Мы с тобой бежали в этот лес дремучий…
Здесь отца оружье спрятано под кручей.
Не прощай обиды, не щади Мулдарта!
Ты за кровь отцову отомстить им должен!
Пусть за слезы вдовьи Кудайнат ответит…
Если ж не исполнишь ты свой долг сыновний,
То в загробном мире, в упряжи ослиной,
Под кнутом отцовским будешь надрываться!..
Спи-расти, мой мальчик, спи, мой птенчик малый,
Спи, пока не знаешь ты земных печалей!..
Пусть же дождь кровавый на убийц прольется,
И весь род Мулдарта кровью захлебнется!..»
Как яростно свищет в прогалинах ветер!
Взлетает к вершинам, на кручах рыдает,
Дубы вековые к земле пригибает.
Зловещие тучи льют черные слезы,
А Уацилла искры меж туч высекает!..
Госама то плачет, то вновь причитает,
И звери, жалея, ей в лад подвывают,
И прячутся на ночь в глухие берлоги…
Слушайте, старые! Слушайте, малые!
Повесть старинную, песнь величальную.
Вторьте поющему, юноши славные!
То не гром небесный среди скал высоких -
Выстрелы грохочут на лесистом взгорье.
Бьет охотник ловкий круторогих туров,
Бьет оленей быстрых и косуль беспечных.
Вышел на поляну, отдохнул немного,
Чистить стал кремневку: гарь пороховую
Снял песком шершавым, вытер ствол суконкой.
Тут случилось чудо: увидал охотник,
Как разверзлось небо, Уастырджи5 явился
И с высот небесных молвил златогласно:
«Эй, Хасана бедный! Сирота несчастный!
Отпрыск Соламана, молодой Хасана…
У тебя нет братьев, нет тебе защиты,
Твой отец в могиле, а очаг разрушен.
Мать живет вся в черном, излилась слезами…
Вот и твой час пробил: за тобою следом
По лесу крадутся хищные Мулдарта.
0, Хасана бедный! Сирота несчастный!
Кто же отомстит им за твою погибель?
Видишь, в чистом небе тучи появились,
Над твоею бедной головой сгустились!..»
Отвечал Хасана, отпрыск Соламана:
«Уастырджи пречистый! Всадник6 всемогущий!
Славен ты вовеки добрыми делами.
Бедным помогаешь путь пройти нелегкий,
Сирых защищаешь от людей жестоких…
Дай и мне немного: сбрось златой рукою
Облако на землю, лес накрой туманом!»
Пал туман молочный, начал расползаться,
Скалы пеленая, по лесу густому.
Вполз он на поляну, и уже не видно,
Где теперь Мулдарта, где их ждет Хасана.
Холодно вдруг стало, сыро, как в могиле…
Сел на черный камень удалой Хасана,
Затянул потуже пояс свой наборный,
Черную папаху на глаза надвинул,
Тронул саблю в ножнах, и кинжал поправил,
Зарядил кремневку, пистолет наладил…
Тут и появился Кудайнат Мулдарты.
Увидал Хасану, выстрелить собрался,
Щелк курка раздался, да осечка вышла…
«Здравствуй, Кудайнат мой! Как же постарел ты!
Порох отсырел твой, весь размок в тумане…
Раз мы повстречались, ты за все ответишь,
За отца заплатишь и за мать получишь!»
Грянул выстрел гулкий – пуля в грудь попала.
Сабля просвистала – череп раскроила.
Кудайнат пытался за кинжал схватиться,
То ли в бой ввязаться, то ли защититься,
Но упал внезапно, свой кинжал сжимая,
Свой кинжал сжимая, на траву сырую.
Ах ты, седоусый. Кудайнат-гуляка!
Жен чужих умел ты побеждать с наскока,
Но свою без прока ты вдовой оставил.
И никто б на свете по тебе не плакал,
Да хранят обычай осетины свято:
Хоть слезу-другую, но прольют над мертвым.
Слушайте, слушайте, старые, малые!
Вторьте поющему песнь величальную,
Вторьте поющему дружно и слаженно!
Бросились на выстрел близнецы Мулдарта,
Хундаджер с Ханджери, сыновья Саукудза.
Петухи пропели – родился Ханджерй.
Как вторые спели – Хундаджер родился.
С третьими скончалась мать, что родила их.
При козе молочной дети подрастали…
Первым на поляну, обогнавши брата,
Выскочил Ханджери, старший сын Саукудза.
Сшиблись два кинжала, два клинка булатных,
И Ханджери храбрый наземь пал, сраженный.
Шевельнул губами, вздох смешался с кровью:
«Хундаджер, о брат мой, что ж ты задержался?!»
Брат его ломился сквозь густой кустарник,
Поспешал на помощь, потеряв тропинку.
Вот уже поляна! Хундаджер рванулся,
Второпях споткнулся… В тот же миг Хасана
Рубанул кинжалом по открытой шее…
Голова скатилась по траве в ложбину.
Вы и жить не жили, близнецы несчастья,
И приют найдете лишь в могиле стылой!
Матери не знали, ласки не видали
С самого рожденья и до самой смерти.
Чужаками были вы в семье отцовой
С самого рожденья и до самой смерти.
Черствой коркой хлеба злобно вас корила,
Бросив вам подачку, мачеха скупая.
Как начнет смеркаться, с посохом привычным
Выйдет за ворота старый ваш родитель.
Сядет на скамейку, станет дожидаться,
Глядя на дорогу, сыновей к вечере.
Но не их увидит, а услышит голос:
«Светлая им память. От руки Хасаны
Пали они разом, Хундаджер с Ханджери.
Только что тела их подвезли к селенью».
Он услышит, взвоет, горестно, надрывно,
Посохом ударит голову седую,
Головой поникнет, затрясется в плаче:
«Ой, очаг мой рухнул, сыновья родные!
Рухнул, раскололся, Хундаджер, Ханджери!
Кто меня оплачет, все еще живого,
Отнесет к могиле и в нее зароет!..»
Слушайте, старые! Слушайте малые!
Вторьте поющему песнь величальную,
Вторьте поющему дружно и слаженно!
***
Заплутал в тумане Кабутдзав Мулдарты.
У ручья лесного он остановился
И стоял в раздумье, конокрад матерый.
(Воровал коней он в Кабарде богатой.)
Взял его на мушку, на прицел Хасана:
«Берегись, спасайся, Кабутдзав Мулдарты!»
Кабутдзав мгновенно пистолет свой вскинул,
Но еще скорее выстрелил Хасана.
Пуля угодила между газырями,
Грудь разворотила, меж лопаток вышла.
Крепок был огромный Кабутдзав Мулдарты:
Все стоял, не падал, на ногах держался.
Наконец свалился, как тот сноп тяжелый
С зернами литыми в золотых колосьях.
На траву свалился, на лесную зелень,
На земле лежал- он, Кабутдзав Мулдарты…
Не позвал он брата, мать свою не вспомнил,
О жене красивой думать не подумал,
Каменное сердце, Кабутдзав Мулдарты…
А жена в ту пору шнур сплетала тонкий,
Чтоб сметать застежки для его бешмета.
Солнце шло к закату. Косерхан Мулдарты
Дверь во двор открыла, на порог уселась,
Шелковые нити в тонкий шнур сплетая…
Подошел петух к ней, ражий, красноперый,
Подошел вплотную, к самому порогу,
Крыльями захлопал, заорал по-курьи,
Заорал истошно – не к добру такое!
Косерхан в испуге на ноги вскочила,
Петуха поймала, голову свернула
И в навоз лежалый птицу зашвырнула.
«Ой, беда случится в нашем отчем доме!..»
За отца не бойся, не за мать тревожься:
0 другом ты взвоешь, волосы повырвешь,
Раздерешь ты щеки в горести великой,
Головой о стену будешь долго биться.
Будешь выть волчицей, голосить безумно:
«Да сгореть в огне мне, в адовом кострище –
Был ты или не был, я теперь не знаю!
Умыкнул коней ты, но тебя, лихого,
Не достал кинжалом кабардинец быстрый!
Буйволов угнал ты – ускользнул, играя,
От ночной погони, от ингушской пули!
Пал средь бела дня ты от руки Хасаны…
Да сгореть в огне мне, в адовом кострище!
Кто ж ко мне вернется в сумраке рассветном,
В сумраке рассветном с лошадьми чужими?!..»
Слушайте, старые! Слушайте, малые!
Повесть старинную, песнь величальную.
