У входа в виллу «Тереза» прогуливался постовой. Для порядка он спросил Яна Мартину:
— Вам куда, молодой человек? — и, услышав ответ, рукой в белой перчатке указал на железную калитку в сад.
Ян позвонил, и двери сами открылись.
Худой молодой человек спросил, кого гражданину нужно.
— Секретаря, — сказал Ян и назвал свою фамилию.
— Хорошо, сейчас.
Долго ему ждать не пришлось.
В зале виллы было темно. Свет едва пробивался сквозь цветные окна. Обшивка стен прихожей, похожей на рыцарский зал, была из коричневого старого дерева. На кресла были одеты чехлы.
У перегородки стояла девушка с высокой грудью, гладко зачесанными волосами, белой кожей и родинками на выступающих скулах.
— Иван Иванович Мартину? — спросила она официально. Ян кивнул. Она посмотрела русские документы Яна. — Все в порядке. У нас есть письмо Института истории в Москве. Вам нужны деньги? Сейчас… — Она ушла и принесла чехословацкие банкноты. — Пересчитайте, — сухо приказала она.
Ян поблагодарил.
— Не за что, — улыбнулась девушка. — Напишите мне свой нынешний адрес. И заходите к нам как-нибудь с женой.
— Хорошо, — сказал Ян, и на этом разговор окончился.
Он вышел из кабинета, прошел через железную калитку, и постовой отдал ему честь.
Рано утром Ян Мартину-старший сказал:
— Тебе надо зарегистрироваться в полиции.
— Может быть, в этом поможет пани Комаркова? Она знает комиссара Хрта, он ходит к ним бриться, — сказала мать.
— Нет, — ответил отец, — здесь дело другое. Он должен сделать это сам.
Ян пошел в полицию, которая находилась недалеко от Безовки на той улице, которая когда-то называлась Перекопанной.
Комиссар Хрт сидел в расстегнутом кителе у пустого стола. Он отложил в сторону гипсовую трубку.
— Что вам угодно? — посмотрел он на посетителя из-под очков.
— Зарегистрировать свой приезд. Я репатриант.
— Ах, так, — комиссар прищурил глаза и протянул через стол руку: — Покажите ваши документы. — Он внимательно изучил их и, вернув Яну, снова сощурил глаза: — Репатрианты с такими документами должны регистрироваться в пражском городском управлении полиции. Ваша жена, как я понял, иностранка, но вы местный, даже из Праги. Дезертировавший легионер?
Ян встал:
— Я пойду отмечусь в пражском управлении.
— Очень советую вам это сделать.
В тот день Ян уже не пошел отмечаться. Нужно было все обдумать.
До вечера он рылся в тех нескольких книгах, которые после его ухода в армию остались на полке у окна. Каждую книгу он тогда подписывал. Он смотрел на свои подписи и видел, что почерк у него за эти десять лет изменился.
Все изменилось и в то же время осталось прежним, даже книги на полке все те же.
Он не пошел регистрироваться и на другой день.
Вместо этого он решил показать Тане Прагу. Она была прекрасна до слез. Влтавские пороги шумели радостно и празднично. Серые кружева на башнях были такие веселые, будто их соткали девичьи руки.
Празднично одетые, радостные люди с гордостью рассматривали караул у Града в трех типах мундиров: во французском с голубыми беретами, в итальянском с перьями на шляпах и в третьем, который назывался русским. Своими мундирами караульные словно напоминали о том, что республика поддерживается темп силами, которые дали ей возможность возникнуть… Ветер срывал последние листья с лип перед храмом Лореты. Напротив каменщики реставрировали знаменитый Чернинский дворец, в стенах которого было ровно 365 окон! Во время войны там находились казармы, и солдатам доставляло удовольствие каждый день смотреть из разных окон, отсчитывая тем самым дни службы. Так рассказывали. Теперь казармы вновь переделывали в дворец. В нем будет размещаться министерство иностранных дел.
Кто-то окликнул Яна, он обернулся и увидел Мирека Восмика, бывшего санитара из одиннадцатого полка. Как и тогда, на войне, от него пахло лекарствами. Мирек немного располнел. Он восторженно расцеловал Яна и тут увидел Таню.
— Кого это ты водишь по Праге? — спросил Мирек, указывая на Таню.
Если и хотелось Яну кого-нибудь встретить в Праге, так это Мирека, с которым они подружились на фронте и который обещал Яну, что при первом же ранении он из Галиции поедет лечиться в Прагу.
Втроем они отправились к «Викарке».
Мирек очень обрадовался встрече.
— Мы здоровы, война кончилась, — говорил он. — Чего еще нам нужно? Мы испили чашу войны до дна. Меня в семнадцатом ранили на итальянском фронте, потом пришлось снова служить, но уже только в тыловом госпитале в Тироле. После переворота я немного подучился и теперь работаю ассистентом в больнице на Карловой площади.
В ответ Ян рассказал Миреку о своей жизни начиная с 1915 года. Окончив, он вздохнул и добавил:
— Мы опять уедем.
— Правильно, старина, правильно. Здесь ты не приживешься, да и девушка твоя тоже. Я учу русский, — с улыбкой сказал Мирек, обращаясь уже к Тане. — Скоро буду говорить с вами на родном языке! — и спросил Яна: — Ты уже с кем-нибудь виделся?
— Нет, только с полицейскими.
— Они хотели тебя арестовать, красный репатриант? — Мирек улыбнулся.
— Пока еще нет.
— Ты, я смотрю, особой радости не испытываешь?
— Нет!
— Я тоже, Еник… — У Мирека запотели очки, и он снял их, чтобы протереть. — Мне просто горько от этой молодой чешской славы.
Таня спросила, женат ли Мирек.
— Нет, девушка, у меня на это не хватает времени. И потом… — Он запнулся и не закончил фразу.
Мирек ушел из «Викарки» раньше Тани с Яном. У него было послеобеденное дежурство.