— Эм, — пробормотала Мэдди, когда все вокруг замерло на месте.

Эм, пристегнутая ремнем и потому невредимая, сидела в кресле, широко распахнув глаза.

— Я в порядке, мама, — сказала она.

— Ты уверена? У тебя не повреждена шея? — У самой Мэдди шея мучительно болела.

— Да нет, все нормально. Ну и ну. Он таки врезался в нас.

Мэдди с усилием вытолкнула дверцу, и на асфальт посыпались кусочки металла. Чувствуя головокружение, она вылезла из машины. Все вокруг казалось чересчур ярким и вместе с тем нечетким, смазанным. Мэдди осторожно двинулась в обход машины к «датсуну». Под ногами хрустели осколки стекла. Радиоприемник кричал что-то грубое и неприличное, и Мэдди пожалела, что не может ответить тем же. Малейшее усилие причиняло ей невыносимые страдания.

Водитель «датсуна» сидел за рулем, держась руками за голову и постанывая. Мэдди наклонилась к нему, желая убедиться, что тот цел. Это был школьник, худосочный бледный светловолосый мальчишка. Мэдди знала его в лицо, но имени не помнила.

— Ты в порядке? — спросила она. — Ты ударился головой? Ты был пристегнут ремнем?

— Моя машина… Я здорово в вас вляпался… Разнес машину вдребезги…

— Твой приемник работает. — «Поганец ты этакий», — добавила про себя Мэдди. Злость, распиравшая ее весь день, едва не выплеснулась наружу, и она чуть было не заорала на мальчишку, но вовремя вспомнила, что он тоже пострадал в аварии и нет никакого смысла еще усугублять положение бедняги, даже если он — законченный болван. Взять того же Кей Эла Старджеса. Жертвами его лихачества неизменно оказывались ограждения да придорожные канавы, но люди — никогда.

Мальчишка вновь застонал, упорно пряча глаза. Мэдди выпрямилась и пошла осмотреть свой автомобиль.

«Сивик» погиб безвозвратно. Его багажник вмяло в салон, и теперь он находился на месте заднего сиденья. При всем своем невежестве в области автомобильной техники Мэдди понимала, что никому не удастся выправить ее машину — уж очень она была стара.

Нет, все-таки надо было накричать на сопляка. Он дважды чуть не поддал ей под зад, и посмотрите, чем все это закончилось.

— Вот это да, — сказала Эм, когда наконец выбралась наружу.

«Моя машина…»

— Значит, теперь мы купим новую? — спросила Эм.

— Как вы думаете, ваша страховка покроет убытки? — осведомился неудачливый водитель, подойдя ближе.

Мэдди повернулась и взглянула на него. «Убить тебя мало», — подумала она и побрела к «сивику», осторожно переставляя ноги.

Мальчишка потащился следом, и в этот миг подъехала полицейская машина.

Мэдди уселась в «сивик» и прижалась лбом к рулевому колесу. Патрульный, молодой человек, проваливший лет пять назад экзамены в ее классе прикладных искусств, спросил права Мэдди, и Эм выудила их из перчаточного ящика. Полицейский держался вежливо, но он задавал слишком много вопросов, и Мэдди сбилась с толку. Потом он спросил, как она себя чувствует.

— Я хотела, чтобы меня похоронили в этой машине, — устало ответила Мэдди, и патрульный тут же связался со «Скорой помощью», сообщив о том, что у пострадавшей, вероятно, сотрясение мозга.

Брент, высокий, загорелый, внушительный и уверенный в себе, дожидался Мэдди в приемном покое.

— Я позабочусь обо всем, — заявил он и, отвернувшись, спокойным голосом заговорил с юным врачом и еще более молоденькой медсестрой.

«Я ненавижу тебя», — хотела сказать Мэдди, но подумала, что говорить об этом в присутствии Эм было бы неблагоразумно.

В кабинете воняло дезинфекцией и спиртом, а лекарства, которые дали Мэдди, оставляли во рту металлический привкус. Мэдди замерзла, смотровой стол казался ей слишком высоким, она хотела домой, но Брент все еще разговаривал с медиками.

От нечего делать Мэдди стала разглядывать мужа. Интересно, способен ли Брент увлечь другую женщину? Он уже начинал полнеть, но все еще был красив, словно молодой крупный бычок. Темная прядь волос, вечно падающая ему на глаза. Непокорный вихор, торчащий на макушке. Ямочки на щеках. Нахальная улыбка. Ублюдок. Брент двинулся к ней, расправив плечи, и медсестра с интересом посмотрела ему вслед. Он приблизился к Мэдди вплотную, и она отодвинулась.

Брент что-то говорил ей, и Мэдди сосредоточилась на его словах, чувствуя себя так, будто находится где-то очень далеко.

— Не беспокойся, ты не нарушила правил, — сказал Брент и обвил рукой Эм, которая с любовью прижималась к нему.

— Знаю.

— Парень не был застрахован, но наша страховка все покроет.

— Знаю.

Брент еще плотнее прижал к себе девочку.

— Хвала Господу, Эмили жива и здорова.

— Знаю.

— У тебя нет даже сотрясения мозга, только растяжение шейных мышц. Все, что тебе нужно, — легкое болеутоляющее.

— Знаю.

Брент вздохнул, и заботливое выражение в его глазах сменилось раздражением.

— В таком случае мы можем ехать прямо сейчас.

— Знаю.

Медсестра во весь рот улыбнулась Бренту и протянула ему пилюли для Мэдди. Брент вывел семью на улицу, усадил Эм на заднее кресло «кадиллака» и только потом обернулся к Мэдди, которая пыталась сообразить, каким образом эта ненавистная ей машина, стоявшая во дворе дома, вдруг очутилась у клиники.

— Я чистила твой «кадиллак», — пробормотала Мэдди. — Он стоял на подъездной дорожке.

— Хауи подбросил меня домой, и я пересел в свою машину. Твой автомобиль отбуксировали в мастерскую Лео. Он говорит, «сивику» пришел конец. Теперь тебе придется купить новую машину.

Ее «сивик», разбитый, валяющийся в кустах под забором авторемонтной мастерской… В обычной ситуации подобное видение непременно повергло бы Мэдди в уныние, но сейчас она была слишком потрясена, чтобы думать о машинах.

— Знаю, — ответила она и, забравшись в «кадиллак», попыталась вспомнить, что такое нормальная жизнь. Например, такая, как вчера.

Брент уселся рядом и потрепал ее по колену. Мэдди поспешно отодвинула ноги.

— Успокойся, Мэд, — сказал он. — Ты выздоровеешь, у тебя все будет в порядке.

— Знаю.

Мэдди кивнула, и тут же в ее шею словно вонзился клинок. Она замерла в неподвижности.

Брент выпустил воздух сквозь стиснутые зубы.

— Может, все-таки произнесешь что-нибудь кроме «знаю»?

«Чего ты, собственно, от меня ждешь? Что я рассыплюсь в благодарностях за твою заботу? Или предложу помянуть минутой молчания свою машину, жестоко искалеченную малолетним недоумком? Или спрошу тебя, с кем ты спутался на сей раз, мерзкий лживый сукин сын?»

— Мэдди?

«Не сейчас. Эм в машине».

— Спасибо, что приехал за нами.

Брент вздохнул, включил передачу, и спустя несколько минут, показавшихся Мэдди тысячелетием, «кадиллак» остановился у их дома. Мэдди выпрямилась и посмотрела в окно, понимая, что ей вот-вот придется что-то говорить.

— Мэдди, мы приехали. — Брент протянул руку и отстегнул привязной ремень. — Мэд? — спросил он и положил ладонь ей на плечо. Ладонь показалась Мэдди свинцовой.

Все верно. Приехали. Мэдди даже ощутила нечто вроде стыда перед мужем. Бренту тоже пришлось несладко, и душа Мэдди наполнилась раскаянием. Она следила за ним, не отрывая взгляда. Вот он обошел автомобиль спереди и открыл ей дверцу. Как это любезно с его стороны.

— Мэдди, выходи из машины. Врач говорит, ты не так сильно пострадала.

И опять он прав. Мэдди выбралась наружу. Каблуки тут же увязли в размякшем покрытии дорожки, и ей пришлось приложить немалое усилие, чтобы высвободить ноги. Казалось, они находятся так далеко. А Брент был слишком близко.

— Мама? — словно издалека раздался голос дочери. Мэдди сфокусировала глаза на ее лице и улыбнулась.

— Все хорошо, милая. Иди в дом, — произнесла она. Неизвестно откуда налетевший ветерок был свеж и приятен, и Мэдди на мгновение сосредоточила на нем свои мысли.

— Эмили, ты хорошо себя чувствуешь? — спросил Брент, опустившись перед девочкой на колени и всматриваясь в ее лицо. Он выглядел так трогательно, стоя на коленях, держа дочь, чистенький и заботливый, с хохолком на макушке. Ублюдок.

Эм кивнула, глядя на мать.

— Да, папа. Я в порядке. Правда.

— Вот и славно. — Брент привлек Эм к себе. Он поцеловал ее, поднялся на ноги, проследил за тем, как она идет к дому, и перевел взгляд на Мэдди. — И ты, Мэдди, тоже отправляйся домой. Сегодня вечером я задержусь допоздна. Закажи пиццу и постарайся отдохнуть. Не жди меня.

Мэдди хотела пройти мимо, но Брент протянул руку и похлопал ее по плечу. «Нечего трогать меня», — подумала Мэдди. После недолгого перерыва в ее душе снова вспыхнула жгучая ненависть. Она остановилась и, дождавшись, когда Эм отойдет на несколько ярдов и ступит на крыльцо, повернулась к мужу и посмотрела ему в глаза.

— Мэдди, прекрати. — Брент взял ее за локоть и повел к крыльцу, но она с такой яростью отбросила его руку, что он пошатнулся.

— Что ты делаешь, Брент? — прошептала Мэдди, стискивая зубы, чтобы не закричать. Ее пальцы сжались в кулаки, и она выставила их перед собой. — Что ты делаешь? Какого черта?

— О чем ты? — спросил Брент, изумленно глядя на нее широко раскрытыми глазами. — О чем ты говоришь?

Мэдди приблизилась к Бренту вплотную, едва не наступив ему на ноги, и заговорила, судорожно глотая воздух:

— Я нашла под сиденьем твоей машины женское белье, черт бы тебя подрал. С кем ты путаешься? Опять с Бет? — Она покачала головой, хотя при каждом движении ее череп буквально раскалывался от боли, и прижала кулаки к груди, чтобы удержаться и не ударить Брента. — На сей раз я этого не потерплю, Брент. Я уйду от тебя, клянусь!

Брент оглянулся на Эм, застывшую на крыльце и наблюдавшую за ними.

— Все в порядке, — произнес он нарочито громко. — Ты что-то перепутала. Ты сильно ударилась головой. — Брент понизил голос и добавил: — Прекрати истерику. Ты пугаешь Эмили.

— Я нашла трусики, — продолжала Мэдди, задыхаясь. — Черные шелковые трусики с дыркой в промежности. Я хочу выслушать твои объяснения, немедленно.

— Мама! — позвала Эм.

— Минутку, дорогая, — откликнулся Брент и вновь заговорил тихим голосом: — Ты прекрасно знаешь, что я тебе не изменяю. Я обещал. Неужели мне всю жизнь придется расплачиваться за Бет?

Мэдди отступила, сбитая с толку спокойным рассудительным тоном Брента.

— Так как насчет трусиков? — спросила она.

— Понятия не имею. — Раздраженный, Брент повысил голос: — Наверно, кому-то захотелось пошутить.

— Не вижу в этом ничего смешного, — заметила Мэдди.

— Какой уж тут смех, — отозвался Брент и двинулся к крыльцу, на котором стояла Эм. — Мама плохо себя чувствует, — сказал он дочери, — ей нужно поспать. Пойдем, Эмили, я отвезу тебя к тете Треве, а мама пусть отдохнет.

— Мама… — пробормотала Эм, едва не плача. Мэдди глубоко вздохнула. Ей уже не хотелось кричать. Особенно на глазах у Эм.

— Папа прав, — согласилась она. — Отправляйся. Сегодня ты переночуешь у Мэл. Со мной все будет в порядке.

Эм сглотнула.

— Правда? Может, я лучше буду ухаживать за тобой?

На глазах Мэдди выступили слезы, и она заморгала.

— Спасибо, милая, но я собираюсь принять таблетки и лечь спать. Честно. А ты поезжай с папой.

Эм кивнула. Ее голова болталась на шее, словно на ниточке.

— Ладно. Но я не останусь там на ночь. Вечером я вернусь, чтобы быть с тобой, когда ты проснешься.

Мэдди обняла ее и привлекла к себе, чувствуя, как напряглось тело Эм.

— Все в порядке. Оставайся у Мэл.

— Нет! — Голос Эм прервался, и Мэдди еще крепче прижала ее к себе.

— Ладно, — сказала она, похлопав дочь по спине и легонько покачивая ее, словно младенца. — Ладно. Вечером папа заберет тебя по пути из кегельбана. Все будет хорошо.

Эм подошла к автомобилю и, повернувшись, поглядела ей в лицо, не выпуская руки Брента. Сукин сын, он воспользовался дочерью, чтобы избежать объяснений. Мэдди хотела крикнуть: «Немедленно вернись, мне нужно с тобой поговорить», — но лишь помахала рукой отъезжающей машине, устало вздохнула и вошла в дом.

Она проглотила обезболивающее и поставила пузырек с таблетками на кухонный подоконник. Пузырек засиял в лучах солнца, словно янтарный. Как красиво. Потом Мэдди на минутку присела, пытаясь развеяться и не думать об Эм, о черном шелке, о своей машине, о разводе и всем прочем, что ее беспокоило.

Как хорошо, что у нее нет сотрясения мозга. Что же у нее есть? Мэдди огляделась. Мрачная кухня. На полу серый линолеум, доставшийся Бренту по случаю со скидкой. Стены Мэдди выкрасила желтым. Да-да, именно она выбрала этот цвет. Желтый. Мэдди чувствовала себя так, словно ее засунули в огромное пирожное.

На желтом фоне ей то и дело мерещился черный шелк.

Она осторожно поднялась на ноги и вышла в прихожую. Прихожая была белая. Скучновато, но благопристойно. Точь-в-точь как Брент. До нынешнего дня. Сегодня выдался отвратительный, невыносимый день. Мэдди поднялась по лестнице, цепляясь за перила. От напряжения у нее закружилась голова, и, чтобы добраться до спальни, ей пришлось опереться о стену. Спальня была персиковая. Кому пришло в голову выкрасить ее в этот цвет? Стеганая спинка кровати выглядела особенно омерзительно. Если уж на то пошло, Мэдди ненавидела эту комнату. Ненавидела весь дом. Пора отсюда линять, думала она. Может быть, так и надо сделать — уехать, не сказав Бренту. Но ведь потом кто-нибудь да скажет. Это ведь Фрог-Пойнт. В этом городе ничего нельзя скрыть.

Мэдди опустилась на кровать. Закрыть глаза — какое наслаждение! По крайней мере теперь они не выкатятся из глазниц. Но терзавшая ее боль не утихала, она давила с такой силой, что Мэдди уткнулась в матрац, пытаясь хоть как-то ее утихомирить. «Вот в чем дело, — решила она. — Я ненавижу его, и нет никакой разницы, изменяет он или нет. Но сейчас я слаба и измучена, я ненавижу саму мысль о том, что мне придется отдать себя на суд города, и я не в силах думать о том, как все это отразится на Эм. Поэтому лучше отложить размышления на потом.

Я подумаю об этом позже».

В семь часов вечера Кей Эл стоял около двери дома на ферме своего дяди, прислушиваясь к скрипу сверчков, пробующих голоса. До сумерек оставался целый час, но кое-кто из артистов приступил к делу загодя, и их пение смешивалось с едва слышным журчанием реки, протекавшей в двухстах ярдах от фермы, с голосами птиц, стремившихся до конца насладиться последними жаркими днями августа. Такие вечера словно специально созданы для того, чтобы забраться в гамак, прихватив холодного пивка и теплую женщину, но женщина, о которой он мечтал, была замужем, так что о гамаке можно забыть. Как бы то ни было, заниматься любовью в гамаке практически невозможно; и все же, сумей он затащить в гамак Мэдди, Кей Эл обязательно постарался бы. Эта мысль потянула за собой другие, еще более греховные, и именно оттого голос тетки, раздавшийся из-за двери, застал его врасплох. Кей Эл поспешно отскочил в сторону, и дверь распахнулась.

— Ты вымыл руки, Кей Эл?

Вздрогнув, он обернулся и посмотрел на тетушку, которая как ни в чем не бывало вернулась к своему прежнему занятию — она накрывала на стол, расставляя по красно-белой клеенке массивные фарфоровые тарелки и чашки, полные дымящегося окорока, картофеля и бог его знает чего еще. Кей Эл втянул в себя аромат, чувствуя, как его рот наполняется слюной при мысли о сочной ветчине, о сметане и сыре, в которых купались картофелины.

— Похоже, я умер и угодил в рай, — заметил он, словно не решаясь войти, но тетя сказала:

— Туда пускают только с чистыми руками.

Хотя в ее голосе сквозили брюзгливые нотки, тетушка Анна по-прежнему оставалась той сердечной, уверенной в себе женщиной, какой была двадцать семь лет назад, когда дядя Генри приобрел этот дом. Именно тогда мать в последний раз растолковала Кей Элу всю его никчемность и пообещала отправить его в колонию для малолетних правонарушителей, потому что колония-де специально создана для таких субчиков, как он. И тогда же Кей Эл сбежал из дома, с решимостью десятилетнего сорванца отправившись ночевать в парк. Потом рядом с ним остановилась машина дяди Генри, который ехал в свой загородный дом. Он открыл дверцу и сказал: «Влезай, малыш». Кей Эл послал его к черту и заявил, что сам может позаботиться о себе, но уже в те времена спорить с дядей Генри было бесполезно; поэтому он забрался в машину, и Генри отвез его к тетушке Анне. Тетя сказала: «Ты останешься у нас», на что он ответил: «Спасибо, я сам о себе позабочусь». Уж он-то знал, что бывает, когда люди делают тебе одолжение: за него приходится расплачиваться всю жизнь. А Кей Элу этого не хотелось.

Но потом тетя Анна сказала: «Мы не спорим с тобой, но ведь кто-то и о нас должен позаботиться. Сам видишь, мы стареем, нам в доме нужен кто-нибудь молодой и сильный». Вспомнив об этом, Кей Эл усмехнулся. Тогда дяде Генри было около сорока лет, он мог одним ударом прикончить быка, а тетя Анна никогда не ведала хворей. Но для десятилетнего мальчишки, который хотел быть кому-нибудь нужным, ее слова показались вполне убедительными. Тут не было никакого подвоха, старики сами обратились к нему с просьбой, и поэтому он ответил: «Хорошо, но знайте — я делаю это только ради вас». И тогда тетя Анна отвела его на второй этаж, уложила в огромную кровать с белыми мягкими простынями и сказала, что на завтрак будут оладьи.

Кей Элу потребовалось двадцать лет, чтобы понять, что чувство долга перед людьми, которые заботятся о тебе, не идет ни в какое сравнение с тем чувством, которое ты испытываешь к людям, о которых заботишься сам. С долгами можно расплатиться, но те люди, о которых ты беспокоишься, которых оберегаешь, — эти люди остаются с тобой навсегда. И именно потому, хотя Кей Эл был бы счастлив никогда больше не появляться во Фрог-Пойнте, он неизменно возвращался сюда повидать тетку. Он смотрел на нее с любовью и нежностью, пустившими глубокие корни в его душе, и в его глазах она была все той же живой задорной тетей Анной, что спасла ему жизнь много лет назад. На ней был новый фартук, раскрашенный по последней моде какими-то полосами вместо привычных цветочков, но волосы тети, хотя и поседевшие, по-прежнему были разделены прямым пробором и схвачены сзади узлом, гладкие и безупречно аккуратные, а ее голубые глаза и вовсе не изменились.

— Да, мэм, — сказал Кей Эл, входя и улыбаясь ей. — Я вымыл руки добела. Вы отлично меня вымуштровали. — Он двинулся к своему месту за столом и, проходя мимо тетки, обнял ее за талию и прижал к себе.

Анна усмехнулась:

— Я знаю, ты вырос, Кей Эл, но ты по-прежнему мой любимый ребенок.

— Это точно. — Кей Эл опустился в свое кресло и предъявил для осмотра руки, вытянув их ладонями вверх. — Видали? Чистенькие.

Тетка поставила перед ним дымящуюся миску с фасолью.

— Не забудь помыть за собой тарелку. И чтоб без разговоров!

Кей Эл оглядел стол: окорок в сладком соусе, пресные лепешки с маслом, домашний малиновый джем, фасоль с беконом, картофель с сыром, пикули, салат из капусты, моркови и лука с красным перцем… Меню тети Анны, одно из чудес света.

— Слушаюсь, мэм, — сказал он.

Сетчатая дверь снова распахнулась, и на пороге появился дядя Генри, крупный, широкоплечий, хотя и не такой громадный, каким он представлялся Кей Элу в дни юности. Его некогда темные волосы поседели, но по-прежнему были густыми и упругими.

— Запах такой, что просто слюнки текут, — сообщил он, моя руки в раковине.

— Спасибо на добром слове, Генри, — отозвалась тетка, и Кей Эл вспомнил, что они говорили друг другу эти слова перед каждой трапезой. В который уже раз он послал безмолвную благодарность своей матери, бросившей его на произвол судьбы. Это было лучшее, что она для него сделала.

Генри уселся во главе стола, и Кей Эл молитвенно сложил руки, а тетя Анна опустилась в кресло и преклонила голову.

— Возблагодарим Господа за пищу, ниспосланную нам, — произнес Генри. — Аминь.

— Аминь, — повторили вслед за ним тетя Анна и Кей Эл. Генри потянулся за окороком, тетя придвинула к нему лепешки, а Кей Эл зачерпнул целый половник картофеля.

— Оставь и мне немножко, — предупредил его Генри, и Кей Эл, бросив взгляд на огромную миску, ответил:

— Даже и не знаю, дядя. Сегодня я страшно проголодался.

— Я вижу, ты нагулял аппетит, носясь по городу с расспросами, — заметил Генри, глядя на племянника из-под кустистых бровей, и тетя Анна сказала:

— Генри, не мешай мальчику кушать.

Кей Эл осторожно пронес половник над блестящей клеенкой и улыбнулся дяде:

— Я разыскивал Брента Фарадея. Неужто тебе не доложили?

— Доложили. Человек двадцать, — проворчал Генри. — Что ты задумал?

— Ничего особенного, — ответил Кей Эл. — Просто решил оказать Шейле небольшую любезность.

— Шейла? — Вилка тети Анны неподвижно зависла над ее тарелкой. — При чем здесь Шейла?

Кей Эл с опозданием припомнил, что Шейла никогда не пользовалась расположением тетушки.

— Все в порядке, — сказал он. — Шейла позвонила мне и попросила кое-что уточнить. Она собирается выйти замуж за Стэна Сойера. Не волнуйтесь.

— А я и не волнуюсь, — ответила Анна, но все же отложила вилку.

— Все в порядке, — повторил Кей Эл. — Обычная любезность, и ничего более. Шейла сказала, что если я ей помогу, она подпишет отказ от содержания, которое я ей выплачиваю. В общем, чисто денежный вопрос. — Он протянул руку и погладил тетку по плечу.

Анна негромко хмыкнула и вновь взялась за вилку.

Следующим в атаку бросился Генри:

— Так чего же она хочет от Брента Фарадея?

Кей Эл едва удержался от вздоха и обернулся к дяде. Водить его за нос было бессмысленно. В любом случае Генри рано или поздно все разнюхает.

— Стэн собрался заключить с Брентом нечто вроде делового соглашения, и Шейла решила, что уж коли у нее под рукой бывший муж-бухгалтер, то он может оказать ей услугу и заглянуть в финансовые книги. Это займет около часа, и уже в понедельник я вернусь домой в Колумбус. Работа — не бей лежачего. — Кей Эл окинул взглядом своих слушателей и понял, что его слова не произвели на них ровным счетом никакого впечатления. Решив, что пора замять этот разговор, иначе придется весь обед рассказывать про Шейлу и Брента, он сменил тему: — Сегодня миссис Бэнистер натравила на меня полицию за то, что я смотрел на ее дом. Господи, куда катится этот мир, если меня арестовывает не кто-нибудь, а Винс Бейкер!

Анна фыркнула.

— Тельма Бэнистер — безмозглая курица, — сказала она и скосила глаза на Кей Эла. — Я ничуть не удивлена тем, что Шейла попросила тебя заняться делами Брента Фарадея. Когда речь заходит о деньгах, ей палец в рот не клади.

Она произнесла имя Брента с такой язвительностью, что Кей Эл удивленно вскинул брови.

— Брент Фарадей, — пробормотал Генри, накладывая себе картофеля. — Интересно.

Кей Эл осторожно отложил вилку.

— Не хотите ли вы сказать, что Брент Фарадей окончательно прибрал к рукам весь город? — осведомился он.

— Ну уж и весь, — возразил Генри, а Анна негромко добавила:

— Он всегда был крикливым и ухватистым малым.

Кей Эл откинулся на спинку кресла.

— Чтоб меня черти взяли! — воскликнул он и тут же поправился: — Ох, извините, тетушка… Так чем же он провинился?

Генри продолжал жевать, выстреливая фразы в промежутках между глотками:

— Именно об этом мы и хотим от тебя узнать. Ведь это ты гоняешься за ним. Я слышал, ты разговаривал с его женой.

— Я заглянул к ней, когда искал Брента. Его не было дома. — Кей Эл не чувствовал за собой вины, разве что за свои фантазии по поводу гамака, но во взгляде, который ему бросил дядя, было нечто, заставившее его ощутить неловкость. — Я даже не входил в дом, Генри, — сказал Кей Эл. — Я лишь спросил, где Брент.

— Она была влюблена в тебя по уши, — заметила Анна. — Я помню, как ты однажды вернулся из школы и рассказал мне о ней. Кажется, тебе тогда было лет десять — ты только что появился у нас в семье. Ну, может, одиннадцать. Славная девчушка.

— Клянусь, я пробыл на ее крыльце не больше пяти минут. И все. — Кей Эл сделал невинную мину — ему и вправду нечего было стыдиться, — но дядя не спускал с него пристального взгляда, и он добавил: — Это правда, Генри. Честное слово.

— Она замужем, — напомнил Генри. Кей Эл воздел руки к небесам:

— Говорю же, я ни в чем не виноват. Она захлопнула передо мной дверь. Я искал Брента, а не Мэдди.

— Зачем? — спросил Генри, вновь сбив Кей Эла с толку.

— Затем, что Брент, по-видимому, намерен продать Стэну четверть паев своей строительной компании, то есть половину своей половины. Тогда у них остается по четверти, а Хауи получает контрольный пакет. Шейле это не нравится.

— Хауи Бассет — милый мальчик, — сказала Анна. — Он никогда не унизится до мошенничества.

Кей Эл вздохнул. Славная девчушка, милый мальчик… Тетя Анна никак не могла взять в толк, что Мэдди и Хауи уже под сорок и они давно вышли из детского возраста. Да и сам он за это время здорово изменился, стал взрослым, серьезным человеком. Он не попадал в аварии с 1983 года, не бил никому морду с тех пор, как окончил школу. Да, Хауи всегда был неплохим парнем, так что тетя Анна не слишком погрешила против истины, но кто его знает…

— Так зачем ты ищешь Брента Фарадея? — в очередной раз спросил Генри, потянувшись за хлебом.

— Хочу заглянуть в гроссбухи. Для этого мне нужно его разрешение. Действуя в качестве официального представителя Шейлы, я мог бы обойтись и без согласия Брента, но..

— А как Стэн относится к тому, что Шейла сует нос в его кошелек еще до того, как он стал ее собственностью? — спросил Генри, кладя себе на тарелку фасоль.

— Тут дело не только в деньгах, — заметила Анна. — Кей Эл, ты плохо кушаешь. Генри, помолчи, пока ребенок не наестся.

Кей Эл послушно схватил вилку.

— Что значит, дело не только в деньгах? — спросил он. Анна указала пальцем на его тарелку, и, прежде чем она успела ответить, Кей Эл сунул в рот кусок окорока.

— Шейла не хочет, чтобы Стэн выглядел в глазах города безнадежным тупицей, — сказала Анна. Генри захохотал. Кей Эл улыбнулся ему:

— Я вижу, ты не очень-то жалуешь Стэна.

Тетя вновь указала ему на тарелку, и он взял еще окорока.

Генри с отвращением покачал головой и сказал:

— Женщина должна быть форменной дурой, чтобы предпочесть его тебе.

От изумления Кей Эл перестал жевать и чуть не подавился, проглотив кусок мяса целиком.

— Мне?

Генри бросил на него сердитый взгляд.

— Ты молодец, Кей Эл. Мы гордимся тобой.

Кей Эл почувствовал, как сжимается его горло, а на глаза навертываются слезы. Вздумай он пустить сопли, гневу дяди не было бы границ, поэтому он взял себя в руки, но все же несколько секунд не мог произнести ни слова.

— Ох… — пробормотал он наконец. — Спасибо, Генри.

— Не забывай про хлеб, — напомнила Анна и, взяв в руки корзинку с лепешками, положила две штуки ему на тарелку.

Кей Эл кивнул. Похвала, высказанная вслух дядей Генри, все еще кружила ему голову.

— Ты живешь в большом городе и плохо питаешься, — заявила тетка, протягивая ему масло. — Ты такой худой.

Кей Эл намазал лепешку маслом и отхватил огромный кусок.

— Если бы ты почаще к нам заглядывал, я бы откормила тебя на славу, — продолжала Анна. — Между прочим, во Фрог-Пойнте всего лишь один бухгалтер.

— Оставь парня в покое, — проворчал Генри.

— Что, уж и помечтать нельзя? — Анна придвинула к Кей Элу миску. — Было бы славно, если бы он возвратился домой. Бери фасоль, Кей Эл.

Кей Эл доел лепешку, взял миску в руки и заговорил о другом:

— А знаете, я ведь так и не нашел Брента. Быть может, он смылся из города прямо у меня под носом?

Генри наколол на вилку ломоть окорока.

— Нет. После обеда он торчал в больнице.

— Хочешь сказать, кроме меня, у него есть еще враги? — спросил Кей Эл, скрывая улыбку.

— Нет. — Генри выпрямился и начал кромсать окорок. — Его жена попала в аварию.

Лицо Кей Эла окаменело, а Анна негромко охнула.

— Милая Мэдди… как она?

— Сильно ударилась головой, — ответил Генри. — Ее дочь цела и невредима. Авария произошла по вине этого болвана, малолетнего Уэбстера. Он выскочил из-за угла и врезался в них сзади. Их машина стояла на середине проезжей части — говорят, Мэдди затормозила, чтобы не задавить щенка.

— Это так на нее похоже, — заметила Анна. — Славная женщина, она и мухи не обидит. Я испеку ей булочки.

— По-моему, она предпочитает шоколадные пирожные. — Кей Элу чудилось, что его собственные слова доносятся откуда-то со стороны. — Надо бы заехать к ней, угостить шоколадкой.

Генри бросил на него пронзительный взгляд.

— А мне казалось, ты ищешь Брента, — сказал он.

— Жест добрососедства, и ничего более, — ответил Кей Эл, мысленно закатывая себе оплеуху. — Должен же кто-то навестить бедняжку, спросить о самочувствии… Ты собираешься доедать эту картошку, Генри? Или намерен любоваться ею до скончания времен?

— Ох, прошу прощения. — Анна поднялась, чтобы передать ему блюдо. — Генри, мальчик изголодался.

— Этого я и боюсь, — сказал Генри.

Кей Эл пропустил его слова мимо ушей и приступил к еде. Он собирался чуть позже вернуться в город, но не имел ни малейшего желания сообщать об этом дяде.

— Осторожнее на дороге, когда будешь возвращаться в город, — сказал Генри.

— Так точно, сэр, — ответил Кей Эл.

— Мы покупаем собаку, — сообщила Эм, когда они с Мэл уединились на кушетке, запасшись хот-догами и солеными крендельками — именно эти продукты лучше всего отвечали представлениям Три о сбалансированной диете.

— Все-таки выпросила? — отозвалась Мэл, с удивлением выпучив глаза, и тут же добавила: — Молодец!

Эм кивнула.

— Я забыла спросить у папы, но мама согласна. — Вспомнив, какое лицо было у мамы, когда они уезжали, Эм почувствовала легкий укол совести. — Мама согласилась, но это было еще до аварии, — добавила она, сама удивляясь тому, как весело и жизнерадостно звучит ее голос.

— У нее все будет хорошо, так твой папа сказал, — ответила Мэл. — Лучше подумай о щенке.

— Мы поедем на живодерню, — продолжала Эм, — и спасем жизнь собачке. Так-то оно выйдет лучше.

«Щенок. У меня будет собственный щенок», — твердила она про себя, отгоняя неприятные мысли.

— Отлично. Возьмете меня с собой? — спросила Мэл.

— Конечно, — сказала Эм, кивнув в ответ.

«Мы поедем все вместе — я, Мэл, тетя Трева и мама», — подумала она и тут же вспомнила о маме, о том, какой у нее был страдальческий взгляд, о том, как они с папой стояли вплотную друг к другу, как смотрели друг на друга, как они ненавидели друг друга. «Щенок. Собственный щенок. Собственная собака».

— Как только мама поправится, так и поедем, — сказала Эм, проглотив застрявший в горле комок.

«Мама обязательно поправится. Так все говорят».

— Мама скоро выздоровеет. Сейчас она выпила таблетки и спит, но она обязательно поправится, — добавила Эм.

— Скоро все уладится, — оживленно затараторила Мэл. Порой ее оптимизм раздражал Эм, но сейчас она была благодарна подруге. — Теперь, когда твоя мама заболела, твой папа вспомнит, как он любил ее прежде, он начнет о ней заботиться, и все будет хорошо.

— Папа поехал играть в кегли, — сказала Эм и сунула в рот соленый кренделек, избегая встречаться с Мэл глазами.

— Ох… — выдохнула Мэл.

«Щенок. Щенок. Щенок…»