В тот долгий июньский субботний вечер Рита, сама того не желая, задержалась у Светланы допоздна. За едой, за оживленным разговором, когда с одной темы перескакивали на другую, с английского переходили на русский, время пролетело незаметно. В начале одиннадцатого они со Светой уютно устроились на широкой софе напротив телевизора. Джон расположился в вольтеровском кресле.

Света вставила в видеомагнитофон пленку, решила показать живые картинки из Лондона. Они потягивали из хрустальных стаканов шотландское виски со льдом, грызли соленые орешки, а Джон комментировал изображение на экране.

– Вот здание парламента с Биг-Беном, вот Вестминстер, это замок Тауэр, теперь Пикадилли, Трафальгарская площадь, а вот старая подземная тюрьма Данджен.

– Тоже достопримечательность? – спросила по-английски Рита.

– Еще какая!

– А что в ней интересного?

– Что интересного? – повторил он. – Там сегодня музей, место паломничества туристов, а раньше сидели криминальные элементы. Теперь они экспонаты для всеобщего обозрения. Данджен – это целый город с улицами, домами. И зрелище там, конечно, не для слабонервных. Вам следует приехать и посмотреть.

– Приехать в Лондон, чтобы посмотреть на преступников? – усмехнулась Света.

– Данджен – это уникальный музей, моя дорогая. В нем собраны редкие по своей изобретательности и жестокости экземпляры. Кое-кто из них вошел в мировую энциклопедию криминальных элементов.

Джон встал. Стройный блондин шести футов роста с голубыми глазами. Вытянутый затылок, волосы расчесаны на строгий косой пробор. Все в нем выверено, подогнано. Белая рубашка в полоску, серые брючки со стрелочками, черные блестящие комбинированные ботиночки. Похож на манекен? Безусловно. А впрочем, истинный англосакс. Светке невероятно повезло с этим мужиком.

– И Джек-потрошитель там есть? – Рита допила свое виски, поставила на поднос. Тема разговора становилась какой-то странной.

– Нет, Джека там нет, – Джон взял у Риты стакан. – Кстати, этот Джек-потрошитель – выходец из вашей дремучей России.

– Он был русский?! – Рита невольно всплеснула руками. – Не может быть?!

– Очень даже может, – Джон поставил поднос со стаканами на стол. – У нас в Англии ни до него, ни после него таких злодейских преступников не было. Говорят, он родом из Петербурга. – Джон сделал паузу, чтобы убедиться, какое произвел впечатление, и продолжил: – Переехал в Лондон, открыл свою врачебную практику и здесь вовсю развернулся. Потрошил весьма основательно. За одну осень шесть зверских убийств. Резал горло, вспарывал животы. С анатомией он был знаком профессионально.

– Бр-р, – поморщилась Рита.

– Да, но он же убивал одних проституток, так ведь? – язвительным тоном произнесла Света.

– Так, – нехотя согласился Джон.

– А у нас их тогда еще не было, – она насмешливо посмотрела на него и дразняще вытянула нижнюю губу.

– Вы же были далеки от цивилизации.

– Ничего себе цивилизация! – хохотнула Света. – Узаконенный разврат.

– А у вас сплошное беззаконие, – спокойно парировал Джон.

– Ну не спорьте, – замахала руками Рита. – Давайте оставим этот разговор.

– А как же ваш хваленый Скотланд-Ярд? – не унималась Света. Ей хотелось зацепить Джона, позлить его. – Не сумел поймать простого убийцу из дремучей России?

Джон покачал головой и поставил поднос на столик.

– Убийца оказался очень хитрый, коварный и осторожный. Наш Скотланд-Ярд только зарождался. В конце девятнадцатого века у нас кроме воровства другие преступления совершались редко. А этот преступник, когда почувствовал опасность, перестал убивать. Затаился.

– И сделался добропорядочным британцем? – язвительно произнесла Света.

– Опять ты неправа, дорогая, – Джон хитро прищурился. – Такие, как он, у нас не приживаются. Джек-потрошитель вернулся на родину. В Петербург. Стал резать там и в конце концов попался. Но ваша полиция ничего не могла доказать. Полная беспомощность, – он развел руки в стороны. – Врачи посчитали его сумасшедшим и отправили в лечебницу. Фамилия его была, кажется, Коновалов, – Джон замолчал. В комнате возникла тишина. Никто не проронил ни слова.

Джон, взяв поднос, вышел наконец на кухню. Рита подошла к окну, отодвинула штору. Во двор въезжала темносерая «девятка». Машина потыкалась в разные закоулки, выискивая удобное место для парковки, и остановилась напротив квартиры Светы. Из машины вышел рослый парень в кожаной куртке, достал пачку сигарет, Рита задернула штору, отошла к софе.

– Покажи мне то колечко, которое подарил тебе Антон, – неожиданно попросила Света.

Рита подошла к ней и протянула левую руку.

– Вот это колечко с рубином.

– Ах, – с явным восхищением в голосе произнесла Света и поднесла близко к глазам руку Риты. – Это вещь! Старинное. Во сколько же оно обошлось ему?

– Не интересовалась.

– Он сделал тебе предложение?

– Нет, – резко ответила Рита. – После этого кольца у нас с ним все пошло как-то наперекосяк…

– Смотри, какое мне Джон подарил, – Света ее недослушала, протянула ей левую руку.

Рита бегло взглянула на Светины белые пальцы с длинными ногтями. Ее рубин не интересовал, она его не любила. Слишком яркий, красный, кричащий. Но свое кольцо, как ни мылила руки, снять так и не могла.

– Красивое колечко, – неопределенно произнесла она и села рядом.

– И какие у тебя планы относительно этого Палина? – спросила Света.

– Он меня раздражает. Ревнивый до умопомрачения. Уже считает себя моим женихом. Всюду следует за мной.

– А мой совершенная рыба, – продолжала Света. – Я могу целоваться в его присутствии с кем угодно, он будет только улыбаться, – она протяжно вздохнула. И снова неожиданный вопрос: – А чем занят твой бывший муж? Этот Коновалов?

Рита сжала губы. Чего это нашло на Свету?

– Ты знаешь, его делами я не интересуюсь, – она посмотрела в окно. Прошлым переболела и к нему больше не возвращалась. Валентин, его проекты, его капризы… Иждивенец.

– А я слышала, что он хочет открыть свое издательство, помещение нашел под Москвой. Это ты на него так повлияла? – Света повернулась к Рите. – Откуда у него деньги? Расстались едва два месяца назад, и он тут же нашел себе сообщницу. Он скрывал от тебя свои связи?

У Риты сжалось сердце. В душе сделалось холодно и тоскливо. Чего это подруга вспомнила о нем?

– Ты чего молчишь?

Рите совсем не хотелось продолжать разговор на эту тему.

– Послушай, я прожила с ним восемь лет, – Рита выпрямила спину. – Идей у него всегда было полно. Только вот денег для их реализации никогда не было. Но не это главное. Ему нужна опора. В женском обличьи. Чтобы его обслуживала. Чтобы ему угождала, чтобы его любила. Тогда у него вырастают крылья. Полетает-полетает и садится, – она придвинулась к Свете и положила ей руку на плечи. – К тебе на шею. Он влезал в авантюры, а я за него расплачивалась, – резко сказала она. – Он приводил девок, а я убирала в квартире. Ты это хотела от меня узнать?

– Ну не сердись, я так спросила.

– Зачем спрашиваешь, если знаешь, что мне эта тема неприятна, – Рита убрала руку, передернула плечами, словно освободилась от давящего груза.

– Я потому спросила, что если тебе плохо, то ты могла бы приехать ко мне в Лондон. Мне без тебя будет там скучно, – она неожиданно обняла Риту, доверительно положила голову ей на плечо, вздохнула.

– У тебя проблемы? – спросила Рита.

– Послушай, погадай мне на прощание на картах, – Света сплела пальцы в замок и хрустнула суставами. – Что-то на душе у меня неспокойно. Или релаксируй Джона, узнай, что у него на уме? Сумеешь?

– У Джона? – Рита перешла на шепот.

– Да!

– Я тебя не понимаю, – она едва шевелила губами. – Зачем тебе это?!

– Он что-то замыслил.

– Ты уверена? – брови у Риты сошлись в переносице, в горле запершило. Ей захотелось спрыгнуть с софы, уйти из этого дома и поскорее. Не успели пожениться, как пошли осложнения.

– Узнай, что у него в голове, узнай, слышишь! – дергала ее за рукав платья Света. – Я боюсь его… – Света не закончила и посмотрела на дверь. – Ты знаешь, – упавшим голосом еле слышно произнесла она, – я обнаружила, что у меня пропал один чемодан.

– Какой чемодан? – Рита встрепенулась и всем корпусом повернулась к ней.

– Немецкий. Ах, это не такая серьезная потеря, но все же… – Света не поворачивалась к Рите. – Были в нашей семье редкие книги. Остались от отца. Пролежали лет тридцать в чемодане. А может, и больше. Я сколько себя помню, он всегда был в темной комнате. Его привезли, кстати, из Ленинграда. Старинной работы, из толстой кожи, как сундук. – Света откинулась назад на подушки. – Мать только перед своей смертью сказала мне о нем. Ей оставил его на сохранение, как она говорила, один дальний ее родственник, профессор философии. Фамилию не назвала. А пару дней назад, когда стала собирать вещи, вдруг обнаружила, что чемодан из темной комнаты исчез. Нигде не могла его найти. Кто мог его взять?

– А Вероника?

– Ах, – Света небрежно махнула рукой, – я отобрала у нее ключи от квартиры. У нее совсем другое на уме.

– А что за книги были в чемодане? – спросила Рита.

– Записи по парапсихологии. Мать говорила про свою мать, мою бабку Елену, которая умерла в Ленинграде. Этот чемодан якобы был от нее.

– А Джон?

– Зачем он ему? И куда он его денет?

Рита вздохнула.

– А ты Джону про голову ничего не говорила? – неожиданно спросила она.

– Ты что, ты что? – вскинулась Света. – Чур меня, чур. – Она несколько раз перекрестилась. – Об этом никто, кроме тебя и меня, не знает. Я уже жалела, что давала ее на твой спектакль. Мало ли чего. Это ведь не игрушка… Ах, Господи, как все нескладно получается, – вздохнула она.

– Откуда она у вас появилась?

– О Боже, понятия не имею, – Света замотала головой. – Ты ведь гадала, экспериментировала с ней, свечи зажигала, зеркальце подносила. Она что-нибудь сказала?

– Ни слова.

– Вот видишь, а у меня спрашиваешь.

– Она там же, за вентиляционной решеткой?

– Не надо, не спрашивай, я боюсь к ней прикасаться, – Света снова вся затрепетала. – Забудь о ней. Но чемодан это так, между прочим, – Света склонилась прямо к уху Риты и зашептала: – Все дело в деньгах.

– В каких? – не поняла Рита.

– Я все-таки продаю квартиру.

– Ты с ума сошла! – Рита отдернулась назад и с недоумением посмотрела на подругу. – Ты ненормальная! – Она покачала головой.

– Наверное, – согласилась Света.

– Почему ты это сделала?

– Джон настоял, – лицо Светы стало каменным. На фоне темного окна Рита видела ее четкий профиль с поджатыми губами и жесткими складками возле них. – Иначе он не взял бы меня к себе.

– То есть как?

– Так.

Рита не хотела верить ее словам. Продать квартиру? В самом центре Москвы, где каждый квадратный метр ценится на вес золота? И что дальше? Где жить в Лондоне? Да сможет ли она? Неужели Света не соображает, что теряет.

– А что он хочет делать с деньгами? – отважилась спросить Рита.

– Вложить в свой бизнес. А меня сделать компаньоном.

– Ну это же прекрасно! А что у него за дело?

– Выставки модной одежды.

– И в чем проблема?

– А в том, что без денег я ему и не жена, и не компаньон! – Света вся кипела от негодования.

– С чего ты взяла?

– Он из семьи протестантов, они очень религиозны, у них строгие обычаи. Я даже не представляла, что они такие фанатики. Я для них чужая, безбожница. Из анархистской России. И меня не примут, если не будет наследства! У них все по правилам. А деньги к деньгам, нищих они не признают.

– Вы уже расписались?

– Нет. В этом вся проблема, – удрученно проговорила Света.

– Как же так? А ваша свадьба? – Рита недоумевала. – Так, посиделки?

Света ничего не ответила.

– Но у него же здесь нет никакой собственности?

– Это ты так считаешь, – Света обернулась к ней. – А кольцо с рубином?

– Но это же подарок! – не удержавшись, воскликнула Рита.

– Не подарок, а движимое имущество, – подняла вверх указательный палец Света, – материальная ценность, которую можно продать, заложить.

Они замолчали. Вошел Джон с подносом, на котором стояли стаканы с виски, чашечки с орехами.

– Джон, – Света встала с софы. – Рита готова проверить состояние твоего здоровья. Пользуйся моментом, за ее сеанс релаксации люди платят бешеные деньги.

Джон отрицательно покачал головой. Никаких релаксаций. У него нет никаких болезней. Он здоров. Совершенно здоров. Джон уселся в кресло, захрустел орешками и стал листать журнал. Рита поняла, что он из категории верующих. Такого нелегко расшевелить. Чертов протестант. Но, с другой стороны, это даже к лучшему, что он не согласился на сеанс. Она бы намучилась с ним.

В комнате воцарилось молчание. Света демонстративно отвернулась к окну, рука у нее со стаканом виски чуть вздрагивала. Рита не знала, о чем говорить.

Ситуацию разрядил Джон. Он раскрыл журнал и посмотрел на Риту.

– Вот тут пишут, – Джон стал листать журнал, – что в Москве на Сухаревской площади собираются восстановить таинственную башню полковника Сухарева. В ней в давние времена располагалась обсерватория некоего ученого Якова Брюса. Он был родом из Шотландии. Это легенда или правда?

Рита улыбнулась Джону. У него холодные пытливые глаза, ритмично двигаются челюсти.

– Да, это правда.

– Его имя в Великобритании неизвестно. Он в самом деле жил в Москве?

– Да, в Москве. И родился в Москве, – Рита вздохнула. – Его предки были из Шотландии, выходцы из королевской семьи, сбежали от вашего кровавого Кромвеля. – Рита замолчала, повернулась к Свете, но та безучастно смотрела в окно. И она продолжила: – Брюс занимался разными науками, астрономией, ботаникой. Выпустил календарь. В народе его называли чародеем, магом и чернокнижником. Под Москвой в селе Глинки есть музей-усадьба Брюса, там собраны многие интересные его экспонаты, есть портрет.

– Это тоже достопримечательность для туристов? – допытывался Джон.

– Естественно, – Рита усмехнулась. – У вас из тюрем делают музеи, а у нас музеи располагаются в старинных усадьбах.

– Ничего, скоро у вас откроется музей, куда вы выставите своих знаменитых преступников.

– У нас в Москве появится музей преступников?

– Да, вот тут пишут, – Джон склонился снова к журналу и стал читать медленно, по-русски, стараясь не коверкать фразы: – «Один московский предприниматель по фамилии Коновалов вместе со своей напарницей Ледич собирается открыть музей знаменитых преступников по типу лондонского Данжена. У него уже есть коллекция скульптурных портретов самых знаменитых». Значит, и в Москве появится свой Данджен? – он покачал головой.

Рита чуть побледнела, сощурила глаза, неужели это идея Валентина Коновалова?

– Слушайте вы, любители криминальной истории! – в разговор вмешалась Света. – Тоже нашли тему: преступники, злодеи. – Она всем корпусом повернулась к Рите. – Уже половина двенадцатого. Ты же обещала погадать? Где твои карты?

– Ой, извини, я сейчас, они в сумке, – Рита залилась краской, допила остатки виски, спрыгнула с софы и вышла в коридор.

У нее слегка кружилась голова. Зачем она столько выпила. Ей пора уходить, чего она тянет время. В углу коридора стояли дорожные чемоданы. Насчитала их ровно семь. В тяжелой резной деревянной раме громоздился трельяж – старинное трехстворчатое зеркало. Если свести левую и правую половинки, то можно увидеть свой многократно отраженный профиль. Он убегает в бесконечную глубину зеленоватого стекла.

«Я в зеркало смотрела, я с зеркалом прощалась, я зеркалу сказала, что зеркало все врет, – одними губами прошептала Рита пришедшие на память собственные стихи. – А зеркало смеялось, а зеркало мигнуло, а зеркало ответило, что все наоборот».

Она посмотрела на себя. Светлые утянутые к затылку волосы, открытое лицо, прямой нос, большие голубые глаза, оттеняющая косметика. Она сделала перед зеркалом несколько реверансов, несколько расслабляющих движений, потом пассы, пассы, релаксация… Распутный Вакх как-то после обильного подпития посмотрел в зеркало на себя и принял свое изображение за двойника. Он попытался воодушевить его и только разбил себе голову. Древние говорили, что человек познает богов не логикой и разумом, а созданием их внутри себя. Каждый из нас и Бог, и вся Вселенная.

Двойник в зеркале поднял левую бровь и улыбнулся. Она неожиданно для себя отодвинула одну створку зеркала, просунула за стенку руку и вытащила оттуда цветную фотографию. На ней была изображена молодая женщина с распущенными черными волосами, очень похожая на Нефертити. Она смотрела исподлобья, и взгляд ее казался настороженным, недружелюбным. Рита обратила внимание на ее длинные пальцы с ярко-красными ногтями, на безымянном пальце левой руки алел красный камень. Рубин? Она вгляделась внимательнее. Камень был точно такой же, как и у нее. Один к одному. Странно. Она повертела свое кольцо. Потом перевернула снимок. И чуть не ахнула. На обратной стороне было написано: «Веронике от Катерины», внизу дата с припиской: «24 июня – самый длинный день в году». Но в углу – она едва поверила своим глазам – в углу была знакомая ей полустершаяся цифра «34» и ее подпись. Это же она написала во время сеанса в Московском доме искусств, когда каждому желающему по фотографии определила его конечный срок. Эта женщина была среди ее зрителей? В этом нет сомнений. Сердце забилось тревожнее.

Она поставила фотографию на место и задумалась. Встречала ли она эту женщину ранее? Она знакомая Вероники? Но как ее фотография оказалась за зеркалом? Света уедет, а фотография останется? Нет ли тут связи с чемоданом?

И вдруг ее осенило, в одно мгновение она вспомнила день ссоры с Валентином, открытую дверь и стоявшую в полутьме лестничной клетки накрашенную мымру. Так вот кто эта женщина, она обслуживает Валентина! Это с ней он решил создать музей преступников, это ей в подъезде она влепила две оплеухи. Теперь она пробралась в квартиру Светланы. Черная ведьма!

В тот день Рита была сама не своя. Плохо помнила, что делала. Ей следовало срочно куда-то уехать, забыться. В таком возбужденном состоянии она не могла вести машину. Не успела поднять руку, как к ней подрулил синий джип. Как будто ждал ее. Она не глядя села. Знала, в нем Антон.

– Опять караулил?

Он ответил кратко:

– А как же иначе? – а потом спросил: – Куда прикажете?

Она замотала головой и сказала только:

– Вези меня на Знаменку, у меня там деловая встреча.

Риту била мелкая дрожь. Хотелось выпить, забыться. Только вот как быть с Антоном? Зачем он ей в такой ситуации?

Джип мчался по Тверскому бульвару с бешеной скоростью. Ее прижало в кресле. Она зажмурила глаза. Куда он так несется?

– Хочешь, я тебя порадую? – Антон неожиданно притормозил и остановился на Суворовском бульваре.

– Чем? – Она дернулась вперед, но к нему не повернулась. Ей хотелось одного – скорее выйти из машины, выпить, снять нервное напряжение, переключить мысли на другое.

– Ты расстроена, я вижу. Вот смотри, у меня есть кое-что для тебя, – Антон вытащил из пиджака кожаную коробочку и раскрыл ее.

Рита скосилась влево. На белом шелке краснел рубин. Это было золотое кольцо. Она наклонилась, чтобы получше рассмотреть его. И на секунду забыла обо всем. Камень ее завораживал. Таких крупных она еще не видела. Взяла его двумя пальцами, повертела со всех сторон. Полированные грани переливались.

– Какая прелесть, – прошептала она.

– Нравится? – спросил Антон, и его улыбка стала еще шире.

– Да, – она повернулась к нему.

– Это тебе, для поднятия жизненного тонуса и настроения.

– Мне? – она удивилась. Не ожидала такого подарка. Настоящий рубин. Да ему цены нет. – Чего ты от меня хочешь? – спросила она напрямик.

– Хочу я, Риточка, создать психологическую клинику, в которой бы лечились богатые люди, – он всем корпусом повернулся к ней, и улыбка с его лица исчезла. – Меня интересуют те женщины, у которых куча денег и масса свободного времени. А вот куда себя деть они не знают. Я хочу создать для них центр, в котором бы они собирались, сидели у стеклянных шаров, медитировали. Ну а ты выполняла бы роль гостеприимной хозяйки. Рассказывала байки про свою прабабку Софью, про Калиостро, давала бы сеансы. В месяц мы бы получали никак не меньше сотни тысяч баксов. Тебе половина и мне половина. Как? У меня есть человек, который готов взяться за дело. Медик-профессионал. Очередь за тобой? Ты нам нужна как воздух. Твое имя, и у нас не будет отбоя от клиенток.

– И давно эта идея у тебя появилась?

– После того как познакомился с тобой.

– А кто этот организатор?

– Достойный человек. Знающий, активный. Но прежде мне нужно твое согласие.

– Прямо сейчас?

– Времени не осталось. Конкурент поджимает, идею могут перехватить да и тебя тоже.

– Поэтому ты приготовил мне кольцо?

– Нет, это кольцо из другой оперы. У тебя будут большие деньги. Ты не ответила на мой вопрос?

– Не знаю, мне надо подумать.

Антон, ни слова не говоря, надел на ее палец кольцо. Она повертела рукой, красивое кольцо, ничего не скажешь. Но это не ее цвет.

Они катили по Никитскому бульвару. Она смотрела в окно и думала о его предложении. Он не первый, кто соблазнял ее большими проектами, кучей денег. Многие хотели использовать ее имя, связи, авторитет. Она поднесла к глазам руку, поглядела на кольцо.

– Нравится? – услышала его голос.

– Безусловно, – ответила и снова углубилась в себя.

Подарок Антона ее совсем не обрадовал. Наоборот, расстроил. Почему? Во-первых, не хотела быть ему обязанной. Во-вторых, не любила красные камни. А в-третьих, этот, она чувствовала, с чужой руки. Кто-то его снял, а она надела.

– Ты подумаешь над моим предложением?

– Да, конечно, – ей хотелось побыстрее выйти из машины. Он что, решил, что уже купил ее? Не выйдет! – Я подумаю.

Они остановились на Знаменке.

– Не затягивай, пожалуйста, – Антон говорил приглушенно.

Рита вышла из машины.

– Твое предложение меня не заинтересовало, Антон! А кольцо я тебе верну. Можешь не сомневаться! – и хлопнула дверцей.

В пабе народу оказалось немного. Она взяла бокал шотландского виски, орешки, села к окну. На кольцо больше не смотрела. Оно ее раздражало. Зато вокруг было тихо, спокойно, гудел вентилятор, мерцал экран телевизора.

– Рита?! – неожиданно раздалось у самого уха. – Вот это встреча!

Она подняла голову. К ней склонился Дмитрий Косов, телевизионный режиссер. Он был в светлом костюме от Версаче, на щеках выступала темная трехдневная небритость, придававшая ему романтический вид. От него пахло модным итальянским одеколоном «Бон джорно». / «Добрый день»/.

– Привет, – сказала она.

– Виски пьешь?

Она молча кивнула.

– Ты откуда? – Дмитрий сел к ее столику.

– У меня был напряженный сеанс, пришла сюда отдохнуть. А ты откуда?

– О, я из магазина, – он довольно улыбнулся. – Не поверишь. Записывали там одну англичанку. Вернее, презентовали ее коллекцию. Она привезла модные мужские костюмы. Мадам де Стайн. Не слышала?

– Нет.

– Она скоро начнет показывать свои изделия в магазине «Стильная мужская одежда» на Тверской. Устроила целое шоу. А потом был фуршет. Очень неплохо. Но нам показалось мало, – он засмеялся, – решили продолжить. К тому же нас один англичанин подбил, предложил поехать сюда. Ты здесь одна?

– Да.

– Хочешь познакомлю тебя с ним? Он демонстрировал нам костюмы. Симпатичный парень. Сносно говорит по-русски, собирается жениться на русской. А ты перебежишь ей дорогу. Давай я тебя познакомлю! Ха-ха!

Она замотала головой, никого не хотела видеть и не успела ответить, как Дмитрий уже вскочил со стула, побежал к стойке и закричал: «Джон, Джон, иди сюда, у меня для тебя сюрприз!»

Сюрприз ожидал Риту. У нее глаза расширились – к ней приближался Джон Фэрри. Вот так встреча! Лучше бы она сюда не заходила. Джон, увидя Риту, тотчас приветливо заулыбался. На нем был голубой костюм в полосочку, голубая рубашка с белым воротничком. Но не в пример Косову он был гладко выбрит.

Не успел он сесть, как к ним присоединилась еще одна девица. Ее звали Тоней. Ярко намазанная брюнетка. Она говорила на плохом английском и довольно бесцеремонно обращалась с Джоном, называла его «наш бэби». Потом Дмитрий вскочил, увидел какого-то знакомого яхтсмена. И привел его. Рита не верила своим глазам. Это был Борис Тушин.

У нее закружилась голова. То ли от выпитого виски, то ли от сюрпризов. Таких встреч в один вечер она никак не ожидала. Все словно сговорились. Дмитрий тотчас рассказал, что с Борисом готовится новая передача «Путешествие в удивительный мир», он расскажет о своих поездках на яхте в экзотические страны, о посещении Мачу-Пикчу.

Все смотрели на Бориса. Его попросили рассказать, в каких экзотических местах он уже побывал, что собирается делать дальше. Рита слушала его и улыбалась. Он изменился, возмужал, поседел. Тридцать семь ему. А ей? Тридцать шесть. Путешествия в дальние страны превращают юношей в настоящих мужчин. Теперь она радовалась, что оказалась в компании милых людей. Она смотрела на Бориса, забыла Валентина, забыла Антона. Все заботы отошли на второй план. И Борис был явно рад этой встрече. Он совсем не пил и только рассказывал. Для нее. Шутил. Острил. Вспоминал, как в Средиземном море ловил рыбу на обычные стеклянные бусинки с крючком, был голодный, умирал от жажды и ел живую сырую рыбу. Вгрызался в скользкую спинку, сплевывал кости в море и глотал сырую мякоть. Рыба была соленая. Вот только пить после нее хотелось еще сильнее. Но зато самое лучшее спасение от жажды – виски. А у него был с собой запас.

Джон, уже хорошо подогретый, предложил всей компании отправиться к нему домой, он живет недалеко, в Дегтярном переулке. И у него припасен солидный запас шотландского виски. И даже соленая рыба есть. Они весело рассмеялись. А обслужит всех его русская невеста Светлана. Она классная женщина, умеет готовить, шить, вязать. Девица сразу затосковала, Косов замотал головой. Он не может. За ним сейчас заедет водитель. В этот момент Тушин поднялся и, ни слова не говоря, вышел. Рита была разочарована. Ушел совсем? И даже не попрощался? По-английски? А куда ей деваться?

– А почему ты без Светы? – она повернулась к Джону.

– О, она занята, знакомится с документами. И ждет меня.

– У вас все в порядке?

– Все о, кэй. Оформляем с ней наши отношения, – он натянуто улыбнулся. – А Тоня – наша манекенщица, демонстрирует женскую обувь, – торопливо пояснил он, – помогает мне в работе. Света с ней знакома, – добавил он.

Они вышли из паба, когда стало темнеть. Куда ей ехать? Антона с его синим джипом поблизости видно не было. Джон дипломатично раскланялся, ушел один. Тоня исчезла раньше. Кто-то осторожно тронул ее за плечо. Она обернулась. Перед ней стоял неизвестно откуда появившийся Борис Тушин.

– Я ждал, когда все уйдут, – негромко сказал он. – Пойдем? Мне к Красным Воротам, а тебе на Сухаревскую?

Она не успела ничего ответить, как он подхватил ее под руку, подвел к машине, открыл дверцу и помог сесть. На передней серой бархатной панели в знакомой блестящей суперобложке лежала ее книга «Глазами экстрасенса». Она удивилась.

– Читаешь?

– Уже прочел.

– Ну и как?

– Впечатляет. Местами даже очень. Мы потом с тобой об этом подробнее поговорим, хорошо?

Она смотрела на проплывавшие мимо огни Нового Арбата, на яркие витрины, на редких прохожих. Борис ехал не торопясь. Он не спросил, куда ее везти. Посадил – и в путь. Откуда он знает о Сухаревской? Куда они едут?

С Нового Арбата они свернули на Бульварное кольцо.

– Скажи мне, а кто тот человек в синем джипе, который тебя подвез?

Рита вздохнула.

– Это ювелир Антон Палин, – она закусила верхнюю губу.

Борис крутанул баранку, и ее прижало к правой дверце.

– И что?

– А ничего, – она ухватилась за крепление.

– Он твой ухажер?

– Он меня преследует.

– Вот как. Зачем же ты садишься к нему?

Рите не хотелось продолжать этот разговор. Оправдываться она не привыкла, а объяснять не было желания. Борис все равно бы все понял по-своему.

– Слушай, а куда ты меня везешь? – перевела она разговор и повернулась к нему.

– Как куда? – удивился он. – Покатаемся по городу, он стал такой красивый, я давно его не видел, а потом ко мне. Если хочешь, можно к тебе. Я согласен на любой вариант.

Рита задумалась. Положение, в котором она оказалась, было более чем незавидным. На Рижскую ехать не могла, к Свете не хотела. На Сухаревскую? Там пусто, неуютно.

– У тебя появилась собственная клиника?

– Да, я переквалифицировался, занимаюсь психиатрией. И у меня теперь есть своя психиатрическая клиника. С процедурными боксами. Для снятия душевных стрессов, гипертонических кризов и прочих напастей. Поедем ко мне. Ты посмотришь на мое заведение… – Он неожиданно замолчал. Посмотрел в зеркало заднего вида и продолжил: – Когда ты садилась ко мне в машину, на противоположной стороне крутился какой-то тип. Он сел в американский синий джип. – Это ювелир?

– Наверное, – у нее внезапно осекся голос. Она против воли вздрогнула. – А что?

Борис молчал.

– Почему ты об этом спросил? – она повернулась к нему.

– Похоже, он пристроился за нами и едет следом. Не отстает. – Борис снова смотрел в зеркало заднего вида.

– Ты не шутишь? – у нее похолодели кончики пальцев.

– Нет, я вполне серьезно. Он едет за нами от самого Арбата. Я пытался оторваться от него, не смог.

Рита обернулась назад, но ничего, кроме множества светящихся бликов, не заметила.

– Ты не ошибся? – они съезжали на набережную Яузы. – Она проверила крепление.

– Нет, он не отстает, идет впритык. Может быть, нам остановиться? Спросить, чего ему надо?

Рита выпрямилась. Этого еще не хватало. Посмотрела в правое боковое зеркало. И снова яркие бьющие в глаза огни машин. Неужели сзади Антон? Он совсем с ума спятил. Значит, никуда не уезжал, а прятался, высматривал? Подонок. Чего он этим добивается?

– Ни в коем случае не останавливайся. Хорошо?

– Хорошо, – спокойно ответил Борис.

– А оторваться от него ты сможешь? – ее начинал бить нервный озноб. Антон, слава богу, не знал адреса.

– Зачем? Ты в самом деле его боишься?

– Да. Этот человек может причинить мне зло, – она покрутила кольцо. Оно не снималось.

– Тогда упрись ногами и держись за ручку. Поедем ко мне в клинику. Другого выхода нет.

Борис выжал газ, и Риту отбросило назад. На Набережной было темно. Никаких огней, кроме слепящих автомобильных фар. Скорость увеличивалась с каждой секундой.

Она закрыла глаза. Ей казалось, что Борис не соблюдает никаких правил движения, пролетает на красный свет! Она вцепилась в сиденье, закусила верхнюю губу. Только бы не столкнуться, только бы не врезаться в кого-нибудь. Она представляла, как сзади Антон тоже жмет на педаль газа, чертыхается, трясется от злобы. Его отвергли, им пренебрегли. Она снова пыталась стащить с пальца кольцо, но суставы у нее опухли, кольцо едва вращалось.

Поднялись к Красноказарменной, впереди показались решетки Лефортовского парка. Борис сбавил скорость.

– Не волнуйся, – услышала она его спокойный голос. – Мы оторвались от него. Еще немного, и мы на месте. Вот и Старая Басманная. Приехали.

Дом стоял в глубине двора, железная дверь открывалась с помощью кодового замка. Они прошли полутемный коридор и оказались в светлой уютной комнате с кожаной мебелью – приемная. В ней строгие белые стены, на них картины, у стены столик на колесиках, на полу ворсистый ковер. Уютно.

Борис усадил ее на диван, дал журнал и отправился на кухню готовить ужин. Минут через десять он появился перед ней в белом переднике, в правой руке щипящая сковородка. Над ней два ярко-красных лобстера.

– Вот, приготовил в микроволновке. Любишь дары моря?

– Конечно, – она улыбнулась. – Я давно не ела лобстеров.

– Я их тоже очень люблю. Нежнейшее мясо. А к ним предлагаю белое вино.

На столе появилась сервировка. Рита наблюдала за ловкими движениями Бориса и удивлялась тому, как все он быстро и красиво оформил. Прирожденный повар. Да и вел себя как настоящий джентльмен, только перчаток не хватало. И когда зажег свечи и наполнил бокалы, то встал и представился официально:

– Борис Тушин, медицинский работник в третьем поколении, бывший врач-стоматолог, а теперь практикующий психиатр. В честь божественной леди, очаровательной Маргариты Амуровой, устраиваю ужин.

– Откуда ты узнал мою девичью фамилию? – удивилась она.

– Я же психиатр, профессия предполагает знание глубин человеческих переживаний, а уж что касается твоей родословной, то достаточно прочитать твою книгу. – Он положил на стол книгу в блестящей суперобложке, наклонил голову и улыбнулся. – Ты в предисловии писала, что придворная дама в царевом Петербурге графиня Софья Амурова, которая кокетничала с Калиостро, была твоя прапрапрабабка, так ведь?

– Да.

– Это все для рекламы?

– Отчасти.

– Кто-то подсказал или сама догадалась?

– Сама.

– Фамилия Амурова очень красивая, артистическая и тебе подходит. Я рассуждал так: если ты разойдешься с Коноваловым, то непременно возьмешь себе фамилию Амурова. И все будет, как в книге. Прав я?

– Как в воду глядел, – Рита вздохнула. – Ты же психиатр. Но пока я все же Коновалова.

– Но это, насколько я понял, ненадолго? – он прищурился.

Она улыбнулась, отпила немного и откинулась назад. Борис поставил диск. Зазвучал хор плененных хебреев из оперы Верди «Набукко». И от звуков этой торжественной и печальной музыки Рите захотелось плакать. Вот и она, как пленный, руки за спиной, на глазах повязка, бредет неизвестно куда.

– Я хочу предложить тебе руку и сердце, Рита, – сквозь хор голосов услышала она голос Бориса. – Это самый надежный способ избавить себя от посягательств твоих недругов. Мы с тобой знакомы с института. Мне очень хочется быть с тобой. Тебе нельзя оставаться в одиночестве. Это губительно. Согласись.

Она не ожидала этого вопроса, широко раскрыла глаза. Подняла голову, смотрела на него, и у нее невольно вырвалось:

– Ты это серьезно?

– Очень.

– Зачем это тебе?

– Чтобы вместе делать будущее.

– А ты не очень спешишь?

– Нет. Наоборот. Скажи, а рубиновое кольцо от него?

– Да, – с трудом произнесла Рита.

– Странно он себя ведет.

Борис потянулся к ней, взял ее левую руку, погладил и случайно нажал на кольцо. Рита вскрикнула, отвела руку Бориса. И вдруг как ужаленная вскочила с кресла и подбежала к окну.

– Что случилось? – Борис в недоумении поднялся следом.

– Погаси свет! – выкрикнула она и показала на лампу.

Он протянул руку к стене и нажал на выключатель. В комнате стало темно.

– Теперь подойди сюда, – шепотом сказала ему Рита.

Он подошел, обнял ее за плечи, стал всматриваться в окно. Во дворе горели два неярких огня от стоявшего джипа. В этот момент Рита отчетливо поняла, что зря поддалась искушению и взяла кольцо у Антона. Теперь ситуация становилась далеко не безобидной. Антон видел ее вместе с Борисом, выследил и знает, где она находится. Как ей быть? Где скрыться от него?

…Она открыла глаза. Боже, что это было? Целый сон промелькнул перед ней. Она потрясла головой, прогоняя остатки наваждения, сделала еще несколько пассов и вот теперь почувствовала, как освободилась от какого-то давящего груза, дышать стало легче. Надо возвращаться к Свете и Джону. Она остановилась у двери в комнату. Прислушалась. Молодые вроде не ссорились.

– А мы тебя заждались, – недовольно протянула Света, когда она открыла дверь и вошла в комнату. – Посмотри на время, уже без четверти двенадцать, – она сидела на подлокотнике кресла рядом с Джоном.

Рита поступила правильно, что оставила их на некоторое время вдвоем. Между ними, похоже, мир восстановился. Джон гладил Светину руку. Оба улыбались. Рита показала карты Таро. Колода новая, нетронутая.

– Может, не стоит? – она посмотрела на Свету.

– Стоит, стоит, – тотчас засуетилась та и освободила столик. – Давай, раскладывай.

Рита вытащила колоду из коробочки, стала тасовать. Семьдесят восемь штук. Карты замелькали в ее руках, и с каждой секундой их полет делался все быстрее, быстрее. То они превращались в растянутую гармошку, то сыпались дугообразным веером из одной руки в другую. Джон засмотрелся, щелкнул пальцами, произнес только «Master!» и погасил люстру – горел торшер.

За окном давно уже стемнело. Рита выкинула на зеленое сукно все двадцать две карты Старших Арканов. Особой любви к ним не испытывала, слишком сложная наука, и очень большой риск сделать ошибку.

Светка с противоположной стороны стола склонила голову. Рита обратила внимание на ее руки. На зеленом сукне отчетливо выделялись бледные тонкие пальцы с красными ногтями. На безымянном пальце левой руки горел кроваво-красный рубин. Какой он яркий, прямо глаза режет. Где достал его Джон? Вещь старинная. Неужели на распродаже у Антона? Рубин давно используется у магов, в Индии он называется корунд, а в России – яхонт. Особенность этого камня в том, что он может хранить чужие заклинания. Рита знала об этом и не любила рубины.

Она вспомнила фотографию за зеркалом. Ее так и подмывало спросить: кто эта женщина? Что знает о ней Света?

– Ну что? Что ты молчишь? – нетерпеливо спросила Света. – Все хорошо? – Она убрала руки со стола.

Джон вышел из комнаты, женщины же углубились в карты, ничего вокруг не замечая.

– Все хорошо, – Рита вздохнула. – Дальняя дорога выпадает тебе, – тихо сказала она, подняла голову и посмотрела на подругу: – Теплый прием ожидает тебя на туманном Альбионе. Потом потекут будни и начнется тоска по дому, – она замолчала – больше обманывать не решалась. Карты, как и зеркало, говорили ей обратное. Неудачная дорога, возможно, болезнь, затем обрыв… Теплый прием? На него и намека не было. Колесница покатилась, но в обратном направлении. Еще ее смущала карта «Падающая башня». Она падает от удара молнии. Вместе с ней падают два человека. Башня означала крушение лжи. А потом… Потом, очень возможно, заточение в казенном доме. Далеко от центра. И будет стремление вырваться на свободу. Любой ценой. Вплоть до сумасшествия, до самоубийства. Карты «Повешенный» и перевернутая «Влюбленная пара» стояли у нее перед глазами.

– Рита, ты чего задумалась? – раздался прямо над ухом шепот Светы.

– Пытаюсь разгадать.

– Ну и как?

– Пока все хорошо.

Она вздохнула. Не могла понять, почему так выпали карты. Сразу смешала их, чтобы не зародить подозрения у Светы. Сказала только:

– Все будет, как и в прошлый раз. Приедешь, тебя встретят, обласкают. Начнется будничная жизнь. Та, о которой ты мечтала. Лондон, Вестминстер, Трафальгарская площадь, Пикадилли, двухместный «Ягуар», загородная вилла… – она снова натянуто улыбнулась.

– И подземная тюрьма Данджен?

– Не говори ерунду. Тюрьмы не будет, – сердито оборвала ее Рита. Плохо скрываемая нервозность подруги ей не понравилась.

Джон сидел на кухне, листал журнал. Гадание его не интересовало. У него свои проблемы. Света выказывает ему отчаянное сопротивление, дерзит. Он немного отпил виски. В тот день, когда она уехала к нотариусу, у него появилась уйма свободного времени. Можно было в спокойной обстановке осмотреть квартиру, прицениться к мебели. Была бы его воля, он бы всю эту рухлядь выбросил на помойку, но для Светы она священна как память о родителях. У нее отец был прокурор.

Джон размышлял. С материальной точки от этой женитьбы он только выигрывал. Триста тысяч долларов были бы существенной прибавкой к его пошатнувшемуся бизнесу. Но его беспокоил вопрос: чем Света будет заниматься в Лондоне, в Москве? Сумеет ли она, как он, часами до одури сидеть у компьютера, выбирать данные по каталогам, искать фирмы, предлагать на выбор образцы тканей, звонить, снова и снова предлагать, слушать отказы, вежливо воспринимать их. Британия – это не Россия. Там не принимают поведения не по правилам. Надолго ли ее хватит? Будет ли она покладистой супругой, исполнительной и полезной работницей? В этом он теперь сомневался. Ее чрезмерная эмоциональность, порывистость вначале подкупали, а теперь действовали на нервы. Хотелось иметь возле себя более уравновешенного человека. К тому же у Светы какая-то маниакальная вера в сверхъестественное, мистическое. Это и есть болезнь русской души?

…В тот день он решил обследовать темную комнату. Ему ее никто не показывал, но ее никогда не запирали. Почему не войти, не посмотреть? Разве это преступление? В конце концов, они собираются стать мужем и женой. У них все общее.

И он открыл дверь. В темноте ничего не увидел. Вытащил приготовленный фонарик. Теперь под ярким высвеченным кругом появились старые кресла, поставленные друг на друга, шифоньер без обеих дверок, велосипед со спущенными шинами, старый кожаный чемодан. Под ногами был протертый ковер. Рухлядь. Никакой антикварной мебели, никаких бронзовых ламп. Русские, как он убедился, всегда прибедняются. И наиболее ценные вещи хранят не на видном месте, а в подвалах, на чердаках, в темных комнатах. Но в этот раз его постигло разочарование.

Решил на всякий случай посмотреть, что лежит на шкафу. Встал на кресло, уперся рукой в шифоньер, и тут кресло под ним качнулось, он потерял равновесие и, чтобы не упасть, схватился рукой за вентиляционную решетку, выступавшую из стены. И решетка вывалилась. Из образовавшегося отверстия на кресло упал объемный газетный сверток. Джон стряхнул с себя пыль, потом стал разворачивать газеты. Что-то круглое. Навел луч фонарика. И замер. Рубашка прилипла к телу. Из-под газет выглядывала, нет, он не ошибся, отчетливо просматривалась настоящая человеческая голова. Часть манекена? Под лучом фонарика вырисовывался высокий лоб, чуть оттопыренные уши, длинные волосы.

«Всевышний, – одними губами произнес он, – что я вижу? Или мне снится? Мумия? Откуда она здесь?»

Он наклонился и, пересиливая отвращение, развернул газеты. Это был муляж из глины. Такие на уроках истории медицины им демонстрировал профессор Кроу. Он показывал голову Рене Декарта. Тогда профессор потянул за нос, и передняя часть лица отпала. Студенты ахнули. Девчонки отвернулись. За лицом светлел оскал черепа – дырка от носа, черные глазницы. Профессор объяснил, что это копия головы Декарта, которую изготовил скульптор Пауль Ричер еще в 1912 году. Он выставил ее в Париже. Голова произвела фурор. Скульптор по неровностям черепа полностью восстановил черты лица. Это искусство.

Но зачем эта голова здесь, в московской квартире? Декарт? Нет. Тот был длинноносый, а у этого нос коротковат. Может быть, экспонат из медицинской школы?

Джон поднял муляж повыше, и в этот момент из горловины появился уголок конверта. Письмо? Послание с того света, подбодрил он сам себя и вытащил его. При свете фонарика с трудом прочитал написанное карандашом слово, смысл которого остался ему непонятен: «Завещание». Что оно означает? Придется посмотреть в словаре. Он вышел из комнаты и на цыпочках вместе с письмом направился к книжному шкафу. «Завещание, завещание, – повторял он про себя. – Ага, вот оно, оказывается, на английском это слово ему хорошо известно – «тестамент», юридический термин, другими словами, устный или письменный наказ, содержащий распоряжение относительно имущества на случай смерти. Однако все завещания заверяются, как правило, у нотариуса и вскрываются обычно после смерти. А почему это оказалось спрятано в голову? Не вскрыть ли ему конверт и прочитать? Соблазн велик, но поймет ли он текст до конца.

Джон раскрыл конверт и вытащил сложенный вчетверо листок. Текст был отпечатан на машинке. Джон снова направился к книжному шкафу и с помощью словаря стал переводить.

«Я, Николай Рогов, готов к смерти, – негромким голосом читал он, – алкоголь и жизненные обстоятельства завершили свое дело. Это произойдет по моему гороскопу в ночь с 24 на 25 июня. И тот, кто найдет мою голову, увы, с чужим черепом, тот, может быть, узнает тайну сокровища. Надо зажечь свечи и поднести к моему рту зеркальце. Я скажу, где спрятаны фамильные драгоценности графа Калиостро»…

Неожиданный звонок в дверь прервал его чтение. Он с трудом оторвался от листка. Звонок повторился. Длинный, требовательный, нетерпеливый. Это не Света.

Что делать? Поставить голову на место? Теперь не успеет. Он уже ругал себя за то, что полез в темную комнату. Схватил газеты, закрутил в них голову, затиснул ее в глубь шкафа. Сказать Свете о своей находке или промолчать? Он вышел в коридор, посмотрел в глазок и не поверил своим глазам. На лестничной площадке стояла Вероника. Открывать? Света ничего ему не говорила, как поступать в таком случае. Он неторопливо отодвинул засов, повернул замок.

– Привет, – с легкой улыбкой сказала ему Вероника и прошла мимо него. – А Светы нет дома?

– Нет, – не очень уверенно произнес он. Впервые Джон почувствовал себя неловко. Он не знал, что ему делать, сестры ведь в ссоре. Или уже помирились? Этих русских не поймешь, вечером готовы убить друг друга, а с утра неразлучные друзья. У них все по принципу: либо плюс, либо минус. Пока он запирал дверь, неторопливо шел в гостиную, Вероника прошла в гостиную и села за стол.

– Жаль, что нет Светы, – сказала она по-английски и повернулась в его сторону.

– Она придет к двум часам. У тебя к ней дело?

– Конечно.

– Подожди ее, я приготовлю кофе.

– Ты милый, Джон, – Вероника улыбнулась. – У тебя выходит самый прекрасный кофе, который я пила. Мне надо забрать кое-что из своих вещей.

– А что ты хочешь взять? – небрежно сказал Джон.

– Чемодан.

– Чемодан? – дернулся Джон. – Какой?

– Старый. Он лежит в темной комнате.

– А что в нем?

– Ах, всякое барахло, мои учебники, дневники, фотографии. Старые книги отца.

Джон через силу улыбнулся.

– А где он?

– Я же сказала, в темной комнате.

Джон провел рукой по лбу.

– Хочешь, я его тебе принесу?

– Сделай одолжение, он ужасно тяжелый, – лицо у Вероники посерьезнело. – К тому же там нет света, а у меня с глазами что-то плохо стало.

– Что у тебя с глазами? – не понял Джон.

– Денег совсем не вижу, – ухмыльнулась Вероника и чуть подтолкнула Джона. – Давай вперед, маэстро. Мне скоро уходить.

– А как же ты понесешь его?

– За мной заедет один художник, он хочет написать мой портрет. Вот он и понесет его, – она погладила Джона по плечу.

Джон смело вошел в темную комнату. У него с души спало. Значит, голова останется на месте, он сможет дочитать тестамент. Он с большим трудом поднял чемодан. Реликвия? Такие делали в Британии. Он знал это точно, видел в частном музее. Как оказался такой у Светы? И почему Вероника хранила в нем свои учебники? Он поставил его перед Вероникой.

– Кстати, в нем есть интересные вещицы, – словно угадав его мысли, сказала Вероника и тряпкой стерла пыль.

– Какие? – негромко спросил Джон.

– Художник хочет, чтобы я продала их ему, – Вероника вздохнула. – Там есть книги по истории преступлений, а мне они не нужны.

Джон принес кофе, налил в бокалы виски.

– Слушай, Джон, – голос у Вероники был серьезный. – А ты не хочешь купить его у меня?

– Купить чемодан? – удивился Джон.

– Да, этот чемодан, – повторила Вероника. – Я прошу за него немного. Это же английская работа. Девятнадцатый век. У него есть монограмма. Принадлежал какому-то лорду.

– Ты хочешь его продать? Какому лорду он принадлежал?

– Там снаружи есть две буквы «W. G.». И потом на замках написано: Графство «Йоркшир». Представляешь?

Джон замотал головой.

– Оставь его себе.

– Но мне нужны деньги, Джон. Срочно, понимаешь, – Вероника обиженно надула губы. – Я после окончания школы не заглядывала в него и ключи потеряла.

– Света знает о нем?

– Конечно, знает, но он ее не интересует. Я прошу за него недорого, – сказала Вероника и чуть отпила.

– Но он мне не нужен, – Джон был ошарашен ее настойчивостью.

– Как это, не нужен? – не сдавалась Вероника. – Это же английская работа. Да в Лондоне, в любом антикварном все лопнут от зависти. Такой чемодан привезти из России, представляешь?

– Сколько ты за него хочешь? – не выдержал Джон.

– Тысячу долларов, – Вероника нежно улыбнулась.

Джон чуть не подпрыгнул в кресле.

– За такие деньги его никто не купит. Это совсем не смешно. Никто не знает, что в нем!

– А давай мы с тобой сыграем в русскую рулетку – пан или пропал?

– Что это? – не понял он.

– Это когда в револьвер вставляется один боевой патрон, прокручивается барабан…

– А, слышал, слышал, – замахал Джон руками.

– Вот ты можешь теперь испытать это острое чувство неизвестности и опасности.

– Зачем это мне? – он поднял на нее глаза.

– Джон, – Вероника вздохнула. – Ты берешь кота в мешке. Понимаешь? Когда приедешь в Лондон и вскроешь чемодан, то считай, что ты пан.

– А если на таможне его вскроют?

– Тогда ты пропал, – она заливисто засмеялась.

– Нет, в такие игры я не играю, – он хотел встать, но снова опустился в кресло. Эта шутка пришлась ему не по вкусу. – У меня Света обязательно спросит, куда делся этот чемодан…

При этих словах Вероника едва не подскочила.

– Ну вот, заладил, как попугай, Света, Света. А ты ничего ей не рассказывай. Пусть это будет наша с тобой тайна. Понял! Ты любишь ведь тайны. У нас в России все любят тайны.

– Не надо мне никаких тайн, – он взял бокал с виски и опрокинул его в рот.

– Эх ты, чучело, – с досадой по-русски произнесла Вероника и махнула рукой.

– А что это? – не понял Джон.

– А это вопрос, нравлюсь я тебе или нет, – с ехидством в голосе произнесла Вероника. – Помоги мне, дружочек, – голосок у нее стал тонким, просящим, она стала набирать номер на мобильнике.

– В чем? – он не понял ее.

– Сейчас художник придет и заберет его. Вынеси его в коридор, – Вероника убрала мобильник.

Джон поднялся, взял чемодан, он показался теперь еще тяжелее.

– Что мне сказать Свете?

– Ничего не говори, – лицо у Вероники посуровело, и пухлые губы стали твердыми. – Я сама ей все скажу, понял. Все скажу сама. Она моя сестра.

Он пожал плечами. Пусть сестры разбираются между собой сами.

В этот момент в двери раздался звонок.

– Это мой художник, не волнуйся, – произнесла Вероника, – он пришел за чемоданом. Открывай дверь.

На пороге появился высокий плечистый парень в кожаной куртке и с бритым затылком. Он едва произнес «здрасте», молча поднял чемодан, развернулся, Вероника вышла вместе с ним. Дверь захлопнулась.

Джон вернулся в комнату, допил виски, посидел, размышляя о загадочности русской души, пытаясь понять смысл разговора, потом направился в темную комнату. Ему надо снова посмотреть на эту голову. У него возникли подозрения. Всю ли правду говорила ему Вероника? Записка, обнаруженная в голове, не давала ему покоя. И еще ему показалось, что в облике Вероники было что-то похожее на эту голову: курносый нос, пухлые губы. Ему надо дочитать тестамент до конца. Только тогда он поймет эту семью.

Он достал голову из шкафа, подошел к окну. Интеллектуальный лоб, чуть оттопыренные уши, пухлые губы и коротковатый нос. Это не Декарта. Но кто этот Рогов? Ученый? Значит, если при свечах в ночь на 25 июня к его губам поднести зеркальце и подождать… И если на нем появятся капельки испарения. И голова заговорит… И скажет, куда подевались сокровища. Но это все русская мистика, болезненное воображение. Джон перевел дух, вытер лоб платком. Нельзя доверять эмоциям.

Развернул листок и принялся переводить дальше:

«По воле случая одно время они были у меня в руках. До меня ими владела служительница Эрмитажа Елена Сомова. Она утверждала, что унаследовала их от своих родителей, а те – от далеких родственников, прислуживавших самой Екатерине Великой. Калиостро с кем-то из них проводил спиритические сеансы в царском дворце, вызывал духи умерших богачей, и те указывали, где хранили свои сокровища. В качестве награды за успешные сеансы Калиостро подарил ей бронзовую шкатулку с кольцами и брошами. Я видел ту шкатулку, кольца, служительница все показывала мне. Потом она сказала, что убрала ее в чемодан. Чемодан я сам относил Ледич. Но в нем шкатулки не обнаружили. Больше ничего не знаю. Меня после гибели обоих Ледич просили вернуть чемодан наследным владельцам, оставшейся дочери. Я приехал в Москву, но, к сожалению, потерял адрес. В чемодане некоторое время хранил свои книги. Эти книги, я надеюсь, останутся моей единственной дочери в наследство»…

На этом запись обрывалась. Внизу была приписка: «Экспонат из музея криминалистики. Дневник Рогова и его завещание – сплошная мистификация. Он придумал всю эту историю с сокровищами графа Калиостро. В действительности ничего этого не было. Проверено мной на основании агентурных сведений. Прокурор К. Жиров, 25 июня 19… года». Прочитать точную дату никак не удавалось, цифры все стерлись.

Джон всунул конверт с завещанием в горловину. «Всевышний, – едва слышно произнес он, – что за дела творятся в этом доме? Прокурор Жиров – это же отец Светы и Вероники! А кто этот Рогов? Не его ли это голова? И где тело? Может быть, его замуровали в стену? Если это Рогов, не он ли отец Вероники? А кто отец Светы? Тогда получается, что Света и Вероника не родные сестры?

Бр-р, ну и дела. Теперь ему понятно, почему Света не хотела, чтобы он входил в темную комнату. Скрывала от него какую-то семейную драму. Значит, ее отец взял эту голову из музея криминалистики. Он же конфисковал вещи Рогова, его книги. Все спрятал у себя дома. Голову замуровал в вентиляционную решетку, не знал, что в ней хранилось завещание».

От размышлений его оторвал звонок. Он поставил голову в шкаф, вышел в коридор, открыл дверь. На пороге стояла Света. Она его ни о чем не расспрашивала. А он ничего ей не сказал. Но с того дня Света как-то косо стала смотреть на него.

От Фэрри Рита вышла ровно в половине первого. Они уговаривали ее остаться, поезд отправлялся в двенадцать, для сна времени достаточно, еще можно посидеть, какой смысл ей возвращаться домой?

Но она отказалась. Ночевать в чужом доме не в ее правилах. Ей требовалось принять душ, надеть уютный халатик, посидеть перед зеркалом, потом полежать на диване, почитать. Это она могла сделать только в привычной домашней обстановке. А на вокзал обязательно приедет. Она все помнит и номер поезда и вагона. Обязательно приедет. В половине двенадцатого появится на перроне.

Света протянула ей связку ключей в кошельке.

– Вот возьми. Тут все. От входной двери и от каждой комнаты. Пусть побудут у тебя до нашего возвращения.

– Квартира на охране? – Рита повертела кошелек. Ей не очень хотелось оказаться в роли присматривающего.

– Да. Умеешь обращаться с ней?

– Обычная милицейская? Опустить рычажок, позвонить на пульт?

– Именно.

– А у новых хозяев есть ключи?

Света замялась.

– Есть. Но… Хозяйка вступит в свои права, когда из Лондона приедет Джон, когда все оформят у нотариуса. Такое условие.

– А Вероника?

– Что Вероника? – глаза у Светы сузились. Вопрос ей не понравился. – Чего ты о ней вспомнила? Ее ноги в этом доме больше не будет.

– Что-нибудь случилось? – Рита сделала вид, что не поняла.

– Не спрашивай меня о ней! – Света стиснула зубы, лицо у нее внезапно покраснело.

– А это ты видела? – Рита сунула руку за зеркало, достала оттуда фотографию и протянула ее Свете.

– Что это? – Света взяла фотографию, внимательно посмотрела на нее, потом перевернула. – Откуда она здесь? Наверняка Вероника, дурище, засунула и забыла.

– Ты знаешь эту женщину? – спросила Рита.

– Да, – кратко ответила Света.

– Кто она?

Света отвела глаза в сторону.

– Поставь ее обратно, – она нахмурила брови.

– А кто она? – повторила свой вопрос Рита.

– Ты эту картину помнишь? – Света указала на полотно возле зеркала.

Рита ничего не ответила.

– Это ее работа? – спросила она и откашлялась. В горле у нее запершило.

– Да.

– Она художница?

Света не ответила, а только кивнула.

– Та, с Набережной?

– Да. Она – будущая хозяйка моей квартиры.

– Ты шутишь? – удивилась Рита и резко обернулась к ней.

– Нет.

– Ты ей продала? – Она не сводила изумленного взгляда с бледного лица Светы.

– Да. Она хочет ее купить, и Джон дал согласие.

– Как ее зовут?

– Екатерина Ледич.

– Она цыганка?

– Возможно, не знаю. Чем она тебя заинтересовала?

Рита вспомнила то странное письмо, которое еще до развода получила от ворожеи, живущей на Малой Ордынке. Ее звали Екатерина Ледич. Она предлагала Рите свою бескорыстную помощь, назойливо лезла в душу. Риту воротило от таких людей. Она не стала ей отвечать. Незачем заводить дружбу с незнакомой женщиной. Впусти в свой дом чужака, а потом от него не избавишься.

– Я бы эту фотографию убрала подальше, – неторопливо произнесла она. – Вынесла бы из дома.

– Почему? – В голосе Светы звучало откровенное раздражение.

– Глаз у нее нехороший.

– Ах, оставь, – недовольно произнесла она. – Все это наветы.

– Поверь мне, – Рита рассматривала фотографию женщины.

– Дай ее сюда, – Света выхватила у нее фотографию и поставила снова за зеркало.

Рита пожала плечами, положила ключи в сумку и направилась к двери. Джон стал открывать замки.

Ее действительно не стоит провожать? Она отрицательно замотала головой. Тверская в двух шагах, она возьмет машину и спокойно доедет до дома. От приставаний у нее есть свое средство, она вытащила из сумки миниатюрный восьмизарядный браунинг-компакт. От изумления Джон вскинул обе руки вверх. Света криво усмехнулась. Рита убрала браунинг.

Она спускалась по ступенькам, стараясь не стучать каблуками и думала о сестрах. Почему они разругались? Из-за квартиры? Но это более чем странно. Еще недавно были лучшими подругами. Ни одна не таила секрета от другой. Строили совместные планы. Света думала найти для Вероники в Лондоне работу, хотела вытащить ее из Москвы, оторвать от бездельной богемной среды. Двадцать девять лет – самый волшебный возраст, правда, ничем не интересуется, кроме денег. Зато она умеет готовить, вязать. Хотела избавить ее от этого дебильного парня с бритым затылком и сережками в ушах. Он не отходил от Вероники ни на шаг. Наверное, из-за него и произошел разрыв. И, судя по всему, серьезный.

Потом эта история с пропавшим чемоданом. Что хранилось в нем ценного? Понятно если бы столовое серебро? А то какие-то рукописи, книги. Кому он мог понадобиться?

Она открыла дверь во двор и несколько секунд прислушивалась. В редких окнах дома напротив горел свет. В этот поздний час все прильнули к голубым экранам. В тишине неожиданно раздалось завывание автомобильной охранной сигнализации. Она вздрогнула. Хлопнула дверца, и воющие звуки смолкли.

Быстрым шагом двинулась к Дегтярному переулку. Сзади раздался звон разбитого стекла, глухой хлопок, как будто вылетела пробка из бутылки с шампанским. Она ускорила шаги. Зацепилась сумкой за какой-то крюк, нервно дернула ее к себе.

На Тверской напротив театра Станиславского стояла группа мужчин. Они о чем-то переговаривались, потом исчезли за стеклянными дверями. Часы показывали без четверти час. Самый длинный в году день закончился сорок пять минут назад. Улица была пуста. Только у края тротуара бродили одинокие проститутки.

Она прошла мимо витрин магазинов. За гигантским стеклом «Стильной мужской одежды» красовалась новая реклама – «Демонстрируем настоящий мужской стиль – коллекция мадам де Стайн, мужские костюмы из Великобритании. Наденете костюм, станете джентльменом». Она подняла глаза и удивилась – за стеклом… стоял Джон. Сходство необыкновенное. Не живой человек, а манекен. Стройный блондин шести футов роста с голубыми глазами. Затылок вытянутый, волосы расчесаны на строгий косой пробор. Белая рубашка в полоску, серые брюки со стрелками, блестящие комбинированные ботиночки. Образец англосакса. Какая встреча, жаль не успеет показать Свете. А рядом на черном бархате стоял кожаный чемодан в латунных заклепках и с двумя круглыми замками, как два будильника.

Ей показалось, что от дома Фэрри за ней шел кто-то следом. Это ее нервировало. Она его не видела. Только чуткое ухо уловило легкое шарканье кроссовок по асфальту. Все началось после захлопывания автомобильной дверцы. В вечернем воздухе до нее долетал резкий запах сигаретного дыма, свежей кожи и мужского пота. Обернулась. Никого. Ни сзади, ни спереди.

Она отошла от витрины. Повернула назад. Теперь можно не торопиться. Но вместо этого только ускорила шаги. Почти бежала. Сердце забилось почему-то учащенно. Такого с ней еще не случалось. Тверская была залита мертвенным светом, горели витрины магазинов, а она неслась от страха как загнанная лошадь. Не заметила, как оказалась у памятника Маяковскому. Хотела успокоиться. Грудь у нее вздымалась. Сердце колотилось исступленно. Вокруг ни души.

Несколько увядших роз лежали на постаменте. Мимо стремительно пролетали иномарки. Кто-то тормозил, кто-то кричал ей вслед. Она не реагировала. Взяла себя в руки, спустилась в подземный переход. Здесь было светло, как днем, навстречу двигались люди. Она вздохнула свободнее. Страхи улетучились.

Подошла к краю тротуара, подняла руку, хотела махнуть проезжавшей мимо «Волге», как неожиданно почувствовала резкую боль в спине. Сзади ей в спину уперся острый предмет. Она хотела обернуться, но не смогла. У нее перехватило дыхание. Она чуть вскрикнула от усиливающейся боли. В этот момент тяжелая рука в кожаной вонючей перчатке зажала ей рот. И тотчас ее руки разом вывернули назад. В нос шибанул запах сигаретного дыма, мужского пота и свежей крови. Сквозь черные пальцы она увидела у края тротуара темно-серую «девятку». Задняя дверца у машины распахнулась. Сильные руки подхватили ее, стали тянуть. Она сопротивлялась, хотела закричать, но челюсти ей сдавили, она не могла раскрыть рот. Ноги у нее подкосились, голова задралась вверх, и на лицо ей опустилась черная повязка.