Глава 16

В двухкомнатной квартирке на первом этаже хрущобы деятельность не затихала даже ночью. Здесь было шумно и весело.

Алик обнаружил, что и в наше меркантильное время находится много людей, готовых работать за идею. Армия «полевиков» вкалывала бесплатно, потому что пиво с чипсами вряд ли можно считать адекватным вознаграждением за то, что люди ходили по домам, расклеивали плакаты, разбрасывали листовки и агитировали на улице. Способность Алика убеждать сослужила ему неплохую службу. Почти все услуги ему доставались за бесценок.

На окладе сидели лишь шестеро основных помощников, которые выявились сразу: четверо парней и две девчонки. Забросив учебу, они с азартом окунулись в предвыборную кампанию. Алик положил им по паре штук баксов – жалованье не ах какое, но вполне достаточное, чтобы вскружить голову ребятам из общаги. Экономить на лидерах было все равно что расписаться: «Я жлоб». А жлобы в выигрыше не остаются или в результате платят значительно больше. Ценные кадры нужно беречь и лелеять, тем более что у Алика были далеко идущие планы. С хорошей, сплоченной командой можно штурмовать и Госдуму.

Впрочем, не все было так радужно. Ребята вкалывали на совесть, но, судя по опросам, рейтинг нового кандидата был не слишком высок. Великолепная шестерка ломала голову, как повысить его известность. Алик носился по встречам. Каждый раз ему удавалось увлечь народ пламенной речью, но, выйдя из-под власти его обаяния, люди частенько начинали сомневаться, а сумеет ли столь молодой кандидат, почти мальчик, выстоять в горниле власти.

Встреча на хлебозаводе прошла, как всегда, на ура. Пока воодушевленный народ покидал зал, несколько человек подошли к Алику с вопросами и даже с наказами, как будто он уже мог что-то решать в этой жизни. Наконец зал опустел. Алик и Славка остались одни. На сегодня можно было выдохнуть и расслабиться.

И тут они услышали хлопки в ладоши. С заднего ряда поднялся поджарый, седовласый мужчина и направился к агитаторам.

– Браво, браво.

Алик сразу отметил, что перед ними птица важная. Может, кто из здешней администрации? Хотя вряд ли. Те ходят в пиджаках и удавках, а этот в джинсах Дольче и Габбана и курточке от Бриони. Не на рынке прикупается. Да и за здоровьем следит. Походняк спортивный: фитнес, бассейн, массаж, каждый день по десять километров на велотренажере. Интересно, что этому перцу надо?

– Вы из администрации? – на всякий случай спросил Алик, чтобы прощупать обстановку.

– Нет, из любопытства. Зашел посмотреть. Признаюсь, ты умеешь произвести впечатление.

Все ясно. Силин прислал своего шпиона. Или кто-то другой? Конкурентов много, избиратели всем нужны. Алик занервничал. Он был новичком в игре и не представлял, чем чревато подобное внимание к его персоне.

– Аркадьев, – мужчина протянул руку.

Алик где-то слышал эту фамилию, но не мог вспомнить где. Он пожал протянутую руку и представил Славку:

– Воронин. Мой друг и начальник штаба.

– Я так понимаю, это ваши первые выборы. А чем вы занимаетесь по жизни? – обратился новый знакомый к Славке.

– Студент, – стушевался Воронин.

Аркадьев расхохотался.

– Потрясающе! Мне нравится ваша наивность. И вы намереваетесь выйти в финал? – он перевел взгляд на Алика.

– А вы считаете, что у нас это не получится? – вскинулся Алик.

– Я бы очень удивился, если бы получилось. Ребятки, это взрослая игра со своими правилами. На одной харизме тут не выедешь.

Слова нового знакомого были жестоки своей правдивостью. Несмотря на все усилия, рейтинг молодого кандидата оставался довольно низким, но только слабаки пускают сопли и признают свое поражение перед первым встречным. Алика охватила злость. Он даже забыл, что зарабатывает очки для Силина, а не для себя.

– Если предлагаете мне выйти из игры, то вы не туда попали, – реплика прозвучала сердито и потому искренне.

– Выходить из игры с таким потенциалом было бы глупо. Я предлагаю свою помощь.

На слух все звучало хорошо, но какова эта помощь на вкус? По здешним понятиям, альтруизм – чемоданчик с двойным дном. Алик чувствовал подвох, но не мог понять, где собака зарыта.

И тут его будто ошпарило: Аркадьев – легендарная личность, буквально икона политтехнологов. Он не проиграл ни одних выборов. О его изобретательности ходили байки, но он не занимался мелочевкой.

– Вы Аркадьев? – тупо переспросил Алик и почувствовал себя идиотом.

– Петр Дмитриевич, – еще раз представился Аркадьев.

– Не может быть… Как же… Как вы тут оказались?

– Видишь ли, новости разносятся быстро. Мне было интересно взглянуть на нахального юнца, который собирает полные залы и, вопреки всем правилам игры, набирает голоса. Сейчас шанса у тебя нет, но я могу помочь тебе взойти на вершину.

У Алика пересохло во рту. Он понимал, что услуги Аркадьева не дешевы.

– Сколько это будет стоить? – спросил он, заранее зная, что такой суммы ему не потянуть.

– Напряженно с финансами? – спросил Аркадьев, словно читая его мысли.

Ответить было нечего. Петр Дмитриевич продолжал:

– Можешь считать, что я делаю это в кредит.

Глаз у Аркадьева был наметанный. В юноше был скрыт мощный потенциал. Он действовал на аудиторию почти гипнотически. Аркадьев сам чуть было не попал под его чары, а это уже кое-что. Такой мальчик пройдет по головам и дойдет до самого верха. Пока еще он сырой материал, но Наполеон тоже не родился императором. Совсем неплохо иметь карманного политика высокого ранга. Кадры надо воспитывать, пока они еще в памперсах.

Была и другая, мелкая причина помочь начинающему политику. Аркадьеву доставило бы огромное удовольствие прокатить одного из его конкурентов. Впрочем, распространяться об этом не стоило.

Алик так опешил от свалившегося на него счастья, что потерял дар речи.

– Я… даже не знаю, как вас благодарить.

– Благодарить потом будешь. А сейчас, если ты готов, будем работать в команде.

В душе у Алика все пело. Он вдруг понял, что уже победил.

Алик жил как в угаре. Предвыборная гонка выматывала. Спать приходилось по три-четыре часа в сутки, иногда в походных условиях, не покидая штаба. Но все тяготы стоили того. Такого драйва он давно не испытывал. Он был в центре событий, принимал решения и управлял людьми.

С тех пор как в команду влился Аркадьев, рейтинг нового кандидата стал расти.

На время бизнес пришлось отодвинуть на второй план. Светка на рынке крутилась одна. Сегодня Алик ездил с инспекцией и был вынужден признать, что справляется она на удивление лихо. Хорошие кадры надо ценить. Он отвез ей большую коробку «Рафаэлло», чтобы подсластить будни.

Особой необходимости проверять Светку не было. Из штаба Алика погнал звонок Салтыкова. Силинский опричник с утра напомнил, что до выборов осталась неделя. Значит, пришло время сделать заявление о том, что он отдает свои голоса в пользу старейшего. При одной этой мысли Алика корежило, как черта в церкви. Он так и не сказал Аркадьеву о том, что был всего лишь дублером Силина. Признаться в этом сразу значило бы лишиться его поддержки, а потом у него и вовсе не хватило духу. Это означало бы, что их сотрудничество было построено на обмане. Потерять такого союзника равносильно политическому самоубийству.

Да и ребят он не мог подвести. После того как они пару месяцев пахали, точно безумные, собранные голоса были уже не галочками на бумаге, а родным детищем, выпестованным и выстраданным. Как объяснить свое отступничество команде? Вряд ли его поймут после пламенных речей и призывов. Даже те, кто получал за свою работу зарплату, пошли за ним не из-за денег, а потому что поверили. Понятное дело, что во время предвыборной кампании врут все. Кто сильно щепетильный, вымой ручки и отойди в сторонку. Но лгать своим – не по понятиям. Последнее дело предавать команду.

Чем больше Алик думал, тем отчетливее понимал: после слива голосов ему останется в лучшем случае ходить в шавках у Силина в ожидании подачек с барского стола. Собственные амбиции следовало зарыть и на холмике поставить табличку: «Здесь покоится карьера, погибшая в результате добровольного аборта».

Завтра штаб погрузится в тишину. Встречи с избирателями на конфетной фабрике и в типографии, которая за чисто символическую плату печатала листовки и плакаты, придется отменить, а команду распустить.

Входя в штаб, Алик все еще не знал, как поступить. Перешагнув порог, он сразу же понял: что-то случилось. Аркадьева не было. В тесной квартирке царило необычайное оживление. Ребята встретили кандидата приветственным гулом, а Олюня, одна из активисток, подскочила к нему и чмокнула в щеку. В соответствии с имиджем рубахи-парня Алик с самого начала установил в штабе неформальные отношения и все же не переступал определенной черты. Во всяком случае, со здешними девочками не спал. Подобный прием его обескуражил.

– Соскучились, что ли? – не слишком приветливо буркнул он.

В создавшейся ситуации говорить о том, что он выбывает из гонки, было еще противнее.

Воронин похлопал Алика по плечу:

– Тут такое дело, чел, мы без твоего ведома провели опросец среди народа.

– И?..

Алик вопросительно посмотрел на Славку. Тот расплылся в улыбке:

– Мы почти лидируем!

Сообщение было принято возгласами «Ура!»

Искренняя радость ребят повергла Алика в еще большее уныние. На душе сделалось совсем гнусно. Худший момент, чтобы выйти из игры, было трудно придумать. Одно дело уступить, когда проигрываешь, и совсем другое – когда победа манит тебя доступностью, как распутная девка голыми коленками. Аркадьев его не простит, а нынешние единомышленники станут презирать. Ему уже никогда не сплотить такую же преданную команду, потому что смердящий шлейф предательства будет всегда следовать за ним по пятам.

Решение пришло неожиданно. Если ему предстоит выбирать между командой и Силиным, то команда важнее. Силин способен попортить много крови, но, с другой стороны, выборы – игра. Пешка может оказаться в дамках. Ссориться с Силиным было опасно, но риск давал шанс на победу. А преждевременная капитуляция, кроме проигрыша, ничего не сулила.

– Отлично! – сказал Алик. – Значит, мы таки надерем им задницу. А Дмитрич где?

– Он нам не докладывает, но он знает. Крутой чел, – одобрительно произнес Славка.

Алик предложил:

– Кто-нибудь смотайтесь за парой бутылок вина. Только дешевку не берите – неизвестно, где она разливалась.

– Что нам пара бутылок? Может, чего покрепче? – предложил кто-то из парней.

– Если выйдем первыми, будет тебе и покрепче, – пообещал Алик, – а пока нужен трезвый ум. Мы еще не победили. Бездельничать рано.

Приняв решение, лидер предвыборной гонки почувствовал облегчение, словно сбросил с плеч тяжелый балласт. Это еще раз убедило его, что он на верном пути.

Через полчаса появился Аркадьев. Увидев вино и торты, он довольно холодно улыбнулся:

– Празднуете?

– Так ведь рейтинг! Но без вас бы мы… – Славка едва не захлебывался от переполнявших его чувств.

– Надо сказать, мы сильно раззадорили соперников, так что радоваться рано. Надо ожидать вброса, процентов восемь-десять. На большее они не отважатся, но и этого будет достаточно, чтобы тебя подвинуть.

– А мы не можем тоже? – спросил Алик.

– Пока что нет. Ты новичок. С тобой никто не станет связываться.

– И что же делать?

Алик лихорадочно соображал. Может быть, разумнее смириться и слить голоса Силину? Но нет, это было бы полным пораженчеством.

– Нужно блокировать вброс. Для этого тебе придется применить все свое обаяние, чтобы полиция в день выборов сделала облавы на некоторые участки.

Жизнь продолжалась.

Салтыков напомнил о себе ближе к вечеру. Увидев номер своего надзирателя на дисплее, Алик проигнорировал звонок. После второго непринятого вызова он понял, что в ближайшее время придется ждать визита. Значит, дома лучше не появляться. Впрочем, в штабе его тоже могли достать.

Аркадьев опять уехал. Может быть, к лучшему. Объясняться с ним Алику совсем не светило. Аркадьев был прожженным спецом и сразу бы раскусил, что тут нечисто.

Алик отозвал Воронина:

– Дело есть.

Они вышли на лестничную площадку.

– Случилось чего?

Алик кивнул.

– Силин требует, чтобы я отдал ему свои голоса.

– Ни фига себе! С какой радости?

– А с такой, что мы им как бельмо на глазу. Так просто власть никто не отдает.

– И когда они к тебе подкатили?

– Несколько дней назад, – солгал Алик. – А сегодня напомнили о себе.

Воронин уставился на него со странным выражением восторга и беспокойства.

– Дмитрич знает?

Алик помотал головой.

– Ну ты железобетон. Чел без нервов.

Похвала польстила Алику. Имидж героя нравился ему куда больше, чем имидж слабака и предателя.

– Что решил? – спросил Воронин.

Алик пожал плечами:

– Думаю, до выборов мне дома и в штабе лучше не появляться. Благо осталась всего неделя. Вас они пытать не станут, не та ставка.

– Хочешь, подселяйся ко мне. Поживешь в общаге. Туда и работу штаба частично перенесем.

Алик помотал головой:

– Боюсь, нас быстро вычислят. Есть у меня вариантец. У друга комната в коммуналке, а он сейчас к невесте переехал.

– А соседи не возбухнут?

Алик положил руку Славке на плечо:

– С соседями договоримся.

 

Глава 17

Было тихо. Клен по-дружески махал в окно разноцветными ладонями листьев. В голове всплыли строчки:

«Осень только взялась за работу, только вынула кисть и резец, положила кой-где позолоту, кое-где уронила багрец…»

Борис попытался вспомнить, чьи это стихи, но имя ускользало. Впрочем, это было неважно. Через двести-триста лет никого не вспомнят. Или почти никого. Бывают, конечно, исключения. Публий Овидий Назон родился еще до нашей эры, а поди ж ты, имя на слуху. Но кто его читает? Жил человек, написал поэмы, а остались одни названия, шелуха. Вот такие «Метаморфозы».

Инга настояла на том, чтобы в ожидании окончания строительства они жили в квартире ее родителей. Предки все лето проводили на даче, а роскошная пятикомнатная квартира в элитном доме пустовала. Новая роль миллионера помогла Борису быстро освоиться в непривычной обстановке. Но когда Инга уехала в командировку, Борис ощутил себя так, будто вторгся на чужую территорию. Виной тому была теща – стерва. В первый же день прикатила – якобы по делам. Но Борис был уверен, что нагрянула с инспекцией. Интересно, что она ожидала увидеть? Оргию с девицами? Или героиновый транс?

Если бы коммуналку не оккупировал штаб Алика, Борис подался бы восвояси. Как говорится, в тесноте, но за стеной скорпиониха не шуршит. Однако начинающих политиков трогать было нельзя. Предвыборная лихорадка перешла в последнюю стадию. Приходилось надеяться, что змеища скоро свалит. Родители Инги редко расставались больше чем на день.

Проводив тещу, Борис вздохнул с облегчением. Можно было погрузиться в творчество. Он открыл ноутбук, проверил почту, пробежался по новостям, обозначился в соцсетях… Из страха перед неудачей он бессознательно оттягивал момент, когда возьмется за работу.

Прежде ему казалось, что стоит сбросить с себя заботы о сиюминутном заработке, как у него родится нечто гениальное, но в голову лезла одна банальщина. Сначала он винил быт. Хотя Инга взяла основную работу по обустройству и ремонту квартиры на себя, на его долю тоже оставалось немало хозяйственных дел. Выбор унитаза не располагал к мыслям о возвышенном. Скоро будущий романист вынужден был признать, что зашел в тупик.

Чем больше он пытался выдавить из себя хотя бы одну стоящую строку, тем больше приходил в отчаяние. Писать заказные статьи было куда проще. Там от него не требовалось гениальности, а Инга ожидала шедевра.

В последнее время Бориса все чаще посещали приступы паники: рано или поздно Инга поймет, что он ни на что не годится. Как она поступит тогда? Ведь она спит и видит, что он станет автором с мировым именем. А если он ничего не создаст?

Желудок скрутило спазмом. Выпив пару таблеток но-шпы, Борис вернулся к компьютеру.

Может, стоит признаться в том, что работа не идет? Должна же она понять. А если нет? Вдруг она уйдет? Решит, что он посредственность. Инга совершенно особенная девушка. Второй такой нет. Рядом с ней нужно быть необыкновенным, феерическим. Ее нельзя разочаровывать. Что он представит, если она попросит показать ей рукопись? Кучу уничтоженных файлов в «корзине»? Или бездарные, бледные наброски? Чтобы она окончательно убедилась, что он творческий импотент? Нет, лучше не показывать ничего, чем демонстрировать тот бред, что он родил за все время сидения за компьютером.

Будто в ответ на его мысли телефон завибрировал. На дисплее высветился номер Инги. Некстати. Она, как тончайший камертон, улавливала его настроение.

– Прости, что не позвонила раньше. Тут настоящий вертеп. Даже чаю выпить некогда. Первая свободная минутка за день. Как ты там?

Бориса неприятно кольнуло напоминание о том, что она работает, а он бездельничает. Он сухо произнес:

– Ничего.

– Что-нибудь случилось? – забеспокоилась Инга.

– Нет, я в порядке, – солгал он.

Если можно считать порядком, что он в панике мечется из угла в угол. И до смерти боится признаться в том, что бессилен перед пустым экраном монитора и все больше запутывается в своих страхах.

– Я же слышу по голосу, что ты расстроен, – не отступала Инга.

– Просто немного болит желудок.

– Наверняка питаешься абы как. Боря, ты прямо как ребенок. Сходи к врачу. Надо сделать гастроскопию.

– Мне только шланг глотать не хватает для полного счастья, – вырвалось у Бориса.

– Что-то еще? Боря, не скрывай.

Было ясно, что Инга не отвяжется, и он обтекаемо сказал:

– Просто не идет сцена.

– Может быть, я могу чем-то помочь? Давай вечером созвонимся по скайпу.

Ее энтузиазм подействовал на Бориса, как капля уксуса на червяка. Чтобы выкрутиться, приходилось извиваться.

– Нет, я постараюсь найти решение сам, – заявил он.

– Напрасно. Вдруг вместе мы бы сдвинули твою сцену? Вспомни Кинга.

Имя короля ужасов вызвало у Бориса другие воспоминания. После книги «Как написать роман» он попробовал обрести вдохновение по рецепту мастера бестселлеров: пару раз курил травку в надежде, что к нему снизойдет муза. Кто бы мог подумать, что придется прибегать к таким стимуляторам! Правда, опыт Кинга подкачал. Дурь дала нулевой эффект. Эйфория не принесла ничего, кроме последовавшей за ней депрессии. Борис подумывал применить более сильное средство, но испугался. К тому же он был уверен, что Инга к подобным экспериментам отнесется далеко не так снисходительно, как жена Стиви.

– Кинг всегда обсуждал рукописи с женой, – продолжала Инга.

– Он еще и наркотики принимал! – сердито бросил Борис.

– Чего ты злишься?

– Да потому что не надо мне все время кивать на Кинга. Можно подумать, он единственный достойный писатель на земле и кроме него больше никого нет.

– Не сердись. Ты такой ранимый. Я просто хочу помочь.

Растерянность в ее голосе заставила Бориса взять себя в руки и вспомнить, что с Ингой нужно разговаривать «дивно».

– Прости, я не хотел быть резким. Набоков прав. По телефону разговор получается чудовищным.

– Ничего, я скоро приеду.

– И я зацелую тебя до забвения, – подхватил Борис.

– Я тебя люблю, – рассмеялась Инга.

– Я тебя тоже, – эхом отозвался Борис.

После звонка он чувствовал себя погано. Чего он вдруг сорвался, как пес с цепи? Инга же не виновата, что у него творческий кризис. Она верила, что сможет стать его музой и он напишет нечто значительное. Лучше бы она оставалась земной женщиной.

На столе высилась стопка книг по творческому мастерству. Еще недавно Борис с упоением штудировал их, надеясь, что они подскажут ему, как создать шедевр. Но никакие рецепты не помогли приготовить удобоваримого блюда.

В нем вскипела злость на свою несостоятельность. Следовало выпустить пар. Перепутав причину со следствием, он стал одну за другой хватать книги со стола и швырять их на пол: «Как написать бестселлер»… «Как написать гениальный детектив»… «Как написать роман»…

Лжете, господа! Этому вы не научите! Вы даете правильные советы, все раскладываете по полочкам. Загвоздка только в том, что так шедевра не создашь. По вашим формулам можно накропать третьесортную муру. Возможно, ее даже удастся пристроить в издательство, но что это даст? Кто помнит имена создателей многочисленных поделок и сериалов? Разве этого ждет от меня Инга?

Он клеймил авторов популярных книжек, а в душе гаденько напевал внутренний голос:

«…Будь честным хотя бы с самим собой. Ты ведь не можешь выдавить из себя даже банального детектива или дешевого романа…»

«…Я не хочу писать однодневку…» – возражал он сам себе.

«…Не хочешь или не можешь?..»

В кабаке было накурено. Борис присел на высокий стул к барной стойке и заказал двойную порцию коньяка. Осушив бокал одним махом, как будто пил не коньяк, а водку, он кивнул бармену, чтобы налил второй.

На соседнем табурете над стаканом с выпивкой прозябала еще одна потерянная душа в облике мужика в растянутом свитере и мятых брюках. Он с участием посмотрел на Бориса и спросил:

– Что, совсем худо?

Борис скользнул по нему взглядом и, не удостоив ответом, принялся за коньяк.

– Все из-за баб, – продолжал мужик. – Моя вильнула хвостом и не посмотрела, что десять лет прожили вместе. Я для нее все, а она увидела кобеля побогаче и… пишите письма мелким почерком.

Борис хотел пересесть, чтобы не слушать, как этот зануда грузит его своими проблемами, но все столики были заняты.

– У тебя тоже ушла? – спросил мужик.

После третьего бокала Бориса охватила щемящая жалость к себе, и его тоже потянуло на беседу.

– Моя в командировке. В Париже.

– Ну-у там она себе найдет парижского хахаля. У них это быстро.

– Нет, – мотнул головой Борис. – Она не такая.

– Все мы так думаем до поры до времени, – усмехнулся собеседник. – А чего ж ты тогда тут накачиваешься?

– Я ее недостоин, – трагически произнес Борис и щелкнул пальцами, привлекая к себе внимание: – Бармен, еще коньяку. И моему другу тоже. За мой счет.

Новый знакомый кивнул, с благодарностью принимая угощение, и продолжал:

– Моя тоже меня пилила, мол, мало зарабатываю. А чего ей надо? Каждое лето в Турцию, все включено. Две шубы. На кухне всякие миксеры-фиксеры, рожна только нет… – перечислял мужик. – Я грю: куда тебе две шубы? – Он растопырил пальцы. – Задница не вспотеет?

– Инга еще не знает, что я ее недостоин. Она думает, что я… В общем…

Борис достал мобильник и нашел фотографию Инги. Мужик вперился в нее мутным взглядом.

– Красивая. За такой только догляд.

– Нет, она меня любит. А я не оправдал…

– Да брось ты. Может, найдешь работу, где больше платят.

– Не в этом дело. Ей нужно, чтобы рядом была неординарная личность.

– Брось! Это они все так поют, а на самом деле важно, сколько бабок заколачиваешь. Все они ненасытные. У моей две шубы! Прикинь, две, а все мало.

– Я миллионер.

– Это что, шутка такая?

– Нет, чесслово. Не веришь? У меня миллион баксов в банке, – сказал Борис.

– А какого ж рожна ей тогда надо? Моя бы за миллион на карачках приползла, – удивился мужик.

– Ей надо, чтобы я стал знаменитым. Понимаешь, она ждет, что я напишу роман, который потрясет мир. А я… – Борис развел руками и издал неприличный звук. – Ничего. Не идет. Инга меня бросит. Точно.

– Не дрейфь, от миллиона еще ни одна баба не уходила.

– А она уйдет. Ей нужен талант, гений. Она возвышенная натура. А я не Петрарка. Понимаешь, поначалу всё дела какие-то, то квартиру ищи, то ремонт, то мебель. А теперь сажусь за компьютер и ступор. Ни слова. Как подумаю, что она уйдет…

– А ты наплюй. Не думай.

– Ergo bibamus, – провозгласил Борис, опрокидывая очередную порцию коньяка.

– Чего бабы? – не понял мужик.

– Это по-латыни – «Давай выпьем». Застольная песнь Гете.

– Выпить – это можно, – кивнул собеседник.

– Я пробовал, поверишь? Даже дурь курил. Думал поможет. Ничего. Только башка потом трещала.

– Вот до чего тебя баба довела! Ишь как из тебя кровушку сосет, фея парижская. Пока она там по заграницам шарит, ты тут мучаешься, – посочувствовал мужик.

– В твоих рассуждениях есть доля истины. Знаешь, как Ахматова говорила про Цветаеву?

– Да этим бабам чего ничего, лишь бы языками чесать.

– Ахматова говорила: «Нужно, чтобы за спиной стоял Бог, а Цветаева пишет так, будто за спиной у нее стоит мужчина».

Борис воздел палец кверху. Количество выпитого коньяка уже не просчитывалось. В голове был туман, но вдруг из него выплыла вполне ясная мысль. И Борис ее озвучил:

– Чтобы создать шедевр мне нужно, чтобы за мной стоял Бог. А у меня за спиной стоит женщина. Женщина! Будь она неладна.

Из кабака они вышли вместе, поддерживая друг друга. С билборда на Бориса смотрел Валерка. Борис указал на него:

– Вот он – везун.

– Че, твоя тоже на него молится? Секс-символ, тудыть его, – сплюнул новый знакомый.

– Это мой друг.

– Да ты что? Ну тогда точно надо опасаться, как бы твоя к нему хвост не оттопырила. Такой и без миллиона любую бабу уведет.

– Ничего ты не понимаешь. Ни Валерке, ни Инге этого не надо. Они знакомы сто лет.

– А чего ж ты тогда опасаешься?

– Не опасаюсь. Завидую я. Я бьюсь, как муха о стекло, а Валерка славу получил за красивые глаза. Раз, два и в дамки. Слышь, может, я с деньгами лопухнулся?

– С какими деньгами? – не понял собеседник.

– Со всеми. А Валерка молоток. Себе на уме. Знал, что выбрать.

 

Глава 18

Сказка кончилась. Стоило сойти с трапа самолета, как мегаполис тотчас подхватил Валерку и швырнул в бурлящий водоворот событий. Шумное чрево большого города заглушило шелест морских волн. Его зловонное дыхание проникло в легкие. И вот уже далекий остров в океане казался сном, а пробуждение было подобно тяжелому похмелью.

Москва встретила Валерку осенним дождиком. Он заштриховал улицы, делая их тусклыми и серыми. Все краски остались на острове. Сюда их уже не хватило. Низко висели тучи. Даже не верилось, что и над соломенными хижинами, и над бетонными коробками домов простирается одно и то же небо.

Кому-то пребывание на острове показалось тяжелым испытанием, а для Валерки жизнь на дикой природе явилась самым счастливым временем. Там не нужно было выслушивать пьяную матерщину и подтирать блевотину, выпроваживать не в меру разбушевавшихся собутыльников матери и дышать перегаром. Валерка не мог заставить себя вернуться в гадюшник, который с детства считался его домом.

Алик предложил временно поселиться у него. Сам он с утра до ночи торчал в штабе или мотался по встречам.

Валерку тоже закрутило, как осенний лист в водяной воронке: встречи, интервью, фотосессии… Жизнь неслась так стремительно, что у него не было времени задуматься о том, что будет дальше. И вдруг все оборвалось. Отгремели литавры, угасли фотовспышки. Однажды утром он проснулся и с удивлением понял, что ему никуда не надо идти.

Валерка обрадовался свободе. Можно было вплотную заняться поисками жилья, чтобы не злоупотреблять гостеприимством друга. Скоро подвернулась хорошая однокомнатная квартира в ближнем Подмосковье. Чистая, только после ремонта, обставленная в стиле минимализма абсолютно новой мебелью – такая долго пустовать не будет. Валерка подсчитал свои ресурсы и запаниковал.

Будущее проглядывалось смутно. Залог он мог внести, но что дальше? Игра закончилась, и теперь, похоже, он был никому не нужен. Работы не было. Денег он скопил немного, и они стремительно таяли, как снег в погожий весенний день. Из каких средств оплачивать квартиру, если мать сидит на загривке? Приходилось платить, чтобы она забыла про их родство.

Валерка позвонил Сиротину в надежде, что его снова возьмут в проект. Вадим Юрьевич к нему неплохо относился. Но оказалось, что в одну реку нельзя войти дважды. Во-первых, продолжение проекта было под вопросом, а во-вторых, одного и того же участника дважды в шоу не брали.

– Если что подвернется, я тебе скажу, – пообещал главреж, но Валерка понимал, что это всего лишь отговорка.

Его необщительность сыграла с ним злую шутку. Он почти не приобрел знакомых и ни с кем не сдружился. Валерка позвонил бабе Вале, с которой сошелся ближе всех. Она почти по-матерински опекала его, но при этом не докучала навязчивостью. Она обещала поспрашивать, но ничего конкретного предложить не могла. От нее он узнал, кто как устроился. Оказалось, что после шоу народ разбрелся кто куда. Кто-то вернулся на прежнее место работы. Кто-то тщетно слонялся по студиям, пытаясь пристроиться на телевидении. Больше других повезло Тимуру. Его взяли ведущим на кабельный канал Южного округа Москвы. Не бог весть какая работа, но все же лучше, чем ничего.

Валерка был в отчаянии, когда позвонили из рекламного агентства.

– У нас коммерческое предложение. Съемки в рекламе. Если это интересно, то готовы обсудить детали.

– Конечно, интересно! – искренне обрадовался Валерка. – Я как раз работу ищу.

Звонок вдохнул в Валерку надежду, что все образуется. Он тотчас помчался в офис по указанному адресу. По простоте душевной он не стал скрывать, что сидит на мели и других предложений у него нет. Как истинное дитя природы, он не знал цены ни золотым слиткам, ни стеклянным бусам. Его ошеломила сумма гонорара за то, что его фото будет красоваться на билбордах и промелькнет в паре роликов на телевидении. Валерка решил, что сорвал джек-пот Тянуть с подписанием контракта было глупо, тем более что ему сразу же выплатили аванс.

Из рекламного агентства Валерка заехал в риэлторскую контору, а на следующий день уже обосновался на новом месте. Переезд не занял много времени. Все вещи уместились в рюкзак и спортивную сумку.

Мечты сбывались. Но оказалось, что приятные сюрпризы еще не закончились. Ему позвонил Евгений Борисович Глузский, продюсер с телеканала.

– Ну что, немного отдохнул от проекта?

– Если надо опять на остров, то я готов хоть сейчас, – обрадовался Валерка.

– Ну не так скоро и не то чтобы на остров. Но есть одна идейка. Заезжай завтра часам к двум, потолкуем.

День выдался унылый. Моросил частый дождик. У Валерки не было привычки носить зонт, да и зонта у него никогда не водилось. Зайдя в автобус, Валерка откинул мокрый капюшон куртки. В это время дня автобус шел полупустой. Валерка устроился возле окна и стал смотреть на серый пейзаж за окном. Молодая женщина, сидящая через проход, незаметно косилась в его сторону. Обычно люди бросали на него заинтересованные взгляды летом, когда футболка не скрывала атлетической фигуры, а в пуховиках и качки и хлюпики выглядят почти одинаково. Валерка отвернулся. Женщина робко обратилась к нему:

– Простите, вас, случайно, не Валера зовут?

– Да, – кивнул Валерка.

– Ой, мы все ваши передачи смотрели. Моя дочка, ей десять лет, ваши фотографии из всех журналов вырезает. Вы не могли бы дать автограф? Дочка будет в восторге.

– Пожалуйста, – сказал Валерка.

– Жалко, у меня журнала нет. Знала бы, купила. Ну хоть на блокноте. Мы потом переклеим.

– Валера, а можно нам тоже? – осмелев, подошли две девчонки.

У обеих, несмотря на промозглую погоду, были открыты пупки с претензией на сексуальность.

– Надо же, живой! – радостно воскликнула одна. – А сфоткаться можно?

Пока Валерка ехал до места, он раздавал автографы и фотографировался со всем автобусом. Раньше, когда его воспринимали как красивое тело, без души и имени, он тяготился чужим вниманием. Теперь ему даже льстило, что люди узнавали его и он перестал быть для них манекеном.

К продюсеру он вошел в приподнятом настроении. Глузский говорил по телефону. Не прерывая разговора, он сделал Валерке знак проходить и располагаться.

– Что значит, каков бюджет таков и сюжет? Ты мне пословицами не сыпь. Бюджет вполне достаточный. Беда в том, что глаза боятся, а руки из жопы. Считай, что я эту хрень не видел. Напишешь нормальный сценарий – приходи.

Он нажал кнопку отбоя и, бросив взгляд на часы, радушно сказал:

– Ишь как ты, минута в минуту. Точность – вежливость королей.

Валерка промолчал. Он завидовал умению Борьки парировать любую реплику. Сам он часто терялся и не знал, что сказать. Порой ответ придумывался потом, когда разговор уже давно перекинулся на другую тему.

– Садись. У меня для тебя работенка.

– Новый проект? – с надеждой спросил Валерка.

– Нет, снимешься в клипе.

– Спасибо, – кивнул Валерка.

– Кстати, тебе с МузТВ не звонили?

– Нет.

– Пошли их в задницу. Пускай мне звонят.

– Я вчера в рекламном агентстве был. Меня будут в рекламе снимать, – бесхитростно поделился своей радостью Валерка.

– В какой еще рекламе?

– Лапши быстрого приготовления.

– Ты что, спятил? Никакой рекламы! Ты бы еще чистящее средство для унитазов взялся продвигать! Какого лешего ты лезешь не в свое дело? – рассердился продюсер.

– Я думал, что сниматься в рекламе не возбраняется.

– Думать полагается мне. Я леплю из него нечто удобоваримое, а он берется прославлять бомжпакет Может быть, ты и собачьи консервы возьмешься рекламировать? – язвительно спросил Евгений Борисович.

– А что не так с консервами? – окончательно растерялся Валерка.

Продюсер театрально всплеснул руками:

– Незамутнен, как вода в купели! У тебя определенный имидж: человек-загадка, сильный, стильный и немногословный. Публика желает видеть тебя именно таким. Реклама должна подпитывать имидж, а не разрушать его. Ты можешь раскручивать кофе, дорогой шоколад, банк… На худой конец, оператора мобильной связи, но не пиво и не лапшу. Это не твой формат. Пошли лапшевников куда подальше…

– Но я уже подписал документы, – сконфузился Валерка.

Евгений Борисович уставился на него, как на школяра, который нацарапал неприличное слово на учительском столе.

– Что ты сделал? А ты договор давно перечитывал?

– Ну… – неопределенно промямлил Валерка.

Откровенно говоря, он его вообще не читал. Просто поставил подпись там, где велели. Он не разбирался во всяких юридических тонкостях и не стал вникать в них, резонно полагая, что те, кто составлял контракт, смыслят в этом больше него. Юристы действительно знали свое дело. Их работа состояла в том, чтобы отстаивать интересы заказчиков, которые платят им деньги.

Продюсер язвительно продолжал:

– Ты его достань и полистай на досуге. Полезное чтиво для прочистки мозгов. Между прочим, там черным по белому написано, что все договоры на рекламу и участие в каких-либо других проектах идут только с разрешения компании и заверяются моей подписью. Перешли-ка бумаги посмотреть, что ты там подмахнул.

Валерка вспомнил, что так и не удосужился достать их из сумки.

– Они у меня с собой.

Он вытащил файл с договором. Радость от начавшейся новой эры в жизни померкла.

Евгений Борисович пролистал документы и, задержавшись на особо интересных пунктах, рассмеялся:

– Ловкачи! Да они тебя просто облапошили, грабители. За такие копейки пусть поищут кого-нибудь другого.

Валерка обомлел. Он считал, что за ничтожную работу ему предложили вполне приличные деньги. Неужели участие в рекламе стоит дороже?

Евгений Борисович взял телефон:

– Надо, чтобы Саша с ними сегодня же связался и по горячим следам аннулировал контракт.

Саша был юристом компании. Валерка видел его пару раз издалека. Этим их знакомство ограничилось. Евгений Борисович продолжал:

– Посмотрим, что можно сделать. Правда, неустойку все равно придется выплатить, но это послужит тебе хорошим уроком, что не нужно ничего делать через мою голову. Все ясно?

Валерка молча кивнул.

Продюсер положил ладонь на договор с рекламным агентством.

– Эти бумажки оставишь мне. Тебе они все равно больше не понадобятся. И на будущее запомни: всех перенаправляй ко мне. Переговоры и договоры только через компанию, – сказал Евгений Борисович и подсластил горькую пилюлю: – Не волнуйся, твоя доля от тебя не убежит. И без работы не останешься. Есть у меня идейка, а пока интерес к твоей персоне будем подогревать, так что в новый проект войдешь звездой.

Валерка корил себя за то, что не посоветовался с Аликом или Гришей перед тем как подписывать договор с рекламщиками. Они оба разбирались в документальной казуистике и объяснили бы, что к чему. Теперь он на собственной шкуре узнал, что договоры пишут для того, чтобы их внимательно читать, но было уже поздно. С рекламой лапши он влип. Неустойка выходила приличная. Правда, Евгений Борисович обещал, что они попробуют ее немного понизить, но это проблемы не решало. Успокаивало лишь то, что были и другие желающие сделать его лицом своей фирмы. В принципе его даже устраивало, что теперь не придется самому заниматься переговорами и бумажной волокитой.

Валерка вышел из автобуса возле супермаркета. По старой привычке он не покупал продукты впрок. Прежде это выливалось в то, что собутыльники матери съедали все подчистую, и когда Валерка приходил с работы, холодильник был пуст, как поле после налета саранчи. Закупка провизии не занимала много времени. В еде Валерка был неприхотлив и консервативен. Яичница, пельмени и макароны по-флотски составляли его основной рацион. В последнее время прибавилась замороженная пицца и суши.

Проходя мимо полок с лапшой быстрого приготовления, Валерка невольно замедлил шаг. Он все-таки не понимал, почему нельзя сниматься в рекламе лапши. Это ведь не женские прокладки. Вопросы имиджа оставались для него китайской грамотой. Он никогда не задумывался о том, какое впечатление производит. В детстве лапша была его спасением.

Он безотчетно взял с полки коробку и повертел в руках. «Бомжпакет» – смешное название. Зато быстро и сытно.

Внезапно его окликнули:

– Ой, Валера! Я тебя по телевизору видела.

На него с восторгом смотрела худенькая брюнетка. Ее вьющиеся волосы торчали в разные стороны, а в носу поблескивал пирсинг. Маленький страз чем-то напоминал гнойный прыщик.

– Ой, ты прямо такой, как в кино! В точности. Надо же! Можно автограф? Девчонки умрут, – верещала довольная незнакомка.

– У меня ручки нет, – сказал Валерка.

– У меня есть, – пришла на помощь женщина средних лет.

Пошарив в сумке, она выудила ручку и попросила:

– А мне для дочки напишите.

Валерка бессознательно сунул упаковку лапши в корзину, взял ручку и спросил:

– На чем писать?

Пока женщина рылась в сумке, девчонка с пирсингом подсуетилась и протянула упаковку лапши.

– Можно вот тут? – спросила она и, кивнув на Валеркину корзину, добавила: – Я тоже больше всего люблю с грибами.

Автограф-сессия началась. Подошли еще несколько поклонников.

– Клево! – прокомментировал какой-то парень, тоже беря со стеллажа «бомжпакет». – Валерка, ты настоящий мужик. Уважаю.

Лапша быстрого приготовления набирала популярность. Полки стремительно пустели. Валерка увидел рекламу в действии и на собственном опыте убедился, что она и впрямь двигает торговлю.

«За сегодняшнюю промо акцию могли бы скостить сумму неустойки», – подумал он, понимая, что надеяться на это нелепо.

Возле дома его поджидал сюрприз.

– Валерик!

Мать, радостно скалясь, тащилась к нему через газон. Кто его за язык тянул давать ей адрес? При виде одутловатого, синюшного лица родительницы внутри у него будто все оборвалось. Что если ее увидят? Что если люди узнают, что его мать алкоголичка? Прежде он не задумывался об этом, но теперь, когда его стали узнавать на улице, вероятность разоблачения возросла. К счастью, в это время двор был пуст. Валерка загнанно огляделся и быстро проскользнул в подъезд – не на улице же с ней разговаривать. Мать нырнула за ним в приоткрытую дверь.

Опасаясь, что кто-то войдет и увидит их вместе, Валерка не стал дожидаться лифта и пошел по лестнице.

– Ты куда? Лифт же есть, – окликнула его мать.

– Здоровье берегу, а ты поезжай, – не оборачиваясь, бросил Валерка.

Они прибыли на этаж почти одновременно. Впустив мать в квартиру и прикрыв дверь, Валерка перевел дух.

– Чего тебе надо? Мы же договаривались, что ты не будешь сюда приходить, – не слишком радушно приветствовал он родительницу.

– Так ты встречаешь мать? Я тебя растила, а как в люди выбился, мать тебе не нужна?

– Растила она, – поморщился Валерка. – Не просыхала, сколько я тебя помню. Не хватало еще, чтобы кто-то тебя тут увидел.

– Собственной матери стесняешься?

– Нет, горжусь, что ты вся синяя с перепоя. Хоть бы помылась. От тебя воняет, как от бомжа.

– Ничего, воняет – за тобой не гоняет. Тыщу дай, – с подкупающим прямодушием выложила она цель своего визита.

– Я же тебе три дня назад оставил деньги на неделю.

– Не рассчитала, – развела руками женщина.

– Тебе сколько ни дай, все как в черную дыру. Думаешь, я деньги печатаю?

– Не прибедняйся. Гребешь там небось лопатой, а матери лишнюю копейку жалеешь.

– Ничего себе копейка! Люди месяц живут на столько, сколько ты за неделю спустила.

– Дай хоть пятьсот, – пошла на попятную мать.

Валерка понял, что он в тупике. Пятисотенную она пропьет вмиг и уже завтра снова будет околачиваться возле подъезда. Он вытащил тысячу и сказал:

– Чтобы я тебя тут не видел. Я сам приду.

– Поняла, – кивнула мать.

Купюра живо исчезла в ее кармане. На этом темы для разговора были исчерпаны. Довольная родительница удалилась.

Валерка прислонился спиной к стене, съехал вниз, сел на корточки и обхватил голову руками. Он оказался в западне. Аппетиты матери постоянно росли. Он панически боялся, что о ее алкоголизме станет известно. До сих пор каким-то чудом она оставалась за кадром, но как долго он сможет это скрывать?

В кармане завибрировал телефон.

– Слышь, секс-символ, я тут мимо еду, думаю заскочить к тебе, посмотреть, как ты там обустроился.

Алик позвонил вовремя. Сейчас Валерке нужны были поддержка и совет друга.

– Давай. Ты далеко? – обрадовался Валерка.

– Минут через пятнадцать буду. Снеди какой-нибудь купить?

– У меня есть пакет лапши.

– Ну, Квазимодо, ты в своем репертуаре, – хмыкнул Алик. – Ладно, чего-нибудь прихвачу.

В ближайшем кафе Алик взял коробку суши и пару баночек острого соуса на вынос.

– Зацени, японский вечер, – сказал Алик, выкладывая провизию на стол. – Только гейш не хватает. На твоем месте я бы озаботился.

Алик озорно подмигнул.

У Валерки мелькнула мысль поделиться с другом своей проблемой, но чем Алик может помочь? Посоветует пойти к специалисту? А тот сольет инфу в СМИ. Нет, этот груз он должен был нести сам. Валерка отмахнулся:

– Когда я встречу девушку, которая мне понравится, ты узнаешь об этом первым. Это у тебя на каждый день недели своя девица.

– Я ж не такой аскет, как некоторые. Кстати, о девицах. Дай пару автографов. Девчонки из штаба замучили.

– Ты прямо политиком заделался. Штаб, Дума…

– Да и ты в гору пошел. Я обалдел, когда мне в Интернете твой блог показали. Круто распространяешься о красоте души. Поэт прямо. Борьке надо у тебя уроки брать. Откуда ты этого набрался?

– Смеешься? Я сам, что ли, пишу? Для этого есть люди. Я даже не читаю, что там накалякано.

– Ловко, а я-то думаю, ни фига себе, Квазимодо заделался крутым блоггером. Че, в принципе логично: твое дело быть лицом, а зад пусть другие прикрывают.

– Я же не сам напрашивался. Мне этот блог даром не нужен. Продюсер решил, что это для рекламы надо, – смутился Валерка.

– Не тушуйся. У нас тоже так. Я лицо, поэтому сижу сейчас с тобой и жру суши, пока остальные пашут и расклеивают листовки. Так что жизнь удалась.

– Вроде того, – помрачнел Валерка.

– А чего ты недоволен? Подводные камни?

– Еще какие. Булыжник прямо. На шее висит и тянет на дно. Мать опять являлась здоровье поправить. Раньше хоть полы мыла, пока ее с очередной работы не выпрут за пьянство. А теперь решила, на кой ломаться. Всю алкашню за мой счет поит. Я ей сдуру адрес дал, так она теперь сюда таскается. Что если ее кто-нибудь увидит? Прикинь, узнают, что у меня мать пропойца.

– А может, тебе ее куда-нибудь сплавить?

– Куда?

– У вас же какая-то родня под Красноярском.

– Седьмая вода на киселе.

– Ну и что? Они в Москву приезжали? Приезжали. У вас останавливались? Останавливались.

– Так это когда было! Лет пять назад.

– Ну и что? Долг платежом красен.

– Даже если я ее на неделю сплавлю, что это даст?

– Зачем на неделю? Насовсем.

– Ну ты скажешь! Кому она там нужна?

– Твои родственники в деревне живут?

Валерка кивнул, не понимая, к чему клонит Алик.

– Там жилье стоит копейки. Купи ей хату. Содержать ее там дешевле выйдет.

В словах Алика был резон. Каждый месяц он будет посылать матери деньги, а там пускай сама рассчитывает. Красноярск – не ближнее Подмосковье. Оттуда в Москву каждый раз таскаться не будешь.

– Алик, ты голова! – просиял Валерка, но тут же посерьезнел: – Она не поедет.

– Надави. Перекроешь ей денежный кислород, куда она денется? Родне за хлопоты подкинь чего-нибудь. Купи билет на самолет, а я ее отвезу в аэропорт с ветерком.

Переговоры с сибирской родней были недолгими. Вопрос стоял только в цене. Предложенная плата всех вполне устроила. Не прошло и недели, как Валерка заехал к матери на переговоры. Удача ему благоволила. Мать была дома одна и почти трезвая.

– Деньги принес? – без обиняков спросила она.

Нежности в их семье были отменены давно, и все же в качестве приветствия хотелось бы услышать «здравствуй».

Валерка брезгливо поморщился. Он отвык от здешнего свинарника. Воняло застарелым потом и перегаром. Повсюду валялись пустые бутылки. Прежде мать и ее приятели регулярно ходили сдавать стеклотару, но поскольку теперь Валерка снабжал их финансами, нужда в этом отпала.

– Ты бы хоть бутылки на помойку вынесла, – с укоризной сказал Валерка.

– Ща тебе, на помойку. Это валюта на черный день, – усмехнулась мать и нетерпеливо добавила: – Ну, давай.

Порой Валерка удивлялся, как мать могла превратиться в то бесполое существо, которым являлась? Ведь судя по фотографиям, в молодости она была красавицей. Да на другую отец бы и глаз не положил. Валерка смутно помнил, как маленьким она водила его в парк и они кормили лебедей в пруду. На ней было белое платье в голубой горох. Это было единственное приятное воспоминание из детства, но ему всегда казалось, что там была совсем другая женщина.

Валерка не собирался ходить вокруг да около и сразу же выложил карты на стол.

– Деньги я тебе дам, но с условием. Ты переезжаешь к тете Наташе.

– Это к какой такой Наташе?

– Твоей двоюродной сестре, забыла?

– Чего ты несешь? Она ж в Сибири живет.

– Скажи спасибо, что у тебя нет родственников на Камчатке. Тетя Наташа там для тебя дом присмотрела.

– Какой дом у черта на куличках? – возмутилась мать, не веря своим ушам.

– Нормальный. Поедешь туда и будешь жить на полном довольствии. Или не получишь ни копейки. Устраивайся опять полы мыть.

– Не буду.

– Куда ты денешься? От меня больше ничего не получишь.

– Я ночевать буду у тебя под дверью, – пригрозила мать.

– Напугала! Я перееду и тебе нового адреса не дам. Я уже сейчас квартиру подыскиваю.

Валерка вытащил из кармана банкноты. Вид денег подействовал на мать гипнотически. Она вперила взгляд в купюры и, нервно сглотнув, спросила:

– Чего мне там делать, в деревне?

– Можно подумать, ты в столице по музеям ходишь. Там самогона залейся.

– У меня все друзья здесь, – не сдавалась она.

– Там новых найдешь. Выбирай. Но если останешься здесь, от меня больше ни копейки не получишь.

Он снова убрал деньги в карман.

– Ты такая же сволочь, как твой отец! – выплюнула мать.

Валерка не счел нужным отвечать на этот выпад. Выдержав паузу, он достал пять тысяч и положил на стол.

Рука женщины, точно язык ящерицы, шустро метнулась к бумажке, но Валерка оказался проворнее. Он накрыл деньги рукой. Мать призадумалась. Мыслительный процесс в ее пропитых мозгах продвигался небыстро. Наконец она произнесла:

– Без Миши я не поеду.

– Хорошо. Я оплачу переезд твоего сожителя.

– И двадцать тысяч в месяц, – предупредила она.

– Договорились, – кивнул Валерка.

– Двадцать пять, – повысила ставку мать, решив, что уж больно сын легко согласился. Не продешевила ли?

Валерка начал терять терпение:

– Сказала двадцать, значит, двадцать.

– Двадцать – это на содержание, а пятерка за моральный ущерб.

– Я же тебе еще дом покупаю. Откуда я, по-твоему, деньги возьму?

– Твое дело. Поеду только за двадцать пять.

– Хорошо, кровопийца, – уступил Валерка, понимая, что переговоры заходят в тупик.

– Вот это дело! – обрадовалась мать, поняв, что выжала из ситуации все, что можно.

– Сообщи своему собутыльнику, что самолет послезавтра утром. Не нажритесь, – предупредил Валерка.

– Чего так скоро? Я собраться не успею.

– Ничего, стеклотару я за тебя сдам.

Выйдя от матери, Валерка перевел дух. Самое трудное было сделано. В четверг Алик отвезет ее в аэропорт, и тогда можно будет вздохнуть спокойно.

 

Глава 19

В последнюю неделю перед выборами Алик почти не спал, но адреналин в крови разгонял усталость. Силин тщетно пытался до него добраться. Однажды, после очередной встречи Алика с избирателями, шестеркам Бульдога чуть было не удалось силком засунуть непокорного дублера в машину и увезти в неизвестном направлении. Алик чудом спасся. Он боялся, что Аркадьев раскусит причину столь пристального внимания Силина, но тот не придал этому значения. Игра велась жестко. Он уже не раз наблюдал, как у кандидатов сносит крышу.

В день выборов Алик был как на иголках. Трудно сказать, чей проигрыш страшил его больше: свой или Силина. Трое из пяти кандидатов должны были выбыть. Сомневаться не приходилось: если Силин окажется в их числе, шкура сорвавшегося с крючка дублера будет недорого стоить. Тут никакой Аркадьев не поможет. Да и гипнозом взбешенного Бульдога не усмирить.

Только когда они оба преодолели барьер, Алик вздохнул с облегчением. Он не ожидал, что Силин с легкостью простит ему ловкий предвыборный ход, но, с другой стороны, такова игра. В отличие от Алика Силин был не новичок и знал, что это борьба без правил, где в ход шло все: сфабрикованная компра, подставы. Сам наверняка не раз пользовался. К тому же теперь они в одной команде, так что налаживание сотрудничества необходимо обоим: лучше иметь худого союзника, чем явного врага. Незакрытым оставался только вопрос финансов, но на этот счет Алик не волновался. Когда он вступит в должность, ему не составит труда вернуть долг. Аркадьев денежного вопроса не поднимал, так что об этом можно пока не думать.

Алик устал скитаться между коммуналкой Бориса и двумя общежитиями. Последнюю ночь он, как и вся команда, провел в штабе. Усталые, но счастливые, они разъезжались по домам, условившись вечером закатить грандиозный банкет в ресторане. Алик резонно рассудил, что Силину сейчас не до него. Тоже, скорее всего, празднует. Пришло время возвращаться домой.

Алик подбросил девчонок до метро и свернул на знакомую дорогу. Проезжая мимо автосалона, он невольно притормозил. Раньше он частенько заворачивал сюда, чтобы полюбоваться на дорогих красоток. Это было нечто вроде хобби. Он представлял, как рассекает за рулем шикарного авто, и от этого настроение неизменно улучшалось.

И вдруг его посетила мысль – у него появилась реальная возможность перейти от мечтаний к делу. Время секонд-хэнда прошло. Как депутат, он мог позволить себе пересесть на авто представительского класса. Это раньше он ходил между дорогими автомобилями, глотая слюни. А теперь можно начать присматриваться, записаться на тест-драйв. В конце концов, его же никто не заставляет сразу выписывать чек. После всей этой нервозности и предвыборной гонки он заслужил полчаса кайфа за рулем крутой тачки.

Алик припарковался и вошел в стеклянные двери. Запах салона пьянил. Дорогие иномарки выстроились в ряд и как будто ждали, чтобы он выбрал одну из них. К Алику подскочил услужливый консультант. Прежде такого не случалось. Обычно продавцам салона не было до него дела, но на этот раз консультант приклеился тенью, видимо, почуяв, что перед ним не праздношатающаяся нищета, а потенциальный покупатель.

Алик интересовался техническими характеристиками, выбирая для тест-драйва авто поинтереснее. И тут он увидел свою мечту. Темно-синяя «Феррари» последней модели. Блестящая поверхность автомобиля походила на шкуру дельфина, вынырнувшего из океанских глубин. Машина была невероятно красива. Алик читал про новинку итальянского автопрома, но вживую видел ее впервые. Он не смог преодолеть искушения и сел за руль. Сиденье будто обнимало его и шептало: «Не уходи».

Алик почувствовал возбуждение. По сравнению с этим авто подержанная старушка, которая до сих пор исправно возила его, была все равно что Дуня не первой молодости рядом с восходящей голливудской звездой.

Покидать водительское сиденье было невыносимо тяжело. Алик хотел эту машину так же страстно, как можно вожделеть любимую женщину, но обе они были недоступны. Впрочем, почему обе? «Феррари» он мог купить в кредит.

Алик взвесил все за и против. С выборами он поиздержался, но в его нынешнем положении он сумеет преодолеть финансовые трудности. Недаром же все так рвутся к власти.

Искушение было слишком велико. Алик почти физически чувствовал, что его с этой машиной связывают невидимые узы. Он поинтересовался, как скоро машину пригонят, если заказать. Ответ обескуражил. Оказалось, он мог взять эту самую «Феррари» прямо из салона хоть сейчас.

Дьявол умело расставлял сети. Теперь, когда Алик узнал, что может обладать предметом своей мечты, отказаться от этого было все равно, что согласиться ампутировать руку. Алик любовно провел ладонью по блестящему капоту. Машина была как живая.

Разум приводил робкие доводы, что нет повода для спешки, к тому же сегодня выдался и без того хлопотный день. Но душа отказывалась слушать. Как ребенок, вцепившийся в магазине в игрушку, Алик не мог выпустить ее из рук.

И он сломался.

Алик вернулся с пробежки и встал под струи горячего душа. Торжества по случаю его избрания отгремели. Впрочем, на банкетах он практически не пил. Ему была нужна трезвая голова не только потому, что предстояло осмотреться и многому научиться. Его волновало, что Силин вел себя так, будто между ними ничего не произошло.

В этом созыве Бульдог пошел на повышение и стал Председателем. Старые зубры понемногу пускали в свой круг молодых и инициативных, готовя смену, но не торопились передавать им власть.

Раз в неделю проходили общие заседания. Алик сидел на них, пропуская мимо ушей половину того, о чем там говорилось. Прошел почти месяц с того момента, как депутаты нового созыва приступили к работе. Бывшие оппоненты неоднократно встречались на людях, но никогда один на один. Алик ожидал, что Силин вызовет его на разговор, но тот никак не выделял своего недавнего дублера среди остальных депутатов. Игроки в покер позавидовали бы выдержке Ивана Силовича, зато Алик был не на шутку обеспокоен. Затишье – предвестник бури.

День ото дня нервозность возрастала, грозя перейти в фобию. Он прокручивал в голове предстоящую встречу и был на грани нервного срыва, когда его посетила неожиданная мысль: Силин не хочет афишировать историю их взаимоотношений. Бьют не за то, что пользуешься запрещенными методами, а за то, что поймали. Осознание этой простой истины принесло Алику облегчение.

То ли по иронии судьбы, то ли по точному расчету Силина именно тогда, когда беспокойство улеглось, произошла их первая встреча тет-а-тет.

Алик вышел из лифта и сразу же увидел Ивана Силовича. Тот по-хозяйски твердым шагом ступал по ковровой дорожке. Алик двинулся ему навстречу, мысленно плетя вокруг Силина паутину, чтобы направить разговор в нужную сторону.

– А ты, оказывается, шустрый малый.

Губы Силина растянулись в улыбке, а взгляд оставался суровым, как северное море в декабре. Казалось, каждая часть его лица жила сама по себе.

– Так сложились обстоятельства, – пожал плечами Алик.

– Обстоятельства, говоришь? Значит, жизнь удалась? Пересел на крутую тачку? Хорошо, когда твою кампанию оплачивают из чужого кармана.

– Деньги я отдам, – тотчас сказал Алик.

– Это само собой, – кивнул Силин. – Да ты расслабься. Мы ведь в одной команде.

Алик вздохнул с облегчением. Значит, все же прощен. Политика – странная игра, в которой особые правила: враги могут стать союзниками, а соратники продать, если цена устраивает. К этому нужно было привыкать.

Силин по-отечески похлопал Алика по плечу:

– Давай потолкуем по-дружески, как говорится, в неформальной обстановке. Решим все вопросы. Негоже работать бок о бок, держа камень за пазухой.

Алик не мог скрыть радости. Его худшие опасения не оправдались. Силин оказался разумным мужиком. Понимает, старый хрен, что лучше обрести союзника, чем врага. Все налаживалось.

– Как насчет того, чтобы прогуляться за город? По Новой Риге есть неплохой закрытый клуб: баня, приличный ресторан, – предложил Силин.

– С удовольствием. Когда? – спросил Алик.

– Зачем откладывать? Сегодня, часиков в семь. Семен за тобой заедет.

Вечером у Алика намечалось свидание со Светкой, но это могло подождать.

Салтыков прибыл точно в назначенное время. Он не обладал дипломатичностью хозяина и дружелюбия не проявлял. При встрече бросил на Алика угрюмый взгляд из-под бровей, но не проронил ни слова. Он умел скрывать свое настроение, и только покрасневшая до свекольного состояния физиономия выдавала едва сдерживаемый гнев.

Ехали молча. Алик подумал было навести рухнувшие мосты, такой союзник ему бы не помешал, но, с другой стороны, люди типа Салтыкова дипломатию воспринимают превратно. Любой шаг к примирению они считают слабостью, а со слабыми не церемонятся. Алик решил не тратить на Салтыкова силы. Тот был пешкой. Пешки в большой игре в счет не идут. А вот сам он вышел на другой уровень. И хранитель силинского тела должен понимать разницу.

Как только выехали за город, стало заметно прохладнее. Несмотря на то, что Москва была рядом, дышалось здесь легче. Скоро автомобиль свернул с трассы на неприметную дорогу. С двух сторон ее плотно обступал лес. Судя по идеальному покрытию, по ней не тракторы гоняли. Дорога заканчивалась тупиком с глухими металлическими воротами. Доступ в клуб был открыт только избранной публике. Из будки вышел охранник. Он поприветствовал Салтыкова и документов проверять не стал. Видимо, Силин со товарищи был здесь завсегдатаем. Ворота отползли в сторону, пропуская машину. Дорога снова запетляла меж деревьев. Неожиданно лес расступился. Посреди английского газона на берегу искусственного озера стоял настоящий замок. Перед ним важно расхаживали павлины, время от времени оглашая окрестности довольно мерзким пронзительным криком.

Салтыков припарковался, и они вышли. Алик глубоко вдохнул. Он уже забыл, как пахнет осень. Воздух был пропитан сладковато-терпкими ароматами. В бензиново-пыльном мареве города все запахи стирались. Алик направился к парадной лестнице, но его остановил окрик Салтыкова:

– Иди за мной.

Оставив дворец в стороне, силинский опричник направился по дорожке вглубь парка. В Алике шевельнулась тревога. Может быть, Силин не такой уж добрый дядюшка? Место элитное, но слишком закрытое. Здесь не докричишься, да и помощи ждать неоткуда.

– Куда идем? – спросил он, стараясь не выказывать волнения.

– Куда надо, – отрезал Салтыков.

В отличие от хозяина слуга не скрывал своей неприязни. Он не мог простить Алику, что тот обвел его вокруг пальца. Видно, не привык проигрывать. Но откровенная враждебность Салтыкова беспокоила Алика куда меньше, чем радушие Силина.

Вокруг все будто вымерло. Казалось, охранник на въезде единственная живая душа в этом затерянном мирке. Но ворота остались далеко. Алик попытался привести мысли в порядок. В конце концов, не убивать же его ведут. Вряд ли Силин на это решится, да и не та провинность, чтобы применять высшую меру. И тем не менее на душе было неспокойно. Только когда из-за берез показался сруб, в котором располагалась баня, Алик немного расслабился. Он был наслышан о том, что многие важные вопросы решаются не в кабинетах, а в парилке и за накрытым столом.

Силин был уже на месте. Обернутый в простыню, как римский патриций в тогу, он лениво покачивался в плетеном кресле перед камином. У стены на низком столике стояли закуски и запотевшая бутылка шведского «Абсолюта». Из скрытых динамиков доносился хрипловатый голос Шуфутинского.

Силин жестом пригласил бывшего дублера занять соседнее кресло. Перед Аликом встала непростая задачка. Если сесть бочком, на краешек – значит, с самого начала признать свое приниженное положение, потом подняться с колен будет гораздо труднее. Развалишься, удобно откинувшись на спинку, Силин сочтет это чрезмерным хамством, а злить его сейчас не стоило. Алик выбрал третий вариант. Сделав вид, что его заинтересовала висевшая на стене волчья шкура, он подошел к ней, а потом обернулся и сказал:

– Неплохое местечко.

– Тихое, – кивнул Силин.

В душе Алика снова проснулась тревога. Он не хотел тянуть с разговором, поэтому предпочел сразу перейти к делу:

– Я отдам деньги в течение…

Силин перебил его:

– Отдыхай. Всему свое время. Попаримся, решим, как жить дальше. Нам ведь с тобой еще предстоит многое сделать.

Он поднялся и подошел к столу с деликатесами и водкой.

– Ну давай. Для разгона, – Бульдог одарил гостя лучезарной улыбкой, отработанной за многие годы депутатства.

Пить перед парилкой было чистым безумием, но отказаться значило проявить неуважение, а осложнять и без того непростые отношения не хотелось.

Заметив на лице Алика смятение, Силин рассмеялся:

– Квасу дернуть перед парилочкой самое оно. Здоровье надо блюсти и с молоду, и постару А ты что подумал?

Они выпили по кружке холодного сладковатого кваса.

– Неплохо бы заморить червячка. Сема, ты как?

– Я потом, – отказался Салтыков.

– Потом само собой. Сейчас – это баловство, для затравки. А то на голодный желудок и пар не в пар.

Алику кусок не лез в горло. Он ожидал, когда Силин начнет разговор, но тот как будто и не думал о делах. Старый депутат откровенно наслаждался закусками, делая вид, что не замечает нервозности гостя. Наконец он насытился и предложил:

– Вот теперь можно попариться.

В парилку зашли втроем. Пахло хвоей и распаренными вениками.

– Ложись на скамейку, Сема тебя разомнет.

Салтыков взял веник. Его иезуитская ухмылка навеяла Алику мысли о палаче, который примеряется кнутом к жертве. Удар березовыми ветками и впрямь был ощутимым. Алик невольно ойкнул, но он волновался напрасно. Салтыков оказался умелым банщиком. Он мелко и почти нежно обрабатывал спину Алика веничком, а потом неожиданно снова нанес довольно болезненный удар. Алик крякнул.

– Что, хорошо? – спросил Силин. – Сема свое дело знает. Я с ним и банщика не беру. Да ты расслабься. Ошибки у всех бывают. Важно их вовремя исправить.

Его отеческий тон подействовал на Алика умиротворяюще. Под умелыми руками Салтыкова усталость и напряжение последних дней исчезали, уступая место спокойствию и блаженству. Алик разомлел.

Напарившись вдосталь, троица вывалилась из парной во дворик, со всех сторон огороженный высоким частоколом. Посреди зеленой травки голубым лоскутом лежал бассейн.

Силин скинул простынь и плюхнулся в воду, как толстый тюлень, прямо с бортика. Алик последовал за ним. Только Салтыков медленно и чинно спустился по лестнице.

Некоторое время они плавали, отфыркиваясь и наслаждаясь прохладной водой. Неожиданно Силин спросил:

– Значит, любишь крутые тачки?

Алик меньше всего ожидал, что сейчас начнется серьезный разговор, поэтому вопрос застал его врасплох. Силин покачал головой.

– Ну кто ж в кредит покупает? В долги влезать нехорошо. Но это по молодости. Жизнь отучит.

Дружеский тон снова успокоил Алика. То, что Силин играл с ним, как кошка с мышкой, было неплохим знаком. Значит, гнев уже поослаб и можно особо не опасаться.

Алика не слишком удивило, что оппонент в курсе всех его дел. Даже насчет кредита разнюхал. После того, что случилось, доверия Бульдога не вернуть. Впрочем, было ли оно, доверие? Кому доверяют, к тому соглядатаев не приставляют. А чего не было, того и не потерять. Просто надо привыкнуть к тому, что в этих кругах следует держать ухо востро.

– Не беспокойтесь. Кредит не повлияет на выплату долга, – пообещал Алик.

– Да я не из нервных. А вот тебе стоило бы призадуматься.

Эти слова как будто послужили командой для верного пса. Тот железной лапищей схватил Алика за шею и окунул в воду. От неожиданности Алик едва не захлебнулся. Он забился, пытаясь высвободиться. «Неужели конец?» – лихорадочно пронеслось в голове. По трезвому размышлению он бы подумал, что это не самый лучший способ избавиться от врага, но трудно мыслить логически, когда тело агонизирует.

Наконец Салтыков ослабил хватку. Алик вынырнул на поверхность, со всхлипом глотнув воздуха.

– Не трепыхайся. Здесь тебя никто не услышит, – буркнул молчун Салтыков.

– Ты что же себе позволяешь, щенок? Быстро ты освоился. Срубил деньжат на предвыборную кампанию, купил крутую тачку за мои кровные и думаешь, ты теперь неприкосновенный? – почти ласково проговорил Силин.

– Вы меня убьете? – на выдохе спросил Алик.

– Детективов начитался? Кто ты такой, мозгляк, чтобы об тебя пачкаться? Нет, я тебя поучу уважению к старшим, а то больно ты самостоятельный. Начинают не с этого. Сильно строптивых власть не любит. Сначала присмотрись, под другими походи, покланяйся, а уж потом норов выказывай. Согласен?

– Согласен, – успел произнести Алик, прежде чем Салтыков снова утопил его.

На этот раз Алику удалось вдохнуть воздуха. Он был не из слабаков и в армии ни под кого не прогибался, но Салтыков, несмотря на возраст, обладал недюжинной силой. Алик бился что есть мочи, но с каждым движением слабел от недостатка кислорода. Наконец сознание отключилось полностью.

Очнувшись, он увидел над собой склонившегося Салтыкова.

– Очухался. Идти можешь?

Не дожидаясь ответа, Салтыков поднял Алика на ноги, закутал в простыню, притащил в избу и, не особо церемонясь, толкнул в кресло-качалку Алика трясло. По знаку хозяина Салтыков влил ему в рот стопку водки. Алик поперхнулся и проглотил почти машинально. Жидкость обожгла горло и растеклась теплом по всему телу, но опьянения Алик не почувствовал.

– Вот теперь и поговорим, – с наигранной отеческой заботой произнес Силин.

– Я все верну, – как заклинание повторил Алик.

– Само собой, – кивнул Силин. – Ты везунчик. Ты даже не представляешь, как легко отделался. Хлебнул водички, зато руки-ноги целы. За это ты должен меня пожизненно благодарить.

Силин покровительственно похлопал Алика по щеке.

Алик пытался собраться с мыслями. Вот тебе и власть. Его могли утопить, как новорожденного котенка. Против грубой физической силы гипноз – все равно что картонная сабелька против автомата. Что и говорить, трудно сосредоточиться, когда тебя бьют дубиной по башке.

Силин будто прочитал его мысли и язвительно произнес:

– Не знаю, как ты заставляешь людей плясать под твою дудку, только крепко запомни: со мной эти шуточки больше не пройдут. Если я хоть намеком почую, что ты вновь принялся за свои фокусы, можешь покупать костыли. Я понятно выражаюсь?

Алик кивнул.

– Вот и славно. А если ты такой понятливый, урок первый: не выставляйся. Не успел вступить в должность, как уже на «Феррари» катаешься. Это ты зря. Хочешь продвинуться, веди себя как можно тише. Ясно?

Алик снова кивнул.

– Тогда про «Феррари» пока забудь. У тебя неделя, чтобы пересесть на тачку поскромнее. Времени достаточно. Мы же не звери. Машинку перепишешь, на кого скажу.

Удар был точным. Для Алика машина значила больше, чем средство передвижения. Ему было бы легче расстаться с любой из его пассий, но выбора не было. Утешало то, что на нынешней должности он скоро сумеет купить новое авто.

– И еще у тебя, кажется, был бизнес?

– Магазин на строительном рынке, – уточнил Алик.

– Не густо, но какая-никакая компенсация за твои выкрутасы.

– Вы не можете… – начал было Алик, но Силин перебил его:

– Это ты не можешь. А я могу все. Документы уже готовы. Осталось поставить твою подпись. И не думай создавать мне сложности. Я с тобой по-отечески мягок. У тебя ведь есть квартира. Опять же, зарплата теперь не маленькая. Кстати, учти, все твои финансы будут проходить через меня.

– Это невозможно, – вырвалось у Алика.

– Все возможно. Я знаю все ходы и выходы, а ты пока еще ученик, усек? Вот когда научишься уважению, тогда вожжи отпущу. Должок ты мне отдашь с процентами. И запомни: я с тебя глаз не спущу. Если задумаешь провернуть какое-нибудь дельце без меня, руки-ноги вырву. Я достаточно ясно выразился?

Вопрос был риторический и ответа не требовал.

– Что ж, молчание – знак согласия, – заключил Силин. – Думаю, мы сработаемся. Мы ведь теперь в одной команде.

Все, что так хорошо начиналось, рухнуло. Алик не сомневался, что Силин сумеет его достать. Он варился в этом котле много лет, а Алику только предстояло окунуться туда. Впрочем, Силин обещал в будущем дать ему свободу, но как долго он продержит его на коротком поводке?

Власть неизбежно должна была привести к деньгам. Почему же план дал сбой? Алик вспомнил майскую встречу на водохранилище. Или девчушка была права и, по условиям игры, полагалось иметь что-то одно? В таком случае самым умным оказался Борька. Бабло всегда применение найдет. Это с властью намыкаешься, не зная, куда ее приткнуть. По-любому выходило, что с властью он сильно прогадал.

 

Глава 20

После разговора Силин предложил скрепить договор о дальнейшем сотрудничестве обильным ужином, но Алику кусок не лез в горло. В город он вернулся голодным и трезвым и только тогда понял, что впервые в жизни ему хочется напиться до положения риз, до забытья. Он зашел в круглосуточный магазин, купил бутылку водки, нарезку ветчины и банку маринованных огурцов.

Пить дома в одиночестве не хотелось. К тому же его тянуло к «Феррари», как тянет к любимой женщине перед разлукой. Оставались последние деньки, чтобы насладиться обладанием вожделенной машиной. Впрочем, по документам она ему уже не принадлежала.

До мастерской Гришиного отца, где он оставил автомобиль, было рукой подать. По пути Алик набрал номер Гриши.

– Гришаня, я в гараж иду. Подгребай, – предложил он и только тут сообразил, что на часах без четверти час, не самое лучшее время для встречи.

Гриша ни о чем не спросил, на то он и Гриша. Он был лучшим слушателем в мире. Не осуждал и не задавал лишних вопросов. Скоро друзья вдвоем сидели в застекленном закутке, служившем офисом при мастерской.

Алик разлил водку по пластиковым стаканчикам. Гриша был озадачен. На Алика с его приверженностью к здоровому образу жизни это было непохоже. Видно, стряслось что-то серьезное. Алик не стал бы вытаскивать его ночью по пустякам. Он с детства был самым самостоятельным из них и никому не плакался в жилетку.

– Ну что, помянем мою красотку?

Алик с нежностью посмотрел через стекло на «Феррари».

– В каком смысле? – не понял Гриша.

– Расстаюсь я с ней, – Алик разом опрокинул стопку.

Ему хотелось излить кому-то душу, а Гриша как нельзя лучше подходил на роль исповедника. Алик продолжал:

– Силин забирает в уплату за так называемую предвыборную кампанию. Как будто ее можно было выиграть на те гроши, которые он ссудил. Жлоб.

– Не стоит отчаиваться. Зато закроешь этот вопрос и будешь жить спокойно. Это не последняя машина в твоей жизни. Купишь новую.

– У меня за эту еще кредит не выплачен. Вот такая невеселая история.

– Все равно это не повод убиваться. «Феррари» не для московских пробок, да и по нашим дорогам не особо разгонишься. Возьмешь что-нибудь попроще.

– Гришаня, ты ничего не понимаешь. Машина – это как любовь. Увидел, крышу снесло и ради нее ты готов на все.

– Сравнил тоже. Любовь и машину.

– Каждому свое. Кому девушки, а кому автомобили, – развел руками Алик и, не закусывая, выпил еще стопку.

– Тебе грех жаловаться. У тебя девушек больше, чем у олигарха автомобилей.

– Это не в счет. Лучших девушек уже разобрали. Не довольствоваться же вторым сортом, тем более если ты царь.

– Ты про Ингу, что ли? – догадался Гриша.

– А про кого же? Лопухнулись мы с тобой, Гриша. Ты у нас, как аскет тибетский, ничего не попросил, а я выпросил, да не то. Самым умным среди нас оказался Борька. Что и говорить, кругом в выигрыше. Одним словом, король: и бабки, и лучшая девушка в мире.

– Зато ты теперь важная персона – депутат.

– В задницу это депутатство. Вот ты ко мне в помощники не пошел и правильно сделал. Ты не представляешь, чем приходится заниматься! Дальнобойщики стоянку устроили по своему почину. Ночлег. А подъезды ближних домов облюбовали в качестве уборных. И я должен разбираться с сортирным вопросом. А вопросов во! – Алик провел рукой над головой. – Выше крыши. Захлебнуться можно. Приемные дни и в Думе, и в округе. Выезды на места. После встречи депутатский запрос пиши. Заседалово каждую неделю. Три комиссии. Сдались мне эти наказы!

– У тебя же шесть помощников, – напомнил Гриша.

– Это еще одна головная боль. Они ж все идейные. Когда на штурм идешь – это на руку. А теперь у них зуд воплощать идеи в жизнь. Воронин уже болванку законопроекта накропал про трудоустройство студентов. А мне, как ты понимаешь, все эти мальчики и девочки пофигу. Умеешь – устроишься, а не умеешь – гуляй по холодку. Почему я должен этим заниматься?

– Ты ведь сам выбрал власть.

– Выбрал, – кивнул Алик. – И лажанулся. Дар дается для того, чтобы наслаждаться, а не ярмо тянуть.

Бутылка стремительно пустела, хотя Гриша не пил.

– Может, тебе хватит? – намекнул он, но Алик помотал головой:

– Просто слушай и не перебивай. Знаешь, чего бы я хотел? Стать гонщиком. Формула один. Скорость. Азарт. Адреналин. Там гипноз не требуется. Там другие качества ценятся.

Алик снова с тоской посмотрел на уже не принадлежавшую ему «Феррари» и провозгласил:

– Миром правит бабло, а власть – пшик.

– Вроде депутаты не бедствуют, – вставил Гриша.

– Ту хум хау – Алик воздел кверху указательный палец, – что в переводе означает: кому как. Либо власть, либо бабки – вот такая получается игра. Я тебе больше скажу – нас трое идиотов. Валерка тоже лажанулся.

– Почему? Он стал знаменитостью, как и хотел.

– Ага. Плакаты по всему городу, глянцевые журналы. Его физия так растиражирована, что только из унитаза не смотрит. А на кой ему все это?

– Не знаю, – пожал плечами Гриша.

– Вот и я не знаю. В него повально все девки влюблены. Даже в Думе, как узнают, что он мой друг, прохода не дают. Каждой охота познакомиться. И так вся страна. Прикинь, все бабы его, а Валерке они нужны, как дихлофос таракану. Вот такая ирония.

– Зато он съехал от матери и наконец вздохнул свободно.

– Это потому что появились бабки. Как ни крути, все сводится к одному.

– Не всегда, – возразил Гриша.

– Гришаня, альтруист ты наш. Я и забыл, что тебе ничего не надо. Но ты один такой. Другим нужен презренный металл.

– Не только. По-моему, Валерке нравится на телевидении. Во всяком случае, в салон он с такой радостью не бежал.

Алик вылил в пластиковый стаканчик остатки водки и подняв стопку, произнес:

– Значит, у нас двое счастливчиков. Как говорится, пятьдесят на пятьдесят.

 

Глава 21

В трудные времена коммуналка Бориса послужила Алику приютом, но после выборов он ни разу туда не заезжал. Часть вещей так и лежала у Борьки. Забрать их было недосуг. Каждый раз Алик откладывал это на потом, но сейчас нужно было отвлечься и занять себя чем-то за стенами Думы, на некоторое время забыть о законопроектах, запросах и наказах. Мелкие хозяйственные заботы как нельзя лучше подходили для этого. В умной книжке он прочитал, что нужно представить, что все дела, которые висят как вериги – это лягушки и задаться целью в день «съедать» хотя бы по одной. Визит в коммуналку за вещами стоял в числе первых пунктов.

Квартира пустовала. Борька жил у Инги, а соседи были на работе. У Алика возникло чувство, что в тот момент, когда предвыборный штаб съехал отсюда, время остановилось. На спинке стула по-прежнему висела его ветровка, а на журнальном столике лежали раскинутые веером рекламные буклеты. На подоконнике тосковали немытые чашки и открытая банка растворимого кофе.

Он вспомнил, как они с ребятами сидели здесь, строили планы, спорили, волновались. Только теперь Алик понял, как был счастлив тогда. В пылу азарта он забыл про висящий над ним дамоклов меч. Адреналин бродил в крови, вызывая состояние близкое к опьянению. Правду говорят, что дорога к цели гораздо интереснее, чем сама цель.

Алику захотелось ненадолго задержаться. Он пошел на кухню и поставил чайник, старый, со свистком. Ни у кого из его знакомых уже не было такого раритета. Борька пользовался им вместе с соседями. Надо сказать, по части устройства быта он был абсолютно не приспособлен. Его счастье, что Инга взвалила все заботы на себя.

Алик взял с подоконника банку с остатками кофе. Дверной замок щелкнул. Что-то рано соседи вернулись.

Алик выглянул в прихожую и увидел Ингу.

– Привет. А ты как здесь? – она удивленно подняла брови.

– За вещами зашел. До этого как-то некогда было. А ты? Без Борьки?

– Классик трудится. А я была в этих краях и заехала по пути забрать счета. Он ведь не от мира сего и не вспомнит, что за квартиру надо платить.

Алик улыбнулся: сам он только что об этом думал.

– Собрался кофе пить? – спросила Инга.

– Да, знаешь ли, ностальгия по бурным денькам. Присоединишься?

– С удовольствием. Я с утра в бегах. Чашка кофе будет очень кстати. Садись, я налью.

Она открыла шкафчик.

– Ух ты! Я думала, у Борьки кроме паутины ничего не водится, а тут довольно приличные запасы.

– Олюня постаралась. Моя помощница. Мы же тут дневали и ночевали.

– Все время забываю, что ты у нас теперь господин депутат. Сколько у тебя помощников?

– Шесть.

– Ничего себе! А ты важная шишка.

– Все весьма относительно.

Алик смотрел, как споро Инга сервирует стол. Даже самые обыденные вещи она делала с потрясающей грациозностью. Как хорошо было бы возвращаться домой и вот так, по-семейному, садиться с ней за стол. Почему Борьке досталось такое сокровище? Он ведь недотепа, неудачник по жизни. Деньги в его руках не задержатся. Оглянуться не успеет, как спустит свой миллион. Почему Инга выбрала его? Причем не сейчас, когда любая девица побежит за ним собачонкой, а тогда, когда он сидел на мели и стрелял сотенные до получки. От размышлений Алика отвлек голос Инги.

– …Я тобой восхищаюсь. Я думала, эту стену не пробить, особенно после всей бучи с подтасовками и подложными бюллетенями. Но, кажется, я начинаю верить в честность выборов. Я всегда знала, что ты многого добьешься, но такой взлет!

Оценка поразила Алика. Он и не предполагал, что Инга о нем столь высокого мнения. Эх, если бы она стояла за его спиной, он бы совершил невозможное. Прошел бы по головам соперников к самой вершине.

– А как теперь твой бизнес? – спросила девушка.

Вопрос вернул Алика с небес на землю. Скрыть? Сделать вид, что все прекрасно? Состроить хорошую мину при плохой игре? Впрочем, перед Ингой можно не выделываться. Она не из тех, кто млеет перед сильными мира сего и сторонится неудачников. Борька наглядная тому иллюстрация. Алик сказал:

– Нет у меня теперь бизнеса.

– Трудно совмещать? Решил полностью посвятить себя политике?

Это звучало как насмешка. Все вокруг думали, что он вытянул козырного туза, а у него расклад довольно гнусный.

При всем обаянии и уме Инга была невероятно наивна. Бизнесом заниматься гораздо легче, когда находишься в курсе событий, сам утверждаешь законы и постановления и, соответственно, можешь все спланировать заранее.

– Политика – это грязная работа. Откровенно говоря, я не уверен, что выиграл, – неожиданно для себя признался он.

– Что-то случилось?

Искреннее беспокойство в ее голосе развязало ему язык. Они были знакомы уже лет пять, но впервые беседовали вот так, по душам. Алику хотелось, чтобы это длилось вечно. Его потянуло поделиться своими бедами и сомнениями, сбросить с себя этот груз хотя бы ненадолго.

– Случилось многое. На меня решили надеть упряжку. Не всем нравятся слишком инициативные. Для начала отобрали бизнес и машину.

– Почему?

– Не почему, а за что. За то, что я обошел соперников.

– Все так серьезно?

– Нет, я еще легко отделался. Жив и здоров, как видишь.

– Алик, а как же депутатская неприкосновенность?

– Это не для всех. Кое-кому я как кость в горле.

– Я и не предполагала, что у тебя такие проблемы. Понимаю, что это звучит банально, но мне правда очень жаль. Может быть, тебе стоит быть осторожнее и не лезть на рожон?

Инга накрыла его руку своей. Он смаковал прикосновение бледно-розовой раковины ее ладони. Этот целомудренный жест завел его. Желание, которое таилось где-то внизу живота, проснулось и настойчиво заявило о себе.

«Не возжелай жены ближнего своего…» – пронеслось в голове, но плоть не покорялась доводам разума. Повинуясь природному зову, Алик мысленно оплел Ингу паутиной. Это получилось само собой, помимо его воли, как слюноотделение у подопытных собак Павлова.

Инга слегка сжала его руку, совсем чуть-чуть, но этого было достаточно, чтобы Алика бросило в жар. Он впервые осознал, что его власть над людьми простирается куда дальше завоевания сторонников при помощи страстных речей. Он почувствовал, что может покорить Ингу, влюбить ее в себя. Все, что было недостижимым, вдруг стало возможным, если бы не…

Они дружили с Борькой со школы. Да, тот был недотепой. Король, блин. Скорее, калиф на час. Они же разведутся. Козе понятно, что Инге нужен совсем другой муж, но все же Алик не мог поступить по-свински по отношению к школьному другу.

Он тряхнул головой и усилием воли разрушил наваждение. Невидимая сеть опала. Инга убрала руку. Однако усмирить вожделение оказалось гораздо труднее. Точно голодный дракон, оно настойчиво заявляло о себе.

«Впору идти в уборную и мастурбировать, как пацан», – подумал Алик. С чаепитием нужно было заканчивать – пожалеть бедную простату. Притвориться, что забыл о важной встрече, извиниться и уйти. Чтобы справиться с пульсирующим желанием, он представил тушку задавленного кота с разбросанными по шоссе внутренностями. Отпустило.

– Тебе покрепче? – спросила Инга, зачерпывая кофе из банки.

«Не возжелай жены…» До сего момента Алик даже не догадывался, что слово «покрепче» так напитано эротикой. Стоило Алику ослабить хватку, как вожделение снова властно заявило о себе. Нырнув в кладовые памяти, он извлек оттуда пацаненка с дохлой крысой во рту на картине необузданного испанца. Полегчало.

– По-моему, Дали был полным психом, – произнес он невпопад.

– Чего это ты вспомнил Дали? – удивилась Инга.

– Да так. Знаешь, в Испании все покупают его альбомы. Я тоже чуть не повелся, а потом посмотрел: мама дорогая! Какая-то расчлененка, тухлятина, слоны-мутанты. Ты можешь презирать мой плебейский вкус, но, по-моему, у мужика крышу снесло круто.

Алик чувствовал, что разговор об искусстве благотворно действует на его организм.

Инга рассмеялась:

– Представь себе, я тоже не купила альбом Дали. Не хочется иметь подобное дома. Хотя у него есть очень интересные работы, особенно те, где не сразу видишь суть. Они просто зачаровывают. Я провела в музее в Фигерасе целый день. А тебе не понравилось?

– Почему? Впечатляет. Особенно сокровищница. Красивые вещи.

– Я не об эстетике. Ты не почувствовал, что там возникает некая магическая власть художника над зрителем?

«Что ты знаешь о власти, девочка?» – усмехнулся про себя Алик.

Цепкие нити невидимой паутины вновь потянулись к Инге. Алик всегда хотел ее, с того самого момента, когда увидел впервые. Занимаясь сексом с другими женщинами, он часто представлял рядом с собой Ингу, но при встречах с ней ему удавалось без особого труда обуздать свое желание. Он запер его на замок, повесил табличку «табу» и выбросил ключ. Однако сегодняшнее легкое рукопожатие все изменило. Сдерживать вожделение куда труднее, когда понимаешь, что ты сам лишаешь себя главной награды жизни.

«Не возжелай…»

Психологи утверждают, что подсознание не воспринимает отрицательную частицу «не».

Не отдавая себе отчета в том, что делает, Алик принялся оплетать Ингу своими чарами. Он представил, как она прижимается к нему. Податливое, гибкое тело под мягкой тканью платья. Картина была настолько яркой, что Алика обдало жаром. Он поднялся из-за стола. Инга встала и сделала робкий шаг навстречу. В этот момент Алик окончательно утратил контроль над собой. Страсть захватила его, словно капкан, доводя до умопомрачения, до безрассудства.

Он протянул руку. Воображаемое и реальное сплелись в единый клубок. Инга не носила лифчика. Упругая грудь спелым плодом легла ему в ладонь. Он бережно сдавил ее. По телу Инги волной пробежала дрожь. Мысли о морали, если таковые и были, разлетелись под напором его страсти, точно стайка испуганных воробьев. Он притянул Ингу к себе и окончательно обезумел от ее близости, от запаха ее тела.

Его руки скользнули ей под юбку и легкими крыльями взлетели до упругих ягодиц. Алик стиснул их и прижал Ингу к себе так, чтобы она ощутила его желание. Инга застонала.

Не в силах больше сдерживаться, Алик рывком расстегнул молнию на брюках. Кровь пульсировала, вожделение требовало выхода. К дьяволу предварительные ласки, все это будет, но потом, когда они остынут от первой страсти. А сейчас он желал ее, а она его. Времени и сил на то, чтобы раздеться не было. Он сдернул ее трусики и вошел. Бурлившая в нем страсть тотчас выплеснулась наружу. Все кончилось до неловкости быстро. Тело еще содрогалось в сладком пароксизме, а мозг уже сверлила гаденькая мыслишка: опозорился, как подросток, впервые познавший женщину. Острое наслаждение смешалось с такой же острой досадой. Любовный акт завершился, практически не начавшись.

Наваждение прошло, как шторм, оставив после себя мусор неловкости и разочарования.

Алика жег позор. Он гордился тем, что мог часами сдерживать себя в наслаждении, медленно доводя партнерш до исступления, приближаясь к финальному взрыву. Секс был для него тем видом спорта, в котором он давно уже завоевал титул чемпиона. Надо же было облажаться с единственной женщиной, которая его по-настоящему волновала. Такого жгучего стыда он не испытывал даже когда в двенадцать лет деревенские девахи, жившие по соседству с бабушкой, застукали его за сараем, где он старательно натирал свою письку. Вдобавок к конфузу свербела мысль о Борьке. Чувство вины добавляло лишнюю ложку дегтя в уже переполненную дерьмом бочку.

Не поднимая глаз на Ингу, Алик натянул упавшие брюки.

Этот обыденный жест вернул Ингу к реальности. Она точно очнулась от забытья. Ее трусики болтались на щиколотках. По бедрам стекала липкая жидкость. Рядом Алик деловито застегивал ширинку.

У Инги перехватило в груди. Что же она наделала?! Она предала Борю. Как она могла такое допустить? Она чувствовала себя грязной и обесчещенной. Она не винила Алика. Он же ее не изнасиловал. Значит, она сама повела себя словно распутная девка. Хуже всего, что она не понимала, как это случилось, будто затмение нашло, но это не снимало с нее вины. Ее тошнило. Хотелось встать под душ и смыть с себя мужское семя. Но как смыть грязь с души? Она изменила Боре, как дешевая шлюха. И с кем? С его другом! Что она скажет Боре?

Алик будто прочитал ее мысли:

– Думаю, нам не стоит посвящать Борьку в этот эпизод. Так будет лучше для всех.

Он по-прежнему избегал ее взгляда.

– Что же мы наделали? – прошептала Инга.

Она брезгливо перешагнула через оскверненные трусики. Этот жест снова вызвал в Алике приступ желания, как будто три минуты назад он не истек семенем. Он шагнул к ней. Инга безотчетно отшатнулась. Это напомнило ему о пережитом позоре. Желание тотчас съежилось.

Внезапно Алика охватила злость на Ингу. Смотрит своими невинными глазами и разыгрывает динамо: поди сюда – не дам. А ведь все случилось из-за нее. Эта ведьма навела на него порчу. Он мог любую фригидную телку довести до экстаза, а тут вдруг стек, как школьник при виде порнушки. Она первая начала с ним игру в «невинные» прикосновения.

Он был так взвинчен, что почти поверил в то, что инициатива исходила от нее.

– Ты сама виновата. Ты хотела этого не меньше, чем я. Если женщина готова к сексу, то у мужика срывает башку. Я же живой человек.

Инга заплакала. Даже слезы не уродовали ее. Лицо было по-прежнему прекрасным.

– Прости. Я сама не понимаю, как это произошло. Я не знаю, как с этим жить.

– Молча, – отрезал он. – Думаешь, кому-то станет легче, если ты доложишь об этом Борьке? Все только запутается. Просто забудь.

Инга помотала головой:

– Я не смогу.

– А мне, по-твоему, легко? Да, мужики часто думают головкой, а не головой. Ты не маленькая, должна понимать, что от твоих жестов и взглядов и у импотента без виагры встанет. Я тебя не виню. Может, тебе подсознательно хотелось разнообразия. Что случилось, того не изменить. Борьке об этом знать незачем. Для всеобщего блага.

– Наверное, ты прав, – кивнула Инга.

Она ненадолго скрылась в ванной, а потом подхватила сумочку и вышла из комнаты. Стукнула входная дверь. В квартире все стихло.

Алик поднял с пола кружевные трусики и сжал их в кулаке. Они еще хранили ее запах.

– Ведьма, – буркнул он, снова переживая сцену своего позора.

Зазвонил мобильник. На дисплее высветился номер Светки.

«Очень кстати, – подумал Алик. – Затрахаю до смерти, и никакой рефлексии».

 

Глава 22

Бориса дома не было. Хорошо, что он поехал к родителям. Инга помыслить не могла, чтобы предстать перед ним в таком унизительном состоянии. Если бы она относилась к случайным связям легко, как многие девчонки, все было бы проще, но родители воспитали ее в строгости. Даже учась в университете, к десяти она обязательно возвращалась домой. Никаких походов с ночевкой и поездок на выходные на чью-нибудь дачу. Порой Инга взбрыкивала, доказывая, что она уже достаточно взрослая, но родителей было не переубедить. Она никогда не задумывалась, что причиной их строгости была ее редкостная красота.

Борис был ее первым и единственным мужчиной. Ни мама, ни отец не одобряли этой связи. Инга не стала скрывать их отношений, и разразился жуткий скандал. Мама произнесла многословную тираду на тему: нельзя размениваться по мелочам. Отец, как всегда, проявил супружескую солидарность. Инга не помнила случая, когда бы они разошлись во мнениях. В тот раз Инга впервые пошла на открытую конфронтацию. Она обозвала родителей старомодными, на что мама заявила, что в любви важно сохранить себя для того единственного, с кем пойдешь по жизни.

«Он и есть тот единственный!» – заявила Инга и ушла, хлопнув дверью. Тогда она была уверена, что будет хранить верность Борису до гробовой доски. Она любила его. У нее и в мыслях не было ему изменять, тем более с Аликом, которого она знала почти так же долго, как Борю. Что же произошло? Как она могла так опуститься? Неужели она так мало знает саму себя?

Сбросив туфли, Инга прямиком направилась в ванную. Хотелось соскоблить с себя всю грязь. Новое платье полетело в бельевую корзину. После стирки его нужно будет отдать. Инга знала, что уже никогда не сможет его надеть.

Она встала под душ и включила самую горячую воду, какую можно было терпеть. Струи упруго ударили по телу. Инга намылила жесткую мочалку и принялась с остервенением отмывать следы своего падения и позора. Кожа покраснела, а она все терла и терла, как будто это могло очистить ее от скверны и уничтожить все, что произошло. Но никакими гелями не отмыть душу и не прополоскать совесть. Ощущения чистоты не появилось, даже когда полчаса спустя Инга вышла из ванной. Ей казалось, что плотский запах спермы будет преследовать ее всю жизнь.

На сердце было все также скверно. Вспомнились слова однокурсницы: «И для кого ты себя бережешь? Жить надо легко. Вагина – не мыло, не смылится». Лучше бы смылилась, – с горечью подумала Инга.

Она прошла на кухню и, проигнорировав кофемашину заварила кофе старым дедовским способом, в медной турке.

Все это время она размышляла о Борисе. Как ему признаться? Ведь он верит ей. Возможно, Алик прав: не стоит будить спящую собаку и рассказывать Боре обо всем, что произошло, ведь это история без продолжения. Сама мысль о том, чтобы снова встретиться с Аликом вызывала у Инги отвращение. Она вычеркнула его из своей жизни.

Но разве это поможет забыть? Говорят, время лечит. Может быть, когда-нибудь постыдный случай померкнет в ее памяти. Так не лучше ли оставить все в прошлом? Тайна не вылезет наружу, потому что Алик тоже будет молчать.

Но с другой стороны, любовь и ложь – вещи несовместимые. Как она сможет смотреть Боре в глаза, говорить слова признания и при этом не сгореть со стыда от собственной фальши и лживости? Она ненавидела двойные стандарты, так неужели и сама научится жить под маской? Нельзя начинать жизнь со лжи. Боря ведь любит, значит, простит. Инга хотела, чтобы между ними все было честно. И чисто. Но теперь этому уже не бывать. Что же делать? Промолчать и жить с грузом вины, или же все рассказать?

Она в сотый раз задавала себе этот вопрос. Здравый смысл советовал похоронить неприятный эпизод и относиться к нему, как к кошмарному сну, который с наступлением утра развеется. Но душа не хотела лгать и изворачиваться.

Как только Борис вернулся, он сразу же понял: случилось что-то ужасное. Инга, его вдохновительница и источник бодрости, безучастно сидела на диване, обхватив колени.

– Детка, что произошло? – обеспокоенно спросил он.

В его голосе было столько заботы и участия, что Инге стало совсем тошно. До сих пор глаза ее были сухими, но тут словно последняя капля переполнила чашу страдания. Слезы бесконтрольно потекли по щекам.

Вот он момент истины. Самый трудный барьер, который надо преодолеть, чтобы жить дальше. Слова комом застряли в горле.

Борис присел рядом и обнял ее. Она уткнулась ему в плечо и заплакала навзрыд. Он гладил ее по голове, как ребенка.

– Успокойся. Скажи, что тебя так огорчило. Что бы ни случилось, вместе мы найдем выход.

Фразы утешения не приносили облегчения. Напротив, Инга еще сильнее ощутила глубину своего падения. Какой же дешевкой нужно быть, чтобы изменить любимому человеку?! Наконец слезы иссякли. Инга, запинаясь, произнесла:

– Я не знаю, как тебе сказать. Все слова прозвучат неправильно.

– Ну, со словами я как-нибудь разберусь. Это ведь моя профессия, – ободряюще улыбнулся Борис.

– Я тебе изменила, – едва слышно прошептала Инга.

Оказалось, что некоторые фразы даже профессионалов вгоняют в ступор. Борис не нашелся что сказать. Потрясение было настолько сильным, что в первый момент он даже не почувствовал боли. Голова вдруг сделалась пустой. В ней метались лишь обрывки незначительных мыслишек, как мусор, гонимый ветром на опустевшем стадионе после рок-концерта.

Вот миг, которого он панически боялся. Инга поняла, что он бездарь, и нашла себе другого, более талантливого и достойного.

– Вы вместе работаете? – наконец сумел выдавить Борис. Первый шок прошел, и на него обрушился камнепад неразрешимых вопросов. Что делать? Броситься на колени? Умолять, чтобы она не уходила? Выть, метаться, кусать локти? Целовать землю, по которой она ходит? Он готов был на все, лишь бы Инга осталась с ним.

«Я все прощу. Я напишу роман, которым ты сможешь гордиться. Я стану тем, кем ты хочешь, только не уходи», – рвалось с языка, но он не успел озвучить свои мысли. Следующее признание выбило из него дух не хуже, чем разряд электрошокера.

– Это Алик.

– Кто?!

– Боря, я сама не знаю, как так получилось. Я люблю тебя. Только тебя. Ты можешь мне не верить, но я не лгу.

Борис едва не задохнулся. Горло сдавило спазмом, словно на него накинули удавку. Алик, лукавый друг. Харизма ему в рыло. Мало ему студенток и рыночных девок. Жар-птицу захотелось. Тишком. За спиной.

– Я убью эту скотину! – в сердцах воскликнул Борис.

Ярость, бурлившая внутри, требовала выхода. Он вскочил и с размаху пнул ни в чем не повинное кресло. Боль заставила его согнуться и схватиться за ушибленную ступню.

– Боря, милый, не надо, – взмолилась Инга.

– Я достану этого ублюдка! Я расквашу его наглую физиономию, – корчась от боли, промычал Борис.

– Не глупи. Он же из тебя котлету сделает.

По здравом размышлении Инга была права. Восстановление справедливости силовыми методами было не в характере Бориса. Он даже мальчишкой дипломатично избегал драк. К тому же Алик регулярно ходил в спортзал, так что в рукопашной обманутый жених в придачу к поруганной чести получил бы в лучшем случае синяк под глазом, а в худшем – пару сломанных ребер.

– По-твоему, я должен утереться? – зло выкрикнул Борис. – Эта сволочь уводит у меня любимую женщину, а я должен просто смотреть? По принципу: Боря – интеллигент. А об интеллигента можно ноги вытирать. Ударь по щеке, он другую подставит. У него мышечная масса не та, чтобы в глаз дать. А как Родя Раскольников, слабо? Никакие тренажеры не помогут.

– Что ты такое говоришь? Зачем я только тебе сказала? Боря, пожалуйста, не пугай меня. Забудь про Алика. Есть ты и я. Я понимаю, что тебе трудно меня простить. Я сама себя ненавижу.

Инга уткнулась в подушку и заплакала. Ее слезы привели Бориса в чувство. Порыв первой, слепой ярости прошел. Ему стало жалко Ингу. При своей красоте она отличалась прямо-таки неправдоподобным целомудрием. Борис до сих пор удивлялся, как ему удалось ее добиться. Он был у нее первым и до сих пор единственным. А этот мерзавец походя отымел ее, как одну из своих девок.

Борис присел рядом и, успокаивая, погладил Ингу по спине. Рыдания перешли во всхлипы. Она прижалась к нему, как доверчивая, маленькая девочка, ищущая защиты.

– Прости меня, Борька. Ты тонкий, чуткий. Ты не такой, как все, – бормотала она.

– Как это случилось?

– Прошу тебя, не надо.

– Я имею право знать.

– Ты ведь не наделаешь глупостей? Обещай, – взмолилась Инга.

Борис попытался выдавить улыбку. Получилось кривенько и неубедительно.

– Не бойся, с топором я к нему не пойду. Но мне надо понять, что произошло. Как вы вообще встретились? У вас было свидание?

– О чем ты! Я зашла к тебе на квартиру за квитанциями. Он был там. Мы просто говорили, а потом… Как наваждение. Я сама не понимаю, как могла…

Зато Борис все прекрасно понимал. Он знал, как называют это помрачение рассудка и кто в этом виноват.

«Сволочь! Какое же ты дерьмо, Алик! – подумал он. – Воспользовался своим даром, чтобы все получить даром. Вот такой каламбур!»

Борис собирался рассказать Инге все как есть, чтобы она не принимала случившееся на свой счет, но тут Инга произнесла:

– Боря, не бросай меня. Я не знаю, как жить, если ты уйдешь.

Неожиданный поворот сюжета оборачивался Борису на руку. До сих пор он больше смерти боялся, что Инга уйдет к другому. Одному Богу известно, почему она выбрала именно его. Борис не мог избавиться от чувства, что они оказались вместе по ошибке. У Инги не было изъянов, а рядом с идеалом всегда ощущаешь собственную неполноценность, даже если тебя не попрекают твоими недостатками. Инга была совершенством, а это противоречит природе. Даже на солнце есть пятна. Пожалуй, легкое чувство вины, пойдет только на пользу их отношениям.

Конечно, сейчас Инга тяжело переживает свое падение, но пройдет время, и она успокоится. Так что с откровениями следовало повременить. Недаром народная мудрость гласит: простота хуже воровства.

Мысль о том, что Инга не собирается уходить, помогла ему справиться с паникой и рассуждать более спокойно, но от этого ситуация не выглядела краше. Наверное, Цезарь чувствовал то же самое, когда верный Брут всадил в него нож.

Как Алик мог пойти на такую низость? Сколько раз они выручали друг друга. Неразлучная четверка. Один – за всех, и все – за одного. Каждый знал, что у него есть надежные друзья, на которых можно положиться. И тут удар ниже пояса. Точнее не скажешь.

– Боря, что же теперь будет? – Инга пытливо смотрела ему в лицо.

– Я ему никогда не прощу, – голос Бориса звучал пугающе ровно.

– А что будет со мной? С нами?

Борис пожал плечами, словно стряхнув с себя мрачные размышления.

– Любовный крест тяжел – и мы его не тронем.

Вчерашний день прошел – и мы его схороним.

Инга обвила шею Бориса руками и жарко зашептала ему в ухо:

– Борька, я так тебя люблю. Так можешь сказать только ты.

– Вообще-то это Цветаева, – скромно улыбнулся Борис.

– Ты единственный, кто может в такой ситуации цитировать стихи. Ты такой необыкновенный! Как будто не из нынешнего века.

Чувствовать себя героем было приятно.

– В позапрошлом веке было бы легче. Вызвал бы негодяя на дуэль, – сказал Борис.

– Ни за что! Лучшие всегда погибают. Борька, обещай мне, что ты не натворишь ничего, из-за чего мне пришлось бы страдать. Ты для меня – все. Мой рыцарь.

После пережитого рыцарю смертельно хотелось выпить. Он поднялся с дивана и направился за коньяком.

Инга смотрела на Бориса, и ее переполняло чувство благодарности. Кто еще отнесся бы к подобной новости с таким благородством? Как можно было его предать? Внезапно Ингу окатила новая волна страха. Она ведь не контролировала себя. Неужели она так развратна?

Она снова заплакала.

Борис остановился на полпути к бару. В данных обстоятельствах надираться одному было не comme il faut.

– Тебе надо расслабиться, – сказал он.

Роль героя требовала особых декораций. Нужно было соответствовать.

Инга обожала устраивать вечера при свечах, но у них уже давно не оставалось времени на романтику. С тех пор, как они решили пожениться, жизнь была подчинена налаживанию быта, а любовная лодка с поднятыми веслами болталась на привязи в бухте житейских будней.

Борис задернул гардины, зажег свечи и откупорил бутылку дорогого вина. От глаз Инги, полных любви, можно было сойти с ума.

Рыцарь залпом выпил два бокала. По телу разлилось приятное тепло, а потом накатило спокойствие. Огоньки свечей трепетали, словно крылья мотыльков. Тихим фоном лилась музыка, а он читал стихи. Казалось, они начинали все вновь, с чистого листа.

Немного опьяневшие от алкоголя и от чувств, они перешли в спальню. Борису казалось, что никогда еще он не желал Ингу так сильно, но стоило им лечь в постель, как на него обрушилась непрошеная мысль: что если она станет сравнивать его с Аликом? Желание тотчас пропало. Бориса парализовал страх. В отличие от Алика он не мог претендовать на призовое место среди героев-любовников. Опыта у него всего ничего. Если бы не перепих с однокурсницей после пьяной вечеринки, он бы пришел к Инге девственником. Зато Алик знал толк в любовных играх. Надо думать, с Ингой он выложился по полной – даром, что ли, коллекционировал разные способы? Теперь Инга поймет, что пыхтение в двух-трех традиционных позах – это далеко не Кама Сутра.

– Это правда, что Алик необыкновенный любовник? – как бы невзначай поинтересовался он.

– Боря, зачем ты так? – укоризненно сказала Инга.

– Извини, я не хотел тебя обидеть.

Инга прильнула к нему, но его детородный орган оставался предательски безучастным. Борис пытался настроиться на нужную волну, но в голове некстати всплыло, как однажды Алик рассказывал об особо экзотическом способе доставить удовольствие женщине. Он где-то вычитал, что на Востоке в гаремах во влагалище запускали маленькую золотую рыбку.

«Я убью тебя, сволочь», – снова подумал Борис. Он надеялся, что со временем все придет в норму, но сейчас ему не помогла бы даже виагра. Он, как пенсионер, поцеловал Ингу в щеку.

– Извини, не сегодня.

 

Глава 23

Это горькое блюдо под названием «месть». Или сладкое до вожделения, с пикантным привкусом горечи. Его надо подавать холодным, но приготовление занимает месяцы, а у некоторых «поваров» на это уходят годы. Печальному графу Монте Кристо понадобилось полжизни. Ох уж этот неторопливый девятнадцатый век! Борис не мог ждать так долго. Нынешнее столетие – время скоростей. Он жаждал, чтобы расплата настигла Алика немедленно. Он хотел видеть, как тот корчится в муках, но не когда-нибудь в геенне огненной, а здесь и сейчас.

Теперь, когда шок прошел и Борис мог адекватно оценивать ситуацию, первый импульс – размозжить мерзавцу башку – выглядел смешным. Может быть, для кого-то кулачный бой был единственным способом выплеснуть негодование, но не для него. На ум опять пришло сравнение с Родионом Раскольниковым: зашиб бабушку топориком, а потом сам же измучился. Проклятые метания русского интеллигента. Нет, топоры, ножи, пилы и газонокосилки отменяются.

Преодолев опасные пороги, река рассуждений потекла по более спокойному руслу. Силовые методы претили Борису. Он никогда не лез в драку, а в случае ссоры мог помирить, договориться, сгладить острые углы. Прежде он гордился тем, что его называли миротворцем, но теперь ему не давала покоя гнусная мыслишка: не потому ли Алик развлекся с Ингой? Стал бы он крутить шашни, если бы знал, что за этим последует неминуемая расплата? Мысль о том, что Алик считает его слизняком, не способным на ответный удар, буравила мозг, как китайская пытка.

Борис не собирался прощать бывшему другу грех. Плевать на умные книжицы, которые пестрят советами отпустить прошлое и жить настоящим. У тех, кто их кропает, лучший друг не оприходовал возлюбленную. Нет, прежде чем закрыть эту страницу жизни и начать все с чистого листа, нужно расставить все знаки препинания. Этот роман он обязан дописать. Кулак в нос – не единственный способ конструктивного диалога.

Борису хотелось выговориться, поделиться своей бедой, чтобы не носить в себе непомерный валун боли. Он по привычке направился к Гришке, но передумал. Положение было неоднозначное. У любой медали есть две стороны. Если Алика эта история превращала в мерзавца, то Бориса делала рогоносцем. Как ни крути, а обманутый любовник вызывает симпатии не больше, чем муха в компоте. Муха в этом случае даже имеет преимущество: ее положение неприятно, но не унизительно. Конечно, Гришка человек особый. В отличие от большинства людей, он не испытывает тайной радости от чужих несчастий. Он выслушает, искренне посочувствует, а потом посоветует плюнуть и жить дальше. А чего еще ожидать? Все рецепты разрешения конфликта сводились к тому, чтобы после пощечины услужливо подставить для удара вторую щеку. Но Борис не собирался лечить болезнь такими методами. Значит, свою ношу он должен нести сам.

Дело оставалось за малым: найти у Алика ахиллесову пяту, чтобы ударить побольнее, отплатить ему той же монетой, чтобы шрам остался на всю жизнь. Но тут Алик был практически неуязвим, как смазанный маслом борец сумо. Переспи Борис с десятком его пассий, это всколыхнет местного Казанову меньше, чем царапина на капоте его машины.

Стоп!

Борис вдруг почувствовал, что нащупал нужный нерв. Это было сродни озарению, когда тщетно ищешь нужное слово и вдруг – вот оно, лежит на поверхности! Даже удивительно, как это ему сразу не пришло в голову. Детали мозаики стали складываться в картинку.

Машины всегда были страстью Алика, а свою новую итальянскую красотку он сам называл любовью с первого взгляда. Что ж, око за око. Алик с ума сойдет, если его ненаглядная вдруг исчезнет из стойла.

Борис смаковал эту мысль, как дорогой коньяк, от аромата которого ноздри трепещут в предвкушении самого напитка. Однако скоро тяжелые гири реальности прервали полет фантазии. «Феррари» – не «Жигуль» позапрошлого года выпуска. Ее так просто не угнать. К тому же кто за это возьмется? Умел бы он водить, сел бы за руль и разбил бы ее нафиг. Но его никогда не привлекала роль шофера, он даже не пытался получить права. Не давать же объявление: «Ищу угонщика со стажем».

К сожалению, придумывание сюжетов не было сильной стороной Бориса, именно поэтому работа над романом всегда стопорилась и он до сих пор не создал вожделенного шедевра. Но одно дело творчество, а другое – когда жизнь дает пинка. Тут работу на другой день не отодвинешь.

Хорошо бы сесть где-нибудь в тишине и подумать. В квартире, где они жили с Ингой, сосредоточиться не удавалось. Для настроя нужен был особый антураж. У Бориса вдруг возникло мазохистское желание вернуться в свою старую конуру, где все произошло. Его точно магнитом тянуло увидеть декорации разыгравшейся там драмы.

Квартира встретила его тишиной. К счастью, соседи были на работе. Через забитую хламом сумрачную прихожую Борис проследовал в свою комнату, на ходу отметив поразительный факт: чем беднее люди, тем у них больше вещей. Состоятельные легко избавляются от всего ненужного, а нищета сберегает каждый гвоздик – вдруг когда-нибудь пригодится. Но ирония в том и заключается, что если даже что-то понадобится, нужную вещь не найти среди завалов барахла.

За последнее время Борис успел отвыкнуть от убогости прежнего жилища. На столе стояли две чашки с недопитым кофе – любовная прелюдия. Он огляделся в поисках места основного действа. Диван – завален предвыборными бумагами. Древнее кресло – мало приспособлено для любовных утех. Где же они этим занимались?

Так и не найдя ответа на вопрос, обманутый жених пошел на кухню и вновь убедился, что в здешней обстановке аристократические привычки следовало задвинуть куда подальше. Нормального кофе не оказалось, только растворимая отрава, но выбирать не приходилось. Мозг отказывался работать без вливания хорошей дозы кофеина.

Набрав воды из-под крана, Борис поставил на огонь древний чайник. Когда пронзительный свист возвестил о том, что вода вскипела, он налил литровую чашку крепкого, едва подслащенного кофе, и в этот момент щелкнул дверной замок. Борис почувствовал досаду: сосредоточиться не удастся. Как всегда, стоило ему сесть за обдумывание сюжета, как тут же вмешивались непредвиденные обстоятельства. Соседи вернулись совсем некстати.

На пороге возник Иван с каким-то бритоголовым юнцом. Сосед был трезв и, как следствие, угрюм. При виде Бориса мрачное лицо вынужденного трезвенника просветлело и в глазах забрезжила надежда, как у Робинзона при виде корабля на горизонте. Со свойственной ему прямотой, он без предисловий и вежливых расшаркиваний сразу перешел к делу:

– Боря! Ты прям как в воду глядел. Займи на четвертинку. Тут такое дело. Встречу надо отметить.

– А Люба знает насчет твоей встречи? – мрачно поинтересовался Борис, покосившись на верзилу.

– А то! Это ж племяш ейный, Кирка. Ты хоть слово скажи, балбес, – Иван ткнул родственника локтем в бок.

– Че? – нехотя отозвался тот.

Брови у Ивана поднялись домиком, отчего на лице появилось умильно-просительное выражение.

– Борь, будь другом. Кирка вернулся, а Любка, стерва, всю зарплату… подчистую. Хоть бы похмелиться дала, – то ли всхлипнул, то ли хрюкнул он.

– Откуда вернулся? – спросил Борис, хотя ему было на это глубоко наплевать. Просто нужно было что-то сказать.

– Так из колонии, – огорошил его Иван.

– Откуда?!

– Ты не боись. Кирка тихий, – заверил Иван.

Широкоплечий детина с узким лбом неандертальца не слишком походил на «тихого». Иван продолжал:

– По дури попал. Захотелось идиоту на тракторе покататься. Ну с моста в речку и сиганул. Трактор-то вытащили, а ему два года припаяли. Хорошо еще, по малолетству направили в колонию. Ему ж только шестнадцать было. Был бы старше, куковать бы в тюряге.

– Если трактор спасли, то за что два года? – удивился Борис.

Со слов Ивана преступление выглядело, скорее, как хулиганство.

– Так он до этого председательский джип увел, девок катать. В тот раз все замяли, он и рад стараться. Месяца не прошло, они с пацанами трактор угнали. Ладно бы еще колхозный, а то у воротилы местного, живоглота.

«На ловца и зверь бежит», – подумал Борис, приглядываясь к парню.

– Выходит, ты угонщик?

– Я ж не совсем, покататься только. И председателю машину вернул, – сказал детина.

– Угонщик – дерьма перегонщик. Руки бы оборвать, – Иван осуждающе зыркнул на родственника.

Бориса охватил азарт, схожий с вдохновением, когда вдруг из ниоткуда возникает персонаж, способный повернуть повествование в новое русло. Он с удовлетворением подумал, что не все, о чем пишут в книжках по саморазвитию, лажа. Закон притяжения действует. Факт. Стоило наметить цель и сконцентрироваться, как тут же возникло средство ее достижения. Он размышлял над тем, где найти угонщика, и пожалуйста – этот «герой» перед ним, да еще с отсидкой в багажнике. Правда, для предстоящей роли верзила выглядел туповатым. Угнать «Феррари» – совсем не одно и то же, что увести трактор или председательский джип. И все же Борис был уверен, что встреча произошла не случайно.

– Хочешь заработать? – спросил он у парня.

– Ну… – в глазах у питекантропа появился интерес.

– Вань, сгоняй в магазин, – велел Борис и сунул соседу в руки банкноту.

Окрыленный Иван, не проявив любопытства, резво вскочил с места. Сейчас все его мысли сосредоточились на собственной цели, которая находилась на первом этаже соседнего дома. Оставшись наедине с незадачливым угонщиком, Борис поинтересовался:

– Квалификацию не потерял?

– Чего?

– Машину угонишь? – перевел Борис на более понятный язык.

– Откуда?

Вопрос застал Бориса врасплох. Рисуя в воображении картины мести, он упустил из вида, что «Феррари» стоит в гараже у Гришкиного отца. Значит, пострадает не только двуликий мерзавец Алик. Угон рикошетом ударит по ни в чем не повинному Гришке.

Многообещающий сюжет рушился. Посредственный писатель, не умеющий ни одну идею довести до конца, оказывался несостоятельным мстителем. Борис осознал, что стоит у последней черты. Если он ничего не придумает, то до конца жизни останется бесхребетным неудачником. Его охватило такое отчаяние, будто он уже летел в пропасть. И тут внезапно и ошеломляюще его посетило озарение. Подобно вспышке молнии, оно высветило дальнейший план действий. Борис до мельчайших деталей представил себе развитие фабулы. Поистине, когда жизнь дает под дых, вдохновение так и прет.

Стараясь унять охватившую его дрожь, Борис стал излагать свой замысел. Выслушав предложение, соседский племяш почесал в затылке и сказал:

– Меньше чем за десять штук не возьмусь.

Борис расслабился. Согласие получено. К тому же сумма была смехотворной, даже если рассчитываться в евро. Хорошее настроение располагало к шутке.

– Рублей? – смехом спросил он.

– Не долларов же. На кой они мне тут нужны, – отозвался бугай, продемонстрировав всю «глубину» своего интеллекта. А потом весомо добавил: – Две штуки сразу.

Борис не мог поверить, что сделка обойдется ему почти даром.

В прихожей щелкнул замок.

– По рукам. Две тысячи сейчас, восемь по исполнении, – подвел итог Борис.

На кухню ввалился счастливый Иван с тремя бутылками дешевой водки. Не вникая в суть разговора, он тоже решил вставить свое веское слово:

– Две тысячи и ящик водки. Сейчас.

– Лады. И ящик водки, – улыбнулся Борис, доставая из портмоне купюры.

 

Глава 24

В кармане, словно пойманное насекомое, завибрировал айфон. Алик про себя выругался. Садясь за руль, он вечно забывал достать телефон из брюк. Привычка носить сотовый в кармане перекочевала из джинсового прошлого в галстучно-костюмное настоящее.

Перехватив руль, он извлек мобильник на свет. Тот сипел что-то невнятное голосом Лепса – звонок для своих. В одиннадцатом часу вечера Алик и не ожидал вызовов по работе.

Танька? Юлька? Ленка? – прикинул он, прежде чем посмотреть на дисплей. С Юлькой можно заняться гимнастикой, а Танька стала слишком назойливой, ее лучше проигнорировать, – загадал он, но не успел разглядеть номер, потому что какая-то замызганная «Тойота» подрезала его слева.

– Куда, козел! – воскликнул Алик.

Он резко вильнул в сторону и чудом избежал столкновения. Пока он маневрировал, мысль о том, чтобы отфильтровать звонки улетучилась. Он на автопилоте нажал на кнопку приема и рявкнул:

– Да!

– Привет.

Короткое слово вогнало его в ступор. Ладони тотчас вспотели. Услышав в трубке Борькин голос, он отчетливо осознал, какого дурака свалял.

Эта коза проболталась. Что теперь? Столько лет дружбы! Надо же – повестись на красивую задницу и все разрушить. И ради чего? Чтобы спустить, как школьник, во время первого соития? А все Инга виновата. Ведьма!

– Ты что, за рулем? – спросил Борис, не дождавшись ответа.

– Да. Тут какой-то мудила подрезал. Купят права, а потом… – Алик сконфужено замолк, понимая, что в нынешней ситуации сетования звучат глупо.

– Может, перезвонить? – спросил Борис.

– Нет! – поспешно отказался Алик.

Он не был уверен, что у него хватит мужества в другой раз ответить на Борькин звонок. Сейчас он бы многое отдал, чтобы повернуть время вспять. Но что сделано, то сделано. Он предпочитал не откладывать неприятные дела на потом.

Снова возникла неловкая пауза. Борис ждал, что Алик повинится или хотя бы попытается объяснить свою подлость, но тот молчал. Стыдно признаться в своей низости? А совать свой член во все, что шевелится, не стыдно? Казанова долбанный, – с отвращением подумал он и взял нить разговора в свои руки:

– Тебе ключ больше не нужен?

– Ключ?

Мысли Алика были заняты тем, как оправдаться перед Борькой, поэтому он не сразу понял, о чем речь.

– Ну да. От коммуналки. Ваш штаб вроде уже переехал в более престижное место.

Судя по голосу, Борис был не в курсе закулисных игр своей пассии. Алик немного расслабился.

Не знает.

– Прости, вылетело из головы. Надо было давно отдать. Ты бы напомнил.

– Мало ли, может, ты держишь хатку для тайных свиданий.

Тонкий намек снова впрыснул адреналина.

Знает! Но к чему тогда вся эта прелюдия, пляски вокруг да около?

– Я положу ключ в почтовый ящик, – пообещал Алик.

– Не надо. Я хотел предложить тебе встретиться. Разговор есть.

Черт, точно знает. Инга, стерва, не могла придержать язык за зубами.

– Может, сразу поговорим и покончим с этим?

«Чует кошка, чье мясо съела, – подумал Борис. – Нет, сначала помучайся, повертись, как уж на сковородке».

Словно бывалый инквизитор, он отпустил хватку и продолжал пытку самым невинным голосом:

– С чем?

Вопрос поверг Алика в замешательство. Неужели не знает? Но к чему тогда встреча и весь этот базар?

– Ну, о чем ты там хотел поговорить, – обтекаемо сказал он.

Борис почувствовал, что наживку лучше отпустить. Ему было позарез необходимо, чтобы Алик согласился на встречу. А если сильно потянуть, рыбка могла сорваться с крючка.

– Хотел посоветоваться по финансам.

Если его волнуют деньги, то точно не знает, – отлегло от сердца у Алика.

– Спрашивайте – отвечаем!

– Не по телефону же. Я тут уютный ресторанчик нашел. Посидим, выпьем хорошего коньячка.

– Я в финансах не очень… Гришка больше понимает.

– Гришка не в тех кругах вертится. Помоги, буду твоим должником.

Алику стало не по себе. Бедный Борька, не знает, в какое дерьмо я вляпался. Неизвестно, кто из нас должник. Неплохо хотя бы частично погасить долг.

– Хорошо, если смогу.

– Отлично! – в голосе Бориса звучала неподдельная радость. – Как насчет завтра? Сумеешь выкроить часок?

– Для друга всегда, – ответил Алик принятой в их четверке поговоркой.

«Двуличная сволочь. Еще называет себя другом!» – презрительно скривился Борис и закруглил разговор на мажорной ноте:

– Хорошо иметь верных друзей.

Ресторанчик располагался на тихой улочке. Трудно было поверить, что рядом с этим зеленым раем бурлит широкий проспект мегаполиса. Неброская вывеска не кричала о себе, а цены отфильтровывали публику, которая искренне полагала, будто «Макдоналдс» – это тоже ресторан. Здесь бывал узкий круг ценителей хорошей кухни. Почти закрытый клуб. Естественно, забредали и случайные люди. Кто-то из них присоединялся к избранным и становился постоянным посетителем, другие же уходили, едва взглянув на правый столбец в меню.

Борис пришел пораньше. Облаченный в черное официант бесшумно, точно тень, вырос возле столика и услужливо раскрыл меню в кожаном переплете.

– Позже, – отмахнулся Борис. – Сейчас только коньяк.

Нужно было снять нервное напряжение. Обиды, точно змеи, сплелись в клубок и тяжело ворочались в голове.

«Все полагают, я не способен на поступок. Думают: Борька – пустозвон, который может только жонглировать словами. Чего с ним считаться? Ан нет. Бывает время, когда даже у мягких и пушистых вырастают зубы. Я заставлю себя уважать!»

Коньяк проскочил, как вода. Напряжение было слишком велико. Борис отдавал себе отчет, что поставил на карту все и работал без страховки. Если план сорвется, то второй попытки уже не будет. Он хотел повторить заказ, но решил не надираться прежде времени и прибег к методу расслабления, которым пользовалась Инга. Она была гуру всяких оздоровительных гимнастик. Сделав несколько глубоких вдохов, он постарался отключить мысли, в чем не преуспел, но, как ни странно, глубокое дыхание помогло ему унять внутреннюю дрожь.

Алик опоздал. В костюме и галстуке он выглядел непривычно и солидно.

«Цветет, сволочь. Народный избранник, блин. Ходячая реклама “ума, чести и совести”».

Борис приветливо помахал Алику. Тот подошел к столику и, стараясь скрыть неловкость, которую испытывал при встрече, пожаловался:

– Слушай, что за дыру ты нарыл? Я умотался искать этот ресторан. На въезде кирпич. Еще стройка рядом. Плутал, плутал, пока догадался, как ее объехать.

Теперь, когда Борька был рядом, Алик особенно остро чувствовал, какого дурака свалял. Как бы он хотел стереть эпизод с Ингой, вымарать его из своей жизни. Они с Борькой дружили столько лет, что он даже не представлял, как жить без друга.

– Я и сам долго искал что-нибудь эдакое. Надеюсь, не разочаруешься. Кухня здесь что надо. Мало ли, вдруг тебе пригодится – кого-нибудь из нужных людей пригласить.

– Вокруг стройки колесить?

– Стройка не вечна, а вкусно покушать люди любят всегда. – Борис взял меню и, пробежав глазами по строчкам, предложил: – Рекомендую тюрбо в чесночном соусе.

– Борька, ты ли это?! Раньше ты считал шаурму на улице кулинарным шедевром, а теперь – прямо гурман. Деньги портят человека, – подтрунил над ним Алик.

– А власть наделяет его нимбом? – пошутил Борис.

Все было как всегда. Борька – немножко шут гороховый, но, в общем, добрый малый, не то что нынешние приятели, от которых только и жди тычка в спину. Алик раскаивался в том, что натворил. Никакая женщина не стоит того, чтобы из-за нее терять друга детства.

– Ну не то чтобы нимбом, но друзьям помочь могу. Что там у тебя стряслось?

– Хотел посоветоваться, куда вложить деньги. Ты же знаешь, я в этом профан.

Алик был рад оказать Борису услугу. Так он мог хотя бы частично отдать долг другу и умерить угрызения собственной совести.

– Я по экономической части тоже не силен, но могу свести тебя с нужным человеком…

– Давай о делах потом, – прервал его Борис. – Сначала еда. Черчилль, между прочим, за всю свою жизнь никогда не менял время обеда и никогда не разговаривал во время еды о работе.

– Ты теперь подражаешь Черчиллю?

– Нет, это я тебя просвещаю. Ты же у нас политик. Равняйся на лучших. Что будешь пить?

– Я же за рулем.

– Ты наш вечный рулевой. Хорошо, что у меня Инга шоферит. Она на дороге как рыба в воде.

Упоминание об Инге неприятно царапнуло Алика, он попытался увести разговор от личностей:

– Не у всех же есть личный водитель, как у тебя.

– Так ты, когда очередную телку клеишь, проверяй наличие водительских прав, – усмехнулся Борис.

– В следующий раз последую твоему совету, а сегодня мне минералку.

– Брось. Я ж не алкаш, чтобы напиваться в одиночку. Возьмешь такси, а твою красотку на эвакуаторе с комфортом отвезут куда надо. Я оплачу.

– Нет, к чему лишние хлопоты? – помотал головой Алик. Он не собирался доверять свою красавицу чужим людям.

Борис посерьезнел и сказал:

– Алик, будь человеком. Я ведь тебя не из-за финансовых заморочек позвал. Мне просто нужно с кем-то выпить и поговорить. Хреново мне.

У Алика внутри все оборвалось. Неужели все-таки знает? Не может быть. Он же шутит. Ни намека, ни упрека. Мирно беседует. Другой бы в драку полез. Впрочем, это же Борька. Миротворец наш. Он кулаками размахивать не станет. И все же… Если Борька знает, то он святой.

– А что случилось? – осторожно поинтересовался Алик.

– По коньяку? – вместо ответа предложил Борис.

Алик нехотя кивнул. На трезвую голову предстоящую тему не осилить. Как объяснить Борьке, чтобы он понял? Все как-то само сложилось. Если бы Инга не положила руку… Все из-за нее. Стоп! Выставить невесту друга шлюхой – не самый лучший способ наладить отношения.

Первую порцию выпили, не смакуя. Молча, одним глотком, как пьют водку. Борис тотчас наполнил бокалы вновь.

Алик не знал, с чего начать разговор. Было бы легче, если бы первым заговорил Борис, но тот молчал. И Алик решился.

– Знаешь, Борька, наверное, мне сейчас хреновее, чем тебе.

Борис посмотрел на него с интересом.

– Тебе-то что? Предвыборную гонку выиграл. Все тебя любят. Помощников куча. И светлое будущее впереди.

Ни слова об Инге. Алик был озадачен. Он прощупал обстановку:

– А у тебя какие осложнения? Миллионер, собираешься жениться. Или проблемы с… Ингой?

Имя оставило неприятный привкус на языке.

– Можно сказать и так, – сказал Борис и выжидающе замолчал. «Интересно, признается, сволочь, или нет?»

Алика так и подмывало сказать: «Борька, прости, я не хотел. Так вышло», но он понимал, насколько это глупо, не хватало еще добавить: я больше не буду. Детский сад, штаны на лямках.

Алик снова плеснул коньяку. Они осушили бокалы, не чувствуя вкуса напитка. С таким же успехом они могли бы пить дешевую сивуху.

– Знаешь, ее изнасиловал какой-то подонок, – сказал Борис.

У Алика похолодело внутри. Так вот как случившееся выглядит в глазах Инги! Значит, он ее изнасиловал! Более мерзкого ощущения от секса у него не было никогда. Мало того, что облажался хуже некуда, оказывается, еще и насильником стал. Сучка… Ведь сама этого хотела.

– Откуда ты знаешь? – наконец обретя способность говорить, вымолвил Алик.

– Она сказала. На нее это сильно подействовало. Представляешь, что ей пришлось пережить?

Алик вздохнул с облегчением. Значит, Инга не назвала имени. Какой-никакой, а все же плюс.

Он успокоил друга:

– Не волнуйся. Скоро она придет в себя. Время лечит.

Борис усмехнулся. Заезженный штамп, кочующий из одного посредственного романа в другой. «Время лечит».

– Сомневаюсь. Ты же знаешь, какой она была недотрогой.

– Но тебе ведь дала. Может, она сама спровоцировала человека? – не выдержал Алик.

– Ты хочешь сказать, что она шлюха?

– Прости, я не это имел в виду, – смутился Алик. – Но ты ведь знаешь, как она выглядит. У любого мужика на нее встает.

– Да, но только некоторые умеют контролировать свою похоть. Ты же не лезешь к ней с домогательствами, хотя ты еще тот Дон Жуан.

Сейчас на Бориса накатило странное спокойствие. То ли от выпитого, то ли оттого, что он перегорел. Он наблюдал за всем как будто со стороны, как будто одновременно был и актером, и зрителем этого спектакля. Он, смакуя, произносил каждое слово, словно вбивал гвозди в гроб их дружбы.

Алик не смог выдержать прямого взгляда и, чтобы отвести глаза, снова разлил коньяк.

– А почему ты решил рассказать об этом мне? – как бы невзначай спросил он.

– А кому еще? Гришане? У него свои амуры. Не стоит выливать на человека ведро помоев, когда он переживает первую любовь. А Валерка, сам знаешь, существо бесполое. Все человеческое ему чуждо.

По мере того как таял коньяк, к Алику возвращалась уверенность, что все обойдется. Главное, у Инги хватило ума не называть его имени. Глупо было бы из-за сиюминутной похоти потерять друга. Пройдет время, страсти улягутся и, возможно, они с Ингой даже смогут переносить общество друг друга без неприязни.

К концу обеда они изрядно набрались. Борис глянул на часы. Пора было закругляться. Он поднял руку и пощелкал пальцами, подзывая метрдотеля. Он до сих пор по-мальчишески наслаждался ролью состоятельного человека.

– Вызовите эвакуатор. Надо отогнать машину моего друга.

– Я позвоню «Ангелу». Они все сделают, – сказал Алик.

– Какому еще ангелу?

Борис непонимающе уставился на Алика. Вмешательство ангелов в его дьявольское дело не планировалось.

– Техслужба. Помощь на дороге, в любое время суток.

– Никакого «Ангела». Ты мой гость. Я плачу.

– Вот «Ангелу» и заплатишь. Я у них уже не первый год в клиентах. У меня дисконт есть.

Это была непредвиденная поправка к сценарию, но не стоило отвлекаться на мелочи.

– Хорошо, – согласился Борис. – Волнуешься за свою красотку?

– Через пару-тройку дней она будет уже не моя, – признался Алик.

– Вот как? Неужели продаешь? – удивился Борис.

– Приходится платить за предвыборную кампанию, – Алик с досадой махнул рукой.

– Купишь себе новую, – успокоил его Борис.

В голове промелькнуло: «Успел. Еще бы два дня – и конец. Не откладывай на завтра то, что можно сделать послезавтра. Тьфу ты. Делай все немедленно. Ай да я, ай да молодец! Только бы все удалось!»

Водитель из сервиса прибыл через полчаса. Алик передал ключи и поднялся из-за стола.

– Пойду покажу, где она припаркована.

– Брось. Сами разберутся. Я такси вызову. Ты ж не на улице будешь ждать. Давай по кофе для полировки.

Борис усадил его на место. Алик не возражал. Не хотелось смотреть, как кто-то другой сядет за руль его машины. Во всяком случае, не сегодня.

Еще не успели принести кофе, как водитель вернулся. Алик встретил его недоуменным взглядом.

– Что? Вы не нашли машину? Кажется, ее нетрудно узнать.

– Вам лучше самому посмотреть. Там ее немного помяли.

Алик тихо выругался. К прочим неприятностям не хватало, до кучи, чтобы какой-то раздолбай, выруливая, не рассчитал и въехал в его «Феррари».

– Виновник там?

– Скрылся, – развел руками водитель.

«Конечно, этот подонок не стал дожидаться, пока его заставят оплатить каждую царапину. Хорошо еще, что машина застрахована», – подумал Алик, а вслух сказал:

– Если я его найду, без штанов оставлю.

Надежда поймать виновника аварии была мизерной.

Борис сунул в папку со счетом банкноты и, не дожидаясь сдачи, пошел вместе с Аликом к выходу.

Они свернули за угол. В обычно пустынном проулке стояла полицейская машина с включенной мигалкой и толпился народ. В Алике шевельнулась смутная тревога. Он поспешил к тому месту, где припарковал «Феррари». При виде автомобиля он мигом протрезвел. «Немного помяли» в реальности выглядело, как уделали в хлам. На том месте, где прежде стояла шикарная гоночная красотка, лежала груда искореженного железа.

– Что это? Как это? – не мог поверить Алик.

– Ваша машина? – спросил подошедший гаишник.

– По ней что, каток проехал?! – сдерживая подступившие слезы, выкрикнул Алик.

– Экскаватор, – констатировал полицейский.

На своем веку он повидал всякого, но это зрелище потрясло даже его закаленную в дорожных инцидентах душу.

– Что?! Откуда здесь экскаватор?! – взорвался Алик.

– Со стройки. Свидетель есть.

– Да, я все видел, – услужливо кивнул невысокий мужчина в очках. Типичный клерк, представитель незаметного офисного планктона. Судя по блеску в глазах и суетливым жестам, ему льстило, что хотя бы раз в жизни он оказался в центре всеобщего внимания.

– Я шел по той стороне. Вижу: едет экскаватор прямо на эту машину. Я еще удивился, водитель слепой, что ли? Даже руками ему помахал. Но он ноль внимания. Подъехал, сначала ковшом по крыше ударил, а потом гусеницами наехал. Железо так заскрежетало. Ужас…

Алик схватил очкарика за грудки.

– Почему вы его не остановили?!

– Как? Вы сумасшедший! Отпустите меня.

Обезумевшего Алика оттащили от бедняги свидетеля.

– Спокойно. Во всем разберемся, – сказал гаишник.

– Где он?! Где эта сволочь?! Я похороню его в его экскаваторе! – в бешенстве выкрикнул Алик.

– Сказали бы спасибо, что я полицию вызвал. Мог бы вообще уйти. На улице никого, – обиженно вставил свидетель.

Алик сник, словно игрушка, из которой вытащили батарейки.

– Пустите, – флегматично сказал он, стряхивая державшие его руки.

Он подошел к останкам своей возлюбленной и прикоснулся к искореженному металлу, как будто надеялся, что все это кошмарный сон, что ее еще можно оживить. Но груда лома ничем не напоминала изящную быстролетную итальянку, мечту любого автолюбителя. Человек несентиментальный, он плакал и не стыдился своих слез.

Алик обернулся к полицейскому:

– Где этот ублюдок? Неужели его нельзя найти? Разве так много экскаваторов разъезжает по улицам? – сдерживая вновь нарастающий гнев, спросил он.

Подошел другой гаишник.

– Нашли его на соседней улице.

– А что водитель?

– Водитель ни при чем. Экскаватор угнали, пока он обедал. У него полное алиби. Со стройки никуда не уходил. Сам пропажу обнаружил и кинулся искать. Думал, кто-то из своих его на другое место перегнал.

– Выходит, какой-то псих умыкнул со стройки экскаватор, раскурочил мою машину и скрылся? Это же чушь собачья! Кому нужно ни с того ни с сего крушить припаркованный на улице автомобиль?

– Мало ли. Может, этот псих богатых не любит. Не волнуйтесь, разберемся, – пообещал гаишник.

– Ни черта вы не разберетесь, – презрительно скривился Алик. – Я требую, чтобы вы этим занялись. Я депутат.

Алик достал документы и сунул их под нос старшему гаишнику. Тот вытянулся по струнке:

– Разберемся. Сделаем все возможное. А может, у него к вам личные счеты, как к депутату?

– А пошли бы вы!..

Борис ликовал. Картина превзошла все его ожидания. Наверное, так ощущает себя писатель, увидевший свое творение на экране. Может быть, он выбрал неверную стезю? Может, ему следовало податься в сценаристы? Лиха беда начало. Главный сценарий своей жизни он уже написал. Все снято с первого дубля. Оставалось надеяться, что соседский родственничек успешно испарился с места происшествия.

Алик убрал депутатскую корочку. Теперь к мысли о безвозвратной потере примешивался еще и страх. Кто поверит, что какой-то псих на экскаваторе превратил «Феррари» в груду металла? Бульдог решит, что он сам это заказал. Так сказать, мелкая пакость: ни себе, ни другим. Как теперь оправдываться? Скотство!

Алик подошел к Борису. Хорошо, что в толпе был хотя бы один человек, которому он мог излить душу.

– Борька, я в полном дерьме.

– Сочувствую. Трудно терять того, кого любишь.

«…Того, кого любишь…» У Алика будто упала с глаз пелена. Он вдруг отчетливо понял, чьих рук это дело. Кусочки головоломки сложились в единую картину: неожиданный звонок, приглашение в ресторан, рядом с которым очень удобно располагается стройка. Откровения Инги о том, что ее изнасиловали.

Все существо Алика заполнила ненависть. Борька, сволочь, как он мог? Все нарочно подстроил. С самого начала хладнокровно спланировал. Ладно, у меня случилось помрачение. В конце концов, я не железный дровосек, чтобы устоять перед красивой бабой. Но ведь Борька сделал это по холодному расчету. Все предусмотрел, гнида.

Алик схватил его за отвороты модной куртки.

– Твоя работа? Ты подстроил? – брызгая слюной, прошипел он ему в лицо.

– Ты что, с ума сошел?

– Если бы ты не позвал меня в этот долбанный ресторан, ничего бы не случилось.

– Мало ли на свете совпадений? Мы же друзья. Разве у меня был повод желать тебе зла? – разыгрывая святую невинность, спросил Борис.

Алик расцепил пальцы. Теперь он знал наверняка, откуда уши растут. Но Борька был неуязвим. Смотрит нагло и не сознается в том, что он подонок.

 

Глава 25

– Гриш, ты сейчас не занят? Надо повидаться.

Гриша по голосу понял: у Алика неприятности.

– Что-то случилось?

– Я в полном дерьме.

– Приезжай, – не колеблясь, сказал Гриша и добавил: – Только у меня мама дома.

– Давай лучше ты ко мне. Сможешь?

Гриша окинул взглядом разложенные на столе накладные и счета. Бумажки могли подождать. В конце концов, у него рабочий день не нормированный. Чтобы успеть с отчетом, можно посидеть и ночью.

– Конечно. Через час буду.

По дороге до нового спального района, где теперь жил Алик, Гриша не мог избавиться от чувства тревоги. Из головы не шли их ночные посиделки в пустом гараже. В новой ипостаси Алику приходилось несладко. Далась ему эта политика! Зачем только он полез во власть! Там такие зубры, что ему даже с его харизмой делать нечего.

Алик был не из тех, кто плачется в жилетку: прирожденный лидер, вожак стаи. Обычно ОН помогал другим разруливать проблемы, а со своими разбирался сам. Гриша не припоминал ни единого случая, когда Алик нуждался в чьей-то помощи. Он по жизни был самостоятельным и устроился прежде других. Пока остальные ходили в студентах, он уже отслужил в армии и встал на ноги. Правда, Валерка к тому времени тоже трудился в парикмахерской, но ведь это совсем не то, что иметь свой бизнес.

Алик открыл дверь. При взгляде на него нельзя было сказать, что он приверженец здорового образа жизни. Он выглядел помятым, как после хорошей попойки. Волосы взъерошены, несвежая футболка со следами пота под мышками. Белки глаз покрыты красной сеточкой, то ли от недосыпа, то ли от чрезмерного возлияния. Видимо, дела были и впрямь плохи.

– Что произошло? Что-то по работе? – спросил Гриша.

– И там тоже, – мрачно кивнул Алик. – Такой узел завязался, хоть в петлю.

– Все так плохо?

– Хуже только в морге. Кофе будешь?

– Давай.

Они перешли на кухню. На столе стояла грязная посуда, что для Алика было уж совсем нехарактерно. Это у Борьки комната может выглядеть так, как будто в ней только что провели обыск с пристрастием – он даже не заметит царящего вокруг хаоса, а Алик любил аккуратность. По его словам, «в хламовнике успешные люди не живут».

Алик сдвинул немытую посуду в сторону, поставил на стол кружки и достал банку кофе.

– Извини, но у меня только растворимый. Я не гурман, как некоторые миллионеры.

Он презрительно скривился на последнем слове.

– Я тоже не гурман, – пожал плечами Гриша.

Прозрачный намек на Борьку Гришу огорчил. Прежде между ними никогда не было зависти. И успехи, и беды были общими. А теперь, судя по всему, Алику не давал покоя Борькин миллион. Почему все так изменилось?

Алик разлил по чашкам кипяток.

– Помнишь, наше прощание с «Феррари»?

Гриша не мог бы забыть этого, даже если бы захотел. Тем более, что они полуночничали в гараже только позавчера. Алик продолжал:

– Как в воду глядели. Нет больше моей красотки. Разбита в хлам.

Гриша вспомнил о мечте Алика стать гонщиком. Видимо, перед расставанием с любимой машиной он воплотил свою мечту в жизнь. А поскольку в последнее время он был на взводе, наверное, не справился с управлением – ничего удивительного.

– Скажи спасибо, что сам живой. Когда это случилось?

– Днем.

– Так может тебя в больницу отвезти? – обеспокоенно предложил Гриша.

– Меня-то зачем? Я в порядке.

– Все равно надо, чтобы тебя осмотрел врач. Вдруг сотрясение или еще что. Сразу после аварии ты можешь ничего не чувствовать.

– Не было никакой аварии. Она припаркованная стояла. На тихой улице. Подъехал мудак на экскаваторе и смял ее в лом.

– Как это смял? – не понял Гриша.

– Сначала ковшом по крыше, а потом гусеницами. В общем, груда металлолома восстановлению не подлежит.

– Какой-то псих?

– Нет, обыкновенная сволочь.

– Его поймали?

– Нет, и вряд ли поймают. Этот гад неуязвим. Личность тебе известная. Светоч русской словесности. Новоявленный миллионер. Мелкий пакостник, – выплюнул Алик.

Гриша с опаской посмотрел на друга. Может, у того от потрясения поехала крыша? Кто в здравом уме обвинит Борьку в преднамеренном вандализме? В разгильдяйстве – сколько угодно. Но ломать и крушить – явно не по его части.

– Алик, Борька не то что экскаватором, он самокатом управлять не умеет, – сказал Гриша.

Алик презрительно усмехнулся.

– Это уж точно, сам он умеет только стул задницей протирать и за чужой счет ездить. Благо, на него миллион свалился. Эта скотина наняла какого-то ублюдка.

Опять упоминание миллиона. Просто мания какая-то.

– Почему ты думаешь, что это Борька? – спросил Гриша.

– Он позвал меня в ресторан, мол, посоветоваться надо, куда деньги вложить. Место выбрал рядом со стройкой. Все предусмотрел, гад, даже время подгадал обеденное, когда легче экскаватор угнать. Как говорится, всё под боком и концы в воду. И главное, чего я, дурак, повелся на его приглашение? Ведь меня как будто отводило в сторону: не ходи, не ходи. Полчаса колесил, не мог машину припарковать. Опоздал нафиг. Мне бы обратить внимание на знаки – и деру оттуда, а я припарковался на свою голову.

Гриша слушал Алика и его пробирал внутренний озноб.

Может, Алик и впрямь свихнулся на почве зависти?..

…Нет, кто угодно, только не Алик. Вот у кого с головой все в порядке. Он был самым сильным и собранным из них. Даже в трудных ситуациях Алик не терял самообладания и мог рассуждать здраво, но…

…Ведь его обвинения – это полная чушь. И потом налицо другие признаки психического расстройства: неряшливость в одежде, грязная посуда на кухне, но…

…Мало ли, может, было не до того, чтобы наводить чистоту, но…

…Алик помешан на порядке. Он даже на необитаемом острове ходил бы выбритый и наглаженный. Уж если навалившиеся проблемы даже его подкосили… В любом случае лучше ему сейчас не перечить и выяснить, насколько это серьезно.

Гриша мягко сказал:

– Алик, приглашение в ресторан еще ничего не значит. Борька любит повыпендриваться. Он и меня приглашал. Сейчас у него хобби – ходить по пафосным ресторанам.

– Если бы ты видел его физиономию, когда все это произошло, ты бы меня понял. Я точно знаю, что он нарочно меня туда заманил.

Гриша понял: в такой ситуации что-то доказывать – все равно, что показывать слепому кукиш. Все доводы разбиваются о глухую стену. Алику требовалась помощь психиатра.

– Тебе надо отдохнуть. И потом я бы на твоем месте сходил к врачу. Пропишут что-нибудь успокоительное.

– Перестань со мной разговаривать, как с психом! Я нормальный! – перебил его Алик и тотчас понял двойственность ситуации.

Все сумасшедшие уверяют, что они здоровы. Если продолжать в том же духе, Гришка, чего доброго, позовет молодчиков со смирительной рубашкой. В душе снова вскипела злость на Борьку. Вот ведь сволочь, все продумал. Кто же заподозрит безобидного интеллигента? Нужно сбавить обороты, чтобы самому не выглядеть идиотом. Подавив эмоции, Алик спокойно сказал:

– Боюсь, врач тут не поможет. Разве что пропишет костыли. Думаешь, мне поверят, что машину корежил экскаватором кто-то со стороны? Бульдог решит, что я сам ее уделал, чтобы никому не досталась.

– Может, он отсрочит выплату долга?

– Долг – это мелочи. «Феррари» для него – шелуха. Он может купить себе десять таких. Главное – неповиновение. Все выглядит так, будто я открыто на него положил.

– Тебе это грозит чем-то серьезным?

– Башку мне откручивать не станут, руки-ноги ломать тоже. Но поводок натянут туго. Не соскочишь. Эти ребята умеют действовать и без гипноза. Да не в этом суть. Как-нибудь разберусь. Я тебя не за этим позвал. Я хотел тебя предупредить насчет Борьки. Наш тишайший борзописец далеко не святой. Доказательств у меня никаких, но я точно знаю, что за всем этим стоит он. Жаль, что я не снял на видео его физиономию, когда он смотрел на изуродованную машину. Видел бы ты, какое злорадство было написано у него на морде, тогда б не думал, что у меня снесло крышу.

– Алик, ты же знаешь Борьку. Сострадание ближнему – не его сильная сторона. Он вообще не отличается чуткостью, но это не значит, что он радуется чужим бедам. Знаешь, я много думал в последнее время. Мне не нравится то, что с нами происходит. Все эти подарки судьбы не прошли даром. Наши отношения переменились, и далеко не в лучшую сторону.

– При чем тут подарки? – возразил Алик.

– Раньше тебе бы в голову не пришло обвинить Борьку только потому, что он пригласил тебя в ресторан. Это же чистая случайность. С какой стати Борьке безо всякой причины гробить твою машину?

Алик промолчал. Признаться в том, что причина была и довольно веская, язык не поворачивался. Если Гришка узнает про Ингу, он этого не поймет. Тем более, стерва вешает лапшу на уши, будто ее изнасиловали. По всему выходило, что Алик в дерьме, а Борька в белой рубашке.

Он пожалел, что обратился к Гришке. Зачем только полез со своими откровениями? Размяк, превратился в тряпку. Чего хотел добиться? Сострадания? Нафиг ему чье-то сочувствие?

– Может, мы и изменились, но не из-за подарков. Просто жизнь меняет людей, – сказал Алик.

– Но не настолько. Иногда я думаю: во благо нам эти дары или во вред?

– Это ты так говоришь, потому что сам ничего не получил, – усмехнулся Алик.

– Ошибаешься. Я получил больше, чем вы все, – признался Гриша.

Алик на мгновение забыл о своих проблемах и взглянул на друга с интересом. Прежде он не задумывался, что тихий, рассудительный Гришаня тоже стал другим. Раньше он был домоседом, а тут предпринял путешествие и даже познакомился с девушкой. Так сказать, любовь по скайпу Не бог весть какое счастье, но, как говорится, кому как.

– И что же это за подарок? – поинтересовался Алик.

– Жизнь.

– В каком смысле?

– В самом прямом. У меня обнаружили саркому головного мозга. Врачи дали полгода, не больше.

– И что?

– Как видишь.

– Может, ошиблись?

– После последнего МРТ доктор тоже решил, что ошибся. В общем, они там ломают головы, какое лекарство мне так помогло. Только я не пил таблеток. В тот день, когда мы встретили на водохранилище девчушку, я всю аптечку выбросил в помойное ведро. Почувствовал, что не хочу впихивать в себя химию, чтобы продлить жизнь надень, два, пару недель.

Алик был потрясен: каков Гришаня! Был на волосок от смерти и молчал. Можно позавидовать его выдержке. Но главное, никто ничего не заметил. Они вместе росли, набивали шишки и делились секретами, но при этом, оказывается, совсем не знали друг друга.

– Что ж ты молчал? Почему ничего не сказал?

– А что говорить? – пожал плечами Гриша. – Ребята, готовьтесь к похоронам? Кому от этого было бы лучше? Приятного мало, когда на тебя смотрят как на мертвеца. Я хотел, чтобы все оставалось по-прежнему. Хотел прожить время, что мне отмерено, как нормальный человек, а не как приговоренный к скорой смерти.

– Ну ты даешь, – только и смог вымолвить Алик.

Новость так ошарашила его, что даже собственные беды на некоторое время отошли на второй план. Гриша продолжал:

– Не переживай из-за машины. Это все преходящее. Будут у тебя еще машины и не одна. Все наладится. Главная ценность – это жизнь. Может, это звучит глупо и я говорю, как индюк, но так оно и есть. Все мы знаем, что жизнь не бесконечна. Но когда стоишь у черты и понимаешь, что следующей весны для тебя уже не будет… Что все в последний раз… Вот тогда осознаешь, что деньги, власть, слава – это все шелуха по сравнению с тем, что можешь дышать, слышать, видеть… Прости, если я тебя обидел.

– Пожалуй, ты прав. С философской точки зрения, – задумчиво произнес Алик и добавил: – Гришка, а ведь ты герой.

– Знаю. Ты же помнишь, что я получил в дар гордое звание героя, – улыбнулся Гриша и достал из кармана оловянного рыцаря. Талисман он всюду носил с собой.

Внезапное откровение друга заставило Алика по-иному взглянуть на вещи. В нем снова появилась энергия и решимость бороться. Пассивная жалость никому пользы не приносила. Надо кончать размазывать сопли. Упал, поднялся и иди дальше. Кто не смог встать, того затоптали.

– Кроме шуток. У меня прямо как пелена с глаз, – сказал Алик. – Плевать я хотел на этого Бульдога. Как-нибудь разрулю. Голова есть, слава Богу, извилин в достатке.

– И на Борьку не держи зла. Уверен, что он тебя пригласил в ресторан без всякой задней мысли. Ну, не так он среагировал на то, что произошло, может, не выразил сочувствия. Но Борька есть Борька. Он безобидный.

– Угу, – кивнул Алик.

Здесь их мнения расходились, но Грише этого знать не следовало. В чем-то его теория перемен была верной. Кое-кто из них стал совсем другим. Это раньше Борька был безвредным малым. Прежде он никогда не сделал бы такой гнусности. Но теперь… Нет, эту сволочь он не простит. Он заставит его заплатить.

Когда Гриша ушел, Алик вымыл посуду, принял душ и надел новую футболку, бросив прежнюю в корзину с грязным бельем.

Жизнь продолжалась. Он не собирался сдаваться.

 

Глава 26

Разговор с Аликом подействовал на Гришу угнетающе. На душе было муторно. В дружбе неразлучной четверки что-то разладилось. Прежде каждая встреча была для них праздником, возвращением в радостное и беззаботное детство. В те светлые времена все споры и недоразумения решались на месте. Никому не пришло бы в голову заподозрить другого в неблаговидном поступке и держать камень за пазухой. Они были единым целым, вместе радовались и сообща преодолевали трудности.

Сколько раз они выручали друг друга из беды. Алик всегда был заводилой. Когда Валеркина мать ушла в очередной запой и Валерка оказался на улице, никто из них не пошел домой греться. Погода стояла собачья, промозглый ноябрь, но они из солидарности торчали на улице, пока Алик не упросил родителей пустить Валерку на ночевку. В пятом классе, когда Гриша заболел и два месяца пропускал уроки, ребята каждый день приходили к нему домой и с ним занимались. Алик из-за этого даже бросил секцию баскетбола. А когда Борьку застукали в туалете с пивом и ему грозило исключение из школы, Алик подвиг весь класс идти делегацией к директору. А потом, в уплату за отпущение грехов, вся четверка неделю намывала школьный туалет.

Алик был их опорой, плечом, на которое всегда можно было опереться. Они стояли друг за друга горой. Куда все делось? Что сломалось в таком, казалось бы, надежном механизме их дружбы? Откуда взялись зависть и подозрительность?

Ответ напрашивался сам собой: все началось с того самого момента, когда они получили дьявольские дары. Впрочем, не все так однозначно. Гриша нащупал в кармане оловянного рыцаря.

Кто же эта таинственная Ангелина: ангел или демон? А может, она простая девчушка и все случившееся – чистое совпадение? В это верилось с трудом, поскольку нагромождение случайностей перешло в закономерность.

Погруженный в раздумья, Гриша прошел через турникет и ступил на эскалатор. Лестница плавно скользила вниз, доставляя пассажиров в подземный город. Мимо проплывала реклама: осенний ценопад… изучайте английский с нами… съешь две по цене одной… Он безотчетно скользил глазами по слоганам. Это помогло на время занять мозг и отвлечься.

Вдруг в сознании прозвенел сигнал. Ангелина! Боковым зрением он увидел, как они разминулись на ползущих в разные стороны эскалаторах, и лестница повезла девочку вверх.

Гриша поспешно обернулся и глазами нашел златокудрую головку. Его словно ошпарило кипятком. Он никак не ожидал встретить Ангелину в будничной толчее метро. Ангелочка держала за руку элегантно одетая женщина. Гриша растерялся, а когда решил окликнуть девочку, она была уже далеко. Он постеснялся привлекать к себе внимание. Эскалатор увозил мать с дочерью все выше и выше.

Гриша понял, что должен догнать их и поговорить со странной девочкой. Сегодняшняя встреча была не случайной. Недаром Ангелина объявилась именно теперь. Может быть, она материализовалась, потому что он постоянно о ней думал?

Гриша метнулся вниз. Преодолев оставшиеся ступеньки, он перебежал на соседний эскалатор. Ему повезло – люди стояли по правой стороне, оставив левую для прохода. Желающих взбираться наверх пешком было мало.

Пробежав ступеней двадцать, Гриша был вынужден перейти на шаг. Избыточный вес и отсутствие тренировки давали о себе знать. Требовалось остановиться и отдышаться, но он не позволил себе передышки. Девочка с матерью неумолимо приближались к выходу. Он во что бы то ни стало должен нагнать их и задать вопросы, которые не давали ему покоя. Эта мысль подгоняла его, помогая преодолевать ступеньку за ступенькой. Пот градом катился по лицу. Дыхание с хрипом вырывалось из легких. Отдуваясь и подтягиваясь на перилах, Гриша упорно карабкался вверх.

Люди жались в сторонку, пропуская грузного молодого человека, и кто с любопытством, кто с раздражением, смотрели ему вслед. Впереди путеводной звездой маячили золотые кудряшки. Между Гришей и Ангелиной оставалось не больше десятка метров, когда девочка с матерью сошли с эскалатора.

Гриша хотел крикнуть, но из горла вырвалось лишь хриплое дыхание. Едва не падая от изнеможения, он преодолел последние ступени и растерянно огляделся. В вестибюле ни девочки, ни матери не было.

Что это? Мираж? Видение?

Отчаяние придало Грише силы. Он бросился к выходу из метро, без всякой надежды снова увидеть призрачного ангелочка.

Девочка с матерью стояли на переходе, пережидая красный свет. Гриша на мгновение остолбенел, не поверив своим глазам. В это время красный глаз светофора мигнул и переключился на зеленый. Толпа пешеходов выплеснулась на дорогу. Гриша поспешил к зебре, следя за неумолимо мелькающими цифрами: 3–2-1.

Вот она, кромка тротуара. Машины заурчали, готовые сорваться с места. Гриша заковылял на другую сторону: одинокая фигура на полосатой зебре. Не обращая внимания на сигналы и грубые окрики водителей, он шагал на пределе сил, сосредоточившись на золотоволосой детской головке. Он чувствовал себя как марафонец на последних метрах дистанции, когда тело уже готово рухнуть, а мозг все еще заставляет его двигаться вперед.

Цель была близка.

– Ан-ге-ли-на, – то ли выдохнул, то ли прохрипел Гриша, но мать с дочкой были так заняты разговором, что не услышали его.

Гриша схватил девочку за плечо, будто боялся, что если не догонит ее сей момент, то рухнет, а она растворится, словно облако.

Мать резко обернулась. При виде запыхавшегося, потного толстяка, который посмел тронуть ее дочь, женщина гневно вскинулась:

– Что вам нужно?

– Я…

Девочка с любопытством смотрела на незнакомого дядю. У нее была круглая простоватая мордашка и нос пуговкой.

– Отцепитесь от моей дочери!

– …Простите, я обознался, – пролепетал Гриша.

Рука соскользнула с плеча ребенка. Вблизи даже кудряшки выглядели иначе.

Ангелок все же упорхнул. Или я схожу с ума?

– Совсем обнаглели! Ни с того ни с сего хватают ребенка своими грязными лапами. Развелось извращенцев, – распалялась женщина.

– Мам, а что такое «извлащенец»? – прокартавила девочка.

Вместо ответа мать дернула ее за руку:

– Пойдем. У дяди с головой не все в порядке.

Не в силах сдвинуться с места, Гриша привалился к стене и смотрел им вслед. Малышка обернулась, но мать снова дернула ее. Теперь Гриша не находил в ней никакого сходства с Ангелиной. Удивительно, как он мог обознаться?

Где же ты, златокудрый ангелок? Девочка-мираж. Девочка-сон. И была ли ты на самом деле? Но если Ангелина – всего лишь игра воображения, то откуда все эти дары?

 

Глава 27

Слава накатила на Валерку катком. Популярность оказалась далеко не такой привлекательной, как думалось. Люди и раньше обращали на него внимание, но теперь интерес к его персоне зашкаливал. Стоило появиться в общественном месте, как его окружали поклонники. Он раздавал такое количество автографов, что если бы за каждый брать по рублю, то можно было бы безбедно жить до старости. Жизнь превратилась в череду автограф- и фотосессий.

Эйфория от того, что он вдруг стал интересен такому количеству людей, улетучилась так же быстро, как запах эфира. Не прошло и месяца, как новую звезду начали угнетать толпа и неизменный ажиотаж вокруг его персоны. Жизнь напоминала игру в шпионов. Он выходил из дома с высоко поднятым воротником, в низко надвинутой на глаза бейсболке и в темных очках.

Будучи интровертом, Валерка предпочитал уединение, поэтому ареал его обитания ограничился домом и телестудией. На студии он чувствовал себя в безопасности. Там никто не пытался разорвать его на сувениры.

Конечно, у славы были минусы, но в целом Валерка считал, что судьба улыбнулась ему. Он снялся в двух клипах, и уже велись переговоры о съемках в художественном фильме. У него оказался уникальный дар. При том, что сам он был абсолютно неспособен вжиться в роль, Валерка настолько четко и точно выполнял требования режиссера, что на экране его можно было принять за талантливого актера.

Пока Валерку окончательно не перетянули в кино, с ним по распоряжению генерального продюсера подписали контракт на участие в новом реалити-шоу чтобы дать программе удачный старт. На этот раз Валерке вместе с другими звездами предстояло не выживать на экзотическом острове, а поднимать российскую деревню. Проект рекламировали на каждом углу, чтобы слюноотделение у зрителя пошло еще до того, как он увидит долгожданную передачу на голубом экране.

В новом проекте работал прежний тандем: Сиротин – Глузский. Вадим Юрьевич позвонил накануне. Валерка терялся в догадках, зачем с ним решил встретиться главный режиссер. Они устроились в переговорной.

– Ну что, скоро съемки. Готов? – бодро спросил Сиротин.

– Всегда готов, – по-пионерски отозвался Валерка.

– Твой рейтинг радует. Надеюсь, наше шоу побьет все рекорды популярности. А как вообще жизнь?

– Ничего, – пожал плечами Валерка, все еще недоумевая, зачем его вызвали.

– Ты не слишком разговорчив. Поначалу я даже опасался, что ты долго не протянешь. Впрочем, сдержанность – это настоящий клад. Все ищут за молчанием глубокий смысл. И каждый находит свой. В этом все дело.

Не дождавшись ответа, Вадим Юрьевич продолжал:

– Ты уже не новичок в шоу-бизнесе. Хочу обсудить с тобой некоторые детали будущего проекта.

Он открыл ноутбук и ловко застучал по клавишам.

– Надо придать шоу чуточку интриги. Надеюсь, ты ознакомился, что к чему?

Валерка кивнул.

– Отлично. Тогда перейдем к делу.

Сиротин повернул ноутбук к Валерке. На экране была фотография певицы, время от времени мелькавшей в телепередачах. Валерка не сразу узнал ее без макияжа. Не подправленная в фотошопе внешность попдивы была более чем заурядной.

– Ксюшу знаешь? – спросил режиссер.

– Не очень. Один раз пересекались.

Начало разговора явно озадачило Валерку.

– По сценарию шоу ты в нее влюблен, – прояснил ситуацию Сиротин.

– В каком смысле?

– В самом прямом. Проявляешь к ней интерес, ну, в общем, все как положено. Разговорный жанр – это не твое, поэтому монологов от тебя не требуется. Зрителям импонирует твоя сдержанность, молчаливость. Если возникнет необходимость, по ходу дела тебе подскажут, что говорить. Ну и Ксюша свое дело знает. Можно сказать, грудью себе дорогу проложила. В случае чего поможет.

Валерка пытался осмыслить то, что ему предлагали. На прошлом шоу до него доходили слухи, что с участниками проекта оговаривались какие-то моменты, но ему до сих пор позволяли быть самим собой, и он считал это в порядке вещей.

– Но я же в нее не влюблен.

Сиротин посмотрел на него, как на умственно отсталого.

– Кого это интересует? За кадром можешь делать все что угодно, но для зрителей ты Ромео.

– Я не могу. Она не в моем вкусе. Не возбуждает она меня, – пересилив себя, сказал Валерка.

– Откровенного секса от тебя и не требуют. А за сиськи подержать можешь – есть за что. Ради повышения рейтинга люди идут и не такие жертвы, – в голосе режиссера зазвучали холодные нотки.

Валерка чувствовал себя загнанным в угол. Ксюша была известна своей любвеобильностью. Ей даже дали прозвище Виагра. Если ей не удастся затащить его в постель, все сразу всё поймут. На него и так-то смотрели косо, и ему пришлось выдумать несуществующую студентку из Вильнюса.

– У меня и без этого рейтинг высокий, – робко вставил Валерка.

– Не обольщайся. Это явление временное. Кому нужен бесчувственный истукан, пусть даже с твоей фактурой? Не пройдет и полугода, как зрителям наскучит образ неприступного мачо. Люди хотят страсти, именно поэтому они меняют свою жизнь на забытье перед голубым экраном. Может, ты хочешь видеть на месте Ксюши Степу? Тоже неплохой ход, – усмехнулся Сиротин.

Степа был голубее, чем небо над Рио-де-Жанейро, поэтому Валерка поспешно отказался:

– Нет.

– Вот и славно. Значит, Ксюша, – удовлетворенно проговорил режиссер.

Валерку покоробило, что мнение статистов не бралось в расчет. Может, он как-нибудь выкрутился бы, если бы ему предложили другую девушку, а не эту секс-машину.

– Но почему Ксюша? Она без макияжа вообще никакая.

– Ты сказку о Красавице и Чудовище знаешь?

Сиротин вздохнул, как человек, которому приходится объяснять очевидные вещи полному тупице. – А знаешь, сколько таких чудовищ по стране смотрят нашу передачу? «Не родись красивой» посмотрел каждый третий российский зритель. В прайм-тайм сериал шел со средней долей тридцать процентов.

Валерка не нашелся, что ответить. Режиссер продолжал:

– Каждая серенькая мышка в душе мнит себя принцессой. Не задавался мыслью, почему Любаша в программе? Те, кто сидит по ту сторону экрана, видят в ней себя. Сказка о Золушке неистребима, как и вера в чудо. Вот поэтому ты должен влюбиться в самую невзрачную. Стать тем самым принцем, для которого важна душа, а не броская внешность.

– В ней ни внешности, ни души, – из последних сил сопротивлялся Валерка.

– Я же не предлагаю тебе союз на всю жизнь. Чем больше страстей, тем выше рейтинг. Сыграем эту партию, а после съемок расходитесь. Ты снова свободен, и интрига остается. Понял мысль?

– Я согласен. Кто угодно, только не она, – проговорил Валерка.

– Чем уж она тебе так не угодила? Хорошо. Подумаем, – кивнул Сиротин.

Затея с любовными играми Валерке не нравилась, но это был хороший предлог, чтобы попросить повышения оплаты. Он до сих пор не мог расквитаться с долгами. Однако финансовые вопросы не входили в компетенцию режиссера. Валерка скрепя сердце пошел к исполнительному продюсеру. В крошечном кабинете витали клубы сизого дыма. Глузский сидел за компьютером и что-то отстукивал на клавиатуре. Увидев Валерку, Евгений Борисович просиял. Это был хороший знак.

– Заходи, заходи. Твой рейтинг радует. Надеюсь, наше шоу побьет все рекорды популярности. Кофе хочешь?

– Только не черный.

– С коньяком?

На лице Евгения Борисовича появилось почти мефистофелевское выражение искусителя.

В этом кабинете коньяка удостаивались лишь самые дорогие гости. Значит, Глузский был в отличном расположении духа.

– Лучше со сливками.

– Молоток! Здоровый образ жизни. А я вот не могу избавиться от пагубных страстей, – улыбнулся продюсер, прикуривая очередную сигарету: – Тебе положено следить за собой. Ты – лицо с обложки. А нам, грешным, можно позволить себе некоторые слабости.

Он выглянул из кабинета и попросил проходившую мимо девушку:

– Оля, будь другом. Принеси из автомата два кофе. Один черный и один со сливками.

Получив столь теплый прием, Валерка воодушевился. Все-таки рейтинг открывает все двери.

Глузский поинтересовался:

– Какие-то проблемы?

– Вадим говорит, что я должен притвориться, будто влюблен.

– Да, отличный ход. Мы с ним это уже обсуждали, – кивнул Евгений Борисович. – Это поддержит интерес.

Валерка понял, что трепыхаться поздно. Все уже решено без его участия. Он перешел к основному вопросу:

– Мне нужны деньги.

– Деньги всем нужны. Сумеешь обставить остальных, получишь неплохой куш, поэтому в твоих интересах слушаться старших.

– Я хочу получить аванс.

– С какой такой радости? А если ты вылетишь после второго тура? Как говорится, «утром деньги, вечером стулья».

– У меня рейтинг… Я думал… – промямлил Валерка.

– Думаешь здесь не ты, а я. Хочешь сказать, что мальчик вырос из коротких штанишек и стал самостоятельным?

– Нет, но… – Валерка замялся, не зная, как объяснить.

Евгений Борисович прервал его жалкий лепет. Елей из голоса исчез:

– Запомни, что я тебе скажу. Ты думаешь, ты – звезда? Ты был дерьмом и остался дерьмом. Звезду легко зажечь, но еще легче погасить. Понадеялся на кино? Пара звонков – и кина не будет. Если ты исчезнешь с экрана, как думаешь, сколько поклонниц вспомнит о тебе через год? А через пару лет? Желаешь вернуться к расческам и ножницам?

Валерка смотрел на свои сцепленные руки. Угроза продюсера была не пустой. Этот человек одним щелчком мог вернуть его к разбитому корыту, в полуторку с матерью-алкоголичкой. Валерка по-настоящему испугался. Лучше бы он вообще не затевал этот разговор.

– Вы меня не так поняли. Я просто спросил. Честно. Я не думал ничего такого…

– Вот и славно. Я знал, что мы поладим, – голос Евгения Борисовича снова источал патоку.

Валерка вышел из кабинета. На душе было пакостно.

Проходя мимо стола редактора, он заметил рядом с клавиатурой журнал «Семь дней». С обложки улыбалась его собственная довольная физиономия. Счастливый и беззаботный, как чувак с рекламы «Мальборо», и такой же фальшивый. Реальность сильно отличается от рекламных плакатов.

Как быстро меняется расстановка фигур на доске жизни! Полчаса назад Валерка был счастливым и довольным, чувствовал свою значимость в этом мире. Но ему четко указали на его место.

На первом этаже в фойе стояла толпа старшеклассников в ожидании, пока их проведут в студию на съемку одного из многочисленных ток-шоу. При виде Валерки школьники всполошились, а потом самая смелая девчонка побежала к своему идолу. Следом за ней ринулись остальные.

Поклонники смотрели на него восторженными глазами и протягивали листки и блокноты для автографов. Они создавали иллюзию его значимости. Как часто граница между реальностью и выдумкой стирается! Здесь был не павильон, и эти ребята не были статистами, действующими по указанию режиссера. Однако в настоящей жизни тоже все было фальшью от начала и до конца. Он, всенародный любимец, на поверку оказался дутым кумиром, которого ничего не стоит свергнуть с пьедестала. Для этих девчонок он был звездой, а в ушах звучали слова Евгения Борисовича: «Дерьмом ты был, дерьмом и остался».

В империи под названием телевидение свои божки, которые правят миром. Они создают мифы и лепят героев. Те кривляются и выделывают коленца до тех пор, пока их рейтинг высок. Но стоит марионетке возомнить, будто она свободна, как тут же кто-то дергает за ниточку, чтобы напомнить псевдогерою, что удерживает его в раю.

Валерка чувствовал себя ничтожеством. Он вынужден был плясать под чужую дудку и делать все, что ему прикажут. Такова была цена славы. Но что такое слава?

Когда живешь, как за стеклом…

…Когда нельзя зайти в соседний супермаркет за батоном хлеба…

…Когда вынужден прятаться от знакомых и незнакомых…

…Когда каждый считает своим долгом давать тебе советы и комментировать твою жизнь…

Валерка не предполагал, что за столь короткое время можно так устать от всеобщего неусыпного внимания. Поначалу это льстило, но потом он начал ощущать себя насекомым под линзой микроскопа. Нет, слава – это не то, ради чего стоило терпеть унижение. Он никогда не был жаден до денег, но теперь осознал, что слава, не подкрепленная деньгами, – бросовый товар.

Не народная любовь, а хрустящие банкноты даровали ему свободу жить вдали от пьяного угара. Деньги – вот ради чего он готов был терпеть и делать то, что скажут. Кто хоть раз ощутил на себе действие этого наркотика, уже никогда не сможет отказаться от зависимости. Деньги держали его на привязи, как наркомана доза.

 

Глава 28

Алику претило идти к Силину и плакаться, словно провинившемуся школяру, но другого выхода не было. Предстояло объясняться, почему какой-то псих уделал дорогую машину как раз перед тем, как ее нужно было отдавать. Воспользоваться своим даром гипнотизера в присутствии Бульдога Алик теперь не решался. Старший товарищ непрозрачно намекнул, что такие штучки больше не прокатят. Мистика, трусливо поджав хвост, отступила перед грубым материализмом.

Разговор предстоял не из приятных. Алик раздумывал, как наилучшим образом представить случившееся и в результате решил сказать правду. Вряд ли Бульдог считает совращение жены друга смертным грехом, поэтому Алик не стал ходить вокруг да около и выложил все, как есть, оставив при себе только бесславные подробности интрижки, которые к делу отношения не имели.

Рассказ Алика явно позабавил старого зубра. Дослушав историю до конца, он хлопнул ладонями по коленям и громко хохотнул:

– Ай молодец! Ну ты меня и развеселил. Ты у нас оказывается ходок! – Силин шутливо погрозил Алику пальцем. – Нехорошо трахать чужих жен. Что ж тебе, девиц мало?

Алик немного расслабился. Судя по всему, Бульдог не собирался срываться с цепи. Хотя кто знает, что у него на уме. С такими хищниками надо держать ухо востро.

– Она сама была не против. Вы ведь знаете, как это бывает, – сказал Алик, нарочито ставя себя и Силина на одну доску. – В следующий раз буду осмотрительнее.

Бульдог хмыкнул:

– Ничего, настоящему мужику это простительно. У нас тут не Америка, чтобы человека дрючить за то, что он свою мужскую силу проявил.

Воодушевленный одобрением Силина Алик осторожно поинтересовался:

– Так как быть с «Феррари»?

– Что ж с тобой делать? С тебя ведь и взять нечего. Бизнеса у тебя нет. Одна зарплата.

Алик внутренне ликовал. Он даже не ожидал, что все так легко уладится. В общем-то Бульдог оказался неплохим мужиком. Но, как выяснилось, радоваться рано. Силин с хитрым прищуром спросил:

– Кстати, зачем тебе такая большая зарплата? Ты ведь за идею к власти рвался. Хотел надрать нам задницу. Вот все по-твоему и выходит. Будешь работать за идею. Сколько там тебе нужно на прожитье? Тысячи две зеленых достаточно?

– На мне же еще кредит за машину, – напомнил Алик.

– Эвон как мы запели. А кто на всех углах кричал, что готов работать за идею? Или идея стухла? Нет, милый, за свои слова надо отвечать. Пара штук твои, а за остальными Сема будет к тебе заходить. Попашешь пару-тройку лет за идею, глядишь, и наберешься ума-разума. Если будешь себя хорошо вести, как говорится, отпущу досрочно.

Алик стиснул зубы, чтобы сдержаться. Его так и подмывало скрутить Силина, сделать его послушной пешкой, выставить на всеобщее посмешище.

Он заметил, как глаза Бульдога начали стекленеть, и усилием воли заставил себя отпустить хватку. Порой сила, сидящая в нем, выходила из-под контроля, и превращала его из хозяина в раба. Алик встал и направился к двери, чтобы не наломать дров. Как бы не пришлось платить за минутную слабость. Достаточно ему головной боли с Ингой.

Уже у двери его настигла насмешливая реплика Бульдога:

– А дружок твой, писака, с его фантазией далеко пойдет.

– Вряд ли. Он всю жизнь один роман кропает и никак до конца не допишет, – процедил сквозь зубы Алик.

– А зачем ему романы сочинять, если он в жизни такие спектакли ставит? Ему ж цены нет! В случае чего, я к тебе за адресочком обращусь. Вдруг понадобится пьеску разыграть.

Алик уже хотел было с ехидцей спросить, неужели у Силина тоже проблемы с женой, но решил оставить свое остроумие при себе.

Выйдя от Силина, он все еще не мог понять, говорил тот про Бориса в шутку или всерьез? Не хватало еще подкинуть Борьке хорошенькую халтурку Так сказать, граф Монте Кристо на заказ.

Сейчас Алик и сам не отказался бы от хорошего сценариста. У него до сих пор стояла перед глазами Борькина ухмылка. Отпустить мерзавца с миром, значило бы себя не уважать. Борьку следовало наказать и больно.

Алик не обладал талантом изобретать сюжеты, но при необходимости жизнь любого заставит шевелить извилинами. Если нужно, он тоже придумает сюжетец похлеще любого борзописца. Простить Борьку после того, что случилось? Хрен-то! На том свете ему простится, а на этом за все надо платить. Хотел войны – получай.

Прежде самой изощренной местью было бы увести Ингу, но теперь это потеряло актуальность. Мысль об Инге вызывала у Алика не вожделение, а раздражение. Мало того, что он оконфузился, словно подросток, так вдобавок эта стерва заявила, будто он ее изнасиловал. Нет, Инга была прочитанной страницей. Наверняка существовали и другие способы поставить Борьку на колени.

Сейчас он на коне. Одно слово – король. «Вороне Бог послал кусочек сыру…» Получив миллион, этот лузер считает, что стал хозяином жизни. Откуда только взялись снобизм и замашки олигарха, ведь еще недавно стрелял мелочь! Как говорится, из грязи в князи. Только при этом новоиспеченный богатей как был лохом, так и остался. Швыряет деньги налево и направо.

Алик был уверен, что не пройдет и пары лет, как миллион утечет, словно вода сквозь решето. Но к чему дожидаться, пока Борька растранжирит состояние? Сырок ведь можно и умыкнуть. На каждую ворону лиса найдется. Пускай Борька вспомнит времена, когда ходил в застиранных футболках, питался дешевой колбасой, а рюмку коньяку местного разлива почитал за счастье.

Алик чувствовал, что он на правильном пути. Потеря денег ударит по Борису больнее всего. Но как оставить миллионера без гроша? Решение было очевидным: лишить его источника богатства. Как знать, может, без волшебной монеты все его доллары обратятся в прах? Потерять состояние гораздо легче, чем разбогатеть. Чудес для этого не требуется. Жизнь сама подкинет вариантец: лопнет банк, или его руководство благополучно слиняет за рубеж, прихватив деньги вкладчиков, или акции обесценятся… В общем, как говорил Остап Бендер, «существует множество легальных способов отъема денежных средств у населения».

Умыкнуть монету не составляло труда. Только ленивый не знал, что Борис хранит ее за фотографией Инги, которая стояла на самом видном месте. Проблема заключалась в том, что Алику дорога к Борьке была закрыта. Значит, придется кого-то просить. Выбор сам собой пал на Валерку. Во-первых, Квазимодо – не Гришаня, лишних вопросов задавать не станет. А во-вторых, Алик нередко помогал ему в трудных ситуациях.

Алик набрал Валеркин номер, мысленно взмолившись, чтобы тот был доступен.

Это прежде Валерка был вольным ветром – отстоит смену в парикмахерской и гуляй, рванина. А теперь он стал таким занятым, что не подступишься. В последнее время они виделись нечасто. Жизнь развела их по разным углам. А ведь когда-то великолепная четверка казалась неделимой. Гришка прав, они стали другими, но это произошло бы в любом случае: с дарами или без.

Валерка неподдельно обрадовался звонку. Алика тронула искренность в его голосе. Было приятно, что остался хотя бы один друг из трех. После прошлой встречи Гришку к таковым он причислить не мог. Отношения у них оставались по-прежнему хорошие, но для дружбы этого мало. Для дружбы нужно доверие, а его между ними больше не было.

– Квазимодо, ты в Москве?

– Угу.

– А то я смотрю, ты куда-то делся. Уж забеспокоился, не разорвали ли тебя на части поклонницы.

– Алик, кончай. Без того тошно. К тебе тоже теперь надо на прием записываться.

– Для своих без записи. Хотел предложить встретиться. А то тебя только в телевизоре и увидишь.

– Ты ж телевизор не смотришь, – сказал Валерка.

– Вот поэтому и стал забывать твой несравненный облик. Ты чем сегодня занимаешься? Может, где-нибудь посидим, расслабимся? Устал я что-то от всяких дел.

– Здорово. Я как раз свободен.

Алик отметил про себя, что это добрый знак. Если все складывается без сучка без задоринки, значит, он на верном пути.

– Отлично.

– А как Гриша с Борькой? – спросил Валерка.

– У Гришани квартальный отчет. К нему лучше не подкатывать. А насчет Борьки я тебе при встрече расскажу.

– Понятно, ему с Ингой не до нас. Хорошо хоть с тобой увидимся. А то меня уже все заколебало, – посетовал Валерка.

– Аналогично, Ватсон, – бросил Алик.

– Чего?

– Слушай, секс-символ, ты хотя бы Конан Дойла читал?

– Про Шерлока Холмса? Я кино смотрел. А что?

– Ничего. Спи спокойно, дорогой друг. Так где встретимся?

– Приезжай ко мне. Ты ж у меня после ремонта не был.

– Может, на нейтральной территории?

– Нет, там поговорить не дадут. Куда ни пойдешь, обязательно найдутся любители вместе сфоткаться.

– А ты за это деньги бери. Знаешь, возле зоопарка можно за плату сняться с Дональдом Даком или со Шреком. Че ты у нас, хуже Шрека?

– Смейся, смейся. Я уже в уборную ходить боюсь. И там найдут.

– Вот она слава народная, а ты недоволен. Шучу. Жди. Сейчас приеду. Кстати, купить что-нибудь по дороге?

– Нет, я пиццу закажу. Через час привезут.

– Ладненько. Тогда я потороплюсь, чтобы успеть к горячей.

Без пробок дорога до Валерки занимала минут тридцать. Алик решил принять душ. Он был слишком взвинчен. От сегодняшней встречи и от того, сумеет ли он убедить Валерку, зависело многое. Следовало расслабиться.

Он встал под прохладные струи и представил, как напряжение смывается и утекает в сливное отверстие. Это упражнение всегда помогало ему восстановиться. Для сегодняшних переговоров нужны были ясная голова и удача. Мысленно Алик уже поделил четверку надвое. Валерка оставался его единственным союзником, потерять его было бы непростительно.

К сожалению, на участников странной игры-считалочки чары не действовали. Оставалось надеяться, что Валерка предан ему и без гипноза помнит про долги. И все же разговор с Гришей показал, что нужно проявлять некоторую долю дипломатии. С Гришаней Алик тоже понадеялся, что тот встанет на его сторону, а получилось наоборот. Старый друг принял его за сумасшедшего.

Перед тем как выйти из душа, Алик повернул рычажок на ледяную воду, так что перехватило дыхание, а потом окатился горячей струей. Теперь он был готов: собран и расслаблен одновременно.

Алик уже выходил из дому, когда сиплый голос Лепса возвестил, что звонит кто-то из своих. Алик чертыхнулся. Он не ждал звонков ни от Гришки, ни тем более от Бориса. Значит, у Валерки что-то не складывается. Это было совсем некстати.

Алик был так зациклен на последних событиях, что даже не вспоминал о родителях. Между тем звонила мать. Алика кольнула совесть. Он совсем забыл, что в эту пятницу обещал свозить ее в «Ашан» за продуктами. Время летело так, что он не успевал отсчитывать дни.

– Алик, как ты там? У тебя все в порядке? – с беспокойством спросила она.

– Все нормально. Что у меня может случиться? – он придал своему голосу бесшабашность.

– Просто ты не звонишь и не заезжаешь. Я волнуюсь. Мало ли что.

Посвящать родителей в свои проблемы было ни к чему. Мать и так дергалась по каждому пустяку. В ее случае поговорка «меньше знаешь, крепче спишь» была вполне оправдана. Сначала Алик хотел сослаться на работу, но потом решил, что есть лучшее решение проблемы.

Он отчетливо, в малейших подробностях, нарисовал в воображении картину своего визита к родителям. Кошка на коленях подставляет мохнатое пузо. Мать то и дело подкладывает в тарелку вкусные кусочки. Отец расспрашивает о перспективах государства. Наивный родитель свято верит в то, что такие как Алик, что-то решают.

– Я же был у вас вчера, – с нажимом сказал Алик.

– Вчера? – переспросила мать и вдруг спохватилась: – Да, верно. Что это я? Совсем забыла. Старею.

– Ма, куда тебе до старости, – пошутил Алик и мысленно пообещал себе в ближайшее время обязательно навестить родителей.

Если разговор пройдет удачно, можно заскочить и сегодня. Родители жили в пяти минутах ходьбы от Валерки. Но сейчас следовало сосредоточиться на главном.

Пользоваться общественным транспортом Алик давно отвык. Первую машину он купил сразу после армии – подержанный «Жигуль» лохматого года выпуска – и с тех пор ни разу не спускался в метро. Он привык рулить. Ехать в такси на пассажирском сиденье было непривычно. К тому же, это лишний раз бередило рану.

Прежде Алик не обращал внимания на то, как преобразился двор, в котором он вырос. Но сегодня отчего-то вспомнились потемневшая от непогоды деревянная горка, покосившиеся качели и грибок над песочницей. Теперь на их месте высился детский городок из яркого пластика. Наверное, он был привлекательнее и экономичнее, но в нем не было прежней теплоты. Алика охватила ностальгия.

«Старею, что ли?» – с усмешкой подумал он.

Валерка открыл после первого же звонка. Ждал.

После евроремонта бывший притон алкоголиков преобразился.

– Здорово ты тут все переделал! Как будто другая квартира.

– Да уж. Влетело в копеечку, – вздохнул Валерка.

– Тебе ли быть в печали? Говорят, на телевидении неплохо платят.

– Кому как. Мать и ее родня тоже думают, что я купаюсь в деньгах.

– А разве нет? Ты ж звезда. Куда ни посмотри, везде твоя физия красуется. За рекламу же тебе платят.

– По контракту все идет через компанию. Мне отстегивают какой-то кусок, но расходы растут. Неустойку пока не выплатил, потом ремонт. А тут еще мать и родственнички присосались. Взял кредит, теперь проценты бегут. Да что я тебя гружу? У тебя свои проблемы.

– К сожалению, те же самые.

– Да ладно тебе. Вон и тачку охренительную приобрел.

– Нет у меня тачки. Есть кредит, который надо выплачивать.

– А машина где?

– Раскурочена в хлам. Борька постарался.

– Вот дурак! Водить не умеет, а за руль сел. Сам-то он как? – забеспокоился Валерка.

– Что ему будет? Тут, Квазимодо, такой сюжет вырисовался, хоть самому роман пиши. Борька Ингу ко мне приревновал.

– Иди ты!

– Не веришь? А зря. Дело было в его коммуналке. У меня же там штаб был, ну я зашел кое-какие бумаги забрать, прибраться после всего. А тут Инга нарисовалась. Вся из себя. Давай, говорит, кофе заварю. Сидим, беседуем. Она мне руку так кладет и давай откровенничать, мол, с Борькой у них проблемы. Он ее не удовлетворяет по мужской части. Скорострел. Я попытался ее урезонить, а она ко мне льнет. Говорит, хочу быть твоей.

– Инга? Не может быть…

– Я сам обалдел. Ну а потом Борька нас застукал.

– Между вами что-то было?

– Да нет же. Он вошел, а она ко мне прижимается. Понятное дело, она тут же на попятную пошла, вроде как она ни при чем. В общем, Борька разбираться не стал, нанял банду, и мою машину искорежили до состояния металлолома.

– Ты бы ему объяснил.

– Что толку? Мое слово против ее. Она каждую минуту ему на ухо нашептывает, а мы видимся раз в год по обещанию.

– Давай я к нему схожу и расскажу, что ты не виноват. Мне-то он поверит.

Порой требовалось недюжинное терпение, чтобы в чем-то убедить Валерку. Его наивность граничила с тупостью. Как можно провести большую часть жизни в притоне, дожить до двадцати трех и быть таким неискушенным голубочком?

– Ага. Пойди и скажи Борьке, что Инга считает, что он в постели ноль. После чего он, конечно, подобреет и решит, что поступил неправильно. Сделает Инге ата-та, а мне подарит большой воздушный шарик, – язвительно заметил Алик.

– И как же теперь?

– Как, как. Миллионер при миллионах и при невесте, а я в дерьме по самые уши. Та же самая бодяга, что и у тебя. Не знаю, с чего долги отдавать.

– Депутатам ведь хорошо платят.

– Ага, по усам течет, да в рот не попадает. Есть старшие товарищи, которые хотят, чтобы я работал за идею.

– Как у нас, на телевидении, – вздохнул Валерка. – Что же это за дела? Другие на нашем месте живут не тужат, а мы с тобой, как заколдованные.

– Почему как? Тебе не приходило в голову, что мы и в самом деле заколдованы?

– Как это?

– Помнишь ту встречу на озере?

– Еще бы не помнить. Я звездочку с собой даже на остров брал.

– Вот ты и гребешь славу полной ложкой, а денег, увы, как не было, так и нет. Девчушка же сказала, что можно иметь только что-то одно. В то время я принял это за шутку, а теперь понимаю: сколько нам ни биться, мы так и будем беднее церковных мышей, даже если все вокруг будут купаться в золоте.

– И что же делать? Неужели ничего нельзя изменить?

– Наверное, можно. Если взять у Борьки заговоренную монету.

– Нет, я серьезно.

– Я тоже. Из всех нас один Борька не растерялся. Выбрал то, что надо. Кому нужна власть и слава, не подкрепленные хрустящими банкнотами? Только Борька свободен как птица. Одно слово – счастливчик. Вот если позаимствовать у него монету…

– Нет, это нехорошо, – перебил его Валерка.

– Что тут такого? Мы же не крадем. Возьмем на время попользоваться. Расквитаемся с долгами и вернем.

– Все равно лучше прямо попросить.

– Знаешь, если бы это был прежний Борька, я бы так и сделал. Но деньги людей меняют. Скажи, мог бы он раньше нанять бандюг? Нет, он действовал словом, а сейчас у него другие методы. Он не машину мою уничтожил – он меня в блин раскатал. И ты думаешь, он раскаивается? Хрена лысого. Видел бы ты, как он радовался, что меня уделал. Твоей просьбой он подотрется. Скажи спасибо, если с лестницы не спустит. Так что диалога не получится.

– Давай попробуем.

– Пробовал я! Не знаю, что там Инга про меня нашуршала, но, если у него будет возможность меня утопить, он в водичку еще серной кислоты добавит. Валерка, я в таком дерьме, что ты даже не представляешь. Мне позарез нужны деньги. Вопрос жизни и смерти. Если ты не поможешь, мне каюк.

– Может, деньги у Гриши занять? – предложил Валерка.

– В смысле у его бати клянчить? Это ничего не решит. Гришане лучше об этом вообще не говорить. И ты забудь. В конце концов, все мы когда-нибудь окажемся на кладбище, кто-то раньше, кто-то позже. Конечно, спешить не хочется, но уж так карты легли.

– Слушай, неужели все настолько серьезно?

– А ты думал, я тебя прошу мараться из-за пустяка? Борька без своей монеты не помрет. Взяли бы по-тихому а потом так же тихо вернули, но нет так нет.

Решение давалось Валерке нелегко, уж больно изъятие пятака походило на воровство. Но если Алик в беде, выбора не оставалось.

– Хорошо. Я постараюсь, – нехотя кивнул Валерка.

Алик хлопнул его по плечу:

– Спасибо, друг. Я знал, что ты единственный, на кого можно положиться.