Глава 29
Борис подошел к бару и плеснул в бокал коньяку.
«Совсем немного. Буквально два глотка», – сказал он себе, как бы извиняясь. Вообще-то, он не пил до обеда. Инга этого не одобрила бы, но в последнее время она много чего не одобряла. Их отношения вступили в полосу кризиса.
Сегодня нужно было выпить, чтобы убрать муторный осадок от приснившегося кошмара. Обычно реальность бытия стирает сны из памяти, но этот прилип, точно жвачка к волосам, и был четким, словно все происходило наяву.
Ему снилось, будто они с Ингой идут по пустынному городу. Вокруг ни души. Все словно вымерло. Вдруг Инга прибавляет шагу, оборачивается и со смехом манит его за собой. Он пытается догнать ее, но тщетно. Борис почти бежит, но она неизменно оказывается на несколько шагов впереди. Наконец он делает рывок и, распахнув объятия, ловит ее, но руки проходят сквозь пустоту, словно он пытается поймать призрака. Инга стоит буквально в метре, жестами подзывает и дразнит его: близкая и недостижимая. Девушка смеется. Борис протягивает руку, но Инга отворачивается и с неожиданной скоростью удаляется, пока ее не поглощает опустившийся туман.
Когда Борис вынырнул из сновидения, сердце колотилось, как после хорошей пробежки. Инга к тому времени уже ушла на работу. Поначалу они пытались завести обычай завтракать вместе, но постепенно биоритмы взяли свое. Инга вставала рано и, как настоящая бизнес-леди, начинала день с зарядки, контрастного душа и зеленого коктейля. Борис полуночничал, спал до полудня, потом накачивался кофе и еще час-полтора неприкаянно слонялся по квартире, пытаясь прийти в себя.
Сегодня он позволил себе сдобрить кофе щедрой дозой коньяка. Борис гнал от себя мысль, что кошмар может оказаться пророческим, но приходилось смотреть правде в глаза: он терял Ингу и ничего не мог с этим поделать.
С того страшного дня, когда Алик, словно торнадо, пронесся над их жизнью, они с Ингой ни разу не занимались любовью. Проблема была не в Инге. Если бы она отказалась от близости, он был бы терпеливым и нежным и помог бы ей преодолеть стресс. Весь ужас заключался в том, что загвоздка была в нем самом.
В эпосе некоторых народов описывается обычай: если мужчине приходилось в походе делить ложе с женщиной, он клал между нею и собой меч, тем самым показывая, что уважает целомудрие женщины и не хочет оскорбить ее. У Бориса было такое чувство, будто Алик проложил невидимый меч между ним и Ингой. Этим разящим клинком была мысль о том, что Инга станет сравнивать двух любовников.
Борис не обольщался на свой счет: в поединке такого рода он проиграет еще быстрее, чем в рукопашной. Для Алика умение вести любовные игры было предметом гордости. Как он говорил, «секс – это не тупое ерзанье туда-сюда – это искусство». Сам он владел этим искусством в совершенстве. Пополнять свой багаж знаний в данной области было для него вроде хобби. Лет в четырнадцать, когда сверстники еще глотали слюни при виде красоток из журналов для мужчин и мастурбировали в туалете, Алик открыл для себя «Кама Сутру». С тех пор она стала для него чуть ли не настольной книгой. К тому же теория подкреплялась обширной практикой.
Борис не сомневался, что перед Ингой Алик прогнулся на все сто. Он предпринял робкую попытку расспросить, какие трюки выделывал с ней Казанова двадцать первого века, но Инга наотрез отказалась об этом говорить. Настаивать было бестактно, да и вряд ли Инга стала бы откровенничать на эту тему. По ее словам, она старалась как можно скорее забыть мерзкий эпизод. Борис верил, что так оно и есть, но никто не волен управлять своим подсознанием. Хочет Инга или не хочет, она все равно будет сравнивать их и, даже если из чувства такта промолчит, в душе будет сожалеть, что выходит замуж за посредственного любовника.
Стоило Борису об этом подумать, как всякое желание сходило на нет. Чтобы убедиться в том, что он не законченный импотент, Борис тайком от Инги несколько раз смотрел порно-канал. Это незатейливое средство действовало безотказно. За неимением предмета страсти, он кончал перед экраном и с удовлетворением отмечал, что все функционирует нормально, пока вдруг не осознал всю пошлость и абсурдность ситуации. Взрослый мужик, имеющий красавицу невесту, ведет себя как подросток с зудом в штанах.
Раньше они с Ингой занимались любовью почти каждый день, а теперь перед сном ограничивались пенсионным поцелуем в щечку. Первое время Инга предпринимала попытки его расшевелить, но инструмент любви предательски висел, скукожившись, как высохший стручок акации. Чувствуя приближение паники, Борис прибег к радикальному средству и убедился, что виагра не всесильна. Сначала он почувствовал подъем во всех смыслах этого слова, но в решающий момент перед его мысленным взором, словно черт из табакерки, выскочил образ Алика. Борис, как наяву, услышал ехидное: «Секс – это не тупое ерзанье туда-сюда», – после чего опало все. Инга, повернувшись к стене, притворилась, что заснула, а он пошел в кабинет делать вид, что погрузился в творчество.
Помучившись, Борис решил заняться изучением креативного секса. Алика, конечно, не переплюнуть, но можно хотя бы расширить свой кругозор. Интернет дает на этот счет столько информации, что «Кама Сутра» отдыхает. Однако теория без практики была мертва. У Бориса мелькнула бредовая мысль сходить к проституткам, но он тотчас отмел ее. Этого Инга точно не простит. Чем больше он старался вернуть себе либидо, тем больше впадал в отчаяние.
День за днем Борис все глубже погружался в депрессию. Еще недавно он страдал из-за творческой импотенции, а теперь осознал, насколько смехотворными были его переживания. В конце концов, Достоевским рождается не каждый. Сколько людей оканчивают Литературный институт и не публикуют ни строчки. Бессилие другого рода было куда более чудовищным. Пожалуй, Инга смогла бы смириться с тем, что ее муж не Хемингуэй, не Стейнбек и не Маркес и никогда не получит Нобелевской премии за свои творения. Но вряд ли она захочет выходить замуж за особь среднего рода.
Допив коньяк, Борис плеснул в бокал еще пару глотков и включил телевизор. Прежде он любил коротать свободные часы за книгой или за компьютерной игрой, но сейчас даже читать и водить по экрану мышкой не хотелось. Постоянный стресс медленно высасывал из него энергию. Борис оставил всякие попытки писать и проводил время перед телевизором, щелкая кнопкой переключателя в надежде найти интересную программу, но, как правило, внимание ни на чем не задерживалось.
Ток-шоу… Документальный фильм о жизни черепах… Еще ток-шоу – любят у нас в стране поговорить… Сериал… Когда-то Борис мечтал попробовать себя в написании сценариев, но пробиться на телевидение оказалось совсем не просто. К тому же быт так закрутил, что творческий пыл угас.
На экране возник Валерка, собственной персоной. Борис отложил пульт и уставился в телевизор, не слишком вникая в то, о чем шла речь. Валерка был немногословен и хорош собой. Телевизионщики не дураки, состряпали ему имидж со знанием дела. Когда Квазимодо не открывал рта, он мог сойти за умного человека. Эдакий молчаливый философ. Зато какая картинка! Валерка не прогадал. Вот кто настоящий везунчик! Знал, что надо выбирать, чтоб не промахнуться.
Борис представил, как развивались бы события, выбери он славу. Было бы тогда и вдохновение, и оригинальные идеи. Написал бы забойный роман, который сразу попал бы в первые строчки рейтингов и стал бестселлером. Потом переводы, публикации по всему миру. Контракт с Голливудом. Крутой блокбастер. Рекламные туры. Миллионы сами потекли бы к нему рекой. Он занимался бы творчеством, а не торчал у ящика… Инга гордилась бы своим мужем… Ее родители не капали бы на мозги, что он тунеядец…
А что ему принес миллион? Пустые дни, холодную постель и неотвратимое погружение в депрессию.
Неожиданно его внимание привлекла реплика ведущей:
– Валера, как тебе пришла в голову идея написать книгу?
– Я думал, людям это будет интересно.
– Ты прав. Книга еще не вышла, а ее уже ждут миллионы твоих поклонников…
Бориса бросило в жар. Что еще за книга? Неужели Квазимодо заделался писателем? О чем этот неуч может поведать миру? Он же читает чуть ли не по слогам. По русскому тройку за красивые глаза ставили. А теперь сидит в студии и беседует о своих творческих планах. Литератор, блин! Ну и ловкач.
Борис почувствовал себя так, словно его обокрали. Валерка отнял то, что по праву принадлежало ему. Это он, Борис, должен был отвечать на вопросы телеведущей. Это его роман должен был стать бомбой, а Квазимодо нагло занял его место.
Борис выключил телевизор, и тотчас зазвонил домофон.
«Кого еще принесло? Забодали уже. То к почтовым ящикам пройти, то показания счетчиков снять. Может, у меня творческий процесс в разгаре», – с раздражением подумал Борис и лениво протопал в прихожую. В трубке раздался голос Валерки:
– Борь, это я.
Борис опешил. Ни фига себе эффект визуализации. Только что думал о человеке, и вот он материализовался. Как все не вовремя.
Боль от только что испытанного шока еще не отпустила, но поскольку Валерка стоял у подъезда, придумывать предлог, чтобы отложить встречу, было некогда.
– Квазимодо? Какими судьбами? Проходи.
Вопреки словам Алика, будто между ним и Борисом все кончено, Валерка верил, что сумеет их помирить. Инга Ингой, но не может быть, чтобы какая-то нелепость разрушила многолетнюю дружбу. Валерка был уверен, что ему не придется выполнять данного Алику обещания.
Чтобы заскочить к Борису, он нарочно выкроил время днем. В это время Инга была на работе, поэтому можно было обо всем поговорить без свидетелей.
– Ты бы хоть позвонил, – вместо приветствия сказал Борис.
Валерка сразу отметил, что выглядит тот неважнецки: уставший, глаза покраснели, будто от недосыпа, а самое ужасное – от него разило алкоголем. Все детство Валерки прошло под запах перегара. Он знал, как это начинается. Сначала человек пытается утопить свое горе в спиртном, а потом спиртное становится его горем. Валерка решил, что Борис переживает из-за ссоры с Аликом. Очевидно, придется спасать не только Алика, но и Борьку. Нужно остановить его и не дать скатиться в пропасть.
– Да у меня тут дела кое-какие были, вот и решил заглянуть, – объяснил Валерка.
– А я думал, тебе теперь некогда. Ты ж писателем заделался, романы строчишь, – не удержался от язвительного замечания Борис.
Валерка с присущей ему наивностью не заметил ехидства в голосе друга.
– Борь, хоть ты не стебайся. Я, что ль, писал? Продюсер сказал, что надо для рейтинга.
– Здорово ты устроился. Привет «неграм», которые ваяют нетленку и никогда не попадут на обложку.
До Валерки только сейчас дошла абсурдность ситуации: из них двоих настоящим писателем был Борис, а слава по прихоти судьбы доставалась тому, кто и книжек-то не читал.
– Борь, я понимаю, что на моем месте должен быть ты, но я ж не виноват.
Раскаяние Валерки было таким по-детски искренним, что у Бориса даже злость прошла. Сердиться на Квазимодо было все равно, что обижаться на ребенка за то, что тот надул в памперс.
– Ладно, проехали. Я на тебя зла не держу. Просто заколебало все. Давай лучше хлебнем кофейку. Ты по-прежнему не потребляешь чего покрепче?
– И тебе не советую.
– Иной раз нужно для того, чтоб расслабиться. Как-то хреново все.
– Это из-за Алика? – напрямик спросил Валерка.
– Ты уже знаешь? Неужели он тебе рассказал? – При мысли о том, что Алик в мужской компании в подробностях описывает секс с Ингой у Бориса потемнело в глазах. – И что же он поведал? Может, хвалился в каких позах оприходовал мою невесту?
– Нет, все не так. Между ними ничего не было. Ты просто не понял.
– Я что, идиот? Инге, наверное, в эротических снах приснилось, как Алик ее трахнул. Она мне все рассказала.
– Я понимаю, что ты чувствуешь, но, может быть, она немного преувеличила?
– Думай, что говоришь! Немножко изнасиловать нельзя. Эта скотина воспользовалась своей властью, чтобы засунуть свой грязный член…
Борис не мог говорить. Он задыхался от ярости. Он порывисто подошел к бару и плеснул себе коньяка.
– Борь, не надо. Алик говорит, что между ними ничего не было. Почему ты веришь только Инге? Алик твой друг.
– Он мне не друг. Квазимодо, неужели ты такой наивный, что веришь его словам? Какая девушка станет на себя наговаривать просто так, чтобы языком почесать?
Возразить было нечего. Валерка как никогда жалел, что не может тягаться с Борисом в словесном поединке. Он прибег к последнему доводу:
– Даже если что-то было. Ты ведь уже отплатил ему. Теперь вы квиты. И хватит…
– Квиты? Ну нет! Если бы я мог раздавить этого гада, размазать, как таракана по стене, я бы сделал это не задумываясь.
– Борь, что ты такое говоришь!
– Abyssus abyssum invocat, – процитировал Борис и перевел: – Бездна взывает к бездне.
Валерка никогда не видел Бориса таким. Алик был прав насчет происшедших в нем перемен. Прежде Борис всех мирил и сглаживал углы. Казалось, он не умеет обижаться. Сейчас это был другой человек: жестокий и беспощадный. Просить его о прощении было бесполезно. Это было так же очевидно, как то, что солнце встает на востоке.
Валерка клял себя за то, что все испортил. Будь он таким же умным, как Борис, он бы сумел примирить друзей. Ему претило действовать по задуманному Аликом плану, но, похоже, выбора не было.
Валерка безотчетно поискал глазами фотографию Инги, за которой Борис хранил свое сокровище. Если ее не окажется в гостиной – это знак, что пятак брать не следует. Снимок, как нарочно, стоял на самом виду, на каминной полке. Валерка отвел глаза.
Борис проследил за Валеркиным взглядом, и у него мелькнула странная мысль. Уж не собирается ли Валерка выкрасть пятак? В принципе, это маловероятно. Квазимодо – не Алик, готовый на любые грязные делишки. Валерка человек принципов. Но если он такой честный, почему ставит свою фамилию на обложке чужой книги и не мучается совестью?
Последние события научили Бориса доверять только самому себе. Он нарочито спокойно сказал:
– Давай сменим тему. Тебе чай или кофе?
– Все равно, – отмахнулся Валерка.
– Будем пить здесь, а то у меня на кухне бардак. Посиди немного, я заварю. Можешь журнальчики полистать.
Оставшись один, Валерка растерялся. Он до последнего надеялся, что не придется забирать пятак тайком.
Если бы удалось помирить Алика и Борьку…
Если бы фотография не стояла в гостиной…
Если бы Борис не оставил его одного…
Так много «если». Решение предстояло не из легких. С одной стороны, Алик нуждался в помощи. Он был для Валерки все равно что брат. Сколько раз Валерка ночевал у Алика дома и ходил к нему обедать. И сейчас Алик был первым, к кому он обращался в случае нужды. Но с другой стороны, забрать из тайника пятак было равносильно краже, даже если потом его вернуть.
Валерка подошел к камину и взял фотографию, никак не решаясь открыть защелки. Руки дрожали. Нужно было действовать. Борис мог вернуться в любую минуту, но Валерка все медлил. Легче всего было поставить фотографию на место и уйти. Но что станет с Аликом? Видно, у того дела серьезные, он ведь так и сказал: «Вопрос жизни и смерти». Если все обстоит так страшно, то Валерка не имел права на колебания. Не давая себе больше времени на сомнения, он отодвинул защелки и вытащил картонную подложку.
– Можно поинтересоваться, что ты там забыл? Неужели пятак? – спросил Борис.
Вопрос застиг Валерку врасплох.
– Борь, ты не так понял.
– Ну да, я же тупой. Алик чуть-чуть трахнул мою невесту. Ты пришел меня слегка ограбить.
– Нет, мы бы вернули монету.
– Вы? – переспросил Борис.
Валерка понял, что сболтнул лишнее.
– В смысле, я.
– Нет, ты уж говори. Тебя что, Алик прислал? Мало этой сволочи, что он отнял у меня Ингу, так ему еще и бабки подавай.
– Нет, мы хотели взять пятак только на время. У Алика серьезные неприятности.
– Знаешь, это единственная хорошая новость за последнее время. А ты, значит, скорая помощь. Алика выручаешь. Эдакий святоша. Ничего для себя, все для людей.
– Борь, я виноват, но у меня не было выхода.
– А как же! Ты у нас честный. Ты не на пятак свои загребущие ручонки наложил, ты все у меня украл: мою книгу, мои интервью, мою славу…
– Ты сам выбрал миллион, – возразил Валерка, но Борис будто не слышал его.
– Я бы создал шедевр! А что ты? Ты же ничего из себя не представляешь. За тебя пашут другие, а ты пустышка, бездарь со смазливой рожей.
– Если ты такой умный, где же твой роман? Все, что ты можешь, это сидеть и с утра накачиваться коньяком, – вырвалось у Валерки.
Иной раз слова бьют сильнее дубинки. Валерка, сам того не подозревая, попал в самую болезненную точку. У Бориса перехватило дыхание, как от физического удара. Он и сам понимал, что талант у него в дефиците, но одно дело осознавать самому, а другое – услышать это от человека, который ни уха ни рыла не смыслит в литературе. Утереться и смолчать значило не уважать себя. Борис презрительно произнес:
– Знаешь, почему Алик держит тебя при себе? Потому что ты тупой и из тебя легко вить веревки.
– Нет, Алик мой друг. Он так не думает.
– Вот как? Тогда почему он прислал тебя, а не Гришку? Потому что тот честнее? Фигу два. Потому что Гришка умнее. Он никогда бы не повелся на уговоры Алика. А ты лох и всегда им был. Иметь в свите дурака бывает полезно.
Правда тяжелой глыбой обрушилась на Валерку. Он-то думал, что он в четверке со всеми на равных. А оказывается, ему просто позволяли находиться рядом. На самом деле его, сына алкоголички, держали за местного дурачка. «Дерьмом ты был, дерьмом и остался», – рефреном прозвучало в голове. Даже для тех, кого считал друзьями.
– Злой ты, Борька, – сказал Валерка и пошел прочь.
Ему хотелось бежать от людей, спрятаться, чтобы никого не видеть и не слышать.
Разговор прервался как-то неожиданно. Чтобы оставить последнее слово за собой, Борис запоздало выкрикнул:
– Катись отсюда, и чтоб ноги твоей в моем доме больше не было!
Дверь за Валеркой захлопнулась.
Борис не мог прийти в себя. В голове вертелась дурацкая детская считалка: «Десять бесенят пошли купаться в море. Десять бесенят резвились на просторе. Один из них утоп. Его поклали в гроб. И вот вам результат: девять бесенят…» Еще одним другом стало меньше. А были ли друзья? Как вообще можно было дружить с этими подонками и не раскусить их?
Борис налил себе полный бокал коньяка и, не терзаясь сомнениями, осушил его до дна, как воду. Алкоголь горячей волной обжег желудок, но облегчения не дал. От мысли, что Валерка мог выкрасть заветную монету, становилось тошно.
Борис размахнулся и со всей силы швырнул пустой бокал в дверь.
– Ворюга!
Глава 30
После кофе голова немного прояснилась, но лучше от этого не стало. Борис смотрел вокруг, и ему казалось, что мир отражается в огромном кривом зеркале. Все, что прежде казалось незыблемым, рассыпалось в прах. Все, чему он верил, оказывалось фальшивкой в красивой упаковке. Где они, друзья? Один – развратник, другой – вор.
Почему все так закрутилось? Ответ очевиден. Они завидуют. Просто исходят желчью от зависти. Алик, похотливая свинья, уже давно бросал взгляды на Ингу. А Валерка, импотент в обличье секс-символа, просто безмозглая шавка. И они столько лет рядились под друзей!
Борис ничуть не жалел о том, что сделал с машиной Алика. Он даже гордился изысканной идеей мести.
Это доказывало, что с воображением у него все в порядке. Что бы там Квазимодо ни вякал, придет время, роман напишется и станет супер-мегабестселлером. Вот тогда все увидят, кто талант, а кто бездарь, дешевая марионетка в чужих руках. Секс-символ дутый. Надоест публике, покроется морщинами, выкинут его на помойку – вот и вся слава.
Внезапно Борис осознал, что и сам не застрахован. Как ни крути, миллион, даже если он исчисляется в валюте, когда-нибудь иссякнет. Да еще покупка квартиры значительно истощила запасы. Знай он, что так обернется, можно было купить жилье попроще. Но кулаками, которыми машут после драки, нужно бить себя по голове.
Раньше мысли об одиночестве никогда не посещали Бориса. У него была семья, любимая девушка, друзья. И внезапно все утекло, словно потоки дождя в водосток. К кому он мог пойти со своей болью? К родителям, с которыми перестал откровенничать еще в детстве? К младшему брату, двенадцатилетнему сопляку? К любимой девушке, которая все больше отдалялась? К завидущим друзьям?
При мысли о том, что Валерке удалось бы стащить пятак, Бориса прошиб холодный пот. Но сквозь пелену разочарования, злобы и страха вдруг пробилась идея. А не проделать ли такую же штуку с лейтенантской звездочкой? Вдруг муза проявит благосклонность к ее новому обладателю?
Некоторое время Борис смаковал идею, как станет великим писателем, но скоро пришлось вернуться с небес на землю. Отношения с Валеркой порваны раз и навсегда, так что дорога к нему закрыта. Разве только Гришаню попросить посодействовать, но об этом даже думать смешно.
Гриша был единственным нормальным человеком в этом гадюшнике. Внезапно Бориса осенила догадка: в тот знаменательный день Гриша отказался от подарка судьбы, и теперь, когда между тройкой счастливчиков бушевали страсти, он оставался в стороне. Его не коснулись ни раздоры, ни склоки.
Гриша мог судить обо всем непредвзято. Борис мог поплакаться ему на предательство прежних друзей, ведь только он был посвящен в их тайну. О странной встрече на озере не знала даже Инга. Сначала Борис не рассказал ей, потому что боялся показаться смешным, уж больно все происходящее было похоже на сказку, а потом жизнь вошла в привычную колею и объясняться задним числом он счел неуместным.
Бориса потянуло встретиться с Гришей тотчас же. Ему важно было убедиться, что в этом мире еще существует островок стабильности.
В трактире «Елки-палки» на Таганке было, как всегда, многолюдно. Лозунг «Съешь, сколько влезет» оказался более чем действенным. Народная молва гласила, что в «Елках» кормят вкусно, от пуза и цены демократичные. А что еще требуется от кафе? Блюда располагались на экзотических телегах, подход к которым был неограничен.
Гриша поискал глазами Бориса и сразу же увидел его. Борис приветливо махал ему рукой.
– Что, Борь, насытился буржуйскими ресторанами? К народу потянуло? – спросил Гриша.
Борису не хотелось признавать, что с сегодняшнего дня он принял решение относиться к деньгам экономнее. Он пожал плечами.
– Тут чувствуется биение жизни и, кстати, довольно сносно кормят. Я вот уже жую. Кстати, на тебя тарелку взял. Сходи к телеге, там неплохой выбор.
– Нет, я ненадолго. У меня в восемь поезд.
– Тем более на голодный желудок ехать нехорошо.
Когда Гриша вернулся, Борис спросил:
– Далеко ли путь держишь?
– Еду на выходные в Киев.
– Поздравляю. Личная жизнь налаживается?
– Можно сказать и так, – улыбнулся Гриша. – А что у тебя? Какие-то проблемы?
– Не то слово. Сегодня приходил Валерка. Якобы с визитом вежливости. А стоило мне отлучиться на кухню, кофе сварить, этот гаденыш попытался выкрасть мою монету. Я ведь, дурак, всем показал, где ее храню. Думал, имею дело с порядочными людьми.
– Может, ты не так понял или тебе показалось?
– Угу. Галлюцинация – лучший способ ухода от действительности. Только на глюки тут не спишешь. Я его с поличным застукал.
– Здесь что-то не так. На Валерку непохоже. И потом зачем ему?
– Алик подговорил, сволочь.
– Слушай, что за черная кошка пробежала между тобой и Аликом? – напрямую спросил Гриша.
Борис понял, что ступает на опасную территорию. Значит, Алик побывал у Гришки первым. Наш пострел везде поспел. Интересно, что он наговорил. Вряд ли признался в своем гнусном поступке.
– Он что, к тебе приходил? – осторожно поинтересовался Борис.
– Прибегал, всклокоченный, как будто по нему пропустили заряд в двести двадцать вольт, уверял, будто ты разбил его машину.
Борис про себя усмехнулся. Как он и предполагал, подробности своих похождений Алик решил опустить. Бориса так и подмывало выложить перед Гришей всю подноготную похотливого лжеца, но чутье подсказывало, что лучше промолчать, иначе придется сознаться в том, что обвинение Алика вполне обосновано. Гриша мести не одобрит. А так, мало ли почему Алик с катушек слетел. Не стоит вешать на него все тяжкие грехи сразу. Посягательства на имущество ближнего будет достаточно. А насчет прелюбодеяния можно умолчать.
– По-моему, у него паранойя на почве разбитой машины. А я оказался крайним.
– Что все-таки между вами произошло?
– Да ничего особенного. Я позвал его в ресторан, перетереть кое о чем. Сам знаешь, каждый день финансовыми катаклизмами пугают. Думал, может, он что посоветует. Им же оттуда виднее. Откуда мне было знать, что какой-то кретин угонит со стройки экскаватор и начнет крушить все что ни попадя? В результате у Алика крыша поехала, а я виноват.
Гриша кивнул.
– Я ему так и сказал, что это совпадение.
Борис с удовлетворением отметил, что выбрал верную тактику. Вина лежала целиком на Алике. Чтобы упрочить свои позиции, он добавил:
– Не трогал я его машину. Ты мне веришь?
– Верю, – кивнул Гриша. – Но и на Алика как-то не похоже. Он всегда такой рассудительный.
– Гриш, это ты у нас рассудительный. Алик прочитал тонну макулатуры про положительный склад ума и прочие примочки, но, согласись, это было в прошлом. Кто знает, как на нем сказалась способность к гипнозу? Это все ж таки не миллион баксов в банке и не билборды с физиономией по всему городу. Может, у него в голове пошли какие-то необратимые процессы? Ясно одно: ему больше доверять нельзя, как и его прихвостню Валерке.
– Зря ты так. По-моему, лучше собраться вместе и обо всем поговорить.
– О чем тут говорить? Их ломает от зависти, так что они стыд и совесть потеряли. Они пытались украсть мой пятак! И после этого я должен сесть с ними за стол переговоров?
– Тебе не кажется, что происходит что-то нехорошее? Мы ведь были друг для друга как семья. А после даров ангелочка все стало разваливаться, как липовый баланс при проверке. Посмотри, как мы изменились.
– Алик с Валеркой точно! Были нормальные ребята – и до чего дошли? Гриш, вот скажи, чего им не хватает? Один депутат, другой на ТВ звездит. Денег немерено. Дался им мой миллион.
Гриша понял, что Борис не слышит его. Приводить какие-либо доводы было бесполезно. Они словно находились в параллельных мирах. Только внешне казалось, что они говорят на одном языке, но каждый понимал сказанное на свой лад.
Борис продолжал:
– Гриш, я что, жмот? Нужны тебе деньги, так и скажи. Хочешь я тебе сто тысяч дам?
– Не надо. Зачем? – отказался Гриша.
– В баксах. Нет, правда, ты ведь ничего тогда не получил. Давай я с тобой поделюсь.
Гриша подумал было рассказать Борису про свое таинственное выздоровление, но обстановка не располагала к душевному разговору. Было слишком шумно и суетно. Чтобы услышать друг друга, приходилось почти кричать.
«Как-нибудь в другой раз», – подумал Гриша, а вслух сказал:
– Спасибо, но мне правда ничего не надо. К тому же я тоже получил свой подарок.
– Какой?
– Я герой, забыл? – Гриша вынул из кармана оловянного рыцаря.
– Ты не герой. Ты блаженный, – ответил Борис, откинувшись на спинку стула.
– Я возвращаюсь через неделю. Тогда соберемся и вместе поговорим, чтобы раз и навсегда выяснить, что происходит.
После ухода Гриши Борис задержался. Он потягивал двойной кофе и пытался осмыслить, удалось ли ему привлечь друга на свою сторону и стоило ли вообще затевать этот разговор. Гриша в их компании считался оплотом надежности, эдаким третейским судьей. Но времена меняются.
Борис впервые подумал, что Гриша тоже довольно скользкий тип. Никогда не знаешь, что у него на уме. Что за нужда ему устраивать совместные посиделки и переговоры? Хочется посмотреть, как другие трясут грязным бельем? Развлечение в стиле реалити-шоу Сам-то он чистенький, незамаранный. Отныне господин судья может пересыпать свой парик нафталином. Борис больше не нуждается ни в чьих суждениях и советах. Он сам станет режиссером своей жизни. Ему понравилось писать сценарий по-живому и он уже знал, каким будет следующий эпизод.
Глава 31
Ингу все больше беспокоил Борис. Их отношения зашли в тупик. Боря стал не похож на себя. Прежде он был общительным и веселым, а теперь стал замкнутым и раздражительным. Он уверял, будто простил ее, но она чувствовала, что в душе он все еще носит обиду. Впрочем, она не могла его винить. Она сама разрушила все, что было между ними. С того самого рокового дня, когда случайная встреча свела их с Аликом в старой коммуналке, Борис ни разу не притронулся к ней. Это было особенно тяжко. Инга чувствовала себя так, словно грязь после того постыдного эпизода намертво прилипла к ней. Поначалу она пыталась расшевелить Бориса своими ласками, но он оставался холоден. А потом она поняла, что он просто брезгует заниматься с ней любовью.
Вина душила Ингу, не давая ей вздохнуть. Она чувствовала, что больше не в силах нести этот тяжкий груз одна. Она поплакалась бы маме, но это был не тот случай. Инга прекрасно понимала, что ждать от родителей сочувствия не приходится. Эта тема была для них закрыта.
Инга подозревала, что родители будут даже рады, что в ее отношениях с Борисом началась темная полоса. Мама наверняка успокоит, что адюльтеры случаются, и никто от этого не умирал, хотя сама она ни на кого, кроме папы, не взглянула. Им наплевать на то, что ее падение разрушает Бориса. В последнее время она часто заставала его вечером пьяным. Она злилась, ругалась, плакала, уговаривала. Но что она может сделать, когда сама довела его до такого состояния?
Инга как никогда остро чувствовала свое одиночество. При всей ее общительности близких друзей у нее не было. До недавнего времени Борис был для нее всем: и любовником, и подружкой. У него по-прежнему оставались Валерка и Гриша. А у нее никого, с кем можно пооткровенничать.
А если довериться Грише? Ему ведь тоже не безразличен Борис. В четверке Гриша пользовался особым авторитетом. Ребята называли его своей совестью. Разговор с совестью – это именно то, чего ей сейчас не хватало. Ей нужно было исповедаться.
Гриша удивился приходу Инги.
Она выглядела несчастной и какой-то потухшей. Побледнела, под глазами пролегли темные тени, но даже это не портило ее, а делало более загадочной. Каждый раз при виде Инги Гриша удивлялся, как природа могла создать такое совершенство.
– Что-то случилось? – спросил он.
Инга кивнула.
– Я хочу поговорить с тобой насчет Бори.
Они сели на кухне с кружками горячего чая. Начать разговор было так же трудно, как нырнуть в ледяную прорубь. Гриша не торопил ее. Наконец она решилась:
– Боря сильно изменился в последнее время. Ничего не пишет. И стал много пить. Почти каждый день я застаю его пьяным. Я просто не знаю, что делать. Он меня больше не любит.
– Глупости. Борька дорожит тобой больше всего на свете. Уж я-то знаю. Он тебя боготворит.
– Так было раньше. Но…
Инга расплакалась. Слезы текли бурно, и она никак не могла успокоиться. Гриша растерялся. Он не знал, как утешать плачущих девушек. Он поднялся, огромный и неуклюжий, как медведь, и неуверенно коснулся ее плеча.
– Успокойся. Ты самая лучшая. С тобой никто в сравнение не идет.
Он понимал, что утешитель из него никакой, и замялся в поисках нужных слов. Инга, немного успокоившись, произнесла:
– Гриш, я все сама разрушила. Это из-за меня Боря спивается. Из-за меня у него творческий кризис.
– Брось ты. У писателей и художников такое случается сплошь и рядом. При чем тут ты?
– Я ему изменила.
Слова были сказаны тихо, но прозвучали, как гром.
Гриша не знал, как на это реагировать. Ничего удивительного, что Борька спивается. Он всегда до смерти боялся потерять Ингу. Но, даже если у нее появился любовник, не все потеряно. Она ведь переживает, значит, еще любит его.
– Представляю, что ты обо мне думаешь. Я знаю, что это низко и грязно. Я сама удивляюсь, как я могла до этого опуститься. Самое страшное, что я не понимаю, что на меня нашло. Как будто это была не я. Гриша, ты мне веришь?
– Не знаю. Признаться, у меня не много опыта в таких делах, – смутился Гриша и, чтобы успокоить плачущую Ингу, добавил: – Но в книгах пишут, что страсть ослепляет.
– Гриша, какая страсть? Скорее, просто дурь. Я даже толком не помню, как это произошло. Помню только, как Алик натягивает штаны. Эта картинка прямо въелась в память.
– Алик?
– Да, я изменила Боре с Аликом. Не спрашивай почему. Вынос мозга. Я ведь Борьку люблю. Мне никто, кроме него, не нужен. Я не ищу оправдания. Это нельзя оправдать. Просто мне нужно облегчить душу. Я не могу больше носить это в себе. Я гадкая, грязная тварь. Но я хочу спасти Борьку. Я не могу видеть, как он спивается.
Услышанное поразило Гришу. Теперь все вставало на свои места. Из разрозненных кусочков складывалась довольно неприглядная картина. Значит, машина Алика попала под раздачу не случайно. Это была месть. Око за око. Но почему же Борис все отрицал?
– Ты не виновата, – успокоил ее Гриша. – Просто Алик обладает способностью влиять на людей.
– Ты добрый, но от этого я не становлюсь чище.
– Нет, правда. Это что-то вроде гипноза, хотя не совсем. Он может подчинять людей своей воле. Как, ты думаешь, ему удалось одержать победу на выборах? Помнишь, был такой гипнотизер Мессинг?
По мере того как Гриша говорил, в глазах у Инги загорался огонек надежды.
– Нужно рассказать об этом Боре, – сказала она.
Гриша помотал головой:
– Нет.
– Алик тоже просил ни о чем не говорить. Может быть, если бы я промолчала, было бы лучше, не знаю. Но нельзя строить отношения на лжи. Боря должен был узнать.
Гриша колебался, стоит ли рассказывать Инге о встрече на озере. С одной стороны, это была тайна четырех. Обычно они никого не посвящали в свои секреты. Но с другой – они уже не были прежней дружной четверкой. С того майского дня все переменилось. Гриша постоянно думал об этом. Ему тоже нужен был кто-то, с кем можно посоветоваться.
– Хочешь знать правду? – спросил он и, не дожидаясь ответа, добавил: – Но она тебе может не понравиться.
– Я должна знать правду, какой бы горькой она ни была. Хуже уже не будет.
– Я расскажу тебе одну историю. На первый взгляд она похожа на сказку или на бред сумасшедшего, но это правда. Прошлой весной мы поехали на озеро. Мангал, шашлыки – в общем, все дела…
Закончив рассказ, Гриша достал оловянного рыцаря и поставил на стол.
Инга подняла на него глаза и осторожно, как будто пробуя слова на вкус, произнесла:
– Пять копеек за моей фотографией. Боря говорил, что это его талисман.
Гриша молча кивнул. Откровенно говоря, он не ожидал, что Инга поверит в эту фантастическую историю.
– Значит, я была игрушкой в руках Алика? – то ли спросила, то ли сделала вывод Инга.
– Ты не могла ему противиться.
– Мерзавец, – с отвращением выплюнула Инга и, проведя пальцем по краю чашки, добавила: – Но ведь Боря об этом знал.
Гриша молчал. Ответ был очевиден.
– И все же он меня не простил, – с грустью сказала Инга. – Вот такая любовь.
– Я говорил, что правда тебе не понравится.
– Нет, я тебе очень благодарна. Теперь все расставлено по местам.
– Хочешь еще чаю? – предложил Гриша.
– Спасибо, но я бы лучше умылась.
Когда она вернулась из ванной, веки ее были еще припухлыми от слез, а чуть влажная кожа светилась, как на лицах мадонн с картин рафаэлитов.
Она дотронулась кончиками пальцев до рыцаря и спросила:
– А что он означает? Каков твой дар?
– Силу. Я герой.
– Только не говори мне, что по ночам ты превращаешься в Бэтмена, – Инга едва заметно улыбнулась уголками губ.
Постепенно она возвращалась к жизни.
– Нет, до этого не дошло. Моя сила в здоровье. Знаешь, я ведь должен был умереть. Саркома. Врачи дали мне полгода.
Инга с тревогой посмотрела на Гришу.
– Я не знала.
– Никто не знал. Не хотелось чувствовать себя полуфабрикатом покойника.
– Все позади? – спросила Инга.
– Теперь врачи считают, что диагноз был ошибкой.
– Как тебе удалось выкарабкаться?
– Чудом. После той встречи у меня появилось желание выкинуть все лекарства и жить так, как будто передо мной вечность, или хотя бы лет пятьдесят. Что я и сделал.
– Невероятно. Все, что ты рассказал – это просто фантастика какая-то.
Инга положила свою ладонь поверх руки Гриши и легонько сжала ее:
– Я рада, что хотя бы кто-то остался человеком.
– Насчет Борьки все еще может измениться. Он человек творческий. Перебесится, и все у вас наладится, – сказал Гриша, но Инга грустно покачала головой:
– Нет, Гриша. Похоже, мама была права. Я выбрала не того парня.
Глава 32
Разговор с Ингой помог Грише понять происходящее. Правда, словно луч прожектора, высветила темные уголки неприглядной истории. Всем странностям и нестыковкам нашлось объяснение. Стало ясно, что обвинения Алика имели под собой основание. Все завязалось в тугой узел. Гриша удивился, сколько между ними появилось тайн и недосказанности.
Гриша говорил и с Аликом, и с Борей, и каждый из них ни словом не обмолвился о своих грехах. Впрочем, кто он такой, чтобы перед ним исповедоваться? И все же раньше такого не случалось. Они предпочитали открыто решать все споры, а не носить камень за пазухой.
Гриша вдруг осознал, до чего же они все изменились. Алик всегда был центром их маленького мира, их опорой. К нему обращались за поддержкой. Он ни за что не подставил бы другу подножку. Боря был так же чужд мести, как ленивец – агрессии. Ему бы и в голову не пришло мстить. Валерка, который в детстве был почти беспризорником при живой матери, никогда не брал чужого, даже куска хлеба, когда по-настоящему голодал. Невероятно, что он мог опуститься до воровства.
Голова шла кругом. Друзья, которых Гриша знал с детства, вдруг предстали перед ним в ином свете. Почему? Откуда взялась вся эта дрянь и предательство? Ответ был один: ничего не дается просто так. За все в жизни приходится платить. Нежданные подарки судьбы были Троянским конем, который открыл дверь всему темному, что таилось в глубинах подсознания. Больше никто никому не доверял. Каждый видел в других врагов. Но ведь он и сам такой. Он ведь тоже перестал верить друзьям.
Гриша надеялся, что еще не поздно все исправить. Первым он позвонил Алику.
– Что ты делаешь в субботу?
Они собрались у Гриши на кухне. На этот раз встреча не походила на обычную дружескую посиделку. Алик и Борис обменялись рукопожатиями с Гришей, но друг другу руки не подали. Алик и Борис нарочито делали вид, что один другого в упор не видит. Валерка избегал смотреть Борису в глаза.
«Чует крысеныш, что в чужой амбар залез», – мстительно подумал Борис. Он предвидел, что затеял Гриша, но не собирался раскуривать с Аликом трубку мира. Впрочем, с Валеркой тоже. У Валерки еще оставались невыплаченные долги.
– Думаю, вы догадываетесь, зачем я вас собрал. В последнее время с нами происходит что-то неладное, – сказал Гриша.
– Просто мы выросли из подросткового возраста. А взрослая жизнь не похожа на игру в мушкетеров, – вставил Борис.
– Смысл дружбы не меняется. Меняемся мы. Посмотрите на себя. Так дальше нельзя. Каждый ходит с обидой на другого, каждый готов всадить другому нож в спину. Мы перестали друг другу доверять.
– Гриш, о каком доверии может идти речь, если Валерка приходит ко мне как друг, кофейку попить, а стоит отвернуться, как я застаю его за попыткой меня ограбить? Как я могу ему доверять?
Валерка покраснел до корней волос:
– Может, я и не семи пядей во лбу, но я всегда говорил вам то, что думаю. А вы, оказывается, все это время держали меня за тупицу и просто смеялись надо мной.
– Кто тебе это сказал? – опешил Гриша.
Валерка кивнул в сторону Бориса.
– Пусть эта гнида заткнется. Если он других считает гумусом, это еще не значит, что все так думают. Или сам святой? – зло бросил Алик.
– Если у тебя крыша съехала, то при чем тут я? Я за рулем экскаватора не сидел, – Борис с вызовом уставился на Алика.
– По принципу – «не пойман – не вор»? Чтоб ручки чистые были? – язвительно спросил Алик.
– Кто бы говорил! Не ты ли Валерку подослал?
Гриша перебил их:
– Ребята, перестаньте! Я все знаю: и про Алика, и про машину.
Алик с Борисом озадаченно переглянулись.
«Неужели эта мразь откровенно рассказала о своем скотстве?» – подумал Борис.
«Представляю, как эта сволочь разукрасила меня перед Гришкой», – подумал Алик, а вслух сказал:
– Хорошо, тогда давайте откровенно. Признаюсь, не устоял. Помутнение нашло. Между прочим, даже в суде обвинения снимаются, если человек действовал в состоянии аффекта.
– Ты еще скажи, что Инга тебя загипнотизировала, чтобы ты штаны стянул, – зло огрызнулся Борис.
– Слушай, писака, тебе известно такое понятие, как слепая страсть? Декольте, юбочка выше не балуйся. Мне что, восемьдесят лет?
Борис в бешенстве вскочил с места.
– Хочешь сказать, что Инга шлюха?
– Я хочу сказать, что тут только у импотента не встанет, – рявкнул Алик.
Стрела, пущенная наугад, попала в яблочко. Борис от негодования едва не задохнулся. Алик как будто нарочно издевался над его бессилием. В этот момент Борис не думал о том, что Алик более мускулистый и тренированный. Ему хотелось молотить кулаками по наглой, самодовольной физиономии, не думая о последствиях. Так расстроенный ребенок набрасывается с кулачками на обидчика. Он кинулся на Алика, но между ними скалой встал Гриша.
– Стойте! Что вы как маленькие. Еще драки не хватало.
Борис отступил, а Алик сказал:
– Гриш, я признаю свою вину, но я в тот миг точно обезумел. А этот хлыщ лучше? Все сделал хладнокровно. Просчитал до мелочей. Пришел бы ко мне и набил морду, по-мужски. Так нет, подлез тайком, как змеюка, чтобы ужалить побольнее. Ты не мужик, – кинул он Борису.
– Зато ты мужик, походя вставил девушке лучшего друга и еще умолял, чтобы она держала рот на замке.
– Ребята, хватит! Так мы ни к чему не придем. Обида плохой советчик. Давайте на минуту обо всем забудем. Постарайтесь посмотреть на все со стороны. Раньше мы были совсем другими. Да, у нас были и мечты, и проблемы, но мы умели радоваться жизни. С тех пор, как у нас появились таинственные талисманы, все пошло под откос. Скажите, кто из вас сейчас счастлив?
Ответом было молчание. Гриша продолжал:
– Борь, скажи, много радости тебе принес миллион, за исключением того, что ты развил вкус к дорогим ресторанам? Когда ты был счастливее, живя в коммуналке и перебиваясь мелкими гонорарами, но при этом зная, что у тебя есть Инга, или сейчас? Что тебе дали твои деньги?
– Свободу. Мураками сказал: «Я люблю деньги, потому что они позволяют мне заниматься любимым делом». Я могу писать.
– И что? Ты создал свой великий роман? – вопрос Гриши поставил Бориса в тупик.
Гриша обернулся к Алику:
– Ты мечтал быть гонщиком, грезил о Формуле-1. Что дала тебе власть, кроме проблем, разборок и необходимости погрязнуть в интригах? Разве она приносит тебе удовлетворение?
Алик пожал плечами.
– Это лучше, чем ничего. Я бы все равно не стал гонщиком. Так у меня хотя бы синица в руках.
– И много ли проку тебе от этой синицы? Когда у тебя был маленький магазинчик, ты улыбался чаще.
Алик промолчал.
Гриша обернулся к Валерке:
– Ты получил славу в полной мере. Сейчас ты один из самых популярных людей в стране. Но разве этого ты хотел? Тебе нужно обожание девочек-подростков? Или тебе нравится прятаться от людей и маскироваться, прежде чем выйти из дома?
– Зато теперь я живу без матери.
– А разве нельзя было раньше переехать от нее и не платить за это столь дорогую цену? Ты ведь не свободен. Сколько можно жить в напряжении и постоянно ощущать себя словно под наблюдением, когда за каждым твоим шагом следят?
Валерка промолчал. Ему и самому опостылела теперешняя жизнь. Он мечтал о том времени, когда сбежит куда-нибудь на необитаемый остров и будет жить один в хижине, подобно Робинзону.
В наступившей тишине Гриша продолжал:
– Дары, которые мы получили, не только разрушают нашу дружбу. Они не приносят никому добра. Давайте избавимся от них. Может быть, еще не поздно начать все сначала.
– Гриша, романтик ты наш. Начала не будет. Это только в фантастических фильмах герою стирают память, и он, радостный, начинает жизнь с чистого листа. Алик изгадил чистый лист так, что ластиком не сотрешь. Так ради чего я должен расстаться с богатством и снова вернуться к нищете? – спросил Борис.
– Если продолжать идти тем же путем, лучше не будет. Посмотри на себя. Ты ведь был оптимистом, вечно шутил и светился от радости. Сейчас ты погас. Ты просто сопьешься.
– Лучше спиться, потребляя дорогой коньяк, чем сивуху. Быть несчастным и богатым приятнее, чем несчастным и без гроша в кармане. Счет в банке, знаешь ли, как-то греет.
Алик поддержал Бориса:
– Лично я тоже не собираюсь перечеркнуть всего, чего достиг. Проблемы есть всегда: одни уходят, другие приходят. А возвращаться к прежнему, извини, у меня нет ни желания, ни возможности. Бизнес мой, как ты знаешь, накрылся, а чтобы построить новый, власть пригодится.
– А ты что скажешь? Неужели тебе так дорога слава? Тебе-то она – пришей зайцу хобот, – обратился Гриша к Валерке.
– У меня контракт, неустойки. Я не могу все взять и бросить, – промямлил Валерка.
– Ребята, вы что?! Неужели вы не понимаете? Если не избавиться от этих дьявольских даров, лучше не будет. Будет только хуже.
– Слушай, герой, легко разглагольствовать за чужой счет. Ты ведь тихой сапой тоже кое-что получил. Раньше сидел в четырех стенах, а теперь путешествуешь. Девушкой в Киеве обзавелся. Уж если избавляться от даров, то всем вместе. Слабо выкинуть рыцаря нафиг? – спросил Борис.
Гриша не сразу нашелся что ответить. Сейчас было не к месту признаваться в том, что он получил в дар и давить на жалость, поэтому сказал:
– Мой рыцарь вроде никому не мешает.
Он посмотрел на Алика в надежде, что тот встанет на его сторону, но Алик криво усмехнулся:
– Знаешь, каждый из нас думает то же. Все не так просто: выкинул – и солнце стало светить ярче. Просто каждый должен понимать, что это опасная игра. И в ней каждый сам за себя.
Был поздний вечер. Гриша брел по пустынной улице. Он свернул к дому, и вдруг что-то заставило его остановиться. На детской площадке играл одинокий ребенок. Гриша огляделся. Взрослых поблизости не было. Он свернул на площадку. На качелях сидела девочка в легком сарафане совсем не по погоде.
– Раскачай меня, – попросила она Гришу.
– Почему ты одна? – спросил он.
– Я не одна. Я с тобой.
– Кто ты?
– Ангелина, разве ты забыл?
– Забери свои дары.
– Ты не хочешь больше играть?
Гриша вдруг понял, что значит для него конец игры, и поправился:
– Хочу, но я насчет своих друзей. Забери у них свои подарки.
Ангелина помотала головой:
– Нет, я не могу. Подарки назад не забирают.
– Но что-то нужно делать, – растерялся Гриша.
– Ты ведь герой. Значит, ты должен их спасти.
– Но как?
Девочка не ответила. Она спрыгнула с качелей и побежала прочь. На сиденье осталась сумочка. Гриша протянул к ней руку и застыл. Вместо застежки-бабочки были три переплетенные шестерки.
Гриша проснулся. За окном было темно. Он посмотрел на дисплей мобильника. Без четверти три. Обычно сны стираются из памяти, но этот был таким отчетливым, как будто все происходило наяву. Гриша помнил его в малейших подробностях. Девочка в летнем сарафанчике стояла перед ним, как живая.
Три шестерки. Как спасти друзей? Он сделал все, что мог. Или не все? Да, они отказались расстаться с амулетами, но что если их выкрасть и уничтожить?
На ум пришел Валерка. Он тоже пытался украсть у Бориса монету, и что из этого получилось? Но одно дело взять амулет, чтобы самому им пользоваться, а совсем другое – для того, чтобы избавить друга от его чар. Может, тогда все наладится? Брутальная получалась сказочка для взрослых, но ведь должен же быть какой-то выход.
Чем больше Гриша размышлял над этим, тем сильнее убеждался, что уничтожить амулеты – единственный выход из положения. Кто знает, может быть, если их зловещее влияние исчезнет, все вернется на круги своя? Ему непременно нужно было с кем-то поделиться своими мыслями. Единственным союзником могла стать Инга.
Глава 33
Вопреки всеобщим сетованиям на то, что интерес к чтению падает, а бумажная книга начинает сдавать свои позиции, книжная ярмарка по-прежнему вызывала ажиотаж.
День выдался морозный, но в воздухе уже пахло весной. Холодное мартовское солнце сулило приближающуюся оттепель. Сугробы потеряли крахмально-хрустящую белизну. Теперь они были замызганными, испещренными черными оспинами выхлопных газов и мазута. Снег отяжелел и осел, как кринолины свалявшихся одежд из бабушкиного сундука.
В ясный день люди охотнее выходят из дома. Длинные змеи очередей вились к кассам напротив огромного стеклянного павильона. Народ стягивался на ярмарку не только и не столько затем, чтобы купить книги подешевле. Здесь можно было встретиться с поэтами и писателями, взять автограф у любимого автора и увидеть медийные лица не на экране телевизора, а вживую.
Русский народ с особым трепетом относится к печатному слову. Прошли те времена, когда автор, книги которого отвергали издательства, мог окружить себя флером непризнанной гениальности и говорить о том, что современники еще не доросли до понимания его творчества. Интернет лишил непонятых гениев этого преимущества. Теперь любой может выложить свои творения в Сети и обрести больший или меньший круг поклонников. Электронная книга набирает популярность, но, какой бы широкой ни была виртуальная аудитория, увидеть свою книгу напечатанной на бумаге, полистать томик, ощутив кожей шершавость страниц, и поставить на титульном листе автограф – вожделенная цель любого, даже самого успешного сетевого автора. Бумажная книга – это своеобразный знак качества. Опубликовав книгу, издательство словно выдает негласный сертификат: оценено профессионалами, стоит читать.
На ярмарке царила атмосфера праздника. Здесь пересекались два параллельных мира: тех, кто рассказывает истории, и тех, кто готов внимать им.
Стенд издательства «Эмхо», согласно многолетней традиции, располагался возле входа. Там всегда толпился народ. Работники отдела рекламы не зря получали зарплату и четко знали, как нужно раскручивать книги. Это были волшебники, умеющие даже посредственный роман превратить в бестселлер. Правда, магия не вечна и популярность автора могла погаснуть так же быстро, как и зажглась. Как говорил Авраам Линкольн: «Можно обманывать одного человека все время или всех людей короткое время, но нельзя обманывать всех и всегда». Однако работа рекламщиков – это не обман, а фокус, который не таит в себе ничего плохого. Часто реклама открывает для читателя нужную книгу, которая в противном случае стояла бы на полке магазина незамеченной.
В издательстве «Эмхо» встречи с читателями шли нон-стоп. Маститые авторы и начинающие, но перспективные писатели один за одним сменяли друг друга на подиуме. В выходные дни в гости к издательству являлся исключительно звездный состав, поэтому вокруг стенда постоянно толпился народ. Те, кому не посчастливилось пробиться в первые ряды, наблюдали за встречей с кумиром на плазменном экране. Здесь же можно было приобрести книгу и, отстояв немалую очередь, получить драгоценный автограф.
На диванчике восседала модная писательница с собачонкой на коленях и рассказывала о своих домашних питомцах, которые частенько мелькали на страницах ее романов. Появление народной любимицы всегда привлекало поклонников, неудивительно, что и сегодня здесь было многолюдно.
Однако к концу встречи народу собралось столько, что охрана не на шутку забеспокоилась. Аудитория значительно помолодела. После того как знаменитая писательница удалилась, народ не дрогнул. Все стояли намертво, как русское воинство перед Куликовской битвой. В толпе повисло напряженное ожидание.
Машина плавно катила по улицам города. К счастью, в воскресные дни пробок не было. Валерка в оцепенении застыл на заднем сиденье. Рядом с ним, откинувшись на спинку, ехала баба Валя. В последнее время она состояла при звезде в роли некоего советника. Она достаточно долго проработала на телевидении, чтобы обрести защитный панцирь цинизма. Знакомство с Валеркой пробило брешь в этом прочном покрове. Стареющая журналистка была страстно, но тайно влюблена в этого красивого мальчика. Валерка разбудил женщину в доселе бесполом существе. Однако разница в возрасте и прежние убеждения бабы Вали трансформировали ее чувство в материнскую любовь. Валерка не был похож ни на кого из окружавших ее людей. Он был не от мира сего, словно беззащитный птенец, которого она должна была оберегать.
Валерка судорожно полез в карман замшевой куртки, достал пару помятых листков и хотел было развернуть их, но журналистка мягко отобрала у него бумаги, как заботливая мать отбирает у ребенка нежелательную игрушку.
– Не нужно. Это сейчас лишнее. Расслабься. Ты слишком напряжен.
Хороший совет – расслабиться. Если бы Валерка знал как.
– Вдруг я ляпну что-то не то?
– Мы же всё подробно расписали. Ведущая в курсе, никакой самодеятельности.
– А если что-то спросят из публики?
– Поверь, люди очень предсказуемы, все варианты ответов у тебя есть. Но уж если совсем не знаешь, что сказать, у тебя есть страховочный список ЭН кодов. Брось какую-нибудь фразу и многозначительно улыбайся. У тебя это отлично получается. К тому же на вопросы отпущено всего десять минут, а потом автограф-сессия. Там ничего говорить не нужно. Не волнуйся. Все пройдет гладко.
Валерка твердил себе то же самое, но не мог избавиться от внутренней дрожи. В горле у него пересохло, ладони вспотели. Сегодняшнее хождение в народ отличалось от участия в телепрограммах. Тут не было дубля и нельзя было вырезать неудачный эпизод, как это делали при записи ток-шоу.
Борис был неправ, говоря, будто из Валерки не вышло артиста и он лишь торгует своей внешностью. С тех пор как к нему пришла слава, он мог позволить себе быть самим собой только в те редкие часы, когда оказывался в одиночестве или в кругу близких друзей, которых теперь почти не осталось.
Валерка все время играл роль сильного, уверенного в себе загадочного героя, коим не являлся. Люди хотели видеть его таким, а обманывать тех, кто желает обмануться, легко. Экран телевизора удивительным образом преображал его, превращая из косноязычного, погрязшего в комплексах и страхах человека, в глубокую, незаурядную личность. Никому и в голову не приходило, что за его молчаливостью стоит отсутствие образования и боязнь брякнуть что-то не то, а сдержанное отношение к женскому полу продиктовано болезнью, а не аристократической разборчивостью.
Благодаря прозорливости продюсера, разглядевшего в нем скрытый потенциал, и режиссера, сумевшего вылепить нужный имидж, Валерке удавалось играть ту роль, которая обеспечивала высокие рейтинги. Валерке был присущ врожденный аристократизм, качество редкое, как алмаз в три тысячи карат. В истории кино встречались красавцы, лишенные актерского мастерства, но при этом наделенные даром в точности следовать режиссерскому замыслу. Покорность режиссерам принесла Жану Маре и Алену Делону мировую славу. Как говорится, лучший экспромт тот, что хорошо подготовлен. Так и Валеркина естественность на экране заранее отрабатывалась и шлифовалась.
Все работало на его имидж, даже отказ стать ведущим программы на МУЗ-ТВ. На самом деле сразу было очевидно, что с этой ролью он не справится, потому что не способен импровизировать. Но хвала продюсеру, который знает, как проблему обратить в удачу. Публика пребывала в блаженной уверенности, что Валерка отказался сам, презрев лишние деньги и еще большую известность. Это событие привлекло к нему новых поклонников и вызвало такие бурные дебаты в соцсетях, каких не вызывало даже сообщение об очередном апокалипсисе.
– Помни, искренность – твой козырь, – шепнула ему баба Валя и подтолкнула вперед.
Валерка кивнул. В маске мега-звезды и автора недавно вышедшей книги, он через стеклянные двери прошел в свет прожекторов.
Людское море всколыхнулось – по толпе пронесся шепот: «Валера… Валера… Валера…» Гул набирал силу, и наконец собравшиеся начали скандировать:
– Ва-ле-ра! Ва-ле-ра!
К нему тянулись десятки рук в надежде украсть хоть одно прикосновение, чтобы можно было хранить память о нем долгие годы. Валерка легкой пружинистой походкой взлетел на подиум, где его поджидала эффектная длинноногая ведущая.
Взяв микрофон, Валерка посмотрел поверх собравшейся толпы, отыскал взглядом бабу Валю – якорь в штормящем людском море – и произнес:
– Я очень волнуюсь.
Эта фраза прозвучала так естественно, что сразу же расположила к нему публику. Что может быть трогательнее, чем слабость идола?
– Я боюсь сказать что-то не то. Это ведь очень ответственно – быть писателем. Я никогда не думал, что напишу книгу… – продолжал Валерка цитировать заученный текст.
Не всякий актер сумел бы произнести его столь проникновенно. Валерке не нужно было вживаться в роль. Она соответствовала его душевному состоянию. Его искренность и непосредственность подкупали. Разве можно остаться равнодушным, когда твой кумир признается, что, как простой смертный, может быть уязвимым и неуверенным в себе? Даже те, кто относится к звездам реалити-шоу с предубеждением и оказались здесь случайно проходя мимо, останавливались послушать и проникались к нему симпатией.
Выступление прошло без сучка и задоринки. Пытка подошла к концу.
– А теперь на стенде нашего издательства вы можете купить книгу Валерия «За экраном» и получить автограф автора, – объявила ведущая.
Валерка с облегчением выдохнул, но тут из толпы раздался голос:
– Подождите! У меня вопрос.
Валерка похолодел. Этого не может быть. Наверное, он спит и ему снится кошмарный сон. К сцене протискивалась его мать. Она была подшофе, а одутловатое лицо, испещренное сеткой фиолетовых прожилок, яснее ясного говорило о ее пристрастиях.
Баба Валя тотчас осознала опасность, но что она могла поделать? Телевизионные камеры, точно дула пулеметов, нацелились на вновь прибывшую. Тащить ее из кадра силком и затеять потасовку означало лишь еще больше привлечь внимание. Мать, работая локтями, настойчиво пробиралась к подиуму, но охрана вовремя остановила ее.
Валерка оцепенел. Он не знал, что делать и что говорить. Зато мать была в ударе.
– Так-то ты относишься к родной матери? Я тебя растила, кормила-поила и что вижу взамен? Выжил меня из квартиры, выслал в Сибирь, с глаз долой. Сволочь! Мою квартиру занял, а я ючусь в развалюхе в деревне. Скажешь, не так? Тебе плевать, что с матерью. Что зенки-то прячешь? Стыдно правду-матку слушать?
Она громко рыгнула. Валерка готов был провалиться от стыда. Как мать могла вернуться в Москву? Откуда она узнала о книжной выставке и презентации его книги? Вопросы оставались без ответа. Не зная, что предпринять, он бросился сквозь толпу к выходу. Стрекотали камеры, мелькали вспышки фотоаппаратов. Масс-медиа готовились к новому потрясающему скандалу.
Глава 34
Телефонный звонок застал Валерку за вполне прозаическим занятием: он третий раз перемывал раковину на кухне. Валерка предпочел бы, чтобы его оставили в покое, но, увидев на дисплее имя продюсера, взял мобильник.
Евгений Борисович был по-отечески мягок и заботлив:
– Не дури. Из любого скандала можно сделать неплохой пиар.
– Вы думаете, я выгнал мать? Я ей дом купил. И денег посылаю столько, что и ей, и ее сожителю хватает. Она столько никогда в жизни не зарабатывала.
– Славно. Об этом и расскажешь корреспонденту. Главное, представить события в нужном свете.
Валерка запаниковал.
– Нет, я не могу ни с кем встречаться.
– Если ты исчезнешь, это будет означать, что ты признал свою вину. Ситуацию надо подогревать.
– Вы же знаете, я не сумею дать интервью.
Продюсер и сам понимал, что Валерка может наломать дров, поэтому нехотя согласился:
– Хорошо, возьми тайм-аут. Интервью мы сделаем сами. И если ты собираешься оставаться в шоу-бизнесе, запомни: скандал – это не катастрофа. Это благо.
Закончив разговор с продюсером, Валерка пошел в ванную и вымыл руки, а потом протер салфеткой телефон. После случая на книжной ярмарке параноидальное желание что-то мыть и убирать преследовало его постоянно.
В последнее время он много думал о словах Гриши. Слава действительно не принесла ему ничего хорошего. В самом деле, от матери можно было уйти на съемную квартиру, даже работая в салоне. Пришлось бы поднапрячься, зато мать и ее сожитель не висели бы на нем. А что он имел теперь? В отремонтированной квартире обосновалась мать, а он скрывался у Алика, пока тот ночевал у одной из своих пассий. С того злополучного инцидента на книжной выставке Валерка на люди носа не казал. А главное, он не видел выхода. Продюсер заверял, что хороший скандал – это топливо, которое подогревает популярность, но подобная известность отдавала душком.
Зазвонил домофон. Валерка притаился. Гостей он не ждал, но посетитель был настойчив. Валерка поднял трубку и коротко спросил:
– Кто?
– Да свои, – сказал Алик. – Ключи достать не могу. Руки заняты. Открывай скорей, а то у меня коробка тяжелая.
Валерка нажал на кнопку, впустил Алика в подъезд и пошел отпирать. Алик внес коробку из «Ашана», полную провизии.
– Как ты тут? – спросил он.
Валерка молча пожал плечами. Не в силах противиться навязчивому желанию, он принес из ванной тряпку и тщательно вытер с пола следы, а потом вымыл руки.
Алик продолжал:
– Пардон. Наследил. У тебя тут стерильность, как в операционной. Я кое-какой снеди принес, а то ты засел, как в бункере. Небось, еды никакой.
Он деловито выгрузил провизию на кухонный стол, открыл холодильник и воскликнул:
– У тебя с провиантом даже хуже, чем я думал! Ты сегодня ел?
– Не хочется.
– Аппетит приходит во время еды. Сейчас я что-нибудь сварганю. Яичницу будешь? – спросил Алик и сам же ответил: – Будешь, куда ты денешься. Пожарю свою фирменную, с зеленым лучком.
Пока сковородка разогревалась, Алик споро нарезал лук. Скоро яйца скворчали на кипящем масле. Кухня наполнилась аппетитным духом.
– О! То, что доктор прописал. Садись, – скомандовал Алик, раскладывая глазунью по тарелкам, и продолжал: – Все мы переживаем не лучшее время нашей жизни. Но знаешь, что было написано на кольце, которое носил царь Соломон?
– Ну?
– «И это пройдет». Понял?
– Ничего не пройдет, – отмахнулся Валерка.
– У меня тоже был момент – впору повеситься. Но жизнь на этом не кончается. Не раскисай. Вон у других звезд что ни день, то скандал. Сами раздувают из ничего.
– Ты прямо, как продюсер. Тот тоже говорит, что черный пиар ничуть не хуже белого.
– Ну вот видишь. Они тебя отмоют, не беспокойся.
– Алик, пойми, не нужен мне такой пиар. Больше всего я боялся, что люди увидят мою мамашу, и на тебе!
Алик спросил:
– Может, тебе лучше опрокинуть стопарь? У меня в баре имеется.
– Нет, – отказался Валерка. – На мать насмотрелся. Она тоже по чуть-чуть принимала, когда отец ушел. Для снятия стресса. Доснималась. Прикинь, из Красноярска приперлась. Как она только про выставку пронюхала?
– Узнать немудрено. За твоей жизнью вся страна следит с замиранием сердца.
– Ну уж ей-то это всегда было фиолетово. Ей главное, чтобы я деньги исправно посылал. Она в последнее время вконец обнаглела. Я на все шел. Чего ей не хватало? Нормальный дом купил, не развалюху какую-нибудь. Жила на полном довольствии. Курорт… Все включено. Зачем было устраивать скандал на людях? Чего она этим добилась?
– Вернулась в столицу.
– Ей эта столица, как таракану норковая шуба. Какая муха ее укусила, что она в Москву потащилась?
– Ты так и не понял? Это не ее решение.
– А чье же? Ее дружка, что ли? Тот вообще гоблин. Совсем мозги пропил.
– Квазимодо, открой глаза! За всем стоит режиссер, который умеет правильно поставить сцену.
– Нет, режиссер сам ничего не делает без одобрения продюсера. И потом они на такое не пойдут, даже ради пиара, – помотал головой Валерка и вдруг задумался. После встречи у Гриши, когда закадычные друзья детства предстали совсем в ином свете, он уже ни во что не верил. – Ты думаешь, это Сиротин?
– Успокойся, твой босс к этому непричастен.
– А кто тогда?
Алик не уставал удивляться Валеркиной простоте. Все-таки природа явно обделила его интеллектом. Мало того, что Квазимодо и в голову не пришло, кто может за этим стоять, так даже когда выкладываешь факты чуть ли не прямым текстом, он продолжает тупить. Алик подавил в себе раздражение.
– Кто знал о том, где находится твоя мать?
– Никто, кроме тамошней родни, – растерялся Валерка.
– А кроме меня кто-нибудь знал?
– Конечно, Гриша и Борька…
Внезапно в глазах у Валерки вспыхнула искра понимания.
– Неужели Борька? Но зачем?
– Месть. Думаешь, он простил, что ты пытался утащить у него монету? Вряд ли. Этот гад ничего не прощает.
– Но это ведь подло, – сказал Валерка.
– Моральный аспект его мало волнует. Ты знаешь, что Инга от него ушла?
– К тебе?
Алик невольно поморщился.
– Нет. Вернулась к родителям. Гриша сказал. А Борька теперь бесится, не знает, на ком зло сорвать. В нем яда скопилось, как у скорпиона.
– Я ведь даже не взял его монету. Зачем же так?
– Возомнил себя карающей дланью. Великий судия. Считает, что он недосягаем. Таким в школе темную устраивали. Отметелить бы его как следует, чтобы неповадно было свои сценарии по-живому разыгрывать.
– Согласен. Пойдем и набьем ему морду.
– Чего ты этим добьешься? Еще один скандальчик для пиара? Да и мне не по рангу потасовки устраивать. Сам-то он ручки не марает. Всю грязную работу за него делают другие. Надо действовать его же методами.
– Какими?
– Можно нанять парочку крепких ребят, чтобы поучили его уму-разуму.
– Нет. Это же криминал, – отказался Валерка.
– Брось! Его же никто убивать не собирается. Ну сломают пару ребер. В худшем случае почки отобьют. Деньги на лекарства у него есть. Подлечится. Или ты готов простить то, что он приволок твою мамашу и измазал тебя дерьмом с ног до головы?
– Нет… Но где мы возьмем таких ребят?
– Это моя забота. Правда, придется скинуться.