Обер-лейтенант Ридлинг сидел за столом и торопливо писал:

«Дорогая Берта!

Пишу тебе из маленькой деревушки, затерянной в необъятных снежных просторах России, пользуясь случаем, что один мой верный друг завтра едет на родину в отпуск и сам тебе отдаст письмо.

За два года этой проклятой бойни я столько перевидал и перечувствовал, что прежнее спокойствие, очевидно, надолго покинет меня. Очень прошу тебя, прочти мемуары Бисмарка, особенно его воспоминания о службе в России военным атташе. Железный канцлер оказался гениальным пророком. Ты поймешь, что я хочу этим сказать, когда прочтешь его мемуары. Я по-прежнему горячо люблю тебя и нашу милую Германию. И во имя этой любви мне хочется сбросить с себя сдавливающий мое сердце мундир и, как отцы и деды мои, взять в руки топор или молоток и стать простым рабочим-плотником, а еще мне безумно зарыться с головой в книги, журналы, куда угодно, лишь бы не заниматься проклятой политикой, не быть невольным участником чужих преступлений…

Будь трижды прокляты те, кто затеял эту бойню! Будь прокляты и те, кто поэтизирует ее на страницах газет, журналов, отравляя сознание честных людей! Война, Берта, это ужасно! Сейчас глубокая ночь. Разыгравшаяся вьюга вынудила наш гарнизон остановиться на ночлег в глухой деревушке. Мой генерал спит. Я по-прежнему с ним, куда денешься? Но как мне все опротивело! Как все надоело!..»

Вдруг где-то далеко раздались глухие выстрелы, затем четкая дробь автоматной очереди. Обер-лейтенант Ридлинг торопливо выскочил из-за стола, сунул письмо в карман френча и, накинув шинель, выскочил на улицу. Вьюга швырнула ему холодную горсть снега в лицо и за воротник. Где-то почти рядом, за домом, автоматная очередь смешалась с пронзительным воем вьюги.

— Русские! — крикнул какой-то солдат, пробегая мимо него.

Ридлинг спрыгнул с крыльца, зажав в руке парабеллум, затем перемахнул через сугроб и очутился около дерева в стороне от дома.

«Займу позицию здесь», — подумал он. Выстрелы все приближались. Вьюга разбушевалась не на шутку. Сквозь снежные вихри слабо виднелась крестьянская изба, покинутая им несколько минут назад.

«Как хорошо было бы быть сейчас там, в этом убогом, но теплом жилище! — подумал он, ибо холодная дрожь пронизывала все тело. Внезапно Ридлинг вспомнил о генерале. — Надо бы разбудить, — спит, наверное… Или проснулся? А впрочем, что мне до этой развалины!»

Густые, дробные автоматные очереди уже раздавались около дома. Несколько срезанных пулями веток упали с дерева на Ридлинга, осыпая его снегом. Темные фигуры людей бежали к нему. Спасаясь от погони, он рванул вперед и скрылся в густой снежной мгле. Он бежал, сам не зная куда.

— Все равно куда, только не обратно в деревню! Там верная смерть! Может, скоро вьюга стихнет и ему удастся спастись?

Но время шло и шло, а метель и не думала кончаться. Он понял, что придется возвращаться в деревню и сдаться в плен, иначе он замерзнет насмерть в лесу. Он повернул обратно, пытаясь отыскать свои следы, но их уже замело. Как долго он бродил он уже не помнил. Окончательно выбившись из сил, Ридлинг увидел сквозь снежную мглу какое-то дерево, устало пошатываясь, добрался до него и с подветренной стороны присел на корточки.

«Отдохну немного. За деревом все-таки потише да потом, вроде, потеплело, — подумал он. — Что там впереди чернеется? Кажется, лошадь. Ну да! Так и есть, лошадь! А рядом сани, перевернутые вверх полозьями. Да это же сам железный канцлер со своим возницей!»

Утопая по пояс в снегу, Ридлинг подошел к саням и закричал:

— Герр Бисмарк! Это я, ваш соотечественник обер-лейтенант Ридлинг! Ради Бога, впустите меня к себе под сани! Я погибаю!

Под санями что-то завозилось, послышался шорох и шепот, в котором он уловил одно только слово «ничего».

«Это, наверное, возница», — подумал Ридлинг.

— Так как же, герр Бисмарк, впустите или нет?

— Я не могу вас впустить к себе, — послышался глухой, скрипучий, но твердый голос железного канцлера. — Вы не послушались моего предупреждения.

— Да, герр Бисмарк, но я в этом не виноват, не по своей воле я здесь.

Минутное молчание, и снова какой-то шепот.

— А впрочем, вы правы, Ридлинг. Вы, кажется, неплохой малый. Мы потеснимся, залезайте, — снова послышался его скрипучий голос. Одна сторона саней приподнялась, и Ридлинг нырнул под сани, лег и вскоре почувствовал, как блаженное тепло разливается по его телу.

— Ничего, ничего! — все приговаривал он.