Кольский полуостров — колоссальных размеров каменная глыба, кое-где чуть припорошенная тонким слоем наносной почвы, принесенной ветрами издалека за многие тысячелетия. В глубине полуострова невысокие, но крутые горы перемежаются с низинами, которые подобно каменным блюдам веками собирают землю и влагу. Южное побережье полуострова, омываемое Белым морем, невысоко. Зато северные берега упираются в Баренцево море отвесными скалами, глубоко уходящими в прозрачную холодную воду.

И летом, и зимой пустынны скалистые берега студеного Баренцева моря. Редко где в извилистых шхерах, сильно врезающихся в материк и имеющих пресную воду, жмутся к скалам домики прибрежных поселений, или, как по старинке зовут их на Мурмане, становищ. А дальше, на десятки километров, снова тянется безмолвная каменная пустыня.

Грозны берега Баренцева моря! Даже отважные заполярные рыбаки стараются держаться от них подальше. Знают они, какой опасности подвергает себя тот, кто соблазнится подошедшим к берегу богатым косяком мойвы или трески. Ловить лови, но оглядывайся: вдруг налетит шторм с моря! Случись какая заминка с машиной или управлением — и пропал корабль. Огромные океанские волны разобьют его о прибрежные утесы. А разбился корабль — нет спасения и людям. Если и повезет сильному пловцу, сумеет он в ледяной воде прибиться к берегу — не подняться ему на отвесные скалы, обросшие внизу скользкими водорослями. Могучая волна с размажу ударит пловца о камень — и никто не найдет его останков: глубоко Баренцево море и быстры его течения.

Вот почему рыбаки Мурмана стараются держаться подальше от побережья. А когда услышат они по радио весть о приближающемся с севера шторме — немедленно покидают прибрежные воды, как бы хороши ни были в них уловы. Крупные корабли спешат уйти подальше в море. Умелому моряку легче перенести ураган в открытом море, чем небольшой шторм у берегов, что исстари зовется в народе гибельным. Малые суда бегут в ближайшие шхеры, надежно укрывающие их от любой бури. Причудливо врезаются шхеры в каменистые берега, то робко пробираясь между скалами, то широко раздвигая их. Даже в ураган волна не может прорваться в затейливые каменные лабиринты. Только ветер злобно свистит и ревет поверх скал. Так гранитные утесы из пособника шторма и грозного врага моряка превращаются в друга человека, спасают его от бури.

Но и на неприветливых берегах Мурмана есть место, пользующееся особенно недоброй славой. Старательно обходят его оленьи пастухи и охотники, даже рыбаки. Недаром местные жители зовут его Диким Берегом. На десятки километров тянется по побережью почти голый камень, спускающийся к морю неровными увалами. Редко где во впадине прижмется скромная рощица карликовых березок. А дальше снова камень и камень…

Привольно чувствуют себя у Дикого Берега лишь привыкшие к воде и бурям морские птицы. Облюбовали они выступающую в море громадную ребристую скалу. На многочисленных ее выступах и выемках, прямо на холодном камне, откладывают кайры свои остроконечные некатящиеся яйца, выводят крикливых и жадных птенцов. Тут же и чайки-моевки, и чистики, и тупики складывают из клочков мха и лишайников свои неказистые гнезда. Порой птицы сбиваются на скале в такой тесноте, какой не увидишь и в курятнике. Они дерутся за право сесть на краешке узкого выступа. Сильный тут сбрасывает со скалы слабого и занимает его место. С жалобным криком летают обиженные — ищут, кого бы и они могли сбросить, чтобы захватить чужое место.

На самой вершине скалы особняком держатся крупные хищные чайки-бургомистры. Чуть оттопырив сильные крылья, зорко всматриваются они вниз. Стоит зазеваться кайре, оставить без присмотра свое единственное яйцо или птенца, как бургомистр тяжело взмахнет крыльями и плавно скользнет вниз, к добыче…

Стоит появиться возле гнезд хищнику-бургомистру, черному поморнику или даже самому морскому орлу, как чайки, кайры, чистики и тупики поднимаются шумной разномастной тучей. Общими усилиями они оглушают и сбрасывают злодея со скалы, если тот не уберется сам, по-хорошему…

Сотни тысяч птиц по-хозяйски расположились на громадной ребристой скале, одиноко, подобно часовому, возвышающейся впереди берега. Впрочем, скала действительно была часовым. Дурной славой пользовался Дикий Берег по всему Мурманскому побережью не только за пустынность и бесплодность. Скрытые под водой острые обломки скал угрожали смертельной опасностью любому судну, большому и малому. И рыбаки, завидев вдалеке одинокую скалу-часового, а в бесконечную полярную ночь — маяк-мигалку, поспешно сворачивали в открытое море, подальше от Дикого Берега…

Гнездившиеся на побережье черные поморники, которых в народе чаще называют «солдатами», круто взвились вверх и стремительно заметались в воздухе. На берегу появились люди. Они спускались по голому пологому скату.

Первой по-прежнему шла Наташа. Девушка заметно осунулась за последние два дня. Один лишь русый хохолок, как всегда, воинственно выбивался из-под вязаной шапочки. За Наташей, щуря близорукие глаза, шагал Володя. Последними шли утомленные не столько переходом, сколько постоянным наблюдением за своими беспокойными и дерзкими пленниками Барбос и Немой.

Наташа задумчиво смотрела на открывшееся передней бескрайнее море. Темная синева его, отдаляясь от берега, постепенно смягчалась, переходила в молочно-мутную даль и на горизонте сливалась с серой дымкой. Любуясь морем, девушка на какое-то время забыла о своих тревогах, сигналах неизвестного друга.

Зато Барбос не мог забыть о них. Ощущение растущей опасности не оставляло его ни на минуту. Даже после того, как они вышли на открытый Дикий Берег, Барбос все время оглядывался, присматривался к каждому камню. Да разве уследишь за ними? Побережье усеяно валунами — большими и малыми.

Совсем недалеко оставалось до берега, когда Барбос посмотрел на часы. Резко выделяющиеся желваки на его скулах напряглись. Близилась развязка. Он спрятал часы и остановился у довольно глубокой овальной вмятины, поросшей молодой травой.

— Отдохнем, — сказал он и начальственно заложил руки за спину. — Время еще есть.

Усталая Наташа первой опустилась на траву и с удовольствием вытянула натруженные ноги. Володя повалился на спину, закинув руки под голову. Чуть поодаль от них по-прежнему молча устроился Немой.

Не отдыхал лишь Барбос. Он лег у края вмятины и стал следить за спуском к побережью. Здесь, по открытому, хотя и усеянному камнями месту, подобраться незаметно было невозможно.

Как ни всматривался Барбос в однообразно пологий спуск, никаких признаков присутствия людей заметить ему не удавалось. И все же Барбос продолжал смотреть, не отрываясь ни на миг. От долгого напряжения у него уже рябило в глазах. Ему даже показалось, что вдалеке кто-то пробежал от камня к камню. «Померещилось, наверно», — подумал он, упорно продолжая следить за спуском, чтобы не пропустить того, кто настойчиво шел за ними уже вторые сутки. Поглощенный наблюдением, Барбос не прислушивался к тому, что говорили у него за спиной.

— Наташа! — Володя зажмурился и мечтательно спросил: — Скажи, чтобы ты сейчас хотела увидеть? Больше всего!

— Автомашину, — не задумываясь ответила Наташа. — Настоящую. С колесами и шофером. — Она протяжно вздохнула и, заметив удивление Володи, добавила: — Черную! С красной полосой по бокам. А на ней двух — трех милиционеров! Настоящих! Хорошо!

Продолжая беседовать все с той же напускной беспечностью, Наташа оглянулась. Барбос с прежним напряжением наблюдал за каменной складкой, ведущей в глубь берега.

В стороне Немой, насупив жидкие белесые брови, рылся в своем заплечном мешке.

Момент был удобный, и Наташа поспешила им воспользоваться.

— Володя! — шепнула она. — Я расшифровала сигналы.

— Брось!

— Правда! — Наташа придвинулась к товарищу и зашептала, жарко дыша ему в ухо: — Из всей передачи мне удалось расшифровать два слова! «Море» и «Норд».

— А что это значит?

— Не знаю. Мы же приняли морзянку не полностью. Только часть. Я поняла так: развязка наступит на берегу моря. Помощь придет с севера. Нам надо посматривать на норд. В сторону моря.

— Как же ты расшифровала сигналы? — недоверчиво поинтересовался Володя.

Наташа обиженно поджала губы. Вместо ответа она сунула руку в карман, где хранилась записка.

— Не показывай! — быстро остановил ее Володя. — Не надо.

— Как же я объясню тебе что-то без записки? Мне ведь пришлось проделать тройное обращение текста сигналов.

— Тройное? — Володя сдержанно улыбнулся. — Даже в романе «Загадка зеленых пятен» и то писали о двойном обращении.

На этом разговор пришлось оборвать.

У Барбоса уже так рябило в глазах, что он не выдержал и позвал на смену Немого, а сам перебрался поближе к задержанным.

— Ну как? — встретила его Наташа. — Еще не идут за нами?

Барбос крепкими желтыми зубами молча покусывал былинку.

— Придут, — успокоила его Наташа. — От Советской власти не спрячешься.

— А может, спрячемся? — Как-то двусмысленно ухмыльнулся Барбос.

— И не думай, — продолжала Наташа с самым миролюбивым видом. — Мы предлагаем тебе выгодные условия. Очень выгодные! Подумай. Отсидишь ты свое в лагере…

— Засохни! — вскипел Барбос. — Поживем — увидим: кто где сядет.

— Опять засохни! — обиженно вздохнула Наташа, не обращая внимания на скрытую угрозу. — Мы о тебе всю дорогу заботимся, а ты?.. Рычишь! Мы ведь с тобой по-хорошему. Сам подумай! Чего мы от тебя хотим? Совсем немного.

— Ну, — насмешливо бросил Барбос, — чего же?

Лицо Наташи сразу стало серьезным, а голос суховатым, деловым.

— Прежде всего ты вернешь Володе очки.

— Очки! — ухмыльнулся Барбос. — А еще чего?

— Потом ты отдашь нам пистолет и мы поведем тебя и его, — Наташа кивнула в сторону Немого, — в ближайшую милицию.

— Слушай, ты… — Голос Барбоса сорвался. — Я сидел в лагере. Хватит с меня! Лучше я… — Он искал нужные сильные слова и не находил. — Лучше с той скалы головой вниз, чем обратно в лагерь…

— Нет, нет! — воскликнула Наташа. — Только не это. Если ты покончишь с собой, нам придется отвечать за тебя…

По неподвижному лицу Барбоса скользнуло уже знакомое Наташе выражение растерянности.

А девушка все с той же хорошо разыгранной простотой продолжала:

— Надо же понимать, что существуют закон, суд, милиция. Им нужно ловить преступников, сажать. А если преступники станут самовольно бросаться со скалы, что же тогда делать милиции, прокурору, суду? Кого сажать?

На этот раз Наташа переборщила. Барбос понял издевку и умолк. Несколько раз пробовала Наташа заговорить с ним, но он словно оглох, даже не оборачивался к ней.

Барбос сидел, крепко стиснув челюсти. И только короткие толстые пальцы его время от времени сжимались в тяжелые мясистые кулаки…

Так прошел час, еще час и еще. Барбос и Немой несколько раз сменяли друг друга. Чего они ждали? После сравнительно недолгого, но быстрого, похожего на бегство пути они остановились на такой длительный отдых и к тому же на явно неудобном месте, где даже костра не развести.

— Идет! — вдруг громко произнес Барбос.

Он встал в полный рост и замахал кому-то рукой.

За ним вскочили Наташа с Володей. И тут же тревожно переглянулись.

Вдалеке, по знакомой каменной складке, широким шагом спускался Сазонов. Это был враг более опасный, чем Барбос и Немой.

Он подошел к ожидавшим его людям, по-прежнему подтянутый, властный, уверенный в своей силе.

— Пошли, — коротко бросил он. — Время.

Все собрались и нестройной гурьбой направились к взморью.

— Что долго ходил? — тихо спросил Барбос у Сазонова.

— Присматривался к местности, — ответил Сазонов. — Нет ли у нас сопровождающих. Да и время наше только-только вышло. Спешить-то нельзя.

— Спешить нельзя, — согласился Барбос и многозначительно добавил: — А опоздать и того хуже.

Совсем недалеко от них, между двумя округлыми утесами, виднелось холодное спокойное море. Над скалой-часовым тучей носились обитатели птичьего базара, встревоженные приближающимися людьми.

Наташа остановилась и недоумевающе оглянулась на Сазонова.

— Давай, давай! — прикрикнул Барбос, желая показать Сазонову, что болтовня и дерзость девчонки на него не действуют, а быть может, и приглушить не оставлявшую ни на минуту тревогу. — Веселее шагай! Скоро чай пить будем.

— Куда шагать? — не выдержала Наташа.

Впереди, метрах в двадцати, каменистый берег обрывался в море.

— Куда надо, туда и пойдешь! — уже не скрывая злорадства, отрезал Барбос.

Немой задержался позади и смотрел: не идет ли кто за ними.

Пологий берег был пуст и безжизнен. Только на птичьем базаре словно метель бушевала: тысячи и тысячи чаек-моевок, чистиков, кайр, тупиков метались вокруг скалы-часового и надрывно кричали.

Еще десяток шагов — и Наташа остановилась у выброшенных прибоем водорослей.

— Шагай, шагай! — почти весело прикрикнул на нее Барбос. — Уговаривать тебя, что ли? А то я, пожалуй, уговорю. Навечно запомнишь!

Стараясь не поскользнуться на водорослях, Наташа, а за ней и Володя осторожно подошли к самому краю невысокого обрыва и остановились. Они смотрели вперед — на норд, на море. Но оно оставалось по-прежнему пустынным…

Под обрывом мягко всплеснула приливная волна…