую-то остро пахнущую прохладную субстанцию, и аккуратно втирать ее в кожу. — Ты спрашивай, Илэр… Обещаю, что прямо отвечу на любой прямой вопрос, который ты задашь.
Формулировка показалась мне странноватой, некоторая уклончивость мне в ней померещилась. Впрочем, черт с ней. Сейчас я был не в состоянии вникать в тонкости. Кроме того, вопросов было так много, что я просто не знал, с чего начать. И я задал вопрос, который первым оказался у меня на кончике языка:
— Этот носферату может и сюда придти?
— Нет, — ответил Кристиан. — То есть, он может, но не придет. Лючио хотя и подозревает, что я потерял изрядную часть способностей, все же проверять в лоб не рискнет, особенно после сегодняшней… беседы. Он позер, но не дурак.
Насчет позерства я с ним полностью согласился. Насчет дурака же… Тут бабушка надвое сказала. У носферату хватило самоуверенности — или нахальства — в одиночку явиться в мой дом, почему бы ему не попытаться проникнуть и в дом Кристиана?
— Лючио может показаться легкомысленным или безрассудным, — продолжал Кристиан задумчиво, не прекращая терзать мой бок, — но это не так. Иначе он не продержался бы на верхушке клана столько времени. Он склонен к аффектации, и когда-нибудь страсть к красивым позам его погубит. Но в данном случае на риск он больше не пойдет. Он и теперь высунулся лишь из уверенности, что во мне уже ничего не осталось. Или даже так: думаю, он не столько хотел заполучить тебя, сколько пытался выяснить, на что я еще способен, и способен ли вообще.
— Ты говоришь так, как будто очень хорошо его знаешь.
— А так и есть. Разве ты не слышал, что говорил Лючио? Мы когда-то были приятелями. Очень, очень давно.
— Сколько тебе лет, Крис? — рискнул спросить я.
И на миг пожалел о своем вопросе. Пронзительная синь его глаз обратилась на меня; такой улыбки я не видел у него никогда. Я как-то сразу понял, что Кристиан — не совсем человек. Он — существо, очень похожее на человека, но только внешне. А если хорошенько присмотреться к его глазам и улыбке, то становилось ясно, что и внешнее сходство — только поверхностное. Впрочем, наваждение длилось лишь секунду. Я вновь увидел перед собой Кристиана таким, каким привык его видеть.
— Я хоть и не дама, но все же, Илэр, не находишь подобный вопрос несколько бестактным? Впрочем, я отвечу, поскольку обещал. Мне триста сорок четыре года. Это не так уж и много.
— М-м-м-м… — только и мог выдавить я, глядя на него во все глаза. Триста сорок четыре года?! Ничего себе, не так уж и много!
— Побочный эффект мутации. Весьма, впрочем, полезный. Большой срок жизни здорово упрощает некоторые проблемы и дает кое-какие преимущества. Например, многому можно научиться. Что же до остального… тут, скорее, все плохо, чем хорошо.
— Ну да, пить кровь — это, должно быть…
— Не слишком приятно, — подхватил Кристиан и улыбнулся моему удивлению. — А ты что думал? Уверяю тебя, большая часть вампиров не в восторге от того, что приходится пить кровь. Но мирятся с этим как с печальной необходимостью, уравновешивающей в некоторой мере полученные плюсы. Есть, конечно, личности, которым нравится вкус крови. Остальные привыкают. Но я вот не смог. По мне, на вкус кровь — страшная гадость.
— И все же ты ее пьешь.
— Уже нет. Я давно оставил эту… привычку, — с этими словами он поднялся с дивана. — Вот и все. Теперь тебе нужно немного полежать, а потом можешь одеваться. Через пару дней все пройдет.
— Не уходи от разговора, — поспешно сказал я, видя, что он снова направился к дверям.
— Я же сказал, что отвечу на все вопросы. Только ты бы отдохнул лучше…
— Одно другому не мешает.
Пожав плечами, Кристиан вернулся и сел напротив меня. Поза его была самой что ни на есть непринужденной и расслабленной, а взгляд, напротив, уверенным и твердым. Я вспомнил, каким я увидел его впервые после гибели отца, и поразился произошедшей в нем перемене. Мне подумалось, что появление, если так можно выразиться, видимого противника заставило его полностью собраться и мобилизовать все свои внутренние силы. Теперь он был совершенно готов к бою.
Впрочем, разговор сейчас шел не о том. Последняя фраза Кристиана относительно привычки пить кровь несколько озадачила меня. Я помнил его объяснения физиологических потребностей вампиров, и утверждение насчет отказа от крови шло вразрез с ранее сказанным. Теперь я решил выяснить все до конца и спросил:
— Как же ты перестал пить кровь? Ты же говорил, что вампиру это физиологически необходимо!
— И это правда, — кивнул Кристиан. — Но существует небольшой нюанс, о котором я умолчал, ты уж извини. Обычным вампирам, действительно, необходима кровь, чтобы поддерживать жизнь. Если они не будут пить кровь, они умрут. С носферату все обстоит иначе. Если носферату откажется от крови, он не погибнет. Точнее, не сразу. При нормальном, — я имею в виду, для вампира, — образе жизни он стареет так медленно, что человек за свои семьдесят-восемьдесят лет жизни не успевает заметить перемены в его внешности. Отказавшись от крови, носферату начинает стареть быстрее, и, в конце концов, темп возрастных изменений в его организме становится сравнимым с человеческим. Достигнув биологического возраста в шестьдесят-семьдесят лет, носферату умирает, как обычный человек. От старости. Кроме того, носферату, не пьющий кровь, лишается части своих особенных свойств. В частности, его можно легко убить, и для этого совершенно не нужно отделять его голову от тела. Достаточно всадить ему пулю в висок или сердце. Сейчас я почти обычный человек.
— И сколько прошло с тех пор, как ты?..
— Около ста. На данный момент, мой биологический возраст — сорок, или около того. Мне осталось лет тридцать-сорок, и когда я умру семидесятилетним стариком, никто ничего не заподозрит.
— И ты до сих пор испытываешь… жажду?
— Да, — просто ответил Кристиан. — Но я привык.
Я не нашелся, что сказать. Сто лет! В этот срок с легкостью укладывались все отведенные мне годы жизни, да еще и запас оставался. Для человека сто лет — это почти вечность. Вечность, наполненная неутихающей, неутоленной страстью. Мне даже представить такое было сложно. Еще бы, ведь я и вообразить не мог, что такое жажда носферату. Для Кристиана же, вероятно, оставшиеся ему сорок лет жизни — почти ничто. И он променял свою почти вечную жизнь на этот жалкий огрызок ради того, чтобы быть просто человеком. Как же случилось, что он решил порвать со своими собратьями? Ведь он, опять же, рассказывал, что вампиры очень крепко держатся друг друга и не выпускают своих из клана. Разумеется, я спросил и об этом.
— Как и почему я ушел — это история отдельная, — отозвался он сразу же. — И довольно длинная. Мое решение порвать с кланом было обусловлено не только моими личными вкусами — я имею в виду отвращение к крови. Я, в отличие от остальных, не считаю благом ни наши особенные способности, ни долголетие. Слишком высока цена за это. Основная идея сообщества вампиров — что предназначение человека состоит исключительно в том, чтобы служить источником жизни "высшим существам", — мне отвратительна. Не скрою, я более двухсот лет жил в рамках многовековых традиций носферату, пил кровь живых существ и за их счет поддерживал свою жизнь. Бывало, что мои жертвы умирали…
Тут я содрогнулся, слишком живо представив: к моей шее прикасаются острые зубы, и жизнь по капле покидает тело… Кстати, об острых зубах. Мне пришло в голову, что ничего похожего на клыки я никогда у Кристиана не видел. Вот и еще один вопрос, который нужно задать.
Кристиан, вероятно, заметил, как я дернулся. Он чуть подался вперед и заглянул мне в глаза.
— Мне не хотелось бы, чтобы ты начал бояться меня, — сказал он негромко. — Но что было, то было, от прошлого не откажешься, не отвернешься. Так вот, до того момента, как я решил порвать со своей «семьей», мы с Лючио были друзьями. Но после моего ухода наша дружба, разумеется, пошла врозь. Мы жестоко поссорились. У нас были слишком разные убеждения, чтобы мы могли продолжать поддерживать отношения. Когда я уходил, Лючио предупредил, что мне лучше не появляться на пути ни у кого из носферату.
— Почему ты не уехал в другой город?
— В других городах имеются свои кланы. Чужаков, да еще отступников, нигде не примут ласково. Мне лучше было оставаться там, где меня знали. Вообще-то, отступников стараются уничтожить, но Лючио сделал для меня исключение, и отпустил с миром. То есть, относительно с миром: учитывая, как могло быть. Не скажу, что с тех пор я не пересекался ни с кем из вампиров, но со мной не решались связываться. Памятуя о моей прежней силе, я полагаю. Я ведь и до сих пор кое-что еще могу, и сегодня у Лючио убедился в этом.
— Значит, все же ты не обычный человек! — вырвалось у меня. — Столько лет прошло, и неужели ни у кого не родилось никаких подозрений? Неужели никто не заметил, что с тобой что-то не так?
— Ты же не замечал, пока Лючио не сказал, — усмехнулся Кристиан. — Впрочем, ты прав. Конечно, люди замечали кое-что, и без подозрений не обходилось. Всякое бывало, не все недоразумения улаживались миром, — он о чем-то вздохнул и продолжал: — Между прочим, твой отец тоже догадывался. Открыто я Адриену ничего не говорил, но он и не спрашивал. Ему и не нужно было спрашивать: мы слишком долго были знакомы. Адриен не мог замечать, что я меняюсь слишком медленно. Думаю, ему бросались в глаза и некоторые другие черточки, все-таки, он к этому моменту уже знал о существовании вампиров и тесно общался с ними. Но, смею надеяться, ему было все равно, обычный я человек или вампир.
— Потому, что он доверял тебе…
— Да, так. Только, может быть, зря я избегал прямого разговора. Если бы мы прояснили все до конца, возможно, многие события пошли бы по-другому.
— Что толку от сослагательного наклонения? — я взял несколько агрессивный тон, так как чувствовал, что к глазам снова подступают предательские слезы. — Если бы, когда бы… Не вижу смысла в рассуждениях задним числом.
— Ты прав. Между прочим, можешь уже одеваться. Мазь впиталась.
Перегнувшись через подлокотник кресла, Кристиан поднял мой свитер и, скомкав его, бросил в меня, словно мяч. Я, стараясь не делать резких движений, расправил его и принялся натягивать. Это оказалось задачей не из легких; боль в боку хоть и приутихла, все же давала о себе знать. Кристиан молча наблюдал за моим сражением со свитером, не делая попыток придти на помощь.
Одеваясь, я пытался припомнить, всегда ли Кристиан выглядел так, как теперь. Если он старел медленнее, чем обычный человек, за пятнадцать лет, что я знал его, он должен был измениться незначительно. О первых пяти годах жизни воспоминаний у меня не осталось, значит, остается десять. Мне было трудно сообразить, выглядел ли Кристиан десять лет назад на тридцать или казался старше. Видно, это потому, что в моем сознании он оставался как бы постоянной величиной, над которой не властно время. Точно так же я не мог определить, сильно ли постарел мой отец. Единственное, что я мог сказать отчетливо: я всегда считал, что Кристиан младше моего отца лет на пять-шесть. Не знаю, с чего я это взял.
А все-таки, что же еще в Кристиане было не так? Всю свою жизнь я смотрел на него как на самого близкого после отца человека; все его достоинства, недостатки, привычки и странности я воспринимал как нечто само собой разумеющееся. Единственное, что мне сейчас пришло на ум, это его нелюбовь к яркому свету. Точнее, любовь к сумраку. Да еще то странное высказывание о луне совсем недавно. Что до остального, даже внешность его была вполне обычной и привлекала внимание разве что аристократической утонченностью черт. То ли дело тип, которого я дважды видел на кладбище! Он, конечно, выглядел вполне человекоподобно, но было в его облике нечто, от чего стыла в жилах кровь.
— Крис, — позвал я тихонько. — Ты когда-то был таким же, как они? Я имею в виду… — я провел рукой перед своими глазами, не зная, как выразить то, что я хотел спросить.
Кристиан чуть улыбнулся краешками губ и прикрыл глаза.
— Я давно избавился от привычки разгуливать по ночам. Так же как и от этого, — он пальцем легко коснулся своих сомкнутых губ.
— Ты про клыки?..
— Да. Впрочем, ярко выраженные клыки не являются отличительным признаком только лишь вампиров. Многие люди могут похвастаться такими зубками, что носферату и не снились. Так что, если ты увидишь кого-нибудь с длинными клыками, он необязательно будет вампиром. Но я решил избавиться за компанию и от этого тоже. Благо, за последнюю сотню лет стоматология продвинулась удивительно далеко. Теперь я ничем не отличаюсь от любого другого человека, — Кристиан подумал и добавил загадочно: — То есть, почти ничем.
Я догадывался, что он имеет в виду сохраненные, в какой-то мере, способности носферату, но уточнить не успел. Кристиан выпрямился в кресле, к чему-то прислушиваясь, и поднял руку в жесте, призывающем к молчанию. Я притих, сжавшись в комочек.
Но ничего страшного не случилось. Не успела захлопнуться дверь, как Кристиан быстро и твердо проговорил:
— На сегодня разговоры закончены. Агни вернулась.
Я согласился. Что-то, впрочем, мне подсказывало, что Агни не удастся остаться в стороне от закрутившихся вокруг нас событий. Но если эта невероятная история и коснется ее, то произойдет это не с моей подачи. И не с подачи Кристиана, конечно же.
* * *
Ужинали мы все втроем. Не знаю, как Кристиану, а мне приходилось прилагать массу усилий, чтобы вести себя естественно. Дело было не только в физической боли. Я постоянно прокручивал в голове все события сегодняшнего дня, и постепенно переставал понимать, что же мне делать дальше. Несмотря на все свои попытки вести себя нормально я, должно быть, выглядел необычно, потому что Агни то и дело стреляла в меня глазами. Зато, если бы кто посторонний посмотрел в тот момент на Кристиана, ему сразу бы стало ясно: этого человека ничто не беспокоит, он уверен в себе и беззаботен. Кристиан расспрашивал Агни о прошедшем дне, внимательно выслушивал ее, комментировал и улыбался в нужных местах. Мои же нервы были на пределе. Я чувствовал: для того, чтобы улыбнуться, мне придется растягивать губы руками. Вот это действительно выглядело бы странно.
В конце концов, не дождавшись конца ужина, я вскочил и, попросив прощения, убежал в свою комнату. Там мне уже не нужно было сдерживаться и "вести себя как мужчина", и, признаюсь, подушки изрядно пострадали, пока я отводил на них душу.