Он вышел победителем. Теперь ОН будет диктовать людям правила. Растерянность инспекторши придала ему уверенности в себе, как будто подтверждая физический закон сохранения: если где-то убывает, то в другом месте прибывает.

Его охватило непреодолимое желание поскорее убраться из этого гнетущего места. Пока внутренние силы Олега были направлены на собственные переживания, его способность чувствовать потоки энергий внешнего мира дремала. Но стоило сбросить гнет проблем, как он с невероятной остротой ощутил, что воздух здешних помещений пропитан болью и ущербностью человеческих душ. Подобно тому, как пришедший с улицы ощущает, что спертый воздух больничных коридоров пропитан миазмами болезней, Олег втягивал в себя незримые испарения чужих страхов и отчаяния, но его восприятие шло не на уровне запахов или зрительных образов. Оно исходило из источника, глубину и суть которого он и сам не мог осознать.

Олег удивлялся, как работающие здесь люди изо дня в день пропускают через себя все эти отбросы, выхлопные газы страдающих или изуродованных душ. Внезапно ему подумалось, что если храмы строятся там, где от земли исходит животворная сила света и добра, то тюрьмы – это филиал преисподней на земле, а отделения милиции и суды – их облегченный вариант.

Олег едва сдерживался, чтобы не перейти на бег, но он не мог позволить себе проявление подобной слабости. Он был победителем, а победитель не бежит с поля битвы.

Последний поворот – и за ним пост при выходе из здания. За стеклянной будкой дежурного Олега ждал неприятный сюрприз. На краешке стула, ссутулившись, по-сиротски сидела мать. Олега кольнуло чувство вины. За все это время он ни разу о ней не вспомнил. Не то, чтобы он надеялся, что до нее не дойдет эта история. Слишком погруженный в собственные переживания, он вообще о ней не думал.

Инна Михайловна прибежала прямо с работы. Одетая в пуховик, теплые, вязаные рейтузы и сапоги на липучках, она выглядела, как рыночная торговка. На ее лице застыло выражение извечной скорби и покорности. Весь ее облик говорил о том, что на ней стоит клеймо хронической неудачницы. Не удивительно, что ее даже не пропустили внутрь.

При виде матери чувство могущества и победы угасло, а вместо этого юркой змейкой закралась гаденькая мыслишка, что мать Земского не торчала бы возле входа. Случись ей оказаться в подобном месте, она с гримасой брезгливости прошествовала бы мимо дежурного, даже не спрашивая разрешения. Такие, как она, были хозяевами положения, и все двери были бы для них открыты.

Инна Михайловна бросилась к сыну, как будто они не виделись год. Стыдясь бурного проявления чувств, а отчасти и ее вида, Олег смущенно отстранился.

– Все нормально, мам. А ты как здесь оказалась?

– Да вот сообщили, что ты в милиции. Дождалась, – с укором произнесла Инна Михайловна.

Олег промолчал. По сути, мать была права, и все же чувство вины уступило место протесту. Могла бы для начала разобраться, что к чему, а не клеить на него ярлык преступника. С каждым днем трещина, которая появилась в их отношениях, неумолимо расширялась, а сейчас грозила превратиться в пропасть.

Вопреки ожиданиям, по дороге домой мать ничего не спрашивала, а только тихонько утирала слезы. Однако это было худшим испытанием. Лучше бы она набросилась с упреками и руганью, тогда, по крайней мере, он мог бы защищаться, а так – неизвестно, как себя вести. Оправдываться в том, в чем не виноват? Или просить прощения просто так, потому что по заведенному правилу дети всегда просят прощения у родителей, и никогда наоборот?

В нем вскипело раздражение к ее молчаливой покорности судьбе. Мать настолько смирилась со своим амплуа неудачницы, что и ему навязала эту незавидную роль. Но он вырвется из заколдованного круга. Он непременно станет хозяином жизни.

В тягостном молчании они дошли до дома, поднялись в лифте и зашли в квартиру. Не в силах больше выносить бессловесные всхлипывания, Олег зло отчеканил:

– Между прочим, я не виноват. С Земским это просто совпадение.

– Как будто я и без того не знаю, что ты не виноват. Когда из милиции позвонили, я испугалась, что тебя избили. Сейчас ведь хулиганья полно. А мне говорят, ты организовал разбойное нападение. Тоже мне, нашли разбойника. Почему люди такие злые?

Олег опешил. Он ожидал тяжелого разговора, укоров и нудной лекции. Точно боксер перед поединком он приготовился отбивать атаки и нападения, и вдруг противник вместо того, чтобы завернуть хороший хук, распахнул руки для дружеского объятия.

– Ма, ты ведь правда не подумала, что я мог так поступить?

– Чтобы ты нанял кого-то избить? Да ты такой дурак, что скорее сам других защищать полезешь.

Олег не ожидал, что после всех ссор, попреков и непонимания мать безоговорочно примет его сторону. Все – учителя, одноклассники, даже участковый с инспекторшей были уверены в том, что он виноват, и лишь мать верила ему, не требуя никаких объяснений.

Глаза стали мокрыми. Он уткнулся лицом в ее плечо.

– Ну, успокойся. Все будет хорошо. Теперь все позади, – приговаривала Инна Михайловна.

Она боялась спугнуть волшебство момента. Ей хотелось, чтобы этот миг длился вечно. Сын, как в детстве, искал у нее утешения и, хотя ростом вымахал выше нее, он по-прежнему был ее Олежкой, ее маленьким, ласковым медвежонком.

Она гладила густые, шелковистые волосы сына, а в голове проносились горькие мысли. Почему мы не живем, а вечно подгоняем время? Ждем какого-то светлого часа. Пока дети маленькие, торопим – скорее бы повзрослели. А они, к сожалению, так быстро растут.

Исходящее от матери тепло и надежность окутывали Олега, залечивая раны. В последнее время моменты их семейного единения были слишком редкими. В порыве благодарности Олегу захотелось сказать матери что-нибудь приятное, поделиться с ней чувством могущества, которое он ощутил, когда по-настоящему поверил в свои способности. Он отстранился и произнес:

– Знаешь, теперь у нас все будет по-другому. Я стану зарабатывать много денег. Сапоги тебе куплю красивые, а не эти, чеботы на липучках.

– Куда мне ходить в красивых? На рынке в валенках удобнее, – грустно улыбнулась Инна Михайловна.

– Ты уйдешь с рынка. Если хочешь, будешь сидеть дома, а хочешь – вернешься в библиотеку. Тебе ведь там нравилось?

Инна Михайловна всегда вспоминала о прежней работе с грустью. Она никогда не ушла бы, если бы ей не надо было растить сына. Она заболела библиотекой с детства, когда в первый раз пришла и увидела стеллажи, полные книг. Ей казалось, она попала в сокровищницу. И позже, уже на работе, ей никогда не наскучивало заходить в хранилище и перебирать стоящие там томики.

Когда были новые поступления, ей нравилось делать для себя открытия, а потом делиться ими с читателями. Там с людьми можно было поговорить, и всегда находились темы для разговора. Прежде Инна Михайловна читала много разной литературы. Потребность к чтению жила в ней и по сей день, но теперь круг ее интересов сузился до дешевых романов в ярких, бумажных обложках, которые хотя бы ненадолго помогали ей вырваться из тисков действительности и пожить чужой, недосягаемо красивой жизнью.

– А по вечерам будешь ходить в театр. Ты ведь рассказывала, что раньше любила в театр ходить, – с энтузиазмом продолжал Олег.

– Я уже забыла, когда в последний раз была.

– Ничего, вспомнишь. Будешь хоть каждую неделю ходить.

– Болтун. Лучше я без театра обойдусь. Эта твоя затея с газетной торговлей мне совсем не нравится.

– Пусть газеты неудачники продают.

– Неужели решил серьезно учебой заняться? Я уж давно тебе твержу. Учись, пока у меня силы есть. Хоть на старости мне поможешь.

– Чего старости дожидаться? Если бизнес наладить, то уже сейчас можно неплохо зарабатывать.

– Ой, бизнесмен! Что ты еще придумал?

– Не смейся. Я умею читать чужие мысли.

– Ну-ну, читатель.

– Нет, правда. Вот подумай о чем-нибудь.

Олег уставился на мать и попытался войти в ее подсознание, но недавнее пребывание в милиции высосало из него всю энергию. Вдобавок ко всему ему мешала сосредоточиться скептическая ухмылка матери.

– Мам, ну ты чего ты улыбаешься?

– Что ж мне, плакать, что ли?

– Нет. Просто о чем-нибудь думай.

– Я и думаю. Дурачок ты еще. Под потолок вымахал, а ума ничуть не прибавилось, – покачала головой Инна Михайловна, окончательно сбив с начинающего ясновидца настрой.

После такого заключения читать ее мысли было абсурдно.

– Вот ты не веришь, а это правда. Мне только потренироваться надо. У меня еще не всегда получается, – проворчал Олег.

– Когда же ты вырастешь? Одна дурь в голове.

Олег понял, что доказывать что-либо сию минуту бесполезно. Как говорится, в своем отечестве пророка нет. Но у него было достаточно времени, чтобы заставить мать поверить в чудо.

Поужинав, Олег уставился в телевизор. Шел какой-то боевик. На экране то и дело стреляли, взрывали, поджигали, но голливудские коллизии оставляли его равнодушным. Мысли витали далеко. Он вспомнил дискотеку и дикую выходку Ирки. Чего ради она вдруг полезла целоваться? Олег не слишком верил в свои способности Казановы. Скорее всего, это какая-то дурацкая игра, правил которой он не знал, и от которой Маша тоже была не в восторге.

Не хватало, чтобы она подумала, будто они с Иркой заодно. Накануне ему так и не удалось с ней поговорить. Интересно, знает ли Маша о Земском и о милиции? А если знает то, как к этому отнеслась?

Ему хотелось позвонить девушке с пепельными волосами, но он знал, что никогда на это не решится. Олег боялся, что она бросит трубку, а если нет, то он все равно не сумеет ничего толком сказать. Присутствие матери делало объяснение невозможным.

Он думал о таинственном Игоре. Кто он? Как долго знает Машу? И встречаются ли они хоть изредка? А потом его мысли плавно перетекли на странные моменты прозрения, которые за последние сутки накатывали на него несколько раз и так же благополучно исчезали. Откуда вдруг на него свалился этот дар?

Олег мысленно вернулся в недавнее прошлое. Он медленно шел по лабиринту памяти, выхватывая из тьмы одно воспоминание за другим. Прежде его жизнь не изобиловала ни яркими событиями, ни сильными переживаниями. Все началось с несостоявшегося похода на концерт. За один вечер ему пришлось пережить несколько ударов. Сначала ссора с Машей, потом смерть длинноволосого. Впервые он видел смерть так близко, что почти ощутил холод, исходящий от плаща костлявой старухи. Вид распростертого на земле безжизненного тела производил шоковый эффект, но ведь не настолько, чтобы поехала крыша.

И вдруг Олега словно ошпарило. А что если его видения связаны с записанной на диске программой? Поначалу мысль показалась абсурдной, но другого объяснения он не находил. К тому же, это предположение можно было проверить. Если завести программу еще раз, его способность к телепатии должна усилиться.

Охваченный азартом исследователя, Олег встал и направился в свою комнату, не обращая внимания на накал страстей на экране телевизора. Обескураженный таким пренебрежением к его судьбе киногерой нажал на курок пистолета и обнаружил, что патроны кончились.

Инна Михайловна, которая отнюдь не была поклонницей боевиков и смотрела «мордобой» только из-за сына, проводила Олега удивленным взглядом.

– Куда это ты? – недоуменно спросила она.

– С компьютером надо разобраться, – сказал Олег.

– А кино смотреть не будешь?

– Нет. Там все одно и то же. Уже тыщу раз видел, – бросил Олег, чем окончательно привел мать в замешательство.

Сегодня Олежек был какой-то странный. Впрочем, ничего удивительного после всего, что ему довелось пережить. Решив, что лучше не приставать к нему с расспросами и разговорами, Инна Михайловна взяла пульт и, щелкая переключателем, стала искать программу по своему вкусу.

Вставив диск, Олег ощутил легкое волнение, как будто ожидал некоего откровения. На экране снова возникла пляска красок. Он некоторое время пялился на мелькание светотеней и цветовых пятен, пытаясь вникнуть в их суть, и пришел к окончательному выводу. Эти картинки никак не могли сыграть с его психикой такой трюк. Правда, в какой-то миг ему почудилось, что реальность растворяется и его уносит куда-то вглубь.

Олег стряхнул с себя наваждение. День был слишком длинным. Поняв, что если он не ляжет в постель, то снова уснет за компьютером, Олег выключил процессор и пошел разбирать диван.