Книга I. Древнее Пророчество.

Крутоус Катерина

Часть первая.

 

 

“В 2012 (или все же в 2013?) году - конец света…”, - в последнее время многие люди об этом говорят…

*

…Он шел по одному из многочисленных коридоров Высшего Экспериментального Вампирского Института (или просто ЭВИ, как его сокращенно называют сами вампиры). Напротив появился Кирилл. Они поравнялись.

- Здравствуй, Анри.

- Привет. Как там твоя подопечная?

- Это ты о ком?!

- Как о ком? О той девушке, которую тебе поручено охранять. Саша, кажется?

- А, ты о ней! - вампир безразлично передернул плечами, словно смахивая доселе незамеченную муху. - Какая она подопечная?! Она лишь объект задания.

- Да ну! Ты что, хочешь сказать, что абсолютно к ней равнодушен? Столько лет - и никаких эмоций?!

- Послушай, Анри, ты ведь меня знаешь. Для меня она - лишь звено длинной цепи событий, которые должны увенчаться… Впрочем, ты и сам знаешь, чем все должно закончиться. А она - лишь средство достижения цели. Не более. - На лице Кирилла не дрогнул ни один мускул. Его холодное и безразличное лицо походило на маску.

- Ладно. Хватит об этом. Лучше скажи, чего ты такой хмурый?

- Она вновь исчезла, - Анри еще сильнее сдвинул черные брови к переносице, пытаясь, будто в тисках, зажать свою тоску в одном месте так, чтобы ей не было дороги в его и так невеселые мысли.

- Сочувствую. Хотя, если откровенно, то мне не совсем понятно, что с тобой происходит. Такой профессионал, как ты, и столько лишних чувств…

- Поверь, Кирилл, любовь - это вовсе не лишнее чувство.

- Знаешь, меня всегда учили, что вампиры не умеют любить, - все так же апатично, холодно и отстраненно протянул собеседник.

- Тебе лгали, друг. Вампиры умеют любить. И даже намного сильнее, чем обычные люди. У нас эти чувства полнее и намного более эмоциональны, нежели у обычных смертных. Ты просто пока еще не встретил ту, которая вскружит тебе голову, ту, которая, будет более пьянящей, чем самая редкая группа крови… Пока…

 

Глава I. Александра. Начало пути.

Время пришло, и они встретились. Две молодые и привлекательные девушки: Александра и София. Человек и…

- Здравствуй, Соня. Ну, вот мы и увиделись. Очень рада с тобой познакомиться. Что ж, наконец-то он настал, тот час, с которого начнется наш совместный и до боли тернистый путь.

- Привет, Саша. - Они обменялись мягким рукопожатием. - Я тоже рада, что этот момент наконец-то настал. Откровенно говоря, я уже устала ждать. Присаживайся. - Соня приглашающее указала Саше на место напротив себя. Между ними пылал ярко-красный огонь. - У нас еще есть кое-какое время. Может, расскажешь мне, через что тебе пришлось пройти?

- А мы успеем? Сколько еще осталось?

- Думаю, что достаточно. Во всяком случае, уж точно не раньше, чем догорит этот костер. Так что можешь сильно не сокращать. - Соня захихикала. Ее юношеская беззаботность создавала ощущение легкости и радости. Рядом с ней казалось, что все, происходящее в мире - всего лишь обычная суета, на которую даже не стоит обращать внимания. Подле нее забывалось все: обиды и страдания, горечь потери и ненависть, боль и злость, а неразрешенные и неразрешимые вопросы походили на детские загадки, непреодолимые преграды казались маленькими неприятностями, а обман и ложь виделись лишь неловкими случайностями. - Ну, так как?

- В принципе, я не против. - Саша задумчиво поглядела на красные языки пламени, создаваемые сухими поленьями, наполнявшими костер. Сами поленья продолжали источать аромат вишневых плодов, еще недавно гроздьями увешивавших склоненные к земле ветви молодых деревьев. Саше вдруг показалось, что пламя попыталось дотянуться и лизнуть ее руку. Она отпрянула. Да, самообладание немного подводило в последнее время. Но было отчего. Так что она решила попросту расслабиться. Девушка медленно подняла голову и взглянула на собеседницу.

- А когда я услышу твою историю? - Соня вновь тихонько засмеялась. Молодо и задорно. Так, как умеют смеяться лишь в восемнадцать лет. Когда еще для обычных людей жизненный путь лишь начинается, когда еще весь мир выглядит маняще и притягательно, когда молодые девушки еще только начинают жить, любить, дружить и узнают, что такое настоящие чувства… Любовь, ревность, горечь, страсть, ненависть… Когда еще ни одно из этих горьких и болезненных ощущений не может оставить сеть мелких морщинок вокруг глаз и глубокие борозды на молодом челе.

И хотя эти девушки уже успели через все это пройти (во всяком случае, так им казалось в тот момент), в глазах все еще пылал (в унисон с подле них разведенным костром) молодой озорной огонек, а задорно вздернутые носики свидетельствовали об огромном запасе жизненной энергии и готовности к еще более сложным препятствиям, кои, как со временем оказалось, уготовила им судьба.

- Мою? Ну… Это история из совсем другой книги. И поскольку я была еще ребенком, когда все началось, а, значит, очень многого не помню (а, может, и не понимаю) то, думаю, что лучше ты услышишь этот рассказ от моей тетушки Лили. Кстати, она скоро к нам присоединиться. Ну, а теперь, давай рассказывай.

- Хорошо. - Саша не сопротивлялась. Она вдруг невольно окунулась в воспоминания, и лишь потрескивание поленьев не позволило ей полностью отрешиться от внешнего мира. - А с чего начать-то? - вдруг встрепенулась она.

- Думаю, с главного. - Располагающе улыбнулась Соня.

- А-а, - протянула Саша. - Вот бы еще уметь правильно выделить главное во всем этом странном водовороте… Что ж, давай-ка лучше начнем с того дня, когда моя жизнь перевернулась с ног на голову. А случилось это…

- Ой, Саша, ты извини, что я уже тебя перебиваю. Я такая выскочка! Все мне об этом говорят! - Соня почти подпрыгнула на своем месте. Эмоциональность этой девушки не позволяла ей ни минуты усидеть спокойно. При чем такой она была с самого рождения.

- Прежде чем ты начнешь, я бы очень-очень хотела задать тебе один вопрос. Можно? - Саша понимающе улыбнулась, ведь она и сама была довольно резвой и эмоциональной личностью.

- Конечно же, можно. Задавай.

- Саша, а ничего, если он будет немного некорректным?

- Нет, Соня, ничего. Это будет даже к лучшему. Нам ведь бок о бок теперь идти, так что будет проще, если между нами не будет недомолвок. - Соня открыла было рот, чтобы задать вопрос, но видно было, что то, что она собиралась уточнить, носило и впрямь слишком личный характер. Она замялась, подбирая слова. Однако, будучи от природы довольно прямолинейной, все же набралась храбрости и на одном дыхании выпалила:

- Скажи, а ты сделала ЭТО потому, что так надо было или все-таки потому, что действительно его любишь? Ну, я имею в виду того вампира?

- Ох, Соня, если бы ты только знала… - Саша как-то сразу погрустнела. Она медленно опустила глаза и мрачным взглядом уставилась на пепел, раздуваемый легким ветерком вокруг аккуратно сложенного костра. Она выглядела такой поникшей, такой расстроенной, что Соня попросту не могла не ощутить внутренней борьбы внутри своей собеседницы. Так, в полной тишине, прошло около двух минут. Соня все понимала, а потому не торопила.

- Знаешь, - Саша все так же медленно, словно размышляя о чем-то вечном и непостижимом, подняла глаза на Соню. - В последнее время этот, казалось бы, обычный и, в принципе, несложный вопрос, превратился для меня в наваждение. Все так сложно. Так запутано… Но я отвечу на твой вопрос. Непременно. Обещаю. Можешь даже не сомневаться. Только чуточку попозже. Ладно? - Соне не оставалось ничего другого, как согласиться. Она утвердительно кивнула головой. А Саша тем временем продолжала.

- А сейчас я все же хотела бы немного углубиться в воспоминания о том моменте, который и стал отправной точкой моей новой жизни. И не только жизни. Да и не только моей…

*

“Все началось, когда мне едва исполнилось семнадцать. Мне казалось, что на мир опускается всепоглощающая мгла. Беспросветная, тягучая, непроглядная и бесконечная. Она застилала глаза, проникала внутрь, вгрызаясь в сам мозг. И я уже тогда подсознательно понимала, что светлый, наполненный яркими красками мир, для меня навсегда померк. Разумом я понимала, что я не одна такая в огромном, населенном миллиардами других людей мире. Я знала, что есть люди, которые страдают намного сильнее меня, что их несчастья даже несравнимы с моим горем, но это не меняло того, что с этого дня я встала на путь совсем иной жизни. Одинокой, полной горечи утраты самых близких людей. Не знала я лишь того, что это было только началом долгой и ужасной ленты происшествий, которая должна была закончиться…”

…Большая слеза катилась по ее щеке. За ней вторая, третья… Нос покраснел, глаза заволокло туманом, веки вспухли. В такие минуты ее милое личико казалось откровенно некрасивым. Сквозь слезы нельзя было разглядеть серых глаз, в которых так часто зажигался тот самый молодой озорной огонек. Теперь же они были подернуты дымкой, которая скрывала цвет ее необычных очей. Глаз цвета металлика…

Истории было известно немного личностей, обладателей столь поразительных глаз. Д-да, обладателями таких глаз всегда были непростые смертные… Каждый, кто хоть раз в жизни встречался с ними, уже не сможет забыть страшное действие, которое оказывает взгляд этих серых, металлических очей. И не нужно ничего делать их обладателю, ибо сила и поражение исходят из них одновременно с появлением эмоций их хозяина. В апатичном состоянии - это не предвещающие ничего злого или плохого две серебряные крупинки. Но стоит какому-то чувству возобладать над их носителем, как их раскраска тут же меняется. И, не дай Бог, чтобы это была злость, ибо в тот момент белки почти исчезают, а радужные оболочки становятся темного, почти черного цвета. И никогда эта резкая перемена не предвещает ничего хорошего. Англичане, жившие в четырнадцатом веке, вполне испытали на себе действие подобных метаморфоз. А их потомки еще не раз вспомнят, скольких послал на виселицу и приказал умерщвить Роджер Мортимер, бежавший из Тауэра, из крепости, из которой не бегут, бывший в опале и низложивший короля Эдуарда Второго и ступивший под знаменем освободителя на английскую землю. И все это благодаря королеве Изабелле, простой смертной женщине, которая не смогла устоять перед обманчивой кротостью взгляда этих металлических глаз. Откуда же ей было знать, что люди, обладавшие такими очами, приносят много счастья (ей довелось испытать это на себе), но и не меньше горечи и обид (вскоре и эта чаша была испита ею до последней капли). Долго еще после казни Мортимера содрогались английские бароны, ощущая силу и мощь столь глубоко врезавшихся в их столь короткую память горящих металлическим пламенем угольков.

Астрологи всегда прочили людям, обладающим столь редкими глазами, незаурядное будущее, но и не скрывали силу негативных превращений, которые привносят эти личности в существование себе подобных. Но обо всем этом Саша узнает позже, а еще и со временем получит доказательства вышеизложенного. Все это случится потом, в ее страшном, необычном и одновременно чем-то прекрасном, похожем на сказку и на кошмар, будущем. А сейчас… Сейчас она просто стояла и плакала. И вот именно с этого момента грусть в ее глазах будет появляться все чаще, но так никогда и не останется в них насовсем, чтобы ни случилось.

Дул легкий южный ветерок. Каштановые, чуть волнистые волосы Саши развевались, и порой можно было заметить, как сверкали отдельные огненно-рыжие пряди ее пышных волос. Чуть припухшие губы покраснели и еще больше вспухли от слез. Она стояла одна и держала в руках лилии (ее любимые цветы), которые забыла бросить в могилу, когда опускали гроб. Священник, выполнив свой долг, уже удалился. Кроме него при погребении было еще всего лишь несколько человек, совершенно незнакомых Саше, - помощников на кладбище?

Ей было всего семнадцать, а она уже хоронила родителей, которые случайно разбились на машине, во время поездки загород. Там они должны были встретиться с кем-то, но кто были эти “кто-то” и почему так спешно вызвали Лео и Анну - этого так никто и не узнал. Да и кому было об этом задумываться.

“А я все стояла над гробом и мечтала, чтобы все это было всего лишь видением, просто жутким сном, и что я вот-вот проснусь и увижу улыбающиеся лица своих родителей, и все будет, как прежде. Но жестокая реальность, казалось, так и давила на мои плечи, и я невольно согнулась, как бы под давлением невидимой силы. Я присела, и запах сырой земли резко ударил мне в нос, окончательно приводя в чувство. Помню, как бережно положила белые цветы на могилу, посмотрела долгим, невидящим взглядом на памятник, на котором были изображены молодые лица моих родителей, разрешила скатиться последней слезинке, поднялась, отерла глаза, перекрестилась и с помутившимися мыслями зашагала к выходу из кладбища…”

*

Он стоял вдалеке и наблюдал за ней. Каждое движение ее рук, ног, даже волосы, развевающиеся по ветру… Он все это чувствовал, мог ощущать любые эмоции, если хотел и открывался. Он потянул носом, и почувствовал резкий удар запаха - человек. Да, от людей исходит особый букет ароматов. Он продолжал нюхать, чтобы запомнить ее запах. У каждого человека свой особый состав, так сказать. Что-то похожее на ДНК. Только это может почувствовать лишь вампир. Вдруг он ощутил что-то странное. Как будто бы какой-то особый флюид проскользнул сквозь ворсинки его гиперчувствительного органа обоняния. Он задумался. Но в следующее мгновение отбросил эти мысли: слишком быстро это случилось, как-то непонятно, еле различимо. Может, ошибся? Да и никогда раньше такого он не испытывал… Да, наверное что-то извне просочилось вместе с ее запахом. Наверное, он просто чересчур много усилий затрачивает на это задание. Да, именно так к этому и надо относиться: как к очередному заданию. Да так, впрочем, оно и есть. И то, что она человек ничего не меняет: он ведь почти каждый день с ними сталкивается, а очень часто и задания его связаны со смертными. Так что…

*

“Теплый весенний день уже начинал катиться к закату, когда я добрела до своего дома. Помню, как положила руку на дверную ручку… В памяти неожиданным образом всплыла теплая картинка: массивная резная дверь, которую отец несколько лет назад своими руками любовно вырезал в сарае на заднем дворе, мирно возлежала на самодельных подставках. Палящее солнце вытанцовывало дивный пирует на поверхности сруба, извиваясь и притоптывая, погружалось в выемки, с легким испугом, выскакивая, пускалось наутек, когда отец приближался к ней с напильником или молотком…

Исполинский часовой мягко поддался под моим слабым натиском, словно страж пропускающий темной ночью хозяйку по возвращении с далекого путешествия. Словно давний друг, подметивший на моем лице следы боли и отчаяния, я ощутила, как дверь, будто живое существо, сочувственно склонила голову. Едва преграда бесшумно отползла в сторону, я покачнулась от сильного толчка: в лицо ударило одиночество. Я машинально направилась в гостиную. В гостиную в моем большом, теперь уже навсегда опустевшем доме, в котором шаги начали отдаваться гулким эхом. В тот момент в моей голове не было никаких мыслей. Лишь пустота, подобная той, которая воцарилась в этом, еще недавно столь оживленном, доме. Ноги как-то сами собой подогнулись, и я тяжело опустилась в кресло. И тотчас же впала в состояние, подобное гипнотическому. Откуда-то доносились звуки мелодии, под которую я так часто танцевала танго (какое-то время я занималась танцами, хотя и не очень блистала, но, все же, попадая на вечеринки и даже на более солидные увеселения, чувствовала себя свободно; больше всего я любила танго, в этот танец я всегда вкладывала душу). Сколько времени я пробыла в этом трансе, трудно сказать. Да это и не имело ровным счетом никакого значения. Спустя какое-то время в голове начали проноситься события всей моей жизни. Все то, о чем я знала из рассказов моих родителей, часть того, что пришлось пережить и запомнить мне самой, и что-то из того, что лишь иногда всплывало в сознании…”

*

Родители Саши (Анне тогда было 22, а Леонардо - 25) познакомились совершенно случайно. Можно даже сказать, как в кино: Анна переходила дорогу, а Лео на машине чуть не сбил ее. Чтобы загладить вину, Лео пригласил Анну на чашку кофе в ресторанчик поблизости. По прошествии двух часов оживленного разговора они осознали, что между ними много общего. Оба были иммигрантами: Лео - итальянец, у которого не сложилась судьба на родине, и поэтому переехавший в Анилту (от Италии до Словении рукой подать), а Анна - украинка, ее родители бесследно исчезли еще во времена Брежнева. И она, так же, как и Лео, не найдя себя на Украине, поехала искать счастья в другом месте.

Как вскоре выяснилось, оба увлекались музыкой, ценили искусство. Лео был учителем английского языка в Италии, а Анна неплохо рисовала. Но ни ему, ни ей это не приносило много денег. Поэтому Лео и стал шофером на одной из немногочисленных фирм в Анилте. А Анна, забросив рисование, устроилась секретаршей в одну из редакций местной газеты. Со временем, привыкнув к редакции, она сама пробовала сочинять кой-какие рекламные объявления, и ей это удавалось. Ни Лео, ни Анна не гонялись за успехом, им обоим вполне хватало их заработка, чтобы безбедно существовать. С того дня (после происшествия на дороге) они стали иногда встречаться в том же ресторанчике у дороги с пафосным названием на западный лад “Хилтон”. После работы, выпив кофе и съев двойной чизбургер, Лео и Анна рассказывали друг другу о своей жизни, о мечтах, стремлениях, и сами не заметили, как невольно привязались друг к другу. Вскоре было принято решение о браке. Под звуки марша Анна в белом платье, красотой и белизною похожая на Белоснежку, шла к алтарю, где ее ждал, пылая счастьем, достойный жених. Рядом стояло несколько знакомых. Ни у Лео, ни у Анны не было близких друзей, хотя их все ценили и уважали. Эти две полудикие натуры находили настоящих друзей только друг в друге. За несколько дней перед свадьбой они продали свои маленькие убежища, соединили сбережения и купили небольшой домик с маленьким садиком на отшибе городка, прямо у самого побережья Адриатики. Пляж и доступ к одному из Средиземных морей являлись единственной достопримечательностью города и именно той изюминкой, которая привлекала большинство жителей в это Богом забытое место.

Итак, чета Скорининых переехала на побережье. Лео начал работать больше, постоянно упрекая жену за нежелание бросить работу или хотя бы ослабить свой порыв. Под неустанным натиском мужа Анна отказалась от большей части работы. А вскоре, когда она обнаружила, что беременна, Лео разрешил ей писать только небольшие рекламки, не требующие больших усилий и затрат энергии. Редактор в свою очередь разрешил Анне заниматься этой несложной работенкой дома, и лишь раз в неделю посещать редакцию. Оба супруга были очень счастливы и с нетерпением ждали этого малыша. Лео ужасно хотел девочку, а Анна, как и любая мать, была бы одинаково несказанно счастлива как девочке, так и мальчику. Беременность молодой матери протекала более, чем спокойно, впрочем, как и все в этом доме, да и в городе тоже. Время уже подходило, и Анна решила, что лучше ей рожать дома. Лео, никогда не прекословя своей жене, и на сей раз выполнил ее желание, и, когда начались схватки, он доставил на дом доктора и медсестру. Анна удачно разрешилась от бремени, ее муки продолжались недолго, и вот измученная новоиспеченная мать и сгорающий от нетерпения увидеть новорожденную отец, услышали крик своего первенца. Это была девочка. Анна и Лео были на седьмом небе от счастья. Их однообразную жизнь и тишину дома разрывал требовательный крик ребенка, дающего понять, что отныне все его желания и требования должны выполняться беспрекословно. Утомленная родами и сияющая от счастья Анна накормила дочь и лишь только тогда та умолкла, смачно причмокивая.

Александра - это имя родители решили дать дочери еще тогда, когда та находилась в утробе матери. Поэтому сейчас, поглаживая маленькую головку своей принцессы, оба родителя нежно повторяли это имя, вкладывая в его значение всю нежность и любовь, на которую были способны. А младенец уже спал беспробудным сном и не понимал еще, что его ждет впереди, и не мог даже подумать о том, что приготовила ему судьба. И не поверила бы эта крошка в то, что она все это переживет и даже больше: однажды она станет по-настоящему счастлива и тогда уже ничто серьезно не омрачит ее чело. Но обо всем этом Саша еще не догадывалась, а поэтому спокойно спала, и на ее челе видно было умиротворение.

*

“Как рассказывали родители, я росла быстро и без осложнений. Первые зубки, золотистый пушок на головке, первые шажки. А со временем и первые слова - мама и папа”.

Счастливее четы, чем Лео и Анна было не сыскать. Они сдували пылинки со своей дочурки, потурали всем ее капризам. Как и любые родители, они не заметили, как Саша, их крошка, выросла, и настало время отдать ее в школу. Конечно же, что здесь странного или необычного, ведь все дети рано или поздно вырастают. Но родительский эгоизм этого не признает. Так было и с супругами Скориниными. Но понемногу они подавили в себе чувство собственичества, хотя все же нередко можно было заметить облачка, пробегавшие по их лицам.

“Я не была особо одаренным ребенком, но учеба давалась мне более или менее легко. Порой мне нравилось ходить в школу, а иногда я просто запиралась в своей комнате и решительно заявляла, что никуда не пойду. Родители к этому времени уже привыкли к резким переменам в моем настроении. Еще когда я была совсем маленькой, они заметили две странные особенности в моем поведении: я не любила кукол и порой не играла какое-то время вообще. Временами на меня находила странная апатия, абулия, а спустя некоторое время появлялось игривое настроение. Типичная смесь меланхолии с сангвинизмом. Посему родители, привыкшие к частым перепадам настроения, воспринимали мое нежелание идти в школу, как что-то естественное, и, конечно же, как всегда, потакали всем моим прихотям. Поначалу они беспокоились, что у меня не было подруг (то, что в детстве их у меня не было, Лео и Анна считали вполне объяснимым - я ведь никогда не гуляла одна в городе, а рядом с домом людей почти не было), но, со временем, видя, что меня это не только не смущает, но даже и устраивает, успокоились. Друзей мне заменяли две вещи, которые были намного дороже людей: езда на лошади и купание в “океане”. Я очень много смотрела телевизор, читала книги, предпочитая это занятие болтовне с ровесницами, и, однажды увидев передачу про Таити, задалась твердым решением там побывать. С тех пор, плескавшееся у моих ног, Адриатическое море я упорно звала океаном. Будучи ребенком, я свято верила, что это поможет мне осуществить свою мечту. Повзрослев и поняв, что у родителей вряд ли хватит денег на первоклассное путешествие по Тихому океану, мое желание немного поутихло, а Адриатика так и осталось океаном”.

Со временем, благодаря плаванию и езде верхом, у Саши сформировалась более или менее красивая фигура, хотя роста она и была ниже среднего. Школьные каникулы Саша проводила в деревне, в пятидесяти километрах от города. Там в лесной глуши жил пожилой мужчина лет шестидесяти пяти. Несколько лет назад Лео случайно спас ему жизнь, когда тот пытался, будучи пьяным, утопиться. Он потерял жену, которая умерла от рака печени, не будучи еще старой. С тех пор жизнь Карла (так звали этого старика) потеряла для него всякое значение, и он, бросив свой полуразрушенный домик в деревне, отправился в город искать успокоения своих душевных мук. Мысль о самоубийстве его почему-то не посещала, после ему даже самому было странно, как это он не додумался до этого раньше.

Итак, этот вдовец, имея немного накопленных за долгие годы денег, начал играть в карты, о которых до того времени ничего не знал, и, как водится, конечно же все проиграл. Тогда один из игроков в шутку посоветовал ему повеситься, мол, это сейчас бы ему очень помогло. Так Карл и ухватился за мысль о самоубийстве, но решил не повеситься, а утопиться. Однако, не будучи смелым от природы, решил перед этим напиться. Так, мол, будет больше храбрости. В таком состоянии Лео и вытащил барахтающегося в полуобморочном состоянии Карла с моря. Тот поначалу кричал, чтобы Лео его отпустил и дал спокойно уйти в мир иной, что его супруга уже давно приходит к нему и зовет его к себе. “Все-таки алкоголь берет свое”, - думал Лео, еле сдерживаясь от тошноты из-за запаха алкоголя, который не просто исходил, а скорее вылетал с сумасшедшей скоростью, из Карла. Ох, как бы удивился сейчас Лео, узнав, какую правду говорил тогда Карл. Но ему было не суждено этого узнать, как, впрочем, и много другого…

После случившегося инцидента Карл стал угрюм и неприветлив, не желал ничего рассказывать своим спасителям. Но со временем, доброта и участие этих людей тронули его сердце, и оно открылось навстречу новой жизни. Лео предложил свои услуги по приведению домика старика в надлежащий вид, что и сделал вскоре. Супруги упрашивали Карла остаться у них, опасаясь, как бы он не предпринял вторую попытку лишить себя жизни. Но старик, казалось, стал совершенно другим человеком: благоразумным, адекватным, в какой-то мере даже веселым. А чтобы прочно привязать Карла к этой земле и подарить ему новую радость в жизни, Лео, узнав о любви вдовца к лошадям, построил рядом с лесным домиком небольшую конюшню, прикупив пару-тройку гнедых породистых лошадок. Так у Карла появились работа и смысл в жизни, а у Саши возможность кататься на лошадях. Она очень любила старика, и он тоже отвечал девочке взаимностью. Порой он смотрел на Сашу так, как будто видел что-то в ее глазах, как будто знал что-то, что-то такое, что известно очень немногим, что-то такое колоссальное, что может иметь очень большое значение для … Но потом этот взгляд исчезал, морщины на лбу разглаживались, а у Саши всегда оставалось чувство чего-то невысказанного, чего-то очень важного… Но она никогда не решалась заговорить с ним об этом, как будто бы где-то далеко в подсознании у нее уже был ответ, только надо было его извлечь оттуда, вытащить на свет божий. Но всякий раз что-то не давало ей этого сделать…

Привязанность к Саше, благодарность Лео и забота о лошадях, казалось, - вот три вещи, которые держали Карла на этом свете. Только наступали выходные или какие-то более продолжительные отпуска, как он уже с нетерпением выглядывал из-за своей хижины и прислушивался, не приближается ли старенький “Рено”, так хорошо знакомый и уже успевший полюбиться, железный зверь.

“Я очень любила цветы, а потому садик, который был разбит рядом с нашим домом, очень скоро начал благоухать разными видами роз, нарциссов, тюльпанов. Но больше всего я любила лилии. У меня росло три вида этих цветов. Одни были белые, другие - розовые, а третьи - оранжевые. Я очень часто пыталась решить какие же из них предпочесть. Этот вопрос меня очень мучил. Для кого-то, может быть, это и было пустяком, но только не для меня. Я очень ценю искусство, но, будучи при этом однолюбом, всегда терзалась неразрешимой проблемой выбора. Наверное, все же больше всего мне нравились оранжевые, но признаваться в окончательности своего решения я никогда не имела привычки, так что ухаживала за всеми тремя видами с одинаковыми заботой и любовью.

Моя любовь к цветам привела к тому, что пришлось разбить цветник и рядом с домом Карла. Он сначала противился, но мои увещевания, его малышки, как он часто меня называл, не могли оставить старика равнодушным. Что, в свою очередь, привело к тому, что очень скоро “любимые лошадки”, как я их называла, учуяли аромат, исходивший от обожаемых мною лилий. Понемногу и сам старик начал любоваться цветами, что вскоре и его сделало садоводом. Он ревностно ухаживал за цветами, вначале из-за любви ко мне, а со временем и из-за самих пахнущих растений. Мы иногда даже спорили (два заядлых садовода!) о том, когда же лучше сажать те или иные семена, как лучше ухаживать за этими цветками, а как лучше за теми. Карл при этом приводил доводы, основывающиеся на опыте, я же - на интуиции, ощущениях, или просто на том, что так будет лучше. Что, в конечном итоге, приводило к согласию на словах, в душе же каждый оставался при своем мнении. Мы оба были столь упрямы, что могли спорить только друг с другом, поскольку другие собеседники невольно с нами соглашались, находясь под влиянием и давлением, которые мы на них оказывали. Как любил называть нас Карл: две столь сильные и противоречивые натуры”.

*

“Так я росла, оторванная в своих мыслях и мечтах от окружающей реальности. В старших классах мне очень полюбились книги. В них я находила то, чего не видела в своем окружении. Несмотря даже на то, что Интернет все быстрее завоевывал лидирующие позиции на медийном рынке. Дело в том, что меня не очень привлекал двадцатый век, эпоха всевозможных открытий и достижений, мне почему-то хотелось родиться на пару столетий раньше. Естественно, я понимала всю нелепость своих желаний, но мечтать-то ведь не запрещено. Вот я и пользовалась этой привилегией. Моей любимой героиней и образцом для подражания всегда была Скарлетт О’Хара из “Унесенных ветром”. Я все чаще убеждалась, что я, почти как две капли воды, похожа на свою любимицу. Конечно же, это было заблуждением. Что действительно было у нас общего, так это решительный характер, нежелание верить в то, как обстоят дела на самом деле и достижение любой поставленной, даже самой невероятной цели. Но, прочитав со временем массу другой литературы, мне все же пришлось вернуться в реальный мир.

Как любил повторять мой отец одну довольно известную фразу: “Времена не выбирают, в них живут и умирают”. А потому приходилось учиться жить в мире сегодняшнем, а не пытаться воссоздать мир прошлого. Помогало мне в этом еще и то, что родители купили компьютер. Многочисленные игры, всемирная паутина Интернета - все это отвлекало меня от так горячо любимых историй и вымышленных персонажей. Это затягивало, увлекало. Уже в 10 классе я без проблем работала на персональном компьютере. Еще одна страсть была у меня - любовь к языкам. Я без проблем владела несколькими из них: словенским, потому что жила на словенской земле; украинским и русским, благодаря национальности матери, которая меня им и обучила; итальянским, так как корни отца уходили в итальянскую национальность; ну и, конечно же, - английским, который совершенствовала благодаря Интернету. Были у меня, правда, и кое-какие познания в области польского и немецкого: на одном я свободно общалась, другим же владела лишь на уровне грамматики. Кроме того, в школе я изучала французский. И опять же компьютер не остался без моего пристального внимания. Новые суперпрограммы, помогающие приобрести новые и закрепить уже полученные ранее навыки, закачивались на жесткий диск считанные минуты. Прогресс, однако. В будущем у меня была мечта изучить еще несколько языков, но это уже как жизнь сложится”.

Подрастая, Саша становилась красивее, фигура приобретала четкие очертания, подростковая угревая сыпь уступала место довольно привлекательной коже, нуждающейся, правда, в постоянном уходе. Она не была ни худой, ни полной, обычная миловидная девушка. Природа не наградила ее ни грацией, ни пластичностью, однако она старалась это компенсировать всевозможными физическими нагрузками. “Но танго я, ведь, танцую не так уж плохо!” - любила шутить сама Саша. В школе среди многих таких же, как и она, девушек она мало, чем отличалась. Были там девчонки и покраше, и помоднее. Саша же не особо гонялась за модой, носила, как правило, то, что было удобно, хотя порой и любила щегольнуть каким-нибудь сногсшибательным нарядом. В основном, она не любила высовываться, хотя и была одной из лучших учениц. А порой, даже довольно часто, в обществе попадала в центр внимания, рассказывая что-то слишком эмоционально, чтобы кто-то осмелился ее перебить.

Постепенно появлялись у нее и ухажеры. Конечно же, не так много, как у первых красавиц школы, всего двое или трое. Но ей и этого хватало. В это время она была не очень романтична, тогда она еще не знала, что такое настоящие чувства. Но все же, однажды Саша наконец-то дала согласие на свидание. Скорей всего из любопытства, но все же. Приглашение было сходить в кино, а после - на дискотеку. Саше больше было по душе, чтобы неожиданно в ее домик на отшибе проник какой-нибудь принц, посадил ее на белую лошадь и умчал бы в свое царство, а там сделал ее королевой. Ее привлекала мысль не столько о титулах или богатстве, сколько об огромной, романтической и всеобъемлющей любви… Но времена принцев миновали, и она понимала, что двадцать первый век этого уже не потерпит. Так что, со скептической улыбкой, надев короткую юбку, туфли на высоких каблуках (без каблуков она еле достигала шеи парня среднего роста), вооружившись сумочкой “а-ля Шанель”, ну и естественно, слезоточивым баллончиком (куда же сегодня без этого) она отправилась на свое первое свидание. Как сейчас говорят, зажигать огни большого города.

Около получаса они просидели в кафе, болтая о том, о сем, обсуждая увиденный фильм, после чего отправились на танцы. Чтобы получить представление о современных дискотеках, там нужно побывать. Так просто описать атмосферу, царящую в этих заведениях, нереально. Сегодняшние места развлечений представляют собой лишь некое подобие мест, в которых можно отдохнуть и расслабиться. Пожилой человек скорее получит там инфаркт, нежели отдохнет, но молодежь веселится, расслабляется и даже получает удовольствие. Запах дыма, перегара, пары алкоголя, громкая музыка - все это было в новинку для Саши. Порой она посещала подобные заведения, но чаще сидела, чем танцевала. Шум, который издавали разные популярные группы, ее мало вдохновлял. Она не осуждала тех, кто, как сейчас говорят, тащится от такой музыки, просто считала это делом вкуса.

Но сегодня, в день ее первого свидания, все, казалось, должно было быть по-другому. Это ведь свидание - ее первое настоящее свидание. Хотя Саша и убеждала самое себя, что это должно было быть чем-то особенным, в душе она сознавала всю нелепость таких рассуждений. Чего могла она требовать от двадцатилетнего парня, которого интересовали лишь развлечения, новые машины и количество побед у девушек. Да разве его хоть когда-нибудь терзали мысли и сомнения, подобные тем, с которыми Саша так часто засыпала, а порой даже наутро не могла отделаться от тяжелого ощущения их присутствия. Учитывая тот социальный строй, в котором находится большинство современных стран, борьба с дурными наклонностями имела незначительный успех. Законодательные органы наиболее развитых стран корпели над десятками законопроектов и постановлений, направленных на борьбу с проституцией, наркоманией, алкоголизмом и многими другими злосчастными недугами, которые словно ядовитый червь, подтачивали здоровье общества. Создавались специальные медицинские учреждения, дома помощи, социальные институции, которые были призваны заботиться о больных; создавались комиссии, уполномоченные проверять добросовестность возложенной работы. Но мало кто в это время задумывался о настоящей, глобальной и что самое главное результативной помощи. А ведь все сводилось к тому, что заболевшим тем или иным недугом помогать было уже практически бесполезно: это лишь оттягивало неумолимый исход. Заботиться нужно было о том, чтобы предотвращать катастрофы, создавать условия, в которых эти “вирусы”, порой настоящие, порой метафорические, не смогли бы существовать, размножаться. Нужно было в корне пресекать подобные импульсы.

Однако для этого требовались огромные средства, умные и добросовестные политики, что, согласитесь не так уж легко найти в единении. Деньги, за применением которых (безусловно, по назначению) так бдительно следила исполнительная власть, часто исчезали в неизвестном (для непосвященных) направлении. Чем крупнее были суммы, тем быстрее и бесследней они уплывали, а правители и их подхалимы с младенчески-наивными лицами сообщали своим избирателям, что, вот-де, правительство выделило огромные суммы на проведение всевозможных преобразований, реформ, как нынче их называют, во всех отраслях экономики. Порой даже уточняют, сколько и куда пойдет, но жить почему-то лучше не становится. А исполнители на местах в очередной раз получают крупицы от общих вливаний, недоуменно пожимая плечами. Ох, неужели очередная утечка?! Ах, простите, дорогой народ, уважаемый избиратель, мы все выясним, опять найдем наиболее подходящего козла отпущения, посадим его, и вот тогда начнем жить хорошо и счастливо. И толпа, окрыленная надеждой, будет ждать очередного скандала, живо следя за развитием событий. Что же, не можем получить хлеба, так дайте нам хотя бы зрелищ! Не все, так хоть половину. А чего еще желать: хоть наполовину похожи на Древних Греков. Приятно, все-таки. А что наполовину, так и то не беда: реалисты, ведь, понимаем - куда нам до греков! Так рассуждает уже не толпа, а лишь горстка тех, которые ропщут и ратуют за лучшую жизнь для своей страны, матушки-родины, для своего народа. Это зычные голоса тех, кому доступ в высшие эшелоны власти воспрещен из-за отсутствия определенных качеств. Каких, впрочем, нетрудно догадаться. И вот они, наделенные разносторонними талантами, люди с тонкими чувствами, с острым слухом, прекрасным голосом, поэты, журналисты, художники, экономисты, психологи, литераторы, им перекрыт порой путь даже в высшие учебные заведения: ведь для того, чтобы стать студентом этой столь высоко чтимой структуры, нужно не столько обладать знаниями, сколько деньгами и связями.

Итак, общество разлагается. Сколько еще примеров упадка можно привести. Но все это ничто, по сравнению с тем, что оно несет следующим поколениям. Какое наследие мы оставляем нашим детям, сколько зла, измен, непонимания, предательств и убийств ждет их на жизненном пути?! И все это благодаря нам, мы все участвуем, вольно или непредумышленно, но все же являемся участниками в этом грязевом водовороте. И не в силах единиц людей уже остановить этот процесс. Конец неизбежен. Смешно. Смешно и страшно - человечество само себя изничтожает. Вот только человечество ли?…

У Саши начинало создаваться такое ощущение, как будто бы мир втянут в какую-то странную двухполюсную войну. Будто существуют два вражеских табора, заботящихся о каких-то разных, порой даже полярных интересах. Тогда ей это казалось безумием. Как же удивиться она потом, когда узнает, что была совсем недалека от истины, от того, каковым является существующий статус-кво в этом сегодняшнем мире…

*

Подобные мысли часто поселялись в очаровательной головке Саши, но, учитывая ее возраст и юношескую наивность, это были лишь размышления, не имевшие особого влияния на ее жизнь. И сейчас ей тоже хотелось отрешиться от всего этого и раскрыться навстречу будущему, которое, кто знает, может начаться именно сегодня, в объятиях именно этого парня. Увы. Как водится в таком возрасте, она глубоко заблуждалась. Через довольно короткий строк, после нескольких бокалов алкогольных смесей, которые поглотил ее спутник, она поняла всю глупость своих грез. Его грубость, навязчивость, вызванные влиянием спиртного, скорее поразили, нежели обидели ее. Никто доселе не разрешал себе так развязно и фривольно вести себя с ней. Вконец раздосадованная, Саша просто сбежала от “неучтивого” молодого человека. Более грубым словом назвать его ей мешали воспитание и врожденная интеллигентность. Так закончилось ее первое и последнее официальное свидание. С тех пор девочка замкнулась в себе еще больше, поняв, что изменить заведенный жизнью порядок не в ее силах. Но и участвовать в этом недостойном соревновании она тоже не желала.

“Сколько времени я так просидела в полной отрешенности от реальности? Мне чудилось, что со времени моего погружения в этот анабиоз прошло много, очень много времени. Странное чувство овладело сознанием: мне вдруг показалось, что я постарела лет на двадцать. Преувеличение, бесспорно, но непреложным оставался и тот факт, что с этого момента и вплоть до самой кончины я уже не смогу испытать утех, доступных детскому мышлению, больше никогда никто не увидит ребячества, которое порой так надолго остается в нас, что и в тридцать, даже и в сорок лет мы словно впадаем в детство, изумляющее окружающих. Никогда больше я не почувствую вновь, что значит быть ребенком.

Эта черта была пересечена. Моей, еще не вполне сформировавшейся, сущности суждено было безо всяких приготовлений повзрослеть, и как! Всего лишь за считанные месяцы. И, хотя мечтательность все еще оставалась неотъемлемою частью меня, несмотря на это, а может быть, именно поэтому, я острее, чем когда-либо, понимала всю нелепость своих мечтаний и безвыходность своего теперешнего положения. Звуки музыки стихли, как-то сами собой, запах лилий тоже куда-то исчез - ко мне постепенно начинало возвращаться понимание окружающего мира. Все пережитое казалось какой-то злой шуткой, а отрешенность была, по-видимому, лишь игрой моего разгоряченного воображения.

И вот сейчас, наконец-то придя в себя и чувствуя всю тяжесть, свалившегося на меня горя, я еще острее ощутила ту боль и горечь утраты, которые и наступают-то, как правило, лишь через некий промежуток времени после случившегося. Но я была не из тех, кто сходит с ума в подобных случаях. Нет, слишком сильной была моя натура, слишком крепким и эластичным сознание. И уже тогда я это, пока еще неясно, но начинала осознавать. Умопомешательство было слишком легким способом избежать всей тяжести навалившегося бремени. А мне, мне суждено было пережить все превратности судьбы, которые еще выпадут на мою долю. А их будет немало, начиная от самых мелких и незначительных недоразумений, и заканчивая столь смертоносными событиями, которые мало кто переживает и выходит из борьбы с непомутившимся рассудком”.

Она еще не раз вспомнит о своей способности ограждаться, но сколько раз она будет проклинать всех и вся за это же “достоинство”, которое будет приводить к тому, что ее душа, подобно печени Прометея, терзаемой орлом, будет затягивать нанесенные раны, а судьба вновь и вновь бередить старые и создавать новые. Ах, сколько, напоминающих о приключившихся с нею злоключениях, рубцов будет оставлено в ее сердце! Некоторые из них так никогда и не исчезнут, другие же будут либо сглаживаться, либо давать вновь о себе знать, по мере того, как она будет все глубже проникать в тот мир, в который втянул ее злой рок, и о котором она еще пока даже не подозревает. И если бы хоть кто-то сейчас поведал ей о том, что ждет ее в будущем, она бы просто рассмеялась ему в лицо, не поняв или же просто не поверив. Ах, тогда бы… Другой на ее месте либо сошел бы с ума в тот же миг, либо покончил бы жизнь самоубийством. А она? Она бы все равно пошла напролом, не веря в то, что с ней может приключиться подобное, не веря в то, что в мире может существовать такое зло, столь коварные измены, подлоги и убийства. Ох, как бы удивился Августин Блаженный, автор известного философско-богословского трактата “Исповедь”, который считал, что нету темноты, это лишь отсутствие света, или что нету зла - это лишь определенная мера добра, то есть, разный его уровень. О нет! Ошибаетесь, любезный. Зло есть. Абсолютное зло… И оно… Оно хочет править миром… Всегда хотело…

Но… К счастью, такого человека пока что рядом не было. Пока…

 

Глава II. Фрейн - глава вампиров.

Он все стоял…Стоял и смотрел на окна ее дома. Смотрел и размышлял. Размышлял о том, почему именно он. Он, один из высших вампиров, из вампирской элиты, можно сказать, должен выполнять такое примитивное задание: следить за обычным человеком, более того за какой-то неизвестной, никому неинтересной малолеткой. Он, который входит в число представителей высших слоев вампирского общества.

Но не все было так однозначно. И ему это объяснили, четко и популярно. На него, именно на него, возложили важнейшую миссию, миссию, которая от начала существования мира представляла для вампиров самый важный, самый насущный интерес. Ему объяснили, более того: сам Фрейн давал ему это задание. Не то было важно, что Фрейн, нет, ведь именно он всегда и отдавал ему приказы, он был его прямым и единственным начальником, выше в вампирской иерархии никого попросту не было. Нет, не это удивляло. Удивляло, или даже скорее настораживало, то, что это поручение не было связано с вампирами. Точнее не на прямую. А еще точнее, теперь у него был приказ убивать не только тех неугодных, на которых указал непосредственно Фрейн, но и любого, кто хоть что-то решиться сделать с Сашей против ее воли. Как он понял, пророчество гласило, что никакого вынуждения быть не должно, иначе все пойдет не так. А тот, кто позволит такому свершиться будет проклят и зверски наказан, и не имеет значения, к какому сословию будет принадлежать виновный.

Да уж, было о чем задуматься. Но, несмотря на все это, он откровенно скучал. Это было не для него. Не для этого его обучали, не для этого так кормили. Да, кормили его по-особому. Не так, как других… Он облизнулся. Хоть кормили и хорошо, но довольно редко: его пища была скорее редкостью, чем обыкновением. Но как вкусно… А что? Он же вампир, а значит никакие так называемые “угрызения совести” его несуществующей совести были попросту неведомы. Да и потом, они сами были виноваты. Ему еще ни разу не попадался невиновный. Все, приговоренные к смертной казни, заслужили свою участь, а может, даже оную и похуже. Его всегда поражало, как последней инстанции в лице Фрейна удавалось четко определить: виноват подсудимый или нет. Если Фрейн принимал решение о том, что человека обвинили ложно, его приказ гласил: отпустить на волю. Порой эта напускная доброта почти обманывала его, но он прекрасно знал, для чего Фрейн это делает. Пока что он хотел в глазах людишек казаться справедливым судьей. И порой это действовало так, что люди сами, как правило, ложнообвиненные (из правила, естественно, есть исключения, а из исключений как раз и делался вкусный обед или ужин), так вот эти бедолаги сами шли к Фрейну, чтобы добиться справедливости. И Фрейн им ее дарил. По двум причинам: первая - чтобы насладиться, как уже упоминалось, глупыми, самоуверенными “исключениями”, второе - чтобы пока что еще быть авторитетом в глазах этих смертных. Но это было пока… Он знал, что осталось недолго, и в скором будущем, когда пророчество наконец-то сбудется, Фрейн объявит общенациональную охоту. И единственными охотниками в этом кровожадном водовороте будут они, вампиры, а вот в роли жертвы будут выступать не только люди, но и древние, а их, хоть и пролитая мимо кровь, все же для вампиров будет намного слаще…

Так грезил этот зверь, приглушая в себе зов своей природы, наблюдая за Сашей. Ох, как бы он сейчас ее “покушал”… Но задание есть задание. И если он его не выполнит, то попадет в немилость к Фрейну. А то, что Фрейн не остановиться перед тем, чтобы уничтожить того, кто его ослушается, - непреложная истина. Даже такого, как он, Фрейн не пощадит. Или все же он настолько профессионален, что Фрейн его может помиловать? Что-то не хотелось ему испытывать нервы своего босса. А то, что ему не поздоровится, если Фрейн разозлится, - это-то он знал наверняка. Не мог он никак понять только одного: каким образом Фрейн обрел такую силу и мощь? Питались они, как бы там ни было, одинаково. В этом отношении Фрейн не жадничал. Было что-то еще, о чем никто не ведал, что давало только Фрейну такую непреодолимую силу, как в вампирском мире, так и с людьми и древними. Его боялись все. И он тоже находился в подобном состоянии приглушенного, но все же страха, по отношению к своему начальнику. Он…

Его звали Кирилл. Когда-то он был человеком. Но это знание было каким-то туманным. Он не помнил, ни когда именно его обратили, ни кто это сделал… Как позже ему объяснили добрые люди, то бишь вампиры, такую информацию ему мог предоставить только Фрейн, но пока что он не решался у него спросить о чем-то подобным. Такое было бы очевидной слабостью. Колебание, неуверенность, сомнения - эти чувства не могут зарождаться в вампире, просто по определению. Потому, что в вампире, в принципе, жить ничего не может…

Ему вдруг вспомнилась та первая встреча, на которую он был вызван Фрейном, чтобы получить это задание. Это было около семнадцати лет назад. Очевидно, как раз тогда, когда и родилась эта девушка - его будущее поручение.

Он вспоминал, как ему впервые посчастливилось войти в здание ЭВИ (Экспериментального Вампирского Института), огромное учреждение, построенное несколько веков назад по приказу Фрейна на территории единственной нейтральной страны (а, по сути, единственной страны практически на сто процентов заселенной вампирами) Верройского Союза, Швейцарии. Величие этой постройки было настолько давящим и уничтожающим, что не спасало даже расположение всех без исключения помещений под землей. Все лаборатории, все комнаты, все залы - все было построено так, чтобы никто из любопытных никогда не узнал, где именно находится святая святых вампиров, где именно вампиры занимаются тем, что в свое время станет очень мощным козырем в руках того, кто пойдет за властью, за мировым господством. Эта кузница будущего могла бы принести очень много ценного и полезного в борьбе против разного рода болезней и патологий, от коих страдали представители человеческой расы, но ее основная деятельность, к сожалению, была направлена в иное русло. Ее целью, или вернее несколькими целями, были…

Но об этом он узнал лишь через несколько лет. Лишь тогда, когда он, по мнению руководства Института (то есть, Фрейна), был готов услышать вампирскую тайну. И то, что ему разрешили узнать, полностью перевернуло его представления. Он о таком даже и не подозревал, даже предположить не мог, на что, на самом деле, были направлены все главные силы и ресурсы одного из самых мощных народов, когда-либо населявших этот мир. И не все то, во что его тогда посвятили, нашло отклик внутри него. Его воспитывали на иных ценностях, прививали другие мысли, стремления… Долго еще после того дня он погружался в невеселые думы о том, во что он верит, что интересует именно его и на что готов пойти он, когда придет момент выбора, выбора между…

*

Наверное, в такой вот момент самым банальным воспоминанием должно было быть время, проведенное в Институте. Тот день, когда он впервые вошел в одну из аудиторий Низшего ЭВИ (так называли ту часть Института, где обязаны были пройти учение, а впоследствии и посвящение в вампирские тайны, все без исключения вампиры).

Конечно же, не всех выпускников посвящали во все секреты, связанные с вампирским существованием. Была определенная базовая программа, которую обязаны были пройти все вампиры. Она состояла из основных принципов вампирского существования (естественно, основой этой дисциплины было изучение всего, что хоть каким-либо образом связано с насущной потребностью и базисной причиной их существования, а именно с человеческой кровью, которая всегда была и остается по сей день единственным источником питания для рода вампирского), поведения в обществе, общей истории древних родов, таких как: вампиры, древние люди, эльфы и оборотни и еще рядом нужных и полезных для новичка-вампира предметов. Одним из ключевых и объемных курсов был предмет, который носил название “Древнелогия”. В него входили уже упомянутые уроки об истории древних народов (очень важной была та часть, которая повествовала о происхождении вампиров), но самой объемной все же была информация о древних людях и обо всем, связанным с тем, как именно древние ведут борьбу против вампиров. Это было предусмотрено для того, чтобы новообращенные вампиры не попадали с легкостью в ловушки, расставленные древними на их пути. А потому Фрейном был выдан своего рода Указ, который обязывал каждого вампира пройти обучение в ЭВИ. С этой целью многие вампиры устраивались на роботу в человеческую полицию, в основном, конечно же, занимая должности криминалистов, так как в этой сфере им равных не было. Робота в правоохранительных органах давала возможность проверять наличие документов у любого вампира, встретившегося на улице, и таким образом, следить за правопорядком среди представителей этого народа. Такой подход создавал возможность более или менее контролировать вампирское общество.

Для этого Фрейн и ввел обязательное обучение, которое состояло из двух лет пребывания в Низшем Вампирском Институте. Заканчивая упомянутый базовый двухгодовой курс учебы в ЭВИ, каждый студент проходил своеобразный итоговый тест, который позволял определить степень доверия к конкретному студенту-вампиру, уровень освоения теоретического материала, вампирский “ай-кью” и еще ряд позиций, которые призваны были решить дальнейшую судьбу выпускника. Ошибается тот, кто думает, что этот тест вампиры выполняют с помощью бумаги и ручки. О, нет! Тому, кто хоть раз увидел этот экзамен, спокойно более не уснуть. Да и не каждый выпускник его проходит. Бываю такие, кто остается “на следующий год”, как говорят в человеческих школах, бывают такие, кто переходит в совершенно иной мир (коим зовется Высший Вампирский Институт), а бывают и такие, кто проваливает тест и которых Фрейн собственноручно “стирает с лица земли”, дабы они не портили ему существование.

Кстати о Высшем ЭВИ. Эта структура размещена в постройке, которая вплотную прилегает к зданию Низшего ЭВИ. Естественно, тоже под землей. Если разобраться, то весь ЭВИ занимает около трех гектаров. Так вот, вышеупомянутый Высший Институт - это место, куда попадают те, кто не только удостоился узнать все вампирские тайны, но кому Фрейн доверил право трудиться на благо вампирского народа. В этом Институте уже много десятилетий идет кропотливая работа, связанная с разного рода исследованиями, проводятся всевозможные эксперименты (при чем, слово “всевозможные” - это в буквальном смысле, ничего запретного для сотрудников Высшего ЭВИ попросту не существует). Но самое интересное связано с тем, что сюда попадают двумя способами. Первый, конечно же, это студенты, добровольно изъявившие желание работать на благо вампирского рода. Второй - по решению самого Фрейна. В этом случае мнения или желания избранного главой вампиров кандидата не имеют никакого значения. Решение же относительно того, кто удостоится права занять одно из мест представителей вампирской лаборатории и кузницы, Фрейн принимает на основе того, как себя смог проявить студент за два года базового обучения.

- Слушай Кирилл, внимательно слушай и запоминай, - продолжал наставлять тогда еще молодого студента Фрейн.

- То, что тебе еще нужно узнать сейчас, связано с так называемым уровнем доверия к определенному вампиру, который всегда зависел от нескольких факторов. Кое-что, из того, о чем я сейчас буду рассказывать, ты уже знаешь. Кое-что для тебя будет в новинку. Но, как говорил А. Чехов: “Повторение - мать учинения”. А потому, слушай внимательно и постарайся меня не перебивать. - Заложив руки за спину, Фрейн медленно бродил из стороны в сторону перед доской в одной из аудиторий Института. Это был момент его, Кирилла, посвящения в основы вампирского существования (который, однако, очень существенно отличался от таких же посвящений других вампиров, которые проходили в совсем иной обстановке и при совершенно других обстоятельствах). Но он, очевидно, был особенным. Благополучно окончив Низший Институт, сдав все полагающиеся тесты, Кирилл в этот момент получал возможность стать полноправным участником вампирского общества. Причем, теперь уже не только простым членом сообщества вампирского клана, но и полноправной единицей той системы, в которой ему будет даровано право принимать решения и руководить другими вампирами.

- Итак, Кирилл, возвращаясь к тому основному, что тебе надлежит усвоить: первое и главное условие допуска вампира к определенным знаниям всегда основывалось на лояльности определенного представителя вампирского рода. Самая высшая точка лояльности - безграничная преданность, которая в совокупности хотя бы со средним уровнем грамотности дает широкий доступ в святая святых древнего клана вампиров. Если же студент был грамотным, прилежным, усердным, но не полностью лояльным к вампирским правилам, методам, целям и стремлениям, то он заноситься в так называемый Темный Список Опасных, за коими денно и нощно устанавливается определенная слежка, позволяющая в любой момент либо припугнуть, либо попросту устранить неугодного. Щепетильность для вампира - понятие неприемлемое, а потому в таких вопросах мы церемониться не привыкли.

Далее, существует так называемая Вампирская Пирамида Секретов (или ВПС, как ее сокращенно именуют студенты-вампиры), созданная лично мной, очень похожая на пирамиду потребностей человека известного американского психолога А. Маслоу (сейчас уже вряд ли кто-то возьмется утверждать, кто же был первым в использовании пирамидальной фигуры для упрощенного восприятия такого рода информации), который с помощью вышеупомянутой конструкции попытался наглядно продемонстрировать наиболее устойчивую иерархию человеческих потребностей. Примерно так же выглядят тайны вампиров.

Внизу размещена самая главная тайна, связанная, как и у А. Маслоу, с основными вампирскими физиологическими потребностями: голод, жажда, половое влечение. В основном, вампиров более всего волнует пища, точнее человеческая кровь. А потому вампир должен знать не только нюансы, связанные с едой, известные людям, но и те, о которых обычные смертные даже понятия не имеют. Хотя, если разобраться, то о существовании, а уж тем более, о питании имеют представления лишь древние, а никак не обычные, люди. Касаемо полового влечения, то тайна, связанная с этим моментом, открывается практически всем вампирам, поскольку от того, знает ли вампир, с кем можно, а с кем нельзя завязывать отношения, напрямую зависит его дальнейшее существование.

Вторую ступень, - медленно продолжал свое повествование Фрейн, - занимают экзистенциальные тайны вампиров, то есть те, которые связаны с безопасностью нашего существования (Кирилл уже знал, что лишь очень немногие посвященные знали о тайниках, созданных Фрейном для последствий форс-мажорных ситуаций), а также постоянство условий вампирского существования, что, опять же, практически напрямую зависит от меня: я всегда знаю, где, как и когда можно отследить и поймать определенного вампира или попросту лишить его жизни. Все нюансы, связанные с этим пунктом будут известны лишь двум вампирам, кроме меня. Естественно, моим самым близким соратникам: тебе, Кирилл, и Анри. Впрочем, вам двоим будут известны абсолютно все тайны. - Фрейн изобразил некое подобие улыбки. Однако Кирилл уже тогда знал, что в этот момент Фрейн кривит душой (ну, или чем-то, что заменяет вампиру эту духовную сущность). Все тайны да не все. Все, кроме одной. А этим “одним” знанием обладает лишь Фрейн.

- Третий уровень охватывают секреты, касающиеся социального существования вампиров: наше общение, связи, совместная деятельность. Этот пункт всегда был очень важен. Но о его значении знает лишь очень ограниченный круг вампиров. Ты это знаешь. (Кирилл знал также и то, что Фрейн всегда самолично контролировал тех, кому выпала честь узнать о том, чего добились вампиры за долгие годы всевозможных экспериментов. Счастливчикам разрешалось вступать в контакт с ведущими учеными Высшего Института, что напрямую влияло на возможность налаживать отношения с теми, кто смог затронуть внутри вампира струны, зовущиеся любовью. Это считалось самым высоким уровнем доверия. Все это для непосвященного прозвучит как-то уж очень туманно или расплывчато, но именно эта аморфность давала возможность некоторым вампирам вкусить все сладости их нелегкого существования.

Знал Кирилл уже и том, что размещалось на четвертой ступени, а именно: тайны, связанные с престижными потребностями. У вампиров на этом уровне все сводилось лишь к одному: достижение карьерных высот помогало добиться расположения главного вампира, то есть Фрейна. А это в свою очередь помогало попасть в список тех, кто мог разнообразить свой рацион: самым высокопоставленным вампирам разрешалось (все это, естественно очень строго контролировалось самим Фрейном) вкушать кровь приговоренных к смертной казни. Чуть низшим можно было пить кров тех трупов, коих родственники привозили на кремацию (вот уже несколько десятилетий, как огромнейшими стараниями вампирской верхушки в Верройском Союзе был принят закон об обязательной кремации, что позволило значительно разнообразить питательный рацион вампиров, но, и что тоже имело довольно немаленькое значение, таким образом снизить уровень вампирской преступности). Так что, в принципе, все остались в выигрыше.)

- Пятую, и завершающую, панель занимает самая главная вампирская тайна, в которую были посвящены лишь те, кто приносил присягу служению в Вампирской Интернациональной Полиции. - Фрейн поднял глаза на Кирилла. - Для тебя это еще и тем важно, что с этого момента ты вступаешь в офицерские ряды Вампирского Интерпола. А потому должен знать, что эта тайна и есть тем самым важным и самым значимым секретом, что в час икс решит ход всей битвы, а не каких-то отдельных сражений.

(Впоследствии узнал Кирилл и о существовании еще одной тайны относительно того, что было напророчено вампирам. Это - тайна о Древнем Пророчестве. Она не входила ни в одну из областей пирамиды, стоя, как бы в стороне от всего остального. В нее посвящали всех вампиров, которые прошли обязательное двухлетнее обучение, независимо от результатов выпускного теста, поскольку те, кому нельзя было доверить эту тайну, Фрейном попросту уничтожались. Если вампир не мог хранить информацию о своем народе, то ему не стоило и вовсе портить вампирский род своим присутствием. А знать о том, что предначертано вампирам и что они должны делать, а, тем более, чем жить, - обязан был каждый рядовой кровосос.)

Вот так…

Кирилл прошел все, как любил повторять Фрейн, “Девять кругов Ада, описанные Данте, и Чистилище в придачу”, что позволило ему быть посвященным во все тайны, связанные с вампирским существованием. Оставалась лишь та одна маленькая частица информации, о которой Фрейн не говорил никому. Лишь Анри и Кирилл знали о том, что что-то есть такое, о чем их босс пока не может им рассказать. И тайна эта была связана с…

*

…Однако сейчас у него в голове прокручивалась совсем другая картинка…

Вот он входит в главный кабинет этого огромного комплекса, в кабинет главного вампира их сообщества, самого Фрейна. Но почему он так странно себя чувствует? Так, словно у него поджилки трясутся, у него - у вампира, наделенного сильнейшей властью карать себе подобных, у него - палача неугодных вампирскому сообществу (а сели точнее - то Фрейну) особей. Он, ведь, и так правая рука Фрейна, тот, кто выполняет его приказы, и почти каждый день встречается с ним в другом офисе, в главном здании ВИПа (Вампирского Интерпола). Так почему же здесь он не может взять себя в руки и просто выслушать простой приказ? И не важно, что объектом на этот раз станет человек, да какая разница? По большому счету, это ничего не меняет…

Может, дело в том, что пришло осознание того, чему его учили с самого его рождения, того, что он из тех, кто будет в числе решающих судьбу вампиров факторов… Он не знал, что именно так на него повлияло тогда, но, войдя в кабинет Фрейна, он чувствовал себя, как в тумане. Довольно странное ощущение для вампира. А попросту говоря, совсем не свойственное, это - людская слабость. Ну, да ладно, сейчас надо сконцентрироваться на другом.

Словно издалека он услышал голос своего начальника.

- Кирилл, я вызвал тебя, потому что пришло время. С этого момента, кроме своей главной работы у тебя будет еще и дополнительная. Ты знаешь, о чем я сейчас говорю. Я буду информировать тебя, когда именно ты будешь заступать на свой пост по слежению и охране той, которая должна сыграть ключевую роль в истории вампирского рода. Ты знаешь, о чем я. - Кирилл утвердительно кивнул.

- Хорошо. Тогда вот досье на нее и на ее родителей. Ознакомься, прежде чем приступить. Да и еще… Ты должен отнестись к этому заданию, как к выполнению своих ежедневных обязанностей: хладнокровно, отстраненно и вдумчиво. Кирилл, помни о том, что то, что она человек или то, что она женщина, ничего не меняет. Сынок, ты ведь знаешь и то, что вампиры не умеют любить. Твоя миссия ….

- Но в Пророчестве сказано…, - в разговор вдруг вмешалась женщина, которая всегда была подле Фрейна. Всегда и везде. Поговаривали даже, что от самого его обращения. Но точно никто не знал. Кирилл никогда дотоле не слышал, чтобы она вмешивалась в их работу. Это было впервые, когда она посмела нарушить свое молчание и исправить главу вампиров. Кирилл с ужасом ждал, что сейчас произойдет. Все знали, что Фрейн в ярости не просто жесток, но и неумолим. Но, казалось, что он ничего не заметил. Даже более, он спокойно возразил ей:

- Лейла, эту часть Пророчества ему не нужно знать. Ты же знаешь, что это знание поставит под угрозу наше будущее. Мы не можем позволить себе зависеть от прихотей такой изменчивой стихии, как любовь. К тому же, это лишь возможный вариант развития событий. Но, никогда не знавший о том, что такое любовь, вампир может контролировать свои чувства. Кому, как не мне об этом лучше знать… - Он повернулся к Кириллу.

- Видишь ли, есть одна часть Пророчества, недосказанная и недопонятая нами. Там говориться что-то о любви вампира, которая погубит весь наш вампирский род, но мы еще и, по сей день, понятия не имеем, о чем идет речь. И, откровенно говоря, я очень сомневаюсь, что это будет как-то связано с тобой. Сейчас самое главное, чтобы ты вплотную занялся выполнением этого задания. - Кирилл вновь понимающе кивнул. Он видел, что есть еще что-то, что Фрейн очень тщательно скрывает, что-то, что не может вывести его из равновесия даже на секунду. Что-то такое, о чем очень хотела узнать его соратница Лейла, вмешавшись в их разговор. Вмешавшись, рискуя почти что жизнью. Да уж, видимо это знание было очень важным для вампиров, раз Фрейн им владел и был спокоен, а Лейла чувствовала себя не так, как стоило, не обладая этой информацией. Он постоял еще доли секунды, и, чувствуя, что настало время ретироваться, что Фрейн уже все сказал и просить его исчезнуть вряд ли будет. А потому он чинно наклонил голову и исчез из кабинета.

Он - вампир. И сейчас следит за человеком. Вот уже на протяжении многих лет он незаметно ходит за Сашей, как ее тень. Знает все ее привычки, весь распорядок дня и жизни. И сейчас, после того, как ему вспомнились те слова о том, что он может дать слабину и влюбиться в свой объект, он лишь ухмыльнулся. Ни за что. Он - чистокровный вампир, воспитанный на других принципах, на других идеалах. Он смотрит через иные очки на окружающий мир. Через такие, в каких и намека на розовый цвет не найти. Он был создан для того, чтобы воплотить в жизнь Пророчество, связанное с всеобщей властью его народа, его расы, вампирского существа… Он знал, даже скорее чувствовал, ощущал всеми фибрами своего тела, что он вампир, настоящий, приверженный представитель своего народа. Что быть человеком - это слабо, просто и неприятно. Ему претила даже сама мысль о человечности…

Как бы там ни было, а и было ли вообще, он бы уже ни за что не согласился вернуться в смертную оболочку. Ни за что не согласился бы стать уязвимым, слабым и смертным. Никогда. Ни за что. И ни при каких обстоятельствах.

Так рассуждал он тогда…

*

“Я решила прилечь. Нет, не решила - в таком состоянии невозможно было принимать решения - просто легла и закрыла глаза. Расслабилась… И вот уже слезы не застилают глаза, тело наполняется легкостью, ноги словно отрываются от земли, и прохладный ветерок уносит куда-то в даль… Мое тело, мои мысли… Такое ощущение, как будто что-то переносит саму жизнь в другое измерение… Вдруг начинают появляться (или возвращаться? Это уже становится неважным) совершенно иные ощущения… А появляются ли вообще? Господи, сколько вопросов! О нет, это не вопрос! Я начинаю ощущать, как на моем лице появляется легкая улыбка… “А важно ли все это?” В голове начинает звучать только этот вопрос. Да и звучит ли вовсе? Как-то смешно даже. Вот перед глазами появляется земляная роща, вокруг распространяется пьянящий запах цветов… Все оттенки радуги охватывают видимое пространство, радуют взгляд…. И сразу становится так легко и приятно… Я улыбаюсь и бегу навстречу горящему солнцу… Возникает такое чувство, будто все позади. Нет, не позади, а просто этого и не было… Этого? А что, собственно, произошло? И что “это” такое? Постепенно исчезает даже и этот вопрос. Я чувствую все это, всю эту легкость, плавность, вдыхаю пьянящий запах окружающих цветов, так, словно всеми фибрами тела воспринимаю окружающий мир. А из травы исходит мягкий, шелестящий звук. Да это же цветы шелестят, листья, вон там мои любимые лилии…

Понемногу едва различимые звуки начинают складываться поначалу в не до конца понятные слоги, а постепенно и в знакомые сочетания - слова. Но разве может это испортить всю прелесть блаженства, которое можно испытать только в таком месте… Я вновь улыбаюсь. Это прекрасно… “Пророчество…” Что? Послышалось? “Пророчество…” По моему лбу пробегает тень. Я это чувствую. А слова начинают звучать все отчетливей… “Древнее Пророчество…” Свет резко меркнет. Весь мир будто исчезает. Серые облака мгновенно затягивают доселе безоблачное небо… А слова все звучат и звучат, вгрызаются в мозг, терзают разгоряченное сознание, затуманивают взор, лишают восприятия… “Великое Древнее Пророчество…Саша…ты должна…ты избранная…ты должна…”

Я помню, помню, как сейчас, как очнулась в холодном поту от ощущения, словно меня кто-то душит. Я машинально схватилась за шею, как бы пытаясь расцепить чьи-то сомкнувшиеся на ней пальцы. Я задыхалась. И у меня было такое чувство, словно все это происходило со мной взаправду. Тяжелое дыхание заглушало мысли, ощущений не было вовсе… Но это, чтобы это ни было, продолжалось лишь доли секунды, которые, однако, мне показались вечностью. Таких реальных ощущений во сне я еще никогда не испытывала.

Прошло несколько мгновений, и постепенно начали возвращаться сначала чувство осязания, а потом и возможность видеть, слышать, чувствовать… Я вдруг почувствовала такой леденящий душу холод, как будто струя морозного ветра ударила в лицо. Я еще не успела даже открыть глаза, как тотчас увидела … Нет, скорее даже ощутила, как чья-то тень промелькнула передо мной и исчезла в проеме окна… Или же мне это показалось?… Мысли путались, противоречивые чувства разрывали разум… Но так продолжалось недолго. Я отчетливо помню лишь то, что такое со мной происходило впервые.

Реальность ворвалась в сознание так же стремительно, как и покинула его, и вся боль и горечь утраты новым неподъемным грузом свалилась на мои плечи, боль с новой силой ворвалась в сердце и терзания, которые лишь на мгновения оставили меня в покое, с новой силой начали вгонять в депрессивное состояние. Слезы текли по щекам…А я все никак не могла ничего понять. Что это было? Плохой сон, видение? Вопросы кружились в голове чередой, попеременно сменяя друг друга, но, странно было другое, я вдруг почувствовала, что не нуждаюсь в ответах. Так, как будто я их и так уже знала, просто не могла сформулировать, как будто это было частью меня самой, и я всегда их знала. Да, определенно! Надо их лишь облачить в знакомые слова и фразы, потом озвучить, и все сразу встанет на свои места. Я попыталась, и …

Ничего. Ничего не получилось. Мне начало казаться, что я схожу с ума. Нет, так дальше не могло продолжаться. Еще минута и мозг взорвется.

“Подумаю об этом позже”, - любимая фраза сама завертелась на языке и я с жадностью ухватилась за эту спасительную соломинку. Я встала с постели, с удивлением заметила открытое окно (перед тем, как лечь я его не открывала, уж я-то это точно помнила… но точно ли?) закрыла створки и приняла решение ничему не удивляться. Наверное ветер разбушевался, все-таки океан не так далеко… И неважно, что ни единый листик на деревьях не шелохнулся, и следов сметенного песка на дорогах нет… И правда, разве это может быть важно сейчас? Сейчас, когда боль и чувство одиночества начинают захлестывать изнутри, горький комок отчаяния давит в горле…”

*

- Ох, Саша, мне, право же, так жаль. Я, к счастью, не сталкивалась с таким горем, какое постигло тебя, и мне, наверное, не понять всей глубины твоих страданий, но все же, я искренне разделяю твою горечь утраты и соболезную твоей потере, - Соня участливо смотрела на собеседницу. И тот, кто знал, кем на самом деле была эта девушка, не усомнился бы не в едином ее слове. Знала и Саша. А потому задумчиво подняла на свою новую соратницу затуманенный взор.

- Спасибо, Соня, я знаю, что ты говоришь это от всей души. Но сейчас уже прошло время, и шрамы успели немного затянуться. Хотя о том, чтобы от них не осталось напоминания, вряд ли можно мечтать. Не говоря уже о том, что мне бы надо уже немного попривыкнуть к тем страшным, полным огромных страданий, событий, которые попросту меня преследуют и не дают передыху.

Сейчас уже все иначе. Сейчас мы сидим здесь у этого гостеприимного костра и безмятежно беседуем. Сейчас мы даже можем позволить себе на некоторое время забыть о том, что случилось, мы даже можем на время отодвинуть разговор о том, что нам предстоит сделать уже завтра. Всем этим можем на несколько часов пренебречь. Сейчас. А тогда…

Тогда я перестала ходить в школу. Замкнулась в себе. Мне казалось, что свет померк, а жизнь и вовсе остановилась. Я знала, уже тогда я отчетливо чувствовала, что беззаботная пора моей юности ушла навсегда и бесповоротно. И мне не оставалось ничего иного, кроме как смириться с тем, что уже никогда ничего в моей жизни не будет так, как раньше…

Последующие дни тянулись чередой, уныло сменяя друг друга. “Я жила в каком-то беспросветном тумане, почти ничего не ела, то и дело меня мучила лихорадка. Ничто в мире больше не радовало. Я позабыла даже о своем саде и о ни в чем неповинных животных, которые каким-то особым чутьем угадывали, что произошло что-то неладное. Их зычное доселе ржание сменилось каким-то неуверенным блеянием. Хотя я и могла пережить любой удар судьбы, оставшись при своем уме, выздоровление же мое было довольно долгим, даже несколько затянутым. Благо, что Карл, узнав о случившемся, тотчас же примчался на помощь ко мне и моим питомцам. Хотя для него и было невообразимой болью сознавать, что он потерял своих покровителей, но больше, все же, его терзали мои мучения. Во мне для него заключался весь смысл жизни. Особенно сейчас, когда он уже знал. Знал то, что должно было перевернуть весь мир, все его основание…

Он готов был пожертвовать всем, даже своей жизнью, лишь бы его крошке стало хоть немного легче. Но до этого дело не дошло. Во всяком случае, сейчас… Присутствие Карла, друга и попечителя, возымело надо мной свое действие: постепенно мое сознание начинало проясняться. Как это часто со мною бывало, моей довольно-таки сильной натуре не составило особого труда приспособиться к новому жизненному раскладу, начать игру под названием жизнь по новым правилам. Так было и на этот раз. Молодость, крепость духа, физическая сила тела брали свое. Боль потихоньку стала убывать, и жизнь начинала приобретать свои прежние яркие краски. Но непоправимое свершилось, и как бы я ни старалась забыться, отрешиться от случившегося, первый крупный рубец был запечатлен в моем сердце. И совсем ненадолго удавалось мне забыться.

Юность, ох юность, эта прекрасная пора! Никогда я не познаю ее услады, никогда не наслажусь безмятежьем, даруемым этой весной жизни. Ах, как же мне хотелось слышать пение птиц, и вновь находить в нем нотки, предвещающие неизведанные прелести жизни, любви, страсти. Но мое, уже успевшее несколько очерстветь, сердце не екало, слыша заливистое пение соловья. Все мне теперь представлялось в сером свете. Все мое существо было столь поражено случившимся, что мне уже казалось, будто в жизни больше нету радости, нет любви, дарованной Эросом, и что все величие, описанного в романах, счастья всего лишь выдумка или заблуждение, преувеличение тех, кто не знал его в жизни, но так старался познать. Мне казалось, что я постигла истинный смысл жизни, который сводился к нескольким, навевающим уныние, фразам.

Любовь? Да полноте, покажите того, кто мог бы с уверенностью сказать, что он-де познал настоящую, всеобъемлющую любовь. Кто может с уверенностью об этом заявить? А если и осмелится кто-то об этом утверждать, пусть сначала сам себя спросит, по каким критерия он так рассудил. Всегда найдется вдоволь аргументов для опровержения. И что вы поженились? Нет, а почему же? Ах, потому что он умер, но как так? Ведь любовь, настоящая любовь - это какая-то сверхъестественная сила, которой должна быть подвластна даже смерть. Или же он вас бросил? Так о какой же любви может идти речь? Настоящая любовь ведь не допускает такого кощунства над собою. Ах, так вы все-таки поженились? Ну и как? Куда же девались ваши чувства, ваша идеализированная любовь через десять лет? Посмотрите, что с вами стало. Куда девались те ощущения, на крыльях которых вы порхали в день вашего венчанья?

На свете имеется тысяча доказательств в пользу счастья, но все они ничего не стоят, потому что нет одного-единственного, могущего действительно что-то доказать. С этого времени жизнь виделась мне под каким-то иным углом, в другом ракурсе. Мне казалось, что человек создан для одних лишь страданий. Кто знает, может, это нужно было для того, чтобы заслужить место в рае и обойти врата ада? Рай, ад… Впервые за всю мою жизнь в моем сознании начинали зарождаться сомнения по поводу догматов современной церкви. Вот так, именно такими словами и предложениями я думала тогда. В свои семнадцать…”.

*

Может, как раз настал уже час узнать ей, о том, что существует на самом деле…

Какая-то глухая ненависть начинала захлестывать Сашу изнутри. К кому? Почему? О, как она пыталась с нею бороться, пыталась искоренить отравленные семена, зарождающиеся в душе, но, видимо, не суждено было ей так скоро отрешиться от сомнений и страха о будущем, которые терзали ее израненную душу. После нескольких недель, потраченных на восстановление сил, пришло осознание реальности и всей ее беспомощности. Начинало сказываться отсутствие денег. Родители хоть и зарабатывали достаточно, что выливалось, в свою очередь, в безбедное существование, но они как-то не думали о будущем, полагая, что еще не время. Но судьба - дама капризная, и, как оказалось, было-то как раз самое время. И вот Саша осталась без гроша. И, что самое ужасное, Карл не мог ей ничем помочь - сам он уже давно был не в состоянии зарабатывать, и деньги, на которые он жил, каждый месяц исправно поставлялись ему Леонардо, отцом Саши. А тут еще и лошадей нужно было кормить, да и за жилье платить.

Но что делать, что же делать? Саше ведь было всего семнадцать, она еще и не успела окончить школу, не говоря уже о высшем образовании, требующемся, чтобы получить хоть сколько-нибудь приличную работу. Все бы ничего, но ведь она еще и ничего не умела делать. Ее воспитывали не для работы. И тут впервые в ней зародился кроткий упрек к родителям за их столь самоотверженную любовь, которая помешала им подумать о том, что ей придется однажды вступить в борьбу, которая зовется жизнью. Конечно же, они мечтали о том, чтобы Саша поступила в какой-нибудь вуз, и закончила его с отличием, они бы ни на какие деньги не поскупились, лишь бы их дочурка ни в чем не чувствовала недостатка. Они и впрямь не могли себе представить, что ей когда-нибудь предстоит трудиться, чтобы заработать на существование. Они мечтали для нее о работе для души, ни в коем случае не о такой, которая была бы единственной возможностью выжить. Но случилось иначе. И сейчас мозг Саши лихорадочно работал, ища свет в конце тоннеля…

Однако эту “работу” попеременно сменяли совсем иные, мрачные всплески подозрений. Непонятно отчего, но поначалу странное и необъяснимое ощущение чего-то невысказанного, скрытого и страшного понемногу начинало обретать все более четкие очертания. И чем дальше, тем яснее пред ее взором вставало кровавое полотно, на котором она уже не просто ощущала, а могла увидеть глазами: ее родители умерли не своей смертью. Их убили. Откуда, как, почему пришло это знание - она бы не сумела дать вразумительный ответ даже самой себе. Эта уверенность исходила из такого глубокого источника внутри ее сущности, что сама она не понимала, как такое вообще возможно. Да, впрочем, это было и неважно. Имело смысл лишь то, что она уже не просто поверила, а скорее свыклась с мыслью о далеко неслучайной гибели самых родных ей людей. Теперь оставалось лишь выяснить, кто это сделал и почему. Хотя какая разница “почему”?! Самое главное - это “кто”. А, узнав это, она превратит свое будущее в одно мгновение, которое зовется одним словом: “месть”…

*

- Здравствуй, Карл, - Фрейн со своей свитой бесшумно вошел, или скорее даже проплыл в конурку старика.

- Ты даже не услышал нашего приближения, - Фрейн расплылся в злорадной ухмылке, обнажая белый ряд вампирских клыков.

- Что, стареешь? Или просто теряешь сноровку? Да, древние уже не те, что были раньше. Вырождаетесь. - Карл даже не шевельнулся. Но каким-то странным образом (увидеть невооруженным глазом было просто невозможно) в его руке оказался какой-то странный кружочек, похожий на древний амулет. Он крепко сжал его. Лицо при этом оставалось непроницаемым. Фрейн захохотал.

- Ты и правда думаешь, что это тебе поможет? - лицо сверкнуло злобой. - Да если бы я хотел, ты бы давно уже был мертв. Неужели ты не знаешь, на каком уровне сейчас находимся мы, вампиры, и как жалки стали теперь древние?! - Карл не шевелился. Внешне непроницаемая оболочка его тела скрывала целый вулкан чувств и ощущений внутри. Но эта борьба не должна была быть замечена. Фрейн вновь расхохотался.

- Да, Карл, вижу, что твоя наивность никуда не исчезла ни с твоими годами, ни с тысячелетиями, за которые ваш род мог бы уже и научиться быть похитрее. Ах да, вам же это чуждо. Ладно, хватит любезностей. Ты же понимаешь, что я здесь не просто так. Цель моего визита, как ты уже, наверное, догадался, - это Саша, девочка которую ты опекаешь. Что же ты не орешь, не бросаешься на меня? А? Знаешь, ведь, что если бы я захотел, то от нее бы и мокрого места не осталась. Кстати, у меня возник вопрос: как это древние поручили тебе, предателю, опекать этот камень преткновения по имени Саша? Древние ведь не прощают самоубийц. Я помню, как ты сходил с ума, после того как наши собратья вампиры вырвали печень из твоей жены. - Глухая злость давила на Карла изнутри, пытаясь вырваться наружу. Но он держался. Каменное выражение его лица могло обмануть любого, только не Фрейна. Поэтому Фрейн, наслаждаясь эффектом своей речи, продолжал измываться над Карлом.

- Почему же ты тогда не покончил с собой? Что смелости не хватило? Или это вышло случайно? Ладно, довольно. Поговорим начистоту. И теперь я желаю, чтобы это был диалог. Ты же понимаешь, что это для твоего же блага. Итак, ты в курсе, почему меня интересует твоя подопечная? - Карл кивнул.

- Мы знаем о ней и обо всем прочем. Думаю, ты в этом не сомневаешься. Ты также отлично знаешь, что это мы убили ее родителей. Только ты, наверное, не знаешь, почему мы их убрали и почему именно сейчас. Когда придет время, я тебе расскажу. Если, конечно, буду в духе. Но это сейчас не так уж и важно. Важно другое. Мы не предвидели, что нам придется оставить ее сиротой - так уж вышло. А раз так вышло и содеянного не изменишь, надо бы решить, как быть дальше. Пока что ей обо всем этом знать не нужно. Ты же знаешь, что Пророчество вступит в силу только, когда ей исполнится двадцать лет. Еще три года. Ты понимаешь, что, как бы глумливо это не звучало, но до тех пор мы будем о ней заботиться. - Карл фыркнул. Фрейн захохотал. В мгновение ока он преодолел расстояние, которое их разделяло и остановился в пятидесяти сантиметрах от Карла. Он словно ударился о невидимую стену. Амулет работал. Фрейн ухмыльнулся.

- Ну, Карл, эту игрушку ты можешь использовать только против моей свиты, не против меня. Поэтому не старайся. Ты ведь уже в курсе, что вампиры научились преодолевать заклятия древних. Правда, не всем это дано, ну и конечно, не при всех обстоятельствах. - Фрейн снова захохотал.

- Нам понадобились столетия, чтобы это понять и научиться использовать. Интересно, сколько еще времени пройдет, пока вы, древние, разгадаете нашу маленькую тайну. Впрочем, это даже не самая интересная. Раз уж я тут, то воспользуюсь моментом, чтобы еще больше над тобой поиздеваться: вампиры вступили на такой уровень, что ты себе даже не можешь представить. И никогда уже никто нам не будет страшен. Мы уже… Нет, еще рано. Еще рано посвящать вас в наши планы. Итак, вернемся к Саше. Я предлагаю пока что ей ни о чем не рассказывать. - Карл мотнул головой.

- Как хочешь. Это все равно ничего не изменит. Колеса маховика уже закрутились, и их уже ничто не остановит. Решай сам. Дальше. Вы ведь с ней остались без средств к существованию. Я могу понять, почему древние вам не помогают. - Фрейн снова ухмыльнулся. - Понимают, ведь, что этот человечишка, эта твоя Саша, призвана разрушить этот мир, изменить все его состояние. Благодаря ей мы навсегда воцаримся здесь. А вы будете уничтожены. - На этот раз улыбнулся Карл.

- Фрейн, ты же отлично знаешь, что в Пророчестве ничего такого не было сказано. Это лишь ваша, одна из возможных, трактовка будущего. - Фрейн слегка поник, но так, что непосвященный никогда бы этого не заметил. Однако от острого взгляда Карла это укрыться не могло. Улыбка исчезла из лица Фрейна, злоба перекосила лицо.

- Слушай ты, жалкий человечишка! Даже то, что ты древний, не отменяет того факта, что ты человек, смертное и ничтожное существо. А то, что это человеческое отродье, эта ваша Саша, исполнит Пророчество, а Пророчество только нам на пользу, это уже непреложная истина. Ты отлично знаешь, что именно Пророчество помогло нам, вампирам, освободиться от лишнего груза, от вас и от остальных, и возвыситься. Она его исполнит. Просто пока что мы не знаем как, и поэтому мы пока что будем ее держать под наблюдением и даже помогать. Как бы противно и мерзко нам не было. - В последующие несколько секунд Фрейну удалось взять себя в руки, на его лице вновь появилась непроницаемая маска.

- Не зли меня больше, Карл. Я сюда не за этим пришел. Я пришел предупредить, что фирма, на которой работал Леонардо, принадлежит вампирам. Это ты, впрочем, уже знаешь. Так вот, мы и дальше будем исправно выплачивать вам жалованье Лео, несмотря на то, что он умер. Скажешь ей, что это своеобразная страховка. Если нужны будут деньги еще для чего-то, сообщишь мне лично. Вот мои координаты: он бросил какой-то лоскут ткани. - Карл к нему не прикоснулся.

- Да не бойся ты: это полностью безвредная вещь, правда. Просто, когда захочешь со мной о чем-то потолковать, кто знает, может, даже о чем-то стоящем, может, до тебя наконец-то дойдет, на чьей стороне перевес, и ты присоединишься к победителю. Хотя нет. Наш род проклял древних уже очень давно. Жаль только, что наше проклятье не имеет такой силы, как ваше. Ну да ладно. Одним словом, надо будет увидеться, просто возьмешь эту тряпицу и произнесешь мое имя. Если не буду занят, то примчусь тотчас же. Если буду - подождешь. Если будет что-то срочное, разорвешь ее пополам. Понял?

- Понял, - злобно прошипел Карл.

- Не думай, что мне это доставляет удовольствие. Когда твоя Саша исполнит Пророчество, я сам лично высосу с нее кровь. Всю, до последней капли. - Карл еле сдерживался. Не прошло и секунды, как в лицо Карла ударил легкий холодный ветерок. Фрейн со своей свитой исчез так же мгновенно и незаметно, как и появился.

Карл почувствовал, как глухая злость поднимается в нем, подступает к горлу. И в то же время он чувствовал какую-то растерянность. Визит Фрейна выбил его из колеи. Он и так был в какой-то прострации, а теперь в нем уже начинала откровенно зарождаться депрессия. Теперь надо было продолжать как-то жить дальше. Но он хотел еще и Сашу как-то защитить. Было, правда, кое-что, чего он откровенно не мог понять: почему, и правда, древние не проявляли никакого интереса к его крошке? Было только два варианта: первый - они хотели таким образом показать, что она ничего не значит ни для них, ни для вампиров; и второй - было что-то еще. Либо древние знали правду и там Саши вовсе не было (этот вариант не подходил: Саша все же фигурировала в Пророчестве), либо правда была намного больше и совсем не такой, какой ее знали вампиры.

 

Глава III. “Висячие сады” древних.

Наверное, это прозвучит странно, но была у вампиров одна особенность. Не у всех. Среди них попадались хорошие, насколько такое вообще возможно в этом мире. Так вот, некоторые из этих хороших вампиров имели определенный дар: они могли получать то, чего очень-очень желали. По крайней мере, они так думали. Но так было не со всеми и не всегда. Желание должно было быть слишком сильным, чтобы убедить незримые силы предоставить им желаемое. (Как бы там ни было, а вампирам мечтать ведь тоже не запрещено). Так вот, она была хорошим вампиром, насколько это вообще возможно среди ей подобных. Генриетта, принадлежала к той горстке вампиров, которая даже после превращения сумела обуздать свой голод и полностью не превратиться в нежить. Сохранилось в ней что-то человеческое, хотя об этом, к сожалению, можно говорить только метафорически. Став вампиром в довольно молодом возрасте, ей тогда было всего лишь восемнадцать, она в силу своей детской наивности и неиспорченности так и не смогла перешагнуть через страдания людей и животных, а потому питалась только донорской кровью. Да и той с отвращением. Но выживать как-то надо было, и вот уже третье столетие Генриетта пыталась найти свое место в этом жутком, хищном социуме. Помогала ей шагать по этому тернистому пути одна безумная мечта, которая овладела всем ее существом уже много-много десятилетий назад. Как, почему, даже когда именно это произошло, - Генриетта не смогла бы ответить на все эти вопросы. Просто однажды она это почувствовала, а со временем осознала. Это было довольно странно. Но она ощущала какую-то связь с этой мечтой. Так, словно, это было не просто желание, не просто что-то из области грез, это было что-то, чего она не понимала, как ни старалась. Казалось, какая-то неведомая сила вкладывала это в ее сознание, заглушая все другие мысли и стремления. А Генриетта подчинялась. Сила, обвивающая ее разум, обходящая рациональное и без проблем проникающая в сферу бессознательного… Такой силе не смог бы противостоять никто. Сдалась и Генриетта. И попала в странное состояние отрешенности, которое порой накатывало на нее совершенно случайно. Откуда пришло это знание, это видение того, что не было доступно ни единому вампиру? Она не знала. Понятия не имела. В моменты, когда приходили видения “Садов”, ей казалось, что она впадает в транс. На самом же деле, она грезила…

Она мечтала попасть в одно из чудес света, она хотела увидеть Висячие сады Семирамиды. Нет, не те развалины, которые остались от когда-то построенного по приказу вавилонского царя Навуходоносора в середине первого тысячелетия до нашей эры пирамидального дворца то ли в честь его любви, то ли в честь правительницы, которая враждовала с вавилонянами. Нет, Генриетта хотела увидеть нечто другое. Да, бесспорно, как повествуют хроники тех времен, это было и впрямь монументальное сооружение, превосходящее своей красотой любую другую постройку, за многие тысячелетия возведенные людьми. Нет, Генриетта мечтала увидеть то настоящее чудо света созданное не людьми, а древними. И это место находилось лишь в известном древним месте. Вход вампирам туда был воспрещен. Но, как оказалось не всем. Желание Генриетты, ее сила, помогли ей наконец-то добиться успеха. Так ей хотелось думать и верить. Потом, со временем, она узнает, почему и зачем все это было. А пока…

В один из дождливых и пасмурных дней она почувствовала, что что-то резко меняется. Ее затошнило. Ей показалось, что все ее существо то растягивается, то сжимается. Ее мутило, а с ее сутью что-то происходило. Потом была вспышка ослепительного света, и Генриетта потеряла сознание. С вампирами такого не бывает. Но это длилось лишь считанные секунды. Когда она пришла в себя и открыла глаза, она не поверила самой себе. И вновь потеряла сознание. Такого с вампирами еще точно никогда не происходило. Очнувшись, Генриетта решила не спешить с выводами, но, когда постепенно начала открывать глаза, сомнения исчезли. Перед ней возвышалось монументальное творение нечеловеческих рук. Вернее, так казалось. Ну, а вообще-то не совсем человеческих, а творение рук древних людей. Все-таки, им было дано свершить что-то намного поразительней, нежели обычным смертным. Генриетта стояла и все еще не верила своим глазам. Перед ее взором открывалось потрясающее зрелище. И это было далеко не то сооружение, которое описывают историки: это была вовсе и не четырех ярусная пирамида с двадцатипятиметровыми поддерживающими колоннами. Нет, это была целая страна, окруженная со всех сторон водой, своего рода остров в океане. Здесь было намного больше ярусов, а колонны, поддерживающие каждую следующую платформу, были сооружены из чистого золота. Возможно, это было странно, но в этом мире металл ничего не стоил. Это было семиугольное строение, как впрочем, можно было догадаться по самому названию: Семирамида - цифра семь означала количество углов в сооружении, а слова Ирам и Ида - были именами первых древних, павших от рук вампиров в первое время затянувшегося до наших дней противостояния между вампирами и древними. Но мало кто об этом знал. Не знала и Генриетта. До этого момента. Но лишь ступив на эту землю, это знание каким-то образом само воцарилось в ее сознании. Так, будто бы оно всегда хранилось где-то глубоко в подсознании, а сейчас пришло время его извлечь в сферу осознанного.

Каждый ярус этого великолепного дворца представлял собой одновременно и место, где были расположены всевозможные помещения для жилья, отдыха и развлечения, но еще и цветник, а также место, где разнообразные животные (птицы и хищники в том числе) жили бок о бок с людьми, точнее с древними. Это место было раем в полном смысле этого слова. Но никто из людей, к сожалению, никогда не посетит эту маленькую страну, созданную много веков назад древними то ли для какой-то особой цели, то ли это просто был крик души, крик души о прекрасном, непревзойденном.

Долго еще Генриетта стояла вот так, просто, завороженная увиденным. Через какое-то время она словно сбросила с себя сеть оцепенения и шагнула навстречу чуду. Но не успела она даже и шагу ступит, как почувствовала, словно ударилась о невидимую стену. Какой-то незримый заслон помешал ей. Что-то отбросило ее, не давая продолжить путь. Она в недоумении оглянулась. Странно как-то. Попасть сюда она смогла, а ступить на территорию ей не дано было? Но удивляться было глупо. Уже только одно то, что она сюда попала, было страннее странного. Так чего же она ожидала: что теперь врата сами пред нею откроются, приглашая ее войти? Как бы не так. Но Генриетте было не впервой преодолевать превратности судьбы, поэтому она просто начала ждать. Ждать и всматриваться в глубь садов, пытаясь понять… Понять что? Да, наверное, многое. Например, как она могла сюда попасть? Как здесь все обустроено? Кто здесь живет? Почему? Зачем? И почему никто ее не замечает? Она поглубже вдохнула. Воздух здесь был чистым и еще каким-то особенным. Она подняла голову, всматриваясь в слегка затученое, но голубоглазое небо. Потом ее взор обратился к солнцу. Даже эти природные вещи здесь были какими-то иными. Она вдруг почувствовала, что совсем не испытывает голод, хотя уже довольно давно его утоляла. Какой-то специфический состав природных компонентов разрешал вампирам здесь не чувствовать жажды. Здесь вампир мог жить без необходимой ему пищи и при этом чувствовать себя нормально. Ну, а о солнце и говорить-то было нечего. Сперва, после того, как вампиры взбунтовались, они еще долгое время страдали от солнечного коварства. У одних появлялись от него ожоги, у других ухудшалось зрение, третьи впадали в депрессию и сами себя сжигали. Были и такие, которые светились на солнце и мерцали всеми переливами радуги. Разные вампиры по-разному реагировали на солнце. Но со временем, захватывая все новые средства и увеличивая свои возможности и познания в исследованиях в разных сферах, они наконец-то нашли необходимое противоядие. На протяжении долгих столетий они и их преемники глотали всевозможные смеси, и вот в конечном итоге сегодня их страх перед солнцем, как и их немощь перед ним, уже канули в лету. Теперь вампир на солнце не испытывал никаких неудобств. Разве, что отвращение к нему осталось все же у большинства кровососов. Все-таки, это был не их мир, не их стихия. Сосуществовать с солнцем они могли. Но радоваться ему были не обязаны. Но не все так к этому относились. Лишь большинство. Генриетта же принадлежала к той горстке вампиров, которые хотели еще радоваться стихийным проявлениям настоящей жизни. Может быть, им это и напоминало жизнь, о которой они так тосковали, а может, они просто хотели во всем видеть позитив, на каждом шагу доказывая, что напрасно из них сделали кровопийц и отобрали радость жизни.

Как бы там ни было, сейчас Генриетта наслаждалась. Конечно же, в той мере, в какой это подвластно вампиру, но все же наслаждалась. Такой букет чувств, ощущений и красок она уже давно не встречала в том, верхнем мире. Этот мир она решила звать просто: подземным. Уйдя в себя и слушая музыкальное пение пернатых, улавливая легкие ароматы пьянящих растений, она не заметила, как невдалеке показались сначала очертания человеческой фигуры, а вскоре и сам ее обладатель. Она отпрянула. Но человек, казалось, не совсем понимал, кто перед ним (а может, он и не умел распознавать, во что, правда, верилось с трудом). Он дружелюбно помахал рукой. Правда, от зоркого взгляда Генриетты не укрылось его удивление. Вампирский голод хоть и не давал о себе знать, однако, некоторые остальные способности нежити у нее сохранились. Но, поскольку убегать и так было некуда, повсюду окружала вода, Генриетта решила поддержать навязываемые правила игры. Она улыбнулась в ответ. Незнакомец подошел совсем близко.

- Здравствуй, - произнес он на славянском языке. Для вампиров не существовало незнания, а потому Генриетта непринужденно ответила ему на предложенном языке.

- И тебе не болеть. - Он улыбнулся.

- А почему ты там стоишь? Кто ты? Я тебя раньше здесь не видел. Ты новенькая?

“Черт, сколько вопросов сразу. Да и что ему ответить?”

- Меня зовут Генриетта, а тебя?

- Меня - Андрей, но все меня почему-то зовут сокращенно просто Рей. Ты не полностью ответила на мой вопрос. Как ты здесь оказалась? - напряженная работа мысли вызвала у Генриетты на лбу несколько едва заметных морщин. Но отвечать она не спешила. Да и что она ему скажет? Что она вампир? То, что он человек и что здесь больше нет вампиров, она чувствовала слишком отчетливо, чтобы ошибиться.

- А давай сначала ты немного расскажешь о себе, чтобы я могла сориентироваться, как мне лучше объяснить цель моего визита. - Рей улыбнулся. Вообще-то она не ждала, что он наивно расскажет ей все о себе и своей жизни. Она просто пыталась выиграть время. За эти мгновения она пыталась в спешке придумать какое-то более или менее сносное объяснение своего пребывания здесь. А еще, ведь, надо было объяснить, почему она не может проникнуть на территорию дворца. И как ей отсюда выбраться. Казалось, у нее сейчас закружиться голова. Наверное, от свежего воздуха. И не в первый раз за последние минуты. Д-да… Вот это ситуация… Или как любят повторять азартные игроки: “вот это комбинация!”.

А он тем временем рассматривал Генриетту в упор, безо всякого стыда. Рассматривал и улыбался. Что ж, она решила принять правила, предложенные собеседником, и тоже уставилось на него, быстро и ловко подмечая все нюансы и недочеты, которые могли бы ускользнуть от любого, но только не от заинтересованного вампира. По ее мнению, его семнадцатилетнее лицо не было ни красивым, ни отталкивающим. Обычное юношеское лицо с мальчишеской улыбкой. Раскосые глаза, светлые брови и волосы цвета блонда. На щеках играл легкий румянец - признак здоровья в молодом теле. Но была у него одна странность: цвет его глаз. Один глаз был синего цвета - такого цвета бывает очень холодное открытое море. А цвет второго напоминал темный фундук. Генриетта на миг заглянула в эти, казалось, совершенно разные глаза, и у нее вновь закружилась голова. Да что ж это такое! В который раз! Что здесь не так?! И тут она поняла. После того, как почувствовала, словно из глаз незнакомца пришла информация о том, что он ее судьба. Это место давало скрытое знание. Да, конечно! Она слышала о таком, когда-то, будучи еще человеком, но не верила в правдивость такой странности. А ведь неспроста появились такие легенды. Оказывается, не беспочвенными были рассказы бабок, которые пели колыбельные свои внукам, и в стихи песен вкладывали, то, что хоть и было каким-то невообразимым образом им известно, но оставалось предметом грусти и непостижимости. Она смутилась. Интересно, он тоже чувствовал эту неуловимую, но предсказанную связь между ними в будущем? Каково же было удивление Генриетты, когда молодой человек, тихонько хихикнув, начал излагать свою историю. Да, приехали. Вот это мирок. А парень тем временем поведал следующее.

- То, что меня зовут Рей, это я уже сказал. Но кто я, как здесь оказался - этого я не знаю. То, что известно мне, так это то, что я здесь родился, моя мать умерла при родах, отца не было. Родных у меня нет. Но обо мне хорошо заботятся. У нас здесь свой мир. Что-то вроде небольшого поселка. Все всех знают, живут в согласии. Все счастливы. У меня куча прислуги. Я делаю, что хочу. У нас здесь настоящий коммунизм. Вот дядя Ленин был бы рад! - он громко захохотал. Генриетта подняла бровь от удивления. Рей успокоился.

- А что ты думаешь, что раз я живу в каком-то неизвестном месте, так у меня уже и Интернета нет?! Нет, у меня есть доступ к сети, и я довольно образованный молодой человек. - Тут он поник.

- Что-то случилось? - она не успела даже понять как, но в ее вопросе прозвучало участие. Он поднял голову, и Генриетта отшатнулась. Его глаза расплылись, радужные оболочки почернели, и она почувствовала, как все его тело напряглось, словно струна. Другой этого бы даже не ощутил, но Генриетта была вампиром, и она почувствовала безудержную ярость в этом человеке, ярость, могущую сокрушить стотысячное войско любого противника, если у того хватило бы глупости в такой момент стать у Рея на пути. Но это состояние овладело им лишь на мгновение. Генриетта почувствовала, как к нему возвращается обычное настроение. Он посмотрел на нее теперь уже серьезным и долгим взглядом. Генриетта его выдержала. Тогда он заговорил уже другим, четким голосом, продолжая сверлить ее разными, но довольно проницательными глазами.

- Я же не дурак. И как я уже сказал, у меня есть Интернет. Я уже очень давно (а времени у меня, уж поверь, вдоволь) пытаюсь определить, где же я нахожусь, в каком океане расположен мой дом-остров. И знаешь, все безуспешно. Есть еще кое-что. Я многое знаю об окружающем мире, но не могу с ним контактировать, даже через сеть. Все мои попытки ударяются о глухую стену. Более того, я уже не раз пытался отсюда бежать, но безуспешно. Я здесь словно узник. И хотя у нас здесь настоящий социализм, чувствую я себя так, словно птичка в золотой клетке. Я ничего не понимаю, никто не может или не хочет мне ничего объяснять. Но мне это уже начинает надоедать. Я уже начинаю чувствовать всеми фибрами души, что близится час моего освобождения отсюда. Не могу только понять, как это случится и, что самое главное, когда. Я больше не хочу быть чьей-то подопытной крысой. - Его глаза вновь блеснули злым огнем.

- Послушай, кстати, как тебя зовут?

- Генриетта.

- Так вот, Генриетта, ты - первая, кого я встретил за пределами острова, ты стоишь сейчас во внешнем мире, по моим представлениям, а значит, ты сейчас для меня единственная спасительная соломинка. Как ты сюда попала? Кто ты? И как мне отсюда выбраться? Умоляю тебя, помоги мне. - Генриетта мотнула головой.

- Моя история очень странная, и ты вряд ли сталкивался с чем-то подобным ранее. А вот насчет того, как тебе отсюда выбраться, я, право же, понятия не имею. Мы с тобой сейчас находимся на противоположных полюсах: я попала сюда потому, что очень хочу попасть туда, где сейчас ты, а ты, по-видимому, хочешь перенестись в мой мир. Но я, можешь не сомневаться в моей откровенности, не знаю ни того, как я сюда попала, ни того, как отсюда выбраться. - Рей застонал.

- Но как-то же ты сюда попала! Значит, есть какая-то дорога сюда, а значит и отсюда.

- Ну, вообще-то да. Но как ты можешь заметить, я все еще не могу проникнуть на территорию, на которой находишься ты, а ты не можешь перейти на мою сторону. Вот головоломка. - Генриетта продолжала.

- Слушай, а у тебя нету такого чувства, словно бы знание чего-то само вкладывается тебе в голову? Раньше со мной такого не было, но, попав сюда, я уже несколько раз почувствовала то, что сперва для меня стояло под знаком вопроса. - Рей горько усмехнулся.

- Странная ты какая-то. Слушай, в моей жизни не бывает ничего странного. Складывается такое впечатление, что в моем будущем все уже давно переопределено, как-то даже жить неинтересно. - Генриетта вдруг подумала, что это знание связано с ее сущностью, с тем, что она вампир. Но она тотчас же отмела эту мысль. И тут вновь почувствовала, словно кто-то вкладывает это знание в ее мозг, стоит ей только о чем-то задуматься. И она задумалась: как ей войти, или же Рею выбраться? Ответ пришел сам собой.

- Эй! - Генриетта аж вскрикнула. - Кажется, я знаю, что надо делать. - Рей скептически ухмыльнулся.

- Что на ходу придумала? Или же я ошибся, и ты вовсе не моя спасительница? - она удивилась.

- Скажи, а почему ты решил, что я должна тебя спасти?

- Ой, только не надо. Ты думаешь, только женщины ждут принца на белом коне, чтобы сбежать из дома? Как бы не так! Я тоже жду свою любовь, единственную, неповторимую, которая вытащит меня из этого замкнутого круга. - Он захихикал.

- Но если честно, - Рей посерьезнел, - у меня появилось такое ощущение тотчас же, как я тебя увидел. Может, это что-то из той области, о чем ты только что мне говорила: знание само появляется, из ниоткуда, просто приходит и все.

- Хорошо, оставим это на потом. Чувствую, что мы еще успеем это обсудить. И не смотри на меня так. Я это просто знаю.

- Хорошо. - Рей не пререкался. Он чувствовал что-то похожее.

- А что будем делать сейчас? - в нем чувствовалось нетерпение. Странно, возможно, но и Генриетте хотелось поскорее что-нибудь предпринять, и, что уж тут душой кривить, желание Рея выбраться ее сейчас почему-то мало волновало. Ее желание проникнуть внутрь (о, сколько десятилетий она об этом грезила!) превышало все остальные стремления. Ну, было бы странно, если бы в вампире вдруг проснулся альтруизм. Даже в таком, каким была Генриетта. Нет, желание вампира всегда превыше всего. А потому она решила отмахнуться от мыслей о проблемах, стоявшего перед ней человека, и решить свою задачу. Она зажмурилась, пытаясь понять, как бы это сделать. И вновь то же чувство, сродни предыдущим, как будто бы извлеченное из недр ее сознания, перекочевало в ее сознание. Генриетта улыбнулась. Ну, конечно же! Все так просто! Надо всего лишь взяться за руки! Но тут, свойственная вампирам, сверхосторожность заставила ее одернуть уже вытянутую руку. Сомнения сами закрались в ее мозг. А что если таким образом она просто поможет ему выбраться? А сама так и останется за бортом? Черт! Вот так дилемма. И вновь то же самое. Озарение какое-то, блин! Она словно услышала ответ. И приняла его. У нее появилось ощущение, словно час Рея на выход еще просто не пришел.

- Но он придет, не волнуйся, - как будто бы голос внутри нее шептал ей, что и как должно свершиться. И она устала сопротивляться. Странно, вампиры не чувствуют усталости. Хотя и спят, время от времени, - это помогает сохранить гладкую кожу. Как бы там ни было, а столетия, волей-неволей, накладывают определенный отпечаток на внешний облик даже вампиров. Генриетта решила уже ничему не удивляться, а отдаться полностью на милость кого-то или чего-то, что в данный момент управляло ею и ее действиями. К странностям пора привыкать. Она улыбнулась, и вновь протянула руку навстречу Рею.

- Возьми меня за руку.

- Зачем?

- Это поможет мне проникнуть к тебе.

- Почему я должен тебе доверять? А вдруг ты явилась сюда, чтобы меня убить? - он отпрянул. Генриетта захохотала.

- Ну, ты даешь! Я думала, ты уже на все готов, чтобы только изменить твое жалкое и скучное пребывание здесь. - Она продолжала улыбаться.

- Брось, спроси себя, так ли это. - Он даже не успел подумать, как успокоение само словно начало разливаться по его телу.

- Да, ты права. Честно говоря, сколько себя помню, еще никогда не чувствовал ничего подобного.

- Ну, откровенность за откровенность: я тоже.

- Ладно, я согласен. - И Рей протянул ей руку. Их руки встретились. Какое-то странное тепло овладело обоими. Он почувствовал тепло, и мозг, получив от тела сигнал, о том, что это тепло, расценил его, как положительную эмоцию. Естественно, основываясь не предыдущем опыте. Каково же было удивление Генриетты, когда и она его почувствовала: несмотря даже на то, что вампиры могли находиться в теплых помещениях или же под солнцем, они ничего не чувствовали. Вопреки заблуждению о том, что вампиры “хладные”, температура их тела всегда оставалась на уровне 36 градусов ровно. То есть, всего лишь на доли десятых меньше, чем у обычных людей. И не изменялась ни при каких условиях. Это практически не выделяло их из общей массы людей и древних, у которых температура тела была одинаковой.

Так вот, почувствовав тепло, Генриетте вдруг на некоторые мгновения захотелось, чтобы она вновь была человеком. Теплым и смертным… Но этим чувствам не суждено было развиться во что-то более основательное. Та же неведомая и, как казалось, непреодолимая сила подталкивала их к действию.

- Ты знаешь, что надо делать. - Рей кивнул. И легонько, словно преодолевая сопротивление воды, потянул Генриетту на себя. Ее тело подалось вперед, и в следующий миг она почувствовала, что наткнулась на какое-то ограждение. Пересекая этот незримый условный барьер, у Генриетты появилась ощущение, словно через все ее тело прошел электрический заряд. Потом вновь вспышка ослепительного света, и они оба потеряли сознание.

 

Глава IV. Вампирская “Контра”.

Их явочный домик на территории Испании находился в нескольких десятках километров от Севильи. До Испании они добирались на машинах дальнобойщиков, а если по-простому, то автостопом, как теперь модно говорить. Хотя, не нуждаясь в деньгах, всегда платили за переезд. Так что, правильнее, наверное, было бы сказать, что они добирались просто с помощью попутного транспорта.

В Мадриде брали машины на прокат до Севильи, а оттуда уже до места предназначения добирались на своих двоих. И, несмотря на все эти предосторожности, за ними все равно всегда тащился “хвост” из около десятка профессиональных вампиров-шпионов. И они об этом знали. И никогда им не препятствовали. Порой им казалось, что те догадываются об их осведомленности… Но это не имело значения. Во всяком случае, не для них. А они были представителями организованной группы (хотя вампирские власти их называли скорее группировкой, чем обычной организацией), которая выступала против сложившейся конъюнктуры в высших эшелонах вампирского руководства. Они называли себя несогласными. Несогласными с политикой Фрейна, несогласными с принятием Конституции, несогласными с претворением Пророчества в жизнь и воцарением всемирного вампирского владычества. Они были другими. Вампиры, которые не хотели становиться таковыми, те, которых силой заставили пополнить ряды кровопийц с империалистскими замашками.

Они были теми, кто несколько веков назад открыто заявили о своем недовольстве вампирской кровожадностью, о своей толерантности по отношению к древним и о своем нежелании убивать людей ради наживы и превращать оных в вампиров без предыдущего согласия со стороны человека. Они не были многочисленны, на них перманентно велась охота со стороны верхушки вампирского политического олимпа, но они стоически продолжали пропагандировать свой образ жизни, пытались распространять либеральные взгляды. Им всегда мешали. Их откровенно истребляли. Но на протяжении нескольких последних десятилетий все изменилось. Их ряды начали расти. Их речи стали слышны во многих городах. Они начинали набирать силу. Изменилось отношение вампирской власти к инакомыслящим. Теперь от них не избавлялись - за ними следили. За каждым шагом, за каждым словом. Если они открыто преступали грань - Фрейн лично давал приказ об их ликвидации. Такое положение дел накладывало определенные путы на их деятельность. Но с другой стороны - теперь они стали официальной оппозицией, что ли. Пусть все еще подпольной, но уже таковой, с которой приходилось порой считаться. Не прислушиваться, конечно же, так всего лишь обращать на них иногда драгоценное вампирское внимание. Это было маленькой костью, брошенной вампирскими заправилами, но уже промелькнула рука ее бросившая, а, значить, не ровен час и можно будет дотянуться до головы ядовитой Гидры…

Они называли себя “Контрой”…

Казалось, вокруг домика никого не было. Лишь кустарники и заросли создавали иллюзию прохлады в этом месте, казавшемся частью большой, на километры раскинувшейся, пустыни. Вампиры ненавидели солнце, но, тем не менее, оно не мешало им путешествовать по жарким местностям. Разве что, доставляло некоторое неудобство. Но при наличии достаточного количества жидкости, то есть крови, все было под контролем. Ну и естественно, чувство удовлетворения за то, что приходилось мучаться от жары Фрейновским приспешникам.

Энтони Вискосто, глава итальянского отделения, приблизился к домику вместе со своим другом и одновременно правой рукой Майком. На Тони был белый костюм-тройка и такая же белая в тон костюма шляпа. Одежда превосходно сидела на его модельной фигуре. Черные курчавые волосы, слегка удлиненный нос, волевой подбородок, легкая, пружинистая походка - все в нем выдавало коренного итальянца. Сегодня он был здесь не просто так. Кое-что случилось. Что-то очень важное, собравшее так спешно здесь нескольких главных представителей недовольных.

Тони остановился перед дверью, немного нагнул голову, повел взглядом под опущенными полями шляпы, принюхался, засек пятерых вампиров на расстоянии около ста метров, едва заметно улыбнулся и мягко нажал на ручку двери. Еще с порога они с Майком оценили ситуацию. Вампирам не нужно было столько времени, сколько людям, чтобы заметить даже мельчайшие детали, будь то гардероб присутствующих, расположение мебели или атмосфера, витающая в помещении. Кроме них здесь были еще Пабло Вилья, глава испанского отделения, Криштиану Ботега, возглавляющий португальскую ветвь, и несколько членов “Контры” низших звеньев. Здесь собрались представители инакомыслящих тех трех стран, в которых вышеупомянутая организация была самой активной и самой многочисленной, несмотря на палящий зной, царящий большую часть времени в году на территории Аппенинского и Пиренейского полуостровов. Конечно же, “Контра”, как таковая, существовала во всех странах Верройского Союза, но там она почему-то не стала серьезной противоборствующей силой, способной хоть как-то попортить нервы Фрейновскому эго. Здесь же, казалось, само солнце помогало. Или, может, это и было причиной, которая отпугивала других вампиров. Как бы там ни было…

Закрыв за собой дверь, Тони одними глазами сказал: “Нас слушают”. Повторять не нужно было. Все и так все понимали. А потому разговор пошел таким образом, чтобы истинное положение дел оставалось невысказанным. Первым заговорил Пабло.

- Все вы уже знаете, что вчера произошло в одном из наших вампирских (к слову, людям неизвестном) баров. Был убит один из наших.

- Да, мы уже знаем. Теперь вопрос заключается в том, кто же посмел бросить яблоко раздора. А ведь то, что это может привести к войне между “Контрой” и Интерполом, здорово потрепав нервы последним, это как пить дать. - У Криштиану был довольно приятный низкий голос. Впрочем, как и все остальное. Странно, как у этих загорелых парней южного полушария все находится в такой гармонии. Большинство из них были если не откровенно красивы, то, во всяком случае, довольно приятной наружности. Как, впрочем, и все остальное у них тоже было привлекательным.

- Хорошо, и какие будут догадки? - Майк непринужденно влился в разговор.

- Кто это сделал? Точнее, не кто именно. Это-то как раз и неважно. Открытым остается лишь вопрос, кто отдал приказ? Фрейн? - Пабло поморщился.

- Я лично так не думаю. Кто-нибудь со мной не согласен? Было довольно очевидно, что стрелял дилетант, шестерка, которого даже толком не обучили, что и как надо делать. Фрейн же работает только с профессионалами. А этот? Он же выдал себя с головой. И теперь - это лишь вопрос времени, когда мы его найдем. - За все время разговора Тони даже бровью не повел. Несмотря на то, что он был итальянцем, а, значит, принадлежал к одной из самых эмоциональных наций, став вампиром, он обрел железную выдержку. На его лице не двигался ни один мускул, даже изнурительная жара не могла повлиять на его хладнокровие. Он казался высеченным из мрамора. Сейчас он был мечтой любого скульптора. Такой натурщик! Он заговорил, лишь одними губами, выражение лица, фигуры, все было неизменным. Лишь глаза говорили другое. Но их слухачи (так называли вампиров-шпионов) видеть не могли.

- А что, если сам Фрейн и организовал это нападение? В пользу этого ведь тоже есть аргументы. Скажем, то, что он использовал пули, которые имеются лишь у тех, кому доверяет лично Фрейн. Что, если это намеренно подстроено и замаскировано под дилетантство? - Пабло поморщился.

- Конечно, отбрасывать этот вариант тоже нельзя. Но каковы тогда намерения? Чего он хотел этим добиться? Зачем было на ровном месте убивать нашего друга? При чем без каких-либо оснований?

- А что, если это было посланием?

- Да уж. У нас много возможных причин. Но мы ничего не знаем наверняка. А это, к сожалению, связывает нам руки.

- И что дальше? Что будем теперь делать мы? Ответим? Это ведь нельзя так оставлять!

В это время неподалеку, не попадая в поле зрения находящихся в домике вампиров, мягко подкатил спортивный автомобиль черного цвета. Он остановился так, чтобы был виден всем “слухачам”. Из машины вышел рослый мужчина лет тридцати пяти. Его лицо не было красивым. Но властный вид заставлял ему подчиняться любого, кто осмеливался поднять на него глаза. Казалось, в целом мире не нашлось бы вампира, дерзнувшего ослушаться этого волевого руководителя. Он был холоден и притягателен, властен и харизматичен, он был таким, какого хочет видеть у власти любой, уважающий себя вампир. Несмотря даже на то, что его облик наводил ужас даже на самых обезбашенных упырей. Он был страшным для мужчин и непостижимым образом желанным для женщин. В нем боролись два начала: безобразное и возвышенное. И хотя всем казалось, что преобладает первое… Никто его не знал. Никто даже не догадывался о его настоящей сущности. Никто, кроме…

Он знаком подозвал шпионов к себе. Те в мгновение ока обступили своего босса, вытянувшись по стойке смирно. Он тихим голосом, чтобы не услышали присутствующие в домике, но четким и не терпящим возражений произнес: “Дальше я сам”. Они не стали задавать вопросы или что-то уточнять. С молниеносной скоростью подслушивающие вампиры (которые являлись намного оперативней и достоверней других следящих устройств) испарились, оставив за собой лишь небольшое облако пыли, которое, впрочем, тоже довольно скоро рассеялось, не оставив и следа. Только что прибывший, наводящий ужас даже на самых бесстрашных вампиров, медленно направился в сторону домика. Не успев сделать и нескольких шагов, как дверь распахнулась, и из помещения безмолвно выскользнули все, кроме Тони, Пабло и Криштиану. Они приветственно наклонили головы в знак уважения и рассыпались по территории. А гость, мгновенно преодолев разделяющее его и дом пространство, вошел внутрь. Здесь ему не нужно было никого пугать, а потому, сбросив маску неприступности, он дружественно поднял руку.

- Нет времени на разглагольствования.

- Согласны, босс. Нас лишь интересует, кто это сделал. А если точнее, то: это дело рук Фрейна?

- Нет, это не он.

- Но кто же тогда?

- Это прозвучит странно, но даже я, глава “Контры” пока что этого не знаю. Знаю лишь, что это не Фрейн. Он сам, лично, отдал приказ расследовать это происшествие. - Впервые за все время невеселой встречи Пабло улыбнулся. А главный продолжал.

- Я не хотел говорить этого в присутствии тех, кто сегодня прибыл с вами на нашу встречу, дабы не подогревать их ненависть к Фрейну и случайно не толкнуть на какие-либо необдуманные действия, но есть еще кое-что по этому делу. - Три пары вампирских глаз удивленно уставились на своего босса. Невысказанный, но очевидный вопрос, казалось, повис в воздухе. Главный медленно потер подбородок, как бы подбирая нужные слова.

- Дело в том, что верным псам Фрейна удалось найти стрелявшего. - И не дожидаясь лавины логичных последующих вопросов, он продолжал.

- Точнее, груду пепла, которая от него осталась. Согласно тому, что сумели обнаружить и проанализировать наши вампиры-криминалисты, согласно их отчету, “исполнителя” убили точно такой же пулей, которой он застрелил одного из наших. Той самой, так называемой, вампирской пулей, от которой тело вампира вмиг воспламеняется и оставляет после себя лишь горстку пепла, и наличие и использование которых контролирует сам Фрейн. Но… - Босс “Контры” предупреждающе поднял указательный палец. - Я знаю, что вы думаете. Однако я головой отвечаю за то, что говорю. А говорю то, что это точно не Фрейн.

- Ладно. Проехали. Мы поняли. И верим тебе. Хорошо, что наш глава вхож к Фрейну… И это дело мы расследуем. Мы обязательно найдем виновного и покараем его. Согласно нашим, вампирским законам. Уверен, никто возражать не будет. Но я думаю, что не ошибусь и выражу общее мнение, если подниму сейчас главный вопрос, который мучает нас уже давно: “Что с Конституцией?”. Для нас этот момент на сегодняшний день является приоритетным. Или я ошибаюсь?

- Нет-нет. - Присутствующие закивали головами.

- Это и впрямь самое важное событие не только дня сегодняшнего, но и всей нашей вампирской истории. Эта та страница, с которой начнется новый отсчет нашего существования. Была бы моя воля - я бы этого не допустил. - Главный сверкнул глазами, и присутствующие заметили зловещий огонек, промелькнувший в его взгляде. - Но мы, к сожалению, сейчас бессильны. Наша мощь еще слишком слаба, чтобы открыто выступить против большинства. Так что, советую вам не высовываться. Не сейчас. Наше время еще не настало. Сейчас нам стоит залечь на дно.

- Это мы поняли. А известно уже, когда состоится голосование? Так, как и намечалось, в день на кануне дня всех святых, тридцать первого октября? Или это еще не решено окончательно? - Криштиану выглядел довольно спокойно, да и тон его тоже не выражал особых эмоций. Но все присутствующие отлично знали, какая злость и ненависть скрывались за этой маской безразличия.

- Насколько мне известно, Фрейн уже дописал Конституцию. И через неделю состоится наш последний десятый саммит, на котором он вынесет на рассмотрение якобы вариант нашего Основного закона. Почему “якобы” - думаю, объяснять не стоит. Никто не посмеет критиковать, то, что изречет или напишет Глава Вампиров. Так что, тридцать первое октября, как по мне, так самое время для голосования. Кстати, насчет этого референдума. Я вас учил все события и вещи стараться рассматривать не только с одной стороны, будь-то сторона плохая или хорошая. Все в этом мире имеет две стороны: положительную и, скажем так, не очень. Так вот, это мероприятие будет иметь для нас большой плюс: мы сможем, естественно путем слежки и наблюдения, провести своего рода перепись вампиров. Конечно же, это (перепись) будет проводиться и на высшем вампирском уровне, и эти данные у меня будут. Но вам тоже стоит присмотреться к тем, кто придет на эти выборы с нашей позиции. Для нас - это отличное время пополнить наши ряды новыми членами. Поверьте, много недовольных примут участие в этом референдуме. Так что, не теряйте времени зря. За работу, господа. Только помните, ни в коем случае не высовывайтесь, каждый наш член - на вес золота (я бы даже сказал, на вес человеческой крови самой редкой группы). Мы не можем позволить себе роскошь нести потери. Тем более, сейчас, когда час икс неумолимо приближается. На этом я вынужден с вами проститься. Я не смогу с вами связаться раньше, чем через закончиться референдум. Для меня сейчас очень опасно появляться рядом с вами. Так что, в свое отсутствие мои обязанности будет выполнять мой неизменный заместитель. Тони - я на тебя рассчитываю. Разрешите откланяться. - И он исчез, оставив за окном лишь небольшое облако пыли из жаркого испанского песка.

 

Глава V. Тайна Стоунхенджа или Древнее Пророчество.

“Время шло… И постепенно быт, рутина начинали засасывать, притупляя чувства и развивая депрессию. Я стала раздражительной, унылой, отрешенной. Постепенно начала взрываться от самой мелочи. А со временем не выдержала, и, чувствуя, что что-то не так, начала задавать вопросы. Поначалу Карл пытался как-то мне помочь, оградить от этого ужаса, который могло принести мне знание правды. Но время шло, а легче не становилось. И вот в один из солнечных июньских дней я попросту не выдержала и в рыданиях набросилась на Карла, требуя ответов.

- Я знаю, Карл, я чувствую, что ты что-то знаешь, но умалчиваешь от меня. Я видела, как к тебе приходили какие-то люди, ты сказал, что это начальство моих родителей, после этого мы вновь начали получать деньги. Но я не верю в то, что это делалось с благими намерениями. И я хочу знать, как умерли мои родители, почему мне не показали их тела? Я знаю, чувствую, если хочешь, что это был не несчастный случай. Почему так быстро закрыли дело? Виновных, ведь, так и не нашли! В чем дело, Карл?! Что ты от меня скрываешь? Пойми, ты мне делаешь только хуже тем, что пытаешься меня оградить от всего этого. Я знаю, что тебе известно все. Я тоже хочу это знать. Слышишь?! Я так больше не могу, еще немного, и я сойду с ума. Я хочу знать! Хочу знать! - помню, я забилась в рыданиях. Карл меня обнял за плечи, начал гладить по волосам, успокаивая и закачивая. А я все повторяла и повторяла, всхлипывая при каждом слове и обливаясь слезами.

- Хочу знать! Знать правду! Все знать! Все как есть! - через некоторое время я, немного успокоившись, сорвалась на ноги, и, нависая над Карлом, вновь, но уже спокойным тоном, потребовала объяснений.

- Хорошо. - Карл сдался. Очевидно, ему и самому было более невмоготу скрывать от меня то, что я по праву должна знать. Я чувствовала, что он это понимал. Понимал, что даже страх перед страшной правдой не заставит меня отступить.

- Хорошо. Присядь. Если ты так настаиваешь, я посвящу тебя в то, что знаю, но я не уверен, что ты уже готова принять эту страшную истину. Сашенька, детка, то, что я тебе поведаю, не просто пошатнет твои представления об окружающем мире, это разобьет всю твою жизнь. Ты еще слишком молода, чтобы принять такую правду. Принять, осмыслить, понять… Но, похоже, другого выхода у нас нет. Так что, тебе придется верить мне на слово, и попытаться жить с тем, что я тебе расскажу. Мой рассказ будет очень длинным и очень странным. Но… Такова правда жизни. Начнем с самого начала. Если у тебя будут появляться вопросы, а они, поверь мне, будут сыпаться на тебя, как из рога изобилия, задавай. Я постараюсь их прояснить тотчас же. Это облегчит тебе понимание. Хотя вряд ли что-то сможет тебе его облегчить. Прости, что не могу тебе ничем помочь, что не смог тебя оградить от всего этого.

Что ж, приступим. Тот мир, который тебя окружает, на самом деле не совсем такой, каким может показаться непосвященному.

- Что ты имеешь в виду? Ну вот, опять какие-то загадки! - я начинала раздражаться.

- Да уж, загадки! Не то слово! Но я взялся, и я их тебе представлю в обнаженном виде. Так вот, на самом деле, в окружающем нас мире живут не только люди. - Я захохотала.

- Ты что издеваешься надо мной?! Конечно, не только! А как же животные?!

- Я не это имел в виду. Кроме людей и животных, нас окружают еще… - Карл замялся. - Даже не знаю, как тебе об этом сказать.

- Не тяни уже, Карл. Начал - договаривай. Хотя, судя по тому, как ты начал, ничего интересного мне узнать не предстоит. Или я ошибаюсь? Ну-ка, попробуй меня удивить.

- Саша, на самом деле, все не так просто и забавно, как тебе может показаться. Ладно. Землю, кроме людей, населяют еще два, так сказать, вида живых (хотя и не совсем живых) существ: это вампиры и древние люди. - Я вновь рассмеялась.

- Карл, ты что, правда, надо мной издеваешься? Или ты решил рассказать мне какую-то сказку, чтобы я уснула и отстала от тебя?! - но Карл ничего не ответил. Он лишь сидел и смотрел мне прямо в глаза. И не смеялся. Даже не улыбался. Перестала смеяться и я. Улыбка слетела с моего лица так же быстро, как и появилась.

- Ты что серьезно?

- Саша, я понимаю, что то, что я только что тебе сказал, звучит по-идиотски, но раз я пообещал, что расскажу тебе правду, то тебе придется все-таки отнестись к моим словам с большим доверием.

- Прости, Карл, просто мне кажется, что я сплю, и мне снится фантастический сон.

- Сашенька, это не сон. И это правда. Это то настоящее, о котором простые люди ничего не знают, о чем даже не догадываются. А если и прикрывают хоть на миллиметр эту завесу, их одергивают. И поверь, навсегда. - Меня вдруг затошнило.

- Хорошо. Раз так обстоят дела, значит, я должна научиться поверить в этот бред и начать с этим жить. Что ж, продолжай. Я попробую понять и … Поверить.

- Началось все очень давно. Несколько миллионов лет назад. И, поверь мне, начиналось все очень (видимо даже слишком) хорошо. Существовало четыре рода. Не человеческих (в нашем обычном понимании человека), нет, как ты бы могла подумать. Об обычных людях тогда никто даже и знал. Даже подумать не мог. Их тогда просто еще не было. В принципе, и не должно было быть. Но…

Прости, я отвлекся. Так вот, четыре древние расы, четыре рода: вампиры, эльфы, ликаны (или оборотни) и назовем их условно древние люди. Хотя такого названия тогда не существовало, и это деление на рода считается условным, но для упрощения понимания будем пользоваться этим определением.

- Ого! И все они сейчас живут рядом с нами?! А мы ни о чем не догадываемся?! - я чувствовала, что начинаю понемногу сходить с ума. Хотя, впрочем, от такой информации оно и не странно.

- Нет, Саша, не все так просто.

- Ах, Карл, да ты что! Ну, какие еще эльфы? - я вдруг встряхнулась. - Это же все выдумки. Правда? Ты это говоришь просто так, чтобы немного меня отвлечь. Правда? - Карл как-то странно усмехнулся.

- Значит, вампиры и оборотни - это для тебя вполне нормально и приемлемо?

- Нет, конечно же, нет! Просто в последнее время о них столько всего наслышишься, что невольно, где-то на задворках подсознания начинаешь воспринимать их как часть реальности, хоть и фантастической, но все же реальности. А вот эльфы… О них лишь сказки рассказывают. Не более.

- Послушай, девочка, если бы это были просто выдумки, о них не слагали бы легенды, не писали бы мифы, да не было бы, в конце концов, самого фольклора как такового вообще. Запомни, Сашенька, все выдуманное в большой или в меньшей степени, но всегда основано на достоверных фактах, из коих состоит наша реальная жизнь…

Карл внезапно замолк - кто-то звонил в дверь. Мы сидели в гостиной дома моих родителей, оставшегося мне от них в наследство. Рядом полыхал огонь в камине, потрескивая сухими поленьями. В доме кроме нас больше никого не было. Звонок у двери находился на довольно большом расстоянии от гостиной, но звук, который донесся от дверей дома, казалось, разорвал или даже скорее взорвал тишину, царящую в помещении. Я даже подпрыгнула от неожиданности. Мы с Карлом переглянулись. Кто бы это мог быть? Гостей мы не ждали, соседи к нам в гости не наведывались. Так кто же? Карл поднялся, и, знаком давая мне понять, чтобы я оставалась в гостиной, направился через весь холл ко входной двери. Он тихо подошел и заглянул в глазок. На пороге стоял Фрейн. Странно, но Карл даже не удивился. Он чувствовал, что теперь все изменилось. И визит главы вампиров уже не будет казаться диковинкой. Скорее наоборот: общение с самым главным вампиром скоро станет привычным. Уже тогда он это знал. Если честно, то знала и я.

Карл глубоко вдохнул и открыл дверь”.

*

- Здравствуй, Карл. Без предисловий. Ты же понимаешь, что это не дружеский визит. Я не по доброте душевной здесь оказался. Ну, да ладно. Сразу к делу. Вам сейчас здесь оставаться небезопасно.

- Что это значит? - Карл нахмурил брови.

- Я не собираюсь сейчас тебе давать отчет о том, что происходит и как. Просто говорю: для вас это место сейчас может быть опасным. Со стороны вампиров, разумеется. Не с моей руки, естественно, но вы можете пострадать, если надолго здесь задержитесь. - Фрейн был холоден, но не агрессивен. Карл ухмыльнулся.

- Что, не удается держать своих родственничков в узде?

- Не ехидничай, а то я ведь могу и не сдержаться.

- Не можешь, Фрейн, и мы оба это знаем.

- Ладно, обмен любезностями окончен. Я слышал, о чем ты рассказывал ей. Рассказывай, рассказывай, это не имеет никакого значения. Но не это сейчас важно. Я не для того столько усилий приложил, чтобы сейчас какой-то кровосос-недоносок все испортил. Увези ее куда-нибудь, и там продолжай ее посвящать, во что угодно.

- Интересно, и куда же нам податься? Вампиры ведь могут нас найти везде.

- Везде - да не везде. Увези ее, скажем, к Стоунхенджу, там она будет находиться под их защитой.

- Да, но вампирам твоего ранга это не помеха.

- Вампиры моего ранга за вами охотиться не будут. Я же сказал, тот, от кого может исходить угроза, находиться внизу нашей иерархии.

- Но тогда почему вы его не ликвидируете?

- А вот это уже не твое дело. - Отрезал Фрейн и обнажил белые клыки.

- Занимайся своим делом. В мой клан не суйся. Понял?

- Понял, Фрейн. Понял. - В этот момент Карл не услышал, а скорее почувствовал, как у него за спиной появилась Саша. Она впилась долгим испытующим взглядом в главу одного из двух самых мощных кланов. Она стояла и смотрела. Не шевелилась, не издавала звуков. Фрейн смотрел на нее. Какое-то время казалось, что часы остановились. Но Фрейн опомнился быстрее всех. Он спрятал клыки, улыбнулся Саше вампирской улыбкой (так могли улыбаться только вампиры: одними губами, так, словно и не улыбаясь, вроде, как и мило, а, вроде, как и грубо, или просто нейтрально, а может, этой улыбки вовсе и не было - такие вопросы всегда возникали у людей, которые удостаивались такого рода усмешки), развернулся на каблуках и исчез в темноте. Словно его здесь и не было. Только легкий ветерок, поднявшийся от плаща главного вампира, был свидетельством его визита.

Саша, казалось, упала в транс, из которого ее вывел скрип закрывающейся двери. Она тряхнула головой и увидела приближающегося к ней Карла. Он заботливо обнял ее за плечи, заглянул в глаза и понимающе повел обратно в комнату. Медленно, шаг за шагом, они возвращались на свои прежние места, в тех креслах, где они находились до момента визита нежданных гостей. И с каждой секундой Карл все сильнее ощущал и все отчетливей понимал, что настал тот момент, когда его воспитанница наконец-то сможет разрешить свои сомнения, подозрения и страхи касательно того, кто же все-таки повинен в смерти ее отца и матери. Он знал, что больше не сможет ей лгать, будто бы все хорошо и разрешимо Он все понимал. Но не хотел с этим мириться. Ну, почему, почему все эти невзгоды должны падать на хрупкие плечи юной девушки, которая не то, что вкуса жизни, а даже легкого привкуса не успела познать. Почему все так несправедливо? Он невольно задавал эти риторические вопросы, хотя уже очень давно знал все ответы. Или почти все…

Он не ошибся. Едва Саша опустилась в кресло, как тут же подняла на Карла испытующий взгляд, в котором явно читался безмолвный неистовый вопрос. Он опустил голову, собираясь с мыслями. Зная натуру девушки, он чувствовал, или, даже скорее, ощущал всеми фибрами души, что слова, которые он намеревался сейчас произнести, навсегда изменят Сашу и ее будущее. Но иного выхода не было. Рано или поздно она все равно узнает правду. Так пусть уж лучше от него.

- Да, это они, вампиры, убили твоих родителей. - Он произнес эту жестокую фразу и почувствовал что-то схожее с облегчением, которое, однако, почти молниеносно превратилось в ужас. Считанные доли секунды, после услышанного, Саша сидела, словно в оцепенении. Карл ждал, что она начнет плакать, кричать, возможно, даже биться в рыданиях, но то, что последовало, повергло его в шок. Девушка медленно поднялась. У нее не дрожали руки, у нее не мутился взор, у нее даже голос не срывался, когда она произнесла ответную реплику. Лишь ненависть, отчужденность и решительность, казалось, так и искрились на ее лице:

- Они мне за это заплатят. Чего бы мне это не стоило. - С этими словами она медленно покинула гостиную, оставляя Карла в полуобморочном состоянии. “Что же я наделал?!”, - мелькнуло у него в сознании. А с лестницы донесся спокойный и ровный голос:

- Я быстро управлюсь. Здесь меня больше ничего не держит. Моя дорога теперь лежит в иную сторону.

…Спустя несколько часов их уже мчал удобный экспресс вдаль от родных мест. Их путь лежал к тому месту, с которого все и началось. Может, это было символично, что именно там Карл должен будет поведать Саше куда более страшную, куда более важную информацию, нежели недавно всплывшую на поверхность: древнее пророчее слово о начале и возможном конце всего сущего…

*

“Мне вспомнилась поездка на Остров. Это было одним из самых красочных воспоминаний моего детства. Я всегда любила путешествовать. Впрочем, как и мои родители. Но, к сожалению моему, да и моих родителей, нам удалось совершить лишь несколько поездок прежде, чем прекратить выезжать за пределы страны. Почему, тогда я этого еще не знала. Но в один прекрасный момент вся наша жизнь очутилась как бы под чьим-то неусыпным вниманием, и даже больше - контролем. Я тогда это лишь невольно ощущала, хотя и встречала абсолютное отрицание со стороны своих мамы и папы, которые мотивировали невозможность совершения путешествий загруженностью работой. Мне приходилось верить им на слово и тосковать в одиночестве. Но теперь пришло время ответов. И теперь мне предстояло узнать, почему же я и мои родители находились под замком все это время. Все это вихрем проносилось в тот момент в моей голове. Один образ сменялся другим, надолго не задерживаясь в памяти…

В тот раз визит на туманный Остров был заранее спланирован, не как сейчас. Тогда программа посещения столицы включала в себя осмотр самых известных достопримечательностей острова и, конечно же, одного из самых известных мест: расположение вековых сооружений под названием “Стоунхендж”. Я еще с детства начала увлекаться историей, особенно давними историческими событиями. Мое сознание всегда волновали загадочные и манящие сооружения дохристовой эпохи, известные как Семь Чудес Света. Эти памятные места древности заставляли воображение переноситься в те эпохи, ощущать силу и дух тех времен, заглянуть в тайны возведения шедевров искусства, которые и по сей день будоражат воображение, волнуют своей красотой, мощью, величием и… неизведанностью. У меня всегда была мечта когда-то увидеть воочию хотя бы несколько из этих монументальных архитектурных творений. И та поездка, как мне тогда казалось, была первым шагом к исполнению желаний. Так было тогда… А сейчас мне предстояло узнать правду обо всем том, что казалось человеческим, но на самом деле не имело практически никакого отношения к этой расе. Сейчас я принадлежала к тем, кто, как оказалось, ничего подобного просто-напросто был не в силах сделать, создать, предвидеть. Я все отчетливее начинала чувствовать свое да и вообще всего человечества бессилие…”

*

“Мы сидели в уютном купе, сделанного по последним технологическим достижениям, комфортного электропоезда, который все мчал и мчал нас в новую, загадочную и одновременно полную ужасов новую страницу нашей жизни.

Я словно очнулась от долгого сна.

- Стоунхендж и Семь чудес света, Карл, кто их создал? Вампиры?

- Нет, девочка, конечно же, не вампиры, им чувство прекрасного чуждо. Это результат творенья рук древних. И я еще расскажу тебе о них, особенно о Египетских Пирамидах (которые, хоть и не входят в эту группу чудес, но, все же, еще будут иметь определенное влияние на наше будущее), о том, кто и зачем их построил, об их значении и роли, которую они уже играют и еще сыграют в нашей жизни и в противостоянии между вампирами и древними.

Все, без исключения, Семь чудес света, коими назвали их люди (хоть мы и пытались сделать так, чтобы к ним было как можно меньше внимания) были созданы не просто древними, а теми из людей-древних, кои обладали силой ведьм и ведьмаков. Ты же понимаешь, что такие “чуда” (люди ведь не зря им дали такое название) не могли быть возведены обычными смертными. Они все обладают специфической силой, и все являются судьбоносными как для людей (всех, без исключения), так и для вампиров.

- Что конкретно ты имеешь в виду, говоря об их роли в нашем будущем? - я была немного озадачена тем, что услышала от Карла в эти минуты. Но еще больше меня сбивали с толку его недомолвки.

- Видишь ли, все завязано именно на этих семи постройках, которые были названы Семью чудесами. Уже около полуторы тысячи лет люди ломают голову над тем, почему именно эти сооружения были возведении в ранг особых. Ведь есть еще многие другие творения наших рук, кои стоило бы и впрямь как-то выделить среди остальных. Ты, наверное слышала о так званом Новом списке, в который люди хотят включить такое же количество других монументальных, необычных архитектурных достопримечательностей мира. Но в этом-то и кроется вся суть. Именно в этих семи.

- Да, но ведь от большинства из них остались лишь руины?! - воскликнула я, все более недоумевая, что же такого важного может таиться в груде камней.

- Ага. Правильно. И кто, как ты думаешь, приложил к этому свою руку?

- Неужели вампиры?!

- Именно!

- Но зачем?! - я удивленно подняла бровь. - Из мести, что ли?

- Не совсем. - Карл задумчиво посмотрел в окно. - Дело в том, что все они (эта, так сказать, Великолепная Семерка) напрямую связаны с Великим Древним Пророчеством. Каждое из них таит в себе определенный смысл. Каждая постройка возводилось с известной целью. И придет еще то время, когда я или кто-то другой расскажет тебе о каждом из этих сооружений в отдельности. О том, что таят в себе их останки и почему вампиры сделали все возможное, чтобы от них почти ничего не осталось.

- Если все так, то почему же тогда не все из них были разрушены вампирами? Осталась же Пирамида Хеопса в Гизе (гробница фараона Хеопса). При чем, целая и, практически, невредимая. Да еще и кое-что от Мавзолея в Галикарнасе (на территории современной Турции). Что-то вроде фундамента и кое-какие архитектурные фрагменты (статуя Мавсола, правителя Карии, и, кажется, его жены (не помню, как ее звали), которая, кстати говоря, и построила этот Мавзолей, надгробный памятник в честь мужа, а еще некоторые статуи львов и кое-какие рельефы), если не ошибаюсь. - Радостно воскликнула я, вспоминая курс истории эллинизма и его предтеч.

- Ого! Я даже немного поражен твоими знаниями в этой области!

- А что, я же была прилежной ученицей. Да к тому же, мне этот Мавсол (или Мавзол) запомнился тем, что он умел из чего угодно извлекать выгоду, устанавливая на подвластной территории всевозможные налоги. Представляешь, он даже на погребение ввел особый налог! Но сейчас не об этом. Что-то я отвлеклась. - Я сама себя отдернула. Нырнуть на несколько мгновений в безоблачные воспоминания об истории было слишком пленительно, чтобы можно было долго пользоваться этой привилегией в такой важный момент. - Возвращаясь к руинам. Получается, что вампирам все же не хватило силы, мочи, ну, или чего-то там еще, чтобы не надругаться над этими, условно говоря, почти двумя постройками?

- На самом деле, не все так просто и однозначно, как кажется на первый взгляд. Они их не тронули с определенной целью. Эти сооружения имеют кое-какое значение и для них самих. Но сейчас не об этом.

- Как это не об этом?! - встрепенулась я. - Что же может быть важнее этого?! Ну, пожалуйста, Карл, не увиливай от ответа хоть в этот раз! Мне, право же, очень, ну, очень-очень хочется об этом узнать! Я хочу наконец-то понять, о чем же все-таки “молчат”, как говорят обычные люди, не в силах разгадать эту тайну, Египетские пирамиды! И еще, куда указывает луч Александрийского Маяка! Мне не вериться, что он был создан лишь для того, чтобы указывать путь морякам! Пожалуйста, ну, пожалуйста! - Карл усмехнулся.

- А знаешь, ты задаешь такие правильные вопросы, что аж странно становиться. Это все, и правда, имеет куда иное толкование, чем привыкли рассуждать обычные люди. Ладно, если уж ты так настаиваешь, то я тебе расскажу о той загадке, которую пытаются уже многие столетия, даже тысячелетия, разгадать простые смертные, но так практически ни в чем и не преуспели. Особенно важной является тайна, касающаяся объединенной силы всех Семи чудес света, семи вершин этого сложного семиугольника. Видишь ли, в свое время они все без исключения должны будут способствовать… - Но Карл не успел закончить. Мы как-то даже и не заметили, как наш поезд сделал остановку. Но зато то, что мимо нашего окна кто-то молниеносно промелькнул, не укрылось даже от моего неискушенного взгляда. Мы переглянулись. Карл одними глазами показал, что продолжать такой важный разговор в этой обстановке не стоит. А потому мы решили возобновить прерванную беседу так, словно ничего не заметили. Но семя тревожности этот инцидент все же сумел зародить в наших сердцах. Я чувствовала, как мое сердце начало учащенно биться. Карл же внешне оставался невозмутимым, но я знала, что это незначительное и, возможно, даже и неважное происшествие с этого момента заставит его все время быть начеку. Я словно ощутила, как у него напряглись все мускулы, готовые в каждое мгновение к ответному удару. Но все это было бы сложно заметить кому-то непосвященному, а потому мы попытались вернуть в купе раскрепощенную обстановку и вновь начали оживленно болтать.

- Сашенька, девочка, ты знаешь, сейчас, наверное, все же не время это обсуждать. Мы находимся в таком людном месте. А людям, уж поверь мне на слово, не стоит вникать в то, с чем им, к сожалению, никогда не совладать. Давай-ка не будем тревожить их покой и поговорим о чем-то более обыденном. Сейчас еще и впрямь не пришло время. Но поверь, как только оно настанет, лишь только начнет тихонько стучаться в дверь, ты и сама найдешь многие ответы. Даже без моей помощи. Право же, все это настолько грандиозно и окутано такой паутиной тайн и еще неизвестных моментов, что сейчас очень сложно сложить воедино все части сложной, запутанной и местами непонятной, непостижимой мозаики. Но мне известно то, что ты призвана сыграть одну из самых ключевых ролей, когда придет время последнего сражения.

- Хорошо, Карл. Пусть так. Обо всем этом - потом. - По этому пункту мне пришлось сдаться. Но вот относительно камней я решила не уступать. - А сейчас расскажи мне про Стоунхендж. Почему их не причислили к чудам света? Их величие, красота и неподражаемость ведь столь значимы…

- Видишь ли, Саша, это тоже было сделано для того, чтобы приковывать к ним как можно меньше внимания (хорошо, что хоть в этом случае нам это удалось): они являются скрижалями истории всех древних, когда-либо населявших эту землю. Пророчество, которое было высечено на их поверхности, призвано изменить существующий порядок вещей в этом мире, и предопределить новую веху в истории не только древних, но и человечества. И хоть сейчас уже ни единой строчки не осталось на древнем монументе, Стоунхендж все еще продолжает оставаться священным местом для нас, древних людей. Кто знает, может, еще настанет тот день, когда на них появиться еще что-то, что сможет послужить путеводной нитью в темном и полном ужасных тайн будущем, в которое мы уже несемся с немыслимой скоростью. Мы уже переступили черту. Дороги назад нет. Как говорил Юлий Цезарь, пересекая реку Рубикон и начиная войну, которую он, кстати говоря, выиграл, овладев тогдашним Римом: “Жребий брошен”. И хоть по иронии судьбы, тебе не пришлось делать выбор, или, если точнее, его сделали за тебя, все же тебе придется с этим не только смириться, но и начать жить. Научиться с этим жить. - Карл внезапно оборвал свою речь, на моих глазах погружаясь в глубокую задумчивость. Казалось, будто Стоунхендж и выгравированное на нем Пророчество, словно из ниоткуда появились пред его взором. У меня создалось впечатление, что он в это мгновение смотрит на огромные (в какой-то мере даже безобразные в своей асимметричности) камни, покоящиеся на зеленом покрывале, сотканном из побегов летней молодой травы. Я попыталась его растормошить, желая услышать хоть что-то, могущее заполнить пробелы в рассказе, который казался не только странным, захватывающим и даже увлекательным, но и нужным в не меньшей мере. Ведь от того, что я буду знать, как я уже успела сообразить, будет напрямую зависеть не только мой покой, но и вся дальнейшая жизнь.

- Карл, Карл, очнись. Откуда взялось это самое Пророчество, кто его там запечатлел? Кто они?

- Видишь ли, девочка, - Карл словно очнулся от какого-то наваждения, переводя на меня все еще невидящий взгляд. - Есть вещи, о которых не знают ни люди, ни древние, ни вампиры. Есть в нашем мире такие могущественные, незримые и судьбоносные силы, о которых нам ничего неведомо. Узнаем мы лишь то, что им угодно, чтобы мы познали. Кто это? Что это? Насколько мне известно, эту загадку пока еще не разгадали ни самые лучшие умы человечества, ни самые проницательные глаза древних, ни самое острое обоняние вампиров. Мы все еще остаемся в неведении… - Очевидно, мы очень давно потеряли счет времени, поскольку были искренне удивлены, когда проводник с улыбкой на устах предложил нам проследовать к выходу.

*

“Стоунхендж - “Каменная изгородь” — внесённое в список Всемирного наследия каменное мегалитическое сооружение (кромлех) на Солсберийской равнине в графстве Уилтшир (Англия). Находится примерно в 130 км к юго-западу от Лондона. Первые исследователи связывали постройку Стоунхенджа с друидами…”, - такое описание можно найти в Интернете…

*

“Когда на горизонте показались огромные камни, день уже начинал катиться к закату. Я вдруг почувствовала, что смертельно устала от долгой ходьбы - сюда не ходил транспорт, да и туристов здесь практически не было. Гигантские сооружения здесь отдыхали в гордом одиночестве. Может, потому что устала, а может, просто потому, что была без настроения, но мне почему-то казалась вся окружающая обстановка какой-то мрачной, даже зловещей. Небо, укрытое серыми дождевыми тучами, казалось давило, словно всей своей массой прижимая к земле. Даже слабенькие проблески голубого безоблачного неба не в силах были изменить гнетущего чувства. Несмотря на темноту, создаваемую тучами и затянутым небом, камни блестели от солнечных лучей, излучая красноватые отблески. Создавалось впечатление, словно садящееся солнце вовсе не желтое и даже не красное, а какое-то красновато-мрачное. Это была еще одна особенность Стоунхенджа, которую приписывали магической природе этой постройки. Такую палитру цветов могли создавать лишь древние камни, наделенные магической силой. Силой величия и красоты, глубины и непостижимости. Силой, странность которой обычные люди уже давно перестали разгадывать. Чем больше сокращалось расстояние между мной и камнями, тем отчетливее я начинала чувствовать свою ничтожность, бессилие, даже отчаяние… Через некоторое время, когда до глыб оставалось каких-то сто метров, мы остановились. Я почувствовала, словно ударилась о невидимую стену. Словно в мгновение ока между Стоунхенджем и мною вырос непреодолимый барьер, преграда, мешающая продолжать путь. Я с удивлением взглянула на Карла, безмолвно, одними глазами, требуя объяснений.

- Видишь ли, Сашенька, Стоунхендж - это не просто камни, сооружение, постройка, чудо архитектуры ну или, что там еще им приписывают люди. На самом деле, это магически возведенное чудо, которое еще и сейчас окружено барьером ведьминских заклинаний, который обычные люди и вампиры преодолеть не могут (кровососам сюда путь полностью заказан, в отличие от обычных людей, которые могут попасть сюда в сопровождении древних). Только древние могут беспрепятственно пересекать незримую преграду, защищаемую заклинаниями самых могущественных ведьм-древних. Или же обычные люди с помощью древних: вот как мы сейчас. Возьми меня за руку. - Саша повиновалась. В тот момент, когда ее рука легла в ладонь Карла, она почувствовала, как заслон, отделявший ее от территории, на которой были расположены камни, будто бы расплылся, приглашая их следовать дальше. Они беспрепятственно сделали несколько шагов, оказавшись, как утверждал Карл, под защитой “Каменной изгороди”, которую потому так и назвали: она была защитным барьером, за которым нуждающийся в укромном месте находил приют.

- Но ведь их реставрировали! - Саша удивленно взглянула на Карла. - Не хочешь ли ты сказать, что люди к этому не имели никакого отношения?! - Карл улыбнулся.

- А ты догадливая.

- Ладно, но почему друиды, почему люди приписывают эту постройку каким-то вымышленным персонажам истории?

- Видишь ли, Сашенька, когда люди не могут чего-то объяснить, во всяком случае, логично, они зачастую начинают выдумывать кого-то или что-то, наделенные необходимыми способностями для достижения того или иного результата. Так было и в этом случае. Только на этот раз люди оказались не так далеки от истины, как это случается в большинстве случаев. На самом деле, друиды - это и есть мы, древние. Лишь только с тем уточнением, что не все мы были так уж “магичны” и необъяснимы. Люди почти безошибочно угадали, кто мы и что мы собой представляем, вот только нам пришлось приложить некоторые усилия для того, чтобы люди перенесли это в плоскость выдумки, нереальности, фантастики. Что ж пора продолжить мой рассказ, чтобы ты не терялась в догадках и не задавалась глупыми вопросами.

Так вот, нас было четыре расы или, если хочешь, клана. В общем, четыре разных рода. Настолько разных, что мы не могли ужиться вместе. Мы могли только сосуществовать рядом, всеми силами пытаясь сохранять равновесие и по возможности не мешать друг другу. Так длилось многие века, даже тысячелетия. Пока кое-что не произошло. А случилось то, что древние решили соорудить что-то гигантское, поразительное, величественное… Почему, как появилась эта идея, никто не знал. Ни тогда, ни сейчас. Это все еще остается одной из немногих тайн, в которую не в силах за столько веков проникнуть ни древние, ни вампиры. Так родился Стоунхендж. А за ними, по странному течению событий еще несколько шедевров, известных сегодня, как Семь чудес света. Но об этом после. Сейчас важны вот эти камни.

Так вот, после возведения этой изгороди (как я уже тебе говорил, древние не были магами или волшебниками, они не владели сверхъестественной силой, но они могли намного больше, чем сегодня может человек, - для людей сегодня это кажется чем-то невозможным, нереальным, из области фантастики, но тогда для древних это было частью их естества) древние окружили ее своей аурой, которая и по сей день защищает эту территорию от посягательств вампиров. Ну и теперь уже и людей. А время продолжало свой бег. Беспрестанно, неумолимо…

И в один прекрасный день на этих камнях появились надписи на каком-то древнем, никому неизвестном языке. - Саша подняла удивленно брови. Не сорвавшийся с ее губ вопрос, казалось, повис в воздухе.

- Да, никто не знал, что это был за язык. И, что самое важное, как он там оказался. Над этими вопросами сперва ломали голову все, пока однажды не нашелся один древний, который смог прочесть эти древние руны. Но… Лучше бы он этого не делал.

- Почему? Карл? - Карл стоял и смотрел куда-то вдаль, в такое отдаленное пространство, куда Саше не было пути. Казалось, он перенесся на столетия назад, в тот момент, когда тот пресловутый древний читал старинное послание…

 

Глава VI. КВК (Кровавая Вампирская Конституция). Истоки.

Фрейн сидел в своем кабинете, расположенном в старинном доме, который находился на территории фамильного имения еще его родителей. Со времени их смерти и передачи наследства Фрейну прошло около девяти столетий. Дом уже давно развалился бы, будь он построен в наше время. Но тогда, во времена средневековья, строили на совесть, так сказать, на века. Фрейн никогда не занимался реставрацией замка, а потому его заброшенный и обветшалый вид вряд ли мог навести на мысль о том, что дом обитаем. Фрейн здесь жил не всегда. Основную часть времени он проводил в разъездах, останавливаясь в соответствующих резиденциях правительства. Когда же ему нужно было поработать или просто отдохнуть, укрыться от навязчивых глаз, он приезжал именно сюда. Ступал ногой на землю своих предков, чувствовал связь с прошлыми столетиями, вспоминал свое прошлое, прошлое не вампира, а то, когда он еще был человеком. Когда еще мальчишкой бегал по этим местам, играл с друзьями. Здесь он провел беззаботные детство и юность. Здесь же он проводил и свою старость. Он это чувствовал. Чувствовал, что, хотя слово вампир всегда ассоциируют с бессмертием, всему есть предел. Ни человеческий, ни вампирский мозг пока еще не в силах понять, что же такое на самом деле бесконечность. Как, впрочем, и безграничность. А потому Фрейн понемногу начинал ощущать приближение начала конца.

Вот и сейчас он сидел в старинном кресле, на котором еще был выгравирован герб их семьи, его окружали полки пылящихся книг, а библиотечная атмосфера заставляла думать и творить. Он работал. Он писал. Писал Конституцию. Конституцию для вампиров. Конституцию про вампиров. Рядом стояла чернильница, в которой чернела кровь. Его кровь. Фрейна. Эта Конституция писалась им, вампиром, писалась его кровью, вампирской кровью. Казалось, Фрейн писал эту Конституцию под себя. И многие так и думали. Но не все было так однозначно. На самом деле, он знал, что не только ему одному суждено отождествлять с собой вампирское единовластие. Он это знал. Как и многое другое…

Например, то, когда во главе всех ключевых, даже можно сказать жизненно необходимых (ну, или нежизненно необходимых), черт, это уже каламбур! одним словом, всех важных должностей стоит один, пусть даже самый харизматичный, самый сильный, самый властный лидер, олицетворяющий всю власть, становиться выше, выше всех, практически недосягаем…то его падение в любом виде (будь то свержение, предательское убийство или еще какой-либо способ отстранения от власти) влечет за собой хаос, анархию на всех уровнях. Система начинает давать сбой, и все рушиться молниеносно. В такой ситуации срабатывает принцип домино. И, если вовремя не придет на смену другой тщеславный, наглый и самоуверенный рулевой к власти, мир вампиров рухнет, как карточный домик. Его было кому разрушить. Фрейн все свое вампирское существование сроил, укреплял и защищал вампирское общество. Тот уклад, который царил сейчас среди вампиров, был делом его рук. Он самолично построил вампирское царство. И сейчас он сидел и пытался закончить то, что позволит вампирам навеки забыть о вражде с древними, то, что в один прекрасный для них день поможет вампирам получить безграничную власть над всеми людьми, включая древних. Хотя именно их вампиры, скорее всего, не пощадят… Но Фрейн знал, что когда его не станет, он будет сразу же заменен другим. Даже знал кем. Ну, или примерно знал. А вот того, другого… Хватит о далеком будущем.

То, что он знал, в конце концов, могло оказаться лишь одним из возможных вариантов развития будущих событий. Одним из многих… Или единственным. Как бы там ни было, такую альтернативу или точнее безальтернативность тоже нельзя было исключать. Он криво усмехнулся. Ему уже было 854 года. Шутка ли! Так и до тысячелетия рукой подать! Но он знал, что единственным возможным…

Так, ладно, какой там четвертый пункт? Ах да! Фрейн продолжал работать.

Конституция Вампиров.

Часть I. Власть вампиров.

Часть II. Существование вампиров.

Часть III. Война вампиров.

Она была написана кровью самих вампиров. Только в их руках эта книга превращалась в страшный кровавый свод вампирских законов.

Каждая часть Вампирской Конституции состояла из восьми статей. 8 - восьмерка - знак бесконечности - была символом вампиров. Всегда.

Этот главный закон, это собрание норм, по которым пока еще негласно (но скоро ведь все изменится) жило вампирское сообщество, привело бы в содрогание любого человека, даже древнего. Даже самого худшего, заядлого преступника-изувера такое повергло бы в ужас.

Слоганом этой Конституции была фраза:

“Вампиры выше и превыше всего”

Главным принципом, заложенным в первой части, было самодержавие.

Первая статья первой части гласила следующее: “Главой вампирского мира является глава Верройского Союза”.

Вторая статья: “Главой Верройи является глава ВИПА”.

Третья статья: “Глава ВИПА является главой ЭВИ (Экспериментального вампирского института)”.

ВИП - вампирская интернациональная полиция. Фрейн вспоминал, как создал ее около столетия назад. На месте структур, которые создали обычные люди для расследований преступлений, которые совершались на территории Верройи (еще даже до создания Союза на этих землях) была создана союзная полиция. Ее представители от разных стран совместно, помогая друг другу, расследовали интернациональные преступления. Фрейн увидел в этом начало захвата власти в Верройском сообществе, а потому, понемногу вытесняя людей из этой организации, со временем сумел создать чистую вампирскую полицию, которая слушалась своего начальника, его, Фрейна. Структура этой организации была довольно специфической, не совсем такой, как у людей. Здесь некоторые направления возглавляли отдельные личности. Так, например, Кирилл был единственным вампиром, в полномочиях у которого было устранение неугодных вампиров. Да-да - вампиры убивали себе подобных. Тех, кто не желал мириться с властью Фрейна и с теми законами и правилами, которые он установил. С теми, кто уж очень рьяно нападал на людей. Вампиры все еще часто нападали и пили человеческую кровь. (В связи с тем, что во всех отделениях полиции были вампиры, такие дела удавалось замять или спихнуть на животных. Но у людей уже начинали закрадываться сомнения. Яркий пример тому: появление и рост количества литературы, а также фильмов и сериалов на вампирскую тематику.)

Хотя в основном они питались донорской кровью, благо сейчас везде у ресурсной базы (морги, лаборатории и т.д.) стояли вампиры, но всегда находились недовольные, несогласные, строптивые. Слишком опасных приходилось устранять. Именно этим и занимался его воспитанник Кирилл. Порой, правда, ему нужна была помощь. Тогда он использовал дополнительные специальные группы (шутка ли, вампирский спецназ). Был еще один волк-одиночка, который занимался пропагандой, насаждением вампирских догм среди общего населения вампирской части Верройи. Он разъяснял и агитировал за претворение Пророчества в жизнь, за то, чтобы вампиры захватили полную власть не только в Союзе, но и во всем мире. Но его работа состояла не только в том, чтобы с каждого вампира сделать союзника, но и в том, чтобы научить их правильно себя вести в человеческом обществе, не высовываться раньше времени, до того, как вампиры возобладают властью над простыми смертными, до того времени, когда появится… Его звали Анри.

Ну, а главой Верройи, естественно, будет он, Фрейн. Во всяком случае пока. Пока Пророчество не вступит в силу.

Четвертая статья: “Власть должна быть только выборной. Ну, или точнее, ее должен захватить достойный”.

Вот так. Без объяснений, разъяснений, комментариев. Что значит “должен”? Что значит “захватить”? Как? И кто это будет решать, достоин ли захватчик? На эти вопросы Фрейн сознательно не давал ответов. Те отбросы вампирского мира (а именно их и было большинство), которые были за бортом власти, не знали и никогда не узнают ответов на эти вопросы. Да и Контитуция-то, по большому счету, пишется не для них. Так что, се ля ви, как говорят французы. А те, кто стоит у кормила власти, те, кто будет решать, кому ими управлять, им не нужно объяснять. Кодекс вампиров уже влит в их сознание. Они почувствуют, пред кем преклониться, и, хотя, возможно, и будут роптать, но смиряться со своей участью. Только настоящий вожак сможет обуздать их. И пока что в мире вампиров был только один такой вампир: Фрейн. И он это знал. Как и то, что уже недолго осталось ждать его замены. Того, кто займет его место. Того, кто, возможно, убьет его. И не той пулей, которая вылетает из стволов древних. Нет, ему, скорее всего, даже оружие не понадобиться. Та сила, которой он будет обладать…

Ох, как же много он знал. Порой это знание создавало в его голове хоть и воображаемое, но такое сильное давление, что, казалось, эта самая голова вот-вот взорвется. Он напрягся. Лицо исказилось, появились клыки. Фрейн усилием своей вампирской воли подавил ярость, готовую вот-вот вырваться наружу. Порой он злился от ощущения своего бессилия, от того, что он бессилен что-либо изменить, а порой от того, что, в сущности, он-то ведь и не хочет ничего менять. В общем-то, его все устраивало. Просто порой накатывала такая усталость, что хотелось просто, чтобы это все побыстрее закончилось. А ведь побыстрее-то никак. Время-то ведь идет с постоянной скоростью. И… Ах да, пятый пункт.

Пятая статья: “Беспрекословное выполнение всех приказов вышестоящего начальства. А иначе…”, а иначе что? Трибунал? Да нет. Кое-что другое: Суд вампиров. Об этом лучше даже не думать. Что такое вампирская казнь (не обычное устранение с помощью сожжения), нет, а именно расправа по вампирским, кровавым законам знали почти все вампиры. Правда, лишь понаслышке. Но и этого было достаточно, чтобы не искушать судьбу и не провоцировать Фрейна.

Да уж. Такой Конституции, такому государственному укладу позавидовал бы сам Николо Макиавелли, автор известнейшего трактата под названием “Государь”, в котором он рьяно выступал в поддержку монархизма. Он невольно поддался воспоминаниям о тех временах, когда жил этот один из самых плодотворных политологов. Он вспоминал, насколько легче было жить в средние века, даже еще несколько пар сотен лет назад. Тогда не возникало таких проблем с дисциплиной, с инакомыслием, как сейчас. Казалось бы, прогресс, его блага, которыми был так насыщен двадцатый, а теперь и двадцать первый век, должен был бы создать основы для крепкого, сплоченного общества. В принципе, так оно и было. Но сколько же усилий приходилось прикладывать, чтобы держать в узде это общество вампиров, разрастающееся в геометрической прогрессии (такое впечатление, что люди последних десятилетий даже сами предпочитали отказываться от их человеческой, смертной сущности).

Компьютеры, другие новейшие открытия и разработки, призванные улучшить, упростить систему контроля, на самом деле лишь все усложняли. Вот и эта Конституция. Тогда она была не нужна. Все и так все знали, делали, что надо. А тут… Цивилизация, развитые огромной единой страны, как сейчас называли страны Верройского Союза, накладывали свои обязательства. Вот и приходилось работать над основным законом. Ладно еще, расписывать нормы, которыми сегодня пользуются человеческие законодатели… Но это, эта Конституция… Определения такому общественному строю в политологии не сыскать. В тех формах, в каких они встречаются у людей, к вампирам и близко не применимо. Формы и методы. Тирания, диктатура, деспотия, абсолютная монархия - это все формы правления, которые насаждаются насильственным путем. А тут-то ведь выборным! Если уж как-то назвать эту форму (беря за основание шесть форм правления, выделенных Аристотелем, а именно: монархия, аристократия, полития, тирания, олигархия и демократия), то государственной формой вампирского строя можно было назвать выборной тиранией! Парадокс какой-то! Но Фрейн знал, что в мире вампиров - это единственно разумный, даже более того, единственно возможный вариант развития вампирского “социума”. Знал Фрейн и то, что независимо от того, что именно он впишет в скрижали этой Конституции, она буде принята в мире вампиров значительным большинством. Существовала, правда, еще угроза со стороны горстки представителей сопротивления, противников Фрейна и его политики, Пятой колонны, которая не так давно заявила о своем несогласии с тем, что делал и даже думал глава вампиров. Они называли себя “Контрой”. Но они пока что еще не могли нанести существенный урон. Так что… Надо было продолжать работу. Но он устал. На него внезапно нахлынула такая апатия, что эта работа вдруг вызвала у него отвращение.

Он не вдруг почувствовал ужасную усталость. Но только сейчас начало приходить ощущение прожитых дней. Его пронзило чувство глубокой старости. Почти тысячелетие даже для вампира возраст не шуточный. Таких, как он, были единицы. Он сидел с поникшей головой, сгорбивших, как будто вся тяжесть прожитых веков вдруг неподъемным грузом свалилось на его плечи. Да, он устал. Отбросив перо, оттолкнув от себя пергамент, Фрейн бессильно откинулся на спинку стула. Закрыл глаза. Вздохнул. И погрузился в полудрему. Перед его помутившимся взором неспешной вереницей начали проноситься события его прошлого, далекого-далекого прошлого. Того, которое можно было считать началом его вампирской жизни.

Шел 1156 год. Очередной Папа Римский издал очередной эдикт об очередном крестовом походе. Войска собирали по всей территории Верройи, в армию брали только желающих, от которых отбоя не было. Крестовые походы были чем-то вроде захватывающих путешествий в еще неизведанные страны, на еще не исхоженные тропы, ведущие в самые поразительные уголки никому неизвестных маленьких мирков. Как писал Пушкин: “Там на невидимых дорожках следы невиданных зверей…”. Примерно так же воспринимали дальние страны и жители тогдашней Верройи. С фантастической точки зрения. Все им казалось какой-то интересной и диковинной сказкой с обязательно счастливым концом. И хоть так случалось не всегда, слепая вера в геройские подвиги еще многие века застилала глаза…

Они были друзьями с детства. И не беда, что им уже шел 40-й год. Веселись, гуляли, кутили они, как в двадцать. Тогда им казалось, что иною жизнь просто не может быть. Но, изведав до такого почтенного возраста почти все сладости жизни, вкусив почти ото всех запретных плодов, их сердца возжелали чего-то более экзотичного. Военный поход был тогда очень кстати. И когда один из друзей предложил присоединиться к войскам борцов за правое дело, второй без колебаний согласился. Благо их сердца бились в унисон. Так, спустя несколько дней, они уже шагали в рядах таких же искателей приключений, как и они сами. Истинно верующих, готовых на все, даже на самопожертвование во имя своей веры и убеждений, были единицы. Остальные - шальные головы, искатели приключений, сокровищ, философского камня, вечного огня… Ну в общем, не те, кому следовало бы нести пророчее слово в тылы представителей совсем неверующих либо просто инакомыслящих.

Они шагали по тропе, звеня шпагами и улыбаясь навстречу встающему солнцу.

- А помнишь, как мы, еще будучи пацанами, яблоки воровали у тетушки Неи? Вот была потеха! Она так ни разу нас и не догнала! Все размахивала своей метлой и орала, что, когда доберется до нас, то уши нам поотрывает! Во баба-яга была какая!

- Да, вот умора-то была!

- Слушай, а помнишь ту барышню расфуфыренную, от которой ты удирал через окно, когда вернулся ее муж мясник?! - оба захохотали.

- Да! Вот времечко было. А сейчас как-то скучновато стало. Может, это старость подкрадывается? - и оба заржали еще громче.

- Слушай, мы уже целый день шагаем, давай проведем эту ночь в каком-нибудь трактире, а потом нагоним их, а? А то мне эти ночлеги под открытым небом уже опостылели. Несмотря на то, что мы в походе всего несколько дней, хочется чего-то тепленького. Да и кого-то тоже не помешало бы… - И оба снова расхохотались.

- Да и потом, у них даже хорошего вина нету. - Да и девочек тоже! - подмигнул второй.

- Значит, решено! К тому же сегодняшняя ночь - последняя на территории Франции. Завтра мы уже пересечем границу.

- О, смотри, как кстати. - Они заметили неподалеку от обочины маленькую таверну. Тихонько, не заметно, не создавая лишнего шуму, они юркнули в заросли. Через каких-то четверть часа двое друзей стучались в массивную дверь трактирщика, уже предвкушая вкусный ужин с более “вкусным” завершением последней ночи на родной территории.

Трактирщик, дородный мужчина, лет пятидесяти, понимающе ухмыльнулся при виде входящих путников. Обильный ужин, сдобренный не менее обильной выпивкой, успокоил остатки “угрызенной” совести у обоих дезертиров. Они ели, пили, хохотали, одним словом, просто отдыхали так, как привыкли. Закончив трапезу, трактирщик любезно проводил их в две комнаты, разделенные портьерой, не забыв при этом сопроводить их довольно привлекательными, как для такого захолустья, девушками, как подумали друзья, легкого поведения. В голове мутилось от выпитого, в животе приятно урчало от сытости, а напротив улыбающееся лицо незнакомки уносило в страну сбывающихся грез. Она наклонилась, хотела что-то прошептать, наверное… Они глухо вскрикнули. Оба. Одновременно. Пьяный туман начал резко рассеиваться. Мутило страшно. По шее текла кровь. А девушки уже прижимали запястья ко ртам новоиспеченных вампиров, насыщая своих жертвой первой трапезой новой пищи. В этот миг портьера, разделяющая комнаты, вдруг упала, и откуда-то в мгновенье ока со сногсшибательной скоростью появился трактирщик. Он больше не улыбался.

- Лейла и Вела - мои сестры. - Без предисловий начал он. Его лицо было довольно неприятным: каким-то жестким, грубым и отталкивающим.. Да еще и голос какой-то противный. Одним словом ничего в этом человеке не выглядело располагающим. Может, потому, что в этом мужчине уже давно не осталось чего-то хоть сколько-нибудь человеческого?

- А как вас зовут? - он не вдавался в подробности. Лишь короткие лаконичные фразы, способствующие прояснить важные пробелы их знакомства.

- Фрейн.

- Альберт.

- Ну что ж, ребята. Теперь побеседуем. Впереди у нас долгая ночь. И она изменит всю вашу жизнь. Кстати, о крови не беспокойтесь, мои сестры - умелые девочки. Все будет в норме. Если конечно, вы оба здоровы. Что правда, вызывает кое-какие сомнения, ввиду того, какую распутную жизнь вы, очевидно, привыкли вести. Ну, да ладно. Итак, как вы себя чувствуете? Тошнота, боль в голове, животе, раздирающий грудь хрип - это нормально. Другие симптомы есть? Вы не чувствуете, что умираете? - друзья отрицательно помотали головами. Они были в таком шоке, что сложно было словами передать подобные ощущения. Наверное, неправильно вот так, без какой-либо психологической подготовки проделывать такое с людьми. Но трактирщик не церемонился. Видно было, что ему полностью наплевать на двух ммм теперь уже вампиров. Никакого сострадания или хотя бы понимания. Вампирской идее это чуждо. Попросту неприемлемо. Лишь презрение и безразличие. Хотя, если разобраться, за что было им сочувствовать? За их распутство? Нет, определенно, они ни стоят ни капли жалости. Сами виноваты. Хотя, если разобраться, то это для них даже лучше, чем быть людьми. Наверное. Как бы там ни было, он не спрашивал. Он лишь делал то, что считал нужным. И никакие внутренние чувства не могли этому помешать. Просто потому, что их уже давно там не было. Лишь холодный расчет.

- Ну, вот и чудненько. Что вы знаете о вампирах, мальчики? - Фрейн и Альберт переглянулись. Они всем естеством ощущали, что в эти мгновения им предстоит пройти ускоренный курс посвящения в вампирские тайны, но были ли они готовы? Трактирщик об этом не спрашивал.

Первым заговорил Альберт. Его сиплый голос почти терялся в большой комнате.

- Ну, слышали кое-какие басни, но не придавали этому никакого значения, никогда ведь живого вампира-то не видели. - Трактирщик ухмыльнулся. Видно было, что это словосочетание его позабавило.

- Живого, вот рассмешили. - Но он не смеялся. Он вообще походил на какого-то бесчувственного робота, который попросту выполняет давно запрограммированную команду. - Мы - нежить, ребята. Кстати, и вы теперь тоже. Так что привыкайте.

К такому привыкнуть вот так сходу было сложновато. Трактирщик не врал - ночь и правда выдалась долгая. Не из-за часового сбоя, а из-за мерзкого ощущения омертвения своего собственного, с виду вроде бы живого, но успевшего уже обратиться, тела.

В ту ночь они многое узнали. Трактирщик трещал и трещал без умолку. Он объяснял, почему обратил их. Поведал им о Пророчестве. О вампирском призвании, об их миссии и о том, что еще им предстоит выполнить в будущем на благо всего вампирского рода. В ту ночь они узнали и о том, что укус вампира смертелен для человека, не обладающего физическим здоровьем. Что в крови вампира содержится ужасный яд в огромной концентрации. Тогда же они впервые услышали о так называемых древних людях, которые не утратили свои особенности спустя многие поколения в отличие от обычных людей, коими стали физически неподходящие древние.

- Вы не первые и не последние, кто зашел ко мне на огонек и кого я присоединил к нашему неутомимому войску. Теперь вы одни из нас. И от вас зависит, как сложиться ваша дальнейшая судьба. Будете вести себя, как надо, почувствуете, что такое вечная жизнь. Будете строптивыми - пострадаете, а точнее сгорите. Скорее всего, что от рук древних. Они никогда не дремлют. Всегда начеку. Не забывайте об этом. Они наши первые, злейшие и единственные враги. Ах да, чуть не забыл, вампиры питаются только человеческой кровью. При чем, долгие перерывы нежелательны. А то яд, содержащийся в нашей крови, может убить нас самих. Но это в том случае, если вы не планируете самоубийства. Что, кстати говоря, среди вампиров очень не популярно. - Он вновь ухмыльнулся. Постепенно голос трактирщика начал напоминать отдаленное эхо, а лицо расплываться, словно в тумане…

- Хозяин! Эй, Фрейн! Очнитесь. - Фрейн вернулся настоящее.

- Да, Жан, что случилось? Я немного задремал. - Он потер слипшиеся веки.

- Опять прошлое давит?

- Оно никогда меня отпускает, ты же знаешь, Жан.

- Да уж, знаю. И вы, хозяин знаете, что пока она рядом, оно вас не отпустит. Боюсь напророчить, но может и убить.

- Да полно, тебе, ну чего ты взъелся так на Лейлу? Она меня обратила, и с тех пор сопровождала меня всегда и повсюду. Она меня любит.

- Ох, не все так просто, Фрейн, и ты это знаешь. “Преданая женщина не может быть преданной”. Вы уж простите, но я не прекращу это вам напоминать.

- Старый-добрый Жан, ну что она может мне сделать. Ничего. Я практически непобедим.

- Вот именно, практически. И это только до того момента, пока она не узнает о твоей ахиллесовой пяте.

- Ну, если только ты ей не расскажешь. На всем белом свете только мы с тобой знаем эту тайну, которая однажды будет стоить мне моей бессмертной жизни.

Вдруг Фрейн почувствовал, как его зовут: он знал - это Карл прикасался к кусочку его кожи. Фрейн вздохнул.

- Ну что ж, меня зовут, Жан. Надо идти. Черт! - не прошло и нескольких секунд, как его скрючило от боли. Он истошно заорал. Это Карл разорвал кожу. У Фрейна было ощущение, что его всего рвут на части. Чувствовалось, что Карл в безвыходном положении. Из горла Фрейна вырвался душераздирающий крик. А в следующее мгновение он исчез из своего кабинета.

*

“- Карл, Карл! - я изо всей силы одергивала его за рукав. - Карл! Очнись! - он мотнул головой.

- Прости, Саша. Я задумался.

- Да, уж. Так задумался, что мне почудилось, словно ты впал в летаргический сон. Хорошо, что ты вернулся. - Я немного успокоилась.

- Да, я просто задумался. Так о чем мы говорили. Ах, да. Пророчество. Руны.

- Ага, и ты сказал, что лучше бы тот старик этого не делал. Чего, Карл?

- Он прочитал и перевел те письмена. Но только для древних людей, потому что сам был человеком. Остальные и дальше оставались в неведении. Но вампиры всегда были самыми тщеславными, и потому не могли позволить себе оставаться за бортом. Как-то они пронюхали об этом старце. Вампиры слишком прямолинейны. А потому, изрешетив всю охрану, состоявшую из древних, они его похитили. Тогда они еще не знали, что их ждет, на что им следует решиться. Но они сразу же пошли ва-банк. Они подвергли его страшным пыткам.

- Но он не сознался, да?

- Сашенька, не всегда в жизни бывает так, как в кино или в книгах. Это просто людям хочется думать, что есть стойкие личности, которые могут пройти через все круги чистилища и не сломаться. В жизни же все несколько иначе. Существуют такие пытки, которые не в силах вынести ни один человек. А вампиры, уж поверь мне на слово, мастера такого дела. Конечно же, старик им все рассказал. Ну, или точнее почти все. Есть кое-что, о чем вампиры так до сих пор и не ведают, а потому готовы заплатить любую цену за такую информацию. Тот старик просто не выдержал пыток. Он умер, не успев дорассказать о Пророчестве. И только это пока что еще не изменило статус-кво в нашем двухполюсном мире. Но, как только вампиры узнают концовку Пророчества, мир может резко измениться. И что-то мне подсказывает, что не в лучшую сторону.

- А ты знаешь? Ну, эту концовку?

- Нет, девочка. О ней знают лишь немногие древние, лишь избранные. Так называемые Хранители. Это довольно ограниченный круг людей, который заботиться о нашем будущем. Ну, и о том, чтобы Пророчество сбылось. Я лишь знаю, что если все будет так, как в Пророчестве, то вампиры не смогут установить безграничную власть. Но повторяю, я очень многого не знаю, в частности, какова твоя роль. Поэтому об этом меня не спрашивай.

- Хорошо. Тогда расскажи мне о Пророчестве, о том, что было после того, как вампиры узнали о Пророчестве.

- О, это длинная история.

- Но у нас же много времени. Пожалуйста, Карл!

- Хорошо.

- После того, когда вампиры узнали о будущем, все резко переменилось. Началась страшная война. В Пророчестве было сказано, что вампиры должны прийти к власти во всем мире, что они, именно их раса избранная повелевать другими существами. Во всяком случае, это та часть Пророчества, о которой они узнали от старика. И это их вдохновило. Но, к сожалению, не на подвиги, а на кровопролитную бойню. В той резне погибли две расы, о которых я тебе говорил, эльфы и ликаны. Ты, наверное, слышала о них много сказок. Но это было на самом деле. Они были просто уничтожены, вырезаны вампирами. Истреблены все до единого. Так, что больше не могли продолжать существование. Потом война продолжалась уже только между вампирами и древними людьми. Это была изнурительная, полная трупов из одной и другой стороны, баталия. Тогда очень многие погибли. Постепенно потери достигли таких размеров, что ни те, ни другие, более не в силах были продолжать ни нападать, ни защищаться. Сам по себе, медленно и тяжело, установился зловещий мир или, если точнее, то довольно нестойкое перемирье. Когда уже нельзя было продолжать бороться, потому что вампирам нужны были силы, чтобы прийти к власти, как они считали, полной и безраздельной, а древним - чтобы потом отнять эту власть у них. Так было тогда. И стороны полагали, что вскоре все это претвориться в жизнь. Но… В Пророчестве ведь не были указаны часовые рамки. Там были одни условности. И, как это ни странно, но вампиры решили на время притихнуть, собрать силы, и уже не войной, а с помощью условностей и Пророчества взойти на свой трон. Так началась череда самых разных событий… - Карл внезапно оборвал свою речь. Через мгновение, немного приглушив тон, и уставившись в какую-то невидимую точку, он как бы риторически произнес: “Что это?”

- А что, Карл, в чем дело? - я немного встрепенулась. Это уже начинало настораживать. Дыма без огня не бывает. Столько странных моментов. Очевидно, не все было спокойно. Я почувствовала, что нам стоит все время быть начеку.

- Саша, мне показалось, что я видел кого-то. Там за пределами территории. А ты?

- Да нет, вроде бы. Тебе, наверное, просто показалось. - Я пыталась казаться спокойной, но ощущение беспокойства уже посетило и меня. Карл немного нахмурил брови.

- Пожалуйста, Карл, продолжай. - Он еще раз взглянул в ту сторону, где ему что-то почудилось, и с тяжелым сердцем отвернулся. Он знал, что просто так в их ситуации ничего происходить не может. Ему не почудилось. Что-то должно было произойти. И Карл это чувствовал. Но ему не хотелось раньше времени меня пугать. Ему вообще не хотелось меня хоть чем-то беспокоить или даже тревожить. А потому он с более или менее спокойным видом повернулся ко мне, скрывая свои истинные ощущения. Даже слегка улыбнувшись, он продолжил.

- Когда все поутихло, древние люди решили хотя бы внешне вернуться к прежней жизни. Во всяком случае, хотя бы попытаться. Но их стремлениям не суждено было воплотиться. Вампиры перестали убивать. Но они не остановились. Они просто сменили тактику: начали кусать и обращать древних в себе подобных. Древние люди пришли в ужас. Хуже было то, что все это имело стихийный и непредвиденный характер. Древним было сложно защищаться от вампиров поодиночке. А те, питаясь нашей кровью, становились все сильнее, озлобленнее и… непобедимей. А древние, тем временем, лихорадочно искали какое-то противоядие от этих упырей. Так, со временем, древним удалось найти особый состав ядовитых растений, который убивал вампира. Ну, оставался еще огонь. Но приблизиться к вампирам становилось все сложнее. Дневной свет (который, кстати, к слову сказать, сегодня им просто неприятен, но не более), чеснок или крест, осиновые колья, железное оружие, все это на них тогда еще действовало, но применять эти вещи становилось все сложнее. Вампиры становились сильнее, быстрее и удачливее. Поэтому древние решились на применение яда. Беда состояла в том, что древние сами от него умирали. Но угроза со стороны вампиров становилась все больше. И они решились. Начинали с небольших доз. Постепенно увеличивая количество потребляемого яда до того значения, которое мгновенно убивало вампира. Только так со временем древние смогли вздохнуть посвободней. Вампиры же начали заниматься чисткой. У них появился новый объект - компоненты снадобья, потребляемого древними. Они уничтожали растения, способные их убить. Эта работа заняла у них очень много времени. Но, к сожалению, их упорство принесло свои плоды. В конце концов, их работа увенчалась успехом. Им удалось истребить все растения, способные нанести им хоть мало-мальски ощутимый вред. Они, да и древние тоже, решили, что это поставит точку в войне. Но, как оказалось, этот ядовитый сбор давал долгосрочный эффект.

Даже в наше время кровь древнего для вампира является смертельной. Более того: любые отношения, могущие возникнуть между представителями этих двух родов (что, кстати говоря, является огромной редкостью, учитывая обоюдную ненависть), будь-то даже поцелуй или более интимная близость, все равно заканчиваются смертью для обоих. Противоядие, которое могло бы разрешить эту проблему, так и не было найдено. Это было шоком для вампиров. Но ничего не попишешь. Им опять пришлось притормозить со своими грандиозными планами всеобщего господства. Однако оставалось еще обычное убийство. Да и с тем ядом тоже было не все гладко. Хотя вампиры и начали понемногу погибать от этого зелья, но это не решало проблему. Дело в том, что многие древние погибли во время этих экспериментов с отравлением. Те же, что выживали, становились сильнее, выносливее. Так мы и сумели добиться того, что стали жить в среднем около двухсот лет. Именно благодаря этому возросла наша проницательность и появилась наша специфическая способность, которая дает нам определенное господство над другими древними и обычными людьми, если мы того пожелаем, но, к сожалению, не над вампирами…

- О чем это ты? - я с удивлением прервала Карла на полуслове. - О какой такой способности ты сейчас говоришь? - Карл немного замялся. Я заметила, что ему стало несколько неловко от того, что он, очевидно, сболтнул лишнее.

- Послушай, Сашенька, давай-ка об этом я тебе попозже расскажу. Более пространно, чтобы ты поняла все, как надо. А не так, наобум. Хорошо?

- Да ладно. Как скажешь. - Мне приходилось уступать, а то все эти лирические отступы все никак не позволяли мне услышать главное. А Карл тем временем продолжал.

- Так появлялись еще разные обостренные способности. Но была и обратная сторона медали. Многие древние люди отказались испытывать на себе яд и откололись от основного числа древних. Они стали беззащитны и одиноки. Многие, очень многие из них, полегли тогда на том поле битвы между вампирами и древними людьми. Их утрата легла чудовищным бременем на наши плечи. Но со временем древние начали понемногу набирать силу, и вскоре жизнь потекла более или менее спокойным ходом. А люди, те, которых ты знаешь сейчас, утратили связь с древними людьми, и остались легкой добычей для вампиров до сегодняшнего дня. И хотя им удалось ощутимо пополнить численность своей популяции, они все еще являются главными объектами (а грубо говоря - пищей) для вампиров. Вот вкратце наша история. К сожалению, она не была такой лаконичной и спокойной на протяжении вот уже многих тысячелетий, как может показаться, слушая этот безликий рассказ.

- Скажи, Карл, а чем еще древние отличаются от нас, сегодняшних обычных людей?

- Ну, как тебе сказать… Помнишь из истории эпоху Возрождения?

- О да, конечно. Как же можно о таком забыть. Это же был пик в развитии почти всех видов искусства. Художники, скульпторы, инженеры - то время дало нам самую значимую часть наследия человеческого гения. - Карл улыбнулся.

- Вот в этом-то как раз и состоит заблуждение обычных людей. На самом деле, все то, что было создано в те века, принадлежит гению древних. - Саша в удивлении приподняла брови.

- Ты что серьезно?!

- Конечно, девочка. Все это, как и многое другое, скажем, открытия в разных областях науки, физические, химические, биологические законы, математические теоремы, всевозможные достижения (даже более ранние шедевры, такие как, философия эллинизма) - все это, естественно не могло быть совершено простыми людьми. К этому причастны только древние. Ты никогда не задавалась вопросом, почему их называли гениями, почему они так сильно отличались от большинства нормальных людей? Все потому, что обычным людям такое не под силу. А древние же, наоборот, могут, не тратя многих сил, менять устои целых эпох.

- Но тогда почему же, если вы такие способные, вы так мало сделали за такой большой промежуток времени? - в моем голосе чувствовался нескрываемый скептицизм. В тот момент я и впрямь довольно недоверчиво относилась к словам Карла. Но он выглядел так серьезно и говорил так правдиво, что я невольно начинала верить во все услышанное.

- Ты напрасно иронизируешь. Все намного серьезней, чем тебе кажется. С первых дней войны у древних была лишь одна цель - борьба против вампиров. Искусство пришлось отодвинуть на задний план. Каждый древний уже с первых лет своей жизни весь свой жизненный запас сосредотачивал либо на открытой войне против кровососов, либо на всевозможных исследованиях, в том числе и научных (кстати, к лову сказать, и наука, и искусство, как таковые, можно сегодня считать результатом борьбы против вампиров - они стали своеобразным двигателем прогресса). А потому на развитие способностей, присущих каждому древнему, просто не было времени. Но, опять же, не все древние могут посвятить всю свою жизнь, пусть даже такому правому, но всепоглощающему, делу. Так, в разные годы, столетия, эпохи рождались те, кто был просто не создан для войны. Они бунтовали, становились изгоями, но все же любыми средствами пытались развивать врожденные таланты. Только благодаря, таким отступникам миру сегодня и известны прекрасные картины, статуи, стихи и поэмы, созданные хрупким миром непокорных древних. Ну, а скажем, достижения в науке, которых мы за долгие столетия добились, чуть ли не с избытком, послужили не только древним, но и всему человечеству. Послушай, Саша, я не говорю о том, что обычные люди глупее или тупее, просто у первых древних людей, кстати, как я тебе уже и говорил, от которых и произошли обычные представители рода человеческого, были задатки, которые они фанатично развивали, экспериментируя (в частности с ядами), неся огромные потери, и благодаря которым они добились потрясающих результатов. Взять хотя бы наше долголетие. Обычный человек просто физически не успел бы написать так много картин или стихов, романов, как это удавалось древним. Ну и было еще кое-что, что очень сильно помогло древним в их исследованиях.

- Карл, Карл, что же это? - казалось, Карл опять ушел в себя. Он не реагировал на мой голос. Его взор был обращен снова в то место, откуда он раньше уже (во всяком случае, как ему показалось) слышал странный шум.

- Что случилось, Карл? Ты так странно выглядишь. Ты весь напрягся. Карл, я уже начинаю бояться. - Карл повернул ко мне лицо. Я лишь успела заметить, как в глазах застыло какое-то отрешенное выражение. А уже через секунду он мотнул головой, как бы отгоняя плохие мысли в другую сторону, подальше от себя, да и от меня. Но что-то, похожее на испуг, тенью легло на его лицо.

- Карл, ты меня пугаешь. Ты скажешь мне наконец-то, в чем дело?

- Ты ничего не слышала? Не видела? Не почувствовала? - он старался говорить обычным тоном, но нотки беспокойства временами все же проскальзывали в его голосе.

- Нет, а что должна была?

- Знаешь, у меня какое-то плохое предчувствие. - Он полез в карман и достал оттуда клочок кожи, кожи Фрейна, которую тот дал ему во время их встречи. Я с нескрываемым любопытством взглянула на лоскут.

- Что это такое, Карл?

- Это совсем необъяснимая вещь. Такого еще никто никогда не делал. Это часть кожи, которую Фрейн содрал с себя, и превратил во что-то вроде проводника. Хотя, если точнее, то думаю, что не сам он это сделал. Но не в этом суть. Ее особенность в том, что, если ее сдавить, то Фрейн почувствует боль. И это даст ему понять, что мы в беде. Но ему понадобиться время, чтобы до нас добраться. Это мы сможем сделать, когда нам грозит опасность. Если же опасность будет неотвратимой, мне придется разорвать этот клочок кожи, что причинит ему адскую боль, но в то же время перенесет его сюда, к этому лоскуту, к этой части его собственного тела. Это какой-то очень странный феномен. И мне неизвестно, в чем здесь суть. А знает ли кто-нибудь еще об этом, мне, к сожалению, тоже знать не дано. Так что придется делать то, что нам поможет, не сильно заботясь о последствиях и истоках этого способа. На всякий случай, я лучше буду держать это своего рода устройство наготове. Кажется, пока что я больше ничего слышу. Что ж, может, и показалось. Хотя дважды… Пожалуй, это вряд ли. Но, тем не менее, пока что ничего предпринимать не будем. Подождем. Тем более, что здесь мы находимся в безопасности. Во всяком случае, нога вампира на эту территорию ступить не может. Только древние в состоянии пересечь оболочку. Так что стоит успокоиться. - Карл улыбнулся.

- Ты же понимаешь, что это я говорю скорее себе. Но ты не волнуйся. Пока я с тобой я сделаю все, что в моих силах, чтобы ни один волос не упал с твоей головы. Ну, а теперь давай вернемся к нашему предыдущему разговору. О чем мы там болтали?

- Ты рассказывал про какие-то специфические способные, которые были свойственны лишь небольшой части древним, и уж никак не вампирам или людям.

- Ах да. Вспомнил. Я имел в видуто, что вы люди называете ведьмовским даром или проклятием. У разных людей - разное мнение на сей счет.

- Да, но ведь ведьм больше не существует, насколько я знаю. А те, кто пытается выдать себя за таковых, обычные шарлатаны!

- Да, ты права. В наше время больше нету ни ведьм, ни ведьмаков. Но то, как они ушли из этого мира, напрямую связано с Пророчеством. И это уже совсем другая история, рассказ о которой мы отложим до лучших времен. А пока лишь скажу, что сила, которой обладали эти древние, была поразительной. Она имела огромное влияние даже на вампиров. С ее помощью были уничтожены многие из них. Ты же знаешь историю.

Помнишь, к примеру, в истории Франции был такой король: Филипп Красивый. Так вот, ты, наверное, помнишь, что еще при жизни многие удивлялись его холодности и умению практически совсем не мигать. Даже после смерти ему на глаза пришлось наложить повязку, чтобы мертвые глаза не наводили страх на подданных даже после его кончины. Так вот, он был вампиром. Очень древним, практически непобедимым вампиром. Но, так случилось, что на его пути появился один очень могущественный древний-ведьмак. Он был Великим магистром ордена Тамплиеров. Звали его Жак де Моле. Их борьба была такой ожесточенной, что король, даже рискуя быть разоблаченным, должен был предпринять что-то радикальное. И он решил его ликвидировать. Но, поскольку магистра вампиру было практически нереально уничтожить, то и казнь должна была быть публичной, без какого-либо очевидного вмешательства со стороны Филиппа. Именно потому и был выбран Еврейский остров, а в качестве меры пресечения жизни - сожжение. Но не предполагал тогда вампир, что сила ведьмака настолько огромна, что достаточно одного проклятия для того, чтобы уничтожить ненавистного вампира. Так и случилось, как предрекал Великий магистр, не прожив и года, король скончался. Было еще кое-что очень важное. Видишь ли, Саша, вампира ведь можно истребить только, если его сжечь (при чем, не имеет значения, каким образом: с помощью огня ли, или с помощью специфического яда). - Я удивленно подняла брови.

- Что ты имеешь в виду?

- Да-да, знаю, это еще одна особенность, о которой я тебе расскажу в свое время. Ну, так вот, возвращаясь к моему прежнему рассказу: тут была особенность - тело короля не было сожжено, хотя он и был мертв. Более того, оно погребено, как останки обычного человека. И вампир так и остался мертвым. Вот такой вот была сила ведьмака.

- Да уж, звучит и впрямь угрожающе. Аж кровь стынет в жилах. Получается, есть сила, способная сокрушить вампиров?

- Ну, как тебе сказать… Тот феномен так и не был объяснен. А потому мы не знаем, какой силой на самом деле владели ведьмы и ведьмаки. Да и к тому же сейчас, когда никого их них уже несколько веков нет в живых, бессмысленно рассуждать об этом.

- Скажи, а потомки ведьм еще остались?

- Насколько мне известно, то вроде как нет. Но повторяю, Саша, есть очень много вещей, о которых я и понятия не имею, ну, так вот, то, что я знаю о ведьмах, так это то, что они все исчезли, равно, как и представители их наследия. Это было связано с Пророчеством. Но ничего конкретного я тебе про это рассказать не могу. Как я тебе уже говорил, существует каста так называемых посвященных среди древних. Именно они и несут бремя борьбы с вампирами и охраны всего, что связано с Пророчеством. Так что, тебе придется довольствоваться этой скудной информацией.

- А расскажи еще что-нибудь. Вот ты так меняешь все мои представления о нашем прошлом, что у меня теперь закрадываются сомнения касательно и других вех нашей истории. Взять хотя бы эпоху Великой Инквизиции. Это ведь, наверное, и было то время, когда истребляли ведьм. И делали это, получается, вампиры? - Карл улыбнулся.

- Нет, на самом деле, все было с точностью до наоборот. Великими Инквизиторами были вовсе не вампиры, а фанатики-древние. Да-да, не смотри так удивленно. И среди древних случаются личности, способные на радикальные меры. Так было и в то время. Слишком уж много вампиров тогда развелось. И было еще кое-что. Это-то как раз и было время, когда начали исчезать ведьмы, а по большей части ведьмаки. Вот тогда древние и не выдержали. Но для того, чтобы эта акция получила широкое распространение, а вдобавок еще и поддержку среди обычных людей, древние объявили охоту на ведьм. Со временем, когда люди начали видеть, как странно умирают вампиры в пламени костров, они с еще большим рвением помогали отлавливать эту нечисть. Ну, а учитывая, что сожжение - самый верный способ избавления от вампиров, то за те несколько десятков лет было истреблено намного больше кровососов, чем за предыдущие столетия. Да, то было время открытой, жестокой и упорной войны.

- Но почему же тогда вампиры открыто не объявили о себе, не нанесли открытый удар в ответ?

- А вот это остается загадкой для многих. Хотя повторяю, тогда происходило что-то странное, что-то, чему вампиры придавали намного большее значение…

- Ну что опять, Карл?! - я уже начинала откровенно злиться. Но, увидев лицо своего спутника в этот раз, я замолчала и даже отшатнулась. Взгляд Карла выражал беспокойство, смешанное со страхом, который рос с непередаваемой скоростью. Спустя несколько мгновений уже и я поняла, в чем дело. В нескольких ста метрах я заметила очертания фигуры, похожей на человеческую, но двигавшеюся с какой-то странной, не свойственной ни людям, ни древним ловкостью. Через несколько минут у меня уже не оставалось сомнений: к нам приближался вампир. Карл машинально сжал в руке клочок кожи Фрейна. Может быть, это просто случайность, но рисковать очень не хотелось. Тем более, что он понимал: этот инцидент должен быть известен Фрейну независимо от того, как он закончится. Мы стояли и наблюдали за действиями приближающегося вампира со смешанными чувствами: с одной стороны, мы знали, что на эту территорию вход вампирам воспрещен, но с другой стороны, уверенность, с которой тот приближался, явно свидетельствовала о том, что ему хорошо известно, что он делает. Да и намерения останавливаться в его движения заметно не было. Спустя несколько секунд Карл заметил в руке вампира какой-то странный предмет. Еще через несколько шагов он сумел рассмотреть эту вещь: это была довольно длинная прядь черных волос. Я остолбенела, не в силах сделать хоть какое-то движение. Поначалу Карл удивился. Но, когда кровосос, заметив наше присутствие, прямиком направился в нашу сторону, ехидно скалясь и обнажая длинные белые клыки, Карл наконец-то понял, в чем было дело”.

Вампир все приближался. Едва приблизившись к невидимому куполу, защищавшему территорию древних камней, он, не останавливаясь, проследовал через магический заслон, не встречая препятствий на своем пути. Небо заволокло темными, грозовыми тучами, из которых, казалось, вот-вот хлынет не просто дождь, а что-то черное, темное и зловещее. Но к огромному удивлению всех участников этой сцены ничего ужасного не произошло. Мир не рухнул. Лишь огромная светлая молния пересекла огромный небосвод и поразила землю в том месте, в котором вампир проделал невидимую брешь. Казалось, что сама эта молния и проделала проход, через который кровосос проник на территорию, с которой началась страшная веха в истории древних народов.

И старик, и девушка полными отчаяния взглядами следили за тем, как вампир легко пересек ту линию, за которую еще ни один упырь никогда не ступал. А в руке он, очевидно, держал прядь волос древней. Даже более того: не просто древней, а одной из потомков ведьм.

” Меня охватил ужас. А вампир все приближался. И спустя несколько мгновений уже можно было даже заметить зловещую ухмылку на его вампирском лице. Он успел обнажить клыки. Глаза наливались кровью. Да, больше медлить было нельзя, и едва успела увидеть, как Карл резко разорвал кусок кожи Фрейна пополам. Я зажмурилась. Но в ту же самую секунду ничего не произошло.

Однако то, что произошло в последующие несколько мгновений, выбило из колеи не только меня, но и повидавшего жизнь Карла. Возле охраняющего территорию камней невидимой стены появилась другая фигура. Фигура другого вампира. И насколько я могла понять, это был не Фрейн. У него в руке блеснул пистолет. Он не мешкал. Сразу видно было, что это не простой рядовой кровосос. Нет, это был солдат, робот, приученный убивать, убивать хладнокровно и беспощадно. Ему потребовались доли секунды, чтобы передернуть затвор автоматического пистолета, загнать патрон в нужное место и выпустить пулю прямо в идущего впереди вампира. Тому оставалось всего лишь несколько шагов до нас с Карлом, а потому то, что произошло с телом вампира, вызвало у меня приступ страха, ужаса и тошноты. А тем временем вампир, получивший пулю, уже, казалось, сгорал изнутри. Еще несколько мгновений, и от него осталась лишь груда пепла. Но и та была так мала, что представить, будто бы здесь только что был кто-то живой, ну или не совсем живой, тем не менее, было невозможно. Я заставила себя отвести глаза от того, что осталось от нашего преследователя, чтобы меня не вырвало прямо на его останки и взглянуть на своего спасителя. Но моему взору уже представились две фигуры: рядом со стрелявшим с перекошенным от боли лицом стоял Фрейн. Он жестом поманил нас обоих, меня и Карла, приблизиться”.

*

- Что это было? - казалось, Фрейн больше обращался к тому вампиру, который только что убил другого. - Карл поморщился, и ничего не ответил. Тогда заговорил Кирилл. Это был он. С того самого момента, когда Фрейн поручил ему охранять Сашу, он ни на мгновение не терял ее из виду. Он уже успел спрятать девятимиллиметровую Беретту под куртку и обрести обычный хладнокровный вид.

- Я не знаю, что случилось, Фрейн. Но могу сказать, что этот вампир появился из ниоткуда. Откровенно говоря, даже я его не почувствовал. Когда я его заметил, то решил, что он просто свихнулся или же не в курсе охранной способности этой территории. Но все происходило так быстро. Я едва успел заметить, как в его руке блеснул клочок черных волос. Поначалу я не понял, зачем они ему. Но очень быстро до меня дошло, с какой целью он собирался ими воспользоваться. В считанные секунды он оказался около границы территории, которую с легкостью пересек. В это мгновение я понял, что медлить больше нельзя. Далее ты знаешь. - Кирилл закончил свой рассказ и с холодностью, присущей только вампирам, отстранился, ожидая реакции Фрейна. Саша все еще в ужасе переводила взгляд с одного вампира на другого, не в силах успокоится и отвернуться. А Фрейн все еще пытался прийти в себя от мучительной боли, раздиравшей все его тело.

- Черт, как больно. Если бы знал, наверное, не дал бы тебе свою кожу. Верни, что осталось. - Карл протянул ему две половинки разорванного лоскута. Фрейн взял их и положил в карман.

- Что ж, теперь все изменилось. Мы не знаем, кто и с какой целью пытался сюда проникнуть. Но мы знаем, что есть какой-то или, еще хуже, какие-то недоброжелатели, которые ни перед чем не остановятся, чтобы… Вот это-то и важно: мы не знаем, с чем они сюда пожаловали. Известно лишь то, что это место раскрыто и вам здесь дольше оставаться небезопасно. Придется менять место дислокации. И, желательно, побыстрее. Если нашелся один, могущий пересечь эту линию, может найтись и другой. Так что, выходите. - Карл повел плечом.

- А откуда нам знать, что тебе можно доверять? А что, если это ты сам и подстроил? - казалось, Фрейн взбесился.

- Слушай ты, - он оголил зубы, на лице появилось страшное выражение, глаза сверкали чернотой, - ниоткуда, ты, идиот. Если бы это был я, то я бы уже давно сделал то, что задумал. - Фрейн начал понемногу успокаиваться. Через несколько мгновений лицо приобрело прежний вид.

- Если вас смог обнаружить и напугать один вампир, что же с вами будет, если сюда прибудет, скажем, десяток таких же или еще лучших вампиров, а? Если хочешь, чтобы я сохранил вам жизнь (до поры до времени), а ей вдобавок помог не стать вампиром (пока что), то лучше заткнись и следуй за мной.

- Хорошо. Похоже, у нас и впрямь нет выхода. Пойдем, Саша. - Они неохотно пересекли границу, искоса поглядывая на лицо Кирилла, которое уже успело превратиться в обычную маску. Он не выражал никаких чувств, и это ужасало Сашу еще больше. В изумлении от увиденного, она, казалось, потеряла не только дар речи, но и возможность мыслить более или менее трезво. Какой-то ступор поразил все тело, добравшись и до разума. Все еще глубоко шокированная произошедшим, Саша медленно переводила взгляд с Карла на Фрейна, потом обратно, а потом и на Кирилла… На нем ее взгляд по какой-то непонятной причине задержался дольше, чем на остальных. Она удивленно приподняла брови, потом их нахмурила. Что-то знакомое проскользнуло в чертах этого вампира. Или она его знала, как человека? Появилось такое странное чувство, словно она его уже где-то видела. Или он ей снился? Или же… Нет, как ни старалась Саша, но ей никак не удавалось припомнить, почему у нее складывалось впечатление, будто видит она его не впервые. Или, может, это какой-то оптический обман? Или, как это довольно часто случается, просто ее сознание с ней лишь играет, пытаясь превратить его образ в уже виденный? А что, сели “де жа вю” - вовсе и не выдумка? Ох, как все сложно и запутанно… Она его уже видела? Так, ладно. Не сейчас. Сейчас - надо взять себя в руки и немного оклематься. Потом, через какое-то время, она вновь попытается вспомнить, где и как она могла повстречать этого Кирилла. В любом случае, это от нее не убежит. А скорей всего, воспоминания сами вернуться в определенный момент. Но вот то, что сейчас было не до того, это уж точно… Новая, странная, полная ужаснейших тайн и загадок, жизнь уже непросто стучалась в дверь, Саше уже приходилось ее встречать на пороге. Или она уже входила в дом? Похоже было, что с прежней жизнью покончено безвозвратно…

- Куда мы отправимся, Фрейн. - Голос Карла не дрожал, но чувствовалось, что близкое и длительное пребывание рядом с этим вампиром все же вселяло в него неприятные ощущения.

- Я думаю, сейчас самым разумным решением будет отправить вас в город древних, один из немногих городов в Верройе, где все еще власть сохраняют древние. Мы отправляемся в Рим. Поедем поездом. У нас будет много времени, чтобы обсудить наши дальнейшие шаги. Да и настало время кое-что прояснить. Твоя Саша ведь ни черта не знает о Пророчестве.

- С чего ты решил, что я ей ничего не рассказал?

- Ой, да что ты там знаешь, - Фрейн скептически ухмыльнулся. - Я расскажу ей то, чего не знает ни один древний. Но сперва мне надо переговорить с мэром Рима, Лоренцо Бузатти, одним из самых ярых древних, но который все же отступил от войны с нами в обмен на мирное сосуществование. - Александра удивленно приподняла бровь.

- Да, есть часть древних, которые устали от перманентной войны, и сейчас хотят просто жить, наслаждаясь всеми прелестями, которые дарует именно жизнь, а не ее подобие. - Фрейн отошел, вытащил мобильный телефон и набрал номер. Через несколько секунд непродолжительного и довольно лаконичного разговора он молниеносно спрятал сотовый в карман и вернулся.

- Ну что ж, все улажено. Мы едем в Рим. Я договорился с мэром. Вы с Карлом будете жить у него.

- А я? - в вопросе Кирилла не было никаких эмоций: обычное ожидание обычного приказа.

- Ты будешь и дальше их охранять. Бузатти согласился. Но с одним условием: не попадаться им на глаза. Ну, и, естественно, без эксцессов. Он предупредил, что с тобой церемониться не станет. Естественно, будешь отлучаться, чтобы нормально покушать. Я буду присылать тебе замену. Все остальное время будешь питаться донорской кровью. Заглянешь в какой-то морг. Все равно везде работают вампиры. С голоду не помрешь. Немного потерпишь. - Кирилл едва заметно поморщился, но спорить не стал. Саша же, с каждой минутой узнавая все новые и новые ужасные нюансы современного уклада окружающего мира, казалось, уже и не выходила из состояния потрясения. А потому эти подробности уже не вызывали у нее ни удивления, ни смятения. Складывалось впечатление, что она уже стала не чувствительной к подобного рода информации. Но это было лишь внешнее проявление. Внутри же шла страшная борьба между логикой и бредовой действительности. Ей уже начинало казаться, что она больше не выдержит. А ненормальные данные так и сыпались, как из рога изобилия. Да еще страх перед этими кровососами возрастал с каждой секундой. Она начинала сознавать, что на деле является очень легкой мишенью для вампиров. И то, сколько еще они будут ее защищать, превращается лишь в вопрос времени. Да полно! От нее уже и так ничего не зависит. Так что лучше подумать об этом попозже. Да, эта фраза всегда оказывала на нее какое-то магическое действие. Саша физически ощутила, как она успокаивается. Хотя, это, скорее всего, было последствием пережитых ею треволнений. Да, она просто устала. За то недолгое время, что она пребывала в таком отстраненном состоянии, Кирилл успел узнать, каким экспрессом они отправятся, успел купить билеты и даже кое-что из пищи. Естественно, не для себя.

- Ну что, пора. Все готово. Можем уходить.

*

Они заняли свои места в четырехместном купе. Саша с Карлом расположились на одном сидении, Фрейн и Кирилл - напротив. Они сидели так близко друг к другу, что их одежды почти соприкасались. У всех четверых были разные ощущения. Но всех их объединяла их острота. Кирилл, с виду хладнокровный и отстраненный, еле сдерживал себя, чтобы не впиться в шею сидевших напротив людей. Хотя скорее не людей (кровь Карла ведь была отравлена), а лишь Саши. Он чувствовал и слышал, как пульсирует кровь в артериях, и еле сдерживал себя, чтобы не накинуться и не высосать с нее всю кровь. Тем более, что он уже давно не кушал, тем более, что он впервые находился так долго рядом с человеком, чью кровь он не мог выпить. Но он знал, что ничего подобного он не выкинет. Фрейн хорошо его натренировал. Он прекрасно знал, что попытайся он хоть что-то подобное сделать, как тут же будет уничтожен. А потому он сосредоточился на дороге и на мыслях о том, что ему нужно заниматься ее охраной, а не ею как пищей. Саша же, не заметив, а скорее ощутив желание Кирилл, забилась в угол и сжалась в комок. Этот вампир вселял в нее ужас. Ей всегда нравились фильмы ужасов, кино про вампиров, особенно романтические отношения между ними. Но тогда она думала, что это выдумка, сейчас все было настолько реальным, а ее ужас к этому вампиру настолько физически ощутимым, что в этот момент она не могла понять, как эти упыри могут нравиться или, что еще более бредовее, вызывать приятные чувства. Страх, отвращение и ненависть - вот те чувства, которые теперь жили в ее сердце по отношению к вампирам. Она никогда не сможет забыть, что они убили ее родителей. Никогда! Не забудет и не простит.

- Послушай, Саша, тебе пора перестать нас бояться. - Фрейн говорил низким, спокойным голосом. Саша бросила на него презрительный взгляд.

- Это не лучшее оружие против вампиров, уж поверь мне. - Фрейн криво усмехнулся. Саша ничего не ответила.

- Ладно, как хочешь. Можешь ничего не отвечать. Говорить буду я. Пришло время узнать тебе кое-что о Пророчестве и о твоей возможной роли в нем. Итак, начнем. Карл, наверное, тебе рассказал, с чего все началось. - Карл кивнул.

- Что ж тогда я продолжу. Хотя, сперва, мне бы хотелось, для сохранения хронологии, рассказать, как я стал вампиром. Это довольно важно, потому что будет непосредственно переплетаться с Пророчеством. Во всяком случае, с той его частью, которая неизвестна древним. Так вот… - И Фрейн рассказал им свою историю с того самого дня, когда они с Альбертом были обращены. Кирилл тоже слушал. Даже с каким-то интересом. Все вампиры что-то знали, но никто еще не удостаивался рассказа от самого главы вампирского мира. А потому Кирилл ловил каждое слово. На какое-то время он даже забыл о еде.

- Вот так, значит, мы стали вампирами. Но не все было так интересно, как может показаться. Почти сразу мы узнали, что были не просто так посвящены в тайну вампиризма и Пророчества, связанного с воплощением “вампирской мечты” в жизнь. Из нас сделали солдат, обычных солдат, от которых ждали выполнения сложнейшей работы, отказаться от которой мы не могли. У вампиров есть очень весомые аргументы, чтобы заставить других вампиров выполнять нужную работу. И нам не оставалось ничего другого, как приступить к исполнению обязанностей. - Фрейн отвернулся в сторону окна, направив взгляд на проносящиеся за окном зеленые луга, и погрузился в воспоминания.

Шел 1376 год.

- Фрейн! Здорово, дружище. - Альберт бросился ему на шею. Они стояли посреди явочной квартиры, точнее подвала в одном здании, и не скрывали радостных эмоций от встречи. Фрейн был все так же сдержан, а Альберт все так же задорен и полон…к сожалению не жизни, так, энергии, что ли.

- Есть результат. Наконец-то. Ану-ка, зацени! - и Альберт достал из кармана какой-то камень бирюзового цвета.

- Вот оно, друг, та самая хреновина, которая поможет нам найти и выследить ведьму. - Фрейн поднял бровь.

- Каким образом?

- Ну, как мне сказали, когда рядом будет находиться ведьма, эта штука почернеет. Просто, как… Ну, в общем, ты понял. - Фрейн кивнул.

- Как ты ее достал? - Альберт поморщился.

- Поверь, тебе лучше этого не знать.

- Охотно верю. Ладно, что дальше.

- Как что? Найти эту самую ведьму и оплодотворить ее. - Альберт захохотал.

- Ну, типа, будем исполнять Пророчество. Кстати, кто будет… - Альберт подмигнул Фрейну.

- Нет! Нет! - Фрейн даже скривился.

- Ты же нашел этот медальон - тебе и венок лавровый, и почести все. - Альберт вновь рассмеялся.

- Ну, ты и шутник, брат. Хорошо. Как хочешь. Хотя нам еще предстоит потратить очень много времени на то, чтобы найти хоть одну ведьму. Ты же знаешь, что ведьмаков они не трогают. Но вот с женщинами другое дело. Они куда-то исчезают. При чем с концами. Проследить нереально. И интересно, что они с ними делают? Если бы я не знал древних и их глупых чувств альтруизма и мизантропизма, то подумал бы, что они их уничтожают. А так, приходиться гадать, что они замышляют. В любом случае, надо продолжать поиски. Тем более сейчас, когда мы на коне, так сказать. Думаю, сейчас уже нет смысла нам с тобой разделяться. Будем работать вместе. Да и камень-то только один. - Альберт вновь захохотал.

- Будет весело. Особенно, когда придет время соблазнять нашу “находку”.

- Послушай, Альберт. Все то, что мы только что с тобой обсуждали, касалось поисков ведьмы. А что мы будем делать, когда найдем таковую? Ты же не думаешь, что она благосклонно отнесется к двум вампирам, пытающимся использовать ее для нашего господства.

- А мы ей не скажем! - Альберт был так весел, что это начинало уже раздражать Фрейна.

- Да ладно тебе! Такой замечательный день, у нас такой шикарный улов, а ты хмурый, как Зевс во время солнца. Ну, чего ты!

- Альберт, ты же знаешь, ты единственный знаешь, что я чувствую. Для меня дар бессмертия является бременем. Наше существование напоминает мне Сизифов труд. Только начинаешь налаживать какие-то связи, устанавливается определенный уклад, а тут как тут наше неувядание. Черт бы его побрал! Приходиться начинать все сначала. Порой мне кажется, что я так долго не выдержу.

- А что твоя Лейла? Она что не скрашивает твое жуткое нежизненное прозябание?

- Я даже не знаю. Казалось бы, наслаждайся бессмертием, красивой женщиной, которая к тому же меня любит, и, как я даже убедился, готовой ради меня на все… Но мне чего-то не хватает. Знаешь, после того, как мы стали вампирами, я с такой остротой почувствовал, насколько пустой была, да и сейчас есть, наша жизнь. Такое чувство, словно из меня и правда высосали всю жизнь. Ай, да ладно. Хватит нытья. Давай вернемся к делу. Так что там у тебя еще в рукаве припрятано? Что-то, ведь, точно есть. Иначе ты бы так не веселился.

- Ну, кое-что и впрямь есть. Вот.- И он вытащил из кармана мешочек с какой-то травой.

- Я достал какое-то зелье, которое глушит силу ведьмы. Его действие захватывает около 25 часов, то есть, если давать каждый день в определенное время, то можно избежать проявления ведемской силы. Вместе с силой оно глушит и агрессию, делая человека спокойным и податливым. Как раз то, что нам нужно.

- Да уж. - Согласился Фрейн.

- Вот видишь, все продумано. Теперь только надо здоровую даму.

Фрейн замолчал. А Саша, улучив момент, расхрабрилась и задала вопрос:

- А как это связано с Пророчеством?

- Что? - Фрейн зло посмотрел на нее. Так, словно его вырвали из другого измерения. Но лишь на долю секунду. Почти сразу взяв себя в руки, он уже нормально обратился к Саше.

- Что ты спросила? - это изменение в состояния вампира не укрылось ни от Карла, ни от Саши. Но она все же сумела совладать с собой и, стараясь контролировать свой голос, повторила вопрос.

- Ах да, Пророчество. Как? Да напрямую. Видишь ли, согласно Пророчеству, тот, кто станет во главе вампиров и будет, владея безграничной властью, править миром, должен быть потомком ведьмы и…вампира. - Саша от удивления раскрыла глаза так широко, словно увидела привидение.

- Что это значит?

- А-а. Что-то сопоставляешь? Да-да, это как раз то, о чем ты и подумала. Но давай я дорасскажу. Так вот, с того момента мы с Альбертом объединили усилия и направили всю свою энергию на поиски…нет, не подходящей ведьмы, а просто ведьмы. Любой ведьмы. Древние слишком ревностно защищали любую девочку, родившуюся с необычными способностями. Думаю, излишне напоминать, что мальчики и мужчины ведьмаки никого не интересовали (ну, хотя это не совсем так, но это уже другой рассказ, который ты услышишь в свое время) потому, что они не могли иметь потомства в принципе. А вот женская половина куда-то странным образом исчезала. Я так думаю, что когда-то древние тебе об этом расскажут. Как бы там ни было, но, приложив нечеловеческие усилия, я все же не смог узнать правду о том, что с ними стало. Знаю лишь, что с того времени они исчезли. Навсегда. И больше ни одного ребенка с ведьминскими склонностями не появилось на свет. Но сейчас речь не об этом, так что не будем углубляться. - Саша не сводила с Фрейна глаз. Она не могла объяснить, но что-то привлекало ее в этом вампире, приковывало ее взгляд. Интерес? Страх? Любопытство? Она бы не смогла ответить на этот вопрос. Просто, странно как-то это. Вроде вампиры убили ее родителей, вроде они же испортили ее жизнь. Но сейчас, все как-то изменилось. Ненависть, желание отомстить этим упырям уступало место чему-то другому. Может, страху, а может, просто… Нет! Она словила себя на этой мысли, и со злостью от нее отмахнулась. Нет! Она не позволит им взять над ней верх. Она не отдаст себя в их лапы, не позволит распоряжаться своей судьбой. И не важно, что там этот кровосос рассказывает о Пророчестве. Она никогда не встанет на сторону вампиров. Никогда. Что бы он не говорил. Она не позволит разрушить свое будущее. А Фрейн тем временем продолжал.

- Прошло не одно десятилетие пока мы случайно, как это, впрочем, всегда и бывает, нашли младенца, девочку-древнюю, вблизи которой тот амулет или медальон, называйте, как хотите, - Фрейн махнул рукой, - одним словом, эта штука потемнела. Ну, мы поняли, что наше время настало. Странно было, как же древние ее упустили из виду. Хотя, в принципе, немудрено. Это было в какой-то деревенской глуши, в Италии. В конце концов, самих древних и таких камней тоже было не несметное количество. Короче говоря, нам повезло. Девочку звали Паола. Нам даже больше, чем просто повезло. Родители ребенка умерли, а те, у кого на руках она осталась, кажется, даже обрадовались ее исчезновению. Мы с Альбертом увезли ее во Францию, в имение Альберта. И с того дня нашей главной задачей была ее охрана. Охрана от древних и охрана от самой себя. Уже в детском возрасте мы начали поить ее ну, тем специфическим отваром, который должен был давить ее силу и способности. Было и еще кое-что странное в этой настойке: девочка вела себя очень спокойно, словно в каком-то тумане. Она без колебаний делала все, что мы говорили, не имея при этом никаких отрицательных эмоций.

Время шло. Хорошо, что мы вампиры, что нам не так необходим сон и отдых, как людям. Это помогало нам всегда вовремя давать ей травы. Это же помогало Пророчеству исполняться. Как-то странно, что нам удалось столько лет прожить вдали от внешнего мира и, что самое главное, от бдительного внимания древних. Когда ей исполнилось семнадцать, Альберт не выдержал: он открыто признался ей в любви и предложил быть вместе. Паола согласилась без колебаний. Казалось, она даже счастлива. Естественно, она знала, кто мы такие, чем отличаемся от нее. Но знала она лишь то, что нам было выгодно. А Альберт за годы, прожитые с ней под одной крышей, казалось, непросто привязался к ней. Даже зная Альберта и его планы, я замечал, что он непросто готов выполнять задуманное. Мне показалось, что он по-настоящему влюбился в нее. Ну, во всяком случае, так, как мог влюбиться вампир. А она, то ли под действием зелья, то ли и впрямь по-настоящему, но она отвечала ему взаимностью. Со временем, она забеременела. Все шло нормально. Роды, заботы о ребенке, кстати, это была девочка, все это еще больше сблизило их. Я увидел, что Альберт по-настоящему влюбился в нее. А Паола… Что-то было в ней не искреннее, что ли. Да, она заботилась о нем, о ребенке, но что-то, казалось, руководит ею. Она была словно во сне. Но это замечал только я. Альберт был счастлив. Я и это отчетливо видел. Настолько счастлив, настолько ослеплен, что понемногу начинал забывать об опасности, царящий вокруг. Он стал менее бдителен, более беспечен. А это не могло пройти безнаказанным. Так и случилось.

И однажды на нас напали древние. Их было много. Очень много. Видимо, они давно за нами следили. И к тому же очень аккуратно. А потому, когда они появились, мы были застигнуты врасплох. Они нас окружили. Бежать было некуда. А потому Паола с малышкой остались в доме, а мы с Альбертом начали схватку с нежданными гостями. Все бы ничего, и количество древних, и их сила не могли нас сломить. Но, как оказалось, этого-то и не нужно было нашим нападавшим. Их задачей было лишь отвлечь нас, выманить из дома. И пока мы были заняты борьбой, двое древних пробрались в дом и, как мы позже поняли, напоили чем-то Паолу. После этого они сбежали. Это было даже более, чем странно, но ребенка они почему-то не стали трогать. Сразу после этого выжившие древние тоже испарились. Они были отвлекающим маневром. Когда мы вернулись к дому, на пороге нас уже ждала Паола. Она была в ярости; волосы разметались, взгляд пылал ненавистью. Она была и в правду страшна в своем гневе. Я остановился чуть поодаль. Ее взгляд был направлен на Альберта. Но я полагал, что она его любит, а следовательно никакого зла ему не причинит. Но я ошибся. - На лбу Фрейна залегла страдальческая складка. Да, он был вампиром, но в эти мгновения чувствовалось, что он страдает, страдает так, словно заново переживает минуты, о которых вспоминает.

- Я ошибся. Я никогда себе этого не прощу. И после того раза я больше не ошибался. Но тогда… Она была ведьмой. В тот момент я понял, что она обрела свою силу и все поняла. Она начала кричать на Альберта, вспоминая все, что с ней произошло, обвиняя во всем его, а он, он лишь стоял и смотрел непонимающим и немигающим взглядом на женщину, которую любил. Любил и готов был принять от нее все. Он это знал. Почувствовал в то же мгновение. До меня это дошло позже. А он, он все понял сразу. Он знал, что это конец. И знал, что погибнет от рук любимой женщины. Знал и принимал это. А она, разъяренная и уже слабо понимающая, что же на самом деле происходит, но ощущающая, что все зло исходит от Альберта, что он отнял у нее жизнь и все ее прелести, напряглась и подняла руки в его сторону. Прошли считанные мгновения и…

Его просто не стало. От него осталась лишь груда пепла. А она все еще стояла и, мало что понимая, безумным взглядом смотрела на то место, где только что стоял Альберт. А я… Я плохо помню, что происходило дальше. На автопилоте я направился к Паоле. Она в удивлении подняла на меня глаза. Я не думал, я просто действовал, просто делал то, что должен был. Кто знает, что бы она сделала с ребенком в тот момент. В эти секунды ко мне начинало возвращаться хладнокровие. Слова Пророчества гулко отдавались у меня в голове. И я больше не сомневался. Я сделал выбор. И пока она приходила в себя несколько раз пронзил ее тело ножом. Она упала, не издав ни звука. Времени было в обрез. Надо было сохранить ребенка. Ей тогда было около года. Она ничего не понимала. А я, заглушая все чувства, поднимающиеся внутри и комком подступающие к горлу, забрал девочку и пустился в бега. Подальше от того места, где только что во второй раз круто изменилась моя жизнь. Я прекрасно понимал, что не смогу воспитать этого ребенка и дать ей ту жизнь, которая позволит ей дать продолжение роду. Она ничем не отличалась от других детей. И только я, и древние знали, какая кровь текла в ее жилах. Мне оставалось лишь наедятся, что вампирская кровь сможет заглушить способности ведьм и ребенок будет обычным человеком. Да и оставался другой шанс: в конце концов, не все дети древних, рожденные от ведьм, имели те же способности, что и их матери. Так что, все могло закончиться удачно. Так и случилось. Я подбросил ее какой-то семье, которая не могла иметь детей. А они, обрадованные, начали относиться к этому происшествию, как к дару с небес. Так что, девочка жила в отличных условиях. У нее была нормальная, человеческая жизнь. - Фрейн посмотрел долгим взглядом на Сашу.

- Я следил за этой девочкой всю ее жизнь. Она была обычным человеком. У нее были дети. И они были обычными людьми. И у них тоже были дети…ну, и так далее. Пока не родилась…ты. Именно ты и есть потомком ведьмы-древней и моего друга, вампира Альберта. - У Саши глаза на лоб полезли. Даже Кирилл, всегда хладнокровный и безучастный, и тот не смог скрыть своего удивления.

- А Пророчество гласит, что этот потомок ведьмы-древней и вампира, то бишь ты, должен стать тем, кто возглавит вампиров, и все такое. - Саша почувствовала, что она сходит с ума. В голове все перевернулось. Дыхание участилось, губы пересохли. Ей казалось, что еще несколько мгновений и мир взорвется. Она подняла на Фрейна невидящий, затуманенный взгляд и заметила, как он едва заметно улыбнулся.

- Шокирует, не правда ли? Но ты не спеши. В этом деле не все так однозначно. - Саша, еще более удивленная, еще выше подняла брови.

- А это как понимать? - своего удивления не скрывал уже и Кирилл. Только Карл в ожидании переводил взгляд с одного на другого. Он уже давно знал, что тут не все так прозрачно, как кажется на первый взгляд.

- Так как все же это расценивать?

Фрейн посерьезнел.

- Видишь ли, все вампиры уверены в том, что это именно ты. Но у меня есть кое-какие сомнения. Именно потому я тебя и не отдаю в руки жаждущей твоего обращения толпы. Я хочу быть точно уверен, что это ты. И тогда…

- И как же вы в этом убедитесь?

- Пока не знаю. Но знаю одно: в Пророчестве сказано, что это должно случиться, когда потомку исполнится двадцать лет. А тебя пока что только семнадцать. Значит, у нас еще есть время. Около трех лет.

- Значит, получается тот вампир, проникший на территорию Стоунхенджа, хотел меня обратить?

- Думаю, что да.

- Но вы сказали…

- Послушай, Саша, уясни себе одну вещь: хоть я и глава вампиров, но тоже не могу контролировать каждого. Пока не принята Конституция, у меня еще нету безграничной власти. А потому, видимо, есть несогласные со мной. Потому я приставил к тебе моего самого лучшего агента во избежание либо предотвращение подобных эксцессов. Теперь ты понимаешь?

- Если честно, то не очень. Я столько пережила за последние несколько часов, столько информации получила, что мне надо будет время, чтобы прийти в себя и проанализировать полученные данные. Я, к сожалению, не компьютер, так что это, скорее всего, произойдет, нескоро.

- Ну, у тебя будет уйма времени, когда мы доберемся до Рима. Кстати, уже немного осталось. Скоро будем на месте. Еще пару слов. Не надо каждому вампиру объяснять, что ты не та…ну, ты понимаешь. На самом деле, мы пока что еще не знаем всей правды. Так что… Кто знает, может, ты и та. - Фрейн ухмыльнулся.

- Во всяком случае, пока что ты будешь под защитой. До тех пор, пока мы чего-то не выясним. Ну, или пока тебе не исполнится двадцать. А сейчас отдыхай. Скоро у тебя начнется новая жизнь. Кстати, насколько мне известно, у мэра есть две дочери примерно твоего возраста. А одна, кажется, как и ты в этом году должна поступать в колледж или в какое-то высшее учебное заведение. Так что, думаю, Лоренцо, скорее всего, устроит так, чтобы вы пошли учиться вместе. Так ему будет легче за тобой приглядывать.

- Да, но я ведь так и не закончила школу. И у меня нет аттестата. Как же я смогу куда-нибудь поступить? - Фрейн неприятно улыбнулся.

- Ну, ты еще и впрямь обучение не закончила, коли не знаешь, что за деньги или по-блату в этом мире можно сделать практически все. А что вытворяют обычные люди, пользуясь этими путями, даже мне, вампиру, порой гадко становится. Так что не переживай. Для такого благого дела, - Фрейн вновь осклабился, - Лоренцо решиться пойти на многое. Да и учитывая то, что мы едем в город, где практически основная масса населения состоит из древних, а большинство инстанций (учебные заведения, кстати, тоже в их числе) находится в управлении у вышеупомянутых, так что вы пойдете учиться в такое место, где обычными людьми даже и не пахнет. Правда, это лишь мои догадки, но им, вероятней всего, суждено претвориться в жизнь. Ну, а чтобы не очень надеяться на случай, я сам предложу это нашему любезному мэру. - И Фрейн раскатисто захохотал.

“Я сжалась в комок, вид этого вампира наводил на меня неподдельный ужас. На некоторое время в купе воцарилась тишина. Слышно было лишь, как изредка проводники оглашают названия следующих остановок. Какое-то время я находилась в странном состоянии. Мне казалось, словно из меня высосали все соки. Я начинала чувствовать такое изнеможение, как будто бы меня и правда укусил вампир и выпил пару литров крови. Но тогда я, скорее всего, уже бы умерла, если бы и вправду лишилась такого количества жидкости, в частности крови…

Что ж это такое получается? Что я не обычный человек, какое-то порождение злой стихии? Потомок вампира? Ой, мамочки! Значит, во мне дремлет какая-то темная сущность? И только и спит, и видит, когда настанет подходящий момент вырваться наружу и проявить себя? И возможно, полностью поглотить мою светлую часть, или и вовсе полностью подчинить все мое естество себе и служению мраку? Ох, а если во мне вообще светлая сторона? Что если я в корне своем настолько порочна, что у меня и так и эдак есть лишь один путь: в преисподнюю? Что если… Ох, сколько же этих “если” еще есть? Кто же я? Или правильнее было бы сформулировать вопрос иначе: ЧТО же я такое? Дитя тьмы… Нет-нет, хватит. Да что ж за наваждение такое! Что же они не дадут мне хоть немного отдохнуть от всего этого, зачем же они меня вгоняют в этот хаос? У меня создавалось впечатление, что я начинаю понемногу сходить с ума. Видимо, организм решил включить защитные силы организма, чтобы как-то возобновиться. К счастью, я вовремя поняла, когда надо остановиться. Тряхнула головой, как бы смахивая с себя навалившиеся черные думы, и решила отвлечься. Выглянула в окно, а там поля, луга, зеленая трава, высокие, молодые деревья, и все это заглушает шум поезда. Но, очевидно, это был еще не тот момент, когда мне суждено было забыться.

Я поймала себя на том, что непроизвольно проворачиваю в сознание рассказ Фрейна, особенно мне не давало покоя одно место в его повествовании. Это касалось того, что Альберт имел близкие отношения с моей прапра- ну, и так далее, бабушкой древней и они оба не умерли. Я долго терпела, чтобы не задать этот вопрос, к тому же мне не очень хотелось быть инициатором нарушения гробовой тишины, полноправно царящей в этом несколько пестром обществе. Но любопытство взяло верх, и я все же решилась задать сакраментальный вопрос. Мой голос прозвучал более хрипловато, чем я того ожидала. Но зато жуткого страха, о чем я опасалась больше, в моей реплике почти не было слышно”.

- У меня возник вопрос. - Фрейн посмотрел на меня каким-то странным взглядом. То ли удивленно, то ли недовольно. Но этого я уже не стала выяснять. Я просто отвела глаза в сторону и продолжила.

- Карл мне рассказывал, что между древними и вампирами отношения, - я замялась, но, овладев собой, все же выпалила, - как они могли быть вместе и не умереть от этого?! Как же яд?! - выражение лица Фрейна несколько изменилось. Но теперь оно, казалось, просто ничего не выражало. Во всяком случае, непроницаемость его маски, своевременно накинутой на внешний облик, ничего не могла сказать оппоненту. Был он зол или просто обдумывал ответ, вряд ли на этот вопрос хоть кто-то решился бы дать сколько-нибудь вразумительный ответ. Он не колебался, просто выдержал незначительную паузу и спокойно, хотя и несколько ехидно ответил, обращаясь скорее к Карлу, нежели ко мне.

- Что ж ты тоже-то, не мог уже нормально просветить ее? - вопрос прозвучал скорее риторически, а потому, не дождавшись ответа, Фрейн продолжил.

- Ладно, придется доделывать твою работу. Так вот, леди, это - правда, что союзы между вампирами и древними невозможны, поскольку в крови обоих присутствует яд, который, смешиваясь даже при незначительных контактах, является смертельным для обоих. Как и то, что у них может быть потомство. Но, как известно, из каждого правила есть исключения. Ну, во-первых, насчет отпрысков: дети могут быть только у вампиров-мужчин и только от женщины древней. У женщины-вампира детей быть не может в принципе. Ну, понимаешь же, что вампирша не может выносить ребенка по определению - она же, так сказать, неживая. Но и вампир тоже может иметь детей только с древней, которая либо является ведьмой, либо в ее роду когда-нибудь были ведьмы. Думаю, это понятно. - Саша утвердительно кивнула головой.

- Дальше. Насчет отношений. Отношения между вампирами и людьми не представляют никакой опасности ни для тех, ни для других. Так же, как и между древними и людьми. Это ясно. А вот вампиры, опять же только мужчины, могут иметь отношения с древними-женщинами с роду ведьм, но, откровенно говоря, такая связь, не представляет никаких неудобств древней, является тяжелым, порой даже смертельным, испытанием для вампира. Ведьминское начало, заложенное в древней, условно говоря, глушит отравленность ее организма, но не полностью. И вот именно от степени этой заглушаемости и зависит, выживет ли вампир, или сгорит. Если не тотчас же, то это может наступить со временем.

- И часто это случается? Ну, такие отношения?

- Как известно, большинство, даже я бы сказал значительное большинство, как вампиров, так и древних, да и обычных людей, предпочитает вступать в отношения с себе подобными. А посему такие ассимилятивные союзы в нашей истории довольно редки. Не каждый вампир пойдет на такое. Для того, чтобы решиться на такой риск, надо либо быть влюбленным по самые уши, что, кстати, не так часто встречается вообще в нашей жизни, либо, как Альберт, пытаться выполнить важную, даже жизненно необходимую, миссию. - Произнося последние слова Фрейн, казалось, мысленно перенесся куда-то очень далеко отсюда. Он сидел с отчужденным видом, ничем не выдавая, о чем же он в действительности думает или грезит. В последнее время он все чаще давал волю эмоциям. Конечно, старая жесткая закалка не позволяла залезть к нему в душу и выведать, о чем же размышляет или, может быть, тоскует или болеет самый грозный вампир во вселенной. Что это - старость? Да, он устал. Все чаще приходило ощущение того, что ему пора на покой… Но он еще не растерял прежних навыков, а потому это состояние владело им лишь считанные секунды, не давая возможность противнику почувствовать свое превосходство… - Ну, а древние… Представь себе их ненависть к вампирам (ах да, извини, я забыл, что ты не знаешь еще и малой толики того, что вампиры сделали с древними), - Фрейн неприятно осклабился, - одним словом, они нас так ненавидят, что даже такие лояльные, как, скажем, мэр Лоренцо, ни за какие коврижки не пошли бы на такое. Так что, подобные случаи крайне, крайне редки, единичны, я бы даже сказал. Ну, что, я ответил на твой вопрос?

- Думаю, да. Спасибо.

- Следующая остановка - Рим! Величайший из городов, лучший из средневековых кладезей культурного наследства эпохи Возрождения, прекраснейшее творение рук человеческих… - Это выкрикивал проводник. И четверка сидящих в купе - два вампира и двое людей, пусть даже и необычных, но все же людей - почувствовали облегчение при мысли о том, что им больше не придется “наслаждаться” обществом друг друга. Мы подъезжали к Термини, главному железнодорожному вокзалу “вечного города”. Я уже не просто думала о том, что вот-вот освобожусь от такого близкого общества этих вредных кровососов, а скорее даже ощущала всеми клетками своего организма. И тут я решила в последний раз так близко взглянуть на первых двух вампиров, которые, словно торнадо, ворвались в мою доселе спокойную жизнь, и запомнить, как они выглядят. Образ Фрейна, я была в этом уверена, никогда уже не сотрется с моей памяти, ни при каких обстоятельствах. Слишком уж сильно он отпечатался в моем сознании. А вот Кирилл. Я без какой-либо задней мысли перевела взгляд из своих полуопущенных ресниц на него. Я старалась, чтобы выглядело так, словно мои глаза непроизвольно скользят по его лицу…

И тут меня наконец-то осенило. Я вспомнила! Вспомнила, где, когда и при каких обстоятельствах уже видела его совсем неизменившееся лицо. Прошло столько лет! Воспоминания нахлынули на меня огромной холодной волной еще до того, как я успела это осознать…”

Теплый и ласковый июльский день начинал катиться к закату. На улице уже серело, а маленькая девочка все играла во дворе со своим мячиком, не желая покидать свежий воздух и возвращаться в пыльную и скучную гостиную. Пятилетняя Саша бегала и резвилась. Построенные отцом качели прямо во дворе уже не прельщали девочку, которая довольно редко покидала дом и его окрестности. Энергия в ней била ключом. Ей хотелось бегать, прыгать, кружиться… Ну, хотя бы в мячик поиграть. Но не так, не на ста квадратных метрах, а так чтобы… И как это порой случается, нарочно или нет, но мячик тоже хотел побольше свободы и движения, а потому просто взял и вылетел далеко за пределы усадьбы. Ух ты! Маленькая Саша бросилась за ним вдогонку. Там, за пределами, было намного интересней (запретный плод всегда слаще), а маленькому ребенку разве объяснишь, что “нельзя” - это “нельзя”? Она выбежала почти на дорогу, как вдруг перед ее взором ни с того ни с сего появились человеческие ноги. Она вскрикнула и подняла голову. На нее смотрели странные глаза: такие голубые, такие холодные, такие безучастные… Ребенок все это чувствует невольно, бессознательно…

“Теперь я вспомнила все. То же холодное и безразличное выражение лица, та же отстраненная манера держаться… Да, ничего не изменилось. А ведь прошло столько лет, долгих двенадцать лет…”

Он держал в руке мячик, который, ничего не говоря, протянул маленькой Саше, после чего в мгновение ока исчез. Она была так удивлена в тот момент, что и сама не успела вымолвить ни слова. Она лишь стояла и пыталась понять, что же такое с ней только что произошло. Но все случилось так быстро и казалось настолько странным, необычным, даже, можно сказать, фантастическим, что она попросту не знала, что ей стоит думать. Да и было ли, вообще, о чем думать? Было ли это с ней на самом деле, или же это лишь плод ее разгоряченного сознания и детского воображения?

Но, как это часто бывает с детьми, да и со взрослыми порой подобное происходит, не прошло и нескольких минут, как маленькую Сашу уже поглотило какое-то другое занятие. Она начисто забыла о мужчине, случайно встретившимся на ее пути и так же стремительно исчезнувшим с ее жизненного пространства. Каких-то час или два назад…

“Больше я его не встречала после того случая. Вплоть до этого дня…”

 

Глава VII. Генриетта и Рей: вампирша и …

В тени пальм и кипарисов, раскинувших свои ветви на несколько метров вокруг, они гуляли и слушали пение птиц, порхавших низко над головами. Генриетта наслаждалась. Здесь даже птицы не чувствовали ее вампирского естества. Ее никто не боялся. Даже больше, она нравилась здешним обитателям. Их день (ее и Рея) начинался с завтрака на роскошной веранде у его дома. Прислуга приносила еду и бесшумно удалялась, оставляя двух молодых людей наслаждаться утренней трапезой. Здесь всегда было тепло и солнечно, дожди бывали лишь изредка, когда появлялась потребность. Генриетте это место казалось заколдованным. Но она не решалась выяснять, что же это за рай, где он находится, каким образом она очутилась здесь. Она боялась, что это сказка может закончиться. А ей было сейчас так хорошо. Наверное, еще никогда раньше она не испытывала большего умиротворения, чем здесь. Даже будучи человеком, у нее не возникало таких эмоций и ощущений. Только став вампиром, она начала обращать внимание на мелочи, на которые людям не свойственно тратить время. Да, время… Это - то, что входит в маленький перечень преимуществ бессмертных. Если таковые вообще можно выделить. Здесь она впервые за много лет могла по-настоящему наслаждаться жизнью, природой, солнцем. Как известно, для современных вампиров солнце перестало быть смертельным. Оно лишь доставляло неприятные ощущения в виде жжения, хотя и никак не проявлялось внешне. Просто, для вампиров предпочтительней оставалась облачная погода. А тут, тут ей не надо было об этом волноваться, более того, она могла наслаждаться солнечными лучами. И еще еда. О да, это было поистине чудом. Она не чувствовала ни жажды, ни голода. Ей, казалось, что она спит и вот-вот проснется. И ей так этого не хотелось, что порой она даже не ложилась ночью, отдавая предпочтение долгим прогулкам по этому дивному месту.

Этот день начался, как обычно. Они сидели у Рея и пили апельсиновый сок. Свежевыжатый, естественно. Они беседовали о том, о сем. Литература, искусство, культура - Генриетте нравились такие темы. Да и времени у нее было предостаточно, чтобы познакомиться с разными работами многих представителей тех или иных эпох и течений.

- А знаешь, Рей, я все думаю, и все чаще мне вспоминается произведение известного в свое время некоего Томаса Мора под названием “Утопия”, слышал о таком?

- Откровенно говоря, нет. А что именно тебе припоминается?

- Ну, он там описывает идеальное место, очень похожее на то, где мы сейчас с тобой находимся. Идеальный общественный строй, идеальная жизнь. Разве что, унитазы здесь не из золота. А так… - Рей рассмеялся.

- Он что, и, правда, о таком писал?

- Ну, вообще-то, он, кажется, о горшках из золота писал. Но, в принципе, да. - Генриетта улыбнулась.

- Вот удивился бы он, узнав, что такое место действительно существует, и никакая это ни утопия, а реальный мир, черт подери.

- Слушай, Рей, а чем ты увлекаешься?

- О, я люблю разные комиксы и мультики, не такие, как для детей, конечно. А такие, для взрослых, знаешь? Особенно построенные на основе комиксов.

- Откровенно говоря, без понятия. Ну, и какой же твой любимый?

- Он называется по имени главного героя: Наруто. Не слышала о таком?

- Пожалуй, нет.

- О, поверь, ты многое теряешь. - Генриетта засмеялась.

- Не смейся, я же серьезно. Там этот мальчик, Наруто, он так клево бьется. Он использует почти все стили восточных единоборств: и Айкидо, и Карате, и Дзюдо, и Виньчунь Джеткундо, и многие другие. Уж поверь, я в этом разбираюсь. Меня с детства обучали основам восточных стилей, особенно мне нравятся тренировки по Айкидо, когда практически не приходится использовать свою силу, достаточно лишь правильно перенаправить энергию противника и ты полностью подчиняешь его своей воле. Конечно же, это надо сделать правильно, а такое требует не одного года упорных тренировок. - Рей улыбнулся.

- Но я отвлекся. Так вот, в том мультике еще много всего интересного, там и борьба добра и зла имеет место, и все то остальное, что присуще восточным культурам, инь и янь, типа, свет и тьма, ну, и все такое…

- Что-то мне подсказывает, что есть что-то еще, что более сильно захватывает не только твое внимание, но и сознание. Или я ошибаюсь?

- А ты довольно проницательна. Действительно, есть. Но я никогда ни с кем об этом не говорил. Откровенно говоря, мне порой и самому себе в этом не хочется признаваться. Но то, что больше всего меня пленяет, так это свобода движения. Тот Наруто, он так легко не только прыгает, но и, можно сказать, летает, он делает то, что обычному человеку в реальной жизни не под силу. И никакие десятки лет тренировок этому не помогут. Знаешь, - его глаза, несколько мгновений перед тем загоревшиеся желанным огнем, теперь, казалось, пылали, как два уголька, - я бы очень, очень многое отдал, чтобы обрести такую свободу движения, мощь и силу удара, все то, что неподвластно простому смертному… - Его глаза были направлены куда-то вдаль, выражение лица резко изменилась. Генриетта почувствовала, что он становится каким-то жестким, скрытым, непроницаемым и…темным. Она натянуто засмеялась и попыталась перевести разговор на другую тему.

- Слушай, а что еще вызывает твой интерес? Ну, в этом мультике тоже ведь не тысячи серий. Чем ты еще занимаешься? - Рей повернул лицо в ее сторону, и ей удалось заметить какое-то странное и в какой-то мере даже страшное облако на его лбу, но он очень быстро и довольно мастерски овладел собой, приняв в ту же секунду свой первоначальный безмятежный вид. Беззаботная юношеская улыбка вновь заиграла на его губах.

- Ну, мне еще очень нравятся игры, разные. Особенно через Интернет в режиме реального времени. Знаешь, теперь такие очень популярны. Например, танки. Захватывает примерно так же, как наркотики. - Он улыбнулся. - Но больше всего мне понравилась одна онлайн-игра под названием Травиан. Только не говори, что ты и о ней ничего не слышала? - Генриетта тихонько засмеялась.

- Нет, не слышала. Знаешь, если честно, то я не так уж сильно люблю Интернет, как современная молодежь. Я больше предпочитаю консервативные способы приятного времяпрепровождения, такие, как книги, прогулки, личные беседы, ну, и все в таком роде. Даже телевизор меня не очень привлекает.

- Ох, да ладно тебе! Тебе же всего лишь каких-то там 18 или 19 лет! А ты уже говоришь, как шестидесятилетняя старуха, попирающая современные нравы. Да эта игра была настолько популярной (кстати, она и сейчас еще популярна), что в нее играют даже на нескольких континентах, не говоря уже о разных странах, народах и ментальностях. Это стратегическая игра, развивающая умственные способности, способствующая более конкретному мышлению, ориентированная на долгосрочную перспективу. Кстати, она продолжалась более чем полтора года.

- Ого! И за все это время она тебе не надоела? Вот это да!

- Нет, откровенно говоря, порой были моменты, когда уже хотелось все бросить, особенно, когда на меня нападали и “скатывали” все мои владения под ноль, а войска полностью разбивали. Но, как известно, “терпение и труд все перетрут”, так что…Я все же доиграл до конца, и знаешь, судя по моей игре, я могу с гордостью сказать, что я довольно неплохой полководец. А еще я - прирожденный стратег. - Генриетта улыбнулась.

- Ага, а еще и скромняга… - Рей улыбнулся в ответ.

- Но, видишь ли, это не самое главное. Как я уже упоминал, в эту игру играет множество, тысячи, людей из разных мест. И я смог познакомиться со многими. Мы вступали в разного рода альянсы, блоки, вот и приходилось общаться по ходу игры. И что касалось игры, все было нормально. Но только я пытался выведать у своих товарищей какую-либо информацию о своем местонахождении, как она либо до них не доходила, либо я о них больше ничего не слышал. Казалось, они исчезали бесследно. - Рей как-то сразу помрачнел. - Честно говоря, я уже устал от этого неведения. Я ничего не понимаю, ни о чем не знаю касательно того, где и с какой целью я здесь нахожусь. И знаешь, - по его лицу вновь пробежало то зловещее выражение, которое Генриетте уже довелось заметить некоторое время назад, - мне это уже надоело. Я намерен это прекратить. И знаешь, я хочу, чтобы ты мне в этом помогла.

- Но как, Рей, я же тебе уже говорила, что и сама не до конца понимаю, где же мы находимся на самом деле. А ты хочешь, чтобы я помогла тебе сбежать? Как?

- Пока не знаю, но готов поспорить, я это узнаю. - В его голосе прозвенел металл. Чем дальше, тем больше Генриетте приходилось узнавать о не очень хорошей и не очень юношеской стороне этого с виду мирного и приятного парня. Что-то скрывалось за этой привлекательной оболочкой. Ей с ее более чем столетним опытом, хочешь, не хочешь, а такие вещи приходилось замечать. Но даже она оставалась в глубоком неведении относительно того, какие же мотивы, желания, стремления двигали этой противоречивой натурой. Или, может, она ошибалась касательно притягательной наружности этого…существа? Она отмела эти мысли, как недостойные. Непредвзятость - эта черта характера, к слову сказать, не всегда служила ей хорошую службу. Но она с быстротой, свойственной лишь вампирам, переключилась на другое.

- Слушай. А пойдем купаться, а? погода просто шепчет. Пошли.

- Как хочешь. Но я вообще-то не разделяю твоего восторга насчет местного солнца и морской воды.

- Ну, это потому, что ты уже привык к этому.

- Скорее, мне это уже приелось. А что, разве там, откуда ты, нет такого же солнца и воды?

- Нет, там, откуда я, чаще царят холодная облачная погода и снега. Нашим развлечением является отдых в горах и катание на лыжах. Но давай я тебе позже об этом расскажу. А сейчас я хочу использовать любую возможность, насладиться любым мгновением, дарованным мне неизвестно кем, но кому я безмерно благодарна, несмотря ни на что. Пойдем.

Она грациозно выпорхнула из-за стола, и они быстрой походкой направились к морскому побережью, раскинувшемуся у нижнего яруса этой садовой постройки, где вот уже семнадцать лет узником жил Рей и где вот уже некоторое время, как нашла покой, уют и радость Генриетта. Они плескались в голубой лазури невысоких волн, то накатывающих, то отходящих от берега. Они наслаждались золотыми лучами палящего солнца. Стоящий повсюду зной не вводил в депрессию, не смущал, не обжигал…

О да, она была здесь счастлива. По-настоящему. Лишь так, как может быть счастлив человек. Лишь так, как вампир не может себе позволить. Она отдыхала и телом, и душой. Казалось, ничто не омрачало ее безграничную и безоблачную радость. Вдоволь насладившись морской гладью, Генриетта забралась в гамак и расслабилась. О, как же она любила загорать и отдыхать в гамаке, когда еще была смертной! И вот сейчас эти чувства, эти ощущения, словно вожделение, накатывали, захлестывали всю ее сущность. Как же она любила это нехитрое приспособление, результат работы именно рук человеческих, способное унести от всех проблем и невзгод, подарить в своих объятиях минуты покоя и забвения… Она не почувствовала, как задремала…

Генриетте грезился 1848 год. Ей тогда только-только исполнилось восемнадцать. Этот год стал знаменательной датой в истории древних. “Весна народов” - так назвали это время обычные люди. А для древних - это были дни освобождения от гнета вампиров. Революции в большинстве стран Верройи помогли древним вновь встать на ноги. Позже вновь все изменится, но тогда… Это было время романтически настроенной молодежи. Надежда в сердцах, улыбки на лице, дерзость в походке - тогда они были полны уверенности в своей победе. Генриетта тоже радовалась, не совсем понимая, что же именно изменилась в жизни живых. А вот в нежизни вампиров менялось многое. Теперь они становились гонимыми. В очередной раз. Этот замкнутый круг, по которому столько столетий двигались вампиры и древние, не давал понимания того, стоит ли радоваться или грустить от того, что на этот раз древние открыто заняли главенствующую роль в этом мире. Поверженные, загнанные вампиры становились еще более жестокими и кровожадными. И, кто знает, что было тогда лучше: оставить все, как было, или же в корне поменять расстановку сил. Древние устали. Устали подчиняться и молчать. Они возроптали, поднялись с колен. Много, очень много вампиров тогда было уничтожено. Но это, казалось, только подстегнуло их кровавый пыл. Во что вылилась их месть, знает каждый школьник. Начало двадцатого века, его войны, человеческие жертвы, исковерканные судьбы отбросили прогресс человечества, особенно представителей древней расы, на многие века назад. А вина за последствия всецело легла на плечи упырей. Но сейчас не об этом…

На лице Генриетты и ее подруг тоже играл румянец, подкрашенный задорной улыбкой. Они жили тогда на территории Швейцарии. Ее род принадлежал к коренному населению этой страны, которое, к сожалению, на сегодняшний день настолько разрозненно, а количество настолько ничтожно, что сейчас уже сложно сказать, кто же на самом деле были их предки. Генриетта была романкой. Тогда их еще было много, сегодня же на их родном языке разговаривает около одного процента населения страны. Тогда же они разговаривали только на романском (сейчас он называется ретророманским). Мелодичность этого языка нравилась не только его носителям, но и многим нерезидентам уже в то время нейтральной территории, на которой строили новую жизнь разного рода люди, прошлое которых оставляло желать лучшего. Именно поэтому Швейцария тогда начала пользоваться большой популярностью у вампиров. Голодные, гонимые, здесь они находили пищу и кров, которых лишались на родных землях.

Хотя ее семья была довольно известной в высших кругах того времени, Генриетта не очень любила постоянные балы и выходы в свет. Больше всего ей нравилась природа с ее загадками, вопросами и постоянными неожиданностями. Поэтому она частенько сбегала из дома в невдалеке виднеющийся лес, который, по ее представлению, таил в себе неизведанность. Она любила гулять по его тропам, слушать пение птиц, наблюдать за убегающим оленем. Выходя на опушку, она с удовольствием созерцала окружающий мир, раскинувшиеся на большое расстояние рощи, луга и озера. В тот день, собирая цветы в глубине самой отдаленной части леса, она вдруг удивленно прислушалась и поняла, что жизнь в лесу, всегда шумная, для тех, кто умеет слушать ее природную музыку, словно замерла. Не слышно было ни пения соловья, ни чириканья мелких представителей пернатых, даже бабочки куда-то исчезли, дятел не отбивал свою вечную чечетку… Она скорее почувствовала, чем увидела, что что-то не так. Что-то изменилось. Как будто бы все остановилось. И откуда-то повеяло холодом. Или ей это показалось…

Она обернулась и увидела его. Грязного, отталкивающего и… голодного… Он стоял и смотрел на нее ужасным, вожделенным и пронизывающим до глубины души, взглядом. Голод затмевал его сознание. Он с трудом сдерживался, чтобы мгновенно не броситься и не впиться в пульсирующие артерии. Ему чудилось, что это его вены так набухают, распираемые горячей, полной жизни, кровью. Она стояла, не в силах сделать и шагу, оцепенело глядя перед собой. Казалось, страх парализовал ее тело. Она была так напугана, что даже не понимала всего происходящего.

- Ой, мамочки! - Генриетта вскрикнула и упала, потеряв сознание. Вампир в одном прыжке оказался подле нее. Спустился на одно колено и замер на несколько секунд. Он был так голоден, что перед глазами начинали появляться круги. Он не мог понять, что именно его останавливало, почему он не впился в ту же секунду в ее шею и не выпил ее всю до остатка. Один его укус привел бы к обращению (в крови вампиров содержался яд, а потому любой его укус автоматически приводил к обращению (и то, только, в том случае, если человек здоров. Если же у него имеются какие-либо патологии или болезни, то он тотчас же умрет). Это миф, что можно несколько раз кусать и пить кровь, не причиняя вреда человеческому организму, и уж тем более то, что можно обратить умирающего человека: яд вампира настолько силен, что он просто добьет ослабленный организм). Естественно, если она здорова. Если же нет, то к смерти.

Но его мучила такая жажда, что он был не в силах более ждать. Он знал, что если попытается ее укусить, то уже не сможет остановиться, он не оставит ни одной капли. Почему его это волновало? Почему он об этом задумался? Раньше он никогда не колебался. Такие вопросы его раньше не мучили. У него никогда не возникало никаких сомнений, когда приходило время трапезы. Почему сейчас? Почему она? Он не смог бы ответить на все эти вопросы. Да ему было и не до них. Во всяком случае, сейчас. Он уже много дней голодал. Он терпел. Ждал, пока появится возможность. Его сознание начинало мутиться. Он не знал, получится ли у него, сможет ли он. Но решил попробовать. Молниеносным движением он извлек нож и резким движением лезвия полоснул вены на ее запястье. Из них заструилась теплая, ароматная, желанная кровь. Для него сейчас - самая лучшая на свете. В этот момент она была для него эликсиром жизни. Он поднял руку над собой и открыл рот. Он жадно пил и наслаждался каждой каплей. С каждым мгновением он все больше терял над собой контроль. Ему хотелось выпить ее всю, до последней капли, до ее последнего вздоха. Он чувствовал, как превращается в животное, что еще немного и наступит тот момент, когда он уже не сможет остановиться. Но тут вдруг девушка пришла в себя. Она открыла глаза и в них появился такой ужас от увиденного, что это, казалось, привело его в чувство. Однако он продолжал держать ее руку в своей, жадно глядя на капавшие драгоценные капли крови. Клыки не исчезали, лицо было искажено вампирской жаждой. Он усилием воли остановился и выдохнул.

- Все нормально, успокойся, не кричи. Я все тебе объясню. - У него был низкий, довольно приятный голос. В нем чувствовался властный и мужественный характер. А потому Генриетта, сама не понимая почему, даже глядя на его, еще блестящие от крови клыки, невольно поддалась. Она заглушала поднимавшиеся внутри противоречивые чувства.

- Ты меня слышишь? Понимаешь? - она утвердительно кивнула.

- Эта рана быстро затянется. Я не причинил тебе вреда. Ты это понимаешь? - она еще не понимала. И это непонимание, смешанное с чувством ужаса продолжало светиться в ее глазах. Она еще не до конца осознавала, что же произошло на самом деле. Все это было похоже на сон. Жуткий, кровавый и непонятный бред. Еле ворочая глазными яблоками, она перевела взгляд со своей окровавленной руки на лицо вампира. Если до этого ей было просто страшно, то жуткий вид упыря, да еще за прерванной трапезой, не сулил ничего хорошего. Наверное, именно это и привело ее в чувство. И это была паника. Сама не понимая как, но она таки сумела собрать всю силу в руку, которая в этот момент служила обедом вампирскому бомжу, и с остервенением отдернула запястье. Но потерянная кровь дала о себе знать. Она слишком ослабла, и, не рассчитав силы, вновь упала на траву. В голове мутилось. Ей казалось, что она вот-вот снова потеряет сознание. И в какой-то момент пришло понимание того, что теперь она всецело находится во власти жестокого кровососа. Все это заняло несколько секунд. Но действия Генриетты своей неожиданностью основательно отрезвили вампира. Он собрал все свои силы, накопившиеся во время питься, и замер. В следующее мгновение он огромным усилием воли начал давить в себе вампирское начало. Глубоко вдохнув, спрятав клыки и обретя мало-мальски приличный вид, он склонился над девушкой.

Потом, все последующие годы после этого инцидента, Анри еще не один десяток раз вспоминал в мельчайших подробностях тот момент, когда она выдернула руку из его цепких пальцев. У него было тогда такое чувство, словно на него вылили ушат холодной воды. Но именно это и решило исход тех событий. Он сотни раз задавал себе один и тот же вопрос: “А смог ли бы я тогда остановиться, не сделай она этого резкого движения?” И каждый раз получал один и тот же ответ: “Скорее всего, что нет”. Тот случай и стал исходной точкой его новой, другой жизни. Лишь тогда он впервые задумался. Задумался о смысле существования. Ему казалось, что именно с того момента и началось его понимание смысла этой жизни. Ему казалось, что он нашел истину, свою истину…

Увидев над собой склонившегося вампира, Генриетта принялась мысленно прощаться с жизнью. Она крепко зажмурилась и приготовилась к худшему. Одна секунда, вторая, третья… Время шло, а ничего не происходило. Тогда она осмелилась открыть глаза. Он смотрел на нее отсутствующим взглядом. Потом усмехнулся такой же отсутствующей улыбкой и повел глазами в сторону кровоточащей руки: “Надо перевязать, а то так все добро пропадет. Зажми надрезанные сосуды”. Он пытался шутить, хотя и понимал, что у него это скверно получается. Он взял подол ее платья и оторвал кусок материи. Потом поднял ее все еще окровавленную руку и клочком тряпки зажал укус. Быстро и не очень ловко перемотав руку, он отошел на некоторое расстояние. Голод продолжал мучить. Жалкие крохи не могли заглушить зияющую пустоту в желудке. Он пытался бороться. Он чувствовал, что пока что еще справляется. Но что-то будет дальше. А что именно, он сейчас бы вряд ли смог дать вразумительный ответ. На сколько времени его еще хватит - этой информацией он пока не владел. Даже понятия не имел.

В его недолгой вампирской жизни (ну, или точнее уже нежизни) - это был первый случай реального голодания, и как следствие, ощущение всех невзгод, которые сваливаются на человека (пусть даже и бывшего), в котором вампирское начало подавляет любую положительную человеческую эмоцию, уступая место лишь голоду, невыносимой жажде и их жестоким спутникам: ненависти, смерти, жестокому вожделению. Голод превращает вампира не просто в зверя (звери, как известно, лишь испытывают голод и, соответственно, пытаются его удовлетворить, как умеют, все же это не их вина: природа создала их такими, жестокими, они не могут контролировать свои чувства, их сознание не настолько мощно), а в сознательного монстра, который, нет, не может, а не хочет больше контролировать себя, который сам себя спускает с цепи. И не чувствует ни капли сожаления… Понимание всего этого острой стрелой вонзилось в сознание Анри. С того дня его жизнь изменится. Но об этом после…

- Тебе лучше уйти. Я не знаю, сколько еще смогу сдерживать себя. Генриетта поднялась. Голова продолжала кружиться, ноги подкашивались, но она все же, осмелев, посмотрела вампиру прямо в его кровью налитые глаза и вызывающе произнесла: “А извиниться не хочешь?”. Она понимала, наверное, что это было лишнее, что надо было просто подобрать полы платья и бежать, бежать, куда глаза глядят, подальше от этого чудовища. Но все произошедшее дотоле с ней так сильно повлияло на ее восприятие, так резко изменило ее видение окружающего мира, так круто переменило всю ее жизнь, что она, казалось, не до конца понимала, какую чушь несет. Зато понимал Анри. А потому огромным усилием воли сдержался. Он понемногу приходил в себя, а потому взял себя в руки и постарался обрести контроль над ситуацией. В следующее мгновение, подняв легкий, едва заметный, ветерок, он оказался так близко рядом с Генриеттой, что она непроизвольно отшатнулась. Она в удивлении подняла брови. До этого ей не доводилось видеть, с какой скоростью на самом деле перемещаются вампиры, хотя, впрочем, до этого случая ей и вампира-то видеть не приходилось…

- Убирайся. И поскорее. - Он прошипел ей это в самое ухо. Наверное, это уже-таки дошло до ее разгоряченного сознания, отрезвило ее, и, забыв о своем ослабленном состоянии, она бросилась наутек.

…А потом вдруг, как это часто бывает во сне, картинка полностью изменилась. Перед глазами появился какой-то странный туман, да и в голове, казалось, все переворачивается. Но вот, глаза медленно открываются сами собой или словно невидимая сила движет ими… Но туман все не рассеивается. Ах, да это же не в голове так туманно, а наяву. И ничего не различить… Но ей почему-то кажется, что это вовсе и ненужно. Сладостное желание разливается по телу, неясный трепет охватывает все ее существо. Как хорошо, как легко, как все понятно…

Так приятно ощущать, что сейчас вновь, в который раз она почувствует всю полноту страсти и счастья… исчезнет это томление, и она стоит спокойно в преддверии чего-то восхитительного, сверхъестественного… Постепенно туман рассеивается, и перед ней появляется его статная фигура. Ах, но почему же он весь в черном и что это за шрам под левой бровью? Да разве это имеет сейчас значение? Нет. Конечно же, нет. Что это за глупые мысли?! Главное, что он вот сейчас здесь, рядом, и на его лице все та же загадочная, столь многообещающая улыбка. Он все приближается и приближается… А ее томление все усиливается. Веки в сладкой истоме тяжело опускаются на глаза, она чувствует, знает, что он сейчас подойдет, обнимет ее… она всегда испытывала какое-то странное чувство в его присутствии, ни с чем несравнимое блаженство, желание продлить его до бесконечности… Это ощущение возникло у нее, еще когда она было человеком, и так и не исчезло после обращения, даже скорее усилилось. Вампирские эмоции ведь намного сильнее, чем у людей. Это как все время быть под кайфом, что ли… прикосновение его рук, их нежность и ласка…ее тело извивается в страстном желании, его губы ищут ее губ, соприкасаются, сливаясь в пламенный, исступленный поцелуй… Да, ничего не изменилось, все по-прежнему: также страстны их объятия, так полны их чувства друг к другу, их любовь не угасла, их желание столь же велико, а счастье - безгранично… Но вот что-то не так. Но что же? Она смотрит на него широко раскрытыми глазами и замечает странное выражение, внезапно появившееся на его лице.

- Что, Анри? Что случилось, любимый? - она слышит свой голос, словно откуда-то издали, такое ощущение, будто это вовсе и не ее голос, а чей-то чужой.

- Ничего, любимая, все в порядке. Не волнуйся. - Его голос действует на нее успокаивающе, впрочем, как и всегда. Но сейчас ей слышаться какие-то доселе незнакомые нотки волнения. Или, может, ей это кажется? Может, просто воображение ее распалилось, но отчего? Разгоряченное сознание лихорадочно пытается найти ответ… Ах, что такое, что это за темнота там, вдали? Анри… Почему он туда идет? Нет, он не идет, какая-то невидимая сила тянет его туда, в бездну. А она бежит за ним, хочет схватить его за руку, не дать уйти…но он уже не может остановиться, он падает, исчезает в страшной пучине, откуда пути назад уже нет. Нет! Нет! Ах, но почему, откуда появляется это странное чувство вины и безысходности? Словно она, лишь она во всем виновата?…

- Эй, проснись, - прошептал ей Рей почти в самое ухо. Едва она открыла глаза, как он, хотя и стремительно, но очень плавно приблизился к ее лицу и мягко поцеловал ее в губы. Она улыбнулась, хотя в голове еще до конца не прояснилось. Он послал ей улыбку в ответ.

- Вставай, соня. Так всю жизнь проспишь. - Он все еще продолжал улыбаться.

- Кажется, ты и не очень-то хочешь отсюда уходить. - Она тоже улыбнулась.

- Я же тебе уже говорила, я здесь себя чувствую, словно в раю.

- Ладно, я понял. А чтобы ощущения были полноценными, я тебе принес ассорти из фруктов, ну, как в настоящем раю. - И он расхохотался. Генриетта тоже улыбку не прятала, но внутри как-то напряглась.

- Спасибо, я неголодна.

- Послушай, это же даже не пища, а так, червячка заморить.

- Ты прав, но я все равно удержусь. Еще раз спасибо. - Улыбка медленно сползла с его лица.

- Послушай, я же не идиот. Думаешь, я не заметил, что ты только пьешь и ничего не ешь. - Генриетта продолжала внешне сохранять хладнокровие.

- Ну, я на диете. Разве ты не заметил, какая у меня стройная фигура? - она вновь засмеялась. Лицо Рея резко изменилось. Доброжелательность слетела с его лица в мгновение ока. У него появился такой жесткий и жестокий взгляд, что Генриетта невольно содрогнулась. Но ее не так легко было застать врасплох. Да еще такому молокососу. Все же она была вампиром. Хоть и не очень древним, но все же более, чем столетним существом. Что, кстати говоря, шуткой тоже не назовешь. Она многое успела повидать на своем веку, а потому дерзкий юнец не мог существенно повлиять на ее самообладание. Она попыталась резким движением схватить Рея за горло, но… У нее ничего не получилось. Ее рука едва успела подняться в воздух, так и не преодолев даже половины нужного расстояния. Черт, как же она могла забыть, что, попав сюда, она лишилась всех, абсолютно всех вампирских качеств, как отрицательных, так и положительных. Рей ухмыльнулся.

- Я уже давно понял, что ты не та, за кого себя выдаешь. Ты - не человек. Ну, или точнее, не такой человек, как я, во всяком случае. Так что, давай, рассказывай правду.

- Я - вампир. - Рей расхохотался.

- Ага, а я - оборотень. И когда настает время полной луны, я превращаюсь…

- Прекрати паясничать. - Одернула его Генриетта.

- Я серьезно. - И Рей заметил, что эта серьезность была неподдельной.

- Ты же хотел правду. Вот она во всей красе. Кстати, ты хоть что-нибудь знаешь о таких существах?

- Ты что меня за какого-то неандертальца принимаешь? Конечно, я знаю, кто такие вампиры. И уж тем более, какими качествами они обладают.

- А ты не очень удивлен, если уж на то пошло.

- Да ладно тебе, не удивлен. Я поражен. Просто умею контролировать свои эмоции. Ну, и сколько тебе лет, милая восемнадцатилетняя девушка?

- А сколько дашь?

- Ну, я же сказал, восемнадцать, максимум двадцать. А на самом деле? Ну, хотя бы на вскидку?

- Мне уже 180 минуло. Я родилась в 1830 году, как раз в разгар революции во Франции… Но это уже не важно. Что мы теперь будем с этим делать?

- Если честно, то я пока что еще не очень хорошо соображаю, мне нужно какое-то время, чтобы переварить эту информацию.

“Вам пора уходить…”, - пронеслось в его разгоряченном сознании. Что-то подобное промелькнуло в голове у Генриетты. Оба оглянулись, как бы ища источник подобных мыслей, но никого вокруг на многие сотни метров не было видно. “Уходите…”, - навязчивый голос не оставлял в покое. “У вас мало времени, вам надо бежать…”. “Бежать, но как, - вслух произнесли оба, не полностью отдавая себе отчет в том, что же с ними происходит, - куда бежать, как?”. “Тем же путем, которым ты сюда попала”, - это уже слышала лишь Генриетта. Она оглянулась и вдруг поняла, что они находятся в том же месте, в котором они встретились по ее прибытии. “Что нам делать?” - произнесла она вслух. “Бегите…”, - прозвучало в ответ снова в обеих головах. “Но там же барьер!”. “Бегите, бегите, бегите, быстрее…”. Они поддались этому голосу, в котором слышалась властность…И сбежали…

 

Глава VIII. Древние. Внутренние распри.

Виктор.

Уже больше часа он лежал в забытьи. Казалось, что в этом теле уже нету жизни. Во всяком случае, если она там еще и теплилась, то ничто этого не выказывало. Да и с сознанием было не лучше. Лежа на холодном бетоне, он совсем не чувствовал ни холода, исходящего от серой грязной поверхности, ни пауков, ни муравьев, ни других ползающих червей. Но вдруг что-то изменилось. Казалось, раненый пошевельнулся. Однако все это можно было рассмотреть лишь в том случае, если бы наблюдавший находился поблизости, на расстоянии же все выглядело ничуть не изменившимся. Но то, что для постороннего было бы лишь мгновением, драгоценное внимание для узника было равносильно смерти, ибо его члены после столь изощрительных пыток, на которые были мастерами доверенные лица “Доссам”а, закоснели после долгого лежания в неподвижности, и сейчас любое, даже самое меньшее движение, гулко отдавалось невыносимой болью во всем теле.

Он чувствовал, как по его лицу струилась кровь, заливая его большие, красиво посаженные глаза. Их миндалевидный разрез напоминал о давно минувших временах, когда существовали люди, у которых из рода в род передавался подобный разрез глаз. Одни называли их маврами, прибывшими из-за океана, другие - басками, третьи - андалуссами. Но никто так и не узнал, кем были эти люди, ибо баски и андалуссы до сих пор заселяют просторы Испании, а мавры частично или, может быть, даже полностью ассимилировались с населением завоеванных территорий, часть же их исчезла навсегда. Вероятней всего, обладатели поразительных “ореховых” глаз принадлежали к какому-то особому племени, члены которого, проникая в другие нации, завораживали их представителей, проносились обворожительным вихрем сквозь их жизнь и бесследно исчезали, оставляя после себя сердца, полные любви, надежд и несбывшихся грез.

О них ходило много легенд, но так никому и не удалось поймать хоть одного заколдованного принца, верней не то, чтобы не поймать, скорее удержать. Ходившие о них мифы говорили даже об их волшебном мире, в коем они якобы обитали, когда уходили от простого люда, становясь тем самым недосягаемыми для своих смертных братьев. Но право же, как все это похоже на сказки! Хотя, кто знает, может быть, Вик и впрямь был одним из потомков этих волшебников? И, хотя сейчас он больше походил на какого-то избитого бомжа из тель-авивского захолустного района, все же в нем можно было увидеть и благородство происхождения, и достаток воспитания, и мужественную красоту молодого человека. Ибо в том возрасте, в котором находился сейчас наш пленник, а было ему около двадцати семи лет (во всяком случае, так можно было определить по его внешности, хотя…как говорят, внешность обманчива, так что, может…в любом случае, важно сейчас было не это), любые экзекуции, даже не самые “нежные”, не могут заглушить или искоренить ту природную красоту, которой матушка-природа награждает свои любимые творенья. Так было и в этом случае. И хотя его волосы, липкие, спутанные от кровавых струй, беспорядочно спускались грязными прядями на пол, все же можно было заметить, что они выгодно оттеняют смуглость лица, часть которой была натуральной, а часть - следствием пребывания под палящим солнцем южных, особенно арабских стран.

Он уже давно потерял счет времени. Сколько часов, даже скорее дней он здесь находился? Это казалось странным, но наступил момент, когда его это перестало волновать. Да, что ни говори, а пытки, тем более такие, делают свое дело. Он знал где находится, знал кто его пытает, знал что именно они хотят узнать… Но сейчас это уже было неважно. Отдохнуть, просто забыться и забыть - единственное желание, бурлящее внутри, разъедающее мозг… Глухо скрипнули засовы, и на пороге появилась фигура, очевидно, нового мастера пыток. Тусклый свет скрывал лицо, но Вик все же смог узнать Намира. Он медленно вошел, придвинул к себе единственный стул, находящийся в камере, сел, немного склонившись, и начал негромким голосом.

- Здравствуй, Вик.

- И тебе не хворать, Намир. Я знал, что ты отдаешь приказы. Не устал еще издеваться? - Намир посуровел.

- Вик, если бы не ваша безалаберность, этой ситуации бы не было. Не мне тебе это сейчас объяснять.

- Чего ты хочешь?

- Ты же знаешь, исправить то, что вы так халатно пустили на самотек.

- Брось, Намир, кто, как не ты, знает, что ничего мы не выпускали из под контроля. Все случилось само собой.

- Да что ты! И ты хочешь сказать, что та ситуация, которая и привела к твоему пребыванию здесь, нормальная, разрешимая и не должна вызывать у нас тревоги? Ты что идиот? Или это ваша новая странная тактика? - лицо Намира напоминало маску. Никаких эмоций - это всегда было девизом самой жестокой разведки мира под названием ””Доссам””. Вот и сейчас Намир сидел и смотрел на истерзанное нечеловеческими пытками тело своего коллеги, даже более того, приятеля, с которым они еще в детстве общались, а потом выполняли общие задания. Смотрел без сожаления, без сочувствия. В их организации этим чувствам не было места. Если бы было иначе, они никогда бы не достигли таких высоких результатов. Изначально они были созданы как карательный отряд, который охотился и уничтожал вампиров. Точно так же как организация, в которой служил Вик. Они были созданы древними почти одновременно. Те спецвойска, к которым принадлежал Вик, были созданы на территории, принадлежащей славянским народам. И их названием было не “Альфа” как первая буква греческого алфавита (на той территории люди отдавали предпочтение подобным названиям). Они носили название “Омега” (как последняя буква того же алфавита), которое должно было символизировать вампирскую кончину.

С самого своего возникновения обе структуры занимались войной против вампиров и соблюдением всего, что касалось Пророчества. Когда-то они даже сотрудничали. Но со временем “Доссам” превратился в нечто большее, чем просто карательный отряд. Они начали не просто убивать вампиров, но и пытать их. А для древних это было неприемлемо. Да, они убивали кровососов, но пытки, как отголоски дел фанатиков времен Инквизиции, были для большинства древних чем-то ужасным, чем-то таким, что ставило их в один ряд с теми, кто обладал жестокостью и кичился нечеловеческим обращением, что не только характерно, но и в какой-то мере даже является частью их, вампиров. А потому, со временем, они перестали быть союзниками, и каждый занялся своим делом, стараясь не пересекать территорию друга. Время шло, война продолжалась. Хранители Пророчества отдалялись, и настало время, когда “Доссам” так захлестнула жажда вампирской крови, что они практически перестали интересоваться тем, что в последствии могло изменить существующий статус-кво. А потому, в день, когда родилась Саша, роды принимали те древние, которые смотрели на вещи более спокойно, рассудительно и менее жестоко. Сейчас сложно было судить, правильно ли они поступили тогда. Возможно, если бы там тогда присутствовали разведчики “Доссам”а, сейчас не лежал бы Вик на полу, а Намир не пытал бы друга детства. Но судьба, очевидно, распорядилась по-иному.

- Вик, где он? - Намир, неужели ты, и, правда, думаешь, что мне известно его местопребывание?

- Хватит, юлить, Вик, я знаю, что даже если бы ты знал, ты держался бы до последнего, но мы бы так ничего и не узнали. Я знаю, что я прав. Я не могу только понять одного: почему вы не поставили нас в известность? - Вик криво усмехнулся.

- Чтобы вы его придушили еще в колыбели?

- А что лучше, чтобы он сейчас разгуливал черт знает где, да еще и с вампиршей? Ты что, правда, считаешь, что это убийство не было бы оправданным? Ты что издеваешься?

- Мы - не убийцы, Намир.

- Зато мы - убийцы. Боялись замарать руки, надо было нас позвать.

- Да вот поэтому-то и не позвали.

- Да уж. Вместо этого устроили ублюдку шикарную жизнь. И что теперь, братец, может, расскажешь, как будут развиваться события дальше? Или хочешь, я тебе расскажу?

- Прекрати, Намир. Не все так плохо.

- Не все плохо! - Намир расхохотался. Сейчас он уже перестал владеть собой. Как никак, а на карту было поставлено слишком много: ни много, ни мало, а само существование древних, а с ними и всего человечества находилось в опасности. Угроза вампирского истребления и порабощения изо всех сил стучалась в двери. Пророчество вновь, как и всякий раз до этого, сбывалось.

- Нет, не все. Ты же знаешь, что сказано в Пророчестве. “Анна поможет взойти ему на престол вампиров, но Анна же и поможет его и свергнуть…”. Это очень важно. Мы считали, что это его мать. Поэтому решили его изолировать. А помогли ему бежать вовсе не предатели. Просто, после смерти его родителей часть древних решила, что нам удалось изменить течение будущего. Они слишком пацифистичны. Вот и все. Во всяком случае, это то, что мне известно.

- Идиоты они, Вик. И я знаю, что в глубине души ты со мной согласен. Нельзя так просто обмануть такую мощную силу, как рок. Что-то здесь не так. Есть, видимо, какая-то неоднозначность. И, если бы мы убрали его сразу после его рождения, сейчас могли бы спать спокойно, а так… Дура твоя тетка, Вик. Не стоит женщине возглавлять такую организацию как “Омега”. Не понимает она всей важности своей миссии. А потому нахлебаемся мы еще горя из-за вашей сердечности. Неженки, блин.

- Что ты собираешься делать?

- Я хоть и владею безграничной властью в этих застенках, но не мне решать, что делать с тобой.

- Вы можете пойти на то, чтобы меня ликвидировать? Сейчас, когда каждый древний на счету? Да еще и я - командир самого элитного спецназа по борьбе с вампирами? - Намир ничего не ответил.

- Знаешь, Намир, только сейчас я начинаю понимать, почему мы никогда не будем воевать бок о бок: наши различия в менталитете настолько разительны, что никогда мы бы не смогли прикрывать друг другу спину. А жаль. Ведь из-за наших разногласий страдают все древние, да и простые люди тоже. Но вам-то ведь на это наплевать. Знаешь, у меня иногда складывается ощущение, что вы не лучше вампиров. Наверное, вас бы надо было так же истребить, как и их.

- Вот видишь, Вик, а говоришь, что не понимаешь нас. - Намир ухмыльнулся.

- Добро пожаловать в наши ряды, брат. Ты ничем не лучше нас. Ладно, мне пора. Из-за вас у нас теперь намного больше работы, чем было раньше. Нам еще предстоит найти и убрать этого адского детеныша. Отдыхай. Думаю, тебе уже недолго осталось. - Намир вышел. Железная дверь темного подземелья, куда не проникал ни один солнечный луч, с грохотом закрылась за экзекутором. Вику казалось, что так звучит дверь, закрывающаяся за человеком, который находится на смертном одре. Этот звук - последнее, что слышит умирающий. Он лежал на холодном бетоне, но даже это не могло охладить жар пылающего от пыток тела. Ему казалось, что кожа горит. На самом деле, температура его тела опустилась намного ниже обычной. И, возможно, не так уж далеко от истины был он в эти секунды: еще немного - и его организм не выдержит. Он слишком долго находился в неестественном, принудительном состоянии. Силы начинали сдавать. Нельзя терпеть пытки вечно. Никто не в силах этого сделать…

Сколько времени он так пролежал, сколько часов прошло с тех пор, как исчез Намир - он понятия не имел. Как-то сквозь дремоту он неясно расслышал лязг отпираемого замка. Вновь вернулся? Он еле открыл глаза - впереди какая-то пелена, ничего не различить. Но вдруг в камере зажегся маленький фонарик. Вик зажмурился от резкого света, в голове мутилось, тошнота подкатывала к горлу… То ли наяву, то ли во сне (он уже плохо различал, где кончается бред и начинается реальность) он услышал другой, мягкий женский голос.

- Это я, Сара, не бойся, все хорошо. - Она прошептала ему эти слова в самое ухо. Прошло некоторое время, пока он осознал, что происходит. Она не торопила. Она присела рядом, и начала неспешно гладить его слипшиеся от крови волосы.

- Как ты? Прости, это глупый вопрос. Ты хоть разговаривать можешь-то? - она с жалостью смотрела на его истерзанное тело.

- Угу. - Промычал Вик, кое-как приходя в себя и осваиваясь с новой обстановкой.

- Я ничего не могла поделать. Я никак не могла остановить Намира. Хоть он и мой брат, но ты же понимаешь, что женщины в нашем обществе не имеет ни права голоса, ни даже права думать о том, чтобы противоречить мужчине. Но я все равно никак не могу понять, как Намир мог с тобой так поступить?! Мы же все были друзьями, мы играли вместе, когда были детьми… - Она закрыла от горечи глаза.

- Все в порядке, Сара. - Вик еле ворочал языком.

- Он просто выполняет свою работу. И, откровенно говоря, он не так уж и не прав в том, что хочет побыстрее найти этого Джина, выпущенного из бутылки. Ведь если он исполнит единственное вампирское желание, мир изменится, погрязнет в смертях и злости, умоется кровью невинных и ничего неподозревающих простых людей. Так что Намир прав. Как мне ни горько это признавать, - он сплюнул кровь и откашлялся,- но мы и впрямь очень сильно облажались, не обеспечив мир живых нормальной жизнью. Мы должны были избавиться от него намного раньше. Сейчас уже может быть поздно. - Вик криво усмехнулся. Скулы заныли, в голове, казалось, поселился дятел.

- Помоги сесть. - Сара наклонилась и помогла ему подняться. Суставы рвало, мышцы болели, казалось, тело разрывало какое-то зверское чудовище.

- Знаешь, Сара, - продолжал Вик, - в чем проблема Намира, его единственный промах? Он слишком рано меня взял. Слишком. Мы еще даже не успели ничего понять. И уж тем более установить его местоположение. Я как раз направлялся к тетушке, чтобы хоть что-то выяснить. Я ведь даже не в курсе, был ли на нем какой-то маячок. Точнее, то, что на нем было куча следящих устройств, я знаю, но, думаю, что тот, кто помог ему сбежать (а то, что это была диверсия, это как пить дать), скорее всего, знал о них. А, значит, помог от них избавиться. Так что теперь мне самому еще только предстоит выяснить, где он. И поверь, как скоро я отсюда выберусь, сразу займусь его поисками. Знаешь, стоило бы теперь нашим структурам объединиться. Как ты считаешь? - он поднял на нее глаза. Она облегченно вздохнула.

- Знаешь, только, пожалуйста, не сердись, - она расстегнула свою тунику, под одеждой сверкали провода, - мой отец (ты же знаешь, что он теперь возглавляет нашу разведку), так вот, на мою просьбу о твоем освобождении он мне ответил, что поможет тебе уйти, если я заставлю тебя говорить. Прости меня, пожалуйста. Я согласилась. Наш разговор слушали. - И она легонько выключила передатчик.

- Вик.

- Да все в порядке. То рукопожатие - хорошо, что наши детские игры дали хоть какие-то плоды. Я понял по тому прикосновению, что надо говорить так, словно нас слушают и от этого зависит наше будущее. Что ж, я рад, что все правильно понял. Ты молодец. Ты всегда меня восхищала своей смелостью. Что дальше?

- Через несколько минут здесь появится самолет, а наша охрана получит распоряжение отпустить тебя якобы для транспортировки. Но это будет самолет с твоими людьми и твоей тетей, они заберут тебя домой. Отец санкционировал эту операцию. Он сам позвонил твоей тете Алайне. Хотя и не сказал ничего Намиру. Могу лишь представить, что с ним будет, когда он узнает, что я пошла в обход него. Но против отца он и слова лишнего сказать не посмеет. Так что… - Сара помогла Вику подняться.

- Идти можешь? - Вик еле стоял. Его шатало, словно от морской качки.

- Сам я вряд ли дойду. - Он попытался сделать шаг, но, пошатнувшись, упал бы, не подхвати его Сара в последний миг. Удивительно, как в этом маленьком и хрупком теле было столько мужской силы. Она обхватила его за талию и практически потащила к двери. Произнеся пароль, она на иврите приказала стражникам отпереть дверь и пропустить их. Отец сдержал слово. Приказ был отдан. Им не препятствовали. Видать, глава “Доссам”а понимал всю важность момента. Смерть Вика, да еще и от пыток, не сулила никому ничего хорошего. Ряды древних потеряли бы одного их самых лучших, а если хорошенько все взвесить, особенно специфические способности Вика (никто за всю историю древних не владел такими качествами, как Вик, и никто не мог объяснить, откуда они у него взялись), то, пожалуй, и самого лучшего. С другой стороны, глава “Омеги”, родная тетка Вика, Алайна, она никогда бы не простила смерть единственного племянника, да еще и одного из ее малочисленных родственников. Так что приходилось искать компромиссы, идти на уступки. Такой ход, к тому же, жест доброй воли - разрешал получить возможность если не сотрудничества, то, во всяком случае, хотя бы возможности получить определенную информацию. А это сейчас было делом первой важности. Конечно, она подуется, позлится, но в итоге, успокоится и пойдет на мировую. Не для того древние создали эти две мощнейшие организации по борьбе с вампирским террором, чтобы сейчас их распри погубили мир живых…

- Как ты, Вик? Они стояли на улице возле тюрьмы и ждали посадки самолета. На милы вокруг не было ни единой живой души, ни кусочка растительности. Одна пустыня и ночь. Вечная тьма царила в этом месте. С такой тюрьмы сбежать нельзя. Да никому еще это и не удавалось. Однажды попав в это место, надежда уходила навсегда. Если бы Сара не сделала того, что сделала, даже Вик не смог бы отсюда сбежать.

- Уже лучше. Спасибо, Сара. Ты пошла на большой риск. И, поверь, зная твою семью, это чудо, что тебе все это удалось. Ты настоящий друг. Я так рад, что ты у меня есть. Мы всегда были друзьями, и я рад, что мы и сейчас ими остаемся. Я твой должник. - Он слабо улыбнулся (боль еще давала о себе знать) и легонько обнял ее за плечи.

- Да, я тоже рада, что все заканчивается хорошо. И что у меня есть ты…мой лучший друг. - Сара опустила глаза. В них слишком явно читалось, что не это она чувствовала, произнося последние слова, что не дружба привела ее сюда. И не такие слова она ожидала услышать от Вика. Еле заметная слезинка скатилась по ее щеке. Но он ничего этого не заметил - ни взгляда, ни тона голоса, ни слез…ничего. Она была его другом. Всего лишь другом…

А в небе уже слышался звук мотора подлетающего железного зверя. Запах свободы начинал опьянять. У Вика вновь закружилась голова. Ему казалось, что он захмелел. Улыбка сама непроизвольно появилась на его губах. Впервые в жизни он почувствовал, вкусил по-настоящему от яблока жизни. И ему впервые в жизни захотелось жить. Просто жить. Или не просто? Ему хотелось жить на полную, испытать все, что возможно. Ему казалось, что его нервы оголились, что они чувствуют даже прикосновение ветра, песка… Он еще никогда такого не испытывал. Это были совсем новые, дотоле неизвестные и неизведанные ощущения. Боль, бессилие, ослабленность, потеря крови - все это словно кануло в Лету. Он вдруг почувствовал, что стал другим. Иным. Он взглянул безумными глазами на Сару. Она отшатнулась, в удивлении подняв брови. А он вдруг почувствовал ее, не просто, как древний, это было что-то другое. Он потянул носом и что-то почувствовал. У него закружилась голова от пьянящего чувства. Он не верил себе, ему казалось, что он бредит, но новые ощущения давили. Такого раньше не было. Было то, другое, что помогало чувствовать вампиров, чего никогда не встречалось у других древних, но это… Это было чем-то намного более сильным и пугающим. Он усилием воли подавил это чувство. Безумие исчезло из глаз. Он вновь стал прежним. Разве что боль немного утихла, казалось, способность к регенерации возросла в несколько раз. Но, в общем, он стал прежним. Осталось лишь воспоминание от того чувства, странного ощущения…всемогущества, что ли? И еще удивленный взгляд черных глаз Сары горевших напротив. А рядом уже открывалась дверь, и падал трап севшего самолета. Они не сказали друг другу ни слова. Лишь словно безмолвные заговорщики решили не обсуждать только что промелькнувших странных мгновений необъяснимого состояния Вика. Он не улыбался, просто поднял руку в знак прощания. Она не ответила, лишь с грустью провожала любимого мужчину, которого любила всю жизнь, и который даже понятия не имел об этих чувствах. Она знала, что будущего у них не было, знала о том, что когда-то они будут вместе, но что он так никогда и не будет принадлежать ей. Знала, что есть уже на свете та, которой однажды он положит к ногам свою жизнь и сердце. Как-то сложится или точнее не сложится у них, но ей он никогда принадлежать не будет. Горькая правда будущего - стоит ли это того, чтобы владеть знанием о ней? Она не хотела этого, просто знала. Знала, видела, чувствовала будущее. И жила с этим проклятьем…

А он взошел по трапу, даже не обернувшись. Самолет почти бесшумно взлетел, и он исчез, исчез из ее жизни и из этой пустыни…

 

Глава IX. Древние и вампиры. Попытка сосуществования.

Они неспешным шагом направлялись к выходу из вокзала. Саша чувствовала себя уставшей и какой-то опустошенной. А потому шла довольно медленно. Вампирам приходилось приноравливаться под ее шаг. Скорее всего, это их раздражало, но даже, если это было и так, то внешне они этого никак не выказывали. Саша шла с опущенной головой, полностью погруженная в свои, вероятней всего, невеселые мысли. Через несколько минут Фрейн остановился и рукой показал в каком-то направлении.

- Ну, вот мы практически и пришли. Вон там, возле машины стоит Лоренцо. Нас встречают. Это хорошо. Поскорее бы уже закончить с этим. Здесь слишком жарко. А для вампиров это неприятно. Так что, скоро будем прощаться. - Саша слегка приподняла голову. В ее глазах все еще был застывший взгляд, лицо ничего не выражало. Но она вдруг подняла голову, взглянула на Фрейна, ища его взгляд, и глухо, но довольно четко произнесла:

- У меня есть вопрос. - Фрейн раздраженно уставился на нее.

- Слушай, девочка, знаешь, есть такая хорошая русская пословица: “Любопытной Варваре на базаре нос оторвали”.

- Ну, я хоть и не так хорошо знакома с русским фольклором, как Вы, но эту пословицу знаю.

- А ты дерзкая. - Фрейн почти вплотную приблизился к ее лицу. Страшное выражение лица вампира повергло Саша в ужас. Внутри все словно перевернулось. Но она выдержала этот натиск, и срывающимся голосом продолжила:

- Как бы там ни было, я хочу знать, - голос прерывался, тело била мелкая дрожь, ей казалось, что это будут последние слова в ее жизни, но сейчас ее это уже переставало волновать: ей и так уже не было, что терять. А человеку, который оказался на самом дне, ниже уже не упасть, а, значит, и беспокоится не о чем. - Почему убили моих родителей? И кто их убил? Вампиры, ведь так?! - она обращалась к Фрейну, но Карл, видя, как накаляется обстановка, решил взять все в свои руки. Он медленно приблизился, взял Сашу за руку, пытаясь отдалить ее от вампира, и мягко отодвинул немного в сторону. Понимая, что лучше говорить ему, он обратился к Александре:

- Видишь ли, Сашенька, - Карл перевел взгляд на Фрейна, давая понять, что пока что тому лучше помолчать, - сейчас, наверное, и впрямь настало время тебе узнать правду. На самом деле, твои родители уже очень давно работали на вампиров, начиная с самого твоего детства, когда однажды на их пороге появился Фрейн собственной персоной. Я узнал все это после того, как познакомился с твоими родителями. Они мне это рассказали. Глава вампиров разоткровенничался, и предложил им сотрудничество взамен на то, что тебя оставят с твоими родителями, и все будет идти своим чередом. Естественно, они согласились. Правда, не все оказалось таким простым, как обрисовывал Фрейн. Твои родители должны были с того дня работать исключительно на вампиров. Никакого общения с окружающими. Этим и объясняется их затворничество. Да и твое одиночество.

Как ты уже знаешь, вампиры неплохо вас обеспечивали, но это было страшной ценой за молчание и повиновение. Но не все было так просто. Твой отец не желал мириться с этой ситуацией. Да и зная от предводителя кровососов некоторую часть Пророчества (о, Фрейн не дурак, чтобы рассказывать правду, он лишь сказал, что тебя это касается, без объяснений, намеков, оправданий), он задался целью либо выяснить оставшуюся часть головоломки, либо, что, кстати говоря, было более реальным вариантом, добиться расположения вампиров для того, чтобы в будущем либо иметь какие-то рычаги влияния на вампиров, либо как-то от них сбежать. И, знаешь, он был не так уж далек от цели. Вот только твой отец был пацифистом, а, следовательно, не понимал и не верил, или скорее даже не хотел верить в настоящую, подлинную жестокость вампиров. Он думал, что сможет их то ли перехитрить, то ли переубедить…

Однако, к сожалению, играть с вампирами в такие игры слишком опасно. Все время что-то вынюхивая, он понемногу начал узнавать о Пророчестве и о его составляющих. Так он узнал о существовании древних, обо мне и о той войне, которая ведется между этими двумя кланами. Но он на этом не остановился, и со временем твои родители уже знали, что не все так однозначно. Видишь ли, древним известно, что у вампиров есть какой-то припрятанный в рукаве козырь. Но даже за столько веков они так и не узнали, что же это такое. А напористость твоих родителей со временем увенчалась - не скажу успехом - результатом. Они узнали, что есть так называемая вампирская тайна, и решили приложить все усилия для того, чтобы выяснить ее суть. Они шпионили, собирали информацию. Но это почти не давало эффекта. Как-то раз, совершенно случайно, они оказались в том месте, в котором не должны были быть, и услышали то, чего им не стоило слышать. Случайно они узнали эту самую страшную, самую опасную и жизненно важную для вампиров тайну. Понимая всю важность такой информации, и осознавая, чем чревато такое знание, они попытались успеть что-то предпринять. Но их усилия оказались тщетными. Впрочем, другого конца и быть не могло. Не понимал Леонардо, к сожалению, с кем он решил потягаться. Все происходило очень быстро. Они даже не успели мне рассказать о том, что узнали. Впрочем, ты понимаешь, что, если бы они все же успели, я бы сейчас здесь не стоял. - Карл вопросительно взглянул на Сашу. Но она смотрела в другую сторону, никак не реагируя на последние слова Карла.

- Ну, и что ты хочешь теперь сказать? - это Фрейн решил разрядить обстановку. Он обращался к Саше.

- Что я вас ненавижу. Вампиров. Всех вас. И никогда не прощу того, что вы сделали со мной и моими родителями. - Она презрительно тряхнула головой и послала Фрейну уничижительный взгляд.

- А ты похожа на своего отца. - Фрейн криво усмехнулся.

- Такая же смелая (или, скорее даже, дерзкая) и такая же глупая. - Он приблизился к ее лицу и прошипел:

- Тебе что невдомек, что если бы ты была нам ненужна, я бы уже давно тебе шею свернул? - Саша презрительно фыркнула.

- Что ж, выходит, не только я заложник своего положения. Не надо меня пугать. Я уже немаленькая. И, уж поверьте, то, через что мне уже довелось пройти, помогло мне четко уяснить: больнее, чем вы мне сделали, вы мне уже не сделаете. Так что… - Фрейн немного поутих и отошел на несколько шагов.

- Хватит этой глупой болтовни. Убирайся к себе подобным, и не мозоль мне глаза. - Он повернулся к Кириллу, еле заметно кивнул головой и картинно исчез. Исчез, словно его здесь никогда и не было…

*

Поскольку Фрейн испарился, с Лоренцо, мэром Рима, им пришлось знакомиться самим. Саша с Карлом неспешно подошли к нему, поздоровались, представились и, перебросившись парой ничего не значащих фраз, сели в машину. Во время всего разговора Кирилл стоял чуть поодаль. Стоял и ждал. Когда они сели в машину, он тоже приблизился. Лоренцо, не говоря ни слова, махнул ему, указывая рукой на другую машину, припаркованную в нескольких метрах. Кирилл согласно кивнул и за считанные мгновения юркнул в удобный автомобиль. Включил кондиционер. На улице все еще стоял сентябрь, в воздухе все еще витал остаток летнего зноя. Чувствовалось, что осень в этом году начнется поздно. Да и не будет очень холодной. Было довольно прохладно, но Кирилл, скорее уже по привычке, чем по зову своей природы, при любом удобном случае пользовался всем, что могло хоть чуточку охладить окружающую температуру. Вот и сейчас, струя холодного воздуха ударила ему в лицо. Он поморщился и переключил режим кондиционера так, чтобы холод шел в ноги. Странно было видеть для непосвященного, как быстро, почти молниеносно, двигался водитель этой машины, следовавшей за автомобилем мэра Рима, за которым еще тянулась кавалькада, состоящая из представителей службы охраны должностных лиц такого ранга. Кирилл не нуждался был непосредственном доступе к Саше, а потому плелся в хвосте процессии, пытаясь не привлекать лишнего внимания.

Как оказалось, дом главы города был расположен не очень далеко от главного вокзала, и, следовательно, уже через полчаса они достигли дверей дома. Двухэтажный особняк, построенный в готическом стиле, выглядел здесь как-то неуместно. Среди этих новых, хайтековских построек двадцать первого века, которыми могли похвастаться почти все большие города развитых стран, этот дом выглядел каким-то музейным экспонатом. Его колонны, барельефы, все кричало о другой эпохе, о другом времени, когда еще не было компьютеров, когда еще не придумали микрочипы, когда не было телефона, а роль почтового соединения выполняли голуби, когда картины писали карандашом, маслом или красками, а не в “Корел Дро” или в “Фотошопе”, словом, когда мир был другим. Лучше? Возможно. Или хуже? И это возможно. Просто, тогда он был другим. И жаль, что сейчас уже тяжело об этом помнить, а подчас даже и доказательств тех эпох уже нет…

Как бы там ни было, а живем мы сейчас, и часто даже не имеем времени, а иногда и желания думать о прошлом. Порой поражаешься, как все изменчиво. Особенно, как меняется отношение людей к разного рода проявлениям, как природы, так и физическим величинам, разного рода субстанциям. Разве часто мы задумываемся о том, например, как изменилось наше понимание времени, а, следовательно, и нашего отношения к нему. Часы, результат человеческих открытый, - разве мы осознаем, каким большим значением мы, люди, их наделили? Техника и цивилизация изменили лицо общества. Разве многие из нас задумываются о том, что до семнадцатого века у часов не было минутной стрелки? Хорошо сказал известный американский философ Л. Мамфорд о роли времени и нашем к нему отношении: “Начиная с четырнадцатого века часы сперва превращают нас в тех, кто следит за временем (time-keepers), потом - на тех, кто это время экономит (time-savers), и, наконец, - на слуг времени (time-servants)”. Получается, что если раньше время работало на нас, то теперь - мы на него. Вот так и живем, слугами. Хорошо еще, если времени…

Но Лоренцо был одним из тех людей, кто отдавал должное прошлым эпохам, пытаясь хоть что-нибудь сохранить от былых свершений древних людей. А посему, став мэром, он распорядился о том, чтобы больше ни один памятник архитектуры прошлых столетий не был снесен или перестроен. Подавая личный пример, он с семьей переехал в этот старинный неудобный особняк, который, впрочем, после нескольких месяцев кропотливой работы по реконструкции обрел мало-мальски жилой вид. Сохранив все компоненты древней архитектуры, рабочие сумели приспособить его под жилье таким образом, чтобы по окончанию проживания здесь все можно было оставить в прежнем виде.

Не успели они подойти к главному входу, как на пороге тотчас же показалась хозяйка дома, жена Лоренцо, Гертруда (как поняла Саша, она была немкой) и обе его дочери - пятнадцатилетняя пышка Афина и семнадцатилетняя (ровесница Саши) Кьяра. Они тепло приветствовали прибывших гостей, наперебой рассказывая всякие мелочи. Саше казалось, что она слышит их сквозь какой-то туман. Она почти не понимала, о чем они говорят. Она была такой уставшей и изможденной, что, даже владея итальянским в совершенстве, практически не улавливала сути разговора.

- Алессандра, заходи. Мы подумали, и решили, что тебе будет лучше остановиться в моей комнате. Мы с тобой ровесницы, а, значит, нам точно будет, о чем потрещать, и потом…

- Кьяра, что ты не видишь, что она устала с дороги, и ей сейчас не помешает прохладный душ и долгий сон. Я права, девочка? - это мать девочек, синьора Гертруда, чутко улавливала настроение Саши.

- Да, конечно, синьора, сон - это и впрямь то, что мне сейчас нужно больше всего. И, пожалуйста, называйте меня Саша. Хоть я по паспорту и Александра, но родители меня всегда называли Саша. Я уже просто так привыкла.

- Хорошо, как хочешь. А меня зовут Кьяра. Пойдем со мной. Я отведу тебя в нашу комнату. Папа уже распорядился поставить там еще одну большую кровать… - Саша ее уже не слушала. Спать, спать, спать - это уже начало превращаться в навязчивую идею.

- А об остальном я подумаю завтра…- Это было ее последней мыслью. Лишь коснувшись подушки, она упала в объятья Морфея и улетела с ним в сладкие страны, зовущиеся сном.

*

“Сколько времени я проспала, что произошло за это время - вопросы сами лезли мне в голову. Да, я выспалась. Это чувствовалось. В таком возрасте сон - это средство, которое смывает все то лишнее, что в более позднем возрасте приходится вытравливать чем-то другим. Все то, что вчера казалось серым, мрачным и безвыходным, сегодня виделось уже не в столь мрачных тонах. На самом деле, все ведь в жизни можно решить. Вот и сейчас, я свесила ноги с постели и подумала о том, что теперь у меня может начаться совсем другая, новая жизнь.

Я взглянула в сторону окон. Их застилали тяжелые портьеры. За счет этого в комнате было так темно, что сложно было определить, который час. Я медленно подошла к шторам и раздвинула их в разные стороны. Да уж, недаром люди придумали жалюзи. Чтобы их открыть много силы не требовалось, а вот для этих штор мне, ослабленной, пришлось приложить кое-какие усилия. Я с легкой улыбкой выглянула в сад, раскинувшейся у подножия дома, и радовавший своих хозяев разными сортами роз, лилий и гиацинтов. Фруктовые деревья отбрасывали обширную тень, в которой в летнюю пору можно было спрятаться от летнего зноя. Особенно здесь, в Италии. Я наслаждалась видом, пока мой взгляд не упал на Кирилла, расположившегося в уголке сада, где его сложно было бы заметить с первого этажа. Он смотрел на мои окна. Улыбка сползла с моего лица. Как же я могла забыть, что нахожусь хоть и не в явном, но в плену у вампиров. Что в любую секунду они могут сделать со мной все, что захотят.

- Ну, уж нет! Хватит. Больше я вам не позволю портить мне жизнь. С этого момента я буду жить так, как я этого хочу. И не вам решать, что мне делать. - Я говорила вслух. Хоть эти слова и были произнесены эмоционально, но громкость у них была обычной. Вдруг я увидела, как Кирилл одними губами произнес слово “хорошо”. Я закрыла рот рукой. Как же я могла забыть, что эти кровососы очень хорошо слышат. Я выругалась и вновь закрыла рот рукой.

- А ну их, - потом подумала я, отошла от окна и тряхнула головой. - Пусть слушают, коли хотят. Мне нечего скрывать. Даже свою неприязнь к вампирам я не собиралась прятать за маской приличия. Я направилась в ванную принимать душ.

Через полчаса я уже медленно спускалась по лестнице, ведущей в столовую (все спальные помещения были расположены на втором этаже). В голове все еще царила неясность и какая-то неуловимая отчужденность. Все эти изменения, произошедшие со мной в последние дни и успевшие уже так кардинально повлиять на мою жизнь, на меня саму и уж точно на мое будущее, было довольно сложно безболезненно принять. Пожалуй, даже понять. Но мне нужно было научиться с этим жить. Это я уже осознала. Иного выхода у меня просто не оставалось. И первое, с чего, по моему мнению, мне стоило начать строить свое новое грядущее, заключалось в том, чтобы познакомиться и найти общий язык с людьми, которые дали мне кров, крышу над головой. Да и питаться, как я поняла, мне тоже придется за их счет. У меня ничего не осталось после смерти родителей, кроме дома. Я знала, что они откладывали какие-то деньги для меня, но это, вроде, должно было пойти на оплату моей учебы. Внезапная их кончина поставила огромный вопросительный знак на дальнейшей судьбе этих денежных средств. Правда, синьор Лоренцо обещал позаботиться о том, чтобы эти деньги все-таки были отданы мне, но это станет возможным, лишь когда мне исполнится восемнадцать. С этим уже ничего нельзя было поделать. А это значит, что ждать предстоит еще почти год.

Вот эти невеселые думы и заполняли мое сознание, пока я медленно, ступенька за ступенькой, приближалась к двери, за которой начиналась моя новая жизнь. А в столовой в это время царили веселье и непринужденность. Я попыталась взять себя в руки, и, легонько толкнув дверь, попыталась изобразить улыбку.

- Доброе утро. Приятного аппетита, - слегка натянуто поздоровалась я. Казалось, присутствующие по умолчанию сделали мне скидку и приняли довольно спокойно мое стремление выглядеть обыденно. Они поддержали игру, и через какое-то время я и впрямь немного отвлеклась от своих невзгод. Принять, смириться с тем, что отныне меня ждет (да и от меня ждут) очень взрослых и осмысленных поступков.

- Доброе утро, Саша, - почти хором выдохнули все члены семьи мэра Бузатти.

- Присаживайся, - с улыбкой предложила синьора Гертруда. Я проследила за пальцем, которым она указывала на пустой стул подле Кьяры. Да, очевидно меня внесли в список тех, кто разделяет трапезу за этим столом. Кьяра приветливо улыбалась, синьора Гертруда пыталась всячески мне угодить, а синьор Лоренцо с неподдельным участие задавал мне вопросы по поводу того, как я устроилась, все ли со мной порядке (насколько это вообще возможно), не нужно ли чего и т.д. Лишь вторая дочь, Афина, завтракала абсолютно без энтузиазма, даже не пытаясь скрыть свое безразличие. Она без аппетита ковыряла вилкой остатки какой-то запеканки и безучастно смотрела в окно напротив, то ли разглядывая что-то, то ли просто убивая время.

- Саша, - я очнулась, услышав голос хозяйки.

- Да, синьора Гертруда? - откликнулась я.

- Как у тебя с острыми блюдами? - немного смущенно поинтересовалась она.

- Ну, как вам сказать… - Я не совсем понимала, чем вызвано такое любопытство, да и любопытство это ли?

- Откровенно говоря, я предпочитаю не очень острую пищу. Люблю, конечно, приправы, но не слишком ими увлекаюсь. А что?

- Видишь ли, Саша, мы всегда едим довольно острую пищу, я бы даже сказала, очень острую, если говорить об обычных людях. Мы уже привыкли, так что для нас это уже не является чем-то необычным. Я понимала, что ты, вряд ли, захочешь дышать, как дракон, отведав наше повседневное кушанье, а потому распорядилась приготовить тебе что-то полегче. Но, не имея представления о том, чему именно ты отдаешь предпочтение, я взяла на себя смелость предложить тебе обычный омлет с сыром и ветчиной, салат со свежих овощей (огурцы, помидоры, сладкий перец, лук - наш традиционный салат), ну, и естественно, наш фирменный итальянский кофе.

- Большое спасибо. Это просто замечательно. - Я и правда обрадовалась. Я просто обожаю разогретый сыр, а без кофе вообще жизни не представляю. Но мне все же стало любопытно, чем вызвано такое пристрастие к острым приправам.

- Видишь ли, Саша, тебе, наверное, неизвестно, но есть одна вещь, которая помогает нам, древним, определить, не вампир ли с нами решил разделить трапезу. - Я удивленно приподняла брови. Лоренцо продолжал.

- Вампиры чувствуют, кто перед ними: человек или вампир. Мы же, к сожалению, лишены таких свойств. Посему нам довелось многое испробовать, пока мы, наконец, не обнаружили, что есть некий аффродизиак, к которому очень чувствительны не только люди, но и вампиры. Это - красный стручковый перец или перец Чили, как большинство его называют. Он является одним из самых сильных аффродизиаков. Мы, люди, когда едим, то можем ощущать его остроту и проявлять это разными способами: морщиться, дышать быстрее обычного, запивать съеденное водой, пытаясь свести к минимуму ощущение жжения, а есть и такие люди, которые не то, что не страдают от его остроты, но даже наслаждаются. Вампир же, едва притронувшись к перцу, начинает реагировать иначе. В принципе, сам перец им не страшен (даже более того: многие вампиры едят его с большим удовольствием), но существует одна особенность: у вампира совершенно непроизвольно изменяется лицо и появляются клыки. И что довольно примечательно: еще и по сей день, они не научились контролировать этот процесс. А потому, когда мы приглашаем неизвестных особ впервые к нам в дом, то обязательно предлагаем им откушать какое-то из наших традиционных блюд. А как ты теперь знаешь, они все непременно содержать хоть немного перца Чили.

- И что, они все еще не осведомлены об этой вашей хитрости? Ну, знаете, один вампир сказал другому и так далее? - с удивлением спросила я.

- Видишь ли, те, кто об этом знают, попросту отказываются от еды, учуяв ее состав. И это уже само по себе выдает вампира. Но дело даже не в этом. Знающие эту особенность в основном принадлежат к числу тех старых вампиров, которых практически все древние и так знают. Во всяком случае, то, как они выглядят. Это рассчитано, в основном, на новообращенных или же совершенно случайных вампиров, которые еще не успели обзавестись такой информацией. А таких, уж поверь, немало стучится в наши двери. Ну, а те, кто знает об этом и отказывается с нами откушать, тотчас же вызывают наши подозрения, которые мы продолжаем разрешать иными способами.

Однако, как бы там ни было, это довольно действенный превентивный метод оценки приглашенных. Во всяком случае, так показала практика. - Я молча дослушивала рассказ синьора Лоренцо, и ловила себя на мысли, что уже практически перестала удивляться тому, что слышу. Еще больше меня изумляло то, что мы вот так сидим за обеденным столом, в обычном человеческом доме (эта семья хоть и принадлежала, как они сами говорили, к древней нации, но как бы там ни было, они все же оставались простыми смертными), едим обычную людскую пищу и вот так, совершенно запросто, обсуждаем не какой-то там сериал или новый блокбастер о каких-то внеземных тварях, а настоящих вампиров, которых, как оказалось, можно встретить чуть ли ни на каждом углу. И, кто знает, может, те продавцы, у которых я еще несколько дней назад покупала хлеб или молоко, тоже вампиры. А в школе? Интересно, а вдруг я училась несколько лет бок о бок с настоящими кровососами и даже об этом не подозревала? Что, если я и такие же, как я, обычные мальчики и девочки входили в класс, а на нас были направлены вожделенные взгляды тех, кто мечтал лишь присосаться к нашей шее… Фу! Даже думать противно. Сколько же еще странного и неизвестного вокруг нас сокрыто пеленой неведения…

- Саша, ты так ничего и не съела, - звонкий голосок Кьяры вырвал меня из задумчивости, - давай же, съешь хоть кусочек, а то на голодный желудок ведь вредно день начинать. - Она весело захихикала. Впрочем, как всегда. Я чувствовала, что мне вряд ли какой кусочек полезет горло. Но ощущала я и то, что эти люди искренне обо мне заботятся. Да и Кьяра была права: не стоило начинать день, не позавтракав. А потому я себя как-то с трудом пересилила и немного перекусила.

Когда мы уже допивали кофе, я вдруг вспомнила, что во всей этой суматохе я что-то совсем не видела Карла.

- Кстати, синьор Лоренцо, а где Карл? - я слегка удивленно подняла бровь.

- Не волнуйся, Саша. С ним все в порядке. Уверен, он тебе скоро позвонит. Не выключай мобильный.

- А где он? Или Вы не в курсе? - я все еще не могла понять, почему он не с нами. Наверное, синьор Бузатти понял мой немой вопрос, а потому тотчас же поспешил мне объяснить.

- Видишь ли, Саша, как мне показалось, Карл не захотел обременять нас своим присутствием, хоть я и пытался его убедить в том, что ему было бы удобней остановиться у нас. Право же, для нас это бы не было хлопотно. Но он решил навестить своих давних друзей. Сказал, что какое-то время погостит у них. Ну, а мы, я считаю, должны уважать его решение. К тому же мне показалось, что он хочет дать тебе немного времени, чтобы отвлечься и побыть в другой среде, не напоминая каждое мгновение своим присутствием о том, через что тебе довелось пройти в последнее время. Знаешь, я думаю, что и ему самому не помешает на время сменить остановку. Но ты должна знать, что дверь нашего дома всегда для него открыта. Не волнуйся, - синьор Лоренцо успокаивающе улыбнулся, - все образуется. - Я согласно кивнула. А что еще мне оставалось?”.

*

После завтрака, девочки потянули Сашу в сад. Они были полны жизни, полны желания резвиться и развлекаться. Немного посидев в саду, Кьяра потащила новоиспеченную подругу к ним в комнату, где и заперлась с ней не несколько часов.

- Слушай, у тебя, ведь, наверное, с собой нет никаких вещей?

- Вообще-то, нет. Но, знаешь Кьяра, мне много не надо. Если у тебя есть какие-то старые джинсы и футболка, то этого будет вполне достаточно. - Кьяра расхохоталась. У нее был такой звонкий и заразительный смех, что Саша невольно тоже улыбнулась.

- Ну, ты меня и рассмешила! Джинсы и футболку! Это для дома. А я сейчас имела в виду другую одежду. Так классно, что ты приехала к нам именно сегодня.

- А что такого именно сегодня? - Саша немного удивленно подняла бровь.

- У тебя что, день рождения?

- Нет. - Кьяра вновь улыбнулась. - Сегодня день бала.

- Чего? - теперь Саша была и правда удивлена.

- Жаль, что ты о нас ничего не знаешь. О нас, о нашей жизни, о наших традициях.

- Ну, так расскажи. Думаю, времени у нас предостаточно.

- Я тоже так думаю. Но мы все же рисковать не станем, и я буду тебе рассказывать, а ты будешь примерять мои платья, пока не выберешь то, которое тебе подойдет больше всего.

- Послушай, Кьяра, я ценю твою заботу, но я не хочу идти ни на какой бал. Мне жаль, тебя расстраивать, но я бы предпочла остаться дома. - Кьяра потухла.

- Послушай, Саша. Эти балы - мы их организовываем раз в две недели, туда приходят только древние. Эти балы - дань нашему прошлому. Они делаются полностью в стиле 18-19 веков. Там даже вместо лампочек горят свечи на канделябрах, полутемная атмосфера, старая музыка. Знаешь, древние очень любят эти собрания. Мы с сестрой почти никуда сами не ходим, кроме этих балов. Но сегодня, если ты не захочешь идти, то отец, скорее всего, и нас заставит остаться здесь, дома, с тобой. А для меня это очень важно. Пожалуйста, Саша. Да и для Афины. Видишь ли, это одно из немногих мест, кроме школы, где мы можем подыскать себе приличного парня, а в будущем и выйти замуж. Мы ведь не ходим на дискотеки, как обычные люди и…вампиры. Пожалуйста! - Кьяра умоляюще сложила руки.

- Прости, я не знала, что это так важно для вас. Конечно же, я пойду с вами.

- Ух, ты, спасибо, спасибо! - Саша каким-то шестым чувством почуяла, что здесь не все так просто, как кажется на первый взгляд, но пока что промолчала. Что-то будет дальше. Само станет понятно. И они принялись выбирать ей платье. Кьяра шутила, смеялась, резвилась. Саше казалось, что у нее бесконечные запасы энергии. А вот ей, Саше, сложно было расслабиться и забыться. Она притворялась, что все нормально, мерила платья, хотя терпеть этого не могла, отвечала на вопросы новоиспеченной подруги, вместе с ней смеялась над шуткой по поводу волос Кьяры. Они у нее были темные.

- Родители хотели, чтобы я была блондинкой, потому меня так назвали (Кьяра - по-итальянски означает “светлая”), а я стала черной. - И она вновь захохотала. А у Саше на душе скребли кошки. Но сейчас не время было. И она попыталась засунуть все это куда-то в задворки сознания. Получилось ли у нее? Это вряд ли. Но жизнь продолжалась. И она пыталась продолжать жить дальше.

В комнату стучала Афина. Она так кричала, что Кьяра просто не могла больше ее игнорировать.

- Ну, чего тебе?

- Ты же знаешь, что. Затяни мне корсет. И помоги туфли одеть. - Кьяра начала так безудержно хохотать, что Афина аж позеленела.

- Да ладно тебе, Афина, ну зачем ты себя так мучаешь?! Слушай, Золушка, купи себе туфли на три размера больше и прекрати задыхаться. Ну, какой же тебе тридцать шестой?! У тебя же тридцать восьмой растоптанный. Прекрати издеваться над своим телом. Просто возьми - и похудей. Сядь на диету. Прекрати кушать столько! И сможешь тогда надевать свои миниатюрные вещи. - Кьяра продолжала смеяться. Саша улыбнулась.

- Ничего смешного, Кьяра, в этом нет. - Прошипела разъяренная Афина. - Хорошо, что у тебя фигура, как у вешалки. Что ни нацепишь - все болтается. Лучше - прекрати. По-доброму тебя прошу. А то я посмотрю, как ты запоешь, когда папа узнает о твоем ухажере. Посмотрим, как ты тогда посмеешься. - Улыбка мгновенно слетела с Кьяриных губ. Лицо в миг стало холодным и жестким, как-то даже не по-юношески.

- Не смей даже слова сказать. И вообще, как ты узнала?

- Прекрати надо мной измываться и помоги мне нормально выглядеть.

- Я задала тебе вопрос. Откуда ты это знаешь? - Саша заметила, как Кьяра уже начинала серьезно злиться.

- Ну, Кьяра, ты не так уж и осторожна, а я не так уж и глупа, как ты думаешь.

- Хорошо, Афина, я не буду больше с тобой ссориться, но ты должна мне пообещать, что родители о нем ничего не узнают.

- Согласна. А теперь затягивай корсет. - Кьяра принялась затягивать корсет. А Саша подумала: “Вот все само и встало на свои места: ей этот бал нужен, чтобы повидаться с любимым. Вопрос только в том, кто этот, ее избранник? Ведь, если эти балы созданы для того, чтобы древние знакомились между собой, а впоследствии создавали семьи, то, значит, парень Кьяры каким-то образом выпадает из числа угодных мэру лиц. Ну что ж, поживем - увидим, бал-то уже через пару-тройку часов”.

*

“Мы входили в огромный зал, весь увешанный канделябрами. Как любила шутить Кьяра - они продолжали использовать именно свечи, а не лампы, чтобы морщины были менее заметны; да и вообще недостатков почти не видно. Гобелены в стиле прошедших столетий. На стенах - работы, как позже поняла Саша, известных итальянских мастеров эпохи Возрождения. Величие этого места поражало и в то же время давило, заставляя чувствовать всю ничтожность и быстротечность человеческой жизни. Здесь были творения таких известных живописцев, как Микеланджело, Леонардо да Винчи, Рафаэль… А в нишах стояли произведения самого Донателло, величайшего флорентийского скульптора Ренессанса, у которого учился даже Микеланджело. В зале собралось много народу. Насколько можно было судить, все это была в основном молодежь. Девушки и парни юношеского возраста, по-разному одетые, по-разному проявляющие себя, но все принадлежащие к роду древних, а не обычных людей. Здесь они знакомились, завязывали дружеские отношения, влюблялись, порой создавали семьи. Это было местом их времяпрепровождения. В первые минуты по прибытии Саша чувствовала себя довольно неловко. Новые, совсем незнакомые люди, новая чужая одежда, все ей было здесь чужим. Но спустя какое-то время она начала осваиваться. На часах пробило десять вечера. Заиграла странная музыка, Саша такой никогда не слышала.

- Сейчас мой отец будет открывать бал, - шепнула ей на ухо Кьяра. Саша удивленно приподняла бровь.

- Это такая традиция. Каждый бал начинает мэр города. И делает он это…

- Объявляю очередной бал открытым. - Довольно приятным голосом объявил синьор Бузатти. Послышались аплодисменты. Но они, к удивлению Саши, были не очень продолжительными.

- А сейчас, традиционно почтим память наших предков минутой молчания. - В зале воцарилась гробовая тишина. Все присутствующие наклонили головы в знак уважения. Через минуту мэр подал знак, и вновь заиграла музыка. Саша в недоумении переводила взгляд с Кьяры на Лоренцо, задавая немой вопрос о том, что же все это значит? Лоренцо первым откликнулся на ее немой призыв:

- Видишь ли, Саша. Наши предки пролили очень много крови, прежде чем удалось хоть на время остановить нашествие вампиров. Очень много веков назад, здесь на территории современного Рима велась жесточайшая борьба между представителями древнего народа людей и вампиров. Эта территория исконно принадлежала людям, но вампиры решили изменить существующий порядок вещей и отнять у нас это прекрасное место. Здесь имели место кровавые битвы, стычки и даже целые военные кампании. Но, когда уже древние ослабли, а вампиры уже почти захватили эту местность, среди древних нашлось семеро смельчаков, которые окружили это место и стояли до конца против целой когорты кровососов. Случилось так, что законы ведения войны сработали и на этот раз: горстка древних не смогла остановить натиск многотысячных армий упырей. И тогда они пошли на величайший подвиг: они взошли каждый на один из семи холмов и одновременно, заманив вампиров на узкий круг, подожгли пространство, их разделявшее. Они понимали, что та атака должна была быть всепоглощающей, и, однозначно, последней. Только таким способом можно было истребить всех упырей. И они приняли это смертоносное решение, и шагнули навстречу черной мгле. Пламя пылало повсюду. Подступы к местности были перекрыты древними. Они стояли до конца. В том пожаре были сожжены все присутствовавшие там вампиры. Но, к сожалению, то были лишь исполнители. Безусловно - это очень подкосило их ряды. Но верхушка, хоть немного и ослабла, все же осталась жива.

- Папа, что за игра слов?! Какая, к черту, живая?! Эта нежить просто не погорела в том пламени, а продолжила начатое дело! Смерть во имя смерти! - Саша удивленно взглянула на Афину. У той на лице было такое возмущенное выражение, что Саша невольно начала искренне сопереживать ее чувствам. Кто бы мог подумать, что в такой юной головке Афины на самом деле обитают такие неюношеские мысли. Может, родители и были правы, давая этой девочке такое непростое имя, имя древней богини войны и мудрости, которая считалась образцом для подражания во все века. Ведь не зря же говорят, что имя порой определяет судьбу человека. Кто знает, может, дочь мэра и впрямь будет хоть чем-то похожа на свою тезку. Во всяком случае, то, что в поведении этой девочки уже проскальзывают черты воинственного характера, было заметно, как говориться, невооруженным глазом.

- Хорошо, хорошо, дочка, ты права. Ведь и впрямь, когда люди-полководцы (будь-то древние или обычные люди, особого значения не имеет) ведут свои войска в бой, то, может, и не все, но, во всяком случае, большинство не поступает так, как вампиры, - не бросают свои войска на погибель, а сами находятся на расстоянии и лишь дергают за ниточки, отдавая смертоносные приказы. Среди людей намного чаще появляются храбрые военачальники, которые сами ведут свое ополчение в бой, и либо побеждают со славой, либо умирают в бою. Но тоже со славой, как герои.

- Только не эти упыри, папа. - Вновь вмешалась в рассказ Лоренцо Афина. - Им неведомы высшие чувства. У них лишь один расчет на уме. Ну, и смерть еще.

- Ты ж мой стратег, маленький. Будешь так много рассуждать, и мне придется тебя в военную академию отправить. - Афина рассмеялась.

- О, нет, пап. Ты же знаешь, что я хочу стать визажистом. А так я рассуждаю лишь потому, что страшно ненавижу вампиров. - И она украдкой из-под опущенных ресниц, но так, чтобы никто не заметил, нехорошо взглянула на Кьяру. Да так взглянула, что Кьяру аж передернуло.

- Да уж, визажистом. Но мы отдалились от теми. - Вниманием вновь завладел мэр.

- Речь-то, ведь, была о семи самоотверженных древних, которым таким непростым способом удалось вернуть древним эту территорию. Так вот, Саша, имена этих семерых героев ты, скорее всего, слышала, это Авентин, Виминал, Квиринал, Палатин, Капитолий, Эсквилин и Целий. После их смерти не осталось ни следа, лишь пепел. Но древние все равно соорудили семь усыпальниц на тех семи холмах, которым и дали одноименные названия. Их назвали в честь семи древних, которые отдали свои жизни во имя других жизней. А еще через некоторое время на этих холмах древние построили замечательный город, который сегодня является одним из самых великолепных исторических мест в мире, да еще и по сей день, радует глаз. А мы, как наследники наших героических предков, каждый раз поминаем минутой молчанья и воздаем хвалу тем, кто не согнул шею под страшными клыками вампиров.

- Вот это да! А в анналах истории человечества значатся совсем иные данные. - Задумчиво протянула Саша, более удивленная, нежели пораженная, только что услышанной историей.

- Ну, ты же понимаешь, что эта информация лишь для посвященных. - Кьяра улыбнулась.

- Извините, - Саша слегка поморщилась, - но у меня есть один не очень корректный вопрос. Еще раз прошу извинения, я не знаю, как вы это воспримите, но, насколько я поняла, вы какие-то другие древние, раз вы так запросто общаетесь с вампирами. - Лоренцо тоже слегка поморщился, но, когда заговорил, в его голосе не слышалась неприязнь.

- Видишь ли, Саша, когда стало известно о Пророчестве, и закончилась так называемая Первая война древних с вампирами, было выбрано несколько больших семей среди древних людей, на которых была возложена миссия сохранения, опекания и воплощения в жизнь того самого Пророчества. А мы - те, кто со временем решили отойти от этой главной ветви древних, которые занимаются борьбой с вампирами, охраной и соблюдением Пророчества. Мы, так сказать, отщепенцы. Но, ни в коем случае, не в отрицательном смысле этого слова. Мы просто захотели жить обычной жизнью. Не оглядываясь каждый миг, не нося с собой оружия против вампиров. Просто жить, как обычные люди. Именно поэтому мы общаемся с вампирами, чтобы, во всяком случае, сохранить существующий расклад сил в наших отношениях, если их можно таковыми назвать.

- Скажите, а какое отношение вы имеете к масонам?

- А почему ты об этом спрашиваешь? - Лоренцо удивленно приподнял бровь.

- Ну, входя сюда, я слышала, как парни здоровались и упоминали о том, кто из какой ветви масонского ордена. Это что, просто символично, или это что-то значит? - Лоренцо улыбнулся.

- Мне кажется, для одного вечера для тебя достаточно информации и впечатлений, но я все же отвечу на твой вопрос. Когда-то давно древние основали орден, который носил название масонского. В его рядах как раз и состояли те древние, так называемые избранные древние, на которых и была возложена миссия сохранения в тайне Пророчества. И, естественно, всего, что касалось борьбы против упырей. Со временем, этот орден стал мощной силой в войне с вампирами. За всю историю ордена в его рядах было очень много выдающихся личностей. Они верой и правдой охраняли знание, которое не должно было никакой ценой достаться противоположной стороне. Многие слышали, скажем, об известном древнем Калиостро или Жозеф Бальзамо. У него было много имен, он совершил много странных, интересных и даже великих дел. Одно неоспоримо: он был очень яркой особой. Не зря простые люди считали его особенным. Но таковым его делала не принадлежность к древним, вернее не только это, но еще и то, что он был ведьмаком. А тебе, наверное, уже рассказывали, какой силой обладали когда-то древние с ведменскими способностями. Были и другие. Правда, после того, как последние ведьмы исчезли из этого мира, орден несколько ослабил свою деятельность. Хотя еще и сейчас в нем состоит много древних, и они все еще владеют огромной властью.

- Скажите, а вот сейчас говорят много о том, что почти во всех странах мира у власти стоят масоны. А во главе них, якобы, стоит еще и главный масон. - Лоренцо иронично засмеялся.

- А вот это уже чушь. Причем полная. Все это - выдумки. Древние, в отличие от вампиров, почти не вмешиваются в управление человеческими единицами, будь-то государства или местные структуры власти. Мы не вампиры, единовластие у нас не в моде и не в почете. Лишь изредка, когда это жизненно необходимо, мы можем немного повлиять на ход событий. Но, поверь, это лишь изредка. Вот, например, древние, которые живут на землях славянского края, даже в местных советах не имеют своих представителей. Они занимаются лишь теми делами, которые связаны с вампирами. Видишь ли, Саша, люди не понимают, вследствие неведения, что их борьба за власть на самом деле может оказаться полностью тщетной, если вампиры придут к власти. Если это случится, то людские заботы будут носить уже совсем иной характер. Древние понимают, а потому ставят пред собой совершенно иные задачи. Даже так называема “Омега”, разведка древних, основанная в славянском крае на востоке Верройи для борьбы с вампирами, элементарно могла бы захватить власть в любом из тамошних государств. Но это не является ее целью. Ее власть и мощь направлена на то, чтобы не дать вампирам захватить власть здесь, в Верройском Союзе. У них есть такая власть и средства, что они могли бы установить единоличное правление на всей тамошней территории. Но они этого не планируют. У них сейчас иные заботы. Вот, примерно, так выглядит картина современной Верройи. Тебя интересует еще что-нибудь?

- Нет, спасибо, вы сейчас мне дали столько информации, что мне, пожалуй, потребуется некоторое время для ее обработки. - Саша приветливо улыбнулась.

- Ну что ж, веселитесь, девочки, я вас покидаю. Негоже старикам с молодежью…как это вы там говорите?…туссоваться? - Кьяра засмеялась.

- Да уж, папочка, тебя пора баиньки.

- А вы будьте умницами. Наш шофер вас заберет. Счастливо. - И Лоренцо Бузатти покинул бал.

*

“А уже через несколько минут после этого мы спускались в подвал, который вел к старой металлической двери, закрытой на замок. Сам замок был такой старый, большой и неуклюжий, что для того, чтобы его вскрыть или просто разбить понадобилось бы несколько часов даже при наличии современных инструментов. Я удивленно подняла бровь, все еще не до конца понимая, что же собирается предпринять Кьяра, чтобы преодолеть это препятствие. Но, как оказалось, у девушки с этим проблем не было. Она запустила руку в карман и извлекла оттуда старый, ржавый ключ. Улыбнувшись мне своей обычной беззаботной улыбкой, она ловко вставила его в скважину и, повернув ключ дважды, надавила на дверь. Та со скрежетом начала отползать, освобождая для нас проход. Было очевидно, что подобные манипуляции с этой дверью она проделывает не впервые.

- Входи, - Кьяра сделала рукой пригласительное движение, пропуская меня вперед. Предупреждая мой вопрос, она быстро (впрочем, как и всегда) стала объяснять, что же такое собой представляет путь, по которому нам предстоит пробраться… - Это подземный ход, тоннель времен Чезаре Борджиа, умного, красивого, жесткого и властного герцога, принца и правителя, ставшего прообразом государя в одноименном произведении Макиавелли. - Кьяра уверенно шагала по проложенной тропе, светя фонариком перед собой.

- Не знаю, известно ли тебе, что, несмотря на неоднозначность трактовки его персоны, и его деяний, Чезаре был прекрасным полководцем. По его приказу для него во многих городах, в том числе и в Риме, было проложено большое количество тоннелей, служивших как для отхода, так и для стремительных нападений на врагов. Многие из них сохранились до наших дней. А некоторые все еще остаются неизвестными для широкого круга. - И Кьяра вновь улыбнулась. На этот раз заговорщицки.

- Послушай, Кьяра, мы уже несколько минут идем, и я уже видела несколько выходов отсюда. Мы что, направляемся к какому-то конкретному месту? Да и вообще, может, ты мне хоть в двух словах расскажешь, куда мы идем? - Кьяра внезапно остановилась, отчего я почти что налетела на нее. Она вплотную приблизила ко мне свое лицо, взяла мои руки в свои и заглянула мне прямо в глаза.

- Саша, я и впрямь должна тебе кое-что объяснить. Я люблю, - Кьяра замялась, ища подходящих слов, но потом махнула головой и на одном дыхании выпалила.

- Я влюблена в вампира. - Прошло несколько секунд, прежде чем до меня дошел смысл услышанного. Я отшатнулась. Все еще не веря себе, я удивленно переспросила:

- Ты любишь, КОГО?

- Да, знаю, в это трудно поверить, но я действительно влюбилась в вампира. А он в меня. И во время этих балов я тайком сбегаю к нему на несколько часов. Мы жить друг без друга не можем. А это - наша единственная возможность побыть вместе. Ты же понимаешь, что если мой отец узнает, он просто-напросто убьет Тони.

- Так, значит, твоего возлюбленного зовут Тони. - Я спрашивала уже не из любопытства или оттого, что плохо расслышала, а скорей просто для того, чтобы потянуть время. Я была в шоке. О таком и помыслить страшно было, не то, что произнести вслух. Как? Как такое вообще возможно? Древняя влюблена в вампира! Я и подумать не могла, что буду так шокирована подобным известием, однако, после того, о чем я узнала за последние несколько дней, мое изумление было связано не с тем, что можно влюбиться в вампира. К этому-то как раз уже можно попривыкнуть. Но вот, как древняя могла полюбить вампира? А он ее? Думаю, сейчас, будь здесь Фрейн, он бы тоже изумился услышанному. Да и что греха таить, мне и в страшном сне такое вряд ли бы приснилось. А тут все по-настоящему. Или я просто ослышалась? Может, это воображение сыграло со мной злую шутку? Темнота тоннеля, запах мокрой земли под ногами, старые, местами сырые стены с давно потрескавшейся штукатуркой. Все это, очевидно, плохо на меня повлияло, вот я и понапридумывала себе чего-то такого. Я вдруг резко зажмурилась. В следующую секунду открыв глаза я уже ожидала увидеть что-то, что бы подтвердило мою безумную догадку о том, что это было всего лишь следствием игры обезумившего воображения… Однако напротив меня все так же стояла Кьяра и улыбалась. Нет, все так и было. Моя новая подруга втрескалась в одного из тех, кто принадлежал к числу моих смертельных врагов.

- Да уж. - Я скептически покачала головой. А как еще можно было отреагировать в подобной ситуации. Я лихорадочно соображала, что же такое я должна сказать или сделать. Но Кьяру эта ситуация, казалось, совсем не выбила из колеи. Она продолжала рассказывать мне о своем возлюбленном так воодушевленно, словно он был отпрыском какой-то известной семьи, занимающейся на протяжении столетий благотворительностью, да еще и сам успел уже совершить немало добрых дел.

- Ну, вообще-то его полное имя Энтони Вискосто. И поверь, он совсем не такой, как другие вампиры.

- Прям представитель корпуса мира какого-то, уж точно. - Саркастически парировала я Кьярину возвышенную речь. Я вдруг почувствовала что-то вроде разочарования, что ли. В фильмах любовь к вампиру выглядела чем-то манящим, притягательным, будоражащим и захватывающим. Здесь же, в настоящем мире все было куда иначе. Или, может, это оттого, что в вампира была влюблена не я? Что, если бы я случайно почувствовала к вампиру что-то… Нет! Вот уж точно нет! Чтобы я и вампир?! Да никогда в жизни! Ненавижу этих кровососов! Никогда, никогда я не полюблю вампира. Это уж точно! Ни за какие коврижки! Чтобы Кьяра там не говорила.

- Саша, пожалуйста, не язви. Выслушай меня до конца.

- Ладно, прости, Кьяра, просто мне очень сложно принять то, о чем ты мне сейчас рассказываешь. - Я все еще сдерживалась, чтобы попросту не вернуться обратно на бал. Но Кьяра выглядела такой счастливой, такой окрыленной, рассказывая о своем вампире, что у меня пока еще довольно слабо начинали понемногу зарождаться сомнения относительно того, правильно ли я реагирую в подобной ситуации. Я вела себя так, как, скорее всего, вели бы себя в подобной ситуации ее родные. Хотя они, вероятно, не так мягко все это выкладывали бы. Но я ведь ей не мама и не папа, я ведь такая же девушка, как и она: юная, наивная, неопытная. Может, мне надо было ее поддержать в такой вот ситуации? Я вдруг представила себя на ее месте. Интересно, что бы я чувствовала, будь все мои близкие против того, какой выбор сделала сама я? Уступила бы я доводам рассудка? Или бросилась бы в омут с головой, не слушая логических аргументов против того, что я делаю? Сложно. Ох, как сложно, решать что-то в подобных ситуациях. Для меня в жизни, если дело касалось выбора, по большому счету, не было иных цветов, кроме черного и белого. Ничего лишнего. Лишь “да” и “нет”. Лишь правда и ложь, правильное и неверное, ничего промежуточного. Никаких компромиссов. В фильмах любить вампиров разрешается, в жизни - нет. Вампир - это плохо. По определению.

Я вдруг тряхнула головой. Мне всегда было легко с таким упрощенным пониманием окружающего мира. Но так могло быть лишь в юном возрасте. Переступая черту, ведущую в мир взрослых людей и сложных, подчас запутанных и неоднозначных решений, мне стоило пересмотреть свое отношение к окружающим. Или, может, все-таки не стоило? Может, надо и дальше продолжать игнорировать все, что мешает однозначно оценивать происходящее? Может сейчас, надо просто развернуться и уйти? И не слушать эти бредовые доводы Кьяры относительно того, что вампиры бывают хорошими? Или, все же стоит успокоиться и попытаться научиться быть хоть немного более гибкой в подобных случаях? Но стоит ли, в самом деле, прогибаться под этот мир, как поется в известной песне? Ах, ну почему, почему все так сложно? Почему становясь взрослой, приходится делать такой непростой выбор? Почему и дальше проблемы не могут сводиться к тому, чтобы купить правильное платье или определиться, какую книгу лучше прочитать. Почему? Этот вопрос, словно заноза, начинал разъедать сознание, не предлагая ничего стоящего взамен, лишь сея семена сомнения и отчаяния.

А Кьяра, как ни в чем не бывало, продолжала:

- Так вот, Тони работает в главной криминалистической лаборатории Рима, он помогает ловить преступников, как людей, так и вампиров. Он отличается от других вампиров. Он даже входит в какую-то организацию, которая борется с большинством вампиров, желающих установить мировое вампирское господство.

- Ух ты, как пафосно звучит. Кажется, он хорошо задурил тебе голову. - Я продолжала соображать, как же вести себя дальше.

- Прости, Саша, я не хотела об этом упоминать, чтобы не причинять тебе боль, но мне кажется, что ты так агрессивно настроена по отношению к вампирам потому, что они убили твоих родителей. Знаешь, наверное, даже скорее всего, я бы тоже так реагировала, но среди них и впрямь встречаются хорошие. Тони не хотел становиться вампиром, его насильно обратили. И что же ему теперь прикажешь делать? Он лишь хочет жить, как раньше, как человек. Именно поэтому он и такие как он пришли к моему отцу как к мэру с просьбой о том, чтобы спокойно жить и работать здесь в Риме. Взамен они обещали никогда не причинять вред людям и просто попытаться жить, как они жили до обращения.

- И твой отец им поверил? - недоуменно спросила я.

- Ну, в общем-то, да. С условием, что они будут питаться только донорской кровью из лабораторий, и не вредить окружающим.

- Кьяра, но если твой отец нормально к ним относится, то почему же ты так страшишься вашей связи?

- О, Саша, ты просто не знаешь моего отца. Все, что касается его семьи - свято и нерушимо. И не о таком зяте мечтал мой отец. Если он узнает, то он, наверняка, его сожжет. Я очень за это боюсь. А сейчас, когда ты приехала сюда, отец не поймет, если я вдруг не буду с тобой проводить время. Пожалуйста, обещай, что поможешь мне.

- Кьяра, право же, мне кажется, что ты сошла с ума. Но если ты об этом просишь, то, как я могу не согласиться? Мы ведь теперь стали подругами. И насколько я понимаю, пока кто-то не придумает чего-то новенького для меня, мы будем проводить почти все время вместе. - Я сдалась. Впервые в жизни я так легко уступила. Да еще и в такой ситуации. Но, с другой стороны, кто дал мне право осуждать эту девушку за то, что она полюбила, впервые в жизни, впервые по-настоящему. Или, по крайней мере, так думает. Даже если она заблуждается, не мне решать, как ей быть. Я ведь в сущности-то еще и не знала жизни. Так как же я могу здраво рассуждать о том, что правильно, а что неприемлемо? В этой конкретной ситуации все, что я могла себе позволить, так это не соглашаться с Кьярой в том, что любить вампира - это хорошо. Ну, или как-то там еще. Мне оставалось лишь смириться с мыслью о том, что теперь для меня отношения с парой “вампир и древняя” станут привычными. Или, точнее, должны стать. А если толком разобраться, то никто ведь меня не заставляет общаться с оным вампиром. От меня требуется лишь помогать подруге. А это уже совсем другое…

Ох, как же я ненавижу вот эту философию, с помощью которой можно все переиначить, если в том чувствуется потребность. Хотя, с другой стороны, ничего абсолютного в этом мире, скорей всего, нет, так что, приходится все рассматривать с позиций относительности. Не зря же Эйнштейна признали гением. Мне внезапно вспомнился анекдот о том, как можно по-простому объяснить Теорию Относительности: “Например: два волоса на голове - это сколько? Конечно же, мало. А вот такое же количество волос, скажем, в супе? Очевидно, что много”. Вот так, ничего сложного. В эти мгновения у меня начало создаваться ощущение, что я наконец-то начинаю привыкать ко всему тому, во что меня в последнее время с огромной силой пытается втянуть злой рок. Я улыбнулась. Да, пора уже не просто пытаться жить с этим в конфронтации, надо бы уже начинать подчинить себе, своей воле и своим желаниям, то, что мне навязывают. “Надо научиться, из всего извлекать выгоду, а не биться в рыданиях из-за того, что все решают за тебя”, - ух ты, какая интересная фраза пришла мне на ум. Надо бы ее сделать лозунгом своей дальнейшей жизни. Определенно.

А Кьяра уже вся святилась от счастья. Радость от того, что в моем обличье она нашла союзницу, не могла не отразиться на ее выразительных чертах лица.

- Спасибо тебе, Саша. Вот ты говоришь, что я сошла с ума, вероятно, ты просто не знаешь, что такое настоящая любовь.

- Может ты и права. Ведь, откровенно говоря, я никогда по-настоящему не была влюблена. Возможно, поэтому я не до конца тебя понимаю. - Я вдруг стала такой покладистой, что сама несколько удивилась. А с другой стороны, как говориться, все, что ни делается, то к лучшему. Посмотрим…

- О, Саша! Если бы ты только знала, что такое настоящая, да еще, и взаимная любовь! Поверь - это такое чувство, которое невозможно описать обычными словами, просто словами так сложно передать всю множественность оттенков этих ощущений. Я бы сказала, даже невозможно. Знаешь, любовь - это, когда ты ради любимого готова идти на все. Даже против собственной семьи. Это, когда нет никаких преград на твоем пути. А даже, если они возникают, то ты их преодолеваешь с радостью и улыбкой на губах. Это… Я не могу выразить всего, что чувствую к Тони, но я знаю, что он сделал мою жизнь полнее, он сделал ее настоящей, а не жалким прозябанием в огромном особняке в ожидании очередного развлекательного мероприятия. Вот, примерно, так.

- Послушай, Кьяра, кстати, насчет трудностей и преград, как вам удается быть вместе? Союз между древними и вампирами, ведь, невозможен. Он смертелен для обоих. Ну, или, во всяком случае, надо было бы, чтобы ты была из роду ведьм, или я не до конца понимаю все это?

- Да нет, ты права. Я поначалу тоже не могла себе представить, что будет, если мы с Тони не сможем быть вместе. Ведь, насколько известно всем древним (впрочем, как и вампирам), в настоящем мире более не осталось ни одной семьи, в которой в роду были бы такие сильные ведьмы или ведьмаки, сила которых могла бы повлиять на вампира без каких-либо иных аспектов. Да еще и не убить его же, того самого вампира во время даже обычного поцелуя. Поговаривают лишь, что глава такой себе “Омеги” (когда-нибудь я расскажу тебе более подробно о ней) из рода очень сильных ведьм. Ну, и еще остаешься ты. Поэтому, когда я узнала, что Тони вампир, а, значит, нам путь в любовное будущее заказан, я думала, что сойду с ума. Но он, вроде, покопался в каких-то архивах, и нашел информацию о том, что в моем роду таки были ведьмы. Ты даже не представляешь, как я была счастлива. И все же, до нашего первого поцелуя, я так боялась, чтобы наши отношения, да, в принципе, и наши жизни, вдруг не оборвались. Но все прошло так, как Тони и обещал.

- Он очень мучался?

- Мучался? А почему он должен был мучаться?

- Ну, я толком не знаю, но насколько я поняла, вначале вампир все же немного страдает от остатков яда, которые сохраняются в древних. - Кьяра засмеялась.

- Ну, не знаю очень ли он мучался, но он лишь скривился от специфического вкуса, которым я наделена. Но то, что особо не мучался - это уж точно. - Она вновь засмеялась. На этот раз кокетливо.

- Он сказал, что ему нравится мой вкус. И он от меня без ума. Знаешь, Саша, любовь - это все-таки потрясающее чувство.

- Ладно, Кьяра, я понимаю тебя, твои чувства, хотя, если честно, то не одобряю того, что ты делаешь. Но кто я такая, чтобы тебя осуждать. Жизнь такая штука, что в ней может всякое случиться. Так что ты можешь на меня рассчитывать.

- Спасибо-спасибо, подруга. - Кьяра бросилась мне на шею и чуть не задушила в своих объятиях.

- Да уж, кажется, он тебе и впрямь вскружил голову.

- О, ты даже не представляешь, как.

- Хорошо, а теперь пошли, только скажи, куда мы направляемся, где эта ваша, так сказать, явочная квартира? - Кьяра принялась серьезно объяснять мне, куда мы направляемся.

- У Тони есть друг, его соратник, разделяющий его взгляды в полной мере. Поэтому они и дружат. Так вот, у этого его друга, его зовут Майк, кстати, так вот - у него есть большой парфюмерный магазин. Они, как и обещали, мирно сосуществуют с другими людьми, и так же обычно зарабатывают деньги. Ну, учитывая их способности, может и не очень честно, - Кьяра засмеялась. - Но, поверь, намного лучше ходить к ним покупать духи, чем в другие магазины. Они так тонко чувствуют запахи, и так удачно подбирают соответствующие ароматы разным людям. Знаешь, у Майка столько клиентов, что он один из самых удачливых парфюмеров в Риме. Он и мне такие потрясающие духи выбирает. Кстати, он, как и Тони, очень хорош собой. И я бы тебе советовала, получше приглянуться к вампирам. И, еще раз, кстати, если бы не мой Тони, то я бы точно положила глаз на этого твоего охранника, Кирилла, кажется?

- Ага. Интересно, где он сейчас? - я вдруг почувствовала, что за всем этим разговором с Кьярой я начисто позабыла о его существовании. Я оглянулась. Интересно все же, где он сейчас? Мы ведь не приглашали его следовать за нами. Я это точно помнила. Вдруг мне стало любопытно, куда же он подевался. Однако не успела я еще и задуматься об этом, как в ту же секунду из темноты плавно вынырнула фигура вампира.

- Я здесь.

- Ах, ты ж! Так ты подслушивал?! - я зло заглянула ему прямо в глаза. Но Кирилл даже не подумал отвести взгляд. Он лишь флегматично объяснил:

- Мне нет дела до ваших амурных дел. Я должен обеспечить тебе охрану. К слову, вам бы стоило впредь меня предупреждать, когда вы куда-то собираетесь. И уж тем более, на встречу с вампирами. Это было бы кстати. Так мне будет легче тебя охранять.

- А кто сказал, что тебе должно быть легко? - я произнесла это вызывающе, хотя злости в моем голосе более не было. Кирилл проигнорировал мою реакцию так же, как и всегда игнорировал, как мне казалось в те минуты, абсолютно все окружающее. У меня уже начало складываться такое ощущение, что он как заведенный робот, что он и понятия не имеет о том, что такое чувства. Вот Кьяра рассказывала о том, что вампиры умеют любить, чувствовать приязнь или еще что-то там. Интересно, мог ли что-то подобное ощущать этот хладнокровный солдат, который, казалось, умеет лишь выполнять приказы и…кушать?

- Нам надо идти. У нас не так много времени. Теперь я пойду впереди, а ты, Кьяра, скажешь, когда свернуть. - И он, не дожидаясь ответа, проследовал вперед, медленно направляясь к пункту назначения. Мы с Кьярой последовали за ним.

- А знаешь, Саша, - Кьяра старалась, как можно тише, шептать мне на ухо, очевидно, чтобы ее слов не услышал Кирилл.

- Правда, если бы у меня не было Энтони, я бы влюбилась в этого твоего Кирилла. - Она кокетливо засмеялась. Я даже не успела возразить чего-то вроде, что он не “мой” и что мне на него…как Кирилл резко остановился.

- Девушки, вы же понимаете, что я все слышу. Хочу или не хочу, но я все слышу. Так что не надо меня смущать. - Однако Кьяра и не думала смущать Кирилла или смущаться самой. Она просто была молодой и задорной, и все это виделось ей какой-то забавной игрой. Да и Кирилла-то ведь смутить было практически невозможно. Он даже не знал, что это за эмоция такая…наверное.

Оставшуюся часть пути мы проследовали молча. Достигнув нужной части выхода из тоннеля, Кьяра остановилась и указала в его направлении рукой.

- Вот, это здесь. - Мы подошли к двери. Кьяра простучала какой-то пароль и своим ключом открыла дверь с нашей стороны. В то же мгновение щелкнул засов с другой стороны, и на пороге появился тот самый Тони Вискосто, возлюбленный Кьяры Бузатти, дочери мэра Рима, и глава итальянского ответвления вампирской “Контры”.

Он сделал жест рукой, приглашая нас пройти внутрь. В комнате, кроме Тони, находился еще упоминаемый Кьярой Майк.

- Ух ты, с каких это пор тебя сопровождает Кирилл? - Тони обращался к Кьяре.

- Я ведь не ошибся, это ты, фрейновский прихвостень? - эти слова уже были направлены в сторону Кирилла, который, не заставляя себя ждать, в ответ зло посмотрел на Тони и обнажил клыки. Тот тоже не собирался отступать, а потому показал свои. Так они стояли несколько мгновений, словно меряясь невидимой вампирской силой, пока оба не успокоились.

- Послушай, Энтони, я здесь не для того, чтобы с тобой препираться. Я сейчас выполняю задание. И моим заданием является охрана вот этой девчонки, Саши. Я и сам от этого не в восторге, но, поверь, сделаю все, что надо, чтобы выполнить то, что полагается. А потому лучше забирай свою древнюю, и убирайся отсюда. А то может все и по-иному закончиться. Силы-то ведь наши неравны. Не забывай, как каждый из нас питается. Учитывая ситуацию, в которую мы попали, нам придется часто видеться в ближайшее время, так что давай просто не будем портить кровь друг другу. Нам обоим это сейчас не на руку.

- Хорошо. На этот раз ты прав. Кьяра, пойдем. Майк, а ты подбери девушке какой-то сногсшибательный аромат. - С этими словами Тони с Кьярой удалились в дальние комнаты магазина, которые вели к пристройке, служащей иногда домом, как для Майка, так и, в случае необходимости, для Тони. О том, что происходило дальше между этими двумя влюбленными голубками, я могу лишь догадываться”.

*

А происходило следующее:

- Ох, Тони! Как же я соскучилась! - не дожидаясь реакции, Кьяра прямо с порога бросилась возлюбленному на шею. - Ну, почему, почему мы так редко видимся? Да еще и тайком?

- Кьяра, ты же сама знаешь…

- Нет, не отвечай, это был риторический вопрос. Я просто не могу сдержаться, когда вижу тебя. Меня переполняют эмоции! Я каждый день так сильно страдаю без тебя, считаю часы, минуты. Сколько еще все это будет вот так продолжаться? Тони, когда же мы наконец-то сможем по-настоящему быть счастливыми? - Кьяра порывисто то прижималась к любимому, то отдаляла от себя его лицо, любуясь чертами обожаемого овала. Да, он был вампиром, да, он был иным, да, порой ему приходилось быть жестоким и да, не всегда ему удавалось обуздывать вампирскую сущность, но он был ее вампиром, ее мужчиной, самым красивым, самым привлекательным, самым мужественным и самым притягательным.

Он был тем, кто вскружил ей голову. Именно он стал тем первым, от которого у нее не просто закружилась голова, а который отнял ее покой, заполнил все ее сердце, в конце концов, он был первым мужчиной в ее жизни. И сейчас, держа его лицо в своих ладонях, она уже знала наверняка, что он будет единственным в ее прошлом, будущем и настоящем. Уже тогда она не просто понимала, но ощущала всеми фибрами души, что он тот единственный, который займет главное место в ее жизни, тот, ради которого она пойдет на все. Да, определенно, любовь, которая пылала в ее груди к этому холодному вампиру, - это то чувство и эта та самая цель, которой она посвятит всю себя, всю свою жизнь, все свое существование. Где-то глубоко внутри шевелилось слабое ощущение тех преград и невзгод, которым суждено выпасть на долю их чувств, то тяжелое, вязкое, а порой и вовсе ужасное, через что придется пройти этим двоим, чтобы навсегда обрести свое счастье, порой появлялась слабая тень сомнения, светит ли им в принципе вечное или безоблачное… Ох, да нет же! Не сейчас. Сейчас они вместе, а все то, что пытается взывать к холодному рассудку, пусть подождет. Да, точно, потом, после…

- Кьяра, дорогая, боюсь, нам еще нескоро выпадет возможность не оглядываться, а просто жить, быть вместе и наслаждаться нашими чувствами. Ты же знаешь, что и кто стоит на нашем пути. - По лицу Кьяры пробежало облако. Она мягко отстранилась от Тони. Он ждал, что эта мимолетная грусть вмиг сойдет с привлекательного личика его возлюбленной, как это было всегда, но на этот раз что-то явно было не так, как обычно.

- Милая, что случилось? Ты чего такая хмурая?

- Тони, я должна тебе кое-что рассказать.

- Говори, - Тони располагающе улыбнулся. - Ну же, только прекрати хмурить свои очаровательные бровки. - Но на этот раз Кьяра даже не улыбнулась.

- Даже не знаю, как начать. Одним словом, я случайно (хотя, впрочем, ты ведь и так знаешь, что неслучайно) подслушала, как папа говорил по телефону с кем-то из своих приближенных о вампирах, в частности о “Контре”. Он говорил о том, что им уже опостылело это мирное сосуществование с вами. Что другие вампиры, которые не разделяют ваших принципов, так разошлись, что им уже надоело терпеть их жестокость. И что вы (ну, члены “Контры”) ничем от них не отличаетесь, и что они сейчас только ждут веского предлога (и не имеет значения, от кого он поступит: от вас или от тех жестоких убийц, с которыми даже вы не хотите иметь ничего общего), чтобы начать более серьезную борьбу со всеми вампирами без исключения. Еще он сказал, что собирается от имени всех древних людей Верройского Союза пригласить на территорию Верройи команды “Омеги” и “Доссама”. Но, что самое страшное, он собирается предложить Алайне, кажется (если честно, то я это имя уже слышала, но так и не знаю, кто она такая, мне известно лишь, что она одна из самых главных древних, которые живут в Славянском Крае), так вот, он хочет предложить ей создать здесь организацию, похожую на “Омегу”, здесь в Риме. Тони, ты понимаешь, что это значит?

- Да, Кьяра, я отлично знаю, что это значит. Уж поверь мне. Я намного больше твоего знаю и об “Омеге” и о той Алайне, о которой ты лишь слышала.

- Но ты не выглядишь испуганным! - Кьяра почти выкрикнула последние слова. - Неужели ты настолько хладнокровен и безразличен? Тебя это известие никак не зацепило? Или ты попросту не хочешь при мне давать волю своим эмоциям? - она удивленно смотрела на Тони, но на лице любимого не дрогнул ни один мускул, лишь легкое подергивание края губ выдавало гнев, готовый прорваться наружу в любое мгновение. Кьяра отшатнулась. Да, вот сейчас она смотрела на настоящего вампира: жестокого, но хладнокровного, злого, но умеющего держать себя в руках.

- Послушай, детка, произойдет именно то, что должно случиться. Я не собираюсь предпринимать сейчас какие-либо превентивные меры. Ты ведь понимаешь, что я имею в виду? - Кьяра неохотно кивнула. Она знала, о чем сейчас говорит ее любимый. Она отлично понимала, что он может практически сейчас остановить этот процесс, предупредить эту охоту на вампиров. Для этого не требовалось ничего особенного: всего лишь устранить ее отца и еще нескольких его приближенных. Поначалу ей не хотелось об этом не то, что разговаривать, но даже задумываться. Однако время шло, и ситуация, сложившаяся вокруг нее становилась все более однозначной. Выбор был довольно прост: либо Тони, либо ее отец.

Ну, почему, почему не может быть счастливого конца у их отношений, как в кино, чтобы и волки были сыти и овцы остались целы? Ну, почему она не может попросту привести любимого в дом отца, а тот благодушно его принять? Почему, почему все так сложно? Наверное, потому, что романтическая связь с вампиром - это всего лишь временное путешествие в иную, параллельную, такую неизведанную и такую манящую вселенную. Вселенную, в которой нету места безоблачному счастью, где всегда надо делать выбор между теми, кого любишь. Путешествие туда, откуда нет возможности вернуться обратно, на пути которой все следы смыты или затоптаны. Что это? Цена за то, что зовется любовью с вампиром? А стоит ли она того?

Пока еще Кьяра не задавалась таким вопросом, но долго ли еще ей предстоит бежать от того момента, когда ее жизнь измениться навсегда, без возможного пути назад. Когда она, так или иначе, потеряет одного из самых важных людей в ее жизни. Она смотрела на любимого и пыталась понять, сможет ли сделать такой выбор? Однозначно, что нет. Но было что-то, от чего, и она это знала, ей не уйти. Имя ей НЕИЗБЕЖНОСТЬ.

Ей вдруг вспомнился стишок, который, как ей казалось, довольно точно характеризовал ситуацию, сложившуюся с их отношениями.

Вампирский фатум, рок, судьба…

“Когда любовь стучится в дверь,

Когда она, как дикий зверь,

В смятенье мечется невластном,

Но в столь пугливом и прекрасном,

Что хочется ее впустить

И створки вечностью скрепить,

Той страстной меткой, коей нежность

Несет ей имя “НЕИЗБЕЖНОСТЬ”.

Вампирский плен любови томной,

Он весь терзаниями полон,

Кои плещутся у ног,

Словно волны о песок,

Разбиваются звеня,

Неизбежность привнося

В неподвластный тлению

Островок забвения.

И в то же время возникает

В смятении простой вопрос:

“Пылает он или играет,

Животной сущностью своей,

Или вообще ее не зная,

Надежду в сердце зажигает,

Как факел вечности теней”.

А ураган желаний страстных,

Что все сметает на пути,

Так притягателен, прекрасен,

Как рьянен он, так и ненастен,

Он будто огонек вдали

И освещает, и скрывает

Апофеоз такой любви.

Но неотвратность ждет и ропщет,

Стирая лица на холсте,

Что неугодно, то напрасно,

Без помощи потусторонней

Само уйдет в небытие.

А кровь, текущая по жилам,

Пьянит и манит, словно хмель,

И он страдает, сознавая,

Что тот рубеж не пересечь…”

Уже настало то время, когда еще неясно, но внутри нее начинало зарождаться чувство, которое пока еще шептало еле различимо, но которое, и Кьяра это уже начинала чувствовать яснее, заговорит вслух, так громко, что его не сможет заглушить даже самый звонкий крик. Не бывать ей полностью счастливой: одного из них она потеряет, и не она будет принимать решение в той ситуации. За нее все решат. Судьба? Возможно, именно она и распорядиться на сей счет. Пока загадкой оставалось лишь то, кто же станет орудием в руках рока. Кто поднимет меч палача, дабы отрубить ей одну из самый необходимых частей ее тела. Все это было в ее глазах, он отчетливо читал ее, словно раскрытую книгу, но оба понимали, что сейчас лучше, чтобы все это осталось невысказанным.

- Я люблю тебя, Тони, больше всего в жизни. Ты ведь знаешь это? - Кьяра вопросительно смотрела в глубокие и такие темные, как открытая бездна, глаза своего возлюбленного. Ей казалось, что она заглядывает в какой-то огромный колодец, у которого нету дна.

- Да, знаю. - Одними губами ответил Тони.

- А ты знаешь, как сильно я люблю тебя. - Кьяра согласно кивнула. А Тони, глядя на любимую, в который раз лихорадочно соображал, насколько сильны его чувства. Что он будет делать, если вдруг окажется перед выбором, кому остаться подле нее: ему или ее отцу? Уже не в первый раз он спрашивал себя, готов ли он ради нее пожертвовать своей жизнью? Сможет ли он позволить ее отцу нажать на курок, если такой день все же настанет? Или же попросту скрутит ему шею?

Он нежно гладил точеные плечи своей возлюбленной, искусно скрывая борьбу между двумя началами, которая разрывала его изнутри. Борьбу, в которой человеческие чувства то побеждали, то капитулировали перед его иной, вампирской сущностью. Он, как мог, заглушал природный зов кровожадного животного, который пока еще тихонько нашептывал то, что, как говорят люди, порой советует “чертик”, сидящий на левом плече. То, что было его неотъемлемой частью, то, из чего, грубо говоря, он был создан. Жестокость, цинизм, хладнокровие, ведущие к полной потере контроля над ужасным естеством. Он вновь, в который раз, усилием воли подавил этот зов своей сущности. Нет, не сейчас. Еще не пришло время. И это единственное, что еще пока могло служить доводом для его холодного сознания. “Решать буду, когда настанет бесповоротный момент”, - с этой мыслью он взглянул Кьяре в глаза, после чего впился в ее губы страстным поцелуем. То же, что происходило дальше, принадлежало лишь им двоим…

Вдруг неожиданно раздался звонок сотового. Кьяра недовольно взглянула на то, что посмело прервать их покой, минуты счастья и сладостного забытья. Неохотно, так словно это может представлять угрозу, она медленно взглянула на экран телефона. Пора. Пора ставить точку на этом вечере, пора заканчивать быть счастливой, пора уходить. О, как же она ненавидела эти мгновения, которые знаменовали собой прощание с любимым и возвращение в мир повседневных, рутинных забот. Но дело было вечером и делать было нечего…

Надо было вновь цеплять на умиротворенное чело обыденную маску глупой, легкомысленной девушки, у которой и забот-то лишь о том, чтобы выйти из дома на очередной “шопинг” или “пилинг”. Она уже не в первый раз проходила через все это, но каждый раз ей это давалось с большим трудом. Казалось, их отношения уже перешли в ту фазу, когда прятаться от посторонних глаз уже не так завораживает дух, когда украдкой бросать взгляд на возлюбленного уже не так будоражит кровь, как в начале отношений. Сейчас, ей уже хотелось чего-то другого. Того, без чего немыслимы ни одни настоящие отношения. Она уже давно подумывала о том, что пора было познакомить любимого с семьей. Но как? Она уже мечтала о том, чтобы выходить из машины не одной, а в сопровождении красивого, притягательного мужчины, который принадлежит ей, именно ей. Чтобы представляться новым знакомым уже не одной, а со своим… мужем. Да, она чувствовала, что уже созрела к более серьезным отношениям, что она уже готова была стать его женой. Она устала прятаться, скрывать свои чувства, всячески избегать вопросов, касающихся того, почему у нее, в ее возрасте и при ее внешности, нет молодого человека. Того, почему она даже не пытается завязать хоть какие-то отношения с парнями из ее круга общения. Почему никогда не приглашает никого домой. Ах, как же ей хотелось крикнуть им всем, что есть у нее уже любимый, что она уже встретила того, кто призван был заполнить то место в сердце, которое мы оставляем для своих вторых половинок. Но пока что этому не суждено было сбыться…

Кьяра в сотый раз с нежностью взглянула на любимого, и принялась безо всякого энтузиазма приводить себя в “бальный” вид, все пытаясь понять, как же так быстро прошло время, так, что она не то, чтобы даже не заметила, но и не успела почувствовать, что уже пролетело более часа. Как одно мгновение, как капля, падающая в море и расходящаяся кругами на тихой глади воды, не оставляющая и следа после себя. Примерно такое же ощущение было у нее в эти секунды. Недоумение, нежелание принимать действительность как данное, сопротивление и возмущение против несломной воли той самой неизбежности, которая в образе последнего телефонного звонка начинала уже непросто стучаться, а скорее даже колотить молотком в двери их счастья. Кьяра постепенно начинала понимать, что долго эта дверь не выдержит подобного натиска. Что-то будет тогда…

*

“Поначалу я довольно неприязненно взглянула на Майка, но тот так тепло мне улыбнулся, что я даже почувствовала себя неудобно. Если бы я не знала заранее, то даже и не поверила бы, что он вампир. Он и впрямь был очень приятным юношей. На вид ему было лет шестнадцать, хотя, как я уже понимала, внешность вампиров обманчива. Скорей всего, ему было не менее пятидесяти. Невысокого роста, но с красивой фигурой, выдававшей в нем любителя какого-то вида спорта, требующего выносливости.

- Наверное, футбола, - подумала я. С приятной и даже красивой улыбкой, он так легко располагал к себе собеседника, что я невольно согласилась с Кьярой, вспоминая ее слова насчет большого количества благодарных клиентов, которыми удалось обзавестись Майку на парфюмерном рынке. Мягко ступая, он приблизился ко мне на почтительное расстояние и потянул носом. Мы оба, и Майк, и я, были несколько смущены, вдобавок еще и Кириллу, казалось, было на все наплевать. Но через несколько минут Майк все же освоился, и сам начал разговор.

(Кстати говоря, от меня не укрылось и то, что во время всей нашей беседы (Майка со мной) Кирилл находился в самом отдаленном углу помещения, стараясь никак не обращать на себя внимание. Видно было, что он это делает не из-за каких-то специфических установок, ему просто было неинтересно с нами общаться. Сперва я спрашивала себя, важно ли для меня все это: то, что он здесь находится, то, что он должен обо мне заботиться, ну, или если точнее, то просто ограждать от неприятностей, то, что он вот так демонстративно показывает мне, что ему на меня, грубо говоря, наплевать. Наверное, он должен был бы вести себя более учтиво. Но, может, это и к лучшему, что он так прямолинеен. А то еще чего доброго, начни он со мной миндальничать, и я по иному буду относиться к этим упырям. Да, определенно, так лучше всего. Мне так проще будет и дальше их ненавидеть).

А Майк тем временем полностью взял инициативу в свои руки:

- Слушай, Саша, раз уж нам и так придется какое-то время общаться, то почему бы нам не заняться тем, в чем я знаю толк. Давай подберем тебе духи. Из моего магазина никто не выходит с пустыми руками. А тебе, как гостье, я даже готов подарить тот запах, который подойдет тебе более всего. Скажи-ка мне, какие цветы ты любишь? Можешь немного подумать. А то, как правило, большинство женщин отвечает сразу же, а потом через доли секунды уже меняют сове мнение на другое, а потом еще на другое… Одним словом, непостоянство женщин немного не то, чтобы затрудняет, но удлиняет процесс подбора соответствующих духов. - Майк дружески улыбнулся. Я улыбнулась в ответ. А что? Меня же учили быть вежливой. Вот только не давали никаких специфических советов по поводу того, как же я должна себя вести в обществе ненавистных вампиров.

- Ну, видимо, я не настоящая женщина, - я засмеялась. Кстати, на этот раз более раскрепощено. Что-то было в этом вампире, что и впрямь располагало собеседника вести обычную, даже в каких-то моментах, дружескую беседу. Я немного поморщилась от своих же мыслей, которые мне в эти мгновения казались предательскими. Но в следующую секунду решила для себя, что на время попробую пустить все на самотек. А там видно будет. Русский “авось” ведь всегда побеждает. Так что я немного расслабилась и нырнула в страну, зовущуюся игрой запахов и выбором духов, которая для любой девушки и женщины имеет довольно большое значение. - Ну, с этим у меня нет проблем. Мои самые любимые цветы - это лилии. Только не спрашивай, какого цвета. Вот тут я тебе точно не отвечу. Я, наверное, вообще никогда не решу, какие из них мне нравятся больше.

- Думаю, этого будет достаточно. А, скажи, какими духами ты, как правило, пользуешься? - я вновь улыбнулась.

- Откровенно говоря, я больше предпочитаю природные запахи. Искусственные меня, как-то, не очень привлекают. - Майк понимающе улыбнулся.

- Если бы ты только знала, как я тебя понимаю и разделяю твои чувства. Природные запахи, на самом деле, настолько больше несут информации о любом объекте, что духи - это то, что не только меняет, но порой даже искажает тот или иной запах до неузнаваемости. Возможно, для людей это и не так важно, но для нас - вампиров - это своего рода носитель чуть ли не генной информации о человеке или о предмете. Но поскольку мы живем в мире людей, нам приходится подстраиваться под ваши законы. - Я немного отвела глаза в сторону, делая вид, что рассматриваю витрину. Интересно, привыкну ли я когда-нибудь к тому, что в обычной речи время от времени невзначай будут проскальзывать слова вроде “вампира” и его производные? Не говоря уже о том, что я буду вести с этими самыми вампирами какие-то разговоры.

- И потому вы заводите отношения с людьми? И с древними? - я решила идти напролом. В конце концов, не я затеяла всю эту встречу, не мне и волноваться о последствиях впечатления, которое я могу произвести на вампиров. Майк слегка поморщился.

- Послушай, Саша, все вампиры, как и люди, очень разные. Если честно, то я не одобряю, того, что делает Тони. Но, как говорится, любовь зла - полюбишь и…вампира.

- Кажется, ты немного перефразировал. - Майк расхохотался.

- Думаю, животные на меня не обидятся.

- А давай вернемся к тому, с чего начали, и подберем мне духи. - Я решила немного перевести дух. Майк охотно меня поддержал, и уже через секунду в моей руке оказался флакончик с розовой жидкостью. Я немного отстранилась от неожиданности. Но Майк улыбнулся и предложил мне его понюхать. Я легонько потянула носом и тотчас же поняла, что это мой аромат.

- Как эти духи называются?

- “Нина Ричи”. А что нравятся?

- Да. Знаешь, Майк, а у тебя и впрямь талант подбирать запахи для людей. - Я нажала несколько раз на распрыскиватель и нанесла духи на волосы и на шею. В тот момент я с какой-то детской радостью вдыхала этот аромат, зная, что это и впрямь мой запах. И еще то, что не только мой. Сейчас, благодаря этим духам мне вспомнилась моя мать, которая всегда пользовалась именно этим парфюмом (тогда я даже не вникала в то, что это за аромат и каково его название). И я еще раз для себя решила, что с этого момента всегда будет пользоваться только этими духами. Майку этого знать не нужно, никому не нужно, а я еще с детства запомнила этот букет ароматов, и потому сейчас, когда Майк мне его преподнес, я решила, что сама судьба в его лице делает такое простое решение. Такое простое для посторонних, а для меня одно из самых важных в моей жизни. Майк же казался довольным, в который раз подтвердив свою квалификацию лучшего парфюмера города.

- Позвони Кьяре. Скажи, что уже поздно. - Эти слова пронеслись у меня в голове без всякой видимой причины. Вроде, еще и время было. Да и еще и нескольких секунд не прошло, как я получила духи от Майка. Я мотнула головой. Да что же это со мной такое? Ни с того, ни с его… У меня появилось такое ощущение, словно мной кто-то манипулирует. Но это было так странно и необъяснимо, что я решила списать это на треволнения, связанные со всей этой новой жизнью. Все эти вампиры…

Однако я все же взглянула на часы, и решила и впрямь позвонить Кьяре. Если уж на то пошло, то время и впрямь уже было позднее, и даже я сама как-то не заметила, как прошло более часа. Я вытащила из кармана телефон (хоть я и была в платье, но носить мобильный я всегда предпочитала в одежде, любой, лишь бы не в сумочке) и набрала номер. Кьяра долго не отвечала, потом в трубке раздался томный, слегка раздраженный голос.

- Что-то случилось?

- Да нет, но уже поздно. Нам, кажется, пора возвращаться.

- Хорошо. Уже иду. - После этих слов я услышала щелчок и гудки, последовавшие за ним, привели меня в чувство. Что же такое с мной происходит? Ну, во-первых, я одна в комнате с двумя вампирами. А, во-вторых, там за дверью моя новоиспеченная подруга-древняя (что, кстати говоря, еще несколько дней назад тоже вызвало бы на моем лице недоумевающую улыбку) с третьим вампиром… Но да это так, ничего страшного.

- Опусти телефон в карман. - Опять откуда-то из ниоткуда взявшийся голос. Я от удивления аж повернулась, ища глазами в комнате какой-то источник этого звука. Но звука ли? Ни Майк, ни Кирилл не проявляли не то, что беспокойства, но даже и никакой реакции с их стороны на, очевидно, невидимый раздражитель моих сенсоров от них не последовало.

В комнате все было по-прежнему: все такой же отстраненный Кирилл, стоящий в углу и пялящийся в витрину, все такой же дружественно настроенный Майк, заворачивающий мне духи в коробочку. У меня появилось ощущение, словно я схожу с ума. Или это просто плод разгоряченного воображения? Все эти вампиры, воспоминания об умершей матери, подруга-древняя, влюбленная в хорошего, так сказать, вампира… Да-да, все это мне лишь показалось.

Не успела я углубиться в свои невеселые думы и подозрения, как в следующее мгновение Кьяра распахнула дверь и вошла в комнату. У нее на лице светилось чувство, которое принято называть счастьем (от пребывания с любимым). Однако даже невооруженным глазом можно было заметить, как еще отчетливее проявлялось совсем другая эмоция, а именно чувство разочарования оттого, что нужно было своего возлюбленного покидать так скоро. Но ничего не попишешь, и она смирно последовала за мной к выходу. Распрощавшись, мы закрыли за собой большую металлическую дверь, и тем же способом, что и сюда, пересекая тоннель, отправились обратно на бал”.

*

Назад они возвращались молча. Каждый был погружен в свои думы. Кьяра все еще была под властью воспоминаний о проведенном с Тони времени. Саша и вовсе не знала, что думать, а уж, тем более, что делать. И лишь Кирилл, как всегда выглядел полностью невозмутимым. Но сейчас, впервые за всю его недолгую вампирскую жизнь он был несколько, если не взволнован, то, во всяком случае, озадачен. Дело было в том, что во время пребывания в магазине Майка, когда Кьяра была с Тони, а Майк выбирал для Саши духи, с ним вдруг начали происходить некоторые изменения. Поначалу он даже не понял, в чем дело. Но через какое-то время начал чувствовать, что может почти с точность определить, о чем думают Майк и Саша, то есть те, кто находился в этот момент рядом с ним. Он, в общем-то, никогда не жаловался на непонимание окружающих. Проницательность была одной их многих положительных черт, которыми были наделены вампиры. А тот нюанс, что его воспитанием, как одного из самых многообещающих и перспективных вампиров, занимался сам Фрейн, наложило довольно яркий отпечаток на его способности. Сколько он себя помнит, Фрейн всегда его тренировал. Всегда и везде. Для этой цели он даже специально водил его в кафе, где сидели лишь люди, заставлял что-то пить или есть, чтобы не приковывать их внимание, таким образом, отвлекая его, Кирилла. Он заставлял его концентрироваться, закрывать глаза, и в это время задавал какой-либо вопрос. Например, сколько головных уборов было на людях, присутствующих в это время в помещении. Или какая цена была нацеплена на тот или иной товар. Или…

Одним словом, этих или других вариантов вопросов было огромное множество. Он тренировал его порой до изнеможения (точнее говоря, до того момента, когда Кирилл чувствовал такой голод, что аж клыки просились наружу). И только со временем, через несколько лет Кирилл понял и оценил старания своего наставника. Фрейн хотел сделать из него безукоризненного ищейку, подмечающего и фиксирующего всевозможные мелочи и детали, которые могли восполнить любые пробелы в любой головоломке. И не важно, о чем шла речь, об ограблении, о потере какого-то предмета, о преступлении, всегда, всегда Кирилл мог сложить отдельные части мозаики и в голове увидеть полную картину происходящего. Это был навык, выработанный и оточенный за годы, проведенные под неусыпным, бдительным оком его главного учителя, а теперь и босса, Фрейна. Опять же, это был навык. Но сейчас, ему казалось, что он не столько замечает, сколько чувствует. Ощущает. Он был в смятении. Хотя лишь внутренне. Внешне ничего не менялось. Отстраненность и хладнокровие, выработанные за годы, разрешали укрыться за маской индифферентности и углубиться в свои сокровенные мысли. А там начинал царить бардак. Все, во что он верил, чему учился, чего придерживался - все начинало рушиться, словно карточный домик.

Вампиры не умели чувствовать, во всяком случае, так чувствовать. Он это знал очень хорошо. Такие ощущения были свойственны лишь людям или, если уж точнее, то древним. Да и то не всем. Он это знал наверняка. Он обязан был знать все сильные и слабые стороны своего противника. А потому он был в курсе насчет всех ощущений, которые могли испытывать древние и обычные люди. И уж точно он прекрасно знал, какими чувствами обладают представители его народа. Он знал вампирскую сущность, отлично знал. Всю свою жизнь, сколько себя помнил. Он жил с ней, он пользовался ею, он гордился ею, в конце концов…

А тут что-то такое, чему он не может, не знает, как дать логичное объяснение. А было ли вообще это объяснение, не говоря уже о том, что оно еще должно было быть логичным. А тот факт, что он смог мысленно заставить Сашу сделать то, что пришло ему в голову? Что с этим делать-то? Этим даром, уж точно, обладают лишь древние. Даром навязывать свои мысли кому-то другому или, если точнее, то не навязывать (гипнотической силы в этом нет (или почти нет? этого он наверняка не знал), да и в глаза прямо смотреть не надо, достаточно лишь находиться поблизости), а лишь “вкладывать”, так сказать. А там человек уже сам принимает решение, следовать этому или нет. Этот дар не дает стопроцентной гарантии выполнения того, чего желает тот, кто им пользуется. Да и действует он только на людей и древних. На вампиров не распространяется. Именно поэтому и было принято правило среди древних никогда не пользоваться этими возможностями. Лишь в крайних случаях. Все эти крайние случаю, к слову сказать, были выписаны в специфическом Кодексе Древних, который носил название “Свод законов и правил, написанный древними для древних”.

И сделан этот запрет был потому, что, во-первых: такие действия ужасно выматывали того, кто пытался влиять на объект. Так ослабляли, что порой изнеможения было не избежать. И, во-вторых: самим древним претило то, что с помощью этой силы в какой-то мере можно было манипулировать окружающими. Однако порой это все же случалось: попадались такие представители древних людей, которые, обладая этим даром, пытались либо зарабатывать себе на жизнь, либо с его помощью пытались достигать определенных политических побед у народов. Не зря же появился феномен толпы, живой массы, которая перестает себя контролировать в состоянии аффекта от произнесенных речей своего харизматичного лидера. Но люди заблуждаются, думая, что это что-то необъяснимое. Нет, это всего лишь происки подлых древних, которые свои усилия направляют на достижение низменных потребностей в виде власти, денег, почета и прочего, что недостойно обычного рядового древнего, занимающегося правым делом истребления вампиров. И что самое страшное, что количество таких вот отщепенцев в последнее время растет в геометрической прогрессии, способствуя даже формированию целых научных дисциплин, занимающихся изучениям такого явления как “манипуляция сознанием”, что потом выливается в формирование такого общественного мнения, которое необходимо либо одному, либо же горстке тех, для кого нет ничего святого.

Однако сейчас не об этом. Так как же ему теперь быть? Ведь он в целях проверки попытался провернуть что-то подобное с Майком, и у него ничего не получилось. Он ничего не почувствовал, а Майк никак не отреагировал, когда Кирилл несколько раз попытался проникнуть в его сознание. Просто сделал вид? Нет, это вряд ли. Да и мыслей самого Майка Кирилл тоже не “почувствовал”. Он знал, что древние имели особое чутье, что-то вроде улучшенной проницательности. Они не могли слышать мысли, нет (телепатии, ведь, не существует). Им удавалось улавливать лишь общую картину работы этих самых мыслей.

Так что же все это значит? Он знал (да что там говорить, каждый вампир это знает): такого рода способностями владеют лишь древние. У вампиров нет подобного дара. А то, что это дар, да еще и довольно полезный (О! На что бы только не пошли вампиры, чтобы иметь возможность хоть как-то влиять на древних!) - не сомневались ни люди (древние), ни упыри. Хотя с другой стороны, для вампиров в этом есть и положительный момент: не имея возможности проницательно чувствовать и вкладывать свои мысли в чужие головы, они и сами не были подвержены таковым манипуляциям, что делало их невосприимчивыми к любой форме гипноза. На них такие вещи попросту не действовали. Не действовал и гипноз (говоря о его чистой форме влияния на человеческое подсознание) и на древних. (Чего, кстати, нельзя было сказать об обычных людях, чем нечестные древние и пользовались с огромным успехом). Они довольствовались лишь тем, что могли при желании вкладывать нужные им мысли в головы своих собратьев. Хотя и не всегда надеясь на то, что их голос будет непросто услышан, но и будут претворены в жизнь их команды или рекомендации…

Но все это была лирика. Впервые в жизни Кириллу казалось, что он начинает закипать, что кровь, наполняющая его жилы, нагревается, что мозг, разгоряченный сознанием, начинает, чуть ли не пылать. Такого с ним еще не было. Он, ведь, вампир! Вампир! Ему хотелось кричать, громко, выразительно, с гордостью в голосе, что он представитель самой сильной расы, той, которой суждено обрести власть над остальным миром, что это он, один из самых сильных и, можно сказать, элитных вампиров.

Вампир! Да. И это звучит гордо.

А в это время голова раскалывалась, словно на ней разжигали угли. Он вдруг посмотрел на Сашу, на ее уставший вид, на ее поникшую фигуру и словно почувствовал, как она думает: “Ох, Скарлетт, как же ты была права. Надо обо всем этом подумать завтра”. Ну конечно! Как же он сам не додумался об этом! Сейчас уповать на то, что он найдет правильное объяснение всему происходящему, было попросту глупо. Завтра. Завтра он разберется с этим на свежую голову. А сейчас ему надо отдохнуть. Надо выспаться. И в том не было ничего странного. Вампиры тоже уставали. Порой и их ресурсы истощались. Им, как и таким устройствам, как телефоны или роботы требовалась подзарядка. И они отлично использовали для достижения этой цели сон. А почему нет? Раньше, ведь, вампиры были обычными людьми…

Кирилл удовлетворенно улыбнулся. Да, именно, ему просто надо хорошенько отдохнуть. И еще поесть. Хорошо поесть. По-настоящему, а, не используя очередной пакет с донорской кровью.

Приехав домой и проследив за тем, чтобы день закончился без эксцессов и еще каких-либо сюрпризов, он набрал номер Фрейна. В трубке раздался всегда один и тот же, бодрый и спокойный, голос его начальника.

- Что, проголодался?

- Ага. Меня нужно сменить. Я уже не выдерживаю.

- Хорошо. Анри сменит тебя завтра после окончания саммита. До того, как он закончится, я бы хотел, чтобы ты глаз не спускал с Саши.

- Ты думаешь, те, кто послали того вампира и убили одного из членов “Контры”, могут завтра попытаться довести начатое до конца?

- Хорошо, что ты понимаешь меня с полуслова. Будь на чеку.

- Есть, босс. До завтра.

- Спокойной ночи. Выспись. Тебе это сейчас очень нужно.

- Да нет, все в порядке, - попытался возразить Кирилл, но Фрейн лишь повторил:

- Я же сказал, сейчас тебе надо отдохнуть. И дело не в завтрашнем саммите и не в Саше. Тебе это нужно. Я это знаю, и ты это уже знаешь. - С этими словами он отключился.

Знаю? Уже знаю? У Кирилла вновь голова пошла кругом. Так, чтобы не сойти с ума и не быть первым вампиром, кому это удалось, надо выбросить все из головы и остыть.

Он бросился на кровать, которую подготовили ему в доме мэра, и забылся беззаботным сном.

 

Глава X. Десятый Cаммит вампиров.

2010 год.

Десятый и последний ежегодный саммит, посвященный вампирской Конституции, вампирскому жизненному укладу, их будущему… Последний саммит перед кардинальными изменениями в жизни вампирского рода…или народа… На этом собрании Фрейн представит на обсуждение Конституцию. Хотя какое уж там обсуждение! Просто поставит их перед фактом…

Дворец для их собраний был возведен еще более полторы тысячи лет назад. На самом севере Финляндии, так далеко от цивилизованного, человеческого мира, что даже на тысячи километров не было ни одной жилой постройки. Огромный, холодный, даже мрачный, он, казалось, возвышался над всем и вся, не подвластный времени, тлению и чувствам. Его чернота и монументальность могли напугать любого смертного. От него исходил запах вечности. Что хранили его стены, потолки и шпили, было известно лишь немногим вампирам. Этот замок повидал такое, что даже в страшном сне не приснится. И даже вампиру. Но если для человека он был проявлением и средоточием тьмы и страха, то для вампиров он был своеобразной обителью, где можно было найти успокоение, холод и забвение, порой так нужные не только людям, но и бессмертным. Площадь, которую занимали помещения, сложно было вычислить невооруженным глазом, а прилегающие территории, хранящие страшные секреты, тянулись и вовсе в бесконечность. Места захоронения людей, древних и даже неугодных, вышедших из-под послушания, вампиров - эти места дышали смертью и вечностью. Но не той вечностью, которая заставляет радоваться, а той, которая подавляет, а потом поглощает, поглощает навсегда, со страшными муками и возгласами, та, которая заставляет возненавидеть лишь одну мысль о желании стать бессмертным или вечным…

Здесь, внутри замка, на протяжении всего его существования обитало до трех десятков вампиров, которые более не могли обитать в человеческом мире, которые, однажды дискредитировав или выдав себя, более не должны были появляться пред людскими очами. Но которых не стоило и убивать. Это место служило своего рода вампирской тюрьмой. Здесь вампиры могли жить, питаться (кровь доставлялась им с лабораторий, без задержек), могли развлекаться. Единственным условие было - не показываться на глаза ни людям, ни древним, просто соблюдать приказы. Если же кто-либо нарушал запрет, то казни подвергался не только тот, кто ослушался, но и еще один заключенный, выбранный с помощью жребия. Такие условия заставляли каждого следить не только за своими действиями, но и контролировать других. Так, за многие столетия здесь сложился определенный уклад жизни неживых существ. Чем именно занимались пленники, как проводили время, как развлекались или грустили, все это мало волновало тех, кто прибывал сюда лишь в крайних случаях, требующих вмешательства вампирского, так сказать, бомонда. Они приезжали, обсуждали вопросы, требовавшие их внимания, и разъезжались. Никогда они не оставались здесь для развлечений. Те, кто приезжал сюда, занимались такими делами, которые непозволительно было мешать с удовольствием и кутежом. Здесь имели место не вечеринки, а серьезные встречи, на которых подчас решались вопросы, если не мировой, то, во всяком случае, очень большой важности. А последний саммит…кто знает, возможно, даже, и будет однажды означен как важнейший в истории и вампиров, и всего человечества.

Эта резиденция служила вампирам для проведения совместных сборов, которые призваны были укрыть их от посторонних человеческих взоров, уже многие века. Разными были составы сюда прибывавших, разными были и вопросы, приводящие сюда вампиров. Так, в последнее десятилетие это место служило для проведения ежегодных саммитов, призванных закончить эру, которая началась с появления Пророчества, и должна была увенчаться принятием Конституции, а через три года после этого - захватом власти вампирским мировым сообществом.

Раньше они добирались сюда на своих двоих, позже появились повозки, разрешающие путешествовать хоть и не с комфортом, однако не так уставать. А в поселение десятилетия вампиры начали пользоваться машинами, чтобы достигнуть этой глуши. И вот сейчас, по проложенным вампирами-узниками отличным дорогам, которыми могли бы похвастаться лучшие автобаны, одна за другой к крыльцу подъезжали новенькие модели самых современных и самых скоростных автомобилей. Мазды, БМВ, Фольксвагены, лучшие джипы, вереницей заполняли двор близ жуткого, дышащего тлением, черного замка. Их хозяева медленно покидали своих железных коней, отдавая дань скорее моде, нежели своей природе. Так же медленно, один за другим они наполняли огромный зал, расположенный в центре первого этажа.

Внезапно, никем незамеченный, на пороге появился Фрейн. Как, когда и с кем он прибыл - эти вопросы уже стали вечными. Вампиры уже давно перестали об этом гадать. Фрейн любил производить впечатление. А потому всегда старался обставить все, как можно более загадочно. Войдя в дом, он, как и остальные прибывшие, проследовал в зал. И так же, как всегда, он сделал это по-своему. В отличие от других вампиров, которые передвигались обычным неспешным шагом, Фрейн, оторвавшись на пару сантиметров от пола, не прошел, а медленно проплыл до места назначения. Несколько десятилетий назад именно он ввел в моду такого рода передвижения. Со временем это даже стало частью вампирского этикета. Но была одна загвоздка. Никто из вампиров, кроме Фрейна, не умел исполнять это так плавно, равномерно и, если откровенно, то даже так красиво. А потому, когда председательствовал на каком-либо собрании Фрейн, то никто более, кроме него, не осмеливался это проделывать. Внешне непроницаемый, Фрейн всегда смеялся внутри себя над их трусостью и малодушием. Ему это казалось глупым и смешным, и придумал он этот пункт “Кодекса Вампирского этика” лишь ради развлечения, чтоб хоть как-то разбавить вечную жизнь. Но они, пустоголовые, приняли это всерьез. Да настолько всерьез, что в последнее время уже даже появились школы, в которых обучали правилам этого этикета, в частности, как у них говорилось, правильности, плавности и грациозности во время парения над землей. Шутка ли, они еще и сертификаты выдавали! Фрейн расхохотался, когда впервые услышал об этом. Но после, по зрелом размышлении, он понял, что на самом деле, от этого и прок кое-какой имеется: во-первых, вампиры при деле, а это, однозначно, - существенное падение вампирской преступности, ну, а во-вторых - это еще один способ для вампиров зарабатывать деньги. А потому со временем Фрейн даже начал поощрять подобные инициативы, вплоть до того, что учредил фонд, который собирал средства и устраивал ежегодные соревнования между подобными учебными заведениями (или Школами Дефилирования, как официально они себя именовали). И на этот раз Фрейн не просчитался - это было еще одним рычагом, с помощью которого он мог держать и держал в повиновении вампиров. Что, в свою очередь, добавило еще несколько очков к его рейтингу среди представителей кровососов.

Но все это было нормальным во время учебных часов или соревнований. Здесь же дело обстояло по-иному. Здесь были собраны, так сказать, сливки вампирского общества. А потому каждый опасался за свою репутацию. На самом деле, они-то ведь тоже так дефилировали на заседании советов, которые сами возглавляли. И у многих довольно неплохо получалось. Там - да, но не здесь. Здесь же каждый из них боялся ударить лицом в грязь в присутствии Фрейна. Его авторитет среди присутствующих был все еще так велик, что каждый пытался всевозможными способами завоевать его расположение. Но в то же время, все знали, что Фрейн ненавидит подхалимство. А потому требовалось очень много времени и опыта, чтобы различить ту тонкую грань, преступив через которую, ты уже входил не в милость, а в немилость, причем к самому главному и самому могущественному лидеру, который когда-либо был у вампирского народа. Знал это Фрейн, понимали это и все присутствующие. А потому старались держаться поодаль, чтобы не искушать судьбу, а точнее не напороться на плохое настроение своего босса. Когда Фрейн следовал в зал, все расступались, освобождая пространство, и издали наблюдали за ловкостью и проворством, с которыми он парит над поверхностью. Они благоговели, а Фрейн презрительно ухмылялся. Но эта ухмылка была не для их очей. О его подлинном отношении ко здесь собравшимся знал лишь узкий круг приближенных лиц. Впрочем, они и сами так относились к остальным. Потому, наверное, они и находили общий язык с Фрейном. И, наверное, именно вследствие этого следовали либо позади него, либо сбоку, не придавая того значения реакции шефа на их поведение, которой так боялись остальные…

Зал, в котором имели место собрания вампирской верхушки, занимал довольно обширное пространство. С улицы, казалось, что основание дома намного меньше. Но здесь, внутри, создавалось впечатление, что это не просто комната, а скорее целый стадион. Сходство с футбольным стадионом усиливало еще и то, что помещение было переделано в форму круга. Углы были смазаны специально для того, чтобы в корне изменить ощущения, входя в этот зал. Переступая порог помещения, казалось, попадаешь на какую-то арену, где происходит серьезный бой. Вот только, атмосфера была несколько не такой мрачной, как в других подобных местах. Здесь почти все было сделано из золота. Даже стены были отштукатурены и покрыты золотой лепкой. Люстры, отбрасывающие слепящий свет, тоже были из чистого золота, причем самой высокой пробы. Золото - этот метал - он здесь был повсюду: в стульях, столиках, в подносах, на которых стояли бокалы с кровью, в которых, кстати говоря, тоже имелись золотые вкрапления. Даже огромный стол, и тот был покрыт слоем золота. Чувствовалось, что сюда было вложено очень, очень много работы и золота. Но, судя по удовлетворенному виду Фрейна, когда он осматривал зал, было понятно, что желаемый эффект был достигнут. Все здесь дышало роскошью и, странное дело, теплотой. Цвет золота, ведь, считается теплым, следовательно, и зал представал в довольно теплом виде. Большинству из присутствующих это не просто претило, а даже раздражало, но только не Фрейна. После того, как он изменился, стал практически всемогущим, тепло ему больше не досаждало. А посему, его, так называемым, коллегам приходилось мириться с причудами главного вампира. А порой и делать вид, что и им это тоже в какой-то мере нравится. Но, на самом деле, им здесь все было ненавистно. Все, казалось, было создано с таким учетом, чтобы каждый чувствовал свою ничтожность, а порой и ничтожество.

Особенно ненавидели вампиры стол, который имел форму растянувшейся капли, неправильного овала, а не круга, как в последнее время было заведено у людей. Для людей важно было, чтобы никто не чувствовал превосходства над другими. У вампиров же все было наоборот. Форма удлиненной капли (узкой в одной части и расширяющейся к противоположной) разрешала разместить вампиров так, чтобы Фрейн знал, кто какую должность занимает, и, соответственно, у кого какой имеется ранг. Естественно, во главе стола сидел именно Фрейн. По правую его руку всегда сидел его неизменный помощник Анри. По левую - Кирилл. Но сегодня, учитывая сложившиеся обстоятельства, Кирилла не было в зале. В виду его отсутствия, это место заняла Лейла. И сделала она это по собственному решению, на свой страх и риск, даже не испросив у Фрейна разрешения. Все присутствующие, в том числе и Фрейн, недоумевали, как же это для нее закончится. Однозначно, что ей здесь было не место. Да, она всегда была его помощницей, соратницей, возможно, даже в кое-каких делах вдохновительницей, даже любовнице, если на то пошло, но уж никак не…никто бы даже не смог выразить, кем именно. Но поскольку Фрейн молчал, то никто не обронил ни слова. Все сделали вид, что так и должно быть. А Фрейн со своей стороны решил посмотреть, что же такое произошло, что позволило этой женщине находиться в святая святых вампиров - зале для собраний. Да еще и без его согласия. Должно было случиться что-то очень важное, раз Лейла позволила себе такую неслыханную наглость. И, ведь, дело было даже не в том, что она женщина. Во главе Острова ведь тоже стояла женщина, холодная, страшная, непреклонная, с железной хваткой и бойцовской выправкой. Но она полностью соответствовала своему статусу и положению. А что возомнила о себе эта девка? Присутствующие, хоть и не проявляли ни малейшего непонимания, все же внутри себя непроизвольно “пожимали плечами”. Однако Лейла вела себя очень скромно и прилично, а посему, выждав приличествующую в подобных случаях паузу, Фрейн открыл заседание. Единственным вопросом, который планировалось обсудить, был связан с Конституцией. А потому Фрейн медленно положил перед собой большого размера книгу, на страницах которой были запечатлены основные принципы жизни вампирского сообщества. Увековеченные фрейновской кровью, эти статьи дышали холодом и жестокостью, но именно это и делало их такими притягательными для вампиров. Фрейн обвел присутствующих холодным непроницаемым взглядом.

- Итак, господа. Подходит к концу целая эпоха. Вернее, уже подошла. Мы слишком долго жили по чужим законам. Пришло время написать свои. Мы слишком долго оставались за бортом. Но настало время выйти из тени. Осталось уже совсем немного для того, чтобы мир узнал о нашем существовании, и принял наши правила игры. О, это будет настоящая игра. Игра жизни и смерти, игра жестокости и коварства, ненависти и мрака… И когда это произойдет, мир содрогнется.

Скоро, уже очень скоро придет конец человеческому существованию. Не зря они трубят на каждом углу, что, мол, конец света не за горами. Вот только неведома им вся правда. О да! Конец несомненно настанет, но лишь для их людской породы. Мы же, как и предполагалось, будем жить вечно. Вечно и счастливо. - Он ухмыльнулся. Он знал, что это прозвучало довольно пафосно, наверное, даже высокопарно, но таков уж был Фрейн. Порой ему очень нравилось произносить такие вот воодушевляющие речи. О, черт! Что за ирония! У вампиров, ведь, нет души. Ну, да ладно. Все равно, красиво прозвучало.

“В 2012 году (или все же в 2013?) - конец света…”, - в последнее время многие люди об этом говорят… Однако они, как говорится, слышат звон, однако, даже понятия не имеют, откуда же он. - В зале послышалось тихое хихиканье. Но Фрейн так зло округлил свои метающие молнии глаза, что в зале вмиг послышалась тишина. Та самая, которая всегда царила, когда говорил он, Фрейн. Присутствующие вновь заглядывали ему в рот, ловя на лету каждое, срывающееся с его властных губ, слово. И, как всегда, слушали тишину. Ни один человек не смог бы похвастаться, что во время его ораторствования присутствующие смогли б сказать, как именно звучит тишина. Фрейн мог. Лишь он один в целом мире, за все эпохи, мог с гордостью констатировать, что научил вампиров знать свое место в его присутствии.

- На самом деле, естественно, лишь мы, избранные знаем всю подоплеку этого Пророчества. Лишь нам была открыта завеса (повторяю - открыта, а не приоткрыта) над тем, что именно ждет человечество в 2013 году. Лишь мы знаем о подлинном Проречем Слове, а не о том, что там пытались когда-то что-то рассказать предсказатели рода человеческого. Нам известно даже больше, чем нашим врагам, древним. Лишь нам было предоставлено право на пользование достоверной и правдивой информацией. А потому лишь нам известно, как глубоко ошибаются те люди, которые считают, что конец света настанет в 2012 году. Точнее, они ошибаются не в том, что в 2012 году (это и впрямь должно состояться в 2012, високосном году, 29 февраля). Их заблуждение порождено тем, что они думают будто бы сейчас на самом деле та дата, которая стоит в их календарях. Календарях, сделанных людьми, которые даже понятия не имеют о том, что еще в древние временя счет был изменен. Не будем сейчас вспоминать, как, когда и благодаря кому это было совершено, отдадим лишь дань тому вампиру, который смог это сделать для нас, его потомков. Сегодня же важно лишь то, что той датой является и впрямь 29 февраля 2012 года, которое, однако, на самом деле, наступит 29 апреля 2013 года. Да-да. И еще одно небольшое уточнение. В этот день произойдет не конец света или, скажем, нашей планеты. О, нет! В этот день начнется то, что ознаменует собой конец человеческому существованию. Примерно так будут обстоять дела потом. Но до этого времени нам еще предстоит многое сделать. Так что…

К тому, что нас ждет, вернемся в другой раз. Сегодня же мы собрались здесь в последний раз. Последний раз перед тем, как открыть в нашей истории новую страницу, куда мы впишем наше господство. Довольно пресмыкаться и прятаться. Пора уже Верройе подняться с вампирских колен. Я рад, что все вы это понимаете и разделяете мою уверенность в том, что пришло время расправить плечи и стойко встать на наши с вами вампирские ноги. Мы очень долго и кропотливо над этим работали. Поэтому и стало возможным то, что сейчас лежит передо мной - наша долгожданная Конституция. Свод тех правил и норм, который поможет нам в сплоченном союзе победить наших единственных соперников, древних, и распространить нашу власть на весь живой мир. Больше никто не будет нам указывать, что и как мы должны делать, больше никто не будет чертить для нас демаркационные линии. Все это теперь будем делать мы.

И наша сила, наша мощь, как вы уже могли убедиться, в нашем единстве. Разрозненные вампиры - это шайки разбойников. А вот сплоченный союз, - он насмешливо ухмыльнулся, - да еще и объединенный нормой, не просто основным, а кровным законом, коим является написанная мною КВК (Кровавая Вампирская Конституция), вот это именно та гремучая смесь, которая сметет все неугодное на своем пути. Я всю свою жизнь потратил на то, чтобы создать именно такое вампирское общество. И сейчас, с высоты прожитых лет, мне кажется, что я достиг поставленной цели.

Ох уж, эти люди! Фрейн знал наверняка, что большинство из них попросту паразитируют на теле общества. Он же, благодаря своей воле и выдержке сумел создать такое вампирское сообщество, в котором каждое звено является сильной единицей. Если отдельная личность перестает быть частью целого, пытается выделиться или что-то изменить под себя - такого вампира ждет мгновенное устранение. Неугодных и ненужных Фрейн попросту убивал. А вот неугодных, но полезных, подминал так сильно, что они могли едва глаза поднять. О, да, он, глава вампиров вот уже несколько столетий, он, самый сильный и непобедимый, он знал, чувствовал и умел управлять этими безмозглыми упырями. Лишь он один знал, как управлять их животными инстинктами. Когда-то это должно измениться - ему это было известно. Даже примерная дата уже была произнесена. Не знал Фрейн лишь, как все измениться, и сможет ли тот, другой, кто возглавит эту армию бессмертных, совладать с их животной сущностью. Но до этого еще есть время. Конечно, для вампира два-три года - это лишь капля даже не в море, а скорее в океане. Но, как говориться, чему быть - того не миновать. Что-то грядет…

- Как вы знаете, мы представлены во всех ключевых структурах, созданных людьми. Особенно важно то, что почти во всех отделениях полиции ведущими криминалистами являются вампиры. Именно они являются профессионалами в этом деле. А это, в свою очередь, позволяет нам констатировать, что полиция работает на нас. И в прямом, и в переносном смысле. Именно это (совокупная мощь внутренних войск Верройского Союза) и поможет нам в день, когда мы решим выставить нашу Конституцию на голосование. - Пока Фрейн держал слово, присутствующие знакомились с содержанием единственного экземпляра Основного вампирского закона.

- Поскольку мы проникли во все слои общества, а также захватили сласть во всех странах - членах Верройского Союза - то для нас не составит труда объявить о дне, когда состоится референдум с целью принятия Конституции. Естественно, для людей мы представим на рассмотрение их, человеческий, вариант основного закона. Ох уж, эти люди! С их Конституцией! Да никогда они ее не примут. Они слишком сильно ценят свою независимость. Но именно она-то и делает их разрозненными и беспомощными. Но мы вампиры иные. А потому мы воспользуемся этим хаосом в людских отношениях, и под прикрытием, коим будет служить их день выборов, мы выставим на голосование среди вампиров нашу Конституцию, ту, которую вы сейчас держите в руках, написанную моей кровью. Если, конечно же, у вас не будет никаких замечаний по поводу там изложенного. - Последнюю фразу Фрейн произнес несколько другим тоном, в котором можно было уловить даже насмешку.

И вновь, в очередной раз, он обводил долгим взглядом присутствующих. Его лицо было похоже на закостенелую маску, не выражающую никаких эмоций, в те моменты, когда он останавливался на очередном персонаже. Ни один мускул не выдавал его мыслей. А они, как это ни странно, могли бы удивить любого. Фрейн всегда это знал, и каждый раз, на очередном заседании он воочию в этом убеждался. Дело было в том, что это общество, так называемая вампирская элита, на самом деле состояло по большей части из противных недорослей: маленьких и неприятных, но очень быстрых, ловких и изворотливых упырей. Ни в одном из них не было ни природной грации, ни красоты, ни хотя бы даже нескольких приятных, располагающих черт. Сплошь уроды и отбросы общества. Вон сидит невысокий, лысоватый мужчина, лет сорока пяти. Алан. Лицо сплошь усыпано какими-то странными пятнышками. Крючковатый нос, слегка опущенные веки и искривленные губы делают его похожим на какую-то хищную птицу. Оттопыренные уши, некрасивая, женственная фигура и вовсе производят отталкивающее впечатление. А одежда. Ну, как можно так безвкусно одеваться?! Фрейн этого не понимал. Он вообще не понимал этого коротышку, у которого еще и дефект речи имелся: вместо буквы “р” он произносил “г”. А сколько алчности было в этом закомплексованом и одновременно навязчивом хлюпике! И где это все помещалось?

А вон там недалеко от этого уродца Алана высится другой колоритный экземпляр. Розалин. Надменная, отчужденная, самоуверенная и задумчивая… У нее, в отличие от ее соседа, все наоборот: почти под два метра ростом, дородная, с короткоострижеными черными, как вороново крыло, волосами, она в буквальном смысле слова возвышалась надо всеми остальными. А ее низкий голос, которым она пользовалась как оружием, мог и впрямь осадить любого. Когда она злилась, и он опускался до баса, то ее оппонентов тотчас же бросало в холодный пот. Но, несмотря на не очень привлекательную внешность, она была довольно неглупой и проницательной женщиной. Уже с недавних пор она была главой правительства Острова. В этом конкретном случае, если она и не нравилась Фрейну из-за своей внешности, то уважение его она все же сумела снискать. Она была одной из немногих, кто благодаря своим способностям, смог завоевать доверие и терпимость главы вампирского сообщества.

Фрейн медленно скользил от одного вампира к другому, частично припоминая характерные черты присутствующих. Вот его взгляд ненадолго задержался на Гере. О, это был еще тот напыщенный индюк. Худой, высокий, с тонким длинным носом, он и впрямь казался индюком, попавшим в общество наседок. Вздернутый подбородок выдавал в нем надменного и не слишком умного аристократа, который, однако, потеряв средства к существованию, не желает ни за какие деньги работать, просто потому, что работа - это что-то пониже его достоинства. Вот так и жил он в нищете, пока не встал у кормила власти немецких земель. Но, даже вновь разбогатев, ранее приобретенный имидж, казалось, остался с ним навсегда, как приклеенный. Фрейн скользил далее.

А вот этот персонаж - довольно интересная личность. Выше среднего роста, плечистый, статный, с густыми каштановыми волосами, довольно симпатичным лицом - он был воплощением мечтаний любой женщины. Бесстрашный, порой даже до безумия, он открыто заявлял о своем нежелании гнуть спину перед Фрейном. Он - один из немногих, кто осмеливался высказывать свое несогласие прямо в лицо, не таясь, не шушукаясь по закоулкам. Его звали Крейг. Он сам взял себе это имя. Глядя на него, можно было заметить, что его фигура частично выпадала из того окружения, с кем ему приходилось общаться. Он бы должен был скорее быть в приближении у Фрейна, нежели делить ту часть стола с остальными. Но на то была своя причина. Дело в том, что яблоком раздора между ними была Лейла. Та самая Лейла, которая была так предана и так влюблена во Фрейна. Но у него она отклика не находила вот уже сколько столетий. Да, он жил с ней, все считали ее его женой, но Фрейн относился к ней довольно равнодушно. Все это еще больше злило Крейга, заставляя делать необдуманные поступки. И вот сейчас, Фрейн дольше обычного был погружен в свои думы. Он взвешивал все “за” и “против” того, мог ли бы Крейг зайти так далеко в своей ненависти к Фрейну. Возможно ли, чтобы убийство одного из членов “Контры” и появление того вампира с клочком волос, которого убил Кирилл, что все это его рук дело? Теоретически, да, конечно же, возможно, но какое-то внутреннее чутье подсказывало Фрейну, что это не он.

Он продолжал перепрыгивать с лица на лицо, даже не желая мучить себя созерцанием этих отталкивающих уродцев. Как бы там ни было, все же лишь горстка преданных Фрейну вампиров имела привлекательную наружность. Возможно, это было странно, но Фрейн ненавидел все, в чем не было красоты, или хотя бы привлекательности. Никто об этом не знал, но во время выбора в соратники он руководствовался по большей части именно этим законом. А потому вся та часть вампиров, отдаленная, сидящая за теми, кто был у него в приближении, относилась к неудачникам. Он их терпеть не мог. Однако вампирам нужны были лидеры. А среди красивых в основном попадались придурки. Так что ему пришлось уступить прихотям судьбы, и каждый раз, во время очередной встречи делать непроницаемый вид, чтобы не дать понять этим мерзким упырям, какое отвращение он к ним испытывал. Но не все было так однозначно. К ним в головы уже давно начали закрадываться подозрения касательно подлинных чувств их главы. Фрейн это тоже понимал, а потому всегда был начеку. Он отлично сознавал, что так продолжаться вечно не будет. И рано или поздно, его и его привлекательных соратников будет ожидать заговор. В глубине себя он уже давно к этому готовился. А в последнее время все чаще начала появляться эта необъяснимая усталость. И ему уже порой даже хотелось, чтобы этот момент настал быстрее. Тогда он еще даже и подозревать не мог, что не эти неудачники прервут его жизнь. Но это случится еще не сегодня…

А сегодня он стоял здесь и ждал, когда хоть кто-нибудь посмеет возразить ему, Фрейну, и усомниться хоть в чем-нибудь, написанным им в Конституции. Но никто, и впрямь, ничего не возражал. Все лишь одобряюще кивали головами, передавая книгу вампирских законов по кругу. Фрейн занял свое место в ожидании, когда кто-то что-то скажет, пусть даже не по теме, просто возьмет слово. Как вдруг ему надоело все это. Он со скучающим видом откинулся на спинку стула, давая понять, что оставшееся время придется заполнять своей болтовней кому-то другому. Может, это прозвучит странно, но вампиры тоже могли чувствовать неловкость. И, несмотря на то, что все в основном были заняты либо чтением Конституции, либо тихим обсуждением кое-каких ее деталей, все же в воздухе витала какая-то натянутость. Никто не решался дерзнуть, и просто так взять слово. Но, как говорил Чехов, краткость - сестра таланта, а как говорил Алан, дерзость - незаменимая подруга таланта, то именно он и решился первым заговорить.

- Господа, я считаю, что только наша быстгота и дегзость могут обеспечить нам успех. Сейчас как газ и настало вгемя действовать. И чем быстгее - тем лучше. Дегзость - это двигатель пгетвогения в жизнь любых способностей. Не имея дегзости, ты всегда будешь оставаться на обочине пгоисходящего. Именно поэтому мы, способные и дегзкие, должны пгямо пегед человеческими носами созвать наш, вампигский, гефегендум с тем, чтобы у Веггойи не осталось ни одного шанса на захват власти в этом гегионе.

- Думаю, что они об этом даже и не думают. У них сейчас есть и другие заботы. - Послышалось из зала.

- Да-да, именно. - С участием подхватил Алан. - Вот, кстати, вы слышали новый вампигский анекдот? Нет. Ну, так я вам сейчас гасскажу. Так вот. Газговагивают два пгедставителя Веггойского Союза. Один говогит: чегт бы побгал эту их гендегную политику вместе с этой их пенсионной гефогмой. Мне уже шестьдесят стукнуло, а я не могу уйти на покой. Должен и дальше габотать. А втогой ему и отвечает: “Ну, если это твоя единственная пгоблема, так я тебе помогу”. И со свистом впивается в его шейную агтегию. - И Алан начал хохотать. - Не пгавда ли, забавно? - однако в зале никто не смеялся. На Алана были направлены слегка удивленные и презрительные взгляды.

- Ну, ладно, ладно. Может, это и не смешно, но зато очень хогошо демонстгигует создавшуюся ситуацию. Люди не о том думают. Ского, ведь, мы и пгавда будем вегшителями их судеб, и…

- Алан, мы поняли. Насколько я вижу, все уже просмотрели Конституцию. Есть ли вопросы или замечания? - Фрейн бесцеремонно прервал речь ненавистного коротышки и вновь всецело завладел вниманием присутствующих. Он смотрел перед собой так, чтобы боковым зрением ничего не упустить из виду. Однако никто не шелохнулся.

- Что ж, тем лучше. Осталось назначить дату, ну, и, конечно же, сделать копии Конституции на бумаге. Итак, господа, когда созываем референдум? - присутствующие вампиры пять минут пошушукались и приняли единогласное (а как же иначе!) решение - тридцать первого октября. Как раз в канун Дня всех святых. Впрочем, как заранее и планировалось. Именно в этот день. Кстати говоря, теперь уже мало кто помнил о том, почему именно так называется этот день. Лишь рьяные христиане еще знали, что означало выражение “Собор всех святых”, то есть поклонение всех святых Агнцу Божьему, после чего произошло снятие седьмой печати и прочее…

Но сегодня это уже неважно, потому что им, вампирам все же удалось за многие века сделать так, чтобы этот день вернул свою былую роль и вновь стал их праздником, их символом. Сегодня его уже опять знают и празднуют почти во всем мире, как “Хэллоуин” или “Святой вечер”, который не просто символизирует, но и, условно говоря, “открывает” темную часть года, их вампирского года. Да, все именно так и должно быть. Именно в этот день и начнутся изменения во всем мире: вампиры примут свой кровавый свод норм и правил, который впервые за долгое время поможет им опять навязать свое темное время. И не беда, что это лишь канун того самого “Темного Времени”, которое начнется 29 апреля 2013 года. Главное ведь начать…

- И правильно, чем быстрее - тем лучше. И последнее. Помните и ни при каких обстоятельствах не забывайте главное правило вампиров, кредо, которое успело стать нашим лозунгом в борьбе с нашими врагами: “Древние должны быть уничтожены. Стерты с лица земли. Все до единого.” Нюансы по поводу этого пункта выписаны в Третьей Части нашей Конституции. На этой ноте объявляю наше собрание, наш десятый и последний саммит официально оконченным. Спасибо за внимание. - И с этими словами Фрейн исчез.