Все-таки повезло профессору естественной истории Пьеру Аронаксу!
В самом деле: наблюдать таинственный мир океанских глубин сквозь огромные овальные стекла салона подводного корабля! Увидеть хорошо освещенным в радиусе целой мили, иметь возможность спокойно созерцать обитателей вод, опершись на выступ оконной рамы и неторопливо обмениваясь замечаниями со спутниками…
Профессор Уильям Биби и конструктор Отис Бартон, скрючившись возле крохотных смотровых иллюминаторов, вполне могли оценить преимущество «Наутилуса» перед «Веком прогресса». В их судне нельзя было хотя бы распрямиться в полный рост. Трудно представить себе более тесное и неудобное для человека сооружение.
На суше этот тускло-голубой шар, покрытый ракушками и пятнами, чем-то напоминал Биби древнюю черепаху. Внутрь вело узкое круглое отверстие, куда мог протиснуться лишь худощавый человек. Когда батисферу показывали на выставке в Чикаго, около миллиона посетителей считали нужным просунуть голову в отверстие, а затем пробормотать что-нибудь вроде: «Хорошо, что не мне придется спускаться в этой штуке под воду».
«Штука» была построена в 1930 году. Уже давно в морях и океанах действовали подводные лодки, и многие из них по размерам приближались к созданному фантазией Жюля Верна «Наутилусу», на который попал профессор Пьер Аронакс, а кое в чем превосходили это чудо-судно. Но только не в глубине погружения.
Обычная подводная лодка рассчитывалась для глубин, немногим превышающих сотню метров. Конечно, в недалеком будущем можно было ожидать, что эта глубина удвоится, утроится, что со временем удастся построить лодки для глубоководного плавания. А человеку хотелось быстрее проникнуть в бездны океана. И наиболее верным путем пока что казалось создание батисфер — сверхпрочных шарообразных стальных аппаратов, спускаемых с судна на длинном тросе.
«Век прогресса» был многократно испытан Биби и Бартоном — последний принимал участие в его создании. Они начали с небольших глубин. И убедились… в недостаточной надежности батисферы.
Никакая сила не могла заставить «Век прогресса» всплыть на поверхность в случае обрыва стального троса. Батисфера не имела аварийных подъемных устройств. Лопни трос — и «Век прогресса» неотвратимо превращался в гроб для исследователей. Трос же мог оборваться от многих причин, даже под воздействием собственной тяжести.
А кварцевые иллюминаторы? Во время пробного погружения — к счастью без людей — один из них дал течь. Под страшным давлением вода проникла внутрь. Батисферу подняли на корабль и с большими предосторожностями стали отвинчивать болты, которыми закрывалась крышка входного отверстия.
Внезапно медный болт вылетел, как пушечный снаряд, и, врезавшись в стальную лебедку, вырвал изрядный кусок. Из отверстия ударила струя воды такой невероятной силы, что человек, задетый ею, был бы убит на месте.
Уильям Биби, который, очистив палубу от людей, сам отвинчивал болт, мог лишний раз поразмыслить об ужасающих давлениях на больших глубинах. Он не раз видел раздавленные бутылки и сплющенные железные банки, но теперь получил новое наглядное представление о той опасности, которая подстерегает исследователей океана. У него не осталось никаких сомнений, что, окажись он и его спутник на этот раз внутри батисферы, их раздавило бы в бесформенную массу в ледяной черноте глубин.
И все же рисковать стоило! Ведь им предстояло стать первыми на планете людьми, перед которыми, возможно, откроется то, что не видел еще никто из смертных. Биби принадлежал к ученым, считавшим познание океанских глубин одной из главных целей науки на ближайшие десятилетия.
Думал ли он при этом о рекордах? Вероятно. Но не только о них. Он мог бы поставить точку в 1930 году, спустившись на небывалую для своего времени глубину: 435 метров. А он продолжал и продолжал погружения, причем вовсе не стараясь каждый раз обязательно увеличивать длину разматываемого спускного троса.
Лето 1934 года застало Биби и Бартона в гавани на Бермудских островах. Тут же стояла старая морская баржа «Реди» в окружении ржавевшей на приколе шхуны и буксирного судна, которое обычно использовали для ловли специальными сетями обитателей глубин.
Батисфера находилась на борту «Реди»: голубой шар высотой в человеческий рост. На огромном барабане паровой лебедки лежали ровные мотки троса, казавшегося тонким и ненадежным.
Но вот трос, закрепленный как на «ухе» для подвешивания колокола, натянулся, шар повис на стреле мачты, а затем начал медленно погружаться в волны. Рядом с тросом скользил в воду похожий на блестящую черную змею телефонный и электрический кабель.
Это был пробный пуск перед новыми погружениями. Испытание прошло отлично. Теперь предстояло выжать из старой батисферы все, на что она способна.
Позднее Биби спрашивали о его переживаниях перед спуском, которому было суждено остаться в истории изучения океана.
— Я чувствовал, что безгранично мало знаю о жизни глубин, — сказал он.
А ведь к этому времени за его плечами было два десятка подводных экспедиций.
…Двое поочередно вползли в узкое отверстие «Века прогресса». Примостились у иллюминаторов, свернувшись калачиком: никаких сидений не было, для них не оставалось места. Биби надел наушники, закрепил у подбородка похожую на рожок для глухих переговорную трубку. Люк закрыли. Раздались оглушительные удары, от которых гудела голова: там, снаружи, для надежности затягивали гайки ударами тяжелого молота по гаечному ключу.
Одной из наиболее неприятных своих обязанностей Биби считал почти непрерывную «болтовню». Он не должен был молчать более пяти секунд подряд: для его помощников, оставшихся на барже, длительное молчание воспринималось как сигнал тревоги, когда следовало немедленно готовиться к подъему батисферы.
Биби в часы спуска как бы уподоблялся кочевнику степей, затягивающему в пути бесконечную песню обо всем, что он видит: вот летит орел, вот сел на холм, вот полетел дальше… Однако то, что видел Биби и о чем он рассказывал сидевшей у другого конца телефонного кабеля стенографистке, вызывало чувство удивления, а порой и недоверия.
Из солнечного желто-золотого мира батисфера погрузилась сначала в зеленый. Стайки рыб проносились мимо иллюминаторов. На глубине двухсот метров как бы закрылась дверь за всем, что привычно жителю Земли. Батисферу окружал холодный черновато-синий мрак.
— Еще глубже глаз не улавливает, а ум отказывается словами определять цвета, — говорил Биби в трубку телефона. — Солнце побеждено, краски изгнаны до тех пор, пока человеческое существо не проникнет сюда и не пронзит желтым электрическим лучом пространство, которое оставалось бесконечно черным биллионы лет.
Прожектор включался с перерывом: хотя от стенок батисферы веяло мертвящим холодом, жар ламп быстро нагревал крохотное пространство, где скрючившиеся люди начинали задыхаться, несмотря на работу вентилятора и действие кислородных баллонов.
Свет прожектора был слишком слабым для существовавших тогда кинокамер и фотоаппаратов; пленка, практически пригодная для цветного фотографирования, еще не выпускалась. Поэтому хотя Отис Бартон, взявший на себя обязанности фотографа экспедиции, и пытался запечатлеть чудеса подводного мира, это больше удавалось Биби. Но какого напряжения требовали его «словесные портреты»!
Глубина 360 метров. В луче электрического света какие-то удлиненные тела, возможно, угри. Потом возле иллюминатора закачалась медуза. Биби не успел заметить, откуда взялась большая рыба, сразу поразившая его. Словно подвешенная на чем-то, она, чуть шевеля плавниками, стояла наполовину во тьме, наполовину освещенная прожектором.
Ученый сразу понял, что это нечто совершенно неизвестное: уж в рыбах-то Биби разбирался великолепно! Он потянулся за Бартоном, приглашая его в свидетели, и едва заставил себя промычать что-то в телефон, откуда обеспокоенный голос стенографистки спрашивал о причинах чуть затянувшейся паузы.
Вот как описал Биби свое состояние:
«Я безмолвно пожирал глазами рыбу от головы до кончика хвоста, стремясь в кратчайшее мгновение запомнить ее, с тем чтобы позднее суметь изобразить ее сначала словами, затем записью и наконец рисунком воспроизвести то, что я видел через прозрачный кварц.
Странная рыба была, по крайней мере, 60 сантиметров длиной, совершенно без светящихся органов, с маленькими глазами и большой пастью… Необычайной была ее окраска, которая в освещении казалась неприятного бледно-оливкового, грязноватого цвета, напоминавшего цвет вымокшего мяса или нездоровой кожи. Этот цвет достоин мрачных глубин и подобен цвету ростков больных растений в погребе».
Неизвестной рыбе, у которой были широкие вертикальные плавники, Биби дал название, означающее в переводе «выплывающий из пучины на призрачных парусах».
Среди особых примет странной рыбы ученый не зря отметил отсутствие светящихся органов.
Мрак океанской бездны вовсе не сплошная чернота. Слабые цветные огни и даже целые созвездия возникают тут и там. У кальмаров светятся кольца вокруг глаз. Рыба-дракон как бы излучает золотистый свет. Рыбу-фонарь можно опознать по светящимся зубам широкой пасти. Красные креветки, защищаясь от нападения, выбрасывают облачко светящейся жидкости, слепящее противника.
Биби обнаружил незнакомого исследователям глубинного «трехзвездного удильщика», у которого концы трех длинных щупальцев испускали столь сильный бледно-желтый свет, что он отражался от темной кожи рыбы. Но особенно поразила ученого никем еще не описанная рыба, по бокам тела которой шли пять световых линий из желтых пятен, окруженных яркими пурпурными точками. Биби говорил, что эта рыба осталась в его памяти одним из красивейших существ, которые он когда-либо видел.
А далеко наверху канат продолжал медленно разматываться. В наушниках раздался полный торжества голос помощника, руководившего спуском. Он предлагал послушать сквозь толщу вод свистки буксира — салют в честь только что достигнутого нового рекорда погружения «Века прогресса».
— Благодарю вас, продолжайте спуск, — услышал помощник из глубин, — но, пожалуйста, запишите следующее: две очень больших личинки угря, быстро изгибаясь, только что прошли совсем рядом. Отметьте: зачем, спрашивается, личинкам угря ходить парами?
В этом был весь Биби!
Ученый признавался, что когда он заглядывал вниз, у него всегда было неодолимое желание опускаться дальше в черную, как жерло ада, пропасть. Сколько незабываемых впечатлений дарила она!
Чего стоила, например, встреча с двумя огромными темно-коричневыми рыбами, которые близко прошли возле батисферы, как бы оценивая возможного соперника. Их пасти со светящимися острыми зубами были широко открыты, на длинных щупальцах колыхались, мерцали подобия сигнальных огней. Ученый назвал громадин «неведомыми рыбами-батисферами».
Позднее подсчитали: Биби во время погружения сделал около 380 заметок о неизвестных до той поры обитателях глубин. Некоторые его открытия оспаривались специалистами. Понадобились десятилетия поисков и гораздо более совершенные аппараты, чем «Век прогресса», для того, чтобы подтвердить существование большинства рыб и животных, обнаруженных Биби.
Но некоторые его встречи во мраке так и остались под знаком вопроса, поставленным, впрочем, самим первооткрывателем.
На глубине, превышавшей 700 метров, в поле зрения на долю секунды оказалось очень крупное существо с какими-то нелепыми очертаниями. Некоторое время спустя оно вернулось и мелькнуло огромной тенью там, где луч прожектора растворялся во мраке. Биби прикинул длину: не менее шести метров! Тело массивное, овальное, но на нем нельзя было различить ни глаз, ни плавников.
«Для тех, кого более всего впечатляют размеры, это существо было бы главным итогом всей экспедиции, — замечает Биби. — Что бы это ни было, оно появилось и исчезло так внезапно и очертания его были такими нечеткими, что ничего более определенного, чем «крупное живое существо», о нем сказать нельзя».
Около полудня 15 августа 1934 года Биби и Бартон заметили легкую вибрацию «Века прогресса». Спуск замедлился. Потом батисфера, закачавшись, приостановилась. Это могло означать, что трос выпущен на всю или почти всю длину.
Оба устали до изнеможения. Пальцы Биби, окоченевшие от прикосновения к стальному подоконнику, не держали карандаш. Сверху сообщили, что сейчас на батисферу давят более семи тысяч тонн воды, что на барабане лебедки осталось лишь несколько витков троса и что по морю ходят крупные волны.
Биби распорядился начинать подъем.
Когда «Век прогресса» оказался на палубе вспомогательной баржи и были отвинчены гайки, из люка показалась лысина Биби, а затем и сам он, худой и бледный, почти вывалился на палубу: ведь профессору было уже 55 лет — не лучший возраст для глубоководных погружений. — Поздравляем с новым мировым рекордом! — воскликнул капитан, помогая ученому подняться. — Девятьсот двадцать три метра!
— Спасибо, — наклонил голову Биби. — А что все же за металлический треск раздался в телефоне во время подъема? Я так и не получил ответа, хотя переспрашивал дважды.
И тут выяснилось, что находившиеся на барже пережили жуткий момент. Они услышали страшный треск рвущегося троса, настолько громкий, что мембрана телефона передала его в батисферу. Все на мгновение оцепенели. Но, к великому счастью, лопнул лишь вспомогательный канат.
— В батисфере наше положение было гораздо лучше вашего. У нас, по крайней мере, не было причин для волнения, — сказал Биби.
*
«Триест» шел на посадку.
Время от времени вспыхивали фары, освещая совершенно безжизненную воду. Эхолот все еще не «чувствовал» дна. Но вот на ленте появилась первая черточка. Теперь уже скоро…
Что будет там, на дне? Кашеобразная масса осадков, помешавшая советским ученым с судна «Витязь» получить сносные фотографии этой подводной котловины? Или обычная ровная площадка, на какие «Триест» уже опускался много раз?
Размышления Жака Пикара прервал голос следившего за эхолотом Дональда Уолша:
— Шестьдесят пять метров, слабое эхо… Шестьдесят…. Сорок пять… Вот теперь четкая линия.
Вскоре нижняя фара высветила круг на плоском дне. Его цвет напомнил Жаку Пикару пустыню.
«Триест» спускался медленно, плавно. В 13 часов 06 минут 23 января 1960 года он, подняв облачко ила, коснулся дна.
Был установлен мировой рекорд глубины погружения, который можно повторить, но нельзя побить, если только в Мировом океане со временем не удастся обнаружить еще более глубокое место.
«Триест» опустился на дно впадины Челленджер в так называемом Марианском желобе. Этот желоб простирается в западной части Тихого океана. По определению экспедиции на «Витязе» и других кораблях именно здесь — наибольшие глубины, какие только есть на земном шаре. В Марианском желобе можно было бы утопить Джомолунгму, причем над вершиной пика еще оставался бы простор для маневров подводных лодок.
Жак Пикар и Дональд Уолш стали первыми людьми, погрузившимися на фантастическую глубину в 10 916 метров.
Что больше всего поразило их?
«Дно было совершенно ровное, если не считать нескольких комочков. Но — самое главное! — за миг до соприкосновения со дном в световой круг вплыла рыба. В одну секунду, вместившую годы труда и подготовки, мы разрешили проблему, десятки лет мучившую океанографов… Жизнь в ее высшей организованной форме возможна в море повсюду, на любой глубине».
Костистая рыба походила на ската. У нее была пара выпуклых глаз. Зачем они нужны в кромешной тьме? Еще одна загадка бездны.
И рыба оказалась не единственной обитательницей впадины Челленджер. Компанию с ней разделила густо-красная креветка, проплывшая рядом с иллюминатором.
«Триест» пробыл на дне 20 минут. Манометры показывали давление в 1156 атмосфер. Температура воды лишь немногим превышала два градуса. Жак Пикар произвел еще несколько наблюдений, в том числе проверку на радиоизлучения.
Затем он повернул рубильник, выключив электромагнит, поддерживающий балласт — железную дробь. Стопятидесятитонный «Триест» оторвался ото дна и начал подъем.
Через девять часов после начала погружения победители Марианской бездны были на поверхности океана.
«При подъеме не произошло ничего, достойного внимания», — записал Жак Пикар.
*
Что же представлял собой «Триест»?
Как удалось менее чем за три десятилетия, прошедшие со времени рекордного погружения «Века прогресса», найти способ преодолеть то, что казалось почти непреодолимым?
Нет, не за три десятилетия. Гораздо больше. Быть может, отсчет надо вести с конца прошлого века, когда совсем юный швейцарец Огюст Пикар прочел «Пять недель на воздушном шаре» и «Двадцать тысяч лье под водой», мысленно сопутствуя героям Жюля Верна.
Но, в отличие от сотен миллионов читателей фантастических романов, в мечтах поднимавшихся за облака или путешествующих на «Наутилусе» вместе с бесстрашным капитаном Немо, Огюст Пикар со временем сумел повторить, а в чем-то и превзойти некоторые подвиги любимых литературных героев.
На стратостате собственной конструкции профессор Пикар для исследования космических лучей поднимался в стратосферу. В 1931 году он почти достиг 16 тысяч метров, а в 1932 году превысил этот рубеж. Тем самым швейцарец установил мировые рекорды, которые год спустя были побиты советскими стратонавтами.
Огюст Пикар заслужил прозвище «профессор вверх-вниз» после того, как осенью 1953 года вместе с сыном Жаком достиг на батискафе «Триест» рекордной глубины, превышающей 3 тысячи метров.
Во время этого спуска профессору шел семидесятый год.
Как это ни странно, но в конструкции батискафа есть много общего со стратостатом. Часто думают, что именно стратостат натолкнул профессора Пикара на мысль о создании принципиально нового аппарата для покорения морских глубин. Сама хронология как будто подтверждает это: стратосфера для Пикара — тридцатые годы, океан — пятидесятые.
А в действительности…
Профессор Пикар вспоминал, как еще в студенческие годы ему приходила идея постройки непроницаемой кабины, способной выдержать огромные давления и подвешенной к поплавку, наполненному жидкостью более легкой, чем вода.
«Мысль о создании подводной лодки, управляемой, как свободный шар, никогда не покидала меня, — пишет профессор Пикар. — Но конечно, в течение долгого времени я не мог всерьез поверить в возможность осуществления мечты своей юности».
Случилось так, что свою давно задуманную непроницаемую кабину, защищающую человека от внешней среды, Огюст Пикар создал сначала для стратостата.
Тем не менее профессор об эволюции своей мысли высказывается совершенно определенно:
«Я был еще очень далек от создания подводного аппарата, прототипом которого обычно считают стратостат. Наоборот, мысль о примитивном батискафе привела меня к достижению больших высот.
Итак, именно подводная лодка привела меня в стратосферу. Несколько позднее в моем сознании шар воздушный превратился в подводный, и я вновь постучался в двери Национального Бельгийского Фонда по научным изысканиям и попросил кредитов для создания батискафа».
Он «постучался в дверь» ФНРС — таковы были начальные буквы принятого в Бельгии названия Фонда, уже оказывавшего профессору помощь при постройке стратостата незадолго до второй мировой войны.
Чего добивался Огюст Пикар, к которому вскоре присоединился его сын Жак, при разработке конструкции нового аппарата для проникновения в тайны океана?
Прежде всего — никакого троса. Хотя в 1948 году Отис Бартон, внеся некоторые изменения в свою батисферу, и сумел достичь глубины 1360 метров, было ясно, что это близко к пределу.
Возможный обрыв троса — главное, но не все. То, что батисфера связана с кораблем в самом прямом смысле, причиняет много неудобств. В волну она, повторяя движения судна, раскачивается, как маятник, распугивая рыб. Биби боялся соприкосновения батисферы с дном: корабль, послушный ветрам и течениям, мог поволочь ее по неровностям дна, а уж тут могло случиться всякое…
После множества экспериментов и испытания моделей профессор Пикар нашел нужную конструкцию «подводного воздушного шара». Для людей — стальная сверхпрочная гондола, способная выдержать давления на самых больших глубинах. Ее будет поддерживать не канат, а резервуар, наполненный жидкостью легче воды. Пикар остановил выбор на бензине.
Но ведь этот поплавок должен иметь прочнейшие стенки, чтобы его не расплющило при погружении?
В том-то и дело, что нет! В цистерну-поплавок Пикар провел полые трубы. По ним внутрь проникала морская вода. При погружении ее давление сжимало бензин. При всплытии, когда давление ослабевало, бензин расширялся, вытесняя воду. Таким образом давление внутри и вне поплавка, непрерывно меняясь в зависимости от глубины погружения, оставалось практически одинаковым. Для изготовления цистерны вполне годились сравнительно тонкие стальные листы.
Чтобы маневрировать в полете на воздушном шаре, воздухоплаватели могут либо выпустить часть газа — и тогда шар начинает спускаться, либо сбросить часть балласта — и, облегченный, он взмывает вверх.
На своем «подводном воздушном шаре» Пикар предусмотрел возможность слива части бензина и сброс балласта, роль которого выполняла железная дробь.
Да, у стратостата и батискафа оказалось очень много общего.
— Возможно, судьбе было угодно создать это сходство именно для того, чтобы работать над созданием обоих аппаратов мог один ученый, — заметил как-то «профессор вверх-вниз».
Но судьбе не было угодно облегчить труд этого ученого.
Война приостановила постройку батискафа. Помощник Пикара погиб в бою. Ушел на фронт сын.
Когда работы возобновились, правительство Бельгии отпустило деньги при условии, что со швейцарцем Пикаром все права должен разделить бельгиец, физик Козинс. Профессор не всегда ладил с навязанным ему партнером. Однажды, когда батискаф был уже готов, «двоевластие» едва не привело к аварии: Козинс включил автоматическое устройство, не предупредив Пикара, и тяжелая аккумуляторная батарея рухнула, едва не пробив днище судна-базы.
Пробный спуск батискафа на небольшую глубину состоялся в октябре 1948 года. Пикар назвал судно «ФНРС-2», как бы связывая этим названием новое свое детище воедино со стратостатом «ФНРС-1», отмеченным таблицей рекордных полетов в стратосферу.
— Сорок лет я ждал этого момента! — с такими словами взволнованный изобретатель обратился к сидевшему рядом с ним в гондоле профессору Моно.
Биографы Пикара так рассказывают о начале спуска:
«В иллюминатор Пикар и Моно увидели плывущего аквалангиста. Эта картина напомнила им известную иллюстрацию к книге «Двадцать тысяч лье под водой»: в гостиной «Наутилуса» капитан Немо и его гость Аронакс, профессор Парижского музея, наблюдает за плывущим человеком, Никола, ловцом жемчуга с мыса Матапан… Пикар стоял на пути к осуществлению сокровенных мечтаний Жюля Верна, и это было только начало».
А продолжение оказалось достаточно тернистым. При попытках спуска батискафа без людей на большую глубину обнаружились конструктивные недостатки. Кроме того, «ФНРС-2» повредили при буксировке.
Нужны были деньги на постройку усовершенствованного батискафа. Кто мог их дать? Начались переговоры с командованием военно-морского флота Франции. Пикару посулили деньги, но с условием: он удовлетворится скромной ролью «научного сотрудника», его новый «ФНРС-3» после трех, всего только трех, погружений будет принадлежать французским военно-морским силам.
Когда в 1951 году переоборудование батискафа заканчивалось, Франция назначила ответственным за испытания не его, конструктора, а морского офицера Жоржа Уо.
Позднее Огюст Пикар написал книгу «На глубину морей в батискафе». В посвящении говорилось: «Моему сыну Жаку Пикару в память о его бесценном сотрудничестве, давшем мне возможность создать «Триест» и провести его погружение».
Это не было простым проявлением отцовской любви. Когда «ФНРС-3» стал ускользать от Пикара-старшего, Пикар-младший, экономист по образованию, с энергией молодости взялся помогать отцу и сумел придать делу неожиданный поворот. Именно он нашел в Швейцарии, Италии, а также на свободной территории Триест людей, согласившихся финансировать постройку нового аппарата.
Батискаф, названный «Триестом», испытывали 14 августа 1953 года.
Испытания еще не закончились, когда телеграф принес известие: сегодня, 14 августа, французы Жорж Уо и Пьер Вильям на «ФНРС-3» достигли глубины 2100 метров.
Создатель батискафа не присутствовал при установлении этого рекорда…
Но 30 сентября того же года настал час его торжества. Огюст Пикар вместе с сыном спустился в «Триесте» до глубины 3150 метров.
Итальянские моряки устроили Пикарам встречу, которой удостаиваются только адмиралы.
Однако почести почестями, но для продолжения работ снова требовались деньги. Пикарам не на что было купить хотя бы аккумуляторные батареи. «Триест» бездействовал, между тем как Жорж Уо доказал огромные возможности батискафа Пикара, преодолев на «ФНРС-3» порог 4000 метров.
В это трудное время работами Пикара заинтересовались Соединенные Штаты Америки. Точнее, штаб их военно-морских сил.
На «Триесте» появились американские наблюдатели. Они оценили достоинства аппарата. Неожиданно Пикары получили предложение продать батискаф. Практически у них не оставалось выбора. «Триест», поднятый на борт американского корабля, покинул воды Европы.
Жак Пикар спросил у одного видного специалиста морского флота США, почему американцы не заинтересовались батискафом раньше.
— Когда вы начинали свои погружения, мы еще не знали, что русские так интенсивно начнут заниматься морем, — ответил тот. — А коль скоро русские что-то делают, мы вынуждены догонять, чтобы по возможности обойти их.
В Америке батискаф переоборудовали, готовя к рекордному погружению в котловину Челленджера. Нельзя сказать, чтобы новые хозяева проявили уважение к заслугам Жака Пикара, который последовал через океан за «Триестом». В последний момент его пытались вообще отстранить от участия в спуске, объявив, что экипаж должен состоять из американцев.
Но швейцарец проявил непоколебимую настойчивость, потребовав выполнения заключенного с ним контракта: там оговаривалось, что Жак Пикар имеет право участвовать в погружениях, связанных с «особыми проблемами». Так неужели достижение наибольшей глубины в Мировом океане — не «особая проблема»?!
И Жак Пикар занял по праву принадлежащее ему место в гондоле «Триеста» рядом с Дональдом Уолшем.
Но поднять перед погружением рядом с американским швейцарский флаг ему не разрешили категорически. Пикар взял его в гондолу, куда уже были заботливо уложены… 50 звездно-полосатых флагов!
Швейцарский флаг, как мы знаем, побывал на дне котловины Челленджер.
В 1962 году этим флагом был накрыт гроб с телом профессора Огюста Пикара. Он умер от сердечного приступа во время расчетов нового подводного судна, названного им мезоскафом.
Первопроходец океанских глубин Уильям Биби на три месяца пережил «профессора вверх-вниз». Биби скончался в возрасте 85 лет. Он долго верил, что со временем в морские глубины будут спускаться и подниматься десятки, если не сотни батисфер.
Уильям Биби ошибся. Человек нашел другие пути познания тайн океана.
Но удалось ли все же кому-либо создать подобие «Наутилуса»?
С капитаном Немо сравнивали обоих Пикаров, отца и сына. Их аппараты далеко превзошли «Наутилус» глубиной погружения. Но они спускались и поднимались где-либо в одном месте, действуя как подводный лифт. У них не было той великолепной свободы передвижения, какой Жюль Верн наделил свой «Наутилус». Батискаф вмещал всего двоих, и люди могли находиться в нем считанные часы, тогда как подводный корабль фантаста был для них домом.
Ко многому обязывающее имя «Наутилус» не раз появлялось на бортах судов. Так назвали, например, слегка переоборудованную военную подводную лодку, которую в 1931 году известные полярные исследователи Джордж Уилкинс и Харальд Свердруп намеревались провести под арктическими льдами к Северному полюсу. При торжественном переименовании бывшей «0-12» в «Наутилус» присутствовал внук Жюля Верна.
Однако этот подводный корабль старой постройки был невероятно тесным и неудобным. По замечанию одного из участников экспедиции, там можно было легко переменить лишь… мнение, но, скажем, перемена белья превращалась уже в дело, требующее акробатической ловкости.
Перед тем как нырнуть под ледяные поля, «Наутилус» потерял руль глубины. Он вообще не мог опуститься под воду! Уилкинс нашел, что для погружения есть единственный надежный способ: набить подводную лодку динамитом и взорвать. Все исследования пришлось производить в надводном состоянии.
Название «Наутилус» перешло позднее к американской атомной подводной лодке, в 1958 году совершившей арктический подледный рейс, который не удался Уилкинсу и Свердрупу. Однако это был поход военного корабля, а не исследовательского судна.
Быть может, по идее одним из судов, наиболее близких к «Наутилусу» Жюля Верна, оказался для своего времени мезоскаф «Бен Франклин».
Жаку Пикару удалось довести до конца дело, задуманное отцом. Мезоскаф был построен и испытан в американских водах, у побережья Флориды, летом 1968 года.
Этот аппарат не предназначался для рекордных погружений. Греческое слово «батис» означает «глубокий», «мезо» — «средний», «срединный», «промежуточный».
Впадин, подобных Марианскому желобу, в Мировом океане не так уж много. А вот глубины от 200 до 700 метров встречаются почти повсюду. Они уже недоступны для аквалангистов, использующих водолазное снаряжение. Для них нужен легкий и достаточно прочный подводный корабль, способный перемещаться и по вертикали, и по горизонтали. Одним из таких кораблей и стал «Бен Франклин».
*
«Мы плыли по течению самой большой морской реки со своими собственными берегами, рыбами и температурой. Я говорю о Гольфстриме.
Это настоящая река, но течет она среди Атлантического океана. Вода в ней тоже соленая и даже солонее окружающего моря. Средняя глубина ее три тысячи футов, а средняя ширина — шестьдесят миль. В некоторых местах скорость течения достигает четырех километров в час. Неизменность объема ее воды значительнее, чем у всех рек земного шара».
«Гольфстрим, одинаково важный для Америки и Европы, представляет собой широкое поле для исследования, а изучен он сравнительно мало…
В обыденной речи под Гольфстримом по-прежнему подразумевают течение, которое пересекает Северную Атлантику и приносит Западной Европе тепло, полученное им от солнца в экваториальных морях, тепло, позволяющее пальмам расти на юге Англии и пшенице вызревать на севере Норвегии…
Исследование Гольфстрима — это так увлекательно и так актуально! Еще в юности мое воображение, как и воображение тысяч других гимназистов, было поражено этой рекой среди моря…»
Не правда ли, оба отрывка как бы дополняют друг друга, и кажется, будто они написаны одной рукой?
Но первый позаимствован из записок профессора Аронакса, сделанных на борту «Наутилуса» в июне 1868 года, когда капитан Немо погрузил свой корабль в воды Гольфстрима.
Второй принадлежит перу профессора Жака Пикара, по странному совпадению ровно сто лет спустя вознамерившегося погрузить в те же воды свой мезоскаф «Бен Франклин».
Это был уже настоящий подводный дом, пусть не такой просторный и не столь роскошно обставленный, как «Наутилус», но все же достаточно удобный: здесь нашлось место для салона с креслами, небольшой библиотеки, проигрывателя, душа. Каждый из шести членов экипажа имел свой уголок. Почти три десятка иллюминаторов позволяли видеть все, что происходит вокруг судна.
По замыслу Жака Пикара? «Бен Франклин», погрузившись в воды Гольфстрима, должен был выключить свои двигатели и использовать их лишь для небольших маневров. Ему предстояло дрейфовать внутри «реки в океане» с той скоростью, с какой судно понесут струи течения. Мезоскаф становился словно бы частицей Гольфстрима, а ученые получали редчайшую возможность спокойно наблюдать подводную жизнь.
У них были сотни надежных помощников. Мезоскаф буквально начинили самыми совершенными автоматическими приборами. Уильям Биби, скорчившийся у иллюминатора батисферы и лихорадочно запоминающий форму и окраску неведомой рыбы, мог показаться Жаку Пикару и его сотрудникам человеком другой эпохи.
На мезоскафе действовали эхолоты, глубиномеры, гидролокаторы, подводные телефоны, электронное записывающее устройство, наружные телевизионные и фотографические камеры с лампами-вспышками на случай, если окажется недостаточным свет расположенных в разных местах двух десятков прожекторов.
«Бен Франклин» повел капитан, опытный подводник, а его помощником стал бывший летчик: пульт управления мезоскафа напоминал кабину воздушного лайнера. Кроме самого Жака Пикара, научной работой должны были заниматься океанограф, биолог и инженер, работающий в области… освоения космоса.
Океан и космос?!
Но еще Уильям Биби свой первый отчет о рекордном погружении закончил поэтическими строками, где сравнивал чудесные глубинные области с межзвездными пространствами далеко за пределами атмосферы. Трудно точно сказать, когда именно появилось выражение «гидрокосмос», однако его употребляют все чаще.
Глубины океана, то, что скрыто в его водах, на его дне, равно как и космические дали, много сулят человечеству, и освоение их началось почти одновременно.
В годы, предшествовавшие погружению мезоскафа, советские и американские космические корабли стартовали один за другим. Было очевидным, что приближается время, когда на околоземных орбитах начнут работать космические лаборатории с экипажем, готовым долго находиться вне Земли. «Бен Франклин», отправляющийся в гидрокосмос, отчасти напоминал такую лабораторию: несколько человек должны были жить и работать в непривычном, изолированном от внешнего мира подводном пространстве. Их опыт мог пригодиться и космонавтам.
Мезоскафу Жака Пикара предстояло провести в водах Гольфстрима не день, не два, а 30 дней.
Забегая вперед, скажем, что «Бен Франклин» полностью выполнил программу. Он был подхвачен струями «реки в океане» 14 июля 1969 года у берегов Флориды и, пронесенный ими вдоль Атлантического побережья США, 14 августа поднялся на поверхность к югу от берегов Канады.
Это было вдвойне поразительное путешествие: никаких драматических случаев при всей необычности выбранного способа. Казалось, Жак Пикар сумел все предвидеть и ко всему подготовиться. Наибольшей неожиданностью для него было лишь почти полное отсутствие в Гольфстриме рыб. А он-то рассчитывал на интересные подводные съемки.
Правда, один раз «Бена Франклина» атаковала огромная меч-рыба. Сначала она заглянула в иллюминатор, потом, набрав разбег, метнулась вперед. Раздался сильный удар по стальному корпусу. Но пока бегали за кинокамерой, рыба исчезла!
В другой раз мезоскаф оказался в окружении акул, а однажды к иллюминатору, шевеля щупальцами, прицепился кальмар. Но как далеко этому существу было до тех гигантских спрутов, в страшную битву с которыми вступил поблизости от этих мест экипаж капитана Немо.
Возле мыса Хаттерас, который Жюль Верн назвал родиной смерчей и циклонов, во время плавания «Бена Франклина» тоже зародился очередной циклон «Анна». Но он ушел куда-то в сторону, не причинив никаких неприятностей судну, сопровождавшему мезоскаф на поверхности.
Да, можно сказать, что Жаку Пикару и его спутникам покровительствовала судьба. «Бен Франклин» по заданной программе благополучно опускался на дно и поднимался ближе к поверхности. Экипажу на протяжении 2800 километров пути удалось сделать множество ценнейших наблюдений. «Живя так долго в толще моря, мы смогли узнать его ближе, чем когда-либо», — справедливо заметил руководитель экспедиции. После рейса мезоскафа наука стала гораздо лучше знать Гольфстрим.
Книгу о плавании «Бена Франклина» Жак Пикар назвал «Солнце под водой». Но ведь на мезоскафе не замечали смены дня и ночи, не видели солнечного света?
Автор поясняет: в морях, как и на суше, все живое и всякое движение в конечном счете порождены солнечной энергией. Ветры, волны, штормы, океанские течения вызваны к жизни солнцем.
Солнце — творец множества организмов, которых наблюдали путешественники в толще вод. Солнце дало энергию «Бену Франклину».
Солнце тридцать дней и тридцать ночей всегда было с людьми, не оставляя их и в темной пучине вод.
С буквами «СССР» на борту
Американец, с которым разговаривал Жак Пикар, имел все основания сказать, что русские серьезно занимаются морем.
«Наутилус» Уилкинса и Свердрупа не смог погрузиться под ледяной покров. Первое такое погружение удалось советской подводной лодке «Красногвардеец». Позднее, в военные годы, наши лодки совершили свыше ста плаваний подо льдом. А подледный рейс американского судна «Бофиш» — это лишь 1947 год.
Среди подводных атомоходов, первыми проложивших под вечными арктическими льдами дорогу к Северному полюсу, был, помимо американского «Наутилуса», советский «Ленинский комсомол».
Наша страна построила специальную флотилию надводных научно-исследовательских судов во главе со знаменитым «Витязем», который, в частности, с помощью сложной аппаратуры изучал многие глубоководные впадины Тихого океана.
В 1959 году французский журнал напечатал сообщение, вызвавшее большой интерес в научном мире:
«Океанографическая подводная лодка? Но она уже существует! Это советская «Северянка», которая провела свои первые опыты в декабре 1958 года. Большая заслуга Советского Союза в том, что он первый (да, первый!) вышел за пределы обычных океанографических исследований на поверхности вод и предпринял изучение моря в самом море, а не только на море; он предпринял изучение косяков рыб спусками к самим рыбам».
Наши ученые не строили батисфер, но успешно использовали привязные гидростаты или батистаты. От аппарата Биби и Бартона они отличались цилиндрической формой и, что гораздо важнее, способностью самостоятельно, без троса, всплывать в случае аварии. Правда, гидростаты использовались главным образом для изучения рыбных богатств и не опускались на рекордные глубины.
Когда Пикары готовили покорение впадины Челленджер, в морских водах было испытано «летающее блюдце» — небольшой аппарат для самостоятельного плавания на глубинах до трехсот метров. Сконструировал его один из изобретателей акваланга Жак-Ив Кусто.
В 1984 году Кусто был гостем Советского Союза, и телевидение познакомило нас с одним из самых неутомимых путешественников, чья стихия — океан и река. На своем судне «Калипсо», снабженном «летающим блюдцем», воздушным шаром, который в случае нужды заменяется вертолетом, Кусто за полвека прочертил своими маршрутами оба полушария. Он огибал мыс Горн и входил во льды Берингова пролива, плавал у берегов Антарктиды и полтора года провел на Амазонке.
В его планах — экспедиция на Северный полюс и кругосветное путешествие на «Ветряной мельнице» — так назвал он свое новое судно с турбопарусами особой конструкции, использующими силу ветра.
Жак-Ив Кусто — убежденный и непримиримый борец за чистоту природной среды, автор многих печатных работ, в том числе знакомых нашему читателю увлекательных книг «В мире безмолвия» и «Живое море».
В свое время Кусто построил «подводный дом», помогающий бороться с так называемой кессонной болезнью.
Когда при погружении водолаз дышит сжатым воздухом, организм как бы впитывает из него азот, а при использовании во время глубоких погружений особой смеси гелия и кислорода — гелий. От этого «насыщения» можно избавиться лишь постепенно. При медленной, плавной смене давления кровь приносит азот или гелий к легким, при выдыхании они уходят. А резкая перемена давления, быстрый подъем на поверхность вызывает появление пузырьков газа в тканях и крови. Они закупоривают кровеносные сосуды, в результате этого «вскипания крови» — тяжелые обмороки, а то и гибель человека от кессонной болезни.
Но выяснилось, что если не изменять давление, то люди могут довольно долго переносить насыщение газом без вреда для себя. Как, однако, создать такие условия? Вот если бы водолаз, поработав в глубине, мог, вместо того чтобы подниматься на поверхность, снять костюм в каком-то подводном доме, где поддерживалось давление, испытываемое им под водой…
Такой «дом» Кусто и построил. Водолазы жили в нем, выходя для работы и возвращаясь назад. Декомпрессия, длительный переход к нормальному давлению, требовался лишь при подъеме на поверхность.
Советский подводный дом был назван «Черномором». Однажды подводный экипаж провел в нем свыше 50 дней.
Позднее наши конструкторы создали много аппаратов для подводных исследований. Среди них — буксируемый аппарат «Атлант», вмещающий двенадцать человек, глубоководная лаборатория «Бентос-300», подводный вертолет «ОСА-3», приспособленный для работ на дне подвижный «Аргус».
Человеку удалось наконец проникнуть в подводный мир глубочайшего пресного водоема земного шара. «Славное море, священный Байкал» принял в свои удивительно прозрачные воды сразу два аппарата «Пайсис».
В 1977 году один из «Пайсисов» опустился на дно озера в том месте, где глубина оказалась равной 1410 метрам — больше, чем при рекордном океанском погружении Биби, больше, чем при более позднем рекордном спуске Бартона в реконструированной батисфере.
После донной разведки Байкала аппараты десятки раз спускались на разные глубины. Предстояло решить давние споры, проверить многие гипотезы.
Байкал давно интересовал океанологов. Его впадины-рифы похожи на океанские. Крутые спуски берегов прорезаны узкими каньонами. По мнению ученых, они могут быть связаны с разломами земной коры.
Результаты наблюдений тщательно изучаются. Это работа длительная, кропотливая. Но вот предварительное мнение участников Байкальской экспедиции Института океанологии Академии наук СССР: «Да, Байкал — это не просто озеро, не просто впадина. Это арена борьбы могучих подземных сил внутри континента. Там продолжаются тектонические процессы».
Мы все знаем, что первой женщиной, проникнувшей в космос, была Валентина Владимировна Терешкова.
Но мало кто помнит, что первой в мире женщиной, совершившей глубоководное погружение в гидрокосмос, также была наша соотечественница. Доктор физико-математических наук Валерия Алексеевна Троицкая во французском батискафе «Архимед» спускалась на глубину 2600 метров и полсуток занималась там измерениями, связанными с магнитным полем Земли.
Не одно лишь золото…
Английские ученые подсчитали, что за исторический период в морях и океанах земного шара затонуло около миллиона судов.
Слишком много? Но подумайте о потерях флота во время бесконечных войн, которыми так насыщена история человечества. А ведь в мирное время от разных причин гибнет примерно одно судно из сотни.
На погибших кораблях ушли под воду бесценные сокровища — от золотых слитков до полотен Рембрандта. Многое утеряно безвозвратно: разбито волнами, разъедено ржавчиной, испорчено обитателями глубин. Но искателей подводных кладов всегда привлекали прежде всего золото, драгоценности, а они-то как раз хорошо сохраняются в морской воде.
Американцы издали справочник для подводных кладоискателей, в котором указали места гибели полутора тысяч кораблей, на борту которых находились сокровища, оцениваемые примерно в полмиллиарда долларов.
Долго думали, что особенно много золота находилось на одном из затонувших кораблей Непобедимой Армады, огромного флота, который испанский король Филипп II в XVI веке отправил для покорения Британии. Это сокровище искали три столетия. Однако водолазам удалось извлечь на поверхность пушки, ядра, ружья, листы олова и лишь несколько пригоршней золотых монет.
В действительности самый драгоценный груз опустился в пучину вместе с подорвавшимся в 1917 году на немецкой мине британским судном «Лаурентик». Этот корабль вез 43 тонны золота! Сегодня подводных кладоискателей «Лаурентик» уже не интересует: почти все драгоценные слитки давно подняты специальной экспедицией.
Если говорить об отдельных группах охотников за сокровищами, то их особенно воодушевляет пример американцев Вагнера и Фишера, доставших из-под воды золота почти на миллион долларов. Это произошло у берегов Флориды, где, как уверяют, в некоторых местах «дно усыпано монетами». Ведь именно там проходил «великий золотой путь», по которому корабли владычествовавшей в Новом Свете Испании везли сокровища к родным портам.
Свирепые бури часто трепали парусные галеоны. Однажды — это было в 1553 году — погиб весь огромный морской караван вместе с грузом серебра и людьми. А кроме штормов, испанцам постоянно угрожали пираты, укрывшиеся в архипелагах возле «великого золотого пути».
Одна из сенсаций — попытка овладеть сокровищами знаменитого лайнера «Титаник», затонувшего в 1912 году после столкновения с айсбергом. Гибель «Титаника», унесшая 1517 человеческих жизней, останется одной из наиболее трагических катастроф на море.
Предприимчивые дельцы установили колоссальную стоимость драгоценностей, которые были сданы на хранение в судовой сейф.
«Титаник» лежит на большой глубине, и долгое время попытки обнаружить его были тщетными. Но в 1985 году мир увидел на страницах газет снимки погибшего гиганта, сделанные специальным глубоководным аппаратом.
Можно ли поднять «Титаник», покоящийся под четырехкилометровой толщей воды, или хотя бы тщательно обследовать его — покажет будущее. Пока сделана лишь первая разведка.
А вот другая подводная операция вполне удалась.
Английский крейсер «Эдинбург» вышел в апреле 1942 года из Мурманска. На его борту находилось свыше пяти тонн золота — плата Советского Союза за военные поставки для фронта.
Крейсер был торпедирован фашистскими подводными лодками. Оставшихся в живых 750 английских моряков подобрали и доставили в Мурманск.
«Эдинбург» пролежал на дне Баренцева моря почти сорок лет, когда по договору между Советским Союзом и Великобританией начались поисковые работы. Особая трудность была в том, что золото находилось рядом с неразорвавшимися снарядами, бомбами, боеприпасами. Были отобраны лучшие водолазы. Они трудились на глубине 260 метров. И однажды на спасательном судне услышали взволнованный возглас:
— Я нашел золото! Я нашел его!
Постепенно были извлечены 430 слитков. Получила вознаграждение фирма, руководившая работами, а остальное золото разделили так: одна треть — Великобритании, владелице крейсера, две трети — Советскому Союзу.
С давних пор искатели кладов, движимые лишь стремлением к наживе, наносили непоправимый урон науке. Разграбленные пирамиды и гробницы Египта, опустошенные развалины городов междуречья Тигра и Евфрата, развороченные курганы степей Причерноморья — дело их рук. Археологи приходят в отчаяние, убедившись, что бесценные памятники древней культуры разрушены теми, кого привлекает лишь блеск золота и ничего больше.
Давняя вражда между кладоискателями и учеными теперь обостряется и в морских глубинах.
Под воду археология шагнула недавно. Здесь ее бурным успехам способствовал акваланг. Но и до этого важного изобретения удавалось кое-что сделать с помощью ныряльщиков и водолазов. Они первыми обследовали, например, найденный в начале века у берегов Туниса корабль, затонувший около тысячи лет назад. На нем оказались мраморные колонны и статуи, видимо вывезенные из Древних Афин одним из римских диктаторов.
В нашей стране энтузиастом подводной археологии был профессор Рубен Абгарович Орбели. Романтик и мечтатель, он говорил:
— Подумайте о кладбищах кораблей на дне морей и океанов. А таинственная Атлантида? Легендарный остров, который населяло могучее племя атлантов? Древние греки утверждали, что после страшного землетрясения Атлантида опустилась на морское дно. Вот поднять бы образчики ее искусства, утварь…
Высокую фигуру профессора с развевающимися седыми волосами чаще всего видели на побережье Черного моря. Здесь человек жил с давних времен. На черноморских берегах обитали загадочные киммерийцы, разбивали шатры скифы, селились древние греки, шагали римские легионеры.
Море отступало и наступало. Ушли под воду развалины приморской части Херсонеса, существовавшего еще до нашей эры. Профессор Орбели «нащупал» их. Ему удалось обнаружить часть затопленных портовых сооружений древней Ольвии, города, в котором бывал «отец истории» Геродот.
Из прибрежного яра на Буге Орбели извлек остатки выдолбленного челна, одного из древнейших судов, найденных на территории нашей страны. Перед войной он наткнулся в Крыму на следы затопленной пристани скифо-тавров, упомянутой в сочинениях древних греков.
Война прервала работу подводного археолога. Профессору Огюсту Пикару она помешала вовремя достроить батискаф. Профессору Рубену Орбели стоила жизни: голодная блокадная зима Ленинграда подорвала его силы, весной 1943 года он скончался.
Сегодня подводной археологией в Советском Союзе и во многих странах мира занимаются тысячи исследователей. Множество интересных изделий извлечено с затонувших кораблей. Среди них — статуи, амфоры для вина, кубки. Изделия, пролежавшие под водой две тысячи лет, уже не относятся к числу редких находок.
Подняты со дна морей целые корабли, в том числе корабли викингов. К сожалению, самое древнее из всех обнаруженных до сих пор судов оказалось почти полностью разрушенным. Оно затонуло возле нынешнего побережья Турции еще в бронзовом веке.
Продолжаются поиски затонувших городов. Особенно много открытий сделано в Средиземноморье, где, по словам Цицерона, в его время города располагались вокруг моря, как лягушки вокруг пруда.
Подводные археологи работают сегодня на берегах Атлантики у побережья Соединенных Штатов Америки, в Мексике, на Балтике. Можно думать, что «Археонавт», первое судно, построенное специально для археологических подводных поисков, вызовет появление целой флотилии подобных судов: интерес к древностям растет во всем мире год от года.
Черноморье, подарившее интересные открытия профессору Орбели, радует теперь его последователей. Древние рукописи сохранили упоминания о расположенном в Колхиде городе Диоскурия. Ее описывал в I веке до нашей эры географ Страбон. Потом, как свидетельствуют римские историки, на месте Диоскурии возникла крепость Себастополис. Однако никаких следов этих древних поселений обнаружить не удавалось, и историки были склонны считать, что они — миф.
Теперь установлено: Диоскурия и Себастополис существовали. Их развалины найдены подводными археологами в водах бухты неподалеку от Сухуми. Там собран богатый «урожай» древностей, начиная от античных барельефов и кончая посудой. Себастополис погиб, видимо, в конце III века нашей эры, когда произошел огромный оползень.
В Керченском проливе исследованы скрытые водой развалины древней Фанагории.
Подводная археология — молодая наука. Но на международных конгрессах уже обсуждают дерзкие планы проникновения в тайны далекого прошлого человечества, которые пока еще скрыты во мраке глубин.
Эра океана
«С сожалением приходится признать, что сегодня поверхность океанского дна известна нам хуже, чем поверхность далекой Луны», — говорил океанограф Андрей Сергеевич Монин.
Океанские бездны… Сколько сулят они смелому подводному путешественнику и вдумчивому исследователю! Каких увлекательных приключений и замечательных открытий можно ожидать там! Где еще на нашей старой планете остается столько неведомого, загадочного?
Однако ученые, которые считают наше время не только космической эрой, но и эрой океана, видят в изучении гидрокосмоса, помимо привлекательности открытий, прямую, насущную необходимость для человечества. «Будущее — океан», — утверждают они. Так и озаглавил свою книгу французский ученый Клод Риффо, доказывающий, насколько освоение ресурсов Мирового океана становится необходимым для удовлетворения потребностей человека.
Но ведь моря и океаны всегда кормили людей. В некоторых странах морская рыба постоянно на столе — и к завтраку, и в обед, и на ужин. Это вовсе не будущее, так было уже тысячелетия назад.
Однако население земного шара растет, а рыбы в морях все меньше. Спасая океан от оскудения, пришлось ограничить или вовсе запретить добычу некоторых рыб и морских животных.
Будущее — в новом, более разумном, научном подходе к использованию даров моря.
С чего начинать? С борьбы против загрязнения Мирового океана. Никому не придет в голову рассыпать ядовитые вещества там, где пасутся стада овец или коров. Но в океан, где пасутся стада рыб и морских животных, сбрасывают вредные для них промышленные стоки. Проникая в ткани рыб, ядовитые вещества возвращаются на стол человека в рыбных блюдах.
Итак, беречь океан, сохранять его «урожайность»! И искать, что он может дать нам еще.
Врач Ален Бомбар, за 65 дней пересекший Атлантический океан на маленькой резиновой лодке «Еретик», умышленно «забыл» запастись водой и продовольствием. Он мог бы взять с собой спиннинг, но взял бечевку и самодельный крючок.
Бомбар доказал, что человек, оказавшийся за бортом судна, может выжить, питаясь дарами океана. В некоторые дни в его рационе был планктон, мелкие животные и растения, которыми кормятся рыбы. Это, конечно, невкусно. Но ведь люди отплевывались когда-то, впервые попробовав картофель или томаты.
К слову «акваланг» мы давно привыкли. А вот «аквакультура» — это что-то новое. Означает же оно преумножение богатств океана: искусственное разведение рыб, креветок, некоторых видов водорослей.
Мировой океан занимает примерно 71 процент поверхности нашей планеты.
В нем 97 процентов мировых запасов воды. Еще 2 процента — льды Антарктиды и Гренландии. Только около 1 процента — запасы пресной воды, непосредственно пригодной для использования.
Потребность в пресной воде растет год от года. Здесь будущее в опреснении части соленых вод океана. Путь найден. Атомный опреснитель действует в городе Шевченко на берегу Каспийского моря.
В Мировом океане колоссальное количество золота. Нет, не на дне, не в трюмах затонувших кораблей — в обыкновенной морской воде. Каждый ее кубический километр содержит до 6 тонн золота. Значит, во всех морях и океанах Земли — триллионы тонн драгоценного металла. Но как его извлечь? Разработанный способ, увы, фантастически дорог.
Морская вода содержит также серебро, медь, марганец, цинк, йод, магний, хлористый натрий (его запасы поистине неисчислимы, и человечеству нет оснований опасаться нехватки поваренной соли). Но пока что из шестидесяти с лишним элементов, растворенных в морской воде, успешно добываются магний, бром, немного калия и кальция. Ну и кроме того, океан уже снабжает солью примерно треть населения земного шара.
Сегодня много говорят о континентальном шельфе. Это материковые отмели, выровненная морем подводная окраина материка. Тут как бы приграничная зона: одинаковое с сушей геологическое строение и сравнительно небольшие глубины, доступные человеку.
Именно материковые отмели издавна привлекали рыбаков и охотников на морского зверя. Затем они заинтересовали геологов. При подводном бурении нашли нефть и газ, а также алмазы, золото, олово, железо. Уже сегодня на континентальный шельф приходится почти треть мировой добычи нефти, причем эта доля растет год от года.
Наша страна одной из первых начала строить морские нефтепромыслы. Воздвигнутый на металлических опорах в Каспийском море городок Нефтяные Камни существует уже четвертое десятилетие.
А дно на больших глубинах, что обещает оно морскому геологу?
Прежде всего — марганец. На дне океана обнаружены так называемые марганцевые конкреции, или рудные зерна. Они покрывают огромные пространства, в них, кроме марганца, содержатся железо и полиметаллы. Запасы поразительны: триллионы тонн.
Извлекать рудные зерна на поверхность для переработки удается лишь специальным судам.
Тем не менее уже разрабатываются смелые проекты подводных рудников. Есть проекты подводных и полуподводных городов, в которых могли бы жить люди, занятые добычей донных богатств или морскими промыслами.
И все это — в работе, все это — сегодняшний день. А сначала были люди, чье воображение подстегнули романы Жюля Верна, скрючившиеся фигуры у раскачивающегося в бездне иллюминатора батискафа, рискованные рейсы «Северянки», путешествие отважных внутри Гольфстрима…
