Пролог

— Господин Воронцов! — старик с редкими белыми волосами склонил голову в почтительном поклоне.

— Здравствуйте, Игорь Иванович, — майор Воронцов протянул для рукопожатия ладонь в тяжелой перчатке.

Закованный в армейскую экзоброню, старший сын президента Корпорации, высокий и широкоплечий, казался огромным рядом с профессором Мартыновым. Почтенного академика тоже облачили в штурмовую броню, но, будучи ниже ростом, тот смотрелся не столь внушительно. Да и вообще Мартынов ученый, а не солдат, он бурно протестовал, не желая одевать экзокостюм. Однако профессора поставили перед фактом: или подчиняется приказу, или в Дикие земли не летит. Мартынов сдался. Впрочем, себе дороже перечить прямым распоряжениям наследника одной из четырех корпораций, что разделили меж собой Землю, Солнечную систему и человечество.

Корпорация — это дом, это мать и отец, и каждый в Красном секторе принадлежит Корпорации. Гражданин — для Корпорации, Корпорация — для граждан!

Владимиру Воронцову рассказали о попытке академика поспорить с капитаном Вариным, начальником вещевой службы базы. Глядя на профессора, бросившего очередной недоуменный взгляд на свою броню, Владимир непроизвольно улыбнулся. Говорят, у профессора злой, мелочный характер, но пока академик только забавляет

— Прошу вас, профессор, не злоупотребляйте протоколом, — произнес Воронцов, мысленно пожелав, чтобы Мартынов принял его ухмылку за улыбку приветствия; не хотелось начинать знакомство с негатива. — Моя просьба касается и экспедиции. Меж нами достаточно называть меня по имени, а на борту — майором Воронцовым.

— Почту за честь, — произнес профессор. Всецело поглощенный предстоящим событием, он не заметил невольной насмешки Владимира.

В восемьдесят с небольшим старик выглядел бодро, лет на десять-пятнадцать моложе своего возраста, и сейчас волновался как юнец. Проект, который профессор вел четверть века, закрыли после первых положительных результатов. Это был тяжелейший удар для Мартынова, он пережил инфаркт. Все, ради чего жил и работал, потеряло смысл. Однако он не сдался, он дал бой бюрократии. Пришлось дойти аж до самого Вице-президента Ролова, но зато лаборатория продолжила замороженную программу. Сегодня важнейший этап возобновившихся исследований.

— Гос… извините меня, Владимир, — осекся Мартынов. — Моих людей допустят к силовой установке? Я говорю о перелете и самом эксперименте. Признаться, мы крайне обеспокоены за наше оборудование, которое запитали от реактора корабля.

— Не волнуйтесь. Я, как начальник экспедиции, отдал приказ не препятствовать вашим помощникам. Их могут в чем-то ограничить только после моего непосредственного распоряжения.

— Благодарю вас, господин Воронцов, — сказал академик, — и простите старого профессора за забывчивость, но иногда я буду обращаться к вам по протоколу.

Владимир поморщился. В армии протокольный этикет только мешает.

— Скажите, на каких кораблях мы полетим?

— Наши номера 042 и 043.

Воронцов указал на пару выведенных из ангаров бортов с большими белыми цифрами на внешней обшивке. Малые десантные корабли одинаково хорошо подходили как для межпланетных переходов внутри Солнечной системы, так для полетов за периметр без выхода за пределы атмосферы Земли. Огневая мощь и две роты личного состава на двух бортах даже избыточны для короткого визита в Дикие земли, но иначе эту экспедицию не организуешь.

Майор Воронцов и профессор направились к десантным кораблям. Мощные прожектора делали ветреную ночь днем, и на взлетно-посадочной полосе 10-го отдельного десантно-штурмового полка кипела жизнь. Механики и роботы-техники заканчивали подготовку к вылету.

— Я читал отчет по заседанию закрытой комиссии Сената, которая заслушала ваш доклад, — чтобы занять время, пока идут к кораблям, Владимир продолжил разговор новой темой, — и, не буду скрывать, очень удивлен, что вы все-таки добились разрешения на эксперимент.

— Если бы не личное ходатайство Вице-президента и вмешательство самого Президента, мне бы нипочем не удалось их убедить, — развел руками Мартынов. — При том, что исследования моей лаборатории имеют прямое и непосредственное значение для будущего Корпорации. Да что там… Речь обо всем человечестве! Американцы с европейцами тоже ведут работы моему направлению.

— И японцы, — поправил Воронцов. Ему, как куратору нового совместного проекта Генштаба и Академии наук, за неделю с момента назначения пришлось изучить солидный объем информации: научной, разведывательной и аналитической. Почти всегда с грифом «совершенно секретно».

Все четыре мировые корпорации активно продвигали разработки по варп-двигателям. Межзвездные перелеты — это пока еще мечта, но уже кажется вполне достижимой. Помимо прямых исследований велись десятки смежных. Одно из второстепенных направлений возглавлял профессор Мартынов, и он получил вполне конкретный результат. Обратный поток времени.

В ученой среде цивилизованного мира давно говорили, что с началом эры варп-двигателей, искажающих пространство и время, путешествия в прошлое или будущее станут реальностью. Полагали, что сначала человечество доберется до чужих звезд, а потом откроются межвременные перемещения. Но все обернулся иначе. Сперва открыли обратный поток времени.

Два года назад в лаборатории под Новосибирском группа ученых под руководством профессора Мартынова экспериментально доказала возможность путешествия в прошлое. Результаты сверхсекретной работы потрясли высшее руководство. Как полагали, открылось грандиозное окно возможностей, но очень скоро первоначальная эйфория сошла на нет. Эксперименты продемонстрировали, что играть с прошлым крайне опасно: любое вмешательство в былое делает настоящее непредсказуемым, и спустя полгода исследования свернули.

Но, когда Президент получил информацию, подтвердившую, что в Синем, Белом и Желтых секторах также ведутся активные работы в области обратного времени, и американцы уже получили первые результаты, профессора Мартынов незамедлительно вызвали в Красноярск на закрытую встречу с Владиславом Воронцовым.

После общения с Президентом исследования продолжились, однако с существенным ограничением. Со строжайшим запретом на перемещения в прошлое! Только без экспериментальной практики работа основательно забуксовала. Тогда Мартынов подготовил новый доклад.

Он представил программу, открывающую реальную возможность покончить с самым серьезным вызовом современности, на который до сего дня так и не удалось дать адекватный ответ — человечество стремительно вымирает. Сто лет назад впервые зафиксировали мутацию, убивающую функцию продолжения рода, и сейчас в Красном секторе и колониях каждая седьмая женщина не может иметь детей, и процент бесплодных растет с каждым годом.

По прогнозам недалек тот день, когда воспроизводство человеческого рода будет возможно только искусственным путем, но это не лучшее решение. Дети, рожденные от тех, кто зачат в больничных палатах, почти всегда бесплодны. Генетический код человечества необратимо поврежден. Аналогичная ситуация в тройке других цивилизованных стран мира, как и в их инопланетных владениях. Средь одичалых тоже самое.

Привлеченная Мартыновом группа биоинженеров убедительно доказала, что мутация зародилась в период Третьей мировой войны. Значит, нужно изъять генетический материал из прошлого, и это возможно. Если Корпорация обратит вымирание своих граждан вспять, то стратегия завоевания господства над цивилизацией обретет вполне конкретные очертания.

— Кто наша цель? — спросил Владимир. Они прошли половину расстояния до кораблей.

— Андрей и Евгения Ливадовы.

Нетчип, вживленный в тело сына Президента, получил от Мартынова файл из архивов МВД за XXI век; они частично сохранились после гибели старой России. Нетчип передал данные по нейросети в мозг, который сформировал проекцию информационного окна, повисшую перед Владимиром словно в воздухе и видимую только ему.

Воронцов синхронизировал свой нетчип с нетчипом профессора, и теперь они вместе изучали архивные данные. Евгения Константиновна Ливадова, уроженка города Ярославль, 1998 года рождения, и Андрей Константинович Ливадов, уроженец города Рыбинск, 1996 года рождения, пропали без вести при невыясненных обстоятельствах в ночь с 26 на 27 сентября 2016 года в окрестностях Ярославля.

— Смазливая девчонка, — произнес Владимир, пролистывая старомодные фотографии. — Мы летим за ней?

— Все так, Владимир Александрович, — забылся профессор.

— Прошу вас, оставьте это, — напомнил майор. — Две тысячи шестнадцатый год. Вы уверенны, Игорь Иванович? До Третьей Мировой и Судного дня еще довольно далеко.

— Уверен, — заявил Мартынов. — Вживление нетчипов производилось контрольным экземплярам из десяти разных веков. Умерли все, даже человек из середины двадцатого века. Их сознание не выдерживает вживления, полная аналогия с одичалыми. До закрытия исследований, не успели изъять представителя более поздней эпохи. Сегодня мы продолжим, и на этот раз все получится!

— Полагаете, что с молодой женщиной из начала двадцать первого столетия выйдет иначе, чем с предыдущими объектами?

— Да, и у меня есть основания так думать. Именно в этот период началось широкое проникновение сетей. В теории, её психика подготовлена к соединению с нетчипом. Поглядим, как выйдет на практике. Но, смею заверить, что две тысячи шестнадцатый год и начало Третьей Мировой — это по сути один технологический уровень, а первые нетчипы появились на второй год войны.

Воронцов и профессор миновали линию из десантников. Старший оцепления отсалютовал майору.

— Допускаю, что ваши предположения верны, — рассуждал вслух Владимир, когда они начали подниматься на борт МДК с номером 042, — однако ж одна, две или даже сотня наложниц не остановят вымирание. Потребуется тысячи и тысячи женщин, которые будут рожать. Вы предлагаете устроить вторжение в наше собственное прошлое?

— Пускай об этом болит голова у Сената и Генерального штаба, — уклончиво ответил Мартынов. — Мое дело маленькое. Наука.

Слова Игоря Ивановича позабавили Воронцова, и он не сдержал новой ухмылки. Академик добился возобновления замороженной программы, но сложности практического применения результатов своей работы предпочел взвалить на чужие плечи. Владимир подозревал, что ему отец и поручит проработку данного вопроса, раз уж назначил куратором проекта.

Мартынов углядел улыбку начальника экспедиции, но предпочел сделать вид, что не заметил ни её, ни ироничного взгляда молодого офицера. За долгие месяцы после закрытия исследований и не на такое насмотрелся.

Позади с шипением закрылся входной люк. «Снимайте оцепление!» — сообщил через сеть Воронцов. Спустя секунду из штаба полка пришло подтверждение о получении команды и разрешение на взлет.

— Если позволите, я выскажу свое мнение относительно вашего вопроса. Но предупреждаю, это всего лишь частные суждения старого профессора.

— Извольте.

— Известно, что архивы с персональными данными по гражданам России периода Третьей Мировой и Судного дня сохранились почти в полном объеме. Мы изымем нужных нам женщин, которые погибли при катаклизме, непосредственно перед их смертью, и дадим им новую жизнь в нашем времени.

— Вы представляете масштаб и сложность подобной операции?

Мартынов не ответил. Он хотел что-то сказать, но промолчал; наверно, собрался снова умыть руки. Дескать, давайте решать проблемы по мере их поступления. Владимир выругался про себя.

Они прибыли в командную рубку, где размещалось одиннадцать человек: семеро флотских во главе с командиром корабля капитаном 3-го ранга Минкладзе и четыре офицера из управления роты. Всего двое лишних людей создали тесноту. В МДК свободное внутреннее пространство резали по живому.

Капитан Минкладзе приветствовал старшего по званию и одновременно сына Президента. Затем доложил:

— Взлет разрешен!

— Взлетаем, — кивнул майор.

Почти мгновенно появилось чувство полета. Воронцов смотрел на главный монитор командного отсека десантного корабля — они набирают высоту. За рабочими местами экипажа только старомодные экраны: считается, что они гораздо надежнее инфопроекций. А под мониторами — выдвижной дублирующий блок управления. Если нарушится связь нетчипа с системой корабля, команды будут подаваться клавиатурой и джойстиком; архаичными, но полностью рабочими.

Владимир почувствовал, как закололи кончики пальцев, два удара сердца и это ощущение ушло. Сорок третий борт, идущий параллельным курсом, включил маскирующую завесу. Невидимая сфера окутала два судна. Хотя сорок второй ведущий, а сорок третий ведомый, но блок силовой установки на их МДК, питающий радиоэлектронное поле, переключен на оборудование Мартынова. Поэтому маскирующая завеса сорок третьего укрывает сразу обоих. Чужие спутники не должны засечь работу ученых.

Скоро пара бортов вышла за периметр. Граница Красного сектора, который порой просто именовали Россией, осталась позади, они над Дикими землями. До мёртвого Ярославля сорок минут полета.

… — Посадка завершена, — сообщил капитан Минкладзе.

— Первому взводу первой роты и первому взводу второй роты обеспечить круговую оборону, — приказал по каналу командной связи майор Воронцов. — Далее пятисот метров от бортов не отходить! Дроны и разведчиков в небо поднимать только после моей личной команды! Командиру первой роты майору Городничему принять общее командование в случае нарушения связи со мной.

— Есть!

— Теперь ваш черед, Игорь Иванович, — Владимир обратился к Мартынову.

— Проводите к моим людям, — взволнованно произнес профессор.

Воронцов отправил с академиком командира третьего взвода, а сам последовал в десантный отсек. Спускаясь вниз, он вдруг понял, что его бьет нервная дрожь. Через каких-нибудь двадцать минут оборудование Мартынова создаст энергетическую сферу, которая обратит время вспять. Вся материя в радиусе одного километра от их кораблей перенесется из 2252 года в 2016. После сигнала профессора взвод бронемобилей выйдет за границу невидимой глазу сферы и проникнет в пространство прошлого. Захватом объектов Воронцов решил руководить лично.

Добравшись до десантной палубы, Владимир поприветствовал выстроившихся в линию бойцов. Майору подали его шлем. Щелкнув, он соединился с броней, выдвижной визор закрыл лицо.

— По машинам! — произнес Воронцов.

Система связи довела его команду до десантников, и взвод развернулся к пяти колесным броневикам. Владимир занял в головной машине пустующее место командира первого отделения. Ему передали крупнокалиберный штурмовой автомат.

Трехстворчатый люк десантного отсека пришел в движение, впуская внутрь наружный воздух. На грунт опустились выдвижные сходни для выезда техники.

— Вперед! — произнес Воронцов. Синхронизированный с экзоброней нетчип создал проекцию боевого интерфейса.

 

Глава 1. Андрей и Женька

Андрей Ливадов ударил по тормозам у старенького покосившегося бревенчатого домика, внутри которого гремела попса. Он примчался сюда после звонка сестры. Женька позвонила час назад и дрожащим голосом попросила забрать её с вечеринки.

Женька — первокурсница. Летом окончила школу и поступила на истфак ярославской педухи. Она всегда хорошо училась, и дома никто не сомневался, что сестра после одиннадцатого класса продолжит образование. Не то, что он, оболтус.

Сегодня днем она хвасталась, что идет с ребятами отмечать поступление. И, вот, в десять часов набрала его номер. Андрей услышал в телефонной трубке громкую музыку и испуганный голос Женьки, которая заперлась на кухне от какого-то сбрендившего Вани. Узнав адрес студенческой хаты, Ливадов прыгнул в машину и полетел на противоположный край города.

Андрей пнул незапертую калитку и вошел в закиданный бычками двор. Дверь в дом также оказалась открыта. Внутри накурено, в большой комнате с надрывающимся музыкальным центром бухает студентура, а у закрытой двери слева сидит на корточках пацанчик в спортивном костюме и кепке. Типичная гопота.

— Ты Ваня? — спросил Андрей.

Парень встал, демонстративно осмотрел его с ног до головы и кивнул. Он был на голову выше щуплого Ливадова и гораздо шире в плечах.

— Я. А че?

— Кухня там?

Снова кивок. Выглядел он не сильно пьяным.

— Урод ты, Ваня.

Резким движением Андрей захватил своей левой правую руку пацанчика, оттягивая того вниз, и правым локтем наотмашь вмазал по челюсти. Как учили на армейке. Гопник стек по стене на пол и отключился.

Андрей прикоснулся к сонной артерии. Не переборщил ли он? А нет, Ванёк открыл глаза и начал полуосмысленным взором разглядывать обои на противоположной стене коридора. Все нормально с ним.

Ливадов застучал кулаком до двери в кухню.

— Женя! Открывай! Это я!

— Ой! — сестра выглянула в коридор и испугано посмотрела на пацанчика.

— Этот к тебе приставал?

— Он самый. Ты его не убил?

— Жить будет. Поехали.

— Я не одна. Там со мной Маринка и Люся. Заберем их?

— Хорошо. Давайте в машину.

Андрей подмигнул пацанчику, который до сих пор сидел на полу. Он окончательно пришел в себя и затравлено, без недавней борзоты, смотрел на Ливадова.

— Э-э-э! Че за дела?

Четверо пьяных парней вывалились из комнаты, где играла музыка. Они, наконец, заметили, что у кухни происходит что-то не то.

— Давайте, выходите уже, — сказал девчонкам Андрей.

Сестра и её подружки выскочили в коридор и спрятались за его спиной.

— Ты че! Телок наших забираешь?

Ливадов расстегнул кожаную куртку и выхватил из плечевой кобуры травмат, нацелив его на малолеток. Неискушенный взгляд нипочем бы не отличил Макарыч от настоящего пистолета. Тем более что глаза пацанвы хорошенько залиты водярой.

— Эй! Не шути! — кто-то из студентов, кажется, протрезвел.

— А я и не шучу. Правда, Ваня?

— Пусть они валят, на хер, отсюда! — крикнул братве избитый гопник.

Они уехали. Андрей отвез пришибленных произошедшим подружек сестры по домам, и теперь они мчались к себе. Дом родителей находился за городом, уж три года как переехали.

— Не реви.

— Я не реву, — всхлипнув, ответила Женька.

Захотелось выругаться, но он сдержался. Побоялся, что сестра вновь расплачется.

Случившееся будоражило кровь. Такой дозы адреналина он не получал уже несколько месяцев. Эх… После подписания контракта его перевели в Дагестан в бригаду внутренних войск, а Дагестан означал спецоперации. Через два года службы на Кавказе Ливадов не стал продлевать контракт и уехал домой. Может, зря он ушел на гражданку? Работа охранником в супермаркете — совсем не то, о чем мечталось полгода назад.

— Ты что творишь?

— Не знаю. Задумался, — ответил сестре Андрей. Погрузившись в размышления, не заметил, что проскочил на красный свет светофора. Последний перекресток перед трассой был пуст.

Или ну её, гражданку? Когда вмазал тому козлу Ване и утихомирил Макарычем четырех пацанов, ощутил себя, что называется, в своей тарелке. Тут или в бандиты подаваться, или в бригаду возвращаться.

Ехали в тишине долго. Музыку Ливадов не включал, говорить тоже не хотелось.

— Антоха звонил вчера.

— Какой Антоха?

— Ну, помнишь Антона? В мой отпуск приезжал погостить. Мы вместе служим. Точнее служили вместе, — поправился Андрей. — Я здесь, а он еще в бригаде.

— А, — кивнула Женька, — вспомнила. Назад зовет?

— Зовет.

— И что думаешь?

— Не знаю.

Ливадов включил поворотник, съехав с трассы на второстепенную дорогу, которая вела к их поселку.

— Давай заскочим к пруду?

— Куда? — Андрей непонимающе посмотрел на сестру.

В километре от села располагался большой пруд — излюбленное место отдыха местных. Летом там купались, а в остальное время года, когда ребятня не баламутит воду, можно и рыбку половить; зимой мужиков от лунок во льду не отгонишь.

— Нет, — мотнул головой Андрей. — Что там забыла? Темень на дворе, и дорога к пруду вся разбита. Ну его, застряну где-нибудь или на брюхо сяду. У меня ж приора, а не отцовская нива.

— Пожалуйста!.. — глаза сестры вновь заблестели. — Ничего ты не застрянешь. Дождей с лета еще не было. Ну что тебе стоит?

Ливадов притормозил, чтобы не пропустить грунтовку к пруду. Он не выносил слезы в глазах Женьки, а та знает, на что давить. Включив дальний свет — на проселке он точно никого не ослепит, зато дорогу лучше видно — Андрей свернул на две раздолбанные колеи, которые повели его машину к Ведьминому пруду. Название хоть и стрёмное, но народу нравилось это место.

— И чего тебя потащило туда? — процедил сквозь зубы Ливадов, объезжая очередную яму.

Машина медленно переваливала через колдобины. Ветви елей едва не цепляли автомобиль. Андрей несколько раз успел пожалеть, что послушал сестру, но развернуться теперь можно только у пруда. Через пятьсот метров роща кончилась. Ливадов заглушил мотор у пологого песчаного берега.

— Спасибо, — сестра чмокнула в щеку и выпрыгнула из машины.

— Пожалуйста, — пробормотал Андрей и тоже вылез наружу.

Рассеянный свет габаритных огней немного разгонял темноту. Холодно, блин. Андрей застегнул куртку и закурил. Здесь всегда ветрено, потому что вокруг слишком много открытого пространства. За прудом за нешироким редким перелеском начинались колхозные поля.

Андрей оглянулся, не по себе ему что-то. Женька присела на корточки у кромки воды.

— Матери позвони, — сказал он.

— Ты ей говорил? — не оборачиваясь, спросила девушка.

— Нет, конечно! Если она узнает про твои сегодняшние приключения, то, сама понимаешь, будет водить в универ за ручку. И забирать тоже!

— Можешь принести телефон?

— А ты не обнаглела?

— Андрей, ну ты же все равно у машины стоишь. Не вредничай! Принеси, а?

— Где он?

— На моем кресле должен лежать.

Ливадов выбросил недокуренную сигарету. Его проняла дрожь: то ли от порыва холодного ветра, то ли от нервного волнения. Все-таки мордобой взбудоражил кровь, а ведь думал, что после Дагестана ему все нипочём. Не ночная же поездка на безлюдный берег его тревожит? Андрей хлопнул по кожаной куртке, приятная тяжесть Макарыча немного успокаивала.

— Держи вот, — Андрей протянул сестре мобильник и потянулся за новой сигаретой.

— Сеть недоступна.

— Возьми мой.

— Твой тоже не звонит, — произнесла Женька, повозившись с кнопками несколько секунд, — У тебя же другой оператор?

— Другой, — кивнул брат. — Ладно, помчали отсюда. Раз связи нет, надо ехать, а то мама волноваться будет.

Андрей и Женька повернулись машине. Каким-то шестым чувством Ливадов заметил движение над ними. Что-то пролетело совсем рядом, и оно было гораздо крупнее любой птицы. Андрей резко вскинул голову. Рваные облака быстро проносились по темному небу, в прорехах мерцали звезды.

— Андрей! — тихонько заскулила сестра. — Посмотри на пруд!

Он перевел взгляд. Теперь его проняло страхом, Ливадову снова захотелось выругаться, но он смог лишь промычать что-то нечленораздельное и спрятать сестру за спину. Над поверхностью пруда метрах в десяти от них в воздухе висела темная человеческая фигура. Она была хорошо различима на фоне воды, хотя ночь скрыла большинство деталей в её очертаниях. Угловатые элементы черной экипировки, которые все же мог различить Андрей, шлем на голове, и неподвижные треугольные крылья, как у самолета, заставили подумать о пришельцах, сколь бы бредово это не казалось.

— Давай к машине, — выдавил из себя Ливадов. — Только медленней!

Непослушными негнущимися пальцами он расстегнул молнию на куртке, чтобы мог быстро выхватить Макарыч. Но внутренний голос подсказывал не спешить с травматом.

— Стоять на месте! Не двигаться!

Неожиданная команда громко прозвучала на ночном берегу, и Женька, которая сделала один шаг к машине, прыгнула к брату, испуганно уткнувшись носом в его спину.

— Оставаться на месте! — снова, как будто из динамика, прозвучало в ночи.

— Кто это? — прошептала Женька.

— Не знаю, — хрипло ответил Андрей, — наверно, полиция.

Он произнес явную глупость, чтобы хоть как-то успокоить сестру. Андрей слышал позади всхлипывание, еще чуть-чуть и Женька снова расплачется.

— Нужно убираться отсюда, — произнес он. — Считаю до трех и отступаю к машине, а ты пятишься за мной. Поняла?

— Поняла.

— Раз, два, три…

Звук стрельбы ударил по ушам. Человек с крыльями за спиной поднял руку с каким-то короткоствольным оружием и открыл очередью огонь по автомобилю.

— Чтоб тебя! — Андрей толкнул сестру на песок и накрыл собой упавшую девушку. Женьку трусило, она тихонько протяжно выла.

Ливадов осторожно приподнял голову и посмотрел на машину. Пули прошили капот, передние колеса, крыло и водительскую дверь приоры. Воздух с шипением вырвался из пробитых колес, передняя часть автомобиля осела на грунт. Заголосила и замигала оранжевым аварийная сигнализация.

Темная фигура опустила оружие и неподвижно повисла над прудом. Андрей отодвинулся в сторону на полметра.

— Ползи за машину.

— Но он же…

— Давай!

Андрей полз за сестрой, не оглядываясь, и после каждого удара сердца ждал нового окрика или стрельбы, но на сей раз им позволили добраться до машины. Они спрятались за кузовом, прижавшись спинами к дверцам приоры.

— Почему он не стрелял?

— Не знаю, — Ливадов достал травмат.

— Не стреляй в него! — прошептала Женька и вцепилась в левую руку брата.

— Не буду, — пообещал Андрей. — Это так, на всякий случай.

Макарыч против пистолета-пулемета, который изрешетил его авто — это, считай, ничего, но рукоятка травмата вселяла хоть какую-то уверенность. Ливадов встал на корточки и, приподняв голову над багажником, выглянул на пруд.

Пришелец, как окрестил черную фигуру Андрей, подлетел к берегу и приземлился на место, откуда они только что убрались. Он чуть наклонил вперед шлем, как будто изучал песок под ногами, крылья за его спиной сложились.

Ливадов оглянулся. От них до края леса столько ж, как до воды. У пришельца стопроцентно есть тепловизор, он потому и позволил укрыться за машиной, что все равно держит их в поле зрения, однако нужно бежать.

Чуть шелестящий звук принес нового летуна, черная фигура приземлилась рядом с первой. Стрелявший из пистолета-пулемета пришелец ткнул рукой в сторону машины, словно указал на них в разговоре с прибывшим. Если удирать, то именно сейчас, когда летуны отвлеклись от них на несколько мгновений. Другого шанса может не представиться.

— Мы… — Андрей осекся. У деревьев послышался новый негромкий шелест. Черная тень, третья по счету, перегородила путь к лесу.

— Оставаться на месте!

Как будто на зоне в рупор кричат! Не сдержавшись, Ливадов крепко выругался, он редко выражался при сестре столь часто. Но они, похоже, крепко влипли!

Женька подвинулась ближе и прижалась к плечу брата.

— Кто это? — вновь спросила она. — Инопланетяне?

Ей на ум пришло то же самое, что и Андрею, но тот не спешил соглашаться.

— Какие еще инопланетяне? — Андрей попытался взбодрить сестру. — Чего они тогда по-русски говорят? Это какой-то спецназ тренируется. Нам говорили о подобном, ранцы для полета или что-то типа того.

Ливадов соврал. Но должно же быть разумное объяснение происходящему!

— Попробуй еще позвонить.

Сестра послушно достала из кармана два телефона. Они по-прежнему не могли поймать сеть. Женька шмыгнула носом.

— Они отпустят нас?

На этот раз ответа не последовало. Внимание отвлек нарастающий со стороны перелеска шум. Как будто ломались сухие ветки. Андрей посмотрел на летунов у пруда — те тоже повернули голову в сторону колхозных полей.

Спустя несколько минут Ливадов понял, что слух не подвел его. К пруду подъехали бронемашины. Словно в каком-то фильме пять футуристичных броневиков, продравшись через перелесок, ворвались на освещенный Луной берег и рассредоточились вокруг пруда. Андрей не понимал, почему не слышит работу моторов. И отчего не светят фары и габаритные огни?

Из бронемашин высыпал спецназ и деловито, без лишней суеты занял круговую оборону. Ливадов непроизвольно назвал прибывших спецназом, потому что они действовали почти также, как учили в бригаде. Он вновь подумал, что они напоролись на какую-то сверхсекретную спецуру.

— Отойти от железа!

Андрей поднялся и потянул сестру за руку. Они как в дурном, нелепом сне, но его машину расстреляли по-настоящему. Приказы нужно выполнять, особенно сейчас, когда к трем летунам присоединились тридцать человек.

К ним направились четверо прибывших. Один из спецназовцев жестами заставил отойти от машины ещё дальше. Андрей хотел разглядеть лица неизвестных, но те были в глухих шлемах с черными прямоугольными стеклами на уровне глаз. Экипировка смотрелась очень необычно, как броня солдат будущего.

— Кто вы? — выкрикнул Ливадов. Какого хрена они вытворяют?

Женька опять спряталась за его спиной, ищет защиту.

— Бросить оружие!

Андрей повиновался. Русская речь и четкие команды вселяли надежду, что, в самом деле, напоролись на какой-то спецназ. Значит, их не убьют; так, задержат, промурыжат до утра, а после компенсацию за авто выплатят. Женька чуть высунулась из-за спины брата, страх немного отпустил её. Андрей решил еще раз спросить, что происходит, но в следующее мгновение увидел дуло поднятого пистолета.

Спецназовец выстрелил. В грудь сестры вонзилась короткая тонкая стрела, длиной в ладонь, на хвостовике мигала красная точка светодиода. Женька вскрикнула, ноги её подкосились, Ливадов подхватил сестру, не дав её упасть. Женька часто моргала и, кажется, не могла произнести ни звука.

Острый укол ужалил плечо. Через мгновение Андрей перестал ощущать собственное тело, он рухнул подмяв под собой сестру. Ливадова парализовало, он мог только шевелить глазами и поднимать или опускать веки. Он запаниковал! Отчаянно пытался дернуть хоть пальцем, но бесполезно. Рядом появились сапоги двух чужаков. Его подняли, понесли и кинули через задние дверцы в один из броневиков. Краем глаза Ливадов заметил, как в соседнюю машину бросили сестру.

Андрей лежал лицом вниз, руки завели за спину. Послышалось, как неизвестные забираются внутрь, хлопнули двери. Появился тусклый свет. Ливадов видел ребристый металлический пол и сапоги одного из спецназовцев. С Женькой, наверно, то же самое. Суки! Что же происходит!.. Спокойно! Спокойно. Если не убили, то зачем-то они понадобились этим тварям. Только зачем?!

Автомобиль тронулся с места. Также беззвучно, молчали и их похитители. Судя по всему, поехали по полям. Андрей ожидал немилосердной тряски, но подвеска гасила все неровности, словно по асфальту катятся. Хоть бы они застряли, твари!.. Ехали довольно долго, как броневик вдруг остановился. Андрея выбросили на сухую землю, и машина двинулась дальше.

Андрей упал на бок и мог видеть, куда направились их похитители. Ливадов мысленно застонал. Им встретился не спецназ! Перед ним, в двух или трех сотнях метров стоял космический корабль. Андрей сразу подумал о темном объекте с мигающими сигнальными огнями и направленными в ночь фонарями именно как о космическом корабле. Он был слишком высок и массивен для самолета или вертолета и напоминал вытащенный на сушу корабль, только без палубных надстроек и со срезанной кормой. Один из внешних фонарей освещал три белых цифры на борту корабля — 042 и опознавательный знак. Темно-красное кольцо.

В хвостовую часть корабля въезжали броневики. Ливадов вдруг понял, что его оставили одного. Пришельцы увозили Женьку. Андрею хотелось выть, но он не мог. Они похитили сестру! Лучше б его прикончили, но Женьку оставили в покое! Женька!..

Последний из автомобилей скрылся внутри звездолета. Втянулись основания, по которым броневики въехали на корабль. Люк в хвостовой части звездолёта закрылся. Андрей отчаянно силился пошевелиться или хотя бы крикнуть. Зарычать! Хоть что-нибудь сделать! Но он беспомощней младенца.

Загудели двигатели. Сопла в задней нижней части запылали оранжевым. Корабль с сестрой Андрея на борту поднялся в небо, а следом за ним ушел второй, точно такой же с номером 043, который был загорожен от взора Ливадова.

Внезапно он понял, что снова может пошевелить рукой. Андрей дернулся и встал на колени. Неуклюже, тело еще плохо слушается его, но он снова может двигаться. Ливадов зарыдал, слезы потекли сами, он не хотел плакать, но не пытался остановить рыдание или вытереть влагу. Он не помнил у себя слез очень давно, наверно с младших классов; как же тоскливо на душе, пусто… Женька исчезла навсегда. Что с ней будет?.. Бедная мать, как её рассказать о случившемся?

Пускай пришельцы говорили по-русски, но это не наши, не спецназ и не полиция. Таких летательных аппаратов нет ни у кого.

Ливадов выдернул из плеча стрелу. Боль, пронзившая плечо, странным образом остановила слезы. Он поднялся, сжимая в руке короткий снаряд; размером с обычную шариковую ручку и иглой на острие наконечника. Лампочка не мигает. Это стрела — единственное, что может подтвердить его рассказ.

Андрей достал мобильник. Сети по-прежнему нет. Нужно добраться до города, его сестра похищена — пришельцами или нет, но он поднимет на уши полицию, спасателей, скорую! Пожарных! Всех! Чтобы использовать даже мизерный шанс на спасение Женьки!

Охватила злость. А может он насмотрелся слишком много фильмов и с перепугу спутал вертолет с космическим кораблем? Нет никаких пришельцев, и Женьку еще можно вернуть! Какого же он раскис и разревелся как баба?

Он крепко выругался и оглянулся в поисках признаков жилья или дороги, и ярость вдруг ушла, сменившись на растерянность. Местность вокруг совсем не походила на окрестности Ярославля в двадцатых числах сентября.

 

Глава 2. Другой мир

Андрей вытер со лба пот. Нет, не может быть! Его везли в броневике от силы час, и они не могли уехать далеко, но он не узнавал родную ярославскую землю.

— Меня зовут Андрей Ливадов и я не сошел с ума, — за произнесенным последовала трехэтажная брань.

Кажется, помогло. Полегчало, твою мать! Андрей потянулся за куревом. Поднеся к сигарете зажигалку, обнаружил, что ко всему прочему трясутся руки. Так, спокойно, спокойно… Ливадов глубоко затянулся табачным дымом и еще раз внимательно огляделся по сторонам, насколько позволяла видеть ночная мгла.

Его окружала высокая, по пояс, трава. Бесшумные бронемобили основательно промяли её колесами, а корабли пожгли соплами двигателей, но травы вокруг еще очень-очень много. Андрей находился на открытой местности; полная луна на безоблачном небе и ясная погода делали округу хорошо видимой. Впереди и слева угадывались островки из десятка деревьев каждый и, возможно, там вдалеке темнеет лес. Все бы ничего, только трава…Трава была сочной, напитанная соком, а воздух насыщен летними запахами.

Спина взмокла — в куртке жарко. Ливадов снял её, оставшись в толстовке поверх майки, и ему не холодно! Но совсем недавно ежился от пронизывающего ветра у Ведьминого пруда, последние дни даже подмораживало по утрам. В который раз Андрей задался одним и тем же вопросом. Что, чёрт возьми, происходит?

Ливадов присел на корточки и подсветил фонариком телефона ближайший кустик с тремя большими темно-синими бутонами, чем-то напоминающими тюльпаны. А вон еще цветы, уже другие, помельче. И еще! Андрей снова выругался. Эти растениям ему неизвестны, хотя в общем-то он и не силен в цветах, особенно в полевых, однако в конце сентября под Ярославлем цветы точно не распускаются.

Где он? Андрей посмотрел на экран телефона — сети по-прежнему нет. Пережитое этой ночью рождало в голове самые дурные мысли. Могли машины, которые доставили их к звездолетам, отвезти столь далеко, что очутились в долбаной саванне где-нибудь в Африке?

Ливадов заскрежетал зубами. Ну, бред же! Какая Африка? Только он уже видел космические корабли, так почему бы броневикам не проехать через портал на другой конец света или вовсе в параллельный мир? Теперь понятно, по какой причине мобильник не ловит сеть! Стоп! Стоп! Стоп!

— Не торопись, паря, — самому себе сказал Андрей. — Может, все не так, как кажется на первый взгляд. Как там учил майор Толстосумов? Досчитай до десяти и хорошенько пораскинь мозгами.

Андрей медленно докурил сигарету и, вынув её изо рта, долго и тупо разглядывал тлеющий бычок. Затем ткнул горячим концом в левую ладонь. Боль взбодрила, прогнала заторможенность.

Снова посмотрел на телефон. Да, сети нет, но связь пропала ещё у пруда, когда это все ещё не началось…

Далеко в темноте раздался протяжный вой. Волки! Андрей выпрямился, вслушиваясь в ночь — тихо, больше не слышно. Волки водятся и у них, сосед Петрович ходит на этого зверя каждую зиму. Может, он все-таки поблизости от дома? Может, есть какое-нибудь разумное объяснение цветам и резкому потеплению? В любом случае надо выбираться из этой глуши, нужно найти людей. Часы показывали половину одиннадцатого, время еще не слишком позднее.

Только куда идти? Ливадов крутил головой, всматриваясь в темное небо. Он искал оранжевый отсвет, какой висит над любым крупным городом. Если Ярославль близко, то он поймет, куда направиться. Но в какую бы сторону Андрей ни обратил свой взор, небосвод везде одинаково черен.

Плохо дело. Надо взобраться на дерево и хорошенько осмотреться. Вон в той небольшой рощице есть высокие стволы. Андрей зашагал к островку из деревьев, что угадывались в темноте метрах в двухстах от него. Он снова вслушивался в мир вокруг себя, стараясь уловить шумы цивилизации: гул моторов на автотрассе, гудок тепловоза или корабля, хоть что-нибудь говорившее о близости людей. Однако Ливадов слышал лишь звуки первобытного мира: крики ночных птиц, рычание невидимых зверей, стрекот насекомых. В ночи бурлила своя жизнь, и как он сразу не понял, сколь много животных скрывает мгла? Андрей ощутил себя одним единственным человеком среди десятков, а может сотен километров окружающего пространства.

Но нет! Время для паники еще не пришло. Он шел к деревьям, снова и снова возвращаясь событиям этой ночи. Женька! Как спасти сестру, если он даже не знает, кто её похитил? Но он выручит малую, рано или поздно, либо сдохнет. Не отступит!

И сперва нужно найти людей и разобраться, куда его занесло. Опять подумалось об одиночестве. О том, что он один на целой планете. Нет! Полная чушь! Все-таки сюда довезли на автомобилях, а не на звездолетах с номерами 042 и 043 и темно-красным кольцом на борту. Кто же они такие?..

— Сука! — Андрей выбросил из себя короткое слово, как плевок. Чтобы изгнать упаднический настрой, что снова начал одолевать его.

Брел к роще, понурив голову, и поднял взор только, когда приблизился к деревьям вплотную. Ливадов остолбенел, мысли снова смешались. Прямо перед ним к небу поднималась высоченная пальма. В Абхазии, где прошлым летом… А! Какая разница, что было год назад!

— Твою ж! — Андрей даже потрогал дерево, дабы убедиться, что пред ним то, что он видит.

Пальма! Хотя… Андрей пригляделся к кроне дерева. Перед ним высился четырехметровый папоротник — он узнал длинные ветви с характерными листьями. Вспомнилось, как школьная учительница говорила, что у папоротников не листья, а нечто иное, и приводила заумное название, которое, конечно же, забылось. Вайша или вайи, что-то типа того.

В лесу у них полно папоротников, да и в деревне встречаются, но едва ли с метр вырастают. А здесь — три огромных папоротника; рядом с привычными осинами и берёзами. Как они вымахали в два его роста? Ливадов снова выругался. Впрочем, неважно каким образом в русской глубинке появились тропические растения… Или, наоборот, важно? Он запутался. Андрей провел ладонями по ёжику на голове и опустил на лицо. Он мял физиономию и тёр глаза, пока те не разболелись.

Нет, это не окрестности Ярославля, и дураку понятно, что он далеко, очень-очень далеко от родных мест. Но где? Ливадов полез на самую рослую осину, раскинувшую лапы у края небольшой рощицы. Он поднимался наверх, пока ветви могли удерживать его вес без риска сломаться, и забрался довольно высоко. Отсюда открывался отличный вид на окрашенную в черно-серые тона степь и темный массив леса к югу от него. Андрей хорошо ориентировался по звездам и легко определил стороны света, однако этим рекогносцировка и ограничилась.

Ливадова окружала лишь ночь, и ни одного огонька. Вокруг нет ни городов, ни деревень. Нет даже одинокой машины, которую он мог бы заметить по свету фар. Ни-че-го.

Где он? Куда попал? Андрей не знал ответа, но это точно не его мир. Он в чужом, другом мире либо где-то очень далеко от дома. Ливадов спустился за землю. Что делать? Куда идти? Он еще раз с затаённой надеждой посмотрел на экран телефона — сети как не было, таки и нет, а заряда батареи только треть. Нужно выключить, чтобы растянуть время работы телефона, однако не решился отключать устройство. Вдруг пропустит звонок? Глупо, конечно.

Он будет ждать рассвета, а потом определится, в каком направлении искать помощь. Андрей натянул куртку и уселся у осины, на которую только что залезал. Сложил руки на груди, опёрся спиной об ствол дерева и, сомкнув глаза, чтобы чуточку вздремнуть, вырубился до утра.

Андрей продрал глаза. Свернувшись калачиком, лежал на траве; за ночь земля остыла, и он основательно продрог. На наручных часах «Восток» начало восьмого, светает. Ливадов поднялся, вспоминая минувшие сутки, и покачал головой. Не верится, но вот они, три папоротника, и он рядом с ними. Случившееся не дурной сон.

Включил экран телефона. Батарейка скоро сдохнет, а сеть так и появилась. Когда телефон вырубится, прервется последняя призрачная нить с его прошлой жизнью. Теперь, судя по всему, у него она совершенно другая, и в этой новой жизни есть только одна цель — найти и спасти Женьку!

Андрей снова полез на осину, чтобы оглядеться уже при дневном свете. Вскарабкавшись на верхушку дерева, Ливадов разглядывал лес, и теперь не был уверен, что там вдалеке не джунгли. Андрей покосился на папоротники рядом с осиной и зло сплюнул. К лесу идти смысла нет, но тогда куда? Взор искал признаки людской деятельности: линии электропередач, шоссе или железку, мост, хоть какое-нибудь строение — однако ж ничего, ни одного следа цивилизации. Андрей крутил головой и силился отыскать хоть что-нибудь, но тщетно. Куда хватало взгляда, простиралась степь с разбросанными в травянистом море деревьями и кустарниками да изредка прореженная небольшими рощицами, а юг захватил лес.

Ливадов спустился, спрыгнув на землю. Он проголодался, и очень хотелось пить, а еще понять, что же ему делать. Андрей двинулся в противоположном от леса направлении, на север. Шёл долго, уныло разглядывая однообразный пейзаж. Несколько раз замечал одиноких оленей. По крайней мере, так определил их для себя, когда они попались на глаза. Он слышал чье-то отдаленное рычание и шакалий смех, который возненавидел ещё в Дагестане; часто мелькали перед взором разномастные птицы.

— Это не Ярославль, — постоянно повторял Андрей и ступал дальше.

В руках появилась тяжелая ветка. Ливадов рассудил, что против серьёзного зверя, что может встретиться на пути, травмат мало поможет, а первобытная дубина лучше, чем ничего.

Спустя час солнце начало припекать, и он снял куртку, а еще через один час изнемогал от жажды, горло пересохло. К счастью, мучения долго не продлились. Он нашел воду! Ливадов опустился на колени и, сцепив ладони, принялся черпать холодную воду из широкого прозрачного ручья. Он пил жадно, громко фыркая и разбрасывая брызги.

— Как бы с собой набрать?

Утолив жажду, Ливадов сидел на песчаном бережку, утыканном отпечатками звериных лап, и размышлял о ближайших планах. По виску сбежала струйка пота. Он посмотрел на часы — одиннадцатый час, скоро полдень, начинается самая жара. Лучше переждать зной в рощице, до которой на глаз две сотни метров. Спешить-то некуда, он вообще не знает, куда ему спешить.

Роща была немаленькая, несколько десятков деревьев точно. Меж стволов рос густой кустарник, и по-хорошему не стоило переться туда — мало ли кто устроил там логово. Однако Андрея охватило безразличие, если его здесь растерзают, то так тому и быть. Только Женьку жалко…

Андрей добрался до благословенной тени, хотелось растянуться на зеленой траве и заснуть. Да желательно, чтоб навсегда.

— Раскис ты, братан, — невесело усмехнулся Ливадов.

Андрей встряхнул головой. Нет! Он не сдается и не сдастся и будет переть по этой бесконечной саванне, пока не упадет. Спецназ непобедим! Вспомнилось, как сдавал на краповый берет. Тогда его не хватило на самую малость, он сошел на последнем отрезке, и долго потом жалел, что дал слабину. До самой гражданки. Теперь у него нет права на поражение. Они с Женькой выберутся отсюда, он вернется в бригаду и получит свой краповый берет!

Злость, которая завладела Ливадовым, вернула силы и прояснила мозги. Он что-нибудь придумает, а пока надо отыскать еду. Андрей направился к кустарнику, на котором заметил крупные красные ягоды. Попробует их на зуб. Если вкусные, то скорей всего их можно есть. Есть, конечно, риск отравиться, но выбирать не приходится.

Взгляд обнаружил, что за кустами что-то есть. Подойдя ближе, Андрей раздвинул листву и замер, не веря собственным глазам, а в животе стал холодный ком. В их деревне еще в советскую пору воздвигли монумент в память о Великой Отечественной. На сером граните выбили имена сельчан, которые ушли на войну и не вернулись. Была там и строка его прадеда — Василия Ивановича Ливадова.

Андрей провел пальцами по буквам на камне. Он прочитал имя прадеда, сверху и снизу строки и других павших героев, его односельчан. Перед Андреем тот самый монумент, а, значит, он стоит посреди Лопыревки! В самом центре родной деревни!

Он дома, под Ярославлем. Но как? Будущее? Параллельный мир?

Ливадов отшагнул назад, пустым взором разглядывая гранит за зелеными листьями кустарника. Андрей закрыл глаза, заморгал. Если сошел с ума и все, что произошло со вчерашнего вечера, оказалось бы его воспаленным бредом… О! Это было бы прекрасно! Плевать на себя, зато с сестрой бы ничего не случилось.

Позади раздалось рычание. Обернувшись, Андрей увидел, как полусотне метров из кустов выходят волки. Не думая, Ливадов отбросил бесполезную палку и, выронив снятую куртку, кинулся к ближайшему дереву, сработали инстинкты. В прыжке ухватился за толстую ветку и ловким движением затащил натренированное тело наверх, потом еще и еще. Он успел прежде, чем рычащие звери добрались до высоченной липы, на которой Ливадов нашел спасение.

Его сердце бешено колотилось, мысли о том, куда занесло, отошли на задний план. Кабы волки нашли его совсем недавно, на открытой местности — то все, конец! Хоть в чем-то повезло за последний день. Андрей посмотрел вниз: десять серых хищников кружили под ветками. В этом новом мире волки не боятся человека. По меньшей мере, одинокого.

Ливадов сощурился. А волки ли там? Один из зверей поднял морду, и Андрей отчетливо разглядел длинные изогнутые клыки, выпирающие из пасти. Как у саблезубых кошек! Да и размером они превосходят обычных волчар. Ливадов представил, что не успел добежать до дерева, и эти твари настигли его. Андрея передёрнуло.

Почему-то подумалось, что саблезубые волки, как прозвал их Ливадов, надолго под деревом не останутся, но он ошибся… Андрей торчал наверху уже больше трех часов, зад ныл: толстая ветка, на которой он устроился, теперь казалась необычайно жесткой и неудобной. А волки преспокойно разлеглись на траве и ждут, пока он не свалится. Дождутся, суки! Бесконечно долго он на дереве не просидит!..

Глянул на часы. Половина пятого, он на дереве уже полдня сидит! Попытаться пальнуть по волкам из травмата? Вдруг убегут? Андрей достал Макарыч и с сомнением посмотрел на него: против этих зверюг бесполезная пукалка, но хоть что-нибудь ведь надо предпринять.

Что это? Ему послышалось? До Андрея доносился едва уловимый рокот мотора. Меньше чем в километре мимо рощи двигался уазик. Люди!

Ливадов стащил толстовку и, размахивая ей, не жалея горла, заорал! Скоро его заметили, автомобиль повернул к роще. Он спасен! Машина, которая приближалась к деревьям, не слишком походила на козла, да и вообще модель была не совершенно не известна Ливадову, но какая разница! Волки исчезли, и Андрей торопливо спускался вниз, травмат заткнул за пояс.

Джип, который остановился перед ним, имел трехдверный открытый кузов, лобовое стекло и дугу безопасности. На ней, поверх голов сидевших внутри людей, был закреплен тяжелый пулемет незнакомой конструкции.

Из темно-зеленного автомобиля выпрыгнули трое. Четвертый, водитель, остался за рулем и двигатель он не глушил. Неизвестные были в камуфляже, чья расцветка тоже никогда не встречалась Андрею, зато вооружены были калашами — АК-74 с деревянным цевьем и прикладом. У всех троих в разгрузочных жилетах по десятку магазинов и две или три гранаты, нож. На левом плече каждого закреплена рация. На глазах тактические очки, головы обриты и без головных уборов.

— Привет, мужики!

Андрей улыбнулся и попытался состроить на лице максимально дружелюбное выражение. В ответ получил несколько прерывистых фраз на непонятном языке. Скорее на немецком, но Ливадов никогда не ладил с иностранными языками и засомневался. Точно только, что не на английском.

— Не понимаю, — Ливадов мотнул головой. — По-русски говорите?

Морды под масками переглянулись, и один из неизвестных снова обратился к нему. Вроде как повторил то, что сказал чуть ранее. Андрей пожал плечами.

— Нет, не понимаю, — повторил он.

Двое крайних вскинули автоматы и нацелились на Ливадова. То, что бы слева направил дуло калаша на оружие Андрея.

— Эй! Вы чего? — Ливадов попятился и медленно поднял руки ладонями к чужакам. — Я безоружен. Это травмат!

Тот, что стоял в центре, как будто бы понял его. Он шагнул вперед и забрал у Андрея пистолет. Неизвестный с мимолетным интересом оглядел Макарыч и спрятал его в кармане штанов, затем ткнул указательным пальцем к земле, пролаяв какую-то команду.

— Я не знаю, — процедил Андрей. Сука! Травмат его! — Не понимаю я.

Подошедший к Ливадову снова ткнул пальцем к низу и вдруг дернул за ворот майки и за ремень джинс.

— Раздеваться что ли? — догадался Андрей. — Зачем?

Один из чужаков передернул затвор, и Ливадов подчинился. Неизвестные без особых эмоций следили, как он стаскивает с себя одежду. Когда разделся до трусов, потребовали отдать часы, снять кроссовки и носки. Телефон, ключи и прочая мелочёвка уже лежали в отдельной кучке.

Андрей потупил свой обозленный взор. Попал же он! Не к добру все это.

У неизвестного, который забрал травмат, включилась рация. Он отошел, переговариваясь с кем-то, но ненадолго. Снова приблизился к Ливадову, кивнул и неожиданно ударил в солнечное сплетение. Задыхаясь, Андрей упал; пока хватал воздух, ему умело завели назад руки и замкнули на запястьях наручники.

— Мразь, — едва слышно прохрипел Ливадов, когда дыхание восстановилось. Он попытался подняться, и его пнули тяжелым сапогом, опрокинув на траву. Встать не позволялось!

Послышался звук мотора еще одного автомобиля — подъехал второй темно-зеленый джип с пулеметом, и там тоже находились четверо. Забрав одежду Ливадова, первые погрузились и укатили, а Андрей лежал у колес прибывшего автомобиля и ждал неизвестно чего. Из джипа никто не выходил.

Ливадов попытался рассмотреть маркировку на шинах и обнаружил только черную резину без каких-либо обозначений. А ведь подумалось, что знакомый торговый знак вселит в него хоть какую-то надежду.

Когда начало смеркаться, раздался гул моторов. Приближалась целая колонна автомобилей. Из джипа, наконец, вылезли двое. Они подняли Андрея, и он увидел десяток грузовиков неизвестной марки. Грузовики ехали в сопровождении еще пяти джипов — словно стадо коров и пастушьи собаки.

Внешне грузовики походили на сто тридцать первые ЗиЛы. Первым шли два кунга — за кабинами размещались окрашенные в тот же темно-зеленый цвет каркасные фургоны. Кузова остальных восьми везли клетки с людьми. Каждый человек сидел в отдельной секции, руки раскинуты и прикованы к ржавым прутьям. Пленники — в основном мужчины разных возрастов кроме стариков. Последние два грузовика везли женщин и детей, тоже взаперти.

— Что же это? — произнес Андрей.

Все люди в клетках были раздеты, как и он. Кто они? Военная добыча? Рабы? И он теперь тоже раб?

Андрея толкнули прикладом. Его погнали к грузовику в центре колонны; затолкали в тесную клетку, где можно было сидеть, только поджав ноги. Наручники сняли, а запястья вдели в кольца на противоположных сторонах секции. Щелкнули замки.

— Как же так, — застонал Андрей.

Все хуже! Только хуже!

 

Глава 3. Собственность

Ей бы завыть или заскулить, но Женька Ливадова не в силах даже промычать; она и пальцем не способна была пошевелить. Девушка могла лишь двигать глазами и моргать, часто-часто. Хоть бы расплакаться, но слезы так и не потекли из глаз.

Мамочки! Как же страшно! Как же ей страшно! Почему эти военные напали на них? Куда её везут? Что с Андреем? Где он? Долго она будет парализована? А если навсегда? Нет! Они все-таки выдернут это из её груди!

Если скосить глаза, то заметно мигание красного светодиода. Женька успела лишь вскрикнуть, когда тонкое жало кольнуло справа от сердца, и почти сразу перестала ощущать собственное тело. Андрей подхватил её, а потом упал сам. Их подняли и понесли в два разных автомобиля.

Сперва её положили на пол, потом на колени двух солдат, сидящих спинами к борту машины. Напротив разместились ещё двое. Женька видела их неподвижные фигуры, полностью укрытые тёмно-зеленой броней. В неярком желтоватом освещении раскраска снаряжения казалась почти черной. Лица солдат спрятаны под черным стеклом шлемов, которые отдаленно напоминали гоночные. Только меньше размером и угловатой формы. Рядом в специальных креплениях справа от сидений стояли большие чёрные автоматы. Девушка не попыталась угадать, что это за оружие — она никогда интересовалась данной тематикой — только отметила, что автоматы какие-то массивные и тяжелые на вид. У Андрея на фотографиях из Дагестана были совсем другие.

Внутри автомобиля все выкрашено в серо-стальные тона. По крайней мере, та часть машины, которую Евгения могла видеть. Стекол не заметно; наверно, её везут в армейском броневике — брат рассказывал про такие. Вроде бы, «Тигр» называется.

Она снова принялась осматривать солдата напротив, и вдруг подумала, что перед ней робот, и другие военные тоже роботы. А иначе, отчего они сидят неподвижными истуканами?

Если бы она могла испугаться ещё сильней, то непременно бы это сделала. Только куда уж дальше? Но все равно очень страшно. С людьми хоть можно объясниться. Женька постоянно повторяла про себя, что это сумасшествие, это недоразумение скоро закончится. Военные расспросят её и поймут, что случилась страшная ошибка. Потом приведут брата, перед ними извиняться и отправят домой. Но что если перед ней роботы?..

Нет! Нет! Быть не может! Таких роботов еще не придумали, а, если придумали, то инопланетяне. Ох, дура! Ливадова рассердилась на саму себя, и страх немножечко отпустил. Нет, не инопланетяне. Наши! Они ведь по-русски говорили. Скоро все образуется! Все будет хорошо!

Только бы паралич прошел! Когда вспомнила о своей беспомощности, девушку вновь охватила паника.

Ехали долго, и Евгения немного успокоилась. Машина, которая почему-то не гудела мотором и почти не тряслась во время движения, начала подниматься наверх; они куда-то заезжают. Вскоре остановились. Девушка краем глаза заметила, как открылись задние дверцы.

Один из солдат на руках вынес Ливадову из машины.

У броневика стояли двое в белых халатах и колпаках, на лицах маски. Рядом с ними каталка на колесиках, как в автомобиле скорой помощи. Солдат положил Женьку на прорезиненное ложе бледно-голубого цвета. Оно приподнималось под головой, и девушка получила возможность проследить, что делают с её полубесчувственным телом. Один из медиков выпрямил ноги, другой вытянул вдоль туловища руки.

Все так же мигает красная лампочка на кончике стрелы, которой выстрелили в неё.

Над запястьями и щиколотками щелкнули полукруглые стальные зажимы, туловище перетянули в трех местах ремнями. Глаза Ливадовой расширились, вновь стало страшно. Если бы она могла кричать и шевелиться, то завопила бы в полный голос, задергалась. Поверх лба встала дугоообразная металлическая полоса. Под ней можно приподнять голову всего на сантиметр.

Что они собираются с ней делать?

— Готово, — сказал один из медиков.

Солдат кивнул тяжелым подбородком. Все-таки это был не робот. Военный отстегнул шлем от брони, продемонстрировав хнычущей про себя Женьки обветренное лицо и черепушку с коротким ёжиком. Её похитили все же люди, да и переговариваются они по-нашему. Это вселяло крохотную надежду, что все обойдется.

Солдат вытащил из груди девушки стрелу с иголкой на конце, лампочка мгновенно перестала мигать.

В ту же секунду Евгения поняла, что вновь чувствует себя. Пока не в полной мере, тело как будто онемело, но с каждой секундой сил все больше. Ливадова приподняла голову, насколько могла ограничительной дугой.

— Вы… Вы… — вместо крика наружу вырвалось рыдание. Она всхлипнула и заплакала. Слезы душили Женьку, не давая сказать ни слова, а ведь хотелось выплестнуть из себя столь многое! Ей есть, что предъявить!

Каталка тронулась с места. Поехала она сама, плавно и бесшумно. Один из медиков двинулся по правую сторону от девушки, другой позади тележки.

— Лежи спокойно, — приказным тоном произнес неизвестный в белом халате, который шел рядом с её локтем, — и молчи, пока к тебе не обращаются. Ты никто!

Внутри Женьки поднялась волна негодования. Её страх почти исчез, уступив место возмущению. Да они сами кто такие! Как смеют обращаться с ней, словно она буйно помешанная! Почему её связали! Она пожалуется! Самому президенту! В Москву поедет и все расскажет!

— Вы… — но она вновь не смогла выдавить из себя что-нибудь путное. По щекам текли слезы.

Ливадову везли вдоль бронемобилей, выставленных по два в ряд. Вокруг военные, такие же, как те, что похитили её и брата. Да то они, наверно и есть. Кстати, где Андрей? Почему его не видно?

Каталка проехала мимо двух техников в синих комбинезонах с оранжевыми ставками. Обслуживающего персонала много; больше, чем солдат. И очень шумно. Они внутри какого-то большого военного корабля. До Волги от Ведьминого пруда и их Лопыревки далековато будет. Однако, когда везли на машинах, счет времени она потеряла.

Мысль про то, что все окружающее — это большой корабль, окончательно успокоила Женьку. Такое крупное судно не иголка, а Волга не та река, где неизвестно кто может перевозить войска. Ливадова снова повторила про себя, что все образуется. Девушка даже улыбнулась: ей и брату обязательно выплатят компенсацию за похищение.

Почти все внутреннее пространство корабля было окрашено в такой же серо-стальной цвет, как в бронемобиле. Под потолком проложены толстые чёрные кабеля. Через каждые три метра выпирают ребра жесткости, на них по три включенных фонаря. Вместе с верхними квадратными лампами они давали яркий белый свет.

Женьке показалось, что они взлетели — вдруг появилось ощущение подъема над землей, и на несколько мгновений закололи кончики пальцев. Подумалось, что это все признаки скорого обморока. Корабль ведь не может летать, он плывет. Но она не хочет потерять сознание!

— Кто вы? Куда вы меня катите? — Ливадова, наконец, смогла выдавить хоть что-то вразумительное. Говорить, говорить, говорить! Не дать себе отключиться!

Но Евгению не слушали. Два медика не обращали на Ливадову никакого внимания.

— Эй! Оглохли что ли! Я слышала, что вы разговаривали! И по какому праву меня задержали!

Снова ноль реакции.

— У меня дядя зампрокурора области! — соврала она. Сперва показалось, что очень удачно, но её все также не замечали. Тогда девушка завизжала! Громко-прегромко, что было сил!

Тележка остановилась. Теперь-то их проняло! Ливадова смолка, чтоб перевести дух.

— Ефрейтор, — произнес медик; тот, что находился дальше. — Действуйте!

В руках второго появился шприц, и длинная игла вошла в плечо Женьки. Её укололи прямо сквозь одежду!

— Что вы…

Врачи и внутреннее пространство корабля поплыли перед глазами.

Евгения очнулась, заморгала и шевельнула рукой. Она не связана!

Девушка лежала на неширокой кровати. Откинув простыню, Ливадова села. На ней только белье — трусики-шортики и лифчик-топ. Белая хлопчатобумажная ткань приятна на ощупь. Подумав, что кто-то раздевал её, прикасался к ней, девушка покраснела: пока среди их с братом похитителей были только мужчины.

— Где же Андрей, — вздохнула девушка.

Из прежних вещей ничего не видать. Ливадова пробежалась глазами по обстановке скупо обставленной квадратной комнаты, метра четыре на четыре метра. Лаконичная конструкция приставленной к стене кровати напомнила больничную койку — без изысков. Четыре ножки, две невысокие спинки и рама. Пружинами раснатянута плотная материя, как на старых раскладушках. Девушка глупо хихикнула. Около кровати полукруглый столик и две табуретки, такие же строгие. Без лишних деталей; исключительно функционал, воплощенный в металл.

На столике бутылка из жесткого прозрачного пластика и такой же стакан. Бутылка без этикетки и внутри, кажется вода. Как хочется пить! Евгения открутила крышку и, поднеся горлышко ко рту, вдруг замерла. Вдруг вода отравлена?

— Ерунда! — отмахнулась от собственных опасений Ливадова. Если кому надо, убили бы уже давно.

Девушка пила жадно, большими глотками, потом откинулась на подушку и провела ладонью по стене. Та была покрыта бежевой текстурной краской теплого оттенка. Над головой две плоские круглые лампы. Сейчас они выключены; наверно, потому, что хватало дневного света. Он проникал в комнату через широкое и высокое окно и стеклянную дверь напротив. А там, кстати, сад! Женька увидела, что снаружи много зелени.

Но не выходить же на улицу полуголой! Неужели ей не оставили ничего кроме трусов и топика? Девушка пошлепала босыми ногами к двум дверям в стене справа от кровати. Ливадова довольно улыбнулась. Она легко подхватывала простуду, если ходила босиком по холодному полу. Тут он скорее каменный, но теплый, приятно ступать по такому.

Двери были раздвижные. За правой обнаружился совмещенный санузел: душевая кабинка, умывальник, унитаз, стены под разноцветной красивой мозаикой. Левая скрывала просторный встроенный шкаф, размером с туалетную комнату, с огромным, выше женькиного роста зеркалом.

Сам собой включился свет, и Евгения смогла хорошенько рассмотреть собственное отражение. Каштановые волосы обрамляли лицо с тонкими чертами. Она долго отпускала волосы до лопаток, любила подолгу расчесывать их, а сейчас они спутались и вообще в полном беспорядке, как у ведьмы. Косметики нет, кто-то умыл её, девушка снова покраснела. Заморгала большими глазами с длинными ресницами и повернулась боком. Чуть выпирающие скулы делали её похожей на татарку.

Ливадова привстала на цыпочки, чтобы компенсировать недостаток роста. До метра с шестидесятью ей не хватало двух сантиметров, и поэтому она любила каблуки-шпильки. С ними Женька смотрелась куда как эффектней. Мама всегда говорила, что она тощая, но то, конечно, преувеличение. Не тощая, а стройная, даже не худая. У неё классная миниатюрная фигурка и при этом немаленькая упругая грудь. Девушка выставила к зеркалу попку. Та тоже, что надо. Подтянутая, без целлюлита.

Что она делает! О чем думает? Евгения застыла, до неё вдруг дошло, что она строит зеркалу глазки. Её и брата похитили; где Андрей, не известно, а она… Как шлюха! Что вообще с ними будет?

На перекладине висела одинокая вешалка с бледно-желтым халатом, под ним стояли тапочки. Ливадова сорвала халат, запахнулась в него и обулась. Что теперь? Надо найти кого-нибудь и потребовать ответа, что происходит!

Наружная дверь бесшумно отъехала в сторону, как только Ливадова подошла к ней. Женька ошиблась, решив, что за окном сад. Она находилась на просторной лоджии с большим количеством декоративных кустарников в объемных горшках. Названия большей части растений не были известны Евгении, она узнала только розы. Однако не это сейчас волновало девушку.

Подёргав ручку двери на стене слева, Женька убедилась, что та заперта. Получается, она здесь на правах заключенной в тюремной камере. Вдобавок над балконным ограждением полупрозрачная сетка. Она закрывала все открытое пространство и была заметна лишь с трех шагов. Наружу не высунешься.

Вот только стоило ли туда выглядывать?

— Где же я? — негромко произнесла Ливадова, прикрыв ладошкой рот.

Глаза широко раскрылись от изумления, когда она увидела небоскребы. Высоченные, с острыми шпилями, пронзающими небеса. В архитектуре зданий из стали и стекла были сделаны акценты, которые создавали особое впечатление. Словно все небоскребы устремлены ввысь. Вот-вот оторвутся от земли и взлетят!

Куда бы девушка не посмотрела — везде прекрасные здания со шпилями этого неизвестного её места под ярко-голубым безоблачным небом и потоки воздушных судов. А далеко внизу прямые зеленые проспекты. Женька видела парки и усаженные деревьями улицы. Других подробностей не разглядеть — её лоджия очень высоко. Женька боялась даже подумать, на каком она этаже.

— Это не Россия, — негромко произнесла девушка, — такого города у нас нет.

Сквозь сетку дул легкий теплый ветерок. Снаружи лето, а дома конец сентября. Нет, её точно вывезли в другую страну. Но кто? И…

Женька пораженно смотрела на шпили небоскребов, мимо которых плыли маленькие точки. Несколько разнонаправленных потоков из летательных аппаратов; как будто к небесам подняли автомагистрали. Некоторые точки уходили вниз, другие, наоборот, поднимались к общему потоку. Ливадова не могла оторвать от взгляд от воздушных дорог. Это не Россия и даже не Земля. Либо совсем другой, но не две тысячи шестнадцатый год!

Как? Почему?

Сзади послышался чей-то разговор. Женька оглянулась. Дверь слева теперь открыта и через нее вошли двое в белых медицинских одеждах с высокими и строгими воротниками. Пожилой сухопарый мужчина с редкими седыми волосами и высокая крепкая молодая женщина с объемной грудью и широкими плечами. Её волосы были стянуты сзади в тугой узел.

— Здравствуйте, Евгения Константиновна! — улыбаясь, заговорил старик; искренне, как показалось Женьке.

Впрочем, добрый тон направившегося к ней человека не мог унять подозрительность Ливадовой.

— Откуда вы меня знаете? — девушка вцепилась правой рукой в ворот своего халата, а левой обхватила живот. Она вдруг сильно разволновалась.

— Об этом чуть позже, — врачи, как окрестила этих двоих Женька, приблизились к ней. Старик по-прежнему улыбался, а женщина хранила маску бесстрастности. — Меня зовут Игорь Иванович Мартынов. Я профессор Национального университета, в здании которого мы сейчас и находимся. Институт физики в городе Новосибирске

— Новосибирск? — переспросила Евгения и задала вопрос. Нелепый, но он казался ей очень важным. — Вы по-русски говорите?

Двое медиков недоуменно переглянулись.

— Разумеется, мы же в России.

— А там Новосибирск? — Ливадова махнула рукой в сторону небоскребов.

— Именно так.

— Какой сейчас год?

— Две тысячи двести пятьдесят второй. Четырнадцатое декабря.

Женьке захотелось лишиться чувств, и, чтобы все, что с ней случилось, оказалось лишь её воспаленным бредом. Чтобы, очнувшись, она лежала на песке у Ведьминного пруда, а Андрей испуганно тормошил её за плечи и говорил, что надо вызвать скорую.

— Моя помощница Яна. Аспирантка нашего университета, — заговорил старик. — Первое время…

— Нет! Подождите! — воскликнула Женька. — Я не хочу! Я не могу. Верните меня домой!..

— Моя помощница Яна, — повторил профессор, — поможет освоиться на новом месте.

— А если я не хочу! Я не буду здесь осваиваться, — Женька неожиданно почувствовала прилив смелости. — Не желаю здесь оставаться! Я ухожу! Немедленно!

— Это невозможно, — Мартынов склонил на бок голову и пристально посмотрел на Ливадову.

— Почему? — выпалила раскрасневшаяся от переживаний Женька.

— Потому, — ответил Мартынов, взгляд его похолодел, сделавшись похожим на змеиный, — что отныне ты, Евгения Ливадова, являешься собственностью Национального университета.

 

Глава 4. В цепях

Ревя моторами, грузовики поднимались по длинному и довольно крутому склону.

Стемнело, Андрей мало представлял, что происходит вокруг, где они едут, да и куда тоже. Если посмотреть направо, то приходилось жмуриться, закрывать глаза и отворачиваться. Слепил свет, бивший из фар шедшего позади автомобиля. Назад тоже не глянешь — с поднятыми кверху руками особо поизворачиваешься.

Перед глазами четыре клетки вдоль противоположного, правого борта грузовика. Тесные, примерно метр на метр и чуть больше в высоту. Клетки на треть поднимались над кузовом «ЗИЛа». Меж прутьями сантиметров двадцать, и Андрей выставил наружу гудевшие от усталости ноги.

В такой же позе напротив Ливадова сидел другой пленник. Андрей успел хорошо рассмотреть его, пока ещё было светло. Косматый бородатый мужик с угрюмым взором. Соломенные растрёпанные волосы опускались до плеч. Раскинутые руки — сплетение сухожилий и мышц, и вообще в нём ни грамма жира лишнего жира. Сухопарый пленник выглядел лет на сорок пять. Андрей про себя прозвал его дикарём.

Несколько раз предпринимал попытки разговорить дикаря, однако тот недолго пялился на Андрея и, не произнося ни звука, опускал глаза или отворачивался. И взгляд у него какой-то звериный, недобрый. Ливадов не мог подобрать других слов, чтобы описать тяжелый взор, которым при попытке начать разговор одаривал его спутник по заточению.

Был ещё один пленник, он занимал третью из восьми клеток в кузове грузовика. Похожий на дикаря, такой же худощавый, поджарый. Лохматый, наполовину седой и мёртвый.

Отчалил бедолага, весь путь он пребывал в одной позе — уронив вперед голову и не шевелясь. На перебинтованной груди сквозь белые повязки проступило большое темное пятно.

Руки затекли, хотелось пить. С приходом ночи похолодало, и в одних трусах, малоподвижному было очень не по себе. По ощущениям, вечер второй половины августа, когда еще лето, но уже не прочь свитер натянуть или ветровку. Андрей боялся получить переохлаждение, но если бы только это терзало его! Чувствовалось, как наваливается отчаянье. Ливадов не пытался обмануть себя, приукрасить собственное положение. Понятно, что вляпался по самые уши.

Он в будущем. Либо в параллельном мире, и при том в роли живого товара. Андрей не сомневался, что единственное назначение клеток — это перевозка людей. Он попал в лапы местных работорговцев! Мужик рядом, может, и лишен свободы после боя, но точно не военнопленный. Он добыча, человеческий скот, который скорей всего везут на продажу. Клетки в грузовике явно устроены под людей, и заметно, что мастерили их не на скорую руку, со знанием дела. Значит, работорговля здесь, в этом новом мире, вполне обыденное явление или даже процветает.

Можно было бы поспорить, но в двух последних грузовиках женщины и дети, на войне их в плен не берут. Бывает, что захватывают как заложников, но… Андрей выругался и со злостью дернул руками. Клетки! Они в кузовах не случайно и, получается, единственное предназначение этих «ЗИЛов» — транспортировка живых трофеев.

Местность выровнялась. Мотор сбавил обороты, и автомобиль набрал большую скорость. Идущий сзади грузовик еще поднимался, и скотовозка, в которой сидел Ливадов, сразу оторвалась. Но ненадолго, отставшие грузовики скоро нагнали колонну.

Тряска уменьшилась, Андрей догадался, что выехали на грунтовую дорогу. Мимо, поднимая пыль, к головному кунгу промчался джип, а более не происходило ничего. Только урчание двигателей и покачивание в кузове грузовика. Трудно понять, что за бортом; там только тьма.

В небе привычные звезды, такие же, как и должны быть. Ливадов легко ориентировался по ночному небу — навык полученный в разведроте — и поэтому знал, что машины идут на юго-запад. Только, вот, куда? В пути уже, наверно, второй час, и за бортом все тот же обезлюдевший мир.

Веки потяжелели, стресс и усталость взяли свое. Андрей отключился.

Ему снился кошмар. С какого-то перепугу он с сестрой поехал к Ведьминому пруду. Там появился летающий пришелец, расстрелявший его приору. Потом — новые пришельцы, прикатили броневики. Андрея и Женьку похитили. Затем его выкинули из машины, а сестру увезли на космическом корабле. Ливадов долго брел по незнакомой местности, спасался на дереве от волков и кричал проезжавшему мимо джипу. Его схватили, бандиты с калашами. Раздели и кинули в клетку в кузове грузовика…

Андрея разбудили голоса, он открыл глаза. Нет, это не сон, это с ним наяву. Ливадов тяжко вздохнул и крепко выругался.

Колонна прекратила движение. Моторы заглушили, но фары оставили включенными.

Почему стоим? Куда приехали? Андрей попытался оглядеться, но так и ничего не увидел. Справа и слева от грузовика по-прежнему непроглядная темень. В двух замыкающих автомашинах заплакали дети. Ливадов снова выругался. Чёртовы работорговцы! Андрей не выносил детского плача. Он далеко не благородный рыцарь, но мучить детей может только последняя тварь! Если только он доберется до кого-нибудь из них, то порвет их голыми руками! За тех неизвестных ему детей и за себя! За Женьку!

Сука! Это нервы! Он сорвался! Все-таки не железный!..

Голоса приближались. Несколько громко переговаривающихся человек переходили от одного грузовика к другому. Клетка Ливадова находилась в левой части кузова «ЗИЛа», а они шли вдоль правых бортов, поэтому не разглядеть, кто приближается. Кроме одного из них. Высоченного! Он заглядывал в кузов каждого автомобиля.

До Андрея не сразу дошло, что именно не так в облике самого рослого. Потому как сначала его озадачил источник света. Они разгоняют тьму факелами! Неровный свет причудливо освещал колонну работорговцев. Словно в фильмах про средние века, только там грузовиков нет. Но зачем факелы, если есть фонари?

Ливадов и не подумал даже, что у тех, кто ездит на «ЗИЛах», джипах с тяжелыми пулеметами и вооружен калашами, не может быть электрических фонарей. Однако ж факелы. Странно.

Удивление Андрея выросло в разы, когда он вновь посмотрел на того, кто осматривал автомашины. Деревянные борта машин поднимаются от земли не меньше, чем на пару метров, но ему едва доходили до середины туловища.

Какого же он роста?

Высоченный тип оглядел стоящий впереди грузовик и направился к следующему. К тому, что вез Андрея и двух бородатых молчунов.

— Чтоб вас, — процедил Ливадов.

Когда галдящие люди появились рядом, он услышал лошадиный храп. Высокий, здоровее любого баскетболиста, человек, вероятно, стоит в стременах, чтобы видеть, что внутри кузова. Подняв над головой факел, он принялся осматривать клетки, хорошо осветив и себя. Короткая стрижка, густые брови, крючковатый нос и выбритое лицо. Одет в чёрную куртку с капюшоном, перехваченную крест на крест двумя ремнями.

Обнаружив неподвижного пленника, он вытянул шею, пытаясь получше его разглядеть. Увиденное взволновало, всадник энергично заговорил на непонятном, совершенно чуждом на слух, языке, а затем в его свободной руке появился фонарь. Белый луч света ударил в мертвеца.

Всадник изучал его, наверно, целую минуту. Потом выключил фонарь и раздраженным тоном задал несколько коротких вопросов. Без перевода ясно, что найденный труп совершенно ему не нравился.

В кузов забрались трое. Двое очень походили на захвативших Андрея: лысые черепушки, камуфляж и автоматы за спиной; возможно, те же самые бандиты, внешне они как близнецы. Третий был одет в черный чуть мешковатый костюм, с такой же курткой и ремнями, как у всадника. На кобуре на поясе висел пистолет с длинной рукояткой, а вторым оружием являлось короткое копье. Андрей в который раз выругался про себя. Факелы, лошадь и копье! Откуда это рядом с грузовиками, джипами и калашами? Бред же!

Солдат в чёрном несколько раз ткнул копьем в неподвижного дикаря, сперва легко, а напоследок вогнал наконечник ведро поглубже. Пленник не дернулся. Всадник разразился яростной тирадой, адресуя свой гнев кому-то, кто стоял внизу и не был виден Андрею.

Человек с копьем достал пистолет и пальнул в голову мертвецу. Ливадов отвернулся — ствол крупного калибра, и зрелище после выстрела было малоприятное. Стрелявший спрыгнул на землю и вместе остальными последовал за всадником. Покуда они не скрылись за кабиной следующего грузовика, Андрей успел заметить, что помимо всадника там трое лысых работорговцев и двое в черных комках. Один из них вел под уздцы лошадь, вооруженный копьем ступал последним

Оставшиеся в кузове бандиты принялись вытаскивать из клетки испорченный товар. Пока высвобождали из зажимов руки мертвеца, к заднему борту грузовика подъехал джип. Тело вытащили в проход между клетками и за ноги проволокли по доскам пола. За разбитой головой потянулся темный след. Мертвого сбросили в джип, который, заурчав мотором, направился к хвосту колоны. Прижав к спинам калаши, работорговцы спрыгнули на землю и торопливо последовали за остальными.

— Эй! — опомнившись, крикнул им вслед Андрей. — Воды принесите!

Внимания на Ливадова они не обратили.

— И одежда моя где?

Андрей покрылся гусиной кожей. Блин, холодно же.

— Чтоб подохли вы все, твари, — пробормотал Ливадов. Еще по малой нужде хочется, но не под себя же делать.

Дикарь вдруг засмеялся, откинув назад голову. Он смеялся, как безумец, и Андрею казалось, что ржёт над ним, над его страхом, холодом, мучившей его потребностью, над незавидной судьбой Ливадова. Долго так гоготал, а затем испражнился.

— Вот урод, — процедил Андрей и добавил кое-что потяжеловеснее.

Только и он до утра он не дотерпит, придется гадить, как этот волосатый козлище напротив. Вонь и дерьмо ничуть не заботили дикаря. Отсмеявшись, он закрыл глаза и свесил на бок голову. Спать вздумал, что ли?

— Эй, как тебя там! — бросил ему Андрей. — Убирать за тобой кто будет?

Ливадов не понтовался. Но хотелось говорить, нести любую чушь, лишь бы не молчать. Наедине с мыслями было совсем тоскливо.

— Слышь, ты! — снова кинул лохматому пленнику Андрей.

Дикарь приоткрыл один глаз и плюнул в Ливадова. Хорошо, хоть не попал.

— Сразу видно, интеллигенция, — попытался сострить Андрей. Впрочем, дикаря не интересовал ни он, ни его шутки.

Хреново-то как! Андрей понуро опустил голову и сидел так, пока организм не потребовал свое. Катись все к чёрту!..

Погрузившись в невеселые думы, Ливадов потерял счет времени и не мог бы сказать, как долго ещё стояли после проверки грузовика с его клеткой.

Двигатели завелись, и колонна медленно направилась вперед. Сначала проехали мимо вросшего в землю дота: над невысокой травой поднимался бетонное сооружение, круглое в поперечнике, размером с две танковые башни. Узкие продолговатые амбразуры зияли темнотой. За огневой точкой ярко полыхали два больших костра, по одному слева и справа от дороги. У правого стояли одиннадцать автоматчиков в чёрных костюмах, с подсумками с каждого бока, и столько же работорговцев. Тут же были припаркованы четыре джипа с пулеметами. Ливадов не мог рассмотреть, что за спиной, слева от грузовика, но там у костра тоже кто-то переговаривался.

Грузовик въезжал в распахнутые ворота. На рамку металлических створок была натянута колючая проволока. Забор уходил куда-то в поле — деревянные столбы и та же колючка. Сразу за воротами размещалась сколоченная из дерева сторожевая вышка. Около неё курили двое в черной мешковатой униформе с ремнями крест на крест на груди и спине. А вон и ещё пятеро бойцов, все с автоматами Калашникова. Охранников много, но Ливадову показалось, что они все какие-то расслабленные. Да еще одна странность — свет исходил только от костров и факелов в руках некоторых из охранников да от фар грузовиков работорговцев. Ни фонарей, ни прожекторов.

Колона двигалась по спящей стоянке автомобилей. В основном грузовики-клетковозы с живым товаром и немного джипов. Они стояли группами от нескольких машин до пары десятков. Около каждой разбиты палатки, горели костры и скучали то ли часовые, то ли сторожа. Скорей последние, потому как они мало смотрели по сторонам, больше трепались меж собой; а часть просто улеглись и спали. Некоторые тоже лысые!

— Уроды. Что у них здесь? Слет?

Насколько просторной являлась стоянка, судить в положении Андрея было трудно, но явно внушительных размеров, он точно увидел за сотню грузовиков с кунгами или клетками.

Колона работорговцев взяла вправо, и Ливадов смог увидеть ещё один освещенный двумя кострами пятачок. Если бы не повернули, то уперлись бы в запертые деревянные ворота в высоком земляном валу, поверх которого шёл бревенчатый частокол. У костров маячил десяток фигур.

Порыкивающие грузовики начали выстраиваться в прямоугольник; по две автомашины капотами друг к другу. Первая пара выключила зажигание у трех больших брезентовых палаток, с виду очень походивших на обычные армейские для проживания взвода. Может быть, это они были.

— Один в один, — сказал Андрей.

Колонну встречали двое. Они никак не отличались от охранников грузовиков, однако к тому, что стоял чуть впереди направились сразу пятеро их числа прибывших. Они коротко и поочередно отчитались и вместе с немногословным старшим принялись наблюдать за тем, как паркуются последние грузовики. За ними в двойной ряд становились джипы.

Главарь работорговцев и его офицеры удалились в ближайшую палатку. Моторы затихли. Погасли фары, и все автоматчики кроме четверки часовых скрылись в двух других палатках. Охранники, как и все в этом лагере, дежурили «на отвали». Плевать им было на машины и палатки. Один разжигал костер, трое переговаривались, пустив по кругу флягу с горячительным.

Откуда-то из темноты доносился плач. Клетки с женщинами и детьми должно быть левее. Кто-то из пленников — тоже не видно — что-то требовал на незнакомом языке, а дикарь захрапел.

Ливадов попытался уснуть. Обессиленный, он хотел забыть о жажде и голоде, о том, что оковы натерли запястья, и как же затекли руки. Веки Андрея прикрыли увлажнившиеся глаза. Их намочили не слезы — усталость и перенапряжение. Казалось, что сон не пришел, но Андрей спал. Сном без сновидений, полным сумбурных мыслей и тревоги.

Когда разбудили громкие голоса, Ливадов с удивлением подумал, что все же спал.

Автоматчики в зеленом камуфляже сгружали с клетковозов свою добычу. В кузов залезли двое. Первым открыли секцию дикаря. Один работорговец навел на пленника ствол калаша и недвусмысленно передернул затвором. Второй разомкнул кольца на руках пленника и, выпрямившись, велел жестами вылезать.

Бородатый мужик тряхнул головой, оскалился, но повиновался. Молча вылез наружу и начал разминать запястья. Недолго. Второй работорговец схватил дикаря за руки и, зашипев что-то ему в лицо, поднял их и потянул на себя. Первый со взведенным автоматом рявкнул пару фраз для острастки. Однако ж дикарь не дергался и спокойно позволил заковать себя в наручники. Затем его погнали вниз, где другие уроды с бритыми черепами выстраивали имевшихся пленников в ряд по одному. Весь свой товар.

Дуло автомата поднялось до уровня глаз Ливадова, прозвучали несколько отрывистых команд.

— Понял, — буркнул Андрей.

Язык незнаком, но понятно и без слов. Ливадова вытащили из клетки, одели браслеты и толкнули в спину, чтоб не мешкал. Негромко ругнувшись, Андрей спрыгнул на примятую траву. Его поставили сразу за дикарем, а впереди еще человек двадцать, и только мужики. Женщин и детей выводили отдельно. Они тоже раздеты, почти догола.

Вдоль живого товара вальяжно прохаживались шестеро охранников. Ремни семьдесят четвертых перекинуты через шею, стволы направлены чуть вниз. У одного постоянно говорила рация, он что-то лаял в ответ. По странному они говорят, как будто на немецком, но одновременно непохожие на этот язык. Впрочем, Андрей мог обманываться, никаким иностранным он не владел.

К ним пригнали еще двоих, тоже лохматых и жилистых, как дикарь; и таких же угрюмых. Андрей переминался с ноги на ногу, наклонил набок голову и громко хрустнул шеей. После пребывания в клетке тело затекло. Какое же блаженство просто стоять, опустив руки; пускай они и наручниках. Только очень уже свежо в длинной тени, падающей от грузовиков. Андрей зябко поёжился.

Стоянка шумела, гудела голосами, откуда-то слышалось рыдание и крики. Плач не замолкал ни на минуту. Возле других палаток и групп автомобилей тоже суетились: выводили к дороге пленников и выстраивали вдоль дороги. Женщин с детьми и там отделяли от мужчин.

Из распахнутых ворот частокола вышли несколько человек, каждый из них сжимал под мышкой красную папку. Те же чёрные мундиры, как у остальных охранников огороженной колючей проволокой стоянки. Сама она, кстати, имела внушительные размеры. Ливадову почему-то вспомнилась Красная площадь, гулял там по дороге домой, когда дембельнулься.

Лысые работорговцы подогнали восемь новых пленников, одни мужики. Всего же здесь десятка три мужчин и столько же женщин, еще дети разных возрастов, но немного. Андрей заметил, что почти все пленники очень похожи на «его» дикаря. Косматые и жилистые, возможно они из одного… племени. Это слово показалось Андрею наиболее подходящим.

Среди пленников выделялись трое. С короткими стрижками, бритыми лицами и более массивным телосложением, чем у дикарей. У одного перебинтована рука. Ливадова занимало внешнее спокойствие этой троицы. Среди прочих пленников они смотрелись явно чужеродно. Они должны быть, если не среди охранников, то точно не среди живого товара.

Как и Андрей. Сердце бешено колотилось каждый раз, когда думал о себе как о рабе. Вот уж встрял! Но ничего, долго ему эти цепи не носить. Он обязательно сбежит! Освободится!

За пленниками потянули длинную стальную цепь, один из концов которой крепился на заднем бампере самого дальнего автомобиля. Протащив цепь за спинами рабов, двое автоматчиков присоединили другой конец к грузовику на противоположном краю припаркованных клетковозов.

Появился один из офицеров. За ним шли четверо: два охранника несли носилки, а еще пара под присмотром старшего надевала на пленников ошейники. От каждого из них отходила тонкая цепь, которую пристегивали к общей цепи позади рабов. Можно было выпрямится, сделать шаг в сторону, но и только.

— Сука, — выругался Ливадов. Наручников им мало!

Пленники забеспокоились, зазвучали возгласы. Дикарей отчего-то встревожило появление ошейников. Однако окрики, передёргивание затворами и несколько ударов прикладами по спинам особо ретивых быстро всех успокоили.

Офицер что-то выплюнул на непонятном языке. Какие-то резкие слова, которые сопровождались разбрызгиванием слюны. Он таращил глаза, чего-то требовал, и дикари его понимали, а Андрей злился на себя. Без знания языка будет совсем худо.

Холодный металл сомкнулся на шее. Захотелось вцепиться в глотку ближайшему к нему лысому солдату, но Ливадов не дергался. Кроме приклада ему ничего не светит. Андей опустил взор и глубоко дышал, сжимая и разжимая кулаки. Ошейник вывел его из равновесия. Но спокойно. Тише! Не время сейчас рыпаться. Просто стоять и ждать, что будет дальше.

Скоро автоматчики закончили с ошейниками. На женщин и детей одевать их не стали. Носилки засунули в ближайший кунг, а сами заняли места среди охраны.

Из палатки вылез старший работорговец. Его сопровождали двое. Огромный, необъятный толстяк, широкий и жирный, в запахнутом сером плаще. Он постоянно вертел кучерявой башкой и без умолку тараторил. Следом, чуть сгорбившись, ступал второй. Поверх камуфляжа разгрузка, на правом плече ремень от автомата, само оружие за спиной, ствол нацелен в землю. На поясе две кобуры с пистолетами, на голове черная гангстерская шляпа. Слегка щуплый. Рядом с толстяком он выглядел невысоким, но скорее был среднего роста, чем низковат.

Толстяк ткнул пальцем в сторону женщин и поспешил к ним, кивком позвав за собой старшего работорговца. Человек в шляпе отстал, он ступал вдоль пленников, пристально осматривая каждого.

Жирный в сером балахоне добрался до женщин и начал что-то громко доказывать старшему офицеру. Сначала растопырил перед ним одну пятерню, потом обе, однако тот лишь отрицательно качал головой. Но толстяк не сдавался и не хотел слушать, когда офицер указывал на мужчин. Покупателю явно были нужды женщины, но их не спешили продавать.

Второй добрался до Ливадова. Шляпа была одета на темно-зеленую бандану. Немолодое лицо, чуть за сорок, смуглая кожа. Тонкие губы, прямые черные усики и короткая бородка клинышком.

Около Андрея он задержался дольше. Внимательно оглядывал Ливадова карими глазами, укрытыми от солнца полями шляпы. Словно приценивается!

— Чего уставился! — не выдержал Андрей. — Мимо проходи!

Человек напротив резко отшатнулся. Он пораженно посмотрел на Ливадова и вдруг произнес:

— Ты говоришь по-русски?

 

Глава 5. Дикарка

— Опять?

Женька вздрогнула от неожиданности — она не заметила, как появилась Яна.

Закутавшись бледно-желтый халат, Ливадова сидела с закрытыми глазами на кровати, поджав под себя ноги, и шептала слова молитвы. Просила помощи и заступничества; горячо, искренне, как никогда ранее. Признаться, прежде Евгения и не взывала к небесам. Никогда. Только вот сейчас… Она страшно боялась, она одинока и беспомощна, и рядом нет никого, кроме Бога, о котором вдруг вспомнила вчера.

По утру, едва продрала глаза и умылась, снова погрузилась в молитву. Целиком, без остатка; потому не услыхала, как в сторону отъехала стеклянная дверь, впустив помощницу профессора Мартынова.

Впрочем, электропривод двери работал бесшумно, но Артурову она все равно должна была услышать. Женька поморщилась от досады, коря себя за беспечность. После бессонной ночи, полной мучительных раздумий и того решения, что твердо намерена придерживаться, неожиданное появление сотрудницы университета говорило о слишком большой расслабленности.

— Христианскому богу молишься? — поинтересовалась Яна.

Сегодня она заколола две толстые косы в бублики, и здорово напоминала офицершу спецслужб, которую навязывали в жены герою «Пятого элемента». Один из самых любимых фильмов Женьки. Глянув на аспирантку, девушка против воли заулыбалась. Яна, ну, вылитая копия той киношной, только вместо формы белый халат с глухим воротником, похожие на медицинские брюки голубого цвета и темные туфли.

Артурова насупилась.

— Тебя что-то развеселило? — буркнула она.

— Нет, — ответила Женька, хотя по-прежнему улыбалась, — просто настроение хорошее.

— Когда зашла сюда, твое хорошее настроение не слишком заметно было, — недоверчиво произнесла Яна и снова спросила. — Так ты молилась?

— Молилась, — призналась Ливадова. — Но ведь это не запрещено?

— Верно, — кивнула Артурова, — не запрещено. Хотя совсем недавно, когда еще училась в школе, молитвы были вне закона. Только не вздумай рассказывать кому-нибудь про своего бога. Вот это уже под запретом!

— Не буду. А ты сама во что веришь?

— В кого? В бога? — с усмешкой спросила помощница Мартынова. — Нет уж, не хочу. Граждане Корпорации избавлены от древних предрассудков. Я верю в науку! В гражданский долг! В Корпорацию!

В голосе аспирантки зазвучала явная гордость, она свысока посмотрела на Женьку. Ливанова опустила взор, чтобы спрятать вдруг увлажнившиеся глаза. Она в медицинском боксе университета второй день, но сколь же много раз за минувшие сутки глядели на неё если не с презрением, то с явным пренебрежением. В лучшем случае с равнодушием.

Евгения Ливадова есть собственность Национального университета этой трахнутой Корпорации, которая по непонятным причинам подменила её страну. Нет больше России! А она рабыня, хоть и окружают её примерно такие же люди, что и в прошлом. Почти такие же, да другие — их не коробит от того, что человек, говорящий на одном с ними языке, низведен до статуса комнатной мебели. Либо тушки для экспериментов.

Женька стиснула зубы, чтоб не заскулить. Вчера разъяснили, какой идет год, и не верить, что за окном небоскреба две тысячи двести пятьдесят второй было бессмысленно. Она даже не спорила, не упиралась, ибо собственными глазами видела фантастический город высоток с потоками воздушных судов. Могла бы пялиться с лоджии университетского здания на Новосибирск двадцать третьего века хоть весь прошлый день и всю оставшуюся ночь. В этом была свободна, однако всего лишь в этом.

Ливадова выругалась сквозь зубы. Ох, не так когда-то представлялось её путешествие в будущее. Прекрасный новый мир…и она в нем рабыня!

Женька покосилась на помощницу профессора. Артурова на несколько мгновений позабыла про неё, листает бумаги на планшете, будто стащенном вместе с Ливадовой из двадцать первого века. Ищет что-то в распечатке, хмурится; она часто хмурится эта Яна.

А Женька сбежит! Обязательно сбежит из похожей на тюрьму комнаты! Утром, как проснулась, приняла твердое решение! Дайте только освоится в новом мире. Сбежит и найдет брата! Потом они вернутся домой.

Забыв про недавнюю молитву, девушка будила в себе злость, и вместе с ней приходила решимость. Ливадова вскинула подбородок и с вызовом уставилась на Артурову.

— Вы не имеете права меня здесь держать! Я такая же, как и вы! Русская! Гражданка Российской Федерации!

— Вот оно что, — Артурова оторвалась от бумаг и, вновь нахмурившись, зыркнула на Женьку. — Не знаю, что такое Российская Федерация…

Помощница Мартынова запнулась на миг и продолжила.

— Вернее, знаю, только Российской Федерации давно нет. Есть Корпорация и её гражданство нельзя получить любому желающему. Потому что рожденный вне Корпорации — это гражданин иной Корпорации, это чужак навсегда. Либо дикарь, а одичалый обречен остаться дикарем либо полугражданином. Такова физиология. Лишь их дети, рожденные внутри Корпорации, могут быть включены в общественную систему, как граждане. Но при условии, что их генетика соответствует гражданству Красной корпорации.

Артурова сделал вид, будто нечто очень важное привлекло её внимание в бумагах. Замолкла, но вдруг добавила к своему поучению:

— Когда-нибудь.

— Что когда-нибудь?

— Когда-нибудь, может быть, ты будешь претендовать на статус полугражданина

Яна выдавила из себя последнее с таким видом, словно термин «полугражданин» оскорбляет помощницу Мартынова своим смыслом, и заговорила вновь:

— Подобное возможно с позволения ректората и лишь в будущем, а сейчас ты собственность Национального университета и, надо сказать, очень неплохо устроилась. Далеко не каждый одичалый живет в подобных апартаментах.

— А гражданство? Я смогу стать гражданином?

Артурова пожала плечами и окинула взором комнату Женьки, Четыре на четыре метра, внутри которых полу тюремная, полу спартанская обстановка.

— Да, очень неплохо для дикарки.

— Я не дикарка! — выпалила Женька и едва не вскочила с кровати, чтобы залепить этой наглой корове пощечину. Однако могучие габариты Яны быстро охладили пыл, её негодование враз и почти полностью сникло.

— Утихомирься, — голос Яны тоже почему-то успокоился, и Женька неожиданно для себя заметила тень сочувствия, мелькнувшее в глазах аспирантки. Впрочем, ни один мускул на лице Артуровой не дрогнул, и говорила она ровным сухим тоном:

— Мы продолжаем эксперимент с твоим непосредственным участием.

— Что? — в животе у Ливадовой похолодело.

Девушка вновь вспомнила, что у нее прав не больше, чем у подопытной мартышки.

— Сегодня тебе будет вживлен нетчип…

— Нет! Не хочу! — вскричала Женька и, подобрав ноги, вжалась спиной в стену. Испуганная девушка натянула на себя тонкое одеяло и, широко раскрыв глаза, таращилась на представительницу Национального университета. Ливадовой ведь так никто не сказал, что её ждет; в голове Женьки возродились самые дурные предположения о ближайшем будущем.

— Нетчип вживляют в головной мозг всем без исключения людям цивилизованного мира. У нас — детям с двенадцати лет, в двух других секторах даже раньше. Нетчип связывает с Сетью..

— Да прекрати! — рука Женьки непроизвольно шарила по столику рядом с кроватью, чтоб запустить чем-нибудь в Артурову, но, как назло, тот был совершенно пуст.

— Не имеете право… — пробормотала Ливадова и вдруг спросила. — Это опасно?

— Да, — кивнула Яна. — Согласно полученной сегодня инструкции, я должна тебя предупредить о рисках. Вернее, о риске, он тут один.

Помощница Мартынова запнулась.

— Собственно, для этого я здесь. Сознание одичалых не принимает вживление нетчипа. Сформированная психика дикаря не выдерживает его, и во всех случаях наступает смерть. В течение нескольких дней, если не изъять чип. Но с тобой эксперимент будет продолжен до конца, вплоть окончания адаптации или до летального исхода. Потому что имеются основания полагать, что твоя психика сможет приять вживление и после начального отторжения.

Арутрова покосилась по побледневшую дикарку и продолжила:

— Нетчип безопасен только для рожденных в цивилизованным секторе. Это та физиология, о которой я тебе говорила. Нетчип обязателен для получения гражданства. Максимум, что без него возможно — это полугражданство, а путь к полугражданству для одичалого доступен через службу в армии либо после свершения чего-то особенно полезного для общества. Однако в Красной корпорации хватает и своих граждан для вооруженных сил. Мы не захватываем и не покупаем рабов для подобного, как, например, американцы. Что касается, приобретения гражданства, то здесь все ещё сложнее.

— Зачем вам это? Зачем вам я? — прошептала Ливадова. — Зачем ты все это мне рассказываешь?

— Игорь Иванович, — аспирантка назвала имя профессора Мартынова, — считает, что твой организм сможет принять нетчип. Но, дабы быть уверенными, что вживление прошло гарантированно успешно, мы проведем операцию в период, когда ты переживаешь глубокий стресс. То есть в условиях далеких от тепличных, и продолжим его даже после получения отрицательных показателей. Ты осознаешь, что рискуешь жизнью?

— Фашисты!

Яна удовлетворенно хмыкнула, к широкоплечей с тяжелым бюстом девице, вернулось плохо скрываемое высокомерное отношение к дикарке.

— Значит, все правильно понимаешь. С учётом того, что с случилось за последние дни, твое состояние сейчас действительно характеризуется как стрессовое. Вероятность неудачи операции значительно возрастает.

— Сволочи!

Женька не желала слушать, что несет эта сумасшедшая. Куда она попала! Какой жуткий мир! Не замечая, что вскочила на ноги, она уже готова была спрыгнуть с кровати и вцепиться ногтями в лицо Артуровой, однако смешалась после появления Мартынова и двух новых человек, облаченных в одинаковые с профессором и аспиранткой белые медицинские халаты поверх темно-синей форменной одежды. По крайней мере штаны и темно-коричневые высокие ботинки выглядели, как часть военной или полицейской формы.

У Ливадовой их появление вызвало нехорошие предчувствия, грудь девушки высоко взымалась от учащенного дыхания, по виску скатилась капелька пота. Двое, появившихся вместе с профессором, застыли позади Мартынова с безучастными выражениями на каменных физиономиях. Высокие, крепкие мордовороты с массивными челюстями и необременёнными мыслью глазами. Женьке отчего-то подумалось о солдатах.

— Игорь Иванович, — Артурова встретила появление Мартынова с видимым облегчением, — вы очень вовремя, и хорошо, что санитары уже с вами.

Мартынова, которого Яна так ждала, Женька видела второй раз в жизни; на первый взгляд этот человек выглядел безобидным. По крайней мере, в целом такое впечатление сложилось о нём вчера, и за день Мартынов ничуть не изменился. Высохший пожилой мужчина в белом халате и самых обычных серых брюках с отглаженными стрелками и чёрных туфлях. Ливадова подумала, что человек, у которого постоянно растрепаны редкие седые волосы, обязательно рассеян и потому имеет добрый характер. Но, поймав цепкий взгляд ученого, сразу усомнилась в первоначальном впечатлении.

— Вижу, — профессор скрестил руки на груди, — объект на нужном эмоциональном уровне.

— Сделала, все как вы сказали, — отчиталась Яна.

— Да, да, вижу, — повторил Мартынов и растянулся в фальшивой улыбке, не отводя холодного взора от дикарки. — Операционная готова. Прошу.

Учёный сделал приглашающий жест.

А Женька поняла, что тихонько скулит и плачет. От страха и ненависти к этим нелюдям.

— Я русская, — Ливадова снова попробовала донести эту простую мысль, она говорила сквозь слезы. — Россиянка! Такая же как вы.

У Яны дернулись уголки губ. Эта одичалая из прошлого в сущности еще ребенок; да, в самом деле, говорит по-нашему. Больно видеть её ужас вперемешку с мольбой. Артурова отвернулась, чтоб никто не заметил её слабости.

— Сама пойдешь или тебе помочь?

Женька едва не парализовало от страха, но последняя фраза Мартынова вывела из оцепления, взорвавшись в голове ослепляющей вспышкой яростного безумства. Ливадова зашипела и кинулась на профессора, как дикая кошка. Исполосовать ему морду! Выцарапать глаза!

Только в тот же миг поняла, что схвачена невесть как оказавшимся между ней и профессором санитаром, а второй уже на спиной, выворачивает левую руку.

— Не зря не пришел с поддержкой, — усмехнулся Мартынов. — Верно, Яна… Яна? Чего молчишь?

— Да, все правильно, Игорь Иванович, — ответила чуть замешкавшаяся аспирантка.

Ливадову умело скрутили — завели руки за спину и согнули пополам. Санитары действовали практически безболезненно для Женьки, только первая же попытка освободиться принесла такую боль, что мысли к сопротивлению сразу исчезли. Девушка обреченно опустила голову, из раскрытого рта потекла струйка вязкой слюны, это уже безразлично. Сломлена, подавлена.

— Интересно у вас.

— Владимир Владиславович?

Голос Мартынова дрогнул от неожиданности. Удивительно, но куратор эксперимента здесь! Сын президента казался профессору типичным воякой, далеким от науки, и, очевидно, с явной придурью в башке. Как иначе объяснить выбор не корпоративной, а военной карьеры? Майор Воронцов по возвращению из двадцать первого столетия оставил ход исследований полностью на Мартынова, и было ясно, что куратор не намеревался вникать в детали работы лаборатории в Новосибирске. Однако ж он тут.

— Здравствуйте, Игорь Иванович.

— Мы рады вас видеть, — неискренне произнес Мартынов, — но…

— Как продвигается эксперимент? — перебил профессора Воронцов. — На какой он стадии?

Говоривший приблизился к Женьке. Повинуясь невидимой для Ливадовой команде, санитары выпрямили её, и девушка столкнулась взглядом с тем, кого чокнутый профессор назвал Владимиром. У него были голубые глаза и взгляд человека, который привык приказывать. Прибывший пристально рассматривал объект эксперимента и даже отступил на пару шагов, чтоб лучше изучить Ливадову.

Девушка упрямо уставилась на него. Кто ещё не видел дикарку из прошлого? Слезы уже не текут из глаз Ливадовой, пусть она и задыхается обиды и беспомощности. Но она не сдается! Она человек! Такая же, как и они, хоть и этот военный рассматривает её в лучшем случае, как интересный научный экспонат, а то и просто, как на животное.

Она должна взять себя в руки! Нужно внимательно изучать все, что видит в этом прекрасном новом мире, и для начала пусть бы и на этого. Он высок, особенно рядом с Ливадовой; Женька глядела снизу вверх. Широкоплеч. Правильные черты лица, коротко стриженные волосы, на вид лет тридцать. Одет в темно-зеленую форму. Покрой, как подумалось девушке, военный. По меньшей мере, золотые погоны говорят об армейской службе или чем-то подобном.

Военный вдруг протянул руку и взял девушку за подбородок, повернув голову одичалой сначала вправо, затем влево.

Они как нацисты!

Ну смотри, пялься, коль так нужно! Нервы вновь сдают. Стиснув зубы, сдерживая себя, чтоб не разреветься с новой силой, Женька глядела куда-то в пустую точку. Она все также беспомощна, хватка санитаров ничуть не ослабла.

Радом с Воронцовым появился профессор:

— Владимир Владиславович, вынужден вам сообщить, что мы должны доставить объект в операционную.

— Он неадекватна?

Воронцов как будто не услышал намек не мешать эксперименту. Отпустил Ливадову и прежде чем обратить взор на ученого, как-то странно глянул Женьку. Девушке почудилось что-то людское, мелькнувшее в его глазах.

— Нет, что вы! — всплеснул руками Мартынов. — Но она намеренно введена в стрессовое состояние, дабы мы могли гарантировано понимать, прижился нетчип или нет.

— Вживление сегодня?

— Да, да, — закивал головой с редкими седыми волосами профессор, — прямо сейчас.

— Как скоро вы поймете, удачна ли операция?

— Уже завтра. Она либо умрет через несколько дней, либо подтвердится гипотеза о восприимчивости объекта из выбранного временного периода к глубоким технологиям.

— А потом?

— Потом мы продолжим наблюдение, и в случае успеха начнем курс обучения. Моя помощница Яна Викторовна, — профессор указал на кивнувшую аспирантку, — подготовлена для проведения первого этапа обучения.

— Яна Викторовна, — Воронцов обратился к молодой ученой, — вы же сможете вести обучение в столице? В моем доме? В случае успеха сегодняшней операции?

Артурова растеряно заморгала ресницами.

— Что это значит? — профессор мгновенно нахохлился.

— Я покупаю объект, — безапелляционным тоном заявил Воронцов. — Эксперимент продолжается. Как его куратор, я гарантирую дальнейшие исследования. Но они несколько… э… расширяются в границах. Ваш объект, точнее моя будущая собственность, перевозится ко мне. Игорь Иванович, мы с вами вылетаем в столицу немедленно после операции, не дожидаясь её результата. В Красноярске вы осмотрите дом, и я поручу незамедлительно переоборудовать несколько комнат согласно вашим рекомендациям. Исследования не должны пострадать. В дополнительные расходы также будут оплачены.

Женька не знала, плакать или горько смеяться — торгуют ей, распоряжаются, словно предметом каким, и не понятно, будет ли завтра хуже, чем сейчас. Или лучше. А слез уже нет, выплакала за утро.

Новый хозяин девушки — да, сколь бы ни страша эта мысль, но она про реальность — отвешивал ученому каждое свое слово тоном, не терпящим возражений. А профессор не сводил озлобившегося взора с офицера.

— Это собственность университета! Только ректорат вправе распоряжаться объектом. Я не вправе отдать её.

— Вы же походатайствуете перед ректоратом о моей просьбе. Не думаю, что мне будет отказано. К тому же, эксперимент… Ничто не должно помешать НАШИМ совместным исследованиям. Исследованиям Академии наук и Генштаба! Ничего и никто! Вы же понимаете, о чем я говорю, — со сталью в голосе продолжал давить Воронцов.

— Да, — Мартынов вдруг явно поник, — понимаю. Думаю… ректорат удовлетворит вашу просьбу. Но я лично осмотрю место, где будет продолжен эксперимент! И тре… Настаиваю на моем допуске к объекту в любое время!

— Конечно, — голос сына президента смягчился, — как скажете. Все будет, как вы пожелаете. А пока, наверно, везите её в операционную и давайте оформим сделку.

Ливадова всхлипнула, уже захотелось и заплакать, но слезы иссохли. Что больше пугает? Смертельно опасная процедура с или рабство? Не лучше ли сдохнуть на операционном столе?

— Яна, — девушка услышала приглушенный голос профессора, будто тот говорил из-за невидимой стены, — проводи объект в лабораторию.

Это конец!

 

Глава 6. Рынок рабов

Человек в шляпе поверх темно-зеленой банданы быстро совладал с растерянностью. Когда он заговорил, умостившись рядом с Андреем на корточки, изумление в его голосе уже исчезло.

— Слушай меня. Больше ни слова по-русски. Просто сиди и молчи. В крайнем случае, помычи, но закрой рот на замок.

Человек в черной гангстерской шляпе поднялся, добавив:

— Если не хочешь, чтоб тебя купили на консервы.

Ливадов стиснул зубы, чтоб не выругаться. Консервы! Что за… Нет, это не шутка. Людьми торгуют, словно скотом, и тот толстый в сером плаще и отвратной прыщеватой рожей в самом деле похож на людоеда. Схарчит, и не заметишь как.

Нежданный доброжелатель отступил от Ливадова и принялся со скучающим видом разглядывать выставленных на продажу. Только Андрей вдруг заметил, что его пальцы нет-нет, а и застучат по рукояти пистолета в кобуре справа. Волнуется.

Раздались едва ли не крики. Жиртрест размахивал руками и громко требовал продажи женщин, но старший из работорговцев был непреклонен, только мотает головой и молчит. Толстяк вдруг тоже унялся. Перестал кричать и взялся поочередно указывать на пленников-мужчин. Он что-то говорил, тыкая кулаком сперва в сторону дикарей, поднимая кверху то один палец, то два — указательный и средний — и работорговец удовлетворено кивал. Видно, сговариваются по цене, и сейчас спора нет.

Непонимание возникло лишь, когда скупщик людского товара добрался до троих с короткими стрижками и крепким телосложением. Поднял три пальца, но продавец решительно не согласился. Вновь разговор на повышенных тонах, и на сей раз в него вмешался доброжелатель Ливадова. Человек в шляпе и бандане требовал себе того, пленника, что стоял посредине и был выше двух других. За него было предложено четыре единицы — четыре пальца на вскинутой над головой руке. Но толстяк перебил предложенную цену растопыренной пятерней.

Тогда говоривший с Андреем попытался купить кого-то из двух других короткостриженных и угрюмых пленников, однако толстяк каждый раз перебивал цену. Работорговец растянулся в довольной ухмылке, а человек в шляпе озлобленно таращился на толстяка, тоже донельзя довольного собой, пока не махнул досадливо рукой. Жирный скупщик рабов победил.

Теперь снова дикари. Продавец и двое покупателей шли мимо косматых пленников, с виду совершенно равнодушных к собственной судьбе. Предводитель охотников на рабов и толстяк чинно продолжили торг, а человек в шляпе не влезал. До тех пор пока черед не дошел до Ливдова.

Андрей ощутил на щеках жар. Сука! Все внутри него протестовало против участи живого товара. Выдать бы в хари этих двоих все, что о них думает, и вмазать затем по рожам. Да нельзя! Почему нельзя?.. Человек в шляпе так сказал. Но и сам сейчас молчит, всего лишь покосился на толстяка и поморщил нос.

Жирный вонял. Резким запахом давно не мытого тела, будто бомж какой. Толстяк оглядел Ливадова и после краткого раздумья показал три пальца. Старший из работорговцев шумно засопел, прокаркав, что не согласен. Теперь уже толстяк энергично затряс башкой и ткнул несколько раз большим пальцем в плечо пленника. Ливадову подумалось, что скупщик сбивает цену, указывая на его щуплость. Действительно, в плечах ни с кем из троицы мордоворотов ему не тягаться.

Ниче! Андрей сплюнул. Дай только добраться до тебя, жирдяй, если выкупишь. Продавец и покупатель спорили, а обещанной помощи все нет. Адрей покосился на человека в шляпе, который тер ладонью бородку. Заметив взгляд Ливадова, тот, наконец, вмешался. Показал четыре пальца.

Жирный замолк, крякнул и с явным сомнением окинул взором Ливадова. Досадливо скривил толстые губы и будто нехотя выставил перед собой пятерню, на что последовало гневная тирада от говорившего с Андреем. Он что-то громко говорил на грубом, напоминающем немецкий, языке и постоянно махал рукой, указывая на нечто, что находилось за пределами лагеря. Старший из охотников за головами слушал его с неприкрытым удовлетворением.

Шесть! Человек в шляпе и бандане поднял обе руки. Толстяк засопел, поглядел исподлобья сперва на конкурента, потом на Андрея. Вновь презрительно скривился и, буркнув что-то себе под нос, сдался. Офицер работорговцев кивнул и задал вопрос новому хозяину Ливадова, тут же получив отрицательный ответ. Впрочем, он, вероятно, устраивал работорговца, потому что, снова кивнув, старший продолжил вместе с толстяком дальнейшую торговлю. Они перешли к следующему пленнику, дикарю, а человек в гангстерской шляпе остался около Ливадова.

Улучив момент, когда посторонних взоров вроде бы нет, человек в шляпе сделал знак держать рот на замке. Без вопросов! Андрей не возражал. Кто бы ни был этот тип со смуглой кожей, чёрными усикам и короткой бородкой клинышком, но, кажется, Ливадов нашел в нем спасение. А на кой чёрт тогда нужно было выкупать его да держать в тайне, что разговаривает по-русски?

Может, тоже русский? Вдруг здесь в будущем русские своих не бросают? Но погоди, Андрюха, не радуйся раньше времени. Эх… Ливадов не мог ничего поделать с собой. Казалось, что вот-вот будет освобожден. Внутренне он уже ликовал. Хорошо еще, удавалось сохранять маску безразличия и не выдавать себя, как об этом намекнул знаками Рамирес.

В голове сразу закрепилось именно это прозвище для человека в гангстерской шляпе. Похож он на латиноса: не слишком высокий, щупловатовый, примерно одного с Андреем телосложения, только вдвое старше. По тому, как носит оружие, видно, что для не понтов. Чувствуется это; Андрей был уверен, что автомат неизвестной конструкции на плече его хозяина и два пистолета, которые в кобуре не разглядеть, будут применены быстро и легко, коль возникнет такая нужда.

Рамирес — он будет называть его так, пока не узнает настоящее имя — ждал, когда толстяк и предводитель охотников за головами закончат обход рабов. Жирный взял всех мужиков и хотел бы приобрести еще и женщин с детьми, но офицер наотрез отказался расставаться с этой частью товара. Странно, однако ж многое еще придется узнать в этом прекрасном новом мире.

Продавец и двое покупателей скрылись в брезентовой палатке, откуда утром и появился офицер. Туда же торопливо зашел один типов в чёрном комке и красной папкой подмышкой. Сделку будут оформлять, а это их нотариус. Андрей вспомнил, как ходили два года назад принимать бабушкино наследство.

Рамирес пребывал в палатке недолго, он скоро вышел и вместе с ним к Ливадову подошли двое автоматчиков из лысых работорговцев. Они отстегнули Андрея от общей цепи, но снимать ошейник и наручники не спешили. Встали с боков от Ливадова и вдруг схватили за руки: хватка у них была крепкая.

Андрей процедил от неожиданности ругательство, на, которое, однако, никто не обратил внимания, да и сам Ливадов сразу забыл о нём. Подозрительное что-то здесь мутят. Человек в шляпе поднес к шее пленника надетые на левую руку большие часы — по крайней мере, это нечто крайне сильно напоминало их. Внутри ошейника раздался отчетливый щелчок, и через три удара шею с задней стороны больно кольнуло.

Рамирес удовлетворенно хмыкнул и поднял на уровень глаз Андрея руку с часами. Затем демонстративно поднес к ней правый указательный палец и нажал на часы. Укололо так, что из глаз посыпались искры. На мгновение почудилось, что они даже лопнули.

— Сука, — Андрей вцепился в долбанный ошейник.

Не помешали и браслеты на запястьях, а солдаты черной форме с ремнями крест на крест на груди и спине, оказывается, бросили хватку. Боль такая была, что Ливадов не заметил, как его отпустили.

— Твари, — пробормотал Андрей; из глаз против воли текут слезы.

Двое в чёрных комках заржали еще больше, их откровенно веселило недавнее страдание пленника, и не только их. Смеются и рабы, что еще прикованы к общей цепи. Товарищи по несчастью, блин.

— Это, — спаситель Рамирес тоже ухмылялся, — чтоб ты понял, кому теперь принадлежишь

— Не боишься, — прохрипел Андрей, — по-русски-то… Услышат.

— Эти? — человек в шляпе презрительно оглядел окружавших его. И рабов, и охотников за головами. — В стаде никто ничего не поймет. Я опасался лишь толстяка Эраста.

— Воды дай.

Новая вспышка боли. Когда Андрей пришел в себя, увидел нахмурившегося Рамиреса.

— С хозяином так не говорят, — произнес он сквозь зубы.

Опять боль. Ливадов уже на земле.

— От господина ничего не требуют и ничего не просят. Ясно?

Андрей потупил взор, чтоб его новый хозяин не обнаружил в глазах лютую ненависть. Задушить бы эту сволочь!

— Ясно тебе? Не слышу!

— Ясно.

Посмотрев исподлобья на Рамиреса, Ливадов вдруг не обнаружил в нём и намека на вспышку озлобленности. Человек в шляпе вновь безмятежно и приветливо улыбался.

— Идем, — сказал Рамирес.

Не глядя на приобретение, человек в шляпе и бандане, новый хозяин Ливадова, двинул прочь. Мурлыкает, сука, что-то себе под нос. Андрей поднялся и последовал за ним в трех шагах позади. Рядом ступал бородатый и чрезвычайно угрюмый мужик в черном комке. Конвоир был вооружен коротким копьем и парой ножей на поясе.

Мог бы и с голыми руками быть! Ливадов понимал, что легко справится с бородой. Даже с надетыми наручниками — в спезназе обучили и такому — да скорей всего доберется и до безмятежно ступающего впереди Рамиреса, но он не передушит всех работорговцев и охрану торга.

Надо ждать иного момента, чтоб освободиться и свести появившиеся счеты. Хозяин Андрея двигал в противоположную сторону от деревянного частокола в центре рынка рабов. Шли иным путем, чем в него заехали клетковозы. Вокруг покупают и продают людей. Под детский плач: здесь никого не заботит, если ребенка разлучат с матерью. Андрей сжимал кулаки и мрачно таращился в спину Рамиреса, что сейчас символизировал для него работорговлю.

Минули очередную стоянку грузовиков с тремя группками распроданных людей — мужики отдельно, женщины и дети тоже. Ливадов старался не смотреть на рыдающих малышей; грязных, словно звереныши. Лишь тихо ругался про себя.

Показались столбы с колючей проволокой, деревянная смотровая вышка и распахнутые ворота, возле которых маялись от безделья с десяток автоматчиков в черной форме и с калашами. Конвоир Ливадова крикнул что-то охране на воротах и после поднятый руки в ответ повернул в центр рынка, а Рамирес даже не оглянулся, чтоб проверить, следует ли за ним Андрей.

Из ворот в степную даль вилась двухколейная грунтовка. Вдоль правой обочины выстроились грузовики. Семь штук. Совсем не похожи на технику охотников за головами. Это были сверкающие темной матовой краской трехосные машины с поворотным узлом между угловатой кабиной без капота и металлическим кубом кузова. Окон ни на кабине, ни на кузове Андрей не обнаружил: сплошной металл. Только двери — одна в кабине, другая в задней части автомобиля. Без опозновательных знаков.

С крыши каждого кузова в небо смотрели стволы сдвоенной турели. Места для оператора нет, она либо автоматическая, либо управляется изнутри грузовика. Еще нечто похожее на противотанковый ракетный комплекс было размещено на крыше. Выглядели грузовики футуристично, полная противоположность клетковозам, которые всем своим внешним видом напоминали потертые жизнью тридцать первые ЗиЛы.

Но более всех Ливадова поразила охрана. Бойцы в экипировке, походившей на ту, в которую были облачены похитившие его и Женьку солдаты, только лица в открытых шлемах. Цвет снаряжения такого же темно-синего, почти черного цвета, каким были выкрашены грузовики. В руках крупнокалиберные автоматы. Два десятка бойцов, по двое или трое около каждого грузовика.

Колона покупателей живого товара. Совсем иной технический уровень, нечета водителям клетковозов и охране лагеря работорговцев. Взгляды у бойцов темной броне цепкие, злые и не сулят ничего хорошего идущим мимо них человеку в шляпе и его рабу.

— А вот и мой хомяк, — радостно известил Рамирес, — указав на джип, стоявший позади грузовиков, и чуть поодаль от них.

Первое, что бросилось в глаза — это большой звездно-полосатый флаг на передней двери. Чтоб уж наверняка было видно. Если в прекрасном новом мире есть русские, то почему бы не оказаться в будущем и американцам? Почему-то попадать к ним в руки не хотелось, а вот угодил. Сука! Может, сказывалась служба в армии, но ничего хорошего от американцев Андрей не ждал.

Да, прекрасный… Ливадов снова ругнулся, теперь уж на прицепившуюся к нему фразу про прекрасный и новый долбанный мир.

Еще озадачил белый крест на задней двери и надпись тоже белыми буквами «Preacher». Крест будто католический, а, что означает слово под ним, Андрей перевести не мог, да хер с ним. Ломать голову т и думать, что означает крест и надпись точно не хочется. Мозги и так кипят, сколько всего случилось. Лучше думай, парень, как сбежать от этих верующих пиндосов.

Автомобиль Рамиреса был выкрашен лесной камуфляж и отличался от джипов охотников за головами также, как их ЗиЛобразные клетковозы от стоящих справа грузовиков. Превосходит по всем параметрам и на порядок. Массивный, просторный и высокий. Четкие линии кузова; очертания резкие, словно джип в вечном движении, будто устремлен вперед. Вглухую тонированные стекла, а на крыше установлен крупнокалиберный пулемет, который явно управлялся изнутри. На задней двери накрытая брезентом запаска.

Из машины вылезли двое. Лысый, коренастый, широкоплечий негр в солнцезащитных очках и высокий белый тип с короткостриженной соломенной бородой и такими же волосами. Оба в одинаковой камуфляжной форменной одежде, тоже под летний лес, в разгрузке. На левом рукаве американский флаг, опять он. На поясе у каждого висит кобура со стволом и нож. Автоматы, видно, оставили внутри. То, что у них есть автоматы — это несомненно. Зачем тогда разгрузка?

Поняв, что мысленно разговаривает сам с собой, Ливадов чертыхнулся. Раньше подобного замечал. Не тронулся ли он умом?

— It's in the car, — велел Рамирес, когда подошли к джипу. Это бросить в автомобиль.

Невеликих знаний Андрея хватило, чтоб узнать английский язык и то, что о нём было сказано не как о человеке, а о предмете. Он раб, и этим все легко объясняется. Погоди ж ты, Рамирес.

— Yes, sir, — кивнул негр. Да, сэр.

Чернокожий махнул рукой Ливадову и, обойдя джип, потянулся к правой задней двери автомобиля. Открылось просторное багажное отделение, полностью изолированное перегородкой от салона автомобиля. Пол из ребристого металла и вся прочая отделка тоже была металлическая, окрашенная в стальной цвет. Стекла закрывала железная сетка в мелкую ячейку и более никакого убранства, кроме горевшей в потолке плоской лампы размером с ладонь.

Скотовозка. Рамирес не случайно купил раба, все-то у него предусмотрено для перевозки живого товара. Андрей выругался. Хоть бы он и в самом деле вздумал перепродать его русским.

— Come on, — равнодушным голосом сказал негр. Залезай.

Ливадов уселся на пол багажника и втащил себя внутрь. Дверь закрылась, отрезав от внешнего мира. Враз обрубив и разговор Рамиреса с белобрысым — снаружи не слышно, ничего. Стекла чёрные, непрозрачные. Полная изоляция.

— Тепло хоть, — пробормотал Андрей и поежился. В одних трусах было холодно. Он продрог и радовался теплу даже скотовозки. Думал, что лампочка погаснет, однако она продолжала милостиво светить.

Андрей протянул себя к перегородке между багажником и салоном и, оперевшись об стенку, закрыл глаза.

— Я выберусь, — прошептали пересохшие губы. — Обязательно выберусь! Спасу себя и Женьку!

Внутри Ливадова закипало. Решимость и злость, что будут его проводниками к свободе. Это его надежда! Хотелось бы верить, что его скоро выкупят! Очень хотелось, однако не стоит уповать только на удачу.

Дверь вдруг открылась.

— Давай сюда руки, — сказал Рамирес. За его спиной маячил негр. — Наручники сниму.

Когда браслеты были сняты, хозяин Ливадова кинул пластиковую двухлитровую бутылку с водой.

— Пей.

Чтоб тебя… Улыбается. Ругнувшись про себя, Ливадов с жадностью набросился на воду.

— Наверно, и есть хочешь, — продолжил Рамирес, — но обожди. Задерживаться тут более не станем. Я уже должен быть в Ярославле.

 

Глава 7. Нетчип

Евгения Ливадова слушала щебетание настоящих живых птиц в университетской оранжерее на двадцать седьмом этаже. В руке стакан с яблочным соком, сама лежит на деревянном шезлонге. Рядом фонтанчик, тишь и благодать. В самом центре искусственного сада.

Одна… На курорте, блин! Женька закусила губу, чтоб не выругаться покрепче.

Думала скинуть надоевший халат, оставшись в топе и шортах-трусиках, но стеснялась, подозревая, что пребывает под непрестанным наблюдением невидимых камер. Большой брат следит за тобой! Так, кажется, говорили о грядущей эре тотального контроля; для Женьки будущее наступило.

Сюда привела Яна. Сказала, мол, отдыхай, и пообещала вернуться через час. Чтоб провести первый урок. Ливадова выдержала несколько минут после того, как за пальмами скрылась могучая спина помощницы профессора Мартынова и одновременно её надзирательницы, и обследовала предоставленный для отдыха зеленый уголок. Нашла запертые двери и высоченные окна, от пола до потолка, явившие незабываемый вид на Новосибирск двадцать третьего века. Но лазейки, чтоб сбежать, нет.

Да и куда бежать? Ливадова почувствовала, что снова вот-вот разрыдается и попыталась взять себя в руки, на сей раз удалось. Может быть потому, что сегодня копила внутри себя ненависть на похитителей и почти не молилась? Молитвы… Нет, она не станет ни говорить, ни думать ничего плохого про молитвы. Она верит и будет верить, что Бог поможет её и брату. Она будет молится; каждый вечер, перед сном, но и сама должна что-то предпринять.

Бежать без оглядки… Куда?.. Как выжить в новом мире, где ты меньше, чем никто. Ты рабыня, собственность университета. Ах, да… Уже не университета, её купили. Глаза все-таки увлажнились, но Ливадова смогла побороть слабость. Не дождетесь! Она не сдастся. Только что же делать?

Холодный отстранённый разум, который Женька смогла услышать в собственной голове, настаивал лишь на одном. Ты обязана освоиться в новом мире, а для этого… Для начала нужно принять его. Согласиться, что рабыня, но не забыть слова Артуровой про полугражданство и гражданство. Яна говорила, что подобное возможно с позволения ректората. А теперь? Когда согласится на волю новый хозяин? Сколько оставаться рабыней?

Ливадова смотрела невидящим взором на цветы в трех шагах перед шезлонгом. Девушку донимал единственный вопрос. Как освободиться? Она обязательно получит свободу! Но каким образом? Что за человек этот Владимир Владиславович? Может, сойдемся на постели?

Хотелось быть сильной и стойкой, но все-таки смутилась, когда подумала, что всего-то надо соблазнить… Мужчины у неё никогда не было. Постель, постель… Расслабься и получай удовольствие. А будут ли её о чём-нибудь спрашивать? Что-нибудь предлагать? Против воли рука потянулась к макушке, потом опустилась вниз, гладя прическу. Девушка искала шрам или иной след проникновения в её череп, однако ничего не находила.

Артурова уверила, что операция прошла успешно и несколько раз переспросила, хорошо ли Женька себя чувствует. Первой мыслью было пожаловаться на головную боль и общее недомогание. Сказать так из вредности, чтоб насолить похитителям и тюремщице Яне. Только Артурова, будто подслушав чужие размышления, обмолвилась, что при первых же признаках отторжения Евгению ждет комплексное обследование. Университетские медики предупреждены и ждут команды.

Евгения с детства не переносила больницы и в особенности медобследования, поэтому быстро раздумала жаловаться. Да и чувствовала она себя отлично, не замечала каких-либо изменений после операции. Просто проснулась сегодня утром, и все, без отходняка после наркоза. Тётушке Лене делали недавно операцию, и та рассказывала, что весь день, как проснулась, не могла окончательно прийти в себя, очухалась лишь на следующее утро. Однако у Женьки было обычное утреннее пробуждение, на том и спасибо.

Ливадова услышала, что кто-то идет по дорожке вдоль ярко-красных и жёлтых цветов.

Яна Артурова. В руках держит предмет, похожий на планшет из двадцать первого века — черный прямоугольник с чуть скругленными краями и стеклянной поверхностью.

— Ну, — спросила она, — ты готова?

— К чему?

Женька нахмурилась, за одно мгновение в душе поднялась буря негодования — вспомнилось похищение, постоянные напоминания о рабстве и вчерашняя операция. Только тут же постаралась сделать заинтересованное лицо. Она должна понять и изучить в новый мир! В память крепко взрезались слова Яны, что нетчип обязателен для получения гражданства. Он откроет для Женьки свободу, и она твердо уверена, что и путь домой.

— У нас первый урок, — Артурова устроилась в кресле напротив шезлонга и предложила Ливадовой занять второе пустующее. — Тебе нездоровится?

— Нет, все нормально, — поспешила ответить Ливадова; очевидно, вид у неё не слишком радостный.

Женька улыбнулась как можно более приветливей и поменяла лежак на кресло. Теперь её и Яну разделял невысокий столик из белого пластика.

— Твой нетчип полчаса назад активирован на пятьдесят процентов, — помощница Мартынова пристально разглядывала дикарку. — Чувствуешь что-нибудь необычное?

Евгения Ливадова пожала плечами.

— Нет.

— Какие-нибудь болевые ощущения присутствуют? — Яна была предельно серьёзна. — Есть ли нервозность?

— Все нормально, — Женька старалась продемонстрировать готовность обучаться.

— Да, вижу, — аспирантка покосилась куда-то правее себя. — Никаких отклонений не фиксируется. Удивительно. Мне бы…

Яна запнулась и продолжила только после того, как поправила толстую косу, в которую сегодня были заплетены её волосы. Она-то волнуется.

— Не хочу, чтоб нетчип навредил тебе.

— Я тоже, — голос Евгении дрогнул, в этот раз девушка проявила искренние чувства. Она испугалась, ведь и Артурова нервничает. Хотя под риском отторжения имплантата, а, значит, и смерти находится только Женька. Эти фашисты говорили о продолжении эксперимента даже после получения отрицательных показателей, что для Ливадовой смерть.

— Начнем, — Яна вздохнула и положила на колени планшет. — Активирую твой нетчип на восемьдесят процентов.

Артурова ткнула указательным пальцем в точку на планшете. Женька отчетливо видела, что его экран, как был погасшим, так не включился: ни до прикосновения Яны, ни после. За дуру, что ли, Ливадову держат? Евгения глядела на помощницу профессора с иронией и некоторым удивлением, но сочла правильным промолчать.

— Что? — заговорила Артурова. — Что ощущаешь?

Евгения подняла к потолку взор, потом опустила и уставилась на шезлонг. Затаила даже дыхание, вслушиваясь в себя. Но чего-нибудь нового не обнаружила.

— Нет ничего

— Ничего не чувствуешь?

— Нет.

Яна выдохнула с явным облегчением и улыбнулась, что было редкостью для неё.

— Пока все нормально. Так, как должно быть.

— Но я же ничего…

— Не торопись, — Артурова вновь нажала на выключенный планшет. — Все! Вызывай.

— Не понимаю тебя, Яна.

— Вызови нетчип. Представить, что он заработал.

Женька попыталась представить, как включилась какая-то непонятная микросхемка.

— Ой! — от неожиданности девушка взвизгнула и подскочила на стуле.

Перед ней в воздухе появилось объемное изображение — голубоватое и полупрозрачное. Как в Звездных войнах! Женька наблюдала нечто, походившее на экран монитора или телевизора.

— Поскольку я обучаю тебя, — заговорила помощница Мартынова, — твой нетчип полностью синхронизирован с моим. Связь двусторонняя, однако права доступа у нас отличны. Мне открыта любая информация, которая генерируется твоим нетчипом. Ты же увидишь и услышишь от меня только то, что я позволю.

— Как это работает?

— Скоро ты сможешь общаться через сеть и получать почти любую информацию. Но об этом после, а ты сейчас наблюдаешь информационное окно. Это виртуальная проекция информационного поля. Информационное окно создается головным мозгом в его зрительном участке после получения соответствующих импульсов нетчипа.

— Это не опасно?

— О нет. Больше даже скажу. Нетчипы спасли человеческую цивилизацию.

Ливадова с откровенным сомнением посмотрела на Артурову. Не преувеличивает ли она?

— Вижу в твоих глазах недоверие.

Евгения пожала плечами, и, не удержавшись, повертела головой. Мерцающая голубоватая проекция неподвижно висела на одном месте.

— Это выходит за рамки первого урока, — вздохнула Яна, — однако ты давно не ребенок, и новое знание лишним не станет. Наша планета пережила Третью мировую войну, которая уничтожила прежнюю форму организации общества, я говорю о государствах, но не только. Применение ядерного оружия спровоцировало серию глобальных катаклизмов, преобразивших Землю.

Ливадова слушала вполуха. Она, конечно, историк-первокурсник — в прошлом — и все, что говорила помощница профессора очень занимательно, только Женька уверена, что появится ещё у неё время на ознакомление с прошлым нового мира. Оно… Честно говоря, такое же далекое для неё и пока столь же абстрактное, как если бы читала дома в две тысячи шестнадцатом книжку-фантастику про вымышленные катастрофы.

Сейчас ведь все хорошо? Небоскребы, зеленый город с воздушным транспортом и никакой ядерной войны. Сидят они с Яной в оранжерее на двадцать седьмом этаже и мило беседуют. Гораздо интересней дотронуться до проекции! Женька протянула руку к полупрозрачной фигуре под неодобрительным взглядом Артуровой.

Помощница профессора поняла, что её экскурс в начало новой эры человечества мало заинтересовал дикарку; той гораздо интересней поиграть с нетчипом. Как ребенок! Дети ведут себя на первом уроке точно также!

— Хватит, — рассердившись, отрезала помощница профессора, — заканчиваем с прошлым. Скажу лишь, что в серии катаклизмов самыми страшными были волны эпидемий. Неизвестные ранее вирусы убили два миллиарда человек, и самый страшный вирус до сих пор не побежден. Некровирус

— Что? — Женьку вдруг заинтересовало услышанное.

— Некровирус, — повторила Яна. — Это агент, которым заражена уже и ты, раз находишься в человеческом обществе

Артурова торжествующе ухмыльнулась. Наконец-то дикарку проняло, все её внимание теперь приковано к рассказу.

— Вирус, которым поражены все люди Земли. Его не удается излечить или хотя бы подавить. Тело каждого умершего человека, который достиг примерно двадцати лет, через час после смерти головного мозга превращается в зомби — это если по-простому. Дальше продолжать?

Женька кивнула, не сводя с Яны испуганных глаз. Она тоже заражена?

— Некровирус почти мгновенно проникает во все мертвые клетки организма, останавливает процесс распада биологического материала и активирует новый синтез и обмен веществ. Тело обретает — обозначим это кавычками — «новую жизнь». Мы называем новые существа некроформами. Иными словами, это форма существования, основанная на однажды умершей органической материи. Прежней личности и вообще разума в некроформе нет. Люди после смерти действительно умирают, и выглядят некроформы, как ожившие мертвецы.

— Это ужасно, — пролепетала Евгения.

— Верно, ужасно и отвратительно. Нечто, что приходит на смену умершим, является крайне агрессивным, кровожадным и по-звериному хитрым существом. Оно практически не знает усталости, не нуждается во сне, его нельзя ранить. При этом органика лишена свойства регенерации, но, как я говорила, внутри происходит обмен веществ, вырабатывается энергия, которая многократно увеличивает силу и скорость передвижения некроформа. Погибает только после уничтожения головного мозга. Поэтому…

Артурова сделала многозначительную паузу.

— Поэтому спасением цивилизации стало чипирование всех без исключения граждан. После смерти нетчип выполняет последнюю свою функцию — сжигает головной мозг мертвого тела.

Яна улыбнулась и картинно развела руками.

— И все! Нет мозга, нет некроформы.

— Как же полуграждане? — нехорошая догадка осенила Евгению. — И… рабы?

— Им вживляют некродоты, — ответила Яна. — Это аналог нетчипа с одним единственным предназначением. Некродот также сжигает головной мозг после смерти человека.

— Весело тут у вас, — мрачно заявила Женька.

— У нас, — поправила её Артурова.

— Ты права, у нас, — быстро согласилась Ливадова, не раскрывать же помыслов вернуться домой, в двадцать первый век. — Но как же собаки, кошки, вообще животные?

— Никак. Некровирус действует только на людей. Он поселяется и в других живых организмах с центральной нервной системой, в тех же собаках и кошках, о которых ты спросила, но после смерти носителя в животных никак не проявляется. Даже на приматов не действует.

— Это хорошо, — рассеяно произнесла Ливадова; не по себе от мысли, что уже заражена этим жутким вирусом.

— Просто свыкнись или забудь. Теперь-то понимаешь, что операции тебе было не избежать в любом случае? — поинтересовалась Яна.

— Понимаю. Отчего же мне не рассказала все раньше?

— Нам требовался твой стресс.

Женька шумно выдохнула:

— Вы его получили и сейчас.

Ливадова улыбнулась, будто произнесла шутку, только юмора в её словах было немного.

— Однако ж, — довольная собой Яна откинулась на спинку кресла, ей удалось полностью завладеть интересом дикарки. Именно так она и должна себя вести с ней, — вернемся к нашему уроку.

Женька отхлебнула сока и посмотрела на проекцию. Полупрозрачная мерцающая фигура все также пребывала в неподвижном состоянии.

— Теперь вызови алфавит.

— Как?

— Подумай о нём. Пожелай, чтобы он оказался на месте экрана.

Ливадова послушно последовала указанию Яны и вновь не удержалась от вскрика, когда прежняя мерцающая проекция сменилась на полностью прозрачное поле в золоченой рамке, внутри которой разместились буквы русского алфавита. А, Б, В… тот же порядок, который девушка знала с детства. А мерцание исчезло. На первом уроке оно генерировалось лишь в самом начале и исключительно ради соответствия ассоциативному ряду подростков.

— Нажми пальцем на любую букву.

Евгения коснулась буквы Л, которая продавилась под её пальцем. Будто и в самом деле существовала, загоревшись при этом ярким свечением.

— Попробуй еще. Жми на любые буквы.

Пока Женька пробовала, Артурова продолжала пояснять:

— Сейчас под инфоокном с буквами ты увидела новое поле. Это поле для ввода текстового сообщения. Два или более информационных окна составляют инфопроекцию. Это сочетание одного или нескольких информационных полей и интерфейса управления. Ты видишь простейшую инфопроекцию: информационное окно с алфавитом и поле для сообщения. Напечатай какой-нибудь текст, только без нажатия на буквы.

Ливадова посмотрела на аспирантку с немым вопросом. Евгения погрузилась в урок с головой, дух захватывает от возможностей будущего. Намного круче, чем андроиды и айфоны.

— Подумай о тексте, который надо ввести, — учила Артурова, — нетчип считает с мозга нужные импульсы и преобразует их в текст.

Когда-то Ливадова пыталась освоить программирование. Затея окончилась полным провалом, однако ж кое-что запомнилось.

«Привет, мир!»

— Получилось! — Женька едва не захлопала в ладоши.

Яна тоже светилась от удовольствия. Данный экземпляр, эта одичалая, схватывает все на лету. Не то что предыдущие объекты, с которыми довелось поработать Артуровой. Все три прежних варианта оказались провальными, а тут и показания в норме, и дикарка быстро усваивает управление нетчипом.

— Возьми, — Яна протянула Ливадовой черный прямоугольник. — Это просто экран. Кусок стеклопластика, в котором нет никакой электроники.

Женька взяла предмет, который очень напоминал планшеты из её времени. Ничем не отличить.

— Иногда, — говорила помощница профессора Мартынова, — работать с инфорпроекцией неудобно. Особенно когда требуются тактильные ощущения. Ты меня понимаешь?

— Да. Это когда нужны прикосновения.

— Верно. Переведи проекцию на экран.

В этой раз вопроса, как это сделать, не потребовалось. Получилось само, по мановению мысли. С ума сойти! Висевшая в воздухе проекция исчезла, а экран ожил. Превратился в настоящий планшет с буквами-клавишами и полем для текста.

— На самом деле, все что мы видим на экране, также создано нашим головным мозгом. Однако это работает! Набери что-нибудь новое, только теперь нажимай на символы.

О! В этом-то Женька мастер!

— Мама мыла раму.

Ливадова хихикнула.

— Хм, оказывается, ничего не изменилось! — Яна рассмеялась. Хохотала она громко и заразительно, и Женька полностью поддалась веселью, тоже рассмеявшись.

Дикарка и аспирантка не заметили появление Мартынова. Профессор был сер лицом и зол. Глаза стреляли по сторонам и с нарочитым неодобрением глядели то на аспирантку, то на одичалую. Смех мигом оборвался.

— Я только что из Красноярска. Вернулся с людьми Воронцова. Ты, — Мартынов указал на Ливадову, — немедленно вылетаешь в столицу. Сделка оформлена.

Игорь Иванович крутнулся на каблуках, намереваясь покинуть оранжерею. Однако прежде, чем удалиться, добавил, глядя на носки собственных лакированных ботинок:

— Артурова тоже летит. Ты просила остаться, да возразить сыну президента я не смог. Повторюсь, ты летишь… Сугубо добровольно.

 

Глава 8. Миссионер

— Мое имя Артур.

Задняя левая дверь джипа открылась, явив улыбающегося человека в гангстерской шляпе поверх банданы. Андрей прозвал его Рамиресом, и этот упырь — его новый хозяин. Конечно, на монстра слегка щуплый невысокий тип не очень походил, но как иначе относиться к тому, кто купил его на невольничьем рынке и поместил в скотовозку?

От лагеря работорговцев ехали недолго, вряд ли больше часа. Машина двигалась бесшумно, как броневики похитителей Андрея с Женьки, и почти не трясло. Когда джип остановился, Ливадов понял, что весь путь проспал. Андрей потянулся, зевнул и поежился. Холодно, блин. Не очень-то располагаться на голом металле.

Андрей вытянул затекшие ноги. Подумалось вдруг, что джип со звёздно-полосатым флагом и белым крестом на дверях притормозил ряди него, поэтому не удивился, когда открылась задняя дверь. Озадачил лишь сам разговор. С чего это Рамирес начал с представления?

— Артур Джонс, — продолжил хозяин Ливадова. — Вылезай.

Человек в шляпе скрылся из виду. Андрей со злостью посмотрел туда, где он только что стоял. Сейчас все раздражает. Ливадов ругнулся, и, прикоснувшись к ошейнику, выпрыгнул из машины. Глупо перечить Рамиресу по пустякам…. Рамирес… Сука, надо забывать это имя.

Скрестив руки на груди, Артур Джонс стоял в пяти или шести шагах и наблюдал за своим приобретением. Разгрузку он снял, но, кажется, с банданой и шляпой не расстаётся и во сне. Артур ободряюще улыбнулся.

Джип замер на опушке большой рощи из редко растущих берез, осин и каких-то кустарников; а, может, то был лес: краев зеленого массива, вдоль которого бежала чуть заметная в траве грунтовая дорога, не видать. Наверно, все-таки лес, потому что по другую сторону дороги, куда ни кинь взгляд, простирается степь с многочисленными рощами и рощицами. Солнце хорошо грело, и почти обнаженный Андрей быстро согрелся; снаружи было теплей, чем в автомобиле

Кроме примятой колесами травы, джипа и четырех человек, что он привез, более ничего не напоминало о существовании на планете людей. Первозданный пейзаж.

Артур Джонс чуть склонил голову на бок и продолжал следить за озирающимся Ливадовым. В десяти шагах от него высокий тип с русой бородой устраивался на раскладной стульчик. Как у рыбаков! В руках белобрысый держал нечто, что очень напоминало планшет, а в метре от его головы бесшумно висел дрон. Круглый, размером с коробку от торта, и двумя объективами.

— Камера что ли, — буркнул под нос Ливадов.

Джонс и белобрысый были налегке, из оружия только то, что висит на поясе: у Артура две кобуры, у высокого типа пистолет и нож. Зато негр, что застыл в тридцати метрах от джипа, вооружился настоящим пулеметом с патронной лентой и зачем-то нацепил на себя шлем с полумаской на лице, закрывавшей верхнюю часть его физиономии. Чернокожий чуть крутил башкой и был очень крутым на вид, еще и снял с себя верхнюю часть комка, оставшись в чёрной майке-безрукавке. Бицепсы что надо, и вообще негр внушает.

Ливадов усмехнулся — толку от такого охранника мало, коль маячит на самом виду. Снять его первым, и никакой пулемёт не поможет.

Джонс негромко свистнул, привлекая к себе внимание Андрея.

— Action! — вдруг громко произнес Рамирес, как только Ливадов покосился на его шляпу.

Дрон мгновенно подлетел ближе и замер в трех шагах от заговорившего. Точно камера! А белобрысый, вон, управляет ей: уткнулся в планшет и что-то тыкает там.

— Привет! — обернувшись к дрону и растянувшись в широкой американской улыбке, Рамирес приветствовал невидимых зрителей приподнятым головным убором. — Это я, Артур Джонс, и очередная серия видеодевника. Сегодня необычный выпуск, и вы, конечно же, обратили внимание, что я разговариваю не на английском.

Андрей заметил, что Джонс состроил многозначительную рожу. В какой цирк, блин, повезло попасть? Мало очутиться то ли в будущем, то ли в параллельном мире, угодить в рабство, да еще нарвался на блоггера, мать его.

— Вы слышите меня в переводе, а говорю я по-русски. Да, да, не ослышались! Когда-то… Помните был период потепления с русскими восемь лет назад? Намечалось открытие границ, обмен делегациями. Тогда Белый крест даже готовился основать миссию в Красноярске, и я, как один из тех, кто должен был нести слово Божие в Красный сектор, выучил русский язык.

Ливадов слушал Джонса и задавался все время одним вопросом. Что за бред он несет?

— Но, — Артур развел руками и теперь уже с явным сожалением посмотрел в камеру, — все сорвалось. Из-за русских, конечно. Они вновь закрылись в своих границах. Однако Господь Бог не оставляет благие дела и помыслы чад своих. Мне воздалось за труды. Я не зря учил русский! Здесь, в Диких землях на территории, которая до Судного дня была частью старой России, довелось встретить русского!

Сука! Россия? Он это сказал? Андрей таращился на Рамиреса широко раскрытыми глазами, а миссионер перекрестился, и, казалось, что сейчас засияет, как лампочка, от переполнявшей его благодати.

— Именно поэтому я и говорю на языке Красного сектора, чтобы этот русский понимал каждое мое слово.

Один из объективов дрона сфокусировался на хмуром Ливадове.

— Я купил его у работорговцев на последние деньги, — Джонс картинно жестикулировал. — Не знаю, кто он и откуда. Но мы ведь прекрасно понимаем, что одичалых, говорящих по-русски, не существует. Значит, он из Красного сектора! Но довольно предположений! Выясним все прямо сейчас! Как твое имя?

— Андрей.

— Фамилия?

— Не помню, — соврал Ливадов.

Нельзя Рамиресу открывать всю подноготную. Нельзя! Андрей исподлобья глядел на Джонса. Нутром чуял, что ничего хорошего от него ждать не приходится. Пусть думает, что Андрей потерял память. Меньше завалит расспросами.

— Не помнишь? — с откровенным разочарованием в голосе спросил Артур. — Откуда ты? Из Красного сектора?

— Не помню, — вновь промычал Андрей.

Рамирес мрачно посмотрел в камеру и окинул раба озлобившимся взглядом. Гражданин Красной корпорации даст миллионы просмотров и много денег, а этот… Если не говорить о Синем и Белом секторах, между цивилизованными зонами почти нет никакой коммуникации, через немногочисленные дипломатические миссии поддерживаются лишь минимально необходимые межкорпоративные связи.

Русский в его блоге — это настоящая сенсация! Тем более, если это русский его раб! Ну а одичалый, говорящий на языке Красного сектора? Тоже интересно, ведь таких одичалых попросту не ловили! А он, Артур Джонс, наткнулся на ранее неизвестное племя.

Но нет! Чёртов русский должен быть из Красного сектора! Память ему отшибло? Ничего, так даже лучше. Побольше выпусков с ним снимет, а серия из Ярославля, где… Об этом потом, только она несомненно побьет все рекорды.

После он доставит русского в штаты. Там проверят его личность на гражданство Красного сектора. Если оно подтвердится, их посольство, конечно же, будет стоять на ушах. Но Джонс надел на русского ошейник раба совершенно законно.

Не мог же он самостоятельно выяснить кто перед ним — говорящий на русском дикарь или гражданин Красной корпорации. Нетчипы людей из разных корпораций не коммутируют между собой, а специального оборудования для проверки чипа в голове этого русского и обхода блокировки у Джонса нет да и быть не может; и на тысячи километров вокруг нет ни у кого.

Не важно! В его руках русский, и Джонс заполучил его по праву — на рынке рабов. Он не может самостоятельно обратить в раба гражданина из цивилизованных секторов, но только не полугражданина одной из трех чужих корпораций! К тому же русский не признается в наличии гражданства сам. На него большие планы!

Разумеется, вовсе не обязательно держать гражданина Красной корпорации в ошейнике раба, но Джонс не враг себе. Раба, который оказался у Джонса на законных основаниях, у него выкупят. Вот гостя он просто отправит домой. За спасибо

Да! Посольство непременно выкупит гражданина Красной корпорации! Джонс сорвет куш! Ну а, если этот русский из одичалых или хотя бы полугражданин, то тоже неплохо — денег на блоге нагреет прилично.

— Джентльмены, — сказал Джонс вновь глядел в камеру натянув на лицо белоснежную улыбку, — мой раб ничего не помнит, и его… внешний вид недостоин дневника христианского миссионера. Сейчас мы приведем его в порядок и включимся уже потом. Сut!

Стоп! Снято! Камеры на дроне втянулись в корпус, и сам аппарат неподвижно завис в воздухе, а оператор вытянул ноги и откинулся на спинку стульчика с видом основательно потрудившегося человека.

— Make a movie! — раздраженно бросил ему Артур. Продолжай снимать!

— What's? — встрепенулся белобрысый. Что?

— Make a movie! — повторил Джонс и добавил, что они потом смонтируют нужные кадры. — After we make a video from this.

Из разговора Ливадов не понял ни слова, только заметил, что дрон вновь ожил — дернулся и направил один из объективов на него.

— Вернемся к беседе, — заговорил Джонс. Взгляд его не предвещал Андрею ничего хорошего; пальцы правой руки демонстративно постукивали по часам, коими управлялся ошейник Ливадова.

Андрей непроизвольно потянулся к нему и тут же одернул себя, заметив довольную ухмылку Рамиреса. Вот же сука! Пытать начнет!

— Твое имя Андрей. Верно?

Ливадов кивнул.

— Так. Теперь назови фамилию. Предупреждаю! Лучше б тебе прояснить память.

Андрей молчал, выгадывая секунды, оттягивая приступ боли; и косился на миссионера Джонса. Успеет ли тот включить адскую машинку прежде, чем Ливадов допрыгнет до него и свернет шею?

Скорей всего успеет! Андрей заскрежетал зубами от злобы и бессилия. А рядом еще два мордоворота Джонса. Нет, пока не нарываться! Ждать более удобного момента, и терпеть! Ливадов не испытывал иллюзий, что Рамирес сейчас устроит допрос с пристрастием.

— Фамилия! — процедил Артур. — Спрашиваю в последний раз!

Андрей хотел сказать, что не помнит, но получилось только промычать что-то нечленораздельное и отрицательно мотнуть головой.

— Вспоминай!

Угол боли будто пронзил шею в нескольких местах. Ливадов сдержал в себе стон и упрямо посмотрел на Рамиреса. Снова мотнул башкой.

Когда Джонс, вскинув левую руку и нажал кнопку на часах второй раз, вытерпеть муку не удалось. Ливадов вскрикнул, вдруг осознав, что вцепился в стальное кольцо, пытаясь оттянуть его от шеи, да другой стороной еще плотнее прижал железо к себе.

Боль вгрызлась в Ливадова снова, и опять, как в лагере работорговцев, на миг показалось, что лопнули глаза. Он упал на колени, тряся головой, как в припадке. С искривленного мукой рта падает вязкая слюна. Только не сдаваться!

— Не помню, — прохрипел Андрей.

Боль пришла снова, потом еще и еще. Каждый раз Ливадов заставлял себя подниматься. Сперва на ноги, потом лишь на колени. Он уже не понимал, зачем нужно вставать; и смотрел, безмолвно и затравлено на своего мучителя, однако не признавал поражение. Не видел ничего, кроме оскаленной в лютой злобе морды Артура.

Вспышка боли взорвалась внутри мозга, и Ливадов отключился.

Очнулся… Окатили холодной водой. Отфыркиваясь, Андрей лежал на лопатках да глядел на синее небо и ухмыляющегося негра, который навис над ним с пустым ведром; пулемета при нем уже нет. Маленькие поросячьи глазки светились от искреннего веселья.

— Смешно тебе, сука, — пробормотал Ливадов, растирая лицо, и, хрустнув шеей, уселся на примятую траву.

— Are you okay? — ухмыляясь поинтересовался чернокожий. Ты в порядке?

— Окэй, окэй.

Негр кивнул и вразвалку, поигрывая пустым ведром, двинулся к джипу. Ливадов недобро косился тому в спину. Где только воду нашел, черномазый? От Андрея пахло тиной, значит лысый отыскал где-то речушку или пруд.

Второй помощник Джонса вышагивал в двадцати метрах от автомобиля, теперь уже он нацепил шлем с полумаской. Вместо пулемета вооружен крупнокалиберным автоматом с подствольном, тоже приличная штука. Где Рамирес? Против воли у Андрея сжались кулаки, едва подумал о мучителе, хозяине и, чтоб его… миссионере. Хорош проповедник!

Ливадов поерзал в ошейнике: как будто ничего не болит. Никаких следов или боли, будто и не пытал его Рамирес, да в том-то и дело, что вроде бы. А вон и Артур: вылез из джипа и, улыбнувшись, направился прямиком к Андрею. Сука!

Джонс нес сверток. Ткань в камуфляже, таком же, как у его помощников, перетянутая чёрной веревкой.

— Одевайся, — добродушно произнес Артур, бросив сверток Ливадову.

Андрей с подозрением глянул на Джонса. Но нет, не заметил в нем и намека на озлобленность, от коей того распирало во время допроса. Ливадов мысленно ругнулся. Настроение у Рамиреса меняется быстро и радикально. Псих он что ли?

— Давай уже, — снова с участием сказал Джонс, — одевайся.

Он принес комок и майку с рукавом по локоть. Костюм точь-в точь, как у негра и белобрысого, только их размер оказался бы великоват, а тут впору. Андрей решил, что Джонс отдал собственный комплект одежды. Они примерно одного телосложения.

На этом спасибо. Ливадов с большим удовольствием облачится в комок. Пребывание в одних трусах изрядно напрягало: и холодновато, порой покрывался гусиной кожей, да и вообще унизительно. Голым чувствуешь себя, мягко говоря, неловко перед одетыми людьми, изначально ощущаешь себя ниже и слабей.

Первым делом Андрей натянул на себя майку цвета хаки, в такой же щеголял белый тип с соломенной бородой. Затем штаны, куртка на молнии с капюшоном. Блаженство! Одежда — вот, что делает человеком! Забыл даже про ошейник и чуть было не поблагодарил Рамиреса. Особенно, когда увидел топающего от джипа негра, что нес пару чёрных армейских ботинок и какую-то плоскую коробку, но сдержался. Благодарить упыря он не станет.

Обувь с вставленными внутрь чистыми носками лишь внешне напоминала берцы и скорее походила на кроссовки. Оказалась по размеру и весьма удобной. Ливадов сделал несколько шагов, чтоб убедиться в первом впечатлении от ботинок и удостоверился, что оно не обмануло. Затем, сощурившись, взглянул на жаркое солнце в безоблачном небе. В одежде, пожалуй, припекает.

Артур Джонс покорно ждал, сложив руки на груди, пока его собственность оденется. Ливадов то и дело посматривал на него, снова выискивая намек на недавнюю ярость или просто раздражение, но видел лишь безмятежное лицо. Странный тип этот Рамирес. Кличка, которой обозвал своего хозяина, крепко прилипла к языку.

— Голоден? — спросил Джонс?

— Есть немного, — ответил Андрей, стараясь не выдать, что жрать он хочет конкретно.

Джонс указал на коробку, и негр, продемонстрировав белозубую улыбку, протянул картонный ящик Андрею, предварительно вскрыв верхнюю часть. Да это же настоящий сухпай! Давали такой натовский им на армейке несколько раз, потом еще дважды сами покупали на свои. Пакетики и консервы со строчками из мелких буковок, такие же, как его мире.

Ливадов первым делом открыл консервы — гуляш и паштет; разорвал пакетик с галетами. Ругнулся на чудо-консервы — когда открывал гуляш, едва не выронил банку. Она враз потеплела, подогрев еду, отчего картошку с мясом можно было есть горячей. Андрей схватил пластиковую вилку и набросился на продукты, не замечая, с каким интересом за ним наблюдает Джонс.

— А ты странный, — заговорил Артур, когда Ливадов доканчивал пакетики с десертом, — говоришь по-русски и без акцента, только ничего не помнишь и не знаешь про Красный сектор. Да, очень странный.

Что он чешет? Андрей плевать хотел на его размышления, вот поесть было очень кстати.

— Почему странный?

— Видишь ли, — ответил Джонс, — ты ел вилкой.

Это было сказано почти обвиняющим тоном. Ливадов с подозрением посмотрел на задумчивого Джонса и подмигнувшего ему негра.

— Вилка, — говорил Артур. — Далеко не все одичалые знают, что такое вилка. Однако и на косматых ты не похож.

Андрей вытер губы и сытно рыгнул. Пусть думает о нем, что хочет. Зато жизнь налаживается! Дай срок, и вырвусь на свободу. С этим Ливадов думал не тянуть. Места вокруг дикие, и Джонс с помощниками выглядят не столь уж и осторожными.

— Ты в бога веришь? — неожиданно спросил Артур.

— Чего?

— Ты же слышал, что я миссионер? Белый крест. Знаешь про такой? Штаб-квартира в Новом Вашингтоне, округ Рио, Соединенные Штаты Америки, — развел руками Джонс. — Проповедник. Несу слово Божие в сей мир заблудших душой и разумом чад Его.

Андрей непонимающе смотрел на Рамиреса. Чего он хочет от него?

— Так веришь? — повторил Джонс.

— Не знаю, — Андрей решил держаться выбранной тактики; память, мол, отшибло. — Не помню.

— Скажи мне что-нибудь о христианстве. Давай, напрягись. Вспомни.

— Чего вспомнить-то, — Ливадов отвел взор, надумав схитрить.

Нужно придумать какое-нибудь воспоминание. Так, наверняка, его притворство натуральней будет выглядеть. Чего бы ляпнуть? Андрей для верности потер лоб и, скривившись, произнес:

— Вроде… Есть такое. Благодатный огонь! Сходит на Пасху.

— Что ты сказал? — Джонс весь поддался вперед, тараща на раба глаза. — Стоп! Не говори! Я все услышал.

Ливадов выругался про себя. Что-то не то он произнес.

— Нет, — Артур был не в себе, его распирало от только что совершённого открытия. — Ты точно не из Красного сектора! Историю христианства в большинстве там не знают, в особенности полуграждане. Ты кто? Может, все таки оттуда и наукой занимаешься? Историк? А на одичалого совсем не похож.

Сука!

— Из цивилизованного сектора? У тебя есть нетчип?

Сука! Сука!

Сохраняй спокойствие! Ливадов старался смотреть на Рамиреса с непонимающей мордой лица. Знать бы, хорошо у него получается или нет?

— O'key! — Джонс отмахнулся от собственного возбуждения. — С этим разберемся, но потом. Сейчас давай в машину. Go further!

Едем дальше! Негр и бывший на часах белобрысый двинулись к джипу.

— Мне б отлить, — сказал Андрей.

Артур Джонс вдруг встрепенулся, будто услышал нечто за гранью допустимого.

— Не вздумай бежать!

Рамирес многозначительно постучал указательным пальцем по часам, добавив:

— Прикажу, Томми проследить за тобой.

Томми оказался белобрысый тип с крупнокалиберным автоматом и в шлеме. После окрика, он направился к Ливадову. Держался с рабом настороже, даже рыкнул что-то для острастки и постоянно целил в Андрея оружием. Проконтролировал, чтоб тот забрался в скотовозку.

Лязгнула, закрылась дверь, погасла лампочка. Андрей очутился в полной темноте, вскоре джип все также бесшумно продолжил путь.

Куда едут? Куда его везут? На сей раз сна не было, Ливадов угрюмо смотрел в темноту. Долго, потом все же закрыл глаза и уже задремал, как джип остановился. Снаружи послышались голоса. Много людей.

Автомобиль вновь поехал, медленно и на крутой подъем, но недолго. Вновь голоса, и неожиданно для Андрея задняя дверь джипа открылась. Ливадов увидел лысого негра-помощника Джонса и какого-то мужика. Яркий дневной свет слепил, но Андрей упрямо смотрел, прикрыв глаза рукой, на сооружение позади негра и говорившего с ним бородача.

Оно известно Ливадову с детства! Ярославский железнодорожный мост!

 

Глава 9. Быть сильной

Мириады огней ночного мегаполиса ушли из-под крыльев. Теперь Женька видела реку. Жирную чёрную полосу, промелькнувшую под днищем самолета. Летательный аппарат так и назывался — самолетом. Да и он походил на привычный с детства агрегат, только не слишком большой по размеру, и располагался прямо на крыше университетского небоскреба с прижатыми к корпусу крыльями. Они расправились после набора высоты.

Насупленная Артурова молчала и, почти не отвлекаясь ни на что другое, смотрела в широкое окно самолета, что в несколько раз превышало размеры иллюминаторов из женькиного времени. После того, как поднялись на борт, помощница Мартынова не проронила ни слова, и на Ливадову почти не смотрела. Женька в мыслях даже поблагодарила Яну за неразговорчивость — не до неё сейчас — и, устроившись в кресле присланного за рабыней роскошного самолета, с противным, премерзким волнением ждала взлета. Теперь Ливадова принадлежит старшему сыну Президента Корпорации, и это его личный самолет.

Против слов Мартынова отбытие затянулост. Ливадову отвели в камеру. Подумалось тогда, что время до вылета пробудет в одиночестве, но не тут-то было. Скоро появились двое молчаливых типа и без лишних слов отвели Ливадову в медицинский бокс института, который, как после оказалось, занимал два этажа.

Эти двое являлись скорее надзирателями, чем коллегами Артуровой. Девушка помнила, как кинулась с кулаками на профессора Мартынова и сколь быстро оказалась скрученной двумя такими же мордоворотами, что теперь неотступно пребывали с ней. Поэтому не задала лишних вопросов и не перечила, когда пригласили следовать с ними.

Добрались до лифта, спустились на четыре этажа, и началась бесконечная череда анализов и обследований. Сейчас, находясь, на борту самолета, и не припомнить, сколько кабинетов посетила и как много медиков промелькнуло перед глазами. Какая-то нескончаемая череда лиц и взглядов! Равнодушных, деловых, иногда злых и совсем редко участных.

День, мнилось, не закончится никогда. Но все же её увели с медбокса. Она лежала в своей комнате-камере и смотрела сквозь окно на темную ночь. Бездумно, словно кукла, которую положили на полку, когда интерес к ней пропал…

В голову лезет всякое нехорошее, но стоило отринуть раздумья и закрыть глаза, то забывалось почти обо всем. Как будто ты умерла. Слезу, которая стекла с уголка глаза, Женька размазала по щеке, и открыла глаза. Мысль о маме, которая там, в прошлом, и брате, которого нужно разыскать, заставила подняться с постели. Она должна сделать хоть что-нибудь! Надо что-то предпринять! Но что? Вслед за мимолетной решимостью появилась растерянность.

Что она может? Да как что! Изучить этот долбанный мир! Получить свободу! Найти Андрея и вернуться домой! И в тот же час, когда они были вырваны из их две тысячи шестнадцатого года!

Ливадова села на кровать, испугавшись вспышки собственной ярости, и непроизвольно коснулась головы, куда, по словам Яны, вживили нетчип. Никогда ранее на Женьку не накатывала подобная злость. Ни эта ли электронная штука спровоцировала такую реакцию?

Евгения Ливадова несколько раз в течение долгого обследования пыталась выяснить, все ли у неё хорошо, и доктор, один из последних, что исследовал её результаты, сказал, что все показания в норме. Тот, который снизошел до выпрошенного стакана воды, но не соврал ли он?

Женька трижды глубоко вздохнула, вслушиваясь в себя. Нет, с ней все хорошо. Злость исчезла, осталась только твердая решимость. Спастись! Но надеяться может только на себя и, наверно, на бога.

Господи! Боженька, если ты все ещё есть в этом мире, помоги!..

За наружной стеклянной дверью включился свет, за Ливадовой пришли. Яна и незнакомый офицер в темно-зеленной форме.

В звездочках на погонах Ливадова не разбиралась и в прошлой своей жизни, а сейчас тем более. Видимо, из младших офицеров, молодой еще. Одного с возраста с Андреем, и, в отличие от брата, широкоплечий, высокий. Холеный, гладко выбритый и с высокомерным взглядом. Пилотку, будучи в здании, он почему-то с себя не стянул.

— Снимай все, — велела Артурова, — и одевай это.

Помощница профессора швырнула на кровать тугой сверток. Одежда, перетянутая пластиковыми полосками, крест-накрест.

— Все?

Женька судорожно схватилась за полы халата, под ним были только трусики-шортики и лифчик-топ. Каждое утро она находила свежее белье в ванной комнате, но кроме двух этих предметов, халата да тапочек у живой собственности Национального университета более ничего не имелось. Артурова наотрез отказалась возвращать одежду из двадцать первого века.

— Да, все, — ответила неулыбчивая Яна, — и побыстрей.

— Здесь? — Ливадова покраснела, но почти сразу поборола растерянность и с вызовом посмотрела на Артурову. — Прямо сейчас?

Помощница профессора молча кивнула и со злорадным удовлетворением глянула сначала на Женьку, потом на офицера. Тот, положив руку на пистолет в открытой кобуре на поясном ремне, постукивал указательным и средним пальцами по рукояти оружия. Он был возбужден и ждал, когда дикарка начнет раздеваться.

Ливадова поймала взгляд офицера. Думала, он отведет его, смутившись, однако тот словно и не заметил женькиного взора. Разве какая-то вещь, какая-то одичалая может смутить его, гражданина Красной корпорации?

Что ж… Евгения вновь с вызовом посмотрела на аспирантку и офицерика. Ливадову так и норовило повернуться к мужчине спиной, хотя бы это сделать, но она не даст им удовольствия видеть её стыд и смущение. Девушка распахнула халат, скинула его на кровать, сняла трусики и затем, чуть повозившись с топом, избавилась и от него.

Шеки горели, соски затвердели. Евгения из последних сил держалась, чтоб не отвернуться, спрятаться от похотливого взора офицера. Но даже встала на цыпочки, дабы казаться стройнее, и едва заметно дрожала.

Лишь бы эти выродки не поняли, какой стыд Женька испытывает! Твари!

— Она буйная? — облизнув губы, спросил офицер.

Он совершенно откровенно пялился на обнаженную дикарку.

— Нет, господин офицер, — ответила Яна.

Артурова тоже не сводила мстительного взора с Ливадовой. Именно из-за одичалой ей приходится все бросать и лететь в Красноярск!

— Не буйная? Жаль.

Офицер и помощница профессора переглянусь и рассмеялись. Ржут, как лошади. Суки!

Женька опустилась на пятки, откинула назад каштановые волосы и лишь сейчас, победив в этом раунде, когда воля возобладала над слабостью и стыдом, позволила сесть на кровать, запрокинув ногу на ногу. Ливадова потянула на пластик, и он тут же разошелся. Новое белье — полоски из синей ткани, белая рубашка-блузка, — ого! — самые настоящие джинсы, носки и кеды. Точь-в-точь, как её время!

Ливадова поднялась, снова повернулась к офицеру, не сводящему с неё плотоядного взгляда. Пусть смотрит, сволочь! А она вновь победит! Не спеша натянулся трусики, лифчик и все остальное.

Офицер шумно выдохнул и с сожалением покосился на дикарку. Женьке все время, как была голой, казалось, что не будь рядом Яны, этот козел непременно кинулся бы на нее.

— Скоро вылет, — сказал офицер и лишь сейчас соизволил перевести внимание на стоящую рядом Артурову.

— Пойдемте, — сказала та.

Снова лифт, на этот раз он поднял на крышу небоскреба. На ярко освещенной круглой площадке стоял аппарат. Самолет с огромными окнами вместо привычных иллюминаторов и прижатыми к корпусу крыльями. На окрашенном в белый цвет летательном аппарате слева от распахнутой двери изображено темно-красное кольцо. У выдвинутого вниз трапа дежурил пилот в форменной одежде синего цвета и более никого.

Дул ветер, и ночь ощущалась весьма свежей. Женька, ступавшая позади Артуровой и офицера, поёжилась.

— Полагаю, вы на таком не катались?

— Нет. Я ж не вхожу в Совет директоров и не дочь одного из них.

— Я тоже.

Артурова проигнорировала попытку офицера завязать разговор, и все трое в молчании приблизились к самолету. Пилот отдал честь и доложил:

— Господин старший лейтенант! К взлету готовы! Весь багаж на борту!

— Вольно, — офицер указал на дикарку. — Эту посадить к госпоже Артуровой.

Полет после набора высоты длился недолго, с полчаса, наверное, и все это время Женька в воспоминаниях раз за разом переживала события долгого дня и особенно остро минуты позора. Однако она не позволила унизить себя в полной мере, они не увидели её стыд. Первая маленькая победа над новым миром!

Евгения будет побеждать снова и снова! Она возьмет верх над обстоятельствами и над своим новым хозяином. У неё есть оружие! Её тело! Женька покраснела! Но она сделает все, чтобы стать гражданином этой долбанной Корпорации! Ливадова не представляла, как постель поможет осуществить замысел, но иных козырей в себе не находила. При том, что снова и снова заливалась краской, размышляя, что и как она будет делать. По крайней мере, этот сынок Президента хорош собой. Точно не урод.

Расслабься и получай удовольствие… В последнее время повторяла про себя избитую фразу слишком часто. Её первый раз будет, как изнасилование, но она постарается, очень постарается, чтобы насильнику понравилось Потом, когда он не сможет без неё, она потребует свободу! Да! Именно так!

Ливадова вдруг ошалела от собственной наивности! Но чем иным кроме молодого, сочного тела она обладает, что сделает свободной? Женька гнала прочь сомнения, так как, погружаясь в них, чувствовала накатывающую тоску и отчаяние. Она должна быть сильной!

— Прилетели, — произнесла Артурова.

Евгения очнулась от раздумий. За окном плавно приближалась земная поверхность. Скопления огней, дорожки фонарей и темное море листвы. Под крыльями самолета исчезали роскошные особняки, нет скорее поместья, окруженные парками и лужайками. Летательный аппарат продолжал снижение, пролетел еще немного и, зависнув на миг над квадратом мигающих огней, почти бесшумно опустился на площадку у большого пруда.

Их ждали, целая делегация в двадцати метрах от самолета вдоль линии мигающих огней на хорошо освещенной дорожке. Снова военные — два офицера, обе красивые стройные женщины. Их темно-зеленая форма сходна с одеждой молодого офицера, отличаясь, конечно, покроем под тонкую фигуру и юбками чуть выше колен вместо брюк да туфельками на высоком каблуке вместо ботинок. За спинами женщин со строгими лицами выстроились восемь автоматчиков. В форме, такого же тона, что у офицеров. Без брони.

Вид встречающих резко контрастировал с миролюбивой обстановкой ухоженного парка с невысокими деревьями, дорожками из разноцветного булыжника, изящными силуэтами фонарей и беседками вокруг пруда. В отдалении за спинами военных высился причудливый многоэтажный особняк. Странный. Неправильной геометрической формы, много стекла и несимметрично подсвеченный — безвкусица по мнению Ливадовой.

— Идите за мной, — приказал офицер, что доставил в Красноярск помощницу профессора и дикарку.

Он более не походил на озабоченного извращенца, теперь собран и серьезен. В нескольких словах доложил о прибытии научной сотрудницы Национального университета Яны Вячеславовны Артуровой. Гражданки. Она поступает в распоряжение Корпуса внутренней охраны.

— Кроме того на объект доставлена одичалая по имени Евгения.

— У вас все, старший лейтенант? — спросила одна из офицеров. Черные длинные волосы были завязаны строгим узлом на затылке.

— Так точно!

— Можете быть свободны.

Офицер удалился, а говорившая пытливым взором осмотрела прибывших и в большей степени Ливадову.

— Она с некродотом? — ледяным тоном поинтересовалась офицер.

— Да, — чуть промешкав, ответила Яна, — она полностью безопасна, госпожа…

— Майор Литвинова. Вы, Артурова, как-то неуверенно ответили. Работоспособность некродота здесь является вашей компетенцией.

— Понимаю, госпожа майор. Чип, который вживлен, функционирует нормально.

— Хорошо, — ответила Литвинова. — Я правильно понимаю, что это одичалая — это часть научного эксперимента и вы приставлены к ней для продолжения исследований?

— Все верно.

— Сейчас вас разделят. Находясь здесь, вы обязаны соблюдать определенные требования и должны подписать некоторые бумаги. Капитан проводит вас в канцелярию, а также определит место, где будете проживать. Дикаркой займусь я. Сможете её увидеть завтра.

— Следуйте за мной.

Второй офицер с золотистыми волосами до плеч увела Яну. Оставшись в одиночестве, Женька очень неуютно чувствовала себя под холодным и по-прежнему изучающим взглядом майора Литвиновой. Пусть к помощнице профессора Ливадова теплых чувств не испытывала, но рядом был хоть кто-то знакомый в новом мире.

— Сержант.

По едва заметному знаку офицера вперед, опустив автомат дулом в землю, выдвинулся один из солдат. Он протянул Евгении цепочку из двух рядов переплетенных меж собой колец, как будто золотых.

— Возьми, надень и защелки замок, — приказным тоном велела Литвинова.

Женька протянула руку и вдруг, поймав взор солдата и покосившись на офицера, поняла, что все смотрят на нее, как на дикого зверя. Они, что, опасаются её? С уст чуть не сорвалась фраза, дескать, она не кусается, однако благоразумие взяло верх над колким языком. Сука в форменной юбке шутки точно не оценит, и вообще лучше молчать.

— Ну же! — Литвинова начала терять терпение.

Более не мешкая, Женька надела цепь и застегнула замочек. С виду обычное украшение, как из её времени, правда, не из дешевых. В ювелирном… Боль, которая затмила мир белой вспышкой, вырвала из жизни девушки несколько мгновений. Когда Ливадова очнулась, муки уже не было. Она сидела на булыжниках и пыталась сфокусировать взгляд на фигуре офицера.

— Великолепно!

Голос Литвиновой раздавался будто издалека.

— Синхронизировалось и все прекрасно работает. Ты! Одичалая! Поднимайся! Живо!

Ливадова поспешила подчиниться. Второй раз испытать подобное желания нет. Золотой браслет что-то активировал в нетчипе, вот так подарочек. Тварь! Чтоб ты сдохла, мразь!

— Ты поняла, что будет, если не подчинишься приказу либо требованиям? Отвечай!

— Да, да, — закивала Женька. — Поняла.

— Попытаешься сбежать, получишь тоже самое. Попытаешься снять…

Опять! Боль! Вспышка!

Ливадова пришла в себя, услышав собственное всхлипывание. По щекам текли слезы.

— Встать, животное!

Женька вскочила на ноги. Опустила голову, чтоб не смотреть на офицера-садиста. Чтоб не спровоцировать её. Ливадова всеми силами пыталась унять рвущееся из груди рыдание и вытирала влагу с лица.

Почти все солдаты уходили куда-то по дорожке вдоль пруда. Рядом с одичалой остались только майор и сержант.

— Иди за мной!

Не глядя на дикарку, Литвинова направилась к самому большому дому загородной резиденции Владимира Воронцова. Евгения не смела ослушаться офицера, и сразу же, как только услышала приказ, двинулась за ней. Позади шагал сержант, на всякий случай.

Они шли. Ливадова косилась по сторонам, но, не успев в полной мере отойти от двух болевых ударов, практически сразу забывала увиденное. Уяснила только, что через роскошный холл особняка поднялись по не менее богато отделанной лестнице на третий этаж. Свернули в правое крыло.

— Заходи, — тон Литвиновой неожиданно смягчился, — пребывать будешь здесь.

Дверь за Ливадовой захлопнулось. Девушка оказалась в просторном номере из двух комнат, с санузлом и, на первый взгляд, отлично обставленным.

И совершенно одна! Девушка сделала несколько шагов, оглядываясь и глупо улыбаясь, как вдруг заметила открывающуюся дверь. Лишь бы не эта сука Литвинова!

В номер зашел сын Президента Красной корпорации, он тоже был в военной форме.

— Здравствуй, Евгения, — Воронцов небрежно бросил пилотку на пуф у входа.

Глядел он на девушку, чуть сощурившись. Как на добычу, нет, скорее видел в Ливадовой игрушку, и это пугало. Женька искала и не находила в себе недавней решимости, не говоря уже про настрой на коварство и соблазнение. Куда-там! Она еле дышала от охватившей паники. Дура!

— Здравствуйте.

Воронцов попытался приблизиться, а Женька отступила. В просторном номере хватало места для маневра. Он сделал еще один шаг. Высокий, широкоплечий, голубоглазый. Стриженный по-военному коротко, волосы почти чёрного цвета.

Что ему нужно!

— Не возражаешь, если я закурю?

— Что? — Женьке показалось, что она ослышалась.

— Закурю, — повторил Воронцов и продолжил спокойным тоном человека, привыкшего отдавать распоряжения, — а ты иди в душ. Ненадолго, и выходи, не одеваясь.

— Я… — Ливадова вздохнула и, сломавшись, опустила плечи.

— Иди, иди. Госпожа Литвинова рассказала, что ты уяснила порядок вещей в моем доме.

Уроды! Женьке вновь хотелось расплакаться, только она сдержалась. Однако в остальном они сломали её. Как же хотелось надеяться, что только сегодня, и завтра она будет иной. Но сегодня она признала поражение. Ливадова безмолвно подчинилась.

Когда она вышла из душа, покорная, дрожавшая, её новый хозяин докуривал сигарету и растягивал портупею.

— Подойди …

Это случилось. В первый раз, и Женька не ошиблась, когда представляла это изнасилованием — не по форме, но по сути.

Соблазнить? Покорить? Нет… Даже не вспомнила про свой замысел.

 

Глава 10. Мост через Волгу

До боли знакомый железнодорожный мост: пять секций из двойных трапециевидных металлических ферм. Андрей смотрел на поднимающуюся впереди конструкцию как зримое воплощение прежней своей жизни, словно связь с прошлым, или, быть может, другим миром; и с горечью думал, что мост, который он видел тысячи раз, теперь своим обликом безжалостно подчеркивает, что это не старый мир Ливадова.

Левый берег Волги. Закамуфлированный под лес джип со звездно-полосатым флагом и белым крестом на дверях поднимался к вершине земляной насыпи, по которой тянулись два параллельных железнодорожных полотна. Автомобиль остановился на хорошо укатанной и утоптанной квадратной грунтовой площадке. Площадью метров двадцать. Она обозначала половину подъема на старую насыпь.

Слева, если смотреть на мост, свезли еще грунта — крутой въезд к железной дороге, и двум автомобилям на нём ни по чем не разминуться.

Джип начинал подъем, двигаясь в противоположную сторону от моста. Когда въехал на квадратную площадку, багажное отделение с распахнутыми дверцами, откуда выбрался Андрей, смотрело прямиком на переправу. Фермы моста начинались в трех сотнях метрах, а перед ними возвели блок-пост. Иначе назвать странное и уродливое сооружение было трудно. Впрочем, пока не добрались до самого моста, Ливадов решил насчет блок-поста не заморачиваться.

Земляной подъем делал на площадке разворот на сто восемьдесят градусов и выводил прямо на железнодорожное полотно. Однако джип Рамиреса туда категорически отказывались пускать. Артур Джонс спорил с толстым невысоким человеком с ярко выраженными мешками под глазами. Он и еще пятеро людей в одинаковых комках цвета хаки, берцах и с укороченными калашами преградили автомобилю дальнейший подъем. Упакованы хорошо: есть еще и разгрузки, а у толстяка и того, что стоит рядом с Ливадовым и улыбающимся негром, имеются рации.

Почему-то у всех на правой щеке вытатуированы кружки: у стрелков один или два, у старшего три. Хмыкнув, Андрей решил, что на морды автоматчиков добрые люди перенесли погоны. Чтоб лучше видно было.

Рамирес ругался с пухлым коротышом, который, должно быть, за главного. Говорили они на языке, что лишь отдаленно напоминал английский; хотя Ливадов не был в этом уверен. Джонс напирал, но толстяк являл собой саму непреклонность и, кажется, уже теряет терпение. На возгласы проповедника теперь и он отвечал повышенным тоном. Впрочем, говорили они вполне мирно. Автоматчики на раслабоне, лысый негр и второй помощник Джонса тоже. Все двери джипа почему-то распахнуты, и хорошо видно, как высокий тип с русой бородой со скучающим видом сидит за рулем автомобиля.

Чтобы отвлечься от пейзажа, что нагонял тоску, Ливадов принялся изучать оружие охранников. Андрей легко узнал АКС74У — автомат Калашникова складной укороченный, внешне оружие, как новое; и все… Что тут еще скажешь? Взор вернулся к окружающей местности. Кроме старой насыпи и самого моста на левом берегу ничего не напоминало прежний мир. Грунтовка, что вывела к подъему на переправу, бежала сквозь перелесок из невысоких сосен. Редкая застройка, какая имелась в две тысячи шестнадцатом на этом берегу, полностью исчезла. По крайней мере, по эту сторону от насыпи. Линии электропередач вдоль железной дороги также не уцелели.

Отсюда хорошо просматривался правый берег Волги. Ливадов крепко выругался про себя. Набережной нет, автомобильного моста тоже, а вместо шестисоттысячного города отчетливо видны развалины домов вперемешку с зеленым массивом. Там, на противоположном берегу, мертвый Ярославль.

— O'key! — Джонс развел руками и отступил.

Сдался Рамирес. По кивку толстяка двое автоматчиков принялись за внутренний досмотр джипа. Артур мрачнел с каждым мгновением, но лишь наблюдал за происходящим. В полном молчании.

— Go, — сказал Джонс, как осмотр закончился. Идем.

Стрелки вместе с их толстым командиром потеряли к прибывшим интерес. По команде Рамиреса белобрысый взялся за руль джипа, автоматика плавно закрыла все двери, и автомобиль, развернувшись к мосту, тронулся на дальнейший подъем. Хмурый Джонс без шляпы, в одной бандане, двинулся следом. Он шел налегке, из оружия лишь два пистолета в кобурах на поясе. За Рамиресом ступал Ливадов, а чернокожий помощник миссионера замыкал движение. После окончания осмотра негр успел снарядиться крупнокалиберным автоматом

Опасается нападения? Нет, вроде. Андрей глянул на него. Негр закинул ремень на плечо, бросив автомат за спину, и беззаботно улыбается да напевает что-то под нос.

Пересечь Волгу предстояло в пешем порядке, и, вероятно, об этом и о необходимости осмотра машины спорил с толстяком Рамирес. По угрюмому облику миссионера выходило, что тот рассматривал досмотр автомобиля и движение на своих двоих как унижение.

Джип поднялся на насыпь и, перемахнув через рельсы, двинулся к блокпосту. Меж двух железнодорожных путей как раз хватало свободного пространства, чтоб проехать автомобилю. Джонс, Андрей и негр по-прежнему ступали следом.

По другую сторону от насыпи тоже редкий лесок и никаких признаков деятельности людей. Природа отвоевала свое.

Ливадов снова подумал, что блокпост, который вплотную примыкал к двум ближним стальным трапециям, весьма странен. Забор из обшарпанных старых бетонных панелей, за ним слева от железнодорожного пути виднелась деревянная крыша невысокого здания. Площадь блокпоста немного превышала поверхность старой насыпи у въезда на мост, и сюда тоже навезли и утрамбовали грунт. Давно уже — склонны хорошо поросли травой.

Сам забор полностью периметр не замыкал, потому как сквозь блокпост продолжался бег двух железнодорожных путей, которые уходили дальше на мост. Ворот в заборе либо какой-нибудь иной преграды тоже не имелось. Зато… Именно это и озадачивало Андрея — весь блокпост находился внутри гигантской клетки! Ну, натурально клетка! Даже небо перекрыто прутьями! Они вплотную примыкали к бетону и поднимались к небу. Покрытая ржавчиной металлическая конструкция кубической формы в высоту чуть более уцелевшего электрического столба без проводов, что сохранился внутри ограждения.

Прутья клетки толстые, это хорошо заметно даже с двухсот метров; и расстояние между ними очень небольшие — человек внутрь не протиснется. Когда приблизились еще на сотню шагов, с громким скрипом начали открываться широкие и высокие ворота над левым железнодорожным путем. Открывались сами, без помощи людей; наверно, электрикой.

Андрей подумал, что размеры ворот клетки сгодятся для проезда локомотива. Неужели дорога еще используется по прямому назначению? Спросить-то не у кого. Скорей всего так и было, потому что два железнодорожных пути не имели признаков запустения.

Джип теперь двигался над левой парой рельс, по шпалам, и скоро оказался на территории блокпоста, остановившись у опущенного шлагбаума, преградившего дальнейшее продвижение. Скрипучие ворота за спинами прибывших начали закрываться.

Внутри блокпоста многолюдно: такие же автоматчики как на нижней заставе, только больше, человек двадцать. Половина из них скучала на огневых точках — изнутри вдоль бетонной стены был сделан деревянный настил на оструганных бревнах.

Жарко. Тени почти нет. Не очень-то под солнцем целый день торчать, но по спокойным, даже скорей безмятежным и загорелым лицам охраны не скажешь, что солнцепек доставляет им ощутимые неудобства. Кто-то сидит на деревянных ящиках, парочка — на убитых с виду стульях. Те, кто переминался с ноги на ногу, возвышались над забором, бетон не доходил и до груди. В случае боя они, получается, должны вести огонь с позиции стоя, выставив оружием меж прутьев клетки.

Блок пост был усилен четырьмя станковыми пулеметами, они тоже стояли на стенах. Два целились вдоль железнодорожного пути на старой насыпи и по одному прикрывали фланговые подходы с берега.

Да только бред это все! Андрей покачал головой. Бетон, за который можно спрятаться, лишь пригнувшись, не остановит крупнокалиберное оружие, а четыре пулемета вряд ли перекроют возможности противника, что способен вынести стрелков за бетонной перегородкой; и, самое главное, не столь уж крут должен быть враг, чтобы превратить блокпост в решето.

Нет, бетонный забор — это плохая защита. Андрей усмехнулся, вспомнив лагерь работорговцев. Может, против конницы с копьями это все соорудили?

Из сарая, чья крыша из посеревших досок поднималась над бетонным ограждением, появился начальник блок-поста. Сумрачный долговязый тип. Он принял от Рамиреса мешочек с монетами! В самом деле, монеты! Высыпал в ладонь кругляши серебряного цвета и, пересчитав, махнул своим гоблинам пропустить джип и троих людей. Один из них гаркнул что-то на собачьем языке, ему ответили из сарая. Снова раздался скрип плохо смазанных петель — это створками внутрь отворялись новые ворота; те, что пускали на левую половину железнодорожного моста.

Машина тронулась дальше.

Андрей, когда сделал первый шаг под металлическую конструкцию, неожиданно для себя ощутил волнение. Почувствовал близость с чем-то из прежней жизни. Ливадов так и не вызнал, в будущем ли он либо в каком-то параллельном мире, да сейчас было важно лишь выжить и получить свободу. А потом найти и спасти Женьку.

Андрей ругнулся. Твари… Все, кого он увидел после той ночи у Ведьминного пруда.

Снаружи — и с боков, и с верха — стальные фермы были тщательно затянуты бурой, потемневшей от времени ячеистой сеткой из толстой проволоки; как рабица. Андрей крутил головой, осматривая солидный объем проделанных работ. Ничего не пропустили! Ни одной дыры, мышь не проскочит. Так это ж не против людей сделано: диверсантам не нужно пробраться на сам мост, достаточно снизу подорвать.

Ливадов хмыкнул, не зря он слово-то такое вспомнил! Твари! Клетка над блокпостом, сетка — да, все это не от людей. Против крупных и средних животных. Что за тварюги здесь водятся? Стоит ли их так опасаться? Получается, что да. Дикие обитатели оправдывают необходимость такой защиты.

А он брел без оружия по степи много часов…. Не зря сиганул тогда на дерево от волков. Но зачем затягивать сеткой весь мост до самой верхушки? На данный вопрос ответа не было, а спрашивать у Рамиреса неразумно. Нельзя выдавать свое незнание этого мира. Чтоб, сука, миссионер на опыты не сдал.

Добрались до середины моста. Заметно, как чинили во многих местах металл, подваривали, да и в бетоне заливали целые вывалившиеся куски. Будто после войны, после бомбежек. Но железнодорожной мост устоял, а автомобильный нет. Вместо него только речные волны.

Когда Рамирес делал ту дебильную запись, то казал несколько слов про Россию. Надо выбираться к своим… Стоп! Андрей даже споткнулся, помыслив о своих.

— Go! Go!

Негр задрал подбородок, указывая им на противоположный берег. Идем! Идем!

— Пошли, чтоб тебя, — буркнул Ливадов, взглянув на миссионера.

Хозяин Андрея, что ступал в метре впереди, не оглянулся, да и хрен с ним. Ливадов спрашивал самого себя, не русские ли из будущего или параллельного мира похитили сестру, а его бросили в степи?

Черт! Конечно, нет у него ответа. Если говорили по-русски, вовсе не значит, что это были наши. Но он просто обязан добраться до России, даже той, где его не ждут. Потому что Женька скорей всего там! В любом случае нет больше идей, где искать сестру. Сначала в России этого странного нового мира.

Первым делом — расправиться с Джонсом и его помощниками. Да снять этот долбанный ошейник! Андрей непроизвольно потер шею и со злостью покосился на спину Рамиреса. Взгляд уколол миссионера, тот даже обернулся на ходу.

Ничего, ничего! Ступай себе! Андрей состроил нейтральную рожу.

Впереди снова блокпост, очень похож на тот, что на левом берегу Волги. С приближением джипа и трех людей впереди начали открывать ворота: внутренние и внешние. Чтоб выпустить с моста и одновременно за внешний периметр. Электрика, оживлявшая ржавые ворота, на сей раз отсутствовала либо она вышла из строя, потому как створки двигали вручную, по одному бойцу на каждую.

За клеткой продолжалась земляная насыпь, уводившая два железнодорожных пути на городской вокзал. Если он еще существует. Что-то там должно быть, дорога-то по виду в полном порядке.

Когда оказались на территории второго блокпоста, Артур Джонс вознамерился дальше передвигаться на автомобиле. Получив команду, негр открыл заднюю дверь с навешанной запаской и кивнул Андрею. Забирайся, мол. Сам мрачный Рамирес стоял у передней правой двери, рассматривая изображение американского флага и белого креста, таких же, как на левом борту джипа.

Охранники с татуировками на физиономиях явно заволновались. Из сарая, точной копии деревянной халупы на том берегу, вылетел кто-то из начальства. Довольно молодой, не многим больше двадцати лет. Пацан еще. Подскочив к Рамиресу, затараторил на непонятном языке, что привело Джонса в бешенство.

— USA! — заорал он, тыча указательным пальцем то на крупнокалиберный пулемет на крыше джипа, то на звездно-полосатый флаг. — TheUnited States of America! Do you see this? Do you see?

Соединенные Штаты Америки! Ты видишь это? Видишь?

Обстановка на блок-посту моментально накалилась. Автоматчики как-то быстро окружили машину, некоторые даже передернули затворы. Внутри Андрея все сжалось, он стал, как пружина. Не к добру расклад, у охраны моста подавляющий численный перевес.

Однако Джонс не унимался.

— Do you understand? USA! — миссионер нырнул в машину, громко хлопнув дверью перед молокососом. Ты понял? США!

Сука! Не помирать же из-за вспыльчивости Джонса! Андрей глянул на негра. Чернокожий помощник миссионера взмок, но оружие тоже держит наизготовку и не тушуется.

Зато отступил начальник блокпоста. Сплюнув, он махнул рукой и крикнул что-то своим. Угрюмые автоматчики опустили оружие, косятся они нехорошо и отнюдь не только на джип с американским флагом. Авторитет у молодого офицера не слишком высок, и только что он опустил его еще ниже.

Сердце у Ливадова бешено колотилось. Он выругался. Чуть не встряли по-крупному! Чёртов Рамирес с его уязвленным самолюбием. Американец, блин! Андрей шагнул к джипу, чтоб залезть в задний отсек, но чернокожий вдруг остановил его, показывая на заднюю правую дверь.

Так, значит так. Ливадов открыл дверцу с белым крестом.

— Поедешь здесь, — рявкнул Джонс.

Андрей ждал, что миссионер пояснит, чем вызвана оказанная милость, но тот не собирался вдаваться в разъяснения, ограничившись лишь указанием, как себя вести.

— Чтоб сидел там и отвечал на вопросы только тогда, когда тебя спросят, — Артур высунулся из-за спинки переднего сиденья; озлобленный какой-то, — и когда я буду тебя спрашивать, ты со всем соглашаешься. Понял?

Не дожидаясь ответа, Рамирес отвернулся. Да плевать на него! Ливадов уставился на полоток автомашины, в котором в специальных зажимах висели три крупнокалиберных автомата и снаряженные магазины к ним, по пять штук к каждому. Не это ли его спасение? Но отчего Джонс и его люди столь беспечны? Только руку протяни — и у тебя оружие! Андрей закусил в миг пересохшую губу. Как снять автомат? Ливадов не видел никаких замков или кнопок, что могли бы распахнуть зажимы.

Хлопнула левая задняя дверь. Рядом умостился негр. Что ты, козлина, вечно улыбаешься? Место для штурмовой винтовки над сиденьем чернокожего пустовало, и он как раз поднес к нему свой автомат. Оружие словно притянуло магнитом к потолку. Щелкнули зажимы. Автомат висит в специально подогнанном под него ложе, как влитой.

Глядя на выпучившего глаза раба, помощник миссионера откровенно веселился.

— Takeit, — смеясь, сказал чернокожий. Возьми это.

Андрей прикоснулся к автомату над своей головой, провел пальцами по стальным линиям винтовки, затем по зажимам. Как же оно снимается? Твою ж… Дайте только заполучить. Однако пластиковый крепеж не отщелкивался. Ливадов пытался куда-нибудь нажать, оттянуть на себя, но ничего не выходило.

Негр уже ржал, как конь.

— Овса дать? — вспылил Андрей.

Чернокожий засмеялся еще громче. Жаль, не понимает сука по-русски.

— Shut up! — зарычал с переднего сиденья Джонс. Заткнитесь!

Негр замолк, услышанное понял без перевода и Ливадов. Однако ж, подмигнув, черномазый поднес правую лапу к потолку. Зажимы мгновенно отщёлкнулись, автомат плавно опустился в руку помощника миссионера.

Что его в воздухе-то держит?

Негр чуть приподнял оружие, и оно вновь стало на место, а Андрей под ехидным взором чернокожего вновь безрезультатно поднес руки к оружию над своей головой, потом еще и еще. Все без толку. Ругнувшись, Ливадов откинулся на спинку сиденья.

Будь, что будет. Андрей уставился в стекло справа от себя. Изнутри тонировка почти не мешала. Охранники с татуированными мордами, которые до сего момента делали вид, что случайно стоят на выезде из блокпоста, наконец-то уступили дорогу. Джип с едва слышимым из-под капота урчанием медленно покатился веред.

Сзади звякнуло. В просторном салоне автомобиля, отделанном черным и на ощупь приятным качественным пластиком, за вторым рядом сидений вполне мог бы уместиться и третий. Сейчас все свободное пространство в тыльной части было заставлено сумками, до самого потолка. Сгрузили сюда все из багажника перед заездом на рынок рабов. Уроды.

Андрей невесело в очередной раз посмотрел на столь близкое и такое далекое оружие. Ничего, настанет и на его улице праздник. А сейчас ждет город его детства. Ярославль.

 

Глава 11. Золотая клетка

Яна задумчиво, с легким прищуром смотрела на Женьку.

— Как спалось? — поинтересовалась Артурова.

— Нормально. Только заснуть долго не могла.

Ливадова уставилась на тарелку с недоконченным завтраком. Вот же сучка крашенная! Догадывается, поди, как именно Евгении спится, и чем уже третью ночь занят хозяин Ливадовой и одновременно старший сын президента Красной корпорации. Тренируется с инвентарем! Так по-злому Женька обозвала то, что Воронцов делал с ней три минувших ночи. Почему инвентарь? Потому что рабыня! Вещь! Девушка чуть покраснела, но понадеялась, что вернувшаяся к завтраку Яна не заметит нахлынувшее на Ливадову смущение. Потому что он… Прочь мысли «об этом», а то и впрямь зальется краской.

Сейчас половина десятого. Евгения Ливадова и Яна Артурова пребывали в тени тропических деревьев за большим плетеным столом. Завтрак на свежем воздухе! Вокруг яркие цветы, по виду такие же экзотические, как деревья. Прислуга, несколько блюд на выбор. Красота! Не скажешь, что напротив друг друга сидят рабыня и гражданка Корпорации. Гостья, как называли тут помощницу профессора.

К Женьке относились не хуже, чем к широкоплечей аспирантке Новосибирского университета. Жёсткое вправление мозгов майором Литвиновой больше не повторялось, хотя, признаться, Ливадова и не давала поводов. Внешне она была очень покорна.

Девушка покачала головой, уныло поковырявшись вилкой в салате. Неужели к ней относятся, будто к ровне Артуровой, только потому, что дикарка понравилась и угодила Воронцову? Других-то объяснений нет. Эх… Совсем не так она представляла свое ближайшее будущее и планы по обретению свободы. Золотая клетка за безотказный передок.

Нужны гражданство и свобода! Или хотя бы спасение Андрея! Он пыталась поставить условие! Найти сначала брата, но Воронцов только посмеялся над девушкой и взял свое. Ливадова боялась этого статного мужчину, мечту всякой дурочки. Почему? Откуда страх? Женька ответить не могла

Казалось бы! Жизнь удалась! Делай Воронцову приятно и купайся в роскоши! Однако теперь Евгения самой себе противна. Проститутка! Самая настоящая проститутка! Скорей бы начались занятия — отгонят дурные мысли да и вообще нетчип — это жутко интересно, а без команд Артуровой нетчип в голове дикарки не активировался.

— Сегодня прилетает Игорь Иванович.

— Мартынов? — удивилась Женька.

Помощница профессора посмотрела на дикарку с явным неудовольствием. По мнению Артуровой, одичалая должна говорить об Игоре Ивановиче с придыханием.

Пусть хмурится! Женька заметила недовольную гримасу Яны. Но уж кого-кого, а гнусного старикашку Ливадова точно не хотела видеть.

— Зачем он здесь? — с пренебрежением в голосе спросила Женька. Захотелось подразнить Артурову. — Что тут забыл? Когда прилетит?

— Не знаю, — раздраженно ответила аспирантка, — но тебе бы следовало быть более почтительной.

— Почтительной? — вдруг разъярилась Евгения; весь негатив, что накопился за минувшие дни внутри похищенной из своего времени девушки, готов был выплеснуться наружу. — Если не буду? Тогда что?

Артурова запыхтела будто паровоз. Нависла над столом, раздраженно глядя на дикарку

— Ты по-прежнему часть эксперимента, — произнесла она. — Не забывай про это.

— А ты не забудь, что больше не принадлежу вашему университету. Я собственность Воронцова!

Последнее Ливадова произнесла нарочито громко. Не думала, что в нынешнем положении будет хоть какой-то плюс, а вот нашелся один. Уколоть аспирантку того придурошного профессора. Если бы не он, то не случилось бы ничего!

— Воронцов подписал определенные бумаги, — в глазах красной от гнева Артуровой сверкали молнии.

— Так пожалуйся Воронцову на меня!

— Это возмутительно!

Шумно выдохнув, Яна поднялась и направилась в дом для гостей, где располагалась комната помощницы профессора Мартынова, и одновременно проходили занятия с Ливадовой.

— Жду тебя у себя!

— Сейчас, — все еще дразня Артурову, сказала Женька, — доем только.

Ливадова откинулась на спинку плетеного стула, демонстрируя, что торопиться не станет. Фыркнув, Артурова, направилась в свою комнату. Женька торжествующе глядела ей в спину. Маленький бой за ней; быть может, он бессмысленен, но она все равно победила.

Сделав несколько шагов, Яна бросила через плечо короткое слово, которое за один миг убило поднявшееся настроение:

— Шлюха!

Ливадова закусила задрожавшую губу. Шлюха. Точно шлюха — спит с Воронцовым, сладко ест и пьет, а в это время Андрей неизвестно где. Как он. Жив ли вообще? По щеке покатилась слеза, потом еще и еще. Женька разрыдалась, слезы потекли ручьем; она плакала, не стесняясь двух слуг, застывших неподвижными статуями в нескольких шагах.

Кто они? Тоже собственность Воронцова или полуграждане? Может, это её будущее после того, как сынок Президента вдоволь, наиграется? Она должна получить свободу! Должна! Девушку снова охватила злость, только теперь не из глупого желания насолить Артуровой. Это злость сродни решимости. Злость, которая вытянет из рабства.

Слезы высохли. Она никто. Никто в чужом и незнакомом мире. Евгения должна продолжить обучение! Но сперва вернуться в свою комнату, чтоб привести себя в порядок.

По обыкновению особняк, в котором поселили Ливадову, был пуст. По крайней мере, так казалось со стороны. В холле на первом этаже дежурил скучающий офицер, на лестнице ещё повстречала слугу. В первые два дня девушка пыталась разговорить кого-нибудь из прислуги, но ей вежливо улыбались да отделывались односложными ответами или же, не произнося и слова, продолжали заниматься своими делами либо удалялись. Все время одно и тоже. Хотя… Пару раз Ливадова ловила завистливые взгляды. Не всем повезло жить в золотой клетке.

Сбежать из неё! Ливадова несколько раз всерьез раздумывала о побеге. Но куда она подастся? Женька непроизвольно потерла цепочку из двух рядов переплетенных между собой колец. Как избавится от браслета? Да даже, если снимет, то каждый уголок в поместье просто обязан быть под наблюдением, не говоря уже о нетчипе. Ливадова не верила, что нельзя отыскать человека по сигналу от микросхемы в его голове.

Нет, она должна стать своей в этом новом мире. А вот Андрей…. Она найдет! Обязательно найдет брата! Но как заставить Воронцова предпринять хоть что-нибудь для поиска? Владимир сказал, что Андрея в Красный сектор не доставляли, он где-то в Диких землях.

Иными словами, пропал. Евгения не верила, что Андрей сгинул. Он же спецназовец! Как-нибудь выкарабкается, и они найдут друг друга.

Дверь номера бесшумно отворилась. Войдя к себе, Ливадова вздрогнула: показалось, что в комнате кто-то есть. Хорошо, что только показалось. Евгения с ненавистью подумала о Воронцове. С ночными визитами девушка свыклась, однако днем видеть его выше её сил.

— Кого я обманываю? — прошептала Ливадова, разглядывая в зеркале по-офисному строгий брючный костюм из серой ткани; сидит хорошо и не мнется.

— Кого? — повторила Женька.

Если Владимир сейчас появится, то придется дать все, что он пожелает. Потому что Евгения Ливадова никто. Она вещь, что принадлежит Воронцову. Сопротивляться бессмысленно, бежать тоже, а, если все-таки заартачится, то быстро увидит сучку Литвинову.

Сопротивление бесполезно, просто раздвинь ноги и получай удовольствие. Она пыталась, но пока получается плохо. Для девушки связь с Воронцовым походила на изнасилование. Побоев и извращений, слава богу, не было. Женька и так делала все, что от неё требовалось и даже старалась. Сын президента уходил довольный, а Ливадова лежала на подушке, размазывая по лицу слезы. Молится и то почти перестала.

Все, что она может — это позволить трахать себя и учиться. Ради свободы. Она пойдет на все, чтоб заполучить гражданство.

Женька горько улыбнулась своему отражению:

— Ну, топай в ванну да умойся. Пора к Артуровой.

По дороге к зданию, где жила Яна, встретила майора Литвинову. Вспомнилась, что называется. Проняло до дрожи в коленях. Женька прошла мимо застывшей на пересечении двух дорожек офицера. Майор по-змеиному, не моргая, проследила взглядом за дикаркой, однако не сказала ни слова. Ливадова два ли не бегом доскочила до дверей белого трехэтажного особняка на высоком цоколе, где жила Яна.

Холл заметно менее просторен, чем в доме с комнатами Женьки. Здесь сын президента не останавливался, это дом, где живут офицеры подразделения, охранявшего загородную резиденцию высокопоставленного гражданина корпорации «Оникс». Лейтенант, дежуривший в небольшом холле, уже знал, к кому пришла Ливадова.

— Они здесь, — произнес он.

— Кто они?

— Прошу вас. Второй этаж, комната номер шесть.

Продолжать беседу офицер явно не собирался. Да и ладно, очень надо… Но кто вместе с Артуровой? Неужели Воронцов? Ливадова покраснела и выругалась. Про себя можно не стесняться в выражениях.

Кто с Яной? Владимир, для которого Ливадова просто вещь и секс-игрушка? Козел… Если б Воронцов сейчас подошел к Евгении и сказал, чтоб раздевалась, то узрел бы шипящую кошку, и именно в этот момент. Вспышка гнева как обычно быстро перерастет в обреченность. Хоть выцарапай она Воронцову глаза! Лучше себе не сделает, и свободу точно не приблизит.

Двери квартиры Артуровой тихо открылись. Обстановка беднее, чем в номере Женьки, зато три комнаты. Со стороны гостиной слышались голоса. Это были Артурова и профессор Мартынов.

— Здравствуйте, — негромко и по старой привычке произнесла Ливадова; из вежливости.

Появление Мартынова настораживало, и вообще он воспринимался крайне негативно. Ничего хорошего его исследования для Женьки не принесли. Чего припёрся? Хоть и говорил Мартынов, что иногда личным присутствием будет проверять ход эксперимента, однако уж больно скоро пожаловал, это и Яна за завтраком отметила.

Ученый бросил на вошедшую мимолетный взгляд, на приветствие не ответил. Здороваться с дикаркой выше его достоинства. Мартынов был возбужден. Идеально сшитый и подогнанный под фигуру клетчатый костюм и лакированные туфли резко контрастировали со взъерошенными седыми волосами.

Женька устроилась в кресле подальше от профессора и аспирантки, нацепив маску равнодушия, хотя на самом деле на душе очень тревожно. Просто так Мартынов сюда не приедет, а с чем-то хорошим для неё тем более.

— Подождем, — профессор подытожил разговор.

— Хотите чаю? — Яна сияла, вот уж кому прибытие Мартынова было в радость.

— Можно.

Предложение, разумеется, Ливадову никоим образом не касалось. Улыбающаяся Артурова побежала на кухню. Профессор, оглянувшись, уселся в кресло напротив Женьки. На девушку он обращал внимания не больше, чем на мебель.

— Кого подождем? — не выдержала Ливадова. Внутри все сжалось от плохих предчувствий.

Профессор оглядел Евгению с головы до ног. Выражение его лица являло открытое пренебрежение к дикарке из прошлого. Однако, скривившись, Мартынов снизошел до ответа:

— Владимира Владиславовича.

Воронцова! Женьку озадачила собственная реакция. Она… Обрадовалась? Ну, конечно, почувствовала облегчение, узнав, что скоро появится Воронцов. Странное это желание — увидеть его побыстрей. Но быть в одной комнате с Мартыновом, оказывается, хуже, чем рядом с Воронцовым. Появление сына президента неминуемо отвлечет на него внимание профессора. Ливадова представила между собой и ученым фигуру Воронцова, и аж легче стало. Он-то сможет поставить профессора на место.

Владимир вошел в комнату одновременно с Артуровой, которая держала поднос с чашкой горячего чая. Сын Президента был в зеленой форменной одежде майора сухопутных сил. Впрочем, как всегда, и Ливадова уже знала, что означают две звезды — по одной на каждом погоне. Майор Воронцов решительно отказался от предложения вдруг смутившейся и потерявшей окрылённость аспирантки, заявив, что чая с него на сегодня хватит.

Мимолетно взглянув на Женьку, Воронцов упал в кресло, которое отделялось от Мартынова низким столиком со стеклянной столешницей.

— Игорь Иванович, здравствуйте, — Воронцов тяжелым взглядом окинул профессора, сын президента пребывал, очевидно, не в духе. — Надеюсь, у вас имеется достаточно веская причина, которая побудила срочно вызвать меня в Медвежью горку. Пришлось отложить дела, а они не терпят отлагательств.

Женьке стало неуютно, отчитал Владимир не её — профессора Мартынова, которого она терпеть не может, но сказано было так, словно выговаривает нашкодившему мальчишке. При том, что разница в возрасте не в пользу Воронцова.

Ученый нахохлился и с вызовом посмотрел на сына президента. Однако начал, как это было принято средь цивилизованных людей, что двадцать первого, что двадцать третьего века.

— Здравствуйте, Владимир Владиславович, — сказал он. — Искренне рад вас видеть.

— Я тоже, — Воронцов не был столь любезен. — Переходите сразу к делу.

— Как вам будет угодно, — Мартынов смотрел на оппонента исподлобья, по-волчьи. — Четыре дня назад, после оформления сделки в отношении Ливадовой, вылет в вашу резиденцию был отложен до самого вечера. Помните?

— Нет.

— Не важно, — не смутился Мартынов. — С чего бы начать… Наш эксперимент показал удивительные результаты. Полный приём реципиентом нетчипа. Никаких отклонений не выявлено!

Воронцов помрачнел, откинулся на спинку кресла и, едва заметно покачав головой, вперил взор в Мартынова.

Женька заерзала в кресле. Чтобы это все значило? Глянула на Артурову, что присела у выхода из комнаты, так и не выпустив поднос с чашкой чая. Яна необыкновенна бледна, она вся сжалась, будто хотелось спрятаться, что при её размерах выглядело бы комично, кабы не необычайная взволнованность на её лице.

Еще раз! Да что же здесь происходит! Ливадова бросала взгляд то на одного, то на другого, то на третью. Все они прекрасно понимают контекст беседы, но только не Евгения! Чтоб им всем провалится!

— Но мы всё должны перепроверять трижды!

— Профессор, давайте переходить к существу, — не скрывая раздражения, произнес Воронцов, — вы направили дикарку к своим медикам.

— О! — во взоре Мартынова появился блеск торжества. — Вы, конечно же, догадываетесь, для чего производились дополнительные обследования.

— Интересно, — потер подбородок Воронцов, по-прежнему не сводя недоброго взгляда с ученого, — было ли у вас право таскать мою собственность полдня по кабинетам?

— Не у меня! — Мартыв аж подскочил на месте. — У Национального университета!

— Будьте уверены, Игорь Иванович, я в этом разберусь.

— Если требуется, университет оплатит каждый лишний час.

— Разумеется. Все за всё заплатят.

Обещание Воронцова не сулило ничего хорошего ни университету, ни, быть может, и Мартынову. Напор профессора поубавился, но он не отступил до конца. Мартынов продолжил.

— Вам же известно, что написано в седьмой статье Основного свода законов?

— Игорь Иванович, — Воронцов начал терять терпение, — давайте прекратим апеллировать к моей памяти. Не в моих силах помнить, что написано в каждой статье, а порыться в сети можете и сами. К чему вы клоните?

— Дословно и я не процитирую. Но, по смыслу, гражданином Корпорации может быть человек, чей генетический код соответствует национальным гаплогруппам. Полная правоспособность приобретается после вживления Индивидуальной системы и в случае, если это не влечет за собой противопоказаний.

— Кажется, вы довольно точны, — отметил сумрачный Воронцов и окинул каждого из присутствующих взглядом, остановившись на Женьке.

— У нее, — Мартынов вскочил, замахал правой рукой, указывая на Ливадову, — после имплантации нетчипа противопоказания не выявлены, и генетический код соответствует гаплогруппе R1a1!

У Женьки перехватил дыхание! Что Мартынов хочет сказать?

— Никто не может удерживать гражданина и лицо, которое соответствует статусу гражданина. Владимир Владиславович, это уже цитата! — Мартынов забылся и открыто торжествовал свою победу.

— Вы были крайне негативно настроены к сделке, — сказал Воронцов, он потемнел лицом, его душил гнев, но сын президента удержал себя в руках, — это я хорошо помню.

Мартынов зыркнул по-крысиному на Воронцова и уселся в свое кресло, исподлобья глядя на офицера. Торжество больше не читалось на лице профессора, скорее ожидание ответа. Но Мартынов все же пошел на принцип и довел задуманное до конца. Он не простил даже сыну президента бесцеремонное вмешательство в свой научный проект. Серьезного удара по себе и исследованиям не опасался, потому как его работа под контролем Генштаба и Сената, однако и Владимир Воронцов не из последних мира сего.

Сжав кулаки, Мартынов решительно посмотрел на сына Президента:

— Все необходимые документы для получения гражданства уже в Департаменте миграции МВД.

— Когда? — рявкнул Воронцов.

Его взор уперся сначала на профессора, потом на его ассистентку.

— Комиссия рассматривает вопрос уже завтра, — тонким голоском ответила Артурова. — Так написано в сообщении…

— Довольно! — перебил её Воронцов.

Он поднялся с кресла. Все остальные, включая полупьяную от нахлынувших чувств Женьку, не сговариваясь, тоже вскочили на ноги.

— Евгения Константиновна Ливадова, — заговорил Воронцов, — вы свободны.

Женька всхлипнула и, не отдавая отчет в своих действиях, упала на колени. Рыдая, она согнулась до паркетного пола, спрятав лицо в ладонях. Свободна! Она свободна! Свобода!

— Яна Викторовна, — произнес Мартынов, — активируйте, пожалуйста, Индивидуальную систему Ливадовой на сто процентов.

— Сделано, Игорь Иванович.

— Господа, — потребовал едва ли не рычащий от злости сын Президента, — прошу вас, удалитесь.

Бывшая дикарка не видела и не слышала, что осталась с Владимиром Воронцовым наедине.

 

Глава 12. Ярославль

На правом берегу Волги съезд с моста был незамысловат. Прямая грунтовая насыпь, которая опускалась вдоль русла реки против её течения.

Неспешно двигавшийся автомобиль с американским флагом и белым крестом на дверях миновал пост из пяти автоматчиков, что дежурили на площадке ровно на середине спуска. Рамирес состроил гнусную рожу и, как подумалось Андрею, грязно ругнулся на английском языке в адрес бойцов с татуировками на лицах.

Добравшись до земли, джип повернул к проезду под бетонным мостом, соединявшим переправу через Волгу и земляную насыпь, которая уводила железнодорожное полотно к вокзалу. Бетонный мост — еще одно из того немного, что сохранилось здесь с две тысячи шестнадцатого года. Слева течет Волга, справа зеленый массив, и только впереди железная дорога да мост из серого бетона.

Асфальта нет. Джип ехал по изрядно поросшей невысокой травой грунтовой дороге. За мостом она разделилась: можно ехать вдоль берега либо параллельно железнодорожной насыпью. Когда-то это был Республиканский проезд, и Андрей с удивлением обнаружил сохранившиеся жилые пятиэтажки, которым эта улица заканчивалась у дорожной развилки перед железнодорожным мостом.

Они почти не изменились! Только на всех окнах железные прутья и сетка, проходы между домами соединены крытыми каменными галереями. Часть территории перед домами огорожена забором из бетонных плит и накрыта клеткой. Точно такой же, как по обеим сторонам моста через Волгу.

Большего заметить не удалось, джип уже проехал мимо. Ливадов решил, что в чудом уцелевших пятиэтажках обитает основной контингент… Хм… автоматчиков. Как их еще обозвать? Тех, что держат переправу через реку. Видно, прибыльное это дельце, коль позволяет содержать организованную и военизированную группу.

Что за странный новый мир? Эти в комках цвета хаки, а ещё работорговцы с копьями… Голова трещит при попытках разобраться, куда угодили он и сестра! Сперва были звездолеты, а потом лошади. Косматые вонючие дикари и футуристические костюмы похитителей Женьки.

Теперь вот в одной машине с американцами едет; и он, Андрей Ливадов, в положении раба. При мысли об этом Ливадова охватила злость. Чтоб ты сдох, Рамирес, чёртов!

Джип аккуратно перевалил через яму на дороге, затем через следующую. Железнодорожный мост еще рядом, а, значит, едут по Республиканской улице. Точнее по тому, что от неё осталось. Вместо асфальтированной автодороги в несколько полос продолжается та же убогая грунтовка.

Раньше с проезжей части Волги было не видать — мешала застройка; не высокая, но здания торгового и прочего сопутствующего назначения намертво закрывали обзор. Однако сейчас за не слишком густыми кустарниками и редкими деревьями реку было хорошо видно. Кое-где в зелени заметны нагромождения камня. Все, что осталось от прежних строений.

Скоро повернули направо. Ливадов узнал проспект Ленина. Если всмотреться в череду деревьев слева от тихо урчащего и неспешно двигающегося джипа, то можно кое-где заметить плитку пешеходного бульвара, разделявшего в прошлом две встречные полосы для автомобилей. Андрей не поверил своим глазам и вытянул шею, выглядывая еще один осколок прошлого. Это точно она! Та самая плитка!

Негр, что было задремал, вдруг засопел, запыхтел и вытаращил на пленника глаза. Ливадов без слов понял, что мешает подручноному Рамиреса. Сиди, мол, спокойно и не дергайся.

— O'key, — на это знаний английского хватало, но не более. — Все, я сижу тихо.

Ливадов уставился в стекло со своей стороны, тем более, что слева деревьев стало больше, и той другой части проспекта почти видно. Лишь какие-то смутно различимые в зеленой растительности развалины, а встречная автомобильная полоса давно исчезла; заросла деревьями и кустарниками.

Здесь же грунтовка даже один раз прервалась куском раздолбанного асфальта: несколько метров колдобин с проросшей в ямках травой. Никаких домов на проспекте Ленина со стороны Андрея тоже не видать. Развалины и развалины, да груды битого камня — и все это проглядывается сквозь поглотивший Ярославль лес. Дурацкие многометровые папоротники, Ливадов прошелся по ним ещё парой слов, и не столь уж многочисленные березы, осины и сосны.

Поросль вплотную подступала к дороге. Иногда нависающие над ней — если можно было так назвать две колеи — ветки деревьев царапали крышу. Андрей всегда любил лес, но здесь даже внутри автомобиля ощущал себя неуютно. Мрачные темные заросли на месте мертвого города рождали внутри тревогу, а то, может, и страх.

Бродить здесь в одиночку Андрей бы не стал.

— Внимание! — вдруг громко заговорил Артур Джонс; чтоб слышно было с переднего кресла, назад он не оборачивался, — сейчас включатся камеры, и я начну запись блога. Ты будешь молчать и раскроешь рот только, когда я тебя спрошу. Ты будешь совсем соглашаться и давать…

Рамирес замялся, подбирая на русском нужное слово.

— Утвердительные ответы! — нашел он.

Ливадов молчал. Упрямство и злость не позволяли соглашаться. Да и что вообще наговорит Рамирес?

— Ты понял? — в голосе Джонса зазвучало явное раздражение. — Утвердительные!

— Понял, понял, — произнес Андрей.

Разум восторжествовал. Не время быковать, он еще отыщет случай вцепиться в глотку Рамиресу и двум его подручным, но не сейчас.

Плотные заросли неожиданно расступились. Джип выкарабкался на широкую поляну, повернув налево, и Андрей сперва прочувствовал, куда приехали, а потом и вспомнил местность. Они двинулись по Советской улице.

Две дорожные колеи оставались по-прежнему убогими, но, странное дело, лес отступил и изрядно поредел по правую руку от дороги, а меж деревьев показался узнаваемый остов четырехэтажки, что когда-то примыкала торцом к исчезнувшему перекрестку. Окрашенная в желтое штукатурка отвалилась почти везде, от дома остались лишь частично обгоревшие стены. Внутри каменного каркаса стен и вокруг домов — новый лес, однако куда менее густой в сравнении с противоположной стороной Советской улицы. Там деревья по-прежнему стоят стеной.

— Куда мы едем? — не удержавшись, спросил Андрей.

— Shut up! — ответ Рамиреса был короток. Заткнись!

— Понял, босс, — буркнул под нос Ливадов. Не долго тебе, сука, осталось.

Андрей покосился на негра. Тот снова растянулся в белозубой улыбке и весело подмигнул рабу. Вот же весельчак! Пленник выругался. Смешно ему, но ничего, будет и на нашей улице праздник.

Негромко урча мотором, джип ехал дальше. Слева через поредевший лес на землю падало множество солнечных лучей, день выдался ладный, но тревога и ощущение опасности никуда не делись.

— Action! — громко произнес Рамирес.

Команда к съемкам прозвучала для Андрея почему-то внезапно, он завертел головой в поисках камеры, которая будет его снимать, только ничего не обнаружил. Запись в салоне автомобиля велась их скрытых устройств.

— Друзья, это снова я, Артур Джонс, и я вновь разговариваю с вами по-русски, чтобы разговор понимал мой раб. Вы же помните его по прошлому выпуску?

У Ливадова зачесались кулаки — казалось, что Рамирес рассказывает о нем, словно о какой-то мартышке.

— Мы накормили его, приодели.

Ливадов заскрежетал зубами от нахлынувшей на него ярости, однако сдержался и сохранил внешнее спокойствие; уставился в окно, чтобы не подыгрывать съемке. Стены их красного кирпича с проемами высоких окон трудно было не узнать. Старинное здание ликеро-водочного завода сохранилось очень хорошо, не видно только ни одного куска стекла в черных и пустых оконных глазницах… Из них как будто наблюдает, затаившись в развалинах.

— Посмотрите на него, — продолжал Джонс. — Андрей! Андрей, ты слышишь меня.

Ливадов отвел взор от неживого пейзажа:

— Да.

— Я рассказывал тебе, что целью моей поездки в Старую Россию, было посещение уцелевших после войны христианских храмов. Это блог миссионера и путешественника, — Джонс развел руками, обращаясь к своим зрителям, — и мы почти добрались до последней точки из списка церквей, которые я собирался посетить.

Андрей слушал и молчал. Ничего о себе Джонс, конечно, не рассказывал, но Ливадов должен соглашаться с ним.

— Помнишь, я говорил тебе про церковь… — Рамирес на мгновение замялся, ему предстояло выговорить непривычное слово, — церковь… Прасковеи Пятницы.

— Помню, — солгал Андрей. Американский придурок переврал название. Ливадов и сам часто путал в детстве, пока набожная бабушка не научила, как говорить правильно. Церковь Параскевы Пятницы.

— Ты ведь тоже захотел её увидеть?

— Конечно, — кивнул Андрей. Движение головой вниз напомнило об ошейнике. Сука!

— Мы почти добрались до неё, и я должен хотя бы кратко поведать зрителям об этом храме, — продолжал Джонс.

Ливадов не слушал американца. Внимание привлекло еще одно здание по улице Советской. Серая жилая девятиэтажка, выступающая над густым окружающим её кустарником. Длиннющая. Ничего не осталось от перекрестка дорог, у которого она начиналась, но стены сохранились очень хорошо и они должны тянуться до следующего перекреста с улицей Республиканской и далее вдоль неё к проспекту Октября почти на полквартала.

Стекол нет, крыши, кажется, тоже, но… Андрей крепко выругался про себя. Что это было? Он заметил человека на разбитом балконе седьмого этажа. Большего, чем темная фигура, быстро скрывшаяся внутри здания, разглядеть не удалось.

Хрен бы с ней! Но в душе заскребли кошки. Появилось недоброе предчувствие. В мертвом городе от случайного встречного ничего хорошего не жди.

— А после мы вернемся в USA! — продолжал Джонс. — Я свяжусь с властями, те сделают запрос в Красный сектор. Если мой раб гражданин красных, русские выкупят его.

Андрей замер после услышанного. Русские? Выкупят его? Может быть, это надежда на спасение? Но… Он точно не является гражданином никаких красных? Не те ли это люди, что похитили сестру? Не окажется ли он снова на положении раба?

Ливадов снова выругался, давя в себе малодушие. Несмотря на все сомнения, так хотелось, чтобы рабский ошейник просто сняли русские, для которых он окажется своим. Да только что будет, если это будут какие-нибудь не такие или не те русские?

Девятиэтажка походила полуразрушенный заброшенный замок в лесу и все тянуласть и тянулась вдоль грунтовки справа от неспешно идущего по колдобинам автомобиля. Вообще-то к церкви должны были свернуть прямо перед ней, но в зарослях слева от дороги проезда не было.

Ехали теперь в тишине. Андрей вдруг понял, что Рамирес смолк, и, признаться, это обрадовало. До тошноты противно играть в спектакле миссионера.

Грунтовка и джип добрались до внутридворового проезда через девятиэтажку, его хорошо видно над кустарником. Здесь раньше был светофор на пересечении Советской и Республиканской, которая, кстати, в прошлом напрямую вела к Железнодорожному мосту. А нынче никакого перекрестка: грунтовка просто берет влево, делая поворот почти под прямым углом.

Прежде вокруг перекрестка было просторно. Дома отступали от дороги, а по направлению к Волге и мосту, слева вдоль Республиканской улицы, располагался сквер — почти до самой церкви, куда направлялся джип американца. Сейчас по обе стороны от грунтовки все заросло папоротником. Кое-где меж стволов видны груды камней.

Неожиданно грунтовка и папоротник по обе стороны от неё кончились. Обширная прогалина с невысокой травой и сиротливым бетонным столбом, который когда-то держал лампу уличного освещения. Остальные, что в прошлом торчали из круглой клумбы, давно исчезли, а он невесть зачем сохранился посреди Октябрьской площади.

Это была она. Сквозь окна на стороне негра и белобрысого водителя видна церковь Параскевы Пятницы и далее сквозь лобовое стекло — дома, что высились по Республиканской улице, когда она продолжалась после площади.

Разноэтажные, от двух до девяти этажей, и разных же эпох. Отсюда даже казалось, что все дома неплохо сохранились. Стоят по обе стороны от проезжей части, а вот дороги больше не существовало. Меж строениями густая поросль, и проезда нет. Понятно теперь, почему джип сделал круг: чтоб добраться сюда до церкви.

Другие улицы сгинули, всё поглотили деревья. Наверно, от Пятницкого парка и пошла эта густая зелень — он должен был находиться на противоположной стороне площади, а сейчас и не отличишь заросли на месте парка от прочего леса вокруг площади.

— Tommy, — нетерпеливо произнес Рамирес.

— Yes, sir, — белобрысый водитель встрепенулся. Да, сэр.

Он отпустил руль и нацепил на правое ухо наушник с отростком микрофона, а, затем потянувшись куда-то, достал массивные очки, закрывшие половину лица, и плотные толстые перчатки. Томми быстро надел их и, опустив взор на невидимый планшет, принялся водить по нему пальцами.

— I'm ready! — произнес он. Я готов!

Ливадов, глядя на силуэт белбрысого, подумал о виртуальной реальности.

— Let's go! — послышалось от Рамиреса. Давайте!

Он и чернокожий тоже нацепили на правое ухо наушник с микрофоном и вдобавок вооружились. Негр, осклабившись, уже держал снятую с потолка штурмовую винтовку. Спереди послышался звук передернутого затвора.

Полюбоваться на церковь собрались? Андрей усмехнулся про себя. Хороши паломники!

— Выходим! — вновь скомандовал Джонс.

На сей раз по-русски, и вдобавок Ливадова остро кольнуло в шею. Тварь! Рамирес гнал его из машины, понукая болью, словно животное.

Когда вылезли из машины, Андрей оказался между негром и Джонсом. Помимо двух пистолетов, тот также снарядился тяжелым автоматом. Над головами зависли четыре дрона-камеры. Три полетели в сторону церкви, а один из них завис напротив Рамиреса который картинным жестом приподнял над банданой шляпу.

— Здравствуйте! Снова с вами я, Артур Джонс, и, как и обещал, мы у церкви… Пара…Параскевы Пятницы. Мы…

В этот раз Рамирес произнес название правильно. Больше его Ливадов слушать не стал, сосредоточившись на развалинах белого здания. Там кто-то был. На них кто-то смотрел злым и голодным взглядом.

 

Глава 13. Свобода

Женьку трясло, будто в лихорадке. Она беззвучно рыдала, не в силах остановить слезы. Влага текла против воли, и уже завыть хотелось, лишь бы слезы прекратились, но природа оказалась выше разума.

А, может, она обманывает себя, и такова её натура — слабая, девичья. От одной только мысли, что свободна, к горлу подкатывает новый комок, она всхлипывает и продолжает рыдать.

— Встань.

Это сын президента. Почему не убрался-то со своими учёными?

— Встань, — Воронцов повысил голос.

Только плевать Женьке на него с высокой колокольни. Она свободна! Все смотрит и смотрит на двухрядную цепочку из золотых колец, спавшую с руки. Символ и воплощение бесправия, и она больше не на ней.

— Встань, сука!

Женьку проняло. Перехватило дыхание, как после удара сапогом под дых. Ливадова неожиданно поняла, что стоит на четвереньках, опустив голову к полу, и часто-часто дышит, жадно глотая воздух. Она задыхалась от охватившей ярости.

Сука? Сука, он сказал?

Ливадова подняла взор на взбешенного, раскрасневшегося Владимира, сжимавшего и разжимавшего кулаки. Он не отводил взгляда, но и она не спрятала глаза. Смотрела на него снизу вверх, пока не восстановилось дыхание. Не думая даже, выглядит ли она со стороны глупо или нет. Какая вообще разница? Он назвал её сукой!

Владимир сдался. Глянул в сторону и, глубоко вздохнув, произнес примирительно:

— Поднимись.

Девушка поднялась, по-прежнему с вызовом и злостью глядя на бывшего хозяина. Странное внутри чувство. Знает Воронцова всего-то несколько дней, а как будто полжизни прошло, и уж точно есть, за что с него спросить. У Ливадовой есть счет к сыну президента Красной корпорации, он трахал её, словно вещь… Кровь снова вскипает от ненависти к этому человеку.

— Я хочу, — вновь вздохнул Воронцов, — чтоб ты осталась здесь.

Говорил Владимир негромко, и с небольшими паузами после каждого слова. Эмоции свои он взял под контроль, чего не скажешь о Женьке.

— Жить здесь? — выпалила она. — Чтоб ты трахал свою суку и дальше?

— Прости, я не…

— Да пошел ты!

— Все! — Воронцов побагровел. Рубанул воздух перед собой ребром ладони. — Больше не желаю это все выслушивать!

— Я больше не твоя! Я свободна!

Неожиданно Воронцов оказался возле девушки. Схватил за плечи и притянул к себе, склоняясь к губам! А она совершенно беспомощна! Физическая сила офицера подавила жалкую попытку оттолкнуться и вырваться из крепкой хватки. Но Женька все еще могла вертеть головой, чтоб не подставиться под поцелуй.

Отчаянное желание вырваться всполошило злость, которая по-прежнему была с девушкой. Думает, сцапал в объятья да поцелует, а она и растает? Потечет?

Получи!

Девушка ударила коленом в уязвимое место. Жаль, что не так удачно, как хотелось бы! Не слишком сильно получилось, однако Воронцову этого хватило. Он оттолкнул от себя бывшую собственность, немного склонился и — Ливадова отметила это с мстительным удовлетворением — скривился от боли, положив обе руки на поясницу.

Оскалившаяся Ливадова отскочила от Воронцова всего на шаг и, когда краем глаза уловила резкое движение, непроизвольно сжалась, ожидая, что сейчас прилетит по лицу. Но сын президента лишь ткнул пальцем ей в грудь.

— Ты, — во взоре бушевала буря, — действительно свободна! Я немедленно прикажу доставить тебя в город и велю перечислить денег.

— Спасибо, — произнесла Ливадова; хотелось произнести сказанное, как можно более презрительно, чтоб уязвить бывшего господина. Однако тот ранил больнее.

— Да, деньги ты заслужила за свою… хм, работу.

У Ливадовой вновь перехватило дыхание. Будто расплачивается с ней как со шлюхой!

— На первое время хватит, а дальше можешь заняться тем же.

— Думаешь, я проститутка?

— Не знаю. Утром ты была еще рабыней, а завтра можешь стать подопытной мартышкой Мартынова. Советую вернуться с ним в Красноярск и продолжить эксперимент. Ученые будут платить.

— Спасибо, что просветил, — язвительно произнесла Ливадова, грудь её высоко, часто вздымалась и опускалась, внутри смешалось возмущение и гнев.

— У меня все, — Воронцов полностью взял себя в руки, на лице непроницаемая маска спокойствия.

— Слава богу, — резко ответила Ливадова, — я уж устала от этого разговора.

— Но если желаешь, — Воронцов не удержался от того, чтобы задеть девушку; честно говоря, она во многом еще воспринимается, как его игрушка, — оставайся, и мы продолжим. Жить будешь очень хорошо.

— Но не долго, — съязвила Женька.

— Тебя, одичалая, не понять.

— А и не надо!

— Тогда у меня действительно все, — крутанувшись на каблуках, Воронцов решительно направился к выходу из комнаты. — Сейчас пришлю кого-нибудь. Сиди здесь, и не забывай, что ты у меня в гостях.

Воронцов бросал слова через плечо, не оборачиваясь. Хотелось задушить дикарку, но сын президента, офицер не может дать волю чувствам. Убийство собственного раба, конечно, не приветствовалось, но впрямую не поощрялось. За исключением нужд Красной корпорации и прочих корпоративных субъектов, при условии, что это не убийство ради убийства. Смерти должны быть обоснованы и целесообразны.

Внешнее спокойствие далось нелегко. Мысли в голове сменяли одна другую со скоростью света. Лишение жизни полугражданина — это уже уголовное преступление, и здесь закон не делает разницы между смертью полугражданина и гражданина. При том, что Воронцов немедленно оформил через свой нетчип свободу дикарки из прошлого, едва услышал от Мартынова, что тот уже направил в МВД документы для проверки соответствия одичалой требованиями гражданства.

По университетским данным генетика и Индивидуальная система девушки без противопоказаний, поэтому на момент проверки Ливадова должна быть свобода. Иначе после положительного результата случится большой скандал. В собственности сына президента та, кто стала гражданкой! Так они скажут? Недоброжелатели-то, которых у Владимира Владиславовича Воронцова в избытке.

Пускай на момент проверки Ливадову опекает Национальный университет и лично чёртов профессор. Тогда вопросов не возникнет — полуграждане, дети бывших дикарей, которые получили заветный статус полугражданина и которые с раннего возврата воспитываются в цивилизованном секторе, часто получают гражданство. Если соответствуют нужной галлогруппе, и нетчип после вживления не доставляет проблем.

Воронцов хотел оставить девушку из прошлого при себе, она ему нравилась, и, возможно, Ливадова стала бы его любовницей надолго. По меньшей мере, был не прочь поселить её здесь, в резиденции под Красноярском, а такого никогда не удостаивалась ни одна из тех многих, с кем Владимир спал.

Но эта же…Настоящая одичалая. Вывела из равновесия, и вообще крайне неблагодарна. Как никак, он дал дикарке из прошлого свободу и, значит, полугражданство, а в ответ шипит, будто кошка. Дрянь! Пускай идет теперь на все четыре стороны!

Владимир Воронцов замер на мгновение в метре от выхода. Ничего… Далеко не убежит. Национальный университет и лично Мартынов не имеют права потерять столь ценный образец научного эксперимента. Он же, как куратор исследования от Генштаба, всегда и быстро найдет Ливадову. Если она вдруг понадобится.

Раздвижная дверь тихо закрылась за офицером. Евгения Ливадова осталась в квартире Артуровой одна, только ненадолго. Скоро появилась майор Литвинова, вот уж кого хотелось видеть меньше всего.

Красивая стройная женщина в форменной одежде с холодным взглядом. Черные волосы под офицерской пилоткой по-прежнему затянуты в узел на затылке.

— Здравствуйте, — произнесла майор; когда увиделись во второй раз за день, она соизволила поприветствовать дикарку. Литвинова змеиным взором оглядела Женьку, и затем столь же бесстрастно — обстановку комнаты.

— Здравствуйте, — Женька ответила из вежливости, но любезничать тоже не собиралась. Смотрела на свою мучительницу косо, недружелюбно.

— Мне сообщили об изменении в твоем положении, и только что я получила распоряжение от Владимира Владиславовича.

Хоть и стоящая перед Литвиновой девушка больше не рабыня, однако майор не может относиться к неё лучше, чем к обыкновенной дикарке. Сейчас она уже полугражданин. Но неужели эта одичалая выскочит из клоаки второсортных, полуграждан, и получит гражданство? Это было бы неправильно. Нельзя давать гражданство дикарям.

— Что вам нужно?

— У тебя один час на то, чтобы покинуть резиденцию.

— С радостью! — Женька сказала это, словно бросила вызов.

— Следуй за мной.

— А если я не хочу?

Ливадова направилась к креслу, на котором сидела во время разговора с Мартыновом.

— Стоять!

Обернувшись, Евгения заметила, как у майора Литвиновой дернулся уголок рта. Она хотела выкрикнуть что-то ещё, но все ж сдержалась. Ливадова улыбнулась — её все-таки удалось! Хоть на мгновенье, но сорвала с сучки-офицера маску невозмутимости.

— Я никуда не пойду, — Ливадова поудобней устроилась в кресле.

Получив свободу, она испытала шок, потекли слезы; потом охватила злость, а сейчас едва ли не кружилась голова. Она как пьяная, желалось нечто, что сама не могла понять. Хотелось делать все наперекор и дерзить своим недавним обидчикам. Евгения не думала о ближайшем будущем, она просто не могла представить, каким оно может быть. Занятий с Артуровой было слишком мало, чтобы узнать новый мир.

— Следуй за мной, — повторила Литвинова, сложив руки на груди. — Иначе пойдешь в наручниках и под конвоем.

Женьке вздумалось поартачиться, только весь облик майора говорил, что она не намерена играть с одичалой. Если надо, выволокут за ноги. Вот же сучка крашенная! Нет, не шутит. Да и шутит ли она когда-нибудь вообще?

— Иду, — буркнула Женька, поднимаясь со своего места.

Литвинова обернулась спиной к дикарке:

— Не сомневаюсь, что ты не отстанешь. Быстро за мной!

Они миновали сад и добрались до главного дома резиденции, где располагались и апартаменты Евгении Ливадовой. Точнее квартира, которую девушке предстояла незамедлительно покинуть.

Правильно ли она поступает? Женьку охватили сомнения. Здесь крыша над головой, тут во всем будет обеспечена. Как в золотой клетке; знай себе, спи с Воронцовым, да думай, как брата спасти.

Ливадова закусила нижнюю губу, чтоб не расплакаться. Упрямство, что перечило голосу рассудка, гнало прочь из постели сына президента Красной корпорации, а, значит, одного из самых богатых и влиятельных людей этой новой России, куда угораздило же попасть. Нужно плюнуть на собственную гордость и остаться. Но…

Нет, и еще раз нет. Она уходит, потому что она свободный человек, а не предмет для удовлетворения чужой похоти! А брата она обязательно сыщет, и без помощи Воронцова. Тем более тот уже говорил, что Андрея найти не в силах. Вот, козел. Козлище!

Но и она не дура ли? Подумалось даже, вдруг появись здесь и сейчас Владимир, разговор с ним мог оказаться совсем другой, чем в квартире Артуровой. Хорошо, что сына президента сейчас рядом нет. Зато есть змеюка подколодная. Женька собиралась под пристальным и молчаливым взором майора Литвиновой, которая следовала за дикаркой, как банный лист.

— Что у вас тут камер наблюдения нет, что ли? — не выдержала Евгения.

— Не твое дело, — невозмутимо ответила Литвинова, устроившаяся в углу спальни. — Заканчивай поскорее.

— Почти уже! — раздраженно бросила дикарка.

Когда поднялись в квартиру, Женька обнаружила «любезно» предоставленный чемодан, куда сложила немногочисленные свои пожитки: нижнее белье, гигиенические принадлежности, домашний халат и тапочки да два комплекта одежды для выхода в люди. Все это строгая Литвинова велела забирать с собой.

— Спасибо, что не голой выставляете.

— Что? — полуобернувшись спросила майор.

Она все же решила покинуть жилье Ливадовой, чье бурчание настигло офицера буквально в шаге от выхода.

— Ничего, — отмахнулась Женька.

— Я вернусь через десять минут. С тобой кое-кто хочет поговорить.

Конечно, это были профессор Мартынов и Яна Артурова. Ученый буквально сиял, будто только что получил самую главную награду в честь своих научных трудов. Его помощница была явно настороженна. Чувствовалось, что она сейчас не в своей тарелке.

— Милочка, — Мартынов начал с вступления, что у определенной когорты интеллигенции не исчезнет и за века, — мы хотим тебе кое-что предложить.

Не трудно догадаться, что имеется в виду.

— Мое вам категорическое нет! — Женька встала в позу. — Я не кролик для эксперимента.

— Но ты же часть его, — искренне недоумевающий профессор в это мгновение ничуть не напоминал расчётливого и мстительного пройдохи, что умудрился обвести вокруг пальца аж самого сына президента. — Я даже не предлагаю лететь с нами в Новосибирск. Всего-то позволь нетчипу передавать в университет твою биометрию.

— Нет, — Женька начала закипать; сегодня она заводится с пол оборота, от злости на всех этих выродков аж голова разболелась.

— Взамен получишь деньги, — профессор не унимался, — пуская небольшие, но живые. Они тебе теперь пригодятся.

— Профессор, лучше верните меня и брата домой!

— Это невозможно!

— Тогда не морочьте мне голову.

— Видишь, Яна, — с притворным прискорбием посетовал Игорь Иванович, — мы сделали для неё все возможное и невозможное. Она вот-вот получит гражданство. А благодарность? Где, я вас спрашиваю, простая человеческая благодарность?

— Там же, — процедила сквозь зубы Женка, — где мой брат. Уходите!

— Что ж, извольте. Уходим, — профессор действительно уходит, только оговорился напоследок. — Но я буду вынужден ходатайствовать о вашем принудительном лечении!

— Исследовании, — поправила Яна.

— Все! Уходите! Уходите уже!

Женька демонстративно повернулась к профессору и аспирантке спиной. Скоро услышала звук открывающихся дверей.

— Ты готова?

Как только профессор и его помощница покинули дикарку, вновь появилась Литвинова. Вместе с ней теперь прибыли двое автоматчиков. Это было бы смешно, если не взаправду. Её, Женьку Ливадову, будут выпроваживать сучка-змеюка офицерша и два вооруженных лба. Как будто она хоть чем-нибудь опасна.

Фыркнув для приличия, Евгения последовала на выход. С вещами. Поймала себя на мысли, что нет никакого желания взглянуть напоследок на свое жилье. Ливадова чуть ли не с радостью переворачивала страницу последних нескольких дней своей жизни.

На взлетной площадке у пруда мигали огни, и там уже ждал самолет. Кажется, тот же, что привез из Новосибирска, только без лейтенантника с сальным взглядом.

— Я буду тебя сопровождать до Красноярска, — известила Литвинова, когда подошли к трапу.

— Разве я преступница?

Майор Литвинова хмыкнула в ответ и так оглядела Женьку, словно та в самом деле опасная уголовница.

— Кто вас дикарей разберет, — добавила офицер.

Вместе с ней на борт самолета поднялись и два автоматчика с каменными лицами. Летательный аппарат начал набирать высоту. Женька вдруг увидела Воронцова, он стоял в саду, приложив к глазам ладонь козырьком, и наблюдал за уходящим в небо самолетом.

А Евгению Ливадову ждал новый незнакомый город в неизвестном ей мире будущего.

Она одна, и ей очень, очень страшно.

 

Глава 14. У церкви

Нерв над левой скулой дергался. Андрей оскалился и оглядел исподлобья местность. Церковь почти что цела; по меркам нынешнего Ярославля, конечно. Сразу бросается в глаза, что с колокольни сорван каменный шатер крыши, и теперь башня выглядит, как обглоданная со стороны неба кость. А в остальном церковь будто и не пострадала: белое здание старинной архитектуры, состоящее как бы из двух отдельных сооружений, вплотную приставленных друг к другу. Над той частью церкви, в виде куба, где над двумя нижними имелось еще одно окно, даже сохранилась башенка с остовом купола. Время и катаклизмы не пощадили лишь его покрытие.

Андрей поморщился. Что засмотрелся-то? Нерв по-прежнему дергается, а предчувствие настоящей опасности никогда не подводило за всю долгую, как казалось Ливадову, жизнь. Когда вот так дергается под глазом, значит, жопа близко. Их майор любил говорить, мохнатая такая, большая жопа.

Площадь, окруженная зарослями и развалинами, пока тиха. Зато в церкви кто-то есть. Андрей шкурой чувствовал на себе чужой взгляд. Смотрит, гад, из тёмного оконного проема за ржавой решеткой.

— Сними, — Андрей в вцепился в ошейник и с неприкрытой злостью посмотрел на беззаботно ухмыляющегося Рамиреса.

Джонс рассмеялся, поглядывая то на раба, то на растянувшегося в очередной белозубой улыбке чернокожего. Негр тоже что-то чувствует: оглядывается нервно да передернул затвор штурмовой винтовки.

— Нет, — смеясь, Рамирес покачал указательным пальцем и затем обратился к парящему перед ним дрону. — Дорогие друзья…

Что он несет? Сейчас их будут убивать! Андрей выругался, не стесняясь в выражениях.

— Сука, — завернул он в конце и в тот же миг скривился от боли.

Укол ошейника с ног не сшиб, но вышел неслабым. Рамирес быстро напомнил, кто за главного, а кто за скот.

— No! — процедил американец. Нет! Теперь веселья нет ни в его глазах, ни на морде.

Да хрен бы с тобой! От развалин церкви прямо-таки несет смертью, а они, полные кретины, стоят на открытом месте. Что если пальнут по ним сейчас?

— Вот же!..

Андрей снова выругался. Нет, стрелять по ним никто не собирался, потому что из-за угла храма Параскевы Пятницы выбралось нечто. До развалин метров двести, не столь уж близко, но хорошо видно, как опустился на четвереньки и двинулся к джипу и вылезшим из него людям… Человек?

Неприятный мерзкий холодок пробежал меж лопаток Андрея. Он не знал, что хотел заснять Артур Джонс у развалин старинной русской церкви — может и сами развалины, Ливадов ведь и не вслушивался в его болтовню на камеру — но что-то явно пошло не так. Потому как существо, которое неспешно приближалось к ним, не могло быть человеком.

Существо… Именно так, а не иначе. Было когда-то человеком, но люди не передвигаются, будто пауки. Туловище параллельно земле с задранным на джип лицом. Широко расставленные в сторону конечности. Кажется, даже, что удлиненные, и суставы в них, наверно, измененные. Так расставить ноги и руки да перебирать, словно насекомое, человек не умеет.

Быстро бежит!

С крыши джипа заработал тяжелый пулемет. Бьет, что музыка, для бывшего спецназовца, и аж отлегло с души — очень неуютно, когда на тебя, безоружного, несется какая-то тварь: то ли человек на четырех лапах, то ли не пойми кто. Андрей сплюнул.

Крупнокалиберное оружие, спроектированное против легкобронированных целей, стреляло точно и буквально разнесло странное существо на части. Пули вырывали из плоти целые куски, разбивали конечности, только тварь какое-то время ещё продолжала бег. Потребовалось несколько секунд, чтобы существо, вдруг резко набравшее под огнем ход, остановилось и упало. Вернее то, что от него осталось; в сотне метров от джипа и людей.

Пулемет смолк.

— Что это? — Андрей посмотрел на Рамиреса.

— Некроформ, — Джонс был бледен, но сохранил выдержку и будто бы спокоен. — Не слышал про таких?

— Нет.

— Друзья! — американец переключился на камеру. — Русский говорит, что ничего не знает о некроформах! Мы собирались ближе ознакомится со зданием церкви семнадцатого века, но теперь придется показать русскому, что такое некроформ! Вы должны были видеть, как Томми только что разделался с ним!

Ливадов угрюмо взглянул на Рамиреса. Шпарит, как заправский репортер, да все пялится на дрон, который его снимает, а лучше бы глядел по сторонам. Андрей был уверен, что пораженная пулеметом тварь здесь не одна, а он, сука, без оружия да в рабском ошейнике!

Негр больше не улыбался и пытался держать взглядом всю обстановку вокруг себя. Это немного успокаивает, ведь еще есть Томми, что столь ловко лупит из тяжелого пулемета; наверняка, электроника помогает. Но какого, скажите, пожалуйста, приперлись сюда? Очень неуютен и опасен оказался нынешний Ярославль. Мертвый город

— Идем! — Рамирес направился к неподвижному телу твари. — Давайте за мной!

Андрей и чернокожий подручный миссионера переглянулись. Негру тоже не нравилась затея бродить по городу и он тоже чует неладное, однако подчиняется Джонсу беспрекословно.

— Go! — автоматный ствол в руках чернокожего указал в сторону Рамиреса. Иди!

— Понял, — буркнул Андрей, добавив в сторону негра. — Не умничай только.

Ливадов двинулся за миссионером. Чернокожий ступал чуть левее, а за тройкой людей следовал, негромко урча мотором, джип. Огневая мощь пулемета, продемонстрированная пару минут назад, вселяла уверенность. Однако чужих взоров тоже прибавилось. Надо сказать, голодных взоров, и Андрей ощущал их сейчас не только со стороны церкви. Хоть бы дроны, которые должны летать где-то вокруг джипа, вовремя засекли всех. Остается надеяться, что Томми не только с пулеметом отлично ладит, но и про разведку не забудет.

Но куда же прется Рамирес?

Ноги надо уносить! Пока не поздно! Андрей пропустил сквозь зубы пяток крепких словечек. Без оружия все равно, что голый, а еще этот ошейник! Надо избавляться и от него, и от американцев. Придурошный Рамирес упорно лезет под раздачу и, понятно, Ливадову перепадет вместе с ним.

Когда до расстрелянной из пулемета твари было с десяток метров, шедший впереди Джон остановился и картинно вздел кверху руку. Андрей усмехнулся. Морской котик, блин.

— Можешь подойти ближе и рассмотреть его, — Джонс обращался к русскому. — Иди же!

Андрей стоял на месте: благоразумие подсказывало не приближаться к неподвижной твари, однако вновь напомнил о себе ошейник. Начал жечь, будто Рамирес вздумал раскалить его докрасна.

— Быстро!

Ливадов скривился от боли и пошел вперед. Не время сейчас быковать.

— Иду!

Пытка мгновенно прекратилась, едва Андрей сделал первый шаг к человекообразному существу. Крупный калибр изрядно изорвал это. Ливадову трудно было подобрать слова, чтоб описать увиденное. Как сказал Джонс? Некроформ?

Первое, что бросилось в глаза — отсутствие крови. Ни на кусках темной плоти, оторванных от существа, ни на теле. Но более пугало и отвращало понимание того, что именно лежит перед Ливадовым. Туловище в каких-то лохмотьях определенно раньше принадлежало человеку: в нём, изуродованном пулеметной стрельбой, явно угадывался мужской торс. Кожа посерела и кое-где облезла, открыв потемневшую плоть. На правом плече видно даже открытую кость. Но следов разложения нет.

Получается, человек умер давно, только его тело отчего-то не сгнило — Андрей вздрогнул — мутировало в существо, что передвигалось со скоростью бегущей собаки на четырех широко расставленных конечностях. Да еще не сразу загнулось при тех-то ранах, что нанес некроформу пулемет!

Что это? Зомби? Натуральный зомби-мутант из боевиков и фильмов-ужасов. Нет, не смешно, столкнуться с таким по-настоящему. Где-то внутри Андрея появились ростки липкого страха. Потребовалось нешуточное усилие, чтоб возобладать над слабостью и не запаниковать.

— Пни его, — велел Рамирес. — Не бойся! Сдохло окончательно!

Однако сам американец к телу некроформа не приближался, стоит в десятке шагов и напряженного смотрит на русского. Над головой Рамиреса завис дрон с камерой, а позади, еще метрах в двух вертит башкой негр. Чернокожий прикрывал миссионеру спину, хотя больше толку будет от наматывающих круги над площадью трех других дронов и джипа с тяжелым пулеметом на крыше.

— Чего медлишь? — давил Джонс. — Видишь, голову разнесло. Мозг уничтожен, значит все.

Артур Джонс приступил к реализации своего сценария. Внешне все должно выглядеть, как обычная его запись об очередном путешествии к новому христианскому храму за пределами цивилизации. Только интерес публики за последний год начал стихать. В блог надо добавить экшена, пустить свежую кровь. В буквальном смысле этого слова. По первоначальной задумке лезть на рожон должен был черномазый и возможно даже погибнуть под камерой. Скорей всего.

Джонс мысленно перекрестился, грешен он. Но уж очень нужны деньги! С полугражданином Думбой вышло бы неплохо, однако теперь, когда у него есть русский… Блог побьет все рекорды! Жаль, что смерть главного героя не запланирована — очень хочется получить выкуп от красных. Хотя…Давай же, русский! Начинай свою роль, она пока безопасна! Пока ещё…

— Осмотри зомби! — потребовал Рамирес. — Нет ли чего интересного? Мы б засняли находку на камеру.

Зомби? Андрей покосился на американца. Догадка Ливадова подтвердилась. Но что тут может быть интересным? Зомби-то не первой свежести. Наверно, давно потерял все, что было при нем интересного.

Преодолев отвращение и, чего врать, страх, Андрей вплотную подошел к некроформу. Сдох окончательно? Пули снесли голову, будто той и не было никогда. Мозг неживой твари разлетелся по сторонам вонючим фаршем.

— Несет же от тебя, — Ливадов не смог удержаться, чтоб не зажать себе нос.

Вблизи трупа сильно прет, трудно сразу сообразить, чем именно, но вонища тошнотворная. Что американец хочет тут найти? Изображая покорность и одновременно поглядывая то на развалины храма, то на миссионера и негра за его спиной, Андрей делал вид, что старательно выполняет приказ. Пытается нашарить глазами что-нибудь интересное, только на самом деле Ливадов ежеминутно искал свой шанс, который пока еще не представился.

Вдруг словно под дых дали. В старинном здании вновь кто-то зашевелился и уставился на живых.

— Нет здесь ничего!

Ливадов говорил спокойным, безмятежным голосом, но напрягся, как перед прыжком на врага. Андрей понял, что пора. Эти твари, некроформы и есть его шанс. Рамирес, кажется, хочет во что-то поиграть. Что ж, сыграем и мы!

— Иди внутрь!

— Что?

Андрей взбрыкнул. Придурок-миссионер посылает его в самое логово?

— Иди внутрь церкви! — рявкнул Рамирес.

А он теряет терпение, однако и Андрей напрягся. Внутри что-то подсказывает — сейчас события резко убыстрятся. Что ж, вот и проверим, подойдут ли навыки из разведроты для нового мира. Должны же чего-то стоить два года в Дагестане!

— Войди в ту дверь. Видишь? — продолжал Артур Джонс. — Дрон с камерой полетит за тобой и заснимет все, что ты увидишь.

Ливадов замер, как вкопанный. Пошел этот американец куда подальше! Андрей понял… Теперь внутри все кричало… Сейчас…

Двери церкви с грохотом разлетелись, их вышибло изнутри; и следом в проеме показалось новое нечто — тоже слепленное из умершей плоти. Значительно выше среднего человека, высокая человекообразная тварь с массивным туловищем и широченными плечами, на которых зло таращились на людей глаза сразу двух голов. Некроформ двинулся на живых, косолапо ковыляя толстыми ногами. Небыстро, да только до трех людей и джипа всего-то с сотню метров!

Больше книг на сайте -

— Вот же!.. — Андрей попятился.

Из церкви появлялись новые некроформы. С виду, как обычные киношные зомби, только одежда, если у кого и осталась, уже рванина. Первый, второй… Сразу десять мертвых тварей неровной походкой тащились за двухголовым монстром.

Ливадов ожидал, что Рамирес скомандует убираться, и джип быстро унесет с Октябрьской площади. Но миссионер удивил, он и не думал отступать.

— Попробуешь убежать, — закричал Джонс, обращаясь к русскому, — ошейник сразу заставит пожалеть.

Взгляд Рамиреса не предвещал ничего хорошего для Ливадова, вздумай тот скрыться; а, когда американец перевел взор на некроформов, в нем отразилась смесь азарта и сумасшествия.

Ливадов оскалился, его сердце бешено колотилось: от близости с ожившим ночным кошмаром, да от сумятицы в голове. Либо сейчас, либо никогда!

— Сюда! Быстро!

Рамирес смотрел на парящего слева от него дрона. Рисуется, гад, перед камерой, только и Андрей ведет свою игру. Ливадов быстро оказался позади Джонса и чернокожего. Справа от них выкатился на удобную позицию джип; и вовремя, потому что мертвые твари уже преодолели четверть расстояния до живых.

— А-а-а!

Ливадов, кажется, завопил, восхищаясь работой пулемета. Крупнокалиберное оружие открыло огонь разрывными пулями, буквально рвущими двухголового на куски. Рамирес и негр тоже стреляли. Миссионер упал на колено, ведя от плеча прицельный огонь короткими очередями по некроформам справа от двухголового. Негр стрелял стоя, и била его штурмовая винтовка реже — чернокожий продолжал контролировать фланги и тыл.

Томми хорош! Разом снес обе головы, и, идущий впереди остальных двухголовый монстр упал в траву. Пулемет моментально переключился на толпу обыкновенных зомби, двух которых уже успокоили выстрелами из штурмовых винтовок.

Медлить нельзя! Как только негр вновь прицелился в некроформов, Ливадов рванул к чернокожему и, не дав тому опомниться, выхватил из ножен на поясе охотничий нож да вогнал в шею. Удар, не оставляющий вариантов.

Убил Андрей впервые. Может быть, его пули в горах Дагестана тоже кого из боевиков прикончили, но вот так… своей рукой… Это было по-настоящему… Мысли, как вспышка молнии, и прочь какие-либо сомнения!

Андрей убил человека, чтобы самому остаться человеком.

— Тихо, тихо, — Ливадов подхватил чернокожего, выхватывая из ослабевшей хватки винтовку.

Спустя секунду мертвый негр упал к ногам. Что Джонс? Американец продолжал с упоением стрелять по зомби. Их всего-то шестеро на ногах!

Случившееся за спиной Рамирес не видел и не слышал. Отлично!

Побледневший от вскипевшей внутри ненависти, Андрей смотрел на американца.

— Сюрприз! — дуло штурмового автомата коснулось затылка миссионера. — Бросай оружие!

 

Глава 15. Красноярск

— Выходи!

Голос Литвиновой будто толчок в спину. Женька в самом деле покачнулась и сделала первый шаг, на который не могла отважиться несколько показавшихся долгими мгновений. Самолет совершил посадку в центр круга из ярких мигающих огней на крыше одного из многочисленных небоскребов Красноярска. Когда открылся люк и опустился трап, решимость Ливадовой неожиданно исчезла. Она испугалась неизвестности.

Куда она? Одна? Не знает и не понимает новый мир! Совершенно! Не будет ли разумным вернуться к Воронцову?

Сердце забилось так учащенно, что, казалось, вот-вот выпрыгнет из груди, а она не понимала, какой поступок окажется верным. Выбрать свободу или постель президентского сына?

Шипение гадины-офицерши из-за спины все же выставило из самолета. Внизу ожидают двое вытянувшихся в струнку военных. Глядя на них со стороны, Женька подумала, что младшие солдаты по званию: форма гораздо проще, чем у Литвиновой, и таращатся на неё преданными псами.

— Когда выведите из здания, она может быть свободной, — закончила инструктаж офицер. — Все понятно?

— Так точно, господин майор!

— Рада, что вижу тебя последний раз, — Литвинова улыбнулась искусственной улыбкой. — Прощай!

Ливадову аж передернуло! Так и хотелось сказать в ответ этой сучке, чтоб везла назад. Лишь бы насолить Литвиновой! Сдержалась лишь потому, что раздумала играть в детский сад. Она, Евгения Ливадова, выбрала свободу! Это уж точно!

— Прошу, — один из солдат сделал приглашающий жест.

Пожав плечами и поудобней перехватив ручку чемодана с немногочисленными своими пожитками, Женька последовала за солдатом. Второй двинулся уже за ней.

Интересно, её так и будут сопровождать в этом новом мире военные? Будто конвой или почётный караул. Хорошо хоть не вооружены, а то бы шли сейчас с автоматами наперевес, как эсэсовцы. Девушка хихикнула, смеясь над собственной легкомысленностью и глупостью шутки. На душе стало вдруг легко — её выбор правильный!

Когда прилично отошли от взлётно-посадочной площадки и добрались до раздвижных дверей, послышался гул мотора. Самолет сейчас уйдет в небо. Евгения не оглядывалась — пусть улетает и уносит прочь мегеру Литвинову и несколько самых отвратительных и страшных дней жизни. Впереди свобода и выживание — Женька не строила иллюзий, будет очень непросто — и самый большой вопрос. Как найти брата?

Девушка взглянула на солнце на чистом синем небе. Какой бы неопределенной была в эту минуту её судьба, а настроение все равно приподнятое. Она идет с гордо поднятой головой. Сво-о-о-бода! Она человек, а не имущество президентского сынка или сумасшедших ученых-фашистов!

Ливадова растянулась в дурацкой ухмылке и продолжала улыбаться, пока ехала в лифте с двумя молчаливыми солдатами с каменными лицами и неживыми взглядами. Просторная коробка из серой стали, в которой могли свободно разместиться еще человек десять, ничем не отличалась от лифта из двадцать первого века. Все то же самое, даже цифры на электронном табло и само оно все те же.

По внутреннему ощущению спускались на первый этаж небоскреба несколько минут. Против ожиданий Ливадовой лифт ни разу не замер, чтобы впустить кого-нибудь. Так и проехали в тишине, слышно только, как сопят два солдата с высеченными из гранита лицами.

Лифт выпустил в хорошо освещенный коридор, заполненный почти исключительно военными. Разных возрастов и званий, мужчины и женщины с хмурыми физиономиями — они торопливо шагали навстречу друг другу.

На Женьку и двух её сопровождающих никто не обращал внимание. Миниатюрная девушка ничем не отличалась от немногочисленных штатских, что сновали средь фигур в форменной одежде. На Ливадовой был совершенно обычный серый костюм делового покроя — пиджак да блузка под ним, юбка чуть выше колен и чёрные туфли на тонком каблуке. К слову, внешний вид Женьки ничем не отличался от офисного дресс-кода её времени. Форма военных будто бы тоже подходит для двадцать первого века, но по этой части Ливадовой званий не хватало.

Коридор сменился огромным холлом с зеркальным потолком и стенами, покрытыми мраморной плиткой. Пространство, заполненное людскими потоками, куда уверенно нырнул один из сопровождающих Женьку военных, и скоро её вывели из здания. Когда проходили мимо застывших статуями автоматчиков в парадной форме и примкнутыми к оружию штыками, Ливадова едва сдержала себя — хотелось показать язык этим истуканам. Отвлекло дуновение свежего воздуха сквозь распахнувшиеся стеклянные двери. Что ждет снаружи?

Неширокая площадь, можно даже сказать уютная, обрамленная аккуратно обрезанными под пирамиды деревьями и кустарниками. В центре бьет водой фонтан квадратной формы. Со всех сторон высятся другие небоскребы, справа и слева площадь отрезается от высотных строений автомобильными дорогами, напротив какое-то громадное здание, отгороженное от города высоким забором из металлических прутьев.

Думалось, что увидит нечто невероятное; что-то такое, грандиозное, захватывающее дух. Однако Евгения Ливадова вдруг непроизвольно хихикнула. Автомашины, на которые она сейчас смотрела, показались очень старомодными, похожими на большие американские тачки из лохматых восьмидесятых годов двадцатого столетия. Такие, как в старых боевиках, только более массивные, что ли.

Женька подняла взор. Высоко над головой видны воздушные магистрали, где, должно быть, летят те же автомобили, что едут мимо неё по асфальту. Ливадова вздохнула и пожала плечами. Летающие автомобили поразлили еще в Новосибирске, когда увидела их издалека с крыши университетской высотки. Сейчас это не удивляло.

Может быть, опьянит воздух свободы? Немного прохладно, но дуновение ветерка даже приятно. Ливадова глубоко вздохнула. Она не почувствовала никаких неприятных запахов, городского смога. Да! Это запах свободы, он все-таки пьянил, он нравился. Страхи, сомнения отступили. Девушка еще и ещё раз делала глубокие вдохи. Чистый воздух, словно на природе, а не в центре мегаполиса с великим множеством людей вокруг.

При взгляде на них Женьку отрезало от мыслей о свободе. Эти люди… Внутри они все чем-то скованы, они ни несвободны.

Смурные: каждый из тех, кто проходил мимо. Сосредоточенные лица спешащих по какому-то важному делу граждан. Одеты скучно, по-деловому, как она сама. Будто и не изменилась с женькиного времени офисная мода, о которой снова подумалось. Либо облачены в армейскую форму, но военных теперь гораздо меньше, чем в здании, откуда только что вышли. Выяснилось, что это был окружной штаб.

— С этой минуты вход в него для вас закрыт, — заговорил один из сопровождающих, он так и не представился, — и советую быстро изучить и немедленно выполнить предписание.

— Какое предписание?

Ливадова задала вопрос спинам солдат, которые сопровождали её до площади. Два немногословных военных направились обратно в окружной штаб, и девушка как будто перестала для них существовать

— Эй, постойте же!

Все равно, что к пустоте обращаться. Сопровождающие исчезли, а на выкрик Ливадовой никто из толпы людей вокруг даже не обернулся. Идут, не видят и не замечают ничего.

— Что за предписание? — растерянно пробормотала Женька и замерла, не сразу вспомнив о нетчипе в голове.

На границе зрения что-то пульсировало красным. Стоило подумать о тревожном мигании, как появилось инфоокно. На расстоянии вытянутой руки перед взором развернулось полупрозрачное белое поле размером в две ладони, на котором тут же загорелся текст из красных букв, и на первой строчке жирным шрифтом было написано:

«Предписание!»

Прочитать текст Женька не успела — нетчип мгновенно озвучил написанное приятным женским голосом, едва где-то на задворках сознания зародилась мысль прослушать предписание:

«Вы находитесь в зоне, запрещенной для посещения без разрешения. У вас отсутствует разрешение. Немедленно покиньте запретную зону! Иначе будете арестованы через двадцать семь минут! Ближайшая станция метро расположена в десяти минутах ходьбы!».

И снова:

«Вы находитесь в…

— Хватит! — прозвучало довольного нервно.

Двое прохожих даже покосились на девушку в сером костюме, но почти сразу на их лица вернулась безразличное выражение и они продолжили свой вечный бег.

Женька выдохнула, ощущая, что испуг, неожиданно охвативший её, почти отступил. Почему так сильно испугалась? Она не понимала. Возможно, страшил арест после только-только обретенной свободы.

Но что сказал нетчип? Двадцать семь минут. Сейчас уже, наверно, двадцать шесть; время уходит. Ливадова увидела троих полицейских — кто это еще может быть в темно-синих цветах — они неспешно шли с противоположного края площади к зданию окружного штаба. Неужели за ней?

Нет! Надо взять себя в руки. Где же эта станция метро? Ливадова покрутила головой, но ничего похожего на вход в метрополитен или хотя бы указатель на него не обнаружила. Зато заметила, что полицейские действительно идут к зданию штаба, у которого по-прежнему топчется Ливадова.

Метро… Метро! Женька хмыкнула, вспомнив о нетчипе. Проложить маршрут до ближайшей станции метро!

Перед взором девушки нарисовалась проекция из светящихся бледно-желтых стрелок, которые легли на тротуар.

— Так-то, — пробормотала Ливадова, — не тормози!

Девушка уже совершенно успокоилась. Поудобней перехватив ручку чемодана, она последовала по созданному нетчипом маршруту и ни разу не оглянулась на полицейских.

Мерцающие, видимые только Женьке стрелки уводили в сторону мимо одетого в сплошной корпус из темного непрозрачного стекла небоскреба. Интересно, все эти люди, что торопливо пересекают площадь и будто не видят окружающих, они тоже таращатся на проекции нетчипов, каждый на свою?

Стрелки вывели к проспекту с широкими тротуаром вдоль небоскребов. Справа двигался плотный поток автомобилей. Ливадова, разглядывая их, позабыла даже на мгновение об ограниченном времени. Что её смутило? Разве не видела раньше загруженную машинами улицу? Ярославль, конечно, не Москва, в которой довелось побывать дважды, но то же, между прочим, немаленький город.

— Ну, конечно же! — девушка улыбнулась, разгадав причину собственного смущения.

Она не слышит громыхания и рева, который всегда сопровождает подобный поток автомобилей. Порой, чтоб сказать что-то рядом стоящему человеку, нужно общаться выкриками. А сейчас со стороны движения доносится лишь не слишком-то и громкий гул. Не совсем тихий, но кричать, чтоб побеседовать, точно не придется.

Ай, ладно! Нужно спешить! Женька торопливо зашагала за светящимися сделками. Они таяли, когда девушка доходила до каждой следующей, и Ливадова поймала себя на мысли, что происходящее, словно в компьютерной игре.

Зато люди, что шли навстречу либо за ней, мало чем отличались от горожан из двадцать первого века; роскошные витрины магазинов на первых этажах небоскребов такие же как в Москве и даже кое-где в Ярославле. Машины, надо признаться, не похожи на те, что скачут по российским колдобинам 2016 года. В двадцать третьем веке они все будто стилизованы под эпоху восьмидесятых, о чем Женьке вновь помыслилось — большие, с прямыми длинными линиями и изрядно хромированные. Да деревья совсем не похожи на те, что, подходят для широт Красноярска. Сплошь пальмы какие-то. Чудно.

Широкий тротуар открыл проход вниз, и над ним висят ярко светящиеся неоновым светом буквы:

«МЕТРО».

Аж дышать стало легче. Ливадова спускалась по ступенькам в хорошо кондиционированное и заполненное людьми подземное сооружение. Голос в голове сообщил, что предписание выполнено. Она покинула запретную зону.

А вокруг ничего, ну вот ровным счетом ничего необычного! Стены, ступени, все из бело-серого камня. Лампы. Люди. Хотя нет…

Спуск вниз перегородила плоская проекция — на всю ширину прохода, от потолка до ступеней и до стен. Полупрозрачная, чуть мерцающая, зеленоватого цвета; и это не работа нетчипа. Проекция видна невооруженным глазом. Трудно сказать, откуда пришла уверенность в этом, но так оно и было.

Ливадова бросила взгляд на проекцию, и нетчип нарисовал инфоокно, которое сдвинулось вперед и легло поверх зеленоватого свечения. Сообщение:

«Вход в метрополитен платный. Стоимость четыре рубля. На вашем счету три тысячи рублей».

— Ого!

Три тысячи. Ливадова не знала, велика или мала эта сумма, что досталась от щедрот президентского сынка. Девушка покраснела. Однако на проезд явно хватает, и она смело пересекла мерцающую проекцию. Тем более, что туда стремился людской поток.

Прошла, ничего не почувствовала, узнала только, что со счета списаны четыре рубля. Странно, столько времени прошло, а у них тут тоже рубли.

Интересно, как оплачивают метро без нетчипа? Может, полуграждане карточки какие с собой носят? Вроде кредиток из прошлого, с которых также происходит считывание информации о счете владельца.

Продолжая спуск Евгения размышляла, куда податься. Запретную зону покинула, а дальше что? Где жить, чем заняться? О том, как будет искать брата, в эти мгновения Ливадова старалась не думать и даже гнала прочь мысли об Андрее. Прямо сейчас нужно определиться с крышей над головой и тем, как будет добывать кусок хлеба.

Большого страха перед ближайшим будущем девушка не испытывала. В конце концов, всегда сможет выйти на связь с Артуровой. Деньги, как ей сказали, небольшие, но, наверно ж, с голода не умрет. И… Остается еще постель с Воронцовым.

Ливадова выругалась под нос, шёпотом, чтоб никто не услышал, но неожиданно поймала изумленный взор одной из почтенных дам. Сделалось стыдно, девушка залилась краской и поспешила на показавшуюся за колонами платформу.

Лавочки, поезда, толпа людей. Снова мысли, что ничего не изменилось за несколько столетий. Ливадова бездумно разглядывала метрополитен, устроившись на одной из скамеек. Её никто не тревожил, никому не было дело до неё; и, оказывается, совсем не плохо выкинуть все тревоги и заботы из головы, и просто посидеть безмозглой почти неживой куклой. Минуту, две…

Время шло. Она по-прежнему никому не нужна. Только самой себе да брату, если он еще жив. Однако посидит еще немножко, глядя на нескончаемую реку людей и сменяющие друг друга поезда подземки.

Из ступора вывела надпись над раскрывшимися дверьми очередного остановившего напротив девушки вагона:

«Только для граждан!»

Значит, не для неё. Ливадова закусила губу, чтоб не расплакаться. Только для граждан! Весь это проклятый мир только для них! Для граждан, для тех, у кого имеются всякие разрешения… Так. Успокоиться!

Покрутив головой, Женька увидела вагоны, где над дверьми имелись надписи, позволяющие вход негражадам. Впрочем, вагоны для граждан и неграждан с виду ничем не отличались. Она сможет уехать, только вот куда?

— Важное сообщение!

Голос внутри заставил вздрогнуть. Непривычно все это, но, оказывается, она не заметила, как мигает красным новое извещение. Неужели снова прикажут валить прочь?

Однако раскрывшееся сообщение известило о другом:

«Завтра вы вызываетесь на заседание комиссии по делам гражданства в Департамент миграции и учета неграждан МВД. По вопросу вашего гражданства…».

В эту секунду сведения о времени и месте заседания, о которых Женька узнала из сообщения, мгновенно вылетели из головы. Ливадова откинулась на спинку лавки и улыбнулась.

— По вопросу гражданства, — повторила она.

Нет, она помнила слова профессора, брошенные Воронцову, словно угроза, что в МВД уже завтра будет рассматриваться получение Ливадовой гражданства. Буквально утром это было, но словно не с ней или в другой прошлой жизни.

А в новой своей жизни, в свой первый день на свободе — она в шаге от гражданства!

 

Глава 16. Скрипач не нужен

— Стоять! Не оборачиваться! — заорал Ливадов, прямо на ухо американцу. — Бросай оружие!

Для пущей верности пламегаситель крупнокалиберной штурмовой винтовки еще сильней ткнулся в затылок. Там, где приклад соединялся с остальной частью оружия прямо поверх стали неярко горели зеленым светом две цифры — 19. Количество патронов.

Оружие приятно тяготило руки. Вороненная сталь, холодная. Увесистая штука, но сбалансированная. Удобно держать в руках, Андрей даже заулыбался. Нет, оскалился, глядя на башку американца через мушку прицела.

— Где… — Джонс заговорил не сразу, после некоторой паузы.

— Негр все! Убит!

Рамирес попытался обернуться и получил дулом в затылок уже основательно. От удара дернулся, перестал оборачиваться, только автомат, сука, не выбросил.

— Бросай оружие, — повторил Андрей и снова ткнул пламегасителем в затылок, добавив со злостью. — На тебе, чтоб голова не качалась.

Пулемет на джипе продолжал вести огонь по некроформам: мертвяков всего-то двое осталось. С начала стрельбы автомобиль выдвинулся вперед на три корпуса, прикрыв пешую команду. Нужно быстро решать с Джонсом, а затем переключиться на белобрысого Томми, который с упоением лупил по зомбакам и, походу, не заметил, что власть переменилась. По крайней мере, снаружи бронированного автомобиля с белыми крестами на дверцах.

Спина Андрея вся мокрая, ладони тоже взмокли от нервного напряжения, но и Рамиреса почти трясет. С левого виска американца стекают крупные капли пота, одна за одной. Он мог бы попытаться ответить через ошейник вспышкой боли, только трусит, отчаянно трусит. Потому как русский может успеть нажать на спусковой крючок автомата, и башка в шляпе поверх банданы разлетится крошевом из костей и рваных мозгов. А жизнь гражданина США бесценна. Никак она не может быть разменяна на одну жизнь какого-то русского, тем более раба.

— Только попробуй врубить ошейник, — Андрей озвучил страхи американца — и пуля разнесет твой драгоценный звездно-полосатый череп.

Ливадов не помнил, говорил ли раньше об ошейнике. Мгновения, как приставил оружие к голове проповедника, показались вечностью. Однако повторить угрозу не помешает.

Пулемет смолк, с атакой мертвецов покончено. Сейчас белобрысый заметит, что снаружи что-то пошло не так. Хьюстон, твою ж…, у нас проблемы!

Андрей схватил американца за плечо и развернул мордой к джипу, спрятавшись от пулемета на крыше автомобиля. Проповедник не очень-то и широкоплеч, но и Андрей без особых габаритов. Сухой, невысокий.

— Бросай ствол! — прошипел Ливадов.

— Не могу, — прохрипел Рамирес, — не могу.

Чёрт! А если не врет? Где у него заклинило: в мозгах или клешне?

— Опусти винтовку к земле!

Передатчик в правом ухе американца вдруг ожил. Андрей слышал едва уловимый треск, слов не разобрать но, понятное дело — это проснулся Томми.

Мотор заурчал громче обычного, электродвигатель заработал на повышенных оборотах, а пулемет нацелился на русского. Однако Томми не рискнул открыть огонь, уж больно велика вероятность распотрошить пулями и Джонса, которым прикрывался Андрей.

— Не дрейфь, — сказал Ливадов. Не понятно к кому он обращался: к себе или американцу.

Джип резво рванул с места. Томми попытался обойти босса и взбесившегося русского по все увеличивающемуся радиусу. Пулемет при этом все время был нацелен в сторону Ливадова. Белобрысый делал уже второй круг, стараясь оказаться со стороны, неприкрытой заложником. Однако ж Андрей тоже не дурак. Он все время бил американца по левому плечу, заставляя каждый раз смещаться вправо. Дуло автомата прыгало за затылком Джонса, и у того имелось аж несколько минут, чтоб прыгнуть в сторону, ударить ножом или включить долбанный ошейник. Андрей прекрасно это понимал, у него стучало в висках, но ничего лучшего, чем толкать американца он не придумал.

Ливадов сыпал ругательствами. Можно еще прижаться к заложнику — попробуй тогда попади, но в этом случае контроль над проповедником сведется к нулю. Руки у того не связаны!

К счастью страх ввел американца в почти полное оцепенение. Джонс так и не воспользовался представившимся шансом.

Джип остановился в сотне или около того метров. Чуть дальше за автомобилем поднимался единственный сохранившийся на Октябрьской площади бетонный столб. Мотор затих, и пулемет на крыше, нацеленный на русского и Джонса, тоже больше не двигается.

— Ты на мушке! Слышишь, проповедник? Это и в тебя целится Томми. Усек?

— Да, — американец дрожал.

— Стой смирно! — бросил ему Ливадов. — Не дергайся!

Андрей отступил на шаг от Джонса, чтоб хоть как-то следить за ним и одновременно не упускать из вида джип. Плохо, что развалины церкви, откуда несколько минут назад вывалили мертвяки, сейчас за спиной. Оглядываться туда — непозволительная роскошь, а чисто там или нет — не понятно.

Ливадов на мгновение поднял к небу взор. Дрон! По-прежнему снимает происходящее на камеру, а еще три где-то кружат. Могут ли беспилотники атаковать? Сука! Нужно захватывать инициативу окончательно.

— Быстро! Оружие к земле. Считаю до трех! Раз…

Ствол автомата в безвольно опустившейся руке американца ткнулся в траву. Ливадов ногой выбил оружие из хватки Рамиреса. Тяжелая штурмовая винтовка отлетела на несколько шагов.

— Руки за голову!

Джонс подчинился. Так-то лучше, теперь пистолеты и нож! Андрей быстрыми движениями окончательно разоружил американца. Два ствола и охотничий нож полетели в сторону.

На левой руке заблестел под лучами солнца похожий на часы браслет. Пульт, которым этот урод управляет ошейником. Ливадов с усилием воли отвел взгляд от куска стали и электроники, которое вмиг может превратить его в корчившееся от боли животное. Но он все же успеет нажать на спусковой крючок, и американец прекрасно это понимал. Потому-то не активировал ошейник до сих пор.

Что он бормочет? Козлина! Ничего не разобрать, молится что ли? Главное, чтоб не дергался! Да чтоб Томми не сделал какой-нибудь снайперский выстрел!

— Сними, — с неприкрытой яростью произнес Ливадов.

Он боролся с желанием все-таки разнести Джонсу голову, а потом разбираться с Томми и думать, как снять ошейник. Возобладал разум, потому что без заложника сразу оказывается один на один с Томми в джипе и крупнокалиберным пулеметом на его крыше. Андрей покосился на автомобиль — не двигается.

— Сними, — повторил Андрей, грязно выругавшись. — Снимай ошейник или сдохнешь прямо здесь и сейчас.

— Нам нужно…

— Ты не понял? — Ливадов рассвирепел не на шутку.

Было что-то в его голосе опасное, что сразу привело Рамиреса в чувство:

— Все! Все! Я сделаю, только мне нужно коснуться пульт правой рукой.

Андрей вплотную подступил к американцу и сильно надавил пламегасителем винтовки на его череп.

— Только попробуй пошутить, — зло пообещал русский, — и твои мозги разлетятся на несколько метров.

— Хорошо, — Рамирес дрожал. — Я могу отсоединить ошейник?

— Давай, — в горле Андрея пересохло. Воды б раздобыть.

Не оборачиваясь и все так же дрожа, американец медленно перевел правую руку к левой и нажал на браслет. Около шеи Ливадова, слева, раздался отчетливый щелчок. Андрей почувствовал, что стальной обруч раскрылся. Он сбросил его, потер шею, непроизвольно закрыв глаза.

Артур Джонс снова мог бы воспользоваться мгновением слабости русского, однако, похоже, полностью лишился самообладания. Даже не помышляет о сопротивлении, только дрожит. Что с ним такое?

— Руки за голову! — потребовал Андрей, дело еще не сделано.

— Здесь опасно, — снова начала Рамирес. — Нам нужно вернуться в джип.

— Сначала скажи второму, пусть вылезает из машины!

— Но …

— Пусть вылезет!

— No, no, — Джонс замотал башкой, теперь его трусило заметно сильней. Нет, нет.

Слаб оказался американец. Некстати вспомнилась сцена из кинофильма «Брат 2», когда Данила пришел к другому американцу. Скажи, в чем сила? А… К чёрту! Не о том думается! Джип подозрительно затих, и треска в наушнике Рамиреса больше нет — Томми что-то готовит, а стреляет он ловко.

Медлить нельзя! Андрей поставил переводчик огня на одиночные выстрелы — тут все просто, предохранитель и одновременно переключатель режимов стрельбы практически такой же, что и у автомата Калашникова.

Быстрым движением, не оставляющим Рамиресу шансов убрать голову в сторону, Ливадов перевел дуло автомата к мочке правого уха американца.

Звук выстрела слился с воплем Джонса. Шляпа слетела с банданы на траву в паре шагов от проповедника, а сам он упал на колени, схватившись рукой за разорванное ухо и обожженную раскаленным предпулевым газом скулу. Меж растопыренных пальцев обильно потекла кровь. Американец выл, как раненный зверь.

— Встать! — Андрей тоже упал на одно колено, он должен быть все время прикрытым заложником.

Ливадов крепко всадил Джонсу по левому плечу прикладом и тут же, перехватив тяжелую штурмовую винтовку в свою правую, схватил Рамиреса за шиворот и заставил подняться, потянув за собой. На адреналине, почуяв запах крови, Андрей был, как бешеный; и сил прибавилось, будто на троих.

— Стоять! Руки за голову! — теперь дуло коснулось залитой кровью шеи скулящего американца. — Пусть Томми выходит из джипа!

Американец по-прежнему не оборачивался, зато замычал что-то в ответ. Пришлось снова приложиться дулом автомата по затылку.

— Быстро!

— Хр-р-р… — захрипел Джонс и наконец-то выдавил из себя что-то человеческое. — Опасно… Здесь… Он должен следить за округой. Зомби могут быть рядом… Другие.

Как же захотелось еще раз вмазать прикладом этому уроду, что весь в соплях и крови. Но, если американцу прилетит, то он тут же сам отлетит в сторону, а белобрысый точно ждет шанса, чтоб изрешетить русского из пулемета. Сто процентов! Пару подходящих моментов сподручный Рамиреса проспал.

Нет, нельзя высовываться из-за спины Джонса!

— Опасно, говоришь? — прорычал Андрей. — Что ж тогда притащил сюда прогуляться? На старинную архитектуру поглазеть?

Впрочем, ответ американца его совершенно не интересовал.

— Считаю до трех. Если закончу, а Томми не выйдет, расстреляю под вторым ухом всю обойму!

Андрей не мог видеть лица американца, но вдруг представил, что у того сейчас глаза вылезают из орбит от охватившего его страха.

— Tommy! Tommy! Go out! — Рамирес истерично завопил в микрофон. Томми! Томми! Выходи!

— Раз.

Ливадов начал отсчет.

— Два.

Андрей передёрнул затвор.

— Now then! — вновь закричал американец. Живей!

Водительская дверь джипа открылась. Показался Томми. Он что-то закричал и замахал руками. Наверно, хочет сказать, что идет.

— Ну, давай, — Андрей облизнул пересохшие губы. Сердце, казалось, сейчас выпрыгнет из груди. Что делать с Томми?

— Пусть идет сюда!

Джонс кивнул:

— Соме here!

Ливадов покосился на Рамиреса. Дышит уж больно часто, не потеря ли крови сказывается? Хотя с уха больше не хлещет… Нет, подыхать проповеднику еще слишком рано. Но что с ним, блин, такое? А белобрысый снова выкрикнул что-то и, подняв над головой руки, двинулся к Ливадову и его заложнику.

Идет вроде без оружия, да еще приветливо улыбается, чёрт долговязый. Андрей выругался, сплюнул и погладил пальцем спусковой крючок автомата. Томми что-то задумал. Ливадов снова ругнулся и отступил от Рамиреса на два шага, потом еще на два, на шаг. Взял правее, наискосок от Джонса, чтоб можно было следить одновременно за ним и Томми.

Андрей вскинул оружие, нацелив его в воображаемую точку между Джонсом и Томми: теперь одинаково быстро достанет любого из них. Он был уверен, что у приближающегося подручного проповедника что-то на уме. К бабке не ходи!

Да что так трясет Рмиреса? Его била уже крупная дрожь. Подозрительно это все, не задумал ли он разыграть спектакль: упасть, изобразить припадок и отвлечь внимание?

Андрей стиснул зубы. Нет, не проведешь, сейчас режиссером является он, и спектакль играют по его постановке. Томми прошел больше трети пути, с поднятыми руками, улыбается, будто родному брату. Ливадов смотрел то на него, то на Рамиреса и отсчитывал до ста. Одна цифра за каждый шаг Томми.

Когда Андрей закончит считать, тогда все и сделает. Сотня будет означать, что он решился. Не так уж и просто это делать, как оказывается.

До помощника проповедника всего-то пару десятков метров, и Ливадов проговаривает отсчет уже вслух:

— Девяносто восемь… Девяносто девять… Сто!

Андрей шумно выдохнул:

— Ну, пора.

Почему-то с негром-толстяком все вышло гораздо легче. Андрей переключил оружие на автоматический режим, перевел дуло штурмовой винтовки вправо, нацелив оружие в грудь Томми. Успел увидеть, как тот замер, словно вкопанный, и открыл рот, чтобы закричать, уговаривая или умоляя русского не стрелять.

— No!

Андрей открыл огонь. Била винтовка кучно, с плотной отдачей и метко — прямо в грудь Томми. Его оттолкнуло назад, помощник проповедника попробовал сделать шаг, согнулся и упал лицом на траву.

— Скрипач не нужен, — зло пробормотал Ливадов. Распаляясь, он гнал от себя сомненья.

Два заложника — слишком много. За двумя уследить гораздо сложней, чем за одним Рамиресом. Андрею нужна свобода, он уже получил её, когда с шеи слетело стальное кольцо, однако он знает в новом мире слишком мало… Артур Джонс расскажет… Вот в этом Ливадов был уверен. Их в разведке учили, как делать людей разговорчивыми.

Подозрительность не обманула: за спиной второго убитого из-за пояса торчит рукоятка пистолета.

— Сдох ты Томми, — вырвалось у Андрея, — но лучше ты, чем я.

Индикатор патронов показывал семь. Убить Томми почему-то оказалось гораздо труднее. В голове гудит, горло окончательно пересохло, а руки мокрые.

Но что!.. Рамерес заваливается на бок. Ливадов видит это, словно в замедленной съемке, и американец целится в него из невесть откуда взявшегося пистолета. Выстрелы вывели из транса. Андрей пока не чувствовал боль, не знал, попал ли в него Джонс, однако уже стреляет сам, высадив из винтовки остаток боезапаса.

Две пули попали в опорную левую Джонса прежде, чем он упал. Две дырки выше колена, из которых мгновенно потекла кровь.

— Jesus Maria! — проповедник корчился от боли, лежа на земле. Он то падал спиной на траву, то приподнимался, опираясь левым локтем, а правой рукой хватался за раненную ногу.

Пистолет, из которого он стрелял, был отброшен далеко в сторону, и до него Рамирес явно уже не дотянется.

Андрей оглядел себя. Цел вроде, хоть долбанный американец лупил почти в упор. Кажется, тот два выстрела успел сделать прежде чем был скошен короткой очередью из винтовки. На сей раз Андрей тоже почти промазал. Почти, но две пули нашли цель.

Внимание вновь привлек один из дронов. Беспилотник показался в поле зрения Ливадова, зависнув в пяти метрах над Рамиресем. Снимал все время, сволочь, и продолжает снимать.

Андрей посмотрел на индикатор выстрелов. Ноль. Перекинул винтовку за спину, ремень на оружии был широкий и удобный, сзади ничего не болтается.

Недобро поглядывая на проповедника, русский двинулся к нему. Страх явственно читался на лице Джонса, он перестал хвататься за ногу и попытался отползти на локтях, бормоча молитву под нос. Израненный, он был беспомощен и жалок, только не в глазах Ливадова.

Подобрав пистолет, из которого едва не был подстрелен, Андрей демонстративно посмотрел на индикатор выстрелов. Пять патронов, более чем достаточно.

— Ну, — произнес Ливадов, — мы наконец-то остались одни. Можно поговорить по душам. А, американец?

Проповедник затравленно глядел на русского, бывшего какие-то минуты назад его собственностью, а сейчас Ливадов вершитель его судьбы. Жить! Хочется жить!

Рамирес и не заметил, что повторял самую важную мысль за все свои дни вслух.

— Хочешь жить? — Ливадов поднял пистолет на уровень глаз, прицелившись в американца.

Через три удара сердца русский нажал на спусковой крючок. Пистолет выстрелил.

 

Глава 17. Пятьдесят четвертый

— И все-таки! Куда податься?

Евгения Ливадова озвучила главный вопрос. Очередной укативший поезд метрополитена напомнил девушке, что время тоже проносится прочь, а она все сидит на лавочке в странной расслабленности и с почти полным отсутствием мыслей. Лишь одна в голове крутится. Куда податься?

Ливадова вдруг разозлилась. Надо что-то решать, а она впала в прострацию и ничего не предпринимает. До завтрашнего дня, что ли, надумала здесь сидеть? Вызвала инфоокно. Как найти жилье?

Нетчип мгновенно создал трехмерное изображение столичного Красноярска. Женька не могла сказать, сильно ли изменились ли границы города за минувшие столетия — раньше Красноярском никогда не интересовалась. Поэтому разглядывала полупрозрачную проекцию столичного мегаполиса как данность и без азарта первооткрывателя.

Город разбит на множество пронумерованных секторов: административные, промышленные, транспортные, военного назначения и прочие — окрашенные в серый цвет и не предназначенные для проживания.

Другие, жилые районы, или, как они названы на карте — сектора — были красные либо зеленые. Красным обозначали сектора, где жить могли только граждане. В основном со стоимостью аренды, непосильной для Женькиного кошелька. Зеленый цвет означал, что жилье подходит и по статусу, и по цене.

Ливадова отсекла неподходящие районы. Затем те, которые предназначались только для полуграждан. Мир будущего оказался жестким временем, и Женька опасалась найти в таких секторах социальные гетто, а она без пяти минут гражданка. Не хотелось начинать новую жизнь с самого дна.

Оставалось не столь уж много районов, которые доступны по её деньгам: в тысячу-полторы рублей. По представлениям Ливадовой за половину стоимости найма квартиры можно будет протянуть месяц, тратя остаток на еду и проезд по городу, а за это время она как-нибудь определится.

Выбор пал на пятьдесят четвертый сектор. Для граждан и полуграждан с запретом посещения негражданам. Самый близкий район к центральной части Красноярска, добраться до него можно на метро без пересадки. За тысячу двести пятьдесят рублей сдавалось приличное с виду жилье. Однокомнатная квартира-студия с мебелью и, как указывалось в объявлении, всем необходимым для проживания.

Женьке особенно понравилось, что в каждом подъезде круглосуточно дежурила консьержка.

— Надо брать! — с воодушевлением произнесла девушка.

Настроение снова приподнятое. Раз в доме вахтерша, значит место приличное. Ну, ведь так должно быть?

Схватив ручку чемодана, Ливадова поспешила к подходившему составу. Внутри все очень напоминало московский метрополитен. За окном поезда проносится тьма. Вокруг люди, входят и выходят на очередной станции.

До сектора пятьдесят четыре ехали примерно полчаса. Евгения вышла на ни чем ни примечательной станции: даже по меркам двадцать первого века и даже, как показалась, по меркам Ярославля, будь в родном городе подземка. Стены из белых плит, под ногами такие же, но серые. Светящиеся указатели, бегущие строчки объявлений. Вокруг некоторых раскрывались проекции с полезной и не очень информацией, в основном реклама — работа нетчипа.

Как отключить ненужные проекции? Женька решила, что реклама исчезнет, стоит только дать соответствующе команду. Но нет! Реклама никуда не делась: то ли Ливадова не разобралась, как от неё избавится, то ли это было сделать невозможно.

Ладно, позже выясним, что и как. Ливадова оглянулась. Людей на станции заметно меньше, чем в центре. Прям, сильно меньше.

С замиранием сердца девушка направилась к эскалатору, что поднимал немногочисленных пассажиров наверх. Женька волновалась больше, чем перед первой встречей с Красноярском. Там, у штаба военного округа, её ещё держали под присмотром. В конце концов, могли даже арестовать, если б не покинула запретную без соответствующего разрешения зону. А здесь свобода, пугающая и манящая одновременно.

Пятьдесят четвертый сектор оказался типичным спальным районом. Многочисленные типовые многоэтажки с магазинами на первых этажах. Много зелени, что радовало, и в особенности тропических деревьев, что до сих пор удивляло. Нет, Женька уже знала, что климат резко изменился. На Земле значительно теплее, Красноярск теперь в субтропиках, и это единственное, что понравилось в двадцать третьем веке. Она любит, когда тепло.

Людей и машин на улицах гораздо меньше, чем в центре города. Не понятно, где все, однако Женька точно не собиралась ломать над этим голову. Нужно найти сто двадцать девятый дом по улице Неритова. Нетчип услужливо нарисовал на тротуаре уже привычные бледно-желтые мерцающие стрелки.

Долго идти не пришлось, Женька добралась до нужного дома минут через двадцать, вон он за рощей. Шла, не спеша, разглядывая окружающее и прислушиваясь к собственным чувствам. Будущее, оно перед глазами. Многим из её времени, наверно, мечталось очутиться в нём, и, если порыться в памяти, Ливадовой тоже когда-то это хотелось.

Прекрасное далеко…. Не столь уж прекрасное. Жестоким оно оказалось, а еще в прошлом осталась семья. Когда вспоминала о маме и папе, комок к горлу подступает. Сразу гонишь прочь мысли о них. Успокаиваешь себя. Думаешь, что для них ничего не изменится. Они и не заметят-то ничего. Главное вернуться в прошлое сразу после похищения да здесь, в будущем, не застрять надолго. Если они с Андреем сильно повзрослеют, трудно будет объяснить, куда потрачено несколько лет.

Женька вдруг замерла, её будто окатили ледяной водой. План был прост: получить свободу и найти брата. Свобода у неё, а дальше-то что? Девушка неожиданно для самой себя осознала, что именно ей предстояло сделать. Найти брата, который потерялся где-то за пределами цивилизованного мира.

Она никто, почти ничего не знает и не умеет, денег только на месяц скромной, как она полагала, жизни. Ливадова закусила губу, чтоб не расплакаться. Что? Как? Каким образом найти Андрея? Даже Воронцов признался, что это не в его силах.

Нет! Женька закачала головой. Он лгал, а если и не обманул, то все равно можно что-то предпринять для поисков Андрея. Хоть что-нибудь! Но что делать ей, дуре набитой? Почему, ну почему она хорошенько задумалась обо всем только сейчас?

Потому! Ливадова пыталась вновь разозлиться на саму себя! Потому что вчера она еще была рабыней, и все, что от неё требовали — это раздвигать ноги да служить объектом научного эксперимента. Её никто не хотел слушать, и плевать всем было на поиски Андрея. Именно для этого нужна свобода!

Ливадова выдохнула. Она, наконец, разозлилась! Женька обернулась и уставилась на пройденный по жилому району путь, только видела сейчас вовсе не пятьдесят четвёртый сектор. Она смотрела в прошлое, в последние свои несколько дней. Она поняла… Придется вернуться к Воронцову… Если тот ещё примет бывшую собственность… Но только рядом с сыном президента, только используя его связи и возможности, появится шанс отыскать Андрея.

Стремление обрести свободу и известие, что получила её, столь желанную и, как казалось, далекую, затмили разум, задвинули рассудительность куда-то далеко. Теперь пришло осознание действительности: реальной, настоящей, а не той, что была лишь в голове.

— Какая же я дура.

Ничего! Ничего! Женька пыталась успокоиться. Нужно взять себя в руки, а то ещё разревется посреди улицы.

— Все нормально. Нормально.

Вдохнуть и выдохнуть. Ещё и еще раз. Пока ничего не потерянно. На свободе она лишь первый день. Сейчас нужно озаботиться ночлегом и вообще квартирой на первое время, затем прикупить еды. Чем тут кормят?

Женька оглянулась. В тот универсам она и пойдет, как разберется с квартирой, тем более уже почти добралась до неё. Завтра Ливадова получит гражданство. Что потом? Потом Воронцов, как ни тошно в этом признаться. Она слаба, она никто, а на кону жизнь брата.

Ну, Андрей, легко ты у меня не расплатишься!

Женька беззлобно выругалась. Образно говоря, найти брата она сможет только в постели президентского сынка. Фу! Мерзко-то как звучит, только это правда. Воронцову от неё нужен только секс, а Ливадовой нужно разыскать брата. Придется возвращаться и становиться любовницей Владимира, или, если выразиться точнее, шлюхой.

Уголки губ все-таки задрожали, глаза увлажнились, однако Женька смогла взять верх над чувствами и не расплакаться. Так, значит так! Но она не затеряется в двадцать третьем веке и найдет Андрея!

Ладно, хватит сопли распускать. Где мои апартаменты?

Женька решительно направилась к оранжево-белой многоэтажке, в которой должна была найти подходящее жилье. Как же все-таки спальный район двадцать третьего века похож на спальный район из её времени! Женька закусила губу, чтоб не расплакаться. Думай об отвлеченном! Думай! Думай!

Мерцающие стрелки, спроецированные на тротуар нетчипом, довели до второго подъезда. Раздвижные стеклянные двери впустили внутрь.

— Вы к кому?

Определенно время не властно над многими вещами. Бабулька-консьержка смотрела не девушку тем же подозрительным взглядом, что мог встретить Ливадову при подобных обстоятельствах и в двадцать первом веке; и, наверно, в двадцатом. Только на столе перед вахтершей лежала не газета со сканвордом, а тёмное стекло планшета.

— Гра…, — бабулька осеклась. — А-а…Ты из этих.

Женьку как током ударило. Несколько дней в рабстве не привили ощущение второсортности, а консьержка сказала, что Ливадова «из этих» с плохо скрываемым пренебрежением. Очевидно, сама гражданка Корпорации, и нетчип в её старой башке указал, что в подъезд зашла полугражданка. Но почему тогда Женькин имплант не сообщает о гражданстве у встречных людей?

Рвалось с языка заявить, что гражданство Ливадова получает уже завтра, да не нужно торопить события. Данному правилу Женька подчинялась сколько себя помнит. Чтоб не сглазить.

— Новенькая? — вновь начала бабка.

Что ей ответить?

— Я не местная.

— Все вы не местные. Ну, чего пришла?

Вот же вздорная старушка!

— Я по объявлению. Здесь сдается квартира. На четырнадцатом этаже. За тысячу двести пятьдесят рублей.

Женька попыталась начать конструктивный разговор и к её немалому удивлению это получилось.

— Идем!

Консьержка, кряхтя, поднялась и заковыляла на кривых ногах к лифту. Невысокая и сгорбленная. Седые волосы собраны в пучок. Одета тепло, сверху старенький свитер, юбка, шерстяные колготки и тапочки.

Ливадова заулыбалась. Может, её уже вернули домой? В две тысячи шестнадцатый? Больно уж у вредной старушонки привычный облик. Добравшись до лифта, первой внутрь она впустила девушку.

— Спасибо.

Двери закрылись, лифт начал плавный подъем.

— Так откуда ты? — вахтерша пристально глядела на Женьку. Снизу вверх, ростом она оказалась совсем невысокого даже рядом с Ливадововой с её метром пятьдесят восемь.

— Из Новосибирска, — Женька назвала первый пришедший на ум город, и это в определенной степени правда.

— Хороший город, — бабка по-прежнему выжидательно смотрела на девушку.

Чего ей надо? Женька пожала плечами, сделав вид, что заинтересовал отсчет этажей на электронном табло слева от раздвижных дверей.

— Хороший город, говорю.

Теперь Ливадова кивнула.

— А в Красноярске ты сразу к нам? — не унималась настырная старушка.

— К вам.

— Приехали.

Двери лифта открылись. Консьержка вывела на четырнадцатый этаж. Просторный чистый светлый подъезд, окрашенный в зеленые и серые тона. Горшки с цветами. Евгении здесь определенно нравилось, даже как-то уютно. Выбрав недорогое жилье, она опасалась, что дом будет невзрачный, в страшненьком районе с неблагополучным контингентом. Но пока все выходило наоборот, и внешний вид многоэтажки, в которой Женька собиралась снять жилье, по меркам Ярославля её времени подходил скорее к элитным домам.

— Сто четырнадцатая, — бабка остановилась у одной из дверей. — Заходи, смотри.

Женька по привычке чуть было не попросила ключ, но осеклась, вовремя догадавшись, что консьержка открыла замок через Сеть.

— У тебя ж нетчип есть?

— Конечно, — Женька почему-то покраснела.

Зато вахтерша излишней стеснительностью обременена не была. То ли это возрастное, то ли бесцеремонное отношение к негражданам — как к второсортным, а то и не совсем людям.

— Есть нетчип, — продолжала вслух рассуждать старушка, — значит, не дикарка. Дикарей у нас не селят. Полугражданство у тебя?

— Да, — раздражённо ответила Ливадова. Бесцеремонность старухи напомнила Ливадовой, кем она являлась совсем недавно.

— Ну, заходи тогда, — заметив, что девушка недовольна, консьержка тоже насупилась.

Ливадова толкнула дверь.

— Сколько здесь площадь?

Вопрос пришлось повторять — бабка сделала вид, что ничего не услышала.

— Тридцать два метра, — донеслось из подъезда после, когда девушка разглядывала потенциальное жилье уже внутри квартиры-студии.

Слева совмещенный санузел — ванная, умывальник и унитаз. Слева просторная кухня, с мебелью и встроенной техникой. Коридорчик расширялся в светлую комнату: у стены широченная кровать, напротив её на противоположной стене огромная чёрная панель. Не иначе, как телевизор. Еще есть шкаф, невысокий стеллаж у окна, шторы и пара стульев. На полу овальный ковер под плетение из высохших стеблей какого-то растения. Мебель вся тёмная, а стены и потолок белоснежные, под фактурной краской.

— Бедненько, но чистенько.

По правде говоря, смотрелась квартира стильно. Не смотря на однотонный цвет потолка и стен, помещение выглядело именно как жилье, причем уютное, а вовсе не больничную палату с казенной обстановкой, о чём подумалось при первом взгляде.

— Нравится? — бабка появилась рядом.

Женька кивнула, она не прочь пожить здесь. Хорошая квартирка.

— Оплачивай, но учти — деньги мы не возвращаем, даже если завтра съедешь. В стоимость включены все расходы на содержание.

Нетчип подал сигнал о получении счета на оплату. Ушлая бабулька! Соображает! Но до чего ж противная! Хорошо хоть убралась, как только деньги списались с баланса Литвиновой.

Женька присела на кровать и еще раз оглядела комнату. Её первое собственное жилье! Ну, в смысле, что живет она одна. В иных условиях захлопала бы в ладоши. Да трудно забыть, где она и как очутилась в двадцать третьем веке.

— Соль есть?

Столь банальный вопрос, что Ливадова не сразу сообразила, чего от неё хотят. В коридорчике стояла молодая женщина. Стройная. Ухоженная. Симпатичная. Прям красотка, это видно и без косметики. Одета по-домашнему: в синий халатик до колен, в тапочках. На волосы, полностью скрывая их, намотано полотенце.

— Что простите?

— Слушай, давай на ты. Меня Кира зовут.

— Евгения. Можно просто Женя.

— Отлично! Разрешашь войти? У тебя было не заперто.

Кира улыбнулась. Вообще-то она уже здесь. Ливадова рассмеялась.

— Заходи!

Новая знакомая подошла к кровати и протянула Женьке руку.

— Ну, привет!

— Привет! — Ливадова ответила рукопожатием.

— Откуда будешь?

— Из Новосибирска, — Женька вновь воспользовалась импровизированной легендой.

— А я из Красноярска. Гражданка Корпорации, но ты не заморачивайся. Мне все равно, гражданка ты или нет. Это консьержка Тома делит девушек на своих и чужих, а мы-то в сущности одинаковые.

— Конечно, — Ливадова на мгновение растерялась. Второй раз за несколько минут случайные знакомые сообщили ей, что она негражданин. Нетчипы граждан похоже действительно оповещают своих владельцев, что те разговаривают с неполноправными людьми. Не будь завтра получения гражданства, Женьке очень бы хотелось знать, как сильно ущемлены права неграждан.

— А ты новенькая.

Ливадова поймала на себе пытливый, изучающий взор Киры. Было что-то в её голосе, что заставило Женьку насторожится.

— В смысле?

— В смысле новенькая в нашей профессии.

— Какой профессии?

— В нашей. Мы проститутки.

Говорила Кира совершенно спокойно и ничуть не смущаясь, зато Женька сделалась пунцовой, и очень некстати вспоминался Воронцов.

— Я не проститутка.

Кира расхохоталась. Чем это слова Женьки так рассмешили её?

— Так ты не знаешь? — сквозь смех выдала Кира.

— Чего не знаю?

— Что в нашем доме снимают жилье только девушки определенной профессии?

Ливадова, оторопев, смотрела на Киру и не находила, что ответить.

 

Глава 18. Стая

Пистолет выстрелил. Пуля отбросила висевший над Рамиресем дрон на два метра. Вторая прошла мимо, зато третья пуля снова ударила в летательный аппарат. Двух попаданий хватило: в стороны полетели куски обшивки и электронной начинки, аппарат крутнуло. Дрон заискрился и упал на землю. Андрей всадил в него ещё три пули, добившие летающие и фиксирующее все на видео устройство уже окончательно.

Кучно пистолет бьет. Андрей с уважением посмотрел на оружие: лежит в руке идеально, словно под него сделано. Индикатор показывает, что пистолет полностью разряжен. Хорошо придумали с этими окошками, удобно.

Ливадов взглянул на американца. Артур Джонс лежал, не шевелясь, закрыв глаза; и, пока русский стрелял, наверно, прощался с жизнью.

— Не бзди, — презрительно сказал Андрей.

Рамирес вызывал отвращение. Такой крутой был, важный, командовал тут, а когда учуял, что смерть близка, разве что в штаны не наложил. Хотя… Андрей сплюнул. Прикончить его Джонс все ж попытался, да только получил две пули в ногу.

— Сука.

Ливадов вдруг с тревогой посмотрел на развалины церкви, откуда считанные минуты назад вывалила толпа зомби. Тихо вроде, но нехорошее предчувствие подсказывало, что тишина обманчива и лучше б уносить ноги с Октябрьской площади мёртвого Ярославля.

Андрей услышал стон — это Джонс. Перестал, наконец, изображать убитого.

— Я ранен.

Ливадов не без удовольствия оскалился:

— Ну так, сам виноват.

— Помоги, — вновь простонал американец. — Прошу… Я теряю много крови.

— Сейчас.

Американец был нужен живым, и, действительно, кровопотеря может стать опасной. Надо оказать помощь, но сперва другое. Спрятав разряженный пистолет в карман штанов, Андрей направился к винтовке Джонса, что валялась в траве в шагах в пяти от него.

На индикаторе двадцать два выстрела. Немного, но в винтовке, что висит за спиной, магазин пуст полностью, а с боеготовым оружием не так тоскливо. Ливадов даже ухмыльнулся, забыв на мгновение про тревожные предчувствия.

— Прошу!.. Помоги!

Андрей вернулся к американцу и зло произнес:

— Если ты, мразь, выкинешь ещё один такой фокус, то ногой не отделаешься.

Джонс приподнялся на локтях и скривился от боли, когда попытался пошевелить раненой ногой.

— Нет… Я все понял.

Говорил американец с трудом.

— Помоги сесть, — хрипло произнес он. — Дальше… Я сам.

Пнуть бы американца по поврежденной ноге вместо помощи, только Джонс еще нужен, но припугнуть не помещает. Ливадов передернул затвор и приставил дуло крупнокалиберного автомата к голове Джонса.

— Видишь это?

— Yes… Да… Спасибо, — невпопад ответил американец.

— Что-то ты совсем плох, — Андрей сплюнул.

Отложив вторую винтовку в сторону, он помог Рамиресу усесться.

— У меня… во внутреннем кармане куртки, — произнес американец, морщась от боли, — пакет первой помощи

Андрей поднял винтовку и отступил на три шага, нацелив оружие на американца.

— Сам давай.

Простонав, Артур Джонс расстегнул на куртке молнию и вытащил белый квадратный пакет размером в две ладони и с броским изображением красного креста. Разорвал. Внутри был бинт, марлевые тампоны, шприц и игла.

— Нужен нож, — сказал американец.

Не спуская взгляда с бывшего хозяина, Андрей отступил к убитому им негру, в шее которого по-прежнему торчал окровавленный охотничий нож. Искать в траве второй, отобранный у американца, Ливадов не собирался. Да поскорей надо заканчивать с Рамиресом и убираться отсюда. После грохота выстрелов, которые слышно очень далеко, торчать на открытой площадке крайне неразумно.

— Пойдет?

Андрей подкинул нож Джонсу. Думал, что тот будет возмущаться, требуя очистить металл от чужой крови, однако Артур не стал корчить из себя неженку. Без лишних слов вспорол окровавленную штанину, только вздрагивал несколько раз от взрывов боли, и освободил место ранения от одежды.

— Сделаю себе укол, — американец посмотрел на русского, — и могу на время отключиться…

Слова по-прежнему давались Джонсу с трудом. Глубоко вздохнув, он выпалил следующую фразу, пока хватало сил.

— Состав затянет раны и запустит реакцию… Плазмокрови в нём должно хватить, чтобы восстановить потерю моей крови.

— Плазмокровь?

Ливадов хотел спросить, что за хрень такая, но Джонс вдаваться в пояснения не собирался.

— Это будет очень больно, но после, кажется, смогу идти.

— Стоп! — Андрей вновь передернул затвор. Чтоб у американца мозги прочистились. — Стоп! Стоп!

— Что?

— Сколько у тебя магазинов?

— Обязательно сейчас? — Джонс перевел взгляд от своей залитой кровью ноги на русского.

— Обязательно, — сквозь зубы процедил Андрей.

В развалинах церкви тишина, округа спокойна; и мертвяки, которых разорвал пулемет Томми, тоже покойны. Но чувство опасности нарастало. Тревога, чей источник оставался неизвестен, заставляла оглядывать окрестности Октябрьской площади все чаще. Ливадов грязно выругался и посмотрел на джип. Если Джонс не может идти, то надо подогнать автомобиль сюда.

— Я к машине, — сказал Андрей.

— Ты не сможешь, — произнес американец и будто слегла усмехнулся сквозь боль.

— Почему?

Ливдову хотелось вмазать американцу по морде, только это не поможет быстрей убраться с площади.

— Защита… Один я могу завести… и Томми мог.

— Вот же! Тогда скорей выкладывай, что там у тебя из патронов.

Американец распахнул куртку окончательно.

— Три магазина под винтовку… По тридцать в каждом.

Отложив шприц, американец вытаскивал из специально приспособленных внутренних карманов магазины для автомата.

— Еще две обоймы для пистолета.

Андрей смотрел на это «богатство» и в мыслях костерил Джонса и негра. Последними словами. Вышли, как на прогулку. Нет бы разгрузку надеть с полным боекомплектом, нет ведь… Пижоны. Ясно дело, надеялись на пулемет.

Шумно выдохнув, американец вонзил шприц в ногу, полностью погрузив иглу в плоть меж двух пулевых ран. Лицо Джонса исказила гримаса боли, он зарычал, зажмурился, но додавил поршень шприца до конца.

— The end!

Конец! Джонс смог выдернуть шприц из ноги, отбросив его в сторону, и упал на лопатки, стиснув зубы и по-прежнему не открывая глаз. Он замычал, застонал, забился, как в припадке, и отключился.

— Не сдох ли?

Андрей подобрал магазины, в его куртке тоже были карманы под них.

— Мало, блин, — вновь посетовал Ливадов и направился к трупу негра. Надо и его обыскать.

Проповедник все также не подавал признаков жизни. Андрей взглянул на него, сплюнул и перевернул чернокожего на спину. Ливадов старался не смотреть на лицо негра. Все ж тот не сделал для него ничего плохого. Может не стоило его убивать? Да вряд ли, иначе было нельзя. Извини, брательник, ничего личного.

Сначала избавиться от пустого автомата — стрелять из двух одновременно не получится, пусть тут полежит — и сразу бросил на плечо ремень второй винтовки. Потом Андрей вытащил из кармана штанов еще одну бесполезную железяку. Пистолет, из которого Джонс неудачно стрелял по русскому, лёг рядом с разряженным автоматом.

На поясе у негра два точно таких и, притом, снаряженных. Андрей снял ремень — две кобуры с пистолетами давали приятный вес, а оба индикатора показывают цифру десять. Полный порядок! Хорошо еще ремень не испачкан в крови, чего не скажешь о куртке негра. Андрей расстегнул молнию. Внутри пакет с красным крестом — полезная вещь — и четыре магазина для винтовки плюс четыре обоймы под пистолеты. Тоже не густо, но уже кое-что вместе со взятым у Рамиреса.

Итого двести десять выстрелов для автомата во внутренних карманах и еще двадцать два в самой винтовке. Вдобавок два пистолета, по десять патронов в каждом, и шесть обоим. Куртка, набитая патронами, стала увесистой. Хоть и легкая, но жарковато в ней, однако Андрей ни за что не снимет.

Американец застонал и дернулся, все ещё в беспамятстве, но зато жив. Давай уже, приходи в себя поскорее. Ливадов в который раз оглядел площадь и в очередной раз подумал, что тишина может быть обманчивой. Заросли и развалины вокруг такие же мёртвые, как сам город, но именно это и пугает. Андрей как никогда раньше хотел уехать из Ярославля, в коем провел детство.

Сука! Пойти растормошить, что ли, американца, чёртова проповедника!

Когда Ливадов нагнулся к Джонсу, чтоб схватить того за грудки да встряхнуть хорошенько, вдруг заметил, что кровотечения больше нет, а раны на ноге американца затянулись. Места, куда вошли пули, и кожа вокруг них очищена от крови какой-то пузырящейся белой субстанцией. Она, видимо, выходила из пулевых отверстий, которые скоро зажили после введенного американцем препарата.

— Боль, наверно, адская, — пробормотал Андрей, хлопнув по своей куртке в месте, где внутри в кармане лежал пакет с красным крестом.

Ливадов покачал головой, не очень-то и веря собственным глазам. Но ран нет! Чудо-средство, считай, мгновенно залечило рану. Джонс ещё говорил, что и потерю крови восстановит, но все имеет свою цену. Боль, вызванная действием препарата, вырубила американца. Но…

Андрея прошиб холодный пот. Животный рев, полный голода и злости, раздался со стороны зарослей папоротника, что забил всю другую растительность в сквере вдоль Республиканской улицы. С той стороны по грунтовке как раз въезжали на джипе на Октябрьскую площадь.

Вскинув автомат, Ливадов смотрел на непроглядные заросли. Что там за тварь? Кого несет? И как на зло бронированный джип с раскрытой дверцей у водительского места заметно ближе к зеленке, чем к ним.

Громкий звериный рык вновь огласил округу, и на сей раз он звучал ближе.

— Вставай! — нервно бросил проповеднику Андрей.

Целясь оружием на заросли папоротника, Ливадов пробежался глазами по площади. Пока еще пусто, только гость скоро пожалует.

— Вставай же!

Ливадов обернулся, намереваясь надавать американцу по щекам. Чтоб очнулся, сучара, уже наконец.

— Я в порядке.

Американец сидел на траве, свесив голову вниз и с растирал ладонями глаза.

— Дроны засекли двухголового, а, значит, стая близка, — торопливо заговорил он. — Времени нет.

Дроны? Ну да, всего четыре было. Андрей ругнулся про себя. Из пистолета он расстрелял только один летательный аппарат. Три еще кружат где-то поблизости.

— Какая стая, американец? — со злостью в голосе сказал Ливадов. — Лучше скажи, идти сможешь?

— Помоги.

Андрей схватил протянутую руку и поднял американца на ноги. Чтобы тот тут же упал.

— Не могу, — простонал Джонс, — что-то серьезное с ногой. Придётся тебе тащить меня до джипа. Если успеем до двухголового и стаи, то спасемся.

В голосе Рамиреса слышалась неприкрытая паника.

— Двухголовых и стаю никогда не засекали так далеко от мёртвых земель, но дроны… — продолжил он, да мог бы не договаривать.

Рев существа, что бежало к площади сквозь папортниковые заросли, зазвучал совсем близко.

— Это он! — взвизгнул Рамирес. — Зовет стаю.

— Да заткнись!

Андрею тоже страшно. Жуть как! Сердце бьется в груди, и кажется, сейчас выпрыгнет наружу. Ужас, который поглотил американца, подступает и Ливадову. Упасть бы на землю, прикрыв голову руками, и скулить, поджидая появление двухголового и стаю. Они быстро и без мучений разорвут на части…

Что за херня творится?

— А-а-а!

Ливадов закричал и выпустил очередь по зарослям, чтобы избавиться от наваждения. Помогло. Быстро поменял магазин, и увидел некроформа, выпрыгнувшего из зарослей. Тварь размером с быка. Расставленные в стороны, как у первого увиденного зомби, четыре конечности. Туловище, будто слепленное из людских тел, и две головы. Одна обычная, бывшая когда-то на плечах живого человека. Вторая огромная, раза в четыре больше, чем вторая, мало похожая на человеческую. Голова монстра с пастью полной клыков — она издала новый рев, услышав который хотелось бросить оружие и упасть, укрыть голову руками.

— Врешь, — Андрей целился в некроформа. — не возьмёшь.

Ливадов уже понимал, что противостоит не только звериной силе, но и ментальному воздействию.

Остановит ли штурмовая винтовка такую тварь? Это вопрос. Для двухголового монстра самое то — это крупнокалиберный пулемет, но он на джипе, а джип ближе к зарослям и монстру, чем к ним.

— Стреляй в голову! — американец, сидя на траве, пополз к церкви. — В ту, которая меньше.

— Куда? К джипу надо! — Ливадов старался не отпускать взглядом замершую двухголовую тварь, только головами качает. — Буду отсекать урода огнем!

— В церковь! Дроны сообщают, что там никого! Сейчас другие появятся!

— Какие другие?

Ливанов выстрелил. Мертвое существо рвануло вперед, но оно еще далеко. Андрей бил одиночными. Он не сорвался, совладал с нервами. Стрелял, чтоб хоть как-то отреагировать на бег некроформа, и почти не рассчитывал на удачное попадание.

— Теперь точно в церковь, — вырвалось у Ливадова.

Двухголовый с разбега врезался в джип. Одного толчка хватило, чтоб опрокинуть тяжелый автомобиль на бок. Он с грохотом перевернулся, сминая об землю распахнутую водительскую дверцу.

Шутки кончились, и, походу, им труба. Нет джипа, нет спасения. Все просто! Хотелось вставить пару слов покрепче, но они словно забылись. Ливадов заскрежетал зубами, наблюдая за монстром через прицел автомата.

Некроформ заревел, запрыгнув на поверженный автомобиль, и под его вой из папоротника показалась статья. Десятка два! Сгорбленные мертвяки с длинными руками. Они двигались быстро, передвигая конечностями, как гориллы; и ими руководил общий замысел.

Некроформы разделились на две части и начали обходить живых, держась границ открытого пространства.

— Ползи к негру! — заорал Ливадов. — Там вторая винтовка! Патронов я дам!

Джонс, не будь дураком, послушался и потащил себя к трупу чернокожего.

А стая пыталась окружить и перерезать путь к развалинам церкви.

Как же легко они с Рамиресем попались! Конечно, будут отсреливаться, по меньшей мере Андрей точно будет. Да все одно — это его последний бой! Ляжет здесь зазря и Женьку не спасет.

Винтовка в руках русского загрохотала. Ливадов стрелял в зомби, который, поравнявшись с живыми, вдруг забыл, что бежит к церкви, и развернулся прямо на Андрея и Рамиреса.

Ливодов взмок. Он не видел, что происходит вокруг, он только нажимал на спусковой крючок, а тварь все бежит и бежит на него. Пули, которые входили в существо, не причиняли никакого вреда, пока точный выстрел не снес половину черепа.

— Готов!

Некроформ рухнул в траву в тридцати метрах от живых. На индикаторе горит шестнадцать. Половина магазина на одну тварь! Слишком много, чтобы остановить одного некроформа. Андрей огляделся. Их скоро окружат, и сейчас новая атака. Еще один зомби, с другой половины площади, рванул к ним.

Ливадов вскинул оружие. Ближе его подпустить! Беречь патроны!

— Скорей! К негру! — кричал Андрей, и в этот момент он не замечал, что еще и приказывает к американцу.

Джонс, красный от натуги, полз на брюхе к трупу своего помощника. Ведя огонь из двух винтовок, может, и протянут. Боже! Помоги! По-моо-гиии!

Андрей держался, и далось это непросто. Пот тек по вискам, спина под курткой взмокла. Открыл огонь, когда до зомби осталось всего два десятка метров. Мертвец с разнесённой башкой, споткнулся и упал на землю. Семь пуль! Успех!

— Патроны! — завопил Джонс, красный как рак, и тоже мокрый от напряжения. Весь в грязи и крови. Взгляд мечется по сторонам, как у сумасшедшего. Они добрались до негра, и американец уже сжимает вторую винтовку.

Некрофомры окружили! Площадь накрыл новый рев двухголового. Торжествует, сука, и ведь соображает, гад. Как же мал у них боезапас!

Ливадов кинул Рамиресу три магазина от автомата. Пистолет и две обоймы.

— Это все! Нам конец!

Джонс молчал. Бросил только один взгляд на русского и отвернулся, чтоб зарядить винтовку.

— Не хочешь говорить? — Ливадов рассмеялся, услышав вдруг в своем смехе нотки истерики.

Но им в самом деле конец! Помощи ждать неоткуда.

 

Глава 19. Выбор

— Проститутки? — переспросила Женька.

Новая знакомая кивнула. Кира улыбалась.

— Они самые, — сказала она, причем даже без намека на смущение.

Зато Евгении было не по себе. Молодая женщина говорила о постыдной профессии совершенно спокойно, будто она ничем не отличается от других. Может быть, в будущем отношение к проституции несколько иное, чем в двадцать первом веке? Либо Кира давно преступила черту, после которой не стыдятся продажи своего тела.

— Ты разве не видела статуса дома? — допытывалась Кира. — У тебя же есть нетчип?

— Есть.

— Синхронизируемся?

— Давай.

Когда помощница профессора Мартынова обучала дикарку, устройство Женки часто соединялось с нетчипом Артуровой. Тогда каждый раз именно Яна организовывала связь — Ливалова могла видеть проекции, создаваемые вживленной в неё электроникой, однако не знала, как именно устанавливается связь между двумя людьми.

Подумалось, что сейчас перед глазами появятся диалоговые окна, в которых несколько раз переспросят, действительно ли она хочет установить соединение. Однако нетчипу оказалось достаточно лишь желания синхронизироваться.

Над правым глазом Киры на две секунды появилась проекция мерцающей зеленой полоски. Женька поняла, что связь установлена.

— Смотри, — соседка по этажу выставила перед собой правую ладонь, над которой появилось полупрозрачное изображение трехмерной карты Красноярка. — Вот наш дом!

Проекция сфокусировалась на схематично изображенной многоэтажке. Пятьдесят четвертый сектор, улица Неритова, сто двадцать девять. Для проживания лиц, занятых в сфере интимных услуг (налоговых резидентов).

— Как так? — вырвалось у Ливадовой.

Как же она не заметила сообщения в кратком информативном окне под проекцией дома, что он только для проституток.

— Да ты не переживай, — Кира покачала головой, — ничего страшного ведь.

— Я не переживаю, — солгала Женька.

— Что-то не видно, — поморщилась соседка и притворно нахмурилась. — Ты ж должна знать, что жилье в домах по классификатору профессии сдается с большой скидкой. Но у тебя есть два месяца, чтоб определится, присоединяешься ли к нам или съезжаешь. В конце концов, за это время точно сможешь подобрать себе дом, который соответствует твоей работе или поселиться в доме без классификатора. Но там подороже будет. Либо сильно хуже за ту же цену.

— Зачем расселяться по профессиям?

— Ты что, дикарка? — спросила Кира, но тут же мотнула головой, ответив самой себе. — Нет, не дикарка, у них только некродоты. Но ты же должна знать о домах с классификатором! Это для налогов нужно и вообще. Для порядка! Те, кто зарегистрирован и соответственно проживает в нашем доме, спокойно работают. Бандиты сюда никогда не явятся, никто нас не трогает. Налоги, конечно, не самые маленькие, однако и заработок тоже неплохой. А без денег, сама понимаешь, не платишь налогов, не платишь за жилье — и лишаешься гражданства.

Кира многозначительно хмыкнула.

— Назад дороги нет, — продолжала она. — После банкротства гражданство не восстанавливается. Вдобавок легко еще и полугражданство потерять, а там только в Дикие земли сбегать. Если успеешь… Либо рабство!

Женька вздрогнула. Рабство! Совсем недавняя её участь. Нет уж, обратно она не хочет.

— Так что лучше работать и платить налоги, — Кира подмигнула. — Ты давай, обживайся и думай. Работка это не пыльная, всяко лучше многих других. График почти свободный, деньги хорошие, и тратишь их на себя. Вкладываешь в свое тело, оно у тебя весьма годное.

Молодая женщина демонстративно оглядела покрасневшую Женьку.

— Странная ты, — сказала Кира, — но хорошенькая. Тем более, что негражданка. Чего ломаться-то!

— Я завтра получаю гражданство! — с детским вызовом ответила Ливадова. Чего её в проститутки записывают? Не хочет она!

— Тем более! — рассмеялась соседка. — Гражданкам гораздо больше платят!

Женька дернулась, чтоб возразить, только ничего путного в голову не пришло.

— У тебя ж нет богатеньких родителей? — Кира многозначительно вскинула указательный пальчик. — Нет? И у меня тоже нет, а крутиться надо, вот и кручусь-верчусь!

Проститутка вновь рассмеялась, и Женьке показалось, что сделала Кира это чересчур нарочито, будто забивала смехом что-то не столь уж радостное.

— Кстати, сколько месяцев оплатила?

— Один.

— Ну, это хорошо. Если решишь съехать, то ничего не потеряешь. На все про все у тебя два месяца. Было б хуже, если б полгода оплатила и через два месяца уехала. Деньги не возвращаются.

— Знаю, — буркнула Ливадова. — Консьержка уже сказала.

— Кто? — не поняла Кира. — Что за слово такое? Как ты сказала?

— Да, ерунда, в книжке прочитала, — отмахнулась Женька. Вот же, неосторожное слово, и снова могут подумать, что она странная.

— Баба Тома, что ли? — Кира назвала имя вахтерши.

Ливадова кивнула.

— Вредная она бабулька, но отходчивая. Мы с девчонками, можно сказать, любим её. Не обижай тетку Тому. Особенно, бабушкой не называй. Она аж дергается, когда слышит про бабок.

Ливадова прыснула, представит дёргающуюся вахтершу.

— Ты осмотрись, — соседка по этажу направилась к двери, — обдумай все и не спеши принимать решение, время-то у тебя есть. Когда торопишься, потом лажа обычно получается.

— Постой! — Женька окликнула Киру. — А соль?

— То так, повод познакомиться искала… И, кстати, второй раз поселиться в дом с классификатором, чтоб потом съехать, не получится. Если не найдешь работу по новой квартире, получишь штраф в кругленькую сумму. Ты ж это помнишь?

— Конечно! — Женька вновь солгала, при том ответить попыталась бодро.

— Тогда, бывай!

— Пока.

Спонтанное знакомство и разговор дали пищу для размышлений. Ливадова снова оглядела свой новый дом. Светлая комната, не очень уж и большая, но окрашенные в белое потолок и стены дают ощущение свободного пространства. Из мебели внимание сразу приковывает огромная кровать. Как раз для проституток — можно принимать клиентов, не выходя из дома.

Женька поморщилась. Хочется надеется, что работать в доме, где проживают, здешним жильцам нельзя, а то мерзостно будет тут жить. Ходить по подъезду, касаться перил. Фу…

Правда, она здесь ненадолго. Квартира-то понравилась, Женька в очередной раз подумала, что уютная и со вкусом обставленная, но это многоэтажка только для проституток! Придется сваливать!

Да! Именно так! Ливадова состроила рожицу своему отражению в зеркале в половину человеческого роста, оно висело в коридоре. Сваливать! Но куда? Сразу в постель к Воронцову? Придется… Только как не угодить в полную зависимость? Найти бы хоть какую работу в этом неизвестном двадцать третьем веке. Перспектива потерять гражданство и снова стать рабыней — хуже, чем смерть.

Она должна найти брата и вернуться домой!

Задумавшись, Женька направилась к стулу у окна. На улице яркое солнце и синее небо, а на душе пустота и тоска. Она думала, что никогда больше не увидит чокнутого профессора Мартынова и его помощницу Яну, но деньги очень нужны. Не идти же на панель…

Глубоко вздохнув и набравшись решимости, девушка вызвала через нетчип Артурову. Слева появилась проекция экрана, размером с монитор компьютера из женькиного времени. Проекция висела все время в одном положении, даже когда Ливадова отводила взгляд или отворачивалась.

Внутри виртуального экрана мерцал текст сообщения. Связь с Артуровой никак не устанавливалась.

— Возьми трубку! — со злостью вырвалось у Женьки. Она накачивала себя, чтоб не растерять настрой на разговор с учеными.

Новое сообщение появилось почти неожиданно:

«Артурова Яна Викторовна отклонила видео-соединение».

— Слушаю, — голос помощницы профессора звучал со стороны проекции, на которой появился значок разговора.

— Яна, здравствуй. Это Евгения. Евгения Ливадова.

— Да, я знаю.

— Ваше… — Женька заставляла себя говорить дальше. — Ваше с профессором Мартыновом предложение еще в силе?

— Какое? — аспирантка словно желала показать, что забыла о дикарке.

— О продолжении эксперимента, — выдавила из себя Женька.

— Еще в силе.

Яна Артурова была немногословна. Ливадова легко представилась недовольная помощница Мартынова. Она видела это не раз — когда Евгения перечила или проявляла иную своёвольность. Несколько дней назад Ливадова была собственностью университета, а потом просто объектом эксперимента, но не свободным человеком, и Артурова могла просто требовать чего-то от дикарки. Сейчас же приходилось общаться с Ливадовой почти на равных. Яну от этого буквально коробило, хоть и старалась держать негатив в себе.

Однако скрыть раздражение получалось плохо, даже без видеосвязи. Женька чувствовала отношение к себе с той стороны виртуального экрана. Хотелось прекратить разговор, только положение у неё безвыходное.

— Вы с профессором говорили о деньгах, — набравшись смелости сказала Женька. Почему-то ей всегда становилось неловко, когда речь заходила об оплате за ту или иную помощь либо работу, которую она делала.

— Деньги будут, — ответила Артурова. — Сказать сколько?

— Да, мне было бы…

— Полторы тысячи рублей в месяц. Нам как раз сегодня утвердили эту сумму. Игорь Иванович был уверен, что ты выйдешь на связь и заранее согласовал продолжение работы.

Теперь в голосе помощницы Мартыновой слышалось плохо скрываемое удовлетворение.

— Спасибо, — едва слышно произнесла Женька.

Разговор с Артуровой действовал на нервы. Продолжение эксперимента вдруг показалось чем-то схожим с проституцией — отдает часть себя за деньги. Однако Ливадова не может отказаться от полутора тысяч рублей. Это немалые деньги, и она не знает иного способа раздобыть их. Не соглашаться же на предложение соседки Киры!

— Мне нужно подготовить кое-какие бумаги, чтоб снова начать нашу работу, — сказала Яна. — Ты ведь завтра получаешь гражданство?

— Да.

— Тогда свяжись со мной сразу, как станешь гражданкой Корпорации. Это важно для документов, которые нужно будет сделать, — тон Артуровой перешел на деловой. Договорились?

— Хорошо.

— Тогда до связи!

— До связи, — пробормотала Женька, — до связи…

Ну, дело сделано — первое и менее противное из того, на что приходится идти ради выживания и брата. Зачем только ей эти невеликие деньги?

— Затем! — Ливадова разозлилась.

После получения гражданства и постели с Воронцовым с деньгами проблем быть не должно — не зря ж с президентским сынком собирается спать. Однако Женька твердо знала, что необходимо иметь свой, независимый от Воронцова, источник дохода. Пускай сейчас и не ясно, для чего именно.

Девушка всхлипнула. Ливадова с удивлением поняла, что готова разрыдаться. Вздохнув и отчего-то испугано посмотрев на дверь в коридор — никто новый не пожаловал, да и заперто там — Женька дала волю чувствам. Старалась лишь не расплакаться навзрыд. Так, скулила тихонечко, подняв ноги на стул и обхватив колени руками.

Когда выплакалась, стало легче, однако тяжесть внутри неё никуда не исчезла. Камень на душе!

— Надо выговориться!

Раньше иногда тоже бывало тяжко. Пусть не столь тяжело, как сейчас, но тем не менее. Евгения находила утешение в исповеди маме; особенно, когда помладше была. Иногда помогало рассказать все подруге Ленке. А сейчас? Кто поможет? Кто её услышит?

Ливадова посмотрела в окно. Небо синее-пресинее. Бесконечное. Там есть тот, кто её услышит. Опустила ноги на краешек ковра, села ровно и, закрыв глаза, начала молится. Неумело, не ведая правильных слов, но горячо с подлинной, нелживой надеждой. Женька как никогда ранее открылась сейчас богу.

В те первые несколько дней двадцать третьего века она тоже молилась, но не была столь же искренна, как сейчас. Женька спросила себя, почему так? Нет ответа, да и не стала она голову ломать.

Она просто молилась, и боль в душе утихла.

Женька вздохнула и открыла глаза. Будь, что будет, а она сделает, что должна, и там, на небесах, ей зачтется. Все то, чем придется поступиться ради Андрея.

Захотелось есть. День сегодня был долгий и нервный. Удивительно, что не проголодалась раньше. Рядом с домом вроде есть магазин, надо туда наведаться, а завтра наступит новый день. Время для решения новых и старых проблем — они кажутся почти неподъемными, но это завтра, а сейчас раздобыть еду и отдыхать.

Вечер прошел почти также, как если бы Ливадова поселилась в обычном спальном районе её времени — ничего необычного. Утро началось в семь утра. Женька привела себя в порядок и, позавтракав печеньем с чаем, в начале девятого направилась в Департамент миграции и учета неграждан МВД.

Нетчип — зараза! — раз двадцать известил, куда надо явиться. Ливадова запомнила название учреждения уже после пятого раза, но электроника все слала и слала уведомления, а следом непременное второе сообщение. В нем время заседания комиссии по делам гражданства и справка о том, как добраться до здания департамента.

— Ну! — сказала Ливадова отражению в зеркале. — За гражданством!

Она оделась почти также, как вчера, только блузку сменила. В остальном тот же строгий костюм: серый пиджак и серая юбка чуть выше колен, чёрные туфли на тонком каблуке. Ничего более подходящего для официального мероприятия в чемодане не имелось.

Снова сообщение! Куда и зачем ей сегодня идти. Девушка пыталась найти способ отключить назойливые уведомления, однако ничего не получалось: то ли не освоила управление нетчипом в полной мере, то ли из-за сверхважного приоритета сообщений. Слишком судьбоносные, чтоб их пропустить. Гражданство трудно приобрести и очень легко утратить. По словам Киры, выходит, что, если не платишь по счетам — быстро становишься негражданином, а потом теряешь и полугражданство.

Женька поежилась, и не понять от чего: то ли от нерадостных размышлений, то ли от утренней прохлады. В восемь утра еще свежо. Солнце яркое, на синем небе ни облачка. Настроение приподнятое, хоть и приходится часто зевать. Ливадова где-то вычитала, что это от волнения. Потом не раз замечала, что люди в самом деле много зевают, когда стоят перед дверью, за которой их ждет экзамен.

Она тоже зевает и тоже от волнения. Но хотя бы не опаздывает: есть за Женькой такой грешок. Спасибо нетчипу — все время подгонял и быстро проводил до центра Красноярска. Сначала метро, потом небоскребы и широченные проспекты центральной части столицы Красного сектора. С самого утра заполнены людьми и автомобилями.

Мерцающие на тротуарной плитке стрелки довели до улицы, где располагался Департамент миграции и учета неграждан МВД. Да, да! Она не забыла! Опять это дурацкое уведомление!

Над входом в небоскреб из белого камня с серыми вставками висит надпись «Главное управление полиции по городу Красноярску». Стрелки вели именно туда; впрочем, вокруг множество автомобилей в бело-синей полицейской раскраске и еще больше полицейских. Их по темно-синей форме легко отличить хоть в двадцать первом, хоть в двадцать третьем веке.

Короче! Мимо не пройдешь.

На Ливадову никто не обращал внимание. Девушка замерла на широких ступенях, ведущих к входу в управление полиции. Стрелки-проекции вели прямо внутрь. Интересно, как попасть в здание? Женька по старой памяти подумала про паспорт. Но документов у неё нет, только нетчип в голове. Артурова вроде говорила, что он удостоверяет личность, но Ливадова не уверена, что все правильно поняла.

— Надо идти, — сказала самой себе Женька. Чтоб побороть внезапно нахлынувшую робость.

За стеклянными дверями располагался пост. Пятеро полицейских дежурили за блестящим металлическим ограждением с тремя проходами в нем. Офицеры были в парадной форме, она отличалась от повседневной другой портупеей и пистолетной кобурой, а еще наличием перчаток — все это было белым. Дежурные были в головных уборах, хотя остальные полицейские, среди которых было полно девушек и женщин, при входе в управление свои фуражки снимании.

— Здравствуйте, — один из офицеров опередил Ливадову, обратившись к ней первым.

— Добрый день.

— Вам на девятый этаж. Кабинет девятьсот двенадцать.

— Мне? — удивилась девушка.

— Так точно. Вы же Евгения Константиновна Ливадова?

— Да. Я…

— Пожалуйста, проходите. Лифт там.

Женька по непонятной причине покраснела. Щеки горят! Что-то все быстро узнают, кто она такая и чего ей нужно. Возникло ощущение, что она, как открытая книга. Будто голая стоит. Вдруг повеяло дурным сном. Не могут ли так же легко копаться и в её мыслях?

Ливадова добралась до лифта, погруженная в себя. Видела только уже привычные мерцающие стрелки.

— Извините, — кто-то толкнул в плечо. — Тороплюсь сильно! Не углядел, простите.

— Ничего.

Женька встрепенулась. Хорошо даже, что её задели. В голове прояснилось, она постаралась позабыть про все свои невзгоды и настроилась только на одно. Получить гражданство!

Заполненный людьми лифт быстро поднял на девятый этаж. У девятьсот двенадцатого кабинета девушку встретила секретарь.

— Евгения Константиновна Ливадова? — спросила она.

— Это я.

— Заходите.

Сейчас будет решаться Женькина судьба! В просторном кабинете с огромными окнами на всю стену за полукруглым столом уже сидели члены комиссии, и одного из девятерых Ливадова знала.

Владимир Воронцов!

 

Глава 20. Снова

— Почему? — прокричал Андрей. — Почему?

Ливадов поворачивался всем корпусом, переводя взгляд через прицел вскинутой винтовки с одного некроформа на другого, затем на следующего, а зомби больше не нападали. Длинорукие твари стояли, лишь покачиваясь, окружив двух живых. Зато двухголовое существо, вожак мертвой стаи, бесновался у опрокинутого джипа. Вскакивал на автомобиль, крутился на нем, оглашая Октябрьскую площадь раскатами жуткого рева. Прыгал вниз, на землю, и почти сразу вновь возвращался на автомобиль.

После появления двухголового монстра и стаи зомби из сгорбленных мертвецов с длинными руками минули считанные минуты и две атаки одиночных некроформов. С ними крупнокалиберный автомат Андрея справился уверенно. У Ливадова сгорело больше нервов, когда выбивал бегущих на него мертвецов, чем потратил свинца. Патронов мало, и Андрей стрелял одиночными, целясь тварям в голову. Сука! Их можно остановить, только разнеся черепушку.

Какие-то минуты! Но для двух живых они растянулись на очень долгие и почти нескончаемые минуты. Русскому и американцу не уйти. Не отбиться от стаи, если мертвяки кинутся на них разом. Однако те все также стоят на месте.

— Почему не нападают?

— Не знаю!

Грязный, окровавленный Рамирес с лицом, перекошенным одновременно страхом и решимостью, сидел у ног Ливадова и сжимал винтовку. Американец вытащил из-под одежд нательный крестик. Губы его шептали беззвучную молитву. Он тоже не отводил взор от мертвецов, и палец его правой руки лежал на спусковом крючке автомата, только ствол оружия был опущен к земле. Потому как левой рукой Джонс постоянно подносил крестик к губам, перемежая слова молитвы с целованием святого распятия.

Андрей покосился на американца. Откуда у того воля появилась? Бог услышал, что ли, мольбу проповедника?.. А не важно! Не по уму бывшего разведчика этот вопрос и этот ответ! Ливадов крепче сжал рукоять винтовки, по виску побежала капля пота. Его дело стрелять и стрелять метко и быстро. Он дорого продаст свою жизнь.

Жаль, никто это не оценит! И Женьке он тоже не поможет!

Мертвяки дернулись и в один миг покачнулись, сделав в сторону живых один шаг.

— Сейчас побегут, — хрипло бросил Андрей. В горле жуть, как пересохло. — Береги выстрелы!

Вой двухголового перекрыл голос Ливадова. Раскрыв пасть звериной морды, вожак стаи исторгал из себя звук, полный злобы, голода и тоски. Мертвецы сузили кольцо вокруг русского и американца еще на два шага, некоторые из некроформов ступали, пошатываясь. Двое или трое споткнулись.

— Сейчас начнется! Держись!

Ливадов взял на мушку зомби, чьи мозги разнесет первым. Он вздрагивал и покачивался справа от вожака стаи. Голова монстра, задравшая к небу пасть, продолжала выть, а вторая, человеческая, дико дергалась, будто норовя оторваться от туловища размером с быка.

Монстр вдруг прекратил вой, крутанулся на боковине джипа, зарычал и спрыгнул на траву, побежав к зарослям папоротника, откуда появился, и быстро скрылся в них.

— Что за…

Андрей открыл огонь — длиннорукие твари сорвались с места. Часть устремилась за вожаком, другие кинулись на людей. Ливадов попал в голову первой цели первым же выстрелом и через один удар сердца перевел огонь на другого мертвеца. Рядом била вторая винтовка, только двум живым все одно не успеть погасить всех, кто бросился на них.

Два автомата стреляли, и их стрельба слилась в один звук, а через мгновение он потонул в грохоте тяжелого оружия. Земля под ногами мертвяков взорвалась. Двух некроформов разорвало в клочья, нескольких отбросило, чтоб через секунды изрешетить крупным калибром. Мертвецов прибивало к траве, пули тяжелого оружия отрывали конечности и вырывали куски плоти, сносили черепа.

Ливадов выпустил очередь в единственного еще двигавшегося на живых мертвеца. Того покачнуло, все пули угодили в туловище, он отступил назад, и Андрей успел сменить магазин. До некромформа два десятка метров! Прицелившись, Ливадов вновь открыл огонь, на этот раз пули разнесли голову. Зомби упал и упокоился.

Октябрьскую площадь сотрясала пальба четырех автоматических пушек двадцать второго калибра. Они добивали стаю; тех, кто не успел скрыться за вожаком в зарослях папоротника.

— А-а-а! My God — что есть сил орал Джонс, вспоминая бога. Он спасен! Спасен! По пыльным щекам американца текли слезы. Винтовка лежала перед ним, она казалась сейчас слишком тяжелой и ненужной. Спасен! Спасибо, боже!

Опустив оружие, Андрей переводил взгляд с Рамиреса на небо и обратно. Палец Ливадова все еще лежал на спусковом крючке, и индикатор на винтовке показывал цифру семь. Патронов хватит.

Хватит на что? Мысли совершенно спутались и смешались. Андрей растеряно перевел взгляд наверх. Пятиконечная белая звезда на темно-синем круглом поле с двумя белыми горизонтальными полосами на борту зависшего над площадью конвертоплана. Он медленно разворачивался носом к зарослям папоротника, в которых скрылась стая. Массивный борт на широких крыльях, которые оканчивались поворотными реактивными двигателями. Их ревущие сопла были направлены к земле. Каждое крыло несло на себе по две двадцатидвухмиллиметровые автоматические пушки. Они-то и разносили в клочья стаю. Еще два дула более крупных калибра торчали на носу конвертоплана, как два жала.

— Кавалерия прибыла!

Артур Джонс смеялся сквозь слезы, как сумасшедший, а Ливадов, замерев, смотрел на американский опознавательный знак на принесшим спасение конвертоплане. Спасение для Рамиреса и вновь рабство для русского. Только сейчас на нем два трупа и окровавленный проповедник. Его бывший и почти восстановившийся в правах хозяин.

— Урод! — вырвалось у Андрея. — Ты их вызвал? Как?

Джонс не услышал русского, чей голос растворился в грохоте выстрелов четырех автоматических пушек. Они вспаивали зеленку, добивая удирающих нерофомров.

Американец восторженно завопил, а Ливадов спрашивал себя, что лучше — смерть от лап мертвецов или снова рабство? Сука! Андрей дернулся, намереваясь пристрелить Джонса прямо сейчас. Чтоб не радовался, гад! Но благоразумие взяло верх. Третьего убитого точно не простят, а он, считай, вновь попался!

Нет! Ошейник раба он больше не наденет! Бежать! Пока не поздно!

Андрей рванул. Прочь! Как можно скорее! Не оглядываясь, побежал в сторону Волги по Республиканской улице. Добраться до густой зеленки меж развалин домов! Укрыться в листве и уходить дальше!

Рабство страшней смерти! В густой поросли запросто могут таиться новые некроформы, но для них у есть винтовка и пистолет. Оружие Андрей и не думал бросать!

Врешь! Не возьмешь! Позади грохотали выстрелы! Кавалерия, как сказал Рамирес, разносит папоротники, а он все ближе и ближе к спасительной зеленке на противоположном краю Октябрьской площади.

Какое-то звериное чувство заставило обернуться. Сзади! Андрей увидел догоняющий его дрон. Метрах в тридцати окрашенный в чёрную краску беспилотник размером с человека и с широким размахом крыльев Он летел на высоте двухэтажного дома. Хищные очертания носа напоминали орлиную голову, на которой, словно глаза, горели красным два индикатора.

Это за ним! Развернувшись, падая на одно колено и переведя винтовку на автоматический огонь, Андрей выпустил очередь. Стальная птица взяла в сторону за миг до стрельбы, и все пули ушли в небо. Ливадов успел заметить выпущенную в него ракету, но среагировал слишком поздно — уже после взрыва в шаге от себя.

Нет, не взрыв, скорее хлопок, на Андрея посыпалась земля. В нос ударил резкий химический запах. Из враз обессиливших рук выпала винтовка. Ливадов смог сделать один шаг и упал. Он не контролировал собственное тело, мог только моргать и шевелить глазами, однако не более того. Взрыв ракеты выбросил облако газа, что почти мгновенно парализовало беглеца, а через несколько секунд и вырубило.

Боль, пронизывающая острыми иглами все тело до последнего нерва, выдернула из небытия. Эта боль была знакома, и вместе с ней пришла мысль, что страшней боли, что могла бы сломать навсегда. Андрей вцепился пальцами обеих рук в ошейник раба. Стальной обруч снова на нем! Снова, снова, снова…

— С возвращением в ад! — Артур Джонс сидел перед русским на раскладном стульчике, вытянув раненную ногу. Русский очнулся, и болевое воздействие пока можно отключить.

Рамирес умылся, разорванное ухо залеплено пластырем с бинтовым тампоном, а одежда вся прежняя, грязная и окровавленная. Американец не испытывал неудобств от этого, он с мстительным удовлетворением разглядывал раба. Это животное вновь его собственность! Все стало на свои места. Внезапно лицо Джонса перекосило от злобы.

— Ты идиот, — оскалив зубы, заговорил он. — Вы русские все тупые свиньи! Ты забыл про нетчип!

Рамирес постучал согнутым указательным пальцем по своей голове, что вновь была укрыта от солнца банданой.

— Здесь недалеко пост Синей корпорации. Я подал сигнал о помощи, едва понял, что ты взбесился, и помощь, как видишь, пришла!

Американец картинно развел в стороны руки, оглянулся и попытался улыбнуться, однако маска благодушия у него не получилась. Физиономию вновь перекосило. Джонс вздумал встать, но боль в ноге вернула его зад на раскладной стул.

— Ты идиот! — повторившись, злой, как собака, Рамирес опять принялся оскорблять раба.

Джонс мог говорить все, что вздумается — Андрею было все равно. Сейчас он попросту не понимал ни одного слова. В ушах гудит, все звуки, словно приглушены. Взгляд плывет, и мир покачивается перед взором каждый раз, когда Андрей делал попытку хоть немного пошевелиться. Ливадов с большим трудом, с напряжением всего себя осознавал происходящее вокруг.

А в мыслях только одно — снова рабский ошейник.

Руки скованы наручниками. Его поместили около перевернутого на бок джипа. Ливадов сидел, отперевшись о покореженный автомобиль, но спиной не чувствовал ничего. Пальцы все еще держатся за обруч. Его металл, как воплощение приговора и одновременно отчаянья!

Он не справился! Не смог! Не убежал!

Нужно было понимать, что не может свобода достаться столь легко. Всего два трупа, Рамирес в заложниках и пьянящее ощущение, что твоя жизнь в твоих руках. Эх… Раньше ценность свободы не осознавалась столь остро. Даже тогда, когда рабский ошейник был надет в первый раз. Андрей поднял взор и сфокусировался на происходящем вокруг, пытаясь выкинуть из головы любые мысли. Тошно от них.

Убитых русским помощников Артура Джонса положили рядом. Просто бросили на истоптанную лапами двухголового монстра траву, не позаботившись придать мертвецам приличествующее покойникам положение — руки и ноги не выпрямили, а чернокожий толстяк вовсе лежит на боку.

С телами Томми и чернокожего, чье имя Андрей так и не узнал, обращались ничуть не лучше, чем с останками расстрелянных зомби, которых стаскивали сейчас под бетонный столб в центре Октябрьской площади. Двухголовый вожак тоже не ушел, его огромная туша — то, что от нее осталось под огнем конвертоплана — отчетливо выделялась средь остальных тел некроформов.

Андрей попытался рассмотреть, целы ли головы у этого монстра, но взгляд опять поплыл. Ливадов закрыл глаза, подняв лицо к небу и откинув голову к джипу. Почему-то легче, если не смотреть на всех этих суетящихся людей и не видеть Джонса. Его почти и не слышно тоже — гул в ушах мешал уловить, о чем все еще чешет языком Рамирес. Получится понять только, если очень постараться, а стараться Андрей не собирался.

На посадку заходил третий конвертоплан со звездно-полосатыми опознавательными знаками. Два других, раскрыв все люки, стояли в центре Октябрьской площади. Её заполняли десятки людей — периметр оцепили солдаты в чёрной броне, наподобие той, в какую были облачены похитители Андрея и Женьки. В казавшемся сейчас очень далеким две тысячи шестнадцатом годе.

Были еще люди, много людей — кто тоже в броне, а кто налегке. Деловитая суета: к бетонному столбу в центре площади из расстрелянных зарослей папоротника все тащат и тащат неподвижных некроформоров — бойцы в чёрной броне, по двое на каждого мертвеца.

В небе дроны. Ливадов приоткрыл правый глаз и заметил одного из них. А! Плевать на все. На солдат в черной броне, на остальных, крутящихся вокруг зомби, и даже на Рамиреса! Подавленный неудачей, все еще под остаточным действием парализующего газа, Ливадов действительно думал, что ему все до одного места.

Двое в черной броне подошли к Джонсу, они тоже безразличны. Взгляд успел отметить, что оба без винтовок, со снятыми шлемами и вроде с несколькими звездами на плечах; наверно, офицеры. Взор поплыл, Ливадов закрыл глаза, опустив теперь голову. В ушах гудит.

Заговорили прибывшие по-английски:

— Мистер Джонс! Прошу вас! Не нужно формальностей! Мы ведь уже представились. Сидите, пожалуйста.

— Спасибо, лейтенант.

— Пожалуйста. Знаете, зачем мы здесь?

Джонс помедлил с ответом:

— Идентифицировали личность?

— Верно, но не только. Сами понимаете, случившееся требовало немедленных консультаций с центром.

— Понимаю.

— Ваша личность подтверждена и вам дважды повезло, Джонс.

— Почему?

— Пусть капитан Кортни скажет, — лейтенант выставил перед собой руки. — Он ведь вашим делом занимается.

— Мой делом?

— Вашим, — нахмурился капитан. — Я «безопасник». Вы же помните об этом?

— Нет, простите…

— Не советую юлить и забывать, что я уже представлялся, — с нажимом произнес капитан.

— Да, сэр.

— Так лучше. Приступим к делу. Ваша страховка полностью покрывает вызов конвертоплана и даже оказание медицинской помощи. Это первая хорошая новость. Вторая не столь уж хороша.

Артур Джонс напрягся. Что у «безопасника» на уме? С ними шутки плохи.

— Я получил приказ из центра, — продолжал капитан, — изъять ваши дроны и автомобиль. Только не нужно задавать глупых вопросов! Все из-за стаи. Прежде их фиксировали только в мертвых землях, а до них очень далеко. Для общественности это преждевременная информация. Никто не должен узнать об этом факте. Никто! Понимаете?

— Понимаю, — вздохнул Джонс.

С «безопасниками» шутки плохи. Придется все отдавать.

— Рад, что понимаете. Сегодня вы подпишите бумаги, запрещающие разглашать любую информацию о данном инциденте. Как я уже говорил, мы изымаем дроны и автомобиль. Однако все не столь уж плохо. Вы, Джонс, получите компенсацию

— Компенсацию? — проповедник удивился. Корпорация всегда скупа для рядовых граждан.

— Конечно! Потеря автомобиля и двух неграждан, родственникам которых вам придется кое-что заплатить, а еще изъятие в пользу Корпорации имущества должны компенсироваться.

Капитан назвал сумму, которая с лихвой покрывала все потери. Джонсу предложили стоимость не только имущества, но и цену молчания. Надо соглашаться. Безопасник здесь не случайно, если Джонс заартачится, то разговор будет совсем другой.

— Согласен, — торопливо закивал Артур. — Русского вы тоже заберете?

— Нет, — покачал головой лейтенант. — Русского здесь нет. Это объект без следов какого-либо присутствия нетчипа. Ему никогда не имплантировали его, он не из Красного сектора, и центру совершенно неитересен. Он полностью ваш.

— Не интересен? Но кто же он?

— Прежде всего, это ваша собственность, на которую никто не покушается, а еще отпетый дикарь.

— Но он свободно говорит по-русски?

— Что с того? — безопасник несильно пнул раба по ноге. — Центру абсолютно все равно, откуда он знает язык красных. Вполне возможно, что сбежал из их сектора. В любом случае, это ваша законная собственность. Можете делать с ним все, что угодно. Можно прикончить прямо здесь. Вам помочь с этим?

— Судя по вашему виду, — хмыкнул лейтенант, — вам, Джонс, от него крепко досталось.

— Да уж, — глянув на раба, Артур почувствовал, что закипает. — Вы можете вывести его из этого скотского состояния. Я хочу, чтоб он все понимал и все чувствовал.

— Запросто, — сказал лейтенант. — Медик сейчас будет здесь.

— Позвольте попросить еще пару сержантов, — проповедник мрачно смотрел на русского, — и покрепче. Ошейник оставлю на сладенькое.

 

Глава 21. Отказ

Женька смотрела на Владимира Воронцова. Зачем он здесь? Чтобы помешать получить гражданство? Он буквально впал в ярость, когда профессор Мартынов сообщил, что дикарку нужно освободить. Он был не вправе удерживать в неволе человека, который соответствует статусу гражданина.

Ливадова немедленно получила свободу. Воронцов уговаривал остаться. Она отказала, чем несомненно вызвала неудовольствие, и это еще мягко сказано. С его-то характером! Не вздумал ли он теперь отомстить? Трудно представить, что столь непростой человек вдруг окажется членом комиссии по делам гражданства и, надо ж так совпасть, будет рассматривать именно ее дело.

Нет! Воронцов появился тут неспроста! Коленки дрожат, как подумаешь, зачем он пришел.

— Евгения Константиновна Ливадова?

Все полицейские, с которым Женька заводила разговор, обращались к ней подчеркнуто по протокольному. В этот раз заговорила немолодая женщина с седыми волосами, уложенными в строгую прическу. Она сидела ближе остальных к двери, и, когда Женька взглянула на нее, перед офицером на уровне стола появилась проекция таблички с указанием, что это секретарь комиссии.

— Да, я.

— Встаньте, пожалуйста, в круг.

Женька осторожно, пряча взгляд, покосилась на мрачного Воронцова. Он смотрел куда-то мимо Ливадовой. Зеленая армейская форма сына президента Красной корпорации выглядела чужеродным элементом средь темно-синих тонов полицейской одежды.

— Встаньте в круг, — настойчиво повторила секретарь.

Нахмурившись, она выжидающее разглядывала претендентку на гражданство. Все остальные члены комиссии, коих насчитывалось вместе с Воронцовым девять человек, тоже сфокусировали свое внимание на Ливадовой. Особо пристально смотрел Воронцов, и взгляд у него был неравнодушный. Женька могла бы поклясться в этом, а также в том, что настрой бывшего хозяина был откровенно неблагожелательным.

Точно вздумал палки в колеса ставить!

— Ливадова, вы слышите меня?

— Да, да, — Женька постаралась отвлечься от мыслей о Воронцове.

— Тогда войдите в круг. Видите его?

Нетчип создал проекцию светящегося круга на полу в центре комнаты. Женька поспешила встать в него. Это ж проверка на дурака — в самом деле у нее имеется работоспособный нетчип или нет — а она вздумала на Воронцова таращится. Со стороны могло показаться, что претендентка на получение гражданства не обнаружила проекцию, на которую указывала секретарь.

Однако Ливадова исполнила то, что от нее требовалось. Офицеры переглянулись, кто-то из них удовлетворенно кивнул. Проекция подсвеченного круга исчезла.

— Сегодня, — дородный полицейский в возрасте с двумя большими звездами на погонах назвал дату и точное время; он сидел прямо напротив Женьки, — комиссия по делам гражданства Департамента миграции и учета неграждан МВД рассматривает ваше заявление о принятии в гражданство корпорации «Оникс».

С языка чуть не сорвалось, что заявление Ливадова не подавала, но вовремя закрыла рот. Лучше промолчать. Да и какая разница, от нее было заявление или от Мартынова? Либо кто там его подготавливал?

Двухзвездный полицейский, как про себя обозвала его Женька, назвал себя, потом должность и звание — председатель комиссии, подполковник полиции. Затем остальных членов комиссии и пояснил, что Владимир Владиславович Воронцов является приглашенными лицом, он тоже входит в состав комиссии, но лишь с правом совещательного голоса.

— Поскольку заявитель до недавнего времени принадлежала Воронцову на праве собственности, и Воронцов числится последним ее владельцем, — пояснил подполковник, — комиссия может задать ему вопросы о допустимости приема Ливадовой Евгении Константиновны в гражданство.

Вот оно что! Женька непроизвольно стиснула кулаки и тут же разжала, чтоб не увидели что-нибудь лишнее эти изучающие, пытливые и колючие взоры. Надо успокоиться! Спокойно, спокойно. Сейчас к ней обращаются хотя бы нейтрально, а еще пару дней назад она была всего лишь говорящим предметом.

— Господин Воронцов, — извиняющимся тоном заговорил подполковник, — вам необязательно было присутствовать. Приглашение на заседание — просто формальность, которую мы были должны соблюсти.

— Эта формальность оказалась очень кстати, — произнес Воронцов и уставился на Ливадову. — Я решил лично здесь присутствовать.

Евгения побледнела. Страшно предположить, что она может не получить вожделенное гражданство.

— Разъясняю ваши права, — председатель комиссии обратился к Ливадовой.

Она слушала перечисление своих возможностей вполуха. Перечень формальностей воспринимался плохо, да и не собирается Женька все запоминать. Если понадобится что сказать, то и так скажет. Не вникая в юридические тонкости.

— Составу комиссии доверяете? — спросил подполковник.

Говорил он в общем-то равнодушным тоном, и это немного успокоило Женьку. По ее опыту, когда чиновники собираются в чем-то отказать, то начинают с придирок или наездов.

— Доверяю, — ответила Евгения, метнув взгляд на бывшего хозяина.

Хотелось бы верить, что мнение Воронцова о ее гражданстве не станет руководством к действию для комиссии.

— Отводы составу комиссии есть?

— Нет.

— Тогда приступаем к рассмотрению вашего заявления.

Взгляды девятерых офицеров сосредоточились на невидимых для Женьки проекциях. Каждый смотрел на свое инфоокно. Начались зачитывания сведений медицинского и технического характера. Сначала говорил один из членов комиссии, потом другой, третий. До тех пор, пока свою часть не доложили все присутствующие. Кроме председателя комиссии, секретаря и Воронцова. Долгая и утомительная процедура. Бюрократия неистребима, что в двадцать первом веке, что в будущем.

Женька переминалась с ноги на ноги. Иногда ее спрашивали: о самочувствии, просили продемонстрировать возможности нетчипа. Один вопрос, правда, поставил в тупик.

— Почему в анкете закрыты данные о месте и дате рождения? — спросил один из офицеров, буравя девушку въедливым взором.

Женька растерялась и не знала, что ответить. Не рассказывать же, что она из прошлого! Или рассказать?

— Владимир Владиславович, вы можете пояснить? — председатель комиссии обратился к Воронцову.

— Только то, что информация о месте и дате рождения засекречена по требованию Генерального штаба, — ответил он. — В анкете должна быть пометка об этом. По соображениям секретности я не могу рассказать больше.

Офицер с колючим взором, что интересовался происхождением Ливадовой, собрался задать новый вопрос. Но, глянув на подполковника, быстро забыл о своем интересе к заявительнице. Взгляд председателя комиссии не обещал ничего хорошего, если тот продолжит.

Были и еще расспросы, только уже безобидные. Наконец, дородный подполковник подвел итог:

— Противопоказаний нет. Генетический код полностью соответствует национальным гаплогруппам Красного сектора. Тесты также не выявили сбоев в индивидуальной системе. Нетчип работает в штатном режиме. Что же до знаний русского языка, то он для заявительницы родной. Остается спросить мнение господина Воронцова. Вам слово.

Сын президента дернулся, чтобы подняться, однако это было излишне.

— Пожалуйста, не вставайте, — произнес подполковник.

Воронцов кивнул, устроился в кресле поудобнее и, посмотрев на Ливадову, быстро отвел взгляд. Он волнуется! Женька обратила внимание на то, как часто застучали пальцы Владимира по столу, и, похоже, он не замечал этого; а Ливадова затаила дыхание. Что он скажет?

— Я… — Воронцов прочистил горло. — Я полагаю, что она достойна гражданства.

Если бы можно было не держаться рамок приличия, Ливадова сейчас бы шумно выдохнула. Он не против гражданства! Внутри все ликовало! Девушка старалась сдержать эмоции, но получалось это плохо. Так и не смогла согнать с лица счастливую улыбку. Закралась только мысль, почему сын президента по-прежнему мрачнее тучи, да исчезла почти мгновенно. Сейчас это неважно.

Не до Воронцова сейчас! Пусть мрачнеет и дальше, если ему так надо.

— Есть ли у кого вопросы? — подполковник продолжил вести заседание.

Вопросов не последовало.

— Тогда покиньте заседание, — председатель обратился к Ливадовой. — Комиссия будет совещаться. Вас пригласят на оглашение.

Ливадова вышла в коридор. Минуты ожидания оказались слишком долгими. Девушка страшно волновалась. Сердце колотилось в груди все время, пока не показалась секретарь.

— Войдите, — произнесла она, и показалось, что взглянула на Ливадову чересчур строго.

Набравшись смелости, Женька последовала за секретарем. Все присутствующие были на ногах, стояли подле своих мест. Председатель комиссии держал в руках лист бумаги.

— Я зачитаю резолютивную часть, — произнес он. — Удовлетворить заявление Ливадовой Евгении Константиновны и принять ее в гражданство.

Ноги превратились в ватные, дыхание перехватило. Хоть бы в обморок не упасть.

— Спасибо, — пропищала Женька, удивившись, как тонок её голос.

— Поздравляю вас от лица всех членов комиссии, — подполковник улыбнулся. На несколько мгновений он стал походить просто на человека, а не на человека-бюрократа.

Евгения обнаружила, что лица остальных членов комиссии стали приветливыми. Раньше на нее смотрели равнодушно или обвиняющее, но сейчас главный барьер между ней и офицерами исчез. Она тоже гражданка!

Воронцов вот только также сумрачен, что и прежде. А ведь ей надо добиться продолжения отношений, как бы мерзко ни было на душе от понимания, что лезет в постель, будто проститутка.

За дурными размышлениями Ливадова пропустила краткую напутственную речь председателя комиссии.

— … присягу гражданина! — завершил он.

— Да, кончено.

На полу появилась прежняя светящаяся проекция круга. Ливадова сделала три шага, чтобы встать в его центр. Нетчип создал инфоокно с фигуркой человека, приложившего правую ладонь к сердцу, и текст присяги.

— Осталась последняя формальность, — сказал председатель комиссии, — и в то же время присяга — это не просто слова. Вы берете на себя большую ответственность. Вы готовы?

— Готова.

— Тогда начинайте, — председатель комиссии ободряюще улыбнулся.

Евгения Ливадова дважды вздохнула. Момент оказался очень волнительным, она на несколько мгновекний забыла, как именно очутилась в двадцать третьем веке и что довелось пережить.

— Я… — начала она, повторяя тест присяги в проекции перед собой.

Когда закончила, раздались аплодисменты. Хлопали все, даже Владимир Воронцов. Председатель комиссии снова взял слово. Для торжественного завершения заседания. Говорил он много, и на сей раз все его слова прошли мимо Ливадовой. Она была как будто пьяна. Как ни хотела, а не могла сосредоточится на том, что говорил подполковник.

Потом члены комиссии начали расходится. Первым вышел из-за стола дородный подполковник. Высокий. Когда-то давно он был, наверно, привлекательным молодым офицером. Нынче изрядно обзавелся лишним весом, и живот у него прям-таки огромен. Подойдя ближе, толстый подполковник протянул девушке руку.

— Еще раз поздравляю!

Улыбнувшись, Женька приняла рукопожатие, но улыбка сползла с лица, едва председатель комиссии склонился к ее уху.

— Разрешите, я отправлю вам одно сообщение.

Ответа подполковник ждать не собирался. Со стороны должно было показаться, что он произнес какую-то шутку да отправился дальше по своим делам, тут же позабыв про новоявленную гражданку Красной корпорации.

Зато Ливадову словно током прошибло. Сообщение будет недвусмысленным, и она знала об этом, сработало какое-то чутье. Женька побледнела, и взгляд сам собой нашел Воронцова. Теперь он был зол. Ливадова успела заметить его негодование прежде, чем сын президента взял верх над чувствами и вернул себе мрачный, ничего не выражающий вид.

Неужели он… Приревновал? Женька не могла подобрать иного слова, чтобы охарактеризовать реакцию Воронцова. Он тоже понял, что подполковник вовсе не шутил.

Ливадова стояла на месте и ловила взгляд Воронцова, который старательно не смотрел на неё. Но все же покосился исподлобья, взоры их встретились. Воронцов кивнул и подошел к девушке.

— Нам надо поговорить, — сказала Ливадова.

— Говори.

— Не здесь же! — Женька стрельнула газами на офицеров, трое из членов комиссии еще не покинули свои кресла.

— Хорошо. Идем, — Воронцов был подчеркнуто немногословен.

Они вышли в коридор. Шумно, снуют люди. Над одним из проходивших мимо появилась проекция — надпись «Негражданин. Статус полугражданства».

Ливадова прикусила язык, чтоб не выругаться. Вот, значит, как она выглядела в глазах других полчаса назад. Только зачем делить людей на сорта столь грубо?

— Ну? — Воронцов сложил руки на груди. Будто закрылся от девушки.

Евгения смотрела на молодого офицера в зеленой армейской форме снизу-вверх. Рядом с ним она выглядела особенно миниатюрной и беззащитной. Как начать разговор? Некстати вспомнилась Кира. В эту минуту Женька собирается сделать предложение, что сродни ее профессии. Девушка покраснела от стыда и разозлилась на свою слабость.

Она делает то, что должна! А не то, что хочется! И не ради легкой и сладкой жизни! Ради брата!

— Я бы хотела, — смущаясь, начала говорить Ливадова, — возобновить наши отношения.

— Нет.

— Что?

Ливадова не восприняла услышанное как отказ мужчины женщине. Она даже и не подумала об этом. Но отказ все равно поразил и испугал Женьку. Нет, не такого ответа она ожидала. Отказ перечеркивает все. Буквально все в ее планах и надеждах.

— Что? — повторила Ливадова с глупой надеждой, что ослышалась либо что-то неправильно поняла.

— Я сказал, нет, — в голубых глазах Воронцова был лед.

А у Женьки в них вот-вот появятся слезы.

— На этом все, — добавил сын президента и быстро двинулся прочь.

Ливадова смотрела ему в спину, и с каждым шагом удаляющегося Воронцова все отчетливо осознавала в какую беспросветную пропасть падает она сама.

Что же делать! Бросится за ним? Догнать? Что потом? Схватить за руки, умоляя трахать, как прежде? Или упасть на колени, выпрашивая спасти брата? Девушка нерешительно последовала за Воронцовым, однако не прошла и пару метров. Остановилась, она понимала, что ничего не получится. Внутренне чувство подсказывало, что сейчас Воронцов будет непреклонен. Он даже не станет выслушивать ее, да еще когда рядом столько посторонних глаз и ушей! Публичный скандал недопустим для такого человека, как сын президента Красной корпорации.

Девушка послала Воронцову сообщение! С множеством восклицательных знаков! Его-то он сможет прочитать! Сейчас Евгения готова была практически на любые условия, хоть и не написала об этом. Однако начни Воронцов выдвигать требования, она бы согласилась практически на все.

Зеленый мундир скрылся за поворотом. Нетчип доложил, что сообщение отклонено.

В уголках глаз стало горячо. Женька вытерла на щеках две покатившиеся вниз слезы. Вздохнула и потерла глаза. Влаги больше нет, и это хорошо. Не реветь же, как брошенная хахалем дура прямо в здании полицейского департамента? Тем более, что тоска на душе вовсе не из-за разбитой любви.

Разбились ее иллюзии. Они были наивны, но теперь их нет. Зато есть реальность. Она одна в целом мире, беспомощна и почти без средств к существованию. Женька и представить не могла, что сейчас с Андреем. Жив ли он? Где он?

Из-за угла, за которым скрылся Воронцов, вдруг вышел дородный подполковник. Председатель комиссии, чье решение приняло ее в гражданство. Он увидел Ливадову и приветливо улыбнулся. Направился к ней, но кто-то отвлек толстого офицера срочным разговором.

Евгении вдруг подумалось, что подполковник скорей всего считает, что она ему обязана.

А что думает она?

Ливадова вздохнула. Она знала, что теперь делать.

 

Глава 22. Площадь

Конвертоплан медленно заходил на посадку, его поворотные реактивные двигатели были направлены соплами к земле. Андрей Ливадов не знал, что за бортом машины; лишь почувствовал, что летательный аппарат изменил направление движения.

Левый глаз заплыл так, что им ничего не видно, рассеченная губа тоже распухла. Андрея крепко и со знанием дела избили. Он не мог сопротивляться — любая попытка дернуться, чтобы вмазать руками, скованными наручниками, или ударить ногой, пресекалась вспышкой резкой боли от рабского ошейника. Казалось, мышцы отслаиваются от костей, рвутся сухожилия, однако Андрей не успевал потерять сознание и забыться в сладостной тьме.

Рамирес, сука, четко следил, чтоб русский не отключился да не мог ответить двум взявшимся за него морским пехотинцам. Обритым на лысо, с отъевшимися мордами и маленькими злыми глазами, за которыми интеллекта имелось не больше, чем у гориллы. Но бить они умели. Мастерски и аккуратно — чтоб не выбить зубы, чтоб не повредить внутренние органы.

Раб получил хороший урок. Со стороны могло показаться, что избит он до полусмерти, что было недалеко от истины. Джонсу вновь пришлось просить помощи армейских медиков, чтоб привели Ливадова в чувства. Чудо-укол подействовал, и тогда за дело взялся сам Джонс. Нетчип следил, чтоб американец не перестарался, а тот отвел душу по полной. Ошейник накрывал русского одной волной муки за другой, превращая Ливадова в полуживое сторнующее и порой скулящее существо.

Артур хотел добиться унижения и раскаяния, когда в промежутках между пытками вытаскивал из русского признания о том, что он думает о случившимся. Но валявшаяся у ног американца скотина лишь смотрела на хозяина с неприкрытой ненавистью да мычала что-то, пока боль снова не становилась нестерпимой, и взгляд терял осмысленность.

Джонс мог бы довести русского до сумасшествия или спалить нервную систему полностью, убив Ливадова на месте. Господь свидетель! Это было бы справедливое отмщение! Но благоразумно заданные информационной системе рамки напоминали, когда нужно остановиться.

Снова пришлось искать медиков, на сей раз доктор появился не сразу и оказался крайне раздраженным за то, что его постоянно отвлекают от срочных и важных дел. Пришлось заплатить, а то бы не перестал ворчать. Артур просил уколоть раба в третий раз, ведь тот уже и на ошейник плохо реагировал. Поворчав, медик всадил в русского третью инъекцию, добавив, что четвертая откинет его со стопроцентной вероятностью, а, может, и эта.

Док улыбался, как самая последняя сволочь. Бородатая обезьяна! Да еще признался, ухмыляясь, что это его маленькая месть за беспокойство. Артур изрядно поволновался. Ему уже сказали, что надо грузиться, либо он остается на площади, а русский, эта скотина, не то, что идти до конвертоплана не мог, так вообще ничего не слышал!

Третий укол помог. Ливадов быстро оклемался. Химия военных творит чудеса! Док, правда, обещал, что не позднее сегодняшней ночи у Ливадова случится жесткий отходняк, но это проблемы русского. Не так ли?

Слава богу! Джонс все-таки убрался от развалин церкви, рядом с которой случились не самая приятная история в его судьбе. Пиная русского, гоня его к конвертоплану, Артур боролся с собой и с желанием врубить ошейник снова и дождаться пока раб не сдохнет, а, может, снова позвать дока для последнего укола.

Ни три часа назад, когда рабу преподали урок, ни сейчас Джонс так и не решил, что делать с русским. Конечно, стоило бы его убить за все, что он сотворил, и покончить с ним наиболее мучительным способом. Но жадность брала над американцем верх, и чем дальше, тем уверенней.

Деньги безопасник пообещал очень хорошие, и они уже капнули на счет. Хватит на реабилитацию после ранения, да ещё покрываются все расходы этой экспедиции: и запланированные траты, и внезапные. Но не долги, а они есть. Деньги нужно отдавать через пару месяцев. Время есть, только откуда взять баксы?

Придется продавать чертого русского. Жаль, что он не из Красного сектора и никогда не был там. Очень жаль. В рабе нет и не было некродота, не говоря уже о нетчипе. За человека из русского сектора с информационной системой Джонс мог бы получить баснословный выкуп. Красные непременно бы заплатили, но не выгорело.

Сейчас же он просто выйдет в ноль. Это хорошо — коль не вернет деньги банку, долговую удавку легко затянут и не посмотрят, что он гражданин и даже священник. После банкротства вариант только один, но Артур становиться рабом не собирается. Он продаст свою двуногую собственность несмотря на едва сдерживаемое желание порезать Ливадова на куски.

А что? Что если так и сделать, заснять на видео и продать запись?

Джонс вздрогнул. Нет, лучше по-прежнему пребывать в рамках закона. В штатах и других цивилизованных секторах жестокие убийства рабов запрещены уже два десятилетия, а поселиться на всю оставшуюся жизнь в Диких землях Джонс не готов. Он хочет домой! Ему нужна квалифицированная медицинская помощь, иначе так и будет скатать на костыле, как сейчас.

Чертов русский! Это он стрелял в ногу! Джонс почувствовал, что закипает от гнева, но не время включать на ошейнике боль. Конвертоплан почти приземлился, вот-вот будут выходить.

Остывая, проповедник покосился на русского. Да, продать — это лучшее решение. Можно только порадоваться, что место, где дают за человека лучшую цену всего в одном дне пути. На поезде до Порто-Карго, который с чьей-то легкой руки все чаще называют Карфагеном, всего ничего.

Поезд… Джонс скривился, он не любил поезда из Диких земель. Особым комфортом они не отличались, не говоря уже о том, что никто не гарантировал безопасность. Правда, Артур Джонс всегда готов был пойти на риски, каким отличались от цивилизованных секторов Дикие земли. Но теперь надо крепко подумать о следующей экспедиции. Стая двухголового никогда раньше не встречали нигде, кроме Мертвых земель.

Не превращаются ли Дикие территории в Мертвые?

Джонс взглянул на раба, устроившегося у его ног. Стальной ошейник — гарантия покорности русского. Он сидел на полу справа от кресла американца.

Руки Андрея по-прежнему в наручниках. Он свалился на пол, едва Джонс указал, где сидеть. Как собаке, но на это было наплевать. Андрей закрыл глаза, оперевшись спиной об пластик обшивки, и вытянул ноги. Их пару раз пинали, когда на борт грузилось отделение морпехов в чёрной броне, но после избиения и ада, что устроил Рамирес, это было сущим пустяком.

От комка несет пылью, потом и засохшей кровью. Молния на левой стороне куртки выдрана, ворот майки разорван, правая штанина ниже колена тоже. Ливадов грязный, как бомж. Нет, вид у него гораздо хуже, чем у бездомного. Бомжы обычно не ходят в окровавленной одежде. Хорошо, хоть целы черные ботинки-берцы да капюшон. Ливадов натянул его на голову, чтобы ненадолго укрыться от чужого и безжалостного мира.

Тупая боль во всем теле, голова раскалывается, в ушах шумит. Тошнит. Едва открывает правый незатекший глаз, начинается головокружение. Сука! Если б не Женька, которую он должен спасти, то предпочел бы помереть прямо здесь. Только как же сестра?

Конвертоплан приземлился, рев двигателей за бортом смолк. Летели недолго; знать бы, куда прилетели? Впрочем, не сильно это и важно. Андрей не стал крутить головой и выглядывать что-нибудь. В грузовом отсеке иллюминаторов нет, и ему абсолютно все равно, куда добрались. Ливадов выругался про себя. Стало легче, крепкие слова, которые часто произносил про себя, не позволяли свихнуться. Он держался, но постоянно жгло и кололо внутри.

У него была свобода! Была! И как же быстро все оказалось потерянным!

Трамп-рампа в хвостовой части борта пришел движение. Ливадов и Джонс находились ближе к опускающемуся люку, чем морпехи. Потянуло легким сквозняком, раскрывающийся проем открыл грузовой отсек для солнечного света.

— Прибыли, сэр, — бас капрала был, как у медведя. — Ваша остановка, сэр.

Морпех хмыкнул и переглянулся с остальными бойцами в экзоброне. Шлемы были сняты у всех.

— Выкинуть это? — капрал указал на раба. — Сэр?

Ливадов приоткрыл глаз и покосился на хмурого Рамиреса.

— Нет, — произнес он. Джонсу как будто предлагают помощь, но на самом деле насмехаются над ним, — сами справимся.

Американец направил через ошейник чувствительный укол.

— Просыпайся, — велел он. — Выходим.

Ливадов дернулся от боли; к счастью, очень кратковременной. Вставать не хотелось, избитый организм противился мысли, что нужно подниматься и куда-то идти. Андрей просидел бы в конвертоплане целую вечность, однако надо выбираться. Иначе эта тварь снова начнет его убивать.

Нужно было прикончить американца на площади! Хуже, чем сейчас, уже не будет.

Опираясь на костыль, Артур Джонс заковылял к выходу. Андрей двинулся следом, его взгляд с неприкрытой ненавистью буравил затылок американца. Когда-нибудь — и это время наступит скоро — Ливадов проломит ему череп!

— Сэр! — капрал окликнул проповедника. — Поосторожней со своим псом, сэр! А то покусает!

Морпехи заржали, не стесняясь Джонса, еще не покинувшего борт. Ливадов оглянулся. Что сказал проповеднику тот боец? Хотелось бы знать, но по-английски Андрей не понимал.

Солдаты заметили, что раб смотрит на них, это вызвало приступ нового веселья. Только смеялись морпехи не над русским. Андрей почему-то был уверен в этом. Ливадов отвернулся и довольно оскалился. Ржут над Джонсом, и это хорошо.

Конвертоплан стоял на взлетно-посадочной площадке из плотно подогнанных друг к другу бетонных плит. Машина приземлилась в центре огромного круга, очерченного белой краской. По радиусу вдоль белой линии в бетон были вмонтированы сигнальные лампы. Во время приземления их не включали — солнце еще предостаточно, до начала сумерек больше двух часов

Андрей сразу узнал местность. Площадь перед главным железнодорожным вокзалом Ярославля, чье здание отлично сохранилось. Даже центральная башенка с часами и шпилем. Только цвет штукатурки новый — красный. На всех окнах сетки, а на крыше несколько орудийных башен с крупнокалиберными спаренными пулеметами или автоматическими пушками.

Другие строения по меркам мертвого города сохранились тоже превосходно, и также перекрашены в красный цвет. Отсутствовало лишь здание-куб с билетными кассами и новым залом ожидания. От него не осталось ничего, а вместо, хищно нацелив в небо ракеты, стояла бронированная колесная машина.

Десяток ракет на поднятой, приведенной в боевое положение пусковой установке. Над кабиной в передней части вращаются сразу два радиолокатора. Машина противовоздушной обороны, неизвестной Ливадову системы.

В остальном по периметру площади высятся знакомые с девства солидные дома-«сталинки». Непривычно видеть их без желтой окраски. С сетками на окнах и огневыми точками на крышах. Особенно дом культуры железнодорожников, о казался почему-то особенно чужим.

Ливадов оглянулся. В проемах между домами видна стена, заключившая внутри себя железнодорожный узел и ближайшие к вокзалу строения.

Внешний периметр был составлен из высоких габионов — набитых песком мешков из армированного сверхпрочного текстиля внутри каркаса из металлической сетки. Дешево и сердито. Вдоль стены с внутренней стороны виднелась металлоконструкция из лестниц и поднятых над землей горизонтальных дорожек для стрелков, а еще широкие круглые площадки со станковыми пулеметами. Автоматчиков у внешнего периметра сейчас нет, наверху расположились только пулеметные расчеты — по два бойца.

Внутреннее пространство площади полностью вычистили от всего, что могло бы напомнить прежний Ярославль. На земле лишь бетонные плиты, ряды припаркованных грузовиков и легковых внедорожников, несколько бронетранспортеров и люди, в броне и без нее. Кто-то в ошейниках, как у Ливадова.

Встречали прибывших трое. В боевых камуфлированных под зеленку экзокостюмах. Смотрелись они более легкими, чем черная экзоброня морпехов. Визоры шлемов подняты. На правом предплечье чуть выше кисти у каждого красный круг с белым черепом внутри него. Бойцы американской частной военной компании «Белая голова», что обеспечивала контроль и над этим важным транспортным узлом. В кампанию принимали только граждан синего сектора с реальным боевым опытом и исключительно представителей белой расы.

Артур Джонс поморщился, расистов он не любил. Его облик — смуглая кожа, черные усики и короткая бородка клинышком — действовал на белых, как красная тряпка на быка. На тех, кто считал латиносов за людей второго сорта, а в Джонсе текла изрядная доля мексиканской крови. Но он гражданин Соединенных Штатов Америки, гражданин Корпорации! А «белоголовые» официально представляют здесь правительство. Пошли они к черту! Ему нужно попасть на поезд и уехать из этого проклятого мертвого города.

— Артур Джозев Джонс?

— Это я.

Наемник пристально посмотрел на Джонса.

— Ваша личность идентифицирована. В билете указано, что вас сопровождает раб. Это он?

— Он.

— Вы идете в зал ожидания. Ваше собственность должна последовать в подвал, — приказным тоном заговорил один из «белоголовых». — До посадки на поезд вам запрещается покидать указанные места. Иначе штраф, а это будет уничтожено ближайшим патрулем. Убытки компенсироваться не будут, и вам еще придется заплатить за утилизацию трупа. Все ясно?

Мрачный, словно туча, Джонс кивнул. С ним говорили, будто он преступник. Нет! С ним разговаривают, как с куском говна! Чертовы расисты! И куда, спрашивается, подевалось «мистер» или «сэр»?

— Вас ясно? — с раздражением в голосе спросил самый высокий из тройки встречающих борт.

— Ясно.

— Тогда следуйте в зал ожидания и без задержек. Он в главном здании вокзала, а оно прямо напротив. Со шпилем.

— Да позаботьтесь, чтоб ваше животное не мозолило нормальным людям глаза.

Андрей не понимал, о чем разговор. Трындят на английском. Ясно, что Рамиресу тут не рады — насыпают американцу по полной программе, а он только мямлит и кивает башкой. Да про Ливадова, должно быть, говорят, как о двуногой вещи. Это чувствуется.

На трапе показался морпех. Он окликнул одного из наемников по имени. Томом, кажется, назвал; и пригласил подняться на борт. Троица в экзоброне разом потеряла к Джонсу и его собственности всякий интерес. «Белоголовые» направились внутрь конвертоплана.

Ливадов хмыкнул. Армейцы что-то подогнали. Наркоту, наверно, а, может, морпехи сами жаждут прикупить кое-чего. Впрочем, не его это дело, и совершенно наплевать, принимают ли здешние янки какую-нибудь дурь либо сами толкают ее коллегам по опасному военному бизнесу.

Укол боли вернул задумавшегося Ливадова к реальности. Рамирес уже хромал к вокзалу. Не утруждая себя позвать русского по-человечески, он просто потащил раба за собой, причинив тому боль.

— Ничего! — Андрей смотрел на американца. Ливадов сразу двинул за Джонсом. Спорить с ним не о чем. Не время и не место для выяснения отношений. Зато себе он мог пообещать, что, когда снова получит свободу, долго Артур Джонс не проживет.

Мимо прошли двое с погасшими взглядами. Молодая женщина и мужчина средних лет в рабских ошейниках. Одеты в грязные застиранные комбинезоны и разношенные ботинки, головы обриты, худые. Абсолютно покорные судьбе. Андрей выругался и сплюнул. Таким становиться он не желает. И не станет!

Ливадова накрыло. Вспомнился Дагестан и те непростые деньки, которые пришлось пережить на втором месяце службы во время контртеррористической операции. Вспомнилось все или почти все, что с ним сталось в двадцать третьем веке.

Нет! Он не раб, даже когда на нем ошейник! Он или умрет, или получит свободу.

Но первым сдохнет Джонс! Ненависть захлестнула Андрея, он ускорил шаг, чтобы догнать американца.

 

Глава 23. Стоит ли?

Евгения развернулась и торопливо зашагала прочь от дородного подполковника, который председательствовал в комиссии по гражданству. Стрелки, спроецированные на пол в шахматную клетку, вели кратчайшим маршрутом из здания полицейского департамента.

Она свободна! Это главное! И подальше от подполковника! Сама разберется со своими проблемами.

Ливадова уже успела получить сообщение от некого Громылко Геннадия Александровича. Отклонила, не читая. Потому что увидела того самого председателя комиссии, когда запросила фотографию отправителя.

Женька поморщилась. При мысли о толстом полицейском появлялось ощущение брезгливости. По началу девушка чувствовала искреннюю благодарность к комиссии и ее председателю за гражданство, но стоило лишь представить себя на Геннадии Александровиче или под ним, как к горлу натурально подступала тошнота.

Толстяк совершенно не был похож на ее первого мужчину. Владимир Воронцов брал Женьку, как хозяин рабыню, чуть ли не против воли. Только и физиологического отторжения к нему не возникало. А в последние разы, стыдно признаться, было даже приятно, она видела звезды. Девушка покраснела.

С Геннадием Андреевичем будет по-другому. Будет омерзительно, иначе не скажешь. Женька называла подполковника только по имени и отчеству, а иначе не могла. Школьная привычка лишь так обращаться к старшим. Только имя и отчество Геннадия Александровича вдруг обрели для Женьки значение чего-то донельзя противного. Фу, Геннадий Александрович! Фу-фу-фу!

Намерения подполковника сперва вызывали брезгливость, возмущение и даже злость, а теперь перестали казаться чем-то, на что стоит обращать внимание. На лице появилась ухмылка. Теперь легче, теперь все равно, подкатывал к ней толстяк или нет. Да, не зря говорят, что смех помогает. Ливадова посмеялась про себя над Геннадием Александровичем и его недвусмысленным предложением, и теперь оно никак не задевает. Потому что будто ничего и не было.

Зато Евгения отчетливо поняла другое. Профессия проститутки не для нее, хоть, по словам Киры, жить можно и жить хорошо. Только таких вот Геннадиев Александровичей будет много: толстых и худых, лысых и волосатых, как обезьяны, и вообще чужих. Женька едва не высунула язык, чтоб поплеваться.

Однако в набитом полицейскими здании, да еще с миллионом камер так делать нельзя. Вдруг примут на свой счет, и хорошо, если отделается легким испугом, то есть штрафом. Ливадова начала понимать, что шаг в сторону в этом фашистском государстве, какое иногда по старой памяти назвали Россией, чреват очень большими неприятностями.

Яна пару раз говорила, мол, прежняя Россия погибла в огне Третьей мировой и катаклизмах Судного дня. Тогда Евгения не придала значения тону, которым это было сказано, и сейчас очень хотелось бы услышать про прежнюю Россию вновь. Появится ли сожаление в голосе помощницы профессора Мартынова?

Евгения вошла в лифт. Вместе с ней на первый этаж спускались три младших офицера. Лица холеные! Почти, как у Воронцова.

Как кстати вспомнились сумасшедшие ученые! Они в представлениях Женьки тоже недалеко ушли от фашистов, но сейчас лично для нее оказались источником небольшого дохода. Полторы тысячи рублей. Чуть больше, чем месячная арендная плата за ее нынешнюю квартиру, из которой продеться съезжать.

Полторы тысячи рублей — почти столько, сколько сейчас на счету. Мало конечно, но уже что-то и скоро будет еще. Евгения закусила нижнюю губу. Опять самоуспокоение! Опять эти мысли, что деньги у нее есть! Девушка знала свою слабость. Становится чуточку ленивой, когда в кошельке что-то есть, и обычно увлекается самообманом. Все как бы хорошо… Но нет ничего хорошего! Особенно сейчас.

Покинув лифт, Ливадова направилась к стеклянным дверям — выход из здания Департамента миграции и учета неграждан. Дежурный офицер, с которым Евгения общалась, заходя внутрь, приветливо улыбнулся и даже ободряюще кивнул.

Конечно, видит теперь, что она гражданин. Впрочем, улыбка полицейского показалась искренней, и Женька также без задней мысли улыбнулась в ответ. Это сбило внутренний настрой на злость к самой себе, а рассердиться надо. Вот же!

Ливадова выбралась на шумную улицу.

Она должна распалить себя! Иначе так и будет строить невнятные планы и надеяться на других. Хотела забраться в постель президентского сынка, решить все денежные проблемы, да и вообще обустроиться припеваючи в новом мире и найти брата. А не получились! Да и хорошо, что не сложилось с Воронцовым. Это ничем не лучше, чем идти на панель…

Ой, же дура… Женька в мыслях отругала себя. Все-таки с сыном президента шансы найти брата гораздо выше, нежели сейчас. А что теперь? Что ей делать?

Девушка понимала, что нужно предпринять что-нибудь другое и браться за дело требуется решительно, но она ничего не знает про двадцать третий век. Только знала себя — может поддастся слабости, отложить все на день, два, потом на неделю. А времени на раскачку нет.

Только, как и на что жить? Женька снова и снова задавалась одним и тем же вопросом, и ответа на него нет.

Зато было понимание, что сделать прямо сейчас. Она должна увидеть самое дно нового мира. То, чего должна испугаться, и страх перед чем будет гнать вперед. Ливадова хотела увидеть, как живут неграждане, у которых нет денег, и что такое настоящее рабство в Красном секторе. Она-то пребывала словно в золотой клетке, почти как госпожа, хоть и рабыня. Лишь одна майор Литвинова неприкрыто демонстрировала, насколько недосягаем статус офицера для какой-то дикарки, да Воронцов всегда брал, что хотел. Не интересуясь желаниями рабыни.

Евгения вознамерилась посетить самые бедные районы столицы. Она не представляла, что хочет найти, но обязательно появится там, и именно сегодня.

Индивидуальная система подсказала, что ехать нужно на северо-запад. К жилой застройке, которая примыкает к промышленной зоне. В данном районе самая низкая стоимость жилья. А еще нетчип указал, что полиция не рекомендует гражданам посещать северо-восточные окраина Красноярска.

Потому что «высокий уровень уличной преступности обуславливает значительную вероятность возникновения опасных для жизни, имущества и здоровья граждан инцидентов». Нетчип изъяснялся протокольной казенщиной.

До метро совсем недалеко. Пока шла до станции, Ливадова рассматривала встречных людей. В центре столицы неграждан немного; вероятно, здесь для них запретная зона. В подземке, когда села в поезд, число неграждан заметно прибавилось. Над каждым, кто имел неполноценный статус, появлялась проекция надписи с соответствующим указанием.

Еще стоя на платформе, Женька обнаружила, что некоторые граждане смотрят на неграждан с брезгливым выражением на физиономиях, причем порой высказывали свое отношение открыто и держались они от полуграждан на расстоянии. Настолько, насколько это было возможно. Такие садились только в вагоны для граждан.

А у самих те еще морды. Отвратительные рожи.

Однако равнодушных к окружающим было все же большинство. Они не обращали внимание на проекции либо не видели их. Нетчип предложил отключить выведение информации о гражданском статусе. Женька согласилась, и проекции рядом с людьми действительно исчезли, однако девушка быстро вернула функцию распознавания гражданского статуса. Надо в полной мере разобраться, как видят мир ее новые соотечественники.

Через семь остановок в вагон зашел немолодой мужчина в строгом темно-синем костюме, очках и лакированных ботинках. В руках он держал дипломат из коричневой дорогой кожи с золоченными замками. Весьма респектабельного вида гражданин, как по старой привычке назвала его Ливадова. Только гражданином он не являлся — нетчип повесил краткое сообщение рядом с лицом вошедшего. Это был раб, собственность некого Ахмешина В.В., с которым можно тут же связаться при помощи гиперссылки.

Облик раба ничем не выдавал его положение, и, глядя на него, Ливадовой сделалось донельзя противно от понимания, кто перед ней. Вернее, от осознания факта, что людей в прекрасном новом мире делят на сорта. Это противоестественно, так быть не должно!

Вспомнилось свое недавнее прошлое. Женька почувствовала, что кровь отходит от лица, она побледнела. Разозлилась на мир, на эти дурацкие корпорации, которые ввели в закон самую низость человеческую. То, что один может принадлежать другому, и являться не более, чем имуществом.

Понимание острой, режущей душу несправедливости столь сильно навалилось на Ливадову, что на несколько мгновений стало трудно дышать. Ясно теперь, отчего многие из граждан, что сидят рядом, никак не реагируют на неграждан. У них просто отключено распознавание статуса людей. Хотелось верить, что подобных людей, нормальных среди граждан Красного сектора все же большинство.

А еще Женька дала себе зарок. Если от нее вдруг хоть что-нибудь будет зависеть, она постарается сделать все, чтобы рабство отменили. Ну или почти все. Действовать во вред себе девушка не собиралась.

Поезд по меркам метро ехал долго; и чем дольше, тем меньше в вагоне оставалось граждан Корпорации. До конечной станции в вагоне вместе с Ливадовой ехали уже только полуграждане. По внешнему виду у большинства с деньгами явные проблемы. Одежда многих порядком ношенна, у некоторых и неряшливая. Кое-кто пьет, не просыхая, это понятно по опухшим рожам. У того с головой не все в порядке — взгляд бегающий, пальцы дрожат и стоит, будто пританцовывает.

Голос в динамике сообщил, что прибыли на конечную станцию:

— Остановка «Двести одиннадцатый сектор».

Пассажиры потянулись к раздвижным дверям. На перроне прибывших встречали сразу две двойки полицейских. Их взгляды были холодны и предельно подозрительны. В бронежилетах, вооружены короткоствольным пистолетами-пулеметами.

Полицейских будто не видели, до того они привычны местным, как часть интерьера подземки. Зато Ливадова ближайших патрульных заинтересовала. Она чувствовала на спине пару внимательных взоров все время, пока шла по перрону. Однако появление гражданки здесь, на окраине Красноярска, никаких законов не нарушает — ее не окликнули и не остановили.

Стены станции были раскрашены в косые полосы. Желтый и черный цвета, попеременно. Давит на мозги, как в клетке идешь либо в тюрьме. Очень неуютно себя чувствуешь. Ливадова даже ускорила шаг, дабы скорей выбраться на поверхность.

Толпа вынесла из метрополитена, и снаружи действительно полегчало. На выходе снова обнаружился полицейский патруль и снова на Ливадову косились. Она единственная гражданка, не считая сотрудников правопорядка, средь окружающих.

Ступени, что вывели из подземки, упирались в асфальт широкого тротуара. За ним многополосная автострада с оживленным движением. На противоположной стороне трассы огромный зеленый массив. Настоящий лес — куда ни кинешь взгляд, везде только деревья.

Вдоль всей автострады за узкой, в отличие от этой стороны дороги, полоской тротуара высился ячеистый забор в два человеческих роста. Саму десяти полосную загруженную дорогу тоже не пересечь. Сумасшедший трафик, светофоров не видать, нет надземных или подземных переходов, ни даже банальной «зебры». Забор вдоль всей кромки леса недвусмысленно говорил, что кусочек природы здешним жителям Красноярска не предназначается.

Они же в сторону леса и на автомобили не смотрели. Для них был свой забор, к которому и двигался людской поток. Женька непонимающе смотрела на жилой массив из двадцати и тридцатиэтажных домов, что выстроились вдоль прямой, вытянутой на многие километры автострады. Вся территория вдоль магистрали обнесена таким же ячеистым забором, что и лес на противоположной стороне от дороги.

Съезды с магистрали разрезали двести одиннадцатый сектор на кварталы, и каждый вход и въезд в зону за темно-серым забором проходил через раздвижные ворота. По обе стороны от них стоят наблюдательные вышки с гроздью прожекторов. А еще усиленный пост полиции.

Отдельно воздвигнутое двухэтажное здание со своим собственным двухметровым ограждением. Рядом два патрульных автомобиля и один броневик с пулеметом на крыше и полтора десятка полицейских, половина из которых в экзоброне и с штурмовыми автоматами.

Никто, кажется, не замечал ни полицейских, ни забор, ни ворота, мимо которых проходили в двести одиннадцатый сектор, но на Ливадову увиденное производило гнетущее впечатление. Это как… Гетто! По-другому не назовешь. Ограждение! Полиция, усиленная тяжелым вооружением. Будто и не за порядком следят, а как оккупанты. Люди, что шли мимо Женьки, как минимум вызывают крайнюю подозрительность у Красной корпорации и откровенно чужды ей. От них отгородились стеной и вооруженными до зубов полицейскими. Странно, что нет немецких овчарок. Отлично дополнили бы общую картину, окончательно стало бы похоже на внешнюю границу гетто.

Однако двести одиннадцатый сектор и являлся настоящим социальным гетто, в чем Женька убеждалась, разглядывая периметр и блок-пост у ворот. Интересно, ночью выпускают? Сейчас, днем, внутрь и наружу спокойно двигались два потока людей и автомобилей.

— Евгения Константиновна?

Девушка вздрогнула от неожиданности. Откуда только взялся полицейский? Вроде не было рядом. Офицер приветливо улыбнулся, это здешние полицейские умели. Одет, как патруль в метрополитене, тоже в бронежилете, на плече ремень пистолета-пулемета. Смотрит на Ливадову через темные очки, и не поймешь, что у него на уме. Появление полицейского испугало девушку. Нервы у нее, оказываются, сейчас не в порядке. То, что она наблюдала перед собой, столь неприкрытую сегрегацию людей, взволновало чересчур сильно.

— Да, это я.

— Младший лейтенант Магомедов, — представился офицер, добавив. — Ваша личность идентифицирована.

Ливадова смотрела снизу-вверх. Полицейский был очень высок, особенно рядом с Женькой. Как же он умудрился подкрасться незаметно для нее?

— Вы следуете в двести одиннадцатый? — офицер назвал номер района для проживания людей второго сорта, для неграждан.

— Да, все так, — ответила Евгения.

Она всегда немного робела, когда доводилось общаться с сотрудниками полиции, еще в своем времени, а в двадцать третьем веке, по ощущениям, шуток вообще не понимают. Не ляпнуть бы чего лишнего.

— Мне нельзя туда?

— Можно, — Магомедов снова улыбнулся.

В темных очках и с белоснежной улыбкой он больше ассоциировался с американскими полицейскими. Как в фильмах.

— Но у меня инструкция, — продолжил офицер. — Я должен лично сообщать гражданам, намеревающимся посетить данный сектор, что для них этот район крайне небезопасен. Придерживайтесь людных мест, не разговаривайте с незнакомцами за исключением продавцов в магазинах и в подобных общественных местах, не задерживайтесь в двести одиннадцатом секторе после наступления темного времени суток.

Ливадову с каждой произнесенной фразой пронимало неприятным холодком. Инструктируют, как перед входом на враждебную территорию.

— Там нет полиции?

— Есть, — ответил патрульный, — но уровень уличной преступности значительно более высок, чем в целом по Красноярску.

Девушка непроизвольно покосилась на дома за периметром ограждения. Там, как другой мир, совсем не похожий на тихий и уютный район, где она поселилась. А если б сразу отправилась в двести одиннадцатый? Вообще, стоит ли ей туда идти?

— В этом районе не любят граждан Корпорации?

— Совершенно верно.

— Но как они узнают, кто я? — спросила Ливадова.

У неграждан нет индивидуальной системы, им недоступна проекция со статусом гражданства. Кроме тех, кто на пороге получения заветного положения и уже с вживленным нетчипом. Но такие редко живут в беднейших районах.

— Уверяю, — полицейский показал пальцем на сектор для неграждан, — там имеются средства, чтоб вычислить, есть ли у вас гражданство. Подумайте хорошо, нужно ли вам посещать двести одиннадцатый сектор.

— Нужно, — твердо заявила Женька.

Она должна увидеть дно, чтоб понимать, куда можно опуститься.

— Тогда должен рекомендовать вам нанять такси и обязан предложить услуги сертифицированного перевозчика. Водитель будет вооружен и будет следить за вашей безопасностью. Однако, это недешево, и вы вправе отказаться.

— Сколько стоит?

— Триста рублей.

Ливадова вдруг поймала озлобленный взгляд. Проходивший мимо пожилой, но крепкий на вид тип со взъерошенными волосами недобро покосился на девушку, разговаривавшую с полицейским. Стало очень не по себе.

— Я согласна, — произнесла Женька, — давайте такси.

Она едет в двести одиннадцатый сектор.

 

Глава 24. Подвал

Андрей замер в шаге от оглянувшегося Джонса. Навстречу шли двое «белоголовых». Их взгляды на ступающего за спиной раба, заставили американца остановиться и посмотреть, что там стряслось.

— Чего встал? — прошипел Рамирес.

Ливадов пожал плечами и понуро посмотрел себе под ноги. Андрей уже остыл и не желал привлекать к себе внимание двух головорезов. Они двигались навстречу, были без брони, в берцах, штанах и майках. При оружии, на поясе у каждого по две кобуры с пистолетами. В трех шагах от проповедника Андрей вдруг понял, что смотрят на него белоголовые слишком уж внимательно, и словно ищут повод не пройти мимо. Ребята крепкие, сбитые, и морды злодейские.

— Идем, — раздраженно произнес Артур и продолжил, опираясь на костыль, ковылять к зданию вокзала. Раненная нога разболелась, он хотел уже присесть где-нибудь, а тут снова эти расисты. Чего они только таращились, уроды белоголовые?

Внешне являя полную спокойность — это нетрудно со стальным обручем на шее и в наручниках — Андрей последовал за американцем. Когда поравнялись с двумя наемниками, один из них специально задел плечом двуногое существо с ошейником. Андрей не дернулся, даже не покосился на «белоголового», и продолжил идти за Джонсом, опустив голову. За спиной послышался разочарованный возглас. Развлечения не случилось.

Суки! Андрей непроизвольно сжал кулаки, но это все, что он себе позволил. Он сдержался, понимая, что еще чуть-чуть, и совершил бы огромную глупость. Ненависть к Рамиресу затмила разум, он едва не набросился на проповедника. Ну, свернул бы тому шею, что с того? Раба просто пристрелят, как взбесившееся животное.

Хотелось пить, избитое тело давало о себе знать постоянными отголосками ноющей боли. Губы давно пересохли, однако Ливадов упрямо держал язык за зубами и воды не просил. В ответ получит только мстительные издевки, и это в лучшем случае. Рамирес та еще злопамятная тварь. Надо было кончать с ним на Октябрьской площади, пока конвертоплан не подоспел.

Вокзал сильно изменился. Три главные входные арки и боковые — те, что меньше высоту — изуродованы совершенно чужеродной конструкцией стальных прутьев. В здание вокзала будто вмонтировали железную клетку с дверью у центральной арки, под которой когда-то заходили внутрь пассажиры.

Сейчас пройти туда можно лишь миновав двух бойцов частной военной компании в экзоброне. Визоры шлемов полностью скрывали лица наемников. Крупнокалиберные штурмовое винтовки были нацелены к земле.

Один из бойцов ткнул пальцем сначала в сторону Джонса, затем указал на дверь главного входа в здание вокзала. Потом на раба и ступени — они вели нижний уровень. Проход начинался прямо за правой аркой, если смотреть снаружи. Андрей точно помнил, что в его времени такого спуска здесь не существовало.

— Давай туда, — велел Джонс, послав через стальной обруч укол боли, — и помни, ошейник всегда укажет, где ты есть, животное. Не вздумай прятаться или убежать!

В мыслях Андрей послал американца куда подальше, желая, чтоб тот сдох поскорей, и молча побрел вниз по ступеням подземного уровня. В духоту и спертый воздух. Плохо освещенный коридор дважды поворачивал, пока не окончился подвалом шириной метров двадцать на тридцать с невысоким потолком.

В нос ударил тяжелый смрад. Тянуло от давно немытых человеческих тел. Ливадов как в бомжатник попал.

— Загон для скотов, — пробормотал Андрей.

Он не пытался прикрыть нос рукой. В разведке учили, что так образом лишь продлишь для себя вонь. Нужно, наоборот, как можно быстрей принюхаться. Чем скорее это сделаешь, тем быстрей перестанешь замечать любой, самый неприятный запах.

Вдоль стен сидели люди. Шестеро мужиков, вполне прилично одетых — то ли слуги, то ли рабы — разместились на лавках по левой стороне. Они держались ближе друг к другу и с интересом разглядывали Ливадова. Андрей был избит, в разорванной и окровавленной одежде, да еще руки в браслетах, но его приняли за своего. Вошедший совершенно не похож на другую кучку людей, загнанных в подвал — полтора десятка косматых дикарей в шкурах. Сухопарые, жилистые, еще довольно молодые. Самому старшему не больше трех с половиной десятков лет

Все они разместились у дальней стены — прямо на полу, потому что лавки убрали; и у каждого на горле примитивный железный ошейник, соединенный со стеной за спиной железной цепью.

Ржавая металлическая пластина на шее, а не напичканный электроникой обруч, чьи мучительные импульсы едва не убили Андрея. Джонс тогда с нескрываемым удовольствием отплачивал русскому за ранение и пережитые страхи. Правда, ни препараты, ни старания военных медиков, не смогли полностью заштопать его ранения. Рамирес изрядно хромал и ступал через боль. Ему требовалось серьезная реабилитация в хорошем и дорогом медицинском стационаре. Это радовало. Ливадов утешался мстительным злорадством: американцу от него неплохо досталось

Кто-то из одичалых указал на заплывший глаз Ливадова, чем вызвал дружный хохот. Это от них перло. Андрей не смог сдержатся и поморщился. Дикари сидели в собственных испражнениях: то ли так давно здесь, что устали терпеть, то ли им было совершенно наплевать, что ходят прямо под себя. А, может, это был вызов.

Впрочем, если это и была демонстрация протеста, то вызвать могла только омерзение. Глядя на них, не сильно-то и отличавшихся от животных, против воли превратишься в расиста. Смеялись дикари недолго, скоро вошедший перестал интересовать. Они продолжили скалить зубы и о чем-то бубнить меж собой.

Ливадову приветливо помахал рукой бородатый дядька в черном комбинезоне, он уселся на лавке ближе прочих. Протарабанил еще что-то на незнакомом языке.

Андрей подошел ближе.

— Не понимаю, — хриплым голосом произнес он.

В ответ еще одна тирада на непонятном языке. Андрей хотел развести руками, но вспомнил, что они в наручниках, и только пожал плечами. Дядька шлепнул ладонью по лавке рядом с собой, приглашая устраиваться здесь.

Ливадов кивнул. Незнакомец оказался первым за долгое время, кто проявил нормальное людское отношение к нему. Сам, наверно, тоже раб или что-то около того, раз пребывает в отстойнике для скота, но человеческое он не растерял. И какового же было удивление, когда он протянул Андрею флягу!

В ней была вода. Вода! Ничего другого не нужно! Ливадов пил большими жадными глотками, ощущая после каждого, как влага смачивает пересохшие губы, сухое горло, падает вниз, и вместе с ней в нутро течет жизнь. Андрей вопросительно вскинул бровь, когда осушил флягу на половину и, получив разрешение, докончил воду до конца, блаженно прикрыв глаза.

— Спасибо, — сказал Ливадов, возвращая опустевшую емкость.

Трудно передать словами степень благодарности, которую Андрей испытывал сейчас к незнакомцу, да и не смог бы. Они говорили на разных языках.

Бородач кивнул и снова сделал приглашающий жест. Андрей сел рядом.

Усталость разом взяла свое. В избитом теле осталось совсем мало сил, в ушах опять загудело. Ливадов склонил голову направо, хрустнув позвонками, затем налево, и довольно хмыкнул. Ошейник не очень-то и мешал… Сука!.. Ничего, он его когда-нибудь снимет. Хорошо, хоть, наручники не жмут и не натирают руки.

Андрей прикоснулся к заплывшему левому глазу, к рассеченной губе. Там, где опухло, болит, но это ерунда, пройдет. Он сделан из мяса! Андрей криво улыбнулся. Из мяса… Так парни в разведке ободряли друг друга. Эх, появись их взвод здесь, разнесли бы охрану вокзала на раз-два. Преувеличение? Конечно! Но он бы отдал очень-очень многое, чтоб оказаться сейчас со своим калашом и вместе с ребятами из разведки начать работу по вокзалу. Мечты… Помечать бы еще, как будет отдавать долги Рамиресу.

Андрей вдруг понял, что бородач, поделившийся водой, все время повторяет одно и тоже.

— Хенк? — переспросил Ливадов.

Бородач заулыбался и закивал. Забавный дядька. Кажется, хочет познакомиться.

— Меня Андреем зовут. Андрей.

Бородач поднял большой палец и снова улыбнулся, а Ливаду вдруг стало его жаль. Нормальный мужик вроде, глаза вон добрые, а сидит на подвале для скота в нескольких шагах от воняющего сброда. Хенк тоже, наверно, чья-то собственность. Принадлежал ли он когда-нибудь себе?

— Ну, будем знакомы.

Бородач растянулся в очередной улыбке и хлопнул Андрея по плечу. Заговорил. Ненадолго. Затем предоставил Андерея самому себе, за что тот оказался благодарен не меньше, чем за воду. Хреново очень.

Хотелось забыться. Выпить бы чего и побольше. Однако за неимением водки, можно спрятаться от этого нового долбанного мира только во сне. Ливадов ткнулся спиной в стену, натянул капюшон, постаравшись устроиться поудобнее, и закрыл глаза. Он провалился в сон. Привиделся дом.

Разбудили крики дикарей. Андрей открыл глаза, и не сразу сообразил, где он и что происходит. В подвал пожаловали четверо наемников в полной броне, но с поднятыми визорами. Винтовок при них не имелось, зато у каждого в руке по пистолету. Бойцы размахивали и указывали оружием, чуть ли не тыкая им в бородатые рожы дикарей, заставляя их подниматься и строиться вдоль стены, к которой были прикованы.

Хенка и пятерых других, кто не походил на одичалых, уводили. Бородач ступал последним. Прежде чем скрыться из вида, он успел ободряюще подмигнуть Андрею. Тот же задавался вопросом. Почему его не повели с ними? Почему он остался с одичалыми и четверкой орущих наемников?

Бойцы военной компании разошлись не на шутку. Дикари плохо понимали, что от них хотят либо прикидывались, что не понимают, но их быстро привели в чувство. Пинки, удары, усиленные экзомеханикой, объяснили, что и как.

Один из них обернулся к Ливадову, склонился над ним и заорал что-то в лицо. Андрей не понял ни одного слова. Через миг кубарем полетел со скамьи, когда наемник заехал в плечо огромной лапой. Экзокостюм придал толчку изрядную силу. По ощущению в Ливадова словно автомобиль врезался. Дух перехватило; и все, что еще болело после избиения, разом напомнило о себе.

Красный от натуги наемник вновь что-то проорал, тыча пистолетом в сторону одичалых. Он требовал, чтобы Ливадов встал правом углу рядом с ними. Для чего?

Андрей поднялся, и вместе с ним поднималось дуло пистолета, которым «белоголовый» целил Ливадову в лицо? Сердце забилось, застучало в груди. Уж не в расход дикарей и его вместе с ними собрались пустить! Для чего еще ставить к стенке? Андрей побледнел, взгляд затравлено забегал по подвалу.

Толчок тыльной стороной ладони в грудь отодвинул Андрея на шаг, второй еще на один. Наемник в броне физически многократно превосходил Ливадова. Андрей был не в силах оказать сопротивление; да еще когда в тебя направлено оружие. Ствол пистолета все время покачивался на уровне глаз, не позволяя забыть, кто есть кто.

Ливадов затравлено озирался. Что делать? Что предпринять? Он почти запаниковал. Он не видел, что дикарей уже выставили вдоль стены. Три наемника пинками и кулаками объяснили дикарям, что от них требуется — не дергаться и стоять смирно. Двое застыли около дикарей, а третий обернулся к Ливадову. Андрей пропустил удар по спине. Наемник приложился основательно и со знанием дела

Упав на колени, Ливадов попытался подняться, однако не успел. Два наемника подхватили его под руки и оттащили к одичалым. Чтоб поставить на ноги в правом углу и врезать по животу. Ливадов согнулся, из уголка рта потекла вязка слюна. Вопли одичалых и крики четырех бойцов смешались со вновь включившимся в голове шумом. В висках стучит, и, кажется, взгляд вот-вот поплывет.

Наемники отступили от выстроенных вдоль стенки, держась спиной к выходу. Орать продолжал один. Тот, который бил Андрея сзади, и он по-прежнему размахивал пистолетом.

Неужели, это конец, и их сейчас расстреляют? Прямо здесь, в подвале! Андрей подобрался, он ждал подходящего момента, чтоб кинуться вперед. Скорей всего под пули, но все лучше, чем безропотно принять смерть.

Сука! Наемники отошли к самому выходу из помещения. Теперь до них быстро не добраться, как бы скор и проворен не был Ливадов. Но кто там еще показался? В подвал зашли двое. Пара замордованных рабов в серых робах. Что они тащат. Шланг? Обычный серый, плетеный пожарный рукав, как из двадцать первого века.

Дикари почуяли неладное, забеспокоились, зазвенели цепями. Андрей следил за происходящим. Соображал он плохо. Что с ним и одичалыми собираются делать? Первоначально-то принял шланг за огнемет. Ливадов едва не кинулся на наемников, но успел разглядеть обычный брезентовый пожарный рукав с таким же примитивным металлическим стволом-конусом на конце.

Из него ударила струя холодной воды, напор уменьшили, чтоб не сбивало с ног, но вода все равно лупила вода хорошо. Андрей мгновенно промок: от направленной на него струи, от брызг со стен и потолка.

Вода была холодной, застучали зубы. Его и дикарей поливали, чтоб смыть грязь, кровь и нечистоты. Пол в подвале имел уклон к левой от Андрея стороне, где вдоль всей стены размещался слив. Он быстро вбирал в себя пенящийся поток мутной воды.

Струя из пожарного рукава бегала из угла в угол; часто, с десяток, а то и больше раз. Андрей окончательно продрог. Когда напор воды остановили, Ливадов вздохнул с неприкрытым облегчением. Нечистоты дикарей полностью смыли, и их самих, визжащих под ледяным душем, тоже хорошенько отмыли. Больше не несет говном, мочой и блевотиной.

Самого Андрея тоже прополоскали основательно. Смыли всю грязь и пыль, только в рваном комке, пропитанном кровью, он вряд ли выглядит сильно лучше, чем до холодного душа. Наемник, что первым взялся за Ливадова, когда все только началось, вновь подошел к нему.

Рявкнул что-то и кивнул на выход.

— Иду, — мрачно произнес Андрей, зашлепав по мокрому полу из бетона.

С Ливадова падали капли и стекали ручейки. Андрей вздрагивал от холода, перед которым отступила ноющая тупая боль в избитом теле. Наемник двигался за спиной. Трое других вновь взялись распинывать дикарей. Бросив взгляд через плечо, Андрей увидел, что их цепи отсоединяют от стены.

Андрей поднимался по ступеням, непроизвольно вздрагивая. Наверно, вид у него жалкий. Мокрый, в разорванной одежде, с заплывшим глазом. Андрей шел, опустив плечи. Пусть со стороны кажется, что сломался, однако он ждет своего шанса.

Стемнело. В воздухе распространился специфичный запах, каким особенно сильно пахнет рядом со шпалами, а сейчас во всей округе. Площадь перед вокзалом освещалась множеством прожекторов, под светом которых кипела жизнь. Сновали люди, обслуживающий персонал — рабы, и бойцы частной военной компании «Белая голова». По территории перемещалась кое-какая техника, из двух грузовиков шла выгрузка.

Ночь была теплой, скорее даже душной. Но на легком сквозняке мокрому не сказать, что уютно. Андрей вздрагивал от холода через каждые несколько вздохов и ничего не мог с этим поделать.

Наемник, что вывел из подвала, вновь рыкнул и махнул рукой. Идти вперед, короче. Шли по направлению к машине противовоздушной обороны. Потом свернули за угол здания вокзала, вышли к первому пути.

Там уже были люди, десятков пять. Отделение бойцов «Белой головы» со штурмовыми винтовками оцепили часть хорошо освещенного перрона, на котором сгрудились пассажиры — господа и их рабы. Андрей узнал Хенка, он стоял на коленях рядом с толстой супружеской парой. Другие, кого раньше вывели из подвала, тоже были на коленях рядом со своими хозяевами, а еще три женщины. Две совсем молоденькие девчушки и старуха. Андрей не видел их в подвале.

Ливадова подвели к Джонсу. Американец щеголял привычной шляпой поверх банданы. Он был в куртке и штанах, в берцах, на поясном ремне две кобуры с пистолетами. Привычный облик Рамиреса, если не считать костыль, на который он опирался.

— На колени, — бросил Артур Джонс. — Быстро! Или эти расисты сейчас тебе башку прострелят, а заодно и мне!

Ливадов со злостью посмотрел на американца и покосился на наемника, что замер рядом. «Белоголовый» недобро рассматривал американца и его двуногую собственность. Урод!

Нужно играть свою роль. Покорного раба! Андрей выполнил, что от него требовалось, он опустился на колени.

Со стороны путей послышался гудок. На вокзал мертвого Ярославля прибывал поезд.

 

Глава 25. Двести одиннадцатый. Гетто

Ливадова устроилась в такси. Желтый автомобиль ничем особенным от машин ее времени не отличался. Два передних сиденья, одно большое заднее на три места, руль и панель приборов перед водителем.

— Меня зовут Дмитрий, — представился он.

Абсолютно лысый, выбритый под ноль, мужчина лет сорока спортивного телосложения. Одет неброско и удобно: серая майка, джинсы и кроссовки — точно так же мог выглядеть любой и в двадцать первом веке. От водителя пахло хорошим одеколоном. Приятный мужчина; еще и потому, что он был абсолютно уверен в себе и в собственных силах.

Женька подумала, что, наверно, смотрит на него с восхищением молоденькой дурочки. Но он в самом деле молодец! Однако западать на таксиста Женька совершенно не собиралась. Хватит пока мужчин.

Назвавшись, таксист сообщил, что вооружен. Просил прислушиваться к нему, когда заедут на территорию двести одиннадцатого сектора. Добавив, что, разумеется, он не вправе приказывать клиенту.

— Будем знакомы, — девушка протянула для рукопожатия руку. — Меня Евгенией зовут.

Проекции статуса рядом с водителем не появилось. Значит, он гражданин.

— Очень приятно. Куда едем?

— Скажите, вы бывший военный?

— Да, в отставке, — Дмитрий несколько недоуменно посмотрел на пассажирку. — Почему вы спрашиваете?

— Не знаю, — Ливадова рассмеялась. Она и в самом деле не сказала бы, отчего подумала о Дмитрии, как о бывшем военном. — Но с вами я перестала бояться и теперь уж точно еду в двести одиннадцатый сектор.

В самом деле, спокойствие Дмитрия передалось и Женьке. После разговора с полицейским она засомневалась, стоит ли начинать экскурсию в район с сомнительной репутацией.

— Боевые действия там не ведутся, — Дмитрий попытался обнадежить. — Однако ведите себя внимательно и осторожно. Нас там не любят.

— Кого нас?

— Граждан, — коротко ответил Дмитрий.

В его голосе появилось что-то, что заставило вновь занервничать.

— Зачем же вам пистолет?

На спинке водительского кресла висел легкий пиджак, и потому наплечная кобура была ничем не укрыта. Если чуть вытянуть шею, то хорошо видна пистолетная рукоять.

— Зачем? — Дмитрий посмотрел на пассажирку, его лицо не выражало каких-либо эмоций. — На всякий случай.

Женьке подумалось, что случаи бывают разные. Все ж таки она собирается посетить не самое безопасно место в городе.

— Едем?

Ливадова кивнула. Тихонько заурчал мотор, и машина отъехала от тротуара, встраиваясь в автомобильный поток. Младший лейтенант Магомедов, который вызвал такси, помахал им вслед.

Быстро проскочили ворота внешнего периметра.

— Они когда-нибудь закрываются? — спросила девушка.

— Бывает, — уклончиво ответил Дмитрий.

— А когда?

— Во время беспорядков.

— Часто они случаются?

— Нет, не часто.

Отвечал Дмитрий уклончиво. Почему он немногословен?

— Скажите, — вдруг спросил Дмитрий, — что вы хотите здесь увидеть?

Вопрос для Евгении оказался неожиданным. Она уже настроилась на молчаливую поездку.

— Я… — девушка замялась, не зная, что ответить. Она и самой себе толком не могла объяснить, зачем ее потянуло в район для неграждан. — Мне сказали, что Красноярск очень разный, и посоветовали посетить этот сектор.

Дмитрий неодобрительно хмыкнул.

— Простите меня, но советчики у вас странные.

Женька пожала плечами. Не признаваться же, что только что придумала данный совет.

Остановились перед перекрестком, светофоры на нем горели красным. Пока Ливадова не видела ничего примечательного, что резко контрастировало с другими районами столицы, в каких довелось побывать. Широкий проспект с трехполосным движением в обе стороны. Рекламные вывески, магазины и высотки небоскребов, разве что офисных нет. Почти все дома жилые. На балконах сушится белье, сложен всякий хлам. В автомобильном потоке движение довольно плотное, много выкрашенных в красное автобусов, и народу на улицах тоже приличное количество. Ничего необычного.

Такси двигалось небыстро, по крайней правой полосе. Чтобы пассажирка лучше рассмотрела двести одиннадцатый сектор. Вокруг одни полугражадне. В глазах зарябило от проекций гражданского статуса. Женька поспешила отключить эту функцию.

— Вы ведь не из Красноярска.

Ливадова покачала головой:

— Нет.

— И даже не из большого города.

Ливадова обратила внимание, что Дмитрии не спрашивает, а утверждает.

— Это так заметно?

— Очень, — ответил Дмитрий. — В каждом мегаполисе имеются сектора для негражадан, эти районы не вызывают интерес у большинства людей, но не у вас. Логично предположить, что вы из провинции. В маленьких городках специальных улиц для неграждан обычно нет.

— Вы правы, — вновь солгала Ливадова. Вопрос о ее прошлом лучше закрыть.

Проехали очередной перекресток. Мимо огромного экрана на торце здания с рекламой военной службы. Настоящий экран, как огромный телевизор, а не проекция. У негражн в голове нет электроники, создающей виртуальные картинки.

— Вы давно уволились?

Дмитрий помрачнел. Уход на гражданку не та тема, которую хотелось обсуждать.

— Нет — произнес он и вдруг так посмотрел на приборную панель автомобиля, что стало ясно: крутит руль не от хорошей жизни. — Не дотянул до пенсии два с половиной года.

В салоне автомобиля повисло тягостное молчание. Несколько минут ехали, не произнося не слова. Город за окном начал меняться. Евгения пока не могла сформулировать, что именно изменилось, но определенно чувствовала, что район для неграждан становится иным.

— Давайте свернем на второстепенную улицу, — предложила она.

Хотелось нарушить молчание и заглянуть за фасадную часть двести одиннадцатого. Дмитрий молча повернул руль, говорить он не желал.

— А почему нет беспилотных такси? — девушка вновь попыталась разговорить Дмитрия.

Ливадова вспомнила, что уже в ее время активно обсуждали беспилотные автомобили и другой наземный транспорт, пророча его скорое появление. За два с лишним столетия беспилотные такси точно должны были и появиться, и получить массовое распространение, а в Красноярске нет ниодного. Она точно не видела.

Дмитрий взглянул на девушку с неприкрытом изумлением. Он остановил такси на очередном перекрестке, где весьма кстати светофоры светили красным.

— Неужели в школе перестали учить? — произнес он, переводя внимание на дорогу, зеленый вот-вот загорится. — Судный день? Война с машинами? Слышали про такое?

— Конечно.

Ливадова покраснела. Смутилась вовсе не от незнания истории нового мира, а потому что так легко выдает себя. Надо меньше болтать языком.

— Искусственный интеллект запрещен, — таксист все же разговорился, — в любых формах и видах. Только вот белые вновь начали заигрывать с машинным разумом. Добром эти игры не кончатся, помяните мое слово. Европейцы еще наплачутся, ну а мы после них.

Женька улыбнулась. Мужчинам дай только повод поговорить о политике, сразу перестают быть молчунами. Хотелось рассмеяться, но Дмитрий мог принять это на свой счет. Обидится еще снова.

— Вы же слышали последние новости? — он, оказывается, совсем не против продолжить разговор на тему политики.

— Нет.

Женька попыталась прикинуться «блондинкой», которой ничего не интересно. А местность за окном такси претерпела уже явные изменения. Первое, что бросилось в глаза — это сузившаяся дорога: одна полоса вперед, и такая же назад. Высотки домов подступили к проезжей части очень близко. Тротуары потеряли в ширине, теперь от домов до дороги всего метра три либо четыре, но не больше.

Казалось, что многоэтажным домам слишком тесно. Они стояли вплотную друг к другу, обычно без зазора, и слишком близко к дороге, от чего возникло ощущение тесноты. Дышать сделалось тяжелее, как будто плотная застройка сдавливает воздух, а он — грудь.

На фасадах домов часто виднелись проплешины: там, где облупилась штукатурка. Либо отвалилась плитка, где ее выкладывали, или просто кто-то изрисовал стены какой-нибудь пошлятиной и матерными словами.

— Настоящий двести одиннадцатый сектор, — произнес Дмитрий. — Во всей красе.

Появились мусорные баки, они стояли у бордюров, и каждый второй давно переполнен. Над кучами мусора кружились жирные мухи. Большие магазины исчезли, вместо них на первых этажах появились торговые заведения подозрительно вида. Женька не решилась бы заходить туда, тем самым демонстрируя округе, что у нее есть деньги. А для чужака в здешнем районе это крайне опасная затея, и больше всего Женьку поразила перемена с людьми, которых она сейчас наблюдала в двести одиннадцатом секторе.

У каждого из этих небольших магазинов, что, судя по уличными витринам торговали всякой всячиной — от продуктов и одежды до лекарств и бытовой техники, причем нередко под одной вывеской — всегда отирались подозрительные личности. Бомжи, спящие прямо на тротуаре. Женщины всех возрастов в вызывающих нарядах, или будет правильней сказать, почти без одежды. Группки молодых людей, на которых с опаской поглядывали остальные, особенно одинокие прохожие, а молодняк — это сразу бросалось в глаза — чувствовал себя королями. Они часть банды, которая держит здешнюю территорию.

Все прочие местные жители — это быдло. Овцы и бараны, которые или прямо работают на банды, или банды их стригут. Женька по-настоящему испугано глядела через стекло автомобиля на район мегаполиса для отверженных. А от пассажирки желтого такси не прятали ни уличную проституцию самого низкого пошиба, ни торговлю наркотиками. У одного из гопников Женька заметила заткнутый за пояс пистолет.

— Что творится во дворах многоэтажек и внутри дворов, не знает никто кроме здешних бандитов, — Дмитрий покачал головой. — Да и они сами вряд ли знают все.

— А полиция? Неужели в двести одиннадцатом секторе её нет?

— Полиция в этом районе, конечно, есть, но кроме центральных проспектов во внутренние сектора обычно не суется. Если туда заходить, требуется почти войсковая операция. Вам же эти улицы советовали посмотреть? Как вам тут?

— Не очень, — Женька непритворно вздрогнула.

— Это хорошо, — усмехнулся Дмитрий, говорил он с издевкой в голосе. — Надеюсь, желание пройтись пешком не возникло?

Автомобильный трафик почти исчез. Желтое такси одиноко пробиралось по дорогам внутренних секторов двести одиннадцатого. На яркий и чужой автомобиль для здешнего мира косились, его провожали долгими недобрыми взглядами. Такси — недоступная роскошь для подавляющего большинства обителей социального дна. А внутри такси везут кого-то богатенького. Сладенького.

— Почему здесь живут? Почему не уезжают? Почему не убегают? — девушка была потрясена, ее окружал воплотившийся в реальность кошмар чей-то больной головы.

Дмитрий пожал плечами.

— Не бегут, потому что не могут. Потому что вне этих кварталов ждет худшая судьба.

— Что может быть хуже?

— Скоро увидите, — пообещал вновь помрачневший Дмитрий.

Его тоже нервировала обстановка. Дмитрий выругался про себя. Успокаивает, что двери автомобиля заблокированы да с собой пять боекомплектов к пистолету. Жаль только, что модель автомобиля не относится к воздухолетам.

— Именно сюда многие убегают из более благополучных секторов, — начал Дмитрий, чтобы отвлечься от собственных мыслей. — Прячутся от банкротств и от властей. Такие здесь не все, но их очень много. Никто не знает, сколько именно.

— Почему сюда бегут? Разве их не могут найти и арестовать?

— Не могут!

Дмитрий даже рукой махнул, отрезая возможные вопросы про поиск сбежавших в двести одиннадцатый.

— Если не захочешь, отсюда не выковыряют, а, значит, ты не получишь рабство за долги. Могут только лишить гражданства, в этом случае нетчип отключается, однако жить полугражданином все ж лучше, чем рабом. Вы же знаете, что у нас цивилизованное общество — полуграждан обращают в рабов только суды, а для этого нужен привод в суд.

— Но как тут жить? Как оплачивать ту же квартиру? Чтобы платить за услуги надо как-то зарегистрироваться.

— В центральной части, вдоль главных проспектов жизнь ненамного отличается об более благополучных районов. Если есть работа и мозги, чтоб не шататься по сомнительным углам, особенно ночью, то и тут люди живут. Живешь и платишь, как и везде.

Дмитрию пришлось выбраться на встречную полосу, чтоб объехать пятерых быдловатого вида подростков, которые выперлись на дорогу и взывающе смотрели на приближающийся желтый автомобиль. Женьке стало страшно, когда Дмитрий сбросил перед гопниками скорость. Вдруг кинутся на машину? Малолетки явно находились под каким-то веществом.

— Можно не платить, — после паузы во время маневра продолжил рассказывать таксит. — Живешь, а тебя как бы не существуют. Это называется — жить по-серому, в серой квартире. В этом случае за тебя платят банды, а уж как ты расплатишься с ними, никого не интересует, кроме банды на твоей улице. Если не сможешь отработать банде…

Таксист многозначительно замолчал. Евгении все меньше хотелось продолжать экскурсию по самому злачному району Красноярска. А на карте города всего лишь указано, что в двести одиннадцатом самая низкая стоимость проживания. Вот ведь! На самом деле здесь можно обитать даже вконец обанкротившись — только успей добежать.

Но такую жизнь нормальной не назовешь, и платить все равно придется. Если не деньгами, так другим.

Ливадова вздрогнула. Кроме денег у нее есть лишь тело. Она молода и как минимум симпатична, для уличной проститутки стопроцентно сойдет. Нет! Женька даже покачала головой, пока Дмитрий смотрел в боковое зеркало. Она собственными глазами увидела, какое оно — дно в двадцать третьем веке. Ливадова сделает все, что может, и даже больше, но не опустится до двести одиннадцатого сектора.

— Каждая группировка платит за свои кварталы или квартал. В подобных вопросах городские власти признают их за местное самоуправление, — Дмитрий говорил с плохо скрываем раздражением. — Всем очень удобно. Корпорация не лезет в дела мафии, а бандиты освобождают власти от хлопот с должниками.

— Ну и дела, — Женька присвистнула бы, если б умела.

— Некоторые предпочитают здешнему существованию рабство, а кто-то стремится сюда всеми силами. Чтоб избавится от корпорации, других-то способов нет. Либо в Дикие земли подаваться, либо в двести одиннадцатый сектор или подобные районы в других больших городах. В зону отчуждения.

— Гетто.

— Ого! Вас в школе все же учили. Но примите совет — не произносите вслух подобных слов. Это просто двести одиннадцатый сектор. Уяснили?

Дмитрий был серьезен.

— Конечно. Спасибо за совет.

В подъезд жилой многоэтажки заскочили девочка и мальчик, обоим лет десять-двенадцать.

— Дети? Кто их учит?

— Здесь есть несколько бесплатных школ, — пояснил Дмитрий. — В центральной части, где полиция еще обозначает свое присутствие.

— А больницы? — продолжала расспрашивать Женка.

— Больниц нет. Только подпольные врачи без лицензий и часто без образования.

— Звучит жутко.

— Это еще мягко сказано. Если есть деньги можешь лечится в других районах города. При условии, что еще не оборвал связь с законом. Закон и Корпорация едины. Знакомо, правда? Тысячу раз это слышали.

— Конечно, — Женька опять соврала.

Последние несколько минут девушку донимал один вопрос, но задать его то ли стеснялась, то ли страшилась. А сейчас, вот, набралась смелости.

— Откуда вы столько знаете про двести одиннадцатый сектор?

Дмитрий нахмурился и сосредоточился на управлении автомобилем. Свернули за угол, дорога стала шире.

— Я жил тут, в центральной части. После увольнения пришлось поскитаться, докатился аж досюда. Еще чуть-чуть и пришлось бы подаваться в бандиты, однако повезло. Нашел хорошую работу, и вот уже полтора года за рулем такси.

Дмитрий уставился в лобовое стекло.

— Мы почти приехали.

— Куда?

— В часть двести одиннадцатого, где живут рабы. Этот район прозвали «Загоном» и он сильно отличается от того, что вы увидели раньше.

 

Глава 26. Поезд

Протяжный гудок известил о прибытии поезда. К первому пути подходил длинный железнодорожный состав. Перед тепловозом двигались два вагона-платформы — открытого типа с низкими бортами. Первый совершенно пустой, на втором за бортами поднимались мешки с песком — примерно до уровня груди взрослого человека — за которыми замерли фигуры в экзоброне, в шлемах с опущенными визорами. Одно отделение: десять человек со штурмовыми винтовками и ручными пулеметами. Два ствола спаренной зенитной пушки целились в небо, ее тоже установили на ближней к локомотиву платформе.

Путешествие на поезде может быть опасным. Первая платформа должна принять на себя взрыв заложенного под рельсы фугаса, а затем бой. Ливадов ожидал увидеть настоящий бронепоезд, но за первыми вагонами-платформами шел окрашенный в серую краску тепловоз. Неизвестного типа, непохожий на российские локомотивы из двадцать первого века, однако вполне обычный, гражданский. С номером 101. Только все окна укрыты сеткой-решеткой и на борту знакомая эмблема. Красный круг с белым черепом внутри. Частная военная компании «Белая голова».

Андрей хмыкнул. Похоже, эти ребята держат не только вокзалы, но и железнодорожное сообщение между ними. Коль занимаются перевозками, то одной станцией в мертвом Ярославле дело явно не ограничивается.

Над выходом на перрон из здания вокзала включился большой экран. Сначала показал эмблему «Белой головы», после — подходивший поезд. Те же платформы впереди, пустая и с десятком бойцов да зениткой. Локомотив с номером 101 и белой головой в красном круге. Затем видеоряд совпал с реальностью.

Дизель-тепловоз тянул пять пассажирских вагонов, тоже окрашенных в серое, с эмблемой «Белой головы», и длинную змею грузовых с каменным углем. Андрей взглянул на экран. Посреди состава, между вагонами с углем, сцеплены два бронированных вагона. Дли личного состава военной команды поезда и главного вооружения. У каждого на крыше башенка со ста двадцати миллиметровым орудием, две с крупнокалиберными пулеметами и вращавшаяся платформа для четырех ракет. Боевое оснащение двух вагонов в середине состава видеоролик показал в деталях. Замыкающим вагоном должна идти третья платформа с мешками с песком для укрытия пехотного отделения и защиты зенитного орудия.

Поезд остановился, третий вагон встал напротив входа в здание вокзала.

— Поднимайся, — велел Джонс.

Пассажиры и их собственность потянулись к четвертому и пятому вагонам. В них уже раскрылись двери в ближней к голове поезда части, и появились проводники. В каждом вагоне это была пара, мужчина и женщина. Женщины со строгими прическами и в форменной одежде: светлые блузки с эмблемой кампании «Белая голова» на сердце, черные юбки чуть выше колен, чулки и туфли на каблуках.

Мужчины-проводники оказались вооружены и форму носили только черную: рубашка с эмблемой кампании, брюки и туфли. Ремень и кобура почему-то белые. Проводники-мужчины первыми спустились на перрон, они направлялись к задней части вагона. Там тоже была дверь. Закрытая.

Из первого вагона кроме проводников выбрались шесть бойцов «Белой головы». Без экзокостюмов, просто в зеленых комках и с пистолетами-пулеметами. Попрыгали на перрон, чтобы размяться. Кто-то из них приятельски приветствовал наемников из местного гарнизона, стоявших в оцеплении.

Против ожидания пассажиры шли к задней части вагонов. Артур Джонс, Андрей и примерно половина из тех, кто собирался ехать дальше, столпились у пятого вагона. Проводник распахнул дверь, она открывалась только снаружи.

— Будешь в отделении для неграждан, — произнес Рамирес. — Как окажемся на месте, ошейник начнет жечь. Тогда выходи.

Ливадов непонимающе смотрел на американца. Ему абсолютно все равно, что тот говорит. С минуту назад вдруг сделалось очень плохо. Проняло ознобом, в теле возникла ломота. Андрей видел и слышал все, что происходит, но словно чужими глазами и ушами. Захотелось усесться прямо на асфальт, обхватить колени руками, опустить голову.

Что происходит? Андрей с трудом задал себе вопрос, на который не было ответа, да и все равно, что с ним. Только очень хреново.

— Едешь здесь! Когда ошейник будет жечь, выходи! — со злостью повторил Джонс. — Уяснил?

До Ливадова дошло, что хочет от него американец. Андрей кивнул и поднялся в вагон за немолодой женщиной. Встряхнув головой, смог на какое-то время вернуть ясность мыслей. В самом деле, что с ним такое?

Внутри вагона обнаружился плацкарт. Полки по обе стороны от центрального прохода под неярким освещением. Спящие либо разглядывающие прибывших сонные люди. Духоты и жары нет, воздух хорошо кондиционировался.

Белый пластик, полки, обтянутые коричневым дерматином. Почти как в двадцать первом веке, только полки для пассажиров расположены не в два, а в три ряда. Слева, параллельно окну три штуки, с другой стороны от прохода — поперек вагона еще шесть полок. Когда-то самый верхний ряд был багажным отсеком, а теперь предназначался для людей. Вернее, для недочеловеков — рабов и полуграждан. По длине коридора выходит, что отсек для неграждан занимал примерно треть вагона. Главный проход заканчивался глухой дверью; надо полагать, заперт с той стороны.

Андрей ощущал себя, как пьяным. Ступал, пошатываясь, хватаясь за все, что попадалось под руку. Чтоб не упасть — ноги стали ватными. Слышит приглушенные голоса, говорящие на незнакомом языке. Ломота и жар, его начало морозить, он определенно нездоров.

Посреди отсека для неграждан Ливадов нашел пустую полку, на втором, среднем уровне. Она, как и все, заправлена белой простынью, с подушкой и со сложенным тонким одеялом. Андрей залез на полку и кое-как разделся до трусов. Какое же блаженство стащить с себя опостылевшую мокрую одежду! Запихнуть ее в дальний угол спального места — к ногам! Упасть головой в подушку, натянуть одеяло и закрыть глаза.

Появилось чувство полета. Андрей мгновенно заснул, тревожным сном без сновидений. Очень часто просыпался, ворочался и казалось, что не спит вовсе. Под одеялом быстро взмок, потому откинул его.

Поезд стучал колесами. Знакомый с детства перестук. Успокаивающий, под него спать бы и спать — за окном непроглядная, опасная ночь, а здесь безопасность и комфорт. Впервые в новом мире Ливадов спал в настоящей постели. Стальной обруч не мешал, его форма специально подогнана под шею человека, да и почти свыкся с ним Ливадов.

Он смертельно устал, его избили, а на перроне что-то буквально подкосило. Ливадов едва добрался до свободной полки и впал в полубредовое состояние. Порой, открывая глаза, он видел полутемный отсек для неграждан, кто-то проходил мимо, слышался чей-то храп.

Посреди ночи прибыли на новую станцию. В окно ударил свет фонарей. Доносился отзвук разговоров, гул моторов и непонятная перекличка через громкоговорители на незнакомом языке. В отсек для неграждан впустили новых пассажиров — слышно, как они поднимаются в вагон. Ливадов не разглядел их, проходящих мимо его полки, потому что вновь отключился. Погрузился то ли в сон, то ли бред.

Он просыпался еще несколько раз. Поднимал взор к полке над собой, тоже пустой. Рассматривал ее, и веки начинались слипаться, однако сон теперь приходил не сразу. Ливадов долго ворочался и отрубался вновь, как казалось, через вечность.

На Октябрьской площади Ливадова основательно избили, затем Джонс пытал болью ошейника. Андрей валялся почти без сознания и практически не шевелился. Рамирес трижды звал армейского медика, чтоб вколол в русского сильнодействующей химии и поставил его ноги. Три инъекции включили резервы организма и подкинули еще своего топлива. Быстро сгорающего, но эффективного. Андрея хватило до ночи.

Организм напомнил о себе. Ливадов был пуст. Опустошен и на грани. Андрей и сам понимал, когда за эту бесконечную ночь несколько раз включались мозги, что может сдохнуть прямо сейчас. Он сжимал кулаки и скрежетал зубами.

Нет у него права на смерть! Он должен жить! Чтоб найти сестру! Чтоб вместе с Женькой вернуться домой! Чего бы этого не стоило!

Воля не давала опустошению взять вверх и добить, прикончить; но слабость брала свое. Андрей отключался, наступал сон без сновидений. Сон, который ощущался как мучительное бодрствование.

Когда глаза открылись в очередной раз, за окнами рассвело. Лампы погасли, и внутрь падал естественный свет раннего утра, он окрашивал вагон в серые тона. Только стук колес, и почти полная тишина, исчез даже храп. Никто не бродит и не переговаривается.

За окном степной пейзаж — бескрайное поросшее травой пространство. Травяное море с островками рощ, гребнями холмов и впадинами оврагов. Дикая, избавленная от человека местность. В прошлом, во времена Андрея и Женьки, вдоль железной дороги всегда тянулась инженерная инфраструктура — столбы и провода, мелькали полустанки и переезды. Где-то в отдалении обязательно показывалась какая-нибудь деревушка. Сейчас ничего этого нет.

Андрей вслушивался в себя. Полубредовое состояние исчезло, он вновь ощущал себя здоровым человеком. Насколько это было возможно после вчерашних побоев и пытки. Ливадов перевернулся со спины на бок — тупая боль никуда не делась, напомнила о себе и, как будто, даже не уменьшилась. Андрей коснулся пальцами лица. Все также — рожа разукрашена, как и день назад.

Рука опустилась к шее, дотронулась до металла ошейника. Андрей выругался. Хотелось спрыгнуть на пол и голыми руками разорвать проклятый обруч. Сука! Еще череда ругательств про себя. Ливадову полегчало, он успокаивался, бездумно глядя на полку над собой.

— Главное, что не сдох, — прошептали пересохшие губы.

Андрей спустился, стараясь не шуметь. В одних трусах — в вагоне совсем не холодно, а случайные взгляды попутчиков по несчастью нисколько не волновали. Не в положении Ливадова, раба со стальным ошейником, стесняться и беспокоиться. Плевать, если кто-то увидит его, бредущего по вагону в одном нижнем белье.

По правде сказать, не хотелось лишний раз натягивать на себя залитое кровью то рванье, которым являлась его одежда. Лишь носки надел и всунул ноги в берцы, не удосужившись их зашнуровать. Побрел к тамбуру; перед ним, должно быть туалетное отделение. Да, так и есть, оно за дверью, отделяющей от пассажирского отсека. Справа стекло, слева дверь в санузел. Все также, как в двадцать первом веке.

Не занято. Почему-то всегда в поездах приходилось ждать, пока туалет освободится. Сейчас он был свободен, может, из-за ранней поры.

Сделав необходимое, Ливадов открыл холодную воду, начал умываться. Он с наслаждением плескал на лицо. Вода приятно остужала припухлость под левым глазом. Она уже не столь большая, глазу можно даже смотреть. Завтра-послезавтра сойдет, оставив после себя большой синяк.

Неудачно повернувшись торсом, Андрей получил очередную порцию тупой боли, поострей, чем обычно. Встретить бы лупивших его морпехов на узкой дорожке, да чтоб подсказали, кто это. Лиц не помнит совершенно, но Джонса не забудет никогда. Ливадов представил месть и улыбнулся. Мысли о том, что он сделает с Рамиресом, когда заполучит того снова, не позволяли свихнуться.

Если не думать о будущем, настоящее покажется безнадежным.

Андрей закрыл дверцу туалета. Одновременно с щелчком замка грохнули, сливаясь в один, два взрыва. Оглушительный грохот! А за ним резкое, одномоментное прекращение движения поезда! Сильный толчок! Андрея кинуло на стекло напротив туалета, он крепко впечатался в него и упал на пол, еще не осознавая, что случилось. От удара потемнело в глазах, посыпались искры.

Стонущий металлический скрежет прокатился вдоль всего состава. Ливадова кинуло к левой от головы состава стенке; и вагон тоже заметно накренился влево. Андрей простонал, хватаясь за ушибленное плечо.

— Что за херня?

Стряслось, что-то серьезное, раз поезд сошел с рельс. И что за взрыв? Не тепловоз ли взлетел на воздух?

Включилось тревожное освещение, лампы начали мигать красным. Из динамиков зазвучал ровный женский голос, повторяющий несколько слов на ни черта не понятном языке. Двери в жилой отсек и в тамбур распахнулись; и, кажется, наружная дверь тоже — потянуло утренней прохладой.

В отсеке для неграждан закричали. Нервно и панически, кто-то стонал. Люди слетели с полок: кого, как Андрея, вытолкнуло на пол, кто же спрыгнул сам. Андрей тоже поднялся. Первой мыслью было протиснуться к своему месту за одеждой и, может, помочь кому. Однако взглянув на толчею тел, понял, что к полке с его тряпьем не пробиться.

Грохнуло снова, потом еще и еще. По поезду стреляют! Сквозь стон людей, разом ломанувшихся к выходу из вагона, пробился отчетливый звук бубуняших винтов. Вертолет!

Андрей первым выскочил из консервной банки, в которую превратился вагон. Не думая, не пытаясь понять, что именно происходит. Только б выбраться наружу, пока стальную скорлупу не изрешетили пулями.

Ливадов сиганул на траву и, согнувшись, пробежал вдоль рельс к соседнему вагону. Грузовой, в него доверху отсыпали угля. Придавленный к железнодорожному полотну многотонной тяжестью, он, хоть и сошел с рельс, но не накренился и стоял ровно. Андрей нырнул под него и быстро пополз по шпалам, чтоб укрыться за парой колес. Многосантиметровая сталь и гора каменного угля сверху должны укрыть от пуль и осколков.

Идет бой. Поезд атакован, и нападение удалось. Состав сошел с рельс, потеряв возможность двигаться, и огрызается только из легкого стрелкового оружия. Андрей каждую секунду ждал, что бойцы «Белой головы» ответят крупным калибром, но ничего кроме пальбы из автоматов и ручных пулеметов не слышно. Зато по поезду бьют трассирующим огнем сразу несколько автоматических пушек. Из рощи внизу.

Железная дорога шла по возвышенности, плавно опускавшейся к густой посадке в полукилометре отсюда. Нападавшие, укрытые зеленкой, вели плотный огонь по голове и хвосту поезда. Зенитки за мешками с песком на передней и задних платформах скорей всего уже приказали долго жить; не огрызаются.

Часть огня нападавшие перевели на середину состава, где должны были вести бой два бронированных вагона, но и они почему-то не отвечали. Ста двадцати миллиметровые пушки и тяжелые пулеметы молчат, ракеты тоже. Бойцы «Белой головы» отстреливались только из ручного оружия.

Бежать! Но куда? С другой стороны от железной дороги тоже стреляют. Легкие пулеметы. Невидимые стрелки засели в высоком кустарнике. Там явно второстепенная позиция. Пресекают возможный отход от поезда в их сторону и сеют панику. Пулеметные очереди разносили стекла пассажирских вагонов и косили людей, кто оказывались на линии их огня.

Вопли и стоны. Забывшись, одурев от страха, некоторые носились вдоль вагонов. Если перебирались на сторону пулеметчиков в кустах, смерть находили сразу. Однако большинство из тех, кто выбрался из поезда, сообразили залезть под вагоны и залечь за колесами либо просто распластаться на шпалах. И слева, и справа от Андрея перепуганные до полуживотного состояния люди; и не отличишь, господа ли это либо неграждане.

Бойцы из сопровождения поезда пытались отстреливаться сразу в обе стороны. Получалось плохо. Стрекот их штурмовых винтовок и ручных пулеметов, что вели бой у тепловоза и в самом хвосте состава, едва слышен. Звуки стрельбы глушила работа вертолетных лопастей, что рвали воздух прямо над уже почти поверженной змеей поезда. В небе кружила четвертка черных вертолетов.

Одна из машин зависла над одной точкой, развернулась носом к составу, и выпустила сразу две ракеты. Два стрелы с огненными хвостами вонзились в середину поезда. Взрыв, грохот. Андрей вжался в шпалы, зажмурился.

Кашляя от поднятой пыли, долетевшей от эпицентра попадания, Ливадов открыл глаза через несколько секунд и приподнялся. Чтобы успеть увидеть две новые ракеты с другого вертолета, и снова взрыв и пыль.

— Плохо дело! — вырвалось у Андрея.

Их убивают, а он не понимает, как выбраться из смертельной передряги.

 

Глава 27. Загон

Такси остановилось на перекрестке у очередного светофора перед широким проспектом с оживленным движением

— Нам прямо, — пояснил Дмитрий.

— Получится там проехать? — девушка указала на красно-белый шлагбаум, что перегородил проезд в новый квартал, он был отделен от остальной части двести одиннадцатого сектора.

— Для граждан проезд и проход свободный, — ответил таксист. — Полуграждане имеют право пересекать подобные районы только в автобусах, которые идут без остановок. Например, по пути на работу. В остальных случаях для полуграждан это запретная территория.

— Там тюрьма? — поинтересовалась Ливадова.

— Нет. Это Загон, я о нем говорил. Внутренний сектор двести одиннадцатого. Предназначен для рабов, а за ним промышленная зона, — Дмитрий доводил информацию для пассажирки по-военному кратко и четко.

Загон выглядел не только запретной, но и закрытой территорией. Его окружал забор из вертикальных металлических прутьев, меж которых натянута сетка из квадратных ячеек. Держалась конструкция на столбах с прямоугольным сечением. Все окрашено белой краской. Кроме самой колючей проволоки над ограждением, чьи пять рядов смонтировали с уклоном внутрь квартала. За забором однотипные жилые панельные многоэтажки песочного цвета.

— Выглядит, как концлагерь.

Дмитрий изучающе взглянул на девушку.

— Нет, это не концлагерь. Правда, для тех, кто внутри, выхода из него почти нет.

Ливадова смотрела на проезд в Загон. Если в предназначенных для полуграждан кварталах двести одиннадцатого восторжествовала анархия, а закон, поджав хвост, сбежал с контролируемых уличными бандами районов, то сектор для рабов производил совсем иное впечатление.

Он походил на тюремного поселение. Проезд за шлагбаумом мог закрываться воротами, чьи створки сейчас были прижаты к забору. Справа от проезда располагался блокпост. Двухэтажное здание, обнесенное бетонным ограждением с прорезями для стрельбы из позиции стоя.

Слева сразу два полицейских бронеавтомобиля с пулеметами на крыше. По обеим сторонам дороги стоят полицейские в экзокостюмах, вооруженные автоматами. Всего у въезда в Загон девушка насчитала четырнадцать человек в темно-синей броне.

— Зачем так? — Женька кивнула блокпост, когда миновали поднявшийся при приближении такси шлагбаум.

— За этим забором все является собственностью Корпорации. Полиция охраняет ее имущество.

— И люди тоже собственность? — зачем-то спросила Женька. Словно и не принадлежала сначала Новосибирскому университету, а потом Владимиру Воронцову.

— Собственность, конечно, — ответил Дмитрий. — Разве это вас удивляет?

— Нет, — Ливадова вздохнула, — не удивляет.

— К тому же, — продолжил таксист, — в данном районе высокая террористическая угроза.

— Здесь?

— Именно. Как ни странно, но люди всегда борются за свои права, — говорил Дмитрий с неприкрытым раздражением, — даже рабы. У тех из них, кто живет в двести одиннадцатом, нет другого способа заявить о себе кроме террора.

— А вы откровенны.

Дмитрий метнул на девушку взгляд-молнию.

— Мы свободные люди. Можем иметь собственное мнение, — ответил он. — Это наше законное право. К тому же я не сказал ничего, что не говорилось бы в новостях. Ах, да. Забыл добавить, что права у рабов, конечно же, мнимые.

— Разумеется.

Женька подумала, что сказанное про свое мнение звучит, как заученная фраза. Словно Дмитрий часто ее повторяет. Но и сама Ливадова не была искренней, когда притворно согласилась, что у рабов прав быть не может, тем более побывав в этой шкуре. Все люди равны с рождения, но только не в фашистском государстве-корпорации, где Евгения уже несколько раз слышала, что прежняя Россия умерла.

Девушка разглядывала сектор для рабов. Он не был похож ни на один город, какой Ливадова когда-нибудь видела вживую либо по телевизору или в сети. Желтый автомобиль ехал по вымершей улице. Абсолютно пустой, ни одного пешехода на тротуарах, вымощенных ромбовидной плиткой. Куда ни посмотри, людей нет, кроме периодически встречающихся на перекрестках пеших полицейских патрулей.

Все сотрудники правопорядка облачены в экзоброню и вооружены так, будто собираются вступить в бой. Нередко пешие патрули были усилены бронемобилем. Однако вовсе не чрезмерные, как казалось Ливадовой, меры безопасности поразили девушку.

На идеально чистых и зеленых улицах с однотипными домами-многоэтажками Женька не обнаружила ни одного магазина, ни даже какой-нибудь блеклой вывески. Это был безлюдный, патрулируемый район-казарма. Либо район-тюрьма. Только автомобили, грузовики и реже автобусы, создавали впечатление населенных людьми улиц. Легковой транспорт почти не встречался.

Сектор для рабов создавал совершенно гнетущее настроение. Девушка была подавлена гораздо сильнее, чем от кварталов для полуграждан, контролировавшихся уличными бандами.

— Где же все люди? — негромко спросила Женька.

— На работах. Местное население централизованно свозят на заводы, они тут недалеко. Либо рабочие идут самостоятельно, если живут поблизости. Для собственности корпорации не выйти на работу — тягчайшее преступление. Но здесь еще неплохая жизнь, на горно-обогатительных комбинатах условия гораздо хуже.

Ливадова представила, как по утру улицы наполняются людьми, чья судьба быть живыми винтиками на заводах и фабриках. Без просвета и надежды, а по дорогам разъезжают полицейские патрули. Стало очень не по себе. Ливадова думала, что нет ничего хуже, чем жизнь среди проституток и наркоторговцев. Оказывается, есть. Не удивительно, что кто-то из неграждан-рабов становится террористами.

Женька вспомнила историю — она все же готовилась, чтоб поступить на исторический факультет и стала студенткой. В последние десятилетия существования царскую Россию охватила волна террора, и в обществе очень многие сочувствовали террористам. Не похож ли этим двадцать третий век на рубеж девятнадцатого и двадцатого столетия? Вон и Дмитрий с явным осуждением рассказывает о Загоне. Почти не скрывает, что противник нынешнего режима.

Ох, куда-то далеко уводят размышления, а на языке еще столько вопросов! Уж если Ливадова в новом для себя мире и вдруг получила возможность присмотреться к его дну, то стоит воспользоваться этим шансом и узнать побольше о новой для нее реальности. Чтоб знать, что нужно избегать любой ценой!

— Здесь нет магазинов. Где же берут продукты?

— Вы точно из глубокой-глубокой провинции, — хмыкнул Дмитрий. — Рабам зарплату не выдают. Их кормит и одевает собственник. Завтрак, обед и ужин получают в заводских столовых. Одежду тоже на предприятиях.

— Сколько же длится рабочий день?

— От двенадцати до четырнадцати часов.

— А дети?

Логично предположить, что дети тоже растут на заводах, если только там можно получить еду.

— Дети ужинают в столовых по норме-выдаче в зависимости от возраста. Столовая в каждой многоэтажке имеется. Туда могут и рабочие заглянуть. Зарплату они не получают, но кое-какие копейки имеют. Всякие бонусы и прочее.

— Дети только ужинают?

— А вы разве не знаете? Я ж рассказываю прописные истины.

— Нет, не знаю, — Ливадова поджала губы. Наверно, она задает странные вопросы для гражданки Корпорации, однако хочет их задать!

— Дети рабов завтракают и обедают в школах.

Женька даже заморгала от удивления. В школах? Чего точно не ожидала так это того, что бездушная Корпорация тратит деньги для рабов. Хорошо, Дмитрий в этот момент смотрел на полицейских, стоявших на очередном перекресте. Что-то долго они провожали взглядом желтое такси.

— Мы ж вымираем. В смысле человечество. Медленного, но верно, а дети рабов — это источник пополнения граждан во всех цивилизованных секторах мира. Если они с детства проходят правильный образовательных курс, то принимают вживление нетчипа. Становятся полугражданами, а там и до гражданства недалеко.

Таксист кинул на Ливадову взгляд, и как будто в нем промелькнула подозрительность.

— Если дети рабов соответствуют нужной галлогруппе, то могут претендовать на гражданство. Но таких все же не много, за Периметром потомков населения прежней России практически нет. Однако, согласитесь, статус полугражданина много лучше, чем рабство.

Женька кивнула. Такси повернуло направо. Впереди у тротуара стоял припаркованный автобус. Из него выскакивала разновозрастная детвора.

— Со школы приехали, — пояснил Дмитрий.

— Притормозите, — попросила Евгения.

Она не ошиблась, когда издалека показалось, что у всех детей на шеях что-то есть. Тонкие черные кольца.

— Идентификационные устройства, — Дмитрий понял, что привлекло внимание девушки, — или, попросту говоря, рабские ошейники. Позволяют отслеживать местонахождение каждого раба. Некродоты с маячками ведь запрещены. Чтоб не отследить хозяина через его собственность. А так, надел на двуногий инвентарь ошейник, и всегда знаешь, где он, можешь мониторить физиологические показатели.

— Как будто у животных! — воскликнула Ливадова.

Черные ошейники у ни в чем не повинных детей вызвали мерзкое впечатление. Ребятня шумела и смеялась — самые обычные дети, как любые другие, но при этом чья-то собственность.

— Пока они рабы, то по закону не больше чем двуногий, говорящий и мыслящий скот.

Такси заглушило мотор. Водитель, и пассажирка задумчиво рассматривали школьников. Одеты все одинаково, в серую ученическую форму — пиджачок, брюки, а у девочек вместо штанов юбка-колокольчик, туфли И черные ошейники, которые никто вроде бы не замечает!

— В других секторах Красноярска тоже есть рабы, но я не видела у них ошейников, — вспомнила Женька.

После получения гражданства ее нетчип заработал в полную силу и показывал статус людей. Она встречала рабов и не помнит черных колец на шеях. Да и на нее никто ошейник не надевал.

— В приличных районах, — Дмитрий скривился так, будто съел насекомое, — не принято, чтоб рабы показывались в обществе с ошейниками. Впрочем, все зависит от воли владельцев. Кто-то заставляет носить идентификатор на руке в виде часов, кто просто требует, чтобы идентификационное устройство лежало в кармане. Они разные бывают.

Такси стояло, прижавшись к тротуару. Мимо пронесся с включенными проблесковыми огнями полицейский броневик. На дверях крупными цифрами нарисован номер 013.

— Но вообще, если раб может самостоятельно передвигаться по городу, то это проверенный, не доставляющий беспокойства своим хозяевам раб. Что-то вроде домашней прислуги. Многие из таких живут гораздо сытнее обычных граждан, потому что являются собственностью богатых семей либо организаций. Вот и не дергаются. Особенно бывшие одичалые — считай, что в рай попали, если сравнивать с Дикими землями. Но они не более, чем имущество своих хозяев.

Показалось, что Дмитрий хотел закончить небольшой рассказ парой крепких словечек, однако сдержался. Ливадова улыбнулась, только все равно очень тягостно на душе. Евгения не ожидала, что чужая судьба сможет столь сильно задеть ее чувства. Успокаивало лишь-то, что у детей-то вполне реальные перспективы вырваться из ада с ошейниками. Именно из ада, по-другому назвать подобное существование Женька не могла.

— А старики? Их тоже?.. — Ливадова замялась.

Что «тоже»? О чем она спрашивает?

— Со стариками все иначе, — Дмитрий помрачнел. — Когда не могут больше работать, их увозят.

— Куда?

Женька испуганно заморгала. Она боялась услышать ответ.

— Об этом не говорят, но слухи распространяются самые разные.

Дмитрий с неожиданной злостью в голосе вдруг спросил:

— Теперь понятно, откуда террор? И почему террористам помогают?

— Кто помогает? — Женька даже испугалась Дмитрия.

Он обвиняющим взором смотрел на девушку, и Ливадова не сразу-то и поняла, что взгляд Дмитрия устремлен куда-то мимо нее.

— Не важно, — взор таксиста вернулся к приборной панели автомобиля. — Едем дальше.

— Да, — девушка вздрогнула, — и, пожалуй, из двести одиннадцатого сектора. Я насмотрелась уже на него.

— Как скажете, — Дмитрий был снова спокоен. — Куда едем?

Девушка назвала адрес проживания. Скоро его придется покинуть, а пока там ее дом. Чудесный район в сравнении с двести одиннадцатым сектором.

Мотор завелся, такси объехало школьный автобус и простроилось за небольшим серебристым фургоном. Скорей бы покинуть эти улицы из бесконечных рядов однообразных панельных домов песочного цвета.

— Вы несколько раз сказали про террористов, — начала Женька, она все думала, на кого направлен террор, — но я никак не пойму. Кого здесь взрывать? Самих себя? Таких же бедолаг, как сами террористы? Я ведь правильно поняла, что террористы — это те же рабы?

Такси проскочило очередной безликий перекресток. Внутри Загона улицы совершенно одинаковы.

— Да, вы правы, — ответил Дмитрий, — здешние… экстремисты вербуют новобранцев из местных.

— Так кого они взрывают? Своих соседей?

— Полицейских.

— Полицейских? В экзоброне? Разве их легко убить?

— Непросто.

— Тогда это все бессмысленно и беспощадно! Какая может быть к ним симпатия!

— Никто о симпатии и не говорит. Но теракты больше на другое направлены. Взрывают у внешней границы сектора. Чтоб прорваться за нее.

— Куда?

— Вы ж видели районы, где правят уличные банды? Туда и хотят! По официальной версии, чтобы пополнить ряды уличной преступности. Однако все проще. Здесь полуказамренное-полутюремное существование. Там свобода.

— Кажется, вы симпатизируете террористам! — Женька в самом деле так считала, ведь таксист постоянно словно бы оправдывает взрывы.

— Вы ошибаетесь, — Дмитрий холодно и разочарованно покосился на девушку. — Однако наш разговор зашел в непонятное русло.

Сказанное было как предложение помолчать. До выезда из сектора для рабов ехали все время за серебристым фургоном, с ним оказалось по пути. Дорога шла в две полосы вперед и столько же в обратном направлении.

— Что там? — пробормотал Андрей, когда добрались до блокпоста.

Шлагбаум поднят, но левая створка ворот закрыла въезд в Загон. Перед ней с внутренней стороны, дополнительно перегородив дорогу, боком стоял полицейский броневик. Еще четыре бронемобиля разместили в шахматном порядке перед выездом за белый забор с колючей проволокой. Чтобы выбраться из сектора автотранспорту приходилось лавировать на медленной скорости между полицейской техникой.

Женьке чудилось, что пулеметы на крышах пяти бронемобилей нацелены точно в желтое такси. Дмитрий застучал пальцами по рулю

— Все выезды из Загона перекрыты, — сказал он.

— Почему?

— Поступила информация о возможности прорыва. Прямо, как по заказу.

— По какому заказу?

— Мы ж говорили про террористов, и вот, пожалуйста, — Дмитрий бросил взгляд на пистолет в наплечной кобуре.

— Все так серьезно?

— Посмотрите сами.

Движение по дороге было редкое, но небольшая пробка все равно успела образоваться. Перед такси выстроились с десяток автомобилей. Шестеро полицейских в темно-синей экзоброне производили осмотр каждой машины прежде, чем пустить ее между броневиков. Еще почти тридцать сотрудников правопорядка, тоже в экзокостюмах, с автоматами и ручными пулеметами занимали позиции у блокпоста, за бетонным ограждением и меж броневиков. Полнокровный взвод. Как будто собираются отразить нападение изнутри сектора для рабов.

Женька поежилась. Неуютно сидеть в такси, что застряло пробке, а вокруг словно к настоящему бою готовятся. Еще и бомбу взорвать могут.

— Почему нас не уводят отсюда? — Ливадова занервничала.

Если начнут стрелять, такси оказывается на линии огня. Это любому дураку понятно, стоит лишь взглянуть, куда смотрят полицейские, занявшие позиции у выезда из сектора. Прямо на пробку из гражданских автомобилей!

— Вряд ли нужно беспокоиться, — Дмитрий протянул машину чуть вперед. — Я уже полтора года таксую, и обычно предупреждения о террористической угрозе оказываются ложными. Но покинуть Загон все же не помешает.

— Хотелось бы.

Полиция осматривала автомобили довольно быстро, такси уже скоро вырвется из пробки. Однако для Женьки минуты под дулами автоматов и пулеметов тянулись очень долго. Она вся изнервничалась. Отчего-то думала, что вот-вот что-нибудь взорвется.

Наконец, к импровизированному пункту досмотра, до которого метров тридцать или сорок, медленно двинулся серебристый фургон. Следующим будет желтое такси. Полицейские стояли у броневика с номером 013. Это его видели, несущимся с проблесковыми маячками полчаса назад.

Серебристый фургон подкатил к бронемобилю. Раздался взрыв.

 

Глава 28. Расход

Тишина.

Удивительно, как можно думать о тишине, когда рядом кто-то скулит, а в небе по воздуху бьют лопасти вертолетных винтов. Но Андрею казалось, что все вокруг железнодорожного состава погрузилось в тишину. Потому что смолк бой. Сопротивление «белоголовых» подавлено.

Быстро же укатали отряд, который должен был обеспечить безопасность поезда!

Рядом постоянно всхлипывала полная женщина в грязном, порванном белом трико, красной майке и с тапочком на одной ноге. Около нее лежал седой мужчина, тоже с излишней комплекцией, в задранном халате, спортивных штанах и мягкими ботинками на ногах. Он пытался успокоить женщину, поглаживая ее по спине, но безрезультатно.

Андрей узнал супружескую пару, видел их на перроне перед отправлением. Хозяева Хенка; он, кстати, недалеко — в луже крови рядом с молоденькой проводницей. Выскочили на левую сторону, по которой стреляли из кустарника. Пулеметы скашивали всех, кто оказался на линии огня.

Жаль бедолагу Хенка. Единственный, кто по-человечески отнесся к Андрею в новом мире. Проводницу тоже отчего-то жаль — совсем зеленая еще девчушка. Вряд ли она восприняла бы Ливадова лучше, чем двуногий скот, проходящий по проездному документу, и собственность Артура Джонса, но и она в общем-то невинная жертва.

Кому бы сдохнуть, так это Рамиресу! Однако американца нигде не видно, и ошейник молчит. Это вселяло острожную надежду, что Джонс действительно мертв. Только как же снять с себя опостылевший стальной обруч! Сука!

Ливадов смотрел на вагон над собой, размышляя, что предпринять, и времени на раздумья почти не нет. Внутреннее чувство буквально кричало, что надо действовать, да только, что предпринять, когда почти не представляешь обстановку?

Пока велась стрельба, Андрей предпочёл не рисковать, и не высовывался из-под вагона. Просто лежал на шпалах за сдвоенными колесами, чтоб не поймать шальную пулю.

Было понятно, что «белоголовых» вот-вот добьют, и затем настанет черед гражданских, в том числе и Ливадова. Большая часть людей укрылась под пассажирскими вагонами. Немало залегло дальше под вагонами с углем, как и сам Андрей. С обоих сторон слышались испуганные голоса, они зазвучали громче после прекращения стрельбы.

Что дальше? Ливадов, стиснув зубы, схватился обоими руками за ошейник! Как же достала эта железяка! Потребовалась пара минут, чтобы утихомирить собственную ярость. В голове прояснилось.

Добром дело не кончится. Надо убираться от остальных гражданских. На Андрее только нижнее белье, носки да берцы, но ничего лучше, чем поползти под вагонами к хвосту поезда Ливадов не придумал. Ползти придется долго, по камням, однако что еще предпринять?

Андрей решил затаиться ближе к середине состава. Существовала большая вероятность, что в подбитых вагонах рванет боекомплект. Андрей надеялся, что толща стали и угля в грузовых вагонах укроет от шальных осколочков. Риск, конечно, остается, однако и вплотную подбираться к броневагонам Ливадов ведь не станет.

Протиснувшись под следующий вагон, Андрей увидел нападавших. Из зеленого массива выехали семь темно-зеленых коробок. Гусеничные бронетранспортеры с охапками веток на корпусе. Башни бронетехники медленно вращались справа налево и обратно. Атоматические пушки, спаренными с крупнокалиберными пулеметами, угрожающее смотрели на поезд.

За техникой показалась цепь пехоты. Пять десятков стрелков в камуфлированной экзоброне. Еще тридцать вышли слева и начали подъем по противоположному склону пологой возвышенности, на которой поймали состав.

— Вот и гости, — пробормотал Андрей. — Пожаловали.

Ливадов выругался. Он не испытывал симпатий к бойцам «Белой головы», к Джонсу, и ему подобным, чертовым рабовладельцами. Однако иллюзий в отношении нападавших тоже нет; и все, кто прячется сейчас под вагонами, почему-то из-под укрытий не высовываются. Скоро они будут убиты либо лишены свободы, в лучшем случае просто ограблены.

Атака на поезд не вяжется с нападением для грабежа — масштаб не тот. Не ради опустошения сумок и карманов незадачливых пассажиров затеяна полноценная армейская операция. С бронетехникой, воздушными прикрытием. Неожиданная и очень выверенная. В скоротечном бою «белоголовые» смогли ответить только из стрелковки. Все тяжелое вооружение вывели из строя в самом начале схватки.

Вряд ли нападавшие интересовались и основным грузом, потому что не утащат на семи бронетранспортёрах и четырех вертолетах сотни и сотни тон каменного угля. Не пригонят же сюда свой тепловоз, чтоб угнать вагоны с углем. По железной дороге неизвестным поездам кататься не получится. Хотя… Андрей мало представлял новые реалии. Может, у нападавших в самом деле есть свой кусок железнодорожной сети.

А если это просто охотники за живым товаром? Нет, Ливадов замотал головой. Слишком серьезные силы задействованы, чтоб набрать рабов из числа пассажиров.

Да не важно, какие истинные цели у сил, устроивших засаду. Выжившие точно не горят желанием встретиться с нападавшими поближе, и Андрей это прекрасно понимал.

Ползя по шпалам, сдирая кожу, царапаясь об часто попадавшиеся острые камешки, Ливадов пытался добраться до двух бронированных вагонов в середине состава. Скорей всего именно под ними привели в действие мощнейший фугас, превратив в два больших гроба из искореженного металла для пребывавших внутри бойцов и офицеров «Белой головы». По меньшей мере, урон от взрыва был таков, что пушки, пулеметы и ракеты в бой не вступили, а часть состава сошла с рельс. Поезд стал большой, вытянутой и неподвижной мишенью.

Для верности по бронированным вагонам еще отработали ракетами с вертолетов. Никто не должен выжить, и поэтому Андрей полз туда, не обращая внимание на порой недоуменные взгляды загнанных под вагоны пассажиров. Но в основном на него не глядели: мало ли кто как с ума сходит. Пускай вообще выбирается на левый склон, чтоб добавить еще один труп к уже имевшимся.

Андрей оскалился. Он надеялся, что никто не вспомнит про него, а Джонс уже откинулся и не заикнется о своей собственности, ведь ошейник по-прежнему не подает никаких сигналов. Ливадов хотел добраться до двух гарантированно уничтоженных и скорей всего горящих вагонов. До них никто из гражданских не добежал, а наемники «Белой головы» мертвы.

Никому подорванные броневагоны уже не понадобятся. Андрей очень надеялся на это, и полагал, что получится спрятаться где-нибудь рядом и переждать скорые события. Он собирался дождаться, когда останется в одиночестве, и надеялся найти какое-нибудь оружие. Неплохо было бы и от ошейника избавится, но всему свое время.

Но как же медленно он ползет! Оставил позади только два вагона с углем, а коробочки и пехота гораздо ближе. Два крайних правых бронетранспортёра отстали, чтоб принять внутрь по отделению бойцов — Андрей увидел уже окончание погрузки — и затем, набрав скорость, направились к середине состава.

Зачем?

Андрей посмотрел на противоположную сторону возвышенности. Цепь пехотинцев значительно растянулась. Хотят охватить как можно большую часть вагонов. Ливадов трижды выдохнул, пытаясь успокоиться. Он не успевает добраться до середины поезда прежде, чем там окажутся нападавшие. Да и вообще, замысел Андрея, похоже, не сработает.

Давно уже не стреляют, можно немного высунуться и осмотреться. Ливадов подтянул себя к следующим сдвоенным колесам и выглянул из-под вагона. Вертолеты больше не кружат непосредственно над поездом и держатся на заметном удалении. Андрей упустил из внимания, что шум, которые поднимали воздушные машины, в самом деле, удалился от состава.

Набравшие большую скорость два бронетранспортера разделились. Один выгружал десант у разбитых вагонов, в прошлом несших главное вооружение поезда. Другой подъезжал к хвосту. Там еще кто-то то шевелился, потому как, подходя к платформе со сбитой зениткой, гусеничная машина открыла огонь,

Андрей полагал, что пораженная ракетами и автоматическими пушками боевая часть поезда окажется в огне, однако ошибся. Над опрокинутыми вагонами ни огня, ни дыма. Вероятность подрыва боекомплекта очень низка.

Два отделения пехоты на двух бронетранспортерах были направлены к хвосту и середине состава для проведения зачистки. Андрей скоро понял, что укрыться под вагонами не получится. Вдоль состава, с обеих сторон от вагонов шли четыре огнеметчика — двое от хвоста поезда, еще двое от середины. В каждой паре поочередно обдавали струями огня пространство под вагонами.

Остальные, кто выгрузился из бронетранспортеров, оставались на месте, держа под контролем дальнюю часть и середину состава. Чтоб мышь не проскочила! Андрей прошелся парой крепких слов по нападавшим. Это все, что было в его силах. Ни убежать, ни спрятаться он не мог. Возвышенность, на которой стоял обездвиженный поезд, отлично просматривается даже невооруженным взглядом. Где-нибудь под вагонами не спрятаться — выжгут, как крысу.

Ливадов впал в апатию и просто ждал развязки. Он сдался. Лежал на спине, не обращая внимания на острые камешки под собой, и разглядывал то сталь вагона, то перепуганного старика в пижаме. Наверно, тоже из господ, и единственный из пассажиров, кто добежал и укрылся под этим вагоном.

Скоро дед выполз наружу, а Андрей пал духом и потерял интерес к происходящему. Слышны лающие голоса, раздающие на незнакомом языке приказы. Однажды еще стреляли, но вдалеке. Три раза над поездом пролетал вертолет.

Шумно выдохнув, Ливадов произнес:

— Что-то раскис ты, братишка.

Мысли о сестре помоги сбросить оцепенение. Надо выкарабкиваться, не то поджарят. Ну а дальше поглядим, что и как. Собравшись с духом и накачивая себя, отгоняя уныние, Андрей вылез из-под вагона и сразу попал под раздачу.

Вдоль состава редкой цепью выстроились пехотинцы. Ливадов выбрался на солнце в трех метрах от ближайшего. Боец в экзоброне с поднятым визором вскинул штурмовую винтовку и произнес что-то отрывистое.

— Тише, — Андрей медленно поднял руки. — Я не понимаю.

Дуло винтовки замерло напротив лица Ливадова.

— Я безоружный! — выкрикнул тот. — Не видишь? Почти голый!

Головорез рыкнул что-то, однако Андрей только мотнул головой и, стараясь не совершать резких движений, оглядел поезд. Подкатившая бронетехника стояла через равные промежутки вдоль всего железнодорожного состава. Часть нападавших вытянулась вдоль него, из-под вагонов еще выковыривают отдельных людей. Другие сгоняют уже вылезших в две неравные по численности группы.

Нападавшие обращались с пассажирами поезда, как с пленными. Вплотную к себе не подпускали. То и дело подгоняли перепуганных людей выкриками, подчеркнуто целясь в них оружием. Редкие пистолеты, что порой имелись у пассажиров расстрелянного поезда, заставляли скидывать в одну кучку, и никто даже не попытался оказать сопротивление.

Раздался звук передернутого затвора. Взявший Андрея на мушку боец начал терять терпение. Загорелое лицо оскалилось в гримасе ярости, он выплюнул несколько слов вперемешку с брызгами слюны и ткнул стволом штурмовой винтовки в сторону пленников.

Кивнув, Андрей побрел, куда ему указывали. В трех шагах позади ступал конвоир, он периодически зло шипел. Ливадов оглядывался, не понимания, что от него хочет этот усатый урод. Потом дошло, он направлял Андрея к меньшей группке людей: их было человек тридцать

К негражданам. Ливадов узнал некоторых — с кем ехал в одном плацкартом отсеке. Скоро Ливадов добрел до них, а пленивший его боец присоединился к троице других, что смотрели за негражданами. Толпа, в которую загнали господ была заметно многочисленней. Человек сто или чуть больше. Этих пленников окружили десять автоматчиков.

Зачистку под поездом почти закончили, огнеметчики добрались до пассажирских вагонов, под которыми уже, наверно, никто и не прячется. Однако кто-то может засесть внутри. В каждый пассажирский вагон направилась пара стрелков.

Создавалось впечатление, что целью нападавших было выявить всех живых до последнего, но только пассажиров, потому что среди пленных «белоголовых» нет. С той стороны вновь начали стрелять — или раненных добивают, или это контрольные выстрелы.

Андрей огляделся. Бежать не выйдет. Открытое пространство, он точно не уйдет, и… Ливадов застыл. Замерли и его мысли. Среди господ обнаружился Джонс. Он лежал на траве с окровавленной головой и не шевелился, но раз там, значит, жив. Андрей непроизвольно схватился за ошейник. Вот почему он ни разу не напомнил о себе — американец просто в отключке. Да хоть бы и помер!

Ливадов с тоской посмотрел на зеленый массив, откуда первоначально вели огонь нападавшие. Там можно было попытаться скрыться, но не добежать. Пули все одно быстрей.

Скоро с зачисткой поезда было покончено. Всех, кто выжил, примерно полторы сотни человек, согнали в две неравные толпы. К негражданам присоединился еще пяток человек, остальные были из господ. Андрей мрачно подумал, что хоть детей и подростков ни там, ни рядом с ним нет. Твари! Уже ясно, что пленников не ждет ничего хорошего. Скорей всего, пустят в расход. Это понимали и другие, кто был рядом. Перекошенные от страха лица, у некоторых безвольно опущены плечи и пустые взгляды. Все красноречиво и понятно без слов.

Только Андрей все же попытается убежать! Все лучше, чем принять смерть без сопротивления.

Над людьми и поездом низко прошла пара черных вертолетов. Запугивают! Ливадов стиснул кулаки и заскрежетал зубами. Он намеренно разжигал внутри себя злость, чтоб не растерять решимость в нужный момент.

Бронетранспортеры подкатили ближке. Техника расположилась широким полукольцом, охватив и пленников и теперь уже довольное плотное оцепление из бойцов в камуфлированной экзокостюмах. Всех нападавших стянули к пленникам. Сейчас бросилось в глаза, что на бронетрапортерах нет никаких опознавательных знаков, у неизвестных бойцов тоже. Хотя есть, наверно, что-то на правом плече, но рисунок закрыт плотной черной накладкой.

Что дальше? Андрей затравлено огляделся, он тоже нервничал. К негражданам приблизился десяток бойцов, закинувших штурмовые винтовки за спину. Ливадов напрягся, полагая что сейчас и начнется. Но что начнется?

Из группы неграждан выхватили восьмерых: трех женщин, и пять мужчин. Все в возрасте, ближе к пятидесяти. Их почему-то погнали к толпе граждан, а остальным начали сковывать руки пластиковые хомуты. Андрей крепко получил по лицу, когда промедлил с вытягиванием рук, но и он тоже теперь в импровизированных наручниках. Ладно, хоть, руки не закинуты назад и не пережаты пластиком, но все очень и очень плохо и становится хуже.

Нападавших около пленников еще прибавилось. Две группы выживших стали разводить друг от друга. Люди почему-то начали противиться, пытаясь остаться на месте. В ход пошли кулаки, приклады, раздались несколько выстрелов воздух, а Андрея неожиданно выхватили из толпы.

Двое в экзокостюмах — сопротивляться их сдвоенной и многократно увеличенной силе не получилось — отволокли к стоящему на небольшом отдалении человеку в броне и опущенным визором. В его руке был планшет. Андрей не понимал, что от него хотят. Ливадова просто поставили перед молчавшим офицером — так подумалось о человеке с планшетом. Он водил пальцем по устройству, и вдруг обруч на шее Ливадова отщелкнулся и упал под ноги. Ошарашенного Андрея сразу же отогнали к толпе неграждан.

Ливадов как мог пальцами скованных рук потер шею. Ну и дела! Не верится. Андрей увидел, что еще нескольких из рабов оттащили человеку с планшетом и они вернулись уже без ошейников.

Большую группу пленников оттеснили ближе к расстрелянному тепловозу с номером 101 на борту и разбитым передним платформам. Четверо из граждан несли Джонса, он все еще без сознания.

Офицер, который орудовал планшетом, подошел к пленникам, сейчас его визор был поднят. Он что-то начал говорить, и к удивлению Андрея тревога и страх на лицах людей вокруг начали спадать.

Зато среди другой группы пленников поднялось волнение. Из них выдернули десяток человек и выставили у первого вагона. Напротив расположилось отделение автоматчиков. Андрей выругался. Там готовится настоящий расстрел! Двое из обреченных упали на колени, моля о пощаде. Кто-то опустил голову, чтоб не видеть неизбежное. Грянули выстрелы.

Зачистка продолжалась, и теперь убирали свидетелей. Андрей вздрогнул. До этого мига он не обращал внимание на то, что раздет практически донага, а сейчас захотелось закутаться в какие-нибудь тряпки.

— Как хорошо, что нет детей, — вслух повторил Ливадов.

Почти никто из толпы неграждан не мог отвести взгляд от преступления, что творилось в нескольких сотнях метров. К вагону с первым десятком окровавленных тел повели вторую партию.

Ливадов видел, как один каратель в экзоброне переступил через лежащего Рамиреса, затем оглянулся, достал пистолет и разрядил в Джонса магазин. Американец дергался после трех первых пуль, потом затих. Бесславная собачья смерть.

Новые выстрелы и второй десяток пленных пущен в расход, а на пологий склон между двумя группами пленников заходит на посадку черный конвертоплан без опознавательных знаков. Люк и выдвижной трап располагался в корме. Туда погнали неграждан, в числе коих был и Андрей.

Другие, кто несколько часов назад были гражданами, господами и владельцами двуного скота, сейчас подлежали уничтожению. Свидетели нападения на поезд «Белой головы», в кого вживлены нетчипы, остаться в живых не должны.

В грузовом отсеке конвертоплана вдоль борта имелись пластиковые кресла. Хватило всем, люди падали на них и, оцепенев от ужаса, слышали многоголосое волнение, крики и выстрелы.

Жизнь человеческая ничего не стоит, будь ты хоть рабом, хоть гражданином. Андрей выругался. Ошейник Джонса спас его, а сам Артур уже покойник. Ливадов не понимал, почему негражданам оставили жизнь. Ясно лишь, что ему крупно повезло, впервые в прекрасном новом мире. Граждан в расход, неграждан… Пока не важно.

Главное, жив!

 

Глава 29. Прорыв

Серебристый фургон со смертником внутри превратился в огненный бутон. Евгения видела, словно на замедленной съемке, как огненный шар охватил полицейский броневик. Что-то темное, кусок подорвавшегося автомобиля, промелькнуло перед глазами и с чудовищной силой врезалось в капот желтого такси, приподняв передние колеса и отбросив на стоящий сзади грузовик.

Ливадова в эти мгновения не осознавала происходящие. Мир загрохотал, вздыбился и подкинул машину. Девушку толкнуло вперед на раскрывшуюся подушку безопасности, и время вдруг обрело прежний ход. Вместе с падением передней части автомобиля на асфальт.

Евгения жадно хватала ртом воздух. Несколько ударов сердца она задыхалась. Казалось, воздух не может проникнуть в легкие, и это испугало до почти панического состояния. Если бы не подушка безопасности, что мешала двигаться, Ливадова забилась бы на кресле в настоящей истерике.

А подушка вдруг лопнула. Дмитрий проткнул её ножом, как пару секунд назад поступил со своей

— Цела?

Перекошенная физиономия Дмитрия была страшна! Левая бровь разбита и с нее вдоль глаза вниз по скуле стекала кровь.

— Пригнись!

Он не просил. Таксист, как куклу, согнул девушку, прижимая ее лицо к собственным коленям. Женька не успела даже сообразить, что и как Дмитрий сделал с ней.

— Не разгибайся! Стреляют!

Только сейчас до Ливадовой дошло, что слышит доселе непонятные звуки. Стрельба! Это стреляют, и плотность огня нарастает. Грохнул взрыв, потом еще и еще, но в такси больше ничего не прилетело.

Девушка схватилась за голову. Захотелось зажмуриться, однако не смогла. Она уставилась на Дмитрия, вцепилась в него взглядом, интуитивно чувствуя, что от него зависит ее спасение.

Таксист вдавил ногу в педаль газа. Машина дернулась, заревела мотором и вместо рывка заскрежетала железом по асфальту. Кусок серебристого фургона смял левое крыло и выбил колесо под ним вместе элементами ходовой части. Все, что получилось выжать из желтого автомобиля — это оторваться на три метра от кабины грузовика, развернувшись к ней боком.

Дальше стоп! Двигатель заклинило.

— Давай! — заорал Дмитрий. — Из машины!

Женькина дверь распахнулась, и девушка выскочила из такси. Бежать некуда! Такси в центре настоящего боя! Ливадова присела на корточки и пододвинулась к задней двери автомобиля. В Евгении проснулось какое-то непонятное, звериное чутье на опасность. Оно не позволяло выпрямиться и метнуться куда-нибудь. Только здесь, между кабиной безкапотного грузовика и желтым такси, еще относительно безопасно.

Вокруг стрельба и взрывы, взрывы, взрывы. Подняв голову, Женька увидела, как мимо такси с белым реактивным хвостом в сторону полиции пролетели две ракеты, а затем снова два взрыва.

Из распахнутой передней двери вывалился Дмитрий. Оглянувшись, водитель толкнул дверцу назад, чтоб устроиться удобней, облокотившись об нее. Дмитрий сжимал в руке пистолет. Раньше Евгения поглядывала на его оружие, как на что-то чужое, холодное и опасное, а теперь пистолет казался почти безобидным в масштабе разыгравшегося боя.

В такси ударили пули. Ливадова сидела, прижавшись спиной к правой задней дверце. Она будто чувствует каждую пулю, влетавшую в автомашину. Девушка похолодела, представив, что по ним пройдется крупнокалиберный пулемет. Он прошьет такси насквозь, а вместе с автомобилем ее и Дмитрия.

— Что нам делать? — закричала Женька.

Сквозь грохот боя слышно Дмитрия было плохо.

— Ждать!… уже послал сигнал, что… здесь!

Рядом прогремел взрыв. Земля покачнулась, такси накрыло осколками и каменной крошкой.

— Мамочка! Мамочка!

Девушка не понимала, что зовет кого-то, не слышала себя. Она думала, что если выживет, то побредет отсюда поседевшей. Ей и Дмитрию пока везло, они еще живы, но очутились прямо меж двух стреляющих друг в друга сторон.

Настоящая война! Какой это теракт?

— Какой это теракт?

Ливадова не замечала, что мысли вырвались из нее истеричным криком. Она вцепилась в Дмитрия и трясла его, а сама прилипла взглядом к лобовому стеклу грузовика. Пробитому, в трещинах, в крови и мозгах. Водителю и пассажиру внутри ехавшей за такси машины не повезло.

Дмитрий с трудом оторвал от себя Ливадову, для чего пришлось даже положить пистолет на асфальт. Девушка, потеряв контроль над собой, попыталась вскочить, а когда он, схватив за руки, резко осадил Евгению, та принялась вырываться.

Чтоб накинуться уже на помеху в лице не отпускавшего ее мужчины!

— Ох!

У Ливадовой искры посыпалась из глаз. Дмитрий хлестал по щекам, и неожиданная боль вытеснила из головы ослепивший и оглушивший, обративший почти в безумную страх.

— Хватит!

Новый удар по горящей щеке.

— Да хватит же!

Занесенная ладонь замерла над девушкой.

— Прекратите! Я в порядке! Отпустило!

— Извините, но иначе было нельзя.

— Понимаю, — Ливадова против воли схватилась за горящие щеки.

— Простите, — бросил Дмитрий. Он снова держал в руке пистолет, вертя головой то вправо, то влево.

Стрельба у выезда из сектора для рабов вдруг стала реже, и можно было говорить с сидящим рядом таксистом, не переходя на крик. Женька обрадовалась, она подумала, что кошмар, творящийся вокруг, проходит, и они с Дмитрием выжили. Но взглянула на таксиста, и внутри похолодело. Лицо водителя вновь перекосило, он сжимал пистолет у правого плеча, готовый открыть огонь в любую секунду.

— Сейчас на прорыв пойдут. Либо им крышка! Их время уходит. Держитесь!

Евгения всхлипнула, заскулила, сгорая от стыда за свою слабость, но ничего не могла с собой поделать.

Мимо в сторону полиции пролетела новая ракета с реактивным хвостом. Ливадова заметила странный взгляд, который Дмитрий кинул вслед снаряду. Не было в нем страха или ненависти. Наоборот, таксист процедил что-то злое сквозь зубы, когда полиция, наконец, ответила крупнокалиберным пулеметом.

Ливадова прижала ладони к ушам, чтоб хоть как-то укрыться от боя. Пальба велась сейчас из всех стволов, случайные пули вновь ударяли в такси, и это вели огонь полицейские. Ливадова запаниковала! Страх толкал вскочить, замахать руками и закричать, чтоб полицейские не стреляли в желтый автомобиль. Но подняться — значило умереть. Женька обхватила себя руками, будто поймала, словно удерживая от безумного поступка.

Ливадова первая увидела террориста. Человек в облегчённой темно-синей броне с перечеркнутым красной краской нагрудным полицейским знаком выпрыгнул из ниоткуда. Он хотел укрыться за желтым автомобилем у заднего колеса.

Не думая, вскинул крупнокалиберный автомат, чтобы выстелись в двух неизвестных, но Дмитрий среагировал раньше. Прежде, чем тот открыл огонь, две пистолетные пули пробили опущенный визор.

— А-а-а!

Женька не смогла сдержать крик. Мертвый выронил автомат и рухнул лицом в асфальт в шаге от девушки.

Ливадову колотило. Миг назад смерть подкралась совсем близко, и не окажись рядом Дмитрия, быть бы беде. Евгения обернулась к нему, чтоб сказать что-нибудь, поблагодарить за спасение, но не успела

Новый взрыв, теперь за грузовиком, оглушил девушку. В ушах зазвенело. Она заморгала и обнаружила, что к капоту такси выскочил еще один террорист в полицейской экзоброне. Он выстрелил в спину Дмитрию, который дернулся к Женьке после нового взрыва, чтобы прикрыть собой. Террорист перевел автомат на Ливадову. Замешкался на секунду, видя перед собой безоружную, и получил в грудь очередь из крупного калибра, отбросившего за грузовик.

Смертельно раненный Дмитрий опустил голову и сползал к Женьке, за его спиной по дверце автомобиля шел кровавый след.

— Дмитрий! — взвизгнула до смерти напуганная девушка. — Дмитрий!

Женька подлезла к умирающему, схватила обеими руками под голову, подняла к себе лицо. Взгляд таксиста уже уплывал.

— Ну, пожалуйста! — у Ливадовой потекли слезы. — Не умирай!

На несколько мгновений взор Дмитрия прояснился, он посмотрел на девушку и произнес:

— Свои же… глупо…

Говорил Дмитрий с огромным трудом. Как казалось, что-то лишенное смысла.

— Авангард… Если против, найди… Красный…

Дмитрий дернулся, из его рта пошла кровь. Жизнь погасла в глазах. Перепуганная Евгения отпрянула, отпуская голову убитого, и она безвольно, словно у тряпичной куклы, упала на грудь. Дмитрий был мертв.

Женька запищала, вновь схватила Дмитрия, подняла его голову. Искала в застывших глазах хоть что-нибудь живое и не находила. Размазывая на лице слезы руками, испачканными в крови Дмитрия, Ливадова опустилась подле него. За спиной щит из расстрелянного такси, его мертвый водитель сидит слева, его голова упала на плечо девушки.

Ливадова не пыталась отодвинуться. Пусть. Это немногое, что она могла сделать ради Дмитрия, который погиб, защищая ее. Прогулка в двести одиннадцатый окончилась кошмаром и смертью. Чужого в общем-то человека, о котором Евгения не знала ровным счетом ничего два часа назад, но случившееся потрясло девушку.

Она никогда не видела смерть, никто не умирал на руках Евгении. Дмитрий отдал жизнь потому, что Ливадова захотела экскурсию. Он умер из-за нее, незнакомки, о существовании которой тоже не знал. Погиб, прикрывая ту, с кем уже бы расстался, не начни террористы бой у выезда из сектора для рабов.

Выходи, погиб зря, потому что Евгения для Дмитрия — это никто.

По-прежнему страшно и одновременно безразлично, когда умрет: сейчас или спустя несколько минут. Ливадова была уверена, что погибнет. Невозможно выжить в этом аду. Жаль только, не увидит больше родителей и Андрею не поможет.

Евгения потерялась во времени и происходящем, только слышала шум боя и иногда глядела на мертвого Дмитрия. Глупость, но хотелось чуда. Чтоб оказалось, что Дмитрий только ранен, что он не умер. Чтобы их нашли, отвезли Дмитрия в больницу. Чтоб спасли его.

Вокруг взрывы и стрельба, да еще, если поднять взор, жуткое окровавленное стекло грузовика и две другие смерти за ним. Ливадова ни за что не посмотрит наверх. Ни за что!

— Здесь выжившая!

Что? Кто это?

Перед Женькой на колени опустилась молодая женщина в одежде оранжевого цвета. Над сердцем у нее пришит белый круг с красным крестом. Врач? Но почему? Как она может быть здесь, когда вокруг маленькая война?

— Этот мертв.

Ливадова перевела взгляд на второго медика: мужчину, тоже не в летах. Он подошел с другой стороны, незаметно для Ливадовой. Осматривал Дмитрия.

— Гражданка, — констатировала первый врач.

— Что информационная система?

— Уже, — ответила женщина. — Подключилась.

Ливадова переводила взгляд с одного медика на другого.

— Вы не понимаете! — выдала она. — Здесь опасно! Стреляют! Террористы убили Дмитрия! Ну… Ну почему? Пригнитесь же!

— Ранений нет, лишь мелкие ушибы, царапины. В рубашке родилась.

— У нее шок.

Женька оттолкнула от себя руку врача, который коснулся ее плеча.

— Вы не слышите меня? — слезы вдруг вновь потекли по щекам Ливадовой. — Опасно!

— Спокойно, — врач-мужчина присел рядом и все же прикоснулся к плечу, — все уже кончилось. Тише. Все кончилось.

Говорил медик приятным умиротворяющим голосом. Первый врач достала что-то из поставленной рядом сумки.

— Помоги мне, — сказала она.

Мужчина осторожно отстранил от Женьки убитого.

— Он… — прошептала Ливадова.

— Все хорошо.

Доктор чуть отодвинул спину девушки от автомобиля и снял серый пиджак.

— Дмитрий, может, еще жив! — Ливадова встрепенулась и замотала головой, вновь смотря на медиков: то на женщину, то на мужчину.

— Не могу закатить рукав.

— Тогда рви!

Послышался треск разрываемой ткани. Что с ней делают? Какая разница? Ливадова все сильнеё погружалась в безразличие, она становилась совершенно безвольной.

— Дайте руку. Вот так. Больно не будет.

К правому предплечью прикоснулось что-то холодное. Какая-то металлическая трубка. Ливадова почувствовала укол, и в самом деле совсем не больно, хоть и чувствовала, как игла заходит под кожу. Потом ощущение легкого зуда, скорей даже приятного.

Девушка широко раскрыла глаза. Вздохнула глубоко. Слезы больше не льются. Сознание немного прояснилось, хоть из шокового состояния она не вышла. Однако смогла понять, что стрельбы и взрывов больше нет. Она слышит голоса — встревоженные, но без надрыва, присущего горячке боя. Мимо проехал автомобиль.

— Не стреляют, — растерянно произнесла Ливадова.

— Все закончилось, — повторил мужчина-медик.

Евгения перевела взгляд на прислоненного к такси Дмитрия. Ему уже закрыли глаза, и это было очень важно для Ливадовой. Как хорошо, что Дмитрию закрыли глаза! Почему же она сама не сделала это раньше?

Ливадова смотрела на убитого. Губы девушки задрожали. Она вскрикнула и тут же закрыла рот рукой. Отвернулась, чтоб не расплакаться. Дмитрий мертв. Мертв. Мертв!

— Вы можете идти?

Женька кивнула и затем еще. Закивала часто-часто, слово хотела, чтоб одна и та же мысль о погибшем из-за нее Дмитрии выпала из головы. Чтобы исчезла, перестав ее мучить.

— Помоги ей.

Медик вывел девушку из-за такси и вместе они направились к белому автомобилю с красным крестом внутри круга. Шли по дороге, усеянной мелкими камнями и асфальтовой крошкой. Ближе к атакованному посту дорога напоминала разбомбленное шоссе — вся в ямах от взрывов ракет, выпущенных террористами из переносных комплексов.

Стены домов посечены пулями и осколками, окна разбиты, а впереди тела. Погибшие полицейские, которые не допустили прорыва из сектора. Раненных совсем немного, им сейчас оказывали помощь.

Ливадова оглянулась. Сзади еще страшнее. Тоже тела в экзокостюмах, это были террористы, но не только. Средь темно-синих неподвижных фигур были и гражданские. Некоторые еще живы! Но на ногах из тех, кто случайно оказался заложниками прорыва, нет никого.

Очень много людей из различных служб. В основном полиция: вооруженные до зубов стрелки в темно-синей экзоброне и офицеры в обычной форме, но все при пистолетах. Много врачей в оранжевых костюмах скорой помощи. Пожарные. Сразу несколько расчетов тушили подорванные бронемобили. Террористы недостатка в выстрелах против техники не испытывали.

Медик довел Женьку до автомобиля скорой помощи.

— Увозите! Полный реабилитационный курс! Деньги на счету у нее есть.

Майор Владимир Воронцов расстегнул пуговицу под воротником армейского кителя. Дышать стало трудно.

Он работал с документами в своем кабинете на базе 10-го отдельного десантно-штурмового полка, когда получил информацию о масштабной попытке прорыва из района для рабов в двести одиннадцатом секторе Красноярска.

Не его компетенция, это дело полиции, однако в эпицентре необыкновенно крупной атаки террористов оказалась Евгения Ливадова. Объект эксперимента, который Воронцов по-прежнему продолжал курировать, и его бывшая собственность, в постели с которой провел несколько ночей.

Нет, она больше его не интересует. Воронцов сломал карандаш, который крутил в руках все время, что читал в инфопроекции доклад о самом настоящем бое полиции с рабами.

Владимир выругался. Он давно говорил отцу, что пора вычистить двести одиннадцатый. Сначала кварталы с бандами, а потом прошерстить каждый угол сектора для рабов. Если требуется привлечь армию, то, значит, нужно ее задействовать.

Но что-то мешает. Кто-то помогает террористам. Кто-то давно снабжает их оружием, связью и прочим. Владимир вновь процедил несколько крепких слов.

— Неладно что-то в датском королевстве, — пробормотал он. — И эта еще! Туда же! Что ее понесло в двести одиннадцатый?

Плевать он хотел на дикарку! Воронцов со злостью отбросил поломанный карандаш. Но она очень важна! Сенаторы больше не дают добро на изъятие объектов из прошлого, а отец полностью самоустранился. В сенатской комиссии по эксперименту требуют полной информации о текущем моменте и говорят, что нужно время.

Какое время? Она уже гражданка! Нетчип демонстрирует стопроцентное вживление. Чего еще надо? Гражданство дикарке дало свободу? Слежка за Ливадовой невозможна. Владимир боялся, что профессор Мартынов не сможет уговорить дикарку на продолжение сотрудничества, но все получилось.

Зато чуть не угробила себя!

Владимир зарычал, ища что-нибудь, что можно сломать.

Спокойно! Нужно успокоиться, а потом запросить данные от медиков. Он должен знать состояние дикарки!

 

Глава 30. Зона

Неграждан с подорванного и расстрелянного поезда куда-то перебрасывали. За пару минут до взлета внутрь конвертоплана поднялись пять бойцов в экзоброне с заклеенной символикой. Они отогнали пленников, кто сидел в креслах в конце отсека, и расположились там сами.

Машина набирала скорость. Вероятно, ее пригнали к месту засады только за рабами. Андрей ругнулся про себя. Он по-прежнему раб, но это лучше, чем быть расстрелянным. Особенно, как Джонс… Вот он и сдох.

Ливадов хотел бы порадоваться, да мерзко внутри, как подумаешь, что стал свидетелем локального геноцида.

Впрочем, погибшие в бою наемники «Белой головы» и расстрелянные пассажиры поезда для Андрея никто. Самое главное, что выжил — запросто мог ведь получить шальную пулю или случайный осколок. А еще у Ливадова больше нет ошейника! Андрей коснулся кожи, где раньше был стальной обруч, и растянулся в улыбке.

Что же дальше? Одно ясно, убивать пленников сейчас не будут. Это можно было сделать прямо у железной дороги и не гонять целый ковнвертоплан. Он летел полупустым: к почти трем десяткам пленников и пятерке бойцов, конвоировавших их, легко можно было подсадить столько же.

Куда теперь? На перепродажу? Либо в рабсилу к этим бравым ребятам? Андрей невесело усмехнулся. В его случае стоило понимать рабсилу, как рабскую силу, а не рабочую.

Ливадов покосился в сторону расслабленно сидевших в хвосте отсека стрелков. Шлемы сняты, треплются о чем-то, иногда ржут, как кони. Штурмовые винтовки рядом, но отставлены или закинуты за спинку кресла. Не думают даже следить за пленниками. Андрей оглядел новых собратьев по несчатью. Никто нападать на конвой не собирается.

Короткий бой с быстрым уничтожением «белоголовых» и казнь граждан недвусмысленно демонстрировали, что все без шуток. В расход пустят быстро. А что он? Он никто! Безоружный, почти что голый.

Будь, что будет! Андрей прикрыл глаза, пытаясь задремать. Ближайшее будущее скоро пока покажет, что его ждет. После тяжелой ночи в полубреду и ползанья по шпалам под вагонами сон пришел быстро.

Разбудили голоса. Конвертоплан уже совершил посадку. В корме раскрылся люк, опустился трап. Бойцы конвоя вновь в шлемах, ремни винтовок на правом плече. Дула автоматического оружия опущены к земле, но указательный палец каждого стрелка лежал на спусковом крючке. Секундное дело, чтоб вскинуть винтовку, и пристрелить особо ретивых. Впрочем, таковых среди пленников не наблюдалось, люди покорно вставали со своих кресел и направлялись к выходу из машины.

Привычные, блин! Андрей заскрежетал зубами, но тоже поднялся. Сука! Была у него свобода, когда прикончил двух подручных Джонса, а самого его, трясущегося от страха, обезоружил. Но, тварь такая, смог как-то вызвать «белоголовых». Надо было сразу с ним решать! Ливадов сейчас не думал, как сбежал бы от стаи зомби, да и вообще, чтобы делал в мертвом Ярославле, не зная новой мир и не умея ничего, кроме как стрелять. Сейчас Андрей был просто зол. На себя и на судьбу.

Двое конвоиров стояли у противоположных бортов около трапа и криками поторапливали к выходу. Их, очевидно, понимали: пленники и бойцы в экзоброне говорили на одном языке. Вроде, на английском, хотя Андрей мог ошибаться.

Прибыли на бетонированную взлетно-посадочную полосу, скорее даже это был небольшой аэродром. Конвертоплан приземлился рядом с тройкой других, а на небольшом отдалении виднелись вертолетные винты поверх габионов. Конструкции из сварной сетки и геотекстиля, набитые грунтом, окружали все машины, кроме прибывшей. Вся техника выкрашена в черный цвет; по крайней мере, видные из-за укрытий детали.

К конвертоплану подкатили несколько открытых джипов, откуда уже выгрузились два десятка человек. Без экзокостюв, в черной форме, которая напомнила Андрею киношную эсесовскую, и с пистолетами-пулеметами. Укороченное, особенно в сравнении со штурмовыми винтовками, оружие дополняло ассоциацию с нацистами. Да и вели себя у поезда они не лучше. Но бойцы из отряда, что атаковал сто первый состав, и здешние могли быть из разных группировок.

Нет, из одной. На плечах солдат без экзоброни белый шит с черным крестом. Как у псов-рыцарей из старого фильма «Александр Невский». Вспомнилось, то были крестоносцы из Тевтонского ордена. Ливадов решил называть бойцов в черной форме, берцах такого же цвета и кепках «тевтонцами».

Три конвоира из конвертоплана стояли рядом. Один из них отклеил пластинку с плеча на броне. Она прикрывала тот же черный крест на белом щите.

Бойцами с пистолетами-пулеметами командовали два горластых офицера. По их команде пленников разделили — женщин стоили отдельно от мужчин. Действовали «тевтонцы» спокойно, без криков и рукоприкладства. Потому что двуногий скот вел себя, как положено скоту. Не дергались и подчинялись. Андрей держался также.

Его вид, грязный, в одних трусах и берцах, вызвал зубоскальство. Только могут и дальше смеяться, он все равно ничего не понимает. Да сейчас гораздо важнее осмотреться.

Аэродром окружали двухэтажные дома. Как бараки из советского прошлого. Невзрачные, с двускатными крышами. Дома простые, как кирпич, из которых были сложены. Где-то в отдалении, наверно, имеется охраняемый периметр поселка. Ливадов посмотрел на солнце, прикинув по внутреннему ощущению, сколько сейчас время.

С южной, восточной и западной стороны видны наблюдательные вышки. Высоченные, с прожекторами, направленными на бараки или за внешнее ограждение, если таковое имелось, но скорей всего есть. Андрей уже успел насмотреться, что бродит по новому миру — к людям подпускать ближе, чем на выстрел, нельзя.

К северу на небольшой возвышенности, поднимались трубы завода. Из них параллельно земле шел белый дым, его гнал сильный ветер, разгулявшийся наверху. Внизу же на бетоне взлетно-посадочной площадки полный штиль и жара. Хорошо, хоть огромная туша конвертоплана отбрасывает большую тень.

Кроме четырех дымящих труб на фоне синего безоблачного неба высились сложные конструкции. Похожие глухие трубы, поднятые горизонтально, с лестницами к верху сооружений. Другие, это уже явно трубы, соединяли их, входили друг в друга и расходились, создавая для непонимающего взгляда впечатление инженерного хаоса.

Андрей встречал подобное. В его время так выглядели нефтеперерабатывающие заводы. Послышался тепловозный гудок. Еще и железная дорога рядом! Солидное место! Сарказм в положении раба не очень-то уместен, но тут крепко стоят на земле. Настоящий промышленный оазис. Это не лагерь работорговцев, где Андрея купил Джонс. Там у некоторых из охраны копья были, на лошадях ездили. Здесь же цивилизация!

Ливадов переминался с ноги на ногу среди других пленников. Их выстроили в ряд. Один из офицеров надевал каждому на левую руку пластиковый браслет, похожий на часы. Щелчок ремешка инициировал химическую реакцию, спаявшую друг с другом пластиковые ремешки. Электронный циферблат показывал номер «1018». Инвентарный номер Андрея.

Скоро пленников разделили. Мужчин погнали в поселок. Впереди понуро бредущей колоны из двух десятков человек ехал джип, где вместе с парой автоматчиков и разместился офицер, надевавший на рабов пластиковые браслеты. Сзади тоже ехал автомобиль с вооруженными надсмотрщиками в черной форме.

Как только вышли из тени от летательного аппарата, жара стала невыносимой. Сначала бетонные плиты, потом асфальт и кирпичные стены, палящее солнце и ни одного дерева или куста. Очень жарко, и быстро захотелось пить. Мимо, грохоча, иногда проезжали грузовики, однако без рева моторов. Двигатели колесной техники в новом мире обычно работали тихо, потому что автомобили ходили на электротяге. Кроме совсем уж древних на вид, такие были у работорговцев, что продали Андрея американскому проповеднику.

Сука! Полцарства за кружку с холодной водой! На новом месте гораздо жарче и суше, чем около мертвого Ярославля.

К счастью, топали под небом без единого облачка и с изжаривающим солнцем недолго. Примерно через полчаса добрались… До душевых? Чего Андрей точно не ожидал, так это помывки.

Сначала завели в один из бараков. Внутрь вместе с пленниками вошли только офицер и два стрелка. В вытянутом помещении с плиткой на полу и стенах было прохладно, во влажном воздухе чувствовался характерный запах прачечного заведения, от чего вспоминалась солдатская баня на армейке.

Но главное здесь стояла бочка с холодной прозрачной водой и четыре алюминиевых кружки. Пленники набросились на воду так, словно не пили целую вечность. Андрей блаженно прикрыл глаза, когда делал большие жадные глотки, и с каждым из них внутрь вливалась волна жизни.

После водопоя пленников выстроили у стены. Прибыли шестеро в белых халатах. Врачи что ли? Вдоль шеренги прошелся один из них, он держал в руках небольшое устройство, внешний вид которого напомнил Андрею дозиметр радиации. В нем что-то пикало, когда устройство подносили пластиковому браслету каждого пленника. Человек в халате кивал и после первичного осмотра оказался полностью удовлетворенным. Кажется, ему доставили весь списочный состав. Ливадов выругался про себя.

Головы пленников быстро и умело обрили. Заставили раздеться донага. Подошли еще двое в белых халатах, у них были планшеты. После повторного более тщательного осмотра, во время которого отметили у Ливадова следы побоев, всем вручили мочалку и кусочек мыла да погнали под душ Помывка! Андрей улыбался, как идиот, войдя под теплую воду. Он мылся впервые за все время, проведенное в новом мире.

В полупустой душевой, рассчитанной, наверно на полсотни человек, голоса переговаривающихся пленников звучали гулко. Пару раз спрашивали что-то у Андрея, да тот лишь пожимал плечами и говорил, что ничего не понимает. На него махнули рукой. Мужики мылись быстро. Видно, сказали им, что долго нежиться под водой не придется. Так и вышло. Подача воды резко прекратилась, к этому времени Андрей уже полностью управился и просто наслаждался душем, подставляя под теплые струи то лицо, то плечи.

В дверях показался человек в белом халате и приказал выметаться скорей из душа: по крайней мере, Андрей воспринял грозный рык именно так. Шлепая мокрыми ногами по белой плитке, пленники потянулись из душевой.

Одежды, которую сняли с себя, больше не было. Вместо нее на полу лежали свертки с тканью в черно-белую полоску, один сверток в двух шагах от другого. Пленников вновь выстроили, теперь у выхода из душа. Человек с устройством, похожим на дозиметр, тыкал поочередно в сторону каждого и затем на какой-нибудь сверток.

Дошла очередь до Ливадова. Он уже видел, что пленники одевали тюремные робы в горизонтальную полоску, как в нацистских концлагерях, и Андрей, похоже, попал в один из таких. Только почему-то сперва отмыли. Подумалось, что сейчас еще и накормят, а потом работа, работа и работа на нефтеперерабатывающем заводе на пригорке.

Ливадов не ошибся, пленников действительно накормили. Отвели недалеко, через два перекрестка располагался барак со столовой на весь первый этаж. Тошниловка с запахом вареной капусты. Андрея передернуло, он с детства не любил этот запах, но выбирать не придется. Будет жрать любые помои, лишь бы выжить и выбраться на свободу. Он был очень зол — на себя и на судьбу.

Подали гречневую кашу с редкими кусочками мяса, пресные лепешки из белой муки и чай. Можно было получить добавку, чем Андрей не преминул воспользоваться. По крайней мере, голодом морить не собираются! Это хорошо, это дает время, ведь Ливадов думал, что времени у него как раз не будет.

Он полагал, что из пленников быстро выжмут все соки и выкинут сдохших на какую-нибудь переработку либо просто закопают. Однако здесь заботятся о рабах. Помыли, одели и накормили. Зачипировали. Ливадов с мрачным выражением на лице разглядывал браслет из черного пластика с горящими цифрами 1018.

— Мой номер двести сорок пять, — некстати вспомнилась песня про зону, — на телогреечке печать.

Да, он попал на зону. Не лагерь смерти для уничтожения людей, где помрешь скорей быстрей, чем позже, а зона с пожизненным заключением. Иллюзий быть не должно — он и другие пленники, доканчивающие то ли завтрак, то ли обед, здесь навсегда. Надо бежать! Но как?

Обдумывая, как получить свободу, Ливадов с горечью признался себе, что сейчас сделать это будет намного тяжелей, чем в пору рабства у американского проповедника. Тогда на нем был ошейник, и рядом всего три человека, от которых нужно было избавится. Теперь же вокруг целая система, которую он точно не в силах уничтожить. Ее нужно обмануть, а возможно ли это?

Сука!

Первым делом, как найдет способ побега, надо избавиться от браслета! Как? Тот еще вопрос. Вряд ли ремешок можно ножиком разрезать, пластик скорей всего особо прочен. Либо охрана получит сигнал, что один из датчиков слетел с руки раба в такой-то точке зоны.

Ливадов в мыслях проклинал все и вся. Все осложнилось! Нужно время, чтоб изучить зону, найти ее слабое место и сбежать. Эх, Андрей невесело покачал головой. Сбежать, но куда бежать? Опять в одиночку по степи… До первого зверя либо людей, что хуже зверей.

Захотелось взвыть! Андрей оказался на грани полного отчаяния! Но нет, он не должен сдаваться, потому что где-то в новом мире есть его сестра. Пока живет, он будет бороться. Не столько ради себя — на себя он бы мог давно плюнуть и сдохнуть, так намного легче — но ради Женьки.

В столовую вошли четверо в черной форме и с пистолетам-пулеметами. Надсмотрщики повели отряд невольников по жаркой, пыльной улице двухэтажного поселка. Один возглавлял колону, двое шли слева от нее и последний двигался замыкающим.

Андрею казалось, что только он смотрит по сторонам, изучая проклятую зону. Остальные словно свыклись с положением рабов. Союзников среди них найти не получится.

Навстречу ехал джип, тащили на тросе окровавленное тело. Бедолага еще жив, но, считай, покойник. Свезенная об асфальт кожа не давала шансов на выживание без оказания помощи, и медиков он явно не дождется. Наглядна демонстрация, что будет, если ерепениться.

Ливадов сжал кулаки. Побег должен получиться с первого раза, иначе протащат, как того, по дороге.

Людей с подбитого поезда пригнали на железную дорогу. Какая ирония! Выгружать мешки с цементом. Тащили с вагонов до грузовиков. Изнуряющая работа, уже через час думаешь, что мешок больше не поднимешь, но это только кажется. И жара; если бы не достаток подвозной воды, можно было б откинуться прямо у железнодорожного состава.

Когда стоишь, пьешь — это еще несколько мгновений отдыха, на который никто не покушался. А одного из невольников, что просто отказался работать, надсмотрщики в черной форме забили до смерти. Один из группы, в которой был Андрей, через пару часов после разгрузки цемента махнул на все рукой и уселся на асфальт у желтого дома-будки в десяти метрах от путей. Его мигом окружили надсмотрщики, сначала кричали что-то в лицо несчастному, а тот, закрыв глаза, никак не реагировал, потому начали бить. Его избивали, чтобы убить. Семеро крепких бойцов быстро покончили с человеком.

Самое страшное, что убивали без злобы и лишних эмоций. Убили в назидание другим, и уж на них-то оторвались, крича и размахивая оружием, чтоб выгрузка не останавливалась.

Стихнув зубы, Андрей наклонился к новому мешку. Через два вагона цемент выгружали рабы, кто не был из группы, захваченной этим утром. Они даже не обернулись, когда рядом убили человека. Они привыкли.

Тяжелая работа, которая продлилась почти до темноты. Руслан был измотан до предела, как и остальные. Люди еле ноги волокли, их погнали назад к столовой по улицам, заполненным колонами точно таких же людей в полосатых робах. Часто они шли без сопровождения «тевтонцев». Давно уже здесь, полностью свыклись и приняли участь раба при нефтеперерабатывающем заводе.

Ливадов механически двигал челюстями. Разумом понимал, что организму нужна еда, поэтому ел и ел кашу. Хотя хотелось просто упасть на стол и. подложив по голову руки, заснуть прямо здесь. Усталость смертельная!

Ужин повторил завтрак — тот же набор, только столовая полностью забита народом. Меж рядов ходили надсмотрщики, теперь у них появились резиновые дубинки, чтоб отоваривать нарушителей дисциплины, однако все было спокойно. Если не считать звериных взглядов исподлобья, что порой ловил Андрей на себе или замечал, что также смотрят на невольных его товарищей. На них зло косились с некоторых соседних столов, безмолвно обещая выяснить, кто из новичков петух, а кто нормальный мужик.

Андрей устало выдохнул. Зона, как есть зона, в худшем смысле. Он на зоне, где срок — это вся оставшаяся жизнь, и неважно, день тебе отмерили, или года. Не иначе, как сегодня же и устроят новичкам темную. Кулаки сжались под столом сами собой. Так, значит, так. Может, он прибьет кого-нибудь. Оторвется за все, что случилось! Твари!

Злость притупила усталость. Ливадов будет драться за себя даже со всей зоной! А остальные? Андрей оглядел сидящих с ним за одним столом. Лопухи! Ничего не замечают и не понимают!

Новичков первыми вывели из столовой, они был грязные, в цементе. Андрей сильно удивился, когда их вновь доставили в душевую. Пока мылись, все ждал, что появятся другие зеки, и выяснение отношений начнется прямо здесь. Но чужаков не было. После помывки получили свежие робы, какие-то очень синтетические на ощупь, но свежие. Какая трогательная забота о двуногом скоте! Рачительные хозяева, блин.

На выходе встретились с колонной других работяг, кто разгружал цемент. С ними быстро развели и скоро доставили новичков в отдельный барак. Кажется, первое время их будут держать изолированно от основного контингента зоны. Андрей не очень-то понимал, что это изменит, но сейчас не до рассуждений.

Люди падали на койки, как убитые, и Ливадов не был исключением, только сон долго не приходил. Спать хотелось, но усталость столь сильна, что заснуть долго не получалось, а когда Андрей все же погрузился в тревожную дремоту, проспал недолго.

Зону разбудили взрывы. Завод бомбили.

 

Глава 31. Ты теперь в…

Через раскрытые окна второго этажа было слышно, как над поселком пронесся реактивный самолет, и через несколько секунд со стороны завода прогремели новые взрывы. Бахало постоянно, разрывы сотрясали поселок не только со стороны завода, но и с окраин.

Андрей крепко выругался. Кажется, что взрывы медленно, но верно приближаются к бараку, в котором встретил первую ночь у «тевтонцев». Ревели серены, ночь разрезали лучи мощных прожекторов, где-то в отдалении едва уловимо стрекотали зенитки. Кто-то кричал, слышались команды.

— Неслабо, — пробормотал Ливадов. Поселок подвергся серьезной атаке.

Все рабы, как один, столпились у распахнутых окон. Кто-то пытался растянуть наружную сетку, закрывавшую доступ в барак, да бесполезно. Ливадов тоже попробовал и убедился, что разорвать ее голыми руками не получится. Точно такие же и на других окнах.

Послышался нарастающий гул. Скоро над бараками проревели двигатели сразу нескольких самолетов, а спустя секунды раздалась череда разрывов, слившихся в один огромный, и ночь вдруг озарилась белым. Завод накрыло одним огромным взрывом.

— Назад, — прокричал Андрей, прыгая от окон.

Его не понимали и не послушали. От окна успел отпрыгнуть только Ливадов, и в то же мгновение бараки накрыла чудовищная взрывная волна. Звон, дребезг! Из оконных рам полетело битое стекло, и крики раздались теперь уже внутри. Кого-то посекло осколками. Сука! В темноте не разглядишь, насколько серьезны ранения и скольких задело!

Зато через окно видно, как из-за соседнего барака в небо ушла огненная точка. Рядом проснулась установка противовоздушной обороны, как будто только одна на весь поселок. Потому что уходящих ракет с других позиций нет.

Вверх из-за соседнего дома пошла еще одна горящая точка. Плохо! Очень плохо! При столь массированном авианалете, которым подвергся нефтеперерабатывающий завод и поселок, одинокая установка ПВО — все равно, что маячок для бомбометания! Но могут и промахнуться! Попасть, например, в дом, где вместе с другими заперли Андрея.

Ливадов бросился к железной двери! Заколотил что было сил руками и ногами.

— Открывайте! — закричал он, присовокупив несколько нелестных слов в адрес охраны. — У нас раненые!

Голос Андрея потонул в оглушительном грохоте. Пол под ногами закачался, а через распахнутые окна в ночлежку для рабов ворвалась волна пыли.

— Неужели!

Случилось то, чего Ливадов и опасался. Вдруг очнувшуюся противовоздушную оборону начали давить.

Наглотавшись пыли, люди кашляли, отовсюду слышны были стоны посеченных стеклом. Андрей пробрался к окну, чтоб обнаружить, что соседнего барака, из-за которого в небо взлетели две ракеты, больше не существует. Только горящие развалины — стены еще стоят, но ни крыши, ни внутренних перегородок и перекрытий больше нет, и сплошной огонь внутри!

Чем так начиняют бомбу? И следующим может быть их барак!

Под руку попался опрокинутый табурет. Андрей несколько раз ткнул им по сетке, потом ударил дважды. Сука! Табуреткой ее не продавишь!

— Эй! — Ливадов подскочил к ближайшей кровати. — Мужики! Взяли!

На Андрея смотрели, не понимая, что он задумал! Стадо какое-то! Безвольное! Кто-то сидит на полу или кроватях. Есть раненые, им помогают, но половина из двух десятков человек просто тупо пялится на Ливадова и все. Уроды!

— Сейчас сдохнем тут зазря!

Андрей вновь выругался, косясь на запертую дверь. Опять в нее ломиться, что ли?

Над головой снова раздался рев реактивной машины. Народ в ночлежке непроизвольно вжал головы в плечи. Прогремела череда взрывов, не столь уж далеко, и до некоторых вдруг дошло, что из барака пора выбираться. К Андрею подскочили трое. Вместе подняли кровать и ударили по сетке в распахнутом окне. Кровать легко проходила через него.

— И-и-и раз! И-и-и раз! — Ливадов осклабился.

Как припекло, так стали понимать русскую речь! Кровать раскачивали в такт его командам и резким усилием ударяли по сетке. Крепко ж ее присобачили! Однако долго она держаться не могла.

— Есть! — воскликнул Андрей.

Металлический каркас с натянутой сеткой упал на асфальт. Трое, что помогали ему, радостно загалдели. Еще двое тоже подали голоса, но остальные, похоже, не собирались убираться из ночлежки.

— Можете оставаться, — зло пробормотал Ливадов и посмотрел в окно со сбитой сеткой.

Авианалёт прекратился — ни мощных взрывов, ни рева реактивных двигателей. Зато зачастили более мелкие разрывы и вовсю бьют из стрелкового оружия, автоматических пушек да и просто орудий. Поселок отбивался из всех стволов.

И вот она! В небо устремилась огненная точка — теперь из-за догорающих развалин, огонь в которых быстро затухал. Да хрен бы с разваленным бараком! Невидимая из-за стен разбомблённого дома противовоздушная установка продолжает работать.

В следующий раз, когда по ней промажут, зацепят их барак!

Стиснув от злости и нетерпения зубы, Андрей вместе с пятеркой других — двое все-таки присоединились — скручивал вместе простыни. Под ногами противно скрипело битое стекло. Двое, что подключились к побегу, агитировали других, только остальные решили ничего не предпринимать. Ливадов не понимал, почему злится на них. Взрослые, ведь люди, но каждый отвечает за себя!

Простыни, наконец, связали вместе. Накрепко прикрепили один конец импровизированного каната к ножкам кровати, которой выбили сетку. Поставили боком вплотную к стене под окном и выбросили сцепленные простыни вниз. Можно было просто прыгать, только риск поломать ноги все же был серьезным.

Первый пошел! Один из мужиков начал спуск! Настоящий побег. Андрей криво улыбнулся! Бежим в полосатых робах!

А шум боя нарастал. В поселке по-прежнему что-то взрывается, только не столь оглушительно, чем при бомбежке завода, и стрельба! Будто весь поселок взялся за оружие, и это самый настоящий шанс! Возможно, такой никогда более не предоставится. Либо грохнут, либо гарнизон отобьётся и больше никогда за срок, что будет отматывать Андрей, подобное не повторится. Хотя еще может, угодить в рабство к новым хозяевам — к тем, кто напал на посёлок, если они погасят гарнизон.

Война тут, что ли? Сначала поезд, теперь завод и поселок!

Ливадов закусил нижнюю губу, следя, как через окно перевалился третий. Бежать, и будь, что будет! А, если убьют, то все лучше, чем сдыхать на зоне без права на освобождение.

Андрей думал о Женьке и повторял, что обязан выкарабкаться и спасти сестру. Эта мысль превратилась почти в молитву для него, но ведь вытягивала уже несколько раз из самой жопы прекрасного нового мира.

Вперед!

Четвертый, пятый.

— Давайте за нами, — бросил через плечо Ливадов, однако никто из оставшихся не дернулся.

Упираясь ногами об кирпичную стену, Андрей спустился вниз. Никого, кроме пятерых растерянных мужиков.

Ночное небо со стороны завода было озарено огромным пожаром. Полыхает знатно, наверно, все трубы там поплатятся: те, что еще стоят и уже поваленные бомбежкой. Завод полностью уничтожен, и вряд ли возможно выжить в том огненном аду.

Из-за развалин в небо со злобным шипением пошла новая огненная точка. Устремилась на юг и подорвалась над границей поселка, не долетев до цели. Защитники отчаянно били в темноту, в южную часть неба, и положение у них дрянь.

Ливадов понял это почти сразу, и для этого не нужно быть великими стратегом: гарнизон отвечает уже в основном из стрелковки — нападавшие не только разнесли завод, но и очень быстро подавили узлы обороны с тяжелым вооружением. Небо рассекали редкие трассирующие выстрелы из крупного калибра, да еще более редкие ракеты противовоздушной установки рядом с бараком, из которого выбрался Андрей и пятеро других беглецов.

— Уходим!

Ливадов не знал, куда надо уходить, но ясно, что как можно скорей от их барака. К периметру поселка — к западной либо восточной части, а там в темноту и подальше от чужой для него войны. И обязательно раздобыть оружие! Тварей нового мира — живых и мертвых — нужно встречать пулями. Да и людей тоже!

Ночь с южной стороны неба озарилась десятком красных вспышек, что явили на миг обрывки очертаний летательных аппаратов. Россыпь из сотни ракет с короткими пламенеющими хвостами! Они устремились к поселку!

— За мной!

Андрей рванул с места что было сил. У него считанные мгновения, чтоб укрыться за северной стеной каменной двухэтажки. Успел! Прыгнул за угол барака и прижался к кирпичам спиной.

Ракеты накрыли весь поселок разом. Земля заходила ходуном Взрывы со всех сторон и прямо над головой. Ливадов сжался, прикрывшись руками¸ и непроизвольно зажмурился. Сверху посыпались каменные крошки и упала пыль.

Откашливаясь, Андрей протер глаза и огляделся. Рядом никого. Мужики то ли не успели, то ли не сообразили, что делать. Зарево от пожара горящего завода лишь частично разгоняло тьму, накрывшую поселок — фонари и прожектора погасли, смолк рев сирен. Дома и улицы погрузились в тени, и некоторые бараки начали заниматься огнем.

Бой еще идет, но после ракетного залпа ответный огонь сделался совсем уж слабым. А с южной стороны неба слышен отчетливый нарастающий глухой гул моторов. Вряд ли вертолеты — нет шума работающих винтов. Скорей всего после бомбежки самолетами атака продолжилась на конвертопланах либо на чем-то похожем.

Оборона почти сдохла. Скоро тут начнется зачистка!

— Надо уносить ноги!

Ливадов поднялся и посмотрел на барак с ночлежной для его группы. Крыша частично обвалилась, из-под нее поднимается дым. Оставшимся там крепко досталось. Не понятно, жив ли еще кто. А что с мужиками, которые удрали вместе с ним?

Андрей вернулся назад и крепко выругался. Он нашел воронку и пять мертвых тел. Что дальше? Долго размышлять не о чем — теперь только сам. Небо загудело совсем рядом — одна из ракет ударила через несколько домов. Сука! Он стоит там, куда вновь может прилететь с воздуха.

Первым делом укрыться и держаться северной стороны!

Держась теней, Ливадов спрятался за торцом барака с их ночлежкой и оглянулся, вслушиваясь в ночь. Бой — стрельба и взрывы — много южнее. Андрей торопливо двинулся на восток, обогнул развалины догорающего барака и замер, вглядываясь из темноты в развороченную машину противовоздушной обороны. По очертаниям не узнать, еще и покорежило ее основательно, чтоб угадывать, похожа ли она на что-нибудь из его времени. Да здесь и не для этого.

Ливадов смотрел на три темных сгустка у колес подбитой техники. Тихо. Только потрескивает и щелкает что-то внутри уничтоженной машины. Как ни вглядывался в ночь, никакого движения ни рядом с ней, ни по улице Андрей не обнаружил. Вперед!

Давя каблуками стеклянные осколки, Андрей подбежал к боевой машине. Он не ошибся, здесь бойцы гарнизона, и двое из них со штурмовыми винтовками. Третий, кажется офицер — по меньшей мере без автоматического оружия — был еще жив. Лежит ничком около самой машины и стонет, но не шевелится.

Помощь оказывать Андрей не собирался — он тут не ради раненного, и каждая минута на счету. Да вообще правильней было б добить офицера, чтобы не выкинул сюрприз, однако рука не поднялась. Андрей только косился на еще живого и обчищал тело с наполовину снесенной башкой.

Первым делом отстегнул портупею и опоясался сам. На ней фляга с водой, пистолет в открытой кобуре — индикатор показывает одиннадцать выстрелов — и в металлических ножнах еще один очень нужный инструмент. Клинок с двухсторонней заточкой и зубчиками у рукояти, тоже с двух сторон. Андрей просунул нож под ремешок браслета на левой руке и протянул под ним зубчатой кромкой. Пластик поддался не сразу, но несколько движений его распилили.

Готово!

Руки задрожали, когда рабский ошейник упал на асфальт. Андрей оскалился в злой гримасе и раздавил его ботинком. Теперь снять разгрузку. Чертыхаясь, потому как не сразу понял, как стащить ее с мертвеца, Ливадов все-же избавил труп от разгрузочного жилета. Два подсумка под три магазина, и один из них пуст. Еще один подсумок под пистолетные магазины — две штуки. Один под аптечку с ней же. Два под одну ручную гранату, тоже с содержимым!

Схватив штурмовую винтовку, Андрей посмотрел на горящие приглушенным зеленым светом, но хорошо различимые в темноте цифры. Тридцать пять. В винтовке целый магазин и еще три в разгрузке. Очень негусто. Ливадов метнулся ко второму стрелку. Тоже три магазина, они перекочевали в пустой подсумок.

Мародерничая, Андрей услышал шаги лишь в самый последний момент, но все же заметил двоих в черной форме вовремя. Пальцы сами нашли предохранитель. Не думая, Андрей перевел винтовку в автоматический режим и скосил подошедших очередью. Ливадов успел выстрелить первым по уже вскидывающим оружие бойцам гарнизона.

Они рухнули на дорогу и больше не дернулись, только громче застонал офицер.

— Ты живи! — прохрипел Андрей.

Отбросив винтовку с наполовину опустевшим магазином, он схватил оружие второго труппа из охранения уничтоженной боевой машины. С полным боекомплектом! Затем рванул прочь. Подальше от места скоротечного боя! Потому как те двое могли идти впереди основной группы. Ливадов даже обыскивать их не стал, опасаясь дождаться похода других. Предупреждённых стрельбой об опасности.

Андрей двинулся на восток, держась северной стены бараков и теней и перебегая открытые участки. Нередко приходилось вжиматься в стену либо падать на асфальт. Самолеты давно прекратили бомбить пылающий завод, внутри которого теперь постоянно гремели взрывы и без атак с воздуха, но поселок, кажется, решили разнести до основания. Андрей не видел ниодного целого здания.

Стиснув зубы, он проходил мимо трупов и раненных. Кто-то замечал его, просил о помощи, а Ливадов постоянно повторял, что теперь он только за себя. Да, чем, черт его возьми, он может помочь!

Встречные, живые и мертвые, были в основном в полосатых робах. Но вглубь поселка бежали и бойцы разгромленного гарнизона. Их вынесли, это очевидно! Стрельбы с окраин почти не слышно. Зато все еще бьют ракеты нападавших, только реже; и гудит их техника. Сука! Теперь и с востока, если Ливадов не ошибался. Но он упорно шел туда.

Хорошо бы избавится от полосатой робы, но времени на поиск чего-то приличного нет.

С десяток раз появлялись бегущие «тевцонцы» и дважды приходилось стрелять, потому что направлялись они прямо к месту, где укрылся Андрей. На метущихся в панике рабов солдаты в черной форме внимания не обращали. Но как отреагируют, разглядев разгрузку поверх полосатой робы и оружие в руках Ливадова? Он предпочел не рисковать и стрелял первым.

Второй раз взмок, целясь в приближающихся, когда понял, что они в экзокостюмах. Однако винтовка не подвела — пули взяли и броню. В него тоже стреляли, но то ли усталость после проигранного боя, то ли взвинченные нервы брали свое, однако Андрея не задели. Он менял пустой либо частично расстрелянный магазин, подбирая новый у только что уничтоженных им солдат в черном и двигался дальше.

— Опоздал!

Андрей добрался до восточного края поселка и с тоской смотрел на разбитый периметр. Три сотни метров до него, но дальше идти нельзя. Поселок окружала стена из габионов, таких же, что прикрывали технику у взлетно-посадочной полосы. Видно было, что с наружной стороны внешняя граница дополнительно прикрыта колючей проволокой. Вдоль стены стояли вышки. Отсюда, из-за угла, полуразрушенного барака их было заметно три, и у двух кабины для наблюдателей снесены начисто. Также как участок стены сто метров в длину.

За габионами на поле сели три конвертоплана, и еще один вот-вот приземлится. Темные очертания массивных летательных аппаратов угадывались в ночи по линиям из мерцающих навигационных огней. Отсюда, из поселка, казалось, что огни мигают, как предвестники смерти.

Так оно и было, потому что из машин выгружался десант. Пехота нападавших вбегала внутрь защитного периметра, не встречая сопротивления. Зачистка поселка началась!

Выругавшись, Андрей торопливым шагом направился в обратную сторону. Все повторилось, только шел не на восток, а на запад. Паника средь людей в полосатых робах и черной форме нарастала. Все больше рабов и солдат из гарнизона стекалось к северной окраине поселка, куда их поджимал вражеский десант. Большой бой разбился на множество локальных, и стрельба вновь зазвучала чаще. Последние из защитников поселка отчаянно огрызались.

До барака, где находилась их ночлежка, Андрей уже добежал. Он не открывал огонь по «тевтонцам», потому что до вооружившегося раба теперь никому не было дела. Спасайся, кто может!

Андрей сплюнул и опустил голову, оперевшись выставленной рукой о кирпичную стену. С запада, куда он бежал, тоже давили и давили крепко. На той стороне бой самый масштабный.

— Чтоб вас!

Западную часть поселка накрыла череда взрывов, а здесь, вокруг Ливадова, крики да мелькание теней — это по разбитым улицам носятся обезумевшие от страха неграждане. Двуногий скот не хочет умирать.

— Я тоже!

Стиснув зубы, Ливадов решительно направился на юг. Если и есть какой-то шанс для него выбраться на свободу, то только если выкинет что-нибудь нестандартное! Миновав четыре квартала, Андрей наткнулся на барак со столовой. Почти не отличимый от других двухэтажный дом, разве почти не поврежден.

В этой части поселка никого: все, кто смог убежать, уже на северной окраине, а волна зачистки сюда не докатилась. С юга еще слышны отдельные перестрелки. Ливадов решил укрыться в столовой. Пересидеть волну зачистки и уйти из поселка.

Крадучись, почти не дыша, Андрей проскользнул в барак. Ничего не видно! Ливадов осторожно ступал, стараясь не производить шум, и лихорадочно искал, где можно укрыться.

— Словно слепой котенок! — пробормотал Андрей.

Он добрался до помещения, где рабы принимали пищу. Дальше кухня. Может, там получится спрятаться? Ливадов сделал три шага и замер, как вкопанный. Потому что впереди меж столов и перевернутых стульев стояла черная фигура.

Откуда? Ведь не было только что!

Андрей не успел поднять оружие. Прежде, чем вскинул винтовку, темнота взорвалась ослепительно белой вспышкой, залившей все холодным белым светом. Миг меньше секунды, за который Ливадов успел разглядеть бойца в черной экзоброне с серыми щитками на руках, ногах и груди. Опущенный визор шлема, похожего на мотоциклетный, закрывал лицо. В руках тяжелая винтовка с длинным стволом и круглым магазином. На плечах темно-синяя накидка с несимметричными полями для маскировки силуэта, размывающая его очертания.

Свет ударил в глаза и, казалось, проник в мозг, вонзившись в него острой болью, и отключив сознание.

Не было ничего. Ни мысли, ни существования. Но Андрей почувствовал укол, который выдернул его из небытия. Он увидел синее безоблачное небо. Бескрайнее и очень далекое, на которое можно было смотреть и смотреть. Ему не дали это делать.

Ливадову помогли сесть. Андрей оглянулся — он и еще множество раздетых до нижнего белья, босых людей стояли или сидели около уцелевшего отрезка стены из габионов. Десятки пленников, сильно больше за сотню. Грязные, перемазанные чем-то с отрешёнными или мрачными физиономиями, и каждый в наручниках с мигающим зеленым светодиодом.

Сильно болела голова и хотелось пить, но хорошо хоть не на солнце — периметр поселка давал тень. Андрей посмотрел на завод. Над его развалинами поднимался дым, и над многими домами в поселке тоже.

В пяти метрах два человека в камуфлированной зеленой форме с красным крестом внутри белого круга на правом плече склонились над лежачим без сознания. Его уколом не поднимали. Один из медиков покачал головой, и двое в военной форме двинулись дальше.

В трех десятках шагов от пленников вытянулась цепь из автоматчиков в черной броне с серыми щитками и накидками неправильной формы. Никаких эмблем на черных экзокостюмах Андрей не увидел, зато офицер в камуфлированной броне, что командовал оцеплением, оказался из военной компании «Белая голова».

Вот уж кого Ливадов не ожидал увидеть, но красный круг с белым черепом на правом предплечье не узнать он не мог.

Еще один офицер в камуфлированной форме, такой же, как у медиков, разглядывал пленников. Он был в кепке, на глазах солнцезащитные очки, коричневая портупея с пистолетом и такого же цвета берцы, и сразу бросилась в глаза надпись поверх нашивки с именем и фамилией — «USA». Для тупых рядом был звездно-полосатый американский флаг.

Офицер мял вскинутый подбородок и медленно обводил взглядом пленников. Стоял он буквально в нескольких шагах от Андрея, и тот отчетливо услышал, что напевал американец.

— You're in the army now.

— Oh, oh, you're in the army now.

Не нужно знать английский, чтобы понимать, о чем поется в известной песни. Андрей и сам бубнил эти строчки, когда попал сначала на срочную, а потом служил по контракту.

Ты теперь в армии!

 

Глава 32. Единственный шанс

— Все?

— Почти, — произнесла медницкая сестра. Миловидная женщина в белоснежном халате и форменном колпаке. За минувшие столетия в облике медиков ничего не изменилось.

На столе перед ней лежали документы, главным из которых был счет за оказанные услуги в те двое суток, что Евгения Константиновна Ливадова провела в медицинском учреждении только для граждан. За два дня Женька постоянно слышала и читала, что больница предназначена исключительно для граждан. Здесь прямо гордились этим!

Наверно, потому выставленный счет сначала поверг в ступор, а потом едва ли не в отчаяние. Женьку лечили в элитном заведении. По крайней мере, его двери открыты не для всех, и стоило это все очень недешево, а для девушки катастрофически дорого. Оплатив счет, Ливадова едва ли не сбежала из своей палаты, и теперь у нее на все про все двести восемьдесят рублей!

Надо было убираться из госпиталя еще первым утром — ее тогда вывели из шока и, по правде говоря, сильно лучше со вчерашнего дня Женька себя не чувствовала. Однако персонал был приветлив, врачи настойчивы в своем беспокойстве за здоровье пациентки. Они казались профессионалами своего дела, и скорей всего так оно и было. Ливадова ощущала себя в полной безопасности, ей было очень комфортно.

Истерика, нервный срыв, с которыми Евгения поступила в госпиталь, сам бой, смерть Дмитрия, кровь и погибшие вокруг нее — все это уже к концу вчерашнего дня вспоминалось, как ненастоящее. Словно случившееся было не Женькой. Нет, она понимала, она отдавала себе отчет в произошедшем; только лицо мертвого Дмитрия более не возникало пред мысленным взором, едва Ливадова закрывала глаза. Воспоминания перестали рвать душу.

Все хорошо… Было, пока Евгения не увидела стоимость услуг после настойчивой рекомендации медсестры проверить личный счет. Каким-то образом в госпитале знали о платежеспособности пациентки и лечить даром не собирались, но спасибо и на том. Хоть в долги не загнали. Либо в кредит.

За час до того, как покинула палату, Женьке принесли ее одежду. Черные туфли, блузку, серую юбку и серый пиджак. Его она оставила в такси Дмитрия… Надо ж, все вещи собрали. Вычистили, постирали, погладили — как новые. Свежие. Переодевшись, Ливадова пошла в приемное отделение, где ее уже ждали.

Осталось выполнить последнюю формальность.

Документы назывались бумагами лишь по старой памяти. Выглядят, как бумаги, но не порвешь, не горят, не боятся сырости и даже воды. Каждый лист чипирован.

Перекинув пиджак на левую руку, Женька прикладывала указательный палец к точке, подсвеченной проекцией, и индивидуальная система Ливадовой фиксировала отсутствие у нее претензий к оказанным услугам. Вопросов к лечению действительно не было, кроме одного.

Почему так дорого?

Евгения с бесстрастным лицом удостоверяла документы, не вчитываясь в их содержимое. Нетчип проекцией зеленого индикатора подсказывал, что все в порядке.

— Теперь все!

Растянувшись в искусственной улыбке, Ливадова попрощалась с медсестрой. Выслушав вежливые дежурные слова, Евгения направилась к раздвижным стеклянным дверям через широкой холл приемного отделения госпиталя.

А внутри нарастало отчаяние. Что делать дальше? Как прожить на двести восемьдесят рублей? Хватит ли хотя бы на неделю?

Женька не сразу поняла, что присела на мягкий кожаный диван на полпути до выхода из приемного отделения. Не осознавая причину, да и не задумываясь, почему не спешит покинуть госпиталь, под крышей которого было хорошо, почти беззаботно, Ливадова просто сидела под ветвями комнатной пальмы. Девушку никто не гнал, в ее сторону никто не косился недовольным взглядом.

Ливадова повторяла про себя одну и туже мысль. Где взять деньги? Деньги, деньги, деньги… На Женьку накатывала безысходность. Еще утром она запросила через индивидуальную систему подбор работы, и каково же было удивление, когда получила результат. Неверие сменилось легкой, но отчетливо различимой паникой.

Единственной вакансией, предложенной нетчипом, оказалась проституция! У Евгении Ливадовой нет ни образования, ни профессии с подтвержденной квалификацией либо без нее. Нет никакого опыта работы! Она человек без прошлого, но с гордым статусом гражданина.

Можно только горько усмехнуться, вспомнив о вожделенном гражданстве. Вот оно, а дальше?

Подбор работы дал приличное количество вакансий без квалификации и требований опыта и даже образования, однако они предназначались только для неграждан. Напротив каждой из них имелась выделенная красным свечением надпись, что граждане не допускаются к данным работами.

Лишь одна вакансия подходила для Евгении, но почему гражданка корпорации может быть проституткой? Ливадова даже спросила об этом у индивидуальной системы, и получила мгновенный и простой ответ — некоторые граждане требуют оказание интимной услуги только гражданкой.

Она вернется в свою квартиру, но неужели пойдет искать Киру, чтобы принять ее предложение? Альтернатива-то одна. Нет, две. Это кредиты, но ей уже отказали все банки… Остается еще двести одиннадцатый сектор. Район, которые контролируют уличные банды, да нужно быть полной дурой, чтоб не понимать, что и там ее ждет проституция или что похуже.

Ах, да, есть еще одна альтернатива — погрязнуть в долгах и вновь оказаться рабыней. Наверно, уже без шанса вернуть свободу. Женька закусила губу, чтоб не расплакаться. Нет, нет и нет! Все, что угодно, но только не рабство! Но, если не рабство, тогда что? Становится проституткой?

Ливадова бежала от этой участи, когда отвергла предложение Воронцова стать его любовницей. Конечно, не одно и то же, что проституция, но нечто определенно схожее. Вот только сейчас безвыходная ситуация все одно толкает Женьку торговать своим телом. Девушку передернуло от отвращения — если с Воронцовым она принадлежала бы одному мужчине, то в ином случае придется ложиться под каждого, у кого есть деньги.

Может, надо было соглашаться на роль личной шлюхи президентского сынка? Трахал бы тогда только один, а не любой встречный-поперечный! Девушка уронила лицо в ладони. Всхлипнула. Потребовалось большое усилие, чтоб не разрыдаться.

— Вам помочь?

Евгения подняла взор и улыбнулась, отрицательно мотнув головой. Это был Михаил. Высокий, симпатичный санитар из отделения, в котором она лежала. Молодой парень с белоснежной улыбкой и участливым взором. На вид ему лет двенадцать.

— Могу проводить вас, — произнес Михаил и посмотрел на выход из госпиталя.

Все-таки кто-то решил, что бывшая пациентка чересчур засиделась на диванчике, и направил к ней санитара. Дабы вежливо выпроводить вон.

— Спасибо. Я сама, — ответила Евгения. — Можно только посижу здесь еще несколько минут?

Находясь внутри госпиталя, Ливадова могла тянуть с решением, что же делать дальше. Каждая лишняя минуточка оттягивала момент непростого выбора.

— Разумеется.

Санитар ушел, и Ливадова вновь оказалась одна, но теперь минуты, что Женька проводила в приемном отделении, вдруг стали тягостными и невыносимо долгими. Ее словно сверлят раздраженными взглядами. Женька не смогла больше сидеть и направилась навстречу неизбежному. Что ждет за раздвижными дверьми больницы?

Снаружи было солнечно, жарко и шумно. Главный вход медицинского комплекса, к которому поднимались гранитные ступени, располагался на оживленном проспекте, рассекавшем людским и автомобильным потоками высотки из десятков этажей.

У стеклянных дверей нет даже намека на тень. После охлажденного кондиционерами воздуха клиники пребывание под безжалостным солнцем сразу превратилось в непростое испытание. Женька поспешила спуститься по ступеням к тротуару из разноцветной плитки, чтоб спрятаться от солнца в тени деревьев, рассаженных вдоль пешеходной зоны.

Красноярск будущего — зеленый город. Ливадова не знала, каким он являлся в ее время, а сейчас это был город небоскребов и деревьев.

— Здравствуйте, Евгения.

Владимир Воронцов стоял прямо перед остолбеневшей Ливадовой. Девушка смотрела на молодого человека в армейской форме снизу вверх. Как он оказался здесь? Почему она не заметила Воронцова раньше?

— Евгения?

Ливадова все еще не могла понять, как так вышло, что не увидела Воронцова, ведь шла по ступеням прямо на него. Не обратила внимание, наверно, из-за десятков озабоченных граждан, спешащих куда-то мимо больницы. Не углядела Воронцова среди них, но все же! Как Воронцов оказался здесь?

Ой, что за глупый вопрос! Какая разница, как он тут очутился! Зачем он здесь? Вот это действительно важно!

— Здравствуйте, — отступив на шаг, произнесла Евгения, добавив, — Владимир.

Женька едва не врезалась в своего бывшего хозяина, когда он неожиданно появился перед ней, и сейчас расстояние между ними было слишком уж близким. Ливадова отодвинулась еще на полшага от Воронцова.

Он, молча, смотрел на Женьку, его взгляд бегал по ее лицу. Ливадова смутилась, чувствуя, что бледнеет. Она тоже не говорила ни слова, все еще не понимая, зачем сын президента появился здесь. Неужели, чтоб встретиться с ней?

Глаза Женьки вдруг расширились, она глубоко вздохнула и отодвинулась от Воронцова еще чуть-чуть. Ливадова вспомнила, что терзало душу всего несколько минут назад — жалела, что отказалась от предложения стать любовницей сына президента Красной корпорации.

И вот он снова перед ней! Второй шанс? Как же захотелось замотать головой и сказать, что не будет она игрушкой президентского сынка. Только может ли она это сказать? Если откажет Воронцову, то все одно придется ложиться под мужика — либо становится проституткой, либо она не выживает.

К горлу подступил комок. В этот миг Женька не смогла бы выдавить из себя ни слова, и при этом прекрасно осознавала, какой выбор предстал перед ней.

Либо предложение Киры, Либо предложение Воронцова.

А что он?… Женька неожиданно для себя осознала, что не поднимает взор, чтобы посмотреть в глаза Владимира.

Офицер снял фуражку, держа головной убор в правой опустившейся руке, и начал было разглядывать кокарду, однако решительно перевел взгляд на девушку.

— Я… Как куратор, — заговорил он, — должен был приехать к вам еще в первый день.

— Зачем?

Евгения тоже перестала прятать взгляд и посмотрела в глаза Воронцова.

— Эксперимент, — ответил он.

В голосе Воронцова звучала фальшь. Он приехал сюда не из-за эксперимента. Это чувствовалось обоими, и поняли это оба сразу.

— Я должен… — заговорил Владимир и тут же смолк

Воронцов прочистил горло и продолжил.

— Послушайте, Евгения. Вы оказались в эпицентре террористической атаки на силы правопорядка. Вы едва не погибли, что означало бы конец научного эксперимента, который я курирую со стороны Генерального штаба.

Бывший хозяин Женьки заговорил сухим официальным тоном, и вновь в его словах слышалась фальшь. Нет, в них не было ни слова неправды, только ведь Воронцов прибыл к госпиталю не для того, что рассказать Ливадовой прописные истины.

— Я должен был убедиться, что с вами все в порядке.

Женька кивнула, опустив взор на плитку тротуара.

— Игорь Иванович тоже здесь? — спросила она, не поднимая взгляда.

— Кто?

— Профессор Мартынов… Эксперимент… Он же руководить проекта.

Пожилого ученого поблизости не видно, и, честно говоря, Женька не думала, что он будет здесь. Но вдруг захотелось задать Воронцову неожиданный, пусть даже глупый вопрос, и поставить его в тупик. Кажется, удалось. Вновь посмотрев на бывшего хозяина, Женька уловила в его глазах тень растерянности.

Впрочем, всего лишь тень. Больше по виду Воронцова не скажешь, что он чем-то озабочен.

— Нет, профессора Мартынова здесь нет. Он в Новосибирске.

— Но как же! — притворно возмутилась Женька. — А эксперимент? И Артуровой тоже нет?

Воронцов покачал головой, теперь на его лице читалось раздражение. Дошло, что Ливадова беспокоится о судьбе эксперимента с плохо скрываемой издевкой, и вот ее-то можно было принять на свой счет. Однако на самом деле Женька завела ничего не значащий разговор, спрашивая о профессоре Мартынове и его помощнице Яне, только, чтобы оттянуть время.

Вернуться в постель сына президента — это единственная возможность не опуститься на дно, а то и потерять свободу, но до сего мгновения Ливадова не могла признаться себе, что окончательно согласилась на это. В то же время Женька прекрасно понимала, что судьба, которая неожиданно свела с Воронцовым, дает второй шанс, и упустить его нельзя ни в коем случае.

Она не простит себя, если пустые причины заставят сказать нет либо вовсе не позволят раскрыть рот, пусть эти причины и кажутся сейчас очень важными.

Да, она не такая, она ждет трамвая. Но она никто в новом мире, почти без рубля в кошельке. У нее нет не то, что будущего, но и ближайших перспектив. Хотя нет, перспективы-то имеются, только ничуть не радующие, а самые что ни есть мрачные.

А еще она обязана найти брата! Ливадова разозлилась на себя! Ей нужны деньги! Она банально должна выжить! Не просто выжить, но приложить все возможные и невозможные усилия для поиска Андрея, и без помощи высокопоставленного покровителя найти брата точно никогда не получится! Пусть Воронцов уже отказал в помощи, однако Женька была уверена, что он просто отмахнулся от ее просьбы. Не может сын президента корпорации не иметь связей и каналов для поиска Андрея.

На кону не только ее жизнь. Сейчас Евгения решает и судьбу Андрея… Если брат еще жив.

Ливадова покосилась на Воронцова и увидела прежнего своего хозяина. Сын президента начинал терять терпение. Он все еще был растерян, не знал, как продолжить разговор, однако во взгляде исподлобья промелькнуло раздражение.

Вспомнилось, как легко срывалась с его языка ругань, когда девушка не успевала угадать его желания, и насколько он был взбешен и по-настоящему страшен, когда они расстались. Когда Женька отказалась остаться в доме Воронцова его любовницей. Сейчас Владимир все больше начинал походить на себя — жесткого, требовательного и холодного. Растерянность медленно, но верно сходила с его лица.

Девушка вздохнула. Она снова отдает себя в руки президентского сына… Однако ничего другого Женьке не остается.

— Владимир, — она решительно посмотрела на Воронцова — помните вашу… э… просьбу?

— Какую?

Воронцов напрягся, его лицо сделалось каменным, но бегающий взор выдал с головой. Он был сильно взволнован, и, конечно же, все помнил. Мог бы и не притворяться.

— Ну…

Женька так и не продолжила. Замолкла, уставившись на огромную рекламную проекцию, закрывшую собой десять этажей небоскреба на противоположной стороне проспекта.

Молодые, красивые девушки и парни в военной форме призывно улыбались, а за их спинами сменяли друг друга кадры с военной техникой.

Нетчип зафиксировал интерес к рекламе, появился значок, предлагающий включить звук. Женька активировала его, и голове сначала зазвучала динамичная музыка, а через мгновение послышался сильный мужской голос:

«Корпорация — это мать. Это отец, и это наш дом! Корпорация объявляет о внеочередном армейском призыве. Нам нужны граждане и неграждане! Сильные духом и телом! И это ты! Армия нуждается в тебе!»

Вдруг показалось, что двое солдат, парень и девушка, улыбаясь, смотрят прямо на Евгению, а невидимый диктор продолжил:

«Ты нужна нам! Защити наш общий дом! Тогда Корпорация защитит тебя! Ежемесячное жалование! Страховка! Социальные программы! Ты нужна нам! Мы нужны тебе!».

Создалось полное ощущение, что реклама была предназначена только для Ливадовой!

«Армия — это твое будущее! Достойное любого гражданина!»

Евгения оглянулась и словно скинула наваждение. Огромную проекцию наблюдала не только она. Объявление о внеочередном наборе видел Воронцов и все, кто был сейчас на проспекте и хотел видеть проекцию с призывом пополнить ряды вооруженных сил Красной корпорации.

— Скоро война? — сорвалось с уст первое, что пришло на ум.

— Нет.

Владимир покачал головой. Он был одновременно и озадачен, и раздосадован. Внезапный призыв в армию удивил его — не думал он, что все столь серьезно. Но сейчас больше злило, что объявление сорвало разговор с Ливадовой. Он прибыл к госпиталю, сам не зная, зачем. Однако вдруг понял, что дикарка может вернуться к нему.

Владимир был бы не против… Нет, не так. Неожиданно он очень захотел заполучить возвращение Ливадовой. Только Евгения словно позабыла о нем, едва появилось это чертово объявление!

Буквально вцепилась в него взглядом! Будто нет ничего важнее для нее!

Так оно и было! Не было ничего важнее для Женки шанса на иное будущее, чем постель Воронцова или десятков, а то и сотен мужиков, если сын президента откажется и придется принимать предложение Киры.

Нетчип сообщил, что состояние здоровья Ливадовой подходит для военной службы.

Ее спасительная соломинка! Армия — единственная возможность заработать и не опуститься на дно, не прыгнуть лечь в чужую постель. Но как же брат?

Андрея она найдет. Обязательно найдет!

— Просите, Владимир, — девушка задыхалась от нахлынувших чувств. — Можно мы поговорим потом? Я должна уйти.

Потом она свяжется с Воронцовым, чтобы снова просить помощи. Она найдет, что предложить взамен, но тогда ее судьба не будет всецело в руках Владимира. Она будет независима.

А сейчас Женька убегает. Она уже приняла электронное предложение о предварительном собеседовании. Ее уже ждут!

 

Глоссарий

Белая корпорация — официальное наименование корпоративно-государственной структуры, контролирующей Новую Европу. Окончательно оформилась после Исхода, после окончания которого реализовала ультранацистскую внутреннюю политику в Новой Европе, физически уничтожив на материке всех, кто не принадлежал к «белой расе».

За минувшие три десятилетия в Белом секторе проводится политика денацификации, геноцид небелого населения официально осужден и признан преступлением против человечности. В секторе активно продвигаются либеральные ценности, но последнее касается только граждан.

Белый крест — глобальная миссионерская организация. Штаб-квартира в Синем секторе (США), филиал в Новой Европе. Официально занимается благотворительностью и распространением христианства, включая Дикие земли. До Красного сектора не допущена. Подозревается в сотрудничестве с американскими спецслужбами.

Белый сектор — территория материка Австралия, которая после Третьей Мировой войны и Судного дня называется Новой Европой. Контролируется Белой корпорацией.

Варп-двигатель — в теории, двигатель космического корабля, позволяющий преодолевать межзвёздные расстояния со скоростями более скорости света. Межзвездные путешествия могут быть возможны благодаря генерации специального поля искривления ­ варп-поля — которое искажает и перемещает пространственно-временной континуум.

Принцип работы варп-двигателей заключается в деформации пространства впереди и позади звездолёта, в результате чего пространство «сжимается» перед судном и «разжимается» позади него. При этом само судно находится в своеобразном «пузыре», оставаясь защищённым от деформаций. Корабль внутри поля искажения фактически остаётся неподвижным: перемещается само искажённое пространство, внутри которого он находится.

Визор — защитное стекло шлема.

Глубокие технологии — технологии вживления гражданам цивилизованного мира нетчипов, а также процесс коммуникации на основе взаимодействия по сети посредством нетчипа.

Дикари — то же, что одичалые.

Дикие земли — обширные территории планеты, брошенные правительствами стран, которые сохранились после Третьей Мировой войны и Судного дня. Дикие земли включают в себя всю Северную Америку, Европу, Африку и значительную часть Азии и Южной Америки.

Первоначально предполагалось, что Дикие земли непригодны для проживания, однако человечество продолжило свое существование на обширных пространствах Диких земель в лице одичалых.

Желтая корпорация — корпоративно-государственная структура, контролирующая земли бывшей Японской империи.

Желтый сектор — территория юго-восточной Азии, которая накануне Судного дня контролировался Японской империей. В настоящее время под контролем Желтой корпорации.

Индивидуальная система (ИС, англ. IS) — международное обозначение нетчипа.

Информационное окно — виртуальная проекция информационного поля, которое выводится головным мозгом в зрительное поле человека после получения соответствующих импульсов нетчипа. Информационное окно включает в себя интерфейс управления нетчипом и поле вывода информации.

Информационное окно видимо и доступно для взаимодействия только пользователю нетчипа.

Инфоокно — то же, что информационное окно.

Инфопроекция — трехмерная визуальная проекция, которая сочетает информационное поле и интерфейс управления. Заменила собой экраны мониторов, сделанных из физических элементов.

Исход — период истории, во время которого из Европы и Северной Америки шла основная волна переселенцев в Австралию и Южную Америку соответственно.

Корпорация — также «Красная корпорация», корпоративно-государственная структура, контролирующая Красный сектор. Официальное наименование — корпорация «Сигма». По старой памяти могут называть Россией.

Корпорации — или государства-корпорации. Три корпоративно-государственные структуры, которые выжили после Третьей Мировой войны и Судного дня, поделив между собой Землю: Белый сектор (Новая Европа), Красный сектор (бывшая Россия), Синий сектор (новые Соединенные Штаты Америки).

Корпус внутренней охраны — специальная служба корпорации «Сигма», обеспечивающая как полный спектр полицейских функций в Красной корпорации, так и внутреннюю безопасность, контрразведку и охрану первых лиц.

Красный сектор — часть территории погибшей старой России (от Уральских гор до Дальнего Востока), которая контролируется Красной корпорацией. Иначе может называться Россия.

МДК — малый десантный корабль.

Мертвые земли — территории внутри Диких земель, которые вследствие высокого уровня радиации и загрязнения, а также обитания большого числа мутировавших видов и некроформ непригодны для жизни людей.

Большая часть Мертвых земель состоит из Западной и Центральной Европы, оставленной территории США в Северной Америки и частично бывшей Канады и Мексики.

Неграждане — полуграждане и рабы.

Некровирус — вирус, которым поражены все люди Земли. Не удается излечить или подавить. Некровирус активируется в теле каждого умершего человека, достигшего двадцати лет, и в течение примерно шестидесяти минут после смерти головного мозга проникает во все мертвые клетки организма, останавливает процесс распада биологического материала и через несколько часов инициирует новый синтез и обмен веществ. Мертвое тело становится некроформой без прежней личности и разума.

Некровирус поражает все живые организмы, имеющие центральную нервную систему, но после смерти носителя активирует новый синтез и обмен веществ только в человеческих телах.

Некродот — аналог нетчипа с единственной функцией: для противодействия некровирусу сжигает головной мозг после смерти. Вживляется полугражданам и рабам.

Некроформы — форма существования, основанная на мёртвых телах. Вызывается особым вирусом — некровирусом. Некроформа является крайне агрессивной формой жизни. Впрочем, обозначение некроформ как формы жизни в ученой среде до сих пор остается дискуссионным вопросом.

Некроформ практически не знает усталости, не нуждается во сне, его нельзя ранить. Органика лишена свойств регенерации, но внутри происходит обмен веществ, вырабатывается энергия, которая многократно увеличивает силу и скорость передвижения некроформа. Погибает только после уничтожения головного мозга.

Личностью прежнего человека и вообще разумом некроформы не обладают.

Нетчип — электронное устройство, которое вживляют в головной мозг всех без исключения граждан цивилизованного мира. В Красном секторе этой процедуре подвергаются дети с двенадцати лет, в США и Новой Европе — с десяти.

Нетчип обеспечивает беспроводную мгновенную связь с глобальными и локальными информационными сетями, позволят обмениваться информацией с другими людьми и электронными системами управления машин и роботов.

Информация, предоставляемая нетчипом, выводится для пользователя в текстовом и графическом виде на инфоокно, а также через звуковую информацию, которая доступна только пользователю нетчипа.

Нетчип не требует питания, вживляется один раз и функционирует всю жизнь носителя. Взлом нетчипа является особо тяжким преступлением во всем цивилизованном мире.

После смерти человека сжигает головной мозг для противодействия некровирусу.

Новая Европа — новое название материка Австралия, куда после Третьей Мировой войны и Судного дня в период Исхода переселилась большая часть населения из Европы.

Одичалые — потомки людей, отказавшихся от эвакуации с брошенных правительствами территорий либо не имевших возможности эвакуироваться. В настоящее время одичалые заселяют Дикие земли. Общая численность одичалых на планете неизвестна.

Одичалые существуют немногочисленными разрозненными группами и фракциями, с различным уровнем общественного и технологического развития, иногда довольно высоким. Некоторые фракции одичалых добывают полезные ископаемые и имеют промышленное производство, чей максимальный технологический уровень частично соответствует второй половине XX века. Наиболее развитые фракции одичалых ведут торговлю с цивилизованным миром.

Развитые фракции одичалых существуют в виде городов-государств.

Доступа в Сеть/Интернет одичалые практически не имеют.

Цивилизованный мир не признает наличие у одичалых каких-либо прав и свобод, в том числе права на жизнь.

Пан Америка — официальное наименование корпоративно-государственной структуры, контролирующей Синий сектор. Официальное название почти не используется и заменено на «Соединенные Штаты Америки». При этом новая корпоративно-государственная структура не является прямым преемником государства США, однако заимствовала его название, часть институтов и политику.

Периметр — система фортификаций вдоль всей протяженности сухопутных границ Красного сектора, отделяющая его от Диких земель.

Плазмокровь — медицинский препарат, предназначенный для восстановления потери крови в полевых условиях. Вводится в ткани человека шприцом.

Полугражданин — неполноправный житель цивилизованного сектора. Обычно, освобожденный раб, который получает минимальный набор социальных прав, прежде всего право проживания в том или ином секторе/зоне одной из трех Корпораций.

Полугражданам может быть вживлен нетчип, если нет противопоказаний по имплантации. Вживление нетчипа фактически означает скорое получение гражданства.

Сектор — одна из трех областей планеты, где сохранилась цивилизация (под властью одной из трех корпораций).

Сеть — русскоязычное название глобальной информационной сети, также применяется для обозначения локальных сетей.

В США и Новой Европе сохранилось прежнее название глобальной сети — Интернет. Между тем глобальный характер информационной сети остался в прошлом. Сетевые сегменты цивилизованных стран изолированы друг от друга, коммуникация сохраняется только по закрытым межправительственным каналам.

Сигма — официальное наименование Красной корпорации. Корпоративно-государственная структура, контролирующая Красный сектор. Официальное наименование — корпорация «Сигма», но чаще называется Красной кооперацией. По старой памяти могут также называть Россией, однако правопреемником России не является.

Подавляющее большинство граждан корпорации «Сигма» являются потомками граждан погибшей в ходе катаклизмов России.

Синяя корпорация — корпоративно-государственная структура «Пан Америка», контролирующая синий сектор. Иначе — Соединенные Штаты Америки.

Синий сектор — также именуется «США». Это часть Южной Америки, которая была захваченная корпорацией ««Пан Америка» накануне гибели территории прежних США в северном полушарии. Населена в значительной мере выходцами из исторической территории США.

Совет директоров — фактически, правительство в любом из Секторов.

Стратегия завоевания господства над цивилизацией — сверхсекретный документ, доступ к которому имеет лишь высшее военно-политическое руководство Красной корпорации. Представляет из себя комплекс программ, обосновывающий необходимость и определяющий перечень мер по разгрому геополитических противников и достижению доминирования над человечеством. Официально существования данного документа отрицается.

Другими цивилизованными правительствами разработаны аналогичные программы.

Судный день — глобальная природная катастрофа, спровоцированная массированным применением ядерного оружия, в результате которого недрах Земли произошла цепная реакция и одномоментно проснулось большинство вулканов планеты. После чего последовало таяние ледников, изменившее границы мирового океана и климат планеты.

Третья мировая война — война, охватившая все страны Земли. Боевые действия завершающего этапа войны спровоцировали глобальную природную катастрофу, названную Судным днем, которая изменила облик планеты.

Цивилизованный мир — три государства-корпорации сформировавшиеся в ходе Третьей Мировой войны и Судного дня: Белый сектор (Новая Европа), Красный сектор (часть исторической территории России), Синий сектор (новые Соединенные Штаты Америки).

Экзоброня — комплекс бронированного снаряжения, военного, полицейского или иного специального назначения. Предназначен для увеличения силы мышц человека, расширения амплитуды движений и повышения живучести в боевых и экстремальных условиях.

Увеличение силы и расширение амплитуды движений обеспечивается за счет функционирующих под броней каркаса и приводящих элементов. Рост живучести достигается за счет внешнего бронированного корпуса, а также работы системы жизнеобеспечения, изолирующей от негативного воздействия радиации, отравляющих веществ, высоких температур, подводной среды и безвоздушного пространства, в том числе открытого космоса.

Внедрённые системы управления и связи обеспечивают взаимодействие как внутри тактического звена, так и координацию более высокого уровня.

Существуют типы экзоброни, предназначенные для выполнения задач узкой специализации. Их функционал может быть расширен либо упрощен.

Экзоскелет — устройство, предназначенное для восполнения утраченных функций, увеличения силы мышц человека либо животного и расширения амплитуды движений за счет внешнего каркаса и приводящих элементов.