Отдышавшись, Злата оглядела нового знакомого. Росточком он был невелик и походил на взъерошенный обрывок облака с огромными круглыми глазищами.

— Ты кто такой? — спросила Злата.

— Я-то — домовой тутошний, Коргоруша. А ты кто?

— Меня зовут Златой, — ответила девушка и вдруг спохватилась: — Ох, а бумага-то где?

— Какая бумага? Уж не та ли, что на полу валяется? — поинтересовался Коргоруша.

Злата осторожно выглянула из-за каминной решётки, и сердце её упало.

— Обронила. Всё кончено! Теперь Фартинг останется безнаказанным, и все мои труды напрасны, — сокрушалась она.

— Не бойся, мы эту бумажку старому скряге не отдадим, — пообещал ей Коргоруша и храбро побежал прямо к лежавшему на полу листку.

Злата чуть не вскрикнула, потому что в это самое время ростовщик заметил драгоценную записку и тоже направился к ней.

О том, что потом случилось, по городу долго ходили разные толки. Фартинг хотел поднять записку, но та сама собой сорвалась с места и медленно поплыла по комнате. Долетев до канделябра, листок завис над свечёй. Словно окаменев, ростовщик вытаращил глаза и молча взирал на происходящее, лишь открывая рот, как рыба, выброшенная на берег. Когда бумага коснулась уголком пламени и запылала, он пришёл в себя и с криком: «Нечистая сила!» — бросился прочь из кабинета.

Кто-то считал, что эта история — чистейшая выдумка, и на самом деле ничего подобного случиться не могло, но так или иначе, а с того дня ростовщик вёл свои дела честно и даже занялся благотворительностью.

Между тем домовой по потайным лазам и простенкам привёл Злату в свои апартаменты. Коргоруша был хозяин домовитый и тащил в своё жилище всё, что плохо лежит. Чего тут только не было: и пуговицы, и лоскутки, и напёрстки, и даже ложечка от солонки.

Девушка и домовой долго потешались над испугом ростовщика.

— Только не пойму, как же Фартинг тебя не заметил? — недоумевала Злата.

— Ну уморила, — хватаясь за бока, прыснул со смеху Коргоруша. — Где это видано, чтобы человек домового углядел? Да я могу хоть камаринского перед его носом отплясывать, он и ухом не поведёт.

— Так я-то тебя вижу! Что же, я и не человек больше? — растерялась Злата.

Домовой пристально поглядел на неё и объяснил:

— Ты — другое дело. На тебе печать волшебства лежит. Однако соловья баснями не кормят, — спохватился Коргоруша и принялся собирать на стол.

Щедро выложив перед Златой всё, что у него имелось, он заварил чаю и разлив его по напёрсткам, служившим ему стаканами, стал потчевать гостью.

— Вдвоём мы славно заживём, — мечтательно произнёс домовой, отхлёбывая из блюдечка.

— Нет, мне у тебя задерживаться нельзя. Мне надо певца найти, отказалась Злата.

— Тогда всё в порядке. Больше тебе торопиться некуда. Можешь считать, что ты его уже нашла, — просиял Коргоруша.

— Где он? — едва слышно прошептала Злата.

— Он перед тобой, — приосанившись, объявил домовой. — Если надо, я тебе хоть целыми днями петь буду.

— Ну уж нет, лохматый, пой для себя, а я другого певца ищу, засмеялась Злата.

— Как хочешь, — вздохнул Коргоруша и добавил: — Всё равно на ночь глядя идти незачем. Ложись спать, утро вечера мудренее.

Злата собралась в дорогу ещё до свету и попросила домового проводить её на улицу. Тот нехотя согласился. Они долго кружили и плутали по простенкам, пока, наконец, снова не оказались в жилище Коргоруши.

— Видать, свернули где-то не там, — в притворном удивлении воскликнул домовой, и с надеждой глянув на Злату, спросил: — А может, всё-таки останешься?

— Ах ты плут! Веди меня отсюда сейчас же, — набросилась на него Злата.

— Хорошо, — смиренно согласился домовой.

Они опять пошли блуждать по дому и снова вернулись туда откуда ушли.

— Совсем забыл, надо тебе на дорогу гостинцев собрать, — засуетился Коргоруша. — Конечно, если ты не передумала? Сама посуди, куда ты пойдёшь скитаться, когда здесь место тёплое, сухое, и на обед всегда можно с кухни кусок-другой прихватить.

— Да ты в своем ли уме, лохмач растрёпанный? Что за радость мне жить в твоей конуре и питаться объедками? Нет уж, мне такого счастья не надо, презрительно фыркнула гордячка.

— Ишь ты какая! Ну и уходи, раз так. Можно и в халупе жить припеваючи, а с такой гордячкой, как ты, и дворцу не обрадуешься, — обиженно засопел Коргоруша.

— Так ты что, хотел меня научить нищете радоваться? — язвительно спросила красавица.

— Есть учителя и получше моего, — хитро прищурился домовой и проводил Злату на улицу.