В Праге у Яна Мартину работы было больше, чем в Париже.

— Направляйте главный удар против Генлейна, — говорил шеф-редактор Лаубе. — Он заявляет о лояльности республике и при этом получает деньги от Гитлера. Посмотрите! — Он показал Яну фотографии. Это были счета Дрезденского банка, выписанные на загадочные имена. — Это конспиративные имена посланцев Генлейна: Себековского, Франка, Нойвирта. Эти фотографии приносят нам немцы из Северной Чехии и эмигранты. Мы будем публиковать эти снимки. Генлейн будет на нас жаловаться. Начнутся процессы. Пан Клоучек снова отличится.

Редакция кишела незнакомыми немецкими писателями. Они продавали сведения об измене Генлейна в каком угодно количестве. Деньги Лаубе давал Каха. Ян писал передовые статьи. В его распоряжение попадали все новые и новые документы: о генлейновском центре в саксонском Плауэне, о контактах через Вену, о сыновьях профессора Спанна.

— Работать, работать! — покрикивал шеф-редактор. — Один процесс за другим.

Генлейн жаловался. Но процессы откладывались.

Редактор Кошерак ходил как во сне.

— Эти суды уже ни к чему, приближается потоп! — сокрушенно говорил он библейскими словами. — И не будет никакого Арарата!

— Пишите, пишите! — приказывал Лаубе. — Газета — вот ваш Арарат!

— Аммер возвратился из Парижа, — сообщал Кошерак. — И в Париже уже фашизм.

— Всюду он есть, везде выиграет, но у нас — нет! — кричал Лаубе.

— Аммер говорит, что аграрии скоро запретят нам писать против Генлейна. Генлейн-де живет в демократическом государстве и имеет право на политическую агитацию. Так утверждают Беран и Годжа. А также некоторые господа из Града. Демократы.

— Бессмыслица. В таком случае Генлейн быстро бы сплотил всех немцев в республике в одно целое.

— Он еще сплотит.

— Что говорит Аммер о Прейсе?

— Прейс снова поедет в Германию!

— Что он там будет делать?

— Он хочет поговорить с Папеном. Посетит концерны. Одним словом, будет вести переговоры!

— От имени кого?

— Прейс уже сильнее Града. Он внушил Граду, что рабочие могут восстать. А Прейс ни за что на свете не разрешит, чтобы росла заработная плата. Социал-демократы слушаются аграриев. Думаю, что мы недолго будем писать против Генлейна.

— До самого конца, пан Кошерак! Я в концентрационный лагерь не пойду, пан Кошерак!

— Они перетаскивают через границу наших людей.

— Кого?

— Выманили в Дрезден банкира Рюммлера и арестовали там его. Он умер по пути в Дахау. Его жена бросилась под поезд в Стромовке. Если они захотят, то могут вытащить нас и из этой редакции.

— Пан Кошерак, перестаньте пророчествовать…

— Они будут убивать, пан шеф-редактор.

— Идите работать…

Они убивали на самом деле! Умирали загадочной смертью министры и дипломаты. В Париже вспыхнуло и погасло восстание «Огненных крестов». В Румынии купалась в крови «Железная гвардия». Фашисты захватили власть в Болгарии. Малая Антанта закачалась. Венгрия вела кампанию, направленную на ревизию послевоенных границ. Английские лорды ей симпатизировали. Хорватские террористы скрывались в Италии. Муссолини грозил кулаком через Адриатику. Тлели искры в Испании. На венских улицах происходили целые сражения.

И тут в Париже вспомнили, что на востоке есть страна, которая бы могла спасти мир. Та страна, которую Гитлер хочет разбить и закабалить. На место Германии, которая вышла из Лиги Наций, Париж стал усиленно приглашать Москву.

— Вы были во Франции, хорошо знаете обстановку в этой стране. Барту сейчас находится в Праге, вам надо встретиться с ним, — сказал пан шеф-редактор Лаубе. Он снова был на коне, смеялся, потирал руки:

— Будет договор Париж — Прага — Москва! И Гитлер может идти ко всем чертям!

По Велкопршеворской площади под чахлыми липками прохаживался тощий старик с бородкой ученого, в черном пиджаке, круглой шляпе на седой голове, в пенсне. Он останавливался и фотографировал с разных сторон дворец французского посольства, старый Букойский дом с прекрасным фронтоном, обращенным к Кампе и древней водяной мельнице. Этим стариком был Луи Барту, приехавший с визитом в Прагу.

Французский посол Леон Ноэль сидел в кабинете и смотрел в окно на цветущие каштаны в Букойском саду.

— Господин Барту, — говорил посол Яну, — не может насытиться Прагой. Подождете несколько минут?

Через минуту Барту вошел в кабинет.

— Нет более прекрасного города, — сказал он. Посол вышел, оставив Яна с Барту в красном салоне с бюстом императрицы Марии-Луизы.

— Я слышал, что вы были корреспондентом в Париже, — начал первым разговор Барту. — С тех пор многое изменилось. У нас произошел фашистский мятеж. Любите вспоминать о Париже? — Он не ждал ответа. Снял пенсне, которое висело у него по-старинному на шнурке, и продолжал: — Скажу вам обычные вещи. Я счастлив, что нахожусь в Праге. Это город святых традиций. Если бы я не жил в Париже, то хотел бы жить в Праге… Вы, наверное, наоборот?

Ян склонил голову.

— Нужно сохранить мир этому городу. Гарантом вашего мира является Франция. Вы были вместе с Францией и в добрые, и в печальные времена. Она всегда будет с вами. Франция стремится к укреплению мира. Великая страна на востоке Европы — это естественный союзник как для вас, так и для нас. Эта страна доказала свою преданность миру. Франция хотела бы большего участия Советского Союза, в котором мы видим наследника прежней, союзной нам России, в упрочении статус-кво в Европе. Вы, видимо, обратили внимание на снимок, помещенный в сегодняшних газетах: у раскрытого окна, из которого видишь в камне всю историю Праги, стоят два старых и один молодой человек — доктор Бенеш, Масарик и я. Три представителя классической буржуазной Европы. Может быть, в противовес опасной оси Берлин — Рим мы создадим ось мира, соединяющую Восток с Западом, или, если угодно, буржуазный Запад с социалистическим Востоком. Невозможно смотреть на Прагу, не думая о мире. Как и для остальных стран, мир должен быть сохранен для вашего города, испытавшего на себе ужасы многих войн. Напишите и скажите своим читателям, что я желаю вашему народу только солнечных дней…

Ян поблагодарил и хотел было откланяться. Но Барту взял его за локоть:

— Прошу еще посидеть… Мне тоже хочется вас послушать. Как ведет себя ваша оппозиция?

— Генлейн или другие?

— Да, Генлейн и те, ваши!

— Так же, как ваши кагуляры и члены других профашистских организаций.

— А коммунисты?

— Картина, аналогичная с вашей страной: богачи их боятся, а бедные — наоборот.

— Приветствовал бы народ вступление Москвы в активную европейскую политику?

— Народ с радостью бы встретил союз с Россией.

— Мне думается, союз с Россией — это патриотический долг как вашего, так и нашего народа. Только дожить бы до этого. — Старик вздохнул и протер пенсне. — По Европе идет волна убийств. Меня тоже могут прикончить.

Он встал. Интервью закончилось.

По Европе шла волна убийств. Летом в Вене был убит австрийский канцлер Дольфус.

В октябре Луи Барту скончался в Марселе от ран, полученных в результате нападения на него и на югославского короля Александра хорватского террориста. Как оказалось, убийца проник в Марсель из Италии, а искусство стрельбы оттачивал в венгерских степях.

В трактирах Шумавы и Северной Чехии собирались генлейновцы и поднимали тосты: «Es kommt der Tag!»