Высотное строительство всегда являлось отражением идей и культуры своей эпохи, свидетельством гигантомании, которой страдают все могучие империи в определенные периоды своей истории. Опыт строительства колоссальных сооружений уходит корнями в глубокое прошлое. С библейских времен строительная гигантомания присутствовала везде, где люди объединялись в сообщества, движимые идеями утверждения собственного превосходства. Первым небоскребом в истории человечества стала Вавилонская башня. Однако Бог, смешав языки, указал людям – в своем желании залезть на небо они более темны и невежественны, нежели могущественны. После разные народы возводили пирамиды, дворцы, храмы – эти сооружения носили культовый характер, однако причина, побуждавшая их строить, была одна – тщеславие, гордыня, желание показать «кузькину мать» другим народам и их правит елям.

С размахом, типичным для эпохи эллинистического искусства, в Александрии, в гавани на острове Фарос, в III веке до н. э. был выстроен настоящий небоскреб – маяк высотой около 140 м, одно из семи чудес света. Для подъема наверх эта башня была снабжена лифтом и спиральным пандусом, под куполом разжигался костер, свет которого отбрасывался вогнутыми зеркалами. Ансамбли общественных зданий Александрии были поистине грандиозны, ширина главной улицы составляла 301 м.

В XX веке гигантоманией переболели многие государства: Германия в эпоху гитлеризма, СССР в разные годы своего существования. Страны Азии взялись за осуществление высотных амбиций в конце века. Тип высокого дома в нынешнем представлении создала, пожалуй, Америка, превратив европейский горизонтальный коридор в вертикальную шахту лифта, вокруг которого нанизаны ярусы этажей.

Александрийский маяк. Рисунок

Но и Москву не случайно называли «третьим Римом». В Советской стране идея небоскребостроения получила новое воплощение. Тавровая конструкция осей давала огромные преимущества в наличии света и воздуха по отношению к американскому башенному типу небоскреба. Это же обстоятельство делало их экономически менее выгодными. Решение задачи оптимизации нашлось в том, что наши пирамиды были не столь высоки при сопоставимости внутренних объемов.

Американские небоскребы оказали на образы московских гораздо большее влияние, нежели кажется. Этот факт, конечно, широко не афишировался – советская пропаганда старалась не рекламировать западный градостроительный опыт, точно так же, как и западные архитектурные круги игнорировали работу советских зодчих.

В предвоенные годы СССР во многом негласно копировал США – мы очень хотели догнать и перегнать Америку. Например, известно, что еще в начале 30-х годов делегацию советских зодчих отправили в командировку по городам Америки, изучать архитектуру капитализма. Надо думать, это было сделано из чисто практических соображений. Во-первых, именно в то время к утверждению готовился сталинский план реконструкции Москвы. Очевидно, на примере американских городов хотели изучить закономерности развития капиталистических мегаполисов и, соответственно, постараться избежать у нас градостроительных ошибок, которые делались в условиях хаотической застройки. В те же годы начиналось строительство и первого советского небоскреба – Дворца Советов, проектное решение которого никак не удавалось довести до стадии практической реализации.

Во-вторых, в то время уже стало ясно, что буквально через несколько лет Москва обзаведется собственным метрополитеном. Западный опыт строительства подземки тоже был необходим. Тщательное критическое изучение метрополитенов Нью-Йорка и Парижа, которое предшествовало проектированию и строительству нашего метро, обеспечило возможность создания наиболее совершенного по тому времени сооружения. Довоенный подход власти к проблеме изучения западного опыта, в частности, отражен в речи Л.М. Кагановича, произнесенной им 14 мая 1935 года: «Мы берем из старой культуры всё лучшее. Мы не выбрасываем капиталистической техники. Она – достояние всего человечества. Мы выбрасываем негодное, отметаем капиталистическое использование техники, то, что создает угнетателей и угнетенных, что создает поработителей и порабощенных, что создает рабов и господ. Но мы используем эту технику, чтобы облегчить труд и жизнь человека, чтобы помочь всей массе трудящихся, а не только богатым и родовитым, жить лучше, культурнее, богаче» [293]Кравец СМ. Архитектура Московского метрополитена им. Л.М. Кагановича. М, 1939. С. 8.
.

Как известно, станции первой очереди московского метро строились неиндустриальным способом, что открывало практически неисчерпаемые возможности для архитектурного решения залов. Использование монолитного бетона позволило проектировать футляры пилонных станций в зависимости от архитектурного замысла. Одним из ярких примеров этого может служить вдохновленная классическим архитектурным стилем трехсводчатая трехзальная станция глубокого заложения «Красные Ворота». Ее платформа заглублена на 32,8 м.

До начала строительства высотных зданий в Москве в СССР имелся очень небольшой опыт возведения жилых и общественных зданий выше 10 этажей. Строительных норм на этот счет не существовало. Приходилось строить и проектировать параллельно.

Нью-Йорк в дыму… Глазами советских читателей. Фото опубликовано в 1953 г.

Ограничение по этажности напрямую связывалось с двумя основными причинами: во-первых, с более суровыми климатическими условиями в нашей северной стране; во-вторых, со сложной геологией московских грунтов. Москва (в отличие от Нью-Йорка и ряда других американских мегаполисов, лежащих на континентальной базальтовой плите) была основана Юрием Долгоруким на холмах и болотах. В уже упоминав шейся статье Н. Соколова «Композиция высотных зданий» автор вносит ряд предложений и на этот счет:

«Влияние климата должно сильно сказаться на устройстве окон. Потребуется создание нового, герметического металлического переплета. С другой стороны, сложная конструкция переплета может увеличить общую стоимость стены. При проектировании много – этажных зданий должна быть учтена возможность устройства монолитных окон из прозрачной штампованной пластмассы, так же как устройство неоткрывающихся окон и специальных отверстий для индивидуального проветривания комнат. Такое проветривание не исключено при самых совершенных установках кондиционированного воздуха.

Вопросы вентиляции, по всей вероятности, встанут тоже по-особому. Суровость климата может выдвинуть как главную задачу предупреждение слишком резкого и обильного перемещения воздуха в здании, особенно при открывании наружных, внутренних и междуэтажных дверей. С этой целью надо будет отказаться от расположения лестничных клеток по одной вертикали сверху донизу.

Американцы в небоскребах полностью выключают лестницы из нормального обихода – со стороны лестницы даже нельзя открыть дверь – нет ручек. Этот опыт следует, конечно, использовать применительно к нашим зданиям» [294]Советское искусство. 1947. 18 июля.
.

Автор статьи – светлая голова – еще 60 лет назад предлагал использовать стеклопакеты. Так, для высотных зданий были разработаны специальные конструкции оконных переплетов, снабженных резиновыми утеплителями. Одним из реализованных механических приемов сокращения движения холодного воздухопотока стало устройство турникетных дверей (дверей-вертушек), створки которых при любом их положении полностью перекрывают дверной проем. При вращении дверей наружный воздух попадает в вестибюль в очень ограниченном количестве. За одну минуту дверь делает 12 полных оборотов, пропуская при каждом обороте 4 человека. Таким образом, в течение часа через дверь может пройти 2500–2900 человек. Диаметр дверей мог колебаться от 2 до 2,35 м. Такой тип дверей применялся в здании МГУ. Особое внимание было уделено герметизации дверей на лестничные клетки и шахт лифтов, являющихся чрезвычайно мощными вытяжными трубами и способных создать громадные трудности для поддержания искусственных температурных режимов. Лестничные клетки через каждые 5–8 этажей на участках перехода из одной этажной зоны в другую разобщались тамбурами, которые препятствовали резкому перетеканию воздуха с нижних этажей в верхние.

Факт влияния архитектурных образов американских небоскребов на московские высотные дома упоминается и в литературных источниках. Издания эти преимущественно иностранные, причем идея и стилистика московских зданий трактуется в них не всегда верно. На Манхэттене существует здание, о котором нельзя не сказать. Это Municipal Building. На сайте про него написано буквально следующее:

This building impressed Josif Stalin so much that the Moscow University main building (1949–1953) was later based on it – as well as, in general, the whole grandiose public building style in the Soviet Union.

Это здание произвело столь сильное впечатление на Иосифа Сталина, что оно было впоследствии принято за основу для главного здания МГУ – так же, как, в общем, для всего грандиозного стиля общественных сооружений в Советском Союзе.

Металлический оконный переплет увеличивает площадь остекления более чем на 15 %, сокращает теплопотери за счет повышения герметичности, практичнее в эксплуатации и долговечнее. Потери на теплопроводности металла с избытком покрываются перечисленными преимуществами. Оконные переплеты могут изготовляться из прессованного алюминия, горячекатаных стальных профилей и штампованных либо вальцованных профилей из стальной ленты холодного проката. Наиболее экономичным является последний способ изготовления

На мой взгляд, в этой фразе много очевидных условностей, и останавливаться на них я не буду. Она верна в том, что именно Municipal Building и московские высотные здания являются по стилю наиболее схожими строениями.

Об этом говорится и на странице 21 книги Manhattan Skyscrapers (Eric P. Nash, Princeton Architect ural Press, NY, 1999):

However, the building's Imperial Roman image was enormo usly influental in other cities, and was a prototype for Chicago's Wrigley Building (1924) and Cleveland's Terminal Tower (1930), both by Graham, Anderson, Probst & White; the Fisher Building in Detroit (Albert Kahn, 1928); and – strangely enough at such a late day – the main bui lding of Moscow Univercity (L.V. Rudnev, S.E. Chernyshov, P.V. Abrosimov, and A. F. Khryakov, 1949-53).

Однако римско-имперский образ здания [Municipal Building] оказал огромное влияние на архитектуру других городов и стал прототипом: чикагского Ригли-билдинг (1924)и кливлендского небоскреба Терминал-Тауэр (1930), созданных Грехемом, Андерсоном, Пробстом и Уайтом; Фишер-билдинг в Детройте (Альберт Кэн, 1928); и, что весьма странно для такого позднего периода, главного корпуса Московского университета (Л.В. Руднев, СЕ. Чернышев, П.В. Абросимов, А.Ф. Хряков, 1949–1953).

Эту цитату нужно прокомментировать. Когда речь идет о сходстве московских высоток с небоскребами, например, Манхэттена, то в первую очередь всегда говорят о сходстве с ними здания МГУ, поскольку оно является самым известным для иностранцев. О характерных образах других московских домов, например на Котельнической набережной или на площади Восстания, обычно ничего не говорится. Тем более что в архитектуре Municipal Building имперское или готическое влияние заметно не столь сильно, сколь сильно заметно общее влияние классического духа. Хотя действительно в архитектурных образах наиболее известных американских небоскребов несомненно преобладают традиционные имперские черты.

До войны советский официальный стиль был более формальным, поскольку в 30-х годах влияние конструктивизма и функционализма являлось очень сильным. Русскую классическую школу почти забыли, а оставшихся приверженцев можно было пересчитать по пальцам. Поэтому, разрабатывая наиболее грандиозные здания, призванные воплощать величие Советского государства, зодчие вынужденно обращались к древнеримской имперской эстетике, гипертрофировали ее, что породило немало утопий. Многие из таких проектов не получили никакого практического воплощения. Если бы Дворец Советов был построен в том виде, каким он замышлялся до войны, то он, безусловно, носил бы ярко выраженные имперские черты. Из реализованных сооружений хорошим примером советской имперской архитектуры может служить здание Библиотеки имени Ленина в Москве. К моменту начала послевоенного строительства, когда деятельность Академии архитектуры по изучению и пропаганде классики стала приносить свои результаты, советский стиль все более обретает европейские черты, присущие архитектуре столиц Старого Света, воспроизводящие образы известных сооружений Италии, Греции и Франции. Убедительными примерами являются здания, перечисленные в статье «Новые жилые дома Москвы», опубликованной «Советским искусством» 25 апреля 1950 года.

«Стремясь воплотить в архитектурных сооружениях величие идей сталинской эпохи, советские зодчие используют все средства художественной выразительности. Широкое распространение получают орнамент, рельеф, разнообразнее становится цветовое оформление дома. Отдельное жилое здание рассматривается как органическая часть городского ансамбля, его архитектурный облик подчиняется общему градостроительному замыслу.

Иллюстрацией развития этих тенденций в жилищном строительстве столицы может служить ряд жилых домов, сооруженных в прошлом году. Среди них выделяются дома номер 11 на Большой Калужской улице, номера 4—10 на Садово-Триумфальной улице и номера 46–48 на улице Чкалова, авторы которых удостоены Сталинских премий. В архитектуре этих зданий, столь непохожих одно на другое, созданных авторами различной творческой индивидуальности, заложено единое начало – сталинская забота о человеке, стремление наиболее полно ответить на растущие запросы советского человека, найти полноценное решение образа советского жилого дома» [297]Советское искусство. 1950. 25 апреля.
.

Советский послевоенный триумфальный стиль, приняв у довоенного эстафету имперской древнеримской эстетики, вобрал в себя и европейскую классику в виде готики и барокко, а также традиционно русские мотивы архитектуры XVI–XVII веков. Элементы каждого из этих стилей в той или иной степени присутствуют в московских высотных зданиях. Примером может служить художественное оформление дома на площади Восстания: в древнеримском стиле выполнены скульптуры на ризалитах и парапеты. Вестибюли с витражами, мраморными колоннами и светильниками в форме канделябров – это готика. А четыре остроконечные башенки вокруг шпиля – стилизованный образ куполов православного храма. На крышах боковых корпусов в этом же здании успешно соседствуют балюстрады с римскими обелисками и ажурные готические башенки, функционально играющие роль вентиляционных вытяжек.

Таким образом, советский классический стиль к началу 50-х годов представляется результатом творческого синтеза наиболее интересных и выразительных архитектурных течений, созданных цивилизованным человечеством на протяжении истории и утверждавших непреходящие художественные достоинства на протяжении сотен лет. «Верно, что советские архитекторы – наследники всего лучшего, что создано в мировой архитектурной культуре, – писал в 1953 году член-корреспондент Академии архитектуры СССР Б. Рубаненко. – Но из этой сокровищницы надо черпать не как попало, а с ясным сознанием того, что нашему народу наиболее близко, и твердо сознавая, что скорее всего послужит на пользу нашему искусству.

Творческая практика советских зодчих свидетельствует о том, что в нашей архитектуре постоянно происходит отбор наиболее типических для нее черт. Разве не появились такие характерные черты в советской архитектуре Грузии, Армении, Азербайджана, где наиболее традиционные формы национального зодчества сплавляются с русской архитектурной классикой? Разве не тот же процесс – процесс творческой переработки наиболее древних самобытных форм русского зодчества и русской архитектурной классики – мы видим в архитектурных формах московских высотных зданий? <…>

Практика проектирования и строительства высотных зданий в Москве с очевидностью свидетельствует о все более кристаллизующемся процессе отбора и закрепления характерных для монументального советского зодчества архитектурно-пространственных и архитектурно-композиционных средств» [298]Рубаненко Б. Идейно-художественные основы архитектуры высотных зданий столицы // Советская архитектура. 1953. № 4. С. 18–19.
.

Дом на площади Восстания: римский, готический и древнерусский стили прекрасно уживаются на одной высотной крыше

Крайслер-билдинг: грандиозная рекламная форма

Подтверждений самодостаточности советской архитектурной эстетики того времени можно найти немало; к примеру, несмотря на то что высотные здания в Москве имели заокеанские прототипы, таких шпилей, как у наших высоток, нет ни у одного нью-йоркского небоскреба. Не удается их найти и в других городах США. Снова цитата из программной статьи Н. Соколова:

«Американские небоскребы имеют, как правило, прямолинейно срезанный верх с плоской крыше й. В отдельных случаях крыша бывает пирамидальной (Манхэттенский банк). Только рекламный небоскреб компании «Зингер» в Нью-Йорке имеет безобразное подобие купола. Небоскреб компании «Крайслер» также увенчивается каким-то округленным завершением. Но при ближайшем ознакомлении это также, оказывается, монументальная рекламная форма, напоминающая стоящие друг за другом автомобильные шины, которыми торгует компания.

Очевидно, есть какие-то общие причины, не позволяющие зарубежным архитекторам использовать такую красивую и легкую форму, как купол. Между тем купол, имеющий гармоничную структуру, очерченный новыми, совершенными математическими кривыми, может дать прекраснейшее завершение если не главной, то боковым частям высотного здания» [299]Советское искусство. 1947. 18 июля.
.

И вот теперь настало время объяснить последнее «белое пятно» цитаты из книги Manhattan Skyscrapers: «…и, что весьма странно для такого позднего периода, главный корпус МГУ (Руднев, Чернышев, Абросимов, Хряков, 1949–1953)». Возможно, здесь автор цитируемой книги немного пренебрегает деталями истории развития советской архитектурной эстетики, о которых было написано выше. Что же это за такой поздний период – 1949–1953 годы? Почему же при всем богатстве архитектурных форм, существовавшем в западном высот ном строительстве, наши инженеры избрали в качестве аналогов здания, построенные в начале века, «несущие в своем облике» отпечаток культуры буржуазной цивилизации, стоящей на пороге мировой войны? Что вообще строили в Америке в XX столетии?

Ответ будет неожиданным: для Запада, и для США в частности, период между двумя мировыми войнами действительно был временем архитектурного кризиса. Разговор о его причинах выходит за рамки этого материала. Очевидно, технологический бум на рубеже XIX–XX веков сделал возможными и невиданные прежде достижения в строительной сфере. Начало XX века принесло качественный скачок – появилась каркасная технология. Господство технической мысли, превосходство ее над остальными сферами общественной жизни в то время явилось причиной своеобразного социально-культурного сдвига, когда подчеркнутая механистичность архитектурных решений считалась благом. Подобные периоды отмечаются специалистами в культуре многих стран. Для России, как ни странно, период использования конструкций каркаса в качестве основного архитектурного украшения по времени совпал с перестроечной смутой.

Строительство все того же Municipal Building было завершено в Нью-Йорке еще в 1914 году. Самым громким высотным «писком» стало, очевидно, здание Empire State Building, официально открытое в 1931 году. Но наиболее дальновидным архитекторам уже тогда стало ясно – это тупик. Дальше – только выше. Нужен был качественный скачок, которого ждали без малого 20 лет. Последним крупным довоенным небоскребом был United States Courthouse, строившийся в 1933–1936 годах. Потом наступила длительная пауза. Можно предположить, что ее причинами стали начало Второй мировой войны и осложнение общей экономической ситуации в мире. После войны начал править бал так называвмый International style, известный образчик которого – 39-этажное здание Секретариата ООН (United Nations Secretariat Building, 1947–1953). В ход уже пошли стекло и бетон – получил ось обезличенное строение, символизирующее торжество ид ей урбанизации. Первым послевоенным зданием, в котором отчетливо прослеживался этот стиль, был нью-йоркский небоскреб 100 Park Avenue (135 м, 36 этажей), завершенный в 1949 году. Одно из последних зданий в этом стиле – Trump World Tower (2001) – просто очень узкая и длинная коробка из черного стекла, 262 м высотой, 72 этажа, в которой к тому же находятся и жилые квартиры. Во время сильного ветра жильцов, наверное, укачивает.

Итак, пришло время подвести итоги. Что же позаимствовали наши инженеры, а что внесли своего?

Был позаимствован определенный архитектурный образ. Причем говорить можно о копировании нью-йоркской архитектурной школы, традиции чикагской несколько отличаются. Если обобщать, то можно сказать, что некоторые московские здания имеют свой американский аналог. Безусловно, речь идет о сходстве отдаленном, о таком, которое угадывается с определенных ракурсов. Фасад Municipal Building действительно имеет нечто общее с фасадом МГУ, хотя в объемной части здания различны. Woolworth Building является отдаленным аналогом здания МИД на Смоленской площади. Именно это здание имеет пропорциональный шпиль и сходный узкий двор-колодец с тыльной стороны. Кливлендский небоскреб Terminal Tower в высотной части больше всего напоминает дом на площади Восстания. В качестве аналога гостиницы «Ленинградская» приходит на память United States Courthouse 1936 года, который расположен рядом с Municipal Building. Правда, у него золоченая крыша и нет длинного шпиля. Это здание является последним творением К. Гилберта, автора Woolworth Building, строительство которого завершилось уже через два года после кончины архитектора.

Municipal Building (вверху) действительно отдаленно напоминает здание МГУ (внизу)

Была позаимствована каркасная технология. Ее хорошо опробовали в Соединенных Штатах еще до войны. Родиной стального каркаса считается Чикаго. Официально первым небоскребом принято считать здание страховой компании Хоум-Иншуренс билдинг (The Home Insurance Building), построенное в 1885 году в Чикаго и просуществовавшее до 1931 года. Первоначально оно имело 10 этажей и высоту 42 м; позднее, в 1891 году, были надстроены еще два этажа, а высота здания выросла до 54,9 м. Автор проекта – американский архитектор Уильям Ле Барон Дженни (основатель чикагской архитектурной школы), в соответствии с наи более широко известной версией, первым предложил новаторскую технологию строительства, в которой был использован стальной несущий каркас. Однако в полной мере переход на несущий стальной каркас был осуществлен только при строительстве в 1891 году 11-этажной башни Уэйнрайта в Сент-Луисе по проекту архитектора Луиса Салливана. Здание Уэйнрайта также вполне может претендовать на звание первого каркасного небоскреба.

Изучение советскими инженерами наиболее передовых рекламируемых за рубежом строительств показывало, что решения важнейших вопросов строительства часто принимались случайно в зависимости от субъективных взглядов отдельных руководителей работ. Характерно, что зарубежная научная и техническая литература не располагала по этой отрасли промышленности ни одним трудом, обобщающим накопленный опыт, что объяснялось условиями капиталистической конкуренции и производственными секретами отдельных фирм.

Проанализировав значительное число каркасов, реализованных ранее в США и Европе, отечественные специалисты пришли к выводу о необходимости разработки собственных решений. Решения каркасов зарубежного многоэтажного строительства представлялись весьма случайными, не объединенными общей идеей и направлением проектирования, а в результате – сложными и неэкономичными. Отсутствие комплексного решения здания приводило к усложнению объемно-планировочного решения, и в частности конструкции каркаса, к нарушению модульности, к перебивке шага колонн и т. д. Размещение связей в плане выполнялось без должного инженерного и научного подхода: ветровые связи распылялись в плане, что зачастую влекло за собой их недостаточную жесткость, несмотря на высокий расход стали. Железобетонные каркасы, имевшие неоспоримые достоинства, применялись за рубежом мало, главным образом в зданиях с предельной высотой в 30 этажей, при этом наиболее рациональный для того времени тип железобетонного каркаса с жесткой арматурой не применялся вовсе.

Terminal Tower в Кливленде (слева) в высотной части похож на дом на площади Восстания (справа)

Использовавшиеся в США главным образом клепаные соединения были значительно менее рациональны, нежели предложенные сварные сопряжения. В силу того, что в результате более чем 50-летней практики зарубежного многоэтажного строительства не было разработано вполне рационального решения каркаса, перед советскими конструкторами встала задача поиска новых путей для создания его рациональных форм.

Очевидно, в той или иной степени могла быть позаимствована идея создания коробчатых фундаментов высотных зданий. В начале XX века чикагской школой применялись сплошные основания, так называемые «плавающие фундаменты», что было обусловлено строением местной почвы: мощный слой пластичной глины, дающий по всей площади фундамента равномерную осадку. Традиционные типы фундаментов под массивные несущие стены нельзя было перенести на отдельно стоящие фундаменты каркасных высотных зданий, массивные пирамиды под колонны каркаса отнимали бы много места в подвальных этажах либо, если бы они располагались глубже, требовали дополнительных расходов и значительно усложняли работу. Поэтому на бетонные плиты основания зданий в Чикаго начали укладывать железнодорожные рельсы, располагая их в несколько слоев, которые потом послойно обетонировались; таким образом значительно уменьшалась глубина фундаментов. Впоследствии вместо рельсов стали использовать двутавровые балки.

Woolworth Building (слева) – дальний родственник здания МИД на Смоленской площади (справа)

Московская геология, известная своим капризным нравом, тоже требовала устройства подобных плавающих в грунте фундаментов, дающих равномерную осадку по всей площади возведенного здания. Использование советскими инженерами в качестве оснований для многоэтажных зданий глинистых и песчаных грунтов позволило строителям намного уменьшить глубину заложения фундаментов и тем самым сократить расходы на устройство подземной части сооружения. Для более равномерного распределения напряжений фундаменты наших высотных зданий изготавливались в виде сплошной железобетонной плиты по всей площади здания ввиду того, что вес многоэтажных зданий достигал значительных величин и несущие их конструкции имели резкие переходы по высоте. В этом имелась определенная доля риска, поскольку к моменту начала строительства высотных зданий теории расчета такого рода фундаментов, разработанные профессором Б.Н. Жемочкиным и доктором технических наук М.И. Горбуновым-Посадовым, не были проверены строительной практикой, не было также точных данных о распределении напряжений в грунтах под фундаментной плитой в связи с ее упругими деформациями.

Была позаимствована общая идея облицовки высотных зданий терракотовой (керамической) плиткой. В Соединенных Штатах детали из терракоты широко применялись архитекторами ар-деко и приверженцами «органической архитектуры», в том числе ее основоположником Луисом Салливаном. Хотя о заимствовании идеи можно говорить довольно условно. Керамика является одним из древнейших строительных материалов и для нашей страны. Почти 1000 лет назад в Киевской Руси высококачественная глазурованная керамика применялась в качестве облицовочного материала. Своеобразием, богатством форм и широким размахом применения цветной глазурованной керамики известны древнейшие памятники архитектуры Московского государства периода расцвета русской архитектуры в середине XVII века. После Великой Отечественной войны на производство терракотовой облицовки в СССР были переоборудованы мощности многих кирпичных заводов. При строительстве зданий плитку начали применять зачастую без учета механических свойств материала основной кладки. Под воздействием климатических и механических факторов керамическая облицовка осыпалась там, где при выборе материала оказались допущены просчеты.

Еще одной технологией, без которой немыслимо было бы представить небоскреб, стала технология устр ойства скоростных пассажирских лифтов. Сама по себе идея устройства подъемников, безусловно, была не нова, они использовались человечеством с древних времен и упоминались, к примеру, в работах древнеримского архитектора Витрувия. В 1853 году американский инженер и изобретатель Э.Г. Отис продемонстрировал на выставке в Нью-Йорке сконструированный им подъемник, первый пассажирский лифт был применен им в 1857 году в одном из маг азинов на Бродвее. Именно в Нью-Йорке это изобретение приобрело заслуженную популярность ввиду строительства еще в 70-х годах XIX столетия первых девяти-десятиэтажных административных зданий. В офисном здании лифты впервые были применены в 1870 году в Эквитабл-лайф-билдинг в Нью-Йорке. С 1890 по 1913 год в Нью-Йорке появилось еще шесть небоскребов, и среди них 57-этажный Вулворт-билдинг высотой 242 м.

Вопрос о создании советских скоростных пассажирских лифтов еще до Второй мировой войны остро встал перед инженерами в связи с проектированием и началом строительства Дворца Советов. Следует сказать, что еще в начале XX века в России существовало единственное предприятие по производству подъемной техники – московский завод «Подъемник». Именно перед этим предприятием в конце 40-х годов была поставлена задача спроектировать и построить скоростные лифты для советских высотных зданий.

Вот это то, что в первом приближении касается заимствования архитектурных и инженерных решений, которые были применены при строительстве первых восьми советских высотных зданий. Какими именно источниками пользовались советские инженеры и архитекторы и в каком объеме они располагали конкретной западной документацией по означенным темам – это, согласитесь, еще большой вопрос. Думаю, что этого мы никогда уже доподлинно не узнаем. Вполне возможно, что в их распоряжении были только концептуальные идеи, которые предстояло воплотить в жизнь на отечественной производственной базе. Перед советскими архитекторами и строителями стояла колоссальная задача в кратчайшие сроки буквально с нуля освоить технологии, на разработку которых при других условиях могли бы потребоваться десятки лет. Пришлось решать проблемы, связанные с поиском рациональных решений железобетонных каркасов, которые не применялись в американской практике, с устройством коробчатых (плавающих) фундаментов, с отоплением и вентиляцией высотных башен в зимнее время, с индустриализацией монтажа санитарно-технического и инженерного оборудования, с конструкцией закрепления шпилей и многим-многим другим. Этот прорыв в технике строительства можно без преувеличения сравнить с прорывом в освоении космоса.