Хутор быстро занимался огнем. Пока барон и я доканчивали под кувшин вина принесенный Полом сыр и лук, дымные струйки, тянувшиеся к серому небу из окошек избы, превратились в языки пламени. В дюжине шагов от по-прежнему распахнутых створок ворот было хорошо видно, как огонь жадно взялся за потемневшее от времени дерево.
Ветер неожиданно сменил направление, и дым понесло к дороге перед подворьем. Туда, где разыгрался скоротечный жестокий бой.
Когда рейтары спешивались за частоколом, готовясь навалиться на избу всей своей железной массой, я прощался с жизнью. Потому как времени на зарядку пистолей не оставалось, и мы могли встретить имперцев лишь со сталью в руках. Забаррикадироваться в доме лесника тоже не успевали; да и то, спаслись бы только до первого факела. Крышу избы из широких досок устилала солома.
Однако имперцы были атакованы сами. Рейтары слишком поздно заметили, вышедший из леса отряд в три десятка человек. Горцы и пятеро служивых, примкнувших к ним из разбитого гарнизона Трунда, городка в дне пути на запад от Бранда. Красные мундиры тройки королевских драгун и черно-желтые полосатые куртки наемников из Осиной дружины чуть разбавили темно-коричневые цвета крестьянских курток. Вторжение Огсбургской империи породило для многих горцев личные счеты к войску Его Величество Карла Первого, и это неизбежно. Война.
Нападавшие в основном были вооружены старыми фитильными аркебузами, арбалетами и луками. Из рейтар не ушел никто. Неожиданный залп в спину отправил к праотцам половину столпившихся у ворот хутора имперцев, а также и множество лошадей. Стрелы и арбалетные болты добили остальных. Горцы пощадили только графа. Предводитель ополченцев велел брать его живьем. Плюмаж и дорогие доспехи, выделявшие оберста среди других кавалеристов, значительно упростили эту задачу. Как только охрану рейтарского полковника перебили, горцы взяли имперца в кольцо, потребовав бросить оружие. Огсбургец разразился бранью и кинулся в бой. Рейтшверту даже удалось вонзиться в грудь ближайшего противника, прежде чем графа свалили наземь.
Полковник сидел в грязи на обочине дороги, со связанными за спиной руками и под охраной двух наемников. Прямо сейчас жизни имперца ничто не угрожало, но, схватив, его едва не прикончили. Разгоряченные боем и смертью своего, горцы жаждали мести. Имперца спасло вмешательство Губошлепа.
Пола Андара слушали, потому что предводителем напавших был именно он. Сутулый, с узкими плечами, растрепанными соломенными волосами, жидкой бородкой и большими отвислыми губами, благодаря которым получил свое прозвище. Он меньше всего походил на старшего в отряде вооруженных мятежников, однако ж внешнее впечатление и в сей раз оказалось обманчивым.
После того, как короткий бой за пределами частокола стих, и мы вышли из хутора вслед за Губошлепом, я поинтересовался у Велдона о нем. Потому ли инквизитор тащился на этот хутор, что его хозяин подался в мятежники и даже сколотил свой отряд? Отец Томас посмотрел на меня несколько обескураженно и ответил, что об этом ему ничего не известно. Ненадолго задумавшись, пока лесник распоряжался снять с убитых латы, собрать оружие и припас да поймать разбежавшихся лошадей, Велдон добавил, что Андар обязательно помог бы. Хозяин хутора, мол, человек, коему можно доверять, и что его всегда отличала смелость, даже безрассудство. Либо тень сумасшествия: бросать в лицо оберста обвинения во лжи мог только безумец.
Хриплый и сильный голос Губошлепа, каким он сейчас поторапливал горцев, еще с большим трудом вязался с наружностью лесника, чем его предводительство над мятежниками. Рейтары нагрянули на хутор в первый дней своего появления под столицей Загорья и вычистили почти все припасы, обрекая горца с дочуркой на голодную зиму. Второй раз черные кирасы появились вчера на сей раз с самим оберстом во главе. Девчонку скрутили веревками и перебросили через седло полупьяного ефрейтора, а полковник затребовал выкуп в десять золотых. Огромное состояние для лесника, тем паче, что граф назначил срок в один день.
Когда Пол рассказывал Велдону о вчерашнем налете рейтар, его голос дрогнул. Монеты нашлись, и дочь ему вернули, только вот… Надругались. Ей всего пятнадцать весной исполниться. Отец Томас опустил взор и качал головой после каждого сказанного о девушке слова. Андар ткнул кулаком в сторону мертвецов! Она отомщена! Отец Томас возвел очи горе, что-то неслышно прошептав, и благословил Пола Андара.
Людская месть есмь смертный грех. Так сказано в Священном Писании, и только что Томас Велдон преступил Закон Божий. Мне-то плевать, а вот Тейвил таращился на инквизитора, разговаривавшего в лесником в дюжине шагов от нас, с неприкрытым удивлением.
Я раздражённо напомнил Ричарду про огсбурсгкого монаха, который собирался допрашивать нас. Его придушили, и этот, куда более тяжкий грех, на совести Велдона. Тейвил пробубнил что-то неразборчивое в ответ и заткнулся. Дошло, видать. Тоже мне волк в овечьей шкуре! Скольких сегодня палашом порубил, а про Бога вспоминает! Арниец, одним словом. В былые века ревентольские короли лили чужую кровь во имя веры, как никто другой.
Отец Томас и Андар еще долго что-то обсуждали, а закутавшаяся в пуховый платок из серой козьей шерсти дочь лесника наблюдала, как у частокола складывают тела в окровавленном исподнем. Горцы снимали с мертвецов почти все, не брезгуя даже верхней одеждой, не говоря уже о сапогах, латах, амуниции и оружии. Девчушка почти не сводила взора с убитых, ее губы иногда дрожали, но Лилит, как звали дочь Андара, больше не плакала, её покрасневшие глаза высохли. Жалко девочку, хлебнула вчера. Однако далеко не каждая пострадавшая от насильников может сказать, что все её обидчики мертвы, и она непременно найдет утешение своему горю.
Томас Велдон читал молитву за упокой души над каждым из мертвых рейтар, поочередно ступая от одного павшего к другому. Отец Криг пребывал близ укутанного в одеяла Брендона. Наемник совсем плох. Кровотечение остановили быстро, помогла магия Велдона, но состояние раненного резко ухудшилось, он впал в беспамятство, хрипит и бьется в жару.
Я и барон торопливо доедали; по всему видать, что скоро уходим. Отряд Губошлепа слишком мал, чтобы чувствовать себя в безопасности в окрестностях Бранда, наводненных имперцами. Монахи же к предложенному Полом сыру так и не притронулись. Сначала служение, как сказал отец Томас.
Хвала Харузу! Чувством долга перед убитыми врагами я не обременен.
Звякнув оружием, к нам приблизились трое арнийцев. Гладко выбритые лица, в глазах блеск и эйфория после удачно сложившегося боя, да и вообще драгуны смотрелись молодцевато, в полном порядке, чего не скажешь об их мундирах. Мятые и грязные.
– Господин лейтенант…
– Капрал Ливв? Приветствую!
Подофицер явно обрадовался, что лейтенант помнит его в лицо и по имени. Физиономии солдат вытянулись от изумления, когда Тейвил пожал каждому драгуну руку. Барон нисколько не чурался нижних чинов. Обменявшись приветствиями, Ричард Тейвил спросил:
– Где вы стали? Я помню, Даман вывел вашу роту из Бранда в числе последних.
Настроение драгун сделалось мрачным в одно мгновение. Роль бывшего генерал-губернатора в падении Загорья была очевидна почти каждому. Именно его приказы размазали арнийскую армию по графству тонким-претонким слоем. Красные мундиры с чувством помянули Конрада Дамана и всю его родню.
– Нас разместили южнее столицы, – сказал капрал. – В местечке Аймунт.
– Дрянной городишка, скажу я вам, господин лейтенант, – вставил солдат с большими закрученными усами.
– Верно, – подтвердил подофицер, – народ там неприветливый, хмурый. Ну да речь не о горцах. Уже через два дня нагрянули имперцы. Хотя поперву появились только орки, лес за городским валом буквально кишел ими. Капитан Олдвид, упокой, Господи, его душу, построил роту на городской площади и объявил, дескать, дикари взбунтовались. Мы начали строиться…
Подофицер замолк. Вместо него заговорил усач:
– Выйти за ворота не успели, господин лейтенант. Показалась огсбургская пехота, целый полк, а еще рейтары и пушки. Тогда самому тупому из нас стало понятно, что это вовсе не бунт.
– Взяли город с ходу, продолжил капрал, – подкатили пушки да разнесли деревянные ворота и башню над ними в щепы. Потом принялись лупить по частоколу. Горожане попрятались по домам, а мы приняли бой.
– Долго держались?
– Нет, – помяв ладонью лицо, произнес подофицер, – по приказу капитана Олдвида мы встретили имперцев в пешем строю, и они быстро смяли наши порядки. Что наши шпаги против алебард, будь они неладны?
– Первым погиб капитан Олдвид. Храбрости ему было не занимать.
– Лучше бы ума у ростовщиков занял, – выругался Тейвил.
Драгуны кивнули, как будто соглашаясь с ним, но промолчали. В старых воинских традициях не в чести сплетничать с чужими о собственном командовании.
– А аркебузы?
– Стреляли, но мы успевали пальнуть лишь раз или два. Имперская пехота вливалась в проломы, что твоя саранча.
– И орки! Они закидывали на частокол железные крючья с веревкой на тыльном конце и поднимались прямо на стену да лупили оттуда по нам из луков.
Я перевел взгляд на мертвых рейтар. Эти конкретные имперцы погибли зря. Глупо, по беспечности. Однако выходило, что огбурское вторжение не спонтанно и тщательно спланировано. Изменник Даман распылил арнийские силы, а подготовленные штурмовые группы огсбургцев с ходу взяли графство под контроль. Комбинация из артиллерии, тяжелой пехоты и орочьих стрелков выдалась весьма удачной. К тому же, если судить по собственному печальному опыту, округа Барнада быстро перекрылась разъездами из рейтрар и конных орков.
– Сколько смогло вырваться из города?
– Семнадцать, – произнес третий кавалерист, не открывавший до сих пор рта. Массивные скулы и выпирающая вперед челюсть делали его похожим на бульдога. – Думали, пробираться к Долгому хребету. Да только, чем дальше на юг, тем огсбургцев и их орков становилось все больше. Близко к горам мы так и не пробились, потому как постоянно кружили по лесам, лишь бы не нарваться на импрецов.
– Получалось? – поинтересовался Тейвил. По мере рассказа драгун лицо Ричарда темнело, наливаясь кровью.
– Получалось плохо и не всегда, господин лейтенант, – вновь заговорил капрал. – Вместо юга, мы все время шли на север, к Бранду, и каждый день теряли людей. Когда набрели на этот хутор, нас было уже только трое. Нынче мы в отряде Губошлепа.
– Что дальше? – спросил Тейвил.
– Дальше? Теперь мы с горцами, будем мстить и пробиваться на север.
– Зачем? Что там на севере?
– По слухам, к Дорноку стекаются все, кто собирается бить огсбургцев.
Я навострил уши. Он назвал Дорнок. Не подвел ли меня слух?
– Дорнок? – решив убедиться в верности услышанного, я встрял в разговор. – Это город?
Трое драгун пожали плечами почти одновременно. Ответил мне солдат с бульдожьей мордой:
– Губошлеп сказал, что к северу от Дорнока только серебряные рудники, орочьи стоянки да Запустение, а по величине Дорнок с Аймунт будет.
Размер Аймунта мне ничего не говорил. Зато я узнал, куда горцы намереваются следовать, а, значит, туда идем и мы: Велдон сказал, что уходим от Бранда с отрядом лесника. Наконец-то удача! В последнее время она редко улыбалась. Планы ополченцев совпали с моими целями! К тому же идти с отрядом Андара разумно: в Загорье ночью имеет значение, сколько вокруг вооруженных человек.
С громким треском обвалилась крыша избы. Языки пламени перекинулись на сараи. Люди уставились на погибающий в огне дом многих поколений семейства Андаров. Вокруг нас сгустилось тягостное безмолвие, нарушаемое только треском сгорающего дерева и карканьем воронья.
Хриплый возглас Губошлепа вывел из оцепенения. Пора уходить! Что верно, то верно. Я с беспокойством оглядел окрестности: пока тихо и никого кроме нас, но огсбургцы или их орки могли показаться в любое мгновение.
Горцы смогли завладеть девятью лошадьми имперцев, остальные разбежались или пали. Двух кобыл, рыжую и серую, отдали для Брендона: меж ними устроили носилки для раненного. Семерых других животных навьючили трофеями и остатками припасов, вынесенных с хутора, а также нехитрым скарбом лесника его дочери, что те взяли с собой. Совсем немного. Через круп крайнего в импровизированном караване жеребца горцы перекинули своего мертвого.
С рейтарским полковником, кстати, наметились проблемы. Огбургец вздумал проявить геройство. Он наотрез отказывался вставать и идти. Схватив за козлиную бородку, Губошлеп выкрикивал в его лицо угрозы. Граф мычал от боли, но и только. Со связанными за спиной руками, в шерстяном камзоле с надорванным у плеча рукавом, безоружный, с непокрытой головой. И несломленный.
Пол посмотрел на Велдона, словно ища поддержки. Монах лишь устало пожал плечами. Лесник обернулся к имперцу, физиономия горца исказилась злобой, он дважды вмазал по лицу пленника, разбив тому губы. С бородки имперца потекла вязкая кровь, но взгляд, поднятый на горца, был полон надменного презрения.
– Бросьте его на лошадь! – раздраженно велел своим людям Губошлеп, в сердцах пнув по ботфорту полковника. Огсбургец дернулся от пронзившей его боли, однако все-также промолчал.
– Погодите! – махнув горцам рукой, Тейвил тяжелыми шагами направился к графу.
А я снова посмотрел на поля и пустую дорогу. Пока еще пустую! Времени на возню с имперцем нет!
– Имя! – заорал что было мочи Ричад, наклонив побуревшую от натужного крика морду к лицу имперца. – Имя! Как зовут? Имя назови! Имя!
Тейвил ревел, не переставая, и, схватив имперца за плечи, начал трясти его, как тряпичную куклу. Рядом с рослым лейтенантом, стоявший на коленях граф выглядел щуплым подростком.
– Имя!
Да что он делает, дьявол его побери! На кой Тейвилу имя этого графа!
– Имя! Назовись! Имя!
Барон сжал шею пленника своей левой медвежьей лапой, перестав трясти его другой рукой. Он что, задушить его собрался!
– Имя!
В правой руке Тейвила появился нож, одно движение – и лейтенант срезал огсбургцу мочку левого уха. От неожиданной боли граф отчаянно взвыл! По его левой щеке потекли струйки крови.
– Имя!
– Генрих Георг фон Геринген! – сдавленно ответил имперец.
– Поднимайся!
Граф покорно встал на ноги.
– Будешь идти? – вдруг негромко и совершенно спокойно спросил Тейвил.
– Буду, – промычал имперец, затравлено, снизу вверх, смотря барона. Ричард был выше на голову.
Тейвил словно потерял к пленнику интерес. Подойдя к отступившему от пленника Андару, лейтенант произнес:
– Он будет идти. Развяжите ему руки и дайте какую-нибудь тряпку, пусть к уху приложит. Сегодня он не сбежит.
Глядя на барона с явной опаской, Губошлеп поспешно кивнул. Тейвил сломал волю человека всего за дюжину ударов сердца. По меньшей мере, до захода солнца имперец рыпаться не надумает.
– Вино осталось, купец? – криво ухмыльнувшись, спросил у меня барон.
– Увы, кончилось.
Я не мог разглядеть или почувствовать, что сейчас пряталось за улыбкой барона, а в голове крутился прозвучавшей в брандской темнице вопрос Велдона палате Тайных дел.
Скоро, теперь уже без промедлений, мы тронулись в путь. Небеса благоволили нам – имперцы так и не появились. Примерно в двух лигах от хутора свернули на лесную тропу и, наверно, уже с час месили сапогами жижу из грязи, талой воды и древесной ветоши. Мокрый, сходящий снег наполнял лес сыростью.
Лощади шли в голове растянувшегося в длинную цепь отряда горцев, чтобы меньше вязнуть на раскисшей тропе. Копыта каждого коня растаптывали землю чуточку больше. Большая часть людей ступали следом, в том числе и я с Тейвилом. Немного знобило, поэтому перевязал на шее шарф и посильнее натянул черную шляпу, чудом не потерявшуюся в передрягах после капеллы святой Берты. Тейвил тоже утеплился, накинув на голову капюшон своего плаща. Погода неуютна, и мы кутались в одежду, чтобы почувствовать себя лучше. Эх, в хорошую бы таверну сейчас, к теплому очагу, подогретому вину и тарелке с горячим мясом!
Впереди брел пленный огсбургец, его отделяли от барона две горские спины. Инквизиторов, Пола и его дочки не видать; вероятно, они в начале колоны. Хотя нет, вру, вон отец Томас. Стоит, положив левую ладонь на свой драгоценный дорожный ящичек, ждет кого-то.
– Я жду тебя, Гард, – сказал церковник, когда мы поравнялись.
– Святой отец, я в вашем распоряжении, – не слишком учтиво буркнул я. Чего ему надо? Усталость начала брать верх и надо мной. Если надо идти, то хотелось бы идти молча.
– Хочу поговорить наедине, это важно. Подождем, пока все пройдут, – в голосе Томаса Велдона прозвучала взволнованность или только показалось?
Отряд прошел мимо, мы остались в дюжине шагов, от ступавших последними наемников в полосатых куртках. Прежде, чем начать говорить, инквизитор глубоко вздохнул. Он определенно не в своей тарелке.
– Я назвал её Лилит. Дабы всегда помнить о грехе, коему поддался.
– Кого её? – зачем-то спросил я, хотя уже знал ответ.
– Дочь Андара. Только… – слова давались Велдону с явным трудом, – она не его дочь. Она моя дочь!
– А Губошлеп?
– Это долгая история, – Велдон смотрел куда-то мимо меня. – Он воспитывает Лилит как собственное дитя и любит её как свою, но речь не о том.
– О чем же? И вообще, зачем мне все это знать? – я отступил от монаха на один фут. Во что он собирается впутать на сей раз?
– Она пострадала. Ей было очень тяжело, – опустив взгляд, отец Томас цепко схватил меня обоими руками за локоть. – Отомсти за нее! Отомсти! Убей его!
Инквизитор буквально взмолился о мести, а почти ощутил шкурой поток отчаяния, хлынувший от отца Томаса. В нем боролись два начала: ненависть и сущность божьего слуги.
– Кого убить?
Снова вопрос, ответ на который известен, но не спросить я не мог. Попытался вырвать руку из хватки инквизитора, однако он держался за меня как за последнюю свою надежду на Спасение и Прощение. Но Велдон толкал себя на ещё один смертный грех, да и меня тянул туда же.
Я вор, я не убийца. Мне неоднократно предлагали выполнить работу убийцы, и каждый раз я отказывался. Меня путались купить, мне угрожали, но я снова и снова повторял. Я вор, а не убийца! Да, моя душа давно отягощена грехами, и в мою жизнь сопутствовало множество смертей, я часто убивал. Но лишь в бою, только в схватке на темных улочках ночных городов. Я убивал, чтобы не убили меня.
– Кого убить? – мне потребовалось переспросить, потому что Томас Велдон не отвечал.
– Имперца. Пленного. Он позволил своим солдатам…
– Нет!
– Почему? – инквизитор поднял глаза, его взор пылал.
– Я не убийца. Я вор.
– А это имеет значение?
– Имеет.
– Ты должен!
– Нет! И почему не Губошлеп?
– Он не может пойти против остальных. Они рассчитывают на выкуп.
Пламя во взгляде Велдона вдруг погасло. Он развернулся и побрел по тропе за караваном. Обескураженный резкой переменой в настроении церковника, я смотрел на его понурую фигуру.
– Да, так будет лучше, – не оборачиваясь, произнес отец Томас.
Я глядел на него и понимал лишь одно. Томас Велдон – это загадка, которая мне не по зубам. Загорье знает его как истового служителя Матери Церкви, каковым он предстал и предо мной в ту ночь, когда Фосс едва не погиб во все. Почти идеальный инквизитор, без зерна сомнений в вере и деле Церкви. Но я уже видел, что он может приказать убить, и сейчас он снова просит о смерти… И еще дочь. У него есть дочь!
Чертов монах! Я снова сквернословил в адрес Велдона, и он того заслуживал.
К кому еще он обратится? Андар отпадает. Тейвил? Пожалуй, что да, тот бы справился. Не знаю, согласится ли Ричард, но если мои подозрения о тайной палате верны, подобное дело для него – сущий пустяк. Кого-либо другого инквизитор вряд ли подговорит, потому как чревато оглаской, а у горцев, по утверждению Велдона, свои приземленные планы на тушку имперца.
Что до меня, то судьба графа не волновала совершенно. Это не моя война, и к рейтарскому полковнику личного счета тоже нет. Я поспешил нагнать удалявшийся от меня отряд.
Шли по грязи весь день и почти без остановок. Все-таки погоня была реальной опасностью. Ближе к сумеркам скончался Брендон. Его похоронили уже после заката, за полуразрушенной оградой заброшенного деревенского кладбища, к которому вышла тропа.
– Здесь безопасно, – объявил отец Томас, указывая на рощу с могильными камнями под деревьями.
После разговора церковник избегал встречи со мной. Я также не горел желанием говорить с ним, а вот теперь очень захотелось спросить, уверен ли Томас Велдон, что ночевка на кладбище неопасна? Однако горцы не проявляли какой-либо нервозности и спокойно устраивали лагерь. Вероятно, среди местных бытовало мнение, что тут они в безопасности. Раз так, то и я успокоился. Тем более, что Губошлеп разделил своих людей на три ночных дозора. Не два или три, сторожа, а треть отряда заступит на часы во время отдыха остальных. Мне и Тейвилу выпала третья смена.
Лагерь разместили на опушке между лесом и кладбищем. Горцы привязали лошадей к осинам и развели пять больших костров. Дров они заготовили знатно.
Наскоро перекусив, я закутался в плащ и провалился в беспокойный сон…
От волчьего воя заледенела кровь. Проснувшись, вскочил с обнаженной шпагой в руке. Волки выли отовсюду, их рев нагонял панику. Заржали испуганные лошади.
Не видно ничего! Ночевка тонула в густом тумане. Буквально в пяти-шести шагах от костра было трудно разобрать что-нибудь. Да и то лишь благодаря свету от костров.
Раздался человеческий вопль. Спустя два удара сердца преисполненный ужасом крик утонул в новом волчьем вое, за которым ударил резкий порыв ветра. В одно мгновение костры погасли. Стоянка погрузилась в полную темноту.