…Вспоминается мне ранняя погожая осень. Август был с теплыми дождиками в самую нору, в середине месяца, около Дня работника торговли. Помню раннее, свежее, тихое утро — и запах эквадорских бананов, тонкий, сильный, осенний. Во дворе перед домом стоят автомобили — «Волги» в экспортном исполнении; надежные, как першероны, «мерседесы»; крепенькие, ядреные <<вольво» — всех марок и не персчссть. Изредка запнется взгляд об видавший виды «жигуленок» — это кто-то из соседей-неудачников, приглашенный либо по старой памяти, либо по иным соображениям..
Багажники всех машин раскрыты, и видны большие картонные ящики с яркими наклейками. В ящиках лежат грозди бледно-зеленых эквадорских бананов, грозди, похожие на кисти великанских загребущих рук. Одуряющий запах бананов, запах экваториальных стран и морей, заставляет хозяев и гостей вспоминать прошлогодний круиз по Средиземному морю, небывалую дешевизну золотых изделий в Александрии, позапрошлогоднее путешествие по Франции и роскошные развалы осенней демпинговой распродажи, нозапро-шлогоднис знакомства на Золотых Песках — знакомства, которые нет-нст, да и напомнят о себе щедрыми посылками… Водитель «мсрссдеса»— нс владслси, нет, я уже научился отличать водитслей от владельцев по выражению глаз, — сочно хлюпая, доедпст трстью банановую гроздь.
Понсмногу дом пачинаст просыпаться. Какис-то яркие, но непри-мстныс женщины начинают ладить стол под завтрак. Потом появляются мужчины — по большей части грузные и обрюзгшие, но есть и спортивного склада. вес в тренировочных костюмах с несмываемым клеймом «Адидас» — «Адидас» на каскетке, «Адидас» на груди, «Адидас» на кроссовках. Мужчинам тяжко. Водители мгновенно достают из погреба, со льда, запотевшие бутылки боржоми, «сссснтуков № 17», перье, фанты, кваса, «байкала», «тархуна». японское баночное пиво. Мужчины. кому позволяет присутствующий среди гостей знаменитый иглоукалы-ватсль, открывают банки с пивом и смеются над владельцем «Жигулей», который такую банку видит впервые и не знает, с какого конца она открывается.
Потом кто-то спохватывается, что нет музыки. Водители выносят из дома во двор колонки, и новенький «Шарп» начинает распространять свои звуковые квадрафонические волны надо всей средней полосой.
На стол, покрытый расшитой народными умельцами скатертью, начинают ставить блюда с холодной телятиной, заливным, бужениной, карбонатом, тонко нарезанным балыком, с только что доставленной вместе с бананами рыночной зеленью. Появляется и фигурная бутыль сувенирной водки «Золотое кольцо» — это вызывает у женщин нарекания, впрочем, не у всех. После непродолжительного завтрака мужчины распечатывают блоки сигарет и начинают, куря, вспоминать прошлые охотничьи победы: полеванне кабана в Закарпатье, фазанью охоту с борзыми на Памире и самое значительное событие в жизни хозяина — отстрел последнего тигра в тургаях Сары-Камыша. Потом кто-то вспоминает, что где-то в Архангельской области живет еще пара мамонтов, а у него там как раз знакомый охотовед. Тут же всем приходит на память подвиг верного егеря Сеньки, который, видя, что натренированный и надрессированный кабан в последнюю минуту струсил, сам на карачках выбежал на номера и пал с большим последующим скандалом под многочисленными выстрелами. Потом разговор переходит на оружие, и мужчины достают свои «зауэры», «барсы» и <<тулки» ручной работы.
От выстрелов просыпается припозднившаяся молодежь во флигеле, и сейчас же наперекор «Шарпу» врубается мощнейшая <<Акаи», выделяя в окружающую среду нечто вроде песни:
Выстрелы и песню перекрывает рычание мотора — это приехал на редком в наших краях армейском «лсндровере» дядя Витя, которьш привозит две новости — плохую и. хо-рошую. Плохая заключается в том, что с вертолетчиками удалось договориться только на завтра и охоты сегодня не будет. А в качестве компенсации он привозит известного эстрадного артиста, гастролирующего в городе.
Все не особенно ропщут, потому что из лстнсй кухни доносится умопомрачительный запах — там трудится приглашенный шеф-повар одного из столичных ресторанов.
В неожиданно налетевшем ветерке чувствуется холодок, поэтому обедать решают в доме. Паркет надежно прикрыт шкурами неизвестных науке животных. Мебель, правда, не ахти какая, в городе такую и держать неловко — старенький, заслуженный гарнитур «Людовик XVI».
В ожидании обеда слушают артиста. Он рассказывает не слыханные ранее острые репризы и дружный хохот собравшихся заглушает смутную тревогу, которая нет-нет, да и подкатится к сердцу каждого.
Хотя в доме тепло, хозяин велит растопить камин, выложенный привезенными из Прибалтики булыжниками. Кое-кто похаживает вдоль полок, украшенных разноцветными, разной длины блоками подписных изданий. Озорник Мопассан соседствует с трагическим Достоевским, сложнейший Фолкнер— с мудрым Гете. Книги вбиты в полки намертво. «Будем мебель менять — вот и почитаем», — говорит хозяйка.
После обеда, в котором главенствующую роль играет громадный каспийский осетр, садятся к видеомагнитофону, и луч лазера начинает выписывать на огромном плоском экране безобразия римского императора Калигулы.
Тут выясняется, что артисту надо ехать на выступление, но все водитс-ли уже не в состоянии управлять машинами. Только недотепа — владелец «Жигулей» — трезв и может ему помочь. Водители, которым накрыто под яблоней, провожают машину возгласами презрения и начинают доказывать друг веред другом полную независимость свою и своих хозяев от работников ГАИ.
Обед незаметно персходит в ужин. а день — в вечер. Потихоньку гости начинают исчезать кто куда и кто с кем — зреют зерна будущих скандалов, разводов, анонимных писем и великосветских сплетен.
Хозяева окончательно добивают гостей пельменями из мяса белого медведя. Вернувшийся жигулист-не-дотела тщетно разыскивает свою жену, которую, собственно, и приглашали сюда для этого. Дядя Витя вовремя усыпляет его бдительность веселым общсствешю-политичсским анекдотом и стаканом чистого спирта, уверяя, что спирт при языке — милое дело…
Долго еще будет бушевать молодежь во флигеле, но и она в конце концов угомонится — сын дяди Вити, поскользнувшись на банановой кожуре, врежется полулысой паик-головой в <<Акаи>> и разрушит се…
…Истлевшая банановая кожура до сих пор валяется во дворе, но дом пуст. Нет ни книжных полок, ни «Людовика», ни «Шарпа». В стенах кое-где зияют ниши — там у хозяев было самое дорогое. Пусты гаражи и флигель. Кипучая, беззаботная, отчаянно-веселая жизнь ушла отсюда, как ушла опа из некоторых других домов в окрестностях — ушла, гонимая грозной и неумолимой гостьей, имя которой — конфискация имущества…
г. Красноярск
