Это убийство накануне Нового, 1907 года наделало много шуму в Санкт-Петербурге. Во время освящения медицинского института какой-то молодой человек из толпы отыскал в торжественной процессии градоначальника фон дер Лауница и, выхватив из кармана браунинг с криком «Прощайся с жизнью, подлец!», выстрелил в него. Тот свалился замертво.

В толпе возникло замешательство, и тогда молодой человек, вокруг которого на миг образовалось пустое пространство, поднес браунинг к своей голове и произвел второй выстрел. Прибежавшие медицинские профессора констатировали смерть обоих. Кто был этот молодой человек, зачем понадобилось ему убивать генерала Лауница?

Установить имя убийцы полиции долго не удавалось, документов при нем не было. Позднее выяснилось, что он не был студентом, его фотографии не оказалось и в картотеке бомбистов, не значился он и среди революционеров, одним словом, никакого уголовного и политического прошлого за ним не числилось. Тогда кто же это был? Зачем понадобилось ему стрелять в градоначальника? Может быть, это умалишенный, сбежавший из психлечебницы? Но за последнее время из психбольниц и тюрем никто не убегал.

Время шло, а имя стрелявшего оставалось неизвестным. Начальник петербургского охранного отделения полковник полиции Александр Герасимов отдал распоряжение выставить гроб с телом убийцы в анатомическом театре нового медицинского института для опознания. Пусть приходят все желающие и смотрят. Филёры будут рядом. Они попытаются разговорить посетителей, проследят за ними. Таким образом, Герасимов надеялся найти ниточку, которая распутает весь клубок. Была у него еще одна задумка…

Царь был подавлен. Императрица Александра Федоровна, или по-домашнему Аликс, подливала масла в огонь, в страхе металась по комнатам, забегала к нему в кабинет, прикрывала раскрасневшееся лицо веером и шептала на ухо: «Ники, ну, Ники, будьте мужчиной, сделайте что-нибудь. Вспомните, только недавно какой-то ужасный бомбист застрелил генерала Павлова. И вот теперь еще одна жертва. Так они завтра доберутся до нашей семьи. Как нам выезжать в открытой коляске?» Эти слова мучили царя. Вокруг все только и говорили о свержении самодержавия. Что мог сделать он, царь, если петербургская охранка во главе с ее новым руководителем Герасимовым, как говорили талантливым полицмейстером, ничего не выяснила? Кому взбрело в голову выстрелить в человека, имя которого внесено к рескрипт древнейших российских фамилий?

Градоначальник Санкт-Петербурга В.Ф. фон дер Лауниц

Фон дер Лауниц не был выдающимся политиком, но зато оказался прекрасным исполнителем царской воли. Он происходил из остзейского дворяжного рода, которому еще в 1568 году высочайшей милостью пожаловали поместье в Курляндии. И все последующие выходцы из рода фон Лауницев служили верой и правдой царю и Отечеству. На траурных проводах генерал-майора накануне Нового, 1907 года епископ Иннокентий из Тамбова, где много лет исправно служил Лауниц, подавляя всякое вольномыслие, отметил, что ради блага Отечества он твердыми действиями водворял мир и спокойствие. Но если следов убийцы не нашли в Петербурге, так, может быть, есть смысл поискать их в Тамбове.

Царь вызвал в Зимний дворец полковника Герасимова. Пусть доложит, как идет расследование по делу убитого фон Лауница. Начальник охранки будет беседовать с императором? Полковник-царь с полковником-ищейкой на равных? Такого в практике еще не встречалось. Придворные шептались, они недоумевали. Значит, сильно ослабело руководство государством Российским.

Как в своих воспоминаниях позднее писал сам Герасимов, царь заинтересованно расспрашивал его о ходе поисков убийцы фон Лауница, о деятельности революционеров в Петербурге, других городах. Пришлось признаться, что жертв на освящении медицинского института могло быть и больше. О возможности теракта Герасимов предупредил заранее всех высоких правительственных чиновников, в том числе и градоначальника. Время неспокойное, в толпе могли скрываться бомбисты. Послушался его рекомендаций только один человек – председатель Совета министров Столыпин, он не поехал на церемонию и тем самым, возможно, избежал пули. А фон Лауниц проявил упрямство.

Герасимов также доложил, что медицинские профессора обследовали тело молодого человека и установили, что ему примерно 25 лет, роста среднего, русый, руки простые, натруженные, крестьянские, явно выходец из провинции. Судя по одежде, до недавнего времени служил либо на конюшне, либо был ездовым. Так как за две недели родственники не объявились, полиция сделала предположение, что он из Тамбова. Тело уже предали земле, а вот голову… голову отрезали и положили в банку со спиртом. При этих словах царь невольно поморщился. Боже праведный, ну и дела творятся в имперской столице, что будут говорить за границей?

Банка была выставлена в тот самом медицинском институте для всеобщего обозрения. Люди приходили, смотрели, обсуждали. Было дано объявление в газетах. Необходимо было найти его родственников или знакомых, хоть какую-то зацепку. Было установлено, что он бывший семинарист. Возможно, пострадал во время подавления крестьянских бунтов. Иначе чем можно было объяснить его ненависть к генералу фон Лауницу, именно он усмирял крестьян. Без крови там не обошлось. Вот и мотив преступления – идейный. Парень приехал в Петербург, связался с бомбистами и выразил желание убить фон Лауница. Его поддержали, определили в извозчики, профессия очень удобная, чтобы караулить, подсматривать и подслушивать. Филёры побеседовали с одним извозчиком, и тот сказал, что недавно приехавший молодой человек из Тамбова уже несколько дней не выходит на работу.

– Почему мы не можем разом разгромить всех этих бомбистов, – повысил голос царь, – почему они свободно перемещаются по городу? Где скрываются? – Царь заходил по кабинету. Герасимов не сводил с него глаз. Он понимал, что быть чересчур откровенным – значит навредить делу.

– Ваше величество, все дело в том, что рядом у нас Финляндия. Там свободная конституция, туда может уехать любой российский житель. Два часа езды от Петербурга. Сложностей никаких нет, предъяви паспорт и все. Совершил преступление и скрылся за границей. А вот наших ищеек финские полицейские не жалуют, стараются им навредить, не пускают к себе, иногда арестовывают, дают неверные сведения или молчат вообще. Надо решать вопрос с границей.

Герасимов уходил от императора вполне довольный. Аудиенция хоть и затянулась, но получилась деловой. Царь его обласкал, сделал заверения в полной своей поддержке предпринятых мер и обещал усилить контроль на границе, финны слишком многое себе позволяют.

От своего надежного источника, агента Евно Азефа, известного ныне подкупленного провокатора, по уровню которого не сыщешь в новейшей истории, Герасимов знал, что революционеры, которыми кишмя кишит Петербург, нашли пристанище в курортном финском поселке Териоки (в советское время город Зеленогорск в Ленинградской области). Там в заброшенном двухэтажном отеле собирались члены боевой организации социалистов-революционеров, которую возглавлял сам… Евно Азеф. Правда, в Териоки Евно редко появлялся, у него были разногласия по методам устранения высших царских чиновников. Не раз он спорил с руководителем взрывной лаборатории Зильбербергом, который самолично изготавливал все бомбы, чинил оружие, обучал молодых. От Евно Зильберберг требовал денег на взрывчатку, на оружие, на содержание. А где их брать? В полиции Евно платили только за выданные персоны. Но это были его, личные деньги.

В Териоки собирались те, которые знали друг друга в лицо. Оттуда проинструктированные бомбисты, забывшие свои фамилии и получившие прозвища, с тротиловыми шашками разъезжались в Петербург, Москву, Киев. Всего их человек тридцать. Помогал Зильбербергу некий Сулятицкий. По данным Азефа, из Териоки в Петербург с заданием убить фон дер Лауница мог поехать только один человек, крестьянский парень из Тамбова по прозвищу Адмирал. Личность малозаметная. На собраниях он говорил, что мечтает убить петербургского градоначальника, который год назад наводил кровавый порядок в Тамбове. Фамилию парня Азеф запамятовал. В любом случае ниточка для Герасимова протянулась вполне надежная…

Во второй половине января 1908 года поздним вечером в придорожную гостиницу в Териоки постучались двое молодых людей с лыжами и рюкзаками. Их занесло снегом, они едва не обморозились. Это были студенты из Петербурга, жених и невеста, которые на каникулы заехали в Финляндию, чтобы покататься с гор, да вот сбились с пути, устали, проголодались и попросились на ночлег. Их пустили, напоили чаем, расспросили. Обоим было едва за двадцать. Зильберберг, который лично расспрашивал путников, махнул рукой, пусть остаются.

Молодые люди остались, но наутро не уехали, а попросили разрешения еще немного пожить, чтобы пару деньков покататься на лыжах, слава богу, погода наладилась. Зильберберг и на этот раз уступил. Почти неделю пробыли молодые люди в закрытой гостинице, беседовали со всеми ее постояльцами, вечерами сидели у огонька, пили чай с вареньем, привезенным из дома, подолгу разговаривали со швейцаром и горничной, давали им щедрые чаевые, а потом неожиданно исчезли…

Полученные Герасимовым сведения от «жениха с невестой» дали не только общую картину нахождения базы террористов, методов их подготовки, но и целый список особо одиозных личностей типа Зильберберга и Сулятицкого. Собственно, эти данные можно было считать самым большим уловом петербургской полиции, самой большой продажей боевой организации со стороны ее руководителя Евно Азефа. На каждого имелось досье, в котором было дано подробное описание внешности, одежды и даже особенности речи. Теперь бомбистов после пересечения границы узнавали по приметам и вели до самого «дома».

Одним из первых финскую границу пересек сам руководитель взрывчатой лаборатории Зильберберг. Это был человек невысокого роста, с черной бородой, с черными, глубоко посаженными глазами. Все соответствовало описанию. За ним тотчас отправился филёр. Он узнал его адрес и кое-какие явки, а потом, как того требовал Герасимов, вместе с напарником связал взрывателя и на карете скорой медицинской помощи отвез в медицинский институт. Там взрывателя провели в специальную выставочную комнату и показали заспиртованную голову в банке. Кто этот человек? Эффект превзошел все ожидания. Зильберберга чуть не стошнило. Он вертел головой, но фамилию убийцы фон Лауница не назвал. Собственно, особой потребности в его признательных показаниях уже и не было. Его самого опознали находившиеся здесь же «жених и невеста» и подкупленные ими и привезенные из Териоки финские швейцар и горничная. Они-то и сказали, что заспиртованная голова молодого человека – это бывший бомбист по прозвищу Адмирал, он же семинарист из Тамбова – крестьянский парень Кудрявцев, который проходил курс обучения в Териоки.

Так колечко замкнулось. Вслед за Зильбербергом в руки полиции попался и другой известный социалист-революционер Сулятицкий. С ним проделали точно такую же операцию: привезли в медицинский институт и показали заспиртованную голову. И хотя этот опытный бомбист ни в чем не признался, не назвал себя, его так же опознали «жених с невестой» и финские швейцар с горничной.

План Герасимова сработал успешно. Боевая организация социалистов-революционеров была полностью разгромлена. Все ее члены оказались в полиции. В Петербурге стало заметно тише. Улеглись слухи, перестали страшить публику газетчики. Закрытый военный суд приговорил обоих террористов Зильберберга и Сулятицкого к смертной казни. Правда, в целях полицейской конспирации их истинные фамилии не назывались.

Герасимов отправил отчет государю, в котором писал, что раскрытию организации террористов помогла заспиртованная голова. За ними начали следить еще в Финляндии. Все они признались, были установлены их подлинные имена и фамилии. Все они осуждены военным судом. Прочитав отчет, царь выразил свое удовольствие и присвоил полковнику Герасимову, начальнику петербургского охранного отделения, звание генерала.