Я был пару дней в отъезде, а когда вернулся в город, Глория рассказала мне про Марию. 28-летняя девушка пришла в Центр прямо с улицы, полуживая, окоченевшая, со всеми симптомами постгероиновой ломки. Глория просила меня особо упомянуть о Марии этим вечером во время моей проповеди в маленькой часовне.

После службы Глория привела ее ко мне в кабинет. Та, обессиленная, заговорила с трудом, спотыкаясь на каждом слове:

- Сегодня вечером... я испытала такое странное ощущение - желание сбросить с себя свою никчемную жизнь. Вы проповедовали... а меня охватывало стремление... умереть в этой моей никчемной жизни. И все-таки впервые... мне хотелось жить... Не могу этого понять.

Я объяснил ей, что она пережила то, что Библия называет «покаянием»:

- Мария, ты не узнаешь любви Господа, пока не умрешь для себя самой. Скажи, ты готова умереть для прежнего своего образа жизни? Хочешь ли ты, чтобы твое прошлое наркоманки и проститутки умерло, было похоронено и забыто навеки?

- О, да, да, да! - всхлипнула она. - Я готова на все, чтобы не возвращаться к этой жизни.

- Тогда позволь мне поведать тебе о любви столь чудесной, столь прекрасной и великой, что она способна вместить в себя даже такую падшую, как ты, обновить и очистить. Я расскажу тебе об Иисусе... - и в течение десяти минут я рассказывал о совершенной любви Божьей, явленной нам в Иисусе Христе.

Она закрыла лицо руками и всхлипывала.

Закончив рассказ, я подошел к ней, положил руку на плечо:

- Мария, давай опустимся на колени и помолимся...

Прежде, чем я докончил фразу, она уже стояла на коленях.

Я почувствовал, что внутренняя препона сломалась: Мария родилась для новой жизни в Христе Иисусе.

Спустя месяц она вновь пришла ко мне в кабинет. Жгучая потребность в наркотиках давала о себе знать; она хотела покинуть Центр. Ее парень, Джонни, не выдержал подобной же внутренней борьбы и ушел из Центра тайком, среди ночи, несколькими днями раньше.

Я встал ей навстречу и затворил дверь.

- Мария, - начал я. - Для меня сейчас нет ничего более важного, чем твое будущее. Давай поговорим о том, что произошло в твоей судьбе.

Она согласилась и начала издалека, с той поры, когда ей было 19 лет, - а я слушал ее рассказ:

- Курить марихуану меня приучил Джонни. Мои подружки поделились со мной опытом и сказали, что в марихуане нет ничего страшного, - если только не перейдешь после нее на что-нибудь более крепкое. У Джонни всегда был запас сигарет с травкой, и мне это занятие доставляло удовольствие...

Мария запнулась и умолкла, словно припоминая те первые дни, когда она начала спускаться в ад. А я думал про себя, как типичен ее случай для всех наркоманов, обращавшихся к нам в Центр. Девяносто процентов из них начинали с курения травки, а впоследствии садились на иглу. Я чувствовал - повествование подходит к этому моменту, и видел, что ей обязательно нужно выговориться, и постарался помочь.

- Расскажи мне о этом подробнее, Мария. Что ты ощущала при этом?

Она откинулась на спинку стула, прикрыв глаза, и заговорила:

- Я чувствовала, как все мои тревоги улетучиваются... Однажды мне чудилось, будто я летаю - высоко над землей, - потом я начала распадаться... пальцы мои оторвались и устремились ввысь... затем ладони... потом руки и ноги отделились от тела... и, наконец, я распалась на миллион частиц и понеслась, увлекаемая легким ветерком... - Она снова остановилась, припоминая. - Но марихуаны оказалось недостаточно. Она лишь пробудила во мне желание попробовать чего-нибудь посильнее. Психологически я уже была на крючке... Джонни же и вколол мне первую дозу... Он уже давно поговаривал об этом. Однажды я проплакала целый день, у меня все шло наперекосяк, - и в конце концов Джонни принес иглу и ложку. Я понимала, что он собирается сделать, но он так уверенно говорил, что мне это поможет... - и я позволила сделать укол. Тогда я еще ничего не знала о привыкании... Он уверял, что ничего страшного со мной не произойдет. Мне тогда и невдомек было, что он посадил меня на иглу... Я сказала: «Джонни, мне плохо!» - «Сейчас тебе станет хорошо. Не волнуйся, скоро улетишь. Если Джонни что-то обещает, так оно и получается, верно?» - Но я его уже не слышала: меня начало трясти. Я рухнула на кровать, дрожащая и потная, а Джонни уселся рядом, держа меня за руку. Вскоре мне стало лучше и приятное тепло растеклось по телу. Мне казалось, я поднимаюсь под потолок, - и надо мною парило улыбающееся лицо Джонни. Он склонился ко мне и спросил, как я себя чувствую. «Кайф, - прошептала я. - О, как мне хорошо!» Так началась моя экскурсия в ад...

Следующую дозу мне вкололи только через неделю. На этот раз, когда Джонни предложил, я с готовностью согласилась. Третья доза последовала еще через три дня. А потом ему даже не приходилось предлагать: я сама просила об этом. И даже тогда я еще не поняла, что стала наркоманкой... Неделю спустя к приходу Джонни меня стало колотить. Но на этот раз Джонни отказал мне. «Слушай, детка, - сказал он. - Я, конечно, тебя люблю, но эта штука стоит больших денег Ты становишься мне не по карману!» Я взмолилась: «Пожалуйста, не дразни меня. Неужели ты не видишь, что мне позарез нужен укол?» Но Джонни встал и направился к двери со словами: «Не сегодня. Придется тебе перетерпеть. У меня нет ни времени, ни денег». Я закричала: «Джонни! Не оставляй меня! Не уходи!» Но он ушел... Мне никак не удавалось взять себя в руки. В окно я увидела, как Джонни разговаривает с двумя девушками. Они работали на него. Джонни называл их всех своей «конюшней». Это были проститутки, покупавшие у него товар на деньги, которые они зарабатывали своим ремеслом. Джонни постоянно снабжал их - и те за комиссионные сбывали товар клиентам... Я стояла у окна и наблюдала, как он сунул руку в карман пальто и передал одной из девушек белый пакетик. Видя, как он отдает драгоценный героин, я почувствовала невыносимую муку. Зачем он отдает его, когда мне так нужно?.. Господи, как мне было нужно! И тут я услыхала собственный вопль: «Джонни! Джонни!» Я кричала ему в окно, орала во всю глотку. Он оглянулся и двинулся обратно к дому. Когда он вошел, я валялась поперек кровати, трясясь и всхлипывая, совсем потеряв над собой контроль. Он прикрыл дверь, подошел к кровати и вдруг хлестнул меня наотмашь по губам. «Ты что, заложить меня решила?! - закричал он. «Джонни, пожалуйста, помоги мне. Вколи мне дозу! Я видела, ты дал героин тем девчонкам. Почему не мне? Прошу тебя...» Я была в полном отчаянии, тряслась, рыдала, чувствовала вкус крови из разбитой губы, - и умирала без этой дозы. Джонни усмехнулся: «Слушай, детка. Ты не такая, как эти потаскушки на улице. Ты классная девушка. Но и эта штука не бесплатная - она стоит больших денег. Девчонки отрабатывают свой товар. А что ты делаешь, чтобы получить дозу?» Я стала обещать, что отработаю, что буду делать все, что угодно, - только пусть он меня уколет. «Не знаю... - проворчал Джонни. - Ты слишком хороша для того, чтобы идти на улицу...» Я рухнула к его ногам, обвила руками его колени, едва не разбив лицо об пол, и прорыдала: «Джонни! Я буду делать все, что ты скажешь!» Он словно задумался, а потом проговорил с энтузиазмом: «Ты хочешь сказать, что даже пойдешь работать на меня на панель?.. А ты ведь сумеешь! Я знаю, сумеешь, если захочешь. Да ты переплюнешь всех этих пигалиц. Мужики будут увиваться за тобой толпами, и мы заработаем кучу денег. Что ты об этом думаешь? Тогда я смогу покупать тебе столько героина, сколько тебе будет угодно! Тебе никогда больше не придется пережить такое, как сегодня. А? Ты этого хочешь?» Я была готова на все: «Да, да, этого!.. Только сделай мне укол!»

«Для нас начнутся райские дни. С тобой вдвоем мы сможем с неба луну достать!» - с этими словами Джонни воткнул мне иглу в вену. Дрожь унялась почти сейчас же - за какие-нибудь несколько секунд. Он помог мне подняться и довел до постели, где я тут же уснула.

Джонни сказал неправду. Для меня начался не рай, а мрачный кошмар, растянувшийся на восемь жутких лет. Не рай, а ад. Ад - это бездонная яма, куда ты падаешь, никогда не достигая дна. Когда попадаешь под власть наркотиков, некогда остановиться. Падение остановить нельзя. И я летела вниз и вниз... Джонни не мог использовать меня в своих целях, пока я не стала наркоманкой. Когда же я сделалась рабой наркотиков, то попала в рабство и к нему. Мне приходилось выполнять все его приказания, а у него была одна цель: чтобы я зарабатывала ему деньги проституцией.

Ко всему еще оказалось, что у него есть другая женщина. Я знала, что он не собирается жениться на мне, но никогда не думала, что у него есть кто-то еще. Выяснить это мне довелось довольно болезненным образом. Как-то раз я проснулась поздно и решила отправиться по магазинам. Мне нравилось выходить в город, забывать, что со мной случилось, и делать вид, что я такая же, как все. Я стояла на перекрестке Хикс и Атлантик-Стрит в ожидании зеленого света, как вдруг чья-то рука развернула меня на 180 градусов. «Вас зовут Мария, верно?» -спросила меня смуглая черноволосая женщина. Глаза ее горели яростью, и прежде чем я сумела ответить, она произнесла: «Да, я узнала тебя. Ты путаешься с моим мужиком. Я тебе покажу, шлюха дешевая!» - и она залепила мне пощечину. На светофоре зажегся зеленый, люди вокруг начали переходить улицу, однако я не собиралась спускать подобное обращение с собой. Вцепившись ей в волосы, я рванула что было сил. Она заверещала, как резанная: «Грязная тварь. Потаскуха! Я убью тебя!..» Она была как сумасшедшая, замахнулась на меня сумкой, но я увернулась и толкнула ее так, что она упала спиной на железное ограждение у входа в метро и задохнулась от боли. Снова схватив ее за волосы, я принялась перегибать ее через перила, вниз, где чернели каменные ступеньки. А пальцами другой руки старалась попасть ей в глаза. Вдруг она извернулась и вцепилась зубами в мою руку. Я рванулась, почувствовала, что ладонь разорвана и закричала от боли. Тут кто-то оттащил меня от нее, толкнул, я упала навзничь, и нас разделила толпа. Больше я эту женщину не видела.

Дома я промыла руку и попросила соседку по лестничной площадке перебинтовать ее. А вечером снова вышла промышлять на улицу... Больше я ту женщину не видела.

С этого времени меня с Джонни не связывали никакие обязательства. Я знала, что смогу получить товар у любого, на кого буду работать. Так что кошмар продолжался. Мои партнеры менялись, и все они были наркоманы. Я торговала своим телом, а они промышляли воровством. Я научилась работать в паре с кем-нибудь из девушек. Мы снимали комнату на ночь, затем выходили на улицу и поджидали. Некоторые мужчины были нашими постоянными клиентами, однако большинство мы видели в первый и последний раз. Негры, итальянцы, арабы, пуэрториканцы, белые... Нам было все равно: деньги у них все были одного цвета. Порой за всю ночь мне не удавалось подцепить никого. Иногда же - до десяти за ночь. Это была удача. Ведь к тому времени только на мои ежедневные дозы требовалось 40 долларов: это значит, мне нужно было найти не менее пяти клиентов. Это был сущий ад. Если днем удавалось поспать, я просыпалась с криком ужаса. Я была пленницей собственного тела и сама себе тюремщиком. Бежать от этого ужаса, грязи, мерзости было некуда.

Больше всего я боялась пьяных. Некоторые из них оказывались извращенцами и садистами. Нескольких моих знакомых девушек силой принуждали делать разные отвратительные вещи. Один, к примеру, получал удовольствие, избивая женщин. Когда он подцепил мою знакомую, то был уже пьян и по дороге трясся от возбуждения. Как только они вошли, заставил ее раздеться, связал ей руки и привязал к дверной ручке, а затем начал хлестать ремнем по животу и груди - до тех пор, пока она не изошла криком.

Я предпочитала пользоваться снятой комнатой. Порою мужчины приглашали меня к себе домой или в гостиницу. Попадались такие, кто приехал в город в командировку или по каким-либо делам. Но я боялась ходить к ним. С другими девушками в таких случаях происходили жуткие вещи, а одна вообще не вернулась. Бывало и так, что мужчина не хотел идти со мной, боясь, как бы его не заманили в ловушку, - и отводил меня в машину. Но после пары неприятных случаев я стала от этого отказываться. Один из них отвез меня на другой конец города - и мне пришлось потом полночи добираться домой на метро. Другой, подвыпивший, вывез на безлюдную дорогу и потребовал назад свои деньги, а когда я отказалась их вернуть

- достал пистолет и хотел убить меня. По счастью, пистолет дал осечку, я выскочила из машины и убежала, но после этого дала себе зарок ни к кому не садиться в машину.

Полиция также постоянно допекала меня. За что только меня не брали. За мелкие кражи. За употребление наркотиков. За бродяжничество. И, само собой, за проституцию. Я ненавидела тюрьмы. Когда меня посадили в первый раз, я кричала и плакала без конца и обещала никогда не совершать ничего, за что бы меня могли упечь за решетку. И все-таки спустя 4 месяца меня снова посадили. Десять раз я возвращалась туда. Самый долгий срок был 6 месяцев. Полицейские не давали мне покоя. Один все домогался, чтобы я пошла с ним. Но я знала, что он ничего не заплатит, и отказалась наотрез.

А героин продолжал свое дело. Я помню, как в первый раз не рассчитала дозу. Я тогда еще работала и вновь поселилась с матерью, уйдя от Джонни. Мать работала на фабрике, а я служила в одной конторе. Как-то раз я сказала, что мне нужно обновить гардероб, и попросила ее взять ссуду в банке. На другой день, придя пораньше со службы, я достала деньги из серванта, отправилась в Гарлем, где жил торговец товаром, купила героин и спрятала за пазуху. Потом пошла в подвал. Я была сама не своя, меня всю ломало. Сделала себе укол. И сразу поняла - что-то не так. Меня замутило, я потеряла сознание. Помню лишь, как кто-то переворачивал меня, пытаясь поднять и поставить на ноги. Потом, должно быть, они испугались, забрали остаток товара, вытащили меня из подвала и бросили валяться на тротуаре. Очнулась я в госпитале: туда меня привезла полиция. Перед этим кто-то успел меня обобрать: при мне не осталось ни гроша. Койку обступили трое полицейских, они буквально засыпали меня вопросами. Я сказала им, что мне подсыпали чего-то в спиртное. Но они знали, в чем дело, и заставили врача поставить диагноз «наркотическая интоксикация».

Другой случай едва не стоил мне жизни. Дешевое вино в сочетании со слишком большой дозой героина свалило меня. Я заснула в постели. Дымящаяся сигарета упала на волосы... Помню странное ощущение: мне снилось, будто Бог протянул с неба руку и трясет, трясет меня за плечо, и я проснулась.

Почувствовала запах паленого. Попыталась встать. Подползла к зеркалу, подтянулась и взглянула. Лицо, которое на меня оттуда смотрело, было чужим. Голова была совершенно лысой. Волосы до основания выгорели. Все лицо было покрыто волдырями и ожогами. Уши обгорели. Руки тоже были обожжены и в пузырях, так как я, очевидно, бессознательно пыталась погасить волосы... У меня вырвался дикий крик. Мужчина, сосед по площадке, знавший, что я наркоманка, подошел к двери и стал стучать. Я кое-как добралась до двери и ухватилась за ручку, пытаясь ее повернуть, но обгоревшие руки не слушались. Ему как-то удалось открыть дверь снаружи. Он хотел тут же везти меня в больницу, но я отказалась и попросила вместо этого отвезти меня на квартиру к моей подруге Инес. Так он и сделал, и ночь я провела там. Однако к утру боль от ожогов - а они были второй и третьей степени - стала невыносимой. Но мысль о больнице приводила меня в ужас. Я уже бывала там и знала, что придется вынести ломку. Мне казалось, этого я уже не переживу. А смерти боялась панически... На следующий день Инес все-таки заставила меня лечь в больницу. К тому времени я поняла, что если не сделаю этого - мне конец. Там я провалялась полтора месяца.

Не прошло и часа после моей выписки оттуда, как я вколола себе первую после большого перерыва дозу - и пошла промышлять. Только теперь это давалось труднее. Меня просто пугались.

Один парень, испанец по имени Рене, часто заговаривал со мной на улицах. Он приторговывал наркотиками и сам кололся, но потом попал в ваш Центр «Тин челлиндж», порвал с прошлым и принял христианскую веру. Он несколько месяцев приставал ко мне с уговорами завязать. Однажды в холодную мартовскую ночь мне позарез нужно было уколоться. Я кое-как доковыляла до угла квартала, завернула за угол и, поднявшись по ступенькам, рухнула у конторки вашего Центра, на Клинтон-Авеню, 416. Дежурил в ту ночь Марио. Он позвал Глорию. Та помогла мне подняться и повела через боковую дверь в часовню: «Встань на колени. На колени, Мария, и молись». Я была как заторможенная, мне казалось, что умираю, - но если для того, чтобы спасти жизнь, нужно сделать, как она велела, то я была готова. Я опустилась на колени возле скамьи, но, прежде чем успела преклонить голову, меня вырвало. Прямо на блузку. Плача и трясясь, я рухнула на пол... Когда я вновь подняла глаза - вокруг меня стояли девушки. Некоторых я узнала: видела их в тюрьме. Но теперь они были другими - точно ангелы. Они словно парили, обступая меня, и улыбались. Потом они стали молиться. Ладони Глории легли мне на голову. Какой-то мощный импульс пронзил меня. Некая сила, струившаяся в мое тело из ее нежных рук, словно приподнимала меня над полом... Мне послышалась музыка: одна из девушек пела, к ней присоединились другие. Я содрогнулась - и меня опять начало тошнить. С трудом выговаривая слова, я попросилась лечь. Сильные руки подхватили меня, приподняли и понесли куда-то вверх. Потом послышался плеск воды, с меня стянули одежду. Мне было все равно - пускай они хоть утопят меня.

Впервые за несколько месяцев с меня смыли всю грязь - и мне стало легче. Потом меня вытерли, одели в чистую сорочку и провели к койке. «Можно мне покурить?» - спросила я. Глория ответила: «У нас не курят, извини. Но хочешь, дам конфету. Попробуй, может быть, поможет». Я рухнула на койку, и меня стал колотить озноб. Они по очереди сидели со мной. Всякий раз, как я просила покурить, Глория совала мне в рот новую конфету. Так они дежурили подле меня двое суток. Просыпаясь среди ночи, я видела рядом Глорию, которая читала Библию или громко молилась. Меня никогда не оставляли одну. На третий вечер Глория сказала мне: «Мария, пойдем, я хочу, чтобы ты сошла вниз, в часовню, на богослужение...» Я была так слаба, что едва могла стоять на ногах, но спустилась и уселась в глубине комнаты. Это был как раз тот вечер, когда ты читал проповедь, и когда я пришла потом в твой кабинет и на коленях выплакала свою душу Господу.

Мария умолкла. Она не отрывала взора от Библии у меня на столе.

- Мария, - мягко сказал я, - скажи: разве Господь не внял твоим слезам?

Она подняла взгляд на меня, и по щеке ее скатилась слеза:

- О, да. Он внял. Я никогда в этом не сомневалась. Но как только меня тянет к наркотикам, я готова отступить... Молитесь за меня, не переставайте. С Божьей помощью я теперь постараюсь выдержать и не сдаться.