Оборона в 1641 г. донскими казаками турецкой крепости Азов, захваченной ими четырьмя годами ранее, относится, безусловно, к выдающимся событиям мировой военной истории. Целой армии одного из сильнейших государств Европы и Азии в ходе беспримерно ожесточенных боев не удалось справиться с горсткой (по отношению к турецким силам) храбрецов-добровольцев, по собственной воле вступивших в смертельную и по большому счету едва ли не безнадежную для них схватку. Однако прежде чем перейти непосредственно к обороне Азова казаками в июне — сентябре 1641 г., необходимо сказать о ее предыстории, а также очертить место Азовского осадного сидения в цепи событий, развернувшихся до него.
Несколько слов о военно-стратегическом значении Азова для турецко-татарского мира. Местоположение города — самое нижнее течение Дона, его левая сторона. Выше по течению этой реки тянулись городки донских казаков. Татарский кочевой мир в первой половине XVII в. не представлял собой единого целого, он был расколот на ряд политических объединений. На юге существовало два главных политических объединения татар. Прежде всего это была Крымская орда (Крымский улус), занимавшая Крымский полуостров и Причерноморские степи. С другой стороны, под Астраханью кочевала Большая Ногайская орда (Большие Ногаи), пребывавшая в русском подданстве и находившаяся под руководством астраханских воевод. Между Азовом и рекой Кубанью кочевала Малая Ногайская орда (Казыев улус), подчинявшаяся Крыму.
Переправа татар через реки во время набегов. На основе гравюры из книги «Описание Украины» Г. Л. де Боплана (Руан, 1660). На «сапах» — импровизированных плотах из камыша — перевозили походное снаряжение.
Существовала также немногочисленная группа азовских татар, живших в Азове или кочевавших близ него. В Азове кроме татар был и турецкий гарнизон. Этот город, помимо того что являлся крупным рыбопромышленным центром (рыба и икра поставлялись отсюда в большом количестве, в частности, в Стамбул), был также связующим звеном между Крымом и степями междуречья Дона и Кубани, где кочевала Малая Ногайская орда. Кроме того, Азов — один из важнейших центров подготовки и проведения татарских набегов на южную окраину России, сюда зачастую возвращались из походов «на Русь» татары, доставляя в Азов захваченную добычу, как правило, русский «полон» (пленников) и «животину» (скот). Русских пленников временами скапливалось здесь немало, и затем их вывозили отсюда в Крым, а чаще в Турцию. О данной функции Азова упоминается в документах неоднократно. Так, в войсковой отписке от июля 1646 г. казачье Войско отмечало, что у «воинских людей» из Крыма, а также у темрюцких черкесов и Малых Ногаев «съезды и скопы все в Азове бывают», а из Азова татары и черкесы «большим собраньем на Русь… на украйные (окраинные. — О. К.) городы и в уезды войною» ходят, «а с Руси, государь, с полоном и з животиною все они в Азов» возвращаются. «Весь, государь, у них съезд и скоп в Азове живет», — прибавляли далее в отписке казаки (казачьи отписки в Москву писали на имя великого государя). Можно привести и другие цитаты такого рода из донских войсковых отписок.
Турецкая кадырга (каторга, галера). Иллюстрация взята из книги Хакана Йылдыза: Hakan Yildiz. Haydi Osmanh Sefere — Prut Sefer'nde Organizasyon ve Lojistik. Istanbul, 2006.
Но наиболее ярко данное обстоятельство получило отражение в войсковой отписке в Москву от декабря 1637 г., излагающей мотивы похода донских казаков на Азов в этом году. Так, Войско писало, что в поход под Азов оно пошло «с великие скорби», «помня свое крещение… и свою истинную православную крестьянскую веру». В частности, авторы отписки указывали, что из Азова чинилась «пакость великая» украинным городам и весям, разорение «святым Божиим церквам», а также пролитие «невинной крестьянской крови». Но особое негодование казаков вызывало то, что «азовские люди» «искони поругалися… истинной православной крестьянской вере, и за море отец (отцов. — О. К), и братию, и сестер наших продовали… и коробли тем руским полоном в Турскою землю грузили». Лишь затем казаки говорят о набегах из Азова на их собственные городки: им также «шкоту великую те поганые азовцы чинили» — казаков в казачьих «юртах, и на речках, и на комышах, и на переходех… хватали, и за море… на каторги продовали, и великии скорби и неволи чинили», а также «крымских и ногайских людей те азовские люди под… юрты козачьи подводили». В целом, заключают авторы отписки, они пошли под Азов, за «веру крестьянскую, и за… государя…, и за единокровных братию свою хотя померети».
Начальный лист Исторической повести о взятии Азова в 1637 г. (ГИМ. Отдел рукописей и старопечатных книг. Синодальное собрание. № 409. Л. 116).
Те же слова о защите православного населения встречаем и в расспросных речах атамана П. Петрова с казаками его станицы, присланными с Дона в Москву сразу же после взятия Азова. Они также показывали, что казаки пошли под Азов, «видев православных хрестьян… росхищенье (речь идет о захвате православного населения в плен во время набегов. — О. К.) отцов своих, и матерей, и сестер единоутробных, и слышав от них плачи, и мученья, и неволи великие, и поболев серцами своими, азовцом болши того терпеть не учали» и «за помочью Божию Азов взяли и азовцов всех за их неправды побили». Конечно, в известной степени все эти патриотические слова были вызваны стремлением загладить вину после этого несанкционированного Москвой и шедшего вразрез с внешнеполитической линией Русского государства, направленной на мир с Турцией, военного предприятия. Так, поход под Азов был вызван, безусловно, помимо перечисленных выше соображений также чисто казачьими потребностями — возможностью захвата богатой добычи, а также жаждой военной славы, но для казаков, конечно, не было смысла заострять на этом внимание. Однако беды южнорусского населения также не могли восприниматься казаками равнодушно: захват татарами пленников, их раздел между участниками набегов и последующая продажа в рабство сопровождалась, по свидетельству современника, французского инженера на польской службе Г. Л. де Боплана, целым рядом «неистовств» — разлучением семей, изнасилованиями, обрезанием детей на глазах у родителей («обусурманивание») и пр., что не могло не вызывать закономерных гнева и ярости со стороны в массе своей православного населения Дона. При этом на фоне зачастую безнаказанных набегов татар на русские земли боевые действия донских казаков против «бусурман» неизбежно должны были восприниматься как своего рода месть за страдания православного населения, и донские казаки оказывались, таким образом, чем-то вроде народных мстителей и, так сказать, форпостом в противостоянии с «бусурманами».
Замысел похода под Азов зрел у казаков давно. Так, в октябре 1634 г. донские казаки вместе с запорожцами осаждали этот город, стояли под ним две недели, сожгли посады (пригороды). С Дона казаки привезли с собой наряд (артиллерию) и выбили из него 12 сажен стены. Азов выручила конница Малых Ногаев, придя ему на помощь. Весной 1635 г. служилый человек В. Струков, привозивший на Дон государево годовое жалованье Войску, писал в своем отчете (статейный список), что казаки, выражая желание взять Азов и опасаясь негативной реакции Москвы на этот шаг, «всем Войском говорят на Дону: есть ли бы де государь велел нам Озов взять, крестьянские де бы крови и порабощенья унелось (имеются в виду татарские набеги на русские земли. — О. К), и Крым де бы был под государевою рукою, а нагайцы были бы с нами (русскими землями. — О. К) в миру». Далее казаки прибавляли: «А хотя бы де государь людей к нам прибавил тысечи з две… и мы де Озов взяли (бы. — О. К.) давно».
Относительно ногаев следует сказать особо. Татарские набеги на русские земли 1634–1635 гг. с направления Азова были совершены в основном Малыми Ногаями и азовскими татарами с участием крымцев и Больших Ногаев. В ответ донские казаки по указу из Москвы нанесли несколько чувствительных ударов по улусам Малой Ногайской орды. Однако опасность для Русского государства таилась не только в действиях татар Казыева улуса. Дело в том, что в 1634 г. Большая Ногайская орда под натиском калмыков переходит со своих традиционных кочевий за Волгой на правую сторону этой реки, откуда в 1635–1636 гг. совершает ряд нападений на юго-восточную и южную окраины русских земель. Под ответным военным нажимом донских казаков, а также активной агитацией со стороны Крыма Большие Ногаи выражают отчетливое намерение перейти за Дон в крымское подданство. Пребывание низовьев Дона в руках азовцев создавало реальную возможность для этого.
Несмотря на потери, понесенные в столкновениях с казаками, выполнявшими поставленную московским правительством цель: чтобы ногаям на левой стороне Дона «нигде пристанища не было», — осенью 1635 г. на правую сторону Дона удается прорваться основной части Малых Ногаев. А к середине ноября 1636 г. завершился, опять-таки вопреки активному противодействию казаков, переход за Дон улусов Большой Ногайской орды. Степные пространства между Волгой и Доном опустели, и Азов лишился своей традиционной опоры — орды Малых Ногаев.
Ногайские татары считали, что под опекой Крыма они найдут спокойное и безопасное существование. В действительности получилось иначе. Перейдя за Дон, улусы Малых Ногаев расположились под Крымом на кочевьях у р. Молочные Воды и под Перекопом, поскольку в самом Крыму было «животине кормиться негде». Однако весной 1636 г. Малые Ногаи были загнаны в Крым, где их «рассажали по деревням врознь по пяти человек на деревню», при этом много скота у них «разволокли» крымские татары. Та же участь постигла чуть позже и часть татар Большой Ногайской орды: крымцы не верили ногайцам, подозревая их в намерении вернуться в русское подданство. Условия существования ногаев в Крыму были тяжелыми. Затем в Крыму происходит очередное междоусобие (в нем на стороне хана участвовали и ногаи), решающие действия во время конфликта пришлись на апрель-май и чуть более позднее время. Внимание татар было отвлечено от Азова, о междоусобии было хорошо известно казакам, и они поспешили использовать благоприятный момент.
Так называемая Азовская эпопея донских казаков 1637–1642 гг. началась с осады и взятия казачеством Дона в 1637 г. Азова. Без рассмотрения «Азовского взятья» представление об обороне казаками этой крепости в 1641 г. будет, думается, неполным. Основным источником об осаде казаками города стала «Историческая» повесть о взятии Азова (название Повести дано ее исследователем А. С. Орловым). Согласно утвердившемуся в литературе мнению, упомянутая Повесть отличается прежде всего своей историчностью, практически документальной достоверностью при передаче описываемых событий, причем не только вся фактическая основа повествования, но и идейная направленность, основные черты стиля этого произведения органически связаны с письменной традицией донской войсковой канцелярии. В Исторической повести последовательно передаются основные моменты осады и взятия города казаками. В одном случае ее сообщения дополняет казачья войсковая отписка с Дона в Москву от декабря 1637 г. Наконец, некоторые подробности взятия казаками Азова содержит официальный отчет (статейный список) русского дворянина С. Чирикова, привезшего в 1637 г. из Москвы государево годовое жалованье Донскому войску и приглашенного казаками после взятия города для осмотра его укреплений.
Согласно Исторической повести, 4 апреля 1637 г. на низу казачьего Дона был собран войсковой круг. На нем было принято решение «идти под славный Азов град», пострадать («помереть») за православную христианскую веру и освободить пленников. Несмотря на возможность осложнения отношений с Москвой, на Дону решили не упускать благоприятной возможности для похода под Азов. В это же время в Монастырский городок подошло и подкрепление — «королевской земли казаки запорожские». После сбора казаков из городков был вновь созван войсковой круг. Совещанию предшествовал молебен в часовне «о победе и одолении басурманских людей за неистовство их» (круг собирался около часовни на площади). После «молебного пения» войсковым атаманом был избран Михаил Иванов (прозвище Татарин); на кругу было окончательно решено идти под Азов и этот город «однолично (обязательно. — О. К) взяти и утвердити в нем… православную христианскую веру», а живущих в нем «бусурман» истребить («под меч подклонити»).
Итак, как говорится в Повести, вооружась храбростью и мужеством «Александра царя Макидонского и других храбрых воинов» прежних времен, «вменив себе смерть за живот за святые Божьи церкви и за государя царя», «великое Донское Войско» выступило в поход. Следует отметить, что это был не обычный внезапный набег казаков, а военное предприятие с далеко идущими целями. Так, по словам автора Повести, войсковой атаман М. Татарин перед походом заявил казакам следующее: «Пойдем мы, атаманы и казаки, под тот город середи бела дня, а не нощию украдом, своею славою великою, не устыдим лица своего от… бусурман». Подобные действия были не совсем типичны как для казаков, так и для приемов степной войны в целом: последние представляли собой, как правило, внезапные набеги.
Казаки осадили Азов 21 апреля 1637 г. Войско было разделено на четыре полка, во главе каждого стоял выборный полковник и есаулы. Осада города длилась почти два месяца. Вблизи Азова были возведены земляные укрепления: казаки выкопали вокруг города «рвы великия» (вероятно, траншеи), с помощью которых они вплотную приблизились к самым стенам города — «как мочно из рук друг на друга камением метати». В ходе осады происходили, по словам Исторической повести, «битвы многие… день и ночь». Надо полагать, имеются в виду перестрелки с азовцами, артиллерийские обстрелы крепости, неудачные приступы казаков, а также, возможно, вылазки осажденных. В войсковой отписке от 3 декабря 1637 г. казаки, в частности, писали в Москву, что они «многие умыслы над тем градом Азовым умышляли, и башни многие и стены ис пушек порозбивали», впрочем, следует отметить, что казаки не обладали тяжелой стенобитной артиллерией. Характерно, что в это время из набега «в Русь» возвращался с русским «полоном» отряд азовских татар. Он был подмечен казачьими караулами и разгромлен; русские пленники были у татар отбиты, а их самих казаки «под мечь подклониша» (перебили).
Вначале, однако, осада шла не слишком успешно. Стоя под Азовом, казаки, согласно Повести, вскоре «денежную и пороховую казну исхарчили» (истратили). Остро стоял вопрос продовольствия, особенно для запорожских казаков, не располагавших необходимыми запасами. Последнее закупалось для них на войсковые деньги. В ходе осады было решено вести под азовскую стену подкоп, так как в Войске «прилунился» казак Иван Арадов, «родом немецкия земли», знавший подкопное дело. Первый подкоп оказался неудачен: он прошел мимо стены. После молитв и молебнов, окропления святой водой нового места был начат другой подкоп. Его вели четыре недели, заложив затем привезенный из Москвы порох: во время осады Азова на Дон прибыл, как уже говорилось, с годовым государевым жалованием Донскому войску дворянин Степан Чириков. Жалованье включало и порох; последний оказался весьма кстати. Во время осады казаки подвергались насмешкам осажденных, кричавших им со стен, что, сколько бы казаки не стояли под городом, Азова им все равно не взять. Действительно, осада крепости с каменными укреплениями и артиллерией (в Азове было 200 пушек; у казаков в низовых городках имелось в канун осады только 90 орудий), а также при отсутствии количественного превосходства (численность сторон была приблизительно 1:1) и без тяжелого стенобитного «наряда» являлась, казалось бы, делом достаточно бессмысленным.
Запорожский казак. Фрагмент гравюры, выполненной на основе рисунка неизв. художника XVIII в.
Решающий штурм был назначен на 4 часа дня 18 июня. Перед приступом казаки, готовясь к возможной гибели во время боя, по словам автора Повести, «восприяху… у священников… покояние» и, плача, прощались друг с другом, говоря: «Помрем, братие, за святые Божия церкви и за святую истинную нашу православную христианскую веру…». После того как порох в подкопе был запален, на месте подкопа взметнулась в клубах порохового дыма «аки молния великая» (при этом погиб подкопный мастер И. Арадов); взрывом «градную стену вырвало и многих бусурман за град с камением метало». Правда, согласно позднейшим показаниям дворянина С. Чирикова, при взрыве была разрушена лишь верхняя часть стены на небольшой ширине, основание же стены («подошва») осталось целым. В образовавшийся пролом ринулись казаки во главе с войсковым атаманом М. Татарином, шедшим в первых рядах, с других направлений также был предпринят штурм с лестницами. В результате казаки с разных сторон ворвались в город. «И бысть сеча зла», — говорит автор Исторической повести. Ожесточенный бой на стенах и улицах города шел весь день до вечера, во время боя противники секлись саблями, хватали друг друга за руки, резались ножами. В пороховом дыму казаки зачастую не видели друг друга; бой сопровождался самопальной стрельбой.
В конце концов сопротивление азовцев было сломлено. Видя свое поражение («побеждение»), часть защитников города бросились бежать за городскую стену в степь. Их, однако, догнали у реки Кагальник и всех посекли. Характерно, что преследователями в основном были донские татары и подошедший к казакам незадолго до штурма отряд татар из-под Астрахани — и те и другие, будучи «на караулах», в приступе не участвовали. Оставшиеся в городе оборонялись насмерть. Часть защитников заперлись «с жонами и детьми» в башнях и дугенях (каменные здания торговых лавок), где сидели в осаде некоторое время, но в конце концов и они потерпели поражение.
Взятие Азова дорого обошлось казакам. Во время осады, победного штурма крепости и боев в городе было убито около тысячи казаков (включая запорожцев) — весьма значительная для казаков цифра. Все эти люди были похоронены «по христианскому обычаю»; по монастырям для их поминовения была разослана «казна многая». Немало казаков было ранено. Убитых же «бусурман» нанятые на средства войсковой казны люди (часто по такому найму работали менее состоятельные казаки, также это могли быть приезжие из южнорусских городов «торговые люди» — последние, кстати, тоже принимали участие во взятии Азова, получив свою долю при разделе добычи) сбрасывали в ров и реку Дон, причем, по словам Исторической повести, едва управились за неделю. Так произошло знаменитое «Азовское взятье», открывшее новую страницу в истории донского казачества. Всего, согласно отписке от декабря 1637 г., в Азове было освобождено около двух тысяч русских «полоняников»; Азов осаждали 4400 человек.
Крымско-татарский воин. Рис. Дж. Робертса. XVIII в.
Взятие казаками Азова произвело тяжелое впечатление в Крыму, заставив татар задуматься о судьбе самого Крыма. Так, русские посланники Д. Астафьев и А. Кузовлев, находившиеся здесь в 1636–1638 гг., собрали сведения об оценке крымцами создавшегося положения. Их информаторы, русские пленники в Крыму, не раз слышали, что «говорят татаровя меж себя, съезжаючись, и тужат гораздо об Азове: пропало де у нас мало не треть государства, и простор, и воля в степи вся у нас отнята». Пугала их и более отдаленная перспектива: если «московские люди» усилятся на Дону, «тогда де и до Перекопи всю степь и волю у нас отымут, да и Перекоп город, чаять, возьмут. <…> И как де возьмут Перекоп, тогда и всем Крымом завладеют». Другой крымский татарин говорил: «Азов де наша защита, а Крыму де была (от него. — О. К.) оборона немалая». Крымцы связывали захват Азова казаками с активным строительством с 1635 г. новых городов на юге России, задачей которых было перехватить основные пути татарских набегов на русские земли, что представлялось крымским татарам частями единого наступательного плана на Крым. При этом они были даже склонны преувеличивать угрозу самому Крыму. Так, крымские мурзы и татары говорили: «А от Азова де Крыму пустеть… только де (русский. — О. К.) государь людей пришлет с Руси в Азов и велит им на Крым итти — не десятью де (раз. — О. К.) Крым воевать, одинова (один раз. — О. К.) извоюют, а он вовеки пуст будет».
В Москве взятию казаками Азова первоначально не были рады. Азов был турецким городом, и данный конфликт грозил перерасти в столкновение с мощной Оттоманской Портой, в связи с чем пришлось бы кардинально перестраивать всю внешнюю политику Русского государства, а последняя была направлена на подготовку к войне с Польшей в целях возвращения отторгнутых ею во время Смутного времени западных территорий. Казачья верхушка сообщала С. Чирикову, что казаки собираются жить в Азове и в своих прежних городках, в том числе будут оборонять город в случае прихода турок для его осады. При этом казаки лишь просили, чтобы государь их «пожаловал», велел им «отдать вину» (простить) за самовольный поход на Азов и убийство ими турецкого посла Фомы Кантакузина, произошедшее во время осады города, а также разрешил по-прежнему ездить к ним из южнорусских («украинных») городов «торговым людям» с товарами и хлебом. Указывалась и выгода Москве от пребывания казаков в Азове — в этом случае, говорили С. Чирикову, из Крыма перейдут под Азов и вернутся в русское подданство Большие Ногаи. Но если в Азов из Русского государства будут присланы воеводы с «ратными людьми», то казаки угрожали уйти с Дона на другую реку, предварительно «испортив» (разрушив) город. В Москве в конце концов согласились с этими условиями, но в то же время заявили турецкой стороне о своей непричастности к взятию Азова, привычно сославшись на «своеволие» донских казаков и их неподчинение Москве.
Донской казак. Раскрашенная гравюра, выполненная по оригинальному рисунку неизв. художника XVIII в.
В Турции удовлетворились тем, что Москва отстраняется от участия в конфликте, и начали готовить поход на Азов, однако подготовка к нему затянулась на четыре года. Сначала Турция была занята войной с Ираном, в декабре 1638 г. турецкими войсками был взят Багдад, а с иранцами мир был заключен в мае следующего года. Поход планировался на весну 1640 г., но в феврале неожиданно умер 28-летний султан Мурад IV. Из-за обстановки внутренней напряженности в Турции, связанной со сменой султана, поход отложили до весны 1641 г.
Донским казакам решение об обороне Азова далось непросто. Спустя некоторое время после взятия Азова видим «брань» (разногласия) в казачьей среде по поводу удержания казаками за собой этого города — «иные де (казаки. — О. К.) Азов хотят держать, а иные не хотят», причем последние довольно прозорливо заявляли: «Стены де нас не накормят». По-видимому, это была позиция казаков низовых донских городков — весьма влиятельной в войсковых делах части казачества. Впоследствии именно казаки Черкасского и Манычского городков отказывались идти в Азов в осаду, заявляя: «Мы де за камень умирать не хотим!..». Однако стараниями жителей собственно донского центра и, по-видимому, казаков из верховых городков все же взяло верх решение остаться в Азове и оборонять его от турок. Так, посылавшийся зимой 1637/38 г. в Азов с грамотой из Москвы воронежский сын боярский Трофим Михнев отмечал затем в расспросе, что казаки «против крымских и турских людей стоять готовы» и «Азова им (казакам. — О. К.) крымскому царю и турским людем» не отдавать. Возобладала, по-видимому, высказывавшаяся казаками еще ранее — в 1635 г. — точка зрения, что если Азов будет за русской стороной, то прекратятся татарские набеги на южнорусские области, а Большие Ногаи из Крыма перейдут под Азов обратно в русское подданство, о чем говорили казаки С. Чирикову. Заинтересованности в осуществлении подобных прогнозов не могла не проявить и Москва.
Время показало, что казаки оказались правы в отношении политических последствий взятия Азова. Так, уже вскоре после захвата города, согласно расспросным речам приехавших в Москву в июле 1637 г. с войсковой отпиской атамана П. Петрова с казаками, татарские мурзы Большого Ногая прислали в Азов нескольких татар «для проведывания», действительно ли казаки захватили Азов. В случае подтверждения этого известия ногайские мурзы планировали «итти кочевать под Азов и быть под государевою рукою» со всеми улусами. Из Войска, со своей стороны, писали к ногайским мурзам с предложением о том же.
Занятие казаками Азова резко отразилось на положении ногайских улусов в Крыму. Уже в конце 1637 г. здесь был получен указ турецкого султана о разрешении ногаям кочевать, где они хотят. Весной следующего, 1638 г. состоялся вывод за Перекоп Больших и Малых Ногаев из Крыма, на тот момент еще находившихся там. По-видимому, этим шагом пытались исправить допущенную ранее ошибку, из-за которой Азов в период осады его казаками был лишен татарской поддержки. Однако события приняли неожиданный для турецкой стороны оборот. После ряда переговоров казаков с ногаями в течение 1638–1639 гг. целый ряд мурз Больших Ногаев, включая некоторых мурз казыевских, перешел под Азов к донским казакам. В сентябре 1639 г. происходит грандиозный переход основной массы Больших и Малых Ногаев — около 30 тыс. улусных людей, не считая жен и детей, обратно за Дон. Казаки предоставили татарам суда для переправы, перевозили их сами, а мурз кормили за свой счет. Последние принесли шерть (клятву) на верность русскому государю и затем двинулись к Астрахани в связи с тем, что степи под Азовом были выжжены казаками в ожидании прихода под Азов с целью его осады турецких и крымских войск. Успех казачьих усилий был вне всяких сомнений. То же самое в целом можно сказать и относительно татарских нападений на русские земли, которые с 1637 г. прервались. Правда, в сентябре 1637 г. состоялся поход крымцев во главе с братом крымского хана Бегадыр Гирея на «Русь», однако этот поход оказался малоэффективным, русского «полона» было захвачено мало, прорыв на территорию России через недавно возведенные русской стороной укрепления дался татарам с трудом. В последующие годы пребывания казаков в Азове крупные татарские нападения на территории Русского государства прекращаются.
Однако для самих донских казаков время пребывания в Азове оказалось неблагоприятным: казаки сильно проиграли экономически. Турки, напуганные тем, что для казаков открылось устье Дона, бросили свои военно-морские силы к Керченскому проливу, блокировав его. По этой причине казачьи походы на море 1638–1640 гг. оказались по большей части неудачными, вследствие чего казаки потеряли один из важнейших источников своего благосостояния — военную добычу от морских походов. Москва помогала казачьему Войску материально, но этой помощи все же было недостаточно.
С 1637 г. казаков неоднократно спрашивали из Москвы, нужна ли им военная помощь, но Войско сначала тянуло с ответом, а затем в лице войскового атамана Михаила Иванова (Татарина), присланного в апреле 1638 г. в Москву, отказалось от нее. По-видимому, казаки опасались, что город в этом случае перейдет в руки русских воевод. Между тем в связи с отсутствием военных добыч на море казаки начинают расходиться из Азова, ставя последний в опасное положение на случай осады. Начинается как экономическая и политическая нестабильность в этом городе, так и требования казачьей стороны прислать в связи с этим в Азов войска. Однако, уже раз приняв решение не оказывать казакам военной помощи, в Москве больше не возвращались к данному вопросу. В то же время, учитывая явную политическую и военную выгоду от пребывания казаков в Азове, в Москве были заинтересованы в продлении подобного положения и поощряли готовность казаков оборонять город от турок. Так, в конце сентября 1640 г. в Москве получили привезенную атаманом Д. Гавриловым с казаками его станицы войсковую отписку, гласившую, что казаки — «не горододержцы», оборонять им Азова «не с кем: все с наготы, из босоты, и з голоду, и с холоду розбрелися врознь». Казаки просили государя «принять город» у них, а им самим прислать жалованье и велеть жить «по прежним своим юртам». По прочтении отписки царь Михаил Федорович указал боярину Ф. И. Шереметеву и думному дьяку Ф. Лихачеву вызвать атамана Д. Гаврилова с казаками и относительно «той войсковой отписки» расспросить подробнее. При этом было указано «донским казакам (Д. Гаврилову с товарищами. — О. К.) говорити и на то их приводите, чтобы (донские казаки. — О. К.)… в Озове сидели», а государь будет жаловать Войско за службу хлебным и денежным жалованьем, «и служба их (казаков. — О. К.)… николи забвенна не будет».
«Царь и великий князь Михаил Феодоровичь всея Русии» (1613–1645). Хронограф М. А. Оболенского, кон. XVII в. (РГАДА. Ф. 201. Рукописное собрание МЛ. Оболенского. Оп. 1. № 96).
Последнее выражение отражает сильную заинтересованность Москвы в пребывании казаков в Азове. Эта заинтересованность, уникальная для практики как прежних, так и будущих отношений Москвы и Дона, отразила своеобразие исторического момента, когда Москва возводила Белгородскую черту и вела переговоры с Речью Посполитой о наступательном антикрымском союзе, который означал неизбежную конфронтацию с патроном Крыма — Османской империей.
Атаман Д. Гаврилов с казаками отговорились тем, что на Дону «тово де… Войском в отписке писать не велели», что собираются уйти из Азова и «то де у них написал негораздо войсковой дьяк Федор Иванов», но крайнюю нужду казаков в хлебе (который не на что купить из-за отсутствия военной добычи) подтвердили.
В действительности, однако, войсковой дьяк Ф. Порошин писал войсковую отписку в полном соответствии с постановлением круга. Так, приехавший на Валуйки 30 августа 1640 г. из Азова донской казак А. Федоров показывал в расспросе, что еще в конце июля — начале августа этого года казаки собирались отправить в Москву станицу с тем, чтобы государь «велел у них Козаков Азов принять». В противном же случае, продолжал А. Федоров, во время «прихода» сюда «турских и крымских людей» казакам «в Озове сидеть не с кем»: людей в нем «немного», и казаки «хотят из Озова все итить по старым своим городкам». Думается, лишь крайняя нужда в материальных средствах заставила казаков пойти на явный шантаж в отписке на имя великого государя, требуя в преддверии осады срочной присылки на Дон «государева жалования».
В 1638 г. происходит «первая осада» Азова. Крымско-турецкое войско во главе с крымским ханом Бегадыр Гиреем простояло под азовскими стенами «двенатцать недель», ничего не добившись. Оборону города возглавил, по-видимому, войсковой атаман Тимофей Яковлев (Лебяжья Шея). После осады казаки сообщали в Москву, что в осаде они «всякую нужу и голод терпели», а также истратили во время приступов неприятеля весь свой порох («зелье») и свинец. А. А. Новосельский, правда, пишет, что осады Азова в 1638 г. не было: крымский хан с войском будто бы не дошел до него, с полпути повернув обратно, однако это не так. О ходе самой осады сведений практически нет — за данное время имеем пробел в документах, однако известно, что для татар эта осада закончилась полным провалом.
В целом к началу осады 1641 г. казаки оказываются в достаточно непростом положении. Далее приводим отрывок из войсковой отписки донских казаков в Москву, отправленной из Азова в канун осады, 24 мая 1641 г. с атаманом Анисимом Никифоровым и казаками его станицы. Данный документ к изучению азовской обороны до настоящего времени привлечен не был, в связи с чем даем выдержку из него о положении в Азове (в том числе экономическом) перед осадой его турками. Казаки, в частности, писали в Москву:
«И ныне, государь, мы… живучи в Азове, помираем голодною смертию, и наги, и боси. А твоего государева жалованья — хлебных запасов к нам, холопем твоим, се лето не бывало, и торговые, государь, люди с Руси з запасы и никакими тавары к нам не бывали ж.
А пороху, государь, и свинцу у нас нет, стояти противу окаянных и злоневерных… твоих государевых супостат, и за дом Иоанна Предтечи, и за тебя, великого государя, нечем. И кормитись нечем же, всем скудны, и купити, государь, ни запасов, ни одежи не добудем. А добычи стали тугие: где преж сего добывались, и чем кормились — и ныне, государь, Божиею милостью и твоим государьским счастием те орды (ногайские, — О. К.) и город (Азов. — О. К.) под твоею царьского величества высокою рукою, и нам, государь, холопем твоим, во всем стало гораздо нужно, и безодёжно, и голодно.
И без пороху, и без свинцу погибаем — х какому нужному (то есть ратному. — О. К.) делу за дом святого славного пророка и предтечи, Крестителя Христова Иоанна и за твою, великого государя, отчину (город Азов. — О. К.) постояти и кормитися нечем».
Возможно, здесь несколько преувеличена нужда казаков, но подобное высказывание было уже не первым, а значительный недостаток «хлебных запасов» действительно имел место. Большая партия хлеба (пять тысяч четвертей), которую Москва собиралась послать на Дон из Воронежа, в итоге была задержана из-за военной опасности по Дону и не дошла до Войска. Упоминание о недостатке у казаков в Азове хлебных запасов еще встретится нам в источниках. Тем не менее, несмотря на сложность положения, Донское войско пошло на оборону города.
Следует сказать об укреплениях Азова. Азовская крепость состояла из трех частей: «Топракова города», или «Топракалова» (Топрак-кала — Земляной город), «Ташкола», или «Ташкалова» (Таш-кала — Каменный город) и собственно Азова.
Азовские укрепления накануне осады 1641 г.
Все три «города» были каменные. Согласно статейному списку дворянина С. Чирикова, привезшего в 1637 г, на Дон государево жалованье и приглашенного казаками после взятия Азова для осмотра его укреплений, оборонительные сооружения последнего были не очень мощны. Так, «город верхней Ташкол», который казаки взяли с помощью взрыва подкопа, и прочие укрепления были, согласно документу, «не кирпишные — камень самород кладен и смазан глиною». «А город некрепок, — сообщал далее С. Чириков, — тонок, зубцов по стенам нет, и боев сверху и нижних из города нет же, потому что избы татарские приделаны к городовой стене. А обламов по городу нет: ходят по городу (стенам. — О. К.) по деревянным кладем. А наряду по башням и на татарских избах, которые избы выше городовой стены, много. А иной наряд без станков. А наряд (по калибру. — О. К.) неболшой». Перед осадой Азова, в 1636 г., казачья артиллерия, располагавшаяся в Монастырском, Черкасском и Манычском городках, насчитывала 90 пушек в основном малого калибра (от 6 гривенок до полугривенки ядро), в Азове было захвачено до двухсот орудий. Всего в Азове перед осадой было около трехсот пушек.
В ближайшее время после овладения казаками городом был спешно заделан пролом в стене Ташкалова города — специально для этого были наняты греки-каменщики. Позднее казаки возводят по стенам обламы, устраивают нижние бои для пушек; упоминаются в документах также «середние» и верхние бои. Непрочность укреплений Азова, однако, время от времени давала себя знать: город «портился часто», обваливались стены, причем не всегда можно было сразу подыскать мастеров-«горододельцов». Башни оставались непокрытыми еще в конце 1639 г., тогда же у казаков попортились обламы и мосты по башням. Но это были, впрочем, устранимые недостатки, быть может несколько преувеличенные в отписках в Москву. Учитывая энергию казаков, не приходится сомневаться, что к лету 1641 г. Азов был укреплен, насколько это было возможно в принципе. Так, в документальных источниках периода обороны города встречаются упоминания о зубцах на стенах и башнях, которых первоначально не было.
Арнаутский (албанский) воин из вооруженных сил турецкой провинции (из указ. книги X. Йылдыза).
Теперь о численности противостоящих сторон. Количество людей, подошедших под город с турецко-татарской стороны, плохо поддается определению. В казачьей войсковой отписке, отправленной в Москву вскоре после отхода вражеских войск из-под Азова, приводится цифра в 240 тысяч человек. В числе осаждавших, согласно отписке, были, помимо турок, татары из Крыма, а также Большие и Малые Ногаи. Кроме того, упоминаются «воинские люди» из «Будайской», «Мутьянской», «Арапской» земель, из Валахии и даже Франции. Поэтическая повесть об обороне Азова добавляет к этому списку греков, сербов, арнаутов (албанцев) и др. Общую численность осаждающей стороны данная Повесть определяет в 256 тысяч человек (причем это не считая «черных мужиков», то есть не ратных людей), а по ходу повествования в некоторых случаях говорит о 300-тысячных силах неприятеля. Документальная повесть об обороне Азова сообщает о 200 тыс. чел. «всяких воинских людей розных земель», подчиненных непосредственно турецким пашам, а также о 40 тыс. татар и 10 тыс. горских черкас, то есть в целом о 250 тыс. Она же уточняет состав присутствовавших в турецком войске европейских военных специалистов. Это были «немецкие люди городоимцы и приступные вымышленники» — испанцы («шпанцы»), итальянцы («италияне»), французы («френчюжане»), венецианцы («венецеяне»), которые специализировались на осаде городов. Они, по словам Документальной повести, умели делать «всякие приступные подкопы, и иные мудрости, и ядра огненые чиненые».
Прохождение турецких войск на фоне кадырги (из указ. книги X. Йылдыза).
А. А. Новосельский, справедливо, на наш взгляд, усомнившись в достоверности данных цифр, сделал попытку уточнить их. Согласно его мнению, численность войск, которые могли бы принять участие в осаде Азова, может быть определена в 70–80 тыс. человек (включая 40 тыс. татар). По словам исследователя сообщения «русских разведчиков, посылавшихся под Азов из Астрахани и живших в турецких и татарских таборах… ни разу не называют столь огромной цифры турецких и других войск». Речь здесь идет об астраханских стрельцах новокрещенах из татар Кузьме Петрове и Иване Новокрещене. А. А. Новосельский ссылается на показания одного из них который слышал от татар, что турок пеших и конных было всего несколько более 30 тыс. человек. Ссылку на источник автор при этом не дает.
Возможно, что А.А. Новосельский имеет в виду последнюю строку листа 236 из дела № 1 за 1641 г. фонда № 127 РГАДА (это расспросные речи в Астрахани И. Новокрещена), на настоящий момент утраченную в связи с обрывом нижнего края листа. Однако, если это и так, на том же листе данного документа видим общую численность крымских и ногайских татар — «з дву 40 000», то есть 80 тыс. человек. Ту же цифру приводит и К. Петров. Таким образом, с учетом данной информации, уже количество одних только татар достигает общей численности турецко-татарских войск, указанной А. А. Новосельским. Правда, серьезного участия в боевых действиях татары не принимали, стоя в степи в трех верстах от города. В целом цифра А. А. Новосельского в 70–80 тыс. осаждающих кажется нам неоправданно заниженной.
Б. В. Лунин убежден в общей численности осаждающих несколько иного порядка. Так, состав турецко-татарских сухопутных сил, стоявших под Азовом, он определяет в 140–150 тыс. человек, не приводя при этом, правда, ссылку на источник. Впрочем, по его мнению, «важна не столько конкретная цифра, сколько тот неоспоримый факт, что численность неприятельских войск, осаждавших Азов, минимум в 12–15 раз превышала число обороняющихся». От себя отметим, что число в 150 тыс. осаждающих (турок, татар и иных «всяких ратных людей») взято из отписки в Москву из турецкой столицы гонцов Богдана Лыкова и Афанасия Букалова, основывавшихся на стамбульских известиях. При этом они подчеркивали, что в момент осады Азова «нигде… турского войска не было, оприч что под Азовом», то есть Стамбул при отсутствии в тот момент у Турции боевых действий на иных фронтах ничто не ограничивало в направлении против казаков воинских сил максимально необходимой численности.
Приведенные выше цифры позволяют, на наш взгляд, сделать следующий вывод: численность подошедшего под Азов турецко-татарского войска была очень велика. Данное обстоятельство постоянно подчеркивается и в Поэтической повести. В частности, в ней говорится, что от огромного числа неприятельских войск земля под Азовом прогнулась и река Дон вышла из берегов. Интересно и такое замечание автора: «никак непостижимо… в нашем возрасте того было (и) услышати, не токмо что такую рать великую и страшную… очима (очами. — О. К.) кому видети».
Более определенные сведения имеются о численности казачьей стороны. Атаман Беляй Лукьянов с казаками, отправленные с войсковой отпиской в Москву вскоре после прихода турок и татар к Азову, определяли численность защитников последнего в 5–6 тысяч человек (включая около тысячи запорожских казаков). Атаман Роман Родионов с казаками, отправленные тогда же в Астрахань, показывали во время расспроса в этом городе, что в осажденном Азове находится около трех тысяч казаков — цифра, по-видимому, сознательно занижена. Согласно тексту Поэтической повести, опубликованному в издании 1949 г., всего в осаде находилось 5307 казаков; по списку Повести, опубликованному в 1985 г., казаков в начале обороны насчитывалось 7590. Документальная повесть сообщает о 5367 казаках, причем ее данные А. Н. Робинсон почему-то принимает за официальные. По-видимому, число в 5–6 тыс. наиболее приемлемо, но следует учитывать и тот факт, что какое-то количество казаков (думается, впрочем, что едва ли очень значительное) прибыло на помощь к «азовским сидельцам» уже в ходе осады. Как видно из свидетельств турецкого автора Эвлии Челеби, казаки из городков помогали осажденным в Азове как людьми, так и оружием; последнее отправляли вниз по течению Дона в бурдюках (правда, часть его, согласно этому автору, была перехвачена турками).