Изжелта-серую, выгоревшую степь с севера на юг пересекает черная, в пятнах мазута, железная дорога, Она кажется лестницей, соединяющей две стороны знойного, расплавленного в зените неба.

На полустанке не видно ни души. Ожидающие поезда попрятались в тень, кое-кто залез и под платформу. Но и там жарко и душно. Солнце плавит смолу на черных шпалах, выпаривает запах битума и креозота. Кажется, шпалы вспыхнут, как и поле цветущих подсолнухов на холме, их пламя вот-вот перекинется к желто-белым домам поселка Актысук, растянувшегося на километр по другую сторону железной дороги.

В тени платформы, у лесенки, полулежали парни — железнодорожные рабочие, менявшие шпалы. Они смотрели в небо, где, как живая, клубилась бурая туча, а над нею, сверкая на солнце, кружили самолеты.

— Летчикам-то, наверно, прохладно на высоте, — сказал парень в распахнутом на груди комбинезоне.

Рабочие не заметили, как мимо шлагбаума проехали две автомашины с летчиками и по шоссе, разделявшему поселок, помчались к ревущим самолетам, к аэродрому... Они не обратили бы внимания и на грузовик, который выехал прямо из тучи, нависшей над дорогой, и остановился у шлагбаума. Но вот из кабины вышла молодая женщина, одетая в розовое платье клеш, плотно облегавшее ее талию и прекрасно развитую грудь. И парни оторвались наконец от самолетов, скрестили взгляды на ней. Не распуская зонта, который держала в руке, молодая женщина прошла мимо них с таким видом, будто и сейчас, в такую жару, ее овевала прохлада моря. Казалось, ее стройное тело, все ее существо радовалось солнцу, жаре, яркости летнего дня.

Парень в распахнутом комбинезоне в смущении за свой неряшливый вид стал застегивать пуговицы и невольно загляделся ей вслед.

По лесенке на платформу она взбежала так легко и грациозно, будто в ее молочного цвета босоножках были скрыты эластичные пружины. И все ее тело в движении как бы играло: ритмично зыбились бедра, чуть заметно напрягались икры загорелых ног. Она прошла по платформе легкой, подчеркнуто красивой походкой, как бы желая спросить: «А ведь хороша я? Правда?»

Через минуту мимо парней пронес чемодан загорелый до шелушения кожи техник-лейтенант. Он был в авиационной фуражке, в белом шелковом кителе, однако в походке, во всей его широкоплечей, как бы придавленной к земле фигуре не было ничего подтянутого, сугубо военного. Вяло и грузно поднимаясь по лестнице, он чему-то улыбался, склонив голову набочок. В лице его, округлом, почти курносом, разморенном жарой, казалось, не было ничего, кроме доброты и теплой грусти, видно, навеянной расставанием. Было похоже, что он вспоминает что-то далекое, милое его сердцу. Войдя на платформу, он оглянулся на ревущий, взлетевший за поселком самолет и, склонив голову на другой бок, проводил его взглядом...

Он подошел к молодой красивой женщине, стоявшей на платформе под солнечным зонтиком, поставил к ее ногам чемодан и сказал с улыбкой:

— Ну, Зина, придется тебе в Крыму нанимать носильщика...

— А что? Тебе денег жалко? — В ее голосе слышался упрек.

Улыбка с его доброго лица исчезла, он снял фуражку, из-под которой по лбу сползали на щеки капли пота, и замахал ею, как веером.

— Неужели я такой уж Плюшкин? — спросил он обиженно.

— Иди, Сережа, под зонтик, — сказала Зина с такой интонацией, будто Сережа был ее сынишка, которого она великодушно прощала.

Долю минуты офицер стоял неподвижно, но Зина вдруг схватила его за полу кителя и потянула к себе. Тщетно он пытался сдержать улыбку — его добродушное широкое лицо расплылось само собой.

— Втрескался, — вслух подумал парень, наблюдавший за ними из-за железных перил, и вновь распахнул свой комбинезон, подставляя грудь набежавшему ветерку.

Мало-помалу из-под платформы стали вылезать пассажиры: пригородный поезд должен был скоро подойти.

— Друзья, а меня пустите под ваш зонтик? — раздался веселый голос.

Супруги Пучковы обернулись, заулыбались. Перед ними стоял офицер Беленький, летчик эскадрильи, где служил Сергей.

— Еще спрашиваешь! — сказала Зина, поднимая зонт вверх: этот ее старый знакомый Беленький был на целую голову выше мужа.

— Куда путь держим? — спросил Сергей.

— А ты разве не знаешь? В отпуск.

— Так ведь говорили, что майор Шагов возражал...

— Разве Шагов — последняя инстанция? Ну что я буду делать, когда летать не на чем?

— Да... — вздохнул Сергей и стал смотреть на тучу, к которой, снижаясь, летел двухмоторный бомбардировщик. И опять на его лице появилось озабоченное выражение.

— Это с ним случается... — вдруг услышал он слова жены. — Бывает даже так: смотрит на меня, а сам витает где-то в облаках вместе со своими самолетами. — Зина улыбалась, переводя взгляд с Беленького на мужа.

«Ну зачем ты об этом?.. Всякий человек склонен задумываться, — хотел упрекнуть ее Сергей, вернувшись к действительности. — Я ведь не болтаю с приятелями о чертах твоего характера».

— Сереженька, — дотронулась до него Зина, — представь себе: Ефим тоже в Мисхор.

— В Мисхор? — удивленно воскликнул Сергей. — Так ведь это чудесно! Дружище, присмотри за нею... Одна на курорт едет, молодая, красивая...

— Какой муж нынче пошел мнительный, а? — лукаво улыбнулась она.

— Спасибо, Сережа, за доверие, — смущенно улыбнулся Ефим, — но сперва я поеду в Калининскую область, к отцу, и вряд ли застану Зину в Мисхоре.

— Он отказывается, хочет заранее снять с себя ответственность перед тобой. Он за меня не может поручиться. Ну и ну! — глядя мужу в лицо, засмеялась Зина.

Сконфуженный Пучков деликатно повернул разговор на другую тему.

Они не заметили, как щуплый запыхавшийся паровозишко подтянул к перрону шесть полувагончиков.

Через минуту Зина стояла у заднего сиденья и махала Пучкову рукой, а Беленький что-то кричал ему, сложив руки рупором.

Пышные волосы Зины, развеваясь на ветру, то и дело откидывались на лицо Беленького, и Пучков вдруг погрозил ему кулаком. В ответ Беленький покачал головой, и Пучков устыдился своей ревности.

Глядя на рыжий косогор, за которым скрылся поезд, Пучков мысленно перенесся туда, куда отправилась Зина. Южный берег Крыма, море, кипарисы... Как бы хотелось побывать сейчас там!..

Пучков вздохнул, сел в машину и поехал к бурой, тяжело крутящейся в небе туче, поднятой самолетами его эскадрильи.

Эскадрилья... Всего десять дней назад инженер-капитан Дроздов уехал за новыми самолетами, и он, техник звена Пучков, остался за инженера.

Машина катилась по асфальту, над которым смыкались тополя. И в безветрие они роняли желтоватые серьги. Узенькая рыхлая трубочка упала на капот мотора. Пучков просунул руку сквозь приподнятое стекло и стал мелко крошить серьгу в твердых пальцах.

На старте опять взвыли моторы, окна домов, отражавшие солнце, заискрились дрожащим блеском, «И как не осточертел наш постоянный гром этим жителям?» — подумал Пучков.

Летное училище, где он служил вот уже год, возникло четверть века назад. И жители давно привыкли к рокоту моторов, как рабочие привыкают к шуму цеха. Для женского же населения этого городка было большой радостью, что поблизости живут авиаторы.

Считалось, что если здешняя девушка недурна, то ее будущее обеспечено: встретит ее в поселковом парке будущий летчик и сделает предложение. Особенно много свадеб было сыграно перед войной, когда офицеров и курсантов было в училище раз в двадцать больше, чем ныне. Сотни, а то и тысячи семей породнились за четверть века с мотористами, механиками, курсантами и офицерами, которые служили здесь когда-либо. По всей стране разлетелись воспитанники летного училища, увозя с собой своих юных подруг.

Зине с детства говорили, что она красива. И она рано уверовала, что ее счастье где-то рядом, стоит только поманить его. Да и манить его не нужно было. Когда она впервые, еще старшеклассницей, пришла на танцевальную веранду поселкового парка, ее успех превзошел все ожидания. Двое юных курсантов тут же, во время танцев, сделали ей предложение, а семь других попросили разрешения проводить до дому. Зина отвергла всех и убежала домой закоулками.

И через год, и через два, и через три ее успех был постоянным, и это вскружило ей голову: она стала слишком разборчивой невестой. Она отвергла ухаживание самых блистательных курсантов, и мало-помалу за ней установилась репутация девушки вздорной, которая сама не знает, что ей в конце концов нужно.

Охлаждение к ней было на редкость стойкое, и Зина решила, что отвергнутые ею курсанты и офицеры сговорились не замечать ее.

— Подумаешь!.. — усмехнулась Зина. С тех пор она положила, что называется, крест на парк и клуб своего поселка и стала ездить на гулянья в соседний город, где находился штаб и учебные корпуса летного училища. От ухажеров и там не было отбоя, и Зина решила выбрать самого лучшего.

Девушки, учившиеся когда-то в поселковой школе вместе с Зиной, давно уже стали женами и матерями семейств. А Зина в поисках вполне достойного суженого провела на танцевальных верандах восемь лет. И вдруг многих курсантов, даже не кончивших летную школу, услали в другие города, многих знакомых офицеров демобилизовали. Наступили скучные дни...

В такие дни Зина часто приходила в городской парк, садилась на скамейку, и картины шумной юности как-то сами собой всплывали в ее воображении. Весь городской парк с его эстрадой, танцевальной площадкой, стендами, тиром, витринами, аллеями, цирком был частицей ее биографии. Падал ее взгляд на голубую музыкальную раковину, и она вспоминала, как в дождь под этой раковиной познакомилась с Ефимом Беленьким. Слышала мелодию знакомого вальса, и в памяти оживал Вася — веселый, шумный парень, любивший пляску, танцы, карусель. Видела какого-нибудь юношу в светлом коверкотовом костюме и вспоминала Федю — тот был неторопливым, тяжеловатым, ему нравились прогулки по тенистым аллеям. Но, пожалуй, чаще всего она вспоминала летчика Сергея Строгова, который обучил ее приемам самбо.

Лица ухажеров появлялись и исчезали в воображении, а на душе было пусто и холодно. Неужели она не выйдет замуж? И Зина жалела уже, что сама из озорства любила менять ухажеров. Нет, она не была непорядочной девушкой. Ей просто было любопытно, а что будет говорить ей о любви другой, третий...

Она никогда бы не вышла замуж за нелюбимого. А полюбить было трудно. У одного она не находила хороших качеств другого, третий хотя и был красив, но был не так ласков, как некрасивый четвертый. Опытность мешала ей. Да и репутация была уже испорчена. По поселку ползли слухи, что она меняет ухажеров как перчатки. Некоторые парни считали это признаком ее легкой доступности и льнули к ней. Но таким Зина быстро давала от ворот поворот.

Однажды, уйдя от мужчины, который привязался к ней, когда она сидела в парке, Зина вошла на танцевальную веранду и, опершись на перила, стала наблюдать, как танцует молодежь. Ей казалось, что из тех, кто пришел сюда без партнера, она старше всех. Улыбаясь, к ней подошла девушка. Она коснулась руки Зины и с каким-то наивным удивлением спросила:

— Тетенька, вы все еще танцуете?

«А тебе, девочка, какое дело!» — хотела крикнуть вина, но сдержалась и произнесла:

— Я вас не знаю, не помню.

— Вспомните! — с улыбкой сказала девушка.

— Нет, не помню! — повторила Зина.

Тут ее пригласил на танец лейтенант-авиатор. Она положила руку на его плечо и легко закружилась в вальсе. Все движения она делала без усилий, механически и во время танца вспомнила девушку.

Как-то, лет шесть назад, на этой же танцевальной площадке, по паркету которой скользила теперь Зина, было очень много народу. Диктор парка объявил, что дети до шестнадцати лет должны немедленно покинуть площадку. Но девочки-подростки, пришедшие туда еще днем, не уходили, скрываясь в толпе молодежи. Зина уже в то время была постоянной посетительницей парка. С деловитостью хозяйки она схватила одну худенькую девочку за локти и сквозь всю толпу позорно вывела с площадки. Сомнений не могло быть: минуту назад перед Зиной стояла та самая девочка. Теперь она уже пышная девушка. Ее вопрос, бессмысленный и странный, уязвил Зину до глубины души. Зина почувствовала, что рядом с этой девушкой ей уже не место. Она хотела унизить, оскорбить эту обидчицу, но тут ее пригласил на танец лысоватый коренастый офицер.

Это и был Пучков. Он так нежно и робко вел ее в танце, будто боялся оскорбить более решительным прикосновением.

«Сердцеед», — подумала Зина, вдоволь потанцевавшая на своем девичьем веку с самыми изысканными партнерами.

Через минуту Пучков три раза подряд наступил ей на ногу, вспыхнул от смущения, остановился, ожидая, видимо, что девушка сейчас от него уйдет.

— Что с вами? — спросила Зина.

— Вы можете меня простить? — его доброе лицо умоляло о снисхождении.

Зина взглянула на него с недоверием, подумала: «Уж лысоватый, а скромненьким притворяется. Видали и таких...»

Но чем дольше они танцевали, тем все определенней складывалось у Зины убеждение, что такого она еще не видала.

Когда радиола смолкала, Пучков, бережно придерживая Зину за локоть, отводил ее к перилам. Он и там не отпускал ее пальцы, будто боялся, что она его оставит. Казалось, перед ней был не лысоватый офицер, а юноша, который испытывал великое наслаждение уже от того, что в его руке находится рука девушки. Эти робкие, нежные прикосновения удивляли Зину. Она легко высвободила руку, спросила:

— Вы что? Никогда девушек не видели? Что мог он ответить на это?

На службу его призвали восемнадцати лет, и никто из девушек не провожал его. Потом война, бросавшая Пучкова с аэродрома на аэродром, — не до любви было. После войны он поступил в авиационное техническое училище. За время обучения ему довелось всего девять раз сходить в городское увольнение, ни с кем не успел он сдружиться. При распределении молодых офицеров ему сказали: «Вы холост, значит, вам легче, чем семейному, служить в Н-ской части», — и послали на остров, расположенный в океане. Кроме жены командира полка, там вообще женщин не было. И хорошо, что не было. Пучков до сих пор забыть не мог, как после землетрясения ворвалась на побережье океанская волна. С плоскогорья, где находился аэродром, ему было видно, как гигантский вал слизывал внизу каменные домики. Танкисты спаслись тем, что успели забраться в тяжелые танки. Да и те волна швыряла, как морские ракушки... Только через четыре года перевели его на материк, в это училище. Никогда в жизни не ощущал он так близко дыхания женского тела, и потому он просто не мог выпустить руку девушки, так приглянувшейся ему.

Вопрос Зины смутил Пучкова, он покраснел и промолчал.

«Какой-то ископаемый», — подумала Зина. Как всякой женщине, ей было приятно сознавать себя желанной, и она спросила уже другим тоном:

— Что же вы молчите?

— А что если я действительно, как Робинзон, много лет не видел девушек?.

— С лжецом и танцевать не хочется! До свидания! — Зина двинулась к веранде, желая этим жестом вызвать простецкого, как ей казалось, парня на откровенный разговор.

— Куда же вы! — шагнул к ней Пучков.

Зина замерла на месте, взглядом окинула его с головы до ног: неподдельный испуг и сожаление слышались в его словах.

Они продолжали танцевать.

Через полчаса она все же ушла, сказав, что ей нужно, и непременно одной, зайти к подруге, которая работает в цирке. Пучков ожидал ее, стоя у перил веранды.

Радиола заливалась, пары кружились, а Пучков все глядел на выход: когда же появится эта стройная девушка?

А Зина, наблюдая за ним издали, из-за клумбы, думала: «Стоит как в воду опущенный. Действительно, какой-то ископаемый. Неужели я так понравилась?» Если бы час назад ей сказали, что этот лысоватый, низкорослый, будто придавленный ношей к земле офицер хочет подружиться с ней, она бы не подала ему никакого повода. Разве такие парни были у нее? Один Строгов чего стоил. А на этого и смотреть-то не хочется...

Но как бы Зина ни ценила прежде всего красивую внешность, ее тронула чистота и неопытность нового знакомого, и она вернулась к нему на веранду.

Через неделю он сделал ей предложение.

И для Зины, и для Пучкова было бы благоразумнее повременить, лучше узнать друг друга. Но либо Зина, тронутая его чистотой, действительно влюбилась, либо Пучков предстал перед ней в момент, когда ей до отчаяния хотелось выйти замуж хотя бы и за такого офицера, и временить они не стали. Сергей не был строен и красив, он не был даже летчиком, но и это тщеславное соображение было отброшено ею, хотя и не без сожаления...

После свадьбы они намеревались поехать в Крым — это было бы их свадебным путешествием, но в отпуске Сергею все отказывали. Зине надоело ждать. И сегодня, спустя год после выхода замуж, она наконец отправилась в Крым.