Склонившееся солнце высветило янтарем низкое западное оконце. Похожий на макаронину лысый одуванчик с наслаждением грел свою плешь под закатными лучами. Илья и Серега были так заняты обсуждением предстоящего похода, что не заметили возвращения Строжича. Лишь когда колдун входил в избу, ребята опомнились и тотчас благоразумно смолкли.

– Мне вроде как голоса послышались. Я думал, кто пришлый явился, ан никого. С кем это ты тут балакаешь? – удивленно спросил старик.

– Ни с кем. Сам с собой. То есть с собакой. В смысле, я говорю, а он слушает, – сбивчиво пролепетал Илья.

Серега с невинным видом уставился на старика, нарочито подняв одно ухо, старательно изображая внимательного слушателя.

– Знать, почудилось, – проговорил ведун, посмотрел на вылизанную миску и одобрительно сказал: – Теперича точно на поправку пошел. Когда брюхо сыто, оно и жизнь красна.

При упоминании о еде у Ильи заурчало в животе. «Кому красна, а кому не очень. Серега, оглоед, как пылесосом вымел. Хоть бы немного оставил!» – подумал Илья.

Он с укором глянул на волкодава, но на добродушной собачьей морде не было ни тени раскаяния. Ясное дело – сытый голодного не разумеет. Илья в очередной раз убедился, что здесь его никто не станет уговаривать скушать еще кусочек. Надо самому не плошать.

– А у вас больше ничего пожевать не найдется? – попросил он.

Мохнатые брови старика от удивления взметнулись вверх.

– Нетто голодный? Оно, конечно, еда найдется. Как не найтись. Ешь, пока рот свеж. Молодому – все на пользу.

Серега встрепенулся. Он и сам не прочь был еще перекусить. Похлебкой Серега только заморил червячка и не отказался бы от добавки. Опасаясь, что про него забудут, он из-за спины Строжича подавал Илье знаки, тыча лапой то в сторону миски, то себе в грудь. Со стороны это выглядело забавно, но Илья успел привыкнуть к новому облику товарища и сразу понял его пантомиму.

– Еще Серого бы покормить, – попросил он.

– Значит, твоего пса Серым кличут? Как волка. Он и похож. Ты об нем не тужи. Он не голодный. Вона на улице гора потрохов лежит, даже не понюхал.

Серега презрительно фыркнул. Хотя он и стал собакой, но не настолько, чтобы есть засиженную мухами падаль.

Колдун покосился на него и задумчиво произнес.

– Занятный у тебя пес. Никак я его натуру не пойму. Вроде как собака, а вроде нет. Больно чудной.

Строжич с самого начала приглядывался к волкодаву. Он много повидал на своем веку и знал повадки разных зверей, понимал язык птиц и змей, но в этой собаке его что-то настораживало.

У Ильи аж дух захватило от надвинувшейся опасности.

– Нет, обычная собака. Только в еде привередливый, – поспешно сказал Илья. – Он еще щенком привык есть то же, что мы. Типа, еда с нашего стола ему подходит. Он сырого мяса вообще не ест.

– А репу?

– Репу? – переспросил Илья.

– Ну да, репу. Он тут намедни грядку перепахал, репу выкапывал.

– Ах репу! Это его любимое блюдо. Как только репа поспеет, так смотри в оба. Чуть не доглядишь, он всю съест, – соврал Илья.

– Чудно. Чтоб собака репу хрястала. И ведь что дивно: выкопает, лапой до ручья докатит, от земли ополоснет, а только потом грызет.

– Так он чистоплотный. Как говорится, чистота – залог здоровья. Не помыв, ни за что есть не станет. Все удивляются, – беззастенчиво сочинял Илья, внутренне вскипая на Серегу.

«Тоже мне чистюля. Не мог немытой съесть, а мне выкручивайся. Дождется, что в него всадят осиновый кол. Поди потом докажи, что он не оборотень, а гость из будущего».

– Чудно, – повторил старик, но больше настаивать не стал. – Ты, вижу, уже героем. Подымайся, вместе шамать будем, и Серому твому останется.

Пока дед хлопотал возле печи, Илья перевел разговор в более безопасное русло:

– А до Новгорода отсюда далеко?

– До Новгорода-то? Не то чтоб очень. Коли не торопиться, так ден пять пути, а ежели поспешать, так можно и в трое уложиться.

– Сколько?! Пять дней?

– Так ведь ты недалече ушел. К мамке-то воротиться ближе будет. В полдни управишься. Вот только маленько отлежись.

Больше всего на свете Илья хотел «воротиться к мамке», но, к сожалению, от дома его отделяло не полдня пути, а почти восемьсот лет. По сравнению с этим поход до Новгорода был плевым делом, особенно если выйти на дорогу и поймать какую-нибудь попутную телегу.

– А как тут с транспортом? – поинтересовался Илья.

– Чего? – не понял старик.

– До Новгорода можно автостопом доехать?

Кустистые брови старика удивленно поползли вверх.

– Не-е, я такого не слыхал, чтоб на ступах ездили. Вот на лошадях – это да. В крайнем случае – на телегах.

– Да нет. Я имел в виду, чтобы на телеге подбросили, если по пути.

– А-а-а. Это можно. Ежели кто с телегой, так чего ж не подбросить? Токмо на телеге не везде проедешь. Потому все более пешими ходят, али на лошадях ездят.

– Ну дела. Значит, придется пять дней пёхом плюхать, – обескураженно произнес Илья.

– Куды ты торопишься? Нетто тебе мало досталося? Повремени, пострел. Сперва надобно на ноги крепко встать, а уж потом в путь отправляться. Через седьмицу не токмо ходить, бегать будешь, – сказал старик.

– Это сколько? Неделя, что ли? Нет, я столько ждать не могу. Мне надо срочно.

– Ишь прыткий какой. Быстрота только для ловли блох потребна.

– Да я и так уже два дня ноздрями мух бью.

– Вот ведь непосидячий какой! Рана еще токмо затянулася, а ему уж неймется. Видать, верно тебя Кречетом назвали. Говорят, ты больно бедовый. Ни одна драка без тебя не обходится, – покачал головой старик.

После происшествия в школе, когда Илья спрятался в кусты, эти слова звучали, как насмешка. Илья скосил взгляд, чтобы посмотреть, как на них отреагирует Серега, но тот и не думал смеяться над Ильей и припоминать ему постыдный эпизод. Все это осталось в прежней жизни. Теперь они были командой. А соревнования научили Серегу, что команда – это единый организм. В ней не должно быть раздоров.

Вытащив из печи горшок, Строжич поставил его на стол, положил перед Ильей ложку и сел.

– Прямо оттуда есть?

– А откудова же?

Серега, видя, что про него забыли, сел возле стола и уставился на горшок.

– А как же Серый? – спросил Илья.

– Что не доедим, то его будет. Он, поди, не ложкой черпает, хоть и репу хрустает. Ешь. Пока я ем, я глух и нем.

Старик зачерпнул ложкой густую похлебку. Наученный горьким опытом, Илья тоже приступил к трапезе, не дожидаясь повторного приглашения.

Остаток трапезы прошел в полном молчании. Серега жадным взором наблюдал, как похлебка исчезает из чугунка. Вкусный запах щекотал ноздри, и он опять вспомнил бездомных дворняг, которые толкутся возле ларьков со съестным в надежде, что им что-нибудь перепадет. Он подумал, что и сам сейчас напоминает такого пса, ждущего подачку, и ему стало стыдно. Он отошел и лег возле печи, нарочито отвернувшись от стола.

– Обиделся, что ли? Сейчас и тебе будет, – Строжич покачал головой. – Прямо не пес, а человек в песьей шкуре.

Закончив трапезу, он поставил горшок на пол и подозвал пса. Илья обомлел, глядя, как волкодав, опустив косматую морду в горшок, лакает оттуда похлебку. Конечно, он понимал, что это не собака, а Серега, но все же было непривычно, что все едят из одной и той же посуды.

– Да-а, гигиены никакой, – про себя пробормотал он.

– В наших лесах гиен точно нету. А пошто тебе гиена? – по-своему истолковал его слова Строжич.

– Чтоб потроха съесть, которые вы Серому давали, – быстро нашелся Илья.

– А ты, я вижу, шутковать мастак, – улыбнулся старик. – Кстати, тут мимо шел Пелгусий. Чай, помнишь такого?

Илья неопределенно промычал, с тревогой осознавая, что проблемы только начинаются. До сих пор он как-то не думал о том, что ему придется встретиться со здешней родней. Что тогда делать? Прикидываться, что отшибло память?

– Пелгусий-то как узнал, что наши рыжего мальчонку подобрали, так сразу и сказал, что это Илька Кречет. Больно у тебя шевелюра приметная, – доложил Строжич. – Он и сюды заходил, поглядел на тебя. Ты тогда в беспамятстве лежал. А на обратном пути обещался тебе зад надрать, чтоб мамку слушался, поперек батьки в пекло не лез. А то ишь надумал, сбег в ополчение молодого князя Олексы. Чай, у князя и без тебя найдется кому воевать. Так что лучше охолонись. А не то встренет он тебя и нажарит хворостиной по заду прямо перед всей княжеской дружиной, чтоб прежде срока в войники не подавался.

– Только этого не хватало, – угрюмо пробурчал Илья.

В нем все кипело от возмущения: «Ну тезка – омоновец недоделанный. Чего ему дома не сиделось? Поперся в дружину. Мало того что сам нарвался, так нет, еще и другим козью морду показал. Да какую! Нарочно не придумаешь: оказаться в берлоге колдуна и быть драным за чужие провинности».

К счастью, Строжич не слышал этого внутреннего монолога, поэтому добродушно сказал:

– Лежи и поправляйся. Куды тебе спешить? Вся жисть впереди.

– Вся жизнь?! Да вы что?! На фиг мне такая жизнь! Лучше уж в Новгород! – с жаром воскликнул Илья.

Он на мгновение представил, что он остался на всю жизнь в тринадцатом веке, и его прошиб холодный пот. В этот момент он готов был ползти неделю на четвереньках, лишь бы вернуться домой.

Серега оторвался от еды и, подняв одно ухо, прислушался к разговору. Его обуревали противоречивые чувства. Он понимал, что Строжич прав и Илье надо отлежаться. Но с другой стороны, тогда рухнет последняя надежда, что они попадут домой, и он был рад, что до Ильи это дошло. Он хотел бы ободрить приятеля, но в его положении лучше было вести себя тише воды, ниже травы.

Старик погрозил Илье пальцем и с напускной строгостью произнес:

– Что тебе в Новгороде? Медом, что ли, намазано?

– А князь Александр там?

– А где ж ему быть?

– Ну вот. Мне к нему нужно, – пояснил Илья.

– Ишь какой скорый. Не абы кого, князя ему подавай, – улыбнулся старик, и от уголков глаз лучиками разбежались морщинки. – Кака така важность у тебя к князю? Про шведов, что ль, упредить? Уж без тебя доложили. Пелгусий тоже не на прогулку в Новгород направился.

– Что?! Как же так? Значит, он грамоту понес? – упавшим голосом сказал Илья.

В голове ураганом пронеслась жуткая мысль. Если они не успеют выполнить данный Илькой Кречетом обет, то ускользнет последняя надежда вернуться домой. Илья представил, как родители станут обзванивать больницы и морги, но никакая милиция не поможет его разыскать.

Перед ним, как на киноленте, пронеслись его комната, двор, палатки у метро. Все, что прежде было будничным, стало недостижимым. Из глубины веков привычные вещи преобразовывались в нечто прекрасное. Даже ненавистная новая школа представлялась самой желанной в мире. Теперь Илье было удивительно, что его пугала какая-то плевая драка в школьном дворе. Ну дали бы пару раз в ухо – большое дело. Это же не ранение отравленной стрелой.

– Капитальный облом. Выходит, я больше никогда не вернусь домой? – вырвалось у него от безысходности, но Строжич поспешил его ободрить:

– Отчего ж не воротишься? Вот оклемаешься маленько и иди себе восвояси. Мамка, небось, все глаза выплакала. А покудова поправляйся. Слаб ты еще в поход отправляться. Помрешь на дороге. Не для того я тебя из лап Мораны вытащил, чтобы ты тотчас в них снова угодил.

– Если я не успею к князю – это хуже смерти!

– Вот ведь неугомонный какой! Ну давай, иди, коли можешь, – неожиданно согласился старик.

Илья растерялся. Только теперь он задумался, что и впрямь не знает, куда направляться.

Под выжидающим взглядом старика он встал и сделал несколько неверных шагов, но далеко уйти ему не удалось. Его силы иссякли гораздо быстрее, чем он думал, и он в изнеможении опустился на лавку подле стены.

– Что? Притомился? То-то, слухать надо, кто поумнее тебя. Завтра могёшь во двор выйти, коли силенок хватит, а про Новгород думать забудь. Куды тебе поспеть? Пелгусий, поди, ранее твоего в Новгород доберется, пред очами князя предстанет.

– А может, его тоже подстрелят или еще чего случится? Вдруг он заблудится и не дойдет? И тогда мы успеем, – слабо запротестовал Илья.

– И далеко ты такой уйдешь?

Старик был прав. Единственная шаткая надежда вернуться домой рухнула. Они потеряли слишком много времени, чтобы выполнить обет, а, скорее всего, другого способа преодолеть временной барьер не существовало. По Илье будто прошлись катком, не оставив в нем ни капли энергии. Да и к чему суетиться, если ты заранее обречен на провал?

Серый видел, что Илья совсем раскис. Если так пойдет дальше, то им придется до смерти куковать в тринадцатом веке. Илья был далеко не боец по натуре, поэтому Серега понимал, что должен быть сильным за двоих. Спорт научил его бороться, и неудача лишь прибавила ему решимости идти до конца. Серега хотел подбодрить Илью, но собачий облик принуждал его к немоте.

В памяти опять всплыла бездомная дворняга возле метро, с какой мольбой она смотрела в глаза прохожих. Наверное, тоже хотела что-то сказать. Серега со стыдом вспомнил, как пнул пса, а теперь сам оказался в собачьей шкуре. Он подошел к Илье, ткнулся носом в его ладонь и повилял хвостом. Илья поднял глаза на волкодава.

– Все. Сбой программы. Факир был пьян, и фокус не удался, – обреченно сказал Илья, обращаясь к Сереге.

– Эк тебя повело. Заговариваться начал. Давай-ка я тебя до лежанки доведу, – предложил Строжич.

Опираясь на жилистую руку колдуна, Илья добрел до лежанки и улегся на колкую подстилку из соломы. Все вдруг стало безразлично. Ему хотелось уснуть и больше не просыпаться. Он откинулся на подушки, тупо уставившись в бревенчатый потолок.

Строжич еще некоторое время хлопотал в горнице. Сползшее к горизонту солнце заглянуло в низкое оконце и залило избу яркой позолотой. Илья смежил веки. На душе у него было так пасмурно, что даже солнечный свет раздражал. К тому же говорить не хотелось. Он притворился, что спит.

В памяти всплыла уморительная комедия про пришельцев из Средневековья. Илья хохотал до упаду, глядя на их приключения. Нынешняя ситуация выглядела еще более комично. Оказаться в тринадцатом веке у обвешанного амулетами колдуна, да еще с говорящим псом в придачу – можно ухохотаться. Только ему было не до смеха.

Впрочем, жизнь продолжалась. Завтрашний день готовил для друзей новые сюрпризы.