Над горами прорезался первый луч восхода. Он был алым, как будто кто-то полоснул по небосводу невидимым ножом и из пореза брызнула кровь.

— Время, — бесстрастным голосом сказал Агриппа.

Сейчас было бы неуместно проявить охватившее его чувство торжества. Он ничем не выдал облегчения и радости от того, что испытание закончилось и самозванка больше не посягает на посох власти, который он еще крепко держит в руках. Мудрейшие молча повернули к тропе, ведущей вниз. По неписаному закону по пути от Шепчущей пещеры, магией не пользовались, чтобы испытуемый и сопровождающие его маги могли насладиться великолепным зрелищем восхода над горами и еще острее ощутить радость жизни.

На этот раз среди них не было Избранника, а в их сердцах ликования. Они шли, понурив головы, избегая глядеть друг другу в глаза. Каждый думал о том, что мог бы проголосовать против испытания, и тогда безвинный ребенок не был бы принесен в жертву. Девочка оказалась не Избранницей. Покой на острове был сохранен, но в душах Мудрейших не было радости.

Протиснувшись наружу, Марика не нашла на плато перед пещерой ни души. Восход уже полностью завладел небосводом и окрасил горы в нежно-розовые тона. Ветры обточили непокорные скалы, сгладив острые утесы и придав им округлые формы. Сверху казалось, будто множество каменных великанов стоят, покорно преклонив головы и согнув плечи. На фоне восходящего солнца на краю плато четко вырисовалась причудливо изогнутая сосна.

Марика подошла к дереву и, ухватившись за ствол, глянула вниз. Сквозь ажурные ветви она увидела, как по тропе спускается процессия в белых одеждах. Один за другим люди скрывались за изгибом утеса. Чтобы не остаться одной среди безжизненных скал, девочка со всех ног припустила следом за уходящими. Тропа вилась среди валунов, но временами подходила к самой пропасти. На одном из поворотов камень выскочил из-под ноги и с перестуком понесся вниз, увлекая за собой гальку.

Девочка заскользила по откосу. Одной рукой она крепко прижимала к себе хрустальный шар, а другой попыталась уцепиться за чахлый кустик, росший меж камней, но тот вырвался с корнем и остался у нее в кулаке. Больше ухватиться было не за что. Марика зажмурилась и покатилась вниз. Камни, сыпавшиеся сверху, больно били куда попало. От их обстрела было не укрыться. Вдруг она влетела в кустарник, прилепившийся к скале. Град камней прекратился.

Девочка открыла глаза. Прямо под ней зияла пропасть. Она крепче вцепилась в ветки, не обращая внимания на шипы и колючки. Ее уже заметили и к ней спешили на помощь.

Марику вытащили из кустов и подняли на тропу. Несмотря на то, что опасность была позади, она все еще не могла прийти в себя. Коленки так дрожали, что ей пришлось привалиться к скале, чтобы не упасть.

— Братья, вы видите, свершилось чудо, — сказал Зосима.

Он имел в виду возвращение девочки из Шепчущей пещеры, но Марика по-своему поняла его слова и согласно кивнула:

— Точно чудо. Если б не куст, я бы зашиблась насмерть.

Волшебники переглянулись. Малышка не знала, что обрела бессмертие. Теперь на ее пути всегда возникнет «спасительная соломинка», которая удержит ее от гибели. Но пока не стоило открывать ей всей правды, чтобы она не возгордилась. За всю долгую историю острова было лишь два столь же сильных мага, как это дитя. О них слагали легенды. Без сомнения, девочка являлась Избранницей, на которую указал звездный дождь. Однако пока не повзрослеет, она не должна была знать о своей исключительности. К ней стоило относиться куда суровее, чем к остальным, чтобы не дать ей повода задирать нос.

Недаром говорят: хочешь испортить ребенка, забудь о строгости. До поры маги-правители решили сохранить в тайне то, что на острове появилась новая волшебница.

Впрочем, даже чародеи бессильны, если вмешивается Его Величество Случай. Никто и не подозревал, что есть еще один свидетель чуда. Спрятавшись под плащом-невидимкой, который он без спросу взял в покоях брата Ксанфа, Азар видел и слышал все. Никогда прежде он не позволял себе ослушаться наставников, но сегодня какая-то неведомая сила толкнула его проследить, куда направились маги-правители. Он терялся в догадках до тех самых пор, пока они не прошли к Шепчущей пещере.

Выросший на острове Азар знал, что там проходит испытание водой, и ломал голову, для чего туда привели Марику.

Лишь когда она вышла, прижимая к себе магический кристалл, отличительный знак волшебника, Азар все понял. Он чувствовал, что весь мир предал его. Наставники лишь делали вид, что стара— ются обучить его всем премудростям мастерства, а сами втихую подыскали ему замену. Надо же было этому случиться именно теперь, когда к нему вернулся амулет и он обрел надежду! Азар вспомнил, как радовался верховный чародей, увидев у него талисман. Почему же сегодня он был вместе со всеми?

Неожиданно у мальчика мелькнула догадка, что камень вовсе не волшебный. Может быть, Агриппа смеялся над его наивностью? В Азаре вскипела злость на предавших его наставников и еще больше на соперницу. Эта лгунья отдала ему какой-то голыш, заставив поверить, что это и есть заветный талисман. Она лишила его будущего. Азар уже не вспоминал, что еще недавно готов был отречься от звания волшебника. Он ненавидел эту девчонку и всем сердцем желал поквитаться с ней.

Комнатенка, которую отвели Марике на этот раз, была куда более скромной. Скудостью убранства она напоминала келью. Жесткая постель, накрытая тонким шерстяным одеялом, стол, книжная полка и табуретка составляли весь нехитрый скарб. Зато за окном зеленели апельсиновая роща и усыпанные ярко-алыми цветами деревца граната, а за ними плескалось море. Для Марики это было лучшим богатством. За то короткое время, что она провела во дворце герцогини Агнессы, девочка так и не успела привыкнуть к роскоши.

Всю свою недолгую жизнь Марика кочевала с места на место. Даже во дворце приемной матери она чувствовала себя взаперти и стремилась отправиться в новые странствия, но теперь ей не хотелось никуда уезжать. Она видела лишь малую толику здешних красот, но уже всем сердцем чувствовала, что принадлежит этому острову, так же как остров принадлежит ей. Марика была счастлива, что ей позволили здесь остаться, словно наконец-то обрела настоящий дом.

Единственным, что омрачало ее настроение, были мысли о Глебе и герцогине Агнессе. Если бы можно было передать весточку, что она жива и здорова. Она была уверена, что Глеб порадуется за нее и не станет слишком горевать от разлуки, ведь у каждого свой путь.

В дверь постучали. На пороге стоял Азар.

— Я слышал, ты передумала возвращаться и остаешься на острове? — спросил он.

— Это правда. Я буду учиться, как ты. Зосима обещал показать мне, как делать, чтобы еда появлялась прямо из воздуха, — похвалилась Марика и вдруг взгрустнула: — Жалко, что я не могу рассказать об этом моему названному брату, Глебу. Вот бы он удивился!

— Это нетрудно сделать, если у тебя есть магический кристалл, — как бы невзначай сказал Азар.

— У меня он есть! — воскликнула девочка и тотчас спохватилась: — Только, чур, об этом никому. Мне не велели об этом говорить.

— Не волнуйся. Никто не узнает, — пообещал мальчик.

Марика достала с полки коробку и бережно извлекала оттуда хрустальный шар.

Азара обожгло завистью, точно по нему стеганули бичом. До сих пор он думал, что обладать магическим кристаллом может только взрослый, умудренный опытом чародей, но не девчонка, несведущая даже в азах волшебства и считающая появление еды из воздуха величайшим достижением магии. У каждого волшебника был свой магический кристалл, и никто другой не мог прикасаться к нему. Этот должен был принадлежать ему, Избраннику, но приблудная воровка украла его.

— Что надо делать? — спросила Марика, не замечая алчного блеска в глазах Азара.

— Смотри на кристалл и думай о тех, кого хочешь увидеть, — с трудом справившись с нахлынувшими на него чувствами, произнес Азар.

В мире, где правят чародеи и законы магии порой сильнее физических законов, время течет по-иному. Каждый, кто переступил эту черту, перестает существовать для смертных, хотя продолжает жить своей жизнью. Марике казалось, прошло много дней с тех пор, как она спаслась в огне, между тем петля времени замкнулась, и в хрустальном кристалле она увидела начало рокового дня после пожара.

Пламя бушевало до рассвета. Только когда обрушилась крыша и не осталось никакой надежды, Глеб затих и перестал рваться в огонь. В поникшем, перемазанном сажей юноше было трудно признать сиятельного принца. Постепенно люди тихо разошлись. Им было невыносимо стыдно смотреть в глаза друг другу. А Глеб все стоял, взирая, как на пепелище умирают последние отблески огня и пепел покрывает руины сединой. Стражники хотели увести принца домой, но он приказал оставить его в покое, и они почтительно отошли. С малых лет Глеба учили, что монарх не должен показывать своих чувств, однако сейчас он забыл это правило. В этот день он не хотел быть королем и нести бремя власти. Как можно отвечать за судьбы множества людей, когда не смог спасти единственного, самого близкого друга?

Горе, боль и отчаяние выплеснулись наружу, и он зарыдал, не сдерживая слез. С гибелью Марики что-то в его сердце выгорело. На пепелище не осталось ни любви, ни дружбы, лишь пустота и обгорелые головешки чувств. Он плакал, пока все слезы не кончились. Глаза стали сухими и горячими, но боль утраты так и не утихла.

Пепелище еще курилось, а вокруг него, неизвестно для какой поживы, уже собрались вороны. Их карканье разносилось по округе погребальным причитанием. Кто-то робко тронул Глеба за локоть. Он нехотя обернулся и увидел Прошку.

— Пора возвращаться. Так недолго и застудиться, — сказал паренек.

— Какое это теперь имеет значение? — отмахнулся Глеб.

Жизнь-то не кончилась. У каждого своя судьба.

Что ты понимаешь? Она готова была пожертвовать всем ради меня, а я не защитил ее даже от людской молвы. Чего стоят власть и корона, если они сделали меня рабом? Я должен был бросить все и находиться рядом с ней в кузне. Пусть бы огонь пожрал нас обоих! — с горечью выпалил Глеб.

Видя, как глубока скорбь Глеба, Марика устыдилась своего счастья. Пожар и людская злоба забылись, будто все это было давным-давно, но Глеб разбередил затянувшуюся рану. Она не могла радоваться, пока он льет по ней слезы, но как сообщить ему, что она спаслась?

Прошка старался хоть немного утешить хозяина, но у него самого будто вынули сердце, а вставили камень. Образ черноволосой девчонки до сих пор так и стоял у него перед глазами. Уж больно она его задела за душу, как присушила. Так бы все бросил и пошел за ней. Да что теперь об этом думать! Даже камушек заветный ей счастья не принес. Вон как удача оборачивается: одного в царские палаты, а другого в полымя.

— Зачем так себя изводить? Живым же в землю не сойдешь, — в сердцах сказал он.

Марика пригляделась к пареньку. На память пришло, как тот похвалялся, будто ему бывают видения. Интересно, врал или нет?

«Прошка, холера тебя задери! Неужели не чувствуешь, что я живая! Ясновидец липовый», — с жаром воскликнула она, глядя в упор на его отражение в кристалле.

— Вот те на! — вдруг вскрикнул Прошка и огляделся по сторонам.

— Что случилось?

— А ну как она живая? — сделав страшные глаза, проговорил паренек.

— Это дурная шутка, — процедил Глеб.

— Нечто я посмею так шутить? Мне голос был.

— Какой голос?

— Ейный. Будто она ко мне по имени обращается и говорит, что живая.

— По имени? А почему к тебе, а не ко мне? — спросил Глеб, не слишком доверяя мальчишке. Ради того, чтобы утешить своего хозяина Прошка мог наговорить все, что угодно.

Паренек смутился под взглядом Глеба и неловко признался:

— Ну, если честно, она сказала: «Прошка, холера тебя задери, неужели ты не чувствуешь, я живая». Вот те крест!

Это было похоже на Марику. Глеб пристальнее взглянул на паренька. Кто знает, насколько правдиво то, что ему мерещится? «Часто его видения сбываются», — тихонько шепнула проснувшаяся в душе надежда.

С Глеба, как по волшебству, спало оцепенение. Прошка поразился произошедшей в нем перемене. Только что он был безвольным и потерянным, а теперь в его глазах горела решимость, точно позади не было бессонной ночи, полной волнений и тревог.

— Если ты прав, то в кузне должен быть погреб, где она могла спрятаться, или подземный ход. Я снаряжу людей. Мы должны разобрать завалы и найти ее, — сказал Глеб.

Пепелище еще не успело остыть. От недавно потухших головешек исходило тепло. Кроткое и согревающее, оно было даже желанным в ноябрьской промозглости. Люди принялись разгребать головешки. Глеб не гнушался тяжелой работы и вместе с простолюдинами растаскивал обуглившиеся кирпичи и обгоревшие балки.

Скоро затянул заунывный мелкий дождь. Морось водяной пылью повисла над землей, окутав ее серым влажным саваном. Она окончательно остудила угли, оставшиеся от кузни. Вместе с тем угасла и надежда на то, что девочку обнаружат живой.

Под грудой пепла отыскали разбитый кувшин с золотом. Люди суеверно сторонились находки. Не нашлось ни одного смельчака, кто решился бы притронуться к проклятому металлу. Заметив замешательство слуг, Глеб, не колеблясь, поднял несколько монет. Он не страшился заклятого клада, ведь Марика не побоялась достать его из-под земли. «И поплатилась за это», — мелькнуло в глубине сознания.

Неужели бездушный, желтый металл стоил того, чтобы рисковать из-за него жизнью? Глебу вспомнился Лунный рыцарь. Вот кто познал, что золото и деньги сами по себе ничего не значат. Вся их ценность лишь в головах людей. Для того, чтобы это осознать, рыцарю из легенды пришлось пройти через тяжелое испытание и распроститься с земной жизнью. Но Марика никогда не придавала значения деньгам и роскоши. Зачем только она взялась выкапывать этот злосчастный клад!

В памяти всплыло, как однажды девочка бросила все, чтобы прийти на помощь к нему, незнакомому мальчишке. Уж так она была устроена, что забывала о себе ради других. И тут словно кто-то подсказал ему, что надо делать. Он приказал собрать золото.

— Монеты пойдут на строительство часовни, чтобы путники больше не обходили здешние края стороной. Пусть люди приходят сюда поклониться бескорыстию тех, кто, не думая о себе, помогает другим, — сказал Глеб.

— Верь, что я жива. Когда-нибудь я вернусь, — прошептала Марика.

Ее глаза блестели от выступивших слез. Она прощалась с Глебом, но знала, что придет время и они снова увидятся. А пока она будет посылать ему весточки через магический кристалл. Он скоро утешится, ведь ему предстоит многому научиться, чтобы сделать своих подданных счастливыми. А ее ждала своя судьба, та, к которой она стремилась всю жизнь.

Азар наблюдал за девочкой, и в нем все сильнее вскипала ненависть. Он задыхался от тяжести висящего у него на груди амулета, как будто это был не камешек, а мельничный жернов.

Мальчик сорвал с себя оберег и швырнул его прямо в магический кристалл.

— Возьми свой проклятый камень и убирайся с ним прочь! Навсегда! — воскликнул он.

Хрустальный кристалл издал мелодичный звон и, словно был сделан из жидкого стекла, поглотил амулет. В том месте, куда он попал, образовалась крутящаяся воронка, из которой вырвался вихрь.

Марику подхватило и завертело в невидимом потоке. Она перестала понимать, где верх и где низ. Смерч уносил ее в неведомую даль. Девочку окутала плотная мгла.

Оставшиеся от кузни руины разобрали по кирпичикам. Люди обыскали каждую пядь земли под завалами, не найдя ни погреба, где можно было спрятаться от огня, ни потайного хода. Продолжать раскопки дальше не имело смысла. Настроение людей изменилось. Сочувствие, которое они испытывали вначале, сменилось молчаливым протестом.

Промокшие и вконец уставшие, они топтались под дождем, ожидая разрешения вернуться к теплу домашнего очага. Несмотря на неудачу, в душе у Глеба теплилась надежда, что Марика жива, но здравый смысл подсказывал, что держать здесь людей дольше бессмысленно и неразумно.

Он нехотя скомандовал возвращаться.

Перепачканная золой и грязью кавалькада готова была покинуть пепелище, когда Прошка указал на место чуть поодаль от кузни и срывающимся от волнения голосом сказал:

— Туточки надо копать.

В толпе поднялся недовольный ропот. Глеб поднял руку, требуя внимания, и звонким голосом произнес:

— Я никого не принуждаю оставаться. Поезжайте в город.

Юноша спешился и решительно взялся за лопату. Подстегнутые его решимостью, люди тоже принялись за работу.

— Нашел! Тут подземный ход! — закричал вдруг конюх герцогини Агнессы. Сбежавшись на его крик, все увидели тоннель, кое-где заваленный землей. Глеб рвался сам обследовать лаз, но его отстранили. Один из мужиков взял фонарь и спустился вниз.

Время словно замедлило свой ход. Стоящие наверху с замиранием сердца ждали возвращения разведчика. Он появился не один, а с девочкой. Она была без сознания. Тоненькая ручка свисала безжизненной плетью, голова запрокинута. Глеб подскочил к Марике и приник ухом к ее груди.

Сначала он ничего не услышал, но вдруг сердце стукнуло раз, другой.

— Жива! — выдохнул он.

Усталые лица людей озарили улыбки.

— Ура! — крикнул кто-то, и другие голоса подхватили победный клич.

Веки девочки дрогнули, и она открыла глаза.

— А где остров? — пролепетала она, увидев склонившиеся над ней лица.

— Какой остров? — спросил Глеб. Глаза Марики остановились на Глебе,

потом на Прошке. Она наморщила лоб, будто силилась что-то припомнить, а потом едва слышно произнесла:

— Мне приснился остров. Там мой дом.

— Теперь тебе будут сниться только хорошие сны, — пообещал Глеб.

Все приняли слова Марики за бред. Мало ли что привидится ребенку после стольких переживаний. Люди были счастливы, что всё закончилось хорошо. Никто и не подозревал, что история никогда не кончается, а хрупкая, чумазая девочка — на самом деле могущественная ВОЛШЕБНИЦА С ОСТРОВА ГРОЗ.