Город спал за высокими крепостными стенами. Городские ворота были закрыты до утра. Здесь не жаловали ночных гостей.

— Заперлись. Крысы, — презрительно процедил Гнус.

— Ничего. Можно переночевать в поле. Трава густая и мягкая, как перина, — сказала Марика.

Девочка смертельно устала. Глаза слипались. Сказывались несколько бессонных ночей подряд. Марика была привычна к ночёвкам под открытым небом, но Гнус не разделял её желания до утра торчать под городскими стенами.

— Ну уж нет. Такая романтика не по мне, — отказался он. — То комары зудят, то муравей залезет под рубаху и ползает, да ещё норовит укусить. Пускай нищие почивают на травке. У них шкура толстая.

— Но ведь ворота всё равно заперты, — возразила Марика.

— Только не для меня, — самодовольно усмехнулся разбойник. — К тому же у меня ещё много дел.

Гнус уже полностью оправился от пребывания в плену и был на удивление бодр, как будто близость города придавала ему сил. Он повёл Марику вдоль городской стены и остановился возле густых зарослей шиповника. Раскидистые кусты вымахали в человеческий рост.

— Лезь за мной, — позвал разбойник. — Только осторожней. Тут кругом шипы. Колются заразы.

Он раздвинул ветки и поднырнул под шиповник. Марика последовала за ним. Колючие стебли цеплялись за волосы и одежду. Кусты скрывали подкоп под стеной. Лаз был достаточно широким, чтобы через него мог пролезть взрослый мужчина, а хрупкой девчушке это и вовсе не составило труда. Гнус подал Марике руку, и она оказалась по ту сторону крепостных стен.

— Иди тише и помалкивай, чтобы не напороться на стражу, — приказал разбойник. — Дальше от городских ворот будет поспокойнее.

Он крадучись направился по узкой улочке, но внезапно замер, обернулся к Марике и приложил палец к губам, делая знак притаиться. Из-за широкой спины разбойника девочка не видела, что его насторожило. Они немного постояли, а потом Гнус сделал шаг в сторону и молча указал Марике на двух стражников. Блюстители порядка, растянувшись на земле, удобно устроились в нише между домами и сладко похрапывали.

— Бьюсь об заклад, им снится, что меня слопал мерзкий паук, — шепнул Гнус.

Он окинул взглядом натянутые между домами бельевые верёвки и криво усмехнулся.

— Сейчас я сыграю с этими сонями неплохую шутку.

Примерившись, Гнус подпрыгнул, ухватился за выступ в стене, подтянулся и залез на балкон. Оттуда он без труда дотянулся до верёвки с висящими на ней одинокими подштанниками, сорвал её и спрыгнул вниз.

— Зачем ты это сделал? — спросила Марика.

— Тс-с, увидишь, — подмигнул ей разбойник.

Он на цыпочках подкрался к стражникам, водрузил подштанники наподобие флага на прислонённое к стене ружьё, а потом обвязал один конец верёвки вокруг сапога одного стражника, а другой — вокруг другого. Повернувшись к девочке, Гнус усмехнулся:

— Нечего спать на посту. Им за это из казны деньги платят и дают даровую жратву. Это мне приходится добывать пропитание самому.

У Марики не было сил оценить его шутку. В голове мутилось от переутомления и недосыпа.

— Нам ещё далеко? — спросила она.

— Смотря куда ты собираешься. Тут наши пути расходятся, — ответил разбойник.

— Я думала, ты поможешь мне устроиться на ночлег, — растерялась девочка.

— Ты, конечно, меня спасла и всё такое. Но я привык жить сам по себе и не собираюсь вешать себе на шею обузу, даже если это такая хорошенькая девчонка, как ты. Ясно? — сказал Гнус.

Марика кивнула. Что ж тут было не понять?

— Вот и славно. Бывай.

Гнус кивнул Марике на прощание и скрылся за углом.

Девочка побрела по тесным улочкам незнакомого города. Она едва переставляла ноги от усталости. Жизнь приучила её не привередничать. Если надо, Марика могла заснуть и на голой земле, но она брезговала пристроиться на ночлег на мостовой, где по канавам вдоль домов стекали нечистоты. Местами улочки были такими узкими, что, расставив руки, можно было коснуться противоположных домов.

Проплутав по сонному городу, Марика вышла на базарную площадь. Деревянные столы, которые днём ломились от товара, сейчас были пусты, а некоторые служили постелью для тех, у кого не нашлось другого приюта. По краю площади расположилось несколько телег, в которых, чтобы не тратиться на постоялый двор, спали заезжие торговцы. Здесь можно было остановиться на ночлег, не привлекая к себе внимания. Девочка взобралась на грубо сколоченный стол, положила под щёку ладонь и тотчас заснула.

Её разбудил шум. По площади, перекликаясь, бежали люди. Было светло как днём. Марика спросонья подумала, что наступило утро, но тут увидела, что в небо вздымаются столбы чёрного дыма. Наискосок от базарной площади горел богатый дом, а чуть поодаль ещё один. Пламя рвалось из окон, озаряя небо тревожными сполохами.

Люди с тазами и вёдрами высыпали на улицу. Каждый старался внести лепту в тушение пожара, но от таких помощников было больше суеты, чем помощи. Трезвон колокола возвестил о приезде пожарных. Не жалея сил, они насосами качали воду из цистерны, пытаясь усмирить бушующее пламя, но силы были неравными. Трёх пожарных расчётов не хватало, чтобы погасить огонь сразу в двух пылающих домах. Вода в цистернах быстро заканчивалась, и тогда приходилось вновь гнать лошадей к реке.

От колодца до дома выстроились люди. Они передавали из рук в руки вёдра с водой. Марика встала в цепочку.

Дом держался из последних сил. Каменным стенам был не страшен пожар, но огонь подтачивал деревянные перекрытия и балки. Наступил момент, когда они не выдержали. Крыша рухнула и погребла под собой всё, что было в доме. В небо взметнулся миллион огненных искр. Следом обрушилась кровля второго дома.

Пережив кульминацию, пожар пошёл на убыль. Языки пламени ещё лизали почерневшие остовы некогда красивых домов, но они были уже не такими неистовыми. Огонь насытился и присмирел. Люди побросали вёдра и безучастно смотрели на пепелище. Лишь пожарные ещё продолжали выполнять свой долг, хотя бесполезность их стараний была очевидна.

Отблески пламени плясали в сотнях глаз, и на каждом лице застыл немой вопрос: как такое могло случиться? Измазанный сажей хмурый человек подошёл к командиру пожарных. При его приближении командир вытянулся в струнку и встал по стойке смирно.

— Кто это? — спросила Марика у стоявшей рядом женщины.

— Мэр города. Это его дом сгорел, — ответила та.

— А кому принадлежал другой дом? — девочка кивнула на пожарище.

— Городскому судье.

Мэр взобрался на один из рыночных прилавков, как на помост. Поняв, что он собирается обратиться к гражданам с речью, толпа смолкла. Всё внимание было приковано к главе города. Несмотря на постигшее его несчастье, он держался молодцом. Его осанка и горделиво поднятая голова внушали уважение. Над площадью повисла тишина. Её нарушало лишь потрескивание догорающего дерева.

Глава города заговорил:

— Уважаемые сограждане! Подлый разбойник Гнус выбрался на свободу. Сегодняшний пожар — дело его рук.

По толпе пронёсся ропот, а потом кто-то робко выкрикнул:

— Этого не может быть. Гнус казнён.

— У меня есть доказательство, что он жив. Негодяй прислал мне письмо, — Глава города достал из-за пазухи лист бумаги и высоко поднял над головой, так, чтобы его видели все. — Он пишет, что мы с господином судьёй первыми ответим за то, что его отправили в Паучью башню. Но на этом он не остановится. Он собирается мстить всем. В его списке не меньше сотни имен тех, с кем он хочет поквитаться.

Несмотря на то что от сгоревших домов ещё шёл жар, Марику обдало холодом. Неужели Гнус способен на такую подлость?

— Может, это ошибка? Из паутины ещё никто не выбирался, — набравшись смелости, выкрикнул кто-то из собравшихся.

Глава города кивнул:

— Да, поэтому напрашивается один вывод: среди тех, кто сопровождал Гнуса в Паучью башню, оказались люди, нечистые на руку. Они помогли разбойнику избежать наказания.

Вперёд выбрался человек в одеянии ремесленника и бросился перед мэром на колени.

— Ваша милость, я там был. Клянусь, мы сделали всё как полагается. Я сам видел через дыру в крыше, как разбойник намертво влип в паутину и затрепыхался в ней, точно пойманная муха.

Толпа в подтверждение загомонила:

— Он говорит правду. Там было чуть ли не полгорода. Гнус не мог всех подкупить.

— Я говорю вам то, что знаю. Разбойник на свободе. Мы с судьёй остались без крова. Кто следующий? И что он сделает с вами?

Стоящая рядом с Марикой женщина покачала головой и с горечью произнесла:

— Проклятый Гнус хуже чумы. Как только он сумел увернуться от казни? Не иначе, ему помогает нечистый. Гнус и раньше был подлецом из подлецов, а теперь и вовсе остервенел. За что на наш город обрушилось такое несчастье!

На душе у Марики было так тяжело, словно грудь ей придавил камень. Это она освободила разбойника и навлекла на город страдания. Во всём случившемся девочка винила лишь себя, а не беспечных горожан. Марике и в голову не пришло, что, будь она несущей беду, ей бы ни за что не удалось спастись от заколдованной паутины. Напротив, она всё больше убеждала себя, что несёт людям несчастья.

Через толпу шёл низенький, сутулый человек в чёрных одеждах. Ему не приходилось расталкивать людей. Они сами расступались перед ним, почтительно пропуская его вперёд. Это был городской судья. Подойдя к импровизированному помосту, на котором стоял мэр, судья не стал утруждать себя тем, чтобы залезать на возвышение. Он обвёл собравшихся суровым взглядом и надтреснутым голосом произнёс:

— Я знаю, как выяснить, кто выпустил Гнуса. Мы бросим в Паучью башню каждого, кто сопровождал разбойника на казнь.

— Но ведь это верная смерть! — пронеслось по толпе.

— Невиновному нечего бояться, — язвительно заметил судья.

— Смилуйтесь. Нет людей без греха, — зароптали люди.

Марика не могла допустить, чтобы безвинных людей подвергали страшному испытанию. Она одна должна ответить за содеянное. Девочка вышла вперёд.

— Это я освободила Гнуса.

Её звонкий голос перекрыл гул толпы. Люди оторопело уставились на хрупкую девчушку. Прежде её никто не видел в городе. Заявление незнакомки вызывало недоверие. Такая пигалица не могла совладать с заколдованной паутиной.

Марика поведала обо всём, что произошло, вплоть до того момента, как они с Гнусом расстались. Люди, затаив дыхание, слушали её рассказ, как ребёнок слушает страшную сказку. Когда девочка замолчала, мэр города сердито воскликнул:

— Ложь! Под крепостными стенами мышь не пролезет.

Его поддержали возгласы с разных концов площади:

— Враньё! Наша стража никогда не спит на посту!

— Слезть с паутины нельзя! Девчонка врёт!

— Это легко проверить, — язвительно ухмыльнулся судья и обратился к Марике: — Или ты нам расскажешь, каким таким хитрым способом Гнусу удалось сбежать, или отправишься на его место.

— Но я говорю правду! — искренне воскликнула девочка.

Её слова остались без внимания. Горожане были поглощены одним желанием — наказать виновного.

— В Паучью башню её! — дружно грянула толпа.

Марику посадили в клетку, как зверя. Все были так возбуждены, что никто не расходился по домам. Ночь близилась к концу. Едва солнце выглянуло из-за горизонта, как процессия направилась к Паучьей башне. Сопровождать виновницу собрался чуть ли не весь город. Всем было любопытно, сумеет ли девчонка освободиться от сети. Наиболее рьяные спорщики затевали пари и даже делали ставки.

Марика в ужасе думала, чем это может обернуться для горожан.

— Пожалуйста, не оставляйте город. Нужно поймать Гнуса, пока он не натворил других бед, — взмолилась девочка.

Её никто не слушал. Граждане города не задумывались над тем, чтобы обезопасить свои жилища. Все решили, что чужестранка пытается отвлечь их, чтобы спасти свою жизнь.

По дороге до Паучьей башни Марика не замечала ничего вокруг. Её сердце сжимал страх, но не за себя, а за горожан, ведь город остался во власти разбойника.

Марика не боялась заколдованной паутины не потому, что считала себя безгрешной. Она была уверена, что после того, как помогла разбойнику и навлекла на город несчастье, ей уже не удастся вырваться из пут. Но она приняла свою участь со смирением. Девочка снова и снова вспоминала слова ящерки: двоим идти сложно, а троим невозможно. Волею судьбы она оказалась третьей лишней. Марика не понимала, чем она заслужила такую кару, но если дорога в мир людей для неё закрыта, то не лучше ли разом со всем покончить, чем остаться вечной странницей, несущей беду, которой все сторонятся, как прокажённой.

День хмурился. Природа как будто чувствовала настроение людей. Туман стёр яркие краски с некогда пёстрого луга, и тот казался полинявшим. Многие цветы закрыли лепестки, словно не желали видеть мрачную процессию, направлявшуюся к Паучьей башне.

Принялся накрапывать дождь. Он то припускал, то висел в воздухе мелкой водяной пылью. Те, кто ехал в каретах и повозках, как всегда, оказались в более выигрышном положении, но их было меньшинство. В основном люди шли пешком. Все промокли до нитки, однако толпа не поредела. Любопытство и жажда зрелищ оказались сильнее, чем желание обсохнуть возле очага. Страсти накалялись. Всем хотелось поглазеть, что произойдёт, когда девчонка попадёт в паутину.

В ненастье Паучья башня выглядела не так жутко, как в солнечный, погожий день. Размытый дождём, бесцветный пейзаж служил для неё более подходящим фоном, чем радостный, пёстрый луг.

Следом за повозкой с клетью толпа хлынула через ворота в мощёный двор. Скоро там стало тесно. Самые проворные горожане уже карабкались по приставным лестницам на крышу. Впрочем, их пыл охладили. Стража растолкала простолюдинов, пропуская наверх важных сановников. Мэр города и судья решили лично привести приговор в исполнение. Следом за господами на крышу полез и стар и млад. Народ напирал. Опасаясь, что крыша не выдержит и провалится, Глава города дал приказ наверх больше никого не пускать, а особо ретивых спихивать безо всяких церемоний.

Марика безучастно наблюдала за суетой. Она много раз оказывалась на краю гибели, но впервые её не захлестнула жажда жизни. Она не желала быть для людей источником горя и разрушить всё, к чему прикоснётся.

Девочку подвели к отверстию в крыше. Через дыру виднелась паучья сеть. Капли дождя блестели на ней серебристой пыльцой, совсем как на паутинках лесных ткачей. Марика оглянулась, чтобы в последний раз посмотреть на луг, но люди окружали её таким плотным кольцом, что она видела только застывшие в ожидании лица да безрадостное, серое небо над головой.

Не дожидаясь, пока её столкнут, Марика прыгнула вниз. Паутина подхватила её и, пружиня, слегка подбросила вверх. Девочка ожидала, что потревоженный паук выскочит из укрытия, но тот не появлялся. Чудовищная тварь выходила пожинать кровавую жатву в полночь, когда колдовские чары вступают в силу.

К своему удивлению, Марика и на этот раз не запуталась в тенетах. Подождав, пока паутина не перестанет раскачиваться, девочка легко соскользнула с неё. Сверху раздался изумлённый вздох. Марика задрала голову и увидела склонившихся над отверстием людей. Их лица были плохо различимы против света. Девочка постояла, не зная, что делать дальше, а потом пошла к выходу.

Люди молча провожали её взглядами. Никто не проронил ни слова.

Марика не без содрогания вышла из-за колонн в главный зал. Теперь, когда она знала, что вдоль стен висят чучела людей, её брала оторопь при одной мысли, что придётся пересечь это страшное место. Собравшись с духом, девочка бегом припустила к входной двери.

Весть о том, что чужестранка без труда освободилась из сети, облетела толпу прежде, чем Марика вышла во двор. Когда тяжёлая дверь со стоном открылась и Марика выглянула наружу, стоящие близко в страхе попятились. То, что нельзя объяснить, всегда пугает. Люди встретились с чем-то доселе неведомым. Они испытывали суеверный трепет и в то же время разочарование оттого, что никто не был наказан. С одной стороны, они знали, что из Паучьей башни может выйти невредимым только тот, кто чист душой. Но с другой — кого же тогда винить в свалившихся на них бедах? Никому не приходило в голову, что виноватых надо искать не на стороне. Человек сам в ответе за всё, что с ним происходит.

Вдруг в тишине раздался чей-то истошный вопль:

— Пожар! Горим!

Над городом стояло багровое марево, как будто солнце запоздало поднималось из-за горизонта через серую мглу. Это по улицам, встопорщив перья огня, носился красный петух.

Забыв про Марику и несостоявшуюся казнь, люди бросились в город в тщетной надежде спасти своё имущество.

Девочка осталась одна. Дождевые капли у неё на щеках смешивались со слезами. Она плакала о том, что навлекла на людей новую напасть.

Вдруг кто-то тронул её за локоть.