Дом № 7 по Луизиной улице выглядит снаружи как все другие дома. Дом имеет подвал, над которым возвышается три этажа, а под крышей есть еще мансарда. Штукатурка на доме кое-где отвалилась, точно так же, как на соседних домах.

Глядя на этот дом, никак не скажешь, что за его стенами может случиться что-нибудь необыкновенное.

И все же это так!

В доме № 7 случилось нечто даже совершенно чудовищное.

Но прежде чем обо всем рассказать, я должен представить вам обитателей дома. Начнем сверху.

Под самой крышей дома, на мансарде, проще называемой чердаком, живет фрейлейн Амалия Мельштойбль. Она очень стара и очень одинока. Для компании она держит канарейку. Канарейку звать Марио Ланца, потому что у нее отличный голос — колоратурное сопрано.

Этажом ниже живет семья Шайбль. Мать, отец и пять дочерей. Старшую зовут Клара, ее рост один метр семьдесят сантиметров. Младшая, которую зовут Нанна, едва достигла семидесяти сантиметров. В этой же квартире еще живет мышка, по прозвищу Запятая. Но об этом знает только один-единственный член семьи Шайбль — кто, вы узнаете позже.

На втором этаже живет художник по фамилии Берингер. У него поселилась кошка, которая всегда залезает в окно с крыши соседнего дома. Господин Берингер зовет ее Аглая. Она может приходить и уходить, когда ей вздумается. Для этого художник всегда держит форточку открытой.

На первом этаже живет мясник Румкоп. Его жену звать Луиза: так же, как и улицу, на которой стоит дом № 7. Собаку мясника звать Аякс. Так же, как и многих других овчарок.

Но самые главные герои нашей повести живут в подвале: профессор Розкам и его племянник Мартин.

Профессор Розкам изучает животных. Он занимается речью животных и птиц. А его племянник Мартин — настоящий изобретатель и мастер на все руки, несмотря на свои тринадцать лет. С помощью дяди он сконструировал Машину, которая стоит в столовой — как войдешь, сразу за дверью.

Давайте рассмотрим эту Машину поближе: ясно, что ее приводит в действие электричество — это видно по проводам, которые идут к розетке. Но это не столь важно.

Самое важное в Машине — это множество рычагов и громкоговорителей. И микрофоны. Если вы внимательно приглядитесь, то увидите на рычагах и громкоговорителях маленькие картинки, на которых нарисованы разные птицы и животные: петух, курица, птица, мышь, кошка. На других нарисованы буквы: «фр.», «нем.», «лат.», «англ.», «русск.».

Объясняется все просто: микрофонов, как вы видите, только два. Один микрофон предназначен для людей, другой — для животных. В левый микрофон, предназначенный для людей, вы можете наговорить все, что хотите — на русском, французском, латинском или любом другом языке: как вам будет угодно! В правый микрофон можно лаять, мяукать, свистеть или рычать. В зависимости от того, что вы за животное.

Теперь начинается самое главное: все, что вы наговорили, Машина тут же переведет на любой другой язык — достаточно повернуть рычаг! Например: вы произносите в левый микрофон какую-нибудь фразу. Допустим: «Огурцы в этом году очень дороги!» После этого вы поворачиваете рычаг, на котором нарисована собака, и в тот же момент из собачьего громкоговорителя раздается перевод:

«Гав гургав огургав гававав гав гав!»

Или вы попросите какую-нибудь мышь пропищать что-либо в правый микрофон, например:

«Пишка, миайя пидьма!»

После этого вы поворачиваете рычаг с надписью «русск.», и в тот же момент раздается перевод из русского громкоговорителя:

«Кошка Аглая — ведьма!»

Удивительная машина, которую сконструировал Мартин с помощью своего дяди — это Говорящая Машина!

Первый раз Машина была испробована в понедельник на прошлой неделе. Профессор Рокзам пригласил на эти испытания всех жильцов дома, вместе с их домашними животными. Но не сразу всех, а по очереди, «ибо, — как говорит профессор Розкам, — во всем необходим метод!»

Первой появилась фрейлейн Амалия Мельштойбль со своей канарейкой Марио Ланца. Она осторожно поставила клетку с канарейкой на столик возле Говорящей Машины, все время приговаривая: «Тю-тю-тю, ах ты мой миленький, тю-тю-тю!»

Мартин направил правый микрофон на канарейку и включил рубильник с надписью «нем.». После этого он повернулся к дядюшке и прошептал: «Представляю, какие нежности мы сейчас услышим!»

Мартин, однако, ошибся.

Из репродуктора вдруг загрохотало так, что все вздрогнули:

«Проклятье! Гром и молния! Черт подери! Доколе со мной будут обращаться, как с младенцем! В конце концов, я уже взрослая и уважающая себя канарейка!»

Профессор Розкам быстро выключил Говорящую Машину. В наступившей тишине раздавалось мелодичное щебетанье канарейки.

Фрейлейн Мельштойбль стояла бледная, как полотно.

«Что это? Неужели она ругается?» — спросила старушка тихим дрожащим голосом.

«Да, — ответил Мартин, ужаснувшийся не менее самой хозяйки, — она отлично ругается!»

«Откуда это у нее?» — рассеянно спросила старая дама.

«Во всяком случае, не от меня, — сказал профессор Розкам, — очевидно, она научилась этому у воробьев!»

Канарейка, между тем, продолжала щебетать как сумасшедшая. Она хотела, чтоб ей опять дали слово.

Тогда Мартин подошел к клетке и сказал: «Если ты нам обещаешь, что будешь говорить разумно и перестанешь ругаться, Машина переведет твои замечания. Договорились?»

Птица продолжала невозмутимо чирикать. Только тогда Мартин вспомнил, что канарейка его не понимает, что нужно сначала перевести ей человеческую речь с помощью Машины. Он повторил свое предложение в левый микрофон и повернул рычаг птичьего перевода.

Машина оглушительно защебетала:

«Ви, да фи пици ри!..»

Канарейка сейчас же замолчала, внимательно выслушала перевод и кивнула головой.

Мартин переключил рычаги, и Машина перевела все, что канарейка нащебетала в правый микрофон. Означало это следующее:

«Уважаемая Амалия Мельштойбль! Вы пригласили меня на роль певицы, не так ли?»

«Да», — прошептала Амалия.

«За это я получаю два раза в день птичий корм и два раза воду; кроме этого, вы раз в неделю чистите мою клетку. Это верно?»

Фрейлейн смущенно кивнула головой.

«Вы дали мне имя Марио Ланца, — продолжала канарейка, — это имя обязывает. Поэтому я стараюсь и извлекаю из своего горле наипрелестнейшие звуки. Это так?» — продолжала канарейка.

Фрейлейн Мельштойбль молча кивнула.

«Теперь слушайте меня, моя дорогая, — продолжала канарейка. — Если верно все, что я тут говорила, то справедливо ли обращаться со мной, как с грудным ребенком? Считаете ли вы, что это правильно, обращаться ко мне — пре-крас-ней-шей певице! — на „ты“ и без конца говорить мне „тю-тю-тю“?»

Бледная фрейлейн затрясла головой. Она лишилась речи. Это канарейке понравилось. Она удовлетворенно кивнула и продолжала:

«Так как мы достигли полного согласия в отношении обращения со мной, я хочу в благодарность спеть вам одну песню, которую я как-то сочинила и положила на музыку специально для вас!»

И канарейка Марио Ланца запела:

Профессор Розкам кашлянул и выключил Машину. Птица замолчала, фрейлейн тоже молчала. Мартин смущенно переступал с ноги на ногу.

К счастью, в этот щекотливый момент в дверь постучали, и в комнату вошел художник Берингер. На руках он держал кошку Аглаю.

Художник сейчас же обратился к фрейлейн Амалии:

«Ну, как машина — не опасна?»

Вопрос привел старушку в чувство, и она защебетала сладким голосом:

«Совершенно прелестная машина, господин Берингер! Безобидная, совершенно безобидная!»

После этого она схватила клетку с канарейкой и выскользнула в коридор. Однако можно было слышать, как она сказала, затворяя за собой дверь:

«Вы были крайне бестактны, Марио Ланца! Радуйтесь, что я не ябеда!»

«С кем она там разговаривает?» — спросил художник.

«С канарейкой», — ответил Мартин.

Молча взял он из рук художника кошку Аглаю и бережно положил ее на столик перед Говорящей Машиной. Кошка мурлыкала что-то себе под нос.

Профессор Розкам включил Машину, и та стала тихо переводить кошкино мурлыканье:

«Хотела бы я знать, ради чего таскают меня по диким чужим комнатам и кладут на столы, пахнущие канарейками. Я не привыкла к таким грубостям. Обычно художник очень вежлив. Я разрешаю ему обеспечивать меня едой и теплом, но большего я ему никогда не разрешала. Сейчас он зашел слишком далеко».

Вдруг она замолчала, и ее мерцающие глаза заскользили по лицам присутствующих: очевидно, она заметила, что ее поняли.

Художник Берингер рассмеялся и крикнул: «Разве это не божественная кошка? Она разрешает мне обеспечивать ее едой и теплом! Как это великодушно с ее стороны! Ха-ха-ха!»

После этого восклицания кошка опять замурлыкала, и Машина тотчас стала переводить следующее:

«Что я великодушна, господин Берингер, мне известно самой! При таком беспорядочном образе жизни, как у вас, любая собака давно подала бы в отставку! Но меня это не смущает. Меню ваших обедов меня тоже смущает мало. Обеды, конечно, не блестящие, но терпеть можно. Хотелось бы побольше печенки. Телячьей печенки. Но это между прочим. Гораздо важнее то, что я теперь могу сообщить вам с помощью этой Машины, а именно: в ваших картинах вы употребляете слишком много красной краски! Вы накладываете ее на холст слишком толстыми мазками! С красной краской надо обходиться осторожнее и бережливее, мой дорогой, намного бережливее!»

Художник наморщил нос и поднял кверху брови. Мартин хотел было переключить Машину на перевод человеческой речи, чтобы художник обратился к кошке, но Аглая предупредила Мартина. Она сказала:

«Я понимаю человеческую речь. Можете отвечать мне просто так, без помощи Машины».

«Хорошо, — сказал художник. — Тогда я вам отвечу! Почему я так часто употребляю красную краску? Во-первых, потому, что это не ваше дело! Во-вторых — красная краска, как вам известно, это цвет жизни…»

Но его слова были прерваны грохочущими шагами, кто-то спускался по лестнице.

«Это мясник Румкоп со своей овчаркой», — сказал профессор Розкам. После этого он обратился к Аглае и художнику Берингеру и предложил им отложить на время спор о красной краске. Ибо сейчас назначен визит господина Румкопа с собакой, а во всем необходимо, в конце концов, соблюдать метод.

«Хорошо, — сказал художник. — Тогда мы придем завтра в это же время!»

Аглая тотчас принялась мяукать, и Машина перевела:

«Завтра у меня в это время свидание на соседней крыше. Может быть, нам удастся собраться здесь послезавтра? Примерно около трех часов ночи».

«Меня устраивает», — бодро сказал художник.

«Тогда возьмите себе ключи от моей квартиры, — сказал профессор Розкам. — Потому что мы в это время спим».

«Как обращаться с Машиной, я вам объясню завтра», — добавил Мартин.

В это время открылась дверь, и в комнату вступил Аякс — немецкая овчарка — со своим господином на поводке.

Аглая равнодушно скользнула мимо собаки к выходу. Оба прекрасно знали друг друга и считали смехотворным ссориться на удовольствие людям.

«Ну, маэстро Берингер, — громко крикнул мясник, — что вам рассказала эта чудо-машина?»

Художник сначала смерил взглядом собаку, потом мясника и сказал: «Приготовьтесь кое к чему, господин Румкоп!»

После этого он последовал за кошкой, тихо притворив за собою дверь.

Мясник был озадачен:

«К чему это мне надо приготовиться?» — спросил он.

«Может быть, к тому, что вы услышите от собаки», — сказал Мартин.

«Наша Машина в состоянии перевести собачий лай в благородное звучание человечьего языка», — сказал профессор Розкам.

Румкоп засунул два пальца за воротник рубашки:

«Так, так!» — пробурчал он.

После краткого размышления он, наконец, объявил:

«Ну, хорошо! Давайте начнем, чтобы поскорее кончить! Где должна встать собака?»

«На этот стол, пожалуйста!»

«Порядок!» — мясник положил свою волосатую руку на стол и скомандовал:

«Аякс, хоп!»

Пес вспрыгнул на стол. Там он улегся, навострил уши и внимательно глядел на Румкопа.

«Теперь ваша очередь!» — обратился мясник к профессору.

Но Мартин опередил своего дядю. Он включил Машину и сказал собаке:

«Ну, Аякс, расскажи нам что-нибудь!»

Пес только мельком взглянул на Мартина. Оставаясь немым, он не отрывал глаз от хозяина.

Тогда в беседу включился профессор Розкам. Он сказал в человеческий микрофон: «Аякс, послушай-ка меня! Если ты хочешь сообщить хозяину о каких-нибудь своих просьбах или пожеланиях, ты можешь сейчас это сделать!»

Машина перевела эти слова на собачий язык, и Румкоп утвердительно кивнул головой.

Только теперь Аякс отреагировал на слова профессора, переведенные Машиной. Навострив уши, он еще раз посмотрел на хозяина и залаял.

Мартин снова переключил Машину. Начало собачьей речи пропало. Но смысл ее все поняли. Аякс сказал:

«… привык повиноваться, когда я получаю ясные и четкие приказы. Это делает Румкоп».

После этих слов мясник весь просиял. Пес продолжал:

«Он мог бы давать мне побольше мяса. Но, очевидно, он беспокоится о моей фигуре. Поэтому я на него не обижаюсь».

Румкоп крикнул: «Ну? Пожалуйста!» — и просиял еще сильнее. Пес продолжал:

«Во время прогулок он держит меня на очень коротком поводке. Но это потому, что я должен идти в ногу с хозяином. Значит, это мне же на пользу!»

На этот раз мясник крякнул от удовольствия, ударив себя по ляжкам. Пес продолжал:

«В лавке я должен часами лежать под столом. Но, очевидно, я должен научиться терпению. Так что я на это тоже не жалуюсь».

Пес перестал лаять, Машина замолчала, а профессор и Мартин смотрели на собаку, покачивая головами. Румкоп же был вне себя от гордости.

«Ну! — крикнул он. — Что я вам говорил? Это ли не разумная собака? Она знает, что ей надо!»

«Нет, она знает, что вам надо», — возразил профессор Розкам.

«Это одно и то же!» — рассмеялся мясник.

После этого он крикнул: «Хоп, Аякс!» — и, когда пес спрыгнул, взял его на короткий поводок, ткнул ему пальцем в лоб и покинул озадаченных изобретателей Говорящей Машины.

«Загадочная собачья душа!» — сказал Мартин.

«Для меня, как для исследователя животных, все это чрезвычайно интересно!» — сказал профессор.

В этот момент послышался писк.

Оба огляделись. Они подумали, что это Машина — что в ней что-то неисправно… Но это была не Машина. Это была мышь. Она сидела на столе и указывала передними лапками на микрофон.

«Еще один клиент», — вздохнул Мартин. После этого ом включил рычаг для мышей.

Мышь запищала, и из Говорящей Машины раздался вопрос:

«Можно мне теперь говорить?»

Когда профессор кивнул, мышь сказала: «Я совершенно случайно подслушала разговоры между жильцами дома и домашними животными».

«Случайно никогда не подслушивают», — вмешался Мартин. Но мышь его не поняла. Она продолжала: «Если вы разрешите, я тоже хотела бы поговорить со своими людьми».

Мартин переключил Машину и спросил: «Кто ваши люди?»

«Мои люди, — ответила мышь после переключения Машины, — мои люди носят фамилию Шайбль, третий этаж. Я являюсь у них домашним животным. Но об этом знает только один член семьи Шайбль. Поэтому я и хочу представиться всем членам семьи. Это возможно?»

Профессор кивнул и послал Мартина на третий этаж.

Спустя некоторое время вся семья Шайбль, предводительствуемая Мартином, спустилась в подвал: мать, отец и все пять дочерей.

Профессор Розкам поставил их полукругом перед микрофоном и сказал: «Ваша квартирантка хочет вам представиться».

«Наша квартирантка?» — хором переспросили все шесть Шайблей. Только Нанна, самая младшая, ничего не спросила. Она скосила глаза на мышку, стоящую перед микрофоном, и казалась несколько смущенной.

Мартин указал на мышь и коротко пояснил: «Вон сидит ваша сожительница. Она сейчас будет с вами говорить с помощью нашей Машины».

В тот же момент мышь стала попискивать, а Машина принялась переводить. Шайбли слушали, разинув рты.

«Милая семья Шайбль! — сказала мышь. — Я уже давно хотела вам представиться. До сих пор я, к сожалению, имела честь знать только одну из вас…»

«Одну из нас?» — спросили шесть Шайблей и растерянно оглядели друг друга. Только Нанна смотрела в пол. Но никто не обратил на это внимания, ибо мышь продолжала говорить и приковала к себе внимание всех.

«Так как я происхожу из очень знатной семьи, — продолжала мышь, — я хочу представиться вам стихами. Порой стихами выразиться легче, нежели прозой».

Профессор Розкам одобрительно кивнул, мышь тоненько откашлялась и начала декламировать:

Когда мышь кончила, профессор Розкам захлопал в ладоши, его примеру последовал Мартин и все Шайбли. Особенно громко захлопала Нанна, все время осторожно поглядывая на родителей.

Мышь Запятая отвесила всем льстивый поклон.

Мартин опять переключил Машину, и господин Шайбль, глава семьи, сказал в человеческий микрофон:

«Милая фрейлейн Запятая! К сожалению, я не умею говорить стихами. Но и в прозе сумею вас заверить, что с сегодняшнего дня мы с радостью будем считать вас нашей шестой девочкой! Принимаем вас в нашу семью! Нехорошо поступала до сих пор Нанна, скрывая от нас ваше милое общество!»

«Я же не могла знать, что вы любите мышей!» — крикнула Нанна.

«Да, теперь ты это знаешь!» — рассмеялась фрау Шайбль. Она приблизилась к мышке, протянула ей руку и та, вспрыгнув на ладонь, весело перебежала по руке на плечо.

В наилучшем настроении, обретя нового члена семьи, покинули Шайбли подвал и поднялись к себе на третий этаж.

Профессор Розкам закрыл за ними дверь и сказал Мартину: «День был чрезвычайно интересным!»

К сожалению, впереди их ожидало нечто еще более интересное. В полночь за дверью раздался оглушительный лай, и когда заспанный Мартин, одетый в пижаму, открыл дверь, в комнату влетел Аякс, вспрыгнул на стол перед Говорящей Машиной и требовательно посмотрел на мальчика.

Мартину не оставалось ничего другого, как включить Машину. Мартин узнал от собаки, что мясник Румкоп спятил (во всяком случае — по утверждению Аякса). Ибо Румкоп потребовал от пса, чтобы тот доказал свое послушание новыми штуками: ходил бы на задних лапах, прыгал через спинку кухонного стула и приносил ему по первому требованию ночные туфли. Пес был очень обязательным существом, но тут он решил, что хозяин зашел чересчур далеко. Он требовал немедленных переговоров с хозяином. С помощью Говорящей Машины.

С большим трудом удалось Мартину успокоить собаку, обещав ей устроить переговоры на следующий день. Когда мальчик, наконец, улегся в кровать, он услышал душераздирающий кошачий концерт под окнами спальни. Профессор Розкам тоже проснулся, зажег свет, открыл окно и в ужасе отпрянул назад. В окно, как сумасшедшая, влетела кошка Аглая. Она промчалась через всю спальню и остановилась перед дверью, ведущей к Говорящей Машине, отчаянно мяукая. Когда Розкам ее впустил и включил, зевая, Машину, Аглая сообщила, шипя и фыркая, что какой-то ловчий поймал ее знакомого кота. Необходимо что-то предпринять, и немедленно.

Пока Аглая возбужденно мяукала перед Машиной, в раскрытое окно влетели еще четыре котенка. Они беспрепятственно ворвались в квартиру и стали одновременно хныкать, ныть, брюзжать и орать в микрофон для животных. Измученный профессор все-таки понял, что они жаловались на ночного сторожа, который выгнал из подвала в холодную ночь трех кошек-сироток. «Надо сейчас же вернуть сироток в погреб!» — требовали котята.

Профессор Розкам поступил, как Мартин: он стал успокаивать кошек, как мог, и обещал им все уладить назавтра.

Но едва он улегся, как раздался резкий свист, разбудивший его и племянника. На этот раз перед ними предстало пятеро мышат, чья тетя — мышь Мицца — попалась в мышеловку. Тут терпение обоих мужчин лопнуло.

Они послали мышей к черту, тщательно закрыв все окна и двери, и нырнули в свои перины, закутавшись в них с головой.

Они и не подозревали, что одна из мышей, рассерженная суровым приемом, снова проникла в комнату через дырку в полу и вскарабкалась на Говорящую Машину.

И хотя мышь ничего не понимала в технике, она все же перегрызла зубами самое сердце Машины — так называемый координатор, сделанный из струн и палочек красного дерева.

На следующее утро перед дверью профессора собралась огромная толпа: квартиру осаждали кошки, собаки и газетные репортеры. Перед окнами щебетали стаи птиц, тоже стремившихся проникнуть к Говорящей Машине. Но… Говорящая Машина молчала — она не работала!

Профессор Розкам, который хотел быстренько испытать Машину перед завтраком, первым заметил неисправность. Каждый раз, когда он пускал ее в ход, изо всех репродукторов неслось нечто невообразимое, совершенно непонятное, какая-то тарабарщина на всех языках сразу: «Пиэшка ви ди фи брадала да зер гут невозможно пиайя оревуар мяу тирили тиктак медина аналогично!»

Профессор вздохнул тяжело, но вместе с тем с облегчением, и выключил Машину. Потом он сообщил своему племяннику, а также всем кошкам, собакам и репортерам, что Машина больше не функционирует-Конечно, ни люди, ни животные этому не поверили; но когда они все вошли в квартиру и услышали непонятное бормотанье громкоговорителей, они вынуждены были этому поверить — хотели они этого или нет! Удрученные, отправились они восвояси.

Мартин мог наконец передохнуть. Несмотря на то что он несколько месяцев работал над этой Машиной, конструируя ее, он был теперь рад, что она сломалась.

«Если бы мы справедливо отнеслись к пожеланиям всех животных, мир перевернулся бы с ног на голову! — вздохнул Мартин. — К этому мы с тобой, дядюшка, не приспособлены! Отнесем-ка лучше Машину в погреб».

«Нет! — возразил профессор. — Именно сейчас Машина стала действительно интересной!»

«То есть как?» — озадаченно спросил Мартин.

«Сейчас она расскажет о себе самой; причем, она говорит на языке, включающем в себя элементы речи людей и животных».

«Но ее же никто не поймет!»

«Во всем необходим метод, уважаемый господин племянник!» — возразил профессор Розкам. После этого он включил рубильник и стал записывать речь Машины. Машина сказала:

«Энималс эт попули леввер пиепс гукурук ви кукареку смешивать то наар цийин натур никад не кррбрргррк не поддается!»

«Чепуха какая-то!» — рассмеялся Мартин.

Но ученый дядюшка взял листок бумаги и переписал на него аккуратным столбцом все слова и их перевод. Получилось следующее:

Энималс (английский) — Животные

эт попули (латинский) — и люди

леввер (фризский) — живут

пиепс (канареечный) — своей

гукурук (голубиный) — собственной

ви (французский) — жизнью,

кукареку (петушиный) — не надо

смешивать то (русский) — смешивать то,

наар цийин натур (голландский) — что по своей природе

кррбрргррк (индюшиный) — смешению

не поддается (русский) — не поддается.

Мартин напряженно смотрел через дядино плечо.

«В этом есть какой-то смысл!» — сказал он наконец.

«В этом заключен даже очень разумный смысл», — подтвердил профессор Розкам. После этого он взял кусок мела и написал на Машине всю фразу:

«Животные и люди живут своей собственной жизнью, не надо смешивать то, что по своей природе смешению не поддается».

Этим мудрым изречением кончается история Говорящей Машины. Ибо больше она ничего не сказала.

С тех пор она молчит.

Профессор Розкам и его племянник Мартин на этом успокоились. Они занялись изобретением какой-то другой машины.

И все животные и все птицы в доме № 7 по Луизиной улице тоже довольны. Они остались сами по себе, и люди остались сами по себе, и все следят за тем, чтобы оставаться друг с другом в более или менее нормальных взаимоотношениях.

И это, пожалуй, самое разумное.

Перевел с немецкого Юрий Коринец