Карел Самек распорядился поставить в комнате, где он обычно по четвергам встречался со своими приятелями, радиоприемник. Собирались поодиночке, молча, словно на траурную процедуру. Уже было известно, что гитлеровские войска перешли границу Австрии. Венское радио передавало заявление Гитлера. С пафосом сообщалось, что «с сегодняшнего утра через границу немецкой Австрии следуют солдаты имперской армии, бронетранспортеры, пехотные дивизии и части СС, германские самолеты проносятся в австрийском небе». Имперские вооруженные силы были якобы призваны новым национал-социалистским правительством, заседающим в Вене.

Однако гитлеровская армия пересекла австрийские границы, когда в Вене еще не существовало «нового национал-социалистского правительства». Последнему австрийскому федеральному канцлеру Шушнигу еще удалось выступить по радио и закончить речь словами: «Бог, храни Австрию…» И в ту же минуту на улицы хлынула нацистская «пятая колонна» и под охраной гитлеровского гестапо смела независимость Австрии.

Писатели, профессора, критики, редакторы, юристы и медики, сгрудившись в полутьме возле приемника, сразу же вступили в перебранку, носившую, на их взгляд, научный характер. Одни утверждали, что все это давно ожидалось, так как австрийское правительство было слабым и ему не хватило смелости опереться на Гитлера. Шушнигу не следовало ездить в Берхтесгаден для переговоров с Гитлером, ибо встреча ягненка с тигром всегда кончается смертью ягненка. Мол, Шушнигу надо было обратиться к Лиге Наций и к великим державам, для которых гибель Австрии не была безразличной.

Эти разговоры перебил ехидный смех тех, которые уже давно не верили Лиге Наций и имели собственное мнение о великих державах.

— Великие державы дали согласие на агрессию Японии против Китая, позволили Муссолини проглотить Эфиопию, помогают Франко в Испании и не промолвят слова после захвата Австрии.

— Так поступает милая Франция. И Англия. А мы как?

— Мы… — попытался кто-то ответить, но тут же осекся.

После некоторого молчания раздался иронический голос:

— Аншлюс — это война!

— Да-да, так говорили, когда до аншлюса было еще далеко. Но теперь он стал реальностью. Значит, на очереди война. Но кто будет воевать? Мы одни?.. Правда, мы вооружены, у нас есть укрепления…

— С сегодняшнего дня обнажается наш южный фланг… Мы окружены!

— Вот вам, Самек, получайте свою демократию! Она привела к окружению!

— Гитлер побеждает под лозунгом национализма! Он объединяет немцев в одном государстве.

— У нас тоже есть немцы!

— Придется их отдать…

— Хорошо, пускай уходят, но нашу землю пусть оставят нам! Ее мы не отдадим!

— Ха-ха-ха… Не отдадим! Не отдадим! Они заберут ее с собой! У нас не спросят. То, что Гитлер сделал с Австрией, будет и с Судетами!

— Вы сбиваетесь на их терминологию, — прозвучал профессорский голос. — Разве существовал когда-нибудь Судетенланд? Это выдумка нацистов, чтобы иметь предлог перекраивать нашу землю.

— Аншлюс — это война! Может быть, в Граде уже пишут приказ о мобилизации.

— Ни черта не пишут. Влипнем мы…

— Я верю в армию.

— Гм…

— Неужели нельзя уже никому и ничему верить?

— Мне известны господа, которые без умолку болтают о демократии. Но в отеле на Вацлавской площади у них имеется комнатушка, где они встречаются с генлейновцами! Известны и такие господа, которые встречаются на одной вилле с германским послом Эйзенлором. Не только аграрии, но и другие лица, близкие к Граду, думают над тем, как сделать так, чтобы и Гитлера насытить и свою мошну оставить в сохранности.

— Назовите, назовите поименно! — крикнули из угла.

— Тихо, мы не в парламенте! Вы что, Самек, не знаете этих господ?

— Я знаю одно — что всем нам очень плохо.

— Останемся верными! — произнес кто-то и издевательски кашлянул.

— Да, верными! — вполне серьезно подтвердил Самек.

— Останемся. Ну а как быть с теми господами, которые собираются в упомянутой вилле и отеле на Вацлавской площади, живут в замках и шикарных поместьях? Самек, вы знаете больше того, что говорите вслух. Почему вы умалчиваете?

— Да-да… Это очень серьезное дело.

— Вы улетаете в Англию?

— Никуда я не улетаю!

— В эти часы люди убегают из Вены. Скоро у нас будет больше эмигрантов, чем своих жителей!

— А позднее и мы превратимся в эмигрантов, — раздался чей-то насмешливый голос.

— На это нечего рассчитывать! Нас могут схватить и повесить. Такая у нас перспектива! Лучше всего будет солдатам на фронте.

— Вы полагаете, что подобным образом дискутировали и осиротевшие после смерти Жижки воины?

— Думаю, нет. У них был Прокоп… А у нас без Масарика дела не идут.

— Не было бы большевиков, не было бы тогда и Гитлера!

— Выходит, виновата Москва? Вы с ума сошли? Самек, закрывайте свою контору!

Человек, произнесший эти слова, сразу же покинул комнату вместе с двумя другими мужчинами.

— Останемся верными! — снова раздался насмешливый голос откуда-то из темного угла.

— Давайте рассуждать трезво. Франция нас не может бросить, — заговорил пан профессор, — так как в этом случае она лишилась бы многих добротных дивизий.

— Франция воевать не будет. Вы забыли историю со Стависким? Франция нас предаст.

— Не предаст!

— Предаст.

— Мы сами себя предадим!

— Предадут аграрии. Предадут банки…

— Не повторяйте без конца это ужасное слово! — крикнул Самек, зажигая свет.

Все умолкли. Потом кто-то сказал:

— Послушаем, о чем говорит радио…

— Не включайте, — попросил другой голос. — Мы и без того знаем, о чем там говорят: что в Вену прибыли Гитлер и Гиммлер. Венские улицы охвачены ликованием. Над собором святого Стефана развевается флаг со свастикой. Аншлюс был осуществлен без единого выстрела. Вот о чем передают по радио!

Снова начались споры. Редакторы, профессора, писатели, медики и критики судили и рядили: кто предаст — Франция, Англия или кто-то внутри страны? Они удивлялись: как же все это произошло с Австрией, ведь тем самым нарушены договоры?

— Договоры? А кто верит в договоры?

— А как Россия? Россия поможет нам? — крикнул чей-то голос.

— Поможет! — раздался дружный хор голосов.

И кто-то добавил:

— Если мы сами захотим…

— Аграрии не захотят! Они говорят: «Полная мошна — Г итлер, пустой мешок — Сталин».

— При чем тут аграрии?! Нас интересуют та комната в отеле на Вацлавской площади и вилла. Рассказывайте, Самек!

— Ничего не делается без ведома Града… — проговорил Самек.

Он сидел на своем стульчике, сгорбившись и наклонив голову набок. Его маленькие грустные глазки уперлись в пустое кресло, стоявшее у стены, на которое после возвращения с похорон в сентябре он положил веночек из серебристой хвои.

— Вот когда его недостает, — кивнул он на кресло.

— Вы говорите о мертвых, — раздался голос, — и не произносите ни слова о живых, которые пойдут на смерть!

Присутствовавшие встали и принялись пить за армию, за одноглазого героического генерала Сыровы.

Но и алкоголь не помог. Некоторые, махнув на все рукой, удалились, другие обступили радиоприемник и запустили на всю мощь маршевую музыку Кмоха.

В паузах между маршами передавались сообщения чехословацкого агентства печати о подробностях страшного разгула гестапо в Вене.

— Выключите! — закричал опять ворчливый голос.

Стало тихо. Все сидели с понурым видом. Лишь Карел Самек поднялся и против обыкновения начал говорить стоя:

— В некоторых органах печати участники наших «четвергов» подвергаются нападкам, Но это недоразумение. Мы — незначительные, никому не нужные, растерявшиеся люди. Многие годы мы собирались по четвергам. Будет лучше, если сейчас мы нарушим эту традицию. Некоторые сегодня ушли, пригрозив, что больше не придут. Пускай! Другие остались здесь и набросились на меня с упреками, будто я виноват, скажем, в событиях в Вене или в существовании той комнаты в отеле. Но это не моя вина. Я делал все, что было в моих силах. Чего не умею, я не делаю. Но, если вы хотите услышать, о чем я думаю, нет, не думаю, а точно знаю, тогда я вам скажу… — Он помолчал. Отпил холодного черного кофе, так как почувствовал сухость в горле, и произнес тихим и таинственным голосом: — Есть вещи пострашнее, чем война. И такие времена наступят…

Голос у Самека задрожал. Зажженный окурок сигареты выпал изо рта. Он нагнулся к ковру, и, когда садился на свой стул, всем показалось, что в его глазах сверкнули слезы…

Но он не плакал. Лишь тихо повторил:

— Лучше пока тут не встречаться…

Участники вечера вставали один за другим и, пожав ему руку, уходили…

Все понимали, что больше они уже никогда не встретятся.