Часть первая. Кориса — Мюр — Кориса

1

Третью ночь подряд Шано будил телефон. Она хватала трубку стоявшего у постели аппарата, и, только услышав длинный гудок, соображала, что звонок — всего лишь часть ее беспокойного сна. Шано раздраженно бросала трубку на место; но стоило ей снова уснуть, как все повторялось.

Так было в первую ночь.

После пятого или шестого звонка она поняла, что от навязчивого сна ей сегодня не избавиться, поэтому просто включила ночник и читала до самого утра.

Потом была вторая ночь; она оказалась тяжелее. То ли день выдался слишком хлопотным, то ли сказался недосып накануне, но к вечеру Шано чувствовала себя разбитой. Поэтому, ложась спать, она, против обыкновения, отключила телефон.

Но телефону из ее сновидений проводов не требовалось — он будил ее с прежней настойчивостью.

И вот третья ночь, и телефонный кошмар продолжается.

Поэтому, проснувшись в очередной раз и обнаружив, что за окном светло, она даже несколько удивилась. В последний раз на часах было что-то около трех. Значит, с середины ночи звонки прекратились. Или она привыкла и перестала их слышать?

Как бы то ни было выспаться удалось.

К тому же сегодня выходной — значит, можно никуда не спешить.

Шано решила: сначала заедет к Майку, а потом нанесет визит семейке Даламберов — если они, конечно, уже не сорвались куда-нибудь по случаю уикенда и хорошей погоды.

За легким — в предвкушении обильного и, как всегда, бестолкового угощения у Даламберов — завтраком, состоящим из чуть зачерствевшей булочки с маслом и горячего кофе, Шано думала о Майке. Точнее, о Микаэле Кушлере, пятидесяти с небольшим лет, живущем, как хорошо было известно полиции, доходами от мелкого шантажа.

Но для Шано Майк был чем-то вроде дальнего родственника — эдакого беспутного, опустившегося, но все-таки симпатичного троюродного дядюшки, за которым присматривают время от времени, чтобы уж совсем не пропал.

Ни малейшего уважения к своему «дядюшке» Шано не испытывала — разве что жалость, как к бездомной собачонке, — да и испытывать не могла. Особенно после того, как года два назад просмотрела его досье. Перечисление «подвигов» Микаэля Кушлера — он предпочитал называть себя Майк Касслер — вызвало у нее брезгливое ощущение. Шано иногда даже не верилось, что именно этот человек оказал такое влияние на ее жизнь.

При странных, очень странных обстоятельствах он обнаружил маленькую безымянную девочку у себя в комнате, а когда ее пристроили в приют, навещал — вполне бескорыстно! — и приносил нехитрые подарки. Именно Майк — случайно же, но тем не менее — спас жизнь двенадцатилетней Занни Шевальер, а позже познакомил ее с господином Мюллером, и вот уже второй год Шано была не просто правой рукой господина Мюллера, но и совладельцем его детективного агентства.

Так что, как ни крути, Шано была многим обязана Майку Касслеру, как любил он себя называть.

Поэтому она не считала зазорным забежать иногда к Майку, занести ему что-нибудь более съедобное, чем суп из пакетов и консервированные сосиски, а то и предоставить незначительную ссуду — на бутылочку анисовой или кружку пива.

В супермаркете она побросала в корзинку несколько пакетов с молоком, творогом и сметаной, брикет масла, полголовки сыра, небольшой кусочек вырезки, десяток яиц, немного картофеля и пару апельсинов.

Нагруженная покупками, Шано взбежала на четвертый этаж знакомого подъезда и открыла дверь — Майк сам дал ей второй ключ, и Шано иногда использовала его квартиру для своих целей.

— Майк! Эй, Майк! — окликнула она.

Кажется, его не было; во всяком случае, ответа она не получила.

Шано прошла в кухонный закуток, сложила продукты в пустоту выключенного холодильника, включила его; отметила мельком, что Майку давно пора бы помыть посуду, да и вообще прибраться.

Воздух в квартире был тяжелый и затхлый, Шано открыла форточку в узеньком кухонном окошке, потом перешла в комнату.

И увидела Майка.

Он лежал в узком пространстве между кушеткой и креслом, у самой стены; будто бы скатился с кушетки да так и остался лежать, скорчившись, словно ему было очень холодно.

— Майк… — растерянно произнесла Шано.

Нагнувшись, она осторожно коснулась его плеча — ей показалось, что она дотронулась до куска льда.

Первым ее побуждением было броситься к телефону, позвонить в службу «скорой помощи». Потом она вспомнила, что двумя этажами ниже, как раз под квартирой Майка, живет доктор, выглянула из окна — машина его стояла на обычном месте, выскочила из квартиры и бросилась вниз по лестнице.

Дверь открылась, едва она нажала кнопку звонка. Доктор был одет не по-домашнему и явно собирался уходить.

— Господин Ришар! — обратилась к нему Шано. — Прошу вас, поднимитесь к Микаэлю Кушлеру. Он… у него… с ним что-то не так… — Шано, как будто это могло что-то изменить, так и не решилась произнести вслух, что Майк мертв.

— Одну минуту, — с готовностью отозвался господин Ришар.

Он скрылся в глубине квартиры, оставив дверь открытой, и через несколько секунд вернулся с коричневым саквояжем в руках. Шано взбежала наверх, к распахнутой настежь двери квартиры Майка. Доктор поспешил за ней.

Около Майка господин Ришар присел на карточки, поставил рядом свой саквояж и с минуту осматривал скорчившееся у стены тело, не прикасаясь к нему. Наконец господин Ришар осторожно коснулся щеки Майка, и тут же, словно не веря себе, положил ладонь на шею. Он покачал головой и легко поднялся с корточек. Внимательно поглядев на Шано, доктор сказал:

— Он мертв.

Шано судорожно вздохнула. Слово было произнесено.

То, что она знала уже тогда, когда прикоснулась к холодному плечу Майка, то, что сама почему-то не могла произнести вслух, когда позвонила в дверь доктора Ришара, было сказано: Микаэль Кушлер мертв. И Шано вдруг сразу успокоилась… Секунду назад она была испуганной девочкой, неожиданно увидевшей нечто страшное, случившееся с близким человеком, — и вот сейчас это уже Шано Шевальер, частный детектив, представитель сыскного агентства «Мюллер и Шевальер», — попавшая в необычную ситуацию, но сумевшая взять себя в руки и готовая действовать как всегда собранно и четко. А действовать, кажется, предстояло, потому что доктор Ришар продолжал:

— И надо сообщить в полицию, потому что это явное убийство.

Шано посмотрела на тело Микаэля Кушлера: крови не было, видимых ран, кажется, тоже; характерных следов на шее, свидетельствующих об удушении, также заметно не было.

— Его отравили? — спросила Шано Шевальер.

— Н-н-нет, — как-то странно нерешительно ответил доктор, поглядел на Шано и повернулся к двери. — Я позвоню от себя.

— Постойте, доктор, — остановила его Шано. Она открыла сумочку, заглянула в записную книжку, что-то черкнула на чистом листке, вырвала и протянула его доктору. — Позвоните по этому номеру. Это телефон старшего инспектора Коэна из отдела насильственных преступлений, — объяснила она и добавила: — Так будет скорее. Я подожду здесь.

Доктор Ришар взял из ее рук листок, молча кивнул и вышел. Его саквояж остался стоять на полу, возле скорченного мертвого тела Майка Касслера.

Доктор вернулся минут через пять, сообщил, что бригада уже выехала, и, мрачно насупившись, встал посреди комнаты, не отводя взгляда от тела убитого.

Шано, которая за время его отсутствия успела осмотреть квартиру и не нашла ничего подозрительного — ни следов борьбы, ни следов присутствия в квартире посторонних, остановилась рядом с ним.

— Как вы думаете, доктор, он давно умер? — деловито спросила она.

Доктор раздраженно пожал плечами, но ничего не ответил. Они так и промолчали до самого приезда бригады.

В комнате сразу стало тесно, и Шано вместе с господином Ришаром вышли на лестничную площадку, спустились на пролет ниже. Доктор поставил на широкий подоконник большого окна свой саквояж и закурил; Шано присела на тот же подоконник.

Когда они выходили из квартиры, она заметила, что господин Ришар что-то негромко сказал инспектору Коэну и тот, быстро глянув на Шано, кивнул; но сейчас это ее не волновало. Некоторое время они молча прислушивались к доносящимся из квартиры звукам; потом к ним присоединилась вызванная в качестве понятой консьержка и начала, охая и ахая, выпытывать у господина Ришара подробности; потом из квартиры Майка вышел инспектор Коэн, и они с доктором удалились в его квартиру — надо полагать, для того, чтобы снять показания; следом исчезла консьержка, и Шано осталась одна.

А вскоре — Коэн все еще был у доктора — бригада начала сворачивать свою работу.

Когда мимо Шано пронесли тело Майка в синем пластиковом мешке, она посторонилась, пропуская носилки, проводила их до машины и внимательно, словно это могло иметь какое-то значение, проследила за тем, как носилки установили в автомобиль. Ей не мешали.

Шано постояла, провожая взглядом удаляющуюся мигалку, и вновь направилась было к подъезду, но вспомнила, что надо бы позвонить господину Мюллеру — как-никак, а он тоже знал Майка. Шано нашла в сумочке карточку таксофона, зашла в будку и, набрав номер, наговорила сообщение на автоответчик. И только положив трубку, вспомнила, что сегодня выходной, и звонить надо было не в контору, а домой, и вообще господин Мюллер в последнее время взял привычку появляться на рабочем месте не раньше полудня.

От дальнейшей критики своего патрона Шано отвлек подошедший полицейский. Он вежливо взял под козырек и сообщил, что господин старший инспектор Коэн просит мадемуазель Шевальер подняться в квартиру Микаэля Кушлера. Шано кивнула и направилась к подъезду.

2

Коэн был в квартире один. Он специально не стал допрашивать Шано в общем порядке — с протоколом и прочими формальностями — это всегда успеется. Скорее ему просто хотелось поговорить с ней, узнать, как все тут было, и, возможно, даже выслушать какую-нибудь версию. «В конце концов эта девочка — детектив, — напомнил он себе. — И неплохой детектив, иначе старик Мюллер не сделал бы ее своим компаньоном. Только вечно с ней что-нибудь приключается».

Едва войдя в комнату, Шано шагнула было к месту, где лежало тело Майка, но Коэн поймал ее за локоток, подвел к креслу — не тому, за которым нашли Майка, а к другому, стоящему возле столика, — и мягко, но настойчиво усадил. Сам он отступил немного назад и прислонился к старому рассохшемуся шкафу.

— Шано, — тихо обратился он к ней и, видя, что девушка не реагирует, повысил голос: — Шано! — А когда та, наконец, подняла на него глаза, продолжил веско: — Возьми себя в руки, Шано. Ты детектив. Я дал тебе достаточно времени, чтобы прийти в себя, хотя, сама знаешь, должен был по всем правилам допросить тебя в первую голову. Так что хватит хандрить и рассказывай. Или, — в голосе инспектора послышалась едкая ирония. — Или мадемуазель сыщик желает поплакать? Говорят, женщинам это помогает. Тогда я могу выйти минут на пятнадцать… Так мне как, выйти? — резко добавил он после паузы.

Шано покачала головой.

— Не надо. Только рассказывать тут особенно нечего… — И она рассказала, как надумала сегодня утром навестить Майка, который давно не давал о себе знать; как накупила продуктов и поначалу решила, что в квартире никого нет; как пошла открывать форточку в комнате и наткнулась на Майка; как побежала за доктором, а потом, когда он ушел звонить, осмотрела квартиру.

Инспектор слушал ее внимательно. Иногда казалось, что в его взгляде, кроме чисто профессионального интереса, мелькает сочувствие. Конечно же, не к мелкому жулику, шантажисту к доносчику Микаэлю Кушлеру, а к самой Шано, для которой этот человек, не достойный, по мнению Коэна, особого сожаления, был чем-то вроде родственника.

— Я так и подумал, что это твои продукты в холодильнике, — сказал он, когда Шано закончила.

— Вы что, и в холодильник заглядывали? — спросила Шано.

Инспектор кивнул:

— Естественно. Ты знаешь, от чего он умер?

— Догадываюсь, — ответила Шано. — Он был холодный, как лед. — И помолчав, прибавила: — А холодильник, между прочим, был выключен.

Инспектор снова задумчиво кивнул.

— Холодильник был выключен, — повторил он. — Зато Майк умер от переохлаждения, и температура тела у него была четыре градуса по Цельсию. Плюс четыре градуса, — уточнил он.

— Сколько??? — не поверила своим ушам Шано.

— Именно плюс четыре градуса по Цельсию, — раздельно произнес инспектор.

Они помолчали.

— Но не думаете же вы, что его засунули в собственный холодильник и держали там до смерти?! — не выдержала Шано. — Да и быть такого не может! Во-первых, в этом холодильнике не добьешься температуры плюс четыре градуса, а во-вторых… Я же сразу осмотрела квартиру — ничего подозрительного!

— Почему обязательно в собственный? — философски заметил инспектор. — Может, его уже привезли сюда в таком виде. А ты точно ничего не проглядела? Может, что-то пропало? Бумаги какие-нибудь…

— Нет, — твердо сказала Шано. — Я Майка знаю… знала. Все было, как всегда. А бумаги свои он здесь не держал — это я тоже знаю точно.

Инспектор с удовольствием посмотрел на нее. Слава богу, в девочке начал просыпаться профессионал.

— А сама что ты по этому поводу думаешь? — спросил он.

— Не знаю, — пожала плечами Шано. — Давно он умер?

— Пока неизвестно, — ответил Коэн, отклеиваясь от скрипнувшего шкафа. — Вскрытие покажет… А пока пошли-ка отсюда. Ключи, надеюсь, у тебя есть?

Они вышли из квартиры. Шано заперла дверь. Коэн наложил полицейскую печать.

Спускаясь по лестнице, Шано вдруг спросила:

— Инспектор, а что вам сказал доктор Ришар? Ну, когда вы только приехали.

— А-а-а, — улыбнулся Коэн и поглядел на дверь докторской квартиры, мимо которой они как раз проходили. — Он сказал, чтобы я обратил на тебя особое внимание, что ты странно себя ведешь. И он посоветовал допросить тебя первой, потому что у тебя, уж прости, тихая истерика и тебя легче обработать.

— Вот ведь сукин сын, — сквозь зубы процедила Шано. — Хотя вообще-то он был прав.

— Я, кстати, тоже не шутил, когда предлагал тебе немного поплакать, — неожиданно признался Коэн.

— Я так и поняла, — ответила она. — Спасибо.

Около подъезда, где стояла машина Коэна, он уже другим тоном предложил:

— Ну что, едем сразу в управление, запишем твои показания под протокол? Или как?

— Никаких «или как», — решительно объявила Шано, открывая дверцу и садясь в машину.

3

На следующее утро в контору позвонила Сузи Героно. Она, оказывается, звонила еще вчера, и господин Мюллер сообщил ей о том, что случилось, и…

— … Может, я не вовремя?

— Перестань! — тут же оборвала подругу Шано. — Выкладывай, что там у тебя.

Сузи на том конце провода облегченно вздохнула.

— Мне срочно нужна информация об одном человеке. О некоей Анне Хоффен.

— Подожди, я запишу, — Шано потянулась за карандашом.

Сузи повторила имя, назвала адрес; Шано записала и, отложив блокнот, спросила:

— Кто она такая?

— Да я и сама толком не знаю, — замялась Сузи.

— А, — догадалась Шано. — Опять твои колдовские штучки.

— Да, чисто профессиональный интерес, — подтвердила Сузи. — Я потому и не стала разговаривать с твоим патроном. Он же у тебя прагматик.

— Ну и что с того, что прагматик? — возразила Шано. — Он и спрашивать бы не стал, зачем тебе эта Анна Хоффен понадобилась. Такая у нас работа — ни о чем не спрашивать. А я действительно сейчас занята. Сама понимаешь: похороны, хлопоты…

— Понимаю, — согласилась Сузи. — Я вообще-то хотела, чтобы ты сама на нее взглянула.

— А что такое? — насторожилась Шано.

— Ну-у, это вот так не расскажешь…

— Ладно, попробую что-нибудь сделать.

— Когда?

— Позвони сегодня в семь.

— Может, я заеду? — предложила Сузи.

Шано подумала.

— Пожалуй, сегодня не стоит. Давай лучше завтра, после похорон. Часа в два подойдет?

— Идет, — легко согласилась Сузи. — Значит, я позвоню вечером, и договоримся. А я тебе на завтра приготовлю что-нибудь для восстановления сил.

— Только без всяких там жаб сушеных! — предупредила Шано.

Сузи заверила, что обойдется без жаб, а также без змей и пауков. Они посмеялись, и Шано положила трубку.

Узнать об Анне Хоффен не составило труда, но сведения были скудными и скучными. Анна была ничем не примечательной девушкой. В полиции на нее (и на ее родителей, как на всякий случай убедилась Шано) ничего не было; в муниципалитете — только стандартные данные: тогда-то родилась, тогда-то поступила в школу, тогда-то ее закончила… Даже за границу Анна Хоффен выезжала только однажды — выиграла путевку в благотворительной лотерее северингийского оружейного короля Герхарда Штрауса. Шано понимала, что все это ничего не значит, что порой к таким вот неприметным и следует внимательно присмотреться, но это — потом, если понадобится… «Во всяком случае, — решила Шано, — будет что ей сказать вечером». И она благополучно забыла об Анне Хоффен.

Вспомнила, когда Сузи не позвонила ни в семь, ни в восемь. Шано сама набрала номер подруги, но той, судя по всему, не было дома. «За жабами сушеными уехала», — подумала Шано и легла спать.

4

На следующий день были похороны. Пробегая за завтраком колонку газетных объявлений, Шано обнаружила маленькое сообщение:

«Похороны МИКАЭЛЯ КУШЛЕРА состоятся в 12 часов на кладбище при церкви святого Георгия в Форейне».

«Вероятно, кто-то из репортеров пасется при похоронных бюро», — подумала Шано. Когда объявление заказывают родные, ставят обычно еще что-то вроде: «Семья и родственники скорбят…» Здесь этого не было.

Без десяти двенадцать она уже была на кладбище. К удивлению Шано, проводить Майка в последний путь пришла не одна она. На гробе помимо ее скромного букетика гвоздик лежал пышный венок с надписью: «Незабвенному Микаэлю с искренней любовью от тетушек из Мюра-на-Отейне».

Тетушками, судя по всему, были три пожилые дамы, одетые в траур с провинциальной тщательностью. Шано чуть поклонилась им, гадая, откуда у Майка взялись тетушки — он вроде не говорил, что у него есть какая-нибудь родня.

Старушки покивали в ответ.

Подошел пастор. Слушая его монотонный голос, Шано вдруг почувствовала, что кто-то появился рядом. Оглянувшись, она увидела старшего инспектора Коэна и своего патрона. Значит, они тоже пришли проводить Майка. Коэн, наверное, по старой привычке полицейского — посмотреть, не появится ли свежий персонаж на похоронах убитого; а господин Мюллер просто пришел проститься со своим давним знакомцем и осведомителем. Стоящие по другую сторону могилы старушки, то одна, то другая, то третья время от времени с любопытством на них поглядывали.

После окончания церемонии, когда все пошли к воротам кладбища, маленькая ссохшаяся ручка легла на локоть Шано:

— Простите, милая барышня, ведь это вы Шано Шевальер?

Шано подтвердила, ощущая себя рядом со старушкой великаншей — пожилая дама была очень мала ростом и казалась столь же древней, как крепость Лот-Саган.

— Микаэль много рассказывал о вас, — наперебой заговорили старушки. — Мы так рады увидеть вас. Печально, конечно, что Микаэль… Он ведь был такой молодой…

Милые старушки, оказалось, вовсе не были родственницами Майка. Они были обитательницами пансионата для престарелых дам в Мюре-на-Отейне, а Майк когда-то — лет пятнадцать или двадцать назад — работал в этом пансионате не то шофером, не то помощником садовника и с тех пор не забывал старых дам и непременно навещал их раз в месяц, а уж звонил и вовсе каждую неделю.

— Очень милый молодой человек, — хором пели старушки. — Очень внимательный…

Мюллер с Коэном переглянулись. Шано их прекрасно понимала: оба, конечно, пытались сообразить, какой «навар» «милый Микаэль» мог иметь с этих древних старух — в его бескорыстное внимание, проявляемое с таким постоянством, никто из них троих не поверил, но разочаровывать старых дам просто не повернулся бы язык.

Старушки очень любезно пригласили всех троих к себе в Мюр-на-Отейне, где будет «что-то вроде поминок по бедному Микаэлю».

— Мы с господином Коэном, к сожалению, не сможем, — вежливо ответил за всех господин Мюллер. — Мы ведь тоже уже не молоды, да и дела. А вот Шано прибудет непременно.

Шано удивленно воззрилась на него, но ее патрон и компаньон как ни в чем не бывало уже раскланивался с милыми старушками, и Шано тоже пришлось, скромно улыбаясь, кивать им.

— Так мы ждем вас непременно, мадемуазель Шевальер, — сказала ей на прощание та самая старушка, что начала разговор первой; и «тетушки» «милого Микаэля» отбыли в таком же, как и они, музейном «паккарде», отважно пилотируемом одной из них.

5

— Садись, подвезем, — предложил Шано инспектор Коэн, когда они остались втроем.

Шано не отказалась. Расположилась на заднем сиденье инспекторского «вольво» и молчала, пока они выруливали со стоянки и выезжали на шоссе.

Первым заговорил господин Мюллер.

— Тебя куда, домой или сразу в контору? — не оборачиваясь, поинтересовался он.

— На вокзал! — мгновенно парировала Шано. И ядовито добавила: — Мне же нужно в Мюр-на-Отейне, вы что, забыли, патрон? А то не успею на поминание «милого Микаэля»!

— Да? — невозмутимо ответил тот, снова не затруднившись повернуть к ней голову. — Что же ты сразу не поехала с тетушками?

Может, показалось, а может, это был просто какой-то посторонний звук, но Шано вдруг услышала, что старший инспектор Коэн вроде как тихонько хрюкнул, и машина вильнула. Тогда Шано прорвало:

— Послушайте, патрон, — запальчиво заговорила она, — я вас не понимаю! У нас что, нет других дел, кроме как возиться с божьими одуванчиками из какого-то Богом забытого приюта? Или, может, они на подозрении? — Шано просверлила яростным взглядом затылок инспектора Коэна; машина снова вильнула. — И я должна узнать у них, зачем они заморозили беднягу Майка и где прячут баллоны с жидким азотом?

— Ты думаешь, это был жидкий азот? — поинтересовался господин Мюллер.

— Ничего я не думаю!

— Зря, — наставительно произнес Коэн и явно процитировал откуда-то: — «Думать — не развлечение, а обязанность».

— Особенно для молодого подающего надежды сыщика, — в тон ему добавил Мюллер.

Впрочем, шутить и забавляться господа старые сыщики вовсе не собирались. Это Шано поняла, когда, вместо того чтобы высадить ее и Мюллера у конторы и отправиться по своим делам, Коэн поднялся наверх вместе с ними. Из того, что Мюллер при этом не приглашал Коэна, а Коэн не испрашивал у него такого приглашения, Шано заключила, что все было договорено заранее.

Это ее насторожило. И не зря.

Потому что, поднявшись в контору и помянув Майка Касслера тремя наперсточками коньяку, который господин Мюллер хранил у себя в сейфе для «медицинских целей» — «Упокой Господь грешную его душу, не такой уж это был и плохой человек», сказал он при этом, — старший компаньон сыскного агентства «Мюллер и Шевальер» предложил своему младшему компаньону внимательно выслушать то, что скажет сейчас его друг и коллега, присутствующий здесь старший инспектор Коэн, и только после этого решать: стоит ли такой занятой особе, как мадемуазель Шевальер, тратить свое драгоценное время на поездку в Мюр-на-Отейне.

— Прекрати, Карел, — недовольно поморщившись, прервал витиеватую речь своего «друга и коллеги» Коэн. — Что это на тебя нашло?

Он поудобнее устроился в кресле и заговорил четко и деловито.

Оказывается, в деле Майка все было не так просто, и дело тут даже не в способе убийства. Точнее, даже не убийства, а умерщвления, потому что коронер признал Майка умершим естественной смертью при невыясненных обстоятельствах. Патологоанатом указал причиной смерти внезапную остановку сердца, но отрицал возможность применения медикаментозных средств. Указанную выездным судмедэкспертом температуру тела — плюс четыре градуса по Цельсию — патологоанатом счел ошибкой или опиской, поскольку добиться такой температуры в жару можно было только замораживанием, а признаков обморожения патологоанатом не нашел.

— Но мы-то знаем, что Касслер действительно был заморожен, — говорил Коэн. — Он был как лед, поэтому в естественную смерть Майка я не верю. И в то же время все говорит за то, что Касслер умер именно в своей квартире, на том самом месте, где ты его нашла.

Шано вдруг представила себе это — Майка в его пустой одинокой квартире. Вот он что-то вяло, нехотя жует, стоя на кухне, у окна; вот сидит в своем кресле, время от времени прихлебывая из горлышка свою любимую анисовую; или лежит, прикрывшись одеялом, на скрипучей постели — и постепенно слабеет, слабеет… Почему он не обратился к тому же доктору Ришару? Ведь наверняка чувствовал, что заболевает! Почему не сходил в аптеку? Денег не было? Тогда почему в конце концов не позвонил ей, Шано? Может, он чего-то ждал? Или боялся?

— Последние трое суток, — продолжал между тем Коэн, — Касслер скорее всего совсем не выходил из дома. Во всяком случае, его никто не видел в это время: его не встречал никто из приятелей и соседей по дому… Их всех — кого удалось достать, конечно, — допросили. Он не появлялся в своих излюбленных местах — барах и забегаловках, в бильярдных и у девиц соответствующего поведения. Он даже не явился на две назначенные им самим встречи…

И все бы ничего, но один из приятелей Майка обмолвился, что тот вроде бы затевал какое-то очередное дельце. И не мелкое. Если верить этому приятелю, Касслер хвастался, что, обделав дело, он плюнет на все, уедет из этой паршивой Корисы куда-нибудь поближе к природе и будет наслаждаться покоем; он якобы даже уже присмотрел себе домик — тут Коэн многозначительно поднял палец и поглядел на Шано — где-то на Отейне. Хвастался Касслер и перед другими, но никто не принимал его разговоры всерьез — мало ли кто чем похваляется за бутылочкой анисовой?..

Но! Тот самый приятель назвал Коэну имя предполагаемой жертвы Майка Касслера.

Сначала инспектор не поверил. Дело, на которое замахнулся Касслер, было для него слишком уж не по чину. По профилю — да. По профилю это был обычный шантаж. Но шантаж никак не его, Майка, масштаба. Коэн счел бы эту информацию недостоверной и приписал бы все обычному для Майка блефу, если бы не еще одно обстоятельство.

Читала ли Шано вчерашние газеты? Нет? Только просматривала? А не обратила ли внимание вот на эту заметку?

Коэн жестом, не лишенным некоторой театральности («Не иначе, заразился от коллеги Мюллера», — подумала Шано), извлек из внутреннего кармана пиджака вчерашний номер «Куриэр вад-Корис», раскрытый на третьей полосе, где обычно публикуются мелкие скандальчики, и протянул его Шано. Та быстро пробежала отчеркнутый текст.

В заметке сообщалось, что «уникальная в своем роде, единственная в Европе и во всем мире, давно ставшая достопримечательностью Северингии корисская городская почта «Особая доставка», гордость и одна из старейших традиций нашего города», может в скором времени утратить свой авторитет, так как перестанет соответствовать своему исконному девизу: «Точность, скорость, надежность». Оказывается, за последние пять лет было совершено несколько нападений на фельдъегерей, по традиции доставлявших почту на велосипедах. Вот и вчера утром двое неизвестных оглушили в подъезде фельдъегеря Крауса и похитили сумку, в которой находилась вся дневная почта. Далее в заметке следовало возмущение «темными непатриотически настроенными элементами, все еще встречающимися среди добрых граждан нашей прекрасной страны», выпады в адрес «разжиревшей на государственном иждивении полиции» и вопрос к руководству «Особой доставки»: почему оно, руководство, не может обеспечить безопасность своих фельдъегерей и порученных ей, «Особой доставке», посланий? Кончалась заметка сакраментальным: «Для чего мы в конце концов платим налоги?!».

Пока Шано читала, Коэн с Мюллером успели принять еще по наперсточку коньяку. Уже без особого повода.

— Ну и что? — хладнокровно осведомилась Шано, возвращая газету и тоже взяв со стола свою рюмочку. — При чем здесь «Особая доставка»?

Оказалось, при чем. И очень даже весьма. Вчера «Особая доставка» передала в Главное полицейское управление полный список пропавшей корреспонденции. И инспектор Виллар, которому это дело было поручено, счел необходимым поставить в известность старшего инспектора Коэна, что в этом списке значится пакет некоего Микаэля Кушлера, дело о гибели которого находится в ведении отдела Коэна. Пакет адресован Шано Шевальер, улица Талейрана, дом 2, квартира 60, которая проходит по этому же делу свидетелем. Около года пакет находился в «Особой доставке» на хранении и, согласно договору, был отправлен адресату после того, как стало известно о смерти клиента. К пакету была приложена незначительная сумма — остаток за неиспользованное время хранения. Клиент, Микаэль Кушлер, вносил плату аккуратно, в начале каждого месяца, и за все время хранения трижды изымал пакет на короткое время — по всей видимости, чтобы что-то вложить в него либо извлечь; последний раз это случилось шесть дней назад. Кроме самого Кушлера, никто никогда пакетом не интересовался — да это и невозможно: «Особая доставка» никому не дает сведений о своих клиентах и их корреспонденции. Даже на то, чтобы в данном чрезвычайном случае сообщить полиции сведения об украденных письмах и посылках, потребовалась санкция самого Великого князя.

— Значит, вот где были все документы Майка, — задумчиво прорезюмировала Шано, когда Коэн замолчал.

Тот согласно кивнул.

— Но ведь у него не было обнаружено квитанций «Особой доставки»? — спросила Шано.

Так же молча Коэн отрицательно помотал головой.

— Может, он их и не держал при себе, — предположил господин Мюллер.

— Может, — ответил Коэн. — Но сейчас это уже не имеет значения.

«Пожалуй, — мысленно согласилась с ним Шано. — И если это так, то Майк действительно чего-то боялся и боялся, видимо, не зря».

— Все-таки не факт, что фельдъегеря стукнули по кумполу именно из-за этого пакета, — произнес Мюллер так, будто продолжал с Коэном какой-то свой спор.

— Не факт, — покорно согласился Коэн. — Здесь все не факт. И то, что Майк замерз в тридцатиградусную жару, не факт, и то, что он действительно об этой…

Мюллер громко кашлянул.

Коэн споткнулся на полуслове и быстро исправился:

— …особе знал что-то, чего не знаем мы, и пакет этот, так вовремя пропавший, тоже не факт. А теперь еще этот домик на Отейне, и тетушки оттуда же.

— Ты забыл еще кое-что, — напомнил Мюллер.

— Ну это уж точно не факт, — возразил Коэн. — Хотя кто знает…

Действительно, кто знает, но стоило только Коэну запросить в архиве сведения о предполагаемом объекте шантажа, как его вызвали на самый верх, к начальнику Главного полицейского управления господину Буллю д'Озеру. И тот в свойственной ему резкой манере потребовал от Коэна объяснений: для каких надобностей тому понадобились сведения об одной очень известной и уважаемой в стране личности? А когда Коэн попытался объяснить, оборвал его, не дослушав, и заявил, что он, Коэн, раздувает из мухи слона, и что он, генеральный комиссар полиции д'Озер, считает, что у отдела насильственных преступлений есть более серьезные занятия, чем копаться в обстоятельствах заурядной — так ему донесли — смерти какого-то алкаша, и потребовал, чтобы в пятницу на очередном совещании начальников отделов Коэн отчитался по всем текущим делам, имеющимся в производстве его отдела.

— Вот так-то, — тяжко вздохнув, закончил Коэн.

— Значит, вам дали понять, что дело Майка пора закрывать? — поняла Шано. — И вы считаете, что это как-то связано с вашим интересом к этому самому лицу?

— Связано с интересом — это ты точно сказала, — ответил Коэн. — Только связано ли с делом Касслера — это еще вопрос. Д'Озера могло взбесить одно то, что я просто заинтересовался этой… э-э-э… особой. Даже безотносительно к Майку.

— Почему? — не поняла Шано.

— Они одного поля ягоды, — сказал Коэн. — Один круг. Аристократы, словом. — Он помолчал и вдруг добавил: — Да и под меня он давно копает, мечтает на пенсию спровадить.

— Наверное, кого-то своего посадить хочет, — посочувствовал Мюллер.

— Поговаривают, Ноймана, — ответил Коэн.

И Шано поняла, что старшему инспектору, знаменитому сыскарю, неловко вот так, перед ней, девчонкой, признаваться в своей слабости. Ведь и вправду он уже не молод и не хочет на пенсию, потому что — ну что он будет делать на этой пенсии? Разводить розы? Коллекционировать марки? Или организует сыскное агентство и, как господин Мюллер, будет просиживать штаны в конторе в ожидании хоть какого-нибудь облапошенного торгаша или неуверенного в верности супруга?

Чтобы отвлечь стариков от печальных мыслей и вернуть разговор в деловое русло, Шано произнесла нарочито громко:

— Значит, вы хотите, чтобы этим делом занялись мы с патроном? В частном, так сказать, порядке.

— Не совсем так, — возразил Коэн. — Этим делом займусь я сам. Правда, именно в частном порядке. Пока в частном, — Коэн недобро усмехнулся. — Тебя ведь, как я понимаю, такое положение вещей тоже не устраивает? Тем более после всего, что я рассказал. Ты ведь не успокоишься, пока не узнаешь, в чем тут дело, верно?

— Даже не надейтесь! — подтвердила Шано.

— Вот и мы так подумали, — улыбнулся Коэн. — Тем более что кое-чего не можешь сделать даже ты, при всех своих несомненных талантах, а кое-чего не могу я, даже в частном порядке.

— Ага, — догадалась Шано, — например, съездить к тетушкам в Мюр.

— В том числе и это, — согласился Коэн. — Не стоит сейчас дразнить гусей, а то совсем кислород перекроют.

— А патрон? — вкрадчиво полюбопытствовала Шано.

— А патрон, — в тон ей ответил Мюллер, — на то и патрон, чтобы заниматься текущими делами, пока кое-кто развлекается тайнами. Должен же кто-то возиться с этим, — он кивнул на заваленный бумагами стол.

— Не клевещи на себя, Карел, — погрозил ему пальцем Коэн. — Будто тебя наши тайны не интересуют.

— Может, и интересуют. Только мне для этого не надо разъезжать за казенный счет и собачиться с начальством. Тем более что я сам себе начальство, — закончил он самодовольно.

— Ну вот, — сделала вид, что обиделась, Шано. — Мало того что мне достается самая неблагодарная работа, так еще и упрекают вдобавок.

Новоявленные компаньоны выпили еще по наперсточку, на дорожку. Шано даже предложила шутливый тост за будущее сыскное агентство «Мюллер, Коэн и Шевальер», но инспектор живо возразил:

— И не мечтайте, ребята! Если д'Озер выпрет меня на пенсию — сам открою свое дело и буду перебивать у вас клиентуру.

Посмеялись.

Шано начала собираться в дорогу: подправила макияж, заглянула в сумку — все ли на месте; выйдя в соседнюю комнатку, переоделась по-дорожному, но в пределах приличий, дабы не очень шокировать своим видом милых старомодных старушек.

Когда она вернулась, господин Мюллер уже устроился в любимом кресле за своим столом и, нацепив на нос очки, разбирал какие-то бумаги — работал. Недопитая бутылочка была уже убрана в сейф, и контора приобрела свой обычный, повседневно-деловой вид. Тихо гудел компьютер, и Коэн, в ожидании Шано покуривавший у окна, больше напоминал очередного клиента, чем инспектора полиции.

— Кстати, господа компаньоны, — привлекла к себе внимание Шано. — А что это за таинственность вы напустили насчет «той особы»? Могу я все-таки узнать ее имя?

— Можешь, — не отрываясь от своего занятия, ответил Мюллер. — Например, в Мюре-на-Отейне. — Шутите, патрон? — удивилась Шано.

— Шутит, — ответил Коэн. — Хотя в каждой шутке, как известно, есть лишь доля шутки. Просто пока тебе лучше этого не знать, и Карел со мной согласен. На данный момент это лишняя информация. Ведь мы не знаем главного: имеет ли это самое лицо вообще отношение к делу Майка? Вот в чем проблема. И твоя задача — попробовать это установить. Предвзятость здесь может только помешать. Так что не сердись.

— И не думаю, — ответила Шано и, чтобы скрыть свое неудовольствие, сказала бодро: — Ну что, господин инспектор, поедем? Пока, патрон!

Мюллер сделал ей ручкой и бросил на прощание тем самым тоном, который так иногда раздражал Шано:

— Приедешь — позвони.

— Домой? — уточнила Шано.

— Нет, сюда.

— Это будет уже поздно, часов в десять.

— Вот в десять и позвони.

Шано пожала плечами. Уже на пороге она вдруг вспомнила:

— Да, патрон! Мне должна позвонить Сузи Героно. Так вы скажите ей, что я задержусь, пусть перезвонит завтра. А если спросит, то нужные ей материалы я собрала. Они у меня на столе в синей папочке.

— А, эта твоя колдунья, — проворчал Мюллер. — Ладно, передам. Ты лучше о своем деле думай.

6

На поезд она чуть не опоздала.

Молодая кассирша пыталась уверить ее, что Мюр находится вовсе не на Отейне, а на Мезе, и Шано пришлось заставить ее свериться с расписанием, чтобы убедиться, что помимо Мюра-на-Мезе, где некогда родился классик северингийской литературы Ян Боррэ, есть еще и никому не известный городок Мюр-на-Отейне. В результате Шано еле успела вскочить в вагон уже трогающегося поезда.

Все-таки она устала за эти дни. Сначала она пыталась думать, анализировать разговор с Коэном и Мюллером, однако мерный перестук колес и покачивание вагона убаюкивали, и Шано закрыла глаза, прогнала из головы все мысли и перестала сопротивляться перестуку и покачиванию.

До тех пор, пока ее не разбудил звонок.

Звонил телефон. Звонил тревожно и настойчиво. Звонил, постепенно затихая, вплетаясь в звуки идущего поезда, которые различала уже просыпающаяся Шано.

Некоторое время она лежала, приходя в себя. «Господи, — думала Шано, — да что же это такое!» Она думала, что этот кошмар закончился, а он, оказывается, притаился где-то в глубине подсознания и, стоило ей расслабиться, вновь напомнил о себе. Что все это может означать? Что-то же это должно означать, черт побери! После смерти Майка Шано мимолетно подумалось, что ночные звонки из сна как-то связаны с его странным убийством. Майк умирал и… звал ее?.. предупреждал?.. просил о чем-то? — но она не слышала. И только когда сон отключал суетное и деятельное сознание, мозг улавливал эти сигналы и преобразовывал их в привычные телефонные звонки, будоражащие, выдергивающие из сна, но и сами являющиеся лишь частью этого сна.

Майк умер, и звонки прекратились. А теперь вернулись. Неужели снова?.. Значит, снова где-то опасность? Кому она угрожает? Самой Шано? Господину Мюллеру? А может, Коэну?

«Ох, не за простое дело мы взялись, — Шано заложила руки за голову. — Не зря все это: звонки, замерзший Майк, снова звонки… Может, он меня с того света о чем-то предупреждает? Чушь какая! И все равно — надо будет с Сузи поговорить. О черт, и она ведь куда-то запропастилась!»

От мыслей о чертовщине ее отвлек деликатный стук в дверь и голос проводника:

— Мадемуазель, через пять минут Мюр-на-Отейне. Вы просили предупредить.

— Благодарю вас, — откликнулась Шано, садясь.

Она быстро привела себя в надлежащий вид и, когда поезд начал останавливаться, вышла в коридор с видом принцессы, путешествующей инкогнито; проводник с глубочайшим почтением принял из ее царственной руки не очень богатые чаевые.

7

Шано вышла из поезда на крохотной, будто игрушечной, станции. По обе стороны аккуратного, словно только что выкрашенного, вокзальчика от края и до края чисто выметенной платформы красовались затейливо выложенные клумбы, образующие надпись «Добро пожаловать…» — слева от входа и «…в Мюр-на-Отейне» — справа. Сразу за станцией начинался сам городок. Точнее, деревня. Ровные улочки, бело-красные, словно сошедшие с рекламных проспектов, домики под черепицей с зелеными лужайками перед фасадами и четко нарезанными квадратами садиков позади и с боков. На холме, куда взбегала улица, угадывалась площадь с небольшой церквушкой и зданием ратуши; людей и машин в движении на улице почти не видно. Тишина и благодать. Провинция.

Кроме Шано и еще одного пассажира, на станции никто не сошел и никто никого не встречал. Только в начале платформы стоял тучный дежурный в униформе прошлого века, выглядевшей словно с иголочки, с которым сошедший с поезда раскланялся, будто со старым знакомым, и зашагал через рельсы, спускаясь по склону холма к стоящим поодаль точно таким же домикам под красной черепицей.

Оставшись одна, Шано подошла к дежурному, поздоровалась и спросила, где находится пансионат для престарелых. Дежурный указал в сторону стоящих несколько на отшибе строений, окруженных то ли рощей, то ли запущенным парком.

— Это там, в замке, мадемуазель.

Шано прикинула на глазок расстояние. Километра два, а то и больше. Заметив ее взгляд, дежурный предложил:

— Если не возражаете, могу дать вам напрокат велосипед. У моей жены есть дамский.

— О, спасибо! — искренне обрадовалась Шано. — Если это вас не затруднит.

— Нисколько, — улыбнулся дежурный.

— Сколько это будет стоить?

— О, сущие пустяки!..

Пока Шано отсчитывала монеты, услужливый дежурный зашел за угол здания и через минуту вернулся с велосипедом, таким же патриархально-старомодным и таким же чистеньким, как и все остальное здесь.

Еще раз поблагодарив за услугу, Шано поехала по асфальтовой дорожке к так называемому замку. Строение даже издали вовсе не походило на замок, да и выглядело не таким уж старым.

Минут через пятнадцать Шано спешилась и, ведя велосипед за руль, прошла в открытую настежь калитку.

— Добрый день, — услышала она. — Мадемуазель кого-то ищет?

Шано оглянулась. Из-за кустов на дорожку с садовыми ножницами в руках вышла немолодая женщина.

— Вы кого-то ищете, мадемуазель? — повторила она, лучисто улыбаясь всеми морщинками.

Шано поздоровалась и спросила о тех дамах, которые сегодня ездили в Корису на похороны Микаэля Кушлера.

Упоминание имени Майка оказалось не то паролем, не то заклинанием. Оказывается, «милый Микаэль» пользовался любовью практически всех обитательниц пансионата, и если на похоронах присутствовали лишь трое из них, то только потому, что остальные старые дамы не решились на столь далекое путешествие. Однако всем им была известна Шано, о которой они много слышали от покойного Микаэля.

Об этом Шано узнала, уже сидя на широкой веранде за столиком. Со всех сторон ей предлагали разнообразные варенья, печенья, пирожки и прочие сласти, сделанные чуть ли не специально к ее приезду и по каким-то особым рецептам, подливали чай с бог весть какими, судя по необычайному вкусу, травами. И щебетали, щебетали…

Шано быстро устала от этого гомона и почти не слушала, лишь автоматически кивая и улыбаясь старушкам, и проклинала про себя Коэна и Мюллера.

Как вдруг она чуть не поперхнулась.

— Простите, что вы сказали? — переспросила она, надеясь, что ей послышалось.

Однако пожилая дама, одна из тех, что была сегодня днем на кладбище, мило улыбнувшись, с готовностью повторила:

— Я сказала, жаль, что ваш патрон, господин Мюллер, и господин старший инспектор Коэн не смогли приехать.

— Нет, нет, — замотала головой Шано. — Вы что-то сказали о неприятностях.

— Ах, это, — дама улыбнулась еще более мило. — Значит, мы верно предполагали?

— Верно, верно! — Шано начинала злиться. — Но откуда вы об этом узнали?

Она оглядела довольные лица дам, явно наслаждающихся произведенным эффектом, решительно отодвинула чашку с чаем и пирожное и потребовала:

— Рассказывайте!

— Но, милочка, — попытался возразить кто-то, — скоро ужин, а вы так ничего и не покушали!

— Рассказывайте! — повторила Шано. — Я не прикоснусь к вашим пирожкам и чаю! И никакого ужина! — пригрозила она. — Или вы мне все сейчас же расскажете, или я умру у вас здесь голодной смертью, и это камнем ляжет на вашу совесть!

8

До середины тридцатых годов пансионат в Мюре-на-Отейне был точно таким же, как и десятки других во всей Северингии, то есть обыкновенным местом доживания трех-четырех десятков одиноких престарелых дам среднего и ниже достатка. И быть бы ему таковым, если бы не романтическая история, приключившаяся с тогдашним ординатором пансионата, двадцативосьмилетним Шарлем Гоаннэ. История эта самым неожиданным образом сказалась на судьбе всех последующих поколений пансионерок.

Доктор Гоаннэ влюбился в молоденькую сестру милосердия Катрин Верже, уроженку Мюра и местную красавицу. Влюбился с самыми серьезными намерениями, и мадемуазель Катрин отвечала ему взаимностью. Однако преградой их счастью неожиданно стала мадам Верже. Не то чтобы ей не нравился избранник дочери, но будущая теща предъявляла кандидату очень уж завышенные требования по части морали. Гоаннэ во время своих посещений дома Верже старался этим требованиям соответствовать, и дело кое-как все же дошло до помолвки.

Местные кумушки, прознав об этом, вознамерились помолвки не допустить — ведь молодые после свадьбы собирались переехать в столицу.

Бог весть откуда престарелые патриотки насобирали о Шарле Гоаннэ массу самых что ни на есть неблаговидных слухов: даже сотая их часть не соответствовала действительности, а то, что соответствовало, было многократно преувеличено и возведено в энную степень, добавили кое-что от себя — и все это преподнесли мадам Верже. Та ужаснулась и отказала Гоаннэ в самой категорической форме. Бедняга пытался объясниться, но тем только утвердил мадам Верже в худших ее подозрениях.

Однако доктор был не из тех, кто сдается просто так. Еще во времена своего студенчества — а обучался он в Вене, где, кстати, вел действительно не самый праведный образ жизни, — он увлекся идеями Фрейда и с тех пор следил за любыми новинками в области психоанализа и практической психологии.

Теперь ему представился замечательный случай поверить теорию практикой.

Гоаннэ составил психологический портрет мадам Верже, расписал и просчитал все ее скрытые подсознательные влечения и комплексы; затем проанализировал, как мог, претензии к нему кумушек-патриоток, сделал соответствующие выводы и начал действовать.

В течение полугода, пользуясь теорией Фрейда, дополненной выкладками Юнга, Гоаннэ и его невеста достигли полной победы и обрели свое счастье. А заодно помогли обрести душевное равновесие и мадам Верже: от «комплекса Электры» ее избавило увлечение филателией, успешно и тонко спровоцированное влюбленной парой. Нашлась управа и на кумушек: Гоаннэ удалось направить их энергию на собирание всяческих сведений о короле Артуре и рыцарях Круглого Стола, для чего Гоаннэ с помощью своего приятеля, редактора бульварной газеты, сфабриковал статью, в коей утверждалось, что славный Эскалибур был утерян королем Артуром не где-нибудь, а именно в озере Трех Дев, находящемся неподалеку от Мюра-на-Отейне.

Так что, когда, воспользовавшись, как предлогом, именинами мадам Верже, Шарль Гоаннэ появился в ее доме и преподнес имениннице великолепный кляссер с несколькими редкими марками, а после в застольной беседе блеснул эрудицией, обвинив Марка Твена в неправильной интерпретации и вульгаризации образа Мерлина, сердца его былых врагинь были покорены окончательно и бесповоротно. Тут же, при общем согласии и ликовании, ему было предложено возобновить помолвку, а еще через некоторое время влюбленные наконец-то воссоединились.

Окрыленный успехом, доктор Гоаннэ попробовал внедрить свой метод в пансионате, где его питомицы не столько занимались приличествующими их возрасту делами, как то: уходом за садом или плетением кружев, сколько постоянно интриговали друг против друга, сплетничали и наушничали. Здесь доктор Гоаннэ применил несколько иной способ, попытался развернуть энергию сплетен из их маленького мирка в мир внешний.

Для начала Гоаннэ организовал в пансионат приток информации извне. Он кипами возил из Корисы газеты и оставлял их на видных местах: на веранде, в саду, в столовой; читать газеты — непременно в рабочее время и на рабочих местах! — вменялось в обязанность и всему персоналу. В столовой установили радиоприемник, который выдавал новости, независимо от того, хотели этого пансионерки или нет; второй приемник стоял у него в кабинете. Во время осмотров и собеседований сам доктор потчевал пациенток свежими новостями и сплетнями, время от времени вставляя что-то вроде: «Разве вы об этом не знаете? А мне сказала мадам…» — и далее называлось имя, наиболее неприятное для данной пансионерки, вызывая у нее желание обойти конкурентку.

Результаты сказались почти незамедлительно. Менее чем за месяц внутренние распри практически утихли. Теперь пожилые дамы пытались перещеголять друг друга в ином: кто больше знает о популярных или известных личностях. На избранных кумиров собирались целые досье, шел активный обмен информацией.

Но что больше всего радовало и даже несколько удивляло доктора Гоаннэ, так это тот факт, что в результате его эксперимента улучшились и медицинские показатели! За какие-то год-два продолжительность жизни его подопечных превысила средний уровень по стране.

Окрыленный успехом, Гоаннэ опубликовал статью о своем методе в знаменитом «Ярбух фюр психоаналитик унд психопатологик» под скромным названием «О некоторых положительных результатах применения метода коллективной и индивидуальной реморализации и реабилитации особ женского пола преклонных лет». Он готовился к всеобщему практическому применению своего метода, но грянула война, смешавшая его планы.

К тому времени с начала Игры, как называли свое увлечение пансионерки, прошло уже больше четырех лет, в течение которых досье и картотеки становились все более всеобъемлющими и незаметно начали превосходить по плотности и качеству информации не только полицейские архивы, но и сведения, собранные знаменитой Фратерите! Они охватывали всю Северингию — если не территориально, то социально, во всяком случае. Не было за эти четыре года ни одного мало-мальски заметного события в стране, ни одной сколько-нибудь известной личности, оставшихся незамеченными пожилыми дамами из мало кому известного городка. И даже когда болезнь или, увы, смерть выбивала из Игры одну из них, ее участок не оставался без присмотра и переходил по наследству к следующей.

Игра должна была продолжаться!

Даже война не отменила Игру. Дамы из Мюра-на-Отейне были истинными патриотками Северингии и поэтому, несмотря на протесты доктора Гоаннэ (тоже, конечно, патриота, но более осторожного), те из них, кому позволяло здоровье, разъезжали по стране, наблюдали, подмечали, присматривались — а потом передавали сведения о численности немецких гарнизонов, местонахождении воинских складов, передвижении эшелонов и так далее Сопротивлению.

К счастью для них и для доктора, гестапо не разнюхало об опасном хобби пансионерок, и после войны дамы, бывало, с огоньком в глазах вспоминали о былых подвигах и с гордостью демонстрировали новичкам и посетителям благодарственный адрес от правительства Северингии за подписью самого Великого князя.

Увидела его и Шано. Адрес висел на почетном месте в столовой, куда она переместилась вместе с дамами, чтобы все-таки помянуть бедного Микаэля за ужином с рюмочкой наливки.

Там за ужином Шано и дослушала окончание истории.

Военный опыт пошел пансионеркам на пользу. Старые дамы вынесли из него главное для себя: из Игры можно извлечь практическую выгоду. В тяжелые послевоенные годы, когда существование пансионата было под угрозой — у правительства не хватало средств, а доктор Гоаннэ, их единственный защитник и подмога, нелепо погиб со всей семьей в автомобильной катастрофе, — пансионерки взялись поправлять свое положение сами.

В Корисе чиновники, ведающие благотворительностью, не переставали удивляться, откуда у богом забытого пансионата появилось вдруг столько дарителей из состоятельных фамилий? Им было невдомек, что дарители были вовсе не бескорыстны; просто они не хотели, чтобы их сотрудничество с немецкими властями во время оккупации стало достоянием широкой общественности. А когда война ушла в прошлое и этот источник доходов иссяк, пансионерки Мюра-на-Отейне начали осваивать новые пути пополнения средств. Ведь благоустройство «замка», достойное существование его обитательниц, лечение и уход — все это требовало немалых денег. И Игра продолжалась.

Впрочем, дамы не злоупотребляли Игрой для удовлетворения своих маленьких прихотей. К тому же они разработали надежную стратегию общения с источниками финансовых поступлений и действовали всегда аккуратно и наверняка. Поэтому за всю активную, так сказать, стадию развития Игры у дам из «замка» ни разу не возникло каких-либо недоразумений с полицией, равно как и неприятностей со стороны их подопечных, — сказывался, видимо, недюжинный жизненный опыт каждой из них, приобретенный еще вне стен пансионата.

Не испытывали дамы и угрызений совести по поводу своих вроде бы незаконных действий. Каждая кандидатура очередного клиента всесторонне обсуждалась и в случае каких-либо сомнений решительно отклонялась; презумпцию невиновности пожилые дамы соблюдали неукоснительно. К тому же милые старушки, когда доводилось, не упускали случая анонимно помочь той же полиции, не упускали случая и поблаготворительствовать, не за свой, правда, счет. Словом, робингудствовали понемногу в меру сил и возможностей.

Памятуя слова Иисуса, что в подобных делах «пусть левая рука твоя не ведает, что творит правая», пансионерки предпочитали во всех случаях действовать инкогнито. И добрых двадцать лет посредником в переговорах «замка» и исполнителем приватных поручений был Микаэль Кушлер, поначалу служивший в пансионате садовником.

Майк быстро сообразил, с какой стороны на этом бутерброде масло, какие выгоды сулит ему такое посредничество, и, по-своему толкуя смысл фразы о левой и правой руке, стал под шумок обделывать свои делишки, используя получаемую информацию, в то и вовсе воруя ее у старушек. Те, впрочем, были не так уж наивны, но подобное положение вещей их вполне устраивало. Ведь будь на месте Майка какой-нибудь более оборотистый проходимец, он мог бы попытаться прибрать своих покровительниц к рукам, и старые дамы это прекрасно понимали. Но Майк хорошо знал свое место, и те крохи со стола, которые он подворовывал, добрые «тетушки» прощали своему непутевому «племяннику». К тому же он ни разу не попался на делах пансионата, а если попадался по собственной глупости, у него хватало благоразумия помалкивать об истинном источнике своей информации.

Поэтому старушки закрывали глаза на мелкие прегрешения непутевого «племянника». Они продолжали пользоваться его услугами до самого последнего времени, а порой сами подбрасывали Майку безобидные, на их взгляд, пустячки, которые тот умудрялся порой с треском проваливать. Так что, помимо прочего, старушкам приходилось еще поддерживать Майка материально, выплачивая ему что-то вроде ежемесячной ренты — так, сущую безделицу, крон шестьдесят, но достаточно, чтобы показать свое расположение и уберечь от ненужных соблазнов…

— Вот оно что! — не удержавшись, воскликнула Шано. — А я все думала, откуда у него берутся деньги в начале каждого месяца! Ох, Майк, Майк…

— Что вы, что вы, милочка! — замахала на нее ручками мадам Флаксман, та самая, что первой подошла к Шано на кладбище, а сейчас вела заглавную партию в хоре пансионерок. Про себя Шано сразу решила, что мадам Елена, как называли ее между собой подруги, была если не лидером, то, по крайней мере, душой здешнего общества: — Что вы, не следует осуждать Микаэля, надо быть снисходительным к человеческим слабостям.

— Что вы знаете о его слабостях! — с досадой воскликнула Шано.

И осеклась. После всего, что она здесь услышала, еще неизвестно было, кто что о ком знает и в каких, прямо скажем, товарных количествах.

— Ах, милая, — словно подтверждая ее мысли, грустно сказала мадам Флаксман, — мы знаем о бедном Микаэле гораздо больше, чем вы полагаете. — И добавила, почти дословно повторив то, что сегодня днем говорил господин Мюллер: — Не таким уж он был плохим человеком, упокой Господь его душу.

— Аминь, — вразноголосицу ответили дамы, мелко крестясь.

— Простите, — смутилась Шано, — я ничего такого не хотела сказать, просто вырвалось.

Дамы понимающе заулыбались.

9

Ужин тем временем закончился, и его остатки исчезли со столов; Шано даже не заметила, как это произошло — прислуга здесь действительно была хорошо вышколена. За окном начало смеркаться, и, глянув на часы, она с удивлением увидела, что уже почти восемь. Ее жест не ускользнул от внимания дам. Те засуетились.

— Ах, заболтали мы вас! Вам скоро уезжать? Вы ведь едете на девятичасовом поезде? Ах, ах, а вы еще не видели замок!

Шано не на шутку заволновалась, что так и уедет, не узнав главного. Но ее успокоила мадам Елена:

— Не волнуйтесь, Шано, времени еще достаточно. Кое-что мы для вас приготовили заранее, а если что-то упустили, то подберем за несколько минут.

Впрочем, экскурсия по пансионату была непродолжительной, хотя увидеть она успела многое. Весь первый этаж «замка» был отдан администрации и медицине. Шано должна была признать, что пансионат оборудован по последнему слову науки — какой только аппаратуры тут не было!

Но настоящее потрясение она испытала, когда ее провели на второй этаж, где, собственно, и жили пансионерки. Пройдя по длинному коридору, Шано и компания оказались в небольшом уютном помещении, которое можно было бы назвать гостиной или библиотекой в провинциальном стиле.

Можно было бы, если бы не выстроившиеся в ряд на длинном, весьма современного вида столе четыре новеньких компьютера со всевозможными аксессуарами, о которых сама Шано могла только мечтать. В данный момент все это богатство было отключено и покоилось под столь неуместными, но такими трогательными на сверхсовременной аппаратуре кружевными салфеточками. Только в дальнем конце стола светился экран монитора, за которым сидела в инвалидном кресле весьма пожилая дама и, судя по доносящимся из ее угла звукам, резалась — именно резалась, другого слова Шано не могла подобрать, — в DOOM; на вошедших она не обратила ни малейшего внимания — все так же продолжала уничтожать мельтешащих по экрану монстров и азартно двигать тощими плечами, прячась, по всей видимости, от ответных выстрелов за виртуальными препятствиями. Дамы, хихикая, объяснили Шано, что это мадам Глиповски, здешняя рекордистка по DOOMy, что так она проводит все вечера подряд, и не надо ее беспокоить, она все равно ничего, кроме игры, не видит и не слышит.

Шано восхищенно рассматривала скрывающиеся под узорами и кружевами электронные сокровища. Дамы наперебой объясняли предназначение и характеристики каждого прибора; судя по употребляемой ими терминологии, они знали и умели обращаться со всем этим хозяйством не хуже любого квалифицированного компьютерщика, причем некоторых терминов Шано не понимала. «Боже мой! — думала она. — Да с такой аппаратурой можно делать все что угодно. Войти в любую программу. Качать информацию хоть из Пентагона… И ведь они это умеют! Уму непостижимо — бабушки-хакеры!»

За восторгами Шано совершенно забыла о времени и зачем, собственно, она здесь оказалась. Об этом ей напомнила мадам Флаксман:

— Простите, милая Шано, но нам пора. Скоро ваш поезд.

— Что? — не сразу поняла Шано. — Да, да… Проклятье! — не удержалась она. — Я же так ничего и не узнала у вас. Что же делать?

— Да не волнуйтесь вы так, — успокоила ее старушка. Взяв со стола, она протянула Шано довольно пухлую пластиковую папку-файл. — Здесь вы наверняка найдете то, что вас интересует. Я же говорила вам, что мы кое-что для вас приготовили. Мы так надеялись, что вы приедете, и подготовились заранее. Думаю, и господин инспектор Коэн будет доволен. Тут есть кое-что и для него.

— А-а… — открыла было рот Шано, но тут же сообразила, что Коэн запрашивал какие-то сведения из полицейского архива, и кто-то из бабушек просто-напросто отловил его запрос. «Неужели они и в Центральном архиве орудуют?» — подумала Шано.

А мадам Елена уже вела ее под локоток прочь из помещения и ворковала, что если ей, Шано, понадобится еще что-нибудь разузнать, то пусть она не стесняется, обращается к ним, они обязательно ей помогут. Ведь они так переживают по поводу смерти Микаэля; они-то наверняка знают, что его, беднягу, убили, и они не хотят оставлять это деяние безнаказанным; и если они что-то узнают, то непременно сообщат ей — ее координаты у них имеются; и они также надеются, что Шано не будет их забывать и станет просто так навещать бедных старушек, даже тогда, когда с божьей помощью справится с делом Микаэля и возмездие настигнет виновных; и — на это они тоже надеются — сможет заменить им незабвенного Микаэля…

Это, последнее, выделив его особо, мадам Флаксман договорила уже, когда они стояли внизу, рядом с заранее подогнанным к крыльцу автомобилем, все тем же доисторическим «паккардом», к багажнику которого был прикреплен велосипед Шано, а на заднем сиденье покоилась объемистая корзинка с подарками для самой Шано и сверток с несколькими бутылочками какой-то ну очень особой настойки для господ Коэна и Мюллера.

Передавая Шано ключи от машины, мадам Елена сказала как бы между прочим:

— Надеюсь, вы понимаете, милая Шано, что все, о чем вы узнали сегодня, должно оставаться между нами? Прежде чем решиться рассказать вам об Игре, мы, поверьте, навели о вас самые тщательные справки и поняли, что можем вам доверять. Не стоит на нас сердиться за это, — добавила она, прежде чем отойти и дать возможность проститься своим подругам, — мы всего лишь пожилые дамы, которых не так уж трудно обидеть.

Всю короткую дорогу до станции Шано обдумывала ее слова и пришла к выводу, что мадам Елена права. При всей своей информированности старушки-хакеры были весьма уязвимы, и то, что их деятельность на протяжении стольких лет оставалась никем не замеченной, можно было объяснить только чудом или беспечностью компетентных органов.

«А все-таки они хитрые бестии, — с удовольствием думала Шано о своих вновь приобретенных «тетушках». — Вроде бы ничего такого мадам Елена не сказала — так, попросила хранить тайну. А с другой стороны… «Навести возможные справки» — с их-то возможностями! — кое-что да значит. Правда, что на меня можно найти, если подумать? Впрочем, если подумать, то кое-что найти можно… Как говорит папаша Мюллер, был бы шкаф, а скелеты в нем всегда найдутся…» Она вспомнила, как ей только что тонко намекнули, что только она может заменить бедным старушкам покойного Микаэля, и развеселилась окончательно.

— Ах хитрюги! — она рассмеялась вслух. — Ведь они меня завербовали, а я и не заметила!..

Оставив машину на попечение того же дежурного и подхватив корзину и сверток, она вышла на платформу как раз к прибытию поезда.

В вагоне было неожиданно людно; оказалось, что большинство едет из Пасане, с фестиваля народной песни. Найдя себе купе потише, где неостывшие или, наоборот, излишне разогретые любители северингийского фольклора не горланили бы нечто бодрое, помогая себе слаженными топотом и хлопками, она устроилась поудобней и принялась просматривать бабушкину папочку.

Содержимое ее оказалось несколько неожиданным: практически все документы были посвящены семейству Герхарда Штрауса — известнейшего фабриканта, одного из богатейших людей в стране, производителя отличнейшего охотничьего оружия и охотничьих аксессуаров, популярных во всем мире пистолетов и револьверов, а также владельца крупнейшего в Европе завода авиационных двигателей — словом, столпа северингийского общества, мецената, благотворителя и прочая, прочая, прочая.

«Неужели Майк замахнулся на него?» — ужаснулась Шано, перелистывая страницы.

Оказалось, не совсем так. В самом конце обнаружилось несколько листочков, скрепленных отдельно чьей-то заботливой рукой. Это, как следовало из надписи, сделанной каллиграфическим почерком, был список того, чем интересовался Майк перед своей смертью.

Имя самого Штрауса здесь не фигурировало, зато речь шла о его дочери Франсис вад Тимас. Эта дама уже лет тридцать блистала красотой и, кажется, намеревалась блистать ею и впредь. Майку, как поняла Шано, зачем-то понадобился список всех омолодительных процедур и операций, которые та делала. Шано не смогла углядеть в них ничего криминального, хотя некоторые детали, надо сказать, были довольно сомнительными — как с медицинской, так и с косметической точки зрения.

Итак, господа старые сыщики не ошиблись. Шано узнала имя таинственной особы, на которую упорно намекал Коэн.

Но это ничего не прояснило, а даже больше запутало: при чем здесь Штраус и его вечно молодящаяся дочь? А если даже и при чем, то почему, скажите на милость, им — или ей? — понадобилось убирать Майка таким изощренным способом. Хватило бы ножа под ребро в какой-нибудь тихой подворотне, удара бутылкой или, скажем, табуретом по голове в пьяной драке — старые как мир, проверенные временем, простые и безопасные способы.

Нет, Шано положительно ничего не понимала. Она сложила листочки в папку, убрала ее в сумку, закрыла глаза — и так сидела до самой Корисы.

10

На вокзале ее ожидал сюрприз. Едва она сошла с поезда, как, следом за объявлением о его прибытии Шано Шевальер было предложено подойти к центральной кассе. Ей передали конверт, из которого Шано извлекла записку и знакомый ключ от машины господина Мюллера. В записке патрон уведомлял ее, что оставляет свою машину на стоянке и напоминает, чтобы она позвонила — не в контору, а к нему домой — и доложила о своих успехах, о целостности машины, ну и, заодно, о самой себе.

Шано ухмыльнулась и направилась к стоянке. Забота патрона ее приятно удивила и была как нельзя кстати.

Поэтому, очутившись дома, она первым делом позвонила патрону; предварительно, правда, наполнив ванну горячей водой и погрузив в нее уставшее за день тело.

— Ну? — вместо приветствия произнес в трубке голос Мюллера.

— Это я, патрон, — сказала Шано, — только что приехала.

— Догадываюсь, — ответил Мюллер. — И уже валяешься в ванне, вместо того чтобы поспешить с докладом.

— Экий вы проницательный, — съязвила Шано. — Вы что, камеру у меня за зеркалом спрятали и подсматриваете?

— У тебя спрячешь, — усмехнулись в трубке. — А даже если и так, тебе меня нечего стесняться. Я давно уже не мальчик, но муж. Я за свою жизнь столько женщин повидал, что тебе и не снилось. И в одежде, и без одежды, и даже без кожи, — уточнил на всякий случай господин Мюллер и добавил: — К тому же ты не в моем вкусе.

— Опять хамите, — вздохнула Шано, давно привыкшая к тяжеловесным шуточкам своего патрона.

— Нет, просто констатирую, чтобы ты о себе не возомнила. — Мюллер помолчал. — Ладно, ты, я вижу, устала. Докладывай — и можешь отдыхать.

Шано доложила. Мюллер ее не перебивал, зато иногда с явным удовольствием похохатывал в трубку и вставлял восторженные междометия.

— Ну, это же надо! — воскликнул он, когда Шано закончила. — Это же золотое дно! Ну бабуси! И за столько лет ни разу не попасться!.. А ты говорила: «божьи одуванчики», «нечего туда ехать».

— Я уже так не говорю, — парировала Шано. — И не думаю тоже.

— Ладно, это мы обсудим потом, — сказал Мюллер. Голос его стал деловым: — Что о главном?

— Есть и о главном, — ответила Шано. — Бабушки мне дали папочку, то, чем Майк интересовался в последнее время. Там…

— Погоди, — перебил ее господин Мюллер. — Давай-ка без имен. Ты намекни, а я уж, если совпадет, догадаюсь.

— Вы что, патрон, думаете, нас слушают? — удивилась Шано.

— Ну, это вряд ли, — замялся Мюллер. — Но если Бернар прав, осторожность не помешает. Давай, намекай, — потребовал он.

— Это паранойя, патрон, — предупредила Шано; Мюллер диагноз проигнорировал, и ей пришлось намекать. — Та-ак, — сказала она после некоторого раздумья. — Это женщина. Богатая, немолодая, но выглядит куда лучше наших бабушек. Майк как раз этим интересовался особо. И она дочь одного известного промышленника…

— Да, — прервал ее Мюллер, — это она.

— Алло, патрон. Вы что, уснули? — спросила Шано, потому что Мюллер надолго замолчал.

— Нет. Я думаю, — отозвался он. — Вот что, девочка. Ты говоришь, там есть диск? — Шано подтвердила. — Ты перекинь его мне, я тут прогляжу на сон грядущий. А ты сама ложись спать. Отдыхай и ни о чем не думай. Завтра приедешь в контору — там и поговорим.

— Ладно, я и вправду устала и думать уже не могу, — вздохнула Шано и хотела уже было положить трубку, но Мюллер ее остановил:

— Кстати, твоя колдунья так и не звонила. Тебе было три звонка, но Сузи Героно среди них не числится. Перечислить?

— Не стоит, — ответила Шано и посетовала: — Вот и еще одна проблема…

— Никаких проблем! — сказал Мюллер, уже своим обычным, не терпящим возражений тоном. — Ложись спать. И про диск не забудь.

Этой ночью в ее сон снова вторглись телефонные звонки. Они были не настолько громкими, чтобы ее разбудить. И во сне она увидела Майка.

Он подошел, сел в кресло около кровати, уставился на Шано своим привычным, чуть виноватым взглядом.

Негромко звонил телефон.

«Я думала, что это звонил ты», — сказала Шано. «Да, это я звонил тебе, когда умирал, — ответил Майк, — теперь умирает кто-то еще». — «Кто?» — «Сними трубку, узнаешь», — сказал Майк. Шано протянула руку к неумолкающему телефону, но трубка сама оказалась у нее в руке. «Алло, — сказала она негромко, — алло?» — «Спаси меня, Шано, спаси», — послышался в трубке далекий голос, голос Сузи…

Шано проснулась и села на постели. Огляделась. Майка, как и следовало ожидать, не было. Но голос Сузи продолжал шелестеть в ушах далеким шепотом: «Спаси меня, Шано, спаси…», и Шано накинула халат, потянулась к телефону. К реальному.

У Сузи не отвечали. В каком-то оцепенении Шано просидела минут пять с трубкой у уха. Потом вскочила и бросилась одеваться.

Спустя пятнадцать минут она подъезжала к Алекс-парку.

На звонок никто не откликнулся. Шано проверила маленькое окошко сбоку от калитки, куда молочник ставил бутылки, а почтальон бросал письма, — в ящичке стояли две бутылки молока и лежало несколько писем; Шано это очень не понравилось.

Она огляделась.

Утро было еще очень раннее. На улице было совершенно пусто. Но лезть через забор в виду посторонних окон она поостереглась — не хватало еще, чтобы кто-нибудь из ранних пташек увидел и вызвал полицию. Поэтому Шано свернула за угол, в проулок, громко именующийся улицей канцлера Хендрикса, и уже оттуда проникла в сад.

Куст смородины преподнес ей еще один сюрприз: рядом с ним стояло ведро с ягодами. Шано нагнулась к ведру — ягод было немногим больше трети, а кроме ягод в ведре была вода и листья. Судя по всему, ведру довелось перестоять здесь позавчерашний ночной ливень. «Ой-ой-ой! — подумала Шано, — что-то делается…»

По тропинке она поспешила к дому.

Дверь в кухню была распахнута настежь; сквозняк вытянул из нее занавеску и зацепил за ветку яблони. Так она и висела.

Шано, оглядываясь, вошла в кухню. Никого и ничего, легкий беспорядок, но не «следы борьбы», как пишут в детективных романах, а результат действий предгрозового ветра, вволю погулявшего по дому, где почему-то были распахнуты все окна и двери.

Стараясь ни к чему не прикасаться, Шано осторожно пошла по знакомым коридорам и комнатам, пытаясь понять, что здесь случилось и где все-таки Сузи.

Сузи лежала в комнате, больше всего напоминавшей библиотеку. Шано застыла на пороге, увидев упавшую ничком подругу. Было тихо.

Шано бросилась к ней, присела и провела рукой по шее, привычно отыскивая пульс.

Кожа на шее была холодной.

Как тогда, у Майка.

— О господи, — невольно вырвалось у Шано.

Но Сузи была живой. Шано, так и не отнявшая руки, вдруг ощутила отчетливый толчок пульса, потом, через несколько долгих секунд — еще один. Она кинулась было искать телефон, звонить в «скорую», но тут же остановилась, оглянулась на выдвинутый ящик картотеки, рядом с которым лежала Сузи, на смятую картонку в ее руке. Она вспомнила, как вчера представляла себе Майка: как он, умирая, чувствовал, что заболевает, и ничего не предпринимал. Но Сузи…

Выдвинутый ящик, картонка в руке, сегодняшний сон…

Шано вернулась к подруге и, разжав холодные пальцы, взяла из ее руки картонку, расправила ее. Несколько слов на латыни; Шано поняла только «защитные средства» — внизу ссылка: шкаф номер, полка, номер тетради… Пользуясь этими указаниями, Шано нашла тетрадь. К счастью, записи в тетради были сделаны по-французски, правда, несколько архаичным стилем: писал, видимо, сам знаменитый Акил Героно, прадед Сузи, так что в общем-то все было понятно.

Шано быстро отыскала в тетради описание того, что случилось с Сузи. Рецепт приведения ее в нормальное состояние был прост: на стакан святой воды чайную ложку соли и две капли нашатырного спирта. Только и всего!

Шано поспешила в кухню. Она знала, что святая вода у Сузи всегда под рукой, поэтому сразу заглянула в огромный холодильник и нашла там бутыль с соответствующей надписью. Потом, убедившись в наличии соли и нашатырного спирта, принялась за дело.

Несмотря на простоту, рецепт оказался действенным. Сузи судорожно вздохнула и открыла глаза. Шано тоже вздохнула — облегченно. Кожа Сузи все еще оставалась холодной, но сама она зашевелилась и повернулась на бок. Шано помогла ей, подложила под голову свернутую плюшевую скатерть, сдернутую тут же со стола.

— Шано? — еще не слушающимися губами слабо произнесла Сузи. — Что случилось?

— Не знаю, — отозвалась Шано. — Кажется, ты попала в «ледяную яму».

— В «ледяную яму»… — бездумно повторила Сузи. — А кто меня из нее вытащил? Ты?

— Я сделала, как написано в тетради, — сказала Шано, — уж не знаю, насколько правильно.

— Раз я живу — значит, правильно, — все еще с трудом выговаривая слова, ответила Сузи. — Но это не все. Принеси, пожалуйста, мне несколько одеял и свари кофе покрепче.

— Давай лучше я помогу тебе перебраться в постель?

— Нет, — возразила Сузи, — мне пока нельзя двигаться.

Шано пошла в спальню за одеялами. Когда она вернулась, Сузи, закутавшись в скатерть, пыталась унять дрожь. Шано навалила на нее одеяла, подоткнула края и пошла заниматься кофе.

Ей самой это было нужно. Необходимо было немного успокоиться. Слишком все неожиданно: Майк, Сузи, «ледяная яма»…

Когда Сузи немного отогрелась, Шано приготовила для нее ванну и почти на руках перенесла туда свою пострадавшую от «ледяной ямы» подругу. В горячей воде Сузи разомлела; она лежала, отогревалась, блаженствовала. Шано перетащила в ванную комнату кофейные принадлежности, поставила поднос на один стул, а сама села на другой. Прежде чем начать разговор, подруги выпили еще по чашечке крепчайшего горячего кофе.

— Ну, — начала Шано, — что случилось? То, о чем ты просила меня узнать, как-то связано с этой твоей «ледяной ямой»?

— Да, — сказала Сузи. — Разумеется, да.

— А с Майком… с Микаэлем Кушлером? — уточнила Шано.

— С твоим умершим родственником? — изумилась Сузи. — Он здесь при чем?

— А с Франсис вад Тинас? — не унималась Шано.

— О господи! — воскликнула Сузи. — Конечно нет! Это связано с Анной Хоффен.

— С той? — в свою очередь удивилась Шано.

Сузи кивнула:

— Да. Она скоро умрет, если я ей не помогу.

— Пока что ты чуть не умерла сама, — заметила Шано. «И уже умер Майк», — добавила она про себя.

— Я не думала, что это настолько серьезно, — сказала Сузи. — Мне попался очень сильный противник.

Она села в ванной и вдруг спросила:

— А почему ты здесь? Ты же говорила… У тебя же сегодня похороны, — вспомнила она.

— Похороны были вчера, — с расстановкой проговорила Шано и уточнила: — И не у меня, а у Майка, который, между прочим, мне не родственник и даже не однофамилец. И именно вчера я ждала тебя в гости в два часа. С успокаивающим. — Она усмехнулась: — Дождалась, называется.

— Господи, — воскликнула Сузи испуганно, — какой же сегодня день?

— Видно, «ледяная яма» плохо повлияла на твои умственные способности, — заметила Шано. — Около калитки стоят две бутылки молока. А в саду — ведро, в котором плавают ягоды.

— Плавают?

— Вечером, позавчера, был дождь.

Сузи присвистнула. Водя пальцем по стене, она стала что-то считать. Сосчитав, сказала рассеяно:

— Завтра ты нашла бы мой труп.

— Ты и сегодня была более чем похожа на труп, — сказала Шано. — Я уже хотела реанимацию вызывать.

— Завтра уже ничего бы не помогло, — повторила Сузи. — Я вообще удивляюсь, как ты о соленой водичке догадалась.

— Я догадалась прочитать записку в твоей руке, — возразила ей Шано.

— Странно, — проговорила Сузи. — Последнее, что я помню — это как смородину собирала. — Шано промолчала. — А что это ты все время о Майке вспоминаешь? И об этой, как ее?..

— Франсис вад Тинас, — подсказала Шано.

— Да, о ней. При чем они — и «ледяная яма»?

— Если бы я знала при чем, — вздохнула Шано.

— Так расскажи.

— Это долгая история.

— А куда спешить? — сказала Сузи. — Налей еще кофейку и рассказывай. Или это какой-нибудь секрет?

— Это для меня самой секрет, — ответила Шано. — А вот ты как раз можешь что-нибудь прояснить, раз с тобой такое случилось.

И она рассказала о том, что произошло с ней в последние дни, упустив разве что подробности поездки в Мюр-на-Отейне.

— По-твоему, это может быть простым совпадением — то, что вы оба почти одновременно попали в «ледяную яму»? — спросила Шано, закончив рассказ.

— Может быть, — пожала плечами Сузи, — может быть, это и совпадение. А вот колдун, который подстроил нам «ледяную яму», наверняка один и тот же. — Рассказанное Шано разволновало Сузи; она загорелась желанием тут же действовать, но ее запала хватило только на то, чтобы самостоятельно перейти из ванной в спальню.

— Пойду приготовлю еще кофе, — сказала Шано и пошла на кухню. Когда она вернулась, Сузи разговаривала с кем-то по телефону, извинялась, как поняла Шано, за то, что не смогла прийти вчера и позавчера.

Шано поставила поднос на прикроватный столик и сходила к калитке забрать бутылки — молоку лучше стоять в холодильнике, а не на улице. Сузи тем временем попрощалась и положила трубку.

— Давай поговорим о делах, — предложила она. — Ты-то мне все рассказала, а я еще нет.

— Давай, — согласилась Шано, садясь в ногах кровати и подбирая под себя ноги. — Давай поговорим. Итак, Анна Хоффен…

Рассказ Сузи был не очень долгим. Сузи увидела эту девушку в трамвае. Они сидели друг против друга, Сузи начала присматриваться к ней и пришла в ужас. Девушка была обречена — Сузи никогда еще не доводилось видеть «печать смерти» на таком здоровом, не затуманенном печалями лице. И тогда Сузи пометила девушку взглядом…

— О?

Сузи объяснила, что это такой способ следить за человеком на расстоянии, простой и на удивление эффектный.

Так вот, пометив девушку, Сузи позволила ей ехать дальше, а сама поспешила обратно, домой, чтобы поскорее обратиться к картотеке Акила Героно. Провозившись до вечера, она собрала все, что только могла, о «печати смерти», и это заставило ее серьезно призадуматься.

Тем же вечером она поехала в тот район, где находилась помеченная девушка, нашла ее и по адресу установила, кто она такая. После чего сразу же стала разыскивать Шано.

— Ты предложила ей свои услуги? — поинтересовалась Шано.

— Нет, что ты! — отмахнулась Сузи. — Сейчас они мне просто не поверят. Но времени терять нельзя.

— Я думала, она твоя клиентка, — сказала Шано. — Зачем же ты занимаешься этим делом? Ради интереса?

— В какой-то степени, хотя… как сказать. — Сузи передернула плечами. — Жутковато, понимаешь? Считай, что я действую в целях самообороны.

— Хороша самооборона, — заметила Шано, — прямой путь в «ледяную яму»!

— Кто же знал, — вздохнула Сузи. — В общем, я хотела попросить тебя присмотреться к Анне Хоффен, к ее, как это у вас называется, окружению — поискать недоброжелателя, понимаешь? У меня складывается такое впечатление, что это заказное колдовство.

— Да? — удивилась Шано. Ее позабавило такое обилие криминальной терминологии в речи колдуньи. — И почему ты так думаешь?

— Нутром чувствую, — ответила Сузи недовольно.

— Ах, нутром…

— А ты что-нибудь на нее собрала? — проигнорировала реплику подруги Сузи. — Ты обещала.

— Да нет, ничего особенного, — пожала плечами Шано. — Я тебе распечатку сделала, в конторе лежит.

И вдруг ее осенило.

Распечатка!

В распечатке на Анну Хоффен упоминалось о ее поездке за границу, в Куфанг — выигрыш в лотерею, устраиваемую Герхардом Штраусом. А кто такой Герхард Штраус? Правильно — отец молодящейся престарелой Франсис вад Тинас, которая сама ведет эту лотерею и сопровождает счастливчиков в поездках.

Шано словно ветром сдуло с кровати. Она схватилась за трубку телефона, позвонила в контору и, подавив в зародыше ворчание господина Мюллера по поводу ее отсутствия, потребовала незамедлительно разыскать Коэна. Патрон, ошарашенный ее напором, даже не возражал, а буркнул что-то недовольное и обещал сделать.

— Мы будем через полчаса, — сообщила Шано.

— Кто это мы? — удивился Мюллер, но было поздно — Шано уже бросила трубку.

— Ты двигаться можешь? — спросила Шано у Сузи, та кивнула. — Тогда собирайся, едем! — приказала она ошеломленной не меньше Мюллера Сузи, и та безропотно стала собираться.

12

Господин Мюллер тихо бушевал, не покидая, впрочем, своего кресла.

— Мы все тут с ума посходили! — мрачно ворчал он. — Замороженные трупы, полоумные старушки с компьютерами, дочки миллиардеров, лотереи какие-то… А теперь, изволите ли видеть, — «печати смерти», «ледяные ямы» и полузамороженные дипломированные колдуньи. — Мюллер сердито глянул на Сузи. — Между прочим, очень приятно познакомиться лично, — он даже привстал от вежливости. — Много наслышан о вас и вашем де… простите, прадеде… И все равно — мы все посходили с ума!

— Согласись, однако, Карел, — возразил ему Коэн, — что цепочка «Кушлер — подготовка им шантажа — его смерть — Франсис вад Тинас — лотерея — Анна Хоффен — мадемуазель Сузи» выглядит вполне логично.

— Соглашусь, — нелогично ответил Мюллер. — Только поэтому я все это и выслушиваю.

— Между прочим, именно во время лотереи Майк и хвастался своим «выгодным дельцем», — сказал Коэн. — Он с дружком сидел в баре, они пили, по телевизору шел очередной розыгрыш — тут Майк и объявил, что знает, мол, что эта красотка имеет со своей лотереи не только денежки, а кое-что еще.

— Что же ты раньше об этом молчал?! — вновь вскипел Мюллер.

— Черт его знает, — сконфузился Коэн. — Просто не придал значения.

— Не придал значения! — передразнил Мюллер. — Он не придал значения. Она, — Мюллер кивнул бровями на Шано, — вовремя не вспомнила о распечатке. Да и я тоже хорош, не мог сложить два и два, когда читал эти бабушкины сказки. А в результате — мадемуазель Сузи чуть не погибла.

Шано подумала: «Что это он о Сузи так печется? — Она вдруг вспомнила их вчерашний телефонный разговор. — Может, она как раз в его вкусе…» Не выдержав, она хихикнула.

Господин Мюллер отреагировал моментально:

— А ты чего смеешься? Довольна, что втянула нас в это дело, заварила всю эту колдовскую кутерьму!

— Между прочим, патрон, — напомнила Шано, — в это дело втравили меня вы. Я и сама бы неплохо справилась, без вас и без господина инспектора, уж извините, — она поклонилась в сторону Коэна. — Что вы мне дали, кроме Франсис вад Тинас, на которую я все равно вышла бы через старушек и Анну Хоффен?

— Она права, Карел, — проговорил Коэн.

— Мы дали тебе старушек, — сказал, чтобы сказать хоть что-то, господин Мюллер.

Шано промолчала — и так было ясно, что старушки рано или поздно сами добрались бы до нее.

— А насчет колдовской кутерьмы, — вступила в общий разговор Сузи, — я могу вам прямо сейчас что-нибудь продемонстрировать. Для убедительности.

— Нет уж! — воскликнул господин Мюллер, и Шано вдруг поняла, что ее патрон просто боится. — Вы это бросьте, вам здесь не Лысая Гора! — Он тут же устыдился своей вспышки. — Давайте лучше займемся делом, — буркнул он смущенно. Возражать никто не стал.

13

Роли на первое время распределили следующим образом.

Коэн и Мюллер займутся тщательным изучением всего, что касается мадам вад Тинас и ее лотереи. Сузи будет отдыхать, набираться сил и колдовать в каком-нибудь другом месте. А Шано досталась самая неблагодарная роль телохранителя Анны Хоффен, посредника между Сузи и старыми сыщиками и исполнителя разных поручений («координатора действий», как солидно назвал это господин Мюллер; «прислуги за все» — определила сама Шано).

Впрочем, Шано и сама не смогла бы усидеть на месте.

Первым делом она настояла на том, чтобы Сузи не предпринимала никаких попыток снять заклятие с Анны. Та пообещала, но Шано не очень-то ей поверила, и решила, что будет не меньше двух раз в день звонить подруге и проверять, не провалилась ли та в какую-нибудь очередную «яму». Да и для собственной безопасности Шано приняла определенные меры. Возможно, Сузи посмеялась бы над ее наивностью, но Шано запаслась полулитровой бутылкой святой воды, солью и нашатырем. Но основное внимание она уделила Анне Хоффен; следила за ней, снимала на видео, фотографировала. Шано не давала покоя «печать смерти». Сколько Шано ни вглядывалась, она ничего особенного не могла найти в лице Анны.

Как-то раз она сидела вечером у себя дома и в очередной раз перебирала снимки, сравнивая их с тем, который дала ей Сузи. Ничего она не понимала в этих колдовских штучках! Шано с досадой бросила снимок, сделанный Сузи, и стала собирать в стопку фотографии. Внезапно она остановилась и поднесла одну из фотографий к глазам. Что-то здесь было не так. Шано призадумалась, а потом быстро собралась и поехала к Сузи.

— Это то, что ты имела в виду? — спросила Шано вместо приветствия, раскладывая перед колдуньей снимки.

Сузи взяла их в руки и просмотрела без лишней суеты.

— Да, — вздохнула она. — Не думала, что изменения пойдут так быстро. — Она помолчала, разглядывая снимки. — Даже страшно становится. Я ведь так и не узнала, кто наш противник, понимаешь? Непонятно, откуда грозит опасность. Последние дни я осторожно наводила справки во всех европейских оккультных обществах. Возможно, я перестаралась, но результат — нулевой. Кроме того, что эта твоя вад Тинас обожала болтаться по конгрессам оккультистов в качестве почетной гостьи. — Шано насторожилась, но Сузи поспешила ее успокоить: — Не волнуйся, она была в этом деле абсолютным нулем.

— А контакты? — спросила Шано. — Она вступала с кем-нибудь в контакт?

Сузи отрицательно покачала головой:

— Я же тебе говорю — абсолютный ноль, — и продолжала: — Я даже не могу определить источник заклинаний. «Свиток Мудреца» был уничтожен в восьмом веке в Багдаде, и неизвестно, чтобы с него снимали копии. Вероятно, есть какая-то другая книга, но что это за книга и где она хранится? Если же это результат каких-то экспериментов, то опять же об этом никто ничего не слышал. А должны были бы слышать! Такую магию в тайне не удержать! Нет, — твердо сказала Сузи, — это какая-то неведомая магия. Интересно, какие в ней еще могут быть заклинания?

— А что там может быть такого? — спросила Шано.

— Да что угодно, вплоть до управляемой термоядерной реакции!

Уж в это Шано не могла поверить, но промолчала.

На следующий день под благовидным предлогом она познакомилась с матерью Анны, Лидией Хоффен. После оживленного разговора та познакомила ее с дочерью.

Когда Анна удалилась, Шано забросила удочку. Понизив голос, она спросила:

— Анна больна? Я, оказывается, случайно встречала ее на улице — сегодня она выглядит какой-то нездоровой.

Этого оказалось достаточно, чтобы обратить внимание мадам Лидии на состояние дочери. Дальнейшее обошлось без подсказки Шано. Она только заронила зерно сомнения, а мнительная мать тут же приняла решительные меры.

Назавтра Анна была отправлена к врачу, после чего ее направили на обследование в клинику святого Франциска. Там она пробыла около недели. Болезнь Анны определили как «синдром Хейта — Ллойда». Болезнь эта была настолько редкой, что из Лос-Анжелеса прилетел доктор Джефф Маколи, профессор, светило, мировая величина и так далее, специализирующийся по генетическим болезням вообще и по синдрому Хейта — Ллойда в частности.

Шано поехала с новостями к Сузи.

— Ах, так это, оказывается, генетическое заболевание? — глубокомысленно заметила та. — Надо будет подумать.

— Ты же говорила, что это колдовство?

— А по-твоему, колдовство не может вызвать генетическое заболевание? — спросила Сузи.

— Тебе лучше знать, — дипломатично ответила Шано.

— Однажды я навела на одного типа дизентерию, — сообщила Сузи с улыбкой. — Перестаралась. Он, знаешь ли, такой зануда был. Я вообще-то собиралась наколдовать простое расстройство желудка…

— Ну и шутки у тебя! — засмеялась Шано.

— Да какие шутки, — ответила Сузи. — Анализы показали бесспорную дизентерию. С тех пор я твердо знаю, что в некоторых случаях для снятия чар достаточно обратиться к врачу.

— Для снятия чар достаточно антибиотиков? — усмехнулась Шано.

— Антибиотики сами по себе чудо, — невозмутимо ответила Сузи.

14

Изучать магию, разумеется, смысла не имело, зато можно было что-то узнать о синдроме Хейта — Ллойда. Оказалось, что во всем мире отмечено только тридцать семь случаев этого заболевания.

— Только? — ехидно сказал Жозеф Арман, молодой врач клиники святого Франциска, у которого Шано узнавала больничные новости и теперь обратилась с просьбой познакомить с материалами о ХЛ-синдроме, как называли его профессионалы. — Не «только», а «целых» тридцать семь! С Анной Хоффен тридцать восемь. С тех пор, как Арнольд Хейт обратил внимание на это заболевание, прошло, между прочим, всего двадцать три года.

— Двадцать три? — быстро спросила Шано.

— Да, — подтвердил Жозеф. — Возможно, заболевания с такими симптомами бывали и раньше, возможно, есть и сейчас в странах, где статистика не ведется. Или, — добавил он, усмехнувшись, — болезнь считают колдовством. Мы говорим только о тех случаях, которые документально зафиксированы.

Шано в общем-то ни на что не надеялась, взяв у Армана папку с ксерокопиями статей о ХЛ-синдроме, она собиралась просто уяснить для себя, что это за болезнь, не более.

В большинстве материалов она ровным счетом ничего не поняла. Зато статья в популярном журнале привлекла ее внимание. Там синдром Хейта — Ллойда был проиллюстрирован двумя фотографиями; подпись гласила: «Сейчас это быстро угасающая старуха, а еще три месяца назад она отмечала свое восемнадцатилетие туристической поездкой в Куфанг и Сингапур».

Куфанг? Анна Хоффен была в Куфанге за несколько недель до начала болезни. Опять совпадение? Даже если так, то не слишком ли большой процент посетивших Куфанг среди заболевших ХЛ-синдромом, даже если их всего двое из тридцати восьми? А если не двое… Приходило ли, интересно, кому-нибудь в голову поинтересоваться, где бывали больные до первых проявлений болезни? Вряд ли, раз ХЛ-синдром изначально был объявлен генетическим заболеванием.

Шано решила поговорить с доктором Маколи. Ей долго пришлось уговаривать Армана, чтобы тот представил ее заокеанскому светилу. Наконец она выдала последний аргумент:

— Учти, я ведь и так могу к нему заявиться, без твоих представлений. Ты меня знаешь!

Арман ее знал. Он представил себе, как Шано берет приступом гостиницу, врывается в номер Маколи, ведет допрос, — и сдался.

— Частный детектив? — изумилось заокеанское светило. — Что ей от меня надо?

— Знать бы! — развел руками Арман. — Она собирает информацию об Анне Хоффен.

Любопытство светила оказалось сильнее внутреннего голоса, советовавшего не ввязываться в детективную историю. Ему уже рисовалось некое мужеподобное существо с пистолетом подмышкой — а вместо этого он увидел высокую красивую девушку в строгом деловом костюме и туфельках на изящном каблучке.

— Вы детектив? — недоверчиво спросил Маколи.

— Шано Шевальер, сыскное агентство «Мюллер и Шевальер», — представилась девушка, приятно улыбаясь. — Что, не похожа?

— А как вы поступаете, когда вам приходится стрелять? — вместо ответа спросил американец.

— Мне в моей работе еще ни разу не приходилось стрелять, — ответила Шано. — Но вообще-то у меня есть разрешение на ношение оружия.

— Она чемпион Северингии по стрельбе из пистолета, — вставил Арман.

— Я не киношный детектив из ваших боевиков, — любезно объяснила Шано. — Расследование убийств в нашей стране — дело полиции. Хотя однажды мне удалось доказать, что одно самоубийство на самом деле было убийством, но арест преступника мы предоставили официальным властям. Согласно закону.

— Что же вы расследуете сейчас? — перевел разговор в деловое русло доктор Маколи.

Шано рассказала ему то, что сочла нужным, то есть только о своей разработке Анны Хоффен, по просьбе Сузи; остальное его не касалось.

Американец слушал спокойно. Хотя на лице его — чем дальше, тем больше — появлялось удивление.

— И вы верите этой вашей… колдунье? — не выдержал он наконец.

— Я не связываюсь с шарлатанами, — ответила Шано, верно истолковав его заминку. — Сузи Героно имеет два диплома, из них только один имеет отношение к оккультизму.

— Ну, это еще ничего не доказывает, — ответил доктор медицины. — Чего же вы хотите от меня?

Шано объяснила.

— То есть вы полагаете, — резюмировал Маколи, — что где-то в Куфанге сидит колдун и от его… э-э-э… воздействия?..

— Чар, — подсказала Шано.

— Да, чар, благодарю вас, — вышел то ли из языкового, то ли из терминологического затруднения американец. — И от его чар люди заболевают синдромом Хейта — Ллойда?

— Я не исключаю такой возможности, — осторожно ответила Шано.

— И вы полагаете, что вам удастся спасти Анну Хоффен?

— Я не знаю, — честно призналась Шано. — Но почему бы не попробовать?

Маколи помолчал.

— А кто оплачивает вашу работу? — вдруг сменил он тему. — Семья Хоффен?

— Сузи Героно, — ответила Шано. — Но, полагаю, часть расходов мне придется взять на себя.

Американец удивленно поднял брови.

— Сузи не так богата, — пояснила Шано, — а у меня в этом деле есть свой интерес.

Какой — она уточнять не стала.

— Вы видели сегодня Анну? — снова сменил тему Маколи.

— Я вижу ее каждый день, — кивнула Шано. Ей показалось, что американец недоволен разговором, и она привела довод, который, как ей показалось, должен был его убедить: — Вам не нравится мое вмешательство? Но ведь это и в ваших интересах. Вы ведь не знаете, как спасти Анну. И не знали, как спасти других больных ХЛ-синдромом?

Арман чуть не взорвался от такой наглости, но, к его удивлению, Маколи остановил его жестом и, после короткого раздумья, решительно сказал:

— Я вам помогу. Вы получите необходимую информацию настолько быстро, насколько я смогу ее собрать. Но с одним условием, — он поглядел на Шано. — Вы будете держать меня в курсе вашего расследования.

— Личный интерес, не так ли? — подмигнула американцу Шано.

Маколи поглядел на нее, открыл было рот, снова закрыл и рассмеялся.

— А вам, мисс Шевальер, — сказал он весело, — палец в рот не клади. О'кей, вы правы, личный интерес. Хотя вряд ли это принесет мне мировую славу, окажись оно колдовством. Но может, удастся спасти Анну, — закончил он серьезно.

Расстались они друзьями. Насчет оперативности Маколи не обманул — данные были представлены через день. Он позвонил Шано сам:

— Вы, мисс Проницательность, оказались правы насчет Куфанга! Из тридцати восьми двадцать три посещали Куфанг незадолго до заболевания, остальные бывали где-то рядом: в Сингапуре, в Гонконге, в Таиланде, Китае, Бирме или на Филиппинах.

— Ага! Что я говорила! — воскликнула Шано.

Маколи рассмеялся.

— И все же это генетическое заболевание, — не удержался он.

— Разве я спорю, — покладисто согласилась Шано.

Американец помолчал, потом спросил:

— Вы полетите в Куфанг?

— Не знаю, — ответила Шано, подумав. — Наверное, да.

Американец снова помолчал.

— Вам, наверное, понадобятся деньги? Я мог бы…

— Спасибо, — отмела с порога его предложение Шано. — Я не нуждаюсь в благотворительности.

Ей показалось, что она услышала вздох облегчения. К известию, что ее недруг-колдун находится в Куфанге, Сузи отнеслась без восторга.

— Трудный для меня регион, — объяснила она. — Я специалист по европейской магии, ну еще ближневосточной, немного понимаю в вуду… Но Индокитай мне практически не известен.

— Там, наверное, можно будет найти местного специалиста, — предположила Шано.

— Можно, но как: ходить по улицам и расспрашивать? — ответила Сузи и встрепенулась: — Постой, ты хочешь сказать, что полетишь в Куфанг?

Шано кивнула:

— Только не я полечу, а мы полетим.

— Мы? — взвилась Сузи. — А на какие шиши, позволь тебя спросить?! Ты хоть представляешь, во сколько это обойдется?

— Смутно, — призналась Шано. — Но деньги я достану! — закончила она твердо.

15

Сказать, что Шано богата — все равно что обвинить ту же Франсис вад Тинас в нищете. Сирота, она воспитывалась в приюте и получала пособие. Из приюта она вышла с кое-какими деньгами — только-только снять квартиру. Поступив в университет, получала стипендию и, как многие из студентов, пробовала по маленькой играть на бирже; было тогда такое поветрие: покупали на стипендии и пособия акции вскладчину — а там как повезет. Шано везло средне, но кое-какие дивиденды она имела.

Поступив в бюро господина Мюллера, она в общем-то не бедствовала; дела конторы шли, но неровно. Крупное и интересное, а главное — прибыльное (что не всегда одно и то же) дело попадалось раз, много — два в год. Но господин Мюллер всегда исправно платил ей жалованье и даже охотно давал авансом; он говорил Шано: «В молодости много соблазнов, требующих денег, учись поддаваться им». А когда Шано стала младшим партнером, то могла распоряжаться кассой по собственному усмотрению, чем, впрочем, никогда не злоупотребляла.

Не собиралась она делать этого и сейчас. Зато пришла, видимо, пора расстаться со своими акциями, оставшимися со студенческих времен.

Сама Шано ими не занималась, и до недавних пор они просто лежали мертвым грузом. Теперь же они находились в распоряжении одного весьма удачливого авантюриста с не совсем обычной судьбой, Мартена Саба. Пару лет назад Шано довелось принять участие в его судьбе. Мартен, как человек щепетильный, предложил Шано в качестве ответной услуги «поработать» с ее акциями. Та охотно — а скорее безразлично — согласилась, передоверила их Мартену и забыла за ненадобностью. Мартен, однако, не забыл. Он так удачно спекулировал акциями Шано, что за какой-то год с небольшим доход их вырос больше чем в десять раз и продолжал расти. Сама Шано понятия не имела, какие у нее акции и какие с них идут дивиденды; просто в конце каждого месяца она получала на компьютер от Мартена сводку своего суммарного дохода, с которого, впрочем, Мартен не забывал высчитывать комиссионные.

«Что ж, попробуем узнать, хватит ли мне денег на поездку», — подумала Шано, направляясь к Мартену. Появиться она решила без предупреждения.

— Шано? — удивился Мартен, когда она нажала кнопку домофона и назвала себя. — Боже мой, сколько лет, сколько зим!

— Может, я не вовремя? — спросила Шано. Голос Мартена показался ей излишне возбужденным; похоже, он был навеселе.

— Что ты! — воскликнул Мартен. — Поднимайся, я сейчас что-нибудь придумаю. Сто лет ведь не виделись!

— Да я на минутку, — крикнула Шано, но Мартен уже отключился.

Щелкнул замок, и Шано, открыв дверь, вошла в знакомый подъезд.

Два года назад ее и господина Мюллера агентство снимало квартиру в этом шикарном доме престижного района — для представительства и конспирации, а позже уступило ее Мартену, так она ему приглянулась.

Он открыл, едва она коснулась кнопки звонка. Был он как всегда красив и элегантен, несмотря на вполне домашний вид: потрепанные джинсы и бесформенную рубашку.

— Прошу вас, мадемуазель, — церемонно пригласил он Шано с легким полупоклоном и, не успела она увернуться, изящно и как-то очень естественно поцеловал ей руку, чем — черт возьми! — даже смутил ее.

— Господи, Мартен, что за китайские церемонии, — засмеялась Шано, чтобы скрыть смущение. — Каким ты был, таким ты и остался. Весь в девятнадцатом веке!

— Ну-ну, — засмеялся Мартен в ответ, — ты мне льстишь. Мне всего-навсего сто шестнадцать лет. В девятнадцатом веке я был совсем мальчишкой.

Они прошли в комнату. Уж тут-то царил самый что ни на есть конец двадцатого века: компьютер, шикарная стереосистема, японский телевизор и так далее. Около огромной, изогнувшейся дугой софы — столик, на столике — бутылка «Шато Марго», ваза с фруктами, фужеры.

Три фужера.

Потому что на софе вольготно восседал с сигаретой в руке сам Карс Долемгамель, краса и гордость Главного полицейского управления Северингии, выученик и помощник старшего инспектора Коэна.

Он небрежно сделал Шано ручкой.

— Привет частному сыску от полиции. Что-то о вас давно ничего не слышно, — приветствовал он, в отличие от Мартена, не соизволив даже приподняться. — Или старина Мюллер совсем ушел в спячку?

— Зато ваше имя, господин Долемгамель, не сходит с первых полос, — парировала Шано, игнорируя замечание насчет своего патрона.

— Так ведь стараемся, — развел руками Долемгамель.

Карс Долемгамель действительно был неплохим сыщиком, это Шано признавала. Будучи отпрыском знаменитой северингийской плутократической фамилии, он уже десять лет служил в полиции и честно дослужился от помощника младшего инспектора до полного инспектора. И не по протекции, а вполне заслуженно; хотя помощником инспектора он стал как раз благодаря фамилии — за него похлопотали. Однако работу свою он любил, исполнял честно и с душой, не чурался мелочей и опасностей, но любил громкие дела, фотографии в газетах, интервью, славу и успех. — он вообще любил и умел добиваться своего.

Словом, Карс Долемгамель являл собой хороший пример совпадения желания и возможностей: он хотел стать хорошим полицейским — и он им стал.

— Садись, Шано, — пригласил Мартен, аккуратно беря Шано под локоток и подводя к софе. — А ты чего развалился, Карс? Открывай шампанское, выпьем за встречу.

— Извини, Мартен, — сказала Шано, — я буквально на минуту, по делу.

— Вот за бокалом и поговорим.

Долемгамель аккуратно разлил шампанское. Подняли; звякнули друг о друга фужеры. Шано пригубила; красавцы-мужчины, один — авантюрист, второй — полицейский; один родом из девятнадцатого, другой — из двадцатого века, соседи и, надо полагать, большие приятели и вообще два сапога пара, выпили.

«Интересно, — подумала Шано, — а Долем знает, кто такой на самом деле Мартен Саба? Наверное, знает».

— Послушай, Мартен, — Шано продолжала гнуть свою линию, — мне нужны деньги. Много и срочно. Сколько ты можешь выручить за мои акции?

Мартен удивленно поглядел на нее:

— Ты хочешь продать свои акции?

— Да, — подтвердила Шано.

— Сколько же тебе нужно денег? Ты что, Лувр собралась купить?

— Лувр? При чем здесь Лувр? — удивилась Шано.

— Ну, насчет Лувра это я, конечно, загнул, — засмеялся Мартен. — Но на какую-нибудь безделушку из Лувра у тебя хватит. Ты хоть видела мою последнюю сводку?

— Если честно, — призналась Шано, — я и предпоследнюю-то не видела. Давно в твой файл не заглядывала.

— А следовало бы, — назидательно сказал Мартен. Он обернулся к Долемгамелю: — Представляешь, Карс, я за каких-то полтора года приписал к счету этой беспечной девицы почти два нуля, можно сказать, из ничего сделал ей состояние, а она, видите ли, не изволит об этом знать! — И так как Долемгамель не ответил, ограничившись пожатием плеч, вновь обратился к Шано: — А акции твои я из дела не выну. Себе дороже! Сколько тебе надо денег? Зачем?

— Мне надо слетать в Куфанг, — сказала Шано резко. Развеселый тон Мартена вывел ее из себя. — И если для этого мне понадобится продать мои акции — я их продам!

— Брэк! — Долемгамель поднял вверх руку с фужером. — Мартен, я тебя не узнаю. Как ты обращаешься с дамой! Жадность одолела?

— Пардон. Ты прав, Карс, — капитулировал Мартен. — Извини, Шано. Конечно, ты можешь продать свои акции в любой момент, они ведь твои. Только продавать не стоит. Ей-богу, дивидендов тебе на два Куфанга хватит и на Гонконг в придачу. Сейчас я посмотрю…

Он легко поднялся и пошел к компьютеру. Пока он там возился, Долемгамель нагнулся к Шано и спросил негромко:

— Это по делу Кушлера?

Шано поглядела на крутого полицейского. Долемгамель был серьезен.

Только где-то в глубине зрачков поблескивали эдакие чертики причастности к тайне. «Вот ведь проныра! — подумала Шано. — И откуда он все знает? Хотя Коэн, наверное, обращался к нему по поводу семейки Штраусов. У, аристократ чертов!»

— Да, — коротко ответила она, и удовлетворенный Долемгамель вернулся в исходное положение.

— Хватит! — сказал из-за компьютера Мартен. Шано обернулась. — Я говорю, хватит тебе денег до Куфанга и обратно. И в Куфанге хватит, если ты не собираешься там на год оставаться.

— Точно? — спросила Шано. — Ты не преувеличиваешь?

— Я благотворительностью не занимаюсь, — высокомерно ответил Мартен. Он хорошо знал Шано. Знал, что она не любит быть кому-то чем-то обязана. Поэтому он не врал — денег у Шано действительно было более чем достаточно. Если честно, то он гордился спекуляциями, проделанными им с акциями Шано. Правда, он здорово рисковал вначале, ведь эта операция была одной из первых в его этой жизни. Но Мартен Саба любил и умел выигрывать не хуже Карса Долемгамеля; правда, в несколько иной области. И умел быть благодарным.

— Спасибо, Мартен, — искренне сказала Шано.

— Может, тебе билет сразу заказать? — предложил Мартен.

— Почему бы и нет? — согласилась Шано. — Два билета на послезавтра. Желательно утром.

— Ого, два! — живо откликнулся Мартен, настукивая по клавишам. — Уж не свадебное ли это путешествие?

Шано так глянула на него, что он быстренько спрятался за монитором. Долемгамель хохотнул и подмигнул Шано.

— Я летаю в Куфанг исключительно по делам, — холодно сказала Шано. — Второй билет на имя Сузи Героно.

Сказала — и осеклась.

Шелест клавиш смолк. Мартен поднял голову, и Шано стало неловко.

«Черт меня дернул с этими билетами! Совсем забыла…» — молча обругала она себя. Невольно ее взгляд скользнул к портрету, висящему на стене. На портрете была изображена Сузи Героно, урожденная Сузи Лагерлилиан, прабабушка нынешней Сузи, несостоявшаяся невеста Мартена Саба. Шано отвела глаза и перехватила взгляд Долемгамеля. Тот тоже глядел на портрет. «Значит, точно знает, — поняла Шано. — И это знает!»

— Извини, Мартен, я как-то не подумала…

— А, ладно, — нарочито бодро отозвался Мартен. — Все, что ни случается, случается к лучшему. Как она там поживает?

— Ничего, спасибо, — ответила Шано, не вдаваясь в подробности.

— Передавай привет, — сказал Мартен. Компьютер пискнул. — Ну вот, билеты будут ждать вас в аэропорту, а твой счет уменьшился меньше, чем на четверть. За полгода восстановлю, не будь я Марен Саба!

— Спасибо, — еще раз сказала Шано и встала. — Я пойду, пожалуй.

— Я провожу, — живо откликнулся Долемгамель. — А ты пока доску разложи. В нарды перекинемся.

— О'кей, — сказал Мартен, вставая из-за компьютера. — Пока, Шано! Счастливо слетать! Вернешься — заходи.

Долемгамель проводил ее до лифта, нажал кнопку вызова, спросил:

— Ты надолго в Куфанг?

— Не знаю, — пожала плечами Шано. — Как получится.

Помолчали. И только когда лифт открыл двери, Долемгамель сказал, глядя в сторону:

— Я что-нибудь придумаю. Вас встретят в Куфанге и подстрахуют. — Он посмотрел ей в глаза: — Шефу здорово досталось за тот запрос. Д'Озер под него усиленно копает. Так что ты там постарайся.

Ответить Шано не успела, дверцы лифта закрылись, и она поехала вниз.

 

Часть вторая. Куфанг

1

Перелет Кориса — Париж — Дели — Сингапур в туристском классе — не самое приятное удовольствие.

Сузи преспокойно проспала почти всю дорогу; Шано же мучилась, стараясь разминать постоянно затекающие мышцы, и с пятого на десятое читала какой-то детектив.

В аэропорту их встречали. У выхода из таможенного зала стоял невысокий юго-восточного вида человек с плакатиком «Шано и Сузи». Из-за субтильности фигуры он показался подругам мальчишкой, но, подойдя поближе, Шано решила, что ему, по крайней мере, лет тридцать.

— Меня зовут Чарли Хо, — представился встречавший. — Мне о вас звонил господин Долемгамель. Он просил сопровождать вас в Сингапуре и Куфанге.

По-английски он говорил с сильным американским акцентом, но был по-восточному вежлив и улыбчив.

Девушки не успели опомниться, как уже оказались в другом самолете, летящем в Куфанг. Всю дорогу Чарли Хо развлекал их интересными рассказами о достопримечательностях Сингапура и Куфанга, а по прибытии без проволочек устроил в удобной небольшой гостинице в старом городе, пожелал хорошенько отдохнуть после дороги, изящно поклонился и исчез, будто растворился в воздухе, после чего в номере возник ужин.

Шано рухнула на кровать и простонала:

— О! Я буду спать двое суток…

Сузи, распаковывая свою сумку, заметила с усмешкой:

— Ты не так слаба, как тебе кажется.

— Я еще слабее, — возразила Шано.

— Прими душ, станет легче.

— Ну, нет, меня теперь в вертикальное положение домкратом не поднимешь.

— Как знаешь, — пожала плечами Сузи и скрылась в ванной.

Шано, не поднимаясь с постели, попробовала раздеться; проще, конечно, было встать, но она из принципа лежа стащила с себя костюм, белье и нагишом растянулась под живительной струей кондиционированного воздуха. Минут через десять из ванной комнаты появилась обернутая в простыню Сузи с мокрыми волосами. Она подсела к столику, на котором стоял ужин, осмотрела его, принюхалась.

— На вид аппетитно.

Шано приподнялась на локте, повернулась на бок, подставляя кондиционеру спину, повозилась, устраиваясь поудобнее, и сообщила:

— Я перед отъездом поговорила с одним парнем, большим знатоком этих мест. Так он очень не советовал принимать без разбора туземную пищу. Мало ли чего они могут туда положить.

— А, — махнула рукой Сузи, — не думай об этом.

Шано с интересом наблюдала, как Сузи все-таки осторожно пробует ужин, сама она решила пока воздержаться — не потому, что ее европейский желудок побаивался проглотить что-нибудь для себя непривычное, а просто потому, что есть не хотелось.

— Ты не заболела, случаем? — осведомилась Сузи.

— Здесь воздух сытный, — лениво ответила Шано.

Сытный не сытный, а посреди ночи Шано проснулась и решила, что есть она хочет ужасно. Поворочавшись, она стала искать в багаже хоть что-нибудь съедобное, нашла только пакетик с леденцами и заснула с конфеткой за щекой.

— Ты, ей-богу, как ребенок, — упрекнула ее утром Сузи, неодобрительно глядя на липкие губы подруги. — Вместо того чтобы нормально поужинать, втихомолку жуешь конфеты.

Шано только рассмеялась, вскочила и направилась умываться. Когда она вернулась, Сузи уже была одета и причесывалась.

— Я видела сон, — сообщила Сузи, не отрываясь от зеркала; слово «сон» она выделила особо. — Возможно, это нам поможет.

— Да? Что же ты видела?

— Это трудно рассказать. А что видела ты?

Шано попробовала вспомнить, ничего не вспомнила и соврала:

— Прекрасный и величественный король Куфанга угощал меня замечательным обедом.

— У тебя все одно на уме, — фыркнула Сузи.

Спустившись в холл, они натолкнулись на поджидавшего их Чарли Хо, и тот с прежней энергией и любезностью направил их в небольшой ресторанчик неподалеку, где сам и сделал заказ.

— Попробуйте са-энги, — предложил он. — Это вкусно и достаточно безопасно для европейцев.

— Безопасно? — спросила Шано, недоверчиво приподняв палочки над таинственным са-энги.

— Европейцы на редкость щепетильны в отношении местных блюд, — пояснил Чарли Хо. — У них бывает странная реакция, когда они узнают, что именно они только что с таким аппетитом ели.

— Лучше не спрашивать, верно? — улыбнулась Сузи.

Она поддела палочками какой-то коричневый кусочек и положила себе в рот. Шано последовала ее примеру. Завтрак, вопреки опасениям, оказался вкусным. Завершал его какой-то странный напиток, немного напоминающий сладкое вино из клубники.

— Какие у вас планы на сегодня? — поинтересовался Чарли Хо после окончания трапезы. — Самое замечательное место в Куфанге, которое вы непременно должны посетить, Парк Тысячи Будд…

— Чарли, — ласково напомнила Шано, — мы не туристы, мы здесь по делу.

Чарли любезно улыбнулся. Разумеется, он прекрасно знал, что эти две девицы совсем не туристки, но что им нужно конкретно — ему не сообщили. Да они, как он понял, и сами толком не знали. Долемгамель сказал ему по телефону: «Чарли, обеспечьте девочкам сопровождение и безопасность», Чарли спросил: «В каких объемах?» — «По полной программе», — ответил Карс, и Чарли обещал.

— Сейчас командует Сузи, — объявила Шано. — Она ходит, а мы следуем за ней. Так, Сузи?

— Если бы я еще знала, куда идти, — вздохнула та. — Поэтому поедем в Парк Тысячи Будд.

2

Целый день они болтались по достопримечательностям Золотого Куфанга. Шано наслаждалась экскурсией, расспрашивала Чарли; тот, сохраняя на лице любезное выражение, образцово выполнял обязанности гида и недоуменно косился на Сузи, которая вела себя, как сомнамбула. Когда вечером Шано вздумала поделиться с ней впечатлениями, оказалось, что Сузи ровным счетом ничего не запомнила.

— Да что с тобой сегодня? — спросила Шано, но Сузи только отмахнулась, не отвлекаясь от медитации, которой предавалась, сидя в позе лотоса в изножии кровати. Шано попробовала было ее расшевелить, но, не достигнув желаемого, — Сузи просто-напросто не реагировала — оставила подругу в покое и залегла спать.

Утром Сузи сидела в той же позе.

— Ты что, и не спала даже? — изумилась Шано.

Сузи не ответила. Шано заволновалась: вдруг она опять попала в какую-нибудь «ледяную яму». Она подошла, поводила рукой перед открытыми глазами Сузи, потрогала ее за плечо.

— Оставь меня, — мертвым голосом произнесла Сузи. — Я ищу пути.

Это «пути» прозвучало так же значительно, как вчерашнее «сон».

— Не нравится мне все это, — пробормотала Шано и направилась завтракать.

В холле она снова увидела Чарли Хо, будто он и не уходил никуда со вчерашнего вечера.

— Мисс Сузи? — произнес он вопросительно.

— У меня такое ощущение, что она не хочет есть, — ответила Шано неопределенно. Не очень ей хотелось объясняться со своим услужливым гидом. — А вот у меня аппетит отменный.

Они зашли в тот же ресторанчик, где завтракали накануне. Чарли распорядился; принесли много маленьких тарелочек, в которых лежало что-то совершенно непонятное. Едва Шано отведала содержимое одной из них, Чарли, сидевший лицом к двери, быстро встал и вежливо поклонился появившейся в зале Сузи.

— Ожила? — встретила ее вопросом Шано. — Как поживают пути?

Чарли сделал знак, и перед Сузи появился на столе точно такой же набор тарелочек, что стояли перед ним и Шано. Сузи занесла было палочки над горкой оранжевой стружки, замерла на мгновение, потом решительно положила палочки:

— Нет, этого я, пожалуй, есть не буду.

— Почему? — удивился Чарли. — Это всего лишь рыба во фруктовом соусе.

Сузи пожала плечами. Взглянув на нее, Шано поняла, что Сузи все еще в поисках этого самого пресловутого пути.

— Какие у нас планы на сегодня? — вновь поинтересовался Чарли Хо, ловко орудуя палочками. — Безусловно, стоит посмотреть Нагорные храмы.

— Очень интересно! — живо откликнулась Шано. — Это те самые строения за Королевскими парками, которые…

— Нагорные храмы, это, конечно, очень интересно, — не дала договорить Сузи. — Только нам пока придется посидеть в отеле.

— Почему? — не особенно удивилась Шано; чего-то подобного она и ожидала.

— Будем ждать известия, — ответила Сузи.

— Я так и думала, — констатировала Шано удовлетворенно. — И какого рода известия мы будем ждать?

— Если бы я знала какого, стала бы я его ждать, — раздраженно ответила Сузи. — Должно быть известие — и все!

Шано не стала спорить. Сон, пути, теперь вот — известие. Поведение подруги все более начинало тревожить ее какой-то несообразностью. Вроде бы она привыкла за долгое общение к ее выкрутасам, но… Может быть, знаменитая Шано Шевальер сваляла большого дурака, связавшись в этом деле с не менее знаменитой специалисткой по магии Сузи Героно? Она, Сузи, конечно, не шарлатанка, но и не шарлатанки сходят, бывает, с ума…

— А это твое известие не может прийти, пока мы тут сидим? — поинтересовалась Шано осторожно. — Мы тут сидим — а оно пришло, постучало, увидело, что нас нет, и ушло. Навсегда.

— Наше известие не уйдет, — твердо объявила Сузи. — Иначе это не то известие.

Шано пожала плечами и вернулась к еде.

— Ну, как знаешь, — подвела она итог метафизическому спору и повернулась к Чарли: — Вы, вероятно, считаете нас сумасшедшими?

Тот учтиво улыбнулся:

— О нет, ничуть! Несколько странными — да. Но ведь каждый человек странен для других. Помните: «Да, странен я, не странен кто ж?» — Он улыбнулся еще более учтиво и прибавил: — К тому же я любопытен и очень интересуюсь странными людьми.

— Надо же, — обрадовалась Шано, жуя что-то очередное из очередной тарелочки, — я тоже! И знаете, Чарли, вы мне тоже оч-чень интересны!

Чарли в ответ снова улыбнулся и промолчал.

3

После завтрака они вместе вернулись в отель; Сузи уселась на кровати в прежней позе, а Чарли, не пожелавший — на всякий случай — оставлять своих подопечных в одиночестве, взялся обучать Шано местной игре под названием «цзю-вэй». Играли по маленькой — по пенсу за десять очков.

Когда Шано проиграла семь шиллингов и три пенса, зазвонил телефон.

Прежде чем взять трубку, Шано спросила Сузи:

— Это может быть известие?

— Не знаю, — отозвалась та, не меняя позы.

Звонил доктор Маколи. Шано всегда оставляла свои координаты в конторе, но она не предполагала, что господин Мюллер даст ее теперешний номер кому бы то ни было без веских причин. Не иначе случилось что-то серьезное. Так оно и оказалось.

— Что-то с Анной Хоффен? — спросила Шано, едва услышав голос доктора.

— С Анной все идет так, как и следовало ожидать, — возразил доктор. — Дело не в ней. Появился еще один пациент. Я звоню из Сингапура. Здесь заболел молодой человек, внук известного судовладельца. Думаю, вам следует об этом знать. Во-первых, недавно молодой человек побывал в Куфанге в гостях у своего дяди…

— Как зовут дядю? — перебила Шано, хватаясь за ручку.

— Э-э-э… У меня тут не совсем четко написано. Секундочку… Ли… Ли Бэй, кажется… У него экспортная фирма «Тысячелетнее процветание под покровительством Яшмового Владыки».

— Ну и названьице, — пробормотала Шано, записывая.

— Ну, по-китайски это звучит гораздо короче, — объяснил доктор. — Во-вторых, вполне возможно, если смотреть с вашей точки зрения, это похоже на заказное колдовство. Вы меня понимаете?

— Да.

— Такого мнения придерживается кое-кто из родственников, — продолжал доктор. — Вот такие у меня новости… А у вас? Что-нибудь нашли?

— Топчемся на месте, изучаем обстановку, — неопределенно ответила Шано.

Положив трубку, она пересказала Сузи содержание разговора.

— Это твое известие?

Сузи кивком подтвердила.

— И что теперь?

— Ты можешь делать что хочешь, — сказала Сузи, — а мы с мистером Хо пойдем искать ведуна.

Мистер Хо с готовностью поднялся. Встала и Шано.

— Я, разумеется, с вами.

— Это скучно и неинтересно, — предостерегла Сузи. — Тебе придется ходить за нами хвостом.

Пока Сузи, пользуясь услугами Чарли, разговаривала с каждым встречным-поперечным уличным гадателем, Шано глазела по сторонам, иногда болтала с вездесущими мальчишками-торговцами, если те в достаточной степени владели английским. После нескольких часов такого времяпрепровождения они зашли в небольшой храм, где перед алтарем сидел бритоголовый пухлый человечек в монашеской одежде. Шано принялась осматривать храмовые достопримечательности, а Сузи по-восточному села напротив бритоголового и заговорила с монахом. Но не прошло и пары минут, как Сузи встала, церемонно поклонилась и вышла из храма. Чарли, быстро кланяясь оставшемуся в недоумении монаху, позвал Шано и чуть ли не вытолкал ее не улицу, чем несказанно удивил. Но мало того; когда они нагнали как ни в чем не бывало удаляющуюся от храма Сузи, обычно такого воспитанного и учтивого с виду Чарли будто прорвало:

— Мисс Сузи, разве можно так себя вести! Это же оскорбление святому человеку: две минуты поговорить с ним и уйти, даже не дослушав! Это же уважаемый человек! Священнослужитель! Знаток!

— Это он-то знаток?! — возмутилась Сузи в ответ. — Да ни один знаток не сделает за две минуты столько промахов! Ваш «уважаемый человек» и «знаток» нахватался верхов! А это опасно и для него, и для окружающих… Мне срочно надо осыпаться солью! — неожиданно закончила она.

— Что? — одновременно удивились Шано и Чарли.

— Осыпаться солью, — подтвердила Сузи. — Желательно крупной, грубого помола.

Чарли покачал головой и покорно повел девушек к дверям ближайшей харчевни.

— Много надо? — спросил он деловито.

— Щепотки хватит, — ответила Сузи.

Чарли исчез в дверях и появился через минуту с затейливо перевязанным цветной ленточкой свертком. Он уже вполне восстановил душевное равновесие и бесстрастно наблюдал, как Сузи исполнила обряд очищения.

Они пробродили по улицам до самой темноты уже без особых происшествий. А вечером, в отеле, расчесывая влажные после душа волосы, Шано сказала:

— У меня такое ощущение, что мы влипаем в какую-то неприятную историю. Тебе так не кажется?

— Мы уже влипли, — спокойно отреагировала Сузи.

— Я не о колдовстве, — возразила Шано. — Я об уголовщине.

— Об уголовщине? Что ты имеешь в виду?

— Знать бы, — вздохнула Шано. — Просто дурное предчувствие. Может быть у меня предчувствие?

Сузи промолчала. Она, конечно, могла бы прочитать подруге целую лекцию о предчувствиях, но воздержалась. Шано, не обремененная теоретическими познаниями в этой области, была полезнее ей сейчас именно как спонтанный медиум, каковым — и довольно-таки сильным, это Сузи знала по опыту, — Шано несомненно являлась. К тому же у Сузи были свои предчувствия, и делиться ими она пока не намеревалась.

4

Проснувшись утром, Шано не обнаружила Сузи. На постели лежала записка:

«Ушла в город. Не волнуйся. Меня не жди, гуляй.

Сузи».

«Ну-ну, — подумала Шано, прочтя записку и поняв, что ее подруга-колдунья еще затемно втихую смылась по своим колдовским делишкам. — Значит, я ей сейчас не нужна. Что ж, буду гулять в одиночестве». За Сузи она не то чтобы не волновалась, просто чувствовала, что ничего с ней особенного не случится. По крайней мере пока с ней Чарли.

Но когда, приведя себя в порядок, умывшись и одевшись, Шано спустилась в холл, Чарли, как обычно, сидел там. И не меньше, чем Шано, удивился, когда она спросила его о подруге.

Или сделал вид, что удивился?

Неожиданно для себя Шано решила воспользоваться случаем, чтобы прощупать своего гида.

— Что, агентура плохо сработала, мистер Хо? — вкрадчиво поинтересовалась она. — Упустили подопечную? Ай-яй-яй…

Чарли ответил не сразу.

— За кого вы меня принимаете, мадемуазель Шано? — наконец произнес он довольно-таки холодно. И куда только девалась его восточная вежливость и невозмутимость! Шано это только обрадовало — значит, она попала в точку!

— Нет, это за кого вы меня принимаете, мистер Хо? — нахально усмехнулась Шано в лучших традициях голливудских боевиков. — Я, — соврала она нагло, — полночи не спала, все сводила концы с концами. Не тот вы человек, мистер Хо, чтобы из простого любопытства да из любезности таскаться повсюду за двумя молодыми девицами.

— На что вы намекаете? — возмутился было остолбеневший от неожиданного напора мистер Хо, но Шано не дала ему договорить.

— Какой у вас интерес в этом деле? — коварно поинтересовалась она. — Только не пытайтесь убедить меня, что его нет! — Чарли снова хотел что-то возразить, но Шано несло. — Вчера Сузи смертельно оскорбила ваши чувства, обидев этого вашего старца. Не отрицайте! Вы умеете держать себя в руках, но вчера вы вышли из себя. Вы чуть не убили ее! Я не преувеличиваю! Не сомневаюсь, вы — профессионал и убивать умеете. Вы были оскорблены — но смогли сдержаться и опять стали вежливым и учтивым. А сегодня, вместо того чтобы расплеваться с нами и уйти как ни в чем не бывало, снова торчите в холле и выслушиваете мои претензии.

Чарли Хо выслушивал претензии Шано молча, склонив голову к плечу и уже не пытался возражать; в его глазах вместо вежливости стояло холодное любопытство.

— А я-то над тобой посмеивался, — наконец сказал он, когда Шано выговорилась. — Думал: вот создал Господь Бог детектива! Однако, гляди ты — глазастая. И отчаянная. Разве можно вот так, в глаза высказывать подобные подозрения?

— Иногда полезно, — спокойно ответила Шано.

— Вообще-то ты не совсем права, — все-таки возразил Чарли. — Может, мы пойдем куда-нибудь в другое место? На нас уже оглядываются.

Шано согласилась.

— Сопровождать вас я взялся действительно из чистой любезности, — продолжил он в знакомом кафе, за столиком, снова уставленном местными экзотического вида блюдами. — Я кое-чем обязан одному человеку и, когда меня попросили организовать для вас поездку в Куфанг, я с удовольствием согласился.

— Одному человеку? — переспросила Шано. — Разве это был не Карс Долемгамель?

— Господин Долемгамель, — объяснил Чарли, — обратился ко мне по рекомендации… Неважно кого. О его звонке меня предупредили и попросили помочь. Видимо, они тоже знакомы или еще что-нибудь… Словом, я согласился, и мы с господином Долемгамелем все обговорили. Только с самого начала что-то не заладилось.

— Что именно? — уточнила Шано. Чарли неопределенно пожал плечами.

— Меня просили не задавать вопросов, — сказал он, — и я их честно не задавал. Мне сказали, что вы будете что-то искать, и попросили показать вам все и проследить, чтобы с вами ничего не случилось.

— А Сузи вы сегодня упустили, — не удержавшись, напомнила Шано. — Тоже мне, профессионал.

— Это не страшно, — отмахнулся Чарли. — А насчет профессионала… Можно сказать, что я профессиональный авантюрист. Люблю приключения и разумный риск, — он усмехнулся. — А ваше дело было простым: повозить, последить… Только вот вчера мне позвонили еще раз, — он внимательно посмотрел на Шано. — Вы не догадываетесь, кто бы это мог быть?

— Этот, как его… — Шано постаралась вспомнить, какое имя называл ей по телефону доктор Маколи, но не смогла, поэтому просто сказала: — Дядя заболевшего парня из Сингапура?

Чарли кивнул.

— О чем мы с ним говорили — я, естественно, не скажу, но теперь вы можете полностью на меня положиться. Уверяю вас. А что до личного интереса, — он опять улыбнулся, — то я просто люблю Куфанг и люблю рассказывать о нем.

«Так я тебе и поверила», — подумала Шано, но решила, что на сегодня достаточно. Конечно, ничего особенного она о Чарли Хо не узнала, но для первого раза хватит. Всему свое время.

— Ну что ж, — сказала она. — Раз так, то я готова часами слушать о Куфанге. Вот только Сузи… — напомнила она.

— Одну минуту, — сказал Чарли.

Он встал и прошел к телефонной кабинке в глубине зала.

— Все в порядке, — объявил он, вернувшись. — Я позвонил кому следует, ее разыщут и возьмут под опеку.

— Точно? — спросила Шано.

— Точно, — заверил ее Чарли.

Он галантно взял Шано за локоток, и они направились в город.

5

Они бродили по узким кривым улочкам, заходили в полутемные лавчонки и кондитерские, ели фрукты в крохотных садиках — в общем, смотрели на милый, уютный, обыденный, но все же экзотический, многоликий древний город не жадными глазами досужих туристов, а рассеянным взором праздного прохожего, впитывающего целостное красочное впечатление и не обращающего внимания на детали.

Единственным неудобством, которое испытывала Шано, было то, что она ощущала себя долговязой дылдой, великаншей среди невысоких темнокожих аборигенов; здесь, вдали от толп иностранных туристов, мало находилось людей, бывших ей хотя бы выше плеча — что поделать, если ее обычные для Европы метр семьдесят пять здесь считались ростом высоким до чрезвычайности.

— Я чувствую себя, как дозорный на башне, — пожаловалась она.

— Из-за роста? Напрасно, — ободрил он. — В Куфанге высокий рост — признак аристократичности. Если ты видишь высокого куфангца — это наверняка кто-то из королевской семьи или даже один из принцев.

— Но ведь существуют упражнения для увеличения роста…

Чарли весело рассмеялся и поведал, что еще в старые времена родителей, уличенных в том, что они упражнениями увеличивали рост детей, наказывали как фальшивомонетчиков — смертной казнью. А когда в начале века в открытой английскими миссионерами туземной школе учитель гимнастики вздумал ввести упражнения на турнике, чуть не случился настоящий бунт. Колониальные власти даже вызвали канонерку, но тогдашний король Куфанга Канг Да Касаи Би обратился к своим подданным с умиротворяющей речью, смысл которой остался для европейцев неясен; народ же, привыкший к притчам и иносказаниям, с охотой воспринял совет государя отнестись к иноземцам как и должно — как к неразумным варварам, не знающим приличий и обычаев, а потому достойным лишь снисходительного презрения. Волнения были успокоены, канонерка вернулась в Сингапур, а подтягивания на турнике отменили.

— Но почему? — удивилась Шано.

— Это трудно понять европейцу, — пожал плечами Чарли. — Традиции. Вот уже почти три века наши короли и принцы берут в жены рослых иностранок. Еще когда в Куфанг пришли португальцы, один из принцев, будущий король Сехеи Ли Фан Чий взял в жены дочь одного из поселенцев.

— Романтическая история?

— Ничуть, — возразил Чарли. — Принц, может, и был влюблен, а вот родители невесты не были в восторге, это уж точно. Но власти не хотели осложнений с местным населением, и без того доставлявшим им много хлопот, и на будущего тестя слегка надавили. Впрочем, насколько известно, он от этого брака только выиграл: когда его зять стал, наконец, королем, он получил возможность свободной торговли на территории королевства и стал очень богат; да и семейная жизнь дочери оказалась на редкость удачной, — тут Чарли улыбнулся. — Пятеро детей, сорок лет счастливой семейной жизни — и трехсотлетняя традиция. Это что-нибудь да значит. За триста лет, кстати, каких только королев у нас не было! И англичанки, и американки, и даже русские…

— Тогда не удивительно, что ваша королевская порода крупнеет, — сказала Шано.

Они остановились передохнуть на какой-то широкой террасе, откуда открывался великолепный вид на сам город и окрестности. Город был внизу; он неровной подковой охватывал бухту: старая часть — живописно пестрая — справа; новая, сверкающая россыпью высотных зданий, — слева. Выше по холмам расположились парки и дворцы королевской семьи и знати.

Чарли объяснил, что в былые времена нога простолюдина не могла ступить на мощеные дорожки этих парков, сейчас же, вполне в духе времени, часть дворцов была объявлена общенародным достоянием и открыта для всеобщего посещения.

— И все равно, — продолжал Чарли, — среди куфангцев считается неприличным ходить в Королевские парки.

— Опять традиции? — произнесла Шано, глядя на бухту.

— Да, — подтвердил Чарли, — и очень прочные. Королю Те Ками Санг Тай в свое время, после обретения Куфангом независимости, пришлось даже создать целое министерство, которое рассылало детям приглашения посетить в свой день рождения Королевские парки вместе со всей семьей, друзьями и их семьями. Проигнорировать королевское приглашение — дело невозможное, поэтому робкие куфангцы с радостными детьми против своей воли потянулись в парки. Так и повелось: было распространено обращение его высочества министра До Сунг Таи Ло, где он, извинившись за плохую якобы работу почты, просил всех детей и впредь не забывать, что на свои дни рождения они приглашаются в Королевские парки вне зависимости от того, получили ли они приглашение или нет. А поскольку семьи в Куфанге в основном многодетные, горожане стали посещать парки по нескольку раз в год, хотя приглашения по почте стали приходить все реже и в конце концов Министерство приглашений в парки было упразднено за ненадобностью.

— Хорошая мысль — действовать через детей, — одобрила Шано. — С раннего детства прививается патриотизм и любовь к родной культуре.

— Да, — согласился Чарли. — Особенно если учесть, что за пренебрежение королевским приглашением полагается смертная казнь.

Шано с ужасом посмотрела на Чарли.

— Нет-нет, — успокоил он. — Не было приведено в исполнение ни одного такого приговора. Куфангцы — все куфангцы! — очень любят детей.

— Ох, не понять мне вас, — вздохнула Шано. — Тонкое дело этот ваш Восток.

— Восток — это Восток, дорогая Шано, — ответил Чарли, — а Запад, он и есть Запад.

— Кстати, а мне туда можно попасть, в Королевские парки? Или иностранцам туда нельзя?

— Можно, конечно, — сказал Чарли. — Но тебе еще рано.

— А-а, я должна проникнуться, — поняла Шано.

Чарли подтвердил. По его мнению, следовало заранее знать, что Королевские парки Куфанга — есть восьмое чудо света, и потому входить в них надлежит с соответствующим моменту трепетом и благоговением, как если бы там жили сами боги.

— Пока же мы пойдем… — начал было Чарли Хо, но Шано взбунтовалась:

— Ну уж нет! Хватит, я устала ходить!

Чарли милостиво согласился подождать, пока дама отдохнет. Он куда-то сходил, принес вполне привычного вида пирожки, которые они тут же съели, присев на каменном бортике, ограждавшем террасу.

— Может, сыграем в цзю-вэй? — предложила Шано, чтобы еще немного удержать Чарли от возобновления экскурсии. — Одну партию.

Чарли покорно потянул из кармана футлярчик с костяными палочками, и игра началась.

Игра у Чарли не ладилась, и он пытался отвлечь внимание партнерши всякими интересными рассказами, что не особенно помогло — партию Шано все равно выиграла. Пока Чарли занимался подсчетом своего проигрыша, довольная собой Шано, потянувшись за шляпой, которую положила на парапет перед игрой, встретилась взглядом с немолодым, одетым в национальную одежду человеком. Он только что с церемонным поклоном возложил перед недалекой статуей стопку рисовых лепешек и теперь сидел на скамье около, наблюдая, как на его подношение слетаются птицы.

Человек улыбнулся и приветственно поднял сухую ладонь с длинными прямыми пальцами. Шано, кивнув, улыбнулась в ответ.

— Приятно видеть, что столь юная и прекрасная дама уделяет время древней и мудрой игре, — негромко, но отчетливо произнес он на хорошем английском. — Не согласитесь ли сыграть одну партию и со мной?

Шано оглянулась на Чарли в поисках совета. Тот, забыв о подсчетах, склонился перед стариком в глубоком поклоне. «Ого! — подумала Шано. — А старик-то, похоже, не простой», и, вспомнив, что недавно говорил Чарли о росте знатных куфангцев и возможных последствиях отказа от их приглашений, решила согласиться хотя бы из чистого любопытства.

Старик сделал неуловимое движение, и бесшумно возникший рядом с ним слуга с поклоном положил на скамью шелковую подушку и поставил напротив складной столик.

— Прошу, — указал старик на подушку.

Шано присела.

Игральные палочки у непростого старика оказались тоже непростыми: они были сделаны из слоновой кости, инкрустированной золотом, каждая была настоящим произведением искусства, футляр же был из розового жемчужного бисера.

— Надеюсь, ставка в одну гинею за десять очков не будет обременительна для вас? — осведомился старик.

Вообще-то такая ставка была достаточно серьезной — Шано, игравшая в цзю-вэй только второй день, не могла рассчитывать на выигрыш у опытного игрока. Однако Чарли, почтительно стоящий неподалеку, сделал ей одобряющий знак, и Шано кивнула. В кошельке у нее, правда, набралось сейчас едва-едва три гинеи — на остальную сумму предполагаемого проигрыша пришлось бы выписывать чек, но Шано не отказалась бы выложить и десяток гиней за воспоминание об игре с куфангским принцем; а старик наверняка был каким-нибудь королевским родичем, судя по тому, какие знаки почтения ему оказывались. Да и рост у него был подходящий.

Игра началась.

— Вы гостите в Куфанге с мужем? — поинтересовался между ходами старик.

— Я не замужем, — ответила Шано коротко.

Тогда старик негромко произнес:

— Простите мое любопытство, милая дама, но хорошо ли вы знаете того человека, что вас сопровождает?

Шано невольно оглянулась; Чарли исчез.

— Давно ли вы его знаете? — повторил вопрос старик.

— Третий день, — ответила Шано и на всякий случай добавила, — ваше высочество.

Старик пропустил титул мимо ушей.

— Будьте с ним поосторожнее, это отъявленный головорез, — делая ход, сообщил он.

— Не может быть! — довольно искренне изумилась Шано. Она решила сыграть дурочку. — Он так интересно рассказывает о Куфанге!

— Ну, одно другому не мешает, — философски заметил не его высочество. — Но если вы заподозрите что-то неладное — непременно сообщите в полицию, вам помогут.

— О, я убеждена, что ничего не случится!

Старик не стал настаивать, заговорил о красотах Куфанга, и Шано с неподдельным восхищением стала отзываться о том, что уже успела посмотреть.

За разговорами незаметно подошел и конец партии. Проигрыш Шано составил не так уж и много, всего семь гиней. Чарли бесшумно возник рядом как раз вовремя и опустил ей в руку тяжеленький сверток, в котором позванивали монеты.

— Подай двумя руками, — услышала она его шепот и протянула старику яркий сверток, одновременно изобразив нечто вроде книксена.

— Извините, но в шортах реверанс не сделаешь, — улыбнулась Шано, попытавшись загладить свой церемониальный промах.

Старик, с достоинством поклонившись, принял сверток и передал его слуге, успевшему уже убрать столик и подушку.

Чарли потянул Шано прочь.

— Кто это был? — спросила Шано, едва они отошли на десяток шагов. — Какой-нибудь престарелый вельможа?

— Как бы не так! — ответил Чарли. — Это экс-король До Канг Сай Ле Банг.

— Ого! — удивилась Шано. — А ты где пропадал, пока мы играли с его высочеством?

— Бегал деньги менять, — Чарли потряс в кармане гинеями. — Королям не пристало играть иначе, как на золото. А о чем вы разговаривали?

— Ну-у, он почему-то хотел знать, приехала я с мужем или одна. Как ты полагаешь, зачем бы ему это?

— Кгхм, — призадумался Чарли. — Может быть, государь хотел пригласить тебя в гости?

— А муж тут при чем?

Чарли объяснил, что незамужним женщинам не принято входить в чужой дом: женщина может ходить в гости только в сопровождении мужа; незамужняя женщина, переступившая порог чужого дома, автоматически считается женой хозяина.

— А служанки?

— Служанки — жены слуг, — пояснил Чарли. — Так что будь осторожна. Порядочный человек предупредит заранее, но можно ведь нарваться и на непорядочного — и тогда никакая полиция не поможет.

Шано остановилась как вкопанная.

— Ничего себе обычаи! Что же ты раньше меня не предупредил?!

— Об этом написано в любом проспекте, — парировал Чарли. — Просто надо быть внимательнее.

— Но мы-то проспектов не читали! — возмутилась Шано. И осеклась: — Господи, а Сузи?!

— Все в руках божьих, — изрек Чарли и добавил уже без пафоса: — Будет ей наука, как своевольничать с чужими обычаями.

— Так это месть за вчерашнее! — дошло до Шано. — Да я!..

— Спокойно, спокойно, — Чарли успокаивающе поднял ладони. — Ничего с ней не случится, я же сказал — за ней присмотрят.

— Ох, смотри, Чарли… — снова начала было Шано, но Чарли перебил:

— Ты сама назвала меня профессионалом, так что можешь не сомневаться в моих словах. Я отвечаю за вас не только перед собой. — Он помолчал и продолжил как ни в чем не бывало: — А возможно, государь счел, что ты можешь стать подходящей женой для него или для одного из принцев.

— Это ты так шутишь? — не поняла Шано.

— Почему? Рост у тебя подходящий.

— Если вашим королям так важен рост, пусть женятся на баскетболистках.

— Это уже явный перебор, — улыбнулся в ответ Чарли. Он принялся объяснять Шано особенности государственной системы Куфанга, но Шано, перегруженная впечатлениями, слушала невнимательно. Единственное, что вынесла она из очередной лекции, это сведения о нетрадиционном принципе наследования власти в Куфанге: король Куфанга, оказывается, правил страной, пока была жива его мать; после ее смерти престол переходил к сыну одной из ее дочерей — так что сыновья бывших государей приходились племянниками государям нынешним.

— А, — махнула рукой Шано, — мне все равно не светит выскочить замуж за принца. Кто же женится на развязной девице, разгуливающей в компании головореза? Головорез, между прочим, это ты, — уточнила она.

Чарли не отреагировал.

— Это неважно, — сказал он. — Главное — ты ему понравилась.

В отеле Шано ожидал сюрприз, подтвердивший предположение Чарли.

В вестибюле к ней подошли двое одетых в национальные костюмы молодых людей и склонились, протянув на подносе шкатулку.

— Что это? — удивилась Шано.

Чарли привычно пришел на помощь, прошептав из-за плеча:

— Очень многословно поблагодари и прими с поклоном.

Шано, путаясь в длиннотах благодарственных оборотов, придумываемых прямо на ходу, заявила, что недостойна столь высокой чести, что она, право, не понимает, за что удостоилась благосклонного внимания столь Высокой особы, что колокола ее слов вознесут щедрость его высочества до самих небес и слова эти достигнут ушей богов… — это последнее подсказал Чарли, сама бы она до такого ни за что не додумалась.

Наконец, Шано приняла протягиваемую ей шкатулку, и молодые люди, еще раз поклонившись, удалились. Но стоило ей попытаться открыть шкатулку, Чарли моментально пресек ее попытку.

— Ни в коем случае! — зашипел он, озираясь. — Иди к себе в номер — там и посмотришь.

— А вдруг там бомба? Или змея, — попробовала пошутить Шано. Но Чарли был серьезен.

— Все может быть, — ответил он, — и тем не менее следует соблюдать приличия!

Пока они поднимались в номер, Чарли поведал Шано о том, как в иные времена даже приказ короля покончить собой хорошо выдрессированный чиновник должен был встречать с такой же велеречивой благодарностью, как и назначение на должность.

— Уже само то, что их величество изволили подумать о тебе, ничтожнейшем, должно было наполнить сердце трепетом, — назидательно сказал он под конец.

— Ты серьезно? — спросила Шано. — Что-то я не заметила в тебе подобного трепета там, на терраске.

Чарли улыбнулся.

— Традиции — это приправа к пресному рису обыденности, — произнес он наставительно.

Сузи в номере не оказалось, и Чарли принялся куда-то названивать, а Шано, переодевшись в ванной, вернулась к подарку.

— Ого! Чарли, иди-ка сюда! — воскликнула она, открыв шкатулку.

Чарли мгновенно оказался рядом, отстранив — буквально отпихнув! — Шано от столика, готовый то ли прикрыть ее своим телом от возможного взрыва, то ли принять на себя укус ядовитой твари; такой прыти Шано просто не ожидала и потому поглядела на него с невольным уважением.

Однако предосторожность оказалась излишней. Сообразив это, Чарли извинился.

— Все равно спасибо, — ответила Шано.

В шкатулке вместо бомбы или змеи оказалась статуэтка; точнее — композиция из двух фигурок: старец преклонных лет и юная прелестная дева, играющие в цзю-вэй, — черный коралл и золото; ожерелье из тех же материалов и свиток на куфа-ран-танге, китайском и английском довершали дар экс-короля. Сама шкатулка была из сандалового дерева, благоухающего экзотическими ароматами. Поистине — царский подарок!

Шано взяла статуэтку на ладонь. Приятная тяжесть трехдюймовых фигурок, теплый блеск золота, матовая чернота коралла. Старец зябко кутался в богатые одежды, а полуобнаженное томное тело красавицы разнежил зной. Тонкая ткань, покрывающая ее тело, не скрывала, а, наоборот — подчеркивала линии спины, талии, бедер, открывая маленькие острые грудки; тяжелые волосы убраны в затейливую прическу.

— «Мудрец и нимфа», — с интонацией знатока произнес Чарли. — Работа неизвестного мастера, начало девятнадцатого века. Довольно распространенный сюжет для того времени.

— Из чего следует, что она нимфа? — спросила Шано.

— Она играет в цзю-вэй, — пояснил Чарли и невозмутимо добавил: — Считается, что женщины не способны к этой игре.

Шано ухмыльнулась. Может, в Куфанге искусство игры в цзю-вэй доступно только нимфам, однако она-то начала выигрывать уже во второй партии. Ну, чем не нимфа!

— Ах, а я-то, глупая, подумала, что его высочество экс-короля привлекла моя несравненная красота, — вздохнула она притворно, — а это просто экзотика…

— Во всяком случае, его высочество отнесся к тебе с благоволением. А это уже немало, — сказал Чарли, рассматривая свиток. — Это дарственная на статуэтку и разрешение на ее вывоз из страны.

— Да?

Оказывается, подобные знаки внимания со стороны государей традиционно соответствуют охранной грамоте: если, допустим, Шано задержит полиция или возникнут иные неприятности, ей достаточно будет предъявить свиток, и ее если не отпустят с великими почестями, то, по крайней мере, с теми же почестями препроводят в отдельную, более комфортабельную камеру — все зависит от обстоятельств, ведь Куфанг — хотя и монархия, но все же вполне правовое государство.

— Хм, будем надеяться, что это мне не пригодится, — прокомментировала пояснение Чарли Шано.

Она было хотела добавить, что государь скорее хотел таким способом предупредить самого Чарли от возможных посягательств с его стороны на честь, достоинство и — как знать! — имущество его, государя, партнерши по цзю-вэй, но тут зазвонил телефон.

6

— Здравствуй, девочка, — услышала она в трубке знакомый голос. — Рад тебя слышать. Судя по тому, что в газетах ничего не пишут о Куфанге, я заключаю, что с тобой — по крайней мере пока — ничего существенного не случилось. Или ты на всякий случай перестреляла всех иностранных корреспондентов в целях сохранения тайны следствия?

— Здравствуйте, патрон, — обрадовалась Шано. — Вы слишком хорошо обо мне думаете. Стану я заботиться о тайне следствия! Да я и не захватила с собой оружия.

— Ну-у, — раздумчиво протянул Мюллер, — оружие ты могла прикупить на месте. А корреспондентов перестрелять по какой иной причине. Из личной скромности, например.

— Спасибо на добром слове, но похвастаться мне нечем, — вздохнула Шано. — Хожу хвостом за Сузи и жду, когда она что-нибудь разузнает.

— А она разузнает?

— Во всяком случае, она пробует это сделать.

Господин Мюллер на том конце провода отчетливо тяжело вздохнул.

— А что у вас? — спросила Шано. — Есть новости?

Вздох повторился.

— Новости-то есть, — ответил Мюллер, и его изменившийся тон заставил Шано насторожиться. — Новости-то есть, — повторил он. — Вот только вряд ли они тебя обрадуют.

— Что-то с Анной? — повторила Шано вопрос, который недавно задавала доктору Маколи.

— Анна покончила с собой три часа назад, — сказал Мюллер. — Мне звонил Бернар. Он только что вернулся с вызова.

— О господи! — выдохнула Шано. — Куда же персонал смотрел?

— Ей всего несколько секунд понадобилось. Выбила стекло и прыгнула с восьмого этажа. Перелом позвоночника и прочее.

Шано промолчала. Она не знала, что сказать. В голове у нее крутился единственный вопрос: а сама ли Анна выбила стекло и прыгнула вниз? Не помогли ли ей… Но вслух она этот вопрос задавать не стала. Ясно же, что раз на место выезжал сам Коэн, то он уж проверил все от и до, и раз патрон не говорит об этом — значит, тут чисто.

— Алло, — вывел ее из задумчивости голос господина Мюллера, — ты еще слушаешь?

— Да, — медленно сказала Шано. — Не дай нам бог такой смерти.

— Не дай нам бог такой жизни, — в тон ответил господин Мюллер. — Ты представляешь, как она выглядела? На сколько лет?

Шано снова промолчала, она не хотела этого представлять.

— Ладно, — встряхнулась она. — А что еще?

— Только благие пожелания.

— И ничего существенного?

— За четыре дня много не раскопаешь, — ответил патрон. — Ты сама должна это понимать. Да еще в таком странном деле.

— Будем надеяться, хоть Сузи нас чем-то порадует, — вздохнула Шано и пояснила, уловив удивленное восклицание на том конце провода: — Она сегодня в свободном поиске.

— Будем надеяться, — согласился господин Мюллер, — больше ничего не остается. Наши методы тут бесполезны. Я заранее говорил, что мы с Бернаром вам здесь не помощники.

— Перестаньте, патрон. Пессимизм вам не идет.

— А это не пессимизм, это констатация фактов. — Господин Мюллер усмехнулся: — Давайте колдуйте там поактивнее. И поспешите.

— Мы поспешим, — сказала Шано. — Сузи уверена, что это где-то неподалеку.

— Вы там поаккуратнее, — привычным сварливым тоном предостерег господин Мюллер. — Знаю я тебя — хлебом не корми, дай только в какую-нибудь авантюру ввязаться.

— Ну, об этом можете не беспокоиться, патрон, — засмеялась Шано. — Я сегодня получила охранную грамоту от самого экс-короля, — и она коротко пересказала свое утреннее приключение.

— Я же говорю — авантюристка, — констатировал господин Мюллер и, сославшись на дороговизну международных разговоров, простился, попросив передать привет госпоже Героно.

Едва Шано опустила трубку, а Чарли открыл было рот, чтобы выведать новости из Европы, в номер вошла Сузи.

— Наконец-то! — приветствовала ее Шано. — Звонил патрон, — сообщила она. — Анна покончила с собой.

На Сузи, впрочем, известие не произвело особенного впечатления. Она рассеянно поинтересовалась, как это произошло, выслушала, кивнула и удалилась в ванную. Шано даже как-то обиделась такому безразличию подруги, поэтому она предложила Чарли сыграть партию в цзю-вэй, отчего он, естественно, не отказался в надежде несколько позже узнать подробности как похождений Сузи, так и северингийских новостей.

— Ох, и устала же я, — объявила Сузи, появляясь из ванной в купальном халате и с тюрбаном из махрового полотенца на голове.

Шано сделала вид, что не слышит, а Чарли, как всегда, вежливо улыбнулся.

— Не зря я провела сегодняшний день, — настойчиво продолжала Сузи, глядя только на Шано.

— Вы что-то обнаружили? — поинтересовался Чарли.

— Абсолютно тайных дел не бывает, — сказала Сузи удовлетворенно. — Всегда можно найти следы. Слухи есть всегда, их надо только уметь распознать.

— Слухи? — удивился Чарли. — Разве вы понимаете куфа-ран-танг? У нас ведь не сплетничают по-английски.

— Я не о сплетнях говорю, — поправила его Сузи, — а о слухах.

— А есть разница?

— Сплетни — это нечто личное, частное, даже интимное, — терпеливо объяснила Сузи. — Слухи же более глобальны, они обо всем и ни о чем. И, собственно, английским я пользовалась, только пока искала нужного человека.

— Колдуна? — наконец вступила в разговор Шано: обиды обидами, а Сузи, кажется, действительно что-то нашла.

— Нет, конечно, — улыбнулась Сузи. — Просто мне нужен был человек, хорошо разбирающийся в местных особенностях магии и ритуалов. И я его нашла. И разговаривала с ним на арабском.

— Он мусульманин? — снова удивился Чарли.

— Почему мусульманин? Просто хорошо образованный человек, хотя и не в европейском смысле.

— Вероятно, он из секты Бенг-Ди-Као, — предположил Чарли. — В Куфанге предпочитают образование на китайский манер. Он монах?

— Наверное, — пожала плечами Сузи. — Вы знаете, что такое храм Данг-Та-Со, Чарли?

— Данг-Та-Со? — переспросил тот. — Великие боги!

Девушки разом поглядели на него.

— Лично я туда — ни ногой! — произнес он резко. — И вам очень не советую.

— Почему? — спросила Сузи. — Он тоже это мне говорил, но я толком не поняла объяснений.

— Очень недоброе место, — сказал Чарли мрачно. — Самое недоброе место во всем Куфанге…

Храм секты Данг-Та-Со — Храм Божества С Двумя Ликами — в Куфанге издревле пользовался дурной славой. Кто и когда основал секту, было неведомо, но храм стоял на своем месте с незапамятных времен; казалось, он был здесь всегда. Поговаривали, что его поставили выходцы то ли из Тибета, то ли с Японских островов, откуда были изгнаны. К гонимым в Куфанге всегда были благосклонны, поэтому и дали пришельцам приют, выделили место для отправления своих не очень понятных, но поначалу не вызвавших тревоги обрядов. А когда поняли, что новая секта не так уж безобидна, как показалась сначала, было поздно: храм стал частью жизни Куфанга, обрел своих приверженцев. К нему привыкли, как к неизбежному злу; и куфангцы, философией которых было право каждого жить как ему заблагорассудится, в том числе и сходить с ума в соответствии со своими желаниями, перестали обращать на него внимание.

Сами местные жители если и посещали Храм Божества С Двумя Ликами, то тайком — признаваться в том, что ты приносишь жертву этому божеству, было не принято, хотя вряд ли кто мог поручиться, что его, к примеру, сосед или друг не делает этого. Так что храм жил неплохо, хотя и не особенно процветал: кормился милостыней, пожертвованиями — само собой тайными — да туристскими экскурсиями жадных до любой экзотики европейцев и американцев, для которых специально устраивались ежедневные службы, носившие скорее декоративный, нежели религиозный характер. Жрецы при храме состояли поколениями — сан передавался от отца к сыну; лишь изредка появлялся какой-нибудь новый священник из другого прихода, которых было несколько — в Рангуне, Сингапуре, на Филиппинах и еще где-то; случаев, чтобы служителем Божества С Двумя Ликами стал куфанжец, история не знала.

— А что, собственно, олицетворяет это самое, С Двумя Ликами? — полюбопытствовала Шано. — За что вы его так не любите?

— Это сложно объяснить… — задумчиво проговорил Чарли, поведя в воздухе пальцами. — Ну-у… Двуликое божество, понимаешь?.. Добро — и зло, правда — и ложь, свет — и тьма… Одно без другого быть не может, и, поклоняясь одному, ты поклоняешься и другому.

— А-а, диалектика, единство противоположностей, — догадалась Шано.

— Двуликий Янус, — вставила Сузи.

— Да, но не только, — туманно согласился Чарли. — В Куфанге, если о человеке говорят, что он приносит дары Двуликому, это значит, что его называют лицемером.

— Вот как, — удивилась Шано. — А я думала, что на Востоке лицемерие не порок, а добродетель.

— Вы, европейцы, действительно варвары, — сказал Чарли. — Вы не можете отличить лицемерие от простой вежливости.

— У нас о них разные понятия, — парировала Шано. — И вообще, хватит разводить тут метафизику. Делать мы хоть что-нибудь будем? — неожиданно зло бросила она. — Сидим здесь трое суток, ходим, бродим, разговоры разговариваем… А Анны вот уже нет.

Она сердито посмотрела на Сузи.

— Может, объяснишь нам по-простому, что нам теперь делать?

— Ты что, хочешь сказать, что мы здесь бездельничаем?

— А чем же еще занимаемся, по-твоему?

— Ты — не знаю, — раздраженно сказала Сузи. — Я с самого начала говорила, что тебе здесь делать нечего. А я ищу. Вернее, искала. Господи, ну как тебе это объяснить, — она помолчала и продолжила уже другим тоном: — Это как во сне: чувствуешь, ощущаешь, даже действуешь, а зачем и почему — бог весть. Сначала я просто ходила, смотрела, приглядывалась… Вернее, нет. Ходила и… принюхивалась, что ли. Здесь такая странная атмосфера. Магическая атмосфера, — поправилась она, глянув на открывшего было рот, чтобы защитить родную атмосферу, Чарли. — Незнакомая. Как все вокруг: лица, одежда, разговоры, обычаи…

— Хм, — осторожно перебил ее Чарли. — Я-то думал, что раз колдовство, так оно и в Африке колдовство.

— Нет! — горячо воскликнула Сузи. — Вы ведь много путешествовали! Неужели Европа и та же Африка — одно и то же? Или Европа — и… ну вот, Россия? Или Америка… В магии, как в религии: вроде бы и Бог один, но где-то он Иисус, где-то Аллах, где-то Будда… То есть сущность одна, а ее проявления разные.

— Ага, — не удержалась Шано. — И в жизни так. Сущность одна — Чарли Хо, а проявлений… Любезный гид, осторожный авантюрист, отъявленный проходимец, — начала она загибать пальцы. — Интересно — кто еще?

— Ты это о чем? — спросила сбитая с толку Сузи.

— Это она так шутит, — улыбнулся Чарли. — Продолжайте, мисс Сузи, то, что вы говорите, очень интересно.

— Да что продолжать, — пожала Сузи плечами. — Просто я присматривалась…

— Принюхивалась, — напомнила подруге Шано.

— Принюхивалась, — обрадовалась та. — Старалась если не понять, то хотя бы почувствовать, откуда исходит опасность. Впрямую я расспрашивать не могла. Боялась, да и о чем, собственно? И у кого: у гадальщиков? У монахов?.. Этот ваш вчерашний «знаток», когда я попробовала поговорить с ним, начал городить такую чушь! Такой банальный набор из популярных книжек, приправленный местной терминологией. Вот из-за таких нас и считают шарлатанами!

Чарли только пожал плечами, будто говоря: «Откуда мне знать эти ваши тонкости? У нас его считают уважаемым колдуном».

— Помните, Чарли, вы говорили, что в каком-то монастыре, мимо которого мы проходили, хорошая библиотека и туда пускают женщин? Не помню названия…

— Хонк-И-Тонки, — напомнил Чарли.

— Вот-вот, — кивнула Сузи. — Я и решила заглянуть туда. Библиотека там действительно интересная. Я захотела посмотреть один текст, там должно было быть упоминание о «Свитке мудреца», а он оказался на руках, как раз у этого человека. Ну, мы и разговорились. Вот уж, действительно, по-настоящему знающий человек! Настоящий специалист! Когда я ему намекнула, что именно меня так интересует в «Свитке», он сразу все понял. И замолчал, сказал только, что… как это он выразился… нет, не помню. По-арабски это красиво звучало, что-то насчет коварных дэвов и прекрасных девушек.

— Это он что, комплимент тебе высказал? — удивилась Шано.

— Нет, — возразила Сузи, — скорее предупреждение.

— А ты, конечно, не успокоилась? — съехидничала Шано.

— А ты как думала! — возмутилась Сузи. — Найти наконец-то нужного человека и отпустить за просто так? — Она даже фыркнула от такого нелепого предположения. — Не затем я взялась за это дело, чтобы отступать в последний момент. Пришлось разговаривать намеками, иносказаниями. — Она довольно улыбнулась. — До чего же хорош арабский язык — все можно узнать о предмете, не сказав о нем самом ни единого слова! Такое богатство метафор и аллюзий!

— Говорят, что в этом смысле хорош еще русский язык, — вставил Чарли. — Мне один знакомый называл фразу из пяти однокоренных слов и двух предлогов, которая описывала совсем не те действия, которое предполагает этот корень.

— Ха! — тоже внесла свою лепту в лингвистический спор Шано. — В английском, например, языке слово «to drive» и его производные могут обозначать все что угодно.

— А в китайском тот самый корень… — продолжал гнуть свое Чарли, но Сузи возмутилась.

— Вы будете слушать или нет?! — осадила она, и спорщики замолкли. — В общем, сведения из него просто клещами пришлось вытаскивать. Расстроила я его, но кое-что узнала. Он и привел меня к этому храму с Двуликим богом, сказал, что если уж я так хочу знать тайну «перетекания жизненных сил», то мне надо сюда, но сам он ни за что тогда не отвечает, и пусть я пеняю на себя. И ушел.

— Я бы на его месте поступил точно так же, — вставил слово Чарли.

— А я зашла, — упрямо сказала Сузи. — И сразу поняла, что это то, что мы искали.

— Запах? — догадалась Шано.

— Вонь! — с чувством ответила Сузи, поморщившись для наглядности. — Вонь смерти и вонь обмана… Там есть одно помещение… один зал… Просто невыносимо!

— Не опасно было так рисковать? — спросила Шано.

— Я подготовилась, — сказала Сузи. — Поставила все возможные блоки, какие знала, закрылась насколько возможно. Да и была я там не одна. Пристроилась к каким-то туристам, дурочкой прикинулась.

— Ты уверена, что тебя там не срисовали? — не унималась Шано. — Там ведь тоже не дураки сидят.

— Не должны были, — ответила Сузи не совсем уверенно. — Правда, когда я оттуда вышла, увязался за мной какой-то тип…

— Парень лет двадцати пяти, джинсовый костюм, майка с надписью «Добро пожаловать в Куфанг» и сетчатая кепка-«бейс» козырьком назад, — живо подхватил Чарли.

— Да, — подтвердила Сузи. — Так это был ваш человек?

Чарли кивнул, довольно улыбаясь.

Сузи сказала:

— А я его пометила, на всякий случай.

— Пометили? — тут же насторожился Чарли.

— Не волнуйтесь, ничего с ним не случится, — успокоила его Сузи. — Просто я теперь могу знать, когда и где он находится. Вот сейчас, к примеру, он где-то неподалеку, не больше километра-полутора, — Сузи прикрыла глаза, сосредоточилась, — к востоку отсюда.

— Ничего себе! — вырвалось у Чарли.

Шано засмеялась.

— Да не волнуйся, сказано же — кроме Сузи, его никто не вычислит.

Но Чарли, похоже, волновало не это.

— А меня вы случайно не пометили? — осторожно поинтересовался он у Сузи. — Так, на всякий случай…

— Зачем? — искренне удивилась та. — Вы же и так всегда тут.

— Благодарю вас, — поклонился Чарли, и было непонятно за что: то ли за то, что его не пометили, то ли за комплимент.

— Ладно, хватит об этом, — сказала Шано. — И что же мы должны теперь делать?

— Об этом я и думала всю дорогу сюда. Можно, конечно, поискать заклинания, попытаться нейтрализовать их колдовство. Но боюсь, моей силы не хватит, да и заклинаний нужных я не знаю… Эх, — сказала она мечтательно, — сейчас бы домой, в дедовой библиотеке покопаться. Наверняка бы нашла, что нужно. Вот, помнится, у Фирмика Магерна в «Матесисе» что-то было о ретрансляции витальной энергии от одного человека к другому. Но там, кажется, и реципиент, и донор должны состоять в прямой родственной связи… Или у Крейсуса…

— Сузи, Сузи! — осадила подругу Шано. — Не забирайся в теоретические дебри!

— Так ведь… — попробовала возразить Сузи, но Шано перебила.

— Это нам сейчас поможет? — строго спросила она, делая упор на предпоследнем слове. — Эти твои Крейсусы-Мейсусы? У нас мало времени. Сама знаешь — каждый час дорог.

— Это верно, — вздохнула Сузи, неохотно спускаясь с высот чистой теории на грешную землю; все-таки она была не простой ворожеей, а дипломированной колдуньей с университетским образованием. Она решительно выдохнула и сказала: — Есть одно радикальное средство. Надо проникнуть в тот зал и вынести колокольцы.

— Что за колокольцы? — удивилась Шано. — Ты ничего не говорила.

Сузи коротко объяснила.

Шано почесала в затылке и задумалась, а Чарли невольно сложил руки перед грудью, пробормотал что-то и сделал быстрый жест, словно отгоняя от себя что-то — злых, надо полагать, духов.

Заметив это, Шано усмехнулась.

— Ну а ты что об этом думаешь, Чарли?

— Отвратительно, — произнес он гадливо. — То, что рассказала сейчас мисс Сузи, невероятно отвратительно, — повторил он. — Я и сам не ангел, но это… Никогда бы не подумал, что такое может быть. Тем более у нас в Куфанге. Но вам я верю. Насколько я знаю, — его голос стал деловым, — из храма Двуликого еще никто не пробовал что-нибудь украсть. Даже попыток не делалось. У нас говорят, что в храм Двуликого можно принести что угодно, а унести из него можно только ноги, и то не всегда. Но ради такого случая — можно попробовать. Впрочем, об этом надо серьезно подумать. Мне нужно время! — закончил он решительно.

— Значит, ты с нами? — спросила Шано. — Я так поняла, что время тебе нужно, чтобы организовать нам незапланированную экскурсию в храм Двуликого?

Чарли хотел что-то добавить к тому, что сказала Шано, но передумал и только коротко кивнул.

— Вот и славно, — подвела Шано итог. — А как насчет ужина?

— Пожалуй, я не смогу составить вам компанию, — отвел ее предложение Чарли. — Возможно, мне сегодня же придется вылетать в Сингапур. Но, конечно, провожу вас с удовольствием, — он встал, собираясь выйти и дать дамам переодеться.

— Знаете, Чарли, — сказала Сузи, — мы, наверное, тоже никуда не пойдем. Верно, Шано?

— Да, пожалуй, — согласилась та. — Не знаю как ты, а я сегодня выполнила, по крайней мере, недельную норму по ходьбе. Может быть, Чарли будет так любезен, что закажет нам что-нибудь на свое усмотрение, а? Как в прошлый раз.

Шано поглядела на него с просительной миной, и Чарли, конечно же, не смог отказать.

— Хорошо, — сказал он. — Желаю вам приятных сновидений.

Поклонившись, Чарли направился к двери.

— И не стесняйся в выборе! — сказала Шано. — Закажи нам что-нибудь ваше, исконное, куфангское. — Увидев удивленно поднятые брови гида-авантюриста, Шано объяснила: — Все-таки мы, кажется, сдвинулись сегодня с мертвой точки, надо же это как-то отметить.

На какую-то секунду Чарли задумался, словно взвешивая какое-то решение, затем улыбнулся, кивнул и сказал:

— Тогда я пожелаю вам и приятного аппетита, — и в голосе его при этом звучали веселые интонации.

— Чего это его так развеселило? — удивилась Шано, когда он вышел. — Ох, он нам сейчас назаказывает…

7

Утром их разбудил телефонный звонок.

Звонил Чарли, из Сингапура. Сообщил, что к вечеру надеется вернуться в Куфанг; сказал, что если они захотят выйти в город, то он отдал необходимые распоряжения, и их будут сопровождать; под конец поинтересовался, как прошел вчерашний ужин.

— По-моему, вы вчера перестарались, Чарли, — вяло укорила его Сузи. — Все было замечательно, но слишком уж много.

— Спроси у этого сукиного сына, что за пойлом он нас вчера отравил, — слабо отозвалась со своей постели Шано.

— Тут Шано передает вам привет и интересуется, какое вино вы вчера заказали на ужин? — перевела Сузи.

— Вы весьма деликатны, мисс Сузи, — засмеялся Чарли. — Я слышал, что сказала мисс Шано, но даже если бы и не слышал, то все равно догадался. Я неплохо изучил вашу подругу за эти три дня и знаю, как действует си-вунь хуа.

— Что, что? — переспросила Сузи.

«Си-вунь хуа», то, что заказал вчера Чарли, было не вином, а местным настоем из различных целебных трав. В переводе с куфа-ран-танга это означало «Утренняя свежесть неба после вечернего сумрака». Напиток этот был призван снимать усталость и нервное напряжение и придавать бодрость и силу духа; его употребляли, как объяснил Чарли, еще древние куфангские воители накануне решающего сражения, а также правители перед принятием важного решения.

— Ничего себе — придать бодрости! — от возмущения Шано даже присела на кровати. — Он что, издевается? Да я себя чувствую, словно под асфальтовым катком побывала!

Чарли все слышал и опять рассмеялся.

— Так и должно быть, — сообщил он. Сузи для удобства держала теперь трубку на отлете, так что и Шано могла слушать то, что говорит Чарли. — Чтобы напиток оказал необходимое действие, его необходимо употребить дважды: в любом, но желательно не чрезмерном, количестве накануне и совсем немного на следующее утро. Кстати, я взял на себя смелость заказать вам и завтрак. На десять часов, его скоро должны принести. Так что приятного аппетита и до встречи.

Услышав про завтрак, Шано застонала и выдвинула предположение, что Чарли Хо никакой не гид и даже не головорез, как наивно полагает экс-король, и вовсе даже не Чарли, а подставное лицо и агент Двуликого.

В дверь вежливо постучали. Это был завтрак. Неплотный, но сытный. С микроскопическим количеством пресловутой «свежести».

Он произвел предсказанное действие: обе почувствовали и бодрость духа, и утреннюю свежесть. Прокомментировав свое новое ощущение где-то вычитанной фразой «как английской соли под черепушку насыпали», Шано начала рассказывать о том, как ей теперь, в свете «синь-вун хуа» видится то, что произошло с Майком.

По версии Шано, Майк даже и не предполагал никакой мистики в действиях своей подопечной. Наверняка он заинтересовался Франсис вад Тимас совершенно случайно, просто копаясь в старушечьих досье. А раз это его заинтересовало и он почувствовал запах жареного, то Майк мог проявить недюжинную активность. Например, поехать в Париж, познакомиться с какой-нибудь сестричкой из клиники и выяснить, что мадам вад Тимас если и лежала в клинике, то никаких процедур над ней не производилось. А скорее всего, она там и вовсе не появлялась — просто объявляла о своем отъезде на лечение, якобы занимала отведенные ей апартаменты и…

Что мог предположить Майк? Богемный разгул и любовные похождения вдали от светских условностей и публичной жизни? Молодого любовника? Еще что-то? Те же подпольные косметические операции — ведь омолаживалась же она каким-то способом…

А раз так, раз в деле наличествовала тайна, Майк решил воспользоваться этим. Продолжая копаться в досье, он наверняка стал обращать внимание на любые детали, вроде покупки — тайком от семьи — золотых слитков и лома, систематических наездов в Куфанг и Сингапур с победителями лотереи. Вряд ли Майк соображал, что тут к чему, и мог связать одни факты с другими. Да это ему и не требовалось — компромата у него набралось вполне достаточно для приличного шантажа. Оставалось его хорошенько подать. Поэтому, приступая к делу, Майк в письме к мадам выложил все, что имел в наличии, и наверняка набросал тут и там туманных намеков, во-первых, чтобы показать свою осведомленность, во-вторых, в надежде, что какой-нибудь из эпизодов — а лучше, если несколько, сыграет и, это уже в-третьих, напугает клиента.

Своего он, надо сказать, добился: клиент был напуган. Только не тем, на что рассчитывал Майк. Запаниковать мадам вад Тинас наверняка заставило упоминание о Куфанге, и, естественно, она обратилась за помощью к своим покровителям из храма Двуликого. Мол, господа колдуны, нас накрыли, какой-то тип нагло шантажирует меня, что делать? Не волнуйтесь, мадам, ответили ей из Куфанга, у нас на этот случай есть свои методы. И наслали на Майка «ледяную яму»…

— Только на Майка? — спросила Сузи. — А я?

— Э-э-э… — озадаченно протянула сбившаяся с мысли Шано. — Тогда, может быть, «яма» сработала автоматически? Может, она была настроена на любого, кто достаточно близко подберется к тайне?

— Неубедительно, — отрезала Сузи. — Никогда о таком не слышала. И тогда бы задело Коэна, тебя… Тебя — в первую очередь.

— Ага, поняла! — нашлась Шано. — Они ведь не знали, кто именно их шантажирует. Майк был, конечно, большой простофиля, но, когда дело касалось его собственной безопасности, умел быть очень предусмотрительным. Шантажировал он наверняка с двойной подстраховкой. Он и письмо-то, скорее всего, посылал через Интернет — зря, что ли, он общался с тетушками из Мюра? Так что вычислить его могли только при получении денег, не раньше.

— Если он действовал через сеть, — заметила Сузи, — то его могли просто не найти никогда.

— Точно, — согласилась Шано. — Ему переводят деньги на указанный счет, он их пару раз перебрасывает, путает следы, а потом снимает по частям из любого банкомата. Не могут же они поставить у каждого банкомата своего человека?

— Логично, — сказала Сузи. — Но, кажется, мы отвлеклись.

— Да! Так вот, раз они не знают автора шантажа — и имеют шанс не узнать вообще, то они должны наслать нечто, скажем так, избирательного действия. — Шано вопросительно посмотрела на подругу, и та, подумав, решительно кивнула; ободренная Шано продолжала: — Они знают, что шантажист где-то рядом, в Корисе, и бьют «ледяной ямой» по Корисе, а «яма» уж сама находит кого нужно. А? Тогда понятно, почему и ты угодила под удар! Ведь ты практически тогда же заинтересовалась Анной и, следовательно, тоже оказалась потенциально опасной! Неделей позже или неделей раньше — и тебе ничего бы не грозило, — закончила Шано и добавила несколько самодовольно: — До Штраусовой дочки ты сама бы не добралась. Так что они вообще-то молодцы. Им просто не повезло. Если бы за дело не взялась я — все было бы шито-крыто.

— Не очень-то заносись, — осадила ее Сузи. — Твое построение далеко не безупречно. Оно построено на единственном предположении, что Майк уже начал свой шантаж. А если нет? И раз им не было известно имя Майка, как они могли похитить его бумаги?

— Нет ничего проще, — ответила Шано невозмутимо. — Достаточно было просто-напросто отследить по газетам сообщения о странных смертях за определенный промежуток времени… симптомы-то известны!.. Потом провести небольшое расследование и выйти на «Особую Доставку». К тому же не одни бабушки-хакеры имеют доступ в полицейские файлы. Сама не раз пользовалась…

— Ладно, убедила, — нехотя согласилась Сузи. — Ты — гениальный сыщик, ты — великий и могучий… ну и так далее… Но не забудь, что сегодня нам кое-что предстоит, к чему надо подготовиться. Поэтому предлагаю прогуляться в город и вкусить настоящей утренней свежести.

8

Прогулка получилась на славу. Сначала Шано поводила Сузи по городу, а затем Сузи показала ей пресловутый храм Двуликого. Показала издали, не рискнув на сей раз подходить близко. Храм Шано не понравился, но это было скорее самовнушение. Ничем особенным среди прочих храм Двуликого не выделялся: те же пагодообразные башенки, те же квадратные храмовые дворики, те же нищие и гадатели у ворот; разве что почти никто не входил в эти ворота и не выходил из них. За те десять — пятнадцать минут, что они наблюдали за храмом, мимо ворот прошло несколько местных жителей — торопливо, явно стараясь не замечать ни ворот, ни самого храма, — а воротами воспользовалось всего несколько туристов.

На обратном пути Сузи купила в маленькой лавчонке пятьдесят простых холщовых мешочков с завязками, чем несказанно удивила Шано и еще более — хозяина лавчонки, который под это дело решил подсунуть двум глупым иностранкам, принявшим простые кисеты для хранения специй за какие-нибудь сувениры, еще что-нибудь из своего залежалого товарца, так что подругам пришлось буквально отбиваться от назойливого торгаша.

— Уф! — сказала Шано, когда они оказались на улице с минимальными потерями в полшиллинга. — Откуда столько энергии в таком тщедушном теле? Он едва не разорвал меня на сотню маленьких частных детективчиков.

— Представляю, что после этого началось бы в несчастном Куфанге, — засмеялась Сузи.

Домой, в гостиницу, они добрались далеко за полдень, после того, как отобедали — без особых на сей раз излишеств — в знакомом ресторанчике. Не успели они переодеться, как появился Чарли.

Он был непривычно деловит и активен. Появившись в номере одновременно с собственным стуком в дверь, он с порога объявил, что семейство Ли готово пойти на определенные траты и риск, лишь бы это помогло молодому господину, что он договорился с определенными людьми и сейчас спешит на встречу с ними, после чего, обговорив все детали предстоящего дела, представит их Шано и Сузи для окончательной корректировки плана… — и исчез, отвесив быстрый, но чрезвычайно изысканный поклон и пообещав вернуться не позже чем через два-три часа.

Подруги переглянулись и, несмотря на серьезность услышанного, рассмеялись.

— Молодчина все-таки этот Чарли, — сказала Шано. — Все успевает и при этом остается, что ни говори, джентльменом.

— «Браво, браво, Фигаро! Браво, брависсимо!» — пропела Сузи и предложила Шано тоже подготовиться к «предстоящему делу».

Подготовка свелась к укладке в дорожную сумку Шано больших серебряных ножниц, походного ведьмовского набора Сузи и всех пятидесяти кисетов для специй, предназначение которых Сузи объяснять отказалась, ссылаясь на то, что всему свое время, а пока не помешает им пройти очищение. Они помылись, и Сузи осыпала себя и Шано крупной солью, как тогда, после встречи с непонравившимся ей монахом, произнося, правда, при этом какие-то заклинания и помогая руками. После этого им не оставалось ничего иного, как ждать Чарли.

9

— Вам стрелять не придется, — в который уже раз заверил девушек Чарли. — Разве что — в самом крайнем случае. Но об этом не беспокойтесь, все предусмотрено.

— Хотелось бы верить, — в который же раз недовольно откликнулась Шано, которой все это очень не нравилось.

Последние напутствия они выслушивали уже в густой тени храма Данг-Та-Со. Девушки были одеты в черные спортивные костюмы «а-ля ниндзя» и черные же спортивные шапочки с прорезями для глаз; точно так же, но вместо шапочек зачернив лица гримом, выглядели и четыре парня — штурмовая команда, собранная Чарли.

Еще впервые увидев их в отеле, Шано, улучив минуту, шепнула Сузи:

— В хорошую компанию мы попали. Это же настоящие гангстеры!

— Вполне даже симпатичные гангстеры, — легкомысленно отозвалась Сузи. — А американец и вовсе очарователен.

Американец был классическим типом киношного янки: бычья шея, подбородок с ямочкой, мерно двигающаяся челюсть, спокойные глаза и — конечно же! — ноги на стол. Кроме него в команду входили два щуплых малайца с изящными плавными движениями, очень напоминающие самого Чарли, и кряжистый, плотный, но подвижный голубоглазый блондин, отрекомендованный Чарли итальянцем — хотя Шано почему-то представляла себе итальянцев исключительно высокими сухощавыми брюнетами. Этот, пожалуй, ей понравился больше остальных, и она спокойно восприняла сообщение Чарли, что Мауро будет ее телохранителем. По его плану, девушкам не полагалось иметь при себе оружия, да и мужчинам предстояло быть только телохранителями и лишь при необходимости — прикрывать отход. Поэтому все вооружение группы состояло из четырех «узи» и восьми — по паре на каждого — ослепляющих гранат, да у малайцев на поясах висели экзотического вида ножи в чехольчиках.

Шано попыталась было возмутиться, но Чарли напомнил ей общеизвестную пословицу о чужом монастыре и своем уставе и сказал, что лично для нее, Шано, надежнее всего взять с собой охранную грамоту экс-короля. Чарли торопился — видимо, готовился, несмотря на все заверения в безопасности акции, подготовить себе алиби. На ядовитое замечание Шано он совершенно серьезно ответил:

— Я полностью отвечаю за вашу безопасность и, кажется, еще не давал вам повода во мне усомниться. Что же до моего неучастия, то я по определенным причинам никак не могу быть замешанным в любой истории со стрельбой. Я очень люблю Куфанг и хочу жить именно в Куфанге, — твердо закончил он.

Шано не нашлась что возразить, и Чарли, пробормотав напоследок какую-то быструю молитву, укатил на своем микроавтобусе — отступать предполагалось по отдельности, пешком и без транспорта.

10

Малайцы прошли в храм первыми. Ворота в храме Данг-Та-Со, как и в других храмах, на ночь не закрывались, видимой охраны тоже не было. Две черные тени неслышно скользнули под храмовую сень — вскоре одна из них так же бесшумно возникла вновь, подавая знак следовать за собой — значит, все было спокойно.

Шано несколько раз глубоко вздохнула, чтобы избавиться от нервного озноба, и шагнула вперед.

Сузи на удивление хорошо ориентировалась в темном, едва освещенном масляными плошками помещении, как будто ей приходилось бывать здесь уже не раз. Она уверенно миновала молельный зал, прошла узким коридором, остановилась у низенькой двери. Американец, неслышно и неотвязно следовавший за Сузи, жестом остановил ее и исчез за дверью. Но Сузи не стала его ждать и тут же скользнула следом. Шано попробовала ее остановить, но Сузи только бросила через плечо: «Да нет там никого!», и Шано ничего не оставалось, как последовать ее примеру, доверившись чутью колдуньи; следом беззвучной тенью ринулся Мауро.

За дверью оказался зал.

Судя по всему — тот самый.

Шано повела лучом фонарика по стенам и потолку. Помещение, как и говорила Сузи, было небольшим, примерно три на пять метров, с еще одной дверью в другом торце. Пост у дальней двери занял американец; Мауро замер у ближней, в которую они вошли. По обеим сторонам прохода вдоль изукрашенных иероглифами стен, свисая с потолочных балок на тонких лентах, в два ряда расположились колокольцы. Их было несколько десятков; они свисали до уровня груди среднего человека, не прикасаясь друг к другу, и тихонько позванивали от воздействия тока воздуха. Шано заметила, что несколько ленточек были пусты. «Одна из них — Анна Хоффен», — мелькнула мысль, и ей стало не по себе.

Сузи тем временем занялась своим прямым делом. Она достала из сумки ножницы и, что-то прошептав, прочертила ими в воздухе сверкающий крест. Шано, привыкшая к подобным штучкам, не очень удивилась, зато американец на секунду перестал жевать, хотя тут же взял себя в руки, решив, видимо, что это какой-нибудь обыкновенный киношный спецэффект, и продолжил ритмичное движение челюстью, а итальянец отчетливо произнес вслух «мамма миа!» и истово перекрестился. Огненный след, похожий на «знак Зорро», медленно растаял, в воздухе произошло какое-то быстрое движение, колокольцы звякнули чуть громче, и все вновь затихло.

Сузи протянула ножницы Шано — они оказались заметно теплыми — и шепнула:

— Отрезай!

Шано перехватила фонарик под мышку и послушно шагнула к ближайшему колокольцу. Она зажала его в кулаке, чтобы не звякал язычком, и перерезала ленточку. Сузи приняла колоколец, залепила язычок кусочком пластыря и, уложив в кисет для специй, бросила в сумку.

— Так и продолжай, — сказала Сузи, надевая на Шано сумку. — А я пойду поищу книги. — И исчезла в дальней двери.

Следом тут же исчез американец, и Шано осталась наедине со своим телохранителем и этими страшными — она это ощущала! — колокольцами.

Она срезала их, заклеивала им язычки, упаковывала в кисеты и бросала в сумку; делала она это автоматически, стараясь ни о чем не думать. Мауро помогал ей, подсвечивая фонариком, и, не покидая боевого поста, следил за обстановкой. Зачем-то Шано считала — колокольцев оказалось сорок три.

Сорок три чьих-то судьбы, сорок три жизни…

Уложив последний кисет в сумку, она обернулась к Мауро — сказать, чтобы он выключил фонарик…

Вот тут-то и началось.

Где-то в глубине здания вдруг гулко, настойчиво-монотонно зазвучал гонг, послышались тревожные голоса и тут же — выстрелы.

Шано подхватила сумку и прижалась к стенке.

Итальянец выглянул в коридор.

— Сматываемся, пока нас не заметили! — шепнул он громко. — Там чисто.

— А Сузи? — вскинулась Шано. — А остальные?

— Я за тобой приставлен смотреть, — возразил итальянец. — Ты — на мне числишься.

Не дожидаясь новых возражений, он схватил Шано за рукав и потянул из комнаты. Они выскочили в молельный зал, остановились, прислушиваясь. Бой шел где-то на заднем дворе — по крайней мере, стреляли именно там. Как-то негромко прозвучал взрыв, и где-то полыхнуло на все небо.

— Пошли! — скомандовал итальянец.

Они с опаской выскользнули во двор. Здесь по-прежнему было тихо и безлюдно. За спиной грохнул еще один взрыв, резво взвилось пламя, осветив башенки-пагоды. Итальянец толкнул зазевавшуюся Шано в тень развесистого дерева, сам замер рядом. Что-то стукнуло Шано по сумке, она отшатнулась, услышала, как Мауро за ее спиной вскрикнул и помянул «порка мадонна»…

— Бегом, бегом! — прорычал он громче, чем следовало. — Быстро отсюда!

Они выскочили за ворота и побежали вниз по аллее, к городу. «Куда мы? — удивилась Шано. — Нам же не туда…» Но у итальянца, похоже, было на этот счет свое мнение.

Стрельба из внутреннего двора переместилась на улицу. За стеной храма что-то горело. Издали заунывно выли, приближаясь, полицейские сирены. Шано оглянулась, чтобы увидеть, как Сузи в сопровождении своего американца и кого-то из малайцев убегает в другую сторону. «Правильно уходят, — мелькнуло в голове у Шано, — а я, как дура с этой сумкой…»

Она огляделась. Мауро куда-то пропал, видимо, не заметил, как она отстала. Поискав взглядом, Шано шагнула с дорожки, сунула сумку в узкое дупло огромного дерева, посмотрела — со стороны не видно, а завтра она ее заберет.

Автоматная очередь с той стороны, где исчез итальянец, заставила Шано искать пути к отступлению самостоятельно.

Она свернула вправо, побежала по рощице низкорослых деревьев между стенами храмов.

Это было ошибкой — ее и здесь встретил треск автомата. Хорошо еще, что стрелок взял чуть-чуть выше — на Шано только посыпались срезанные пулями ветки.

Упав, она притихла, моля всех известных ей богов, чтобы у стрелка не оказалось прибора ночного видения. «Дура! Какой, к дьяволу, прибор! — одернула она себя. — У меня же за спиной пожар!»

Она приподняла голову. Невысокий человечек в длинных жреческих одеждах стоял в нескольких шагах от нее — и когда успел подойти! — смотрел он, правда, в другую сторону, но что ему стоило оглянуться?

Шано огляделась. Кажется, этот монах, жрец или кто он там, был один.

Шано нашарила рукой какой-то камушек и кинула его в сторону. Низкорослый обернулся на звук и оказался боком к Шано.

Тогда она бросилась на него, пытаясь выдрать из его рук автомат. Автомат затрясся, выпуская очередь, но ствол был направлен вверх.

Шано дернула еще раз, и оружие оказалось в ее руках. Она ударила им обезоруженного противника куда попало — попало прикладом в ключицу и шею — и кинулась бежать.

Сзади заорали; высокий голос выкрикивал что-то с характерной для юго-восточной Азии интонацией, на европейский слух звучащей агрессивно; снова зазвучали выстрелы. Шано с налету наскочила на невысокую каменную стену, примерно ей по пояс. Выстрелы приближались, и Шано решилась. Она быстро взлетела на стену и спрыгнула в темноту на той стороне.

Обратная сторона стены оказалась неожиданно высокой. Шано, не рассчитав высоты, не сумела вовремя сгруппироваться, упала на бок и от резкой боли в плече потеряла сознание.

11

Сколько времени она пролежала так, Шано определить не смогла. Порой она словно бы выплывала из забытья, но то, что запомнилось, могло быть и бредом и явью…

В первый раз она видела рядом с собой кобру. Змея лежала, свернувшись на плоском камне неподалеку; Шано четко разглядела ее круглый желтый глаз. Было светло — значит, уже наступило утро. С неба опустилась большущая птица, опасливо покосилась на Шано, легонько клюнула ее в ладонь. Змея зашипела, приподнялась, раздула капюшон; птица отпрянула, трусливо шарахнулась в сторону…

Выплыв из небытия во второй раз, она увидела окруживших ее маленьких людей в военной — или полувоенной? полицейской?.. ах, какая разница! — форме и высокого рослого молодого человека в красно-черной национальной одежде…

Потом откуда-то проявилось что-то вроде благостного лика буддийской статуи, словно бы сквозь туман прошел мимо огромный тигр, а полуобнаженная темнокожая старуха что-то напевала, прихлопывая в ладоши…

12

Когда Шано пришла в себя по-настоящему, она лежала на кушетке в затемненной комнате, укрытая цветастой простыней. По потолку, на который она глядела, разгуливали две ящерицы; легкий сквознячок шелестел бамбуковой занавесью.

Рядом никого не было.

Шано откинула простыню и осмотрела свое все еще ноющее тело. Как и следовало ожидать, синяки и ссадины по всей коже, а на бедре — два кусочка бактерицидного пластыря. Шано осторожно потянула один из них, приподняла краешек и заглянула. Хм, пулевое отверстие. Сквозное, если принять во внимание второй кусочек пластыря. «Интересно, — подумала Шано, — когда это меня успели подстрелить? Что-то я не припомню». Плюс, судя по ощущениям, пара сломанных или треснувших ребер. И какие-то болезненные ощущения в левом плече. Но ключица цела — еще одна пуля? Не похоже… Шано ощупала сустав: кажется, вывих. Вправленный.

Шано опять закуталась в простыню и погрузилась в размышления.

Это не тюрьма. И не больница. Это явно частный дом, причем — зажиточный. Тогда: как сюда попала раненая иностранка? Шано попробовала представить — как смогла — карту Куфанга и попыталась понять, куда можно попасть, свалившись со стены после беготни вслепую по парку Нагорных Храмов. Вот тебе и раз! Что же получается: бегает, бегает человек по Нагорным Храмам и — гоп-ля, три прыжка! — падает прямехонько в Королевские парки!

«Ничего себе история, — восхитилась Шано собственному везению. — Прекрасно! Не хватало только вломиться таким вот образом к милейшему экс-королю! «Здравствуйте, ваше высочество, не припоминаете меня? Ну, как же, мы с вами только позавчера в цзю-вэй играли!..» Предупреждал же он меня не связываться с этим аферистом Чарли!»

Шано еще не успела толком додумать эту мысль, как дверь открылась.

К счастью, вместо экс-короля вошла обыкновенная женщина средних лет, среднего роста, в простой розовой кофте и красной юбке, расшитой серебром. Шано не могла бы дать гарантии, что женщина не имеет отношения к королевской фамилии, поэтому решила вести себя с ней по возможности учтивее. Впрочем, ее предосторожности были, кажется, излишни.

В дверях женщина остановилась, поклонилась, подошла и поставила поднос на стол. На подносе стояли чашки, кувшин и мисочки. Откуда-то появился столик для завтрака в постели, женщина поставила его перед Шано и перенесла поднос туда.

— Пожалуйста, — сказала она по-английски и снова поклонилась.

Тогда Шано решилась и, поблагодарив женщину кивком, спросила:

— Вы не скажете, чей это дом?

— Вы в доме его сиятельства принца Панг Хоар До Санг Ли, — ответила та с очередным поклоном. — Мое же низкое имя Чанг Дар Кай.

Она приподняла крышку над одной из мисочек.

— Вы должны это поесть, — сказала она с мягкой настойчивостью.

Вероятно, Чанг Дар Кай хорошо знала о предрассудках европейцев относительно юго-восточной кухни, поэтому она указывала на каждое блюдо и говорила, из чего оно приготовлено.

Шано ела, не вставая с постели; неожиданно в ней пробудился волчий аппетит. «Наверное, я лежу здесь уже довольно долго, — подумала она, уплетая за обе щеки. — Раз так проголодалась, что готова съесть все это, не заботясь о последствиях».

Когда она наконец насытилась, Дар Кай унесла поднос, тут же вернулась и достала из комода сложенную стопкой одежду.

— Это все мне? — искренне удивилась Шано.

И было чему. Одеяние даже на первый взгляд выглядело богатым. Оно состояло из красной шелковой кофты с вышитыми по груди переливающимися всеми цветами радуги, будто живыми, почти голографически объемными бабочками и желтой юбкой из тафты. Дар Кай помогла Шано надеть на себя все это не очень привычное великолепие и молча исчезла, поклонившись.

Шано глянула на себя в зеркало, повертелась перед ним и решила, что наряд-то ей, пожалуй, идет.

Отступив от зеркала, она обернулась и увидела в дверях комнаты того самого рослого мужчину, который, как она полагала, привиделся ей между явью и небытием в окружении охранников. «Рослый — значит, аристократ», — вспомнила Шано и спросила как можно вежливее… нет, не спросила — осведомилась:

— Имею ли я честь видеть перед собой досточтимого хозяина этого дома?

Мужчина, похоже, вежливости не оценил. Он молча прошел в комнату и сел в кресло у столика.

— Да, я хозяин этого дома, — произнес он сухо. — А вот кто вы?

Шано помолчала, подбирая слова; хозяин дома по-змеиному неподвижным взглядом смотрел на нее.

— Ну-у, это трудно вот так объяснить… — начала она, не зная, как будет заканчивать.

— Можете не лгать, — по-прежнему сухо и надменно прервал ее принц. — Все о вас мне уже известно.

— Зачем тогда спрашиваете? — дерзко ответила Шано. — А что, собственно, вам известно?

Оказалось, многое. Например, то, что накануне на храм Данг-Та-Со напала банда вооруженных грабителей. Бандитов привлекли, вероятно, старинные культовые изделия из золота и древние свитки. Но верные слуги Двуликого Божества оказали непрошеным гостям достойный отпор — Двуликое Божество не запрещает своим приверженцам иметь и применять оружие. Не ожидавшие такого приема грабители бежали, успев, однако, поджечь сам храм. В результате: уничтожено ценностей — по предварительным подсчетам — на четыре миллиона долларов. Банда предположительно состояла из десяти — двенадцати человек, один из которых был ранен, но сумел скрыться при помощи двух других; еще один был укушен ядовитой змеей, задержан храмовой охраной и передан в руки полиции, после чего бежал из госпиталя, куда был помещен для лечения.

Услышав это последнее, Шано чуть не выдала себя вздохом облегчения — слава тебе, господи, все, оказывается, живы и на свободе. А остальное приложится — выкрутимся!

Во все время изложения этих, несомненно, трагических и, несомненно, предосудительных событий принц сурово смотрел на нее, и Шано приходилось играть удивленную невинность. Не для дела — какое там: всем тут все было ясно. Просто Шано хотелось чуток подразнить этого высокомерного, чтобы не очень-то зазнавался. Был принц, вероятно, не намного старше нее, но придворное воспитание и высокое рождение придавали его лицу такую надменную величавость, а речь напоминала обвинительное заключение в исполнении сурового прокурора. После значительной паузы, на которую Шано отреагировала лишь осуждающим покачиванием головы, принц спросил:

— Ваша подруга тоже была замешана в нападении?

Вот тут Шано насторожилась по-настоящему. Сиятельный прокурор, оказывается, знал гораздо больше! Просто он предпочел дозировать информацию. Что ж, разумно. И раз так…

— Почему «тоже»? — включилась она в прокурорскую забаву коронованной особы. Принц только усмехнулся, и тогда она чуть сменила тактику: — Она ни в чем не может быть замешана! Она, в отличие от меня, человек серьезный. Между прочим, доктор черной и белой магии.

— А, шарлатанка, — брезгливо поморщился принц.

— Вот уж нет! — возразила Шано, поняв, что хотя бы о Сузи ему не так уж много известно. — Про магию я, конечно, соврала. У нее вполне доброкачественная диссертация по философии, и защищалась она в Сорбонне.

— Госпожа Героно утверждает, — проигнорировал принц замечание, — что в ночь, когда был совершен налет, вы и она находились в отеле и спокойно спали.

— Так оно и было, — мгновенно сориентировалась Шано. — Только около полуночи я ушла.

— Одна?

— Это не вопрос джентльмена, — обиделась Шано.

Принц презрительно хмыкнул.

— Не одна, если это вас так интересует, — отступила Шано на шаг.

— С Чарли Хо?

— Нет, — легко парировала Шано хитрый выпад. — С Чарли Хо мы расстались еще вечером. У него были какие-то свои дела. И при чем здесь вообще Чарли? — подняла она удивленную бровь и забросила осторожную удочку: — Правда, меня предупреждали на его счет… Он что, торгует женщинами?

— Как правило, нет, — с приклеенной усмешкой ответил принц, но на удочку попался. Или сделал вид, что попался: — Как правило, он промышляет другим. Но отец правильно вас предупреждал…

Наконец-то Шано приоткрыла для себя тайну Чарли Хо!

Хо Чар Ланг, для иностранцев Чарли Хо, получил классическое образование в монастыре Дам Рар Кас Бао, за которое заплатил его дед, известный книготорговец Хо Банг Дао. В сопредельных с Куфангом странах и в самом Куфанге Чар Ланг был известен как автор псевдоисторических авантюрно-фантастических романов «Трое храбрецов из Города Черных рыб», «Трое храбрецов ищут Небесный Меч» и «Благородная Дева-оборотень Санг Тай», написанных в характерном для XVI–XIX веков стиле «буан-тао». Однако, отчетливо понимая, что плоды литературных трудов отнюдь не так весомы, как ему хотелось бы, Чар Ланг обратился к более прибыльным делам: торговле оружием, контрабанде антиквариата и, как поговаривали, наркотиков. Однако до сих пор ни на одном деле поймать его не удалось — кроме дурной славы, у полиции на него ничего не было; злые языки из той же полиции поговаривали даже, что большинство слухов о его подвигах имеют единственный источник, а именно — самого Хо Чар Ланга.

Вот и по делу о нападении на храм Данг-Та-Со у полиции были подозрения относительно Чар Ланга, однако придраться было, как всегда, не к чему. В час, когда на храм напали неизвестные, сам Чар Ланг подлетал к Маниле, что могли подтвердить пассажиры, стюардессы и даже командир «Боинга-747», лично получивший автограф на недавно изданной «Деве-оборотне».

— Скажите на милость! А мне так словом не обмолвился, что писатель, — покачала головой Шано. — Хотя вообще-то он интересный собеседник.

— Так это он организовал? — поинтересовался принц, будто между прочим.

— Вы полагаете, что я вам отвечу? — прямо глядя ему в глаза, спросила Шано.

— Полагаю — нет, — признался принц не разочарованно.

— Зачем тогда спрашиваете? — Шано пожала плечами. — И как человек, кое-что понимающий в этом деле, хочу заметить, что у вас странная манера ведения допроса.

— Это не допрос, — спокойно сказал принц.

— Разве меня не считают соучастником нападения? — невинно спросила Шано.

— Нет. На ваше счастье, вы знали, за какой забор нужно угодить, — принц весело, даже — черт побери! — озорно улыбнулся. Шано искренне была удивлена: оказывается, ему было свойственно и нечто более человеческое, чем прокурорская суровость. — Лишних двадцать — двадцать пять шагов, и вы свалились бы на территорию национального парка Дэ Ли Санг и находились бы сейчас в тюремном госпитале.

— А так?

— А так вы находитесь в моем доме, и никакое обвинение не может вас коснуться.

— Почему? — выдохнула Шано, холодея. Кажется, она уже понимала почему.

И понимала правильно.

— Потому что вы — моя жена, — ответил принц. — А жена Цезаря, как вы понимаете, вне подозрений.

 

Эпилог. Снова Кориса

Сузи стояла у турникета и вглядывалась в лица пассажиров только что прибывшего рейса из Парижа. Шано шла в хвосте толпы. Выглядела она впечатляюще: на ней был традиционный куфангский костюм из прекрасного шелка ручной вышивки. Сам по себе этот костюм стоил, наверное, целое состояние, а его еще украшали всяческие бусы, браслеты, заколки и прочая бижутерия — сразу видно, не дешевая.

Сузи окликнула ее и помахала рукой. Шано заметила подругу, радостно заулыбалась, замахала в ответ.

Оказавшись рядом, Шано довольно произнесла:

— Ну, говорила же я, что туристским классом возвращаться не стану? Держу я свое слово, а? Хоть и с простреленной задницей — но первым классом! — закончила она победительно.

— Не преувеличивай, — пригрозила ей Сузи. — Это не задница, хотя уже и не нога.

— Э-э, — махнула рукой Шано, — тут разница не анатомическая, а смысловая. Простреленная нога — это нечто героическое. А простреленная задница — смешно, да и более соответствует истине. Уж глупее пулю поймать нельзя!

— Глупее было бы поймать всю очередь, — отозвалась Сузи.

— Значит, я еще не совсем конченая дура, — засмеялась Шано.

Они вышли на площадь перед аэропортом, отыскали на стоянке «ситроен» Сузи. На них оглядывались, слишком уж странную парочку они из себя представляли: высокая бледная шатенка, вся в восточных шелках и экзотических украшениях — и миниатюрная блондинка в потертых джинсах и простом черном свитерке. Впрочем, Шано на зевак внимания не обращала. Пока Сузи возилась, открывая машину, она заметила приспущенные в знак траура вымпелы корпорации «Штраус Интер-Еуроп».

— Ты давно об этом узнала? — кивнула Шано на вымпелы.

— На следующий день, прямо в самолете. — Открыв дверцу Шано и устраиваясь за рулем, она кратко прокомментировала:

— Все как положено: «скоропостижно скончалась…», «безвременно ушла…», «многочисленные соболезнования…», «все скорбят…» и тому подобное. Хоронили, между прочим, в закрытом гробу, — добавила она.

— Еще бы! — зло сказала Шано. — Представляешь, как она выглядела!

— Не имею ни малейшего желания, — ответила Сузи.

Она завела машину, и они выехали со стоянки.

— А когда это произошло? — спросила Шано.

— В тот самый вечер, в то же самое время, — сказала Сузи неохотно. А потом улыбнулась: — Зато звонил Маколи и восторженно кричал, что молодой господин Ли резко пошел на поправку, что этого не может быть, что мы сотворили чудо, но он все равно не верит.

Шано рассмеялась.

— Вот упрямый тип! Ну, теперь-то он себе на этом деле имя сделает!

— Шано, не думай о людях хуже, чем они того заслуживают, — упрекнула Сузи.

— Я и не думаю, — ответила подруга, — я только отдаю им должное. Кстати, а как ты догадалась меня встретить? Я же не давала телеграммы…

— Я тебя пометила, — объяснила Сузи. — А найти тебя через улицу или через полмира — значения не имеет.

— Что же ты не нашла меня в самом Куфанге?

— Просто не успела, — ответила Сузи. — Меня же фактически выдворили из страны. Этот жуткий парень, телохранитель твоего благоверного, не отходил от меня ни на шаг, пока я не села в самолет.

— Правильно, — серьезно кивнула Шано. — Надо блюсти государственные интересы, а ты своим присутствием в стране могла бросить тень на царствующую фамилию.

Сузи прыснула.

— Ишь как заговорили, ваше высочество.

— Всего лишь сиятельство, — скромно поправила Шано. — А когда же ты успела забрать сумку с колокольцами?

— Я забрала их той же ночью, только все затихло, — ответила Сузи. — Так что они отправились в переплавку еще до того, как меня выставили из страны.

— М-да, — пробормотала Шано. — Приключеньице.

— Зато тебе-то вон какое счастье привалило. Шутка сказать — принцесса Куфанга!

— Завидуешь?

— Тебе — наверное. Зато твоему муженьку не очень.

Шано притворно вздохнула:

— Ты права, я не достойна такого счастья. Бедный, бедный Панг Хоар. Он, наверное, мечтал о прекрасной иностранке из приличной семьи, а ему прямо на голову свалилась террористка сомнительного происхождения. Одно утешение, что сирота.

Подруги рассмеялись.

— Слушай, — спросила Сузи с интересом, — у них что, действительно такие идиотические правила насчет женитьбы? Если бы все было так просто, наглые чужестранки градом сыпались бы в сады принцев.

— Конечно нет, — ответила Шано. — Существует масса ограничений, я их все уж и не помню. Знаю только, что ты, к примеру, не подошла бы, сколько ни падай. А мне просто повезло.

— А говоришь, бедный Панг… как бишь его?

— Хоар, — напомнила Шано. — Да нет, просто я угодила в удобный момент. А то куковать бы мне сейчас в тюрьме.

— Шутишь? — удивилась Сузи. — Неужели у него поднялась бы рука?

— Даже не дрогнула бы! — кивнула Шано. — Но — обстоятельства.

Выяснилось, что на несчастного Панг Хоара уже несколько месяцев оказывалось со стороны родственников усиленное давление с целью понуждения его вступить в брак. Его жена погибла два года назад, катаясь в Альпах на горных лыжах. От этого брака остался сын, но одного ребенка, по мнению семьи, принцу иметь было явно недостаточно. Принц героически сопротивлялся давлению, но родственники оказались хитрее и воспользовались первым же подвернувшимся случаем — то есть ею, Шано Шевальер.

Едва узнав, что в сад принца сверзилась прямо с неба молодая, достаточно симпатичная и — что самое главное! — высокая девица, отец принца, экс-король До Канг Сай Ле Банг, тут же официально объявил о новом браке сына. И тому, хочешь не хочешь, пришлось подчиниться. Надо ли говорить, что, когда выяснилось, что новая жена принца попала в сад с огнестрельными ранениями и автоматом в руках, родственники пришли в ужас и предпочли бы незамедлительно вышвырнуть ее из дома, но тут сработали традиции, против которых бессильна даже королевская власть. Пришлось смириться и делать вид, что все нормально и все довольны.

— Можешь себе представить, — возмущенно закончила Шано, — первые две недели я только и делала, что ходила с Пангом в гости и сама принимала гостей! А это, знаешь ли, весьма утомительно, когда у тебя болит задница.

— Бедро, — поправила Сузи.

— Ну, бедро, — согласилась Шано. — Все равно ведь болит! Одно приятно в такой жизни — все принцессой величают.

— А потом? — поинтересовалась Сузи.

— А потом молодые отправились в свадебное путешествие, — Шано улыбнулась и уточнила: — Я сюда, а мой супруг подальше от родни, в Лос-Анджелес.

— Так вы что, развелись? — не поняла Сузи.

— Зачем? — пожала плечами Шано. — По нашим законам этот брак почти что недействителен, так что я все равно что не замужем. А принцу выгоднее иметь хоть какую жену, чем никакой вовсе.

— А… а как вообще? — вкрадчиво поинтересовалась Сузи.

Шано пожала плечами и промолчала, а Сузи не стала настаивать.

Так, молча, они и проехали остаток пути. Только уже на подъезде к Старому мосту, Шано вдруг спросила со вздохом:

— Слушай, Сузи, так ведь просто не бывает, да? Может, это какие чары?

— Разное в жизни бывает, — ответила Сузи. Ей захотелось чуть расшевелить загрустившую подругу: — Иногда бывает и вовсе такое, чего просто быть не может. Я вот однажды, не поверишь, летала под полуденным солнцем в карете, запряженной парой драконов… А это более невероятно, чем столкновение Земли с кометой! Настоящих ездовых драконов, знаешь ли, куда меньше, чем комет.

Шано поглядела на подругу и сказала:

— Я бы ни за что не призналась в том, что летала на драконах. Могут неправильно понять.

— Тебе можно, — отозвалась Сузи. — Ты поймешь правильно.

Они снова помолчали, потом Шано произнесла как-то неуверенно:

— Кстати, о драконах… — и снова замолкла.

— Да? — подбодрила ее Сузи, думая, что подруга собирается пошутить: — Что там о драконах?

— Это не совсем о драконах, — тихо и серьезно сказала Шано. — Просто я тоже летала… Давно, в детстве…

— Ну, — сказала Сузи нейтрально, — в детстве все летают.

— Но не все, — вздохнула Шано, — летают по-настоящему.