В дачном поселке было тихо и пусто. За заборами дремали погребенные под снежными перинами дома. Все застыло. И только из трубы сторожки поднимался дым, внося в пейзаж живую струю.
На шум мотора из будки выскочил большой, кудлатый пес неведомой породы, но с явным присутствием в его родословной сенбернара. Пес пару раз гавкнул на проехавшую машину и снова залез в будку, видимо, решив, что выполнил свой собачий долг.
Основная дорога была расчищена, хотя, судя по всему, ею почти не пользовались. Боковые улочки замело. Машина доехала почти до конца и уперлась в снежную насыпь. Дом, куда они направились, стоял на отшибе, особняком от остальных дач. Темный сруб на фоне высоких елей. Зимой подъезда к нему не было. Нужно было пешком пересечь пустошь, которая летом превращалась в озерцо. В зимнюю пору оно замерзало, и к дому вела только узкая тропка, проторенная сторожем.
Из-под сугробов торчали острые листья сухой осоки и склонившиеся под тяжестью снега бархатные головки рогоза. Чистые, крахмальные сугробы сохранили первозданную белизну. Воздух пах свежестью и морозом.
Поездка на дачу была для Олега экзотикой. Он даже летом редко выбирался из города, а зимой оказался на природе впервые. Его охватило приятное возбуждение. Хотелось делать дурацкие поступки: кричать во весь голос, валяться в снегу. И в то же время природа действовала на него умиротворяющее. Он впитывал исходящие от нее мощь и спокойствие. Впервые за много дней опасения и страхи съежились и исчезли.
– Клево тут у вас! – восторженно произнес Олег, оглядываясь на Женю.
Девушка молча передернула плечами. Он мгновенно почувствовал тревожные нотки в ее настроении, и его радость несколько погасла.
– Ты чего? Что-то не так? – спросил он.
– Все так, – коротко отрезала Женя.
Ложь была очевидна. У Олега возникло мимолетное искушение заглянуть в мысли девушки, но он сдержался, оставляя за ней право на тайну.
Они зашли в калитку. Просторный участок больше походил на опушку леса. Посередине росла большая витиевато-скрученная сосна в стиле японской живописи. Чуть поодаль застенчиво стояла группка берез. Особняком от них раскинулась старая рябина. Задняя часть дома выходила на ельник. Готические шпили елей тянулись ввысь, а под их сводами даже в разгар дня царил полумрак.
Темный, приземистый сруб вписывался в пейзаж, не нарушая его первозданности. В нем было что-то былинное. Снег замел крыльцо, сгладив ступеньки.
Проржавевший замок поддался не сразу. Дверь открылась с обиженным скрипом. Половицы застонали под ногами. Дом будто укорял хозяев за то, что они покинули его.
В стылой горнице было сумрачно. Свет едва проникал через зашторенные окна. В затхлом воздухе стоял устойчивый запах сырости и плесени, как бывает в необжитом доме. Женя раздвинула шторы. Голубоватый, зимний свет просочился внутрь.
Комната была обставлена с большим вкусом и на редкость гармонично сочетала модерн и стилизацию под старину. Изразцовая печь, лоскутный ковер и прялка соседствовали со стереосистемой, современными диванами и светильниками. В напольной вазе стояла запыленная композиция из сухоцветов. На стенах висели картины и миниатюры, написанные маслом.
– У вас как в музее. Столько картин, – осмотревшись, сказал Олег.
– Это мамины.
– Она была художницей?
– Нет, просто любила рисовать. Однажды ей предлагали сделать персональную выставку, но она отказалась. Ты печку топить умеешь?
– Попробую.
– Раньше дрова были за домом, под навесом. Надеюсь, там что-то осталось. Дерзай, а я пока продукты разложу.
Выпроводив Олега, Женя обвела комнату взглядом, задерживаясь на полузабытых мелочах. В детстве она проводила в этом доме почти все летние месяцы. В его стенах жило много воспоминаний о тех счастливых днях, когда родители были живы. Возвращаться сюда было тяжко. С тех пор, когда она была здесь последний раз, время будто остановилось. В доме привидений память хранилась в концентрированном виде.
Когда Олег вернулся с охапкой дров, он увидел, что Женя все еще в задумчивости стоит посреди гостиной. Неразобранные сумки с продуктами лежали на полу.
– Эй, ты в порядке? – спросил Олег.
Женя вздрогнула.
– Холодно.
Отсыревшие дрова никак не хотели разгораться. Они тлели, заполняя комнату едким дымом, но постепенно огонь занялся, и скоро поленья задорно потрескивали в печи. Дом медленно наполнялся теплом.
Олег подумал, что хотел бы здесь жить. От каждой мелочи веяло уютом и светлой радостью, не то, что в их убогой квартире, где его раздражало буквально все. По сути, он так и не привык к ней и воспринимал ее, как место ночлега, а не как дом, куда хотелось возвращаться.
Пока он растапливал печку, Женя хозяйничала на кухне. Разложив продукты, она приготовила чай с бутербродами и принесла в гостиную. Горячий чай пришелся как нельзя кстати. Олег проголодался и набросился на еду, но, глядя на Женю, смутился. Девушка задумчиво сидела на диване, поджав под себя ноги и грея ладони о чашку. К еде она даже не притронулась.
– Что ты такая угрюмая? – спросил Олег.
– Я не люблю здесь бывать, – сказала Женя.
– Почему?
– Это старая дача. Папа построил новый особняк ближе к городу, чтобы можно было там жить круглый год. Но мама попросила, чтобы этот дом не продавали.
– Я бы тоже его ни за что не продал. Он светлый, – улыбнулся Олег.
– Да, большие окна наша семейная страсть, – кивнула Женя.
– Я не про окна.
– А про что?
– У меня бабушка говорила, что иконы бывают намоленные. Я тогда не понимал, как это. А теперь я это чувствую. Светлые и темные мысли ощущаются по-разному. Я не могу этого объяснить. А что с твоими родителями? – решился спросить Олег.
– Автокатастрофа, – коротко объяснила она.
– Давно?
– Три года назад.
Олег почувствовал, что ступил на запретную территорию. Этого вопроса было лучше не касаться. Сейчас, когда он едва не потерял мать, он понимал, как тяжело в одночасье лишиться обоих родителей. К тому же, судя по атмосфере, сохранившейся в доме, у них была хорошая семья.
Олег прошелся по комнате, разглядывая картины и со вкусом подобранные безделушки. Его внимание привлекла лежащая на подоконнике фотография Жени в обнимку с мужчиной намного старше нее. Прильнув друг к другу, они счастливо улыбались в объектив. Мужчина был полноватым, с редеющими волосами и крупным носом. Его вряд ли можно было назвать красавцем. Олега покоробило видеть Женю в объятиях такого старикана.
Он взял снимок в руки и внезапно ощутил пустоту. Людей с фотографии уже не было с живых. Или мертв только мужчина?
– Кто это? – спросил Олег.
– Мои родители.
У Олега вырвался вздох облегчения.
– Так это твоя мама? Такая молодая?
– Она всего на три года моложе отца. Просто всегда следила за собой.
– Ты так на нее похожа. Я сначала подумал, это ты.
– Когда она была жива, все говорили, что я ее полная противоположность.
– Не знаю. Может, по характеру, – сказал Олег, разглядывая снимок. Теперь он заметил, что женщина на фотографии старше, чем ему показалось на первый взгляд.
– Угу. Ее все любили. А я была выродком. Как говорят, в семье не без урода.
– Хорошенький урод, – невольно улыбнулся Олег. – А по-моему, родители тебя очень любили.
– Заткнись! Ты еще будешь тут мне на психику давить, – резко оборвала его Женя.
– Ты чего взбесилась?
– Не твое дело.
– Мое. Что ты сидишь, как сыч?
– Да пошел ты! Кто ты такой, чтобы лезть в мою жизнь, – окрысилась Женя.
– Ты же влезла в мою. Я тебя, между прочим, тоже не просил. Так что не выделывайся. Лучше бутерброд съешь. Больше пользы будет.
– Я здесь буду командовать, понятно?
– Упасть? – спросил Олег.
– Чего? – не поняла Женя.
– Ну, может, мне упасть и отжаться?
– Ах ты…
Женя вскочила и в ярости сжала кулаки. Олег тоже, не торопясь, поднялся с кресла. Они сверлили друг друга взглядом. Олег ощутил, как уязвима Женя. Сейчас ему ничего не стоило пролистать сокровенные файлы ее сознания. Его почти засасывало в ее мысли, и ему пришлось приложить усилие воли, чтобы удержаться от искушения. Он и сам не мог объяснить подобной щепетильности. Женя интриговала его, но по какой-то непонятной причине, Олег установил для себя табу на проникновение в потайные уголки ее души.
Он резко отвел взгляд. Женя устало опустилась на диван.
– Ладно, забудь. Просто вспомнила всякое.
Олег неосознанно провел тыльной стороной ладони по Жениной щеке, взял за подбородок и поддернул вверх.
– Жизнь это прекрасная штука, если уметь ею пользоваться.
Женя вздрогнула и в ужасе уставилась на Олега. Это был жест и слова отца, когда тот ее успокаивал. Отец точно также брал гладил ее по щеке и произносил эту самую фразу. На мгновение ей почудилось, что отец здесь и говорит с ней устами Олега.
– Почему ты это сказал? – спросила Женя.
Олегу стало неловко за свой странный поступок.
– А разве не так? – смущенно проговорил он.
Несколько мгновений в комнате стояла тишина, а потом Женя медленно произнесла:
– Может быть, даже лучше, если я тебе обо всем расскажу. За все когда-нибудь надо отвечать.
– О чем ты?
– О родителях. Я их убила.
– Что? – переспросил Олег.
Он подумал, что ослышался. Он ожидал услышать что угодно, только не такое признание.
– Я их убила, – бесцветным голосом повторила Женя.
– Ты… – он хотел сказать «шутишь», но слово вряд ли было уместно, поэтому он тупо спросил: – Как?
Женя три года таскала на себе веригу вины и рядилась в непрошибаемую, железную леди. Но оказалось, что маска не приросла. Под ней по-прежнему зияла рана. Женя вдруг осознала, как устала нести этот груз. Слова потекли сами.
– Они собирались сюда на выходные. Мама любила этот дом больше, чем новый. Здесь почти все сделано ее руками. А я хотела остаться в городе. Мы сильно поругались. Им не нравилась моя тогдашняя компания. Отец сказал, что если я с ними не поеду, то он меня запрет, и я буду сидеть дома, пока они не вернутся. Я тогда сильно взбесилась. Наорала, что мне без них лучше, и я буду рада, если они вообще не вернутся. И они не вернулись. Грузовик вылетел на встречную полосу. От машины остался лом. Папа умер сразу, а мама, не приходя в сознание, в больнице. Я даже не успела ее повидать.
– Но… это же случайность.
– Случайность? – Женя помотала головой. – Нет. Я все время думаю, что если бы тогда так не сказала, они бы остались живы. Говорят, мысли материальны.
– Но не настолько же. Мало ли что люди друг другу говорят, – пытался успокоить ее Олег. Он вспомнил, как винил себя в том, что случилось с матерью.
– Ты не знаешь всего. Я ревновала маму к отцу. Он был такой обаятельный, эрудированный, блестящий. Всегда в центре внимания. А она жила у него в тени. Такая серая мышка, хотя знала три языка, была талантлива, – Женя махнула в сторону картин, – но у нее совсем не было амбиций.
Олег представил себе полу лысого, носатого старикана с фотографии и его ослепительно красивую жену. Казалось, Женя говорит о других людях.
– Я ее часто нарочно доводила. Все делала ей назло, – продолжала Женя. – Мне хотелось, чтобы она рассердилась, проявила характер. А она только улыбалась. Меня просто бесило ее ангельское терпение. Однажды ей предложили сделать выставку, а она отказалась. Я тогда наговорила ей гадостей, что презираю за то, что она прозябает в домохозяйках. А она сказала, что это и есть ее призвание.
Женя на мгновение замолкла, вороша свои воспоминания, и грустно улыбнулась.
– Отец ее обожал. Женщины по нему с ума сходили, а ему нужна была только мама. Как-то я спросила, как ему может нравиться ее бесхребетность. А он ответил, что это не бесхребетность, а мудрость и когда-нибудь я это пойму. Все называли ее ангелом. Она, в самом деле, была ангелом. Единственный ангел на грешной земле. За что ей была послана я? Она была по-настоящему доброй, а я делала ее жизнь невыносимой.
– Знаешь, я тоже не сахар. В последнее время мы с матерью цапались чуть ли не каждый день. Она после этого сердечные пила, а я думал, это она нарочно, чтобы мне стыдно стало. Даже не заметил, что у нее инфаркт был.
– У тебя она жива. Все еще можно исправить, – возразила Женя.
– На тебя твоя мама обижалась?
– Она вообще ни на кого не обижалась.
– Что же ты копишь обиды? У тебя ведь вся жизнь впереди. Чтобы вылезти из ямы, надо хорошее искать, – Олег неожиданно для себя отметил, что приводит доводы бабы Нюры.
– Жизнь это прекрасная штука, если уметь ею пользоваться, – с оттеном грусти проговорила Женя.
Она соскользнула с дивана и опустилась на пол подле Олега. Взяв его за руку, она провела тыльной стороной его ладони по своей щеке.
– Это слова моего отца.
В ее зрачках задрожали блики, и Женя разрыдалась горько и безутешно, впервые за три долгие года. Она не плакала даже на похоронах родителей, и теперь все скопившиеся слезы вырвались наружу.
Олег присел рядом и инстинктивно обнял плачущую девушку. Она вцепилась в него, как утопающий хватается за спасателя. Так они сидели рядом, прижавшись друг к другу.
Выплакавшись, Женя задремала. Олег осторожно перенес ее на диван и накрыл пледом. Она спала, как маленькая девочка, положив под щеку ладонь, и выглядела трогательно и беззащитно. Олег про себя улыбнулся. В нем вдруг поселилась странная уверенность, что он будет с этой девчонкой до конца жизни. Мысль была абсурдной, но судьба часто делает невероятные повороты.