Ветер, запертый в каменном лабиринте города, в ярости носился по улицам, точно искал выхода на волю. Он подхватывал с мостовой жухлые листья, дерзко поднимал юбки дамам, срывал шляпы с мужчин. Одних он толкал в спину и шибче гнал вперед, других отпихивал с дороги, точно не хотел пускать дальше. Споря с ветром, по улице скакала маленькая всадница. Прохожие шарахались в сторону, с удивлением глядя на богато одетую девочку, несущуюся верхом на неоседланном коне, но она не замечала чужих взглядов. Ветер дул ей в лицо и трепал волосы. Пришпоривая коня, Марика мчалась прочь от дворца. Ревность и обида сплелись в ее душе в тугой узел. По щекам протянулись слюдяные бороздки слез. А в мозгу неотвязно вертелся вопрос: неужели она навсегда потеряла Глеба?

Во всем виноват злосчастный кошелек. Недаром Варга строго-настрого наказывала держаться подальше от колдовства. Старая цыганка, как всегда, оказалась права. Магические вещи не созданы для простых смертных и приносят лишь беду. А может быть, источник бед таился гораздо глубже? Кошелек — это лишь одно звено в цепочке событий, которые в последнее время ломали и перекраивали ее жизнь. Живя в таборе, она была по-своему счастлива. Пусть она не всегда ела досыта и ей часто приходилось решать споры с мальчишками кулаками. Зато там были посиделки возле костра, дальние дороги, новые города и… древняя, как мир, пророчица Варга. Как часто в последнее время мысли Марики возвращались к старухе-цыганке, которую она ласково звала «бабу»!

Варга воспитывала ее с пеленок. Старуха была такой древней, что никто в таборе не знал, сколько ей лет. Говорили, что смерть забыла про нее. Варга могла видеть будущее так же хорошо, как и прошлое, потому что с ней говорили духи. Цыгане относились к пророчице с особым почтением. Ее уважали, любили, но и боялись, как уважают, любят и боятся языческое божество, недоступное пониманию простых смертных.

Ясновидящая жила в каком-то далеком, одной ей ведомом мире, редко снисходя до того, что происходило вокруг. Лишь Марика была исключением. Казалось, внучка была единственным, что еще удерживало старую цыганку в этой жизни. Однако любимице Варги не было никаких поблажек. Напротив, по настоянию старой цыганки к ней относились куда строже, чем к другим цыганятам. Сколько раз Марика злилась, что бабу к ней слишком сурова и наказывает за то, что другим сходит с рук. Только теперь девочка поняла, что старая цыганка любила ее, как никого другого.

Как Марика тосковала по прежней жизни. Зачем только она предала табор! Все случилось в тот самый день, когда она встретилась с Глебом, и нехитрый цыганский ритуал сделал их кровными братом и сестрой. Откуда ей было знать, что он сын короля и что, согласно пророчеству, если в ее жилах будет течь королевская кровь, она не сможет больше оставаться среди цыган, иначе навлечет на них беду? По велению духов ее изгнали из табора. Никто из смертных не может идти против их воли.

«Только я, глупая, баранья башка, спорю с духами. Вот и получаю, что заслужила, — рассердилась на себя девочка. — Сто раз Варга запрещала мне колдовать. А я? В кузню с гаданием полезла. И что теперь? Агнесса спит, как мертвая. Глеб отвернулся. Осталась я одна на всем белом свете. Варга, зачем не слышишь меня? Зачем прогнала, как чужую?»

«Затем, что даже Варга не может идти против воли духов», — с безысходностью пронеслось в глубине сознания.

Девочка не заметила, как выехала за городские ворота и оказалась на дороге, ведущей к стоянке табора. Может быть, это знак? Она осадила коня и поскакала иноходью. Что если снова податься к цыганам? То-то они удивятся! Она размечталась о том, как встретится с кочевой братией, и ей стало казаться, что все можно исправить. Пустив коня в галоп, она быстро добралась до стойбища, откуда несколько месяцев назад ушла вместе с Глебом.

Пустырь полностью оправдывал свое название. Кибитки давно снялись с места и укатили в неведомые края. Дожди зализали следы от колес, а осень смыла остатки костров. Прошлое ушло безвозвратно, а настоящее не сулило ничего хорошего. «Что ждет меня здесь? Мадам Скелет с ее вечными придирками?» — грустно размышляла Марика о своей незавидной доле, но с другой стороны, она не могла оставить Агнессу, пока та спала околдованная неведомыми чарами. Она должна была узнать тайну кошелька.

— Я бы сделала все, чтобы мама Агнесса проснулась! — невольно вырвалось у девочки вслух.

— Ловлю тебя на слове, — вдруг услышала она, и перед ней будто из-под земли выросла сухонькая старушонка.

Девочка резко осадила коня, чтобы ненароком не задавить незнакомку:

— Тпру!

Это была излишняя предосторожность. Старушенция оказалась на редкость проворной. Она резво подскочила к стремени и, поманив девочку, предложила:

— Хочешь, подсоблю? Исполню твое желание.

Марика, онемев от удивления, узнала Ведунью из Лисьей норы. Им доводилось встречаться по ту сторону Зеркала Судеб, но она никак не предполагала, что встретит старуху в этом мире. Озарение пришло внезапно, подобно вспышке молнии.

Так вот кто унес кошелек Лунного рыцаря и подкинул его Агнессе!

— Уйди. Мне от тебя ничего не надо. Кто с нечистым спутается, тому счастья не видать. Это ты украла кошелек, — выпалила девочка, сложив указательный и средний палец крестиком — знак, чтобы уберечь себя от нечистой силы.

— Я?! Вот еще! Ничего я не крала, — нахально соврала старушенция.

— Я знаю, ты ведьма, — сказала Марика.

— Ну и что? Ведьма — не значит воровка. Этот раззява сам денежки потерял, — заявила Ведунья.

— Если ты нашла кошелек, зачем не вернула? — с укором спросила девочка.

— То есть как? Разве кошелек не у твоего разлюбезного Глеба? Я вещицу чин по чину отдала. Мне чужого не надо, а вместо благодарности на меня напраслину возводят. Вот и делай после этого добрые дела, — обиженно поджала губы Ведунья.

— Ты не от чистого сердца кошелек возвратила, а нарочно подкинула тайком, чтобы всех перессорить, — догадалась Марика.

— Зря меня винишь. Тут моей корысти нет. Я как узнала, что вещица понадобилась, так сразу понеслась ее возвернуть. На Глеба-то у меня давняя обида, я к нему ни ногой. Вот и решила кошелечек через Агнессу передать. Да не тут-то было! Гляжу, лежит болезная, ни жива ни мертва. Делать нечего. Я кошелечек оставила и подалась восвояси. Кто ж знал, что ты такое со своей приемной матерью сотворишь?

Девочка побледнела. Ее худшие подозрения подтверждались, и причиной колдовского сна явилось гадание в кузне. Ей и в голову не пришло, что Ведунья лукавит.

— Так все это из-за меня? — пролепетала Марика.

— Не из-за меня же, — нагло фыркнула ведьма. — Только не делай вид, что ты об этом сожалеешь. Это на словах ты хочешь, чтоб Агнесса проснулась, а когда я тебе помощь предложила, ты меня стала чуть не взашей гнать. Знамо дело, тебе от недуга герцогини прямая выгода. Завладеешь ее денежками и станешь богатой наследницей, — ехидно усмехнулась ведьма.

— Мне не нужны деньги! Говори, как ее разбудить! — пылко воскликнула девочка.

— Изволь. Мудреного тут ничего нет. Всего и делов — забрать из кузни капор, который она возле наковальни оставила. Недаром то место дурной славой пользуется. Пока шляпка в кузне, мысли Агнессы в плену.

У Марики точно груз с плеч упал. Даже не верилось, что беду так легко исправить. Теперь, когда она узнала тайну появления кошелька, ей не терпелось отправиться к Глебу и рассказать ему правду, а наутро можно вместе съездить в кузню за капором Агнессы. Будто прочитав ее мысли, ведьма покачала головой. — Дам тебе еще один совет. Коли в самом деле хочешь оживить свою приемную мать, поспеши. Жизнь утекает из нее с каждой минутой. Завтра будет поздно, — зловеще предрекла Ведунья, назидательно подняв палец.

По небу затянутому тучами было не понять, который теперь час, но уже перевалило за полдень. Еще немного и пасмурный день плавно перетечет в сумерки.

Марика колебалась. Если поехать за Глебом, то быстро не обернуться. Ночь застанет их в кузне. А соваться в заколдованное место одной — боязно. При одной мысли о мертвом кузнеце, который в полночь разжигает горн, становилось жутко, и решимость отправляться в кузню таяла.

Увидев замешательство девочки, Ведунья подлила масла в огонь:

— Что, угас пыл? Своя-то рубашка ближе к телу. Тем более от гибели Агнессы тебе никакого урона, одна выгода. И главное, комар носа не подточит, что именно ты вогнала бедняжку в гроб.

Слова старухи подстегнули Марику. Чувство вины захлестнуло ее, и девочка поняла, что никогда себе не простит, если не спасет Агнессу.

— Я поеду! Я виновата, я и ответ держать буду, — решительно сказала она и, пришпорив коня, поскакала в сторону восточных ворот.

Сердце девочки сжималось от тревожного предчувствия. Кровь пульсировала в висках, точно бил в набат колокол. Но у Марики не было выбора. Она гнала страх, подбадривая себя, что до ночи еще далеко. Главное — покинуть кузню до темноты. От ее расторопности зависела не только жизнь приемной матери, но и ее соб— ственная.

Ведунья проводила девочку взглядом. Ее губы искривились в недоброй усмешке, а в глазах вспыхнул хищных огонек. Она не прощала обид. Девчонка напрасно вела себя дерзко, за это ей придется поплатиться. Ведьма щелкнула пальцами и исчезла.

По Лисьей норе промчался вихрь и стих. Тотчас в очаге сам собой вспыхнул огонь. Он аппетитно захрустел хворостом. Язычки пламени пока еще маленькие и робкие принялись старательно вылизывать поленья. Те противились, не желая загораться, но огонь был настойчив. Он припадал к деревянным брускам, оглаживая и иссушая их, будто приглашал начать с ним неведомую игру. Тонкие прутья быстро прогорали и осыпались пеплом, зато пламя, пожирая их, обретало силу. Мало-помалу упрямые поленья зарделись от жара, уступая натиску огня, и наконец сдались, охваченные агонией гибельного восторга. Пещера озарилась живым красноватым светом.

Филин, восседавший на спинке стула, встрепенулся, взъерошил перья и, распахнув глаза, уставился перед собой недоуменным со сна взглядом. Змея подняла плоскую головку, вытянулась во всю длину и атласной лентой заструилась по полу. Спокойствию пришел конец. Хозяйка возвратилась домой.

— Эй, тунеядцы-бездельники! Опять дрыхнете? — недовольно воскликнула Ведунья.

— Угу, — поддакнул Филин.

— Размыш-шляем о с-смысле жизни, — прошипела Змея.

— А тут особо размышлять нечего. Смысл он в том и состоит, чтобы других вокруг пальца обвести и себе пользу принести, — хихикнула ведьма и незлобливо ткнула в Змею помелом.

— Все никак не угомониш-шься. Ш-што на этот раз замыш-шляешь? — раскачиваясь из стороны в сторону, спросила Змея.

— Есть у меня для Филина работенка не пыльная. Слышь, глазастый? Справишься, щедро вознагражу, — обратилась ведьма к птице.

Не успел Филин глазом моргнуть, как Ведунья выдернула из его хвоста перо.

— Ого! Для чего! — как всегда немногословно возмутился Филин, но ведьма строго шикнула:

— Шу на тебя. Для дела нужно. От одного не убудет.

Подбросив перо, она подула на него и зашептала:

Перо плавно закружило в воздухе и вдруг стало множиться. Филин удивленно хлопал глазищами, глядя, как перед ним, точно осенние листья, кружится целый рой совиных перьев. Не выдержав, он покосился на собственный хвост, чтобы убедиться, что его ненароком не общипали, как дохлую курицу. Только Филин успокоился, что его краса осталась при нем, как его больно ужалило в гузку, а потом еще и еще раз. Перья одно за другим втыкались в его хвост, как дротики в цель. Бедняга заметался по всей пещере в поисках убежища, но взбесившиеся перья находили его повсюду. К счастью, пытка длилась недолго.

— Ого! — одобрительно воскликнул Филин, глядя на свой обновленный шикарный хвост.

— Хватит на красоту пялиться. Это тебе во временное пользование, — напомнила ему Ведунья. — Лучше слушай, что тебе надобно делать. Я отправила девчонку в заброшенную кузню, где кузнец по ночам обретается.

— Угу. Для чего? — спросил Филин.

— Не твоего птичьего ума дело. Наобещала ей с три короба, будто она сумеет Агнессу разбудить. Путь до кузни не дальний, по прямой дороге девчонка до ночи назад обернется. А мне надобно, чтобы она в гиблое местечко аккурат в полночь попала. Твоя задача ее заморочить да с пути сбить.

— Угу, помогу, чем могу.

— Не чем можешь, а сделай все, как я тебе велю, — топнула ногой ведьма. — Разбросай заговоренные перья вдоль дороги, по которой девчонка поскачет. Они на нее морок наведут. Где перо упадет, там ей вместо дороги непроходимая чаща померещится. Да не забудь, последнее перо на саму кузню сбросишь. Припугни девчонку, как следует.

— Угу, припугну, — пообещал Филин.

— Вот и ладненько. Эта настырная цыганка мне уже давно как кость поперек горла. Пускай с ней кузнец разбирается. Хоть и не люблю я нежить, а порой и такая мерзость может пригодиться, — брезгливо поморщилась ведьма.