На следующий день, точно в тот момент, когда Каролинка доедала завтрак, под балконом раздался условный свист. Это Петрик подавал знак, что он уже дожидается Каролинку внизу.
— Тётя, можно мне пойти во двор? — вежливо спрашивает Каролинка. Правда, тётя Агата, после съеденного вчера пряничного заколдованного сердечка, была всё ещё необычайно добра, но неизвестно, долго ли это продержится? А может быть, пройдёт некоторое время, и тётя опять примется за старое?
Но, пока что, тётя всё ещё находится под влиянием шоколадного сердечка, потому что соглашается, чтобы Каролинка, сразу же, как выпьет молоко, шла во двор. И даже предлагает Каролинке, чтобы та надела новое голубое платьице. Гм, таким предложением нельзя пренебрегать. Надеть новое голубое платьице очень приятно. А, кроме того, — и это необычайно важно — у нового голубого платьица имеются большие карманы, такие, из которых наверняка ничего не выпадет.
— Тётя, ты ужасно, страшно добрая! — восклицает поэтому Каролинка. — Сейчас я оденусь, только скажу сначала Петрику, чтобы он подождал меня.
Тётя согласилась, ласково покачивая головой, и достала из шкафа платьице, а Каролинка выбежала на балкон и крикнула Петрику:
— Жди меня! Я сейчас приду! Мне нужно сказать тебе что-то очень важное!
— Ладно! — кричит Петрик. Он очень весел и у него такой вид, как будто у него нет никаких забот или важных дел, а вот у Каролинки… Ах! Да что тут говорить! Дело очень важное. Но сейчас, однако, нужно надеть новое платьице. Тётя Агата завязывает ей на голове бантик, тоже из новой голубой ленты, а Каролинка засовывает глубоко в карман… голубую бусинку. Потому что всё дело именно в этой бусинке. Но всё это сейчас выяснится.
— Только гляди, Каролинка, не порви чего-нибудь, — всё так же ласково напоминает тётя Агата. — А может быть, дать тебе и Петрику что-нибудь на второй завтрак? Вы куда собираетесь? Может быть, у вас есть охота сходить в сад?
Да, это прекрасная мысль!
— Да, да, мы пойдём в сад, — горячо заявляет Каролинка, — и прошу тебя, тётя, приготовь какую-нибудь еду, чтобы хватило на нас двоих.
— Конечно, рыбка моя, — соглашается тётя, — сейчас сделаю. Я вам всё заверну в красивый, аккуратный пакетик.
Когда тётя Агата говорит «рыбка», это означает, что у неё самое чудесное в мире настроение. А это, в свою очередь, означает, что завёрнутый в бумагу завтрак тоже будет самым чудесным в мире.
Петрик, конечно полный нетерпения, дожидается во дворе.
— Ну, так что же мы сегодня будем делать? — спрашивает он с интересом. А у самого — глаза так и блестят.
— Погоди, — очень серьёзно отвечает ему Каролинка, — произошла ужасная вещь! У меня страшная неприятность!
— Что-о-о! Ты её потеряла? — спрашивает вконец перепуганный Петрик.
Каролинка отрицательно качает головой — нет, не потеряла. Но… Как бы это объяснить… она стала какая-то светлая, как будто побледнела…
Каролинка достала из кармана маленькую коробочку из-под лекарств. На подушечке из розовой ваты, накрытая, как одеяльцем, другим кусочком ваты, лежала голубая бусинка.
— Что ты говоришь? — обеспокоился Петрик. — Что бы это могло означать? Слушай! А может, это — не та бусинка? Может, какая другая. Может быть, тебе её подменила Филомена? — Петрик даже подпрыгнул от возбуждения.
— Ну, что ты, никак она не могла подменить!
— А когда ты спала?
— Ты думаешь, что она могла влезть через окно? Ой-ой! Может и вправду. Она ведь такая бледная, просто совсем другая! Бусинка — отзовись! — И Каролинка вынула бусинку из коробочки.
Но бледная бусинка молча лежала на раскрытой ладони Каролинки.
— Лучше всего — проверить! — решительно, по-мужски сказал Петрик. — Попроси её о чём-нибудь! Если исполнится, значит это — та самая. Так всегда делают во всех сказках.
— Может быть, ты и прав. Только, о чём её попросить?
— Всё равно! Ну, хотя бы, чтобы здесь выросло деревцо, тут, прямо перед нами!
— Хорошо! — соглашается Каролинка и произносит желание.
И в ту же минуту перед ними вырастает стройное молодое деревцо.
— Ну, видишь? Та самая! — радостно кричит Петрик. Но Каролинка всё ещё неспокойна. Она держит бусинку на ладони и приглядывается к ней.
— Гляди, гляди — она, кажется, ещё больше побледнела! Что-то с ней происходит! Говорю тебе! А может быть, она, бедняжка, больна?
Одна только мысль об этом так разволновала девочку и расстроила, что она расплакалась.
— Бусиночка, — шептала она нежно и даже не заметила, как одна, не вытертая вовремя слеза, капнула на бусинку.
— Не плачь, Каролинка, — раздался шёпот.
— Кто это говорит? Неужели это ты, бусинка? — удивилась и одновременно обрадовалась Каролинка.
— Я, я! Я могу говорить только тогда, когда я влажная… Я и забыла тебе сказать об этом. И ещё об одной важной вещи я забыла тебе сказать — слушай! Каждое желание, которое я исполняю, ослабляет меня настолько, что я теряю окраску. Итак, запомни — когда я стану совсем бесцветной, я не смогу уже исполнять желаний.
— Бусиночка… — Каролинка хотела ещё о чём-то спросить, но лучик солнца, который как раз упал на Каролинкину ладонь, высушил, по-видимому, окончательно капельку слезы: бусинка лежала теперь молча, неподвижно, бледно-голубая, как бледная незабудка или весеннее небо.
— Ты слышал, Петрик? — отозвалась наконец Каролинка.
— Слышал! — Петрик в эту минуту тоже выглядел до крайности серьёзным и озабоченным. — Нам обязательно нужно об этом потолковать… Только где бы это можно было спокойно сделать?
— Лучше всего — в саду, — решила Каролинка, — да я ведь и сказала тёте Агате, что мы идём в сад.
— Чудесно! Мы там и вправду сможем поговорить на свободе, а если придёт охота — покатаемся на карусели или на качелях.
— Вот, я как раз об этом и подумала, — заметила Каролинка, — а завтрак у меня есть на двоих.
— Хорошо, но только знаешь, что я тебе скажу? У меня от всех этих забот даже аппетит пропал!
Сад, о котором говорила тётя Агата, был тут же, поблизости. Он, собственно говоря, находился рядом, на другой стороне Цветочной улицы. Он был не так уж и велик, но зато обладал множеством достоинств. Самым важным, в первую очередь, было то, что дети со всего района могли в тёплые дни проводить в этом саду всё время на воздухе и прекрасно играть. Были здесь кусты, в которых удобно жить индейцам, были узенькие тропинки, которыми пробирались великие вожди могикан и сиу, были площадки, где вволю можно кататься на велосипедах и самокатах, было здесь наконец, четверо качелей и гигантские шаги, и одна карусель, и две горки, не говоря уже о парочке больших песочниц для малышей. Если случалось, что кто-нибудь из ребятишек не мог выехать на каникулы в деревню, он проводил здесь всё лето. Матери в таких случаях говорили: — «Если бы не этот наш сад, я буквально не знала бы, что делать!»
Вот какой это был сад! И если речь о нём не зашла в самом начале, то только потому, что история с бусинкой произошла слишком неожиданно и необычно, и у нас попросту не хватило времени на обсуждение многих других вопросов. А теперь кстати будет поговорить и о саде, потому что именно туда направились Петрик и Каролинка.
Оба они были поглощены тем, что их бусинка бледнеет, и даже не заметили, что на сетке ограды сада вывешено какое-то объявление, а вокруг него толпятся дети и взрослые. Не обращая ни на что внимания, Петрик с Каролинкой прошли в сад и сразу же направились в тенистую аллею, где стояла каменная скамья. Там всегда бывало мало детей, и там можно было спокойно поговорить о занимавшем их деле. Когда они уселись и удостоверились, что вокруг никого нет, Петрик попросил:
— Дай-ка мне ещё раз поглядеть, действительно ли она так сильно побледнела.
— Смотри!
— Да, кажется, она на самом деле намного бледнее, — сказал Петрик через минуту.
— Вот видишь, — грустно вздохнула Каролинка, — бедняжка! Мне её страшно жалко!
— Не знаю, сможем ли мы её ещё о чём-нибудь попросить! — Петрик был в отчаянии.
— Разве только — о чём-нибудь необычайно важном. О самом, самом, самом важном!
— Конечно — только в этом случае, — согласился Петрик. — Но на свете есть столько важных вещей!
— Ещё бы! Вот мне, например, хотелось бы иметь новую куклу!..
— Ну знаешь! Этакую чепуху!
— И вовсе не чепуху! И в конце концов бусинка-то моя!
— Ну, твоя, твоя, — вздохнул Петрик. — Да я для себя ничего и не хочу, я только говорю, что даже если и для тебя кукла — это далеко не самая важная вещь. Ведь куклу всегда можно купить! Правда?
— Можно, — и Каролинка со вздохом спрятала коробочку с бусинкой в карман, — конечно можно. Я ведь взаправду об этих вещах и не думаю. И о кукле сказала просто так… Если бы я подумала, то попросила бы что-нибудь поважнее.
— Гм! Вот с невидимками это у нас здорово получилось! — отдавая дань вчерашнему, пробормотал Петрик и даже ухмыльнулся во весь рот. — Как ты думаешь, — прибавил он через минуту, — от такой невидимости она сильно бледнеет?
— Не думаю, может, даже и не очень сильно, но только нам-то нельзя всё время оставаться невидимыми!
— Если бы это пригодилось для чего-нибудь невероятно важного, тогда ещё можно было бы, правда?
— Ну, понятно, ради чего-нибудь важного, можно было бы…
— Пока мы ни о чём просить не будем, — решил Петрик. — Пока не случится что-нибудь необычайное, верно? А сейчас, знаешь что? Пойдём кататься с горок!
— Не могу я, — спохватилась вдруг Каролинка, — сегодня я надела новое платье, и тётя Агата очень рассердится, если я его сразу же выпачкаю.
— Тогда пошли на качели!
— Хорошо! Только не сильно раскачивай!
— А ты что — боишься?
— Ничего я не боюсь, но тогда у меня из кармана может вывалиться коробочка с бусинкой.
— А! Правда! Придётся быть осторожными.
На площадке с качелями они застали уже Лешека и Яню, а затем подошли и Дорота с Агасей. Вслед за ними приплёлся и Вальдек. Только он был какой-то странный — совершенно не баловался и не задирал, как обычно, всех и каждого, а молча поглядел на всех, а потом присел на качели, повесив голову.
— Ну, как Лешек? Покачаемся? — весело спросил Петрик.
— Покачаемся, — кивнул Лешек, но как-то вяло, как будто сонный или очень расстроенный.
— Ну! Яня! — командовал Петрик. — Садись с Лешеком на одну сторону, а мы с Каролинкой — на другую — накатаемся на целое лето! Лешек, что это ты сегодня какой-то странный? Сердишься, что ли? Ну, говори!
— А чего мне сердиться? — пожал плечами Лешек. — Только грустно мне. А у тебя разве нет забот?
— Есть. Только откуда ты знаешь о моих заботах? — удивился Петрик. Неужели Лешек узнал каким-то образом о бусинке?
Петрик оглянулся на Каролинку, но та была занята разговором с Яней.
— Как же мне не знать о твоих заботах! — возмутился Лешек. — Все на нашей улице расстроились из-за этого.
— Каким образом? Как это все расстроились? — пробормотал окончательно поражённый Петрик.
— А как же. Всем обидно, что мы уже больше не сможем сюда приходить. Лешек был очень огорчён.
— Конечно, если кто выезжает на каникулы, тому и так будет неплохо. А как же тем, которые на всё лето остаются в городе? Тут было очень здорово! Даже ещё лучше, чем в деревне. Потому что и играть можно, и от дома близко. И маме за нас не приходится волноваться! А теперь что будет?
— Как это — что? Ничего не понимаю, — хлопал глазами Петрик. — Я ничего не знаю. О чём ты говоришь?
— Да ты что — с луны свалился, что ли?
Или разучился читать?
— Нет, не разучился, — рассердился Петрик. — А ты, вместо того, чтобы болтать всякие глупости, лучше сказал бы сразу, в чём дело!
— В чём дело? Дело в том, что завтра сад закрывается. Теперь тебе ясно? Сегодня мы здесь играем в последний раз, а он ещё спрашивает, в чём дело!
— Как это «в последний раз?» — удивилась Каролинка. — Что это значит?
— Что значит, что значит, — передразнил её Лешек.
Таким он никогда не был, даже непонятно было, какая муха его укусила.
— Лешек, Яня, говорите же толком, в чём дело! Почему это «в последний раз?!»
— Пойдём, сам увидишь, — сказал Лешек и, соскочив с качелей, схватил Петрика за руку и потащил к выходу. Тут всё ещё толпились люди, читавшие прибитое к ограде объявление. Вслед за мальчиками прибежали и Каролинка с Яней.
Читайте! — драматически произнёс Лешек.
С 15 июня сад будет закрыт.Подпись: Президент Города.
На этом месте будет построен большой ресторан.
— С пятнадцатого июня, это значит — когда? — спросила Каролинка.
— Не знаете когда?! — возмутилась мамаша, державшая за руки двоих детей. — С пятнадцатого — это значит — с завтрашнего дня! Что значит, что уже завтра моим детишкам негде будет играть!
— Хе-хе, зато можно будет здесь прилично пообедать, — вмешался в разговор какой-то толстяк. Но женщины не дали ему продолжать.
— Вот и моим детям тоже придётся всё лето слоняться по грязному и тесному двору! — кричала ещё одна мамаша. — Что же это за решение такое, дорогие мои, почему так обижают ребятишек?!
— И куда же теперь деться нашей детворе? — возмущался чей-то папаша. — Мой мальчик с радостью целыми днями играл бы в индейцев. А, скажите на милость, разве можно прилично играть в индейцев в комнате?
— Да какое там! Конечно нельзя, — откликнулись все.
— Так что же нам делать? — спросила дама с ребёнком в коляске.
— Как это — «что»? Нужно бы сходить к Президенту Города и рассказать ему обо всём! — раздались голоса.
— А где же искать этого Президента?
— Понятно — в ратуше, — сказала старушка, провожавшая в сад своего маленького внука.
— Да, но пустят ли нас в ратушу? — спросил какой-то худой господин в очках. — Я слышал, что к Президенту очень трудно попасть.
— Для этого, кажется, нужно пройти через сто семнадцать комнат! — сообщила по секрету толстуха с ребёнком на руках. — Я слыхала об этом от моей тётки, которая убирает некоторые из этих комнат. А в каждой из них сидит по меньшей мере один чиновник, а часто по двое и по трое. Все они по очереди спрашивают, зачем вы идёте к Президенту. Или даже велят писать это на большом листе бумаги.
— Притом — без клякс и без ошибок, потому что иначе не принимают, — добавил худой господин в очках.
— Да, а кроме того требуют, чтобы к такой бумаге, которая называется «заявление», были ещё и приложения.
— А что это такое — приложения? — заинтересовалась Каролинка.
— А разные такие вещи, которые прилагают к этому заявлению, — продолжала объяснения толстуха с ребёнком.
— Ну, хорошо, — вмешался на этот раз Петрик, — а если кто-нибудь с помощью орфографического словаря всё-таки напишет без ошибок это заявление, что тогда?
— Как это — «что»? — спросил кто-то с раздражением.
— Ну, что тогда будет? Президент его прочтёт?
— Ишь, чего захотел! Так он тебе сразу и прочтёт. А для чего же секретарь или секретарша? А может, и не одна! А ещё есть и привратники. А вдруг, как раз будет заседание, и у Президента вообще не будет времени!
— Да, да, — теперь все грустно кивали головами. Что же теперь остаётся делать, надо же как-нибудь сохранить этот сад?
Под конец всем сделалось так грустно, что мамы начали потихоньку всхлипывать, а девочки — те даже заплакали навзрыд. Старичок с внуком сделал вид, что он закашлялся, а худой господин в очках, достав из кармана платок, пожаловался, что ему в глаз попала песчинка. Мальчики ещё кое-как держались, но им тоже было невесело. Наконец чья-то мама сказала:
— Поиграйте ещё немножко, милые дети! Только один этот день и остался вам. Часы на соседней башне начали отбивать время.
— Который это час? — спросил кто-то.
— Я насчитала десять, — ответила мама с ребёнком на руках, — значит, десять часов.
— Десять, — повторили Петрик и Каролинка. — Значит уже десять!