В очаге, сложенном из грубо отесанных камней, сухо потрескивали поленья. Они сверкали золотом, и в их недрах рождалось пламя. Его алчные языки лизали висящий на цепи котел, словно хотели испробовать бурлящее в нем варево. Огонь окрасил низкие своды пещеры в красноватый цвет и играл бликами на бутылях и склянках, стоявших на полках, сколоченных из грубых досок.

Подле очага суетилась сухонькая старушенция в рыжеватой юбке. От жара лицо ее лоснилось. Маленькие глазки, точно черные бусины, поблескивали в сетке морщин. Седые пряди выбились из-под линялого чепца. Она бормотала под нос заклинания, то помешивая варево деревянным черпаком, то бросая в него какие-то травы. Движения ее были скорыми и порывистыми. Подол юбки метался из стороны в сторону, будто лисий хвост, недаром ее прозвали Ведуньей из Лисьей норы.

Испокон веков Ведунья строила козни сначала матери Глеба, Злате, потом самому мальчику. В последнее время ведьма не на шутку разозлилась, и на то была причина. Глеб спас душу герцогини Агнессы, которую Ведунья цепко держала в своих руках. С тех пор ведьма не находила себе места. Она дала обет во что бы то ни стало отомстить дерзкому мальчишке, который посмел бросить ей вызов.

Раз в месяц, в полнолуние, Ведунья заваривала особое зелье, чтобы выведать, не пришел ли Лунный рыцарь потребовать возврата долга. Рано или поздно это должно было случиться, и ей не хотелось пропустить такое зрелище. Она одна знала, где искать кошелек. Никому и в голову не приходило, что она тоже была по ту сторону магического Зеркала. Никто не брал ее в расчет, а напрасно.

Ведьма перемешала варево и бросила в котел жабий камень. Пещера наполнилась едким чадом. Ведунья забормотала:

Постепенно смрад развеялся. Ведунья склонилась над котлом, пристально вглядываясь в чернильно-фиолетовое снадобье. Вдруг по нему пробежал сполох, а потом медленно, словно нехотя, проявилась картина: к фонтану во дворцовом парке с поднебесья спускался ослепительный рыцарь на белом коне.

— Наконец-то! — потирая руки, взвизгнула ведьма, схватила помело и ткнула им спящую под столом Змею: — Хватит спать, шипучка!

— С-с какой с-стати рас-сшумелас-сь? — недовольно прошипела Змея, плавно перетекая из-под стола поближе к очагу.

— А с такой, что нынче у нас хорошие новости. Мальчишке конец! И главное, мне для этого не придется даже палец о палец ударить. Просто буду сидеть и ждать, пока Лунный рыцарь с ним расправится.

— Рано радуеш-шься. Я эту пес-сенку уже с-слыш-шала. Он небос-сь с-сейчас к девчонке побежит. А с-с ней держи ухо вос-стро, а то с-снова ос-станешься с-с нос-сом, — предостерегла хозяйку Змея.

Ведьма недовольно поджала губы.

— Вот всегда так! Умеешь испортить настроение! Только бы во всем изъяны искать. За что я тебя только терплю? — проворчала она.

Снаружи, словно плач в ночи, донеслось совиное уханье. На мгновение звезды в расщелине, служившей оконцем, погасли, и в пещеру тенью влетел Филин. Он привычно уселся на спинку стула и завертел головой по сторонам, будто осматриваясь. При виде своего крылатого помощника ведьма расплылась в довольной улыбке.

— Вот кто меня поддержит да похвалит, мышелов мой пернатый, — ласково проворковала Ведунья. — Пока ты охотился, до нас дошли добрые вести. Лунный рыцарь явился требовать у юнца кошелек. Так что теперь мальчишка не отвертится.

— Откупится. Угу, — по обыкновению кратко возразил Филин.

— Ну ты и шутник! — рассмеялась Ведунья. — Да всей казны не хватит, чтобы откупиться от Лунного рыцаря. Ни у одного земного царя нет такого богатства. Мальчишку спасет только чудо.

— Угу. Чудо, — закивал Филин.

— Что ты угугаешь, дурья башка? Или хочешь сказать, что ему взялся помогать кто-то из чародеев? — забеспокоилась ведьма.

— Нет. Лесовуха. Ух-ха.

— Лесовуха? Это из леших, что ли? Да в своем ли ты уме? Ей вообще до людей дела нет. Ее работа елки да палки, желуди да шишки.

— Шишки. Угу, — с готовностью поддакнул Филин.

— Эй, шипучка, ты понимаешь, о чем тут эта бестолочь в перьях толкует? — обратилась Ведунья к своей первой советчице, Змее.

— С-смутно. С-сама пос-смотри, — Змея махнула кончиком хвоста в сторону чана с зельем.

— И то верно. Погляжу, что за моей спиной затевается, — кивнула колдунья и, снова помешав варево, произнесла заклинание:

Мутная поверхность зелья тотчас покрылась тонкой пленкой, где, словно в зеркале, возникли силуэты Глеба и Лесовухи. Они стояли подле вековой ели, дупло которой было полным-полно серебра, но стоило старухе что-то произнести, как серебро тотчас превратилось в еловые шишки.

— Глазам своим не верю. Эта сушеная коряга отдала мальчишке заговоренный клад, — обескураженно пробормотала Ведунья, опешив от такой наглости.

Обычно лесные и полевые духи не вмешивались в жизнь людей. Однако не зря говорят, что из каждого правила есть исключение. Ослепленная гневом, Ведунья даже не задумалась, что заставило Лесовуху нарушить неписаные вековые правила. Охотница за человеческими душами, она и других мерила своей меркой. Схватив помело, Ведунья ударила им по котлу так, что варево разлетелось в стороны, забрызгав стены пещеры.

— Ах ты, сушеный стручок! Коряга трухлявая! Вздумала меня обойти?! На королевского отпрыска позарилась. Не выйдет! Я тебе покажу, как вставать мне поперек дороги! — взвизгнула Ведунья и, подхватив хвост юбки, смерчем закружилась на месте.

Пламя свечи задрожало и погасло. Змея от греха подальше заползла под стул. У Филина вздыбились перья. Вдруг все стихло. Ведуньи в пещере не было.

— С-сорвалась. Можно спать, — прошипела Змея, сворачиваясь возле ножки стола.

— Угу, — охотно согласился Филин.

Они привыкли к взрывному характеру своей хозяйки и давно научились не принимать ее приступы гнева близко к сердцу.

На поляну, окруженную рябинами, с ясного неба налетел вихрь. Молодые деревца в испуге пригнулись к земле, а папоротники полегли, как подкошенные. Смерч закрутился вокруг старой коряги, срывая лохмотья засохшей коры и взметая пучки прошлогодней травы. Внезапно ураган утих. Там, где только что бушевал ветер, появилась старушенция в старомодном чепце и рыжеватой юбке с длинным хвостом. Она сердито ткнула пальцем в сухую корягу, стоящую посреди поляны, и со злостью произнесла:

— Что, старая колода, зажухла? Хватит притворяться глухой да немощной. Держи передо мной ответ, а не то я самому Князю Тьмы жалобу подам, что ты нарушаешь закон!

Ведунья в сердцах топнула ногой. Коряга заскрипела, будто разминая затекшие суставы, и обратилась в Лесовуху.

— Никак Ведунья из Лисьей норы пожаловала? Вот так гостья! Пошто сердишься? Про какой такой закон толкуешь? — спросила она с наигранной невинностью, хотя тотчас смекнула, что ведьма пронюхала про ее уговор с Глебом.

— Знамо дело про какой. Всякой мелкой нечисти вроде леших да водяных не по рангу вмешиваться в дела людей. По вашей части дождь наворожить или засуху наслать. А между людьми интриги плести — это не вашего ума дело.

— Не возьму я в толк, о чем ты молвишь. Я в людские дела сроду не мешалась, — возразила Лесовуха.

— Ах ты, шишка гнилая. Вздумала мне лгать? Скажи, с какой такой радости ты королевскому щенку отдала заговоренный клад? Что он тебе дал взамен?

«А вот это не твоего ума дело», — подумала лесная старушка, а вслух произнесла:

— Так ведь он меня по всему лесу, точно жеребец, катал, за то и плату получил.

— Ох, темнишь. Не слишком ли велика плата? — язвительно спросила Ведунья.

— В самый раз. Это в вашем ведьмовском племени принято за душами людскими охотиться. А нам, лешим, и на закорках покататься — радость.

— Ну, смотри. Ежели ты задумала меня вокруг пальца обвести и сама юнца к рукам прибрать, то держись, — пригрозила ведьма.

— Куда мне с тобой тягаться! Сама подумай, разве у меня получилось бы выманить душу у парнишки, коли это даже тебе оказалось не под силу.

Подколка Лесовухи больно задела Ведунью. Не хватало еще, чтобы вся нечисть в округе судачила о ее неудаче! В ведьме с новой силой всколыхнулась злость на королевского отпрыска. Эдак по его милости все решат, что она вовсе потеряла силу.

— Ну, ну. Ты думай, с кем говоришь, — она сердито осадила Лесовуху. — Я как-никак потомственная ведьма, а не лешачиха какая. Думаешь, я не справилась бы с мальчишкой? Я и не то могу. Просто я не больно старалась заполучить его душу, — солгала Ведунья.

— Вот и я о том же. Куда мне с тобой тягаться, — в притворном раболепии поклонилась Лесовуха.

— Что правда, то правда, — высокомерно произнесла Ведунья. — А теперь, если не хочешь нажить себе врага, живо рассказывай, в чем секрет клада и как его отыскать.

— Отчего же не рассказать? Клад может отыскать только тот, у кого имеется волшебная монета, — сказала Лесовуха.

Ведунья криво усмехнулась. Дело оказывалось проще пареной репы. Однажды она уже выкрала у мальчишки кошелек. Почему бы не повторить этот трюк еще раз? Она уже прикидывала, как половчее утащить заколдованную монету, когда Лесовуха, будто отвечая на ее мысли, произнесла:

— Мы, лешие, умеем прятать сокровища. Чтобы на клад какой разбойник не позарился, мы нарочно монету заговариваем. Ее ни украсть, ни отнять. Так что не обессудь, если что не так.

С этими словами она снова обратилась в сухую корягу. Ведунья взвилась, поняв, что над ней посмеялись, но что толку говорить с трухлявым пнем? Ее побили ее же оружием, хитростью. При мысли, что ненавистный мальчишка может откупиться от Лунного рыцаря, ведьме стало не по себе. Он был будто заговорен и всегда на редкость ловко выходил победителем. Но теперь у него этот номер не пройдет. Ведунья решила быть хитрее хитрого, но не допустить, чтобы Глеб вышел сухим из воды.