Северный олень не отличается ни красотой, ни благородством осанки, ни грацией в движениях. Туловище и шея у него длинноваты, а ноги коротковаты, и от этого он выглядит приземистым, даже неказистым. Нет в нем прелестной стройности пятнистого оленя или косули, горделивой осанки изюбра или марала, мощи лося. И нравом он прост, без хитрости. Даже рогами дитя тундры обойдено — они кустисты, малосимметричны и далеко не так красивы, как у родственников по семейству. Правда, их носят и самцы, и самки.

Но и у северного оленя есть много преимуществ и достоинств. Он не грациозен, но как неприхотлив и практичен! Всем своим складом, вплоть до мелочей, олень великолепно приспособлен к трудному существованию в самых суровых краях Земли. Зимой у него плотная, изумительно теплая «шуба», в которой не страшны свирепые морозы и пронзительные ветры. Его ноги очень подвижны в суставах, а копыта большие, с острыми краями, широко раздвигающиеся, с густой щеткой крепчайших волос между роговыми пальцами. С такой «обувью» весовая нагрузка на снег у северного оленя гораздо меньше, чем у пятнистого, благородного или другого родича. Меньше даже, чем у лося, и не просто меньше, а в четыре раза. Не копыта, а снегоступы. Они выручают не только в снегах, но и в топи непролазных тундровых болот, которые для него тоже свой дом. Благодаря подвижным суставам ему не страшны ни глубокий снег, ни гололед, ни кочки.

Северного оленя с полным правом называют «вездеходом» еще и потому, что он легко и быстро плавает, без труда и страха преодолевает такие широкие реки, как Енисей, Лена или Амур, и даже морские проливы шириной в несколько километров. Северный олень быстр и неутомим в беге. Марафонскую дистанцию в 42 километра 195 метров преодолевает всего за один час три минуты, а на более коротких расстояниях пятидесятикилометровая скорость ему дается легко и свободно.

А какая поразительная выносливость: с вьюком до 80 килограммов домашний олень может за день пробежать 100–120 километров!

За быстроту, выносливость и легкость бега его называют «земными крыльями». Мчится олень под окрики погонщика ровной размашистой рысью, будто не тянет он тяжелые нарты, или не взгроможден ему на спину вьюк, или не сидит на нем седок. Да не по дороге мчится, а по заснеженной тундре, зарослям низкого цепкого кустарника, болотам, торфяникам, кочкам. Погонщик устает покрикивать, а он все бежит: покорно, безропотно и даже как-то старательно.

Оттого-то так понравилась народам Севера песня: «… пароход — хорошо, самолет — хорошо, а олени лучше». Олени никогда не подведут, всегда выручат.

Вот только на скалах и горных кручах наш герой слабоват: не приспособлен к ним. Но зачем ему они? Пусть там живут горные бараны. А оленю милы совсем другие места: тундра, разреженные заболоченные леса, мари, пологие лесистые горы.

Олень не только стремителен в беге и вынослив, он еще чуток и осторожен. У него тонкое обоняние, отличный слух и неплохое зрение. По ветру опасность может зачуять за два — три километра. Это домашние олени к человеку привыкли, а попробуй подойти к дикому, или, как их называют, «дикарю», за 500–700 метров!

Родина северного оленя — тундра, и ее без оленя представить невозможно, но он обитает и в обширных северных таежных лесах, в основном в редкостойных и заболоченных, в горах с пологими склонами и гольцами с тундрой в предгорьях.

Северные олени бывают тундровые и лесные. Первые летом живут в тундре и на арктических островах, а зимой уходят далеко в лесотундру. Вторые же более оседлы, потому что в радиусе какой-нибудь сотни километров они без особого труда летом находят и прохладу, и обильную пищу, и зиму успешно переживают. Они удивительно приспособлены к существованию в холодных краях, а жару не любят, даже боятся ее.

Если вы хотите наглядно представить, где живет олень, взгляните на карту Северного полушария и проведите линию от Осло, через Стокгольм, Хельсинки к Байкалу и далее к Южно-Сахалинску. Все, что к северу от этой «секущей», — земля северного оленя. Даже Шпицберген, Новая Земля, остров Врангеля.

Живет он и на американском континенте, к северу от Великих озер — в Канаде и на Аляске. Там северного оленя зовут карибу, но биологически это тот же вид. Карибу тоже бывает и лесным, и тундровым. Образуют они около десятка огромных стад, у которых свои места обитания как зимой, так и летом, свои миграционные пути, места отела. Тундровый карибу много кочует, лесной ведет более оседлый образ жизни.

Северные олени — вечные скитальцы. Их сезонные миграции измеряются многими сотнями километров. Поздней весной и почти все лето они живут в тундре у Северного Ледовитого океана, на арктических островах, где в это время полярный день, беспрерывно светит и даже греет солнце. Приятная прохлада с ветерком, обилие разнообразного зеленого корма, подрастающее потомство — казалось бы, всем хороша жизнь, но отравляют ее волки, оводы и кровососы. Особенно досаждают носоглоточный и подкожный оводы.

Носоглоточный с фанатичной настойчивостью гудит перед мордой до тех пор, пока не забрызнет тьму личинок-паразитов в ноздри несчастного животного. А шустрые личинки по слизистой оболочке стремятся попасть в носоглотку, иногда забираются и в слуховые проходы, где накрепко присасываются к живой ткани, затрудняя оленям и дыхание, и кормежку. Северные олени почти поголовно поражены ими. Закончив паразитическое развитие, личинки в начале лета покидают своих хозяев, чтобы спустя месяц новые полчища оводов с ожесточением набросились на них.

Подкожный овод свои личинки откладывает под кожу животных, немилосердно прокусывая ее на спине, боках, задних ногах, особенно на крупе. Как жаль, что нет у оленя длинного хвоста, чтобы хлестать им врагов! К концу зимы под кожей оленя развивается несколько сот личинок, иногда больше тысячи. К весне они с желудь. Представьте себе несколько сот таких «желудей», мучительно сосущих живые соки зверя. Полностью созрев, личинки-«желуди» пробуравливают кожу оленя и выпадают. Бедный олень от этого почти весь кровоточит. А летом все сначала.

А тут еще комары, мошка и прочие кровососы. И спасение от них — у моря, повыше в горах, где ледники и наледи, прохладный ветер.

И все же летом оленю лучше, чем зимой. Ест он всякую зелень, побеги кустарников, берез, ив, пушицу, болотный хвощ, осоки, щавель, бобовые. Очень любит ягоды и особенно грибы. Иногда северный олень не прочь съесть зазевавшегося лемминга, кладку яиц и птенцов в найденном гнезде, а домашние не упустят возможности стащить у хозяев сушеную, а еще лучше — соленую рыбу.

Кажется, летом у оленя главная забота — еда. Пасется две трети суток и лишь треть отдыхает. За наиболее лакомой пищей зверь много ходит — до 30 километров в сутки. Тут схватит пучок нежных всходов трав, там откусит молодой побег крошечной березки, а то цветок заметит.

К концу лета, хотя оно и короткое, олени сильно прибавляют в весе, шерсть их лоснится. У быков слой подкожного жира достигает шести — восьми сантиметров, а они все едят и едят, готовясь к долгой, суровой и голодной зиме, которую можно пережить, лишь накопив за лето сил.

Олени на редкость дружны, общительны и симпатично-добродушны, почти весь год ведут стадный образ жизни. В августе, раздобревшие, в ровной дымчатой шерсти с белыми подпалинами, с новыми рогами, они великолепны. От избытка сил бегают с телячьей непосредственностью, забросив рога на спину.

Когда солнце станет уходить за горизонт, поблекнут и пожухнут травы, по-осеннему раскрасятся листья кустарников, низкое серое небо заморосит холодными нудными дождями и потянут промозглые северные ветры, олени начнут собираться в табунки, потом в табуны и стада и как бы под эскортом спешащих к югу стай птиц будут передвигаться тоже к югу, к лесотундре и редколесью. Сначала медленно и нехотя, а когда наступят холода — быстро, торопливо, до сотни километров в сутки.

Как бесчисленные ручейки и речки рождают могучие реки, так и олени с каждым километром к югу сбиваются в стада, в которых иногда скапливается по нескольку сот тысяч голов. Живая лавина то рассредоточится для кормежки и отдыха, то снова сольется в широкий поток колышущихся тел и рогов на трассе великих оленьих странствий.

Они будут идти около полутора месяцев, одолев за это время 300–400, а то и 600–700 километров, а потом, достигнув зимних мест обитания, снова разбредутся в бесчисленных табунках и станут готовиться к зимним испытаниям.

Самое страшное для оленя зимой не снег и холод, а недостаток корма: лист опал, высохшая трава ушла под снег. Пусто кругом, бело. И в это время спасает оленя ягель, или олений мох — небольшой неказистый лишайник, растущий плотным ковром. Его, кажется, кроме оленя да снежного барана, никто и не ест. В нем довольно много усваиваемых организмом углеводов, однако это для оленя всего-навсего энергетический материал и ни в коем случае не «строительный». Потому-то оленята зимой не растут, а взрослые день ото дня худеют, медленно и экономно расходуя накопленное летом.

Нелегко искать и доставать ягель из-под метровых снегов. И хотя оленьи копыта к зиме отрастают еще больше, а в сложенном состоянии похожи на большую ложку с острыми краями, как бы специально созданную природой для разгребания плотного снега, все же трудно достается оленям этот «хлеб». Чтобы добыть пять-шесть килограммов, а ягель зимой сухой, как порох, много приходится потрудиться. И так месяцев семь-восемь, а на арктических островах и все девять. Олень будто создан природой для ягеля, а ягель — для оленя.

Но не одним ягелем сыт северный олень.

Домашние олени просто вынуждены подолгу питаться им, так как оленеводы пригоняют их на ягельник. Оленеводам в теплых чумах да с запасом пищи что там зима! А олени копытят и копытят, да все ягель и ягель.

Другое дело — у «дикарей». Те свободны и корм свой в поисках разнообразят. Ягель остается главным, но кроме него в желудок попадают и ушедшие под снег зелеными травы, и карликовые кустарнички, и засохшие листья, и древесные мхи с лишайниками. Дикий олень от ягельных пастбищ далеко не так зависим, как домашний.

В растительной пище, а особенно в ягеле, очень мало минеральных веществ, и олени испытывают сильный недостаток соли. Вряд ли какое другое животное так жадно набрасывается на соль, как северный олень. Домашние олени добросовестно служат человеку всего лишь за горсточку соли, а дикие к концу зимы, когда организм чуть ли не кричит от недостатка минеральных веществ, выходят к рекам и грызут бурые наледи, в которых солей лишь немного больше, чем в пресной воде. Они часто даже обгрызают друг у друга рога.

Надо заметить, что часть оленей остается на зимовку в тундре и на островах Ледовитого океана, где и ягеля меньше, и добывать его из-под снега труднее. Вроде бы удивительно, почему эти-то звери не ушли к югу. Но не в том ли причина, что в компенсацию за лишения и трудности с кормами они избавляются от необходимости совершать такие длинные и нелегкие путешествия — осенью на юг, весной на север?

По дороге на юг у оленей проходит гон, который длится две-три недели. И хотя происходит задержка в пути, она оправдана вечным зовом — продлением рода.

Время гона — сентябрь — ноябрь, хотя в каждом конкретном регионе свои сроки. Беременность у оленух длится в среднем семь с половиной месяцев, и весной теленок должен появиться на свет сразу же по возвращении в тундру, на худой конец — на подходе к ней.

Гон у северных оленей полон страстей. Сильные быки стараются завоевать подруг числом поболее и образовать гарем. Заполучив его, они постоянно дерутся, храпят, бодаются, становятся на дыбы, следят за верностью своих подруг. Быкам не до еды, и они от таких забот сильно худеют.

Но страсти скоро утихают, и снова в путь. Измотавшиеся самцы даже теряют рога и уединяются холостяцкими группами. О подругах забывают напрочь, заботясь лишь о своем пропитании. Но не так-то просто восстановить быкам утраченные силы, и за свои страсти платят они жизнями: ослабевшие гораздо чаще самок гибнут в волчьих зубах.

…В марте еще холодно и снежно, лишь появляются весенние запахи, а олени уже поглядывают на север, как бы о чем-то раздумывая, что-то вспоминая. Там их родина. Особенно волнуются беременные важенки. Инстинкт тянет их туда неодолимо, и они начинают подчиняться его силе, трогаясь первыми. Медленно, по три-четыре километра в день, с отдыхом и кормежкой, но с каждым днем все быстрее. Иной раз до 40–60 километров в сутки. Снова живые лавины устремляются к северу. По тем же извечным путям. И безошибочно приходят туда, где были год назад, где когда-то родились.

Вроде бы странно: куда так спешили оленухи, если пришли они в тундру еще в сильные морозы и глубокие снега, где то и дело завывает пурга? Стада самцов еще далеко, они появятся недели через две… А спешат важенки из-за оленят. Те родятся еще в снег и мороз, и матерям очень трудно кормить их, согревать, но важенки все преодолеют, лишь бы через месяц, когда все вокруг зазеленеет и появятся тучи оводов и кровососов, их малыши окрепли и развились. Оленята во что бы то ни стало должны за короткое лето вырасти и войти в силу, необходимую для первой трудной осенней кочевки и длинной холодной зимы.

Оленуха родит обычно одного, редко двух телят. Весят они шесть-семь килограммов и уже отлично развиты: видят, слышат. Всего час олененку от роду, а он встает на ноги, еще через час ходит, а вскоре со знанием дела сосет мать. В недельном возрасте не только быстро бегает, но и способен переплыть большую реку с ледяной водой.

Важенка исключительно заботливая мать. Она постоянно вылизывает своего сосунка, закрывает его от ветра и снега, хорканьем зовет за собой, когда надо идти. Мать и дитя быстро и крепко запоминают голоса и запах друг друга. А научившись сосать и неотступно следовать за матерью, олененок уже не так боится в суровом мире тундры. Мать его всегда выручит, всегда поможет.

На материнском молоке, богатом жиром, белками, минеральными веществами, витаминами и микроэлементами, теленок растет не по дням, а по часам. Особенно со второго месяца, когда начинает вовсю есть зелень и в то же время продолжает сосать мать. К осени он уже в красе и силе, даже украшен небольшими рожками. Поголовье северного оленя от весны к осени возрастает на 25–35 процентов — в общем-то неплохо.

Всю длинную, как вечность, ночную полярную зиму с ее морозами и вьюгами мать и олененок тоже вместе. Она учит его теперь добывать ягель из-под снега, вовремя уходить от гибельных метелей. Лишь весной, когда у оленухи появится очередной малыш, подросток теряет внимание матери — у нее отныне новые заботы.

У всякого животного есть друзья и враги. У северного оленя врагов не так уж и много, но среди них один просто страшен — волк. Серый разбойник постоянно «пасет» стада диких и домашних оленей, следуя за ними всюду, и наносит им серьезный и постоянный урон. Идиллическая картина почти мирного сосуществования волка и карибу в Канаде, красочно описанная Фарли Моуэтом в интересной книге «Не кричи: волки!», для стран, в которых распространен северный олень, не характерна и не верна. Никогда не было между этим хищником и его постоянной жертвой ни мира, ни справедливости.

Вред домашнему оленеводству от волков и в другом. Гоняя и постоянно пугая важенок весной, они существенно снижают плодовитость стад. Потом все лето легко и с циничной жестокостью режут телят. А осенью, при обучении молодняка, хищники разгоняют стада домашних оленей, и пастухи их теряют, или они присоединяются к диким собратьям.

Олень, если он в силе, обнаружив волка, не паникует, но все время следит за расстоянием до него, как бы хорошо зная предельное расстояние опасности для своей жизни.

Максимальная скорость бега волка на короткие дистанции — 23–24 метра в секунду — на полтора метра больше, чем у здорового оленя. Но с такой скоростью волк способен бежать лишь несколько минут и быстро выдыхается, а выносливый олень сохраняет скорость гораздо дольше. И представьте теперь такой вариант погони.

Волку удалось подкрасться к оленю на полсотни метров. Стремительный, как шквал ветра, бросок хищника. С каждой секундой расстояние сокращается на полтора метра. Полминуты — и волк уже рядом. Оленю бы выдержать еще немного времени этой страшной погони, но…

А если бы волк начал нападение с двух сотен метров, вряд ли оно было бы успешным. Атака с расстояния в 500–600 метров совсем бесполезна. Лишь стельных важенок, ослабевших старых да больных оленей может догнать хищник. Но те бдительны, а зачуяв врага, убегают, не испытывая судьбу.

Чаще волки стремятся напасть на стадо врасплох, вызвать в нем панику и уж тогда режут всех подряд. Это они умеют, и это им удается.

Северный олень — удивительно полезное животное, а для народов Севера он и большой друг, сама их жизнь. Они неспроста говорят: «Оленя нет — человека нет». Верно это и для более чем двадцати народов Крайнего Севера нашей страны. Верно это и для эскимосов и индейцев Аляски и Канады.

Многочисленность и покладистость северного оленя способствовали его приручению человеком. Случилось это исторически не так давно, эволюционно как вид он еще молод. Домашний олень часто сбегает и быстро дичает. Вернее его можно считать полуодомашненным животным.

Домашних северных оленей в Евразии сейчас значительно больше, чем диких. В России теперь живет два с половиной миллиона домашних и 800 тысяч диких оленей, а на Скандинавском полуострове — 40 тысяч диких и 200 тысяч домашних. В Гренландии, Исландии, Финляндии также есть и те, и другие.

На американский север в конце прошлого века завезли прирученных оленей из Евразии, но оленеводство там не развилось. Сейчас на 640 тысяч карибу приходится всего 20–30 тысяч одомашненных оленей.

В жизни человечества северный олень имеет немалое значение. В раскопках древних поселений, а во время Великих оледенений олень жил вплоть до Украины и Крыма, находят много различных предметов и даже оружие, изготовленное из его костей и рогов. В пещерах то и дело обнаруживают тысячелетней давности рисунки северных оленей и сцен охоты на них. Человек издавна хотел приручить это животное.

Удивительно: одомашненному оленю не надо ни сена, ни овса, ни стойла — корм добывает себе сам, спит под открытым небом, где застала ночь. Но как много он дает людям!

Во-первых, мясо в течение всего года, причем в мясе северного оленя не только много калорий, но есть витамины и микроэлементы, без которых жизнь человека невозможна. Страшный бич Севера — цинга, но для тех, кто ест сырую печенку и строганину из оленины, она не страшна.

Во-вторых, из оленьих шкур шьют замечательную теплую одежду. Шапки, брюки, кухлянки, даже легкие и теплые нательные рубашки, в которых можно спокойно работать в лютую стужу. А из продубленной замши из оленьих шкур шьют легкую и прочную летнюю одежду, спасающую от дождей, ветра и гнуса. Обувь, сшитая из камуса (меховых шкурок с оленьих ног), тепла и прочна. Шкуры используют для постройки юрт и чумов, которые в любое время можно быстро собрать и сложить на нарты. Ремни, арканы, упряжь, подшивку для лыж — что только не мастерят из оленьих шкур! А из сухожилий делают прочные нитки.

В-третьих, домашний олень по праву считается отличным работягой. Возит груженые нарты и по снегу, и без него, носит на себе вьюки и возит седоков с готовностью и покорностью лошади куда угодно. И на охоту тоже можно поехать верхом на олене по северным лиственничникам, высматривая и стреляя белок, выслеживая соболей. А при удобном случае этот олень и к своим диким собратьям подведет охотника на верный выстрел.

Но, несмотря на все это, отношение к оленю далеко не всегда было разумным и порядочным. Еще не так давно к дикому оленю относились почти враждебно, будто он мешал развитию домашнего оленеводства. Преследовали его, истребляли. Но потом, слава богу, эта ошибка была исправлена.

Трагическое время было и у американских карибу. Раньше их там водились миллионы. Но безрассудно жестокую охоту, часто лишь ради языка и шкуры, с дальнобойными винтовками и вездеходами, не выдержали и эти миллионы. К пятидесятым годам XX века карибу стало так мало, что американцы и канадцы не на шутку забеспокоились. Исчезни карибу — непоправимое горе пришло бы к эскимосам и индейцам. Но Канада и США вовремя и строго взялись за упорядочение охоты, за охрану и спасение карибу. Теперь кризис миновал, численность пошла на увеличение, скоро она достигнет миллиона. В этих двух странах твердо решили: карибу может жить рядом с человеком, если человек разрешит ему это.

У нас такой проблемы уже давно нет. Мы не просто разрешаем милому, доброму скитальцу тундры жить рядом, мы просим его об этом.