Лехины родители принимались за воспитание сына. Обычно это случалось после родительского собрания или когда Леха приносил двойку. Но на этот раз гром раздался среди ясного неба. До окончания четверти оставалось еще целых две недели. Казалось бы, радуйся жизни и дай радоваться другим. Ан нет. Папа ни с того ни с сего воспылал желанием посмотреть дневник сына. Нельзя сказать, чтобы положение у Лехи было катастрофическим, но и похвастаться было нечем.

Дневник выглядел настоящим ветераном. Он был потрепанным, как бестселлер с библиотечной полки, который пользовался повышенным спросом.

Листая страницы, папа заметно мрачнел.

— Так-так. Сплошные трояки, а по русскому — двойка!

Его тон не предвещал ничего хорошего.

— Я двойку исправил, — вставил Леха.

— Все равно. Хватит балбеса гонять. Скоро контрольные. Пора браться за ум. Вот тебе упражнения. Пока не сделаешь, на улицу не пойдешь.

Щедрой рукой папа галочками отметил нужные задания.

— Ты что? Это же за неделю не переписать! — ужаснулся Леха.

— Ничего. У тебя два дня впереди. За выходные управишься. Не грех иногда и напрячься, — сказал безжалостный папа.

Мама подхватила:

— И так целый год гулял. Конец года на носу, а он не чешется.

Леха глянул в окно. В такую погоду запереть его дома было бесчеловечно. Весна набирала силу, и все живое стремилось к солнцу. Леха трепыхнулся, чтобы донести до папы эту мысль, но хмурый родитель даже слушать не стал. Помилования ждать не приходилось.

После завтрака родители отправились по магазинам, а Леха остался корпеть над ненавистными упражнениями. Когда за ним, по обыкновению, забежал Женька, Леха тяжко вздохнул:

— Меня не пускают… Говорят, контрольные на носу. Ну ты же их знаешь.

Он с досадой махнул рукой.

— Что же, ты так и просидишь все выходные без окон, без дверей, как последний дуралей? — спросил Женька.

— Можно подумать, у меня есть выбор! — угрюмо огрызнулся Леха.

— Выбор есть у каждого, — философски заметил Женька и добавил: — Ты своих предков совсем распустил. Их воспитывать надо.

— Ну и сказанул! Как же, воспитаешь их! — фыркнул Леха.

— Воспитать можно кого угодно, только для этого сначала надо самому стать личностью, — заявил Женька.

— Ха! Да мои родители какую угодно личность в бараний рог свернут и не поперхнутся, — возразил Леха.

— Это потому что ты бесхарактерный.

Подобное заявление задело Леху не на шутку. Легко Женьке говорить, когда ему еще ни разу не запретили выходить во двор.

— Никакой я не бесхарактерный, — насупился он.

— Это мы сейчас проверим. Вот скажи: кто ты такой?

— В каком смысле?

— В самом прямом.

— Ну пацан.

— А еще?

— Ученик.

— А еще?

— Ну Потапов Леха. Чего ты пристал?

— А то, что это без характера ты — Леха. А с характером ты уже не Леха.

— А кто же я тогда, по-твоему? Пушкин, что ли? — усмехнулся Леха.

— Ты — узник. Жертва родительского деспотизма.

— Чего-о?! — вытаращился Леха.

— «Вскормленный в неволе орел молодой…», — продекламировал Женька, — вот ты кто. Понятно?

На Лехином челе отразилась усиленная работа мысли. Он медленно переварил сказанное, а потом решительно заявил:

— Да моему отцу хоть ястреб. Пока упражнения не напишу, гулянья мне видать.

— Это потому, что ты сам в себе личность не чувствуешь. Ты должен заявить о себе во всеуслышание.

— Орать, что ли, что я личность?

— Балда ты… «Орать», — передразнил его Женька. — Заявлять о себе надо делами. Что делают узники, чтобы привлечь к себе внимание?

— А я почем знаю? — пожал плечами Леха.

— Голодают они. Вот чего, — со знанием дела сказал Женька.

— Ты думаешь, поможет? — спросил Леха.

— Факт. Объяви голодовку и выстави свои требования, чтобы твои права не попирали.

— В смысле, чтоб гулять отпустили?

— Ну да. Прикинь, ты день не ешь, другой. А на третий…

— Налопаюсь. На фиг мне в понедельник голодным ходить? Все равно не до гулянья.

— Вот ты, Леха, все же дуболом. Я тебе дело советую, а ты все портишь. Ты же должен их в перспективе воспитывать.

— Это как? — не понял Леха.

— На будущее. Вот увидишь, на третий день у них сердце дрогнет. И тогда проси чего хочешь. Стоит только пригрозить, что объявишь голодовку, и они станут как шелковые. Средство проверенное.

Перспектива выглядела заманчиво, но Леху беспокоило одно обстоятельство.

— А вдруг я проголодаюсь?

— Наешься впрок, чтобы надолго хватило. Вон верблюд раз в три месяца ест — и ничего, — посоветовал Женька.

Не откладывая в долгий ящик, они достали из холодильника всякую снедь, и Леха стал готовиться к предстоящему испытанию. Вообще-то он недавно позавтракал и есть не хотелось, но ради дела нужно было постараться. Он без особого труда одолел банку шпрот и три сосиски. Четвертую пришлось пропихивать солеными помидорами. Дальше дело пошло еще тяжелее, но Леха проявил завидное упорство, прикончив яблоко и два апельсина.

Женька услужливо подсунул овсяное печенье, но Леха почувствовал, что у всякой личности есть предел возможностей. Кусок встал поперек горла.

— Всё! Больше я смотреть не могу на эту еду, — отдуваясь, пропыхтел он.

— Порядок. Значит, теперь ты готов. Все пройдет как по маслу, — потирая руки, подбодрил его Женька.

Перед обедом Леха с легким сердцем отказался от еды, но мама ничуть не обеспокоилась здоровьем сына. Она заглянула в холодильник и покачала головой:

— Немудрено, что ты не голодный. Это сколько же ты умял!

Сначала Леху обескуражило такое пренебрежение к его голодовке, но потом он вспомнил, что надо выставить требования.

— Это не поэтому. Я вообще объявляю голодовку! — торжественно произнес он.

— Что, объелся? — подмигнул папа, заходя на кухню. Его шутливый тон совсем выбил Леху из колеи.

Борец за свободу, заикаясь, пролепетал:

— Я требую, чтобы вы того… этого… — Леха тщетно пытался вспомнить умные слова, которые говорил Женька, но, как назло, под перекрестным взглядом родителей все складные речи вылетели из головы.

Наконец Леха выпалил:

— Чтоб вы не припирали мои права!

— Ах, вот в чем дело! — рассмеялась мама. — Ну вот что, припертый, есть захочешь — придешь.

— К тому же у тебя освободится лишних полчаса на упражнения, — заключил папа.

Женькин план дал осечку. Голодовка началась явно не так, как ожидалось.

Леха угрюмо поплелся к себе. В голове роились мрачные мысли: «Вот и объявляй после этого голодовку. Хорошо еще, наелся впрок».

Однако к вечеру Леха основательно проголодался и был не прочь поужинать. К тому же мама затеяла печь его любимый яблочный пирог. Аромат витал по всей квартире. Леха уже всерьез подумывал завязать с голодовкой, когда ему позвонил Женька:

— Ну как?

— Мама пирог печет. Яблочный.

— Подлизывается. Вот увидишь, они станут шелковыми, — сказал Женька.

— Ты думаешь?

— Сто пудов. Главное, держись и не поддавайся на провокации.

— Это как?

— Когда тебя позовут ужинать, прояви себя личностью. Ничего в рот не бери, пока все требования не выполнят. Держись, Леха!

— Ладно… — вздохнул Леха и повесил трубку.

Женьке было легко советовать. Попробовал бы он на голодный желудок нюхать мамин яблочный пирог. Леха стал ждать, пока его позовут. При этом он не был уверен, что сумеет проявить себя личностью. Впрочем, ему даже не дали возможности это сделать.

Мама с папой, как ни в чем не бывало, уселись уписывать пирог. Они даже не подумали о том, что в мире есть люди, которые голодают. Положение складывалось катастрофическое. Надо было срочно вызывать Женьку. При нем родители точно постесняются оставить сына без еды.

Леха набрал номер телефона.

— Жень, это я. Приходи. Срочно.

— А что такое?

— С родителями проблема. Я от голода умираю, а им хоть бы хны. Может, ты поможешь.

Не прошло и пяти минут, как в дверь позвонили. Увидев Женьку, мама радушно пригласила:

— Женечка, проходи. Я только что пирог испекла.

Она усадила гостя за стол и положила ему на тарелку большой кусок пирога.

— А Леха? — как бы невзначай спросил Женька.

— Он не хочет, — беспечно ответила мама.

Леха от возмущения и обиды даже не нашелся что сказать. Это была явная ложь.

Вместо Лехи ответил папа:

— У него разгрузочный день. Впрочем, ему не помешает немножко похудеть. Правда, сын?

Между тем мама продолжала потчевать Женьку:

— Да ты ешь, не стесняйся. Если Леша не хочет, зачем тебе сидеть впроголодь?

Женька обернулся к Лехе и одобрительно сказал:

— Молодец, Леха! Сильный характер.

Он в знак солидарности поднял сжатый кулак, а потом смачно откусил пирог.

Леха смотрел, как трое садистов на его глазах уплетают его любимый пирог. Зрелище было жестоким и мучительным. Чтобы напомнить о себе, Леха слабым голосом сказал:

— Некоторые голодающие даже сознание теряют. За ними «скорая помощь» приезжает.

— Тебе это не грозит, — возразила мама.

Лехе было обидно до слез, но при Женьке он решил выдержать характер. Пускай знает, кто тут личность, а кто садист-самоучка.

На следующее утро Леха подошел к папе и молча положил перед ним исписанную тетрадь.

— Уже сделал? — удивился папа.

Он просмотрел упражнения и одобрительно сказал:

— Смотри, как после голодовки на тебя просветление нашло. Можешь ведь, когда захочешь.

— Завтракать-то будешь? — поинтересовалась мама.

«Наконец-то спохватилась», — мрачно подумал Леха. Он был еще обижен, поэтому решил выдержать характер. Пускай поупрашивает.

— Что-то не хочется, — с деланным безразличием отказался он.

— Как знаешь, — передернула плечами мама.

В этот момент Леха понял, что уже достаточно проявил себя как личность и поспешно сказал:

— Только чуть-чуть.

Он никогда не ел с таким аппетитом.

После завтрака папа сказал:

— Иди погуляй, а после обеда займемся математикой.

— Хорошо, — безропотно кивнул Леха.

Сытый и довольный, он вышел во двор.

— Ну что, порядок? Воспитал своих? — спросил Женька.

— Угу, — немногословно ответил Леха.

— Я же говорил, станут как шелковые.

— Точно, — согласился Леха и подумал: «Ничего, что после обеда придется задачки решать. Может, даже к лучшему. Контрольные ведь на носу».