(обрывок ленты от радиотелетайпа)

«Сижу за решеткой в темнице сырой…» Нет, у меня — сухая светлица… Второй этаж госпиталя крепости Розенберг. Как звучит-то! А на самом деле — камера-одиночка. То — нельзя… Другое — нельзя… Кормят — по графику. А причина? Подумаешь, масса тела упала на целый килограмм! Тьфу! Это — даже не патология… За несколько дней до родов всегда так. Естественное дело! Никому ничего не докажешь. Фриц приходит, раз по пять за день, становится на колени, прикладывает ухо к животу и слушает. Улыбается… Нравится ему, как у ребенка сердце бьется. А он там, между прочим — пинается уже не по детски. Футболист… И тишина вокруг. Дверные петли смазаны (что бы не скрипели), к телетайпу не пускают (он трещит), револьвер отняли, в тире скоро месяц — не была… Дичаю на глазах. Медицинские процедуры — сон — обед, процедуры — ужин — сон. Ой!

Хотите верить, хотите, нет — радуюсь крикам сов за окном. И до фига развелось этим летом, пустых-то чердаков полно. Ну, и радио слушаю… В смысле — радио пользуюсь. Ещё телефон в палате стоит, но у него отключен звонок (что б не испугал). Кого? Меня?! Блин, а говорят, что отцовский инстинкт — выдумка… Пробовала читать книжки — не идут. Пробовала побольше спать — не хочу. Пробовала больше есть — не дают.

(полдень)

В лесу то-то особенно крупное сдохло… Мне в палату поставили маленький телетайп. Вот этот. Срочно проверила — работает. Хоть какое-то осмысленное занятие. Могу читать распечатки. Ещё новость — в Кронах приехала моя мама. В смысле прилетела. В смысле, почти бабушка. К внуку, ага… И я ничего не могу с этим фактом поделать! Меня же на улицу вообще не выпускают! А там, снаружи — черт знает что творится. Одних иезуитов достаточно, что бы сбить с панталыку пожилую впечатлительную женщину… Эти волчары на мне зубы обломали, а ведь мама — не такая. Она — совсем домашняя. Даже по тросовым дорогам ездить опасается. Куда ей, соваться в позднее Средневековье? Тут не родная уютная Сибирь — Европа. Чуть расслабишься, сожрут живьем. Хотела предупредить, отмахнулась. Прямо как… я в детстве. Любопытная. С час вокруг покудахтала, лично убедилась в надлежащем за мною уходе, а потом, напялив белые штаны и кепку с козырьком, двинула на экскурсию в город и «по делам». Бросила меня… наедине с вареньем и пирожками. Что у неё тут за дела? Не говорит. Типа меня «нельзя волновать и расстраивать» (цитата). Не родня, а сатрапы-конспираторы! А же от любопытства помру!

(обрывок ленты от радиотелетайпа)

Тэ-э-кс… Первые вести с фронтов… или «с полей»? Короче, с воли. Если бы могла — уже бы родила. Так нельзя! От смеха недолго лопнуть… Разумеется, иезуиты успели первыми. Отец Моринелли — само обаяние. И по городу маму сопровождать вызвался, и последние события обсудить. А повел её первым делом в собор… И там заговорил о наболевшем — «ребеночка обязательно надо крестить». Он наследник престола! Вот же зараза.

С Фрицем мы этот вопрос обкашляли давно и пришли к выводу — ни в коем случае. Именно поэтому, да. Единственный надежный способ уберечь сына от династических дрязг и связанных с ними опасностей — это непробиваемый атеизм. «Нехристь» — монархом быть не может. Какой из него, к черту, «помазанник божий»? Так попы нашли к кому подкатиться. Нарвались, конечно… Мама елейным голосом (она обещала мне дать прослушать запись) осведомилась — устроит ли святых отцов наследник престола Ихтиандр Первый? Вот, я тоже поперхнулась, когда дошло. Стильная вышла шуточка… В самом деле. Фриц (насколько он сам знает) — крещен по лютеранскому обряду, я — вообще никак, моя мама — урожденная православная. А собор тут всего один — католический. Для верности, получается, надо бы провести обряд не менее трех раз… С тремя комплектами священнослужителей. Они же передерутся!

P. S.

Или иезуит успел прочитать Беляева, или так совпало… Моринелли ответил, что и Ариель — тоже красивое имя. Летать принцу придется явно больше, чем плавать. Воспитали на свою голову продвинутых попов.

(обрывок ленты от радиотелетайпа)

Изоляция продолжается… Мама и Фриц забегают попеременно. Кажется, они кого-то между собою не поделили. Не то меня, не то будущего внука… Грустно видеть раздрай между ближайшими родственниками, но никто не ожидал опасности с этой стороны. В минуту слабости мой благоверный философски заметил, что совсем недавно понял разницу межу Mutter (мамой), Grosmutter (бабушкой) и Schwiegermutter (тёщей). М-да. Слегка радует, что ребенку наши взрослые терки по барабану, ему достанется просто Oma (по-русски — баба).

Что сказать? Баба Таня (в миру — Татьяна Сергеевна Сазонова) сумела замутить воду. Никто ж толком не знает, как с нею надо обращаться? А она сама пользуется моментом и без спроса лезет во все дыры. Ладно, когда это её хлопотание не выплескивается за стены крепости — свои люди, разберемся. Так ведь нет! Понесло «в народ». Оказывается, «съездить погостить» она тишком собиралась аж с нового года. И зубрила немецкий… То есть, языкового барьера, ограничивающего свободу передвижения этой почтенной пожилой дамы (ну не могу я её «бабушкой» называть, язык не поворачивается!), в настоящий момент тоже не существует. Да, у неё довольно странный немецкий (учебник-то на основе военного разговорника), но среди местных диалектов не особенно и выдающийся. Есть куда косноязычнее. Народ вроде бы её речи разбирает. И она их — тоже.

За три дня пешком исходила весь центр города и большую часть замка. Распугала нудистский пляж… в пивной завела какие-то подозрительные знакомства… Выпросила (точнее, уведомила, что возьмет на время) у меня вездеход, кошелек и револьвер (свой пистолет — забыла дома) для поездки «в деревню». Сказала, что «ей очень надо». И укатила… Хотя к рычажному управлению абсолютно непривычна. Хорошо хоть — попутчиков себе подобрала надежных. Хотя и не наших ребят — городских, из гильдии пивоваров. Ох… Она думает, что отсутствие преступности — синоним отсутствия опасности. А если её бык забодает? Они ведь дальтоники… Им что красный вездеход, что желтый. Слегка утешает, что против пары ружейных обрезов быку «не светит».

(обрывок ленты от радиотелетайпа)

Мать, мать, мать… В смысле — мама, дорогая! Ну, зачем?! Я понимаю, когда я родилась — с едой было не фонтан. Взрослые суррогатами ещё перебивались, а маленькой-то деточке нужна диетическая пища. Не кусок нерпы… и не пережаренный сухарь… С горя пробовали и оленей доить, и куропаток на бульон добывать. Но с тех пор, сколько воды утекло? Всего полно. Только скажи, хочешь — по-русски, хочешь — по-немецки. Все тут же достанут и сами принесут. Возможно, даже бесплатно. Принцу-то… А она что творит? Инспекторша, блин… Пробы она снимает… В тайгу, к тунгусам и медведям, в первые годы попадания — не совалась. Понимала, что саму съедят и не подавятся. А что могут сделать в немецкой деревне XVII века с ведьмой (а кем ещё может быть мать самой Drude?!), которая лично ходит по домам и пробует молоко? Еще, небось, его хвалит… Это же сглаз! Она что, не знает, как из-за ведьм у коров молоко пропадает? Бауэры, конечно, за войну ко всякому притерпелись, но должна же быть какая-то осторожность. Или, она на свою почетную охрану из городских рассчитывает? Зря… Городских в деревне не любят. Гм… Интересно, а как бы я сама двинула на разведку в деревню, за продуктами для любимого внука? Говорят, что материнский инстинкт, внезапно пробудившись, навсегда изменяет душу женщины. Хе… Зажмурила глаза и с ужасом почувствовала, как внутри меня что-то такое уже явно ворочается. Вполне достаточное, что бы ворваться в чужой дом с наганом наголо и криком — «Курка, млеко, яйки!»… Ой! Точно едет крыша.

P. S.

Фиг мы угадали… Оказывается, отец Моринелли загодя договорился о предстоящем визите. Всё с деревенскими заранее согласовано и дело не только в будущем ребенке. Маму видите ли волнует «общая обстановка». А ещё — она собирается выдвинуть свою кандидатуру в местный Совет… Как дома. Только «конструктивной оппозиции» Фрицу для полного счастья здесь и не хватало.

P. P. S.

Она так и заявила, по возвращении — «Хватит нагнетать атмосферу осажденной крепости!» У вас же тут не нормальная жизнь, а в натуре — «вечный 41-й год» или, в лучшем случае, Сайгон шестидесятых. Обидно… И несправедливо. Даже я знаю, что «Затишье хуже бури, самый опасный враг — отсутствие врагов!» Это Игнатий Лойола сказал, основатель ордена иезуитов. Он был очень наблюдательный мужчина… Вот. А ругаться неохота.

(обрывок ленты от радиотелетайпа)

Перефразируя какого-то великого китайца — «Лежи смирно, и мимо пронесут труп твоего врага». Вот и я всё лежу… Кажется, это тоже цитата. Откуда — не помню. Час «икс» определенно приближается, на меня то и дело «находит». Фриц забегает каждый час. Мама — в госпитале. Нет, вы неправильно поняли. Не попала туда, а там работает. Опять «Гигант» с ранеными. Каждые руки, способные делать первичную обработку — на счету. И, конечно же, её понесло «на передовую». Неудачно вышло. А мне — туда нельзя. Я сама сейчас — «материал».

(два часа спустя)

Сказали, что рожать придется прямо тут. Госпиталь забит. Что конкретно у них случилось — не сказали. Соседнюю палату переделывают в акушерскую. А сюда притащили детскую кроватку. Новенькую… Белую… Не утерпела — поднялась, и всё ощупала сама. Жесткая! Матрасик не толстый… Якобы, ради предотвращения искривления позвоночника. А какой у меня был матрасик? Не помню. Кажется, из перешитого ватника. Свет бьет в окно с мелким плетением зеленоватых стекляшек и дробится на множество солнечных зайчиков. Фиг разберешь, хорошо это или нет для ребенка. Мне лично нравится. Веселенькое помещение получилось.

(час спустя)

— Почему ты не признавалась, что у вас тут война?! — вовремя я на койку успела забраться. Ещё и за хождение могло влететь… Мама в своем репертуаре.

— У нас здесь войны нет. Война — в Польше, — а что? Чистая правда. И нечего на меня так смотреть! Сама решила, где буду рожать. Мне виднее.

Уселась… Интересно, расскажет что-нибудь или нет? По связи ничего выяснить не удалось, кроме того, что могилы не копают. Значит, все живы. Маленький, но успех. Только разве маме это объяснишь? Как она выразилась? Сайгон? Что-то смутно припоминаю, из кино. Кажется, там даже не наши воевали, а американцы…

— Я рядом с тобой ночевать буду! — сердитая, ага… Зато, может что-то интересное расскажет. Новости… Немного отойдет и расскажет. Я бы не удержалась. Странно… Она — моя мама… Я сама — вот-вот стану мамой…

(три часа спустя)

Мама говорит — ляг и поспи. Будто я маленькая! Какой сон? Наконец-то в сети появились первые отчеты об инциденте с «Гигантом». Официальный — приняла «на слух»… Глупо и обидно. Кто-то (мы ещё узнаем, кто!) сделал вывод из наблюдений за изолированным от внешнего мира монастырем и микрогарнизоном из калек верные выводы. К очередному прибытию транспортника, за лесистым холмиком, точно на траектории взлета, замаскировали батарею из нескольких пушек. Когда груженый пепелац оторвался от земли и начал медленно набирать высоту — по нему снизу ударил залп картечи. Грузовая палуба приняла основной удар, но и народу досталось добре. Что самое противное — ничего сделать было невозможно. Даже покружить над местностью Экипаж не решился… Осторожно легли на курс и 10 часов, почти по прямой, тянули до Кронаха, надеясь, что плоскости с хвостовым оперением выдержат. Лишний раз крылом качнуть боялись. Да-с, лафа кончилась…

P. S.

А Фриц, буквально с порога, мне заявил — Du musst liegenbleiben (тебе надо лежать). Точно, сговорились!

(обрывок ленты от радиотелетайпа)

Лежать, так лежать… Пока солнце не село — мы с мамой о жизни разговаривали… Сама не заметила, как уснула. Ночью проснулась от света привычного с детства «ночника». Показалась — я опять дома. Нет, это сам «ночник» ко мне в гости приехал. А мама рядом читает что-то очень знакомое. Но, не книжку… Причем, лицо у неё такое строгое, как будто она мой школьный дневник проверяет. (Страшное дело, для тех, кто понимает)

Второй раз я проснулась от тихого разговора. Фриц с мамой про меня говорят. Глаза открыла — смолкли. Закрыла — опять начали. Ладно, полежу так… Кажется, тихую битву за право обхаживать мою тушку — Фриц проиграл. Его тоже прогнали спать. И это правильно, товарищи! Рейхом не может управлять сонная тетеря…

Третий раз проснулась под утро. Ночник зеленого бутылочного стекла выхватил из темноты кусочек пространства, мама спит сидя, а рядом — рассыпались из папки скоросшивателя разнокалиберные листочки. Мои собственные записки, ага… Вот так сюрприз! Я их сюда взяла перечитать и забыла, а мама — нашла. Гм… Рассердиться? Бессмысленно… Папка лежала открыто, грифа «секретно» на ней нет. Интересно, а как бы я поступила на её месте? Только честно? Вот… Любопытство — моя вторая натура. А мы — точно родственницы. Как сказал бы отец Моринелли — Mater semper est certa (мать всегда известна достоверно). Подтверждаю. Того и гляди скоро сама почувствую, что такое — рожать ех proprio sinu (из собственного лона). К родной кровинке отношение особое. Маме можно. Пусть уж дочитает, раз случилось… А потом — спрячу получше. Ибо не фиг!

(дописка снизу от руки)

«Если хочешь наверняка загубить дело — поручи его мужчине…» Ведь попросила Фрица, как человека — «только далеко не засовывай». Так он и послушался! Еле-еле вдвоем отыскали. Через полгода… Столько всего нового произошло! Писать мне сейчас некогда, но уж нормальное место для хранения я теперь выберу сама.

(вторая дописка от руки)

Совсем закрутилась. Вовка-то — уже в школу ходит! Я, правда, всё больше бегаю… Делала генеральную уборку. Случайно на глаза попалось. А ведь какая хорошая идея с этими записками была. Решено — завтра же продолжу писанину! Тем более, мама очень об этом просила. Говорит, после того, что мы тут наворотили, за эту стопку пожелтевших бумажек, через 200–300 лет, историки будут готовы собственную душу отдать…

(снежно-белый лист рисовой бумаги, «с серпом и молотом под короной» и монограммой «N» сверху)

Сегодня мы похоронили маму… Перебирала бумаги и нашла. До сих пор, ничего не написала. Стыдно…