Глава 1
–
Наконец-то мне удалось посмотреть на бывшую жену Кристиана, мать Агни. Звали ее Кира Хадади (после развода она предпочла вернуть свою девичью фамилию, тогда как Агни носила фамилию отца). Увидев ее, я понял, от кого Агни унаследовала свои густые брови «арочками», маленький яркий ротик и медово-желтые волосы. Красивая, свежая женщина, изящно сложенная, с тонкими запястьями и щиколотками. Выглядела она лет на тридцать пять, хотя, как я знал, ей было ближе к сорока.
От Кристиана я узнал, что давным-давно, до моего рождения, Кира Хадади работала вместе с моими отцом. Но после развода перевелась на работу в филиал одного из столичных университетов в нашем городе, и они больше не общались. Это стало для меня сюрпризом: я полагал, что мой отец и мать Агни знакомы, но не предполагал, что когда-то они были коллегами и даже, кажется, друзьями. К настоящему времени, однако, они совсем потеряли друг друга из виду. Даже о смерти моего отца Кира Хадади узнала с недельным опозданием, от Кристиана.
— Кто тебе нужен, мальчик? — спросила госпожа Хадади, снисходительно на меня глядя.
— Мне нужно поговорить с Агни, — ответил я.
— Извини, Агни нездоровится. Тебе лучше зайти в другой раз.
Что ж, подумал я, кого попало она к Агни не пустит, и это уже хорошо. Но против Лючио, вздумай он нагрянуть, она едва ли устоит, увы.
— Мне необходимо увидеться с Агни сегодня же. Я Илэр Френе.
Услышав мое имя, Кира Хадади изменилась в лице.
— Ты сын Адриена? О, боже. Заходи, Илэр.
В прихожей я снял пальто и осмотрелся. В доме наблюдался некоторый беспорядок. Как видно, мать Агни не была идеальной домохозяйкой. Любопытно, как это Кристиан, ярый аккуратист, женился на ней?
Комната Агни находилась на втором этаже. За дверью было тихо. С некоторой опаской госпожа Хадади приотворила дверь и кивком пригласила меня входить, а сама осталась в коридоре. Шторы в комнате, несмотря на дневное время, были плотно задернуты. И все-таки она выглядела более жилой, чем обиталище Агни в доме Кристиана. По стенам висели яркие, кровожадные постеры с фотографиями актеров и рок-певцов (все знакомые лица); везде, где только можно, грудами были навалены книги и компакт-диски. Среди книг преобладали фантастические и приключенческие романы в потрепанных обложках. Агни, одетая в сиреневую полосатую пижаму, с ногами сидела на кровати, соорудив из подушек нечто вроде объемного кресла. На голове у нее красовались большие, почти студийного вида, наушники. Музыка в них играла так громко, что даже я смог разобрать некоторые музыкальные фразы и почти сразу опознал "From The Cradle To Enslave" Крэдлов. Я не мог не усмехнуться: Крэдлы! Как это подходит к ситуации. Мне вдруг подумалось, что Лючио немного походит на Дани, особенно когда улыбается и при этом смотрит прямо тебе в глаза. Что-то было у них общее. Улыбка, взгляд? А может быть, Дани тоже — носферату?
Глаза у Агни были закрыты, поэтому она меня не видела. Пришлось цапнуть ее за ногу, чтобы вернуть в реальный мир. Агни подскочила, распахнула глаза, сдернула с головы наушники — все это одновременно, — и закричала, увидев меня:
— Илэр!
Далее она сильно меня удивила, бросившись мне на шею, словно я был ее горячо любимым родственником или даже возлюбленным.
— Ты вернулся, вернулся! Что произошло? Где ты был?
— У Лючио, — ответил я, и Агни отпрыгнула обратно на кровать, уставившись на меня с изумлением и… надеждой.
— У Лючио?.. — повторила она шепотом. — Ты знаешь, где он? Он говорил тебе что-нибудь обо мне? Почему он меня не зовет? Я его больше не интересую?
Мои проблемы были забыты. Теперь я интересовал ее постольку, поскольку мог сообщить что-нибудь об ее ненаглядном Лючио. Его имя зажгло огонь в ее глазах и окрасило щеки румянцем. Я представил себе Агни в объятиях источающего медовую отраву Лючио и почувствовал, что краснею. Одними объятиями они, конечно, не ограничились. Об этом говорил и мой собственный опыт переживаний сексуального характера, связанный с чернокрылой (или все-таки не было никаких крыльев?) женщиной. Правда, воспоминания об этом эпизоде вернулись ко мне далеко не сразу, были беспорядочными и обрывочными, но я не особо стремился вспоминать. Мне вообще хотелось бы, чтобы все испытанное оказалось галлюцинацией.
…Бедная Агни! Или, напротив, счастливая? Хотя бы ненадолго, она смогла воссоединиться с ним, а я, хотя меня к нему влекло неимоверно, не мог и… Боже мой! — ужаснулся я. О чем я думаю?! Лючио — мой враг! Кровный враг. Нельзя забывать об этом ни на минуту, иначе недолго и с ума сойти.
— Он говорил о тебе, — сказал я и протянул руку, удерживая подскочившую было Агни. — Погоди, Агни. Успокойся. Хочу разъяснить тебе кое-что насчет Лючио. И вообще насчет того, что у нас происходит.
Я усадил ее, сел сам и начал рассказывать все с самого начала, умолчав только о моем возможном родстве с Лючио и о принадлежности Кристиана к «расе» вампиров. Агни слушала, открыв рот, и по ее глазам я видел, что она считает меня сумасшедшим. Но меня это не беспокоило. Напротив, я испытывал странное чувство успокоения и неземной легкости. Мне было хорошо от того, что я кому-то доверял свою мучительную тайну, или, вернее, клубок тайн, едва не лишивших меня рассудка. До сих пор я не мог поговорить об этом ни с кем, кроме Кристиана. Удивительно, но теперь я не находил ничего странного в том, что говорил, как будто всю жизнь водил знакомство с носферату и с рождения знал, что, возможно, мне предназначено стать одним из них. Мое рациональное восприятие действительности пошатнулось, дало трещину, а пожалуй, и вовсе было уничтожено. Ныне я мог поверить во что угодно, хоть в эльфов, хоть в черта, хоть в Санта Клауса, ничто не могло меня шокировать. Окончательный перелом произошел, думаю, накануне ночью, когда я орал на Кристиана: я почти физически чувствовал, как в моих мозгах что-то окончательно и бесповоротно рушится и сдвигается, какая-то перегородка, что ли. Может быть, это и был момент погружения в настоящее безумие?
Агни, во всяком случае, сделала именно такой вывод. И, когда я умолк, заявила безапелляционно, глядя на меня чуть не с жалостью:
— Илэр, ты рехнулся.
— Ты не веришь мне? — спросил я спокойно.
— Поверить в такую чушь?!
— Разве Крис ничего тебе не рассказывал?
— Он говорил что-то про Лючио, но это был полный бред.
— Это не бред, это правда.
— Илэр, я понимаю, ты не в себе после смерти отца, но… Что ты делаешь?
Я, меж тем, размотал бинты с запястья и протянул Агни исполосованную ножом руку.
— Это сделал Лючио.
— Зачем бы ему резать тебе руки?
— Чтобы получить мою кровь. Агни, он пробовал твою кровь, заставил тебя пить кровь у него, и ты все равно не веришь, что он — не человек?
— У всех свои странности. Между прочим, — спохватилась она, покраснев, — откуда тебе известны такие подробности?
— Крис рассказал.
— Ну вы вообще! — возмутилась Агни.
— Да не до стыдливости теперь!.. Что нужно сделать, чтобы ты поверила?
Агни посмотрела на меня, прищурившись, и усмехнулась.
— Вот если бы Лючио подтвердил все, что ты тут наговорил, тогда, может быть…
Я подумал. Ее встречу с Лючио можно устроить. Вот только… как эта встреча отразится на душевном состоянии Агни, которая и без того проходит сейчас через ломку? Нужно посоветоваться с Кристианом, решил я и сказал:
— Возможно, ты с ним скоро увидишься. Не забудь тогда спросить.
— Не забуду, — пообещала Агни и вдруг спросила: — А почему ты не сходишь в церковь, если действительно веришь во всю эту чушь?
— Причем тут церковь? — опешил я.
— Ну как же: серебро, распятье, святая вода, и все такое, — ехидно пояснила Агни. — Говорят, против вампиров и вообще против нечисти помогает.
— Ты вообще слушала меня или нет?!
— Но ведь если вампиры есть на самом деле, то и остальное все должно быть правдой.
— Это все сказки!
— Да что ты говоришь?..
Похоже, убедить ее действительно мог сейчас только Лючио. Если, конечно, он возьмет на себя такой труд — убеждать. Гораздо проще ему довести задуманное до конца, и тогда Агни сама все поймет. Хотя, на меня он времени потратил немало. Зачем?.. Что ему мешало отдать меня хотя бы той же чернокрылой, для проведения ритуала?
Все сильнее во мне крепло убеждение: нужно еще раз поговорить с Лючио. Наедине. Спокойно. Без эмоций. И попытаться понять, чего он все-таки хочет. Если я вообще способен понять носферату.
Боялся я его по-прежнему? Да.
И ненавидел.
И любил.
— Илэр! — окликнула меня Агни. — Илэр, ты куда ушел? Вернись на землю.
Вздрогнув, я очнулся. И в самом деле, погрузившись в мысли о Лючио, я почти забыл, зачем пришел и вообще, где нахожусь.
— Я здесь, — сказал я.
Агни смотрела на меня с любопытством.
— Тебе бы все-таки сходить к врачу, знаешь? Нервы у тебя совсем разболтались. И вид диковатый.
— И несу всякую чушь. Ладно, Агни, ты все-таки подумай над тем, что я сказал.
— Ты разве уже уходишь? Нет, погоди, посиди еще. Я тут целый день одна, взаперти, как преступница. Все как будто с ума посходили. Мама никуда меня не выпускает, даже в школу, представляешь? Папа тоже хорош: принесся посреди ночи, всех перебудил, на уши поднял, и давай мне мозги промывать. Говорит: перепугался, когда ему сказали, что я с Лючио встречалась! И знаешь, кто донес? Дружок твой, Хозе. Следить за мной взялся! Так вокруг меня и ошивается. Вчера вот звонил, а я не стала с ним говорить. Пусть знает, как шпионить и доносить.
Я молчал, поняв, что Агни пропустила мимо ушей все, что я сказал. Нужно было уходить, поддерживать обычный разговор "ни о чем" я сейчас не мог. Несмотря на уговоры Агни остаться, я встал и попрощался.
В коридоре меня дожидалась госпожа Хадади. Краем глаза я уловил быстрое движение, или, вернее, завершение движения по направлению к лестнице, и подумал, что хозяйка дома подслушивала нас. Бедная Агни, ну и жизнь у нее в этом доме. Гораздо лучше ей было бы у Кристиана. Быстро, мягкими вкрадчивыми шагами Кира Хадади приблизилась ко мне, сделав вид, будто вот-вот поднялась по лестнице, и доверительно взяла меня под руку. Интересно, что она слышала? Говорил я негромко, но как знать, вдруг у нее хороший слух? Впрочем, если бы она разобрала хотя бы половину того, что я внушал Агни, то смотрела бы на меня иначе. Посторонний человек, никак меня не касающийся, рассказ о вампирах воспринял бы как бред сумасшедшего. Так что же ей от меня надо?
Начала госпожа Хадади с многословных, но, кажется, вполне искренних выражений соболезнования. Да, она знала моего отца: чудесный, чудесный был человек, с золотым сердцем, все его очень любили. Последнее заявление заставило меня уставиться на нее в некотором недоумении. Вероятно, она давно не общалась с моим отцом, может быть, даже со времен своей молодости. Характер у отца был тяжелый, он отлично умел давить на людей (я имею в виду, морально), и коллеги, при всем своем уважении, его недолюбливали. Не говорю уже об его нелюдимости и упертости в работе. Впрочем, они с Кирой, кажется, и впрямь очень давно не встречались. Постепенно и очень незаметно от соболезнований она перешла к расспросам. Не знаю ли я, что творится с Агни? Ее стало невозможно узнать. Она огрызается, и грубит, и не хочет ни с кем разговаривать. Слушает свою ужасную музыку, а если обратиться к ней с самым пустяковым вопросом, устраивает целую истерику. И началось все после того, как посреди ночи — когда же это было? вчера? нет, позавчера, — нагрянул Кристиан и шептался с ней о чем-то целый час. Никаких объяснений он не дал ни тогда, ни после: на телефонные звонки он не отвечает и вообще избегает всяческого общения. Не знаю ли я, что стряслось? Это так не похоже ни на Кристиана, ни на Агни. У Кристиана всегда был тяжелый характер, но все же он никогда не позволял себе таких диких выходок. Агни же хоть была несколько слишком разбитной и шаловливой девочкой, но не грубила матери и истерик не закатывала. Не нагрубила ли она и мне? Нет, отвечал я, мы разговаривали спокойно. Не могу ли я поведать, о чем между нами шла речь? Нет, отказался я, не мог бы. Госпожа Хадади посмотрела на меня с обидой и недоумением. Что за тайны такие, в которые нельзя посвятить родную мать? Я вежливо заметил, что мне она не мать, и с подобными претензиями имеет смысл обращаться к Агни, а не ко мне. Госпожа Хадади вырвала у меня свою руку и ледяным тоном сказала: "До свидания, Илэр. И передай, пожалуйста, Кристиану, чтобы он не мешался больше в наши семейные дела". Я напомнил, что Агни, как и ей, приходится Кристиану родной дочерью. Этой фразой я поставил на себе жирный черный крест и окончательно восстановил против себя госпожу Хадади. Даже родство с Адриеном Френе не могло уже спасти меня. Я вежливо попрощался и покинул гостеприимный дом.
Несколько часов я бесцельно бродил по городу, ничего больше не опасаясь. Удивительное дело: еще и месяца не прошло, как умер отец, а я уже успел привыкнуть к бесприютному состоянию и слабо представлял, что бывает какая-то другая жизнь. Конечно, я никогда не знал, что такое жить в полной семье, но никогда не тяготился своим «безматеринством» и не завидовал ровесникам, у которых были матери. Отец отлично справлялся с ролью обоих родителей сразу, хотя особо к этому не стремился и к "родительским обязанностям" относился, на первый взгляд, небрежно и почти холодно. Кристиан держался со мной гораздо душевнее. И я так привык к вечной отстраненности отца и провозглашенной им "политике невмешательства", что теперь, несмотря на всю мою любовь к нему — а я, конечно же, любил отца, очень любил, — почти не скучал по нему. Тосковал, да, но не испытывал потребности быть с ним рядом. Это было очень сложное чувство, не думаю, что смогу описать его…
Когда, замерзнув, я вернулся домой (дом Кристиана я вдруг начал воспринимать как собственный), Кристиан сообщил, что разговаривал с Райсом и сказал ему о моем возвращении. Уловив на моем лице выражение недовольства, которое я безуспешно попытался скрыть, он пояснил чуть извиняющимся тоном:
— Я не мог скрыть от него это. Ситуация и так кажется ему странной: все эти неожиданные похищения и возвращения… Кажется, он уже подозревает меня в сговоре с Лючио, и начинает понемногу докапываться, какую странную игру я веду, и зачем, а я ничего не могу ему объяснить. Боюсь, кончится тем, — он невесело улыбнулся, — что Райс упечет меня в тюрьму.
— Ерунда, — возразил я не слишком уверенно.
— Поживем — увидим, — вздохнул Кристиан и потер лоб. — Пока что он просил передать, что ждет тебя в участке завтра, в десять утра.
— Зачем?
— Чтобы допросить.
Это мне не понравилось, тем более что на завтрашний день у меня имелись другие планы.
— А если я не приду? — спросил я.
— Вероятно, тебя вызовут через суд. Райс настроен очень решительно…
— Какой еще суд? Я несовершеннолетний!
— Я не знаю всех этих тонкостей, но Райс, вероятно, что-нибудь придумает. Мне показалось, он здорово завелся.
— Значит, придется поломать голову, чтобы придумать более или менее удобоваримое вранье, — сказал я без энтузиазма. — Ладно, разберемся. Хозе еще не звонил?
— Нет. А как удался твой разговор с Агни?
— Никак не удался. Она не поверила мне.
Кристиан мрачно кивнул.
— Этого я и опасался.
— Агни сказала, — проговорил я, запинаясь, — что наверное поверила бы Лючио, если бы он подтвердил мои слова.
— Им нельзя встречаться! — очень решительно сказал Кристиан.
— Даже в твоем присутствии?
— Ни при каких условиях. С каждой новой встречей их связь будет крепнуть. Надеюсь, ты не обещал Агни устроить встречу с Лючио?
— Не обещал.
Кристиан обхватил мою голову и на несколько секунд прижал к своей груди, но почти сразу отпустил.
— Ничего, — сказал он, глубоко вдохнув. — Ничего, как-нибудь… Зря я только отправил Агни обратно к Кире. Ох, зря.
— Так предложи ей переехать обратно.
— Теперь она не захочет. Да и Кира не позволит.
Пожалуй, он был прав. Агни и Кира, обе были настроены к нему если не откровенно враждебно, то во всяком случае отнюдь не дружелюбно. Обе считали, что он помешался. Что ж, их можно было понять.
Наш разговор был прерван телефонным звонком. Кристиан подошел к телефону и включил громкую связь; звонил Хозе. Он осведомился, можно ли ему придти, чтобы увидеться со мной. Кристиан вопросительно посмотрел на меня. Я кивнул.
* * *
Хозе приветствовал меня так, будто ничего особенного не происходило, и мы расстались с ним не далее как сегодня, после уроков. Я с любопытством смотрел на него. Как много он понял? Что он знает? Кем считает Лючио? Нам было о чем поговорить.
Кристиан не настаивал на том, чтобы присутствовать при нашем разговоре, и мы поднялись в мою комнату. С любопытством оглядываясь по сторонам, Хозе прошелся вдоль стен и заметил, что комната "ничего себе".
— Этот твой Кристиан, наверное, богатый парень, а? Дом у него роскошный.
— Крис не бедствует, верно, — ответил я.
— Огромный, роскошный дом, — продолжал Хозе, мечтательно жмурясь. — А живет совсем один. Странный он парень! С причудами. Знаешь, иногда у меня от него мурашки по спине бегают. Чем он занимается?
— Крис архитектор.
— Серьезно? А я думал, он фокусник или гипнотизер.
Я удивился.
— С чего ты взял?
Хозе иронично улыбнулся и рассказал про свое знакомство с Кристианом. Про первую встречу, во время которой, как он считал, Кристиан загипнотизировал его и заставил вспомнить такие вещи, которые он помнить просто никак не мог. Про загородную поездку, когда Кристиан оставил его одного в машине, а сам ушел в лес. Про то, как Хозе попытался проследить за ним, но, несмотря на все свои следопытские навыки (два года назад Хозе успешно занимался спортивным ориентированием), не смог даже определить направление, в котором ушел Кристиан. Тот как будто растворился в воздухе. Помимо всех этих странностей, Кристиан, по мнению Хозе, обладал особым «гипнотическим» взглядом, от которого начинаешь ощущать себя готовым взмыть в небеса воздушным шариком.
Все это было верно подмечено. Я помолчал немного, когда Хозе закончил излагать свои соображения, а потом сказал:
— Сейчас я скажу тебе очень странную вещь. Выслушай, пожалуйста, внимательно.
Блаженное чувство легкости и вседозволенности вновь охватило меня, как при недавней беседе с Агни. И чувство это еще усилилось, поэтому я рассказал Хозе все. То есть абсолютно все, без умалчиваний. С Хозе было легче потому, что меня не волновало, поверит он или нет, сочтет ли меня сумасшедшим или выдумщиком. Значение имела только возможность выговориться перед кем-то. Хозе слушал, не сводя с меня своих серых, с легкой сумасшедшикой, немигающих глаз. Я все пытался понять их выражение, но так и не сумел разобрать, что он думает о моем рассказе. Впрочем, как я уже говорил, меня это не волновало.
— Вот, значит, в чем дело, — сказал Хозе с поразительным хладнокровием, когда я замолк. — Это многое объясняет.
— Ты веришь мне?
— Верю. Что тут такого? Еще Шекспир сказал: "Есть многое на свете, что и не снилось нашим мудрецам", — усмехнулся Хозе. Я вытаращил на него глаза: и подумать не мог, что он станет вдруг цитировать Шекспира. — К тому же, я своими глазами видел некоторые вещи, показавшиеся мне странными. И вообще вся история выглядела более чем странной. Теперь мне все ясно. Значит, Кристиан и тот парень, который охмурил Агни, — не люди на самом деле?
— Не совсем люди. Так ты, правда, веришь мне?
— Я же сказал, что да. Ну, носферату, что тут такого? Столько людей во все времена сочиняли истории про вампиров, не могли же все они поголовно врать. Меня только удивляет, как у них получается ничем себя не выдавать в течение стольких лет. Получается, что они живут буквально среди нас, а мы их не видим и не замечаем. Поразительно!..
Я полностью с ним согласился.
— Ну а ты теперь что собираешься делать? — спросил Хозе. — У тебя есть какой-то план?
— Есть. И мне потребуется твоя помощь. Могу я на тебя рассчитывать?
Глаза у Хозе загорелись.
— Ну конечно!
— Ты помнишь дорогу к дому, куда ездили вы с Кристианом? Можешь показать мне? Я не хочу обращаться к Кристиану. Ему вообще не нужно ничего знать.
— Помню, но только… Ты разве собираешься снова туда сунуться?
— И собираюсь, и сунусь, — решительно сказал я. — Во-первых, мне совершенно необходимо увидеться и поговорить с моей… с моей матерью, — последнее слово далось мне с огромным трудом. — Я хочу попытаться понять ее. Во-вторых, я должен встретиться с Лючио.
— А это еще зачем? Тебе разве не хватило?..
— Я должен узнать, чего он в действительности хочет. Мне начинает казаться, что все эти разговоры о "новой крови" — чушь собачья. Не в ней дело. И даже не в Крисе… Хотя Крис интересует Лючио куда сильнее, чем кровь Агни, это точно. Но ему нужно что-то еще. И записи моего отца понадобились ему совсем не для того, чтобы уничтожить их. Иначе он не стал бы в них рыться. Ясно, он что-то хочет найти в них, что-то очень для себя важное, — задумчиво проговорил я. — Может быть даже, на самом деле больше всего Лючио интересует то же, что и моего отца…
— То есть, ты думаешь, он хочет "излечиться"? — с сомнением спросил Хозе.
— Не знаю. Может быть.
— Ерунда. У него есть власть над людьми и вечная жизнь. Кто добровольно откажется от такого?
— Крис отказался.
— Твой Крис, может быть, один такой чокнутый из них всех.
— Может быть, — согласился я. — Но я же ничего не утверждаю наверное.
— Ладно, — сказал Хозе. — Съездим к твоим вампирам. Только скажи, когда.
Мы предварительно уговорились на завтрашний вечер, откладывать поездку надолго я не хотел и не мог. Хозе пообещал взять у одного своего приятеля машину «напрокат»; хотя прав у него не было, водить он умел. Идея мне понравилась, машина пришлась бы очень кстати. Добираться до дома Лючио автобусом было слишком долго, к тому же ни я, ни Хозе точно не знали, какой именно маршрут туда ходит, и выяснением этого у нас не было охоты заниматься. Просить же Кристиана отвезти меня к Лючио нечего было и думать. Уж конечно, он никуда не пустил бы меня, а только напрасно изнервничался бы.
— Между прочим, — сказал вдруг Хозе, уже собираясь уходить. — Ты почему ничего не говорил мне об Агни? Для себя, что ли, берег? Девчонка просто блеск, первый сорт.
— Так действуй, если она тебе нравится. Я никаких видов на нее не имел…
— "Действуй", — повторил Хозе с усмешкой и мотнул головой. — Боюсь, ей уже не до меня.
— Ничего, — мрачно сказал я. — Уж как-нибудь я заставлю Лючио от нее отступиться.
Хозе посмотрел на меня с большим сомнением, но ничего не сказал. На этом мы расстались. Спускаться вниз и встречаться с Кристианом мне не хотелось, и я навзничь лег на постель, одетый, и стал обдумывать завтрашний разговор с Райсом. Было над чем поломать голову. Например, я совершенно не знал, как объяснить свое более чем странное поведение: неожиданное исчезновение и более чем подозрительное возвращение. Но еще сильнее меня беспокоило другое. Райс наверняка станет расспрашивать о месте, где меня держали взаперти. Что отвечать ему? Если даже я наведу полицию на дом Лючио, и они нагрянут с обыском или устроят облаву (хотя — на кого и с какой стати?), Лючио едва ли дастся им в руки. Я был совершенно уверен, что он найдет способ улизнуть, и осядет в другом месте, но как тогда мне его найти? Нет уж, придется быть очень осторожным с Райсом и отвечать с оглядкой.
Обнаружив, что обдумываю, как лучше скрыть местонахождением Лючио, человека, которого я считал своим врагом, от полиции, я усмехнулся невесело. Как все перепуталось! Еще несколько дней назад я, кажется, с радостью затанцевал бы, получив известие об его смерти. Теперь я мечтал о том, чтобы с ним увидеться. Что же будет дальше?
* * *
Прожив на свете почти шестнадцать лет, я умудрился обойтись без знакомства с полицейским участком. Это вовсе не означает, что я был таким уж пай-мальчиком. По большей части мне удавалось держаться в стороне от хулиганских забав своих сверстников, но иногда я все же позволял втянуть себя в какую-нибудь нелицеприятную авантюру. Так, однажды, незадолго до смерти моего отца, Хозе достал где-то пневматическую винтовку и уговорил меня залезть на крышу немного пострелять "по голубям". Сам на себя удивляясь, я согласился, и с полчаса мы палили из этой винтовки по очереди. Ничего плохого мы, собственно, не замышляли, и вреда из нашей шалости, полагаю, не вышло бы, но нас увидела одна въедливая пожилая дама из дома напротив, которой нечем было заняться, кроме как пялиться в окно на улицу. Несмотря на возраст, зрением она обладала весьма острым, и умудрилась опознать Хозе. Немедля старушенция позвонила его родителям и нажаловалась, а дальше шарманка закрутилась. Отец Хозе «снял» нас с крыши, надавав оплеух, и с рук на руки сдал меня моему отцу, а заодно нажаловался в школу. Поднялся шум, начали разбираться, откуда взялась винтовка, и выяснилось, что Хозе «позаимствовал», а попросту говорят, стянул у одного старшеклассника, которого он почему-то на дух не переносил. В общем, шуму было очень много. Я даже думал, что отец меня убьет — в гневе он всегда был страшен. Взбучку я получил страшную, даже Кристиан не вступился за меня, как это обычно бывало. Но визита в полицию и на этот раз удалось избежать. Не знаю, кто взялся замять это дело, отец или Кристиан, да это теперь и неважно.
Впрочем, я отвлекся.
Кристиан наотрез отказался отпускать меня в полицию одного, заявив, что, поскольку я несовершеннолетний, Райс не имеет права допрашивать меня наедине. Конечно, поддержка Кристиана, пусть и молчаливая, пришлась бы мне очень кстати; а вот Райс, вероятно, не обрадуется присутствию при разговоре моего официального опекуна. Но возразить он все равно ничего не смог бы.
Поскольку мне никогда не приходилось бывать в полиции, то, попав в участок, я принялся глазеть по сторонам, заодно стараясь отвлечься от предстоящего неприятного разговора. Ничего особенно интересного я не увидел. Большую, размером с хороший спортивный зал, комнату делили на секции хлипкие на вид перегородки, не доходившие до потолка по крайней мере на метр. Перегородки превращали комнату в лабиринт. Вокруг суетилось множество людей в форме и штатской одежде. Все были заняты своими делами, которые, вероятно, казались им самыми важными в мире, и не обращали на нас с Кристианом никакого внимания. Кристиан прекрасно ориентировался в этом бюрократическом лабиринте, и уверенно шел вперед, не спрашивая ни у кого дорогу, как будто проделывал этот путь не в первый раз. Нужная дверь оказалась в дальней от входа части комнаты. На ней висела табличка с именем Райса. Я слегка удивился тому, что у Райса имеется собственный кабинет. Впрочем, почему бы и нет, ведь он следователь.
Кристиан без стука толкнул дверь, и мы вошли в длинную и узкую комнату с высоким потолком, похожую на пенал. Райс, одетый в штатское, в рубашке с расстегнутым воротником и без галстука, сидел за столом, в крутящемся кресле, но стремительно встал, едва мы вошли. Встретил он нас отнюдь неласково. При первой встрече он произвел на меня впечатление холодного, рационального человека, не испытывающего к людям иных чувств, кроме профессионального интереса. Теперь весь его облик прямо-таки дышал ледяной неприязнью. Или я просто стал излишне мнительным? Райс посмотрел мне в лицо пристальным, пронизывающим взглядом и не подал руки ни мне, ни Кристиану. Как будто не заметив этого, Кристиан сказал:
— Мы к вашим услугам, офицер.
— Господин Лэнгли, — холодно, резко проговорил Райс. — Я рассчитывал поговорить с Илэром наедине. Прошу вас обождать за дверью.
— Невозможно, — спокойно возразил Кристиан. — Илэр — несовершеннолетний. Я настаиваю на том, чтобы присутствовать при допросе.
— Это не допрос!
— Как ни называй, суть та же.
— Послушайте, господин Лэнгли, вы, кажется, подозревается меня в дурных намерениях, — сказал Райс, прищурив на Кристиана светлые глаза. — А напрасно. Я всего лишь пытаюсь распутать дело, которое вы вдруг зачем-то взялись запутывать. Так что не вы меня, а я вас должен подозревать.
— Ваше право, — кивнул Кристиан.
— Вы что, не понимаете? Если вас обвинят в даче ложных показаний, или в сговоре с преступником, это грозит вам судебным разбирательством и, возможно, тюремным заключением!
На это Кристиан улыбнулся и сказал:
— Насколько я помню, вы хотели поговорить с Илэром. А мы с вами можем побеседовать позже.
Я не стал бы возражать, продолжи они свои препирательства, лишь бы забыли обо мне. За ночь я так ничего путного и не придумал, и теперь нервничал невероятно. Это было плохо; Райс уже наверняка заметил мое нервное состояние и в предстоящем разговоре, вероятно, не преминет воспользоваться им. Надеясь успокоиться, я попросил у него воды. Райс подал мне бумажный стаканчик, наполненный из стоящего в углу кабинета кулера, и внимательно смотрел, как я пью. Из-за его изучающего взгляда я едва не поперхнулся и с трудом заставил себя выпить все до конца.
— Теперь вам лучше? — спросил он без всякого сочувствия. — Мы можем уже поговорить?
Я кивнул.
Райс вытащил из-за стола свое кресло, а нам с Кристианом предложил взять стулья, придвинутые к стене. Прежде чем сесть, пришлось освободить их от внушительных, педантично выровненных по краям стопок каких-то документов. Стулья были явно видавшие виды, старые и истертые. Можно было подумать, что их приволокли сюда с какого-то чердака. Их убогий вид совсем не вязался со строгой обстановкой кабинета. Интересно, Райс всегда усаживает на них допрашиваемых? И если да, то скольких преступников им пришлось нести на себе?
Занятый подобными праздными мыслями, я уселся напротив Райса, сложил руки на коленях и попытался успокоиться. Посмотрев на меня и Кристиана, он вдруг вытащил из ящика стола цифровой диктофон, включил его и демонстративно положил рядом с собой.
— Итак, — проделав это, обратился ко мне Райс строго и властно, — вы можете назвать место, где вы пребывали с одиннадцатого по восемнадцатое ноября?
— Нет, не могу.
— То есть как это не можете?
— Я не знаю этого места, а дорогу не запомнил.
— Вы должны были запомнить хоть что-нибудь. Или у вас были завязаны глаза?
— Нет, но пока мы ехали, я был без сознания.
Пока что вранье давалось мне легко. Что-то будет дальше? Райс не сводил с меня сверлящего взгляда, как будто я был отъявленным преступником, из которого требовалось выбить признание в убийстве. Его высокий выпуклый лоб под взъерошенным ежиком волос взмок от напряжения. Поняв, что он Райс тоже нервничает, я почувствовал себя свободнее.
— Без сознания? С чего бы это? Вас били?
Я вовремя вспомнил про не сошедшие еще до конца кровоподтеки на лице и ответил утвердительно. Райс нахмурился.
— Допустим. Хотя мне трудно представить, чтобы подростка избивали среди бела дня, на людной автостоянке, и никто ничего не видел.
— Но рядом с нами никого не было.
— Ну хорошо, дорогу вы не запомнили. Но ведь после вы пришли в сознание. Что-то же вы видели?
Я подумал.
— Я видел большой старый загородный дом, вот и все.
— Вы бы узнали его, если бы увидели снова?
— Полагаю, да.
Далее разговор продолжался в том же ключе.
— Знаете ли вы человека, который вас похитил?
— Нет, — ответил я, не моргнув глазом, — не знаю. Никогда раньше его не видел. Мне известно только его имя.
— Как же его зовут? — немедленно заинтересовался Райс. — …Лючио? Какое необычное имя. Господин Лэнгли, вы знаете этого человека?
— Нет, — ответил Кристиан с невозмутимым выражением лица.
— Как же так? По моим сведениям, вы, господин Лэнгли и покойный господин Френе были близкими друзьями. Возможно ли, чтобы господин Френе скрывал от своего друга каких-либо своих знакомых?
— Возможно, — подтвердил Кристиан спокойно. — Адриен Френе скрывал от меня многое, не только знакомых, друзей и врагов.
Райс начал выходить из себя. Принялся снова спрашивать меня, но смотрел теперь только на Кристиана. Что Райс хотел прочесть на его лице, мне было непонятно. Испытующий взгляд полицейского Кристиан встретил спокойно, глаза его переливались ясной синевой и казались почти безмятежными. Состояние у него было взвинченное, я знал; он болезненно переживал за меня и за Агни, последний разговор с Лючио не давал ему покоя, и все же сила его духа была такова, что он имел вид спокойного и уверенного в себе человека. Глядя на него, я восхищался и сам постепенно успокаивался. Впрочем, немного нервозности Кристиану едва ли повредило бы, ведь Райс знал, что ему многое пришлось пережить.
— Хорошо, давайте вернемся к дому, в который вас привезли, — сказал он. — Опишите все, что увидели и запомнили.
Подумав, я решил, что не случится ничего страшного, если расскажу побольше о доме Лючио. В конце концов, по одному устному описанию дом найти если не невозможно, то во всяком случае очень затруднительно. Тем более что даже не известно, в каком направлении от города нужно искать. А подозрения Райса это сможет усыпить хоть в малой степени. Я со вкусом описал дом Лючио снаружи и даже изнутри, в подробностях припомнив каждую деталь обстановки комнаты, на несколько дней ставшей для меня тюрьмой. Райс слушал все более нетерпеливо и в конце концов оборвал меня.
— Хорошо, хорошо. Это все не так уж важно. Расскажите, как с вами обращались?
Я рассказал, умолчав только о двух моментах: когда Лючио грозил оторвать мне голову за устроенный в комнате шум и когда он резал мне руки.
— Значит, этот Лючио — не единственный обитатель дома, не так ли? А кроме него и той женщины, которая приносила вам еду, вы видели кого-нибудь еще?
С охотой я описал мужчину в легкомысленном полосатом свитере и другого мужчину, похожего на профессора, и добавил, что никакого понятия не имею о том, кто они такие и что делали в доме.
— Вы с ними не разговаривали? — уточнил Райс, хмурясь.
— Нет, — соврал я с легкостью.
Впрочем, не так уж и с легкостью. Едва я сказал «нет», как мне живо вспомнился жутковатый разговор в темной комнате у камина, и ужасная и прекрасная женщина, запахнувшая меня в свои черные кожистые крылья. Невольно я вздрогнул, и это не ускользнуло от внимания Райса, хоть он и смотрел по-прежнему на Кристиана.
— Что с вами, Илэр?
— Мне холодно, — вдруг севшим голосом прошептал я.
Кристиан с удивлением посмотрел на меня (про крылатую женщину я ему не рассказывал и, наверное, никогда не расскажу, слишком личное было это воспоминание), встал и подал мне с вешалки пальто. Мне и в самом деле вдруг стало холодно, и я поспешно набросил пальто на плечи. Воспоминания о женщине неожиданно как будто «включили» во мне что-то, и я впервые подумал: а не было ли то, что она проделала со мной, ритуалом привязывания?.. От этой мысли стало жутко, и, как я ни сдерживался, меня вновь затрясло.
Если я прав, то почему, зачем Лючио отдал меня ей, почему не привязал к себе? Не снизошел? Несмотря на все, что случилось, несмотря на весь ужас и всю ненависть, которые он мне внушал, мне было бы гораздо легче оказаться в его власти, чем во власти любого его подопечного.
— Илэр, тебе нехорошо? — с тревогой спросил Кристиан, склонившись ко мне.
Усилием воли я заставил себя крепко сжать застучавшие друг об дружку зубы, и несколько секунд сидел так. Нужно было успокоиться и покончить с подступавшей истерикой. А ведь совсем недавно я самоуверенно думал, что ничто уже не может меня взволновать…
Кристиан снова спросил, что со мной и не дать ли мне воды. Я кивнул. Пить в самом деле хотелось. Но еще больше, чем пить, я хотел уйти из этого неуютного кабинета, где мне было холодно и душно одновременно.
— Можно, я уже пойду? — выдавил я, залпом выпив половину стакана и поднимая глаза на Райса.
— Мы еще не закончили, — возразил тот резко.
— Послушайте, офицер, — сказал Кристиан, вплотную к нему подступив. — Вы не имеете права задерживать мальчика, он не преступник и не находится под арестом. Кроме того, вы видите, что ему нездоровится. Ему лучше вернуться домой.
С минуту Райс молчал, поджимая губы, потом выключил диктофон и повернулся, наконец, ко мне. Неприязненно сказал, отчетливо проговаривая каждую буквы:
— Буду откровенен: я вам не верю. Вы что-то скрываете и постоянно лжете. Не понимаю, зачем вам мешать следствию, но я это выясню. Мы не в последний раз беседуем. Надеюсь, при следующей встрече вы будете со мной более откровенны. А пока учтите, что наши люди будут следить за каждым вашим шагом, чтобы не случилось более никакого… недоразумения.
— Вот-вот, пусть последят, — вмешался Кристиан. — Пока что ваши люди не слишком усердствовали.
Райс смерил его ледяным взглядом, но ничего не сказал.
* * *
— Похоже, он и впрямь думает, что мы в сговоре с убийцами, — сказал я, когда мы оказались на улице. Обжигающе-холодный воздух, наполненный предчувствием скорого снега, показался мне сладким и чистым после долгого пребывания в тесном кабинете Райса.
Кристиан кивнул.
— Меня он точно подозревает. Видишь ли… перед тем, как поехать выручать тебя от Лючио, я имел глупость явиться сюда и попросить Райса сохранить у себя диск с файлами твоего отца. И, что еще глупее, я рассказал ему, что записано на диске.
— Глупо подозревать тебя!.. Какие у тебя могли быть причины для убийства?
— Элементарные, Илэр: деньги.
— Какие деньги? — опешил я.
— Ты разве не знал, что у твоего отца имелся весьма крупный счет в банке?
Я помотал головой. Ничего такого я не знал. О деньгах отец никогда со мной не разговаривал. Впрочем, можно было предположить, что он откладывал. Вели мы отнюдь не роскошный образ жизни, и денег тратилось гораздо меньше, чем зарабатывалось. Но, пока Кристиан не заговорил об этом, я и не вспоминал даже о денежном вопросе, не до того было.
— Когда тебе исполнится восемнадцать, — продолжал Кристиан, внимательно на меня глядя, — ты станешь, ну, может быть, не богатым, но состоятельным человеком. Пока что, до твоего совершеннолетия, этими деньгами распоряжаюсь я, как твой опекун, понимаешь?
До меня начало доходить. Но мысль, что Кристиан собирается наложить лапу на мои деньги, показалась столь смехотворной, что я не мог сдержать улыбку. Кристиан тоже улыбнулся.
— Райсу известно об этих деньгах, — сказал он. — Кроме того, есть еще дом, которые стоит довольно дорого. А недвижимостью так же распоряжается опекун.
— Это бред, Крис. Неужели ты думаешь, что Райс считает тебя способным на убийство из-за денег?
— Почему бы ему так не считать? Тем более, что история выглядит довольно темной, и с каждым днем становится все запутаннее.
— Это правда, — согласился я.
Еще недавно я считал, что мне совершенно все ясно, но теперь вовсе не был в этом уверен. Лючио был самой большой загадкой, которую я не мог разгадать, хотя страстно этого хотел. И никто, даже Кристиан, не мог мне помочь.
* * *
"Шевроле" тихо скользил по пасмурным улицам. Время едва перевалило за полдень, но было так темно, словно уже смеркалось. В ожидании снега воздух сгустился и потемнел. Середина ноября — уже почти зима.
Поглядывая время от времени в зеркало заднего вида, я заметил знакомый «Фольксваген», неотступно следующий за нами. Райс выполнял свои обещания. По крайней мере, некоторые. Серый и неприметный, полицейский автомобиль почти полностью растворялся в полуденных сумерках. Кристиан тоже увидел его и едва намеченным движением указал на зеркало:
— За нами присматривают.
— В прошлый раз от них было не слишком много толку, — заметил я. — Впрочем, теперь мне все равно нечего опасаться…
— Ты так считаешь?
— Что ты имеешь в виду?
— Боюсь, что Лючио отнюдь не потерял к тебе интерес. Просто этот интерес приобрел иную форму.
— В любом случае, силой он действовать не станет…
— Лучше бы он действовал силой, — печально отозвался Кристиан.
Глава 2
–
К двум часам дня стемнело окончательно, и стеной повалил снег.
Дом погрузился в тишину. Было так тихо, что мне казалось, будто я слышу шуршание снежных хлопьев, скользящих мимо окон. Не знаю, чем занимался Кристиан весь остаток дня, а я ждал. Сидел на подоконнике, смотрел на снег и ждал наступления темноты. Под окном, погасив все огни, замер серый «Фольксваген». Мне было жаль людей, сидевших сейчас в его тесном салоне. Им, вероятно, было очень тоскливо. Интересно, это мои старые знакомые или другие люди? На минуту я испытал искушение спуститься вниз, постучать в стекло «Фольксвагена» и поздороваться со своими стражами. А может быть, даже извиниться за грубость. Но желание это быстро прошло, а я задумался, как же мне улизнуть из дома незамеченным. Совсем ни к чему, чтобы полиция вслед за мной отправилась в гости к Лючио. Впрочем, начавшийся снегопад грозился сорвать мои планы. Хозе хоть и чокнутый, но, вероятно, не настолько, чтобы сесть за руль, когда вместо воздуха вокруг — снежная каша.
Приближался вечер, а снег все шел. Правда, уже не такой густой. Вскоре он вовсе прекратился, и даже небо немного посветлело. Но ненадолго. На улице один за другим зажигались, медленно разгораясь, фонари. Я слез с подоконника и вышел в коридор, чтобы позвонить Хозе. Но перед тем, как набрать номер, проверил, нет ли поблизости Кристиана. Дом по-прежнему был тих, как будто, кроме меня, никого больше в нем не было. Может быть, Кристиан ушел? Я перегнулся через перила и посмотрел вниз. Откуда-то, вероятно, из гостиной, пробивался тусклый электрический свет. Вероятно, Кристиан сидел там в одиночестве. Что он делал? Работал или, может быть, пил вино, или просто думал? Как бы то ни было, я решил, что не стоит нарушать его одиночество. Лучше не буду показываться ему на глаза. Может быть, ему вообще не до меня сейчас, и это очень кстати.
Ступая на цыпочках, я подобрался к телефону и набрал номер Хозе. Тот взял трубку сразу же, как будто специально сидел возле аппарата и ждал моего звонка.
— Ты готов? — спросил он почему-то заговорщицким шепотом.
— Только тебя и жду, — ответил я тоже тихо.
— Тогда выдвигаюсь. Буду минут через пятнадцать.
— Хорошо. Только вот что: меня снова пасут копы, да и Кристиан заинтересуется, куда меня несет на ночь глядя. Так что встань где-нибудь рядышком и подожди меня.
— Где именно?
— Здесь неподалеку есть двухэтажный дом, обшитый светло-синими пластиковыми панелями. Видел такой?
— Видел.
— Вот возле него и подожди.
— Хорошо! Так значит, через пятнадцать минут! — сказал Хозе и положил трубку.
А я задумался. Легко сказать: "Через пятнадцать минут", а вот как выбраться из дома незамеченным? Кое-какой план действий, впрочем, у меня имелся. Только он не слишком мне нравился. Но выбирать, кажется, было не из чего. Глубоко вздохнув, я вернулся в комнату и быстро оделся: темно-серый свитер с высоким воротом, темная свободная куртка, удобные ботинки, перчатки. Затем, по-прежнему тихо и аккуратно ступая, чтобы не привлечь внимания Кристиана, прошел по коридору в одну из пустующих комнат, окна которой смотрели не на улицу, как окна моей спальни, а на узкий проулок между домами. Здесь росли деревья и кусты. Они, по моим расчетам, должны были скрыть меня от взглядов полицейских. Оставалась еще одна загвоздка: окна находились на втором этаже, и никто не позаботился, конечно, приделать к ним лестницу. Прыгать не хотелось. Однажды мне удалось приземлиться благополучно, прыгнув со второго этажа, но не стоило повторно рассчитывать на подобную удачу. Но другого выхода мне, кажется, не оставалось. Я мог только немного уменьшить расстояние, которое предстояло пролететь до земли: повиснуть, зацепившись руками за подоконник, и спрыгнуть из этого положения. Так я и сделал.
Земля больно ударила по пяткам. На ногах я не удержался и повалился на землю, на многострадальный, не заживший еще мой бок, ушибленный в день знакомства с Лючио. На секунду в глазах потемнело, я даже застонал, но тут же закусил губы. Не хватало еще, чтобы меня услышали! Полежал немного на земле, поджидая, пока пройдет боль, и медленно поднялся на ноги. В целом, приземлился я и в этот раз удачно. Тем более, что бежать никуда не надо; наоборот, надо идти тихо и неспешно, чтобы никто не заметил. Задачу существенно облегчало отсутствие поблизости фонарей. Пригнувшись на всякий случай, я поковылял в сторону синего особняка. Идти было больно, бок снова разболелся, и я закусил губы, чтобы не выдать себя невольным стоном. Удивительно, но мне хотелось смеяться, и смех тоже приходилось сдерживать усилием воли. Происходящее слишком уж походило на детские игры в шпионов. Серьезнее! — одергивал я себя. Серьезнее надо быть. Не хватало еще расхохотаться. Впрочем, куда уж еще серьезнее? И без того не помню, когда в последний раз улыбался, или, тем более, смеялся.
Благополучно, никем не замеченный, я добрался до синего дома. Это, кажется, заняло у меня больше времени, чем пятнадцать минут, потому что, когда я осторожно выглянул из-за угла, то увидел прижавшийся к обочине одинокий автомобиль с тускло горящими фарами. Я предположил, что это Хозе, и что ближний свет он оставил специально для меня, чтобы я не бродил в темноте, разыскивая его. Выйти я решился не сразу, и некоторое время наблюдал за автомобилем. Это была какая-то очень старая модель «Ауди», неоднократно крашенная и перекрашенная, и все равно вся в пятнах ржавчины. Ну и развалюха! Я даже усомнился, что эта колымага умеет ездить. Где же Хозе раздобыл ее? Рассмотрев как следует старушку «Ауди», я перестал сомневаться, что за рулем сидит именно он. Никто в мире, кроме него, не рискнул бы поехать на этакой колымаге в ночь, за город, в логово кровожадных чудовищ. То есть нет, поправил я себя мысленно. Хозе не единственный псих. Нас двое таких.
Налюбовавшись вдоволь, я, все еще крадучись, подобрался к «Ауди» и поскребся в боковое стекло. Тут же в бок меня толкнула дверца. Я забрался на сиденье рядом с Хозе.
— Долго копаешься, — сказал он недовольно.
— Посмотрел бы я, как быстро ты бы выбрался со второго этажа, — парировал я.
Хозе уставился на меня с выражением восхищения в сумасшедших глазах.
— Ты что — опять из окна прыгал?
— Ну да.
— Подумать только, а с виду такой приличный, тихий мальчик, — хихикнул Хозе. — Ну ладно, поехали, что ли?
— Поехали. Только ты уверен, что эта колымага не заглохнет где-нибудь посреди дороги?
— Не дрейфь, не заглохнет. Это зверюга проверенная. Она только с виду такая страшная, а на самом деле — настоящий танк.
Насчет танка он, конечно, преувеличил, но я спорить не стал. Собственно, какая разница? Лишь бы машина была на ходу. Мне главное — добраться да Лючио, а на чем и как, дело десятое.
Шурша шинами по снегу, «Ауди» тихонько тронулась с места и покатила вдоль тротуара. Хозе переключал скорости и крутил руль довольно уверенно. Похоже, опят у него имелся. Но вот ехали мы довольно медленно, и это нервировало.
— Этак мы только к утру доберемся, — заметил я.
— Снег выпал, — отозвался Хозе и добавил с необычным для себя благоразумием: — Я бы не рисковал нестись сломя голову по свежему снегу, да еще в темноте. Но если хочешь, попробуем.
Я подумал и попросил его прибавить скорость хоть немного. Хозе пожал плечами и послушно переключил скорость. Довольно долго мы ехали молча. Мимо скользили, убегая назад, фонари и светящиеся окна домов. В каждом светлом пятне мне мерещилось бледное лицо Лючио, выплывающее из темноты впереди и исчезающее в темноте позади нас. Они возникали вдоль дороги все реже, и постепенно вовсе сошли на нет. Фонари еще время от времени встречались, но тьма обступала нас все плотнее. Мне становилось все более не по себе в ее холодных объятьях. Поскорее бы уж приехать! Хозе молчал и был не похож сам на себя. Мне тоже не хотелось разговаривать. Мысленно я прокручивал в голове предстоящую встречу с Лючио. Что-то он мне скажет? И снизойдет ли вообще до разговора? А может, его сейчас вообще нет в доме. Я ведь не знал точно, один у него дом или есть еще другие, в городе. Скорее всего, в городе у него тоже имеется жилье. Так, может, напрасно я еду? Я уже дернулся было, чтобы сказать Хозе разворачиваться, но уже через секунду решил, что возвращение ни с чем будет ужасной глупостью.
Мы выехали за город и окончательно погрузились во тьму. Можно было разглядеть только небольшой кусок дороги прямо перед передними колесами, выхваченный из темноты светом фар. Да еще бледно мерцал свежевыпавший снег на обочине. Хозе еще сбавил скорость и теперь мы почти ползли. От нетерпения я начал нервничать. Черт, и почему я не умею водить машину? Уж я не стал бы тащиться как умирающая гусеница. Конечно, Хозе хорошо, его происходящее почти никак не касается…
— Кажется, нам сюда, — вдруг сказал Хозе и резко крутанул руль в сторону, так что на мгновение показалось, будто машина вот-вот завалится на бок. Колеса запрыгали на рытвинах, невидимых в темноте. Трясло так, что я усомнился: а туда ли мы свернули? Не припоминаю такой уж сильной тряски.
Некоторое время мы прыгали как будто по стиральной доске. Напрягая зрение, я вглядывался в темноту за окном, и мне начало казаться, будто я различаю деревья по сторонам от дороги. Да, верно, мне помнился лес, мимо которого мы ехали в прошлый раз с Лючио. Но все же, вроде бы, дорога была не такой безобразной.
Словно в ответ на мои мысли «Ауди» вдруг остановилась, рыкнув напоследок. Я удивленно взглянул на Хозе.
— Что такое? Заглохли?
— Ты знаешь, — сказал Хозе негромко, как-то виновато на меня глядя. — Боюсь, мы немного заблудились.
— Замечательно! — сердце у меня заколотилось сильнее, но не от страха, а от злости. Злился я не на Хозе, а на себя: нашел, кому довериться! Я втянул воздух сквозь сжатые зубы. — Только этого не хватало! И что теперь делать? Ждать утра?
— Можно попробовать вернуться на дорогу…
— В темноте?
— Ну а что делать-то? — возразил Хозе. Я заставил себя успокоиться, поразмыслил немного и решил, что делать, действительно, нечего. Не сидеть же тут до утра.
— Ну, давай попробуем, — проговорил я неохотно.
Выбраться обратно на хорошую дорогу оказалось не так уж просто. Ни черта вокруг не было видно, и как Хозе ни крутился по сторонам, высматривая ориентиры, мы все же умудрились съехать на обочину и увязнуть в грязи, состоящей из мокрой земли вперемешку с подтаявшим снегом. Несколько долгих минут мы буксовали, и почти уже отчаялись выбраться на твердый грунт.
— Придется толкать, — сообщил Хозе, продолжая давить на газ, и в этот миг колеса завизжали, машина рванулась, и мы вылетели на дорогу.
Еще с полчаса ушло на ориентирование на местности. Хозе вглядывался в дорогу и сосредоточенно шевелил губами: очевидно, считал повороты. Я пытался побороть охватившее меня физическое напряжение, такое сильное, что шею и плечи свело как бы судорогой. Нервничал я ужасно. Когда же мы, наконец, приедем?
* * *
Было уже, наверное, около полуночи, когда мы отыскали дом Лючио. В такой кромешной тьме легче легкого было проехать мимо, но, к счастью, над дверью его, помигивая, горел желтый фонарь. На него мы и ринулись, словно на маяк.
Хозе еще не успел заглушить мотор, а к нам уже торопились двое высоких мужчин. Мне вспомнились люди, которых я часто видел во дворе из окна своей комнаты-тюрьмы, и я понял, что это охранники. Ну, теперь держись!
— Сиди спокойно! — быстро шепнул я Хозе и выбрался из салона прежде, чем приблизились охранники. Сделал несколько шагов к ним навстречу. Лица их казались незнакомыми. Наверное, пока я был пленником в доме, они не попадались мне на глаза. А вот знают ли они меня? В любом случае, имя они должны знать.
— Я — Илэр Френе! — заявил я, стараясь говорить громко и твердо. Краем глаза заметил, что безбашенный Хозе тоже выбирается из «Ауди», но оглядываться не стал. — Мне нужно видеть Лючио. Сейчас же.
Подошедшие мужчины разглядывали меня спокойно, с неопределенным выражением в глазах. Оба выглядели молодо, лет на двадцать пять — тридцать. Совершенно обычные лица, ничего потустороннего, даже никакой особенной изысканности черт. Таких ребят в нашем городе пруд пруди. Младшие вампиры, скорее всего. Почему-то теперь я совершенно не боялся их, хотя еще неделю назад, стоило подумать о ком-нибудь из людей Лючио, меня бросало в дрожь.
— Вам лучше уехать, — неожиданно мягко проговорил один из парней. — Едва ли хозяин захочет с вами встречаться.
— Не тебе решать! — вспыхнул я, не переставляя изумляться на неизвестно откуда взявшуюся наглость. — Скажи хозяину, что я хочу его видеть. Немедленно!
Парень шагнул ко мне, явно намереваясь взять меня за руку, но я отступил и сказал с тихой яростью:
— Если ты хотя бы пальцем меня тронешь, будешь отвечать лично перед Лючио!
Угроза, я понял это уже спустя секунду, была смехотворной, но я уже произнес ее и мог только досадовать на то дурацкое положение, в которое сам себя поставил. Я ожидал, что охранники расхохочутся и пинками погонят меня прочь, но они оставались на удивление серьезными. Мало того, казалось, они заколебались. Во всяком случае, во взглядах, которыми они обменялись после моих слов, проскользнуло сомнение.
Может быть, у них имелся приказ не причинять мне физического ущерба? Весьма возможно, если Лючио строил касательно меня далеко идущие планы. Во всяком случае, апломба у охранников поубавилось. Они не могли выдворить меня с помощью физической силы, а использовать силу убеждения им не позволяла нехватка мозгов.
И все же они сделали еще одну попытку.
— Не стоит сейчас беспокоить хозяина, — уже гораздо менее уверенно сказал охранник. Тон его был почти просительным. — Он рассердится.
Удивительно, но даже гнев Лючию не мог испугать меня.
— Я не могу ждать до утра! Доложите ему, что я прошу с ним встречи.
Охранники снова переглянулись, на этот раз с обреченностью во взглядах, и все тот же парень сказал:
— Хорошо, пойдемте с нами. Только пусть ваш друг останется здесь.
— Но!.. — дернулся было Хозе, но я повернулся и яростно зашипел на него, чтобы не возникал и не лез куда не надо. Я был здорово зол на него, потому что страшно боялся, что он все испортит, и злость, видимо, явственно отразилась на моем лице. Хозе уставился на меня, округлив глаза, и не смог выговорить ни слова. Оставив его наедине с охранником, вслед за вторым охранником я ушел в дом.
Меня провели по темным коридорам и оставили ждать в комнате, в которой я не сразу, но узнал гостиную с камином, где состоялся памятный разговор с Лючио и его людьми. Сейчас камин не горел, светилась только тусклая старая электрическая люстра под потолком, и комната имела совершенно нежилой вид. Даже портьеры на окнах казались пыльными тряпками. Вдруг подумалось, что только присутствие Лючио может вдохнуть жизнь в эту мертвую коробку с останками мебели внутри. Мне стало очень неуютно. Придет ли Лючио, чтобы поговорить со мной?
В доме было тихо: ни шагов, ни голосов. Можно было подумать, что дом необитаем. Как у них получается жить так тихо? Пусть они пьют кровь живых людей, но ведь и они — живые существа, из плоти и крови, а не бесплотные призраки. И должны жить по законам живых существ. К тому же, ночь — их время. Где же они все?..
Несколько минут я в беспокойном ожидании расхаживал по комнате и напряженно прислушивался, надеясь уловить хоть какой-нибудь звук, долетевший из-за полуоткрытой двери. Тихо. Так тихо!.. от этой тишины можно и с ума сойти. Но, может, и впрямь, в доме никого нет, кроме Лючио и охранников? Возможно ли это?
По комнате вдруг пролетел легкий ветерок, дверь шевельнулась, скрипнула, и в комнату быстро проскользнула чья-то хрупкая фигура. Я резко повернулся и подался к ней, и тут же отпрянул, разочарованный: это был не Лючио. Фигура принадлежала женщине, с черными, гладкими, падающими на лицо волосами. Подбежав ко мне, женщина, не произнося ни слова, вдруг обняла меня своими мягкими прохладными руками. Она прижимала к груди мою голову, гладила меня по волосам и что-то неразборчиво и жалобно шептала, всхлипывая. Я мог разобрать только: "Илэр… бедный мой мальчик…"
От неожиданности я оцепенел, не мог ни пошевелиться, ни выговорить ни слова. Очень медленно до меня доходило… Лица женщины я не видел, но легко узнал по волосам. Лорена. Моя… моя мама. Странное, незнакомое чувство болезненно кольнуло меня в сердце. Руки дернулись было, намереваясь обнять тонкие хрупкие плечи, но тут же бессильно упали. Не мог я! Ну не мог обнять ее, не мог принять ее как родного мне человека. Да, она родила меня, ну и что? Ее же не было рядом со мной ни единого дня за все мои почти шестнадцать лет жизни. Она была совершенно чужая мне.
Я стал вырываться — совсем не грубо, очень осторожно. Я только хотел освободиться от рук, прохладные прикосновения которых были мне неприятны, вызвали тревогу и почему-то чувство вины. Но Лорена вскрикнула, как будто я ее ударил, и мягким, быстрым движением вдруг опустилась, почти упала на колени и обхватила меня за ноги. От неожиданности я попятился.
— Что вы делаете! — вскрикнул я, более испуганный, чем возмущенный этим проявлением подобострастия. — Встаньте немедленно!
— Нет! — отвечала Лорена срывающимся голосом. — Нет! Ни за что, пока ты не простишь меня! Илэр! Мой мальчик! Простишь ли ты меня?
— Мне нечего вам прощать! — сказал я искренне. В настоящий момент, испытав на себе силу влияния Лючио, я действительно не видел за Лореной никакой вины.
— Ты говоришь так, потому что не знаешь, кто я! — заявила она рвущимся от едва сдерживаемых рыданий голосом. — Если бы ты только знал…
— Я знаю.
— Знаешь! — она вскрикнула, как от боли. — И ни словом не упрекаешь меня! Значит, далеко не все ты знаешь! Кто рассказал тебе?
— Кристиан, — ответил я.
Это имя произвело на Лорену действие почти магическое. Она перестала дрожать и прижиматься ко мне. Отпустила мои ноги и подняла лицо, так что волосы упали за спину, и я, наконец, смог рассмотреть ее. Оказывается, я уже видел ее раньше: именно она набросилась на Лючио с обвинениями в тот день, когда он привез меня в дом, именно ее Лючио ударил по лицу. Но тогда она показалась мне старше. Теперь же выглядела очень юной, почти девочкой. Нежная, без единого изъяна, белая кожа (никаких следов побоев, в отличие от моей физиономии), правильные и мягкие черты: лицо, почти совершенное в своей красоте. Черные прямые волосы. Большие, с чуть выпуклыми веками, темно-серые глаза. Яркие губы. Красавица, настоящая красавица. Но почему-то ее красота не вызывала восхищения. Нежное лицо не притягивало взор; напротив, хотелось поскорее отвести глаза. Глядя на Лорену, я испытывал только жалость и что-то вроде отвращения. Но жалость была сильнее.
— Встаньте, — повторил я требовательно, и Лорена неохотно, но подчинилась. — Вот так, теперь можно говорить. Скажите, что вы здесь делаете и… где Лючио?
— Лючио не придет, — едва слышно ответила она, глядя на меня с жадностью почти осязаемой. — Он прислал меня.
— Прислал? — переспросил я несколько обескуражено.
— Да, велел мне придти сюда, и приказал ответить на все вопросы, какие ты задашь.
— Да, но я хотел говорить с ним!..
Лорена опустила взгляд.
— Понимаю, со мной тебе говорить не о чем…
— Не в этом дело! — я попытался подавить нарастающее внутри меня раздражение и взять себя в руки. Отказ Лючио безмерно меня опечалил, но я предполагал, что так может быть, хотя и уговаривал себя, что Лючио непременно согласится со мной встретиться, что у него не может быть причин для отказа. Но вот что он пришлет вместо себя эту женщину, мою… мою мать (даже в мыслях это слово давалось мне с огромным трудом), этого я предвидеть не мог. Пожалуй, я не был готов к разговору с ней и даже не знал еще, как к ней отношусь.
— Ладно, — сказал я уже спокойнее, стараясь собраться с мыслями. Пусть мне не увидеться сегодня с Лючио, но и с Лореной я ведь хотел поговорить. Вспомнить бы, о чем!.. — Скажите, почему вы отказались помочь, когда я просил вас о помощи? Нет, погодите, я не обвиняю вас ни в чем! — поспешно и сердито добавил я, видя, как красивое лицо искажается в гримасе отчаяния, и как Лорена делает движение, чтобы снова встать на колени. — Я только хочу знать, насколько велик страх, внушаемый вам Лючио.
— О, он убил бы меня, посмей я хоть словом тебя ободрить!
— Убил бы? И только? Разве вы так уж страшитесь смерти? — спросил я, пристально на нее глядя. Лорена содрогнулась.
— О нет, не «только», — пролепетала она. — Лючио имеет над всеми нами абсолютную власть. В его силах заставить любого из нас испытать райское блаженство, или же подвергнуть невыносимым мучениям, которые невозможно описать словами. Если бы он только убил меня, я бы без раздумий пошла против него.
— Кажется, вы преувеличиваете, — сказал я с сомнением. — Кто такой Лючио? Не бог же он, чтобы обладать подобной властью над людьми.
Лорена вымучено улыбнулась.
— Ты забываешь, что мы не люди. И связи между нами иные, нежели в обществе людей. Разве Кристо не рассказывал?
— Крис говорил, что вы могли бы освободиться из-под власти Лючио, если бы только захотели.
— Кристо говорит так, потому что он сам равен Лючио и никогда никому не подчинялся. Вольно же ему рассуждать об освобождении! Ему даже незнаком страх перед хозяином. Кристо сам — хозяин. А что такое я?.. И чего я стою без своего повелителя?
Бедный отец, подумал я. Как он мог полюбить такое безвольное существо? Или он просто пожалел ее? Да, жалость она вызывала… но любовь?!
— Вы любили моего отца? — спросил я.
— Да, — ответила Лорена едва слышно и повторила снова, уже громче. — Да, да, да! Я любила его, клянусь своей душой!
Я поморщился. Все слова и жесты Лорены отдавали чем-то театральным и ненастоящим, и мне уже хотелось закричать на нее, чтобы она перестала играть и начала вести себя нормально. Но, пожалуй, крик только испугал бы ее еще больше.
— А Лючио вы любите?
— Ненавижу его! — ответила она неожиданно яростно, на мгновение оскалив зубы. — Но что толку от всей моей ненависти, если он только смеется над нею? Я для него только красивая игрушка, служанка, рабыня. Может быть, я и не нужна ему, но он будет удерживать меня ради своего тщеславия, или же просто потому, что ему нравится ощущать власть над своими слугами.
— Лючио тщеславен?
— О, неимоверно!
— А как вы думаете, любил он кого-нибудь?
Лорена посмотрела на меня с недоумением и задумалась… Я ждал, изнывая от нетерпения. Мне нужно было знать, чего стоит пылкое обращение Лючио к Кристиану. И стоит ли вообще чего-нибудь.
— Не думаю, — медленно, задумчиво проговорила Лорена. — Я слышала, правда, об особенном отношении Лючио к Кристо, говорят даже, будто они были любовниками…
— Любовниками?.. — выдохнул я потрясенно.
— Но, уверена, это только слухи, — добавила Лорена, пристально на меня глядя. — Никогда Лючио не интересовался мужчинами.
— Вы разве не застали их… вместе?
— Нет, я пришла в клан, уже когда Лючио был один. С Кристо мы столкнулись случайно… так вышло.
— А есть ли кто-нибудь, с чьим мнением Лючио считается?
Лорена покачала головой.
— Нет, он никогда ни с кем не советуется, и делает только то, что сам считает нужным. Илэр, мой мальчик, что ты задумал?.. — спросила она вдруг с тревогой.
— Неужели никто не может убедить его?.. — пробормотал я, не обратив внимания на ее вопрос. — Не может быть, чтобы четыреста… или сколько он там лет живет… он действовал исключительно сам по себе. Это же невероятное одиночество, от которого и свихнуться можно… — попытавшись вообразить несколько сотен лет полного одиночества, когда рядом нет ни одного близкого человека, я содрогнулся. Впрочем, был ведь Кристиан и "особое отношение" к нему. "Вместе с тобой я потерял половину радости моей жизни…" Уж к мнению Кристиана он должен был прислушиваться. Должен был? Кому должен? Это было так давно!..
— Илэр, пожалуйста, если ты задумал что-то против Лючио, прошу тебя, оставь эти мысли! — умоляющим голосом воскликнула Лорена. — Тебе не устоять против него!
— Не думаю, чтобы он хотел моей смерти, — возразил я.
— Смерть — это не худшее, что может с тобой случиться.
— Послушайте, — мне надоело это переливание из пустого в порожнее, и я решил пойти напролом, — вы должны… должны знать наверняка, кто мой отец. Скажите мне! Это очень важно.
Лорена смешалась, побледнела, и оглянулась через плечо на дверь, как будто хотела убежать.
— Но я не знаю.
О боже! У нее даже не нашлось смелости солгать мне.
— Как может женщина не знать, от кого забеременела? — спросил я (каюсь, слишком резко).
Лорена молча смотрела на меня, и губы ее дрожали. Снова сердце мне кольнула жалость, и я решил, что довольно уже ее мучить. Все равно она ничего не скажет…
— Хорошо, оставим это. Еще один вопрос… Ведь это вы были, в черной вуали, на кладбище в день похорон отца?
Она кивнула и спрятала глаза. Я вздохнул. Она была там и даже не подошла, чтобы в последний раз взглянуть на человека, которого любила. Не подошла, потому что не посмела. А ведь Лючио даже не было поблизости! Впрочем, был Эрик…
— Ладно, — сказал я. — Вы, кажется, ничего не знаете… Действительно ли нет никакой возможности увидеться сегодня с Лючио?
— Нет, — ответила Лорена едва слышно.
— И он никак не объяснил свое нежелание видеться со мной?
— Он сказал, что еще не время…
— Еще не время? Что это значит?
— Не знаю. Он не объяснил…
Мне очень хотелось закричать и расколотить что-нибудь. Увы, вряд ли это помогло бы. Быстрым шагом подойдя к дверям, я остановился и повернулся к Лорене, неотрывно глядящей на меня из глубины комнаты. Алые губы ее подрагивали, а глаза блестели, вероятно, от подступающих слез.
— Раз так, — сказал я, стараясь не поддаться жалости (Лорена не слишком жалела меня в свое время!) и говорить сухо, — мне ни к чему задерживаться дольше. Прощайте.
— Ты не останешься… не останешься со мной хотя бы на несколько минут? — жалобно заговорила Лорена. — Так редко я могла тебя видеть, и то — издалека!.. Долгие годы я мечтала о том, чтобы обнять тебя, поговорить с тобой. А ты уже уходишь — так скоро! Прошу, останься…
Я заколебался. К Лорене я не испытывал никаких чувств, кроме жалости, но и этого было достаточно, чтобы удержать меня. Видя мою нерешительность, Лорена приблизилась своим легким скользящим шагом, настолько плавным, что казалось, будто ноги ее не касаются пола, будто она летит по воздуху. Она приблизилась, неотрывно глядя мне в лицо огромными, вопрошающими, ждущими глазами. Может быть, она напустила какие-нибудь свои вампирские чары, приковавшие меня к месту, но я так не думал. Тут было что-то другое.
Лорена очень нерешительно протянула ко мне руки и снова обняла меня, как ребенка. На этот раз я не стал сопротивляться. Во мне вдруг что-то как будто сломалось. Неожиданно для себя я уткнулся лицом в ее плечо и почувствовал, как на мою голову опускается маленькая ласковая рука.
* * *
Кажется, мы довольно долго, несколько часов, просидели на кушетке, обнявшись, как два маленьких испуганных ребенка. Впрочем, я и чувствовал себя ребенком, только не испуганным, а… счастливым, наверное? Впервые в жизни я понял, что это такое, когда тебя обнимает мама.
Мы непрерывно что-то говорили, без конца перебивая друг друга. Беседа наша получалась довольно бессвязной. Лорена хотела знать обо мне все, мельчайшие подробности моей жизни, а я не знал, что ей рассказывать в первую очередь. Лорена то смеялась, то плакала, снова и снова покрывая мое лицо поцелуями. Я еще кое-как держался. Сцена была самая что ни на есть чувствительная, из того разряда, который я вообще-то терпеть не мог. Воспитывал-то меня отец, который в большинстве случаев обращался со мной сдержанно и даже холодно, и приучил и меня быть сдержанным. Но теперь я размяк. Размяк настолько, что почти забыл, где я и зачем приехал. И если бы меня не ударила, не обожгла вдруг мысль: "Хозе!.." — пожалуй, я так и просидел бы до утра, не двигаясь с места. Но, вспомнив о Хозе, я вскочил, мгновенно очнувшись от сладостного забытья.
— Что случилось? — Лорена поднялась следом, испуганно на меня глядя.
— Мне нужно идти! — ответил я отрывисто и, не тратя время на прощания, почти бегом ринулся прочь из дома.
Никого не встретив по пути, я выскочил на улицу, в распахнутой куртке, встрепанный, с полной сумятицей в мыслях. Меня обуревали дурные предчувствия. Но все они разом схлынули, когда в свете фонаря я разглядел на водительском месте длинную угловатую фигуру Хозе. Подойдя ближе, я убедился, что он спит, притом крепко. Пришлось трясти его за плечо, чтобы разбудить. Хозе неохотно разлепил мутные со сна глаза и уставился на меня.
— Привет, — сказал он, потягиваясь. — Сколько времени?
Часы показывали пять утра. Ужас! Сколько же времени я провел с Лореной? Если Кристиан обнаружил мое исчезновение, наверное, он уже с ума сходит. Или мчится сюда. Не дурак же он, в самом деле…
— Что ты там столько времени делал? — поинтересовался Хозе.
— Давай возвращаться, — сказал я, забираясь в машину. — Нам бы засветло вернуться.
Хозе включил зажигание и стал разворачивать "Ауди".
— Сам не понимаю, как это я отрубился, — разглагольствовал он в процессе. — Что-то вдруг прям накатило, но с того, ни с сего. После того, как я с этим парнем поболтал…
— С каким парнем?
— А хрен его знает. Темно было… Я тебя ждал, ждал, устал уже, решил пройтись немного, ноги размять. Болтался тут перед домом, и вдруг на какого-то парня наткнулся. Устроил мне форменный допрос: мол, кто я, откуда, зачем явился… Я подумал, что это кто-то из охранников, ну и послал его куда подальше. А он засмеялся и говорит: мол, я и так все про тебя знаю, зовут тебя так-то, живешь ты там-то, а приехал сюда с другом. Я глаза на него вытаращил, а он хлопнул меня по плечу, сказал, бывай, мол, и утек куда-то во тьму. Тут меня и разморило вдруг.
— А как он выглядел? — спросил я, внутренне холодея.
— Говорю же: темно было! Невысокий, щуплый вроде, а лица не видел. А что?
Я молчал, кусая губы. Черт знает что! кажется, я знал, с кем беседовал Хозе. Но что это могло значить?..
* * *
Вернуться в комнату тем же путем, каким я сбежал, было затруднительно, но мне было плевать. Было еще темно, не светало. Попрощавшись с Хозе, я нагло прошел перед полицейской машиной и поднялся на крыльцо. Дверь была заперта, я покопался в кармане, выудил ключ и как можно тише вставил его в скважину. Но дверь без всяких усилий с моей стороны вдруг распахнулась, и на пороге выросла фигура Кристиана.
— Доброе утро, — сказал он устало. — Где ты был?
— Я…
Кристиан жестом остановил меня.
— Заходи, не стой в дверях. Ездил к Лючио, верно?
Я почувствовал, что краснею, но сказал с вызовом:
— Ну и что из этого?
— Ничего, — ответил Кристиан так, что мне немедленно стало стыдно за свой тон. — И как, побеседовали?
— Нет, Лючио до меня не снизошел. Прислал Лорену…
В усталом взгляде Кристиана мелькнул интерес.
— Вот как? И что она?..
Вспомнив свой разговор с Лореной, я смутился так, что запутался в рукавах куртки, которую как раз снимал, и ответил далеко не сразу.
— Я… Крис, можно, мы не будем говорить об этом?
Синие глаза Кристиана вспыхнули и, как мне показалось, вонзились прямо мне в мозг. Он что-то понял из моего молчания и смущения, кивнул и, не говоря ничего, развернулся и ушел в комнаты. Я продолжал раздеваться в одиночестве. На душе было как-то гадостно. Лучше бы Кристиан наорал на меня.
Я ждал расспросов со стороны полиции: уже если копы не заметили мой побег, то уж точно должны были видеть, как я вернулся. Но никто ни о чем меня не спрашивал. То ли Райс просто принял доклад своих ребят к сведению и продолжал молча собирать факты (странные факты о моем странном поведении), то ли… то ли никакого доклада не было, и копы проспали все интересное. Допускал я и третий вариант развития событий: Кристиан просто поработал над моими стражами и внушил им, что ничего не было. Почему-то этот вариант казался мне наиболее правдоподобным.
Глава 3
–
–
Несколько дней ничего не происходило. Совсем ничего. За окнами бушевала метель, такая сильная, что временами снег полностью залеплял окна. Выл ветер. Позвонил Хозе и сказал, что занятия в школе, даже в старших классах, отменили из-за непогоды, но я все равно не собирался идти на уроки. Я бесцельно перемещался из своей комнаты в гостиную и обратно, брал книги и клал их снова на полки, не в силах читать. Подолгу сидел у окна, глядя на белую улицу (у дома по-прежнему дежурила полицейская машина, превратившаяся в сугроб; я сочувствовал маявшимся в ней парням). Слушал музыку. Много думал: об отце, о Кристиане, Лючио, Агни. Особенно много думал о Лорене. Теперь, спустя несколько дней, прокрутив события той ночи в голове не один раз, я больше не испытывал к Лорене тех щенячьих, умилительных, очень детских чувств, что владели мною в течение нескольких часов, пока она держала меня в объятьях. Но я не мог думать о ней с прежним равнодушием и холодной отстраненностью. Меня не отпускала мысль, что я бросил ее, предал, оставив в руках Лючио и не попытавшись увести с собой. Эта мысль, и мысль об Агни, мучили меня. С ними я просыпался и засыпал. Нужно было что-то делать, но что?
Я сидел у окна, потом ложился на кровать поверх покрывала, думал, думал до бесконечности. Снова вставал и слонялся по дому. Каждый раз, сталкиваясь со мной, Кристиан внимательно меня оглядывал, но ни о чем не спрашивал. Ему тоже было не по себе. В бюро он не ездил, работал дома; я часто видел, как он сидит за своим планшетом, сосредоточенно выводя линии. Я завидовал: он мог отвлечься работой, а мне отвлечься было нечем. Все чаще охватывало желание сходить на могилу к отцу, которое, в конце концов, стало нестерпимым. Но снег запер нас всех в своих домах и не желал выпускать.
Наконец, метель начала стихать. Ветер постепенно улегся, с неба перестали сыпаться хлопья. Нетерпение во мне нарастало. С огромным трудом дождался я утра, когда небо вновь стало чистым, бледно-голубым, бесснежным. За завтраком, давясь кофе, сказал Кристиану, что хочу навестить могилу отца. Кристиан предложил подвезти меня, но я отказался. Бояться уже было нечего, а прогуляться хотелось.
День выдался холодный, но безветренный. Я надел зимнее пальто, обмотал шею длинным черным шарфом и отправился на кладбище. Неспешно шел по тротуару, зная, что чуть позади за мной неотступно следует полицейская машина. Эмонт Райс не спешил отзывать эскорт. А я научился уже не замечать полицейских, благо, что они держались в отдалении и не приближались.
Кладбище тихо дремало под снежным покровом. Деревья стояли, укутанные в толстые ватные шубы. Могилы превратились в снежные холмы. Пройдя по боковой дорожке, я издалека еще увидел какого-то человека рядом с надгробным камнем на могиле моего отца, сильно удивился и замедлил шаги. Кто бы это ни был, я не хотел с ним встречаться. Я, пожалуй, ушел бы, но человек будто почуял меня, обернулся и слабо взмахнул рукой. Сердце мое сначала ухнуло вниз, потом подскочило к горлу, где и заколотилось с бешеной скоростью. Невольно я подался назад, и только огромным усилием воли заставил себя подойти к могиле.
И к Лючио.
Застать его на могиле отца я никак не ожидал.
— Что вы тут делаете? — спросил я охрипшим голосом.
Лючио присел на каменный парапет, укрытый снежной подушкой, и снизу вверх посмотрел на меня. Под расстегнутым долгополым пальто виднелся легкий пиджак, голова Лючио была обнажена, узконосые туфли на тонкой подошве годились для автомобильных поездок, но не для прогулок по снегу, но он как будто совсем не мерз.
— Ты застал меня врасплох, — сказал он с усмешкой. — Даже не знаю, что ответить, чтобы не прозвучало глупо или сентиментально.
— Какая разница, как прозвучит? Главное, чтобы это было правдой.
— А ты повзрослел, Илэр, — заметил Лючио, смерив меня своими невероятными черными глазами. — Трудности пошли тебе на пользу.
— I thank God for the suffering, — пробормотал я фразу из Крэдлов.
____________________
Благодарю тебя, Боже, за страдания
Лючио вопросительно приподнял бровь.
— Что? Впрочем, неважно. Может быть, мне уйти? Если ты хотел побыть один…
Удивившись его тактичности, а заодно и той внезапной, бог знает откуда взявшейся свободе, с которым я сегодня повел разговор с этим носферату, с этим чудовищем, я неожиданно для себя сказал:
— Нет. Я хотел вас видеть.
— Знаю. Мне докладывали, что ты приезжал.
— Почему вы ко мне не вышли?
— Я был занят.
— Однако, вы нашли время для болтовни с Хозе.
Лючио улыбнулся.
— Откуда тебе знать, что это был я?
— Я в этом уверен!
— О, сколько агрессии! Знаешь, Илэр, тебе следовало бы не нападать, а поблагодарить меня. Ведь я предоставил тебе чудную возможности пообщаться с твоей матушкой без помех.
Звучащая в его волшебном голосе насмешка не понравилась мне.
— Вам не идет роль добренького дядюшки!.. — сказал я сквозь зубы.
— Правда? А какая роль мне идет? Кровожадного чудовища?
— Да, только… на него вы походите меньше всего! — вырвалось у меня против воли.
— Внешность обманчива, не тому ли тебя учит Кристо? Самые ядовитые цветы и животные бывают обычно чудо как красивы.
— О, яду в вас достаточно! Жаль только, что он не смертелен.
— Боже мой, Илэр, не ожидал от тебя такого красноречия. Право, мне нравится, что у тебя развязался язык. Я думал, ты молчальник, а ты, оказывается, умеешь премило говорить. Что до моего яда, уверяю тебя: все зависит от дозы.
— Лучше бы вы жалили сразу насмерть!
— Подумываешь о смерти? Не рановато ли? Шестнадцать лет, самое начало жизни, все впереди.
Я молчал.
— Ну да, тебе крепко досталось, — продолжал Лючио, не спуская с меня взгляда. — Но бывает еще хуже, поверь.
— Вы говорите, как Кристиан.
Лючио усмехнулся и зачерпнул горстью снег, стал мять его.
— А знаешь, почему мне так дорог Кристо? Он единственный человек, который способен понять меня, как самого себя. Мы мыслим одинаково.
— Ой ли?
— Одинаково, одинаково. Только Кристо слишком долго возился с людьми и здорово размяк.
— Пусть размяк, но Кристиан — человек, а вы…
— Чудовище, — подхватил Лючио. — Да, да, Илэр, я знаю. Чего только не наслушался о себе за четыре-то века. Готов признать, что мои моральные принципы далеки от общепринятых. Хотя, возможно, от них и вовсе остались одни лохмотья.
— Это больше похоже на правду.
— Ну вот, теперь ты обвиняешь меня в беспринципности. Не устаю удивляться вам, люди: в глаза называя меня чудовищем, вы не перестаете поклоняться мне, как идолу. Так кто из нас беспринципен?
Я отшатнулся.
— Никто вам не поклоняется!
— Правда? А скажи, Илэр, только честно: что ты по отношению ко мне испытываешь?
— Я вас ненавижу!
— Верю. А еще?
— Вы мне отвратительны!
— И в это верю. А как насчет нежности? Обожания? Преклонения? Любви, наконец?
Он знал, все знал обо мне. Прочел по лицу? По выражению глаз? Или просто за свою долгую жизнь так хорошо изучил людей, что научился читать в их мыслях?
— Не мучьте меня, — прошептал я.
— Ты сам себя мучишь, — ответил Лючио. — Подойди ко мне, малыш.
Его зову я противиться не мог и подошел — медленно, как будто на каждой ноге висело по пудовой гире. Лючио встал, положил мне руки на плечи и бесконечно нежно поцеловал в лоб. Его поцелуй ожог меня. Теперь, подумал я, буду носить его, как клеймо.
— В тебе есть что-то, что роднит нас, — тихо, мягко проговорил Лючио. — Я чувствую тебя почти так же хорошо, как Кристо. Как знать, быть может, в тебе все-таки течет моя кровь?
— Это не так! — сказал я, отстраняясь.
— Какая странная идея, — тихо засмеялся он. — Только вообразить себе, будто у меня может быть сын! После стольких веков железной уверенности, что я последний в роду. Очень странная идея!
— Я — Френе, и никак иначе!
Лючио снова засмеялся, отпустил меня и сел обратно на парапет.
— Ты так и не сказал, зачем хотел меня видеть, Илэр.
— А вы не сказали, зачем пришли сюда.
— Ладно, — согласился Лючио. — Откровенность за откровенность. Я, видишь ли, сожалею, что мы с твоим отцом так и не нашли общий язык. Не сумели примириться. Не смотри на меня так, это не угрызения совести. Твой отец, малыш, искренне и очень сильно ненавидел меня за то, что я заставлял страдать Лорену. Его Лорену. За это он убил бы меня, если бы только мог. Впрочем, он к этому стремился. Ей богу, Лорена не заслуживала такой любви. Не заслуживала, чтобы из-за нее кто-то умирал. Слабая, безвольная, никчемная, она хороша только в постели, да и то быстро приедается.
— Вы не смеете так говорить о моей матери! — запальчиво прервал его я, вспыхнув.
— Смею! Я знаю ее лучше и дольше, чем ты. Лорена рождена вампиром, но, честно, не знаю, какой идиот додумался инициировать ее, да еще не привязав к себе. Она явно нуждается в поводке и ошейнике, и в хозяйской руке, которая будет кормить и наказывать ее. Едва придя в клан, она принялась крутить передо мной задом, попав, как и многие, под очарование моей внешности. Позже, изрядно уже мне надоев, она переключилась на Адриена. Пожалуй, она попыталась бы окрутить и Кристо, если бы не боялась его до дрожи. Парадоксально: меня она долгое время считала «лапочкой», несмотря на наши довольно своеобразные забавы, а Кристо, который ни при каких обстоятельствах и пальцем ее не тронул бы, ее ужасал. Потом она, конечно, разобралась, что к чему. И родив ребенка, тут же потащила его к Френе, опасаясь, что я придушу ее вместе с отпрыском. Другая и сама сбежала бы, но у Лорены и на это не хватило духу. Я не собственник, но предпочитаю делить женщин с друзьями, а не с идейными противниками, и поэтому…
— Прекратите! — не выдержал я.
Лючио улыбнулся насмешливо.
— Прости. Я, кажется, увлекся. Так вот, Френе, полагая, что я измываюсь над "его Лореной", поклялся, кажется, до конца жизни совать мне палки в колеса и ни в чем не оказывать содействия. Должен признать, что он был храбрым человеком и при встречах оскорблял меня довольно жестоко. Кто другой поплатился бы за свою дерзость немедленно, но мне жаль было лишать Кристо его любимой игрушки, к тому же меня интересовали исследования, которые вел Френе и о которых я узнал от Лорены, расспросив ее хорошенько. Может быть, я ничего и не заподозрил бы, но уж очень загадочный и значительный был у Френе вид. Я заинтересовался. Сначала я предлагал ему поработать вместе, но он отказался наотрез. Еще бы: он ведь задумал извести весь наш род под корень! Поняв, что дело может зайти слишком далеко, я предложил ему свернуть работы, если уж он не хочет делиться, и оставить все как есть. Он осыпал меня оскорблениями. Я обхаживал его шестнадцать лет! Удивительно, но он устоял даже перед моими чарами. Ты видишь, Илэр, я шестнадцать лет старался уладить дело миром, но в конце концов вынужден был избавиться от твоего отца, который становился слишком серьезной помехой.
— Подумать только, какая вы, оказывается, бедная овечка! Не понимаю, чем отец мог так помешать вам.
— Он угрожал безопасности нашего сообщества.
— Не смешите! Что мог сделать один?
— При его упорстве? О, многое! Послушай, Илэр, я не намерен давать тебе полный отчет, хоть и обещал быть откровенным. Не вывернуться же мне наизнанку? Хватит с тебя двух причин: я полагал Френе опасным для моих людей и хотел ознакомиться с его работами любой ценой.
— Даже ценой его смерти? — с горечью спросил я.
— Что такое смерть? — Лючио пожал плечами. — Рано или поздно, мы все там будем. В некотором смысле я ему даже завидую.
Как мне хотелось ударить его в тот момент! Видимо, желание это отразилось на моем лице, потому что Лючио усмехнулся снова и кивнул.
— Я тебя понимаю. А вот тебе трудно меня понять.
— Даже и пытаться не хочу.
— Напрасно. Так вот, пришел я, в сущности, затем, чтобы выразить Адриену свои сожаления. Глупо звучит?
— Ужасно. Мертвым не нужны сожаления.
— Ты считаешь? Как бы то ни было, я свое обещание выполнил, рассказал. Теперь твоя очередь. Зачем ты хотел меня видеть?
Я вдохнул поглубже и сказал:
— Чтобы поговорить об Агни.
Показалось, или Лючио действительно чуть заметно вздрогнул? Наверное, показалось. Однако, брови его нахмурились.
— Об Агни? — переспросил он быстро и как будто тревожно. — Не лезь не в свое дело, малыш. Ты слышал: я поставил Кристо вполне определенное условие. Выполнить его Кристо отказался. Так что…
— А без условий вы никак не можете? Просто взять и отпустить!
— С какой стати мне терять все?
— Вам не жаль ее?
Вопрос был дикий, и я ждал, что Лючио расхохочется. Но он оставался серьезным.
— Кого ты просишь о жалости? Кровожадное чудовище? Нет, мне не жаль Агни. Да и с чего бы?
— Но если она умрет во время превращения?
— Не она первая.
Как же до него достучаться? У него совсем нет сердца?
— Тогда хотя бы расскажите ей правду! Вам она поверит.
Лючио покачал головой и улыбнулся плотоядно.
— Это испортит весь сюрприз.
И вдруг меня осенило. Как же я раньше не подумал об этом! Эгоист проклятый! Сердце мое быстро забилось, я прошел по дорожке, вернулся обратно и снова остановился перед Лючио. Как же тяжело решиться!..
— Возьмите меня вместо нее! — выпалил я поскорее, пока не испугался по-настоящему и не передумал.
Казалось, Лючио удивился.
— Ты говоришь серьезно?
— Да.
— Хорошо подумал?
— Да, да!
— Тогда не будем терять времени!
Легким движением Лючио вскочил на ноги и взялся за конец моего шарфа.
— Позволишь?..
Если бы я и хотел помочь или, наоборот, помешать ему, то все равно не сумел бы. Руки не повиновались. Лючио ловко размотал шарф с моей шеи, осторожно отодвинул в сторону воротник пальто и чуть наклонился ко мне.
— Не бойся, — шепнул он, и я ощутил его дыхание на своей коже, около ключицы.
Боль не была похожа ни на что ранее испытанное мною. Я пошатнулся, и Лючио крепко обхватил меня за пояс, удерживая. Мы стояли, обнявшись, как любовники, у могилы моего отца, и в глазах у меня медленно темнело. На секунду стало страшно, что Лючио увлечется, и я упаду на снег бездыханным и обескровленным, но страх быстро сменился безразличием. Пусть! Так даже будет лучше.
Но Лючио не увлекся. Подняв голову, он улыбнулся алым ртом и толкнул меня к парапету:
— Сядь!
Ноги почти не держали меня, и я скорее упал, чем сел. Лючио опустился рядом на колени в снег. Движения его, исполненные нечеловеческой грации, завораживали. Он оголил запястье левой руки, на котором уже краснели поджившие порезы (неужели он режет себе руки для всех, кого привязывает?), и черканул по нему чем-то маленьким и острым, зажатым в правой руке. Поднес кровоточащую руку к моему лицу.
— Пей!
До этого момента я, в глубине души, надеялся еще, что это только представление, фарс. Слишком все походило на мой самый жуткий кошмар. Но теперь я уверился: это не сон и не представление. Все правда, и через минуту я стану рабом Лючио, пальцем на его руке, который будет повиноваться любому его приказанию. Меня затошнило. Двумя руками я взял запястье Лючио, подтянул ближе и прижался ртом к ране. Лючио вдруг дернулся, сильным движением вырвал у меня руку и подался назад так резко, что чуть было не опрокинулся на спину. В изумлении, ничего не понимая, я смотрел на него.
— Довольно! — сказал он отрывисто. — Комедия закончена. Поднимайся и пойдем.
— Куда? — спросил я тупо.
— К Агни, куда же еще.
— А… разве уже все? — я не чувствовал в себе никаких изменений.
— Что «все»? Ничего не будет. Вытри с лица кровь.
Я ничего не понимал и не двигался с места. Тогда, словно показывая, что нужно делать, Лючио медленно зачерпнул правой рукой снег и отер им свое лицо. Он вообще почему-то двигался очень медленно.
— Я ничего не чувствую, — сообщил я с недоумением.
— Нечего чувствовать. Связь не завершена.
— Почему? Что не так?
— Я передумал! — резко ответил Лючио. И не успел я осознать и испугаться снова (за Агни), он добавил: — Проводишь меня сейчас к Агни, я сниму чары.
Словно чья-то невидимая рука толкнула меня в спину. Я бросился на колени в снег рядом с Лючио и порывисто обнял его.
* * *
Лючио гнал машину так, словно опаздывал на пожар. Я сидел рядом с ним, и мне было страшновато. Дороги еще не почистили после снегопада, и я боялся, что мы вот-вот слетим на тротуар. Но «Шкода» чудесным образом вписывалась в повороты и даже ни разу не пошла юзом.
— Кристо не придет в восторг от нашей сделки, — рассуждал Лючио, не отрывая глаз от дороги. — Подумает, что я опять финчу. Он мне не доверяет, и правильно делает.
— Но никакой сделки не было! — возразил я.
Лючио скосил на меня черный глаз.
— Разве не было? Ты предложил себя взамен Агни, я согласился. То, что я не завершил связь, ничего не меняет.
— Вы и над Агни не стали бы проводить ритуал?
— Нет, с Агни я довел бы дело до конца.
— Почему же тогда…
— Пусть это останется моими маленьким секретом.
Я умолк и стал смотреть на его профиль. Странные мысли лезли мне в голову. Например: можно ли тронуться умом от многолетнего всеобщего обожания? Глядя на Лючио, я склонялся к выводу, что да. Можно. Без сомнения, он был безумцем. В поступках его отсутствовала всякая логика. Или я просто не мог уловить ее?
— Тебе нравится мое лицо? — поинтересовался Лючио, лениво поведя в мою сторону бровью. — Я красив?
Не хватало еще заводить разговор о его внешности! Я уже знал, что он тщеславен, и даже очень, и не хотел подогревать его тщеславие. И спросил:
— За что Кристиан ненавидит вас? Какая у вас с ним вышла размолвка?
— Он не говорил? Ну, конечно, нет. До сих пор лелеет обиду. Если вкратце, история такова: я соблазнил его невесту, а Кристо разозлился за это. Вот и все.
Его циничный тон был просто невыносим; меня покоробило.
— Ее ведь звали Селена? — спросил я, припомнив последний разговор Лючио с Кристо. — Она умерла?
— Умерла, да. Глупая вышла история с этой Селеной. Нам с Кристо часто нравились одни и те же женщины, но нам удавалось договориться. Что может быть глупее, чем ссориться из-за женщины, которая все равно через несколько лет, а возможно, и раньше, умрет? Но к Селене у Кристо было особое отношение. Он сделал ее вампиром и собирался жениться на ней. Правда, его можно понять: Селена была редкая красавица. Но жениться?.. Это был полный бред. Тем более, что Селена, несмотря на всю свою неземную любовь к Кристо, все-таки не смогла сказать мне «нет». Мы с ней чудесно провели время, а Кристо узнал и взбесился. Никогда, ни до этого, ни после, я не видел его в такой ярости. Многое тогда наложилось: его затяжная депрессия, давнее отвращение к крови, бешеная влюбленность, полученное оскорбление. Мы жестоко поссорились, а Селена оказалась между нами и не выдержала давления. Такое бывает, хоть и не часто. Когда она умерла, мы с Кристо окончательно разругались. Он наговорил мне массу жестоких и оскорбительных вещей и сбежал из клана.
— Значит, виноват только он? — с внезапной неприязнью спросил я.
— Я этого не говорил. Виноваты оба, но он до сих пор валит все на меня. Ну, да бог с ним. Винит он меня, а наказывает себя. Устроил себе растянутый суицид, и гордится этим.
— Суицид? — не понял я.
— Его нынешнее состояние ни что иное, как постепенное умирание, на которое он сам себя обрек. И умирание мучительное. Сто, сто пятьдесят лет засыпать и просыпаться с мыслями о крови — мало кто сумеет остаться в здравом рассудке.
— Кристиан сумел.
— Преклоняюсь перед его подвигом, но повторить не берусь. Впрочем, едва ли это можно назвать подвигом. Кристо, понимаешь ли, хотел себя убить, но не знал, как. И устроил это показательное самоуничтожение. Решил стать человеком.
И снова я был уязвлен его цинизмом.
— Вы считаете, он только из-за этого?..
— Из-за чего же еще?
— А я думаю, что он хотел покончить с этим кошмаром, в котором жил до тех пор, — сказал я твердо.
Лючио фыркнул.
— В любом случае, если бы я захотел покончить с собой, избрал бы способ более действенный и менее мучительный.
— Какой же?
Он не ответил, только сдвинул брови. Я хотел настоять, чтобы он ответил на этот, отнюдь не праздный, вопрос, но «Шкода» уже лихо притормозила у дома Киры Хадади.
* * *
Госпожа Хадади смотрела на Лючио, не в силах оторвать глаз, и моего присутствия, кажется, вовсе не заметила. Пока мы поднимались на второй этаж, Лючио мельком подарил ей две обворожительные улыбки, но более на нее не смотрел. Ей, однако, и того было достаточно. Разгоравшиеся в ее глазах обожание и… да, пожалуй, вожделение, были слишком явственны. Она оказалась очень восприимчивой к чарам носферату.
У двери в комнату Агни мы на несколько секунд остановились. Лючио мягко, но решительно отстранил госпожу Хадади, намеревавшуюся было просочиться вслед за ним, и вошел в комнату первым, сделав мне едва приметный знак идти с ним. Мы вошли. Где была Агни, я даже не успел заметить, потому что она вдруг налетела на нас — вернее, на Лючио, — как вихрь, обхватила его за шею и принялась бесстыдно его целовать. Я вспыхнул от возмущения, когда увидел, что он с охотой отвечает на ее поцелуй. Возмущение мое не осталось незамеченным: в тот самый миг, когда губы его прижимались к губам Агни, а руки обнимали ее талию, он скосил на меня свои черные бесстыжие глаза, и из них на меня глянул древний, черный порок. Он был порочен — вот слово, которое уже много дней крутилось у меня на кончике языка, и которое лучше всего его характеризовало. Он наслаждался ситуацией, а я был вне себя от ярости, и чуть было не кинулся на него. В тот момент я ненавидел его, как никогда раньше. Лючио понял это, отодвинул от себя Агни и засмеялся. Агни с обожанием смотрела на него.
— Где ты был? Почему не приходил? Почему не звал меня?.. Я ждала… чуть с ума не сошла… разве можно…
Ничего не отвечая на это бессвязное лепетание, Лючио подвел ее за руку к постели и усадил едва ли не силой — она не хотела отпускать его. Все так же молча, он положил ладонь на ее лоб и глаза, и Агни замерла под его рукой, трепеща, как маленькая птичка. Прислонившись к стене, я наблюдал за ними, ничего не понимая. У меня еще кружилась голова после произошедшего на кладбище.
Некоторое время Лючио и Агни оставались неподвижны, только Лючио закрыл глаза. Его бледная, изящных очертаний, тонкая ладонь лежала на лице Агни, и мне нестерпимо захотелось, чтобы моего лба касалась она, моих глаз, а не ее. Желание ощутить немедленно, сейчас же, его прикосновение, было необоримым, и я почти уже бросился к нему, но тут Лючио открыл глаза и посмотрел на меня. Из глаз его на меня хлынула ледяная тьма, столь кошмарная, что я вскрикнул и спиной вжался в стену. Это был совершенно нечеловеческий взгляд. К счастью, Лючио тут же отвел глаза и наклонился к Агни. Не отнимая руки от ее лба, он принялся что-то шептать ей на ухо. Свободная рука его, меж тем, обхватила ее затылок, ласкала и гладила его. Все это очень походило на объятья двух влюбленных. Когда Лючио убрал руку и распрямился, Агни тихо вздохнула или застонала, и томным, медленным движением легла, вытянувшись на кровати. Лючио вновь склонился к ней, попутно бросив на меня взгляд, ясно давший понять, что теперь я лишний здесь. Не испытывая ни малейшего желания протестовать и спорить, я поспешно выскочил на дверь.
С час я проторчал в коридоре, под дверью, не зная, что и думать и не смея заглянуть в комнату. В доме было тихо, только внизу неразборчиво бубнил телевизор. Из спальни Агни не доносилось ни звука. Я успел известись от беспокойства, вообразить множество ужасных вещей, которые Лючио мог сотворить с беспомощной Агни, и проклясть себя за трусость, когда в коридор, наконец, тихо вышел Лючио. Он улыбался. Увидев эту улыбку, я рванулся к нему и закричал:
— Что вы сделали с Агни!?
Он небрежно отстранил меня в сторону.
— Что и обещал. Я никогда не нарушаю своего слова, — сказал он высокомерно.
— Она свободна?
— От меня — да. Но не от себя.
— Что вы имеете в виду? — не понял я.
— Будь с нею поласковее, — отозвался Лючио странным голосом. — И передай то же Кристо. Ей придется нелегко ближайшие дни. Впрочем, Кристо знает, что нужно делать.
— Скажите ему сами, — предложил я.
Лючио усмехнулся.
— Не стоит. Не хочу его мучить. Пойдем, малыш. Или ты хочешь остаться с Агни? Она скоро проснется.
Я заколебался.
— Лучше я останусь, только… обещайте мне еще один разговор.
— Только один?
— Да. У меня к вам есть еще одна просьба… — совсем осмелел я.
— Если она касается Лорены, не проси. Я ее не исполню.
— Откуда вы знаете?..
— А о чем ты еще можешь просить меня? Нет, Илэр, Лорену я не отпущу. Пожалел ее, да? Не стоит. Она сама меня выбрала и со мной останется до смерти.
С минуту мы молча смотрели друг на друга. Во мне боролись надежда с отчаянием, а Лючио просто улыбался, и невозможно было ничего прочесть в его непроницаемых черных глазах.
— Ты еще что-то хотел спросить, — проронил, наконец, он.
— Что… что сделала со мной… — заговорил я, запинаясь и краснея, — та женщина?..
Он понял меня и улыбнулся.
— Ничего, кроме того, что ты сам хотел.
— Но я ничего… ничего не хотел!..
— Тебе это только кажется. Загляни в себя поглубже, — посоветовал Лючио, но ни за что в жизни я не решился бы последовать его совету. — Я слушаю. Что еще ты хотел узнать?
— Еще… еще вот… Вы говорили, что ни за что не решились бы на такую смерть, какую выбрал для себя Кристиан. А вообще вы разве решились бы… на смерть? Вы ведь почти бессмертны, у вас красота, молодость, власть…
Лючио улыбнулся шире и прикрыл глаза.
— О да, — сказал он медленно, низким голосом. — Я охотно принял бы ее… если бы только она была быстрой.
Ошарашенный, я смотрел на него. Никак не ожидал от него подобного ответа. Пока я приходил в себя, Лючио прошел мимо меня, мимолетным жестом взъерошив мне волосы, и вприпрыжку, как подросток, сбежал с лестницы. Хлопнула входная дверь.
Глава 4 и Эпилог
–
–
Домой я вернулся уже вечером. Я очень устал, ощущал слабость, но вместо того, чтобы лечь спать, отыскал Кристиана, который возился в своем кабинете с планшеткой, и обрушил на него все новости сегодняшнего дня.
Кристиан долго не мог поверить в освобождение Агни. Его не убедили даже мои возмущенные вопли: "Ты что же, думаешь, я стал бы шутить этим?!" Чтобы удостовериться, он заставил меня до мелочей пересказать весь разговор с Лючио на кладбище, и мне пришлось это сделать, хотя я и не собирался посвящать его в подробности. Мой рассказ напугал его. Он заставил меня показать ранки от клыков Лючио и побелел, увидев их.
— А если бы Лючио завершил связь? — охрипшим голосом спросил он.
Я пожал плечами.
— Что ж… Зато он освободил бы Агни. Ты сам говорил, что он всегда держит слово.
— Да, но… — дальше Кристиан не мог говорить. Он обнял меня и притянул к себе. — Господи, Илэр, ты не понимал, на что согласился!
— Думаю, понимал, — отозвался я. — Как бы то ни было, Крис, все уже кончилось.
— Да, кончилось… А как Агни перенесла разрыв связи? Ты дождался ее пробуждения?
Смягчая краски, я рассказал, что творилось с Агни, когда она проснулась. Она устроила форменную истерику и лила слезы битый час, хотя сама не могла сказать, из-за чего. Помнила она немного. Даже образ Лючио сохранился в ее памяти смазанным и размытым. Думаю, Агни чувствовала, что лишилась чего-то очень важного, но не могла вспомнить, чего именно, и это проводило ее в отчаяние. Я просидел с ней несколько часов, пока она не успокоилась и снова не уснула, на этот раз вполне обычным сном.
Кристиан выслушал меня, ничего не сказал, но, полагаю, понял, что о многом я умалчиваю. Еще бы ему не знать, что происходит с жертвой носферату после разрыва связи.
— Я одного не понимаю, — сказал он задумчиво после долгого молчания. — Почему Лючио так легко отказался от тебя и от Агни? Он столько говорил про новую кровь и про то, как радеет за свой клан…
— Я думаю, что понимаю, — заявил я, и Кристиан посмотрел на меня с изумлением. — Думаю, плевать он хотел на клан и на новую кровь. Ты ему нужен был, ты, Крис, и никто больше. С помощью Агни он хотел тебя шантажировать, но не вышло. Полагаю, он и превращать ее не стал бы, хотя утверждал обратное.
— Может быть, и стал бы, да только ты ему подвернулся…
— Может быть, — согласился я. — Только в моем превращении он тоже не видит уже смысла. Видишь ли, Крис, я, кажется, понял, что — на самом деле, — Лючио искал в записях моего отца. Больше всего его действительно интересовал способ лишить жизни почти бессмертного носферату, но Лючио ищет эту формулу не для того, чтобы ее уничтожить. Он хочет испытать ее в деле.
— Кого же, по-твоему, Лючио хочет убить? Не слышал, чтобы у него были опасные конкуренты.
— Себя, Крис. Он хочет убить себя.
Кристиан вздрогнул и выронил электронное стило, которое крутил в пальцах. Нагнулся за ним и сказал сдавленным голосом:
— Невозможно!
— Почему нет? Я же рассказывал, что его потянуло на откровенность, и он наговорил множество странных вещей, которые с ним не очень-то вяжутся. Собственно, почему бы ему не устать от жизни? Сколько ему лет, Крис?
Кристиан выпрямился и откинулся на спинку кресла, в котором сидел. Вид у него был такой, как будто он испытывал сильнейшее головокружение.
— Не знаю точно. Когда мы познакомились, он был уже в силе. Но думаю, он много старше меня.
— Вот видишь. Может же ему осточертеть та жизнь, которую он ведет.
— Лючио не такой человек…
— Все мы меняемся, — заметил я. — И потом, ты не допускаешь мысли, что он действительно серьезно переживает разрыв с тобой?
Кристиан резко тряхнул головой.
— Что с тобой, малыш? Ты уже готов его защищать?
— Нет, я просто пытаюсь его понять.
— Не забывай, кто убил твоего отца…
— Я помню, — сказал я; сердце болезненно кольнуло. — Я все помню, Крис. Но, понимаешь, я ничего не могу с собой поделать: иногда мне вдруг становится его… жалко.
* * *
Агни переживала период тяжелой депрессии. По-видимому, Кристиан знал, что так будет, потому что ничему не удивлялся, а только старался устранить любую мелочь, которая могла расстроить Агни еще сильнее. Между ним и Кирой состоялся телефонный разговор, которому я стал свидетелем. Кира говорила так громко, что я отчетливо мог слышать каждое ее слово, вылетавшее из трубки, как плевок. В противоположность ей, Кристиан был очень сдержан, хотя тоже отнюдь не спокоен. Тон его был довольно резким, но голоса он не повышал и никаких выражений себе не позволял. Речь шла, конечно, об Агни. Кристиан настаивал, чтобы она переехала к нему, Кира же слышать об этом не хотела. "Только через мой труп!" — заявила она и принялась в подробностях припоминать все, что ей пришлось вытерпеть от Кристиана за год совместной жизни, да и после тоже. Терпение у Кристиана было железное: я ни за что не смог бы с таким спокойным лицом выслушать все те гадости, в которых не было и четверти правды, я уверен, которые бывшая супруга ему высказывала. Периодически к телефону пыталась прорваться Агни, но безуспешно. Я слышал только ее придушенные вопли: "Дай мне поговорить с папой!", — и змеиное шипение Киры: "Отправляйся в свою комнату, немедленно!"
В конце концов Кристиан ровным, ледяным тоном бросил в трубку: "Заткнись!", — и Кира немедленно заткнулась. Я прямо-таки воочию увидел, как она, онемев, застыла рядом с телефоном, покрывшись ледяной корочкой и инеем. Пока она молчала, Кристиан обстоятельно объяснял ей, что он сделает, если она не позволит Агни переехать к нему. Он, впрочем, по-прежнему держался в рамках приличия, и самой страшной его угрозой была угроза обратиться в суд с тем, чтобы оспорить права Киры на дочь. Я, правда, не видел для этого никаких оснований, но Киру проняло. Она немедленно передала трубку Агни и сказала: "Сами разбирайтесь".
С дочерью Кристиан вел себя уже как человек, а не как ангел гнева. Пожалуй, мне даже не приходилось слышать у него таких мягких и человечных интонаций. Перед такой мягкостью и любовью было не устоять. Агни расплакалась и сквозь слезы сказала, что конечно же, конечно, хочет переехать к нему, и как можно скорее.
В тот же день свершилось великое переселение народов. Агни снова заняла свою спальню в доме Кристиана, на сей раз перетащив туда все безделушки, до последнего постера, из дома матери. Позже Кристиан все же сумел устроить так, чтобы Агни осталась с ним до своего совершеннолетия. Полагаю, он все же исполнил свою угрозу пойти в суд, а какие уж он нашел аргументы, чтобы отобрать дочь у матери, для меня навсегда осталось загадкой.
С Агни временами, пока к ней не вернулась обычная ее жизнерадостность, приходилось тяжко. На нее накатывали приступы ужасного настроения, когда после буйства и бесконечных капризов она впадала в депрессию и целыми днями лила слезы у себя в комнате, сама не зная о чем. Полагаю, что она, без шуток, все же была влюблена в Лючио. Так сказать, по своей воле, без всяких вампирских чар. Все-таки его трудно было не полюбить. Тем более, что между ними была и физическая близость. Как я ее понимал! Иногда и мне нестерпимо хотелось просто увидеть его. Но я снова и снова заставлял себя вспомнить, кто он, и как я должен относиться к нему.
С каждым днем Агни становилась спокойнее. В этом была огромная заслуга Хозе, который зачастил к нам после переезда Агни. Сначала Кристиан принимал его не слишком любезно, что-то ему в Хозе сильно не нравилось: то ли его пронырливость, то ли сумасшедшинка в серых глазах. Особенно неприятно ему было видеть Хозе рядом со своей дочерью. Но Агни встречала его неизменно благосклонно, в какой бы фазе своего изменчивого настроение ни пребывала, и Кристиан понемногу стал смягчаться. Да и Хозе при нем был настоящим пай-мальчиком. Мне казалось, что Хозе его не то чтобы побаивается, но шибко уважает.
Вопрос с полицией решался долго и трудно. К счастью, мне удалось избежать дальнейшего общения с Райсом и его парнями, и за это я был крайне благодарен Кристиану, который все взял на себя. Что уж он наплел копам, я не знаю, но от меня они отвязались, а принялись трясти его. На допросы его вызывали каждую неделю, а то и по несколько раз в неделю. Райс все хотел установить связь между ним и загадочным Лючио, который, как он решил, являлся главным организатором убийства и похищения. Наверное, Кристиану нелегко было выпутаться. Спасли его собственная твердость духа, да еще то обстоятельство, что Лючио никак не давал о себе знать. И вообще не происходило больше ничего криминального или хотя бы просто необычного. В конце концов, от Кристиана отстали, но за тот месяц, когда его регулярно трепали в полицейском участке, ему здорово досталось. Он похудел и сильно постарел, как будто разом накинул лет десять. Не знаю, было дело в постоянно нервотрепке, или просто отказал какой-то очередной механизм в организме носферату, сдерживающий старение, но я не мог смотреть на него без боли. Глядя в его постаревшее лицо и на седину в темных волосах, я неизменно вспоминал молодое, без всяких морщин и складок, улыбающееся лицо Лючио, его блестящие черные глаза и шелковистые, без следа седины, волосы.
Что до меня, то я снова вернулся в школу. Правда, поначалу мне было как-то сложно воспринимать адекватно своих одноклассников и учителей, а особенно — то, что рассказывали на уроках, — после всего пережитого, но постепенно я привык. Со временем и убийство отца, и Лючио (которого я больше не видел), и старый загородный особняк, и кровавые ритуалы, все стало казаться кошмарным сном. Но после школы я возвращался к Кристиану, а не в отцовский дом; порез на запястье хоть и зажил, но оставил после себя тонкую белую полоску шрама, которая напоминала мне о реальности произошедшего; и никогда, никогда больше я не слышал отцовского голоса, не видел его лица, кроме как на фотографиях. Но на них я старался не смотреть. Привык никогда не видеть матери, говорил я себе, привыкнешь не видеть и отца. Что же теперь поделать. Но я знал, что никогда не смирюсь с его смертью.
И о Лорене я теперь думал часто. Гораздо чаще, чем хотелось бы. Я запрещал себе думать о ней, в особенности запрещал вспоминать наш последний разговор. Ни к чему. Все равно, даже если Лючио вдруг передумает и отпустит ее, между нами никогда не установятся близкие отношения матери и ребенка. Слишком мы чужие, и одна ночь ничего не значит. Но против воли я вспоминал, как тепло и уютно мне было в объятьях Лорены…
* * *
Закончился ноябрь. Друг за другом миновали мой день рождения, рождество и новый год. Весь город сиял разноцветными огнями и гремел музыкой. Наш дом стоял темен и тих, никакие праздники в нем никто не отмечал. Не было у нас настроения веселиться. Мы, правда, обменялись небольшими подарками на рождество, но и только. Зимние каникулы мы проводили втроем: Агни, Хозе и я. Мы даже не пытались вести себя как обычно. Большую часть времени сидели дома, тихо листая книги или альбомы. Иногда Хозе начинал болтовней развлекать Агни; в их разговорах я почти никогда не участвовал. Говорить ни о чем не хотелось. Хотелось молчать. Тем более, я чувствовал, что становлюсь для них третьим лишним.
Кристиан, по-видимому, испытывал сходные с моими чувства (не в том, конечно, что касалось Агни и Хозе). Видели мы его редко. Он очень много работал, и, кажется, сознательно наваливал на себя все больше и больше работы. С нами, в те редкие часы, которые мы проводили вместе, он был очень ласков. Не делал исключения даже для Хозе. Между Агни и мною он вовсе не делал никаких различий, как если бы мы оба были его родными детьми.
Жизнь текла спокойно, без потрясений, и я уже начал было верить, что больше ничего никогда не случится, как однажды рано утром, — часов, наверное, в пять, — зазвенел телефон, выдернув нас всех из постелей. Первым успел Кристиан. Когда мы с Агни прискакали в гостиную, он стоял рядом со стойкой, поднеся трубку к уху, и слушал с лицом бледным и сосредоточенным. Увидев нас, он сделал знак молчать и не мешать. Сердце мое сильно колотилось, предчувствуя новые неприятности.
Молчание Кристиана длилось нестерпимые две минуты, потом он сказал: «Хорошо», положил трубку и повернулся к нам.
— Что? — в голос спросили мы с Агни.
— Звонила Лорена, — сказал Кристиан, обращаясь исключительно ко мне. — Сказала очень странную вещь. Она утверждает, будто бы Лючио… умер.
Я вскрикнул, а Агни спросила с недоумением:
— Кто такие Лорена и Лючио?..
— Потом объясню, — обещал Кристиан и снова повернулся ко мне. — Она перепугана, просит приехать. Я сейчас еду к ним.
— Я тоже!
— Уверен?
— Я еду, — повторил я решительно.
— Хорошо. Агни, ложись спать. Мы скоро вернемся.
— Куда это вы собрались? — требовательно спросила Агни, но Кристиан сказал торопливо: "Потом, потом", — и почти выбежал из гостиной. Я тоже отправился в спальню, чтобы одеться. Агни потащилась за мной, буквально дыша мне в затылок.
— Что происходит? — нудила она капризным голосом. — Кто звонил? Кто умер? С чего это вы с папой так позеленели?
— Кажется, умер один наш знакомый, — пояснил я, поняв, что молчанием от нее не отделаться.
— Я его знаю?
— Нет, — заявил я решительно.
На этом Агни, наконец, успокоилась.
Поспешно одевшись, я вернулся в гостиную. Кристиан, в черном зимнем пальто нараспашку, уже ждал меня, сидя в кресле в нарочито расслабленной позе. Несобранные черные с сединой волосы свободно спадали на склоненное лицо и плечи. Руки его неподвижно лежали на подлокотниках. На маленьком кофейном столике перед ним валялись ключи от автомобиля, и, казалось, он всецело поглощен их изучением. Когда я вошел, он поднял голову и спросил только:
— Готов?
На улицах было еще темно, светать даже не начинало. Мелкие снежинки весело кружились в ярком свете фар «Шевроле». Мы ехали быстро и молчали. Кажется, Кристиан нервничал. Во всяком случае, движения его рук показались мне несколько дерганными. Я тоже отнюдь не был спокоен, хотя давно предполагал подобный исход. Но очень уж диким казалось сочетание слов "Лючио умер". Разве существо, столь прекрасное, может умереть? Разве красота не бессмертна?..
В молчании мы доехали до особняка. Я ждал, что навстречу нам выйдут охранники, но нас никто не встречал. Поляна перед домом была пуста, если не считать чьей-то маленькой черной фигурки, скорчившейся на ступеньках крыльца. Она сидела под самым фонарем, но свет, казалось, был бессилен вырвать у тьмы ее черты. Ее лицо было чернотой. Лишь подойдя ближе, я узнал в этом существе Лорену. Она не поднялась к нам навстречу, продолжала сидеть, поджав к груди колени, обхватив себя за плечи и тихонько покачиваясь взад и вперед. Кристиан присел рядом, укрыв ее полой своего пальто, как черным крылом, взял ее за подбородок и повернул лицом к себе. На лицо упал свет, и я увидел, что оно залито слезами. Огромными, широко распахнутыми, неподвижными глазами Лорена смотрела на Кристиана и мелко дрожала. Сначала я не поверил себе: она оплакивала Лючио!.. Потом я вспомнил Агни и все понял. Связь между Лореной и Лючио длилась годами, крепла со временем, и теперь Лорене должно было быть просто невыносимо больно. Кристиан обнял ее и принялся укачивать, как ребенка, а она приникла к нему доверчиво и вдруг бурно разрыдалась. Тогда я тоже подошел, сел с другой стороны и взял ее за руку. Рука показалась мне ужасно маленькой и ужасно холодной, но я ощутил ее слабое благодарное пожатие. Так мы сидели, кажется, минут пятнадцать или двадцать, пока Лорена не начала успокаиваться. Тогда Кристиан осторожно поднялся и помог встать Лорене, которую заметно пошатывало. Я поддерживал ее с другой стороны. Втроем мы вошли в дом и поднялись по лестнице в незнакомую мне комнату.
Это была спальня и кабинет одновременно. Я не слишком хорошо разбираюсь в интерьерных стилях, но решил, что обставлена комната в духе мрачноватого барокко. То есть очень роскошно, но без свойственной барокко золоченой зефирной пошлости. Именно такой стиль, по моему мнению, лучше всего подходил Лючио. Одну стену полностью занимал огромный книжный шкаф, плотно забитый книгами. Большинство выглядели очень древними. Захламленный стол у другой стены выглядел как небольшая лаборатория алхимика и, со всеми своими колбами и ретортами, казался перенесенным сюда из глубокого средневековья. У третьей стены возвышалась монументальных очертаний кровать под тяжелым расшитым пологом. Королевская такая кровать. Именно к ней и устремилась Лорена. Впрочем, «устремилась» — слишком сильно сказано, ноги она едва-едва передвигала. В нескольких шагах от кровати она остановилась и указала на полог дрожащей рукой.
— Вот… — проговорила она. — Извини, Кристо, ты уж сам… я не могу… — и она отвернулась и уткнулась лицом мне в плечо. Чисто инстинктивно я обнял ее.
Кристиан кивнул и решительно откинул полог. Среди взбаламученных шелковых темно-синих простыней, одеял и подушек, раскинувшись, лежал Лючио. Он был полностью одет, но ноги его были босы. Его белое лицо, шея в вырезе темной рубашки, кисти рук, обнаженные узкие ступни резким контрастом выделялись на синем фоне простыней. В первый момент мне показалось, что он спит и, судя по чудесной улыбке на лице, видит приятные сны. Потом я заметил, что глаза его приоткрыты и поблескивают из-под век, и подумал, что он только притворяется спящим, и подглядывает за нами. Он был так прекрасен, что просто не мог быть мертвым. И эта улыбка… разве мертвецы улыбаются так покойно и счастливо?
— Боже… — тихо сказал Кристиан. Он медленно опустился на колени у постели и коснулся губ Лючио кончиками подрагивающих пальцев. — Он действительно мертв… Но как…
Рука Лючио, свесившись с кровати, касалась стоящего рядом низкого столика или этажерки. Несколько небольших предметов лежало на ней. Было слишком темно, чтобы я мог хорошо рассмотреть их с того места, где стоял, а Лорену я отпустить не мог, и я указал на них Кристиану. Тот медленным движением закрыл Лючио глаза и повернулся к столику, что-то взял с него и поднес к глазам. Спустя несколько секунд он прерывисто вздохнул и протянул мне предмет, оказавшийся сложенным пополам небольшим листом плотной бумаги. Свободной рукой я взял его, развернул и увидел одно-единственное слово, небрежно написанное наискосок свободным, очень красивым почерком.
"Свободен".
Я сразу понял, что это значит.
— Ты был прав, Илэр, — тихо сказал Кристиан. — Он искал способ и нашел его. Но как я мог этого не видеть?..
Усадив Лорену на подвернувшийся кстати стул, я подошел к нему. Он крутил в пальцах что-то маленькое и блестящее. Это оказалась хрустальная рюмка. На дне оставалось немного темной алой жидкости, буквально две капли.
— Вино? — удивился я.
Кристиан покачал головой.
— Не думаю. Во всяком случае, не только вино. Кажется, Лючио… вернее, твой отец отыскал таки формулу универсального яда. Обычные яды не действуют на нас. Во всяком случае, я ни одного не знаю…
— А это что? — я заметил еще два крошечных предмета на столике и наклонился посмотреть. — Моя ракушка… по ней что, трактор проехал? Кто ее так смял? А это — та самая флешка, из-за которой…
— Да, — кивнул Кристиан.
Мы посмотрели друг на друга. Все сходилось.
— И что теперь? — спросил я.
— Я обо всем позабочусь, — ответил Кристиан и повернулся к Лорене. — Лора, теперь ты поедешь со мной? Тебе больше некого бояться.
Лорена робко взглянула на меня, и я сказал:
— Не оставаться же тебе здесь. Поедем с нами, пожалуйста.
— Поедем, Лора, — повторил Кристиан. — Пока кто-нибудь еще не вздумал привязать тебя. Сейчас весь здешний сброд расползся по углам, переживает ломку, но рано или поздно они выползут, и тогда начнется грызня. Тебе нельзя оставаться, Лора. Я не знаю ни одного из ребят Лючио, кто мог бы похвастать наличием хотя бы зачаточных принципов. Тебя замучат, Лора.
Несколько минут Лорена молчала, видимо, осознавая сказанное, и смотрела на меня и на Кристиана попеременно. Кристиан же стоял вполоборота к Лючио и, казалось, не мог оторвать глаз от его спокойного мертвого лица.
— Спасибо вам, — сказала, наконец, Лорена. — Конечно, я поеду с тобой, Кристо. Но как же… оставить его тут одного?
Без пояснений мы оба поняли, о ком она говорит.
— У тебя есть ключи от его городского дома? — спросил Кристиан.
— Нет, но я знаю, где они лежат. Вот здесь, в этом ящике, — Лорена встала и подошла к небольшому изящному бюро из лакированного дерева, стоящему у стены, дотронулась до одного из его ящиков. — Посмотри, Кристо, здесь должно быть все: и его ключи, и бумаги. Только этот ящик всегда заперт.
— Разберусь, — ответил Кристиан и посмотрел на меня. — Малыш, спускайся и подожди меня в машине, пожалуйста. И пусть Лорена пойдет с тобой.
Я не стал возражать. Я понимал, что, в первую очередь, он хотел попрощаться с Лючио. И сделать это без свидетелей, а другого такого шанса могло и не представиться. Но у двери я все-таки задержался и спросил, поколебавшись:
— Крис, а что, если весь этот «сброд», когда повыползает из углов, не займется переделом власти, а разбредется по городу и начнет убивать? Что тогда?
Кристиан посмотрел на меня долгим задумчивым взглядом и ответил:
— Не знаю. Все это вполне может случиться, но… не знаю, Илэр. Я не могу сейчас об этом думать. Посмотрим, что будет. Время терпит.
Мне как раз казалось, что времени у нас в обрез, но спорить я не стал. Состояние Кристиана было понятно. Что бы он там ни говорил, с Лючио его связывало слишком многое, что невозможно было зачеркнуть.
Поддерживая Лорену под локоть, я спустился во двор. Ключами, которые дал мне Кристиан, отпер дверцы «Шевроле», усадил Лорену на заднее сиденье, сам сел спереди и стал ждать. Светало. Ждали мы долго, наверное, около часа, и за все это время не видели ни единого человека и не сказали друг другу ни единого слова. Я все думал о Лючио, об его жизни и смерти. И снова, как и всегда, когда я думал о нем, меня охватили противоречивые чувства. С одной стороны, это, конечно, большое благо, что из мира ушло зло, — не все, конечно, пусть небольшая его части, но все же, — ибо Лючио, вне всяких сомнений — зло. С другой стороны, бесконечно жаль, что погибла столь совершенная красота. Я был уверен, что до конца жизни не встречу больше человека, обладающего силой привлекательности хотя бы в четверть той, что была дарована Лючио. И снедавшая меня тоска по ушедшей красоте была сильнее радости от гибели зла.
Вот чего я совершенно не ощущал — это сожалений о том, что теперь некому мстить за смерть отца. Вообще мстить я не хотел, хотя еще несколько дней назад строил кровожадные планы относительно Лючио.
И даже не жалел, что теперь так никогда и не узнаю, был ли он на самом деле моим биологическим отцом, или нет.
Было уже совсем светло, когда Кристиан вышел, наконец, из дома. На руках у него лежал большой продолговатый предмет, полностью закутанный в простыню. Я понял, что это такое, и содрогнулся при мысли, что придется ехать с этим в одной машине. Приоткрыв дверцу, я высунулся наружу и спросил приглушенно:
— Крис, ты что, хочешь везти его с собой?!..
— Не оставлять же его здесь, — ответил Кристиан.
— Но ехать в машине с покойником… — эта мысль нравилась мне все меньше.
— Если хочешь, я попрошу Лорену отвезти тебя домой, а потом она вернется за мной, — спокойно предложил Кристиан. — Торопиться теперь уже некуда…
Я коротко оглянулся на Лорену (она неотрывно смотрела на Кристиана преданными, широко раскрытыми глазами) и отрицательно покачал головой.
— Зачем гонять Лорену туда-сюда… Поехали, Крис. Переживу как-нибудь.
Хуже всех, должно быть, пришлось Лорене. Именно с ней рядом, на одном сиденье, лежало то, что осталось от Лючио. Но за всю дорогу она не проронила ни слова.
Удивительно, но нас не остановил ни один полицейский патруль. А ведь их не мог не заинтересовать странный предмет, закутанный в белую простыню, покоящийся на заднем сиденье. Не знаю, везение это было или дело рук Кристиана.
Остановились мы перед двухэтажным особняком, построенном в духе неоклассицизма и покрашенным в белый и светло-желтый цвета. Очень дорогой и респектабельный дом. И находился он в престижном районе… неподалеку, между прочим, от того места, где жили мы с отцом. Удивительно. Неужели Лючио был в буквально смысле нашим соседом?
На улице уже появились прохожие, машины сновали туда и сюда, но никто не обратил на Кристиана никакого внимания, когда он извлек из салона «Шевроле» свою жутковатую ношу и стал подниматься с ней на крыльцо. Невидимкой он, что ли, себя сделал? Я бы, например, как минимум заинтересовался, если бы кто-нибудь у меня на глазах вдруг вытащил из машины подобный предмет, наводящий на весьма нехорошие мысли, особенно учитывая, что простыня слишком уж походила на саван.
Я открыл перед ним дверь, которую отпер ключом, данным мне Кристианом. Впервые я задумался о том, какой образ жизни вел Лючио в городе, чем занимался. Не исчерпывались же все его занятия руководством своими подопечными в клане? А ведь Кристиан пытался что-то рассказать об этом, намекал о чем-то, да мне не до того тогда было. А теперь это уже не имело смысла.
Полагая, что Кристиану может понадобиться помощь, я вошел вслед за ним в дом. Здесь было гораздо светлее, чем в загородных апартаментах Лючио, и обстановка было более сдержанной и современной, почти хайтек. Значит, и Лючио был не чужд современных веяний…
По комнатам Кристиан шел уверенно, прекрасно ориентируясь в их расположении, а ведь дому, по моим прикидкам, было гораздо меньше ста лет. Значит, они с Лючио все-таки общались? Или же дом на самом деле гораздо старше ста лет, просто сохранился так же хорошо, как его хозяин?
В спальне, оформленной в бежевых и светло-желтых тонах, Кристиан опустил свою ношу на широкую, но низкую и вполне современную кровать, и снял саван. Лючио по-прежнему выглядел не мертвым, но спящим. Тело даже не начало коченеть, и все члены оставались гибкими и подвижными, как у живого человека. Я вдруг засомневался и шепотом спросил у Кристиана:
— Ты уверен, что он мертв, а не впал в кому или в летаргический сон? Есть какие-нибудь способы проверить?
— Мне они неизвестны. Но есть люди, которые знают, как убедиться наверняка.
— Кто они?
— Малыш, — сказал Кристиан очень серьезно. — В следующие несколько дней наш город будет очень небезопасным местом. Я настоятельно советую тебе сидеть дома и не задавать никаких вопросов.
— Что ты имеешь в виду? — растерялся я.
— Многие захотят проститься с Лючио, — ответил Кристиан. — Я должен буду известить их. Многие приедут, и среди них найдутся те, кто сумеет удостоверить смерть Лючио. Понимаешь теперь?
Я представил себе общенациональное сборище высших носферату в нашем городе и понял, что и сам не испытываю никакого желания разгуливать по улицам, пока они не разъедутся. И тут же ощутил нешуточную тревогу за Кристиана. Как ни крути, он отступник, и неизвестно, что пожелают сделать с ним все эти высшие кровопийцы.
— Крис… А с тобой они ничего не сделают?..
— Не беспокойся, малыш, — Кристиан усмехнулся и взлохматил мне волосы. — Я сумею с ними договориться.
— Точно?
— Честное слово. А теперь давай я отвезу тебя и Лорену домой. Мне предстоит еще много дел.
— Я могу помочь тебе?
— Пока нет. Я скажу, когда понадобится твоя помощь.
* * *
Но моя помощь, разумеется, не понадобилась. Следующие несколько дней я Кристиана совсем не видел и по его совету сидел дома. Большого труда стоило уговорить на то же Агни, но мы вдвоем с Хозе, которому я объяснил ситуацию, кое-как справились.
Боюсь, в городе произошел всплеск неожиданных смертей на улицах. Впрочем, ничего доподлинно мне неизвестно. На похороны Лючио стеклось множество представителей верхушек различных кланов, но никого из них я не видел, и не знал ничего об их привычках и поведении на чужой территории. Можно было расспросить Кристиана, но я даже и не хотел ничего знать. Видеть кого-либо из носферату я и вовсе не желал. Честно говоря, я побаивался, что один из них почует в моей крови что-нибудь «родственное» и загорится исследовать это. Нет уж! Хватит с меня!..
Несмотря на все заверения Кристиана, я не переставал тревожиться за него. И когда он, наконец, после трехдневного отсутствия вернулся домой, я не удержался и бросился обнимать его. Он только улыбнулся моему порыву и обнял меня в ответ.
— Все кончилось, Крис? — спросил я с надеждой.
— Н-не знаю, — запнувшись, отозвался Кристиан. — Они все здорово всполошились, и боюсь, как бы не началась серьезная заварушка. Но ты не беспокойся, малыш, для тебя уже точно все плохое кончилось.
— Ничего себе! — возмутился я. — Ты что, думаешь, я отойду в сторонку и буду спокойно смотреть, как эта шайка кровопийц станет рвать тебя на части?!
— Никто не собирается меня рвать, — улыбнулся Кристиан. — В самом деле, пока ничего плохого не случилось. И, будем надеяться, не случится. Это их дела, пусть они с ними и разбираются. А мне в эти дела лезть не хочется.
— Да они тебя и не касаются, — добавил я (на самом деле слабо на это надеясь).
Кристиан вздохнул.
— Хорошо, если бы так…
…С того разговора прошло уже две недели, и пока все тихо. И я очень надеюсь, что и в дальнейшем ничто нас не потревожит. Но опасение, что со смертью Лючио ничего не закончилось, не отпускает. Ведь в городе остались другие вампиры, и пусть среди них нет и вполовину такого сильного, как был Лючио, в других городах такие носферату есть. И, боюсь, после смерти их интерес к нашему городу возрос на порядок. И они вспомнили про Кристиана, а это плохо. Я боюсь за него.
Но пока все тихо.
Мы живем в доме вчетвером: Кристиан, Лорена, Агни и я. Со стороны, наверное, мы даже выглядим нормальной семьей. Кристиан и Лорена проводят много времени вместе и подолгу о чем-то беседуют. Не знаю уж, о чем. С Лореной Кристиан очень ласков и почти нежен, и если бы я знал его хуже, то подумал бы, что он в нее влюблен. Но руководит им не любовь, а жалость.
Я очень хотел бы избавиться от жалости, которую я, как и он, испытываю по отношению к Лорене. Она нам очень мешает. Спустя две недели, мы еще не знаем, как подступиться друг к другу. Знаю, она очень меня любит, но боится сказать мне полслова или приласкать меня. Едва ли она боится именно меня. Скорее, страх уже въелся в ее душу. Единственный человек, перед которым она не испытывает страха, это Кристиан. Перед ним она благоговеет. Не знаю, намного ли это лучше…
Но, несмотря на все трудности и горести, я не теряю надежды, что когда-нибудь все наладится. Не могут же проблемы продолжаться до бесконечности, верно?
Во всяком случае, я твердо уверен, что для меня еще отнюдь не все закончилось. Напротив, все только начинается.
* * *
Тьма, которая жила в Лючио, теперь живет где-то рядом со мной. Но мне не страшно. Пожалуй, я даже с нетерпением жду, когда она, наконец, подойдет и заключит меня в свои объятья.
Посмотрим еще, кто кого одолеет.
Конец
Ноябрь 2002 — октябрь 2006 гг.