Фрэнсис Бэкон (1561–1626), которого считают родоначальником европейской опытной науки, в свое время назвал «светоносными опытами» (experimenta lucifera) те исследования, которые расширяют человеческое знание. Это словосочетание и образ, который за ним стоит, удивительно подходят по настроению к смыслу познавательных усилий нагуализма.

Ведь, как показала история, не всякое исследование, даже если оно расширяет знание, — несет свет. Материалистическая наука, направленная на разъятие природы и разложение вещества, наделена двойственной сутью. Она словно иллюстрирует Экклезиаста, на протяжении веков непрерывно подтверждая, что «познание преумножает скорбь». Новый свет погружает человека в новую тьму. А как же иначе? Если сознание не направлено на «просветление», то в каждом своем феномене Мир демонстрирует нам нашу собственную двойственность. Созидание и разрушение, счастье и страдание — они неразрывны, и в каждом опыте со всем свойственным Реальности безразличием Мир предлагает нам лекарство и болезнь.

Предвидел ли Бэкон такие плоды опытной науки Нового времени? Вряд ли. Иначе он нашел бы другой эпитет для экспериментального знания, в котором «свет» всегда отягощен «тьмой».

И все же подлинно «светоносные» опыты возможны. Это опыты, исследующие возможность усиления нашего осознания. Здесь каждый эксперимент — шаг в сторону свободы.

Странно, что наиболее «светлый» тип познания встречает резкое неприятие сторонников религиозной духовности. Богословы даже сформулировали на этот счет специальную концепцию. Утверждается, что любая попытка человека улучшить свою природу, открыть принципиально новые поля познания и самопознания — иными словами, выйти из «ничтожного состояния» — есть форма лжерелигии, именуемая «человекобожие», религия антихриста. Здесь явно чувствуется отрицание истории, Времени, неприятие изменений и страх перед ними.

Мы — противоречивые существа. Жаждем нового и одновременно страшимся его, монотонное повторение — наша тюрьма и наше убежище. Мы готовы смириться с «люциферической» (в мрачном смысле этого слова) наукой, которая побеждает и переделывает внешнюю Природу, — с той самой наукой, что «отягощена злом», питает нашу гордыню и способна нас погубить, потому что она как бы не затрагивает нас самих. Мы не желаем понимать, что это иллюзия, — всякое познание, независимо от его объекта, изменяет человека. Как раз такие изменения наиболее опасны, поскольку не осознаются. Но стоит человеку коснуться собственной сути, направить внимание на себя непосредственно, и он начинает чувствовать угрозу для своей неизменности. Консерваторы пугаются и вспоминают о «религии антихриста».

Идеологи религиозной духовности утверждают в духе принятого ими креационизма, что человек остается таким же, каким был во время Божественного Откровения. Его потенциал, его резерв — не в будущем, а в прошлом. Он должен реставрировать себя, чтобы заслужить Спасение.

Однако жизнь — это процесс, и в ней нет ничего неподвижного. Отрицать изменение и стремление к самотрансформации — значит проповедовать застой и вечное повторение.

Непредвзятому мыслителю, свободному от религиозного гипноза, очевидно, что желание человека реализовать скрытые в его существе потенции глубинным образом присуще нашей природе. Человек занимается этим с момента своего возникновения. Он может не осознавать смысла своих трудов, но все они так или иначе ведут к самоизменению. Каждый раз, вырабатывая в себе какой-то навык мышления и осознания, человек модифицирует свой психоэнергетический механизм. Здесь нет ни «греха себялюбия», ни самообожествления. Первопричиной человеческого стремления к трансформации является осознание и возникшая из него способность к произвольной саморегуляции.

И чем интенсивнее осознание, тем меньше человек склонен испытывать гордыню, поклоняться себе, считать себя пупом вселенной. Ибо антропоцентризм — детище той самой ограниченности, которую растущее осознание естественным образом преодолевает.

Крайне важно понять, что человек, как было сказано, меняется независимо от своего сознательного желания. Он — становящееся существо. Однако тенденции этих изменений могут быть разными, даже противоположными, могут нести как свет, так и тьму. Это зависит от нас.

Мы медленно, но неотвратимо мутируем. В области биологии это микроскопические сдвиги на уровне метаболизма и гормональной активности. Чуть ярче это выражено в психофизиологии и касается прежде всего реактивности организма. Но самая подвижная часть (что совершенно очевидно) — наша психика. Здесь мы наблюдаем постоянные изменения психологической конституции. Они обусловлены интенсивной перестройкой мыслительных процессов и механизмов, адаптацией второй сигнальной системы к меняющемуся с каждым веком описанию мира. Именно описание определяет нашу психодинамику, структуру распределения внимания и все то, что неопределенно называют «духовным миром» человека.

Любой цивилизованный европеец, поживший среди австралийских аборигенов или закрытых африканских племен, находит множество различий между нынешним человеком и человеком древним. И эти различия обусловлены не только количеством знаний, но самим способом осознания себя и мира, структурой и качеством мышления, иерархией психологических ценностей и содержаний.

Так, человек нового и новейшего времени позиционирует себя в мире принципиально иначе, чем человек первобытный, античный или средневековый. У него, в частности, заметно снизилась потребность в поклонении (Богу, божествам или духам, себе самому). В картине мира современного образованного человека идея поклонения находится на периферии сознания, поскольку все больше распространяется представление об относительности оценок, суждений, объектов. В этом ряду человек так же относителен, как и все остальное. Как можно поклоняться относительному явлению?

Конечно, всякая сложная система (которой в нашем случае является человек) в момент психологической или иной перегрузки склонна деградировать. Психическое истощение, интенсивное страдание и т. п. могут вернуть человека в то состояние, когда поклонение вновь оказывается актуальным элементом. Для нашей эпохи это — регрессия. (Об этом, в частности, писал Л. Леви-Брюль: «Явления «архаической психики» свойственны не только первобытному человеку или «отсталым» народам современности, но и цивилизованному человеку в некоторых индивидуальных и коллективных проявлениях — поведение в ситуации неопределенности, угрозы, в религиозных обрядах, в ситуации толпы».) Кроме того, следует учитывать, что так называемые «цивилизованные» люди пребывают на разных уровнях развития — от самого примитивного до самого сложного.

Когда религиозные мыслители говорят о неизменности homo sapiens, они акцентируют узкий крут избранных свойств нашей психики и заявляют, что это и есть сущность человека. Но влияние истории заметно повсюду. Тысячу лет назад европеец не знал любви в нынешнем смысле этого слова. Его «любовь» была другая — она иначе осознавалась, переживалась и выражалась. Грандиозные изменения претерпели почти все фундаментальные понятия: знание, ответственность, долг, служение, нравственность, а более всего — понятие свобода.

Обнаружение исторической изменчивости душевного и духовного мира человека вызвало к жизни целый ряд дисциплин — историческую психологию (начиная с Мейерсона и даже раньше, со времен В. Вундта), культурно-историческую психологию Выготского-Лурия, палеопсихологию и, главное, — историческую психологию личности, принципы которой впервые также сформулировал Мейерсон. Он определил, что «предметом исторической психологии является процесс развития отдельных психических функций (восприятия, памяти, мышления, личности) в изменяющихся конкретно-исторических условиях человеческой деятельности».

Итак, человек изменяется. А в последнее время изменяется быстро. Между человеком XIX века и нашими современниками — огромная дистанция.

Судя по всему, сущность и предназначение человека состоит в пере-сотворении не только внешнего мира, но и самого себя. Его осознание — сокровище, дар, позволяющий идти к Реальности. Это «светлый» взгляд на нашу природу, это перспектива, которую скрывает от человека традиционная религиозность авраамитского комплекса, где человек неизменен, где только непостижимый и всемогущий Бог по собственной Воле, согласуясь с собственным Промыслом, спасает «испорченные» людские души.

Незнание собственной сути, непонимание Пути питает специфическое отчаяние и запредельную надежду. Иногда это психологическое состояние выражается весьма ярко. Например, так: «Это состояние человека, которому вдруг открылось зрение грехов своих и он стал «трезво смотреть на вещи» — осознал реальное положение вещей (а такие вещи самому, без Божьей помощи, человеку осознать невозможно) — безнадежную степень своего падения, испорченность своей природы, полную порабощенность греху, свою слепотствующую гордыню, свою недостойность, полную никчемность и ничтожность и невозможную милость и долготерпивость к нему Господа. И тогда ему уже не до наглых рассудочных интеллектуальных рассуждений о пользе или ценности, а некуда деваться от стыда и ужаса за все свои деяния — только и остается пасть ниц, как уже приговоренному преступнику, и повторять: «Горько плачуся дел моих, Господи!», кричать: «Господи, помилуй мя, грешного!»

Это духовное настроение не принадлежит нашему веку и с каждым десятилетием дряхлеет все сильнее. Это — попытка удержать в руках пыль двухтысячелетней давности. К ней сладостно прикасаться, как ко всякой археологической ценности. И всё же — в этом покаянном плаче, перемешанном с умилением, можно прожить жизнь и умереть тем же самым — «недостойным», «ничтожным», каким и был с самого начала.

А ведь именно потому, что человек не ставшее, а только становящееся существо, он не добр и не зол, не праведен и не грешен, не велик и не ничтожен. Он — делатель. Он делает мир вокруг и делает самого себя. Что из этого опыта выйдет, зависит от метода и поставленной цели.

Прогрессисты видят в прошлых временах примитивизм и тьму невежества, консерваторы от духовности верят, что пару тысяч лет назад люди были гораздо ближе к «духу». Мы вообще любим превращать Время в некий однозначный процесс, протекающий в воображаемом духовном пространстве. А ведь в этом нет никакой нужды.

Понимать мировые процессы как эволюцию или как деградацию — одинаково неверно. Происходят изменения, вот и все. Никто не знает конечной цели. Тональ изменяется по тем законам, которые сам же и сотворил. Любое положение тоналя имеет свои плюсы и минусы.

Две тысячи лет назад люди были не лучше и не хуже, не ближе и не дальше от Духа, чем мы. Они просто были другими.

Сегодня, как в прошедшие времена, мы имеем инструменты для достижения Трансформации, соответствующие эпохе. Уверен — они ничем не хуже, чем у древних. Возможно, даже лучше. Надо лишь научиться ими пользоваться.

Не стоит шарахаться от Времени и изменений, тянуться к старине, предаваясь «духовной археологии», чтобы реставрировать человека таким, каким он был две — две с половиной тысячи лет назад.

Необходимо принять сегодняшний мир и найти новую трансляцию универсального намерения. Не вытаскивать на свет Силу Древних (кто знает, хороша ли она для нас теперь?), а обрести Силу Настоящего. Взять этот колоссальный информационный поток и интегрировать его, превратить его в такую систему символов и мета-понятий, чтобы сверхплотные информационные поля не угнетали и не казались разрушающими для нашего духа, а наоборот — давали энергию для трансформации. Вот настоящий вызов.

Возвращаться же назад, чтобы воспроизвести мудрость Будды, Иисуса, ведических риши, тибетских визионеров — это хоть и красиво, и подвижничество, но, с точки зрения вечного движения Жизни, — своего рода «дезертирство».

Я полагаю, что подлинный дух — это всегда проекция настоящего, сегодняшнего, со всеми присущими ему скоростями и плотностью информации, с динамично меняющимися моделями описания. Сегодня он такой. И наше место — в сегодняшнем мире, а не в древней Индии, Китае, и не в древнем Израиле с его старым Богом Иеговой и новым — Иисусом из Назарета.

Мне кажется, люди, которые ищут и находят духовность в религиозных традициях, бессознательно страшатся «сегодняшнего», а потому скрываются в убежищах. Они просто не знают, как им жить сегодня, сейчас, в этом стремительном мире, как черпать Силу и Дух из того, что дано Временем (которое ведь не время вовсе, а отражение энергетического острия окружающего нас поля). Поэтому они закрывают глаза руками и говорят: «Ничего не знаю, ничего не вижу, живите как хотите, а я верую и буду верить в то, что освящено тысячелетиями!» И есть кому авторитетно сказать с амвона: «Правильно, дети, это — Дух, это — Истина. Окружающий же вас мир — скверна, и спастись от скверны поможет только наша древняя мудрость». Главное — не открывать глаза, чтобы не рассеялась благодать.

Некоторые сторонники кастанедовского нагуализма наивно пытаются подражать религиозной духовности. Они не понимают, что принадлежат как бы совсем к «другой породе», что их сущность — не «древние толтеки», которые то ли были великими магами, то ли не были, что у них нет традиции, так же как, по словам дона Хуана, «у воина нет родины». Их судьба — быть сегодня, отражать и трансформировать сегодняшний мир и сегодняшнего себя, а не бежать в Мексику, чтобы найти там секретные «магические линии», раскапывать пирамиды и поклоняться Кетцалькоатлю-Орлу. Сама природа нагуализма — быть на острие Энергии, которую наш тональ понимает как Время.

В этой книге мы говорили об одном из путей «великого делания» — о сновидении. Как любой путь познания, он только инструмент. Будучи нацеленным на самую сердцевину нашей природы — осознание, путь сновидения может преобразить нас и наполнить жизнь новым светом, но может и погубить — запутать, околдовать, взять в плен и погрузить в сумрачные глубины, где обитают лишь призраки деформированного восприятия.

С одной стороны, сновидение — пространство, где может воплотиться вся бесконечность человеческих способностей. Это неизведанная целина для странствий и постижений. Это непосредственно данное поле, где работа с вниманием и энергией восприятия разворачивается очевидным образом. Здесь, в сновидении, мы имеем возможность узнать и ощутить силу и мудрость безупречности, внутренней чистоты, которая автоматически понимается как нравственность, «безгреховность». Здесь мы узнаём, что правильным и естественным для развивающегося человека является свобода от зла.

С другой стороны, сновидение — область разрушительных сил, открытые врата, через которые обретают силу и плоть образы, возникшие вследствие искажений и болезней нашего сознания. Если они берут верх, то сновидящий входит в резонанс с энергетическими потоками и структурами, которые не трансформируют, а убивают.

И все же, понимая всю рискованность предприятия, мы не можем игнорировать мир сновидения. Нельзя взять «в работу» только одну, меньшую часть себя и уповать на радикальное изменение своей целостности. Неосвещенные поля энергетического тела станут неодолимым грузом, балластом, всегда будут возвращать практика к его прежней ригидности, как бы высоко он ни поднялся. И это не метафора.

Порой сновидящих (как, впрочем, и сталкеров) подозревают в маниакальном стремлении при помощи этой дисциплины обрести магические сверхспособности. Мол, высокие слова «Свобода» и «Трансформация» нужны только для того, чтобы скрыть подлинный мотив нагуалиста — желание стать магом. По мнению этих критиков, трансформации можно достичь, не касаясь опасных областей, где бушует энергия «сомнительной» чистоты. Я считаю такую позицию идеалистической.

Человека нельзя разделить на части. Нельзя спасти душу и выбросить тело на свалку, как энергетические отходы, не подлежащие переработке. Тем более нельзя отделить «светлое», управляемое пространство осознания и поместить его в Вечную Жизнь. В лучшем случае, это иллюзия, недолговечная греза.

Мы существуем как целостность и вынуждены работать с этой целостностью. А потому нам нужен доступ ко всем частям своего существа — доступ, который обеспечивается определенной чувствительностью. И мы узнаём в процессе работы, что многие виды чувствительности человек имел, но давно утратил, а иными не владел никогда.

Практика сновидения — способ вернуть утраченную чувствительность или развить ее с нуля. Я убежден, что для целого ряда темных областей энергетического тела никакого другого способа трансформации, кроме сновидения, просто не существует. То же самое касается сталкинга, и сверхъестественные способности здесь не причем. Магия, «скрытые силы» — все это лишь побочный эффект.

Но именно побочный эффект более всего смущает представителей «подлинной духовности». При этом магические силы путают с естественным расширением перцептивных возможностей и тем усилением чувствительности, который необходим для трансформации. С точки зрения Церкви, все это — «оккультизм». Ортодоксальная религия желает видеть человека как нечто завершённое, как творение, которое не может и — более того — не должно эволюционировать в посюстороннем мире. «Специальная психическая тренировка», направленная на выявление дремлющих потенций («скрытых сил»), несовместима с культивируемым гомеостазисом, ибо человек может быть ведом лишь Господом и без Его помощи на самопознание не способен.

В то же время перцептивные и психоэнергетические способности человека не только не исчерпаны, но и не изучены в должной мере. Мы не представляем себе, где находится граница человеческих возможностей. В любом случае она пролегает очень далеко от наших традиционных представлений, и, следовательно, человек полон скрытых сил, получивших пугающее название «оккультных».

Я нисколько не имею в виду сомнительные откровения, на которых бесконечно спекулируют новейшие мистики и теософы. Для того чтобы задуматься над неосвоенными способностями человеческого восприятия и энергетики, достаточно опираться на экспериментально подтвержденные наблюдения психофизиологов и биологов. Человек является источником сложного спектра излучений и потенциально способен воспринимать их, влиять с их помощью на среду. Это — та часть побочных эффектов психоэнергетической трансформации, которая уже сегодня соприкасается с естественнонаучным описанием. Сюда относится, например, дистантное воздействие психической саморегуляции на неживые и живые объекты (А. Ромен и В. Инюшин), инфранизкочастотные колебания, излучаемые телом человека на большие расстояния, которые в результате тренировки внимания могут быть доступны восприятию и нести определенную информацию о состоянии организма, его местоположении и т. д., а также многие другие эффекты и феномены, исследование которых пребывает на начальной стадии.

Все это лишь первые намеки на перспективы психоэнергетического тренинга. Толтекская дисциплина через осознанное сновидение прокладывает путь к целому ряду явлений, о которых мы имеем весьма смутное представление. Если квантовая концепция сознания хотя бы частично соответствует реальному положению дел, то работа по совершенствованию внимания способна кардинальным образом изменить онтологический статус человека. Как полагают некоторые исследователи, сознание, будучи регулятором декогерентных квантовых процессов, способно на практике использовать свойства «запутанных состояний»: «Полный контроль над энергией можно определить как возможность перевода этой энергии в чистое запутанное состояние и проявление ее в произвольном пространстве событий. (…) Рецепт бессмертия (в общепринятом смысле слова) заключается не в том, чтобы поддерживать свое бренное тело различными манипуляциями с его плотной составляющей, а в том, чтобы за время предметной жизни сделать свое сознание полноправным хозяином всей энергетической структуры».

И все равно, несмотря на заманчивость всяких «способностей» и «сил», я настаиваю на том, что они не являются целью предпринятого проекта. Как только интерес практика смещается в их сторону, подлинный прогресс (усиление осознания) останавливается и возникает реальная угроза деградации.

Авантюристы, применяющие энергетическое сновидение для конкретных магических влияний, сражений с неорганическими существами, поиска Силы в мире эгоистических манипуляций, не получают от своих опытов ни света, ни свободы, ни Трансформации.

Обретя некоторую интенсивность и энергетичность внимания, осознания, тела сновидения, они вовлекаются в «практическую магию» и забывают об изначальном намерении толтекского Пути. Дальнейшее усиление осознания начинает казаться упражнением, которое можно оставить «на потом».

Это — ловушка сновидения. Зачем просыпаться? «Светоносные» опыты превращаются в самозабвенные странствия по бесконечным лабиринтам бессознательного и архетипическим пространствам «мира магов». Они затягивают в себя, гипнотизируют. Вместо перехода на новые уровни, обращения к новым энергиям и интегрирующим полям сновидец просто эксплуатирует паранормальные способности и наслаждается странными играми собственного воображения.

Другая ловушка сновидения, омрачающая опыт, — это погруженность в безмолвное знание о сокровенном смысле человека и универсума. Безмолвного знания не избежать. Оно накатывает могучими волнами и всегда открывает нечто величественное, вызывающее желание склониться и «вдыхать воздух Истины». Это естественная реакция на открывшуюся энергетическому телу Бесконечность.

И здесь возникает сильное искушение назвать безмолвное знание, транслировать его через язык в виде формулы Откровения. Формула становится Истиной, Законом, Догмой. Как только это происходит, дальнейшее познание становится невозможным.

Важно понимать, что в нагуализме нет «Откровения».

«Откровение» — это когда Высшая Сила по Своей воле что-то открывает человеку. И если дон Хуан употреблял слово дух, использовал выражения вроде «таково было решение духа», то это — язык метафоры. Контакт с духом — это резонанс с глубинной частью самого себя, это чувство безмолвного знания Бытия, а не общение с какой-то сущностью, большей, чем человек.

Чтобы извлечь из опыта подлинное, «светоносное» Знание, нагуа-лизм стремится смотреть на всякое описание мира снаружи. Это не значит, что искатель должен встать на позицию какой-то непривычной системы или вероучения. «Снаружи» — это из позиции я не знаю, которую еще называют «сократической». Иными словами, вы не становитесь ни на какую позицию, не отождествляете себя ни с какой картиной мира, но в равной степени все подвергаете сомнению.

Все поля опыта равны перед аппаратом нашего исследования, все модели и гипотезы — только материал, сослагательное наклонение. Этим методом пользуется наука, благодаря ему возможен переход из одной парадигмы в другую. Только так мы можем принести свет — реально расширить свой мир и свое сознание.

Это путь трезвомыслящего сновидца. Он не уносится в мир грез, беспочвенных надежд и упований. Напротив, сновидящий превращает мир сновидения в актуальную реальность, где нет метафизических истин, где опыт так же относителен, а критическое мышление так же необходимо. Мир сновидения безупречного воина — это энергетическое поле, где происходит Жизнь, бесконечное познание и Трансформация. Это обретение Реальности.

Алексей Ксендзюк

октябрь 2004 г.