Подступивший к реке тяжелый гранитный массив покрыл неширокую прибрежную полосу скалами и крупной каменистой осыпью. Редкие одинокие кустики еще больше подчеркивали пустынность места, где нечего было делать ни человеку, ни зверю.

Прохор Петрович уверенно пробирался между обломками гранита, будто шел переулками хорошо знакомого поселка. Вскоре он поднялся в узкую сырую расселину, из которой, казалось, и выхода-то не было. Но Прохор Петрович вел своих спутников по-прежнему уверенно и быстро.

Расселина широко раскрылась у крутого взгорбка, за которым шел ровный подъем в гору.

Прохор Петрович остановился. Испытующе осмотрел он крепкую, несколько грузную фигуру Феди.

— Здесь придется нам немножко попыхтеть, — сказал он.

— Попыхтим, — коротко согласился Федя.

— Зато сразу выйдем куда надо. Не станем путаться там…

Прохор Петрович показал вверх по течению реки. Федя увидел вдалеке излучину, у которой вчера отдыхали новоселы. Там они встретились с Сазоновым и потеряли сбежавшего Петьку Жужукина.

«Хороший угол срежем! — подумал он. — Верных несколько часов наверстаем».

Следуя за Прохором Петровичем, Федя и старый Каллуст поднимались в гору. Тол карабкался за ними, плотно прижимаясь брюхом к камню и цепляясь когтями за неровности в склоне. А когда подъем становился слишком крут, пес останавливался и негромко повизгивал, подзывая хозяина на помощь. Приходилось брать собаку и, передавая с рук на руки, поднимать до более ровного места. Так добрались они до невысокого перевала. Потом глубокой складкой, прорезавшей наискось крутой склон, спустились на знакомый Феде карниз.

Федя заглянул в пропасть и увидел голубое пятно с рваными краями — место своего падения.

— Отчаянный ты парень! — медленно произнес Прохор Петрович, выслушав Федю. — Прыгать так!..

В голосе бригадира слышалось явное одобрение. Саамы любят лихость. Щеголяя друг перед другом своей смелостью, они отчаянно гоняют оленьи упряжки, переправляются через разлившиеся бурные реки, стоя на зыбких нартах и ежеминутно рискуя свалиться в ледяную воду, идут в одиночку на медведя, вооруженные малокалиберной винтовкой…

Оживленно обсуждая смелый поступок Феди, Прохор Петрович умолчал о самом главном. Голубоватое пятно в снежном насте вызвало в нем первое сильное сомнение в непогрешимости милиционеров. Как же так? Человек прыгнул в пропасть, быть может, сломал ногу, разбился… А они, не останавливаясь, пошли дальше.

Чтобы наверстать упущенное время, Прохор Петрович и Федя, не сговариваясь, ускорили шаг. За ними покорно тянулся старый Каллуст с черным лохматым Толом.

Прохор Петрович, не замедляя шага, оглянулся назад и сказал, ни к кому не обращаясь.

— Перейти пропасть тут негде.

И снова умолчал о том, что сомнения его все крепли, переходили в подозрение. Почему Сазонов не пошел с задержанными к поселку, а направился к северу? Зачем ведет он людей в сторону Дикого Берега, где на десятки километров не увидишь жилого дома, куда годами не заходят люди?

Размышляя, Прохор Петрович на ходу внимательно осматривал карниз.

Остановила его выведенная мелом на камне надломленная толстая стрела. Острие ее показывало на спускавшуюся сверху к карнизу узкую промоину.

— Здесь они поднялись наверх, — подсказал Федя.

— Посмотрим, — сдержанно ответил Прохор Петрович.

Белая стрела спутала все его расчеты, вызвала самые противоречивые мысли. Если Фединых друзей действительно ведут силой (а в этом Прохор Петрович больше не сомневался), то как могли, они оставить за собой такой заметный след? А вдруг это ложный след и он уведет в сторону от цели? Но как проверить это? Если б найти какую-нибудь вещь, оброненную новоселами, тогда он пустит по следу Тола…

Прохор Петрович внимательно осмотрел крутой спуск.

— Сапоги-то у ваших какие? — спросил он. — Кирзовые?

— Кирзовые, — подтвердил Федя.

— Стало быть, на резине?

— На резине.

Теперь и Федя заметил на гладком камне едва приметные темные полоски — следы резиновых подошв.

Помогая друг другу, карабкались они по скользкому камню. У крутого взгорбка промоина раздвоилась. Постепенно расширяясь, она поднималась в гору и вдалеке сливалась со склоном. Второй рукав ее обогнул взгорбок и опустился на карниз, где трепетал по ветру привязанный к одинокому кустику длинный белый лоскут.

— Выходит, они обратно спустились, — подумал вслух Прохор Петрович?

Он начал теряться в догадках. Люди, уводившие на север новоселов, определенно путали следы за собой. И в то же время вели себя как слепые. Трудно было понять, как ухитряются задержанные на глазах у конвоиров оставлять за собой столь явные следы.

— Нет! — Прохор Петрович энергично качнул головой, будто с ним кто-то спорил. — Дорога здесь одна: вокруг горы, на которой мы стоим, — в сторону Дикого Берега. Пойдем-ка туда прямиком, через гору. Зачем нам терять время!

— А если они свернут влево? — Федя показал на острую скалу, разрезавшую долину надвое.

— Левее выхода нет, — ответил Прохор Петрович. — Там котел. Болото! — И повторил: — Дорога одна — направо.

— К Дурному месту, — мрачно добавил молчавший все время старый Каллуст. — К Чан Рушла.

— Возвращайся к оленям, — недовольно бродил Прохор Петрович, не глядя на подавленного суеверным страхом старика. — Уходи!

— Уходи! — Старый Каллуст хотел засмеяться, но усмешка не получилась, и он только беспомощно скривил морщинистое обветренное лицо. — Ты говоришь, пусти нас помирать, а сам ступай обратно в куваксу и спи на мягких шкурах. Разве я засну, если буду знать, что пустил вас на смерть?.. Хуже чем на смерть! К Чан Рушла! Нет, Прохор! Старый Каллуст не трус. Смерти я не боюсь. Хватит! Походил по земле. Можно идти туда… — Он поднял палец и показал куда-то наверх. — Но я не хочу, чтобы люди плевали на мою могилу и говорили: он послал на погибель людей, а сам бежал.

— Уходи, Каллуст! — В голосе Прохора Петровича послышалось раздражение. — Уходи, никто тебя не заставляет идти с нами.

— Вместе мы вышли из куваксы, вместе и пойдем туда, — показал вперед старый Каллуст.

В его словах «пойдем туда» прозвучала такая безысходность, готовность к неизбежному и страшному концу, что Прохор Петрович молча повернулся и с какой-то мрачной решимостью стал подниматься в гору.

Перебираясь со складки на складку, они перевалили через гребень и стали спускаться по усеянному камнями пологому скату. Под ними небрежно брошенной серой лентой вилось врезавшееся в горы неширокое русло; кое-где из камней несмело пробивался на свет и снова прятался небольшой ручей.

Недалеко от ручья Прохор Петрович остановился. Прикрывая глаза от солнца сложенной козырьком ладонью, он пристально всмотрелся вдаль. На густой елке — стройной, с плотно сбившимися темно-зелеными ветвями, похожий на обелиск, — вился по ветерку длинный белый лоскут.

Прохор Петрович со своими спутниками спустился к елке. Осматривая лоскут, Федя заметил на обоих концах его лопнувшие по шву нитки — узкая полоска материи была оторвана от полы рубашки. Федя обернул ее вокруг себя — хватило немногим больше чем наполовину.

— Петька идет за ними, — догадался Федя.

Прохор Петрович осмотрел лоскут и подтвердил:

— Рубашка мальчиковая.

Для него это было важным открытием. Тайна откровенных следов раскрылась. Угасли и теплившиеся остатки веры в непогрешимость людей в милицейских фуражках…

Дальше они уверенно шли по руслу, пока не остановились у выкладки из ивовых прутьев. Острие ее показывало в сторону от русла, на беспорядочное нагромождение крупных камней. За ними высилась скала с крутым обрывом, стиснутая с обеих сторон округлыми утесами — на Мурмане их называют «бараньими лбами».

Прохор Петрович свернул в сторону, куда показывал новый знак. За ним пробирались между крупными камнями и его спутники. Еще издали они увидели знакомую, жирно вычерченную мелом стрелу. Острие ее было направлено на вершину отвесной скалы. Вторая стрела поменьше и потусклее, будто не хватило мела, показывала куда-то влево.

Прохор Петрович с Федей внимательно осмотрели обрыв. На сером крупнозернистом граните четко выделялись уже знакомые темные полоски — следы резиновых подошв.

— По веревке поднимались, — не раздумывая, определил Прохор Петрович.

Вскарабкаться на обрыв — нечего было и думать. Пришлось свернуть влево, куда показывала вторая стрела, поменьше. Пройти пришлось совсем немного. Там, где скала вплотную прижалась к утесу, оставалась узкая и отвесная щель.

— Неужели нельзя было пройти иначе? — пожал плечами Федя.

— Бывает, что человек не хочет идти дорогой, обходит ее тундрой, — уклонился от прямого ответа Прохор Петрович. — Всякое бывает.

Он постоял в раздумье и обернулся к старому Каллусту.

— С собакой тут никак не подняться, — сказал он. — Ступай-ка ты по руслу до первых кустов. Подожди нас там. Если наверху найдем что интересное — поищем, как пройти туда тебе и Толу.

Старый Каллуст скорбно посмотрел на своих спутников и побрел к руслу с видом человека, который сделал все, чтобы остановить неразумных товарищей от гибельного шага. За ним, опустив хвост, тянулся притихший Тол.

Прохор Петрович проводил их долгим взглядом и облегченно вздохнул.

— Давай, Федя! — воскликнул он. — Да не сорвись. Упадешь тут — целой косточки черту на зуб не останется.

Прохор Петрович первым ухватился за острый выступ, уперся ногой в удобный бугорок на другой стороне щели, подтянулся на руках…

Они карабкались вверх, хватаясь за выступающие камни и редкие кусты. Каждый метр давался им ценой громадных усилий. Скоро ногти на руках были обломаны до крови. Мокрые от пота рубашки неприятно липли к телу, сковывали движения…

Щель кончилась. Дальше пошел крутой подъем, поросший редкими мелкими березками. За скалой скат стал более пологим. Деревца там пошли рослее, чаще. Скоро они сомкнулись в густой лесок.

— Постой-ка! — Прохор Петрович придержал рукой Федю и приподнялся на носках. — Вроде… костер. Правильно! Костер.

Федя всмотрелся и — почувствовал, как по спине у него забегали горячие мурашки. За зеленью дрожал на солнце еле приметный редкий дымок.

Старательно пригибаясь и бесшумно раздвигая перед собой густую прохладную листву, Прохор Петрович и Федя миновали заросли. На опушке они остановились, осторожно выглянули из зелени.

На покрытой мхом площадке догорал костер. Возле костра сидел человек в милицейской фуражке. Федя сразу узнал его по широкой спине и приподнятым плотным плечам.

— Он! — Федя крепко сжал локоть Прохора Петровича и, еле сдерживая досаду, добавил: — Один!

— Я пойду к нему, — тихо произнес Прохор Петрович.

— Вместе пойдем! — горячо зашептал Федя.

— Нельзя вместе, — остановил его Прохор Петрович. — Тебя он знает. А я… пастух. Скажу, ищу беглых олешков.