Конечно, в первую очередь эта книга посвящена измененным режимам восприятия — сновидению, второму вниманию и видению. Мистики и оккультисты на протяжении тысячелетий разрабатывали упражнения и техники, провоцирующие расширенное или измененное восприятие. Казалось бы, здесь нет ничего нового. Однако проблема состояла и сегодня состоит в том, что новые возможности восприятия так и не стали достоянием человеческой природы. Всегда они производят впечатление чего-то такого капризного, позволяющего лишь мельком отведать себя, чего-то требовательного и переменчивого.

Годы и годы настойчивый медитатор тратит на несколько секунд "высшего созерцания". Десятилетиями визионеры Меркавы изо дня в день лежали ниц в ожидании, когда Завеса падет на каких-нибудь десять, минут. Нет ничего удивительного в том, что все они воспринимали этот; опыт как награду. Никому не приходило в голову, что правильное обращение с собственной жизнью (безо всяких обращений к потустороннему) может радикально изменить ситуацию.

Здесь мы будем рассуждать о безупречности и сталкинге очень кратко, хотя тема эта настолько обширна, что требует целого ряда объемистых монографий. Данный обзор будет касаться лишь тех фундаментальных принципов и методов толтекской дисциплины первого внимания, без которых достижение внимания сновидения, второго внимания и видения вообще невозможно.

А степень возможности достижений в этой области без специальной дисциплины безупречности — отдельный вопрос. Он до сих пор остается темой для дискуссий, а порою молчаливо игнорируется "искателями легких путей", которых всегда хватает.

Есть один очень простой критерий для того, чтобы определить, является ли данный человек толтеком или только мнит себя таковым (производит впечатление), — его отношение к безупречности. Что может быть проще? Если вы слышите огромное количество историй о встречах с «союзниками», о совместных сновидениях или даже — чем черт не шутит! — о наличии у вашего собеседника развитого «дубля», но при этом замечаете, что он не способен справиться с собственным гневом, завистью или страхом, если он не обладает даром терпения и отрешенности в любой ситуации внешнего давления, — перед вами очередной фантазер (а если он не галлюцинирует, то просто лжец). К несчастью, самоиндуцированный психоз — довольно распространенное явление среди тех «толтеков», что не утруждают себя безупречностью. Они легко поддаются самовнушенным образам, играм собственного воображения — и искренне верят в результаты. Они самозабвенно играют в толтекских магов.

Я не стал бы даже говорить об этом, но в последнее время слишком часто встречаешься с подобными «актерами». Они бывают настолько искушены, что даже рассуждают о своем чувстве собственной важности и о том, как именно они научились его преодолевать. При этом они просто сияют от счастья, потому что остальные внимают их выдуманным достижениям.

Однажды я сам попытался сыграть в такую же игру. Могу сообщить об одном наблюдении: если ты искренен, то такая игра — прямой путь к беспощадной и безысходной депрессии. Ибо на самом деле мы всегда знаем, насколько наша похвальба соответствует истине.

И приходит молчание. Никогда не рассказывайте о своих реальных или воображаемых достижениях — это приносит внутреннее опустошение. Иногда мне кажется, что это и есть самое главное, что пытался внушить Карлосу дон Хуан, когда рассказывал о "стирании личной истории".

На первый взгляд, все это кажется достаточно мрачным. Но это не так. Безупречность сама по себе — веселое, беспечное и почти эйфорическое состояние. Она дает избыток сил такого масштаба, что отрезвляющего противоядия просто не избежать. Ведь мы нуждаемся в равновесии. Это равновесие весьма поэтично именуется у дона Хуана "путем, сердца". Всем это словосочетание нравится, и каждый понимает его по-своему.

Пусть простят меня ортодоксальные «толтеки» (их особенно много, в Америке), но большинство из них понимает путь сердца совсем не так, как это понимают индейцы нагуа (наследники толтекской цивилизации).

Толтеки не поняли бы, например, фразы "сердце волнуется". Это абсурд. Точно так же они не поняли бы выражения "сердце жаждет". Их описание мира было проще и точнее. Только христианство придало «сердцу» поистине мистическое значение и сделало этот орган чуть ли не самым благородным и высокоорганизованным — даже головной мозг отступил на второй план. Все это — совокупность предрассудков, автоматически перешедших в язык, и об этом вообще не следовало бы говорить — но предрассудки становятся метафорами, а метафоры — бессознательными идеями тоналя, после чего определяют нашу жизнь: и наше отношение к Внешнему Миру.

Европейское представление о «сердце» как главном органе чувствования, эмоционального переживания (плюс недостаточная осведомленность Кастанеды) — все это превратило древнеиндейское понятие "путь сердца" в аморфную идею об интуитивной привязанности. А поскольку человек очень легко превращает свои элементарные желания и потребности в «духовность», "путь сердца" становится бесконечным угождением разнообразным влечениям своей природы.

В результате чего некоторые «толтеки» превращают эту идею в непростительное словоблудие. Любишь водку пить — путь сердца, любишь девушек соблазнять — тоже путь сердца. Главное, это "переживание рассвета в душе и в мире вокруг…" (как выразился один "кастанедовец").

А ведь "путь сердца" — очень специфическое понятие. Возможно, что и Кастанеда не понял, что имел в виду дон Хуан. Я вынужден разъяснить эту словесную путаницу.

Слово «сердце» в языке нагуа, который был для дона Хуана родным, означает совсем не то, что воображают наши романтики. ЙОЛЛОТЛ (сердце) переводится как "подвижность, причина движения, развития". "Путь, у которого есть сердце" — это путь, который заставляет двигаться, развиваться, расти.

У человека, по представлениям толтеков, было два главных начала — «лицо» и «сердце». ИХТЛИ (лицо), в отличие от сердца, заставляло человека идти за другими, повторять их дела, выполнять привычные роли, получать привычные удовольствия. Это принцип стагнации, застоя, но при этом необходимый принцип выживания и приспособления. А потому ТОЛТЕК (человек знания) должен "иметь мудрое лицо и мудрое сердце". Дело в том, что толтеки считали "внутреннее движение (изменение)" сущностью жизни (ЙОЛИЛИЦТЛИ). Просто восторгаться звездным небом и воображаемым Божеством — еще не значит «жить», — это лишь один из видов забвения.

Реальная ситуация требует очень специфических изменений от человеческой личности. Если человек хочет познавать Реальность и расширять свои возможности, он должен двигаться, изменяться, расти. "Путь сердца" — в первую очередь, труд, и лишь потом — восхищение результатом.

Почему же он и в нашем, сегодняшнем понимании остается "путем сердца"? Очень просто — ни один другой путь не дает того удовлетворения, той целостности и осмысленности, что предлагает путь "безупречного воина". Здесь нет ложных надежд, а потому нет разочарований. Мы получаем возможность познать себя такими, каковы мы есть — с нашими ограничениями и нашими возможностями. Тональ и Нагуаль внутри нас — это и предпосылка бесконечного развития, и обещание будущих реализаций. И это — одно из фундаментальных начал безупречности.

В одной из своих книг я уже писал, что идеальное состояние безупречности можно метафорически описать так: тональ — снаружи, нагуаль — внутри. Это очень неуклюжая формулировка. На самом деле я лишь хотел подчеркнуть, что всякая упорядоченность хороша во внешнем мире, чтобы с ним было удобнее работать, а внутренний мир — подобно нагуалю, не должен иметь осмысленных содержаний, чтобы избегать стереотипизированных восприятий, движений и реакций. Отчасти так оно и есть.

Классическая диада нагуализма "тональ — нагуаль" проецирует себя на человеческое осознание самым непосредственным (хотя и не очевидным на первый взгляд) образом. Коренная раздвоенность мироздания, существующая лишь в ограниченном психическом пространстве, данном нам в повседневном опыте, накладывает свой отпечаток на целый ряд наших личностных проявлений. Это положение интуитивно чувствовали многие мистики и вводили такие понятия, как «Атман», «Пуруша», "Божественное Я", противопоставляя их психическим формациям, образующим эго, "социальную личность" — ту маску, с которой профаническое сознание автоматически отождествляет себя на протяжении жизни.

Тональ, изначально служивший аппаратом перцептивного ограничения и творцом структурированного описания мира, в не меньшей степени обратил свою активность на генерирование определенного списка идей, касающихся субъективного Я, и совершенно логическим образом заполнил внутренний мир человека страхами, амбициями, сожалениями и озабоченностями. Нагуаль, будучи при этом непосредственной манифестацией Реальности вне всякой интерпретации, не только хранил и хранит в себе абсолютную свободу восприятия, осознание энергетической структуры бытия, но и постоянный, трудно уловимый фон ощущения безличного, всесторонне открытого всем движениям внешнего поля центра, в котором нет никакого, понятного тоналю содержания, кроме безудержного намерения просто осознавать.

Индийские и некоторые другие восточные мистики сосредоточили свое внимание на той неопределенной совокупности внутренних ощущений, что отражала присутствие в индивидууме нагуаля, поскольку только он никак не был связан со страданиями личности, а потому мог: быть понят ими как свобода или божественный покой. Практически все оккультные традиции, известные нам до Кастанеды, склонялись к метафизической абсолютизации этого психического феномена, превращали, его в окончательную цель дисциплины и приписывали ему наивысшую, экзистенциальную ценность. Это положение было неминуемо чревато внутренним застоем, как и всякое культивирование единственной крайности, искусственно вычлененной из взаимообусловленного диалектического единства. Поскольку нагуаль сам по себе не содержит никаких идентификаций, он не порождает мотивации к действию или изменению — на практике это означает однообразный транс, бесплодное созерцание бескачественного (т. е. неподдающегося интерпретации), потока бытия.

Толтеки подошли к данной проблеме иначе. Они, видимо, эмпирически открыли простой факт: само по себе погружение в нагуаль вовсе, не ведет к трансформации, оно лишь дает доступ к энергии, при помощи которой возможна трансформация, но эту деятельность может осуществить только специальным образом подготовленный тональ. Возможно, все дело заключалось в том, что толтекское мировоззрение почти в чистом виде сохранило магический прагматизм шаманов, которые искали новые возможности собственной природы, а не абстрактные трансценденталии, возникающие в результате длительной работы философской мысли, направленной на саму себя. Толтеки оказались не склонными к идеалистической метафизике и не связывали магическую практику с религиозными или мифологическими представлениями. Древние толтекские маги слишком долго охотились за Силой, а потому их знание было рождено самой энергией Реальности, а не разговорами о ее устройстве.

Поскольку толтеков интересовало прежде всего практическое расширение своих способностей, они стали искать пути эффективного соприкосновения с подлинной Реальностью нагуаля и активной адаптации тоналя к открывающимся режимам восприятия. Дисциплина, необходимая для подобных достижений, подобна балансировке на лезвии бритвы. Развитый тональ по природе своей скрывает от сознательного восприятия любые проявления нагуаля, а всякий прорыв к нагуалю делает психические и энергетические флуктуации совершенно неконтролируемыми, что превращает человека либо в безумца, либо в апатичного созерцателя. Возможна ли интеграция противоположных модусов деятельности осознания? Практика показала, что это возможно — по крайней мере, с помощью растений силы. Естественные психоделики продемонстрировали полную гамму психических переживаний — от полной остановки внутреннего диалога и утраты способности связно воспринимать до тривиального токсического галлюциноза. Где-то между этими крайностями открылась область высокой перцептивной гибкости, которая, казалось, давала неуловимую возможность регулярно входить в нагуаль, черпая там энергию, и тут же возвращаться к Тональному восприятию. При этом появлялась возможность входить в скрытые от повседневного взгляда области восприятия и практически их использовать в целях изменения мира и самого себя.

В этих специфических состояниях блуждания по причудливым мирам восприятия толтеки заметили весьма характерное изменение общего эмоционального реагирования и идей, касающихся образа себя. Поразительно, что попытки индуцировать в себе похожее настроение в привычном режиме перцепции имели впечатляющий побочный эффект способность действовать быстро, эффективно и безошибочно возрастала фантастическим образом. Потому толтеки назвали эту психоэмоциональную установку безупречностью. Она включала в себя целый комплекс идей, непонятных для обычного сознания ценностей и отношений. Конечно, рационализировать и описать их можно было только с помощью первого внимания, опираясь на причудливые впечатления, сохранившиеся в памяти после пребывания в областях измененного восприятия.

Из чего состоит безупречность? Рассуждая схематично, можно свести безупречность к следующим компонентам:

1. Преодоление страха смерти.

2. Преодоление чувства собственной важности.

3. Преодоление жалости к себе.

4. Бесстрастие (отрешенность).

5. Внимательность (контролируемая глупость, введение конструктивных символов в описание мира).

6. Смирение.

7. Любовь.

Последний пункт безупречности постигается только благодаря реализации вышеуказанных компонентов безупречности. Собственно говоря, любовь к Земле, миру и человеку — результат устранения из реагирования целого комплекса утомительных эгоистических чувств, не позволяющих человеку открыться и принять то естественное положение дел, в котором нет места эмоциональной эксплуатации и собственническим инстинктам, где объект эмоционального отношения воспринимается таким, каков он есть на самом деле со всей присущей ему красотой и самодостаточностью. Это чувство естественным образом, сопровождается уважением и пониманием — именно эти две составляющие делают любовь подлинным, а не притворным чувством. Они логически вытекают из безупречного состояния, а потому мы можем утверждать, что безупречность — это естественный фундамент любой подлинной любви. Любовь уравновешивает тоску воина и его одиночество, превращает их в положительные и продуктивные состояния, в результате чего дает возможность практикующему добиться своей окончательной цели. Недаром дон Хуан сказал, что именно любовь к Земле научила его свободе.

Отрицая этот стержневой элемент самоощущения и реагирования безупречного "человека знания", мы наполняем само состояние безупречности несвойственной ему окраской суицидальности. Без любви очень часто победа над страхом смерти превращается в разновидность стремления к смерти — своего рода танатофилию. Мы должны быть крайне осторожны, обращаясь с базовыми эмоциональными стереотипами, поддерживающими наше продуктивное существование на этой земле, иначе стремление к достижению третьего внимания уступит место желанию уйти, исчезнуть, раствориться. Не надо забывать, что наш тональ в обычном режиме реагирования знает только два прямо противоположных чувства — страх смерти и (как парадоксальный результат этого страха) желание смерти. Мы всегда (в рамках тоналя) осведомлены о парадоксальном состоянии субъекта, личности в безразличном и неописуемом Мире. Когда "пузырь восприятия" открывается, он обнажает нашу беззащитность и беспредельную «нечеловечность» всего вокруг. Если игнорировать любовь как результат неэгоистического существования, тональ непременно включит всю присущую ему некрофилию. И бытие не обретет новый смысл, напротив — полностью утратит его.

Древние толтеки избегали этой пустоты, превращая охоту за Силой в окончательный смысл своего существования. Новые толтеки не могут прибегать к этой хитрости, поскольку избегают любого рода алчности в отношениях с внешним Миром. Их цель — достижение третьего внимания — не сочетается с охотой и непрерывным поиском новых жертв. Сама идея любого рода энергетического вампиризма противоречит настроению новых толтеков, желающих свободы и гармонии.

Титов ("Новое тысячелетие") попытался описать наступление безупречности. Я не могу заявить, что это описание действительно адекватно реальным изменениям, происходящим в глубинах личности, но полагаю его в любом случае поучительным — а главное, «невыдуманным». Обычно такие описания отдают позерством и страдают преувеличениями — например, часто говорят " о потере человеческой формы", а это явление наступает лишь после того, как второе внимание входит в нашу жизнь наравне с первым.

Вот что пишет Титов:

"И вот наступает пик напряжения. Нервы просто сдают, хотя все внешне сохраняют полное спокойствие. У меня происходит перелом в психике. Я понимаю, что волноваться-то не о чем. Весь этот мир — просто иллюзия. И вместо нервного состояния наступает полное внутреннее спокойствие. Вместе с ним приходит новое ощущение — отсутствие страха. (…)

С первых моментов, когда я понял, что существует что-то большее, чем этот физический мир, ко мне пришло понимание того, что бояться нечего. Но тогда это было просто знание ума. Я понимал, что есть мир после смерти, время бесконечно и бояться-то нечего. Но, видимо, все же что-то оставалось от недоверия. Я по-прежнему переживал, был какой-то внутренний страх за страну, за будущее, просто страх ходить по ночным улицам города и т. д.

Сейчас положение кардинально изменилось. Я понял эту истину на другом духовном уровне, более глубоком. Я ее понял на уровне чувств. У меня полностью исчезло ощущение страха и внутренней натянутости. Мне кажется, что, если на меня кто-то направит пистолет и будет угрожать меня убить, я просто могу не выдержать и рассмеяться ему в лицо. У меня это не вызывает чувство страха. Я знаю, что этого не может произойти без моего внутреннего согласия. Ничего не может произойти без согласия на более тонком уровне, без согласия создателя.

Мы не можем просто случайно умереть, нас не задавит случайно машина. Все это один единый механизм. Все, что нам кажется случайным, планируется заранее. Таким образом, нам ничего не грозит. Если нам суждено умереть, мы не сможем этого избежать. Но мы можем начать управлять своей судьбой сами. У большинства людей есть план жизни. Есть основные положения: что он может сделать, а что не может. Кем он будет работать, где он будет учится, кто будут его друзья и т. д. Все заложено с самого начала. Многое мы можем исправить, ввиду того, что мы обладаем сознанием на высшем уровне. Мы сами можем поменять свою судьбу, но это происходит в редких случаях.

Еще до недавнего времени я точно знал, что меня ждет. Многое из своей судьбы я знал заранее; школа, учебное заведение, то, что я не иду в армию. Но вот наступил тот самый момент, о котором я так долго мечтал. Мне отдали мою судьбу в мои руки. У меня нет будущего, кроме одного, я оставил пункт — «умереть» в старости. Я еще в детстве мечтал и просил создателя отдать мне мою судьбу. Чтоб я сам мог решать, что хочу, и что мне делать, я считал себя достаточно самостоятельным, чтоб строить свое будущее.

И вот настал тот самый момент. Я понял, у меня нет будущего! Все, что мне надо, я могу выполнить. Но что же я хочу? А у меня, оказывается, уже все есть.

Все, что мне надо от этого мира, — это только саморазвитие. А шансы стать просветленным человеком у всех одинаковые. Все вещи в мире только отвлекают от движения по лестнице развития. Пытаясь заработать кучу денег, мы удаляемся от главной цели. Мир духовный не зависит от мира материального.

В таком состоянии я пробыл недолго. Прожив бесцельно пару месяцев, я начал строить план на будущее. План моего физического бытия…"

Обратите внимание на то, как это происходит. Человек (в данном случае автор приведенного фрагмента) не может существовать без «создателя», «просветления». Возникает "предощущение своей судьбы", которое на самом деле есть интерпретация "осознания тоналем собственных законов". Ибо, если знаешь законы, по которым существует твой "описываемый мир", здесь нет места случаю, случайность исчезает — ибо случайность есть лишь фантом нашего "незнания самих себя". Наличие "мира после смерти" — особый и весьма красноречивый эффект. Если сознание более не «привязано» к конкретному физическому телу, а начинает чувствовать реальное внешнее поле, возникает это странное, диковинное чувство — ты наедине с миром, ты вместе с миром, нет ничего, что может помешать тебе осознавать мир даже после смерти физического тела. 0б этой иллюзии следует знать, к ней надо быть готовым.

"Смерть" не исчезает, исчезает наша способность отличать себя живых от себя же мертвых. Это одно из «жутковатых» последствий безупречности.

Нет ничего удивительного, что спонтанная безупречность прежде многих толкала на стезю религиозной аскезы. С одной стороны, тональ, обнажив себя, не может укрыть собственных потенций (и того, что принято называть "предназначениями"), с другой — не желает, чтобы наше осознание обнаружило, кто именно является творцом этих «предназначений». Как ни странно, для тоналя узнать простую и горькую истину — "кроме меня никого нет" — почти равносильно самоубийству.

Здесь спасает лишь "прохладный взгляд постороннего" (т. е. существа, лишенного жалости к себе и чувства собственной важности). Таким образом, мы открываем, что безупречность не может достигаться фрагментами, а только целиком и сразу. Ибо живое чувство собственной важности при отсутствии страха смерти — это взрывоопасная смесь, способная уничтожить кого угодно. (Террорист-камикадзе — хороший пример.)

Мы обязаны следить за гармоничным ослаблением всех "трех голов" человеческого эго.

Особого внимания достойна жалость к себе, поскольку она определяет наше поведение даже чаще, чем ЧСВ. Это — самое тихое и самое коварное проявление сущности человеческого тоналя. Как ни странно, мы "жалеем самих себя" даже в том случае, когда все остальные проявления эго молчат. Нас жалко хотя бы потому, что мы родились на свет. Нас жалко потому, что нас не любят те, кто ДОЛЖНЫ нас любить (а их очень много!).

Если страх смерти имеет объект и цель, то жалость к себе беспричинна и охватывает всю нашу «несчастную» жизнь.

Всякое проявление лени — жалость к себе. Всякая беспричинная хандра по поводу и без повода — чаще всего жалость к себе. Это море, в котором нам суждено купаться от рождения и до смерти. Наш тональ научился упиваться жалостью к себе, он любит это чувство и лелеет его — потому что оно питает ЧСВ, а ЧСВ — лучший рецепт против страха смерти. "Я умру, и все заплачут".

Подумайте, в каком ничтожестве эмоций нам выпало жить — и все из-за идиотских предрассудков тоналя, который принципиально не способен выглянуть из собственной клетки и увидеть, что там, СНАРУЖИ!

Собственная важность — прародительница жалости к себе — конечно же, спокойнее и основательнее. Она древнее по происхождению своему, поэтому говорить о ней просто. Поговорим о ней академическим языком.

Универсальность проявлений чувства собственной важности в жизни человеческого эго давно известна, несмотря на то, что сам термин никогда не использовался психологами в кастанедовском смысле. Показательно в этом отношении наблюдение антрополога Джеффри Горера, сделанное еще в 1948 году. Из него явственно видно, как широко распространяются миазмы собственной важности и какую роль она играет в жизни человека, принадлежащего к современному типу цивилизации. Горер пишет об американцах, но те же процессы, безусловно, имеют место повсюду:

"Присутствие, внимание, восхищение других людей становятся, таким образом, неизбежным компонентом самолюбия американцев, и их психологическая потребность в таком отношении более настоятельна, чем у людей в других странах. (Думаю, что эта потребность на самом деле в равной степени присуща людям во всем мире. Я. К.). Это придает особый характер социальным взаимоотношениям американцев со своими соотечественниками: такие отношения являются прежде всего средством, благодаря которому у американца сохраняется и укрепляется чувство собственного достоинства (курсив мой. — А. К.). Данные отношения можно рассматривать как отношения эксплуатации, но эта эксплуатация почти всегда взаимна. "Я буду уверять тебя, что тебе все удается, если ты будешь уверять меня, что и мне все удается" — таким мог быть негласный договор, заключив который два человека начинают строить свои взаимоотношения.

Наиболее приятной формой выражения подобных уверений является не откровенная лесть или похвала (сами по себе они вызывают подозрение, что тебя хотят как-то использовать), а любовь или по крайней мере внимание, направленное исключительно на тебя, показывающее, что ты интересен и достоин уважения".

В предыдущих книгах я уже говорил, что чувство собственной важности — это тот же инстинкт самосохранения, только направленный не на биологию человека, а на его социальную личность — то есть на то, что традиционная психология привыкла именовать эго. Если инстинкт

самосохранения поистине необходим и его механизмы должны нормально работать (то есть их не следует путать с проявлениями страха смерти, который мы уже обсуждали), то чувство собственной важности как инстинкт Самосохранения эго поистине отвратительно — как и само эго, его породившее.

Это коварный зверь, он прячется в неисчислимых закоулках наших привычек, пристрастий, убеждений, привязанностей — во всей нашей жизни среди себе подобных. Его миазмы проникают в недра бессознательного и зачастую манипулируют нами, как послушными и неразумными марионетками. Затворники на протяжении тысячелетий уходят в пещеры, потому что не видят спасения от его многоликой и неотвратимой власти.

ЧСВ — это суть и смысл всей нашей социальности. А социальность — главное содержание нашей жизни на этой земле. Действительно, можно прийти в отчаяние. Задача по устранению этого чувства для достижения безупречности, поставленная доном Хуаном перед Кастанедой (а теперь и перед нами), кажется невыполнимой.

На самом деле не все так безнадежно. Любое чувство (даже столь фундаментальное) устранимо, если ТОЧНО знать, как именно оно возникает, как развивается, какими механизмами и законами оно управляется. Конечно, не надо представлять себе, будто устранение ЧСВ превращает человека в ангела или робота. Критерий успешной работы в этом направлении (она никогда не заканчивается) — прекращение обусловленности реакций и поступков чувством собственной важности.

Что я имею в виду? Мы обусловлены в тот момент, когда наше осознание без нашего разрешения, а вполне автоматически отвергает целый ряд символов и содержаний из доступного ему мира, и усиливает (иногда чудовищным образом) другой ряд. Это и есть режим предельного искажения восприятия. Он включается во всех случаях выраженной небезупречности (а это почти фоновое состояние для массового социального человека). Его энергетический смысл сводится к бессознательному излучению энергии в окружающее поле, ибо тело воспринимает подобные состояния как агрессивность среды или внешнюю опасность. Вдумайтесь — наше тело своим биологическим «разумом» почти все время защищается от существующих в нашем воображении «агрессоров». Страх смерти, ЧСВ, жалость к себе — для нашего энергетического тела все это своеобразные симптомы неблагополучия, сигналы тревоги и т. п.

Вот причина тех колоссальных и в нашем случае решающих энергозатрат, которые вытекают из небезупречности и приводят к бессилию в отношении любых стабильных психоэнергетических трансформаций нашей природы.

Конечно же, безупречность не исчерпывается списком рецептов и упражнений по изменению собственного поведения и реагирования. В книгах Кастанеды дон Хуан нередко как бы «мистифицирует» понятие безупречности, делает его почти таким же загадочным и могущественным, как, скажем, «намерение». И это не только дидактический прием, направленный на то, чтобы вызвать у ученика достаточно сильную установку.

В практике безупречности всегда наступает момент, когда количество частных изменений, производимых начинающим нагуалистом с различными областями собственной психики (начиная с простейших действий по дисциплинированию и упорядочению тонального бытия и заканчивая «остановкой» базальных стереотипов реагирования страха смерти, чувства собственной важности и проч.), вызывает общее, недифференцируемое чувство "напряженной неопределенности" в отношении всего комплекса идей, формирующих человеческий тональ. Напряжение (с психологической точки зрения) вызвано фундаментальным противоречием — необходимостью продолжать жить и чувствовать в рамках человеческого мира, т. е. следовать общепринятым социальным стереотипам, и наличием культивируемого списка чужеродных для нормального человека отношений и переживаний. Конфликт, порожденный этой глубинной раздвоенностью, автоматически разрешается лишь одним способом — достижением специфической отрешенности. Пока "отрешенность воина" не достигнута, мы постоянно колеблемся, то и дело возвращаясь в мир привычных эмоциональных и — поведенческих шаблонов, и каждое усилие по повторному достижению безупречных реакций требует значительных волевых усилий. «Воля» такого рода — явление исключительно тональное, а потому не обладающее подлинной силой. Она исчерпывается, она утомляет. Таким образом, наша психика и все наше тело бессознательно чувствуют себя "припертыми к стене". Выхода из подобной ситуации в рамках тонального описания просто не существует. И тут происходит незаметное чудо если мы вопреки "здравому смыслу" несгибаемо стоим на своем, включается намерение достичь отрешенности — а это действие, принадлежащее нагуалю, т. е. акт во всех отношениях вполне магический, хотя и не впечатляющий с поверхностной точки зрения.

Случается, что практикующий безупречность несколько лет использует для этого магическое намерение, ни в малейшей степени не подозревая об этом. Его мироощущение в какой-то миг меняется в самой основе своей, но он приписывает это развившейся способности к самодисциплине. Это любопытный и крайне важный период — именно тогда начинает пробуждаться та измененная чувствительность, которая в конечном итоге производит решающую "остановку мира". Интересно, в этом смысле упрямый, неподатливый тональ, тормозящий процесс самоосознания, может оказать большую услугу воину. Преждевременно открывшаяся сенситивность (т. е., выражаясь языком энергетического тела, подвижность точки сборки) предоставляет обильный поток необычных, «магических» впечатлений — они соблазняют поддаться галлюцинированию, что приводит к хаотическим и бесплодным блужданиям среди кривых зеркал возбужденного расширенным спектром восприятий тоналя. Поскольку намерение не успело сформироваться в должной степени, трансформант оказывается в ловушке — тоналю нравится скользить в полуоформленных мирах, никогда ни на чем не фиксируясь — это еще один хитрый способ сохранить собственную неизменность. В определенном смысле такое состояние немногим отличается от фантастического кино: экзотические видения, которые можно увлеченно разглядывать, по-настоящему не соприкасаясь с ними, и при этом оставаться прежним собой. Лазейка — вполне удовлетворительная для многих и особенно опасная тем, что почувствовать обозначившийся тупик поистине нелегко.

Это еще одна причина, по которой кастанедовский дон Хуан долгое время не акцентировал внимание ученика на видениях, а добивался его полноценной безупречности в обычном режиме восприятия. В одном месте об этом сказано почти буквально:

"Восприимчивость — не самое главное… Главное — это безупречность воина" (Tales of Power)

В случае самого Кастанеды мир «остановился» обвальным образом уже в тот момент, когда намерение отрешенности, вынужденное несколько лет бороться с его строптивым и изворотливым тоналем, приобрело исключительную и стабильную интенсивность.

Нет нужды торопить события и постоянно искать свидетельств магического опыта (а ведь все мы, безусловно, склонны к этому). Практика безупречности всесторонне готовит нас к решительному повороту и делает это гармонично и неотступно. Визионеры, экстрасенсы и духовидцы — не столь уж исключительное явление. Их способности любопытны, но мало что меняют в их природе. Задача нагуализма — подлинная трансформация энергетического тела, полноценное овладение иными способами энергообмена и функционирования нашего целостного существа, а это может стать возможным только в том случае, если вы буквально «пропитались» безупречностью — изменили свой разум и свое сердце полностью и бесповоротно. Кажется, только толтекская традиция осознала этот лежащий на поверхности факт и извлекла из него практическую пользу. Мистики и маги иных культур, как правило, имеют дело с силами нагуаля, прорывающимися в их существо кратковременно и фрагментарно, — они играют на пороге Трансформации и словно колеблются между мирами, а мы с наивным восхищением следим за процессом, полагая, будто их мерцающее блуждание — свидетельство особенного искусства равновесия. И лишь более близкое знакомство с этими причудливыми людьми заставляет усомниться в их совершенстве. Безупречный толтек находит в этом зрелище поучительный урок.

Безусловно, толтекский путь самотрансформации (как и всякая «духовная» дисциплина) требует от человека полной самоотдачи. Следуя традиции, его вполне можно называть "духовным подвигом" или, например, "шаманистским стоицизмом". Иначе и быть не может, поскольку в дон-хуановском учении объектом целенаправленных изменений становятся практически все проявления человеческой психики.

В этом отношении нагуализм глубже и основательнее многих мистико-оккультных школ, славящихся своей суровой аскезой, — несмотря на то, что толтеки вовсе не акцентируют внимание на строгости своей дисциплины. Тяжкий труд здесь скрыт от постороннего взгляда, и только сам практикующий знает, каких усилий внимания и какого контроля требует каждый шаг на пути развития осознания.

Степень алертности (бдительности), которая необходима воину, на первых порах кажется невообразимой и недосягаемой. Первое и самое тяжкое испытание ожидает практика в тот период его жизни, когда осваиваются фундаментальные принципы безупречности; редко кому удается пройти эту часть пути без срывов и остановок. Искушение отказаться от разрешения поставленной задачи, которая часто кажется неисполнимой, здесь бывает особенно сильным. Зато в момент, когда настроение безупречности становится наконец фоновым, полностью пропитывает психику, можно считать, что по крайней мере половина работы сделана. Оглянувшись назад спустя годы, толтек даже изумляется порой: отчего эти достижения казались ему столь трудными?

Путь, конечно, не становится легким, но и подвижником себя толтек уже не считает. Собственно говоря, спокойное отношение к масштабам достигнутого и объему все еще предстоящего труда — один из симптомов обретенной воином безупречности.

Достижение безупречности обозначает качественное изменение человеческой психики. Ясно, что обычное ее функционирование окрашено эмоциональным фоном, восходящим не только к социальным привычкам, но и к архетипическим паттернам коллективного бессознательного, даже к психофизиологическим обусловленностям — продуктам биоэнергетической формы, образовавшейся на протяжении миллионов лет мутаций высших млекопитающих.

Изменение реактивности (а значит, и энергообмена) происходит медленно, поэтапно. Глубинные слои «фона» сопротивляются с особенной силой и требуют специальных методов трансформации: остановки, внутреннего диалога, перепросмотра, сновидения и сталкинга, неделании — т. е. тех важнейших рычагов воздействия, что составляют уникальную сердцевину дон-хуановского нагуализма.

Изменение психоэмоциональной реактивности порождает, с одной стороны, расширение восприятия, с другой — вызывает целый ряд побочных эффектов и проблем. Начинающий толтек должен уметь с ними справляться, знать их возможные симптомы и способы устранения нежелательных последствий. К сожалению, книги Кастанеды далеко не исчерпали этой темы — опираясь исключительно на сообщения Карлоса о его беседах с доном Хуаном, далеко не всегда возможно правильно диагностировать свое состояние, а тем более — преодолеть неожиданные препятствия.

В первую очередь эти проблемы связаны с различными социальными конвенциями, условностями поведения и общения, а также (что особенно важно) с дезавтоматизацией базовых рефлексов. Крайне важно понять, что речь не идет об отмене рефлекторного поведения как, такового, иначе человеческое реагирование может стать хаотическим, неэффективным, в конечном итоге — неприемлемым с точки зрения выживания не только в социальной среде, но и в Большом Мире-вне-человека. Безупречность вторгается в базальные рефлексы как особое прикосновение организованного внимания для того, чтобы иметь возможность полноценно и своевременно корректировать работу рефлексивной дуги, а в специальных случаях — приостанавливать или видоизменять прежде автоматический процесс. Читателям Кастанеды известно, что для этого используется сталкинг и контролируемая глупость.

Указанные изменения реактивности сопровождаются и порождаются проникновением новых для тоналя идей о мире. В одних случаях безупречность сама порождает новые идеи — в этом случае они оказываются результатами новых переживаний. В других же случаях умственные идеи культивируются психикой в процессе трансформации и затем уже становятся переживаниями.

Не следует при этом забывать, что умственные идеи сами по себе не оказывают трансформирующего воздействия. Только превращение, идей в переживания делает идеи инструментами трансформации.

По отношению к субъекту самотрансформации идеи могут быть дескриптивными (описывающими) и операциональными (определяющими характер и смысл деятельности). Соответственно можно называть их идеями экзистенциального и функционального уровня. Вот главные из них.

 

Идеи экзистенциального уровня

1. Мир — это энергетическое поле. Плотных и изолированных объектов не существует.

2. Восприятие — это энергообмен между воспринимающим и внешним по отношению к нему полем.

3. Осознание — это процесс, свойственный энергетическому телу, а не биологическому организму с развитой нервной системой.

4. Произвольное внимание не только управляет восприятием, но и формирует потоки энергии и каналы энергообмена.

5. Человеческие (т. е. тональные, выведенные из описания мира) оценки к Реальности неприменимы.

б. Время и пространство — условные категории, организующие восприятие. В Реальности не существуют.

7. Цель и смысл существования человека — совершенствование и расширение осознания (осознанного восприятия).

8. Любое действие может быть по-настоящему успешным лишь при условии гармоничного резонанса между внутренними и внешними потоками энергии (эманациями).

 

Идеи функционального уровня

1. Эго и его продукты (страх смерти, чувство собственной важности, жалость к себе) — иллюзии тоналя.

2. Образ себя — совокупность привычек, и может как угодно видоизменяться. Это нестабильная формация. Любое представление о себе — разновидность внутреннего диалоги Остановка внутреннего диалога приводит к дезактуализации личностных характеристик.

3. "Верить не веря". Ни одна точка зрения не является окончательно истинной.

4. Индульгирование (потакание себе) — основное и непрерывное состояние психической жизни человека. Продление эмоциональной реакции(психическая реверберация) практически полностью определяет повседневное поведение людей среди себе подобных.

5. Одиночество — состояние, сотворенное тоналем, как реакция на, правила описания мира, где существуют изолированные объекты и «мертвое» внешнее пространство. В Реальности одиночества не существует.

6. Человеческое поведение и реагирование может служить способом использования или накопления энергии.

Существует еще множество идей тоналя, которые открываются в процессе практики и применяются толтеком для совершенствования безупречности. Но уже приведенных здесь достаточно, чтобы вызвать незначительные трансформационные сдвиги. Некоторые из них, безусловно, кажутся по меньшей мере странными или даже откровенно безумными. Любопытная закономерность нередко наблюдается при освоении новых идей-чувств из этого списка: чем более странной (безумной, непривлекательной) кажется идея на первых порах, тем более решительные изменения вызывает она в практикующем по мере внутреннего усвоения.

Скажем, представление о пространстве-времени как иллюзии тонального восприятия. Кажется, что этот тезис просто сошел со страниц самых абстрактных философских трудов, проповедующих идеалистические или солипсистские идеи. На первый взгляд, нет ничего более далекого от практики нашей жизни, чем такая декларация. Однако стоит вам хоть раз почувствовать эту идею, а не просто прочитать или сформулировать, как ваша точка сборки сдвинется и новые способы действия в реальном мире откроются самым неожиданным образом. Освобождение от пространства-времени сделает все смыслы, оценки системы координат размытыми — все сольется в единый прохладный поток, где безупречность уже не покажется дисциплиной, требующей непрерывных усилий внимания и воли. Терпение перестанет казаться добродетелью, скорость достигнет оптимума, но не станет при этом предметом оценок или размышлений.

То же самое со многими идеями функционального уровня. Потакание себе начинает медленно, но бесповоротно покидать воина в тот самый момент, когда он почувствует, что до сих пор оно определяло практически каждое мгновение его жизни. Одиночество исчезнет, на его место придет плодотворное и умиротворенное уединение. Мысль о том, что каждая реакция и поступок могут быть использованы в качестве средств накопления личной силы, сделает процесс трансформации практически непрерывным.

Отдельным и особым продуктом безупречности становится сталкинг — апофеоз эмоционального контроля, игра с символами, ситуациями, людьми. Он приходит естественно, поскольку безупречный "человек знания" становится живым воплощением весьма любопытного парадокса — он более не разделяет ни человеческих ценностей, ни человеческих идей, однако вплоть до своего "окончательного путешествия" вынужден жить среди назойливого объединения себе подобных. Он, к сожалению, так или иначе зависим от них, ибо они являются частью окружающего его мира.

Я назвал социум «назойливым», и этим, наверное, кого-то шокировал. Но это еще очень мягкое определение той социальной стихии, в которой мы существуем. Социум не просто назойлив, он агрессивен. Его сущность — экспансия и ассимиляция. По природе своей он стремится унифицировать любую человеческую единицу во всех ее проявлениях. Он регулярно порождает набор ценностей и стереотипов, набор жизненных сценариев, и чутко реагирует на индивидуальные отклонения от всеобщего плана своей "социальной сети". Социум диктует нам не просто условия внешней жизни (это было бы слишком просто — соблюдать условия "общественного договора"). Он гораздо требовательнее — ему необходимо все содержание нашего внутреннего мира, целиком и без остатка.

А внутренний мир безупречного толтека — нечто, безусловно, несовместимое с социальностью. Здесь наконец-то восстанавливают свою подлинную значимость экзистенциальные ценности, а все, связанное с обществом и общественным поведением, опять занимает скромное положение инструмента элементарного выживания. Никакое общество никогда не смирится с тем, что некоторые его члены внутренне свободны от него. Как только социум распознает таких индивидов, они сразу становятся «неудачниками», «маргиналами», "потерянным поколением" и т. п.

Поэтому сущность сталкинга в современном социальном мире — маскировка. Это его внешняя сторона. В определенном смысле все мы до сих пор находимся в ситуации Конкисты, ибо нас стремятся завоевать, подчинить и подогнать к определенному шаблону. В свое время толтеки столкнулись с экспансией европейского тоналя и европейской цивилизации в самой грубой и явной форме. Они столетиями были "людьми второго сорта" — индейцами, на которых завоеватели обращали специальное внимание, поскольку именно здесь подозревали возможность бунта или иного неповиновения.

То, что сегодня социум пользуется более мягкими (но при этом более коварными) способами, принципиально ничего не изменило.

Толтекам теперь легче «маскироваться», ибо они утратили этническую идентичность (толтеком может быть американец, немец, русский), но и социум усовершенствовался (по законам развития мирового тоналя), стал изощреннее в методах своего влияния на субъекта. Так что «неуязвимость» по-прежнему актуальна, и поскольку социальное воздействие теперь сосредоточено на психике человека, воображающего себя "самостоятельно мыслящей и самостоятельно принимающей решения" личностью, акцент в технологии сталкинга надо сместить на преодоление собственных психических автоматизмов.

По сути, в этом нет ничего нового. Сталкинг самого себя всегда был основополагающим ядром этой дисциплины. Надо лишь не забывать об этом. Поэтому мы будем рассматривать именно эту часть сталкерской практики как главную и основную.

Таким образом, сталкинг направлен отнюдь не на манипуляцию своими партнерами по общению (как можно подумать, поверхностно ознакомившись с некоторыми книгами Кастанеды), это — средство разрушения любых стереотипов, любых привычек или поведенческих сценариев. Полноценное овладение сталкингом может (и должно) привести практикующего к реимпринтированию, т. е. к разрушению, импринтов, сформировавшихся в раннем детстве и по сей день управляющих значительной частью его эмоциональной жизни, а значит, поступками и судьбой. У сталкинга, в отличие от иных самотрансформационных техник (не станем их перечислять, это заняло бы слишком много места, да и трансформационная ценность их во многом вызывает сомнения), есть одно редко замечаемое, но существенное преимущество: сталкинг не состоит из команд.

Восточные авторы, включая некоторых европейских (и я писал об этом в предыдущих книгах), время от времени указывают на несомненную опасность "ведения войны" с самим собой. И хотя это не так уж похоже на известное психоаналитикам "сопротивление терапии", сторонники фрейдизма и постфрейдизма сравнивая собственные откровения с мудростью ориентализма, отмечают этот факт с некоторым удовлетворением. Однако не следует забывать, что психоаналитики порой ищут бессознательное там, где его нет, либо чрезмерно акцентируют свойственные бессознательному психодинамические процессы даже тогда, когда речь идет о «полу-сознательном», либо «треть-сознательном». Подобная иерархия вообще не помещается в их головах (здесь я не говорю о подлинно великих мыслителях — основоположниках психоаналитической школы, вроде Фрейда и Юнга, те уделили достаточное внимание проблемам соотношения сознания и бессознательного, пытаясь не превратить номинализации в застывшие категории).

Война — это естественная проекция нашего отношения к внешнему миру, перенесенная вовнутрь. Иными словами, война — это стереотип. А сталкинг, как было сказано выше, направлен на разрушение любых стереотипов, в том числе и тех, что принято использовать для самоизменения.

Однако это вроде бы очевидное преимущество при недостаточной внимательности и вдумчивости вставшего на путь толтеков быстро превращается в существенный и почти непреодолимый для него недостаток. «Толтек» не находит в сталкинге рецепта для повседневной жизни. Этот казус, насколько я знаю, многим не дает покоя. Как же так! Открываешь книгу по йоге — рецепты, по буддизму — рецепты, по тантре — рецепты, даже новоявленный ДЭИР успел набить головы своих адептов целой кучей рецептов. Можно начинать новую жизнь хоть завтра, А зайдет речь о сталкинге — одни туманные рассуждения и призывы, которые непонятно как реализовать в жизни.

Пожалуй, единственный рецепт, который можно найти в сталкинге, — это даже не перепросмотр, который, согласно доброй традиции Кастанеды, тоже дан в форме добрых пожеланий и напутствий, В глубинах технологии сокрыт очень важный и нужный всем нам рецепт спасения от гуру. Ибо сталкинг требует от нашего тоналя творчества. А ведь именно творчества тональ на дух не переносит.

Всякий раз сталкинг апеллирует к нашим внутренним резервам, поощряя в самих себе искать конкретный способ разрушения конкретного стереотипа, конкретной программы. А ведь само творчество есть великий урок для закостеневшего тоналя. Мы часто забываем, что цель сталкинга — не только «выследить» себя, но и узнать, как выследить.

Все, где скрывается плодотворное творчество, содержит потенциальную угрозу для тоналя. Любой вид искусства, если это не формальное подражание а собственный поиск демонстрирует тоналю условность сотворенного им мира. Недаром искусствоведы в свое время полюбили, рассуждая обо всяких художественных изысках, говорить об "удвоении мира". Подумайте: если не учитывать степень сенсорной убедительности, любой художественный опус (будь то картина, кинофильм, роман, стихотворение или симфония) — измененный режим восприятия. Подозреваю, что именно поэтому творческие люди быстрее достигают результатов на пути толтекской дисциплины. Художественное произведение имеет ряд существенных признаков структурности, которые автоматически распознаются тоналем как «мироподобие». Отсюда и высокая степень соучастия, художественной эмпатии зрителя, читателя, слушателя. Только общественный договор (конвенциональность социального сознания) позволяет тоналю без сопротивления принимать эти "альтернативные миры".

Читать книги Кастанеды, где описываются принципы сталкинга, для сталкера — то же самое, что писателю читать учебники по литературоведению. Полезно, но лишь в самых общих чертах. Стоит писателю сесть за работу (а сталкеру приняться за сталкинг), и в голове остаются, лишь фундаментальные принципы.

Тем не менее технологию сталкинга описать можно. Особенно если не забывать, какое количество самодельных «гуру» претендует на место в ваших головах, дабы вытеснить неудобного и малопонятного Кастанеду с его нагуализмом.

Прежде всего, сталкинг отрицает саму идею цели, когда речь заходит о прекращении стереотипа или поведенческого автоматизма (иным словами, сама дезавтоматизация стереотипа и есть цель).

Когда человек берется за самоизменение (даже совсем небольшое — скажем, избавление от неконтролируемых вспышек злости ил от курения), он бессознательно утверждает "Я тот, кто хочет избавиться от раздражительности", "Я тот, кто бросает курить". Эта идея, как и всякая любая идея, принадлежит тоналю и не существует в нем изолированно. Она окружена разнообразными представлениями, образами вновь-таки стереотипами. Причем, у каждого собственный набор прилагающегося к цели хлама. Вот почему неминуемо приходится говорит о столь ненавистном тоналю творчестве. Обманывая тональ, мы те самым обманываем того нудного и брюзгливого «гуру», что сидит каждом из нас (а заодно и тех, что сидят снаружи и стремятся подзаработать). Как же «выследить» эту дурную привычку тоналя и обмануть его?

1. Не ставить перед собой цель. Ложную цель ставить тоже неблагоразумно. Играйте не с целями, а с собственным поведением «здесь» и «сейчас». (Заметьте разницу: мы говорим о сталкинге самого себя, а не об искусстве намерения. Сталкинг, имеющий цель помимо самого сталкинга, — это ситуативная техника, игра с партнерами, о чем неоднократно говорил дон Хуан Кастанеде. Внешний сталкинг осуществляется ради поставленной цели, внутренний — ради остановки тоналя. На данном этапе ничего «провозглашать» не нужно. Можно назвать все описываемое здесь "черновой работой", необходимой для "очистки связующего звена". Несколько лет безупречности и сталкинга — и все изменится. Вы не сможете этого не заметить.) Исключением из этой рекомендации является лишь сам сдвиг точки сборки, поскольку это практически единственный механизм, который не желает непосредственно подчиняться тоналю. "Очистка тоналя" — это лишь условие для сдвига ТС, но никогда не команда. Потому самоуверенное заявление "Я сновидящий", к которому прибегал Кастанеда и рекомендовал его своим последователям, строго говоря, — не акт сталкинга, а потому в обычном режиме восприятия не помешает вашим сталкеровским играм.

2. Разрушение целостности стереотипа (привычки, сценария). Еще раз повторюсь — без всякой цели. Это просто игра, за ходом которой интересно следить. Надо лишь соблюдать ее правила. А правила вы вправе выдумывать сами.

Важное замечание: никогда не меняйте правила во время начатой игры. Если что-то не нравится, подождите оговоренного заранее окончания (периода), и уж после этого вносите коррективы. (Согласитесь, любая, даже не сталкеровская игра этого требует. Никто (а главное — вы сами) не сможет сказать, чем реально закончился предпринятый сталкинг, если вы по ходу будете то принимать, то отвергать выдуманные собой же условия. Это уже не творчество, а произвол. Вы и мир останетесь "непостижимой тайной", но вряд ли сможете сказать, что всерьез попытались приблизиться к ее раскрытию. Так что, как видите, это не сталкинг.) разваливать целостность можно по-всякому. Поскольку моя предрасположенность — классифицировать, то я предложу вашему вниманию схему. Впрочем, как я имел возможность убедиться, она многим помогает.

Итак, целостность проще всего разрушается по трем направлениям:

а) по времени;

б) по внутренней структуре;

в) по значению.

а) Для нас, как воспринимающих и реагирующих существ, время — важнейший структурирующий фактор. Стоит немного приглядеться — и вы обратите внимание, что в ряде случаев время имеет для нас большее значение, чем пространство. Скорость и своевременность реакции часто могут определять как ее значение, так и практические последствия. О наиболее очевидных случаях (вроде бегства из горящего здания или катапультирования из падающего самолета) говорить не будем. А вот попробуйте обидеться, скажем, на три дня позже, разозлиться на следующий день, развеселиться часа через два после того, как причина веселья исчезла. Если получится, то вы редкостный зануда. Или, например, вас ужасно раздражает некий неприятный тип, а вы целый, день пребываете в чудесном расположении духа. На следующий день тип благополучно исчезает из вашей жизни, а вы — не тут-то было! втихомолку доводите себя до белого каления. На первый взгляд, довольно странный способ реагировать на внешний мир (впрочем, в наше время, изобилующее психическими аберрациями, и такое случается), а ведь ничего по сути не изменилось, кроме вашего обращения со временем.

Когда смещается точка сборки, личные отношения со временем порой кардинально меняются. Например, сильный стресс, который всегда сопровождается резким и неуправляемым сдвигом точки сборки вниз внутри «лунки» (стереотипный для большинства сложных живых существ "поиск защиты" среди более плотных эманаций кокона), как бы «откладывает» на время привычную реакцию страха или испуга. Проходит стресс (иногда через несколько часов, иногда — через несколько дней) и происходит полноценное реагирование, вплоть до обмороков, и истерик.

Играя со временем, сталкер имитирует подобные микросдвиги точки сборки, он отодвигает реакции, поступки, произвольно меняет их, структуру, содержание, а самое главное — значение.

Необходимо обратить внимание на еще один важный момент: работа со временем вынуждает сталкера структурировать сам временной поток. Обычный человек скользит по времени бессознательно, воспринимая его лишь как ориентир для деятельности. Таково место времени в тонале. Я уже говорил в предыдущих книгах, что время, как и пространство — это ЗНАК ДОСТУПНОСТИ/НЕДОСТУПНОСТИ ЭНЕРГИИ (ОБЪЕКТА) ДЛЯ ПОТРЕБЛЕНИЯ. Пока мы вполне автоматически относимся ко времени подобным образом, мы НЕ занимаемся сталкингом. Для обычного человека восход солнца, например, знак того, что нужно вставать и собираться на работу, для крестьянина весна — знак того, что настало время сеять, а осень — собирать урожай, городской житель всегда глядит на часы, чтобы узнать вполне прагматичные вещи — не опаздывает ли он на поезд, скоро ли обеденный перерыв и т. д. и т. п.

Сталкер структурирует временной поток абстрактно — каждый временной отрезок для него является периодом жизни осознания и слежки за тоналем. Любопытно, что для внутреннего диалога, как и для всего тоналя в целом, — это уже затруднительная ситуация. Если тональ обнаруживает, что даже сердцевину его жизни — реагирование и восприятие — пытаются подчинить абстрактному временному потоку, он начинает «тормозить», подобно перегруженному компьютеру.

Например, некто решил стать толтекским «магом» и считает, что для этого нужно бросить курить. Поскольку он имеет дело с привычкой тоналя, ему правильно будет применить в этой ситуации сталкинг. То есть

а) во-первых, отказаться от самой цели — стать «некурящим». Нагуалю глубоко безразлично, вдыхаете ли вы дым с никотином и смолами, а Орел вообще любит экологически чистую пищу и кушает всех некурящих с превеликим удовольствием (хоть и пребывает в пространстве "мифологического воображения"). Во-вторых, приступить к игре, которую можно назвать "время моего курения". Здесь можно выдумывать все что угодно. Например, три часа куришь три — нет. День куришь, день воздерживаешься. Подобные издевательства в соответствии с заранее придуманными правилами, которые изменить нельзя. Неплохое начало, но и это далеко не весь сталкинг.

б) Следует разрушить внутреннюю структуру привычки или стереотипа. В «цепочке», которую отслеживает сталкер, всегда есть начало, середина и конец. Начало — это триггер (включающий механизм): ситуация, слова, выражение лица собеседника, даже предмет. Сталкер начинает «отключать» звенья этой цепочки по очереди, т. е., в данном случае, как попало. Если у вас вызывает раздражение самодовольная физиономия вашего шефа, попробуйте заменить раздражение на жалость или восхищение (последнее дается с особым трудом — это вершина сталкинга, но пытаться все равно нужно). Только не нужно сочинять историй для своего тоналя, чтобы он реагировал не на реальную ситуацию, а на выдуманные условия (например, воображать шефа, свалившегося с инсультом). Выдуманная история — тоже стереотип, а вовсе не сталкинг любых стереотипов. Попробуйте почувствовать непривычную эмоцию просто так, опираясь на телесную (кинестетическую) или иную, необразную (не имеющую смыслового содержания) память. Таким же образом следует работать со всеми иными эмоциями (страх, жалость, ревность, зависть и многое др.).

С серединой и концом «цепочки» работать проще. Переключение на иную эмоцию или действие действует почти всегда. Главное — не утратить бдительность. Стереотип проигрывается быстро, и осознание чаще всего приходит задним числом вместе с благими надеждами "в следующий раз" наконец-то все сделать как надо.

в) Если не пренебрегать методами, описанными выше, то разрушение стереотипа через его значение обычно дает самый стойкий и, безусловно, радикальный результат. Описать эту процедуру просто, но исполнить на практике поистине сложно. По сути, это не что иное, как применение в сталкинге фундаментального принципа толтекского не-делания. (О не-делании подробнее см. соответствующую главу.) Сталкер как бы «вычеркивает» избранный стереотип (привычку, сценарий) из списка тоналя. Главное — правильно понять суть этой техники. Речь не идет о волевом решении, поскольку не-делание — это метод, направленный на трансформацию внимания. Таким образом, «вычеркивание», стереотипа — работа внимания. Как же это происходит?

У всякого действия и реагирования, так же как и у всякого события восприятия, есть стабильные элементы, элементы повторяющиеся и, элементы, трудно поддающиеся быстрой и однозначной интерпретации (позволяющие неоднозначную интерпретацию). «Увидеть» вместо шланга змею — это ошибочная интерпретация, наступившая в результате спонтанного и кратковременного «не-делания». В тот момент, когда воспринимающий не знает, что перед ним — змея или шланг, он пребывает в состоянии не-делания, поскольку его тональ еще не выбрал тип интерпретации поступающего сенсорного сигнала.

Мы никогда не испытываем ничего подобного в случае реагирования или действия, поскольку они вторичны по отношению к восприятию. Иными словами, мы сначала «делаем» воспринимаемую картинку а потом уж выбираем, как реагировать или поступать. Тем не мене сталкер может игнорировать эту естественную последовательность, что, впрочем, и есть его задача как сталкера.

Когда толтек, скажем, созерцает тени от предметов и пытается воспринимать их как самостоятельные объекты (не-делание), а потом приходит к бессмысленной комбинации световых пятен (т. е. на какое-то время отключает большую часть тоналя), он опирается на элементы, позволяющие неоднозначную интерпретацию ("тени"), чем расстраивает привычный режим восприятия. А ведь ту же самую хитрость можно использовать при работе с реагированием. Вы спросите, где же здесь элементы, позволяющие неоднозначную интерпретацию? Их множество, и на каждом уровне — свои. Вот самый простой пример. Выражение лица у человека, находящегося на грани истерики, похоже на выражение:

а) человека, который вот-вот засмеется;

б) человека, который вот-вот заплачет;

в) человека, поднимающего большую тяжесть;

г) человека, который собрался чихнуть.

Подобных примеров можно подобрать множество, независимо от того, какие типы реагирования и действия мы рассматриваем. Не стоит, в частности, забывать о специфических напряжениях мышц брюшного пресса, которые сопровождают самые разные проявления эмоций и вовсе не связаны однозначно с той или иной реакцией.

И наконец, помимо всего остального существует неизменное и бесстрастное «Я», хорошо известное медитаторам. Йоге разновидности техники «свидетель» опираются на этот трудноописуемый и все же довольно отчетливо ощущаемый элемент нашего психического мира. С тем, что данный элемент действительно допускает неоднозначную интерпретацию, трудно поспорить. Если учитывать специфический опыт ориентальной интроспекции, открывается поистине необозримый простор для не-делания. Следует лишь помнить, что между медитацией типа «свидетель» и сталкингом существует принципиальная разница. Медитаторы придают значение своему бескачественному Я (о-значивают его), пытаясь «углядеть» в этом загадочном безмолвии Атмана, Пурушу, буддисты говорят о шуньяте, а мистики вроде Якоба Беме или, например, суфии, вообще практически приравнивают его к Богу. Для сталкера этот элемент принципиально не имеет смысла или значения (хотя они вполне могут согласиться называть его хоть так, хоть этак, хоть "центром циклона", вспоминая полезную книгу Джона Лилли) — это та «тень», благодаря которой любые типы реагирования становятся похожими, а в конечном счете — неотличимыми друг от друга.

Вот одна из принципиальных схем сталкинга. Понятно, что она не исчерпывает темы. Думаю, вы заметили, что я ничего не сказал о сталкинге как способе управления ситуацией, в которой участвуют другие люди (например, о «тиранчиках» и способах работы с ними).

И дело здесь не в морали. Некоторым почитателям Кастанеды кажется, что устраивать розыгрыши и всякие проделки с окружающими — не только очень веселое, но и полезное занятие. При этом их не смущает пристальное внимание к себе и репутация эксцентричных чудаков с сомнительным чувством юмора. Безупречность (а сталкинг — это в первую очередь технология формирования и укрепления безупречности, а потом уж — как результат — способ сдвига точки сборки) плохо сочетается с такими забавами. Манипуляция людьми возможна и, допустима лишь на высших стадиях овладения сталкингом. Она используется для обучения учеников в отряде нагваля (что сегодня невозможно) и в ситуациях, от которых зависит либо физическое выживание, либо сохранение накопленной толтеком энергии. В любом случае вовлечение в сталкеровские игры посторонних — крайняя мера. Чаще всего это обычная уловка чувства собственной важности, которая подтверждает самовлюбленному тоналю масштабы его мнимых достижений.

Хочу сделать еще одно, важное, на мой взгляд, замечание.

Большинство тех, кто пытается заниматься дон-хуановской практикой в наших условиях, попадает в любопытную ситуацию — с одной стороны, они могут с определенной степенью регулярности испытывать проблески второго внимания или внимания сновидения (что, как правило, вдохновляет и доказывает — практикующий на верном пути), с другой стороны, более серьезные достижения все равно остаются недоступными. Подобное «законсервированное» состояние с годами может превратиться в своеобразную ловушку — бросить жалко, а что с этими «видениями» и «сновидениями» делать — непонятно.

Современный тональ бессознательно находит такую ситуацию вполне удовлетворительной: измененные режимы восприятия становятся источником новых впечатлений, развлекающих и будоражащих, самому же тоналю реальная трансформация не грозит. По сути, это традиционный путь визионера, всего лишь оформленный толтекской терминологией и "способом говорить". Сведенборг беседовал с «ангелами» нынешний любитель оккультизма беседует с «союзниками». Разница лишь в том, что современный последователь дона Хуана знает — можно добиться гораздо большего. Но почему-то ничего из этого не получается. В чем же проблема?

Бессознательно озабоченный сохранением собственной неизменности, энергетического гомеостазиса, тональ упорно исключает из сферы своего внимания реальные источники энергии, а равно методы ее накопления. Он позволяет нам распоряжаться абсолютным минимумом избыточной силы, которая извлекается в основном из резервов, предназначенных для обеспечения работы произвольного внимания. Поскольку обычный человек распоряжается своим вниманием хаотично, нерационально, такой крохотный резерв есть у каждого. Направить его на кратковременные сдвиги точки сборки совсем несложно, а изменения в структуре тоналя, необходимые для этого, — минимальны.

Тональ пытается сбить нас с толку и во всем, даже в толтекской дисциплине, расставить удобные для себя акценты. Очень быстро и совершенно незаметно мы забываем о том, что главными источниками энергии (личной силы) являются безупречность, сталкинг и намерение. Именно безупречность "открывает систему", т. е. снимает те блоки, что мешают нам радикальным образом повысить свой энергопотенциал. Именно безупречность обеспечивает нас Силой для глубокой и полноценной остановки внутреннего диалога — а ведь именно глубина и длительность ОВД определяет масштабы сдвига точки сборки. Именно сталкинг наяву, в свою очередь, определяет нашу способность фиксировать точку сборки в иных мирах восприятия, вступать, таким образом, в качественный и стабильный энергообмен с прежде недоступными полями. И затем уж начинается медленное превращение человека в «мага», не раньше.

Только когда мы научаемся отключать защитные механизмы тоналя, не желающего никаких серьезных изменений (а именно на это, по сути, направлены безупречность и сталкинг), уровень энергии, доступной нам для работы, ощутимо возрастает, иногда с удивительной скоростью. Наиболее впечатляет прогресс в сновидении.

Во-первых, резко увеличивается длительность сновидения (час, полтора и более). В какой-то момент длительность вообще перестает быть проблемой: можно пребывать в сновидении хоть всю ночь, пока не надоест. Ограничения касаются только количества сдвигов и фиксаций ТС. Сновидящий быстро теряет силы, если многократно переходит "из сна в сон".

Во-вторых, само сновидение вообще перестает быть достижением. Пока новый тип энергообмена не заработал, сновидцу всякий раз нужно время для очередного накопления сил — недели, а то и месяцы. Вырабатывается даже привычный ритм: например, один раз в две недели. Когда же система «открывается», сновидение оказывается доступным в любой день. А стоит отработать необходимые навыки — и в любой час. Проблема произвольного засыпания теряет актуальность. По сути, это и не засыпание вовсе, а управляемый сдвиг ТС. Поскольку ее фиксация снижена, она покидает привычную позицию плавно, так что непрерывность сознания сохраняется и мы засыпаем, не засыпая. Может быть, вернее будет сказать не «засыпаем», а "уходим".

В-третьих, как только пребывание в сновидении становится длительным и устойчивым, практик получает способность останавливать в этом состоянии внутренний диалог. Обычно ОВД в сновидении длится какой-то миг и тут же приводит к дальнейшему смещению ТС, т. е. к погружению в следующий «мир». Теперь же диалог можно остановить вполне сознательно и погрузиться в "сновидческое безмолвие" на ощутимый промежуток времени. Это включает видение и почти сразу же вызывает голос «эмиссара». Появляются мерцающие структуры, сияют волокна, туннели, коконы, пузыри и множество формаций, которые невозможно описать. Хотя сеанс видения длится, как правило, недолго, он всякий раз приносит огромный объем знаний, из которого запоминаются лишь ничтожные крохи. Соблазнительно думать, что это и есть непостижимый нагуаль, хотя на самом деле это лишь еще одна его проекция, только значительно более масштабная, скрывающая в себе огромные возможности для познания и действия. Следующая задача — научиться контролировать видение и использовать его преимущества на практике.

Наиболее любопытным феноменом, непосредственно касающимся данной темы, является, наверное, непосредственно переход во второе внимание с помощью одной лишь безупречности. Такая возможность кажется странной и даже фантастической, и все же она вполне реальна. В конечном итоге, все зависит от качества безупречности. В экстремальном своем проявлении безупречность — это прекращение всех связей содержания внутреннего мира с внушенными стереотипами, навязанными ценностями, а ведь именно они составляют основное содержание того утомительного описания мира, что фиксирует точку сборки и делает нас бессильными.

Так или иначе, механизм здесь простой. Мы всегда знаем, ради чего практикуем безупречность. В конце концов, безупречность — тяжкий и непрерывный труд, и если нам удалось поддерживать этот психоэмоциональный режим годами, значит, накопилась известная сила, обеспеченная «странной» мотивацией. Важно помнить, что эта мотивация никоим образом не должна быть связана с достижением иных режимов восприятия и, тем более, с достижением третьего внимания. Иначе это будет уже не безупречность, а обычная медитация или специфическая форма аскетизма.

Это мотивация "чистого тоналя", стремящегося сохранить свою «чистоту» — не более того.

Завершая главу, посвященную безупречности, я позволю себе коротко описать одно упражнение, которое кажется мне важным для начинающих «толтеков». Оно относится к "подготовительным техникам" и не требует никаких специальных навыков — только времени и терпения.

Если вы уже далеко не «начинающий», данный особ разобраться с самим собой вам тоже пригодится — лучше поздно, чем никогда. Познакомившись с техникой, вы поймете, почему я решил ее писать. Это что-то вроде "предварительной чистки", помогающей нам уберечь себя от нежелательных срывов в будущем.

"Перепросмотр будущей судьбы"

С чего начинается безупречность для практика, только что решившего обратиться к толтекской дисциплине? Как ни странно, со своеобразного сталкинга, обращенного в собственное будущее. Это особый метод. Я назвал его "перепросмотром будущей судьбы", и он, подобно многим толтекским технологиям, касается как безупречности, так и сталкинга — одно непосредственно влияет на другое, и от этого никуда не денешься.

Обычный жизненный путь всякого человека представляет собой последовательную реализацию всех скрытых в его бессознательном комплексов, устремлений, страстей, страхов и пр.

Как правило, мы беззащитны перед этой стихией — причем не только зеленые юнцы, но и люди, относительно опытные, что называется, "умудренные жизнью". Поэтому в идеале методика "перепросмотра будущей судьбы" пригодится в любом возрасте, но в юности мы, как известно, совершаем ошибки чаще всего.

Каждое бессознательное (полусознательное) стремление нашего тоналя состоит из блоков, моделей, гештальтов, стремящихся к осуществлению ("завершению") как в виде целостной цепочки судьбоносных событий, так и по отдельности.

Существует несколько самых тривиальных схем социальной реализации обученного человеческого тоналя: 1) обретение любви (семья); 2) обретение уважения (карьера); 3) обретение известности (слава); 4) обретение безопасности (финансовое благополучие). (Финансовое благополучие, подразумевающее безопасность, стоит здесь на последнем месте, поскольку на самом деле является универсальным фундаментом для первых трех пунктов. Все, о чем идет речь в первых трех пунктах, — превращенное стремление к безопасности, и лишь стремление к финансовому благополучию — его непосредственное проявление.) Эти схемы лежат на поверхности, и анализировать их проще всего.

Забавно, что в ранней юности идеалистически настроенные юноши и девушки могут отрицать наличие в своей психике даже этих базовых, фундаментальных устремлений. Например: "Я не нуждаюсь в семье", "Мне наплевать на карьеру". Случаи такого самообмана желательно вскрыть в себе как можно раньше (хотя в юности с ними бывает трудно расстаться, настолько романтическими и «высокими» образами они окутаны). От базовых устремлений (интенций) тоналя не свободен никто, если он вырос в современном евро-американском социуме. Это поистине универсальные команды, о природе и сущности которых мы должны знать — иначе, следуя давно открытому закону «вытеснения», они уйдут в глубинные слои бессознательного, полностью окажутся вне нашего контроля и станут невидимыми, зато почти непобедимыми рычагами нашей судьбы.

Правда, таких «идеалистов» в наше прагматичное время осталось немного. Большинство молодежи рано осознает, что, какие бы «духовные» цели ни казались им привлекательными, семья, деньги и социальная устроенность по крайней мере "не помешают".

Таким образом, складывается двойственная ситуация — с одной стороны, начинающий толтек может быть сильно увлечен Непостижимым и отгонять от себя "мирские соблазны", с другой — смутно тяготиться своим положением, считая, что отказывается от слишком многого. Подобные полуосознаваемые «конфликты» в отдельных случаях могут «тлеть» десятилетиями.

Самый яркий и простой пример — отношение к любви и семейной жизни. Не так уж редко встречаются молодые практики, которые убеждены: для подлинно высоких достижений в толтекской магии надо соблюдать сексуальное воздержание. (Это далеко не всегда так, но сейчас речь о другом.) Эти молодые «аскеты» поступают наиболее привычным для европейца образом — побеждают базальное влечение волей. Они живут в состоянии скрытого и непрерывного напряжения до тех пор, пока их гормоны не взбесятся окончательно, либо — пока соответствующие железы внутренней секреции не атрофируются.

Чаще всего юноша все-таки влюбляется и женится, а девушка — выходит замуж и рожает детей. Поскольку некоторая часть их тоналя, безусловно, полагает этот факт «предательством», «слабостью», «компромиссом», их чувство вины блокирует всякий дальнейший прогресс.

Но это лишь одна сторона дела. Другая — в том, что они поступают вопреки принятым ранее решениям; побеждающая часть их личного намерения как бы "срывается с цепи" — она действует хаотично, мощно и непредсказуемо. Легко понять, что в результате выбор возлюбленной (возлюбленного) часто оказывается неудачным, а вся дальнейшая семейная жизнь переполнена сожалениями, ссорами бесплодными поисками новых партнеров.

Ткань судьбы, искаженная столь грубо, иногда до конца не возвращается в гармоничное состояние. "Духовные цели" так и остаются нереализованными юношескими фантазиями, а любовь и семья — непрерывным напоминанием об ошибках, которые уже не исправишь.

Точно такие же сценарии мы постоянно встречаем и в случаях искаженной реализации других базальных устремлений тоналя: карьера терпит фиаско, отнимая по дороге все жизненные силы слава не приходит; богатство же только вечно "маячит вдали", в тени куда более близкого банкротства.

Очень часто эта ситуация приобретает черты постоянства — люди не выходят из нее ни в 20, ни в 40, ни в 60 лет. Мир тоналя не принимает их, не считает их «своими», а мир нагуаля с каждым десятилетием становится все более далеким призрачным, нереальным.

Возможна ли хоть какая-то безупречность в таком состоянии? Вряд ли. Но определенно возможен «срыв» и даже глубокий психологический кризис.

Две системы ценностей и мотивов, почти ни в чем не пересекающиеся, «разрывают» описание мира и судьбу такого человека. Его поступки и чувства — в разладе, он весь — сплошной парадокс, в котором нет и малейшего намека на целостность. Внутренние трагедии такого масштаба наш тональ вуалирует вполне привычным для себя способом — просто устраняет из области ясного осознания ту конфликтную часть, что по его мнению, имеет меньшее практическое значение для выживания в мире первого внимания.

И из нашей жизни (где когда-то было столько чудесных помыслов и надежд!) уходит "все лишнее". В первую очередь — стремление к самотрансформации, нерациональное любопытство а вместе с этим — способность к открытости и пониманию.

Мы «высыхаем». Кто — в двадцать пять лет, кто — в сорок.

Как же бороться с этим явлением? Как противостоять давлению мирового тоналя и выученным импринтам, вложенным н нас? С помощью "перепросмотра".

Читая об этой технике в книгах Кастанеды, мы автоматически представляем, что перепросмотр может быть обращен только в прошлое. Но это лишь одна его сторона.

Вспомним еще раз, что пространственно-временные отношения в Реальности не существуют, а созданы нашим перцептивным аппаратом для удобства поглощения и выделения энергии из внешнего поля. Когда же мы глубоко погружаемся в перепросмотр, мы работаем не только (и не столько) с воспоминаниями или иными психическими процессами, но и с энергетическим телом, т. е. совокупностью эманаций, которые не имеют прямого отношения к временному потоку.

Наше реальное энергетическое тело содержит в себе как отпечатки прошлых событий, контактов, переживаний имеющих энергетический смысл, так и структуры энергообмена, которые, с нашей точки зрения, только готовы развернуться, вступить в резонанс с определенными существами и эманациями.

К. Юнг в одной из своих работ справедливо заметил, что все люди и все события с которыми мы сталкиваемся в жизни, являются проекциями тех или иных явлений нашего собственного бессознательного. Если мы взглянем на дело шире, та увидим, что наше энергетическое тело в эмбриональном (зачаточном) виде уже содержит все дефекту (и их последствия), которым суждено проявиться в нашей будущей личной истории.

Таким образом, предметом перепросмотра вполне может стать не только наша прошлая, но и будущая судьба. Это не так уж сложно, как может показаться сначала. В конце концов, личный тональ предлагает нам не так уж много вариантов, будущих событий и переживаний. Все основные схемы событий своей жизни мы можем расписать и даже начертить в виде каких-нибудь графиков за 1–2 дня.

(Не стоит переживать, если в них не войдут маловероятные или «сверхъестественные» линии. Если вы «случайно» познакомитесь с тибетским магом-учителем, женитесь на ведьме-инопланетянке, отправитесь с экспедицией на Марс — пусть это станет подлинной неожиданностью. Возможно, как раз это будет свидетельством того, что дух вступил с вами в серьезную игру.)

"Перепросмотр будущей судьбы" спасает от большого количества глупостей и ошибок, помогает устоять на толтекском пути и сохранит важнейшие, экзистенциальные приоритеты — безупречность, сталкинг, намерение — несмотря ни на что. Я бы даже сказал, что это своего рода "договор с абстрактным". Если он правильно «заключен», большие эманации ("Внешний Мир") не препятствуют вам, не "ставят палки колеса", а значит, вы получаете больший шанс достичь цели.

"Перепросмотр будущей судьбы" может быть описан как алгоритм

Он состоит из двух основополагающих тем перепросмотра:

1. Интенциональности (устремления, намерения) тоналя, возникшие естественным путем у субъекта как социального и биологического существа.

2. Сценарии реализаций устремлений тоналя, логическим образом вытекающие из первого пункта.

Интенциональности (намерения, устремления) нашего тоналя не блещут разнообразием. Они ограничены биосоциальной матрицей нашего существования. Ведь внутри «описания» мы знаем себя только с двух сторон — биологической и социальной.

Наша биологическая часть требует безопасности, размножения и удовольствия. Последний пункт — обязательное условие. Это единственный позитивный обратный сигнал от внешней среды, подтверждающий, что тело сохраняется в соответствии с заданной программой. Безопасность и размножение обязаны сопровождаться удовольствием, иначе возникает психосоматический кризис. Например, безопасность в замкнутом пространстве (скажем, камере) может привести к безумию. Размножение без оргазма (что иногда случается с женщинами) — к неврозам, меланхолии, депрессии.

Социальный аспект проявляет себя не столь однозначно. Уважение, признание, свобода выбора — все это удовольствия, которым нас обучают. Они требуют общения с себе подобными. Поскольку это универсальное условие, некоторые психологи ошибочно относят стремление к общению к биологической сфере, исходя при этом из наблюдений за поведением животных.

Однако животные ищут общения с себе подобными, опираясь на иные мотивы (вышеуказанные безопасность и размножение). Человеку этого мало. Самоутверждение — вот что заставляет нас вступать в общение с себе подобными. Мы создаем "образ себя" и ищем подтверждения тому, что этот образ соответствует действительности. В этом нуждается наш тональ — иных причин нет. Именно «выдуманность» стремлений связывает нас социумом и лишает свободы. Мы сами строим клетку для себя.

Сценарии реализаций устремлений тоналя разнообразны. Их может быть много, но их можно просчитать и перепросмотреть заранее. Каждое устремление может быть удовлетворено или не удовлетворено в разной степени. Я приведу, пожалуй, одну схему в качестве примера, и выберу самую простую.

Здесь вы легко убедитесь, что наш тональ очень «любит» число 3. Пространство наше трехмерно, для устойчивости любого объекта нужно иметь три точки опоры и т. д. В «троичности» тоналя, разумеется, нет ничего «мистического». Он по природе своей обязан быть исчерпывающим и экономным. Видимо, троичность — самый экономный вариант интерпретации мира, в котором мы должны выжить.

Возьмем, к примеру, одну (но зато чуть ли не самую важную!) интенциональность тоналя — любовь. У нее может быть только ТРИ модуса (качества бытия) — 1) счастливая любовь; 2) несчастная (неразделенная) любовь; 3) отсутствие любви.

У каждого из этих модусов тоже по три фактора (назовем их для разнообразия темпоральностью) всегда, временно, никогда.

Таким образом, мы получаем девять возможных вариантов осуществления-неосуществления любви в мире нашего описания. Не так уж много! Правда, существует еще каузальный план (заметьте, и здесь торжествует троичность — модус, темпоральность (время), каузальность (причина). Это своего рода три измерения пространства тоналя).

Итак, схема строится приблизительно так. Например, речь идет о ЛЮБВИ.

Модус: несчастная.

Темпоральность: всегда.

(То есть я специально выбрал самый худший для тонального существа вариант.)

Каузальность: 1) неверность партнера; 2) несоответствие интересов и стиля жизни; 3) счастливый соперник — развод; 4) смерть партнера и одиночество в итоге. И т. д. и т. п.

Конечно, последний фактор (каузальность) оставляет больше всего простора для воображения. Но и здесь, по большому счету, больше десятка вариаций не бывает. Если же учесть, что самих интенциональностей даже менее десяти, то в самом тяжелом случае вы получаете вполне приемлемую цифру:

10 (интенциональностей) х 3 (модуса) х 3 (темпоральности) х 10 (каузальностей) = 900 вариантов.

Конечно, сухая математика не дает нам верного представления о многообразии судьбы человеческого тоналя. Невозможно предусмотреть все, но можно предусмотреть главное. А уж это главное вполне впишется даже не в 900 вариантов, а в каких-нибудь несколько десятков. Ибо жизнь тоналя предсказуема и однообразна.

Предусмотреть варианты будущей судьбы легко, если быть честным с самим собой и ни на что не закрывать глаза. Все эти линии (сценарии), если вы собрались их перепросмотреть, требуют творческого воображения и смелости. Каждый обладает этими качествами в разной степени.

Как бы то ни было, техника "перепросмотра будущей судьбы" уменьшит количество совершаемых ошибок. А самые талантливые смогут вовсе избежать их. После этого ваша безупречность окрепнет, и вы будете намного спокойнее смотреть судьбе в глаза, какие бы сюрпризы она вам ни приготовила.