Жизнь состоит из случайностей, их значение определяется стечением побочных обстоятельств. Никто не удосужился меня предупредить, что побудку в лагере со следующего дня производят не только по часам, но и дублируют звуковым сигналом… Святые угодники! Грянувший из динамиков "Марш энтузиастов", остывший за ночь "жилой модуль" (спала под двумя одеялами, укрывшись с головой), пар изо рта (при попытке высунуть нос в окружающую темноту) и непередаваемые словами ощущения в желудке (первый раз в жизни — проснулась голодной)… Полный набор удовольствий. От предчувствия встречи с ледяной водой в умывальнике заломило зубы. Перспектива высадки вооруженного десанта "ушельцев" (кто, спрашивается, мог им помешать подобраться в темноте?), по сравнению с неотвратимым кошмаром утреннего умывания, показалась мелкой неприятностью. Впрочем, испортить мне настроение с утра — достаточно сложно. Не всё так плохо. Свет — уже горит… Стрельбы — ещё нет… Распорядок дня просматривается. И если не залеживаться в постели… Какая сволочь барабанит в окно?!
— Галина Олеговна! Подъем! — так, вчера меня предупредили о смене порядка подчинения. Как пищевик, я поступаю в распоряжение нового завхоза. Выдвиженца из "космонавтов". Говорят, почти мой коллега. Химик.
— Дайте мне хотя бы полчаса! — все мои прежние боссы контролировали время прихода на работу и ухода с работы, но не покушались на полный контроль распорядка дня… Вот он, звериный оскал тоталитаризма!
— Хорошо, буду через полчаса… — ушел. Придется вставать. Обложили! Сверху — музыка, вокруг — начальники.
Санузел приятно удивил текущей из крана теплой водой… Похоже, объявленный круглосуточный режим работ, не пустые слова. Мелочь, а приятно. К накопительному баку ночью приделали газовую горелку, его дно теперь лижет бледное пламя… Интересно, а можно, нечто вроде, соорудить и для отопления "жилых модулей"? Потолочная лампа светит, но не греет, а встроенная печка, как мне кажется, рассчитана на электричество… Не! К чертям собачьим. После вчерашних разговоров про угарный газ — боюсь. Лучше проснуться замерзшей, чем уснуть навечно в тепле и уюте… У входа переминается с ноги на ногу невысокий лысый тип семитского вида, источая аромат горелых гренков из стоящей у ног сумки. Через просвет молнии выглядывает крышка термоса. Завтрак?
Понимаю, что всем сейчас плевать на посторонних, но глубоко внутри неприятно кольнуло. Второй день как я вдова, а вокруг "опустевшего гнезда" уже вовсю вьются мужики… И я их принимаю. А "модуль", между прочим — двухместный. В условиях скудости быта, могли бы и "уплотнить с подселением"… Хотя, наверное, в моем одиночестве на просторной жилплощади свой резон. Палаток осталось много. Гораздо больше, чем есть в лагере людей. А вот женщин, по сравнению с мужчинами — мало… Логично предположить, что такая свобода — намек на известную вольность отношений, обостренную "фронтовой обстановкой"… Вот уж кем никогда себя не представляла, так это "военно-полевой женой" в худшем смысле этого слова. Володя б убил за один намек… С другой стороны — мне выдали пистолет… Сразу. И Ленке филологине — выдали. Той, которая бегает на склад к саперу Кротову… Почему-то револьвер. Она мне вчера показала. А кормящую маму Голдан, от греха, вообще спрятали на этом складе от всех. Намек прозрачный — "насилие недопустимо, но, если по доброму согласию…" А куда одинокой девушке деваться? Разве, постепенно привыкать… к перспективе скоро стать "падшей женщиной".
К счастью, новый завхоз сразу показался мне приличным человеком. Не потому, что начальник. Плевала я на всех начальников (дома тоже плевала, кстати, отчего и карьера — ёк…), позиция Ахинеева в этом вопросе мне даже симпатична. Но, он-то мужик! Так вот, этот самый Лев Абрамович (господи, даже к нам в дыру пролезли евреи), тоже мужик. В самом житейском смысле слова. Во-первых, он принес пожрать. Без всяких ужимок сходу вручил два теплых свертка с, как он сам выразился, "хлебцами". Завтрак и обед. Во-вторых, поделился "чаем" (который не чай, а та трава, что мы вчера пили в штабе). В-третьих, вручил солдатскую фляжку с тем же самым "чаем", а то из лесных ручейков воду пить не рекомендуется. В-четвертых, рассказал новости… Хорошая — печево, из грибной муки, с добавкой лука и жира, можно есть. После первой пробы (её отведали сами пекари) все до сих пор живы. Плохая — вчерашние запасы грибов за ночь смололи в ноль. Поэтому, сегодня все свободные руки (включая мои) брошены на заготовку даров природы. Погоду обещают хорошую, но дорог каждый час. Страшная — возможно, с рассветом лагерь попытаются атаковать вернувшиеся из неудачного похода "завоеватели". Все лишние для его обороны люди — отправляются в лес. Подходы — минируются. Канат "для проезда пассажиров" уже перетянули так, что он позволит быстро отправить грибников к месту работы. Удастся ли разрешить инцидент без стрельбы — пока не ясно.
В принципе, трапеза прошла гораздо душевнее, чем я опасалась. Дяденька старательно пытался меня хоть немного развеселить… и преуспел. Прекрасно владея русским языком — специально корчил "классического старого одессита". Под горелые лепешки (действительно съедобные) и несладкий отвар. А на прощанье — выдал "информацию к размышлению". Закатанную в пластик пожелтевшую бумажку. Древнюю, как говно мамонта и когда-то распечатанную в типографии тиражом в сто тысяч экземпляров, армейскую суточную "Норму N 1", образца 1990 года. Не иначе, в каком-то сейфе с БДК раскопали…
Наименование продукта и его кол-во на сутки:
1. Хлеб ржано-пшеничный — 350 г
2. Хлеб пшеничный — 400 г
3. Мука пшеничная (высшего или 1 сорта) — 10 г
4. Крупа разная (рис, пшено, гречка, перловка) — 120 г
5. Макаронные изделия 40 г
6. Мясо — 150 г
7. Рыба — 100 г
8. Жир животный (маргарин) — 20 г
9. Масло растительное — 20 г
10. Масло сливочное — 30 г
11. Молоко коровье — 100 г
12. Яйца куриные — 4 штуки (в неделю)
13. Сахар — 70 г
14. Соль — 20 г
15. Чай (заварка) — 1,2 г
16. Лавровый лист — 0,2 г
17. Перец молотый (чёрный или красный) — 0,3 г
18. Горчичный порошок — 0,3 г
19. Уксус — 2 г
20. Томат-паста — 6 г
21. Картофель — 600 г
22. Капуста — 130 г
23. Свёкла — 30 г
24. Морковь — 50 г
25. Лук — 50 г
26. Огурцы, помидоры, зелень — 40 г
27. Сок фруктовый или овощной — 50 г
28. Кисель сухой (сухофрукты) — 30/120 г
29. Витамин "Гексавит" — 1 драже
— Ничего этого, Галина — сказал он на прощанье, — больше нет. Начинать — предлагаю со старого, проверенного десятилетиями, "советского" армейского рациона… Общество, в моем лице, глядит на вас с последней надеждой. Что вокруг — всё ваше… А давайте, не будем помирать, вот так сразу и попробуем совсем немного похимичить? Закрыть недостающие "позиции" — эквивалентами… или суррогатами… Если возможно — не применяя черную магию.
Никогда не читайте на ночь фентези! И вообще её не читайте… От столкновения с реальностью сказки о средневековье делаются только противнее. В принцессы выбиться не удалось, но трудную участь деревенских девок "в старые добрые времена" все участники грибного марафона прочувствовали в полной мере. Сплошной сбор дикоросов, это не легкомысленная прогулка по лесу с лукошком… Это труха, сыплющиеся сверху хвоя и противный мелкий хлам (над кронами деревьев гуляет ветер), сучья и приличных размеров стволы, преграждающие путь (ступать на них ногами категорически запрещено — легко поскользнуться на подгнившей коре и сломать ногу), мельтешение световых пятен и грибы. Грибов много. Сборщики идут (правильнее сказать ползут на корточках гусиным шагом) цепью с интервалом в несколько метров. Полные сорокалитровые пакеты остаются за спиной. Пустыми набиты карманы. Чтобы не ломать строя или не потерять кого-нибудь в обманчиво прозрачном лесу, рекомендовано перекрикиваться. Хорошо ещё, что мы не собираем малину. Говорят, в таких случаях сборщиц заставляли петь. Двойная польза… Не едят задарма барский продукт и попутно распугивают лесное зверьё.
Вчера вооруженных сборщиков в цепочке было много. Сегодня, таких — трое. У ползущих на флангах — по пистолету. Солдат, постоянно обходящий строй и стаскивающий к центру пройденной полосы полные грибов пакеты, снабжен автоматом. Я — правофланговая… Проклятый "Макаров" оттягивает карман и весит уже килограммов пять. Теоретический медведь, могущий подкрасться сбоку, видимо понимает моё настроение и, чуя неминуемую погибель, близко подходить не хочет, убедительно доказывая реальность телепатии. В результате, сорвать злость мне совершенно не на ком…
Научная организация труда предписывает пятиминутный перерыв каждые полчаса и десятиминутный — через каждые два часа. За спиной неопределенность. Лес гасит звуки. Что происходит в лагере — непонятно… Впрочем, в моем положении есть и положительная сторона. Если вдруг захочется "в кустики", не обязательно делать это прилюдно, рискуя угодить на глаза коллегам. Можно просто взять немного правее… Где так удачно растопырил корни здоровенный пень "выворотень". И кратковременно насладиться полным одиночеством…
— Тихо! — когда это тебе неожиданно говорят свистящим шепотом в затылок, посреди дремучей тайги — не подчиниться крайне трудно, — Куда? — за бумажкой, вестимо. Знал бы умник, так такие сюрпризы прослабляют. Одна радость, что успела приспустить штанины комбинезона. Не испачкалась…
— Не стыдно? — первый испуг прошел моментально, а злость осталась. Понятно, что сзади свои… Медведь бы меня уже задрал, а тунгус — зарезал, — Не могли подождать, когда оденусь?
— Вы бы тогда закричали… — тут он прав. Ещё бы и побежала. А то и попыталась стрельнуть из пистолета.
— Повернуться можно? — возможно это светская условность, но говорить с незнакомцем оборотившись к нему голым задом…
— Медленно и молча… Галина Олеговна. Не делая резких движений, — вот как, оказывается, берут "языка"…
Да-с… Солдатику, который должен нас охранять от медведей и врагов, как теперь выяснилось, повезло меньше моего. Сидит с кляпом во рту и скрученными за спиной руками. Уже без автомата… Нападающих двое. Напряженные лица, усыпанные лесным мусором маскировочные накидки. Разведка. Логично… Высадились на берег и обошли лагерь по дуге. Скорее всего, долго наблюдали за ним с заросшего кедровым стлаником склона. Теперь — кульминация. Проверка "материала" допросом.
— Полковник Ибрагимов жив? — блин, с трудом вспомнила, что именно такая фамилия у меня по паспорту "прикрытия".
— Убили… Вчера на рассвете… — я жалуюсь или информирую? Кто мне эти двое, враги или союзники? Сдается, они и сами не определились. Иначе разговаривали бы не в пример грубее.
— За что? — вот и у меня никак в голове не укладывается. Что ответить?
— Просто убили. Из засады… — не хочется такое говорить, но когда на тебя смотрит черная дырка ствола, что-то стимулирует откровенность, — Когда он вернулся за мною…
— Вас репрессировали? — что за бред, — Вам угрожали? — а… видимо, он пытается нащупать словесный контакт.
— С чего такие мысли? — тупо обыскать справляющую нужду женщину им в голову не пришло. Пацаны…
— Над лагерем поднят красный флаг… Там мятеж? — угу, значит, со стороны, моё текущее занятие смотрится, как принудительные "общие работы"… А что? В принципе — логично. Жена "врага народа"? Из чистенькой лаборатории — марш в лесное говнище.
— Не-а… — надо попробовать улыбнуться, — Это у нас — "Продовольственная программа" (ну и словечко).
— А, зачем? — удивление в голосе звучит вполне искренне. Интересно, морпехи действительно не в курсе ситуации?
— Отплывая, вы утащили с собой весь наличный запас продуктов. "Дыра" — закрылась навсегда… Что же нам теперь, с голода подыхать? — моргает глазами…
— Мы не знали! — ага, тон изменился, — Нам не сказали, — похоже, меня по-прежнему считают начальством. А скорее всего — запомнили в обществе настоящих начальников.
— И что теперь? — хороший момент привстать с корточек, одновременно поддернув брюки. Получилось…
— Значит, у вас тоже совсем есть нечего? — непроизвольное движение кадыка скрывает голодный глоток.
— У нас — уже есть кое-чего, — передразнила в тон, — А у вас? — хотят казаться большими и грозными, а сами — сущие школьники…
— Вот… — автомат доверчиво отведен в сторону. На грязной ладони небольшая размятая шишка, — Нарвали. Там орехи… Маленькие, вроде семечек, — новое дерганье кадыка, — они не ядовитые? — м-м-да, "дети асфальта".
Сперва хотела напомнить свой собственный спич про "ягодку для судебно-медицинской экспертизы", но, взглянула на пришельцев повнимательнее и устыдилась… Оба грязные и ободранные (заросли стланика — естественная полоса препятствий), наверняка не выспавшиеся. Небось, с ночи на гору пробрались и там питались подножным кормом, орешками всухомятку. Кажется, эта парочка из "новеньких", прибыли с самой последней партией "срочников", угодивших в "аномалию". Лиц не помню.
— Четыре часа после еды прошло? — кивает, — Значит, будешь жить. У кедрача в шишках всё съедобное. И ядра орехов, и скорлупа, и даже чешуйки…
— Спасибо!
— Что дальше делать будем? — слышал бы кто со стороны наш разговор — обхохотался. "Язык" спрашивает у разведчиков — что они собираются предпринять. Мир вверх дном…
— В рации аккумулятор сел, — уныло отвечает военный держащийся поодаль, — И у него — сел, — отвешивает ногой пинок связанному "караульному", — Часы тоже стали. Вода попала… Сколько сейчас времени?
— Скоро будет десять утра…
Вдалеке хлопает одиночный выстрел. Ещё… Вот так! Голоса и музыка со стороны лагеря не доносятся, а стрельбу слышно. Автоматная очередь… Совсем короткая. И сразу ударяет по ушам тишина. Даже ветер затих. Молчание длится, длится, длится…
— Что там? — первым не выдерживает любитель кедровых орехов. Это я должна знать? Сходи, да спроси…
— Ы-ы-ы-ы… — связанный боец призывно мычит и отчаянно крутит головой. Он тоже услышал пальбу.
— Развязывай, уже можно! — ох и тащусь я с этих военных… Готовы подчиняться любому, кто бы ни отдал приказ решительным голосом. Самим проявить инициативу в мутной обстановке смерти подобно. Жертва захвата кашляет и плюется.
— Отвоевались! — доносится первое внятное слово, — Руки развяжите! — две пары глаз вопросительно смотрят на меня.
— Развязывайте… — солдат прав. Если стрельба умолкла, не начавшись, то это может значить только одно — вся ожидаемая война завершилась пшиком. И уже можно сказать, чья победа. Точнее, кто кому сейчас сдался… Мне безропотно подчиняются.
— Автоматы тоже ему отдайте, — теперь на меня изумленно смотрят все трое, — Тропинка заминирована, а канатную переправу стережет снайпер (если честно, я в этом не уверена, но вероятность оцениваю высоко). Вы — сейчас чужие. Если выйдете из леса с оружием, он может начать стрелять. Хотела добавить — "как в Володю".
— Правильно! — поддерживает меня освобожденный от пут охранник… Он морщится, растирая затекшие руки, — Пусть они лучше мешки с грибами таскают, — и мстительно добавляет, — Застоялись, лоси здоровенные!
— Безоружным сдаваться западло! — вдруг выдавливает из себя старший. Тоже нашелся поборник воинской чести. Наверное, недавно прибыл из "учебки". Капитально же промыли парню мозги. Добавляет виноватым тоном, — Нам нельзя просто так… Над нами смеяться будут! — господи, какие же они ещё мальчишки.
И смех и грех. Будто игра в войнушку… Где мы, что с нами — не волнует. Главное — знаменитый гонор. Солдат — из сухопутных, а морская пехота обязана быть круче. Что предпринять? Чего доброго — меня не послушаются. И пропадут. Засада. Ох! Ладно. Лезу в боковой карман куртки и достаю на свет божий многострадальный "Макаров". Вид у оружия весьма жалкий. На масляно блестящее воронение густо налипла вездесущая лесная труха. Однако, у морпехов дружно вытягиваются лица… Такой подставы они не ждали.
— Сойдет? — разведчики долго озадаченно пялятся на меня, потом переглядываются… Происходящее, явный римейк комедии "Свадьба в Малиновке". Черт дергает меня за язык, и я добавляю сакраментальное, — Власть переменилась! — реакция нулевая. Молодежь. Классику они не смотрят…
— В воздух стрельните! — неожиданно просит тот, что недавно брал меня в плен, — Пожалуйста! — Вероятно, остатки приличия требуют наличия свидетелей, которые подтвердят угрозу жизни в момент сдачи. Ха, что мне, жалко?
Пальба в лесной тишине — явление чрезвычайное. Одно дело в тире (там все стреляют, вроде так и надо). Когда занимаешься этим в одиночку, ощущения совершенно другие… Может быть — просто давно не стреляла? На всякий случай, я и после выстрела продолжила держать оружие стволом вверх (на всех стрелковых курсах техникой безопасности ездят по мозгам беспощадно, загоняя в подкорку рефлекс — "на людей оружие никогда не наводить"). Так нас и застали набежавшие грибники. Двое "стоящих вольно" разведчиков, растирающий зверски вывернутые руки солдатик… и три автомата, аккуратно прислоненных к ближайшему дереву. Кино и немцы. Между прочим, после моего ба-баха, в зарослях напротив что-то подозрительно захрустело, поспешно удаляясь в чащу. Если там реально ждал в засаде медведь, он видимо решил, что становится слишком людно…
— Куда?! Всем оставаться на местах! — вооруженный таким же "Макаровым" мужик с левого фланга, как и полагается в подобных случаях, прибежал к месту ЧП самым последним. То ли он астроном, то ли геофизик… Пришельцев из леса окружили любопытные. Я, от греха подальше, спрятала пистолет обратно в карман…
— Мальчики, вы откуда здесь взялись? — нормальный первый вопрос, не? Словно бы мы у себя в России…
— С гор спустились, за спичками, — пытаются те шутить в ответ, — впрочем, легкий тон пока не уместен.
— Выворачивайте карманы! — солдат, в меру сил, пытается повернуть бредовую ситуацию себе на пользу.
— А ху-ху не хо-хо? — демонстративно не замечает дерзкого требования морской пехотинец. Опять статусные игры… Сдаваться "терпиле" — тоже западло. Моя кандидатура престижнее.
— Что случилось? — подключается к разговору мужик, бегло оценив расклад, — Парни вы откуда? А-а-а…
— Пусть рацию вернут! — пытается вставить свои пять копеек наш охранник, — Мне её под роспись выдали!
— На, подавись! — предмет спора летит на землю и глубоко зарывается в опавшую хвою.
— Это не моя рация! — доносится в ответ, — У моей, угол был не ободранный… и номер — белой краской…
— Галина, — вот и до меня очередь дошла, — Что тут происходит?! — мужик, на всякий случай, не выпускает из руки пистолет, хотя, в отличие от меня, держит его стволом вниз.
— Да вот, — морпехи смотрят умоляюще и я понимаю, что пора соблюдать "условия почетной сдачи", — Мы сейчас пленных взяли! — что бы такое быстро придумать и отвлечь внимание? — Надо о них сообщить в лагерь!
— В радио аккумулятор сел, — отзывается "научник". Как, у него тоже? Что сегодня за день такой?
— Отдавай рацию! — продолжает упорствовать солдат. В памяти что-то щелкает… Володя… Он постоянно мне повторял — "Всегда держи при себе запасную обойму и аккумулятор к рации". Ну-ка, проверим… Есть!
— Такой подойдет? — плоский брусок 6НКГЦ-0,94 лежит в нагрудном кармане так давно, я о нем забыла…
— Вполне! — мужик требовательно протягивает морпеху руку и без звука получает в неё средство связи…
— Ой, что это такое?! — вместе с поспешно выдернутым трофеем из кармана разведчика тянется подкладка, вслед за рацией на землю вперемешку сыплются шишки кедрового стланика и пучки мягкого белого мха.
Никогда не видела, что бы люди так ярко и быстро краснели… Сразу — от шеи до кончиков ушей. Можно подумать, сейчас случилось что-то ужасно постыдное или унизительное. По мнению пленного — разрушающее его брутальный имидж, в глазах обступивших женщин. На мой взгляд, обычная местная флора. Вполне знакомая… или что-то напоминающая…
— Подтирочный материал… — констатирует мужик, мельком глянув вниз, — Если лопать нечищеные орехи прямо немытыми руками, то понос гарантирован, — по-видимому, он угадал, так как краснеет и второй морпех.
— Мы с позавчера ничего не ели! — зло бросает он в лицо мужику, — Пока вы здесь антиконституционные перевороты устраиваете! — проговорился… Значит, они плыли обратно не просто так, а восстанавливать "демократический капитализм с человеческим лицом". Раз уж "воссоединение с царизмом" обломалось. Здорово их накрутили… Про факт ограбления продуктового склада экспедиции — не сказали (даже начальника склада бросили на заклание), зато про "переворот" — довели до сведения заранее. Из цинично обреченных на голодную смерть работяг вылепили "образ врага"… Кажется, это называется "демонизация жертвы". Выходит, ребята далеко не так простодушны, как пытаются показаться. Если бы не пара голодных ночей и очевидный провал затеи — фиг бы я с ними о чем-то договорилась. Солдата-то они скрутили без звука. Да и со мною, похоже, больше прибеднялись-придурялись, не зная заранее, какой взять верный тон. Грустно… Начинаю понимать Ахинеева…
— Переходи на сторону зла! — тем временем парирует словесный выпад "научник", — У нас есть печеньки.
Когда-то давно, на школьном "уроке мужества", совсем старенькая ссохшаяся бабушка, пережившая Блокаду, рассказывала нам про тогдашние порядки. В частности, про мудрое правило — "никогда не шутить с голодными о еде". Юмор — всегда очень личное. Неловким словом можно нажить смертельного врага даже среди изобилия и достатка. Достаточно тронуть больную тему. С влюбленным, скажем, опасно шутить о предмете его страсти. Проявлять бестактность по отношению к врагу, который наверняка останется в живых — тем более неосмотрительно. Мне так кажется… В общем, это надо было видеть — лица обеих морпехов озарила совершенно детская надежда. Ведь здоровенные лбы… и прямо скажем — убийцы, а ведут себя — как будто сейчас появится добрая мама и накормит горячим борщом…
— Правда?! — кадыки дернулись, выдав голодный глоток слюны. Не могу на такое смотреть. Не хочу…
— Держите! — вчера со мной поделился обедом Ахинеев, настала наша очередь делать добрые дела.
— Шпасифо… — Жуют давясь… Два неровных хлебца подозрительного зелено-коричневого оттенка нашли благодарный прием. Хорошо, что их было два… Не представляю, каково делить еду на глазах у голодных… А вдруг ошибешься? Зато, теперь я знаю, каким взглядом смотрел на Робинзона Крузо пресловутый козленок. Воистину, "кто кормит народ — тот и власть". Древний природный инстинкт, глубоко прошитый в мозгах.
Окружающие, кстати, мой жест не оценили. Тетки тупо промолчали (видимо, до них уже что-то начало доходить), зато солдат скривился, а "научник" — вообще плюнул на землю, с очевидным отвращением. Чего? С трудом расслышала обрывок вполголоса произнесенной фразы. Гм… При чем здесь какая-то "бочка варенья и корзина печенья"? Это — сказка или стишок? Всё же старшее поколение — не от мира сего. Правильно про них говорил Володя — "инкубаторские". Одновременно смеются одинаковым не смешным фразам. Вообще, многое делают и понимают одинаково… Понять такую зажатость умом можно. Страшно сказать — на всю страну всего два телевизионных канала (не считая местных, тогда — где три, а где целых четыре). Как такое убожество могло сочетаться с индустриальной мощью ядерной и космической сверхдержавы — загадка века. Папа данную тему обсуждать не любил, а с мамой мы на такие темы не разговаривали. Выходит, зря… Надо было расспросить… Съели… До последней крошки. Облизав ладони… Теперь глядят глупо и благодарно, как бычки на скотобойне. Согласно брошюре по прикладной психологии (и такое приходилось читать, ага) — самое время начать допрос. А оно мне надо? Хотя… Нет, не успела. "Научник" опередил. Приладил на плечо трофейный автомат и спросил:
— Откуда ягель взяли? — странно, то же самое только что хотела спросить сама.
— Чего? — похоже, они и слова-то такого не знают.
— Вот этот белый мох, — мужик протягивает мне веточку, приставшую к отнятой рации. Подмигивает, — Хорош! Сам бы ел, да нечем жопу вытирать… — острота весьма сомнительного свойства. И всё же?
— Оно на горе росло. Много! — мне бы они отвечали охотнее. По тону чувствуется… Поддержать разговор?
— Ребята, это важно. До сих пор мы думали, что ближайшие заросли ягеля на острове Ольхон. Далеко.
— Да полно его, возле самой верхотуры. Все проплешины заплел, — понятно, оттуда они за нами следили.
— Найдете дорогу? — кажется, в технике допроса этот прием называется "склонением к сотрудничеству".
— Запросто! — их и склонять не надо. Даниэль Дефо прав. Вовремя скормленные "печеньки" сломали лед… — А нафига? — действительно, у голодающих атрофировано чувство юмора. Оценить слова мужика не смогли.
— Пищевая добавка, — кулинарный термин более уместен, чем банально-медицинское "антисептик"…
— Серьезно? Неужели для этого самого? — жестом обозначает съеденные хлебцы.
— В том числе… Один-два процента примеси к муке предотвращают её гниение. На раны тоже можно прикладывать. Мы не знали, что он есть совсем под боком.
— Ну, вы, блин, даете! — вот эту фразочку, из "Особенностей национальной охоты", очень любит папа.
— Жить захочешь — не так раскорячишься, — взаимный контакт установлен. Война отменяется. Пронесло…
Делу время — потехе час. Народ потихоньку потянулся обратно к "рабочим местам", ориентируясь по лежащим там и сям полным пакетам с собранными грибами. Солдат (с двумя автоматами за спиной) повел "пополнение" к тросовой переправе. Несколько нахально, но разумно. Лишних две пары рабочих рук — очень кстати. Тем более, что его собственные пострадали. Пускай действительно сегодня потаскают общую добычу. Только "научник" помедлил, глядя в удаляющиеся камуфлированные спины и стриженные затылки. Потом выдал:
— Сторожевую собаку, берущую корм из чужих рук — надо убивать без разговоров! — это у него аллегория? Мрачновато… И несправедливо, мне кажется. А я-то подумала, всё уладилось.
— Зря вы так строго, — черт, не вовремя выскочило из памяти имя, — Самые обычные современные ребята.
— Когда я в их возрасте служил "срочную", мы как-то раз, на учениях, целых три дня без корки хлеба просидели… Переправу одну стерегли… А потом, ещё добрых полдня — ждали транспорт. "Посредник" предлагал, своей властью, устроить нам прием пищи в столовой "условного противника". Взводный его послал. Из принципа… "На войне, как на войне!" А вот это… сраное "поколение Пепси"… сходу продалось за два горелых сухаря.
— Когда такое было? — чисто из вежливости поинтересовалась.
— В Союзе, ещё при Черненко… — вот так-так. Каждый меряет чужую мораль по себе. Похоже, что мне повезло — выбрала правильную сторону. Только конкретных ребят тоже жалко.
Между прочим, я вон, тоже, недавно, вдребезги разругалась с папой… по поводу моего фактического перехода на службу в военизированную организацию. Не говорить же ему правду о проекте "Остров"? А форму "со склада" без подгонки-подшивки тоже не наденешь. Увидел. Заспорили. В некоторых вопросах он у меня идейно упертый. "Научник", видно, тоже. Забыли, господа высоколобые интеллигенты, что призывная армия России снова, как сто лет назад — поголовно рабоче-крестьянская. Народились первые послесоветские дети. Если ребята из провинции, то вполне могли, на собственной шкуре, отведать голода в 90-х годах… Так что, нечего нагнетать пафос. Психология у морпехов — конкретно-приземленная. Кормят-заботятся — мы служим. Если нас посылают — то и мы посылаем. Верю, что бывшего советского солдата — трясет от такой "непосредственности" при исполнении воинского долга. Но, отличие от идейно накрученных времен "совка", измена "работодателю" сегодня — норма поведения… Только разьяснять всё это без толку. Правильно старуха-блокадница излагала. Сытые шутки голодный не разумеет… Конфликт поколений! Забавно, что для морпехов, если посмотреть на ситуацию с их стороны, воплощение "красной идеи" — это в первую очередь бешеные пенсионеры-зюгановцы. М-м-дя…
— Галина, вы считаете, я не прав? — не умею владеть лицом. Что-то мужик по моей физиономии прочитал.
— У вас было разное детство… — попробую намекнуть деликатно, если умный — поймет, — Парни из самых социальных низов. Что они видели? Явно, ни на компьютерные приставки, ни на обычное кино в семье денег не было. Прибитые к полу деревянные игрушки… Нехватка витаминов… "Улицы разбитых фонарей" по TV. И, тем не менее, каких "рексов" воспитали! Только ткни пальцем — любого порвут.
— Рексов? — мужик хмыкает. Черт, я уже, по умолчанию, приняла его терминологию… — "Верного Руслана" читали? — впервые слышу про такую книгу, — Зайдите, после работы. У меня, в электронной "е-буке" — он есть.
— Про кого там? — пора заканчивать пустой треп.
— История жизни служебной собаки из роты охраны концентрационного лагеря, — ну, у дяди и сравнения!
— Оно мне надо? — грубовато, но вырвалось. Какая литература? Тут не знаешь, доживешь ли до завтра…
— Пригодится. Для общего развития… Нам всем теперь вместе жить.
Рабочий день без обеденного перерыва кажется бесконечным. Нудная монотонная работа отупляет. Если глаза открыты — перед ними сучья, хвоя и грибы. Если глаза закрыты — перед ними продолжают мелькать сучья, хвоя и грибы. Утренний инцидент казался к вечеру далеким прошлым. Поездка по канату — нормальным видом транспорта (кто за день наползался, сидя на корточках в куширях — тот поймет). Ужин удивил разнообразием. Первое, второе и третье. Похлебка, салат из дикоросов и чай (или что там теперь вместо чая). Это — не считая уже знакомых, подгоревших до хруста грибных хлебцов… Первая смена освобождала столовую на наших глазах. "Трофейные" морские пехотинцы (вопреки моим ожиданиям), честно отработав до темноты, пристроились питаться вместе с нами. Правда — на противоположном от "научника" с солдатом" конце стола… Рядом со мною. Умилительно…
Проголодались ребята крепко. Кстати, сегодняшняя похлебка оказалась не в пример вкуснее вчерашней… А ещё — столешница украсилась несколькими мисками с горной породой, искристо блестящей в электрическом свете. Россыпь прозрачных кубиков разной крупности. От совсем крошечных, до размером с горошину. Похоже, кто-то из кухонного наряда обнаружил у себя склонность к дизайну. Вместо цветов что ли? Издали похоже на битое автомобильное стекло. Зачем, среди продуктов, такое? Не дай бог, кто-то в рот потащит. О! Уже. Один из моих "подшефных". И второй туда же потянулся. Нет, это уже за пределами добра и зла. Привыкли жрать что ни попадя… Видно же — для красоты поставлено.
— Зачем гадость в тарелку сыплешь? — за спиной раскатывается невоспитанный гогот кухонного наряда. Что я не так сказала?
— Говорил тебе? Проспорил! Подставляй лоб! — оборачиваюсь. Один из поваров лупит другому щелбан…
— Галина Олеговна, это соль! — правда? Осторожно подцепляю пальцем самый крупный кристалл. Кладу в рот… М-м-м!
— Обалдеть! — смутно вспоминаю почти забытую школьную экскурсию в минералогический музей. Похожа! Вот ты какая, знаменитая "каменная соль"…
— Народ, откуда нямка? — забавно наблюдать, как оживляется собрание, обнаружив на столе новое блюдо. То не обращали внимания, а теперь, вдруг, потянулись наперегонки, сосут и лижут, будто отсталые папуасы из африканских джунглей.
— Доставили на пробу, — оказывается, "научник" исподволь наблюдал за происходящим, не подавая вида, — По наводке геологов, саперы вскрыли линзовое месторождение галита. Будем с солью. Приятного аппетита…
— Откуда известно? — он вернулся в лагерь раньше всех, но зачем-то дождался в столовой нашу бригаду.
— Радио надо было слушать! — только мне заботы, слушать ваше радио. Колхозный стан 30-х годов, блин…
— Пропаганду не могу терпеть с детства, — хватит мне громовой утренней побудки "Маршем энтузиастов".
— Это вы напрасно, — ухмыляется непонятно чему, — Во-первых, держите обещанную книжку, — специально явился к ужину, что бы всучить мне "е-бук" с неведомым "Верным Русланом"? — Во-вторых, нас всех сегодня к девяти вечера приглашают в штаб, — опять ухмыляется, — Вы у нас, теперь — героиня подавления путча! — чего?
В темноте штабной "модуль" смотрится ещё представительнее, чем на свету. После рабочего дня в лесу его великолепие смущает вопиющей ирреальностью. Знакомые кожаные кресла на колесиках и люминесцентные лампы раздражают, как невозвратимый кусок прежней жизни, сохраненный здесь ради изощренной насмешки. За каким бесом тут собрали всю нашу компанию — не пойму. Сборищем распоряжаются Ленка и вездесущий Ахинеев. В углу пристроился черный от усталости Соколов…
Ого! К воротам наскоро обметенных щетками курток цепляют маленькие микрофоны. Перед каждым — стакан с желтоватым отваром. В центре стола — графин с водой. Со штатива хищно целится глазок телекамеры. Ни дать, ни взять — телестудия. Будут брать интервью? Кому это сегодня надо? Тут едва с голоду не померли… Кругом тайга и дикие звери… Народ реально вымотался. После обильного ужина сами собою слипаются глаза…
— Раз-раз-раз! — ведущие (если так их можно назвать) эта парочка. Соколова впихнули между мной и морпехом. С другой стороны стола — "научник", второй морпех и солдат, которого мы у них отбили, — Эфир!
— Говорит "Радио-Ангара"… — нечеловечески интимным голосом (таким шепчут на весь зал дикторши столичных аэропортов) начинает Ленка, — Передаем сигналы точного времени… Начало шестого сигнала соответствует двадцати одному часу! — электронное табло на стене подтверждает её слова. Обещанного писка не слышно. Вероятно, он транслируется в сеть мимо микрофона, — Добрый вечер, товарищи… Начинаем пробную передачу из студии "Радио-Ангара"! Последние известия! Вести с полей! — я так и знала. Без затертых словесных штампов — невозможно.
Не удержавшись, растираю руками закрывающиеся веки. Соколов понимающе пододвигает стакан с отваром… Ой! Они туда даже сахара положили… Вместе с теплой подслащенной водичкой в организм робко проникает искусственная бодрость. Служивые, глядя на меня, тоже тянутся к напитку-стимулятору. Жизнь налаживается! Ленка, почти не заглядывая в бумажку, повторяет уже известное из краткого пересказа в столовой. Про попытку высадки. Про короткую перестрелку на пристани. Про то, как наш лысый завхоз, на голой наглости, граничащей с самопожертвованием, перехватил инициативу у командования десантом и в одиночку (а с виду и не скажешь) собственноручно задавил конфликт. Герой!
— … А теперь, от лица руководства экспедиции, — Ленка делает Соколову знак-приглашение, но тот отмахивается и она, будто не заметив запинки, продолжает, — позвольте всех поздравить с окончанием нашей маленькой Гражданской войны! В настоящий момент численность коллектива составляет 357 человек, за вычетом убитых. Пропавших без вести — нет. Личности погибших и места их захоронения (за исключением утонувших в Ангаре) достоверно установлены… Современное хозяйственное состояние вам известно. Настал удобный момент для выяснения внутренних отношений. Ради простоты и наглядности, решено провести обсуждение вопроса, как ток-шоу, непосредственно в прямом эфире. Прошу!
— Добрый вечер, дамы и господа бывшие товарищи! — Ахинеев не может обойтись без подколов, — Все вы уже знаете об втором утреннем конфликте. Все его участники собрались в студии. Начинаем дискурс под кодовым названием — "Двое из леса или назад в СССР". Вопросы выступающим можно задавать в прямом эфире. Звонки принимаются через телефонный коммутатор, по позывному "Радио-Ангара".