– Я молился, – заговорил отец Томас, – взывал к Двуединому Богу, и он внял мне. Но сначала…

Монах уставился в плиты пола.

– Едва я услышал имя приора Неакра, – продолжил Велдон, – как этот умерший маг завладел моей бренной плотью.

– Умерший? – переспросил я.

– Да, – сухо ответил монах; правда, сразу добавил: – Его растерзала нечисть во время неудачного эксперимента почти полвека назад. Однако душу приора удалось удержать в мире живых.

– Это случилось здесь? В этом замке? – спросил я.

– Именно так, – ответил инквизитор. – В замке. У него, кстати, есть название. Сарн Адаб, что с эльфийского переводится как «каменный дом».

– Откуда известны такие подробности?

Я заподозрил неладное. Неужто Томас Велдон вовсе не тот, за кого себя выдает? Откуда ему известно про мага, померевшего полвека назад, и про то, что он являлся одним из приоров рыцарей Грааля? Да и имя Черного замка впервые слышу именно от инквизитора.

Алиса сохраняла маску спокойствия и равнодушия, Лилит тоже была безмятежной. Зато орк хмурился и с явным подозрением косился на инквизитора: сказанное монахом крайне не нравилось и Нуроггу.

– Откуда ведаю про все то? – перевопросил Томас Велдон.

В нем заклокотал плохо скрываемый гнев. Монах сорвал с головы капюшон, вновь явив глаз безумца.

– Узрел сие? – Церковник поднес к правой глазнице указательный перст.

Палец дрожал, и самого отца Томаса била легкая дрожь, а в левом глазу горело пламя, которое могло бы пожрать весь мир, вырвись оно из плоти церковника. Я помнил его фанатичным, истово верующим инквизитором, видел Велдона и любящим отцом, готовым на все ради дочери, но никогда отца Томаса не обуревала подобная ненависть; он был одержим ею!

– Узрел?! – закричал монах после моего затянувшегося безмолвия.

– Да! – выпалил я.

Плечи инквизитора вдруг поникли, дрожь исчезла, он опустил голову и натянул капюшон из темно-коричневой ткани. Тот снова удачно лег на лицо, укрыв лишь изувеченную половину и глаз Ниакра.

– Один из приоров ордена еретиков и боготступников ныне живет во мне, – продолжил Томас Велдон неожиданно спокойным голосом. – Я ошибался: тогда, много лет назад, меня вовсе не обратили. Они вселили в меня умершего Неакра! Он спал, и я был спящим.

Томас Велдон закашлялся, чтобы перевести дух. Говорил он с превеликим трудом. Инквизитору прекрасно известно, что надлежит делать с такими, каким он стал. С теми, кого пометило черное колдовство. Проклятые души заточались в аббатство Маунт, откуда никто и никогда не возвращался. Истинный сын Матери Церкви просто обязан добровольно отдать себя в заботливые руки монахов из Маунта.

Однако отец Томас не пойдет на покаяние и подчинение церковным уложениям, что еще совсем недавно сам яро претворял в жизнь, что и было самой его жизнью. Осознание себя противостоящим Матери Церкви жгло яростью и одновременно опустошало его.

– Неакр возобладал надо мной. Я перестал управлять своим телом и почти утонул в пучине беспамятства. Лишь молитва была рядом. Я взывал к небесам, не умолкая в мыслях ни на миг.

Монах снова взял паузу, и мне вспомнилось, что губы Велдона-Неакра непрестанно шевелились, когда тот ступал к черной пирамиде. Он молился! Почти потерял себя, но молился.

– С ужасом и отвращением я чувствовал, как вовнутрь вливается сила Низверженного, – говорил отец Томас. – Мое угасающие сознание противилось единению с кругом колдунов и участию в колдовском обряде. Только Томас Велдон более не был себе хозяином. Новая сущность поглощала меня. Я практически полностью растворился в Неакре и молил уже не за себя, но о Спасении и Прощении для Лилит. Ведаешь ли, Гард, что такое знать о гибели души единственной дочери?

Я покачал головой, впрочем, инквизитор не ждал ответа. Он заговорил снова, глядя мимо меня:

– Потом… раньше со мной не случалось ничего подобного… Божья благодать наполнила душу и сердце. Чужой и злой, пришлый дух оказался заточен в оковах, из которых ему не выбраться, и я снова обрел себя. Я мог противостоять чернокнижникам! Даже высшему, что замкнул на себя почти полный круг магов! Я ведь тоже был не один!

Лик монаха сиял, вернее, левая его половина. Предо мной снова стоял фанатичный инквизитор.

– Я видел его.

Томас Велдон кивнул. Он понял, что я говорю про ангела.

– Кого ты видел, человече? – вмешался в разговор орк.

Томас Велдон не слышал Нурогга:

– Но дарованной мощи Двуединого Бога и помощи Его посланника было недостаточно, чтобы выдержать натиск дюжины магов. – Лицо Томаса Велдона исказилось, словно от гримасы боли. – Я должен был найти уязвимое место в их колдовстве. Мне пришлось обращаться к Неакру, копаться в его памяти!

Томас Велдон скривился от отвращения.

– Но и того было мало! Тогда я использовал черную магию и силу Низверженного, дабы остановить натиск его слуг и, сковав их схваткой, превратить в легкую добычу для ваших мечей.

Я взглянул на пирамиду с одиннадцатью мертвецами. Алиса и Нурогг мчались тогда по ступеням с беспощадностью дикой стихии…

– Мной свершен чудовищный грех, – негромко молвил отец Томас. – Я поставил себя в один ряд с богоотступниками.

Церковник тоже посмотрел на окровавленные тела чернокнижников. Взор его был тяжел.

– Видит бог, – произнес Велдон, – нет во мне помыслов о недозволенной силе, но я хочу спасти свою дочь! Неакр во мне навсегда. Мне придется обращаться к его знаниям и магии Низверженного снова и снова. Это мой крест… Нет, проклятие. За грехи ваши да воздается вам, а присные Дьявола будут прокляты во веки вечные!

Томас Велдон горько усмехнулся.

– Веришь ли ты, вор, – сказал он, – что еще совсем недавно обо мне рекли как о воплощении инквизиции в Арнийском Сумеречье?

– Верю, святой отец.

– Святой отец… – Велдон прикоснулся к груди, где под одеждами висело нательное Распятие, – звучит издевкой.

– Не собираюсь каким-либо способом унизить или оскорбить вас, – осторожно ответил я.

Инквизитор вел себя почти как безумец. Он сам не свой: то ли надломилось в нем что-то, то ли тень Неакра изменила и Томаса Велдона. Боюсь даже представить, каково это – делить свое тело с иной сущностью. Легко и умом тронуться от мысли, что чужой дух может восторжествовать в любой миг. Велдон сказал, что Неакр скован в нем навсегда, однако так ли это?

Томас Велдон перехватил мой взор и, кажется, понял, о чем я думаю. Монах отдернул руку от рясы, в нем вспыхнула ярость, которая быстро сменилась напускной холодностью. Предо мной снова стоял прежний строгий церковник. Такой же, как в Бранде, ежели позабыть про око Неакра, укрытое темно-коричневой тканью.

– А ты, Гард! – Монах схватил меня чуть ниже ворота. – Что есть ты?

– Не понимаю, святой отец! – процедил я, попытавшись отнять руку инквизитора от камзола, но Велдон держался цепко.

Отец Томас приблизил ко мне свое лицо, гневный взгляд его глаза обличал в святотатстве. Во взоре монаха я видел Николаса Гарда привязанным к столбу и окруженным пламенем костра инквизиции. Велдон явил себя прежним верным сыном Матери Церкви, какого должны были страшиться все грешники Бранда.

– Святой отец…

Я снова попробовал оторвать церковника от себя. Только это было возможно, лишь сильно оттолкнув отца Томаса. Резкое движение могло спровоцировать Лилит. Она нахохлилась, став похожей на насторожившуюся хищную птицу, готовую броситься в новый бой, едва лишь я сделаю резкое движение либо если на Велдона нападет кто-то другой. Взгляд дочери инквизитора бегал от меня к Алисе, Нуроггу и обратно.

Те двое также словно взведенные пистоли. Внешне Алиса не давала повода заподозрить близкую опасность, однако я ощущал ее напряжение, а орк вовсе не скрывал, что чует близкую схватку. Оскалился и зло, исподлобья смотрит на монаха.

Кровь и песок! Не хватает еще в глотки друг другу вцепиться! Трое против двух, один из которых – маг с воспоминаниями и искусностью сильнейшего чернокнижника! Надо это прекращать!

– Ты, Гард, тоже теперь другой, – прошипел мне в лицо отец Томас. – Когда я ударил по магии Низверженного святой силой, обращение почти свершилось. Колдовской ритуал оборвался в самый последний миг.

– Что с того?

Церковник отпустил мой ворот, отойдя на пару шагов, и задумчиво уставился в пол. Лилит и Алиса заметно расслабились, Нурогг же разочарованно сплюнул. Велдон потеребил седую бородку и поморщился: он соприкоснулся со скверной Ниакра, чтобы найти нужный ответ.

– Обращение порушилось в то мгновение, когда герцог Огсбург вступил в бой со святой силой, а остальные приспешники Низверженного оправлялись после моего удара. Но щупальца зла проникли в тебя слишком глубоко, и они не могли не оставить след в твоей душе.

Я вздрогнул, припоминая черный дым, так похожий на конечности неведомого чудовища.

– Нет во мне никаких следов! – воскликнул я. Нет ощущения, что во мне что-нибудь изменилось.

– В самом деле? – произнес Томас Велдон.

Он как никогда напоминал мага-врачевателя. Осматривающего больного с неведомым недугом. Инквизитор выставил ко мне пятерню. Тяжкое усилие отразилось на лице, кровь отхлынула от него. Меж растопыренных пальцев церковника заклубилась тьма.

Проклятый пепел! Что он задумал?

Велдон сбросил на плечи капюшон, взор безумного Неакра заметался по подземному святилищу, сгусток тьмы у пальцев монаха чуть вырос.

– Всё, – шумно выдохнул отец Томас, с уголка его губ стекла струйка крови. Монах даже рыкнул от боли, чуть согнулся и схватился за сердце; досталось ему по-настоящему. – Не могу больше!

Небольшое средоточие мглы исчезло.

– Святой отец, – теперь уже зарычал и я, – что это было? Соизвольте объясниться!

Недомолвки, странное поведение инквизитора и потеря времени, когда нужно предпринять уже хоть что-нибудь, вывели из себя.

– Черная магия не дается мне легко, – шумно сопя, ответил церковник. – Сразу приходит боль. Сперва терпимо, но после мука превращается в невыносимую.

Монах вздохнул.

– Кабы только болью приходилось расплачиваться за Неакрово колдовство… Оно быстро истощает; гораздо скорее, чем святая магия.

Монах вытер рукавом кровь на подбородке.

– Я истратил на тебя последние крохи сил. Для ее восстановления теперь нужен день или два… Сколько, пока не знаю.

– Зачем?

– Чтобы проверить догадку, – огрызнулся Велдон, в который раз пряча свое страшное уродство под монашеским одеянием. – Магия Низверженного не действует против тебя. Ты теперь… свой, что ли, для нее. Трудно сейчас выразиться более точно.

Вот уж чего не ожидал! Я выдавил из себя:

– Свой?..

– Именно, – совершенно спокойным докторским тоном ответил отец Томас. – Ты почти обратился в одного из приспешников Низверженного, его сила крепко привязала тебя к себе. Однако ж недостаточно; связь оборвалась, но что-то осталось внутри. Нечто, что ограждает от магии Низверженного.

Я ошарашенно внимал монаху.

– Ты неподвластен Низверженному, и те из его слуг, кто был приведен к длани Низверженного против своей воли и оказался рядом, также освободились от колдовских оков, едва сломалось уже твое обращение. Посмотри на Лилит и Алису! Они более не кинжалы сиятельных.

Инквизитор вздохнул.

– Только бы им не отходить далеко от тебя. По крайней мере, пока все не прояснится.

– Я не собираюсь убегать.

Велдон испытующе посмотрел на меня.

– Есть теперь в тебе, Николас Гард, что-то от Дьявола.

– Как и в вас, святой отец, и даже знаю, что именно. – Я прямо сказал о мертвом колдуне Неакре.

Монах осенил себя знамением и, помедлив, меня тоже. Проклятый пепел! Что же это получается? Я неуязвим для магии возвратившегося бога? Альбрехт Огсбург крайне изумился, когда огонь не тронул меня. Жаль, что имперцу удалось ускользнуть.

– А тьма, которая появилась у ваших пальцев? – поинтересовался я.

– Тьма? – спросил Велдон. – Не понимаю, о чем ты. Не было никакой тьмы.

Услышанное заставило задуматься: еще одна странность. Сперва отец Томас говорит, что я обережен от черной магии – знать бы, навсегда такое счастье или магия Низверженного вновь подействует в самый неподходящий момент? В любом случае не стоит лезть на рожон. Но да ладно с этим. Еще вот вижу, как творимое заклинание воплощается в зрительную форму, в то время когда другие ничего не замечают.

Только что убудет от меня взамен? Я мысленно выругался. Мои воровские таланты есть пять Даров, и это то, с чем я появился на свет. Мне не приходится расплачиваться за них, разве что судьбой, да не особо и ропщу на свой рок.

Матерь Церковь учит, что любая магия, кроме святой, есть проклятие и печать Сатаны. Однако ж благодаря Старику и собственным стараниям удалось почитать кое-какие книги, в которых писалось о врожденных талантах совсем иначе. Но там же было сказано, что любое приобретенное магическое умение имеет свою цену: самое меньшее, что творит маг, накладывая заклятия, – это грех. В сем мнении сходились все ученые мужи.

– Милостивый государь? – обращаясь ко мне, с насмешкой произнес подошедший Нурогг. – Святой отец? Ваша увлекательная беседа окончена?

– Чего тебе, нелюдь? – сухо ответствовал Томас Велдон. Лилит за его спиной опять походила на изготовившийся к схватке кинжал.

Недобро зыркнув на церковника, орк продолжил:

– Время идет, а мы только разговоры толкуем.

Орк махнул клинком на выход.

– Там полсотни мечников и столько же арбалетчиков! Как мимо них пробираться, надумали? Втихую проскользнем?

Церковник покачал головой.

– Тогда с боем прорываемся?

– Против сотни стражей? – напустился на орка монах. – С началом боя весь замок будет стоять на ушах! Если перебьем первую сотню, наверх придется прорываться через вдесятеро большее число противников вкупе с орденскими магами.

– Но мы просто стоим и ничего не предпринимаем!

– Чего ты хочешь? – Отец Томас буравил орка пылающим взором. – Время еще есть, и, покуда оно не истекло, никто из стражей сюда не сунется. Я размышляю над нашим общим спасением! Ради всего, что свято для тебя, не мешай!

Нурогг не уступал священнику духом и всем своим видом показывал, что не намерен покорно слушать Велдона. Я не слишком-то понимал, чего он вцепился в инквизитора – на кой ему ответы на вопросы, которые и так всем ясны? Мы в ловушке, ничего не предпринимаем, но да: делать что-нибудь должны!

– Здесь место великой силы, – вкрадчиво произнес Нурогг.

Монах кивнул ему. Что, мол, дальше?

– Я кое-что смыслю… в некромантии. Немного, но с той мощью, которой наполнен этот храм, можно сотворить очень многое.

Томас Велдон сделался мертвенно-бледен. Орк предлагал такое, пред чем меркли даже колдовские эксперименты орденских братьев, а в воспоминаниях Неакра накопать можно всякое.

– Это наш единственный шанс, – хрипло сказал Нурогг. – Ты, монах, ведаешь, что это именно так. И ты мне не помешаешь!

– Так начинай! – вмешалась Алиса. Ее голос дрожал, я чувствовал внутри нее и страх, и решимость.

– Требуются две жертвы. – Орк облизнул пересохшие губы.

Нурогг не сводил взора с церковника. Что тот предпримет? Томас Велдон молчал, опустив взгляд к мраморным плитам.

– Святой отец, – обратилась к инквизитору Алиса, – можете предложить что-нибудь иное?

– Нет, – проронил Велдон, посмотрев на свою дочь, – без магии я здесь… Ничто.

Лилит хлопала глазами, донельзя напоминая маленькую потерявшуюся девочку. Она еще ребенок.

– Двое? – произнесла леди Кайлер.

– Да.

– Будут тебе двое! – Алиса направилась к выходу из храма. – Приготовьтесь их встретить.

Я смотрел на возлюбленную. Она помогает некроманту! А я не препятствую! Даже инквизитор опустил руки и на немой вопрос Лилит отправил дочь вместе с Нуроггом за Алисой. Чтобы принять обреченных. Тех, кого та приведет.

Все мы вот-вот свершим самый тяжкий из грехов!